Разыщите любую из рецензий тура и сами убедитесь. Газета LA Times, например, назвала нас «острой горчицей в мягком шумовом сэндвиче». Мне такой эпитет показался странным, но понравился! Нас, а не Элиса и Judas Priest, снимали для местных газет. И если нам по каким-либо причинам приходилось пропускать концерты, как вы думаете, кто от этого проигрывал? Если вы дочитали до этого места, думаю, что вы знаете ответ. Если честно, то мы стоили больше, чем нам платили. Metal Church также пропустили несколько концертов. Dangerous Toys не пропускали концерты, потому что в то время были фаворитами у Sony. У вокалиста были рыжие волосы, и он пел фальцетом, как Аксель Роуз (Axl Rose), так что вы понимаете их мотивы. В общей сложности мы пропустили шесть или семь концертов. Из Северной Каролины, где мы были вычеркнуты из программы вечера, мы вместе с Metal Church поехали в Южную Каролину и сами отыграли концерт. Все дело в том, что некому было бороться за нас, так как у нас не было менеджера. Если бы у нас был наш сегодняшний менеджер, поверьте, мы не пропустили бы ни одного гребаного концерта того тура!
      Что удивительно, мы не играли последние четыре концерта не по вине Sony! За кулисами в Бостоне в результате несчастного случая я сломал себе ребра. Там была одна девчонка, и мы, знаете ли, воспылали страстью друг к другу. «Не хочешь еще выпить?» — спросил я, и она согласилась. Так что я потянулся за бутылкой, упал на аппаратуру и сломал два ребра. Я лечился всего лишь неделю, но концовку тура пришлось пропустить.
      Во время турне «Операция Рок-н-Ролл» мы, наконец, нашли очередного менеджера — Дуга Банкера (Doug Banker). Он работал с Тэдом Найджентом (Ted Nugent), а ещё создал какую-то игровую систему, которую запретили в Лас-Вегасе. И вот он подошел к нам на одном из концертов, и мы решили поработать с ним. Когда он взялся за дело, он прекрасно зарекомендовал себя, но потом наши дела стали идти хуже. Я думаю, что отчасти так получилось, потому что он жил в Детройте, а нам нужен был кто-то под рукой, а не на другом конце континента. К тому же он все еще работал на Тэда Найджента. Не знаю, как уж там было на самом деле, но он не занимался нами в полную силу, а когда имеешь дело с Motorhead, ты должен отдаваться работе без остатка. Либо все, либо ничего. Этот бизнес является для нас тяжелой работой и нам нужен человек, готовый биться за дело на все сто. Не думаю, что Дуг Банкер до конца понимал и то, что ему придется разгребать все дерьмо, связанное с фирмой грамзаписи, отбиваться от незаслуженных обвинений в наш адрес и т. д. Я согласен, что с нами очень непросто работать, но прошло несколько месяцев, прежде чем Дуг и мы поняли всю недолговечность наших отношений.
      Несколько месяцев после турне «Операция Рок-н-Ролл» наши дела, как ни странно, шли в гору, — а ведь Моторхэду не везло целое десятилетие! Мы получили массу восторженных рецензий, у нас был новый менеджмент, который на тот момент нас полностью устраивал, а сам альбом «1916» был номинирован на Грэмми (Grammy). Честно говоря, я искренне удивился, когда мне сказали об этом. (Если бы я знал, каким разочарованием обернется эта церемония, то, наверное, просто послал бы их всех куда подальше!) Я начал зарабатывать какие-то деньги, спустя больше четверти века в музыкальном бизнесе. И все благодаря альбому Оззи Осборна «No More Tears». Эта пластинка разошлась многомиллионным тиражом, а я написал тексты к четырем песням (с тех пор я написал для него еще несколько и пара из них появилась на диске «Ozzmosis»). Я выполнил эту работу без особого труда — Шэрон позвонила мне, и сказала: «Я дам тебе энную сумму денег, а ты напишешь несколько песен для Оззи», на что я ответил: «Отлично — ручка найдется?». Я написал шесть или семь вариантов, и в итоге он использовал четыре текста для песен «Desire», «I Don't Want to Change the World», «Hellraiser» и «Mama I'm Coming Home». На четырех песнях для Оззи я заработал больше, чем за пятнадцать лет работы в Motorhead — смешно, не правда ли? Хочу заметить, что я готов продолжить писать песни для любых заинтересованных лиц. По весьма разумным расценкам — хоть за ипотеку на вашего первого ребенка!
      К началу 1992 мы начали работу над песнями для следующего альбома Motorhead, который известен, как «March or Die». Церемония награждения Грэмми состоялась как раз в это время. Дуг Банкер и его жена пришли на это награждение вместе со мной. Его жена сидела между ним и мной, но, когда объявлялись кандидаты в номинации «Лучший альбом heavy metal», он тут же пересел, на всякий случай, чтобы попасть в объектив камеры. Я давился от смеха! Победила в тот вечер, конечно, Metallica, — они продали около четырех миллионов альбомов, а мы 30 000 с горем пополам, так что они были вне конкуренции. Но сам факт номинации был приятен. Словно мы получили от музыкального бизнеса гребаную медаль за выслугу лет. Но вот сотрудничество с Sony доставило нам только головную боль (я сказал бы и по-другому, так что пусть радуются). «1916» по оценке критиков, стал нашей самой успешной работой, что называется — попал в струю, — он получил высокие оценки в журналах «Rolling Stone», и «Entertainment Weekly» (между прочим, женщина, которая помогла мне написать эту книгу, была автором рецензии в «Entertainment Weekly» — но это произошло задолго до нашей встречи!). Так что, в этом отношении мы добились успеха. И на гастролях нам улыбалась удача — мы всем надрали задницу — нашим зрителям, дорожникам, промоутерам, менеджерам (и самим себе!). Нам не удалось воодушевить только нашу компанию грамзаписи! Мы рассчитывали поправить дело альбомом «March or Die»… Ха! Наивные мечтатели!
      Когда мы готовились к записи «March or Die», появились и стали всё очевиднее и другие проблемы. И самой большой из них был Фил Тэйлор — когда в 1987 он вернулся в группу, поначалу все было замечательно, но со временем становилось всё хуже и хуже. Довольно долго мы пытались убедить сами себя, что с Филом все в порядке, но это было не так. Он ушел в 84, потому что боготворил Thin Lizzy, и считал, что вполне может сделать себе карьеру вместе с Роббо. Он начал пренебрегать Моторхэдом. К тому времени, как он вернулся, мы стали лучше, при неизменности концепции Motorhead. А вот его игра на барабанах изменилась не в лучшую сторону. «Eat the Rich» явно не был хорошо сыгран, что касается барабанов. После «Orgasmatron» барабаны в «Rock 'n' Roll» были довольно слабы. Он мог начать играть в одном темпе, а заканчивал в другом. Это никуда не годилось, потому что на концертах мы никогда не знали, что от него можно ожидать. И поговорить с ним было просто нереально, потому что он сразу же начинал психовать. Однажды Фил Кампбелл сказал ему: «Сегодня вечером ты играл, как п…», и он в ответ разошелся не на шутку — но, конечно, Филти всегда больше вредил сам себе, когда начинал кипятиться. Он и вне сцены был способен на всякое. Как-то раз он попробовал вылезти из своего гостиничного номера прямо на улицу через зеркало в ванной комнате, приняв его за окно. Он позвонил мне и заявил: «Пора на саундчек, а я не могу выбраться из номера!» и это было в пять часов утра! Тоже мне нашел время, потому что я как раз собирался забраться на женщину. Так что, как вы понимаете, меня это взбесило. Но я сказал девчонке: «Подожди меня, я скоро», и пошел вниз. Конечно, замок в его двери заклинило, и поскольку мы вдвоем пытались взломать ее — я с коридора, а Фил изнутри, — у меня за спиной появился охранник с огромным пистолетом. Я был в одних трусах и кимоно, а коп поставил меня лицом к стене и начал усердно ощупывать! Потом он начал задавать мне вопросы, вроде: «А насколько тот тип опасен?».
      - О да, да, — сказал я. — Он очень опасен, — но больше для самого себя. Так что можно не беспокоиться.
      Потом полицейский захотел узнать: «А он вооружен?».
      — О, он может использовать всё, — мебель, стены. Все что угодно.
      Полицейским так и не удалось попасть в номер через дверь, так что они залезли через окно, а дверь раздолбали перфоратором. Фил сидел там, весь в царапинах и синяках после попыток вылезти через зеркало в ванной. Разве он не видел в зеркале, как похожий на него тип ломится с противоположной стороны?
      Таких случаев было много. Возможно, мы бы с этим смирились, но то, что он сбивался с ритма, было уже чересчур. Он окончательно испортился, — работая над альбомом «1916», нам пришлось заставить его играть под метроном во время записи «Goin' to Brazil»! Потом он должен был встретиться с Вёрзелом и Филом Кампбеллом в Лондоне для того, чтобы отрепетировать песни для «March or Die» (в тот момент я был в Лос-Анджелесе и бешено писал тексты), и это был кошмар. Они играли уже полчаса и Фил Кампбелл повернулся к Филу Тэйлору и сказал: «Ты что, не знаешь свои партии?».
      — Не знаю, — ответил он.
      — Как так? Мы отрабатывали эти вещи дома, я и Вёрзел, — а ты почему не разучил их?
      — На Рождество у меня сломался плэйер.
      Как вам такое оправдание? И это произошло через несколько недель после отпуска! Это никуда не годилось, а в марте, когда мы играли на концерте памяти Ренди Роудса в зале Irvine Meadows, стало еще хуже. К тому времени мы поняли, что придется его уволить; мы начали записывать новый альбом, и у нас ничего не получалось. Но, несмотря на то, что это было необходимо, мне всегда будет не по себе от того, как я его уволил — я сказал ему об этом по телефону, и это было неправильно. Нельзя было так делать, но я не смог бы сказать это ему в глаза. За последние два года мы трижды предупреждали его, и Фил уже достаточно давно играл в группе, чтобы знать, в чём он облажался. Но похоже, что он не волновался на сей счет, и в конце концов ему пришлось уйти. Почти на всех песнях «March or Die» сыграл Томми Олдридж (Tommy Aldridge), кроме «Ain't No Nice Guy», на которой сыграл Фил, и «Hellraiser», на которой стучал наш новый барабанщик, Микки Ди (Mikkey Dee).
      Я много лет знал Микки. Motorhead гастролировал с Mercyful Fate, когда в нашей группе еще играл Брайан Робертсон, а швед Микки был барабанщиком Mercyful. Однажды я уже просил его присоединиться к группе, когда у нас был Пит Гилл, но он тогда начал работать в Dokken, так что не мог сделать этого. На сей раз я прижал его в углу в баре «Rainbow» — в то время он жил в Лос-Анджелесе и был свободен. И мы позвали его на прослушивание. Первой песней, которую сыграл с нами Микки, была «Hellraiser», и он сразу показал себя с самой лучшей стороны. Было ясно, что у нас всё получится. Мы записали с ним в студии две песни — «Hellraiser» и «Hell on Earth» (один из замечательных и незамеченных треков Motorhead) — а потом немедленно отправились в турне с Оззи. Эти гастроли стали настоящим испытанием для Микки, он очень боялся, но отработал чудесно. Это было забавно, учитывая, что остальная часть группы сомневалась в нем. В конце концов, у Микки были длинные белокурые волосы, он был красавец и знал это. Посыпались глумливые комментарии насчет «стильных причесок», и все это дерьмо о милашках глэм-рокерах. Но стоило Микки отыграть всего одно шоу, и все заткнулись. Раз! — и ни слова больше! Все были просто ошарашены, а я смеялся и говорил: «Ну, что? Кто тут еще час назад трепался о сосунках глемстерах?». Микки, надо сказать, лучший барабанщик, с которым мне приходилось играть (я также хочу добавить, что Фил Тэйлор в свое время тоже был превосходен).
      Кроме барабанного таланта и шикарных белокурых волос, у Микки удивительный характер. Он еще более самонадеянный тип, чем я, и это говорит о многом! Но он с юмором относится к самому себе, что весьма ценно — я хочу сказать, что в противном случае он был бы невыносим. Он бывает такой прикольный, что смешит меня до судорог. Никогда не забываясь, он может пускать пыль в глаза девчонкам, а потом встретится со мной глазами, и мы оба начинаем смеяться. Тем не менее, порой он теряет контроль над ситуацией. Как-то раз мы каким-то образом оказались в плавучем борделе во Франции, — там много таких публичных домов на воде. Микки, Фил, парочка роуди и я оказались там, потому что, по большому счету, там больше не было никаких развлечений, и мы приняли это заведение за стрип-бар, что во Франции почти одно и то же. Из спиртного у них было одно шампанское, которого я не пил, в отличие от остальных ребят. В конце ночи нам предъявили счет где-то на 200 000 гребаных франков! Микки начал размахивать руками и орать с жутким шведским акцентов, который прорезается у него, когда он злится: «Черт возьми, я не собираюсь платить!». Они тут же вызвали полицию, а французские полицейские ненавидят англичан даже больше, чем всех остальных французов. И вот в бордель нагрянули вооруженные копы из отдела по борьбе с беспорядками, и Микки орал: «Зачем вы приперлись? Это долбаный бордель! Вы, мать вашу, с ними заодно! Французские раздолбаи!» и так далее. Один из копов достал пистолет, а Микки стал рвать на себе рубашку: «Ну, давай! Стреляй в меня!». А мы все время твердили ему: «Перестань, приятель, потому что он тебя пристрелит. Он же хочет этого!». Наконец нам удалось оттащить его. Он пинал полицейскую машину, а копы стояли у него за спиной, но всё обошлось — наверно, не хотели связываться с таким психом. То шампанское, видимо, было плохого качества, потому что после четырех бутылок Микки обычно лишь слегка косеет.
      Вообще с Микки у нас не бывает никаких неприятностей. Он полноправный музыкант группы — не то, что Брайан Робертсон, старавшийся выглядеть приглашенной звездой — и он хочет участвовать во всех делах коллектива, что очень ценно. Иногда, правда, он вваливается в автобус посреди ночи, когда все остальные спят, и врубает стерео на полную катушку. Я и Фил обычно спим как можно дальше от «кают-компании»! Но плюсы от наличия Микки в группе перевешивают этот небольшой минус.
      Так или иначе, мне придётся сделать небольшое отступление и рассказать о создании альбома «March or Die», потому что в то время произошло достаточно много событий, помимо смены барабанщиков. Во-первых, Лос-Анджелес лихорадило после приговора по делу Родни Кинга (Rodney King). Мы были в студии Music Grinder, которая находится в восточной части Голливуда — прямо на Голливудском Бульваре — и работали над песней «Hellraiser». Я записал свои вокальные партии и вышел в холл, где на экране телевизора показывали кадры пылающего дома. В окно я видел этот самый дом на противоположной стороне улицы! Горел соседний дом! Все было охвачено пламенем, вокруг бегали люди — полный разгром! Микки увидел эту картину и заорал: «Моя машина! Я оставил её на улице!». И подошёл техник студии со словами: «Сегодня у нас сокращённый рабочий день, ребята». Можно сказать, что нас совершенно не волновало историческое значение этого случая. Мы поехали домой, — как оказалось, на четыре дня в городе был установлен комендантский час — и мы ехали словно через зону боевых действий. Потом я узнал, что мятежники добрались до Beverly Center, но не дошли до Beverly Hills, куда, по моему разумению, следовало направиться для расправы с богатеями. Ну, вы понимаете — смерть аристократам! И все такое. Но нет — они нападали друг на друга, что я расценил, как совершенную глупость. Чернокожие лупили корейцев; и с какой стати, позвольте спросить? Меня лично не раздражают корейцы в своих лавках — ведь можно ходить в другие магазины, не так ли? И делать все свои дела в других местах! А потом они жгли магазины и в своих кварталах; очень умно, не так ли? Ко всему прочему, все эти события были засняты новостными телеканалами и полицейскими в вертолетах, а эти дурни делали ручкой в камеры и заявляли: «Привет! А я тут мародерствую!». Я так понимаю, что правило номер один любого вора — «не попадись на краже», не так ли? Эта публика хотела попасть в СМИ даже ценой собственной свободы. Ну не кретины? В тюрьме им самое место, если вы спросите меня!
      У нас также появился новый менеджер, Тодд Сингерман (Todd Singerman). В случае с Motorhead это событие имело историческое значение. Я уже не помню, как мы познакомились, но однажды Тодд появился у меня дома. Он не отстал от меня, пока я не разрешил ему вести наши дела. Я даже не знаю, каким образом он связался с Motorhead, потому что до этого он никогда не слышал о нас. «Я хочу быть вашим менеджером», — сказал он мне, на что я ответил: «Но у тебя нет никакого опыта». «Не волнуйся, — сказал он, — Я работал на конгрессмена». Он был одержим этой идеей! Серьезно; он доставал меня каждый божий день, звонил в дверь: «Привет, это Тодд!», а я отвечал: «О, черт!». Но он возил меня всюду на машине, таскал по вечеринкам и тусовкам — понимаете, демонстрировал свои деловые качества. В итоге он уломал меня. Дуг Банкер не справлялся и я понимал, что нам нужен другой парень, так что сказал остальным музыкантам группы: «Поймите, нам необходим новый менеджер», и они охотно согласились, потому что поддерживали мою идею избавления от Дуга Банкера. Я сказал им: «У меня есть парень по имени Тодд Сингерман. Это подходящая кандидатура». Вёрзел отнесся к нему с подозрением; после Дуга Смита он не доверял никому. Жизнь иногда доводит до такого, понимаете ли. Но Тодд приходил и упрямо добивался своего. Ему с большим трудом удалось это, и теперь, получив работу, ему приходится ещё трудней! Всякий раз, когда он начинает жаловаться, я просто говорю: «Пойми, старик, ты сам, мать твою, вызвался. Так что деваться некуда!». И он прекрасно справляется со своими обязанностями. По своей натуре Тодд — борец, именно такой человек нам и нужен. И к тому же он настойчив, — я это сразу понял!
      В самый разгар этих событий и был записан альбом «March or Die». Мы вновь пригласили Пита Солли, но, как часто случается с нашими продюсерами, во второй раз он уже не был так хорош. Я думаю, что титульный трек альбома стал камнем преткновения, потому что у него была своя версия «March or Die». Я хотел кое-что исправить, но он отказался мне помогать. Он просто сидел в студии, задрав ноги на стол, а всю работу выполнял инженер. Мне это, конечно, не нравилось. Вот почему песня «March or Die» не получилась такой, какой мы её задумывали. Это должна была быть грандиозная вещь, и у меня есть пара версий этой песни на пленке, которые куда лучше альбомной версии. На альбоме есть и другие замечательные песни, например «Stand» и «You Better Run». Фирма грамзаписи захотела, чтобы мы записали какую-нибудь классическую кавер-версию, и именно Фил Кампбелл, насколько я помню, предложил песню Тэда Найджента «Cat Scratch Fever». Если честно, то наша версия лучше, чем у Найджента — у него получилось как-то неубедительно. У нас вышла такая хлесткая песня — конечно, никто не помнит нашу версию. В целом, я считаю «March or Die» недооцененным альбомом. Вы, наверное, думаете, что я буду обвинять в этом фирму грамзаписи? Вы правы, конечно!
      Пока мы записывали эту пластинку, лейбл WTG доживал свои последние дни. Каждый раз, когда мы приходили в их офис, там было все меньше и меньше народа, и когда альбом наконец-то вышел, на фирме остались только Джерри Гринберг и Лесли Холли. Но самое удивительное событие произошло в наших отношениях с филиалом Sony, когда мы выпустили сингл на песню «Ain't No Nice Guy». Этот трек стал катализатором последующих событий: начнем с того, что это была замечательная песня, и так как это была баллада, она имела все шансы попасть на радио.
      Я пригласил Оззи спеть со мной на этом треке. Сначала он хотел взять эту песню себе, но я не отдал (может быть, зря — тогда бы эту песню услышало гораздо больше народу), но я пригласил его спеть на ней. И Слеш (Slash) из Guns N' Roses записал гитарное соло; как-то раз он пришел, принял на грудь и записал пару гитарных треков. Мне нравится Слеш. Быть может, у Guns N' Roses скверная репутация, но он очень хороший, очень искренний парень. В общем, мы записали эту замечательную песню с участием двух самых известных музыкантов в тяжелом роке. Джерри на WTG знал, что это превосходная песня. И ничто не предвещало неприятностей, — пока наша компания грамзаписи не попыталась преднамеренно саботировать эту запись. А именно это они и сделали. Это был худший кошмар в истории группы.
      «Ain't No Nice Guy» была несомненным потенциальным радио-хитом, и чтобы понять это, нам не нужно было спрашивать Sony или отдел маркетинга на Epic. Мы попросили их помочь протолкнуть песню на AOR (рок-радиостанции), но они не стали помогать нам. И еще заявили, мол, «мы разговаривали с AOR — они не станут крутить эту песню». Мы-то знали, что это наглая ложь, потому что этим вопросом занимался наш менеджмент. Один из наших людей, Роб Джонс (Rob Jones), и еще один парень, которого мы наняли, постоянно звонили на радиостанции. С их помощью за два месяца мы обзвонили восемьдесят две AOR станции. И все они сообщили, что Sony никак не способствовали раскрутке — они даже не слышали об этой песне, пока не позвонили мы! «Ain't No Nice Guy» попала на десятое место в радио-чартах, а Sony не сделали ни одного звонка, — представьте себе, что бы случилось, если бы они приложили минимум усилий! Напротив: на самом деле они попытались помешать трансляциям. Один из представителей лейбла, парень, работающий с радиостанциями, позвонил на радио в Канзас-Сити и сказал: «Я слышал, что вы крутите «Ain't No Nice Guy». Прекратите немедленно. Мы не предоставляли вам эту запись». Какая сволочь! У них есть хитовая песня, и они намеренно хоронят ее! Наш менеджер Тодд позвонил этому болвану и обматерил его.
      — Я полтора года целовал тебя в задницу, чтобы заставить тебя выполнить свою работу, — сказал он этому тупице. — Я сделал все от меня зависящее, а ты палец о палец не ударил! Если сегодня вечером к десяти тридцати эта запись не вернется в ротацию, у меня есть друзья в Южном Централе, которые постараются сделать так, чтобы ты никому больше не гадил!
      Конечно, через час песня снова звучала в эфире, но, не правда ли, это мерзко, когда такие типы провоцируют тебя на подобные меры? От таких людей никакого толку: если ты нянчишься с ними, они начинают думать, что ты слабовольный тип и садятся тебе на шею; если же ты негодяй, или, по крайней мере, говоришь с ними на одном языке, то тебя наверняка уволят, что, в конечном счете, и случилось с нами. Похоже, что эти зарвавшиеся чинуши способны реагировать только на жлобское поведение.
      Так как мы не получили никакой помощи от компании по проталкиванию песни на радио (это еще мягко сказано!), то ничего удивительного, что они также не пускали нас на MTV. Мы попали на десятое место на рок-радио, и нам было нужно всего около 15 тысяч на съемку видео, но они не дали нам этих денег. Так что мы выложили из своего кармана примерно 8000 баксов и все сделали сами, — и спасибо Оззи и Слешу за съёмки в этом видео-ролике. Хотя видео получилось немного сумбурным, оно не было таким уж ужасным. Но MTV тянуло с показом, потому что Sony не давали своего разрешения целых три недели!
      Давайте поговорим об еще одном нашем деле, к которому Sony не имело никакого отношения: мы попали на телешоу «Tonight Show» и были первой тяжелой группой, выступившей на этом шоу. И опять благодаря нашему менеджеру, который вместе с нашим независимым издателем Аннетт Минолфо (Annette Minolfo) использовали свои связи, чтобы нас пригласили туда. В день записи компания грамзаписи послала пару своих типов, чтобы следить за нами, но это не могло скрыть тот факт, что они никак не способствовали нашему приглашению. На самом деле они сказали нам, что этому выступлению не бывать!
      Мне очень понравилось выступление на «Tonight Show». Джей Лено (Jay Leno) оказался настоящим джентльменом, куда более приятным типом, чем Дэвид Леттерман, которого мы так и не встретили во время съёмок его шоу. Джей пришел в гримерку за два часа до начала и спросил нас: «Вам больше ничего не нужно?». Он был не обязан этого делать. А во время репетиции началась обычная в таких случаях паника и всё те же идиотские требования: «Вам нельзя играть так громко! От этого начинают вибрировать камеры!», На что я ответил: «А как же тогда снимались все эти железнодорожные катастрофы?». Что за чушь. Ничто не может потревожить эти гребаные камеры! То же самое они врали на Би-Би-Си двадцать лет назад! Но само шоу было очень веселым. После того как мы отыграли первую песню, мне пришлось отдать пять баксов Брендфорду Марсалесу (Branford Marsalis), который тогда был лидером группы игравшей на «Tonight Show». Как-то ночью Тодд представил меня ему в одном голливудском клубе, когда он только начал работать с Джеем на «Tonight Show». Я сказал ему: «Устрой нам приглашение на это шоу», и он ответил: «Нет проблем». «Ха! Ставлю пять долларов, что ничего не выйдет». «О’кей», — сказал он, и в результате мы получили приглашение. Еще на то шоу был приглашен один парень, Нейл Патрик Харрис (Neil Patrick Harris), который играл в телесериале «Doogie Hawser» и характерная актриса Эди Макклур (Edie McClure) — замечательная девчонка. Я дурачился с Джеем и шутил с Эди, мы сыграли две песни, — это было очень хорошее шоу, — но не благодаря Sony!
      За две недели до нашего появления на «Tonight Show» мы также отыграли три концерта на Западном побережье в рамках стадионного турне Metallica/ Guns N' Roses. Уж не знаю, как нам удалось вписаться в этот тур; наверное, с подачи Metallica. Они — единственная группа, которая отдаёт нам должное. Те три стадионных концерта прошли с успехом, особенно последние два. Нам предоставили всю аппаратуру на сцене и обращались с нами, как и подобает, с большим уважением.
      Говоря об уважении, здесь самое место вернуться к нашим неприятностям с Sony, компании, которая совершенно не уважала нас. Я лишь могу сделать вывод, что Sony использовали WTG для уменьшения налоговых выплат, отсюда и их отношение к нам. Казалось, что, никак не помогая нам, они ещё и делали все возможное, чтобы помешать продажам наших альбомов, особенно «March or Die». Когда он вышел в свет, а на фирме остались только Джерри и его ассистент, мы поняли, что дни WTG сочтены, но полагали, что Sony подпишут нас на одну из своих дочерних фирм, скорей всего на Epic, потому что именно они занимались нашим маркетингом. Это обычная практика, и этому переводу должны были способствовать и номинация на Гремми, и замечательные рецензии, полученные нами за альбомы «1916» и «March or Die». Но нет, они уволили нас, и если честно, я считаю, что этим они сделали нам одолжение. Эти уроды на Sony — глупые, невежественные, чертовски высокомерные задницы. Это не было большой потерей, потому что я понимал всё задолго до нашего увольнения! Они полные профаны в музыке. Они продают миллионы записей, но они не станут заниматься вами, если только вы не Майкл Джексон или Мерайя Кери! Поверьте, Мерайя Кери ничего не добилась бы в этом бизнесе, не будь Томми Моттолы (Tommy Mottola)! Этот самый Моттола даже и не узнал бы меня на своей собственной долбаной вечеринке по случаю вручения награды Гремми. Да пошли они все! Они — самая глупая команда придурков, которую я когда-либо видел в своей жизни. Это точно.
      Мы дали несколько хэдлайнерских концертов в Аргентине и Бразилии, а потом — прежде, чем решать проблемы с поиском новой компании грамзаписи — мы посетили съезд CMJ в Нью-Йорке. CMJ — это университетская музыкальная газета, и она ежегодно организует эти съезды. Разные организации устраивают подобные музыкальные конференции и я бывал на некоторых из них. Это странные мероприятия: на них можно увидеть команду младших сотрудников, хлопающих друг друга по спине и оставляющих приличные суммы в баре, и также там присутствует много молодежи, немногим отличающихся от простых фанов, которые только начинают свою карьеру в музыкальном бизнесе (бедняги!). И, конечно, чиновники лейблов приглашают своих артистов, рекламируя их. Я был там, но никто не выставлял меня напоказ, — все робели! Вёрзел и я на витрине — смешнее не придумаешь! Очень красочно. В этой компании оказалась и какая-то певица-металлистка, называющая себя «Великой Кэт» (Great Kat), впустую потратившая много чужого времени, на все лады расхваливая себя. Вёрзел тем временем мочился в бутылку под скатертью. Но запомнился мне тот вечер тем, что я и Вёрзел встретились с человеком, которым я восхищаюсь — с гитаристом Лесли Уэстом (Leslie West).
      Лесли Уэст — замечательный парень, конченый маньяк с чертовским бешеным взглядом психопата. Я представил его Вёрзелу, и он уставился на Вёрзела и спросил: «Тебе твоё имя мамаша дала, или ты получил его позднее?».
      Вёрзел, который немного оробел под безумным взглядом Лесли, ответил: «П-позже, в школе».
      — Скажи мне правду, Вёрзел, ты употребляешь наркотики?
      — Уп-потребляю.
      — Тогда пошли.
      Они отправились в мужской туалет и заперлись в кабинке, что совсем непросто, учитывая габариты Лесли. Уэст просыпал кокаин себе на ботинок и сказал: «Не пойми меня неправильно, Вёрзел, но тебе придется наклониться!». И Вёрзелу пришлось опуститься на корточки и занюхать кокаин прямо у него с ботинка!
      Лесли Уэсту быстро надоело это сборище. «Не могу я больше здесь торчать, Лемми», сказал он мне. «Все эти люди — долбаные обыватели».
      — Я знаю! — сказал я. — Я и сам уйду, чуть погодя.
      — Ладно, я ухожу, — сказал он. — Жаль расставаться с тобой, Лемми, но мне пора. И он направился к своему автомобилю и уехал. Я не виню его. Все его рекорд-лейблы мало что сделали для него. Лесли очень талантливый парень, но «машина по производству хитов» игнорировала его много лет.
      В общем, к концу года мы опять остались без фирмы, но это сыграло нам только на руку, если вы спросите меня. Наслушавшись столько лжи от руководства Sony, я, наконец, спросил одного из служащих компании: «Зачем вы все время врали нам?».
      И вот что он ответил мне, цитирую: «Только так этот бизнес и работает».
      Вот и представьте себе людей, говорящих такое! Как можно быть такими подлыми? Таких типов надо вешать за яйца на дереве и сжигать. Впрочем, за почти тридцать лет в музыкальном бизнесе я должен понимать это. Я всегда говорил, что хороший бизнес это воровство — и если твой день был удачный, значит чьи-то деньги перекочевали к тебе. Эти люди относятся к музыке исключительно как к товару, они продают музыку, словно бобы в банках. Большинство тех людей, которые проталкивают те или иные группы, никогда их не слышали. Они знают название и работают с ним. Похоже, никто больше не верит в музыку. Музыкальная индустрия развивается, убивая музыку. Различными способами они все пытаются угробить ее, но пока я жив, я не позволю им сделать это. Да пошли они. Они позорные, глупые, высокомерные ублюдки, которых, в отличие от меня, никто скоро и не вспомнит. К черту их. «Кто такие? Работали в Sony? Ха! Невелика честь!».

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Мы — Motorhead (We are Motorhead)