– Если не знаешь, то не испугаешься, – усмехнулся он. Но Марти и не думал пугаться, он так весело смеялся, что на следующий день живот болел от смеха.
Дядя Эл вытащил что-то из отделения для перчаток, а когда Марти подъехал к машине и остановился, положил мальчику на колени объемистый пакет.
– Вот, детка! – сказал он. – С Четвертым июля тебя.
Первое, что увидел Марти, – это причудливые китайские иероглифы на упаковке. Когда же он разглядел, что находится внутри, сердце мальчика сжалось от восторга. Целлофановый пакет был наполнен ракетами, петардами и бенгальскими огнями.
Вне себя от радости, Марти попытался заговорить, но не смог издать ни единого звука.
– Если ты зажжешь вот эти, они будут выбрасывать пламя самых разных цветов – как из пасти дракона. Трубочки с тонкими стержнями – это специальные ракеты для бутылок. Положи их в пустую бутылку из-под кока-колы и запускай. Вот эти, маленькие, дают фонтанчики искр. А это – «римские свечи»… Ну и, конечно, упаковка петард. Но их ты лучше запусти завтра.
Дядя Эл посмотрел в сторону бассейна, откуда доносились громкие звуки.
– Спасибо! – наконец выдохнул Марти. – Спасибо, дядя Эл!
– Только не говори маме, откуда ты это взял, – сказал дядя Эл. – Намек понял?
– Понял, понял, – пробормотал Марти, в действительности ничего не понимая. – Но тебе самому это точно не понадобится, дядя Эл?
– Я могу достать еще, – сказал дядя Эл. – Я знаю одного парня в Бриджтоне, он будет заниматься этим делом до темноты. – Эл положил руку на голову Марти. – Отпразднуй свое Четвертое июля, когда все лягут спать. Старайся не шуметь, чтобы никого не разбудить. И ради Христа не обожги себе руки, а то моя старшая сестра больше не захочет со мной разговаривать.
Дядя Эл засмеялся, сел в свою машину и завел мотор. Затем, приветственно помахав рукой Марти, все еще бормотавшему слова благодарности, он уехал. Марти долго глядел вслед дяде, стараясь сдержать подступившие слезы. Потом он положил пакет себе в рубашку и поехал в свою комнату. Теперь оставалось только дождаться момента, когда настанет ночь и все уснут.
Вечером он первый ложится спать. Входит мать и торопливо целует Марти, стараясь не смотреть на его похожие на спички ноги, обтянутые одеялом.
– У тебя все в порядке, Марти?
– Да, мамочка.
Она медлит, как будто собираясь сказать что-то еще, затем слегка качает головой и уходит.
Появляется сестра Марти – Кейти. Она его не целует, а просто наклоняет голову так низко, что Марти чувствует запах ее волос, и шепчет:
– Вот видишь?
Хоть ты и инвалид, но не всегда получаешь то, что хочешь.
– Au бы удивилась, если бы узнала, что я получил, – тихо говорит Марти, и сестра с подозрением смотрит на него, прежде чем уйти.
Последним входит отец и садится на край кровати.
– Все в порядке, малый? – своим бодряческим тоном говорит он. – Ты сегодня что-то рано лег спать. Действительно рано.
– Просто немного устал, папа.
– Ну ладно. – Своей большой рукой он хлопает Марти по ноге, подмигивает и поспешно встает. – Мне жаль, что так получилось с фейерверком, но все же подожди до следующего года! Эге-гей! Елки-палки!
Марти про себя улыбается.
Потом он ждет, когда все в доме отправятся спать, ждет довольно долго. В гостиной гремит телевизор, пронзительное хихиканье Кейти перекрывает смех за кадром. Дедушка в своей спальне с шумом спускает воду в туалете. Мама болтает по телефону, поздравляя кого-то с Четвертым июля. Да, очень жаль, что отменили фейерверк, но при сложившихся обстоятельствах каждый понимает, почему приняли такое решение. Да, Марти был очень разочарован. В конце беседы мать смеется, и ее смех совсем не кажется резким и отрывистым. Рядом с Марти она редко смеется.
Семь тридцать, восемь, девять. Время от времени рука Марти проскальзывает под подушку, чтобы удостовериться, там ли еще целлофановый пакет. Около девяти тридцати, когда луна поднимается достаточно высоко и заливает комнату Марти серебристым светом, дом наконец начинает погружаться в сон.
Телевизор выключается. Кейти отправляется в постель, ее протесты и слова о том, что все подруги летом ложатся поздно, остаются без внимания. После ее ухода родные Марти еще некоторое время сидят в гостиной, их голоса сливаются в сплошной невнятный гул, в котором не разобрать слов. И…..
Возможно, Марти задремал, потому что, когда он наконец берет в руки заветный пакет, в доме совершенно тихо и луна светит гораздо ярче – настолько ярко, что предметы в ее свете отбрасывают тени. Марти заправляет рубашку пижамы в пижамные брюки, кладет за пазуху пакет и спички, которые раздобыл раньше, и готовится выбраться из постели.
Для Марти это целая операция, хотя и безболезненная – в отличие от того, что думают некоторые. Его ноги вообще ничего не чувствуют, так что не ощущают и боли. Марти обхватывает переднюю спинку кровати, принимает сидячее положение и затем по одной переносит ноги через край кровати. Он проделывает все это одной рукой, держась второй за поручень, который начинается у кровати и опоясывает всю комнату. Однажды Марти попробовал передвигать ноги обеими руками и беспомощно перекувырнулся, оказавшись на полу. На шум от его падения тогда сбежался весь дом.
– Зачем ты пускаешь пыль в глаза, дурак! – злобно прошипела ему на ухо Кейти после того, как Марти был водворен в свою, коляску. Слегка потрясенный, он смеялся как сумасшедший, несмотря на шишку на голове и разбитую губу. – Ты хочешь себя убить? Да? – И она с плачем выбежала из комнаты.
Сидя на краю постели, Марти вытирает руки о рубашку, чтобы они были сухими и не скользили. Затем, держась за поручень, он перемещается к коляске. Бесполезные ноги волочатся по полу. Луна светит достаточно ярко, чтобы на полу четко выделялась тень Марти.
Инвалидная коляска стоит на тормозах, и мальчик уверенно забирается в нее. Он на миг замирает, сдерживая дыхание, и прислушивается к тишине. Старайся не шуметь сегодня ночью, предупредил дядя Эл. Марти понимает, что дядя был прав. Он отпразднует Четвертое июля, и никто об этом не узнает. По крайней мере до завтра, когда все увидят почерневшие гильзы, но тогда это уже не будет иметь значения. Пламя самых разных цветов, как из пасти дракона, сказал дядя Эл. Но Марти думает, что дракон вполне может дышать совершенно бесшумно.
Он снимает коляску с тормозов и включает питание. В темноте загорается маленький золотисто-желтый огонек, который говорит о том, что батарейки заряжены. Марти включает ПОВОРОТ ВПРАВО.
Коляска поворачивается вправо. Эге-гей! Когда перед Марти появляется дверь на веранду, он нажимает кнопку ВПЕРЕД. С тихим жужжанием коляска катится вперед.
Марти поворачивает рукоятку двустворчатой двери, снова давит на кнопку ВПЕРЕД и выкатывается на улицу. Там он раскрывает заветный сверток и на миг застывает, охваченный очарованием летней ночи – убаюкивающим стрекотанием цикад, легким, благоухающим ветерком, играющим в листве деревьев на краю леса, почти неземным сиянием луны.
Марти больше не может ждать. Он достает «змейку», чиркает спичкой, поджигает фитиль и в восторженном молчании смотрит, как «змейка» с шипением выбрасывает зелено-голубое пламя.
Четвертое июля! – думает мальчик. Глаза его сверкают. Четвертое, четвертое – с Четвертых июля, Марти!
Яркое пламя «змейки» опадает, мерцает и сходит на нет. Марти поджигает одну из «пирамидок» и смотрит, как она извергает огонь – желтый, как любимая папина рубашка для игры в гольф. До того, как первая «пирамидка» прогорает, Марти успевает поджечь вторую. Она горит темно-красным огнем – под цвет роз, растущих около изгороди, окружающей новый бассейн. Воздух наполняется волшебным запахом пороха.
Марти на ощупь достает плоский пакет с петардами. Открыв их, он понимает, что может вызвать переполох – их пулеметный треск поднимет на ноги всю округу. И тогда один десятилетний мальчик по имени Марти Кослоу скорее всего до самого Рождества окажется в немилости у родителей.
Он отодвигает петарды в сторону, снова со счастливой улыбкой шарит в пакете и достает самую большую «пирамидку» – можно сказать, мирового уровня (если, конечно, такой бывает). Она почти с его кулак. Со смешанным чувством страха и восторга Марти поджигает «пирамидку» и подбрасывает ее вверх.
Ночь озаряется красным светом, ярким, как адское пламя… Неровный, дрожащий огонь освещает кусты на краю леса. И тут раздается какой-то низкий звук, не то кашель, не то рычание, и.., появляется Зверь.
Мгновение он стоит на краю лужайки и, кажется, принюхивается.., а затем начинает подниматься по склону – туда, где в своей коляске сидит Марти, вытаращив глаза и вжавшись в ее полотняную спинку. Зверь сутулится, но видно, что он идет на задних лапах. Он передвигается так, как это делал бы человек. Дьявольский красный отблеск фейерверка дрожит в зеленых глазах Зверя.
Он ступает медленно, его широкие ноздри равномерно то расширяются, то опадают. Зверь чует, что жертва рядом, и почти наверняка понимает, как она слаба. Марти ощущает запах чудовища – запах его волос, пота, аромат его жестокости. Зверь снова рычит. Его толстая верхняя губа темно-каштанового цвета приподнимается, обнажая большие, похожие на бивни слона зубы. На шкуре играет серебристо-красный отблеск.
Чудовище уже почти подобралось к Марти, а его когтистые лапы, одновременно похожие и не похожие на человеческие руки, уже тянутся к горлу мальчика – и тут он вспоминает о пакете с петардами. Едва соображая, что делает, Марти чиркает спичкой и подносит ее к главному фитилю. Фитиль молниеносно выбрасывает длинный сноп красных искр, опаляющих нежный пушок на руке мальчика. Оборотень, моментально потеряв равновесие, отступает. В его недоумевающем хрюканье, как и в контурах рук, проглядывает что-то человеческое. Марти бросает ему в морду пачку петард.
Они с грохотом срабатывают. Зверь издает хриплый крик боли и ярости, отшатывается, пытаясь ухватить когтями то, что вгоняют ему в лицо пламя и горящий порох. Марти видит, как четыре патрона с громоподобным ТРРАХ! срабатывают одновременно и один из горящих зеленых глаз мгновенно гаснет. Теперь в реве существа слышится только страдание. Оно хватается руками за лицо, мычит и, когда в доме Кослоу зажигаются лампочки, поворачивается и бежит по лужайке к лесу, оставляя позади запах паленой шерсти и испуганные крики.
– Что это было? – Голос матери звучит сейчас совсем не резко.
– Кто там, черт побери? – В тоне отца не заметно нарочитой бодрости.
– Марти! – В дрожащем голосе Кейти нет обычной недоброжелательности. – Марти, с тобой все в порядке?
А дедушка Кослоу этой ночью так и не проснулся.
***
Марти сидит, откинувшись на спинку своей инвалидной коляски, и наблюдает за тем, как догорает большая красная «пирамидка». Сейчас ее мягкий, розовый свет напоминает о том, что скоро наступит утро. Марти слишком потрясен, чтобы плакать. Но нельзя сказать, что это потрясение сказалось на нем отрицательно, хотя родители и собираются отправить его на следующий день к дяде Джиму и тете Иде в Вермонт до конца школьных каникул (полиция с этим согласна; она считает, что «Убивающий в полнолуние» может вновь попытаться напасть на Марти, чтобы заставить его замолчать навеки). В глубине души Марти ликует, и это чувство сильнее, чем шок. Марти торжествует потому, что увидел ужасный лик Зверя и остался после этого жив. Кроме того. Марти испытывает радость, но не собирается делиться ею ни с кем, даже с дядей Элом, который смог бы его понять. Он рад тому, что фейерверк состоялся – несмотря ни на что.
И хотя родители охают и беспокоятся за его психику (а не будет ли мальчик потом страдать от каких-либо комплексов? ), сам Марти Кослоу убежден, что это было самое лучшее Четвертое июля в его жизни.
АВГУСТ
Конечно, я думаю, что это оборотень, – произносит констебль Ниари.
Он говорит слишком громко – может быть, случайно, а может быть, и нет, но беседа в парикмахерской Стэна Пелки сразу замирает. Сейчас середина августа – самого жаркого из всех, что помнят старожилы Таркерз-Миллз, – и сегодня наступает вторая ночь полнолуния. Так что город ждет затаив дыхание.
Констебль Ниари окидывает взглядом аудиторию и, восседая в парикмахерском кресле, продолжает вещать. Он говорит веско, его речь изобилует юридическими и психологическими терминами, которые он почерпнул за время учебы в средней школе (Ниари – крупный мускулистый мужчина – в школе основное внимание уделял игре в бейсбол: контрольные работы приносили ему главным образом тройки).
– Есть такие ребята, – говорит Ниари, – в которых сидят как бы два человека. Что-то вроде раздвоения личности, знаете ли. Я таких назвал бы долбанными шизиками.
Воцаряется уважительное молчание. После паузы констебль продолжает:
– Я считаю, что этот парень как раз такой. Не думаю, что он понимает, что делает, когда в полнолуние выходит и кого-нибудь убивает. Это может быть кто угодно – кассир в банке, работник заправочной станции где-нибудь на дороге, даже кто-нибудь из тех, кто сейчас сидит здесь. В том смысле, что внешне с ним все в порядке, но где-то внутри сидит Зверь – ну да, оборотень. Вот и получается, что этот парень в один миг обрастает волосами и воет на луну… Хотя нет, это детские сказки.
– А как быть с мальчишкой Кослоу? – спрашивает Стэн, продолжая тщательно обрабатывать жировик у основания шеи констебля. Длинные острые ножницы делают щелк.., щелк.., щелк..
– Это только подтверждает мои слова, – с некоторым раздражением отвечает Ниари. – Детские сказки!
По правде говоря, он действительно испытывает раздражение из-за того, что произошло с Марти Кослоу. Этот мальчик – первый, кто видел гада, который убил в городе шесть человек, включая ближайшего друга Ниари, Альфи Нопфлера. И что, констеблю позволили допросить мальчика? Нет. Он хотя бы знает, где сейчас мальчик? Нет. Ниари должен довольствоваться показаниями под присягой, предоставленными ему полицией штата, да еще пришлось кланяться и только что не умолять, чтобы и их ему дали. А все потому, что он констебль в маленьком городке и полиция штата считает его несмышленышем, не способным завязать шнурки. А показания! Да они годятся только на то, чтобы ими задницу подтереть. По словам мальчишки Кослоу, этот Зверь двухметрового роста, без всякой одежды, а все его тело покрыто темными волосами. У него большие зубы и зеленые глаза, и пахнет от него как от кучи дерьма. Еще мальчишка утверждает, что у оборотня есть когти, но лапы похожи на человеческие руки. В общем, похоже на сказку. Да, именно на сказку.
– Может быть, – говорит Кении Франклин, он сидит у стены и ждет своей очереди, – может быть, он так маскируется. Знаете, типа маски и все такое.
– Я в это не верю, – твердо говорит Ниари и подтверждает свои слова кивком головы. Стэн вынужден поспешно убрать ножницы, чтобы не вонзить их в жировик на шее констебля. – Нет-с! Я в это не верю! Мальчик наслушался в школе всяких историй про оборотней, так что ему ничего не оставалось, кроме как сидеть в своем кресле и думать обо всем этом.., прокручивать в своем сознании. Как видите, все это очень логично с точки зрения психологии. Если бы это ты тогда вышел из кустов при свете луны, парень принял бы тебя за волка, Кении.
Кении смеется, правда, несколько напряженно.
– Ну нет! – с мрачным видом повторяет Ниари.
– Показаниям мальчика доверять нельзя.
Презрительное отношение констебля к показаниям, взятым у Марти Кослоу в доме его дяди и тети в Стоу, штат Вермонт, способствовало тому, что он пропустил в них один важный пункт: «Четыре петарды разом взорвались прямо у его лица – если это можно назвать лицом – и, возможно, выбили ему глаз. Его левый глаз».
Однако если бы констебль Ниари даже обдумал эту фразу – чего он не сделал, – то его реакция скорее всего была бы еще более пренебрежительной. Дело в том, что жарким августом 1984 года только один человек в городе носил на глазу повязку. И представить себе, что именно он убийца, было совершенно невозможно. Ниари более охотно допустил бы, что убийцей является его собственная мать, чем поверил бы в такое.
– Единственное, что может сдвинуть дело с мертвой точки, – говорит констебль Ниари, указывая пальцем в сторону тех четырех или пяти человек, которые в это субботнее утро ждут своей очереди на стрижку, – это хорошая работа полиции. И я возьмусь за эту работу. Тех важных типов из полиции штата перекосит от зависти, когда я приведу к ним этого парня. – Лицо Ниари принимает мечтательное выражение. – Да, – продолжает он, – это может быть кто угодно. Кассира банке.., работник заправки.., просто парень, с которым вы пьете пиво в баре. Но хорошая работа полиции решит эту проблему. Помяните мои слова!
Однако уже этой ночью хорошая полицейская работа констебля Лэндера Ниари подходит к концу, когда освещенная луной волосатая рука проникает в открытое окно его «доджа», стоящего на перекрестке двух пыльных дорог к западу от Таркерз-Миллз. Слышится низкое ворчание, и чувствуется чудовищный запах – как будто рядом клетка льва.
Констебль поворачивает голову и глядит в устремленный на него единственный зеленый глаз. Еще он видит черный нос и покрытую шерстью морду. А когда пасть оскаливается, видит также и зубы. Зверь, словно играя, проводит когтями по лицу полицейского, и его правая щека сразу повисает, словно лоскут, обнажая зубы. Кровь брызжет фонтаном.
Ниари чувствует, как она теплой волной стекает по плечу его рубашки. Он кричит. Над Зверем констебль видит луну, изливающую на землю серебристый свет.
Ниари начисто забыл про пистолеты тридцатого и сорок пятого калибра, висящие у него на поясе. Он не думает о том, насколько все это логично с точки зрения психологии. Он позабыл о хорошей полицейской работе. Вместо этого его сознание сосредотачивается на том, что сегодня утром в парикмахерской сказал Кенни Франклин: Может быть, он так маскируется. Знаете, типа маски и все такое.
Поэтому, когда оборотень хватает Ниари за горло, тот пытается уцепиться за его лицо и тянет за грубую шерсть – в безумной надежде снять со Зверя маску. Констеблю кажется, будто вот-вот раздастся треск лопнувшей пластмассы – ион увидит убийцу.
Но ничего подобного не происходит – Зверь издает вопль боли и ярости. Он ударяет констебля когтистой рукой – да, это действительно рука, хотя и деформированная, мальчик был прав – и разрывает ему горло. Кровь хлещет на лобовое стекло и приборную доску, она капает на бутылку пива, которую Ниари поставил между ног.
Другой рукой оборотень хватает констебля за только что подстриженные волосы и рывком наполовину вытаскивает его из кабины. Зверь издает победный рык и опускает лицо к шее Ниари. Он насыщается кровью, в то время как из опрокинутой бутылки льется пиво и, пенясь, растекается по полу возле педалей.
Открывается широкое поле для психологических изысканий.
Открывается масса возможностей для хорошей работы полиции.
СЕНТЯБРЬ
Месяц подходит к концу, и приближается полнолуние, испуганные обитатели Таркерз-Миллз ждут, когда кончится жара. Но жара все не спадает. Где-то там, в большом мире, одно за другим заканчиваются соревнования по бейсболу, начинается футбольный сезон; как сообщает старый добрый Виллард Скотт, в канадских Скалистых горах 21 сентября выпал снег, толщина его слоя – около фута. Но в Таркерз-Миллз лето никак не закончится. Днем температура не опускается ниже восьмидесяти градусов: дети, вернувшиеся в школу три недели назад, нисколько этому не рады. Им совсем не нравится сидеть в душных классах, изнемогая от жары, когда стрелки часов, кажется, вообще замерли на месте. Без всякой причины мужья злобно ругаются с женами, а на заправочной станции О'Нила, находящейся за городом, у въезда на главную магистраль, даже разгорелся скандал. Заезжий турист произнес что– то дерзкое по поводу цены топлива, вот Паки О'Нил и треснул его форсункой по голове, туристу, оказавшемуся жителем Нью-Джерси, пришлось наложить четыре шва на верхнюю губу. Уезжая, он вполголоса что-то злобно бормотал насчет судебного иска и возмещения ущерба.
– Не знаю, чего он там скулил. – вечером того же дня мрачно говорит Паки, сидя в пабе. – Я же его только вполсилы стукнул! Если бы я стукнул его со всей силы, то вообще из него дух бы выбил. Верно?
– Ну конечно! – поспешно говорит Билли Робертсон, потому что у Паки такой вид, будто он ударит со всей силы его. Билли, если он вздумает не согласиться. – Может, еще пива. Пак?
– Да, самого лучшего! – говорит Паки.
***
Милт Штурмфуллер отправил свою жену в больницу из-за кусочка яйца, которое осталось на тарелке после посудомоечной машины. Бросив всего один взгляд на высохшее желтое пятно на тарелке, на которой ему собирались подавать завтрак, Милт отвешивает жене хорошую оплеуху. Как сказал бы Паки О'Нил, Штурмфуллер стукнул ее со всей силы.
– Подлая похотливая сука! – сказал он, стоя над Донной Ли, распростертой на полу кухни. Нос ее оказался сломанным и кровоточил. Затылок женщины тоже был весь в крови. – Моя мать имела привычку мыть тарелки дочиста, хотя у нее не было посудомоечной машины. А ты вот что делаешь?
Позднее Милт скажет врачу отделения «Скорой помощи» в больнице Портленда, что Донна Ли упала с лестницы. Донна Ли, вконец запуганная за годы супружеской жизни, это подтвердит Около семи часов вечера, перед полнолунием, поднимается ветер – первый холодный ветер за этот затянувшийся летний сезон. Он приносит с севера облака, и некоторое время луна играет с ними в пятнашки, то скрываясь, то выглядывая из-за туч и окрашивая их края в серебристый цвет. Потом облака становятся плотнее и луна исчезает.., но она по-прежнему здесь; морские волны в двадцати милях от Таркерз-Миллз чувствуют ее притяжение, так же как и Зверь, который находится гораздо ближе.
Около двух часов ночи в загоне Элмера Циммермана, живущего на Вест-Стэйдж-роуд, что в двенадцати милях от города, раздается пронзительный визг. В одних пижамных брюках и шлепанцах Элмер отправляется за ружьем. Его жена, которая в 1947 году, когда Циммерман на ней женился, была почти красивой, в слезах умоляет его остаться с ней и не выходить во двор. Элмер отстраняет ее и достает ружье. Его свиньи уже не просто визжат – они пронзительно кричат. Должно быть, примерно так кричат очень молодые девушки, на которых ночью набрасывается маньяк. Он пойдет, и ничто его не остановит, говорит Элмер.., и, протянув руку к дверному засову, застывает в неподвижности, услышав победный вой. Это воет волк, но его голос так похож на человеческий, что хозяин дома оставляет заднюю дверь закрытой и позволяет Алисе Циммерман увести себя в гостиную. Он обнимает жену за плечи, они садятся на диван и молча сидят там, как испуганные дети.
Крик свиней слабеет и затихает. Да, они затихают – одна за другой. Теперь слышны хриплые, булькающие звуки – Зверь насыщается. Затем он снова начинает выть, и в голосе его звенят серебристые нотки, напоминающие о свете луны. Элмер подходит к окну и видит, как что-то – он не может точно сказать, что именно – растворяется в темноте.
Потом приходит дождь, он барабанит по стеклам, а Элмер и Алиса, обнявшись, сидят на кровати, включив везде свет. Дождь холодный, это первый в нынешнем году настоящий осенний дождь, значит, завтра утром в листве на деревьях появятся желтые и красные пятна.
В загоне Элмер обнаруживает именно то, что и ожидал увидеть: все девять его свиноматок и оба хряка мертвы – выпотрошены и частично съедены. Они лежат в грязи, холодный дождь льется на их останки, а выпученные глаза смотрят в осеннее небо.
Рядом с Элмером стоит его брат Пит, вызванный из Майнота. Они долго молчат, затем Элмер высказывает то, что тревожит и Пита:
– Отчасти это покроет страховка. Не все, но хоть какую-то часть. Остальное я уж как-нибудь оплачу. Уж лучше мои свиньи, чем еще кто-то из людей.
Пит кивает.
– Уже достаточно, – говорит о» тихим голосом, едва слышным из-за дождя.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты знаешь, что я хочу сказать. В следующее полнолуние на улице должно дежурить сорок человек.., или шестьдесят.., или даже сто шестьдесят! Пришло время перестать делать вид, будто ничего не происходит, тогда как любой дурак понимает, что это не так. Ради Бога, посмотри сюда!
Пит указывает на землю. Рядом с убитыми свиньями много очень крупных следов. Они похожи на следы волка.., хотя чем-то напоминают и человеческие.
– Ты видишь эти долбанные следы?
– Я их вижу, – соглашается Элмер.
– Ты думаешь, их оставила Милашка Бетси?
– Нет. Наверное, нет.
– Следы оставил оборотень, – говорит Пит, – и ты это отлично знаешь. Алиса это знает, большинство людей в городе это знают. Черт побери, даже я это знаю, хотя приехал из другого графства. – Пит смотрит на брата, лицо его строго и сурово – это лицо пуританина из Новой Англии образца 1650 года. – Уже достаточно, – повторяет он. – Пора с этим кончать.
Дождь по-прежнему льет как из ведра на их непромокаемые плащи.
Элмер долго раздумывает над словами брата, затем кивает:
– Пожалуй. Но не в следующее полнолуние.
– Ты хочешь подождать до ноября?
Элмер кивает:
– Деревья облетят. По снегу будет легче выслеживать.
– А что будет в октябре?
Элмер Циммерман смотрит на растерзанные тела свиней, потом переводит взгляд на своего брата Пита.
– Людям придется поостеречься, – говорит он.
ОКТЯБРЬ
Тогда Марти Кослоу возвращается домой в ночь накануне Дня всех святых, батарейки на его инвалидной коляске почти полностью разряжены. Мальчик отправляется прямиком в постель и лежит там без сна, глядя, как месяц поднимается вверх в холодном небе, усеянном звездами, словно алмазной пылью. Во дворе, рядом с верандой, где подаренные к Четвертому июля петарды спасли Марти жизнь, холодный ветер гоняет туда-сюда опавшие коричневые листья. Они шуршат, как старые кости. Октябрьское полнолуние обошлось без новых убийств – уже второе полнолуние в году. Некоторые из горожан – один из них Стэн Пелки, парикмахер, другой Кэл Блодуин, единственный в городе торговец автомобилями – считают, что террор закончился. Убийцей был бродяга, который жил где-то в лесах, а теперь он уехал, как они говорили. Другие, однако, в этом не уверены. Те, например, кто обратил внимание на останки четырех оленей, найденные у поворота к главной дороге на следующий день после октябрьского полнолуния, и на одиннадцать свиней Циммермана, растерзанных в полнолуние сентябрьское. В долгие осенние ночи в пивной не смолкают споры.
Однако Марти Кослоу уже знает, в чем дело.
В эту ночь он отправился вместе со своим отцом колядовать (его отец любит Хэллоуин, любит обжигающий холод, любит громко смеяться, изображая рубаху-парня, и выкрикивать такие идиотские восклицания вроде «эге-гей!» или «гоп-ля-ля» в тот момент, когда открываются двери и появляются знакомые лица обитателей Таркерз-Миллз). Нацепив большую резиновую маску, Марти нарядился Йодой. Его неподвижные ноги скрывает просторный халат.
– Ты всегда получаешь все, что хочешь, – увидев маску, говорит Кейти.., но Марти знает, что на самом деле она на него не сердится (и, как бы доказывая это, девочка сама делает для него изящно изогнутый посох, дополняющий одеяние Йоды).
Возможно, Кейти грустит оттого, что она считается уже слишком взрослой, чтобы идти колядовать. Вместо этого сестра Марти отправляется на вечеринку со своими одноклассниками. Она будет танцевать под пластинки Донны Саммер, а потом, когда свет погасят. – играть «в бутылочку» и, вероятно, станет целоваться с каким-нибудь мальчиком. Не потому, что ей так хочется, а потому, что на следующий день сможет очень весело хихикать, вспоминая об этом с подружками в школе.
Папа везет Марти в фургоне, так как в фургоне есть встроенный пандус, чтобы можно было вкатывать и спускать вниз коляску. Марти скатывается по пандусу, а потом самостоятельно разъезжает взад-вперед по улицам. Он кладет на колени сумку, и они заходят во все дома на своей улице и даже в некоторые из тех, что находятся подальше: к Коллинзам, Макиннам, Манчестерам, Милликенсам, Истонсам. В пивной ему вручают кулек леденцов, в доме священника-конгрегациониста – «Сникерсы», в доме священника-баптиста – «Чанки». Потом – к Рэндольфам, Куиннам, Диксонам и еще в два десятка домов. Марти возвращается домой с полной сумкой сластей и.., с почти неправдоподобной новостью.
Теперь он знает.
Марти знает, кто оборотень.
В одном из домов, где оказался Марти, путешествуя по округе, сам Зверь, сейчас не представляющий опасности, опустил шоколадку в сумку Марти. Чудовище, конечно, не знало, что под маской Йоды лицо мальчика покрылось смертельной бледностью и что его одетые в перчатки руки очень крепко сжали посох – даже ногти побелели.
Оборотень улыбается Марти и похлопывает его по оцепеневшей руке.
Перед ним действительно оборотень. Марти точно это знает, и дело не только в том, что у этого человека повязка на глазу. Есть кое-что еще – некоторое сходство этого человека с рычавшим животным, которого Марти видел в ту серебристую летнюю ночь четыре месяца назад.
После возвращения из Вермонта в Таркерз-Миллз сразу после Дня труда Марти все время был начеку, уверенный, что рано или поздно увидит оборотня, а увидев, узнает его, потому что оборотень должен быть одноглазым. Хотя когда мальчик сказал полицейским, будто он совершенно уверен в том, что выбил оборотню глаз, те согласно покивали головами и обещали поискать одноглазого, но Марти показалось, что на самом деле они ему не поверили. Может быть, потому, что он еще ребенок, а может, потому, что они сами не были там в ту июльскую ночь. В любом случае это теперь не имеет значения. Марти знает, как все обстоит в действительности.
