— Поэтому троих можно исключить из числа подозреваемых, — задумчиво объявил Хендрик. — Тем не менее из двенадцати человек, перечисленных в книжке Денерли, у девяти была возможность нанести удар. Не говоря уже о том, что есть десятки предпринимателей, которых финансировали мои клиенты.

— Похоже, мы с тобой оба думаем одинаково.

— Надеюсь, что так. Если кто-то из этих людей убийца, то Бранди подвергает себя серьезной опасности, настаивая на собрании.

— Ты считаешь, что нам следует отменить его. — Квентин сделал вывод, а не задал вопрос.

Тем не менее Хендрик ответил на него:

— Абсолютно верно. Если один из этих людей действительно убил Ардсли — а вместе с ним и твоих родителей, — тогда вполне вероятно, он выстрелил вчера в Брандис не просто затем, чтобы попугать, а затем, чтобы убить. В таком случае я бы рекомендовал держать ее от этого расследования как можно дальше.

Квентин задумчиво прищурился:

— А может, лучше нам все-таки устроить эту встречу… только пойдет на нее не Бранди, пойду я.

— Я бы не советовал, Квентин, — авторитетно заявил Хендрик. — Помни, на это собрание съедутся лишь с десяток джентльменов, которые являются моими клиентами, а все прочие лица, участвующие в делах, встревожатся, получив пищу для подозрений. Попытка загнать в угол опасного преступника таким примитивным и прямолинейным способом была бы глупым шагом и для тебя, и для Брандис.

— А у тебя есть другое предложение?

— Я как-то не думал об этом. Впрочем, есть, — решительно ответил Хендрик. — Что, если я проведу собственное тонкое и в то же время тщательное расследование? У меня гораздо больше связей, по крайней мере в высшем свете, чем у представителей с Боу-стрит или местного магистрата. У моих клиентов полно семейных тайн — даже больше, чем ты можешь представить. Меня хорошо принимают в «Уайтсе», «Бруксе» и по крайней мере еще в трех клубах на Сент-Джеймс-стрит. Короче говоря, я могу общаться с людьми, осторожно расспрашивать их и с большой вероятностью соберу и скомпоную множество фактов, не вызвав подозрений ни у самих клиентов, ни у множества деловых людей, с которыми они связаны.

— Очень благородно с твоей стороны, Эллард. Но я не могу позволить, чтобы ты подвергал себя опасности. Ты не разрешишь мне ознакомиться с твоими документами, чтобы я мог исследовать вопрос по твоим каналам?

Хендрик покачал головой:

— Ты же знаешь, Квентин, я не могу так поступить. Это было бы непростительным нарушением этики, даже учитывая такие серьезные обстоятельства. Кроме того, мне не так опасно проводить это расследование, как было бы тебе. Кентон и Памела твои родители, поэтому, задав первый вопрос, ты сразу бы раскрыл свои намерения. А вот я как раз незаинтересованная сторона, меня не связывает родство ни с одним из убитых. Никто не заподозрит, что мои очень осторожные расспросы нечто большее, чем невинный светский разговор. Со мной будет все в порядке, уверяю тебя.

— Не знаю, что сказать, — ответил Квентин. — Очень тебе признателен. — Он протянул руку. — Само собой разумеется, ты получишь щедрую компенсацию.

Хендрик отмахнулся:

— Я делаю это по-дружески — не только ради тебя и Дезмонда, но и ради Ардсли, Кентона и Памелы. Если мне удастся обнаружить негодяя, убившего их, это и будет моей компенсацией. — Он пожал руку Квентина и поморщился.

— Что-нибудь болит? — поинтересовался Квентин, нахмурившись.

— Ревматизм замучил, — с грустной улыбкой ответил Хендрик. — Наверное, я старею.

— Ерунда. — Квентин поднялся с места. — Ты слишком любишь жизнь, чтобы стареть.

Он бросил задумчивый взгляд на дверь.

— Пусть они поговорят, Квентин, — мягко посоветовал Хендрик. — Возможно, Дезмонду удастся найти способ, как убедить Брандис отказаться от идеи устроить собрание.

— Возможно, — неуверенно пробормотал Квентин. — Но зная, как Бранди не выносит диктаторства Дезмонда, я сильно сомневаюсь. Хотя, поверь мне, Эллард, на этот раз я надеюсь, что ошибся.

В другой комнате по коридору, в библиотеке, Дезмонд надеялся на то же самое.

Он беспокойно метался по комнате, время от времени бросая тоскливые взгляды на бутылку с коньяком, которая манила его к себе с сервировочного столика.

— Не нужно, Дезмонд, — сказала Бранди, вставая с дивана. — В последнее время ты слишком много пьешь.

Он резко обернулся к ней:

— Не думал, что тебя это касается.

— Конечно, касается. Ты мой друг, и тебе плохо. Но пьянство не вернет Кентона.

— Да, — согласился он, — не вернет. — Дезмонд пересек комнату и остановился перед ней. — Брандис, Хендрик рассказал мне о записной книжке Ардсли. И о собрании, которое ты намерена устроить. Я хочу, чтобы ты отменила его.

— Не могу. Я должна знать, нет ли убийцы отца среди этих людей. — Она вопросительно посмотрела на своего опекуна. — Дезмонд, а ты знал об этой книжке? В конце концов, ты ведь так много работал с папой и был с ним настолько близок, что он назначил тебя распорядителем всех своих дел. Он должен был доверить тебе секрет о существовании этих записей.

Дезмонд потупил взор, заранее готовый к этому вопросу.

— Брандис, попытаюсь проявить честность, которую ты так расхваливаешь. Да, Ардсли рассказал мне о записной книжке, а также о прочих бумагах, которые хранил в той папке. Он даже показал мне потайной ящичек в своем столе. Но с тех пор, как разбилась карета отца, я потерял способность ясно мыслить. Поэтому, честно говоря, я совершенно забыл и о тайнике, и о книжке.

Бранди сочувственно кивнула:

— Спасибо за откровенность. Мистер Хендрик рассказал тебе, что мы узнали из этой книжки?

— Рассказал.

— И это тебя не удивило?

Тяжело вздохнув, Дезмонд отвернулся, явно борясь со своей совестью.

— Нет, Брандис, не удивило.

Девушка вцепилась ему в руку:

— Если ты знаешь что-то, скажи мне. Прошу тебя, Дезмонд, ведь мы говорим о моем отце.

— Хорошо. — Он снова повернулся к ней и мрачно посмотрел ей в глаза. — Говорить об этом мне очень трудно. Я поклялся Ардсли, что не позволю тебе узнать правду. Он был гордый человек, непреклонный в своих убеждениях. И не хотел, чтобы у тебя был повод стыдиться его.

— Стыдиться? Я бы ни за что не устыдилась его.

— Я надеялся, что ты это скажешь. Потому что при данных обстоятельствах тебе необходимо выслушать правду. — Дезмонд набрал в легкие побольше воздуха и с шумом выдохнул. — Насколько я знаю, цифры потерь, указанные в этой книжке, точны. — Увидев сомнение в глазах Бранди, он поспешил продолжить отрепетированное объяснение: — Как тебе рассказал Хендрик, последние несколько месяцев дела Ардсли шли далеко не в гору. Просто не везло, деловая хватка здесь ни при чем — мы с Хендриком пытались убедить в этом Ардсли. Я напоминал ему, что у каждого предпринимателя наступают временами периоды, когда судьба кажется благосклонной ко всем, кроме него. К несчастью, твой отец отказывался смириться с этим фактом. Он начал изучать все возможные проекты, чтобы выбрать из них те, которые принесут огромные прибыли. Однако провидению было угодно сделать так, чтобы черная полоса в делах Ардсли совпала с моей светлой. Поэтому я предложил сделать несколько капиталовложений за него. Он согласился. Я тщательно отобрал проекты. Прибыль подскочила. Мы собрали столько, что смогли компенсировать другие потери. Это отражено в записях, ты сама видела. Поэтому все, что тебе говорил Хендрик, соответствует истине — я подтверждаю его слова, основываясь на сведениях, полученных из первых уст — от твоего отца. Соответственно я убежден: все цифры, приведенные в записях Ардсли, верны, и ты можешь, таким образом, спокойно отказаться от идеи, что кто-то из его партнеров — убийца.

— Значит, твое предложение отменить встречу рождено вовсе не беспокойством о моем благополучии? — поинтересовалась Бранди, стараясь понять мотивы, которые им движут.

— О, меня очень волнует твое благополучие. В тебя стреляли, и я намерен выяснить, кто это сделал. Но мое беспокойство по этому поводу не имеет никакого отношения к тому, что ты обнаружила в записях отца. Я предлагаю отменить собрание только потому, что это будет пустой тратой времени — твоего, моего и Элларда. — Дезмонд с любопытством огляделся по сторонам. — Кстати, где эта книжка?

— Что? — Бранди задумалась, пытаясь найти основания для такой уверенности Дезмонда. — А, она надежно спрятана. Не волнуйся, никто никогда не узнает о папиных трудностях. — Она нахмурилась. — Прости меня, Дезмонд, но я все же не понимаю, почему ты так безоговорочно веришь, что в папиной книжке в точности зафиксированы его потери, как и не разделяю твоего убеждения, будто это собрание ничего не даст, кроме ненужных хлопот.

— Ты хочешь сказать, что я лгу тебе?

— Разумеется, нет, — нетерпеливо возразила Бранди. — Я только хочу сказать, ты просто повторил то, что я уже знаю: папа, да и ты, если на то пошло, считали, будто его сделки приносили одни убытки. А что, если он ошибался? Что, если кто-то ввел его в заблуждение… или, еще хуже, обворовывал его? Если так, то ни мистер Хендрик, ни папа не могли бы дознаться. Папе никогда бы не пришло в голову потребовать подтверждения данных, которые ему сообщали. Соблюдая безукоризненную честность в делах, он ни за что бы не заподозрил кого-нибудь из своих партнеров.

— У него и не было бы на то причин, — строго заметил Дезмонд. — Я знаком со всеми этими джентльменами, Брандис. Все они безупречны.

— Отдавая им должное, все же хочу убедиться в этом сама. — Бранди упрямо выпятила подбородок. — Нет, Дезмонд, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что единственный способ получить ответы на все вопросы — это устроить собрание. Если джентльмены, с которыми имел дело папа, придерживаются твердых принципов, как ты говоришь, тогда они поймут мои намерения и не посчитают себя оскорбленными.

— Не посчитают себя оскорбленными? — повторил Дезмонд, зло усмехнувшись. — Не могу с тобой согласиться. Ты неизвестно зачем хочешь поставить в неловкое положение двенадцать чрезвычайно влиятельных, известных аристократов.

— Так вот в чем истинная причина твоего недовольства! Ты боишься, что я, обратившись к твоим знакомым за помощью в розыске убийцы отца, тем самым нанесу им обиду? Прости меня, Дезмонд, но я не могу с тобой согласиться. Как и не могу отменить встречу. На карту поставлено гораздо больше, чем стыд.

— В этом случае, боюсь, мне придется запретить тебе что-либо предпринимать.

Щеки Бранди покрылись красными пятнами.

— Ты хочешь запретить мне? Я не ребенок. И ты не сможешь мне приказать не делать того, что я считаю нужным. Только мне, и никому больше, решать — созывать это собрание или нет.

Дезмонд плотно сжал губы, явно стараясь взять себя в руки.

— Я прошу простить меня, Брандис, — наконец удалось ему произнести. — Я не хотел, чтобы мои слова показались тебе суровыми. В мои намерения не входит что-то диктовать тебе, я думал лишь направлять тебя. — Вымученно улыбнувшись, он схватил ее за руку. — И беспокоюсь я в первую очередь о тебе, а вовсе не о тех аристократах. Я хочу оградить тебя от насмешек общества, которые, знаешь ты это или нет, могут разрушить твою репутацию, а следовательно, и будущее. А я хочу обеспечить твое будущее, малышка, заботиться о тебе и сделать тебя счастливой.

Бранди холодно высвободила пальцы из руки Дезмонда.

— Благодарю, Дезмонд. Я очень ценю, что ты так близко принимаешь к сердцу мои интересы.

Он нахмурился:

— Ты ценишь это, но, по-моему, не очень довольна.

— Не то чтобы недовольна, просто…

— Ты злишься на меня не только потому, что я против собрания, но еще из-за военного министерства, — догадался он. — Брандис, я знаю, ты наверняка считаешь мои действия непростительными. И, наверное, так оно и есть. Но мы оба знаем, что Квентин гораздо счастливее, когда на нем военный мундир. После возвращения в Котсуолд он с головой ушел в расследование, которое может оказаться опасным. Я искренне верю, что для него гораздо лучше в какой-нибудь колонии защищать интересы Англии, чем подвергаться риску здесь, у себя на родине. Да, я признаю, меня беспокоит твое явное расположение к нему. У меня есть планы на твое будущее, планы, включающие защиту, которую могут дать мое имя и титул. Поэтому я использовал свои связи, чтобы ускорить отъезд Квентина. Надеюсь, ты меня понимаешь…

— Что ты такое говоришь? — выдохнула Бранди.

Дезмонд понял, что совершил промах, но было уже поздно.

— А разве Квентин тебе ничего не сказал? — спросил он не своим голосом.

Она покачала головой и долго смотрела на него немигающим взглядом, не в силах поверить тому, что услышала. Потом наконец до нее дошло.

— Ты мерзавец. — Бранди отступила назад, дрожа от негодования и ярости. — Ты устроил так, чтобы Квентина услали из страны? Приказ, вызов в министерство — все это твой коварный замысел?

Дезмонд побледнел:

— Я думал… то есть я предположил, что Квентин упомянул…

— Он не сделал ничего подобного. Зная Квентина, могу сказать, что он скорее всего защищал тебя.

— Защищал? От чего?

— От моего гнева, — выпалила Бранди. — Нет. — Она вытянула руки, оградившись ладонями от Дезмонда, который хотел приблизиться. — Будь ты проклят, Дезмонд. Мне с самого начала следовало быть с тобой откровенной, а не пытаться прибегать к тонкостям, какие только мне известны, чтобы просветить тебя. Пора бы уж самой признать, что тонкости во мне столько же, сколько в тебе честности. Ты отказываешься посмотреть правде в лицо. Так вот, теперь ты ее услышишь — сказанную громко и ясно, хочешь ты того или нет. Я люблю Квентина. Всегда любила и всегда буду любить. Дома он или на чужбине, рядом со мной или где-то далеко — мои чувства никогда не изменятся.

— Брандис…

— Выслушай меня, — велела она. — Я не люблю тебя, Дезмонд. Между нами никогда ничего не было, кроме дружбы, разве что в твоем воображении. Я ни разу, даже в самых отдаленных мечтах, не думала о свадьбе с тобой. И не только из-за моих чувств к Квентину, хотя этого было бы вполне достаточно. Просто мы с тобой совершенно разные, как день и ночь. Один только факт, что ты можешь оправдать бесчестные шаги, предпринятые тобой в военном министерстве, прекрасный тому пример. Не говоря уже о твоей неизменной привычке руководить мною. Я не понимаю ни тебя, ни твоих архаичных ценностей, ни отсутствия этики в твоих поступках. А ты понимаешь меня еще меньше, иначе бы давно осознал, что титул для меня ничего не значит, а того, к чему я действительно стремлюсь — взаимной любви и уважения, — ты мне не способен предложить. Я не подчинюсь твоей воле и не соглашусь, чтобы из меня лепили то, чем я не являюсь, лишь бы стать достойной парой человеку, которого больше волнуют деньги, а не чувства.

Лицо Дезмонда пошло красными пятнами.

— В отличие от моего брата, который сама добродетель и чувствительность. Так вот, если ты думаешь, что я останусь в стороне и позволю тебе и Квентину…

— Я знаю, что позволишь. Потому что, если ты попытаешься стать между нами, я тут же исчезну из Котсуолда и спрячусь там, где ты меня никогда не найдешь. И не вернусь до тех пор, пока не стану совершеннолетней, а вот тогда я официально смогу распоряжаться собственной судьбой. — Глаза ее гневно сверкали. — Смирись с этим, Дезмонд. Я никогда не стану твоей герцогиней. Если только ты не хочешь тащить к алтарю невесту, которая брыкается и визжит как резаная. Я устрою тебе такую сцену, что ты станешь предметом насмешек для всего общества и не сможешь показаться ни в «Олмаке», ни в Карлтон-Хаусе, ни в любом другом месте, где кипит светская жизнь. Не старайся надавить на меня, предупреждаю. Просто милостиво позволь мне идти своим путем, и, возможно, однажды мы сможем вспомнить о нашей былой дружбе.

Дезмонд открыл рот, затем закрыл и так и остался стоять, раздираемый гневом и изумлением.

— Полагаю, твое молчание означает, что ты принимаешь мои условия. Мудрое решение. — Бранди подобрала юбки. — Теперь прошу простить меня, я должна заняться делами. Бентли тебя проводит. Если, конечно, захочет.