Боло (№3) - Атака Боло

* * *

Тут-то все и начинается.

– «Вик» под огнем! – воскликнула лейтенант Келли Тайлер. Офицеры полка смотрели на изображение океана, испещренное точками островов. – Засечен пуск, координаты Сьерра один, девять, Оскар пять, три.

– Это же открытое море! – заметил майор Лоренс Филби, командир 2-го батальона.

– Там судно, – сказал майор Кинг. – Очевидно, погружаемое, поднялось на поверхность.

Страйкер заметил длинный обтекаемый черный корпус, омываемый волнами. Значит, враг прятался среди островов, скорее всего под водой.

– Три малые ядерные боеголовки, по полкило-тонны, не больше, – определила Рамирес. – Идут к «Виктору», дальность пять километров… три…

– Сбить! – было первой реакцией Страйкера. Но было уже слишком поздно.

Через мгновение над водой вспыхнули три ослепительных солнца, и поток телеметрии от «Виктора» прервался.

Ракеты противника над островом с юга, летят ко мне на низкой высоте на гиперзвуковой скорости.

Контейнер оборудован оборонительным противоракетным оружием, есть многоствольные пушки, лазерные и магнитные, но все они сейчас направлены вперед, а его искусственный интеллект слишком занят виражом и предстоящей посадкой.

Пытаюсь взять под собственный контроль оружие контейнера, но теряю целых 0,08 секунды на переговоры через его маломощный интерфейс. Ядерная боеголовка первой ракеты взрывается менее чем в 500 метрах южнее.

Боевые экраны контейнера рассеивают и поглощают большую часть энергии, но все-таки контейнер отброшен взрывной волной, кувыркается, потеряв управление. Через 0,445 секунды – второй взрыв в 200 метрах. Правое крыло разрушено, генераторы экранов перегружены, и схемы искусственного интеллекта контейнера частично выходят из строя.

Принимаю управление контейнером. Остатки крыльев только мешают, но с помощью центральных генераторов антигравитации удается восстановить контроль над движением контейнера. Цель – мягкая посадка на воду.

Но через 0,34 секунды после второго следует еще один ядерный взрыв. Чувствую, что оболочка контейнера плавится… все ощущения его сенсоров исчезают. Кувыркаюсь в полной темноте.

Выбор небогат. Надо освобождаться от контейнера, пока он меня не повредил. Надеюсь, механизмы катапультирования в порядке…

* * *

Бог Улир'иджик увидел, как засветилось небо на севере. Цель исчезла с экранов на борту погружаемого аппарата «Даннек», уже шедшего под водой к моменту первого взрыва. Детонация взвихрила воздух и воду, «Даннек» качнулся, но снова выпрямился, погрузившись полностью, втянув под воду башню с пусковой установкой и сенсорами.

Прекрасная работа, сказал Улир'иджик членам экипажа, сросшимся с панелями управления и рабочими лежанками. Вы уничтожили одного из Боло Небесных Демонов. Вас будут вечно помнить в Садах Богов.

Бог понимал, как ему повезло с эти пуском. Окажись он чуть дальше от цели, десантный контейнер успел бы отреагировать и применить против его ракет свое оружие. Будь он чуть ближе, его собственные ракеты не успели бы захватить цель системами наведения.

Не говоря уж о том, что его судно не перенесло бы тройного ядерного взрыва.

Действительно хорошая работа.

Теперь, однако, пора удирать, побыстрее и подальше. Уничтожение контейнера с Боло не пройдет незамеченным, ответный огонь окажется интенсивным и, возможно, смертельным.

И бог Улир'иджик решил пожить подольше, чтобы еще раз поразить Небесных Демонов смертоносным огнем.

Система катапультирования сработала, корпус контейнера развалился. Белые плети пламени хлещут мой корпус – от взрыва моих зарядов, но главное – от огненного облака последнего ядерного удара.

Сенсоры бесполезны, я кувыркаюсь в нескольких метрах от вскипевшего моря. Температура корпуса возрастает до 900 градусов по Цельсию. Уровень радиации превышает 1500 рад, заражая наружный корпус.

Но это проблемы второстепенные. Главное сейчас то что через 2-3 секунды я войду в соприкосновение с поверхностью.

Боло Марк XXXIII оснащен генераторами антигравитации, и я их сейчас применю. Антигравитация увеличивает боевую мобильность и делает возможной высадку без десантного контейнера. Однако контейнер скрывает мой корпус и делает возможной маскировку, что и было использовано в данном случае.

Все так и шло, пока я не оказался кувыркающимся в раскаленном воздухе вместе с тучей осколков этого самого контейнера.

Я включаю генераторы антигравитации… но они не работают. Отказали схемы управления. Через 3,1 секунды я врезаюсь в воду левым бортом на скорости более 200 километров в час. Оплавленные и разломанные части контейнера погружаются вместе со мной.

* * *

– «Виктор»… – прохрипела Келли Тайлер. Потом сделала над собой усилие, добавила: – Сэр.

Трудно отделаться от ощущения реальности происходящего, наблюдая моделирование событий в ВР-сети, даже зная, что находишься в безопасности, в тысяче километров от места трагедии.

Особенно трудно это переживать, когда машины, за которыми наблюдаешь с помощью компьютера, для тебя все равно что близкие, родные, живые люди.

– Спокойно, – обратился к ней Страйкер. – Еще все потеряно, «Вик» может выкарабкаться.

Надежда, конечно, очень слабая, но так не хочется от нее отказываться! Скорее всего, конечно, он не пережил трех взрывов, а если и пережил, то разбился при падении, раздавлен водой или лежит вверх дном, как черепаха, не в силах перевернуться.

– О боже, – услышал Страйкер стон Келли.

– Кроме того, у меня для вас еще куча работы, так что не расслабляйтесь!

Он ощутил желание похлопать Джейми и Келли по плечу, сказать, что он их понимает… но это было бы непрофессионально, и он воздержался от эмоциональных излияний. Сейчас нельзя расслабляться и отвлекаться. Потери – неизбежное следствие боевых действий. Тяжело терять друзей, даже если эти друзья – машины.

– Он выживет! – услышал он бормотание Келли по сети связи. Его поразила эмоциональность, жесткая уверенность ее голоса. Обычно она была такой сдержанной… – Он выживет! Он должен выжить!

И на 20-метровой глубине еще слышен рев взрыва, и сюда проникает яркий свет вспышки. Поток частиц и гамма-лучей, однако, иссяк, как и прямое термоизлучение. Температура корпуса, охлаждаемого морской водой, быстро падает. Непосредственная забота сейчас не перегрев или ударное воздействие, а правильное положение приземления. Если я лягу на дно башней вниз, перевернуться будет очень сложно.

Проблема легко решалась бы, если бы работали генераторы антигравитации. Нужно найти другие способы ее решения. Сейчас я иду вниз с наклоном на левый бок в 110 градусов, опустив нос на 56 градусов. Дно в 15 метрах от нижнего края левой гусеницы, измеряю сонаром. Скорость спуска – 25 метров в секунду, люди говорят в таких случаях: «Тонет как топор».

На эксперименты времени не остается. Если я сокращу крен до 20 градусов, то гарантированно опущусь на обе гусеницы.

Мое вспомогательное вооружение включает четырнадцать 20-сантиметровых скорострельных пушек в шаровых башнях, по семь на борт. Я поднимаю до упора пушки левого борта, и в этой позиции они смотрят в быстро приближающееся дно.

Открываю огонь из всех семи пушек одновременно. Ударная волна от ядерного синтеза водорода семи однограммовых зарядов, ускоренных магнитной индукцией почти до скорости света, бьет меня с силой, сравнимой с только что испытанной мною на поверхности. Вода вокруг моментально испаряется, корпус слева снова начинает опасно нагреваться.

Но применение семикратного сверхскоростного залпа действует. Левый борт подбрасывает, и крен уменьшается на добрых 30 градусов. Я ударюсь о дно сильно… но более или менее вертикально.

Передняя часть левой гусеницы врезается в дно на скорости 20 метров в секунду и тонет в грязи. Сенсоры показывают, что почти на всю длину, носом книзу, я погружен в вязкую субстанцию типа донного ила.

Вверху гаснет наконец вспышка ядерного взрыва, искусственное освещение морских глубин меркнет, воцаряются бессветные сумерки, для человеческого глаза – непроглядная тьма. Я пережил три близких ядерных взрыва по 0,5 килотонны, но теперешнее положение на первый взгляд не намного лучше. Погребен в грязи.

* * *

Тяжело оставаться в плену командной капсулы, чувствуя себя беспомощным, неспособным помочь терпящему бедствие боевому искусственному интеллекту. Конфедерация переусердствовала в построении военной иерархии, а полки Боло довели эту номенклатурную систему до абсурда. Каждый Боло имел своего командира, батальонного и полкового, и ни один из этих командиров не мог заняться ничем существеннее предположений, находясь на таком удалении.

Древние битвы, гремевшие тысячелетия назад, ставили командиров во главу войск. Командиры вдохновляли людей, действовало само их присутствие. Но затем боевые действия стали невыносимы для воинов из плоти и крови.

Средняя выживаемость человека на современном ядерно-боло-биоло-гическо-химическом театре военных действий измеряется уже не минутами, а секундами. Шансы имеют лишь такие боевые единицы, как Боло.

И когда что-то начинает идти наперекосяк – а в бою случается разное, – никто из важных командных шишек не может сделать ничего более путного, чем сидеть, уставившись на ВР-картину поля боя, и материться.

Или молиться.

«Боже, как мне нужен эйф!» У него был эйф в командной капсуле, на нижней палубе, в личном шкафчике. Ma-аленькая упаковочка с двадцатью четырьмя таблетками. Правда, пять он уже сжевал. Девятнадцать славных, небесно-синих таблеточек, которые могут снять стресс, унять угнетенность, временно восстановить утраченное на Аристотеле.

Он встряхнулся, отрываясь от мыслей о соблазнительной синеве эйфории. Он должен думать, должен сконцентрироваться, соображать…

Мощь полка сократилась с первоначальных шести до четырех единиц. Он переключил картину ВР на общий обзор, замечая позиции и время до посадки. «Непобедимый» коснется поверхности на полуострове Кретир, к югу от бастиона Доленди, уже через считанные секунды. «Отважному» еще минуту лететь до Канта. Третий батальон сейчас над Морем Штормов, еще несколько долгих минут предстоит провести ему в полете.

– Давайте, давайте, чертовы дети, – пробормотал он вслух, даже не заметив этого.

Для полной инвентаризации мне нужно 2035 секунд. Все системы, кроме бортовых генераторов антигравитации, полностью работоспособны. 12 психотронных плат в схемах управления некоторых систем вышли из строя, но все они блокированы. В частности, силовые установки и ходовая часть стопроцентно функциональны.

Проблема в том, что, используя лишь гусеницы, я не смогу выбраться из донных осадков. 0,75 моего объема погружены в вязкую тину. Не за что ухватиться, не во что упереться. Моя масса – даже для цернских 0,4G все-таки 23 680 метрических тонн – слишком велика, чтобы выйти из грязи, как бы бешено я ни прокручивал гусеницы. Задняя часть тонет под действием силы притяжения. Нос, кажется, уже уперся в твердое скалистое дно, корма опускается со скоростью около 3 метров в минуту.

При такой скорости погружения примерно через 5 минут я буду стоять на дне всеми наборами гусениц. Движение будет, однако, существенно затруднено вязкой массой.

Просмотрел файлы прецедентов. В них содержится информация о Боло старых моделей, которые прокладывали туннели в массе горных пород, ферро-крета, дюралоя, бетона длиною в несколько сотен метров, чтобы пробиться на оперативный простор. Я смогу двигаться, но мне потребуются часы, а то и дни, чтобы выбраться. Пожалуй, удобнее было бы продвигаться сквозь бетон, в котором гусеницы имеют твердую опору, точку приложения немалой силы двигателей.

Но в моем распоряжении нет часов и дней, чтобы освободиться из этой западни. Я нужен на поле боя немедленно, как указано в оперативных планах. Конечно, командование учло мое исчезновение и внесло в планы соответствующие коррективы, но мой долг – достичь поля боя как можно быстрее и применить свое оружие против врага.

Если уменьшить массу, можно всплыть. Для этого следует отремонтировать генераторы антигравитации.

Диагностика показывает, в каком месте силовые шины расплавились под действием электромагнитного импульса ядерного взрыва, пробившего экраны защиты. Испарившиеся шины повредили пять из двенадцати вентральных проекторов антигравитации. Силовые шины можно заменить, я уже послал десять ремонтных роботов – «пауков», как их окрестили люди, – они меняют поврежденные участки. Что касается проекторов, то их можно заменить лишь в ремонтном доке. Если семи оставшихся проекторов окажется недостаточно, то я вряд ли что-нибудь смогу сделать с генератором антигравитации.

Следует попытаться. Распределяю ремонтных «пауков» по поврежденным секциям.

Конечно же, меня интересует развитие событий на поверхности, как там наши справляются без меня.

* * *

– Пойду разомну ноги… Если что – зовите.

Полковник Страйкер отключился от ВР, выпрямил спину и потер уставшие глаза. Посадки шли согласно плану, делать ему практически было нечего, разве что дублировать младших командиров. Ему нужен был перерыв. Ему нужен был… Нет.

Никто из остальных не оторвался от кольцевого дивана в центре помещения. На их напряженных лицах мелькали зеленоватые отблески представляемой им машинной имитации боевой обстановки.

Приглушенное освещение зала не мешало восприятию картины бескрайнего космоса, отображаемой на стенах, плавно переходивших в купол. Страйкер спустился через люк по трапу, ведущему в служебные и личные помещения. Пространством внутри командной капсулы дорожили, места было в обрез. Узкие койки, никаких отдельных кают даже для старших офицеров, тесный отсек для переодевания и для других личных нужд.

Он нажал рукой на замок дверцы, распознавшей узор на его ладони и послушно ушедшей в сторону. Внутри, в нагрудном кармане запасной формы, ждал его пакетик вожделенных таблеток.

Он взял одну и подержал ее в ладони. Прекрасный синий цвет, глубокий, чистый. Положив таблетку в рот, Страйкер медленно разжевал ее, наслаждаясь теплом, заструившимся по языку и челюстям в виски и в лоб.

Хорошо…

Ему нужен был заряд, чтобы пройти через следующий этап…

Нет, не так. Не нужен, не крайне необходим. Просто синие таблетки помогали ему быть наблюдательнее, собраннее. Сохранять ясную голову.

И не думать о том, о чем он не хотел вспоминать. Это было для него важнее всего.

Он зашел в туалет и вернулся на главную палубу. Там он получил чашку кофе и, сделав несколько шагов по толстому белому ковру, остановился. Их летающее блюдце было наклонено к Церну ребром, внизу и впереди простиралась захватывающая дух картина. Белые облака, оттененные охрой и коричневым, глубокая синева моря. Капсула сошла с орбиты и с помощью генераторов антигравнтации сравняла скорость со скоростью вращения Церпл.

Слева от Страйкера висел окаймленный тонкими кольцами тяжелый диск Диса. Его ночная сторона тускло светилась внутренним теплом планеты, расчерченной параллельными красноватыми, бурыми, оранжевыми полосами. Край Диса украшали тонкой линией яркие бриллиантовые близнецы Саллосы. Спутники Диса висели крохотными серпами вокруг газового гиганта, по-разному освещенные парой белых солнц.

Другие корабли Конфедерации, не выделяемые более чуткой аппаратурой ВР, затерялись в этом просторе. Даже следы боевой активности были едва заметны на поверхности планеты. Тут и там он мог различить слабые потеки, оттененные первым светом зари, – облака пепла над пожарищами. На ночной стороне – светящиеся булавочные головки извергающихся вулканов… или, возможно, горящих городов – погребальные костры цернской цивилизации. Он ощущал почти физическую боль, представляя себе масштаб разрушений.

При уничтожении военных объектов, находящихся в городах, средства поражения выбирались таким образом, чтобы нанести как можно меньше ущерба находящимся там гражданским сооружениям. Никто не ожидал, что враг применит против Десантных средств ядерные боеприпасы. Заряды мощностью от долей килотонны до нескольких мегатонн уничтожили все на огромных территориях.

Масштабы разрушений показывали, насколько отчаянно цеплялся враг за Церн. Порабощенное население, зажатое в тисках конфронтации, расплачивалось за чужую вражду.

Всегда, во всех войнах повторяется одно и то же, снова и снова…

Поверхность Церна изрыта древними кратерами и их следами. Ее пересекают горные цепи, бессистемно разбросаны кольцевые озера. Пояс округлых морей протянулся от полюса к полюсу, и одно из них, Море Штормов, стало источником адской бури, терзавшей этот мир. Они парили как раз над этим тысячекилометровым круглым резервуаром, и Страй-кер думал о Боло, которым предстояло проложить путь в горящие города, расположенные на северовосточном побережье.

«Чтобы спасти деревню, следует ее уничтожить». Изречение древнейшей военной истории, прозвучавшее так давно, что не сохранилось упоминаний о битве, в которой оно прозвучало. Но афоризм все еще актуален в некоторых военных традициях. Сколько человеческих рабов погибло на Церне во время предварительной орбитальной бомбардировки, сколько от ядерных зарядов, примененных их хозяевами для отражения первой волны десанта? И сколько еще погибнет, прежде чем базы Этрикса и бастионы планетной обороны будут нейтрализованы и перейдут под контроль Конфедерации? Масштаб использования врагом ядерных боезапасов демонстрировал его самоубийственный фанатизм.

– Опять на Аристотеле? – оторвал его от нелегких мыслей тихий вопрос Карлы Рамирес.

Глава 5

Страйкер вздрогнул. Карла тоже покинула командный диван и стояла за ним с чашкой в руке.

– Пожалуй, можно сказать и так, – признал он. – ! С этой точки зрения наше наступление выглядит совсем по-другому.

– На войну не может быть хорошего угла зрения.

– Мы воюем за правое дело. – Страйкер пытался убедить не только своего заместителя, но и себя. Он чувствовал правоту того, чего они пытались достичь. – Сотни миллионов людей в рабстве здесь, под нами…

– И сколько миллионов из них мы угробим, что-бы освободить остальных?

– Я не хотел бы слышать таких высказываний, Карла.

– Извини. Просто я об этом уже какое-то время думаю.

– Я тоже…

Он не мог забыть кровопролития на Аристотеле. Он был младшим штабным офицером сил обороны планеты на линейном крейсере «Александер». Аристотель не был воинственным миром. Один из самых богатых и процветающих из Тысячи Миров Конфедерации неохотно ввязывался в галактическую политику. Большинство его жителей – эвдемоняне, ставившие во главу угла максимальное удовольствие для максимально возможного числа индивидов. Наибольшее благо для наибольшего круга.

Двадцать лет назад Конфедерация пережила краткую, но жестокую отрыжку войны, Керелианское вторжение. Керелианский пиратский флот напач на систему Аристотеля.

Сказать, что нападение было громом среди ясного неба, – значит исказить действительность. Аристотель удален от космических магистралей, лежит в ста парсеках от Данфортского Скопления, где чаще всего случаются вооруженные конфликты. Керели-анские рейдеры начали с метеоритной бомбардировки, разрушая города, космопорты, военные базы. Затем была проведена серия ядерных ударов. После этого с задымленных небес спустились десантные суда, выпуская из трюмов пиратов-керелийцев и их наймитов-людей. Начались убийства, грабежи, бесчинства подонков.

«Александер» в это время выполнял боевое патрулирование вместе с 453-м Флотом Конфедерации. Страйкер увидел, во что превращен его родной мир, лишь через два месяца после вторжения. Его родители, жена и дочь погибли. Во всяком случае он на это надеялся. Тел не нашли, и оставалась возможность того, что бандиты забрали их с собой.

Карла Рамирес пережила тот рейд на Аристотеле. Восьмилетняя девочка спаслась от бомбежек в заброшенном бункере, затем пробралась в развалины библиотеки в лесу под Новыми Афинами, уклоняясь от патрулей и шаек работорговцев, от роботов-охотников и пьяных грабителей.

Она тоже потеряла всю семью.

Население Аристотеля до налета насчитывало около полумиллиарда человек. Двадцать процентов – около ста миллионов – погибло в пылающих городах. Еще двести миллионов, может быть больше, никто точно не узнает теперь, умерли в последующие месяцы от голода, болезней, радиации и лишений, принесенных жестокой зимой южного полушария. Слой пепла над планетой говорил о том, что зима затянется на долгие годы, не исключая наступления периода оледенения.

Десятки тысяч жителей Аристотеля бежали в другие миры… Счастливчики. Богатые. Несколько миллионов присоединились к Вооруженным Силам Конфедерации, а их друзья и семьи посвятили себя трудной и долгосрочной задаче возрождения Аристотеля.

Бомбардировка Аристотеля оказалась серьезным вызовом доктрине эвдемонизма. Как можно получать от жизни радость, когда твоя родина превращена в ледяную пустыню с вымирающими лесами и населением?

Двадцать лет спустя во Флоте Конфедерации еще служил определенный контингент аристотельцев с живой памятью о происшедшем. Они держались друг друга, часто служили вместе, образуя маленькие замкнутые группы, и считали себя элитой. В каком-то смысле так оно и было, потому что мало кто, кроме них, в армии Конфедерации видел войну. За последние пятьдесят лет Керелианский рейд был единственной военной операцией в пространстве Конфедерации, почти все ветераны тех дней уже ушли на покой. Для большинства аристотельцев армия была теперь единственным домом. Остальной военный персонал Конфедерации несколько сторонился их, как бы боясь заразиться их фанатизмом… или их невезением. Пережившие нашествие считали, что знают цену войне и ее ужасам. От доктрины эвдемонизма они не отказались, но пересмотрели ее после пережитого ужаса и крови.

Наибольшее благо для наибольшего круга теперь означало смерть врагов, а значит, хорошо проработанный и безупречно выполненный план боя, кампании, войны.

Их паролем, фразой, по которой они узнавали ДРУГ Друга, стало произносимое вполголоса «Больше никогда!».

– Как мы можем? – тихо спросила Карла.

Он понял, что она имела в виду. Как могут выжившие на Аристотеле применять ту же тактику, которую бандиты применили для разрушения их мира.

– Не мы начали эту войну, – сказал он. – Так же, как не мы виноваты в Керелианском конфликте. Не мы использовали ядерные заряды против городов. Это не наша вина!

С ужасом он осознал, что мысли его забрели на запрещенную территорию. Черт возьми, этого только не хватало! Он только что принял эйф и должен был ощущать подъем, синее пение в крови, прилив силы, а не рыться в черном кровавом прошлом.

Он всегда боялся этого момента, чувствуя его приближение. Может быть, лучше было бы уйти в отставку, как сделали некоторые из друзей на Примусе.

Нет. Он одолеет это. Кулак его сжался.

«Я справлюсь!»

Вместе с Карлой он смотрел на горящие города у кромки цернской ночи. Он обнял ее за талию и притянул к себе. Они уже некоторое время были любовниками и при случае встречались без свидетелей. Это продолжалось уже около года, с той поры, как ее перевели в 4-й.

И после долгого молчания он услышал ее шепот:

– Больше никогда.

Прошло 14 минут 27,503 секунды с тех пор, как я направил роботов на ремонт установок антигравитации, целая вечность с точки зрения искусственного интеллекта. В течение всего этого времени я контролирую работу роботов через их сенсорику.

На мне установлены проекторы антигравитации Дженерал Психотроникс модели 78с, каждый с номинальной подъемной силой 4000 тонн. 6 из 12 систем восстановлены полностью. В них заменены силовые шины и схемотехника управления. Остальные 6 на месте отремонтированы быть не могут. Требуется заводской ремонт.

Итак, у меня 6 проекторов АГ с общей подъемной силой в 24 000 тонн. Моя масса 32 000 тонн, плюс еще 1000 тонн груза, расходных материалов и дополнительной автоматики. Даже в цернском 0,74G я тяну на 24 500 тонн. Я не смогу не только взлететь, но даже всплыть.

Следует рассмотреть другие разделы общей физики, применимые в данной ситуации. Я располагаю буксирным тросом с роботами развертывания, но длина его лишь 500 метров, и ни до какой опорной точки я им не дотянусь.

Рассмотрим ходовую часть.

У меня 12 наборов гусениц с двойной подвеской в 6 узлах, по 3 с каждого борта. Каждая шириной 4 метра плюс полуметровые фланцы для уменьшения давления на поверхность и повышения сцепления с ней. Гусеницы не могут вынести меня из 20-метрового слоя осадков, но могут помочь иным способом. Привожу в движение гусеницы. Одновременно включаю все действующие АГ-проекторы. Вода надо мной сразу же теряет всякую прозрачность, ил вздымается облаками. Увеличиваю мощность. На ровной местности на суше я развивал бы сейчас 60 километров в час. Здесь, под водой и в осадочном слое, все мое перемещение сводится к ничтожно малому рывку вперед и легкому подъему носа. Этот «бег на месте» привел лишь к значительному нагреву ходовой части.

Увеличиваю обороты на 10 процентов. АГ-проек-торы уменьшают массу приблизительно до 500 тонн. Близко к желаемому, но…

Если моя масса в гравитации Церна несколько больше 24 000 тонн, то инертная масса все же остается свыше 32 000 тонн. Антигравитация может нейтрализовать большую часть моего веса, но полная масса остается со мной. Главная проблема – сдвинуть эту массу с места.

Я еще на 5 процентов увеличиваю обороты. Подвеска и все движущиеся части нагреваются. Вода, конечно, эффективный охлаждающий элемент, но вязкий ил не только не дает двигаться, но и замедляет циркуляцию воды.

Меняю тактику, включаю реверс. Затем опять вперед. И снова назад. Так я пытаюсь раскачаться. Бесполезно.

Есть еще один вариант, но он опасен. Просчитываю его для разных наборов исходных данных, чтобы быть уверенным, что не выведу себя из строя.

Ориентирую ствол главного калибра передней башни строго вперед, поднимаю его на 45 градусов вверх и стреляю.

Эффект мгновенный и существенный. «Хеллборы» используют магнитную индукцию для ускорения до релятивистских скоростей осколков твердого криово-дорода в вакуумных каналах, создаваемых мощными лазерными импульсами. Ускорение достаточно для инициации в криоводороде реакции синтеза. Высвобождаемая при этом кинетическая энергия достигает 2 мегатонн за секунду.

Проникающая сила лазерного луча резко ограничивается водой. Поэтому энергия начинает интенсивно поглощаться окружающей средой еще до выхода луча на поверхность. Криоводородная игла достигает температуры и давления синтеза почти сразу за дулом «Хеллбора» и начинает интенсивно отдавать тепло в воду впереди и над моим корпусом.

В результате происходит мощный взрыв, который создает область вакуума, окруженную быстро увеличивающимся пузырем из перегретого пара и плазмы воды. Меня охватывает ударная волна такая же разрушительная, как и при пережитых ядерных взрывах.

Результат следует сразу. Лопающийся впереди и надо мной вакуумный пузырь втягивает в себя громадное количество воды и ила. Открывшийся в атмосферу край пузыря швыряет в небо громадный огненный шар плазмы синтеза. Образуется грибовидное облако. Взмыв вверх, это облако усиливает интенсивность потока перегретого пара и воды, стремящегося вперед мимо моего корпуса.

Кроме того, ударная волна ударяется о морское дно под моими гусеницами. Действия отдачи этого удара достаточно, чтобы бросить меня вперед и вверх, то есть привести в движение.

Верхняя палуба и башни главного калибра прорывают поверхность воды и попадают в огненное облако. В какой-то момент наружные сенсоры регистрируют температуру 970 градусов, опасную даже для дюралоя, если она продержится хотя бы несколько минут.

Увеличиваю скорость, буквально плыву намного выше глубины, на которой начинается ил. С моими далекими от плавных обводами корпуса далеко не уплывешь, но я генерирую достаточно подъемной силы, чтобы избежать худшего, чтобы снова не погрузиться в ил, который сейчас, правда, взметен со дна выстрелом «Хеллбора». Конечно, много нужно энергии, чтобы привести мою массу в движение, но зато эту массу трудно и остановить.

Однако неумолимо действует сила трения, я снова наминаю погружаться.

ИНТЕРЛЮДИЯ 1

Боло десантировались на опустошенный ландшафт обитаемого пояса Церна. 4-й полк высаживался в округ, названный разведкой Кантурас, 3-му полку достался Во-ртан, к северо-западу от полуострова Кре-тир. Оба Боло 1-го батальона этого полка благополучно вышли из десантных контейнеров неподалеку от командного центра и базы Флота в Отелиде. Так же без происшествий выгрузились Боло 2-го батальона, один в Гроне, другой в Едетельфене. Один из Боло 3-го батальона, однако, был сбит на высоте около сорока километров пятимегатонным зарядом, почти прямым попаданием.

Второй Боло 3-го батальона смог избавиться от обломков своего поврежденного контейнера и совершил вынужденную посадку в Этиреатское море. Так как плановой целью 3-го батальона был гарнизон Вледа, то уцелевшему Боло предстояла большая работа.

В небесах, освещенных пожарами городов и затянутых облаками дыма, тяжело неслись к поверхности дельтовидные грузовые десантные контейнеры, пролетая над лесами, нагромождениями базальтовых скал и разъеденными эрозией пустошами. Ближе к поверхности они, как правило, уже не подвергались обстрелу, здесь сам низкий горизонт служил укрытием.

Замедляясь при помощи широко раскрытых закрылков и проекторов антигравитации, десантные контейнеры искали подходящие посадочные площадки, врезались в грунт, с лязгом и скрежетом останавливались через десятки метров, оставив борозды, царапины и шрамы на поверхности планеты и на своих плоскостях и корпусах.

Откидывались панели бортов, убиралась внутренняя броня, появлялись угловатые черно-серые боевые единицы. С грохотом размыкались контакты, свистели в воздухе освобожденные от натяжения стропы. Включив двигатели, Боло сходили с поддонов контейнеров, вгрызались гусеницами в израненную почву Церна.

Суровая планета Церн была изрыта почти круглыми морями и озерами, свидетелями метеорных бомбардировок времен ранней юности мира-спутника. Между разбросанными по обитаемому поясу городами простирались леса, горы и бесплодные земли. Люди редко обитали вне густозаселенных районов с возделанными полями и фермами, окружавшими большие города. Промышленные предприятия, не только горнодобывающие, находились в глубоких шахтах, где можно было использовать термическую энергию ядра. Существовало несколько старинных дорог и подземных магнитных транспортных труб, но в основном использовался воздушный и морской транспорт. Обширные пустынные участки местности были одним из препятствий, с которыми столкнулись штабы вторжения. Вторым была развитая подземная инфраструктура. Лишь размер, скорость и мощь Боло делали вероятным захват планеты.