Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Черный бриллиант - Изумрудный сад

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Кейн Андреа / Изумрудный сад - Чтение (Весь текст)
Автор: Кейн Андреа
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Черный бриллиант

 

 


Андреа Кейн

Изумрудный сад

Всем, кто верит, в вечную любовь, тем самым делая ее возможной

Пролог

Котсуолд-Хиллз, Глостершир, Англия

1810 год

— Так и знал, что найду тебя здесь. — Лорд Квентин Стил поднялся по ступеням в белую резную беседку и остановился у скамьи, на которой сидела девушка. — Сначала я заехал к тебе в поместье, но, как и предполагал, услышал от твоего отца, что ты покинула Таунзбурн на рассвете. Поэтому решил направиться сюда, в Изумрудный домик.

— Где же мне быть в такое время? — Брандис Таунзенд уткнулась лбом в колени. — С Изумрудным домиком связаны мои счастливейшие воспоминания. И самые печальные минуты тоже должны пройти здесь.

Квентин ласково взъерошил светло-каштановые волосы девушки, а потом пригладил их, ожидая, что она поднимет на него глаза.

— Улыбнись, солнышко. Еще не конец света.

— А вот и нет. — Так и не подняв головы, она подвинулась, молча приглашая Квентина сесть рядом.

Он подчинился и, расстегнув расшитый военный сюртук, опустился на скамью и мягко взял девушку за руку.

— Я ведь не навечно уезжаю.

— Это зависит от того, что ты считаешь вечностью.

— Взгляни на меня, Бранди. — Дотронувшись пальцем до ее подбородка, Квентин принудил девушку посмотреть ему в глаза. — Я пробуду в Европе ровно столько, сколько нужно, чтобы победить Наполеона и закончить войну.

Темные глаза Бранди потухли.

— Это плохое утешение. Войне конца не видно, и все эти бесчисленные дни ты будешь находиться рядом с лордом Веллингтоном, в самом пекле сражений.

— Там я нужнее всего, — тихо признал Квентин. — Генерал-лейтенант не сможет привести нас к победе, если никому не удастся расшифровать французские донесения.

Бранди кивнула, нахмурив тонкие брови.

— Впервые мне захотелось, чтобы ты не был таким умным. Тогда бы ты остался в Англии, в безопасности, и не пришлось бы тебе ехать бог знает куда и рисковать своей жизнью в каждом бою. — Она прикусила нижнюю губу. — Я буду по тебе скучать.

— Ты едва заметишь мое отсутствие, — уверил подругу Квентин, осторожно проводя костяшками пальцев по ее щеке. — У тебя в запасе еще целый легион тех, кто будет тебя баловать: твой отец, мои родители…

— Дезмонд, — добавила она подчеркнуто насмешливо. По лицу Квентина пробежала тень.

— Я понимаю, что мой брат… — он замолчал, подыскивая нужные слова, — в отличие от меня приверженец традиций, и это тебе не по душе.

— Приверженец традиций? — переспросила Бранди. — Да он просто настоящее ископаемое!

Губы Квентина дрогнули.

— Меня пробирает ужас при мысли, каким тебе должен казаться я. Ведь Дезмонду всего чуть больше тридцати, он только на семь лет меня старше. Неужели я тоже, по-твоему, отношусь к антиквариату?

— Ни в коем случае, — последовал немедленный и горячий ответ. — Вы с Дезмондом так же непохожи, как рыцарь и дракон.

— А кто в таком случае я — рыцарь или дракон?

Бранди бросила на него недовольный взгляд.

— Ну ладно, солнышко. — Оставив все попытки отвлечь ее от грустных мыслей, Квентин вновь заговорил с прямотой, к которой прибегал редко, если обращался не к Бранди: — Не стану отрицать твою правоту. Дезмонд не понимает тебя, он не в силах постичь твою непоседливость и неугомонность — их не втиснешь в общепринятые рамки. Но в его защиту могу сказать: брат действительно обеспокоен твоим будущим, хотя и по-своему.

— Все кругом обеспокоены моим будущим! — выпалила Бранди, вскакивая с места. — Все желают мне только добра. Все только и думают, что о моем совершеннолетии — все, кроме меня. — Девушка прошлась по любимой беседке и, обхватив рукой столбик у входа, с беспокойством оглядела огромный ухоженный сад, раскинувшийся перед Изумрудным домиком — сказочным строением, принадлежавшим семье Квентина, в котором Бранди уже много лет была самым желанным гостем. — Нет чтобы понять меня. Никто так не понимает меня, как ты. Ни папа, ни твой отец, ни даже твоя мать. Я всех их обожаю, Квентин, правда, Бог свидетель, они пытаются снисходительно относиться к моим сумасбродствам. Но твои родители — герцог и герцогиня Колвертон, а мой папа — виконт Денерли. Много поколений оба семейства воспитывались по одним и тем же строгим правилам и от этого только процветали. Само собой разумеется, наши родители согласны с Дезмондом, что мне якобы пора приобрести манеры настоящей дамы, раз я почти уже взрослая. Квентин подавил смешок.

— Что ж, тебе скоро шестнадцать. Вполне естественно, твой отец ожидает от тебя…

— Через сезон он планирует вывезти меня в свет, — перебила Бранди, крепче вцепившись маленькой рукой в деревянную опору. — Вот тогда с моей жизнью действительно будет покончено.

— А ты не драматизируешь слегка?

— Нет. — Она обернулась и посмотрела Квентину в лицо. — Ни в малейшей степени. И ты сам это знаешь. В ту волшебную минуту, когда я появлюсь при дворе, у меня отнимут все самое дорогое. И не будет больше рыбалки, когда можно постоять босиком в ручье, не будет скачек верхом на Посейдоне в лесной чаще, не будет стрельбы по мишеням. Вместо этого я превращусь в пустоголовую дурочку, которая играет на фортепиано и сидит весь день за пяльцами — достойный экземпляр, которым не стыдно похвастаться перед высшим светом.

Закинув голову, Квентин громко расхохотался:

— Мрачная картина, солнышко, хуже не придумаешь. Хотя, чтобы в точности соответствовать этому описанию, тебе придется заниматься каждую минуту ближайших двух лет, о которых ты говорила. А пока твое рукоделие просто чудовищно, а игру на фортепиано слушать невозможно.

— Я не собираюсь исправлять ни то, ни другое. — Бранди была непреклонна. — Сколько себя помню, я всегда с ужасом ждала предстоящий выход в свет. Единственным утешением до сих пор для меня служила мысль, что ты будешь рядом и поможешь мне в этом несчастье.

Квентин поднялся со скамьи и сразу стал серьезным под взглядом Бранди.

— Я вернусь в Котсуолд как только смогу. Мне хотелось бы пообещать, но…

— Не надо, — перебила его Бранди. — Не обещай. Мы всегда исполняли свои обещания друг другу, Квентин. Не нарушай этого обычая клятвой, которую ты, возможно, не сумеешь сдержать.

Квентин собирался что-то сказать, но тут кучер его запряженной кареты что-то крикнул конюху и тихо заржали лошади, выражая свое нетерпение.

— Пора? — спросила Бранди, чувствуя комок в горле.

— Время еще есть. — Квентин быстро сунул руку в карман сюртука и вытащил пару пистолетов с затейливой насечкой. — Правда, совсем немного.

— Квентин! — Позабыв на время свои горести, Бранди широко распахнула глаза в восторженном удивлении и, порывисто метнувшись вперед, благоговейно дотронулась до блестящего ствола. — Какая прелесть! Твоя последняя покупка? Должно быть, так. Никогда раньше таких не видела. Где же ты нашел их? Тончайшая работа!

Квентин, снисходительно улыбаясь, протянул девушке пистолет, чтобы та получше его рассмотрела.

— Я обнаружил их на прошлой неделе, когда был в Лондоне, и, подумав о нас, сразу купил. — Он вложил в руку Бранди пистолет, и она осторожно провела по нему пальцами. — Ну же, возьми его.

Ее не пришлось долго упрашивать. Пальцы тут же умело сомкнулись на украшенной рукоятке, девушка ощупывала оружие, тщательно избегая чувствительного курка.

— Он действительно великолепен, — выдохнула она, поглаживая полированное дерево и медные насечки.

— Не хочешь ли сразиться на прощание? — поинтересовался Квентин, весело сверкнув глазами. Бранди тут же вскинула голову:

— Давай.

— Выбери мишень.

Раскрасневшись от радостного волнения, Бранди спустилась по ступеням в сад и огляделась. По тому, как решительно выпятился ее подбородок, Квентин понял, что цель найдена.

— Вон тот высокий дуб, — сказала Бранди, указывая на дерево рукой. — В стороне от других деревьев.

— Довольно далеко, солнышко, — протянул Квентин. Он не спеша спустился в сад и на глазок прикинул расстояние. — Ты хорошо стреляешь на пятьдесят футов, а до этого дерева будет все девяносто. Не хочешь передумать?

— Не хочу, — отрезала Бранди, бросая вызов. — Тот из нас, кто попадет в самый центр ствола, — скажем, под нижними ветками, — будет объявлен победителем.

— Согласен. — Квентин церемонно раскланялся, приглашая ее стрелять первой. — Сначала дамы… — Последовала насмешливая пауза. — Простите. Сначала проказницы.

— Наоборот, — в свою очередь поддела его Бранди. — Сначала — будущие великие воины.

— Как угодно.

Квентин взвел курок и прицелился. Секундой позже прогремел выстрел. Пуля со свистом рассекла воздух и вошла в дуб на дюйм или два в стороне от намеченной точки.

— Отлично, — прокомментировала Бранди. Она смерила взглядом расстояние до дерева и подняла свой пистолет. — Но я выстрелю точнее.

— Какая уверенность в собственном мастерстве, солнышко. Бранди многозначительно усмехнулась:

— Нет, милорд. Такая уверенность в учителе. Тщательно прицелившись, она выстрелила. Пуля легла, пронзив дуб чуть справа от пули Квентина — в самую точку.

Бранди торжествуя повернулась к сопернику:

— Ну как?

Квентин восхищенно присвистнул:

— Видимо, твой учитель ценится на вес золота.

— Так и есть. — Бранди, радужно улыбнувшись, протянула ему пистолет. — По правде говоря, он лучше учит, чем сам стреляет.

Раздался громкий смех Квентина.

— Довольно, моя победоносная ученица. — Все еще посмеиваясь, он стал чистить свой пистолет, не обращая внимания на протянутую руку. — Какой приз ты потребуешь?

Радость на лице Бранди сразу погасла.

— Твое благополучие. Все, что я прошу.

Квентин замер, потом поднял голову и посмотрел на Бранди с нежностью и пониманием:

— Со мной все будет в порядке, солнышко. Даю тебе слово, и призы тут ни при чем. — Его взгляд упал на пистолет в руке Бранди. — Но все-таки чем же тебя наградить? Приз должен быть достоин такого впечатляющего выстрела. — Притворно погрузившись в раздумье, он изобразил наконец, что его осенила блестящая идея. — Пистолет! — объявил Квентин. — Отличный приз. — С этими словами он сомкнул пальцы Бранди на рукоятке оружия. — Он твой.

— Мой? Насовсем?

— Твой. Насовсем. А у меня останется его пара.

Бранди как зачарованная смотрела на подарок.

— Квентин, я не знаю, что сказать.

— Ничего не говори. Ты выиграла наш спор и пистолет.

Упоенный восторгом Бранди, Квентин вдруг ощутил, что его охватило чувство надвигающейся потери.

Он понимал, что, когда в следующий раз ступит на английскую землю, все, что ему сейчас дорого, будет уже другим. Он укорил себя, отгоняя прочь дурные предчувствия, вызванные скорее всего сознанием неминуемости кровавых схваток, которые ожидали его впереди. Но отделаться от тягостных мыслей не удалось.

— Держи пистолет всегда при себе, — наставлял он, сосредоточившись на том, что было ему подвластно, — тогда мне не придется волноваться насчет твоего благополучия, пока меня не будет.

— Ой! Хорошо, что вспомнила. — Не подозревая о душевном смятении Квентина, Бранди, как всегда, действовала решительно. Она отвела своего друга обратно на скамью, осторожно отложила в сторону драгоценный приз и достала откуда-то небольшой сверток. — Это тебе. — Сверток оказался в руках Квентина. — Прощальный подарок.

— Зачем… не стоило…

— Нет, стоило. Ты сейчас сам убедишься. — Бранди проказливо улыбнулась. — Мне почему-то кажется, что мной и тобой двигали одинаковые мотивы. — Она нетерпеливо махнула в сторону свертка. — Открывай же.

Квентин озадаченно подчинился. Через секунду он держал в руке тонкий, искусно сработанный нож.

— Ты отличный стрелок, милорд, — поясняла Бранди со взрослой деловитостью, которая одновременно и удивляла Квентина, и смущала. — Но один пистолет — плохая защита. Что, если на тебя нападут неожиданно? Пистолет незаметно не спрячешь. А вот нож — пожалуйста. Особенно такой тонкий. Я заказала его специально для тебя. Носи нож всегда с собой, в любое время. Его можно спрятать в голенище сапога. Тогда никто не сможет навредить тебе — ни во время боя, ни потом.

— У меня еще никогда не было такого прекрасного ножа. — Квентин внимательно рассмотрел рукоять из оникса. — Спасибо, солнышко.

— Теперь с нами ничего не случится, правда, капитан Стил?

Он с трудом улыбнулся, опуская нож за голенище ботфорта:

— Совершеннейшая правда, миледи.

— Лорд Квентин! — прокричал кучер, стоя на почтительном расстоянии и показывая Квентину на часы. — Простите, сэр, но ваш корабль отходит в половине четвертого. Нам пора.

— Спасибо, Карлайл. — Квентин махнул ему рукой. — Я приду через минуту. — Он обернулся к Бранди и, намотав на палец локон ее светлых каштановых волос, осторожно подергал: — Прощай, солнышко. И помни: береги свой новый пистолет. Я намерен потребовать реванш сразу после возвращения, даже если ты к этому времени станешь совсем взрослой, что сейчас приводит тебя в такой ужас.

Бранди, глотая слезы, кивнула:

— Согласна. А ты тоже помни: не расставайся с этим ножом, вдруг он тебе понадобится. — Приподнявшись на цыпочки, она крепко обняла Квентина. — Удачи тебе!

Квентин коснулся губами лба девушки и отступил назад, затем спустился по ступеням беседки и пошел по пышному прямоугольному саду, в честь которого летний дом получил свое название. Дойдя до середины подстриженной лужайки, он обернулся, охваченный острой потребностью запомнить эту картину, унести с собой то, что не сотрется и не изменится со временем.

Прислонившись к столбику увитой плющом беседки, Бранди махала рукой, ее блестящие волосы разметались мягкими прядями по плечам, у ее ног раскинулся ковер из фиалок и дикой герани.

Впереди ее ожидали блеск, великолепие, целая жизнь.

Квентин с тяжелым сердцем помахал ей в ответ и улыбнулся, когда она подняла над головой блеснувший на солнце пистолет. Тогда он похлопал по голенищу сапога в знак того, что нож на своем месте.

В половине четвертого корабль Квентина отчалил от пристани, взяв курс на материк, где шла война. Квентин уезжал с подарком Бранди и жестоким предчувствием несчастья.

Этому предчувствию суждено было исполниться четыре года спустя.

Глава 1

Изумрудный домик, 1814 год

Бранди с довольным вздохом разогнула спину.

— Все! Я закончила всю полосу герани вокруг беседки.

— Времени на это ушло немало. — Откинув с лица темные пряди волос, герцогиня Колвертон поднялась и устало прислонилась к столбику беседки. — Как жарко стало. Когда я выезжала из Колвертона, было еще довольно свежо.

— Это потому, что мы копаемся в земле почти пять часов, — сообщила Бранди, указывая на небо. — Посмотри на солнце. Когда мы сюда приехали, солнце едва виднелось из-за холмов, а теперь оно прямо над головой. Должно быть, уже первый час. — Она поднялась во весь рост и вытерла пот со лба, разукрасив грязью нос и подбородок. — Почему бы нам не отдохнуть? Мы это давно заслужили, заодно отведаем закуски, которые привезла Мэри.

— Меня дважды приглашать не нужно. — Памела грациозно опустилась на садовую скамью и налила два стакана только что выжатого фруктового сока. — В котором часу Ардсли ждет тебя домой?

Бранди, ничуть не церемонясь, плюхнулась на скамейку рядом с Памелой и взяла предложенное питье.

— Зная, что я отправилась в Изумрудный домик, отец наверняка не ждет меня раньше вечера. — Она поднесла стакан к губам и в отличие от Памелы, делавшей аккуратные глоточки, осушила его залпом. — Я предпочитаю находиться здесь, а не где-либо еще, — объявила девушка, наливая себе новую порцию.

— Знаю, — задумчиво произнесла Памела и ее брови сомкнулись в растущей тревоге.

С дерева, раскинувшегося над их головами, полетел вниз маленький круглый предмет и с громким шлепком угодил прямо в стакан Бранди. Сок брызнул во все стороны, платье девушки покрылось розовыми пятнами.

— С меня довольно! — Бранди сердито отставила стакан и, задрав голову, гневно нахмурилась, глядя на одну из веток. — Ланселот, я не шучу. На этой неделе ты испортил мне уже третье платье. Что, по-твоему, я скажу папе?

Рыжий бельчонок уставился на нее в ответ, его явно не трогали заботы Бранди. Схватив ягоду, он развернул свой пушистый хвост и удрал прочь.

— Подумать только, ведь я подобрала этого неблагодарного разбойника, когда он был совсем крошкой, — пробормотала Бранди, промокая пятна на юбке. — В ту секунду, когда я разглядела белый монокль вокруг его глаза, мне следовало бы догадаться, что из него получится такое же высокомерное существо, как те знатные господа, которые мне знакомы.

Губы Памелы чуть тронула улыбка.

— Так вот почему ты назвала его Ланселотом. А я было подумала, что ты разглядела в этом негоднике какую-то скрытую доблесть.

— Вряд ли она у него есть. Ланселот кинется мне на помощь, только если в руке у меня будет орех.

— Во всяком случае, он очень умело портит одежду, — заметила Памела, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться; намочив салфетку водой, она безуспешно пыталась оттереть пятна с платья Бранди.

— О Господи! — Бранди затрясла головой и закатила глаза к небу. — На этот раз папа наверняка потеряет терпение.

— Сомневаюсь, — успокоила ее Памела, — Ардсли простит тебе все, что угодно, не говоря уже о такой мелочи, как испорченное платье.

— Возможно. — Оглядев себя, Бранди бросила на Памелу взгляд, полный самоуничижения. — И все же, если не принимать во внимание последствия выходки Ланселота, как так получается, что после четырех часов работы в саду ты выглядишь по-прежнему элегантно, а я похожа на грязного жалкого котенка, который только что выдержал яростную битву с клубком пряжи?

Памела больше не могла сдерживаться.

— О, Бранди, жалкой тебя никак не назовешь, — рассмеялась она. — Ты красивая, жизнерадостная молодая женщина. — Воспользовавшись случаем, Памела затронула тему, которая неустанно волновала ее. — Кентон как-то упомянул, что красавец лорд Галлистер каждый день наносит тебе визиты. Ему рассказал Ардсли.

— Гм. Лорд Галлистер? Да, он заезжал в Таунзбурн несколько раз. — Но мысли Бранди уже перескочили на другое. Бросив спасать платье, она, прищурившись, рассматривала что-то за пределами беседки. — Тебе не кажется, что нам следует предложить Герберту добавить еще один слой тех красивых белых камней к альпийской горке? Я заметила, что она начала терять свой блеск.

— Это оттого, что вы все время обливаете камни водой из ручья, — послышалось ворчание.

— Герберт! — Бранди вскочила и кинулась к старшему садовнику. — Как хорошо, что ты услышал мое предложение! Как тебе такая идея?

— Это зависит от многого. — Герберт нахмурился, но за его напускной обидой угадывалась любовь. — Вы и дальше собираетесь рыбачить и портить мою альпийскую горку водой из ручья?

Бранди состроила скорбную гримасу:

— Я постараюсь этого не делать.

— Что ж. — Герберт провел пятерней по непокорным седеющим волосам. — Ладно. Я соберу еще несколько камней, которые вам так приглянулись. Но только несколько! И если вы испортите этот ряд…

— Ой, спасибо! — Бранди обняла садовника.

— Ардсли знает, что ты снова резвишься в ручье? — робко поинтересовалась Памела.

Герберт и Бранди встревожено переглянулись.

— Дело в том, ваша светлость, что многое могло навредить камням. — Он замялся. — Дождь, солнце…

— Я поняла, Герберт, — вздохнула Памела. — Я тебя отлично поняла.

— Памела, прошу тебя, не говори папе. — Бранди схватила подругу за руку. — Он ужасно расстроится. Ведь мне только-только удалось убедить его, что я пытаюсь стать настоящей леди.

Кашель Герберта, засеменившего прочь, подозрительно напоминал сдавленный смех.

— А на самом деле, Бранди? — мягко спросила Памела. — Ты действительно стараешься вести себя как леди?

Бранди потупила взор.

— Честно? Я думаю, это невозможно.

— Но отчего же, дорогая? Ты прелестная, добрая, веселая. И я далеко не одна так думаю. Даже ты не могла не заметить, с каким восхищением на тебя смотрят мужчины. Больше двух лет прошло с твоего дебюта — фактически три сезона, — а у твоих ног все еще толпы поклонников.

Девушку передернуло, словно она только что проглотила червяка.

— Они вызывают у меня отвращение.

— Почему? Ардсли говорит, они все ведут себя как настоящие рыцари, когда приезжают в ваш дом с визитами. Да я и сама вижу, что многие из них — само обаяние, не говоря уже о красоте и уме. Не может быть, чтобы ни один…

— Достойные. Обаятельные. Да, они такие, — перебила ее Бранди. — И они хотят вести под руку девушку, такую же достойную и обаятельную. Я не могу им соответствовать. — Бранди умоляюще взглянула на Памелу. — Просто не могу.

Глаза герцогини затуманились.

— Бранди, тебе двадцать лет. Ты не можешь всю жизнь оставаться шаловливым ребенком.

— К несчастью, это правда.

Памела мягко погладила опущенную голову Бранди.

— Почему мысль о взрослении тебе так страшна? Тебя переполняет любовь к жизни. Не может быть, чтобы ты не хотела иметь собственный дом и детей.

Послышался скорбный вздох:

— Конечно, хочу. Но не ценой всего, что мне доставляет радость.

— Не в тюрьму же тебя собираются заточить! Тебе не нужно будет бросать свои занятия, дорогая. Правда, наверное, придется отказаться от таких вещей, как хождение босиком по ручью. Но садоводство, прогулки верхом… разумеется, с нормальным дамским седлом… всем этим ты сможешь заниматься и дальше.

Безутешная Бранди задумчиво уставилась в землю.

— Почему ты вышла за Кентона? — выпалила она наконец.

— Что-что? — Памела даже заморгала от внезапной перемены темы разговора.

Бранди выпрямилась и посмотрела на подругу неуверенным, полным муки взглядом.

— Памела, я никогда не знала родной матери, она умерла при моем рождении. Но во всем, если не считать кровного родства, ты заменила ее, и я люблю тебя так, как мог бы любить твой собственный ребенок.

Глаза Памелы затуманились.

— Ты для меня дочь, которой у меня никогда не было, — с трудом проговорила она. — Твое счастье для меня столь же важно, как было бы важно счастье родной дочери.

— Я знаю. И тебя тоже знаю. Мы очень разные — ты и я. Однако во многом — в безграничной преданности тем, кого любим, в глубокой привязанности к Изумрудному домику — во всем этом мы почти одинаковы. Мы обе женщины, и нас воспитывали с сознанием, что мы должны выйти замуж и родить детей. У нас обеих чуткие сердца, и мы обе мечтали о мужчине, который разделил бы с нами жизнь. Вот я и спрашиваю тебя: как ты узнала в Кентоне именно того мужчину? Какая причина… помимо долга… заставила тебя выбрать его себе в мужья?

Ответом послужила нежная улыбка.

— Над этим вопросом мне не нужно задумываться. Я вышла за Кентона, потому что была отчаянно в него влюблена. И сейчас, тридцать один год спустя, я отношусь к нему как прежде.

— Кентон чувствует то же самое. Он тебя обожает. Это ясно по тому, как он смотрит на тебя. И твоя любовь очевидна: ты вся сияешь, когда он рядом. Вы две половинки одного целого, Памела, ваша любовь какая-то особенная. Это настоящее чудо.

— Не буду спорить, — тихо, но проникновенно сказала Памела. — Кентон — мое сердце, моя душа. Без него я не стала бы жить.

— Вот и я от замужества жду того же самого. — Голос Бранди дрогнул. — Но ничего этого нет. Ни один мужчина так и не тронул моего сердца. Ни лорд Галлистер, ни прочие кавалеры и визитеры. Я абсолютно ничего не чувствую, когда они рядом, ни малейшего трепета. Так как же мне решиться на то, о чем меня просит отец — подумать о браке с человеком, которого не люблю и в будущем тоже не полюблю, как мне подсказывает чутье? Ответ один — никак. — Бранди потупилась. — Мне жаль, Памела. Действительно жаль. Мне самой не хочется разочаровывать тебя, Кентона, папу. Но, судя по моим любимым занятиям и неисполнимым романтическим запросам, мне суждено остаться одной.

Памела задумчиво смотрела на опущенную головку Бранди, терзаясь давнишним подозрением, которое никак не давало ей покоя.

— Ты сказала, что мечтаешь. Какой же мужчина является к тебе в твоих мечтах?

На лице девушки появилась слабая улыбка.:

— Такой, который не уступал бы мне характером и разделял бы со мной мои недамские увлечения. И чтобы у него была такая же страсть к приключениям, как у меня. И чтобы он любил меня такой, какая есть, и не старался переделать.

— Ясно.

— Ясно-то тебе ясно, но можешь ли ты понять?

— Даже лучше, чем ты думаешь, — спокойно ответила Памела, и глаза ее чуть заметно сверкнули. — Бранди, вопреки твоим выводам я уверена: тебе не суждено остаться одной. Мужчина твоих грез существует — я вижу его так же ясно, как если бы он стоял сейчас передо мной. Он действительно особенный, редкий человек. Вам только остается узнать друг друга, а это произойдет в свое время, и я подозреваю, что ждать придется не очень долго.

— Как ты можешь быть так уверена?

— Верь мне, дорогая. — Памела встала со скамьи и как бы случайно бросила взгляд на конюшню. — Мне только что пришла мысль, что сегодня ты не тренировала Посейдона.

Бранди моментально вскинула голову:

— Совсем забыла. Ну конечно! Квентин никогда не простит мне, если я запущу его любимца!

— Зная своего сына, думаю, ты права, — согласилась Памела, вновь пристально вглядываясь в Бранди. — Кстати, ты давно не получала от него известий?

Бранди сразу помрачнела.

— После того письма, что я показывала тебе в прошлом месяце, больше не было ни одного. Бедняга почтальон — я совсем его замучила своими расспросами. Нет, пока ничего.

— Письма с континента всегда приходят нерегулярно, — пробормотала Памела, одновременно утешая и себя, и Бранди. — Мне остается только молиться…

— С Квентином все в порядке. — Бранди сжала крепкие кулачки. — Я бы почувствовала, если бы что случилось. Он вернется домой со дня на день.

— Мы не можем быть уверены, дорогая. Герцог Веллингтон на пути в Англию, но это еще не значит, что Квентин будет его сопровождать.

— Нет, это именно так и есть. Квентин поклялся вернуться сразу по окончании войны. Вот. Наполеон благополучно доставлен на Эльбу. Поэтому Квентин скоро появится в Котсуолде. — Бранди с вызовом расправила плечи, подобрала юбки и тоже поднялась со скамьи. — Отправлюсь-ка я лучше к Посейдону. Время перевалило за полдень, скоро солнце начнет так припекать, что мы не сможем с ним мчаться галопом во весь опор.

— Конечно, дорогая, ступай.

Памела взмахом руки отослала Бранди, притворившись, будто ничего не понимает, а сама еще больше, чем прежде, уверилась, что чудесное событие, которое она задумала, обязательно сбудется. Оставалось только ждать и надеяться на Бога и судьбу.


Колвертонский замок

Исчезли!

Дезмонд уставился в пустой ящик — от этого открытия у него затряслись руки.

«Как такое могло произойти?» — подумал он, лихорадочно подыскивая ответ. Никто не знал об их существовании.

Дезмонд как одержимый начал вышвыривать все вещи из комода и остановился, только когда ничего не осталось.

Он грохнул последним ящиком об пол и тяжело запыхтел, задыхаясь, его лоб покрылся испариной. Должно же существовать какое-то логическое объяснение происшедшему.

Должно.

— Ты не найдешь их, сынок.

Кентон Стил, герцог Колвертон, прислонился спиной к закрытой двери в спальне Дезмонда и смотрел на своего первенца глазами, в которых читалась мучительная боль.

— Отец? — Дезмонд резко обернулся, пытаясь справиться с охватившим его ужасом.

— Зачем, Дезмонд? Зачем, ради всего святого, тебе понадобилось это делать?

— Я не понимаю…

— Не смей крутить. Я не гадаю, у меня есть доказательства. Неясно только, зачем ты это сделал и с кем?

Последний вопрос попал прямо в цель, и Дезмонд переменился в лице.

— Что ты имеешь в виду «с кем»?

— Ты не настолько умен, чтобы самому совершить такое.

Кто тебе помогал?

— А, понятно, — отозвался Дезмонд с едким сарказмом. — Я, видимо, не тяну даже на порядочного негодяя.

— Порядочного? — Кентон сжал кулаки. — Ты в своем уме? То, что ты сделал, отвратительно! — Он окинул Дезмонда возмущенным взглядом, пытаясь найти в нем то, чего не было. — Даже сейчас ты не отвечаешь на мои вопросы, отказываешься объяснить свои поступки, двуличничаешь. Что ж, это не важно. Никакие твои объяснения не заставят меня переменить решение.

Дезмонд окаменел.

— А что ты намерен предпринять?

— Моя вера в тебя поколеблена. Я больше не питаю никаких иллюзий на твой счет. Буду говорить прямо — я не могу оставить свое состояние человеку, которому не доверяю.

Дезмонд почувствовал, как от возмущения кровь застучала у него в висках.

— Конечно, раз есть человек, которому ты можешь доверять, например твой любимый сынок Квентин.

Щека Кентона едва заметно дернулась — только так он отреагировал на издевку Дезмонда.

— Я намерен позаботиться, чтобы ты не мог в дальнейшем совершать такие недостойные поступки. Не только пока я жив, но и после моей смерти. Я изменю условия завещания.

Краска залила лицо Дезмонда. Он злобно выругался и пнул пустой ящик комода, попавшийся ему на пути.

— Изменишь завещание? Каким образом? Хотя нужно ли спрашивать? Теперь все получит Квентин — о чем всегда молилась твоя драгоценная Памела.

— Квентин не имеет никакого отношения к моему решению.

— И ты думаешь, что я поверю! — Дезмонд прошел по комнате и рывком распахнул дверь с такой силой, что от удара на стене остался отпечаток. — Квентин может находиться в Испании, но его дух остался здесь. Он преследует меня каждый день, каждую минуту. Я сдаюсь. Меняй свое чертово завещание. Перепиши все на сынка Памелы. Мне наплевать.

Он направился в коридор и у самого порога столкнулся с дворецким Бентли, служившим в Колвертонском замке очень много лет.

— Прошу прощения, милорд, — незамедлительно пробормотал Бентли, оглаживая свой безупречный сюртук. — Но я услышал шум и…

— Не важно, Бентли, — перебил его Дезмонд, отмахиваясь. — Тебе лучше меня известно все, что происходит в Колвертоне. К тому же ты в большей чести. — Обойдя дворецкого, Дезмонд направился к лестнице. — Тебе тоже, видимо, достанется часть наследства, которое сначала предназначалось мне.

Бентли безмолвно уставился вслед Дезмонду, но стоило появиться на пороге герцогу, как он молниеносно повернулся к хозяину и увидел, что тот очень мрачен.

— Чем могу служить, ваша светлость? Кентон огорченно провел рукой по глазам:

— Я люблю обоих своих сыновей, Бентли. Всегда любил.

— Да, сэр.

— Один Бог ведает, в чем я ошибся.

— Мастер Дезмонд лишился матери в совсем юном возрасте, сэр, — высказал предположение Бентли в дружеской манере, позволительной только ему одному. — Конечно, он даже не помнит ее как следует, — дворецкий тактично прокашлялся, — и не хочет взять в толк, что ваш первый брак был устроен родителями. Он видит только то огромное чувство, которое вы питаете друг к другу с теперешней герцогиней. Думаю, это и лежит в основе его недовольства.

— Памела многие годы, не жалея сил, старалась…

— Согласен, ваша светлость. Но неуверенность в себе часто ослепляет… и разрушает. Не вините ни себя, ни герцогиню. Проблема в самом мастере Дезмонде.

Кентон угрюмо кивнул:

— Все равно я не могу позволить, чтобы его ревность и слабость навредили другим.

— Да, сэр.

— Свяжись с Хендриком, — велел герцог с печальной решимостью. — Немедленно вызови его в Колвертон. Можешь сообщить ему, что мне нужно изменить завещание. Исполни безотлагательно.

— Слушаюсь, ваша светлость. — Повернувшись, Бентли направился выполнять распоряжение.

— Бентли!

Дворецкий замер на полдороге:

— Да, сэр?

— Никому ни слова. Даже Памеле.

Обиженно фыркнув, Бентли продолжил свой путь:

— Само собой разумеется, ваша светлость.

На следующий вечер, переступив порог Колвертона, Памела услышала тихие мужские голоса. Она не очень обрадовалась, потому что была совершенно без сил. После дух дней работы в саду ей меньше всего хотелось развлекать гостей.

— Добрый вечер, ваша светлость, — с поклоном произнес, Бентли и принял ее накидку.

— Добрый вечер, Бентли. Это голос Кентона я слышу?

— Да, мадам. У герцога и мистера Хендрика деловой разговор.

— А я не знала, что Эллард собирался сегодня приехать. Загляну к ним поздороваться. Бентли откашлялся.

— Его светлость и мистер Хендрик закрылись в библиотеке несколько часов назад. Видимо, их беседа носит серьезный характер. Скорее всего лучше отложить приветствие на более позднее время.

Памела прищурилась:

— Ты хочешь сказать, что мое присутствие там нежелательно?

Тут дверь в библиотеку открылась и послышался голос Кентона:

— Спасибо, что так быстро приехал, Хендрик.

— Не стоит меня благодарить, — ответил Эллард Хендрик, выходя в холл вслед за Кентоном. — Когда я вчера прочитал твое послание, то сразу понял, насколько серьезна ситуация. Поэтому я приказал своему клерку отменить все встречи, чтобы можно было провести весь день в Колвертоне. Я рад, что мы сумели завершить это дело — теперь у тебя на душе будет спокойнее.

Держа папку под мышкой, Хендрик направился к выходу. На полпути он увидел Памелу и поспешно прекратил все разговоры о деле.

— Памела, как чудесно тебя видеть, — объявил он и наклонился, чтобы поцеловать ей руку. — Какой приятный сюрприз! Кентон не сказал, что ты так рано вернешься.

— Как не сказал и о твоем визите. — Памела бросила на мужа любопытный взгляд. — Знай я, что ты приедешь, я бы постаралась быть дома.

— Хендрик приехал довольно неожиданно, — вступил в разговор Кентон. — Нам нужно было обсудить кое-какие важные дела.

— Бентли так и объяснил. — Последовал еще один любопытный взгляд, на этот раз брошенный в сторону дворецкого, стоявшего с каменным лицом. — Как бы там ни было, ты не хочешь остаться на ужин, Эллард?

— Очень бы хотелось, — Хендрик провел рукой по седой голове, — но, к сожалению, мне нужно быть в Лондоне сегодня вечером. Поэтому пора в путь. — Он вежливо улыбнулся. — Как-нибудь в другой раз.

— Конечно.

Обернувшись к Кентону, Хендрик пробормотал:

— Как только доберусь до своей конторы, сразу же поменяю документы.

Кентон пригнул голову и жарко зашептал:

— Я тем временем дознаюсь до самой сути. Мне нужны все факты, Хендрик, — все до единого.

— Я понял. — Адвокат откашлялся и снова заговорил обычным тоном: — Доброй ночи, Кентон, Памела.

Памела терпеливо ждала до тех пор, пока Бентли не вышел проводить Хендрика до кареты. Оставшись с мужем вдвоем, она тут же обратила на него изумленный взгляд:

— Что за срочное и секретное дело у тебя с Эллардом?

— С чего ты взяла, что оно секретное? — Кентон выглядел бледным и измученным, словно только что вернулся после битвы.

— Потому что Бентли не позволил мне даже приблизиться к библиотеке. — Памела нежно погладила ладонями крепкие плечи мужа, чувствуя, как он измотан. — Это Дезмонд, да?

Кентон устало кивнул, морщины вокруг глаз свидетельствовали о мучительной бессоннице.

— Ты не хочешь рассказать мне, в чем дело?

— Ты тут ни при чем, Памела. Это должно остаться между мной и сыном. — И словно для того, чтобы смягчить резкость своего ответа, Кентон поймал руку жены и поднес ее ладонь к губам. — Я сам справлюсь, — тихо добавил он.

— Понятно. — Памела нежно провела пальцами по подбородку мужа, как будто это могло избавить его от боли. — Я не хотела вмешиваться. — Она вздохнула, опустив взгляд. — Бог свидетель, я сознаю, что Дезмонд твой сын, а не мой, он потратил годы, напоминая мне об этом ежечасно. По правде говоря, я перестала пытаться изменить то, что не поддается изменению. Но ты меня волнуешь — мне невыносимо видеть, как ты страдаешь. То, что произошло между тобой и Дезмондом вчера, разрывает тебе сердце. Могу ли я что-нибудь сделать?

— Нет, не сейчас. Может быть, позже. — Он сжал ее руку. — Завтра Гаррети, мой агент, прибудет в Колвертон и, надеюсь, привезет недостающие факты, необходимые, чтобы покончить с этим грязным делом раз и навсегда. Если его постигла неудача, я возьму все в собственные руки.

Памела побледнела.

— Кентон, ты меня пугаешь. Это не опасно?

— Опасно? — Кентон покачал головой. — У меня нет причин так думать.

На следующий день у него появились такие причины. Сидя у себя в кабинете, Кентон рассматривал короткую записку, доставленную лакеем несколько минут назад. Он прочел ее уже раз десять, чувствуя, как по спине бегают мурашки.

«Ты суешься не в свое дело. Будешь продолжать — умрешь, а Дезмонд расплатится».

Кентон уронил голову на руки и крепко зажмурился, пытаясь придумать, как ему доискаться до правды и при этом защитить тех, кого он любит. Он долго так сидел, размышляя, что предпринять.

Наконец он взял в руки перо.

— Дорогой, в чем дело? — Памела оторвала взгляд от туалетного столика и увидела, что муж прислонился к косяку двери, соединявшей их комнаты, и смотрит на нее с печальной задумчивостью. — Кентон, — она так резко встала, что пеньюар закрутился вокруг ног, — что-нибудь случилось?

— Ничего. — Он улыбнулся и прошел в спальню, чтобы обнять жену. — Я просто думал, как сильно я тебя люблю. Она прижалась щекой к его шелковому халату.

— Об этом можешь думать, сколько угодно.

— Памела, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. Отстранившись, она встревожено посмотрела на него:

— Наверное, что-то страшное.

— Не страшное. Но очень важное. — Он вынул из кармана халата запечатанный конверт и ключ. — Я хочу, чтобы ты сохранила это для меня. Спрячь туда, где никто, даже твоя горничная, не сможет их найти.

Памела удивленно рассмотрела оба предмета.

— Письмо для Квентина? — спросила она, прочитав на конверте имя сына.

— Да. Вручи сразу по его возвращении. До тех пор я хочу быть уверен, что никто не ознакомится с содержанием письма.

— Хорошо. — Памела нахмурилась. — Но почему бы тебе самому не вручить письмо? Война с Францией окончена, Квентин должен появиться дома со дня на день.

— Даже если это так, меня… может не быть, когда он прибудет в Колвертон.

— А где же ты будешь?

— Дорогая, — Кентон мягко приподнял подбородок жены, — прошу тебя, не задавай больше никаких вопросов. Просто обещай, что Квентин обязательно получит эту записку.

— Обещаю.

— Вместе с ключом.

— Хорошо, — кивнула Памела, переведя взгляд на ключ в руке. — Да он же от твоей шкатулки, той, что составляет пару с моей.

— Да. И мне очень хочется, чтобы Квентин, прочитав мое послание, точно знал, какого поступка я от него жду.

— Это имеет отношение к Дезмонду, правда?

— Правда.

— Я слышала, мистер Гаррети прибыл сегодня днем. Он доставил тебе сведения, которые ты ждал?

— Пока нет.

Кентон сцепил пальцы. После сегодняшней записки с угрозами он пошел на огромный риск, приказав своему агенту усилить поиски. Но с другой стороны, если бы преступный план старшего сына осуществился, это могло бы иметь пагубные последствия не только для самого Дезмонда, но и для всей семьи. Поэтому, несмотря на все разочарования, Кентон видел свой первейший долг в том, чтобы защитить свой дом и его обитателей.

— В чем бы ни был замешан Дезмонд, тебе нужны детали, — пробормотала Памела, словно прочитав мысли Кентона.

— Да. Я должен все узнать… ради нас самих. Памела кивнула, сжав в руке письмо и ключ:

— Я не стану тебя больше расспрашивать — ни о твоих неприятностях, ни о причинах, по каким ты не хочешь разделить их со мной. Что касается Квентина, ты прав, что решил довериться ему. Конечно, они очень разные, к тому же Дезмонд выдумал какое-то несуществующее соперничество, но Квентин любит своего брата. Он поступит как надо.

Печаль в голосе любимой жены больно кольнула Кентона:

— Дорогая, причина не в том, что я тебе не доверяю — я бы доверил тебе свою жизнь. Но если случится конфликт… — Он подыскивал слова помягче, чтобы не вызвать ее тревогу. — Я не хочу, чтобы ты была в этом замешана. — «Или рисковала», — добавил он про себя.

— Хорошо, Кентон. Я всегда уважала твои решения. — Она прошла по комнате, открыла бюро и достала сделанную на заказ шкатулку — точную копию шкатулки мужа. — Место для твоего ключа только здесь, в моей шкатулке, — сказала она, ощупывая заднюю панель деревянной коробки, где в специальном желобке был спрятан ключ. Улыбнувшись, она извлекла свой ключ, открыла шкатулку и спрятала обе вещи, переданные Кентоном, под ожерелье с изумрудами и бриллиантами. — К тому же это идеальный тайник. Я храню здесь свои драгоценности, поэтому никто, кроме меня, не дотрагивается до шкатулки. И ни одна живая душа, если не считать Бранди, не знает, где спрятан ключ. — Памела обреченно вздохнула. — Я предложила Бранди пользоваться моими украшениями, надеясь, что перспектива покрасоваться в них заставит ее чаще бывать на балах, которые она так ненавидит. К сожалению, мой план полностью провалился. — Опустив крышку шкатулки, Памела тщательно заперла ее и спрятала ключ в желобке. — Как бы там ни было, здесь все будет в полной сохранности. — Она аккуратно вернула шкатулку на свое место в бюро, затем обернулась к мужу. — А теперь?

— А теперь будем ждать.

Две недели спустя Кентон с решительным видом вошел в гостиную жены.

— Памела, я уезжаю в Лондон.

Она медленно отложила пяльцы, встретив напряженный взгляд мужа.

— Ты что-то узнал.

— Да. Я только что отправил послание, которое, надеюсь, предупредит беду. А пока я получил записку от Гаррети. Сегодня днем у меня с ним назначена встреча. Ардсли поедет со мной.

— Ардсли? Зачем?

— Затем, что я попросил его об этом. Дело касается и его тоже.

Памела поднялась с места.

— Тогда почему он не участвовал в твоем разговоре с Эллардом?

— Потому что Ардсли не знал о своей причастности. И сейчас не знает. Фактически ему известно даже меньше, чем тебе. — Кентон решительно выпятил подбородок. — Теперь мне предстоит посвятить его в кое-какие детали — для его же пользы. В конце концов, он мой старейший и ближайший друг.

— Довольно. — Памела проявила непривычное для нее упрямство. — Я еду с тобой.

Не успела она договорить, а Кентон уже затряс головой:

— Нет.

— Прошу тебя, Кентон, не отказывай мне, — тихо взмолилась жена. — Что бы это ни было, я ведь не настолько глупа, чтобы не понять, как это серьезно. Я не собираюсь ни во что вмешиваться. Но я хочу быть рядом с тобой, помочь, если смогу.

— Мне и Ардсли нужно поговорить с Гаррети без посторонних. Наша встреча должна оставаться в тайне, по крайней мере сейчас.

— Прекрасно. Пока вы будете беседовать с мистером Гаррети, я сделаю покупки. Я хоть проедусь с тобой в карете до Лондона и обратно. А если ты задержишься, мы сможем остановиться на ночь в городской гостинице.

Кентон чуть смягчился:

— Разве ты не предпочла бы провести день в Изумрудном домике вместе с Бранди?

— Нет. — Памела покачала головой. — Бранди всю неделю помогает Герберту переделывать альпийскую горку. Она даже не заметит моего отсутствия. Кроме того, я предпочитаю быть рядом с мужем.

Кентон улыбнулся:

— Я польщен. Мне казалось, твой сад для тебя самое дорогое.

Она вернула ему улыбку:

— Почти самое дорогое. Кентон понял, что сдается.

— Сколько времени тебе понадобится на сборы?

— Самое большее полчаса. — Памела ждала, с любовью и мольбой глядя на мужа.

— Ладно, — вздохнул он, поднеся к губам ее руку. — Ты меня убедила. — Однако его кольнуло новое сомнение. — А как же Бранди? Ты думаешь, с ней будет все в порядке, когда она останется одна?

— Она не будет одна. За ней ухаживают три команды слуг: в Таунзбурне, в Изумрудном домике и здесь. Кроме того… — в глазах Памелы сверкнул пророческий блеск, — в Бранди сейчас пробуждается что-то очень важное. Мне кажется, ей пойдет на пользу побыть одной.

Кентон вопросительно приподнял брови:

— Что же такое пробуждается в нашей Бранди?

— Она сама. Ее будущее. Каким оно станет, когда вернется Квентин.

— Когда вернется Квентин? — ничего не понимая, повторил Кентон.

— Ей, бедняжке, не хватает его. Ты не можешь не помнить, что Бранди оживляется только в присутствии нашего сына.

— Да, они всегда хорошо понимали друг друга, — согласился Кентон. — Но я не понимаю, какое это имеет отношение к…

— Прямое, Кентон. Ты, должно быть, заметил, как она померкла после его отъезда, не говоря уже о том, как ей ненавистны ее первые три сезона.

— И ты полагаешь, что возвращение Квентина поднимет ей настроение?

— А ты разве сомневаешься? Если кто и может повлиять на нее, то это он.

— Они не виделись четыре года, Памела. Бранди была ребенком, когда Квентин уехал на войну.

— Разве? — Памела рассмеялась. — Я так не думаю. — Она с любовью сжала локоть мужа. — Пойду-ка я лучше собирать вещи.

Кентон взглянул на часы и кивнул:

— Ардсли приедет с минуты на минуту.

— Пусть Бентли принесет ему выпить. Я скоро буду готова.

Кентона охватило странное чувство тревоги.

— Памела… — Он невольно протянул руку, как бы защищая ее, но от чего — сам не знал. — Может, будет лучше, если ты останешься в Колвертоне?

— Нет. — Памела обхватила его руку ладонями. — Будет лучше, если я поеду с тобой. Видишь ли, дорогой, я только недавно объясняла Бранди, что люблю тебя. И что бы ни уготовила нам судьба, мы встретим это вместе.

Тревога покинула Кентона так же быстро, как пришла, уничтоженная железной волей рока.

Через сорок минут внушительная карета, украшенная семейным гербом Стилов, свернула с извилистой аллеи перед Колвертонским замком и исчезла в густом лесу, окружавшем поместье.

И только один человек, наблюдавший за каретой из тенистых зарослей возле дороги, знал, что герцог и герцогиня Колвертон, а также виконт Денерли никогда не приедут в Лондон.

Глава 2

Квентин замер у заросшего травой входа на тихое и пустынное Колвертонское кладбище. Дождь безжалостно хлестал по лицу, но он едва замечал это. Все его мысли занимало только одно — через секунду он предстанет перед неизбежностью. Неизбежностью, с которой так и не смирился.

Родители ушли из жизни.

Он медленно двинулся вперед, пружиня на влажной почве, ноги сами несли его. Шагов через пятьдесят он заметил блестящую головку, склоненную точно так же, как в день его отъезда. Перед могилой Кентона и Памелы, закрыв лицо руками, преклонила колени девушка, она сотрясалась от рыданий под непрерывным дождем.

Должно быть, она услышала его приближение, потому что вся напряглась и резко обернулась на звук шагов незваного пришельца, потревожившего ее боль.

— Квентин…

Она вскочила, порывисто шагнула к нему, затем остановилась. По ее красивому лицу было видно, что в ней борются противоположные чувства — радость от встречи с ним, неуверенность в том, как вести себя, мучительная догадка, почему он вернулся. Квентин сразу понял, откуда такая нерешительность: как ей приветствовать его после четырех лет разлуки — с подобающей церемонностью или былой импульсивной живостью?

Протянув руку, он решил эту проблему за нее:

— Привет, солнышко.

— Слава Богу, ты дома. — Она пролетела оставшееся между ними расстояние и, схватив его руку, посмотрела ему в лицо потерянным, загнанным взглядом темных глаз. — Их больше нет, Квентин.

Ни секунды не колеблясь, Квентин обнял Бранди и прижал к себе, чтобы не только утешить ее, но и самому успокоиться.

— Я знаю, дорогая, — произнес он и почувствовал, как худенькое тельце начало сотрясаться от подавляемых рыданий.

— Их карету вынесло с дороги… на резком повороте возле Оксфорда… По словам семейной пары, которая их нашла, они умерли мгновенно… — поведала Бранди, уткнувшись в военный мундир Квентина и всхлипывая.

— В письме мне сообщили только, что произошла дорожная катастрофа, — ответил он, оставив многочисленные вопросы на потом, — и что в живых никого не осталось.

— Папа разбился о камни, — продолжала Бранди, отчаянно пытаясь взять себя в руки, — а Памела и Кентон были раздавлены каретой. Дезмонд старался не посвящать меня в подробности. Но мне не нужна была такая защита. Я хотела понять. И все же никак не могу свыкнуться с тем, что никогда больше их не увижу. Квентин, я знаю, грешно думать в такой момент о себе, но мне так невыносимо одиноко.

— Ты не одна. — Сцепив зубы, Квентин искал в себе силы, чтобы успокоить ее. — Я здесь.

— Слава Богу, — вновь прошептала она, так и не оторвавшись от его мундира.

— Когда я узнал обо всем, то бросился на первый же корабль, отплывавший в Англию. — Он проглотил ком в горле. — Но на похороны не успел.

Услышав муку в его голосе, Бранди подняла голову.

— Не важно. Церковь была так переполнена, что ты все равно не сумел бы как следует попрощаться. А вот сейчас можно. — Она беспомощно показала на могильный холм. — Я только что положила на могилу свежие цветы. Герань. Любимые цветы Памелы. Я вчера сорвала их в Изумрудном саду. Они очень красивые. Такие красивые, что, покидая сегодня утром Таунзбурн, я положила несколько штук на могилу папы. — У нее задрожали губы. — И на мамину тоже. Знаешь, о чем я подумала?

— Нет, — тихо ответил Квентин. — О чем же ты подумала?

— Что папа наконец нашел свое счастье. После двадцати лет он и мама снова вместе.

Квентин задумчиво отвел со лба Бранди мокрые пряди волос.

— Чудесная мысль. И очень точная. После смерти твоей матери Ардсли не было ни до кого дела. Кроме тебя. — Он ласково провел пальцами по щеке девушки. — Мне не нужно напоминать, как твой отец обожал тебя. И не выносил, когда ты грустила. — Квентин едва заметно улыбнулся, затосковав по прошлому. — Я до сих пор помню, как он вышел из себя, когда Посейдон впервые сбросил тебя на землю.

— Он ужасно расстроился, — согласилась Бранди сдавленным шепотом.

— Расстроился? Да мне просто повезло, что он в ту же секунду не пристрелил моего коня. А ведь ты даже не ушиблась.

— Зато моя гордость разбилась вдребезги, — возразила Бранди, чуть оживившись. — Папа знал, как я ненавижу поражения.

— Да, так было всегда, даже в восьмилетнем возрасте.

— Ты прав, — усмехнулась Бранди.

— Солнышко, — посерьезнел Квентин, рывком приподняв голову Бранди, — Ардсли не понравилось бы, что ты так горюешь.

Девушка кивнула.

— Я знаю. — Подавив вздох, она принялась внимательно рассматривать лицо Квентина, словно не разглядела его как следует в первую же минуту, как увидела. — Этих морщинок прежде не было, — пробормотала она, проводя пальцами по уголкам его неотразимых карих глаз. — И этого тоже. — Ее пальцы скользнули наверх и пробежали по влажным темным волосам, замерев на прядях, посеребренных сединой.

На его лице появилось на миг странное выражение, потом он печально улыбнулся:

— Ты, наверное, забыла: прошло четыре года. Мне уже за тридцать.

— Нет. — Бранди покачала головой. — Возраст здесь ни при чем. Это все переживания. — Опустив руки, она спрятала их в складках плаща. — Как ты все выдержал? Каждый день смотрел смерти в лицо, видел, как другие умирают. Я вот даже не могу выдержать трех потерь.

— Ты несправедлива к себе, солнышко. Ведь ушли из жизни не просто трое твоих знакомых. Они были твоей семьей.

— Да. — Глаза девушки вновь наполнились слезами. — Были.

— А ты тоже изменилась, — поспешно добавил он, невольно высказав вслух то, что первое пришло на ум, лишь бы отвлечь ее.

Хитрость удалась.

— Разве? — спросила она скорее с любопытством, чем с удовольствием. — Как?

— Ты выросла. — Произнося эти слова, он сам понял, что они как нельзя лучше отражают истину. Когда он уезжал, она была живым хитрым бесенком, обещавшим превратиться в очаровательную красавицу, чего, однако, она сама не сознавала. Сейчас она расцвела. Красота тонких черт лица, не измазанного больше грязью, подчеркивалась бездонными темными глазами и роскошным облаком светло-каштановых волос. — И стала красивой молодой женщиной, — вслух заключил он.

— Возможно. — Она вздохнула. — Но, как я и предполагала, мне ненавистна каждая минута моей взрослой жизни. У Квентина вырвался неожиданный смешок.

— Как же я по тебе соскучился, солнышко. — Он удивленно покачал головой. — Никто, кроме тебя, не смог бы заставить меня улыбнуться в такую минуту.

— Я чувствую то же самое. — Ее взгляд скользнул по мундиру, теперь уже основательно промокшему. — Ты весь вымок, — пробормотала она, стряхивая капли дождя с его рукава. — Если еще дольше тут задержишься, то сляжешь с простудой.

— Не беспокойся. — Он бросил печальный взгляд за плечо Бранди. — Мне нужно немного побыть с ними наедине. Она кивнула.

— Мне уехать в Таунзбурн?

— Нет. — Он закашлялся. — То есть…

— Я подожду тебя в гостиной, — мягко ответила она, сразу все поняв. — Кроме того, я уверена, Дезмонду не терпится увидеть тебя.

— С ним все в порядке?

— Учитывая обстоятельства, он держится великолепно. По правде говоря, мне кажется, без него я не смогла бы пережить прошлую неделю. Он был просто воплощением силы, тогда как я висела на краю пропасти. Я чувствую, что ужасно виновата — не только потому, что взвалила на его плечи такую тяжелую ношу, но и потому, что он потратил на меня уйму времени, пытаясь умерить мою душевную боль. У него очень много забот, а с завтрашнего дня еще прибавится.

— Почему с завтрашнего?

— В два часа в конторе мистера Хендрика будут зачитаны завещания. Насколько я поняла, это простая формальность, но, как только Дезмонда официально объявят герцогом Колвертоном, могу представить, сколько у него появится новых обязанностей.

— Да, — тихо произнес Квентин, вглядываясь в лицо Бранди. — Так и будет.

Дождь усиливался. Крупные капли превращались в тяжелые непрерывные струи.

— Иди же, — велела Бранди, поплотнее запахивая плащ. — Навести родителей. Я скажу Дезмонду, что ты вернулся.

Она поймала руку Квентина и пожала ее крепко и сочувственно, затем, подхватив юбки, стрелой помчалась к замку. Квентин, улыбнувшись, как улыбаются при встрече со старым знакомым, наблюдал за этой пробежкой, немыслимой для настоящей леди, и странным образом находил утешение в том, что хоть какие-то вещи остаются неизменными.

Затем улыбка Квентина померкла, и он повернулся, чтобы пройти ожидавшее его тяжкое испытание.

— Ты отлично выглядишь, Квентин, — произнес с дивана Дезмонд. Он отставил чашку с кофе и откинулся на подушки, изучая внимательным взглядом сводного брата. — Чуть похудел, но и только.

— Беру пример с тебя. — Квентин не менее внимательно разглядывал Дезмонда.

Его брат в тридцать семь выглядел как двадцатилетний юноша — высокий, мускулистый, с темной шевелюрой, не тронутой сединой, и пронзительным взглядом черных глаз, вокруг которых не видно ни одной морщинки. Время действительно было к нему благосклонно.

Квентин заерзал на стуле с высокой прямой спинкой и отхлебнул черного кофе, мысленно удивившись, почему в родном доме он чувствует себя как чужой.

В гостиной нависла долгая тишина.

— Известие о смерти отца и Памелы, должно быть, явилось для тебя огромным потрясением, — наконец произнес Дезмонд.

— Для всех нас, — поправил его Квентин. — Да, конечно, так и было. По правде говоря, мне до сих пор не верится, что все это происходит не во сне.

— Я каждый день просыпаюсь и думаю, что увижу папу за завтраком, — пробормотала Бранди, которая сидела в кресле, завернувшись в одеяло.

— Но тебе ведь уже лучше, малышка, — тут же покровительственно заметил Дезмонд. Он наклонился вперед и положил ладонь на руку Бранди. — Каждый день ты понемножку приходишь в себя.

— Наверное, так. И все же… — Ее голос и взгляд померкли.

— Вчера мы отлично прокатились в карете по Котсуолду, и я прекрасно помню, что ты улыбнулась до крайней мере два раза.

— Хм? Ах да, прогулка в карете. Это было великолепно, Дезмонд.

Дезмонд сверкнул зубами.

— Еще бы!

— Мастер Квентин, я только что услышал о вашем возвращении в Колвертон. — Бентли, не ожидая приглашения, вошел в гостиную и приблизился к Квентину. — Добро пожаловать домой, сэр… несмотря на трагические обстоятельства вашего приезда. — На лице дворецкого промелькнуло подобие эмоции, но тут же исчезло, уступив место прежнему выражению непроницаемого достоинства. Он прокашлялся, сцепив руки за спиной. — Я приказал распаковать ваши вещи.

— Благодарю тебя, Бентли. — Квентин поднялся со стула и приветливо улыбнулся человеку, который всю жизнь прослужил в Колвертоне и за это время успел превратиться из слуги чуть ли не в члена семьи. — Хорошо вновь оказаться дома. Мне только жаль…

— Мне тоже, сэр.

— Квентин, у тебя усталый вид, — мягко произнесла Бранди. — Ты не хочешь пройти к себе и отдохнуть? Я все равно должна вернуться в Таунзбурн.

В ее взгляде опять появилась загнанность.

— Зачем? — встрепенулся Квентин. — Зачем тебе возвращаться в Таунзбурн?

— Сама не знаю. — У нее был такой же растерянный вид, как несколько лет тому назад, когда он прощался с ней у беседки.

— Тебе разве нужно приглядывать за прислугой? Просматривать счета? Следить за работами в поместье?

— Нет. — Бранди огорошено покачала головой. — Поместьем и всеми делами управляет за меня Дезмонд. Что касается слуг, они не нуждаются в присмотре. Уже много лет они прекрасно справляются со своими обязанностями. — У нее задрожали губы. — По правде говоря, мне кажется, я только путаюсь у них под ногами и пользы от меня никакой. Но у них не хватает смелости отослать меня прочь.

— Тогда, я повторяю, зачем тебе возвращаться в дом, который ничего не может тебе предложить, кроме болезненных воспоминаний? — Квентин вдруг понял, что эти слова относятся не только к Бранди, но и к нему самому. — К тому же ты никогда не питала к этому дому особых симпатий.

— А ведь Квентин прав. — Впервые за десять лет Дезмонд, к всеобщему удивлению, с энтузиазмом поддержал брата. — В такое время тебе следует находиться среди людей, которые любят тебя и могут разделить твое горе. — Он с безграничной нежностью дотронулся до щеки Бранди. — Почему бы тебе не остаться здесь, в Колвертоне?

— В Колвертоне? — прищурившись, переспросил Квентин.

— А где же еще?

Но Бранди уже качала головой.

— Вы оба щедры и великодушны. Бог свидетель, я и так бываю здесь очень часто. Но мне нужно время, чтобы побыть одной, подумать, справиться с собственным горем. Кроме того, не секрет, что к Колвертону я питаю не больше симпатий, чем к Таунзбурну. Мои чувства относятся к людям, которые здесь живут. И которые жили. — Она вздохнула. — Так что, хотя я глубоко вам признательна за приглашение…

— А я имел в виду не Колвертон, — перебил ее Квентин. — Я говорил об Изумрудном домике.

— Изумрудном домике? — взвился Дезмонд. — Чего ради?

— Потому что Бранди провела там свои самые счастливые часы, потому что там у нее будет уединение, в котором она так нуждается, ее любимый сад, да и мы неподалеку.

— Это называется неподалеку? Да от Колвертона до шалаша Памелы целых четыре мили! — От Квентина не ускользнуло то, как язвительно Дезмонд отозвался об Изумрудном домике. — К тому же там никто не живет. О Брандис некому будет позаботиться.

— Я вовсе не хочу, чтобы обо мне заботились, Дезмонд. Мне уже двадцать лет, — напомнила ему Бранди. — Кроме того, я бы не стала утверждать, что в Изумрудном домике никто не живет. Миссис Коллинз управляет домом, словно это огромное поместье, а ее прислуга, хотя и немногочисленная, вышколена, как солдаты в армии. Что касается сада, то Герберт там просто незаменим, он отличный садовник и один из моих самых дорогих друзей. И любит Изумрудный домик так, как если бы был в нем хозяином.

— Брандис, домоправительница и садовник вряд ли помогут тебе прийти в себя.

— Зато Изумрудный домик поможет. — Квентин поймал встревоженный взгляд Бранди. — Думаю, ты там поправишься, солнышко. Раны затянутся, потому что ты будешь чувствовать себя дома.

И снова глаза Бранди затуманились печалью.

— Да, наверное. — Она вопросительно склонила голову. — Как вы думаете, Кентон не стал бы возражать?

— Он был бы польщен. Как и мама. — Квентин едва заметно кивнул. — Мы поедем с тобой в Таунзбурн, и ты соберешь самое необходимое. Остальные вещи доставят завтра. До ночи ты уже будешь устроена.

— Но миссис Коллинз не ждет меня.

— Простите, что вмешиваюсь, мисс Бранди, — заговорил Бентли, — но я с удовольствием отправлюсь вперед, чтобы известить миссис Коллинз о вашем скором приезде. Вам и мастеру Квентину понадобится не менее двух часов, чтобы доехать до Таунзбурна, собрать сумки и прибыть на место. За это время миссис Коллинз успеет не только приготовить комнату и горячий ужин, но и, учитывая ее чувства к вам, вероятно, соберет струнный квартет на лужайке, чтобы поприветствовать вас. — Губы Бентли едва заметно дрогнули.

Квентин хмыкнул.

— Не сомневаюсь. — Он ободряюще посмотрел на Бранди. — Итак, теперь, когда твои сомнения рассеяны, может, отправимся в путь?

Бранди бросила быстрый взгляд на Дезмонда.

— Ты не возражаешь?

Дезмонд заскрежетал зубами.

— Разумеется, нет. Если тебе приятно пожить в домике, значит, так тому и быть. — Он изобразил подобие улыбки. — Я заеду к тебе завтра утром. Мы вместе позавтракаем, прежде чем отправиться в Лондон.

— Ах да… завещания. — Бранди заморгала. — Это будет прекрасно, Дезмонд. Мне понадобится поддержка. Он слегка оживился:

— И ты ее получишь.

— Я успел забыть, как здесь красиво, — пробормотал Квентин, управляя фаэтоном, катившим по вымощенной дороге, которая вела к Изумрудному домику.

— Это маленький кусочек рая, — согласилась Бранди, оглядывая подстриженные лужайки. — А еще это мое маленькое убежище. Спасибо, что предложил мне побыть здесь.

— Я бы предпочел твою улыбку вместо «спасибо». Она повернулась к нему и исполнила его просьбу, вздернув уголки губ.

— Теперь у тебя и то и другое. Остановив лошадей, Квентин спрыгнул на землю и помог спуститься Бранди. Потом он обернулся и устремил взгляд в глубину сада, где виднелась резная беседка, с которой в прошлом было связано столько радости.

— Добро пожаловать домой, Квентин, — тихо произнесла Бранди.

На его скулах заходили желваки.

— Дом, — повторил он глухим голосом. — Не знаю, есть ли теперь у меня дом.

— Он есть у каждого. Просто нужно сначала его найти. — Бранди внимательно наблюдала, как Квентин вновь открывает для себя Изумрудный домик: его острый взгляд то вспыхивал, то угасал при виде знакомых мест. — Одно можно сказать точно, — добавила она, — Колвертон в такой же степени твой дом, как Таунзбурн — мой.

— В этом домике мои родители провели самые счастливые и дорогие минуты.

— Мы с Памелой тоже… и с тобой, пока ты не уехал. Даже папа любил сюда приезжать. Это радостное место.

Квентин кивнул и, обернувшись, дернул локон ее волос.

— Тогда, возможно, пребывание здесь вернет твою улыбку, солнышко.

— А твою?

Он отвернулся и промолчал. Бранди, почувствовав его настроение, рассматривала четкий профиль.

— Я так беспокоилась о тебе. Очень долго не было ни одного письма.

Квентин весь напрягся.

— Последние несколько месяцев были… трудными. Она дотронулась до его локтя:

— Битва при Тулузе, наверное, была невыносимо тяжкой. Я читала, там погибли тысячи наших солдат.

— Почти пять тысяч, — уточнил Квентин. — Да, это была одна из самых жестоких и кровавых битв войны. Единственным утешением для меня служило то, что сразу после нее пришло отречение Наполеона.

— Ты был рядом с генералом Веллингтоном?

— Да. Мы въехали в Тулузу и час спустя получили известие о бегстве Бонапарта. Знай мы раньше, что его капитуляция — дело решенное, Веллингтон ни за что бы не отдал приказ о наступлении. Он мучительно переживал ненужные потери. — Он помолчал. — Я тоже.

Боль Квентина пронзила сердце Бранди.

— Мне очень жаль, — прошептала она. — Ты был в самом пекле, а я тут допытываюсь, почему так редко приходили письма. Просто они служили для меня единственным подтверждением, что с тобой все в порядке. Когда письма перестали приходить, я запаниковала. Каждый день за тебя молилась. Очень боялась, что мы получим известие о… — Бранди смолкла.

Наклонившись, Квентин извлек из-за голенища сувенир с блестящей ручкой.

— Я был хорошо защищен ночью и днем благодаря твоему великолепному подарку.

Он вложил нож ей в руки.

— Ты сохранил его! — Лицо Бранди осветилось радостью.

— А ты в этом сомневалась?

— Нисколько.

— Хорошо. Значит ли это, что ты была столь же внимательна к моему пистолету?

Бранди расплылась в улыбке:

— Именно так, милорд. К твоему пистолету и твоему коню. Посейдон в отличнейшей форме, как никогда. Он гораздо счастливее оттого, что носит на спине женщину.

— Вот как? — Квентин бросил искоса взгляд. — А скажи мне, солнышко, неужели ему так нравятся прогулки под дамским седлом?

— Не знаю. Он еще не пробовал.

Квентин запрокинул голову и расхохотался:

— Ты, я вижу, все такая же маленькая проказница.

— Это тебя разочаровывает?

— У меня гора с плеч. А то я боялся: вернусь домой и увижу, что ты превратилась в настоящую леди.

— Чтобы я вдруг стала леди? — Бранди вздернула тонкие брови. — Неужели это мои письма внушили тебе такую смехотворную мысль?

— Твои письма сплошь состояли из язвительных замечаний по поводу отвратительных балов и отвратительных мужчин, которых ты там встречала.

Она озорно сверкнула глазами.

— Так почему же ты боялся, что я изменюсь?

— Наверное, потому, что молился, чтобы этого не случилось.

От этих слов взгляд Бранди вновь стал измученным и отчужденным.

— Я очень хорошо понимаю твою мольбу, — пробормотала она, обхватив себя за плечи, словно защищаясь от чего-то. — Так много переменилось, безвозвратно утеряно столько связей с прошлым. Возродить к жизни хотя бы одно драгоценное воспоминание — это и есть, наверное, величайшее из утешений.

— Так давай же ухватимся за дорогое прошлое, — предложил Квентин; его собственное горе отодвинулось, уступая место беспокойству о Бранди. — Ты сама только что напомнила мне, сколько веселого связано с Изумрудным домиком. Я предлагаю возродить это веселье. Не сегодня, потому что уже поздно и миссис Коллинз начнет причитать, что твой ужин остыл. И не завтра, — задумчиво произнес он, — потому что наша поездка в Лондон, несомненно, займет почти весь день. Поэтому наше состязание должно состояться послезавтра утром.

— Квентин, о. чем ты говоришь? — спросила Бранди, ничего не понимая. — Какое состязание?

— Какое состязание? — насмешливо передразнил ее Квентин. — Наше состязание в стрельбе, разумеется. Ты забыла, о чем мы условились в день моего отъезда? Я потребовал реванш, чтобы продемонстрировать свое мастерство, как только вернусь в Изумрудный домик, а также чтобы вернуть себе попранную гордость, — гордость, которую некая везучая непоседа полностью уничтожила.

— Везучая? — Озорная искра затмила отрешенность в глазах Бранди. — Напротив, милорд, я отлично помню это состязание, в котором победа была одержана благодаря мастерству и безошибочной точности.

— Докажи это.

— С радостью.

— Скажем, послезавтра, в десять утра?

— Считайте, что договоренность достигнута, капитан Стил.

— Отлично. — Он мягко отвел с ее щеки каштановый локон, выбившийся из прически. — Давай-ка лучше устраиваться на отдых перед суровым испытанием впереди.

У Бранди в тот же миг переменилось настроение, что не замедлило отразиться на ее подвижном лице.

— Спасибо, — жарким шепотом поблагодарила она, глядя ему в глаза. — И хвала Господу, что он благополучно вернул тебя домой. Если бы с тобой что-то случилось… — Она запнулась, не в силах продолжать, парализованная собственным предположением.

— Бранди… — Квентин замолчал, не найдя слов.

Да и что он мог сказать? Никакие фальшива утешения здесь не годились, тем более когда на него смотрели эти строгие глаза. А кроме того, как бы он сумел развеять ее страхи, которые еще были в ней живы?

Словно прочитав его мысли, Бранди покачала головой, на длинных ресницах блеснули слезы.

— Не надо, — мягко проговорила она. — Ничего не говори. Только, пожалуйста, никогда больше не уезжай. — У нее перехватило горло. — Никогда-никогда.

Подхватив юбки, она помчалась к домику.

Глава 3

Квентин был в очень мрачном настроении, когда на следующий день входил в контору Хендрика. Ночью он не сомкнул глаз — мысль о безвозвратной утрате не давала ему покоя, а перед глазами стояла одна картина: Бранди, сломленная горем, убегает от него, как было вчера.

И он ничего не мог поделать ни с той, ни с другой болью, потому что мертвых не воскресить, да и в Англию он вернулся не навсегда.

Будь оно все проклято!

Он чувствовал себя чертовски беспомощным, словно лист, подхваченный ветром. До недавнего времени от него зависели тысячи жизней, а теперь он беспомощно барахтался в руках непредсказуемой судьбы.

Резко выдохнув, Квентин захлопнул за собой дверь и собрался с силами перед предстоящим испытанием. Меньше чем через час будут вскрыты завещания его родителей, и тогда уже действительно придется смириться с их уходом.

— Лорд Квентин? — К нему подскочил юркий клерк с озабоченным видом. — С вами все в порядке? Квентин заморгал.

— А, Питере! Со мной все хорошо, насколько возможно. Питере сочувственно закивал:

— Понимаю, милорд. Мне ужасно жаль, что ваш приезд домой был ускорен такой трагедией. Пожалуйста, присядьте. Мистер Хендрик скоро выйдет к вам.

— Ладно. — Квентин повернулся к предложенному стулу и вздрогнул, увидев Бранди, сидевшую тут же. — Бранди?

Она подняла голову:

— Здравствуй, Квентин.

— Почему ты здесь одна? Мне казалось, Дезмонд собирался присоединиться к тебе за завтраком, а потом отвезти тебя в Лондон.

— Он так и сделал. Но ему понадобилось поговорить с мистером Хендриком наедине несколько минут, прежде чем вскроют завещания. Поэтому я и жду здесь.

Квентин озадаченно нахмурился:

— Так срочно? Зачем, интересно, это нужно?..

— Квентин. — Из кабинета появился Эллард Хендрик, выглядел он подобающе сурово, — С возвращением, хотя нет нужды говорить, как бы я желал, чтобы оно произошло при других обстоятельствах. Прими мои соболезнования в связи с трагической потерей.

— Спасибо, Эллард, — вежливо кивнул Квентин. — Вы уже закончили с Дезмондом свое дело?

— Да, все в порядке, — откликнулся Дезмонд из кабинета. Поднявшись с кресла возле стола Хендрика, он неторопливо вышел в приемную. — Хендрик подготовил по просьбе отца несколько документов, и ему нужно было мое одобрение, чтобы завершить работу над ними. К счастью, не возникло никаких неожиданных сложностей, и все пойдет своим чередом, как желал отец.

— Какие документы? — поинтересовался Квентин. — Они относятся к завещаниям?

— Ни в малейшей степени. — На лице Дезмонда не дрогнул ни один мускул. — Речь идет о сделке, которую мы с отцом должны были скоро осуществить. Я хотел удостовериться, что Эллард действует по плану, который разработал отец.

— Все его распоряжения будут выполнены в точности. — Хендрик по-деловому завершил обсуждение этого вопроса и посмотрел за плечо Квентина, туда, где сидела Бранди. — Брандис? Вы уверены, что сможете выдержать все это, моя дорогая?

— Уверена. — Бранди поднялась, такая маленькая и потерянная, что Квентина сразу пронзило яркое и живое воспоминание о развитой не по годам шестилетней девчушке, лившей слезы ему на рукав в тот день, когда засохла ее первая герань.

Квентин подошел к ней и осторожно приподнял ее подбородок.

— Точно, солнышко? Если нужно, мы можем все отложить.

— Нет. — Бранди устало покачала головой. — Ждать еще хуже. Давайте покончим с этим делом.

— Очень хорошо, — ответил Хендрик. — Рассаживайтесь в кабинете, и мы начнем.

— Пошли, Брандис. — Дезмонд в одну секунду оказался рядом с девушкой и предложил ей руку. — Испытание близится к концу. Как только мы разберемся с завещаниями, то сразу сможем позабыть об этом кошмаре и думать только о будущем.

Бранди задумчиво оперлась на руку Дезмонда, как бы принимая часть его силы.

— Спасибо, Дезмонд.

Квентин мрачно последовал за ними, слушая вполуха предварительные замечания Хендрика. Его взволновало не только состояние девушки, ходившей как в тумане, но и собственное внезапное недовольство при виде того, как близки стали Дезмонд и Бранди. Квентин просто не мог не обратить на это внимание.

Нахмурившись, он опустился на стул по правую руку Бранди и бросил взгляд поверх блестящей головки на четкий профиль Дезмонда, сидевшего слева от нее. Что же произошло между этими двумя людьми, пока он был в отъезде?

— Последняя воля Кентона Джеймса Стала, — произнес Хендрик, разворачивая первый документ. — «Моей возлюбленной жене Памеле…»

По щекам Бранди скатились две слезинки, и Квентин заметил, как Дезмонд нежно вложил ей в руку носовой платок.

— «… и все мое имущество моему сыну Дезмонду, который, приняв титул герцога Колвертона, принимает и все обязанности, вытекающие из этого, а именно…»

Квентин закрыл глаза, внезапно переполненный болью потери. Бранди тут же потянулась к нему и крепко обхватила его пальцы своей маленькой ручкой, затянутой в перчатку.

— «…Моему сыну Квентину я оставляю сумму в миллион фунтов стерлингов и взамен прошу лишь об одном одолжении: позаботься о своей матери вместо меня. Боюсь, моя смерть окажется слишком большим для нее испытанием. Никогда прежде я не просил тебя пожертвовать своей военной карьерой. А теперь прошу. Если Памела будет нуждаться в тебе, молю, будь рядом с ней. Только ты и Бранди сможете вернуть ей силы и желание выстоять. Я знаю, ты не подведешь меня, Квентин, и за это я тебе благодарен».

Квентин склонил голову, чувствуя, как непролитые слезы обжигают ему веки.

— «… В случае смерти Памелы я также завещаю моему сыну Квентину то, что значит для него очень многое, как значило для его матери и меня, то, что, надеюсь, сохранит нас живыми в его мыслях и сердце: Изумрудный домик. Наша с Памелой самая заветная мечта, чтобы Изумрудный сад однажды наполнился смехом наших внуков».

Бранди сдавленно всхлипнула, и Квентин крепче сжал ее пальцы.

— На этом завершается завещание герцога. — Хендрик бросил озабоченный взгляд на Бранди. — Сделаем паузу между документами?

— Нет, — решительно покачала головой Бранди. — Только не ради меня. Я бы предпочла, чтобы вы продолжали.

Хендрик перевел взгляд на Дезмонда, и тот согласно кивнул. Адвокат без дальнейших проволочек вернулся к своему делу и разгладил листки с завещанием Памелы.

— Так как все имущество герцогини было юридически записано на мужа, ее завещание содержит лишь одно особое условие. С твоего разрешения, — обратился он к Квентину, — я перейду прямо к нему. Ты, разумеется, сможешь подробно ознакомиться со всем документом по завершении нашей встречи.

— Согласен, — ответил Квентин.

— В завещании сказано следующее: «Моей дорогой Брандис я завещаю все, что оставила бы дочери: шкатулку с драгоценностями и украшениями, серебро и, самое главное, мою любовь. Вещи ты сможешь передать своим детям, а любовь сохранить для себя. Не проливай слез, Бранди, потому что в глубине сердца я знаю, ты никогда не будешь одна».

Хендрик прокашлялся и положил документ на стол.

— Остальное традиционно.

— Можешь не читать, Эллард, — вмешался Квентин, остро чувствуя отчаянные попытки Бранди сохранить самообладание. Он поглаживал мизинцем ее трясущиеся пальцы, осязая напряжение, которое излучала ее рука. — Давайте по возможности ускорим процедуру.

— Согласен, — сказал Дезмонд, ерзая на стуле. — Огласи завещание Ардсли, и покончим с этим.

— Очень хорошо. — Хендрик обратился к последнему документу. — Передо мной последнее волеизъявление Ардсли Эдварда Таунзенда.

Поверенный монотонно загудел, объявляя, что все имущество Ардсли переходит к Бранди, потом к ее детям, управление всем имуществом семьи Таунзенд доверяется Кентону, а после его смерти — Дезмонду.

— «И последнее, — завершил чтение Хендрик, — что касается благополучия моей любимой дочери Брандис, чье счастье для меня дороже собственного. В случае моей смерти я назначаю Кентона Стила ее опекуном, чтобы он занимался ее делами, пока она не выйдет замуж, когда заботы о ней лягут на плечи ее мужа. В случае смерти Кентона я назначаю преемником-опекуном его сына Дезмонда, чтобы он действовал, как предписано выше».

Услышав последнее условие Ардсли, Квентин почувствовал, как в его душе внезапно поднялось негодование. Значит, Дезмонду предстоит отвечать за Бранди?

Квентин искоса посмотрел на Бранди, пытаясь понять, как она относится к тому, что ее судьба доверена человеку, которого она когда-то назвала ископаемым. По ее лицу ничего нельзя было понять — оно оставалось бесстрастным, глаза отрешенно смотрели куда-то вдаль. Или до нее не дошел смысл сказанного, или ее отношения с Дезмондом за последние годы так резко изменились, что распоряжение Ардсли явилось не только логичным, но и желанным.

— На этом оглашение завещаний закончено, — объявил Хендрик, вставая из-за стола. — Если, конечно, нет никаких вопросов.

— Мне кажется, будет лучше, если мы отложим вопросы и обсуждение до другого раза, — тут же вмешался Дезмонд, многозначительно кивнув в сторону Бранди. Он нежно помог ей подняться. — Сегодняшний день исчерпал последние крохи наших душевных сил.

— Хорошо понимаю. — Хендрик повернулся к Квентину. — Ты не станешь возражать?

— Ни в коем случае. — Квентин тоже поднялся. — Кроме того, я не вижу необходимости в каких-либо разъяснениях. Условия завещаний предельно ясны.

— Брандис? — вкрадчиво спросил Хендрик.

— Я бы хотела сейчас уехать домой, — прошептала Бранди.

— Пойдем, малышка. — Дезмонд ухватил ее за локоть. — Я провожу тебя до Изумрудного домика.

Бранди сделала было два шага, но, услышав слова Дезмонда, остановилась, сраженная новой тревогой. Она медленно повернулась лицом к Квентину.

— Изумрудный домик, — повторила она, уставившись на Квентина холодным туманным взглядом, от которого сердце его разрывалось. — Я не знаю, каковы твои планы, как ты хочешь, чтобы я поступила. Может, мне упаковать вещи и отправить их в Таунзбурн сегодня же вечером?

Квентин нахмурился:

— С чего вдруг?

— И потерпишь поражение… с пистолетом наготове… как четыре года назад, — попыталась пошутить Бранди.

Уступив просьбе Квентина, она пошла к Дезмонду, который ждал ее в дверях.

Квентин хмыкнул, ему стало гораздо легче оттого, что Бранди попробовала пошутить, пусть даже совсем немного. Он перевел взгляд на Дезмонда и чуть не вздрогнул, заметив в глазах брата злость и осуждение.

— Ты готова, Брандис? — резко спросил новый герцог. Бранди как будто ничего не заметила.

— Да. — Она помолчала и обратилась к Хендрику: — Благодарю вас. Вы проявили терпение и сострадание, которые мне так были нужны.

— Не стоит благодарить меня, дорогая, — ответил он. — Ваше горе вполне понятно — слишком велика потеря. Я распоряжусь, чтобы в Изумрудный домик немедленно отослали шкатулку Памелы и серебро. А пока, если возникнут какие-нибудь вопросы, когда вы придете в себя…

— Если у Брандис появятся вопросы, то с тобой свяжусь я, — перебил его Дезмонд. — Всего доброго, Эллард. — Он холодно посмотрел на Квентина. — Ты поедешь прямо в Колвертон?

— Да.

— Отлично. Там увидимся.

Не произнеся больше ни слова, Дезмонд увел Бранди.

Когда Квентин переступил порог дома в тот вечер, то обнаружил, что Колвертон против обыкновения холоден и мрачен — а может, ему так показалось из-за плохого расположения духа. День выдался на редкость трудный, что было понятно. Квентин чувствовал себя разбитым, опустошенным и почему-то неуверенным, в чем ему предстояло еще разобраться.

Хотя не много требовалось прозорливости, чтобы понять: причиной его беспокойства была Бранди. И ее загадочные отношения с его сводным братом. Он знал Дезмонда как недалекого, завистливого человека, слишком погруженного в себя, чтобы чувствовать чужую боль, если только он не мог извлечь пользу.

Когда-то Бранди презирала этого человека, а теперь отзывалась о нем как о твердом и надежном: «воплощение силы», если быть точным. Видимо, Дезмонд здорово переменился за последние четыре года. Или нет?

— Добрый вечер, мастер Квентин. — Навстречу хозяину поспешил дворецкий Бентли, в его лице угадывалось беспокойство. — День был тяжелый, как вы и предполагали?

— Да, Бентли. — Квентин потер виски. — Ты не нальешь мне чего-нибудь? Нужно как-то подкрепить силы.

— В гостиной вас уже ждет рюмка коньяка, — сообщил Бентли, принимая у Квентина плащ и перчатки. Увидев, что хозяин явно удивлен, он в ответ изогнул бровь. — Когда я увидел вашу карету, то взял на себя смелость приготовить не только напитки, но и легкую закуску. Не сомневаюсь, что после завтрака у вас крошки во рту не было.

Квентин усмехнулся:

— Я и забыл, как хорошо ты меня знаешь.

Дворецкий хмыкнул:

— Вы с двухлетнего возраста одинаково переживаете неприятности — отказываетесь от еды.

— Недостаток, с которым ты постоянно боролся.

— И буду бороться впредь, если смогу. — Бентли жестом указал на гостиную. — Ужин ждет вас, если вы готовы.

Квентин уставился в глубину плохо освещенного коридора, испытывая нерешительность.

— А знаете, — небрежно заметил Бентли, — так удачно получилось: я переделал все дела на сегодняшний день и как раз собирался немного отдохнуть. Вы не хотите, чтобы кто-нибудь составил вам компанию?

Квентин почувствовал огромное облегчение.

— На самом деле хочу, Бентли. — Он бросил на дворецкого понимающий взгляд. — Ты не смог бы выбрать для отдыха лучшее время — при известной доле удачи, разумеется.

— Разумеется. — По лицу Бентли скользнула тень улыбки. — После вас, сэр.

Теплая гостиная, приветливо освещенная, приятно отличалась от мрачного холла. Холодный барашек под мятным соусом источал вкусный аромат, рядом с тарелкой стояла корзинка с глазированными булочками и, само собой, долгожданная рюмка коньяка.

Подойдя к сервировочному столику, Квентин оглядел комнату, замечая все заботливые старания Бентли вплоть до уютно мерцавшего огня в камине.

— Спасибо, друг мой, — просто сказал Квентин, поднимая рюмку в его честь.

— Не за что, сэр. — Бентли прокашлялся, сцепив руки за спиной. — А мастер Дезмонд вернется сегодня? Квентин сделал глоток.

— В ближайший час или два — нет. Он отвозит Бранди в Изумрудный домик.

— Но он будет и дальше жить в Колвертоне? Квентин замер, поднеся рюмку ко рту.

— Странный вопрос. Конечно, он и дальше будет жить в Колвертоне. Где же еще ему жить? В конце концов его только что объявили герцогом.

На лице вышколенного Бентли промелькнуло удивление.

— Вы сказали, сэр, он новый герцог?

— Да, — вздохнул Квентин. — Я знаю, придется к этому привыкать, Бентли, но отца больше нет. Чем раньше мы смиримся с этой мыслью, тем лучше.

— Мистер Хендрик огласил сегодня завещания или нет?

— Огласил, — кивнул Квентин. — Документы не содержали никаких сюрпризов. Дезмонд примет титул отца и ведение всех дел, с которыми, я уверен, он справится превосходно. — Повернувшись, чтобы наполнить рюмку, Квентин пропустил изумленный взгляд Бентли. — Он также будет присматривать за делами Ардсли и… — Квентин запнулся. — Я неправильно выразился, Бентли. Один сюрприз все-таки был. Отныне Дезмонду предстоит нести ответственность не только за дела Ардсли, но и за его дочь.

— Мисс Бранди?

— Да. Отец был назначен ее опекуном, а его преемником — Дезмонд. Вот и получилось, что теперь он будет присматривать за Бранди.

— Понятно. — Бентли задумчиво сжал губы. — А как мисс Бранди отнеслась к этой новости?

— Точно не скажу. Она чрезвычайно тяжело переживает все три смерти и пока не пришла в себя. По правде говоря, я даже не уверен, поняла ли она, о чем говорил Хендрик.

— А как же Изумрудный домик? Герцог и герцогиня оставили его мисс Бранди?

— Нет, они завещали его мне. Но при данных обстоятельствах я бы хотел, чтобы там и дальше жила Бранди. Ты же видел, в каком она душевном состоянии. Выселить ее из домика было бы более чем жестоко. К тому же куда ей идти — обратно в Таунзбурн? Там ее ждет только боль и пустота.

— Согласен, сэр. Но где будете жить вы?

— В общем-то мой дом здесь, в Колвертоне. Здесь я и останусь, пока буду в Англии.

— Вы планируете вернуться на континент?

— Да, когда понадоблюсь.

В комнате повисло напряженное молчание.

— Присаживайтесь и поешьте, мастер Квентин, — наконец произнес Бентли. — Вам нужны силы.

Квентин послушался. Он рассеянно жевал, а его встревоженные мысли были где-то далеко.

Прошло довольно много времени.

— Бентли… — в конце концов нарушил молчание Квентин, проглотив последний кусок и отодвинув пустую тарелку. — Пока я был в отъезде, здесь многое переменилось?

— Переменилось? — Секундное замешательство было очень красноречивым. — Вы говорите о чем-то конкретном, милорд?

— Нет… Да. — Квентин испытующе посмотрел на дворецкого. — Я говорю о Дезмонде. С ним самим или в его взаимоотношениях с людьми что-то изменилось за последнее время?

Бентли неловко кашлянул.

— Я не вполне уверен, как ответить на этот вопрос, мастер Квентин, — пробормотал он; лишь на долю секунды самообладание подвело его.

Этой малости было достаточно.

— А мне кажется, ты отлично знаешь, как ответить на него. — Квентин решительнее, чем прежде, был готов докопаться до правды. — Бентли, я прошу рассказать, что тебе известно. Как переменились отношения Дезмонда с…

Допрос Квентина прервал шум открывшейся входной двери. Бентли с явным облегчением поспешил вернуться к своим обязанностям.

— Прошу простить меня, мастер Квентин. Мы продолжим наш разговор позже.

— Да, Бентли, обязательно продолжим.

Квентин не успел подумать, отчего вдруг Бентли почувствовал себя так неуверенно, что было очень непохоже на дворецкого. Через секунду в гостиную вошел Дезмонд, мрачный и задумчивый. Он едва кивнул в сторону Квентина. Рывком стянув галстук, направился к сервировочному столику, чтобы налить себе выпить.

— С Бранди все в порядке? — резко спросил Квентин, видя, как взволнован брат.

Вопрос, как видно, усилил раздражение Дезмонда.

— Да. Брандис в порядке. — Он залпом опустошил рюмку, — Нам нужно поговорить.

— Разве? — Квентин сменил тактику, поняв, что от его ответов многое зависит. Он развалился в кресле, небрежно закинув ногу на ногу в обманчиво расслабленной позе. — Смею предположить, этот разговор имеет отношение к тому, что не давало тебе покоя в конторе Хендрика.

— Имеет, и самое прямое.

— А он касается условий отцовского завещания? Дезмонд как раз наполнял вторую рюмку и, услышав вопрос, немного пролил на столик.

— С чего ты взял? При чем здесь отцовское завещание?

— Логичнее всего предположить именно это. Что другое могло так тебя расстроить? — Квентин забросил крючок, уверенный, что истинная причина, почему брат так взбудоражен, имеет отношение только к Бранди.

Его подозрения усилились после уклончивого ответа.

— И вовсе не отцовское завещание меня расстроило. — Рука Дезмонда перестала дрожать, и он посмотрел на Квентина, решительно расправив плечи. — Я расстроен из-за Брандис.

— Вот как? — Брови Квентина поползли вверх в напускном удивлении. — Отчего? Она чем-то досадила тебе?

— Отнюдь. Я обеспокоен ее будущим.

— Неужели?

— Да. Теперь я обязан устроить его — как опекун.

Квентин прищурился, глядя Дезмонду в лицо:

— Не устроить, Дезмонд, а лишь направлять.

— Не вижу большой разницы. — Дезмонд отставил рюмку, стукнул ладонью по столу и наклонился вперед, внимательно вглядываясь в брата. — Главное здесь одно: после несчастного случая Брандис чувствует себя очень одиноко. Судьба отняла у нас отца, у нее тоже.

— В той карете погибла и моя мать, — холодно добавил Квентин. — Возможно, эта подробность для тебя не важна. Но не для меня. И не для Бранди, которая обожала мать, как родную. Поэтому, я думаю, можно с большой долей вероятности предположить, что Бранди оплакивает и эту потерю.

— Прошу прощения за оговорку. Да, смерть Памелы такой же сокрушительный удар для тебя и, наверное, еще больший для Брандис. Это только усиливает мое беспокойство. После несчастья Брандис стала очень ранимой и все никак не придет в себя от потрясения.

— Я заметил.

— Я бы очень не хотел… — последовала многозначительная пауза, — чтобы ей помешали оправиться от удара и стать прежней.

Последняя капля переполнила чашу терпения. Квентин подскочил, словно лев, которого ткнули палкой:

— Не хочешь ли ты сказать, что я мешаю выздоровлению Бранди?

— Если и так, то ты это делаешь вовсе не намеренно. — Перепуганный вспышкой брата, Дезмонд сменил тон. — Квентин, тебя не было больше четырех лет.

— Я сам это знаю.

— С тех пор, как ты уехал, здесь многое переменилось.

— Например?

— Например, Брандис выросла. Она больше не восторженный ребенок, с которым ты попрощался, и уже не беспечная девчонка, которая скакала верхом на коне, не разбирая дороги, или бегала босиком по ручью возле Изумрудного домика. Теперь ей двадцать — почти взрослая женщина.

— У меня есть глаза, Дезмонд. Я прекрасно вижу, какой стала Бранди — и какой не стала. — Квентин вздернул подбородок. — А ты видишь?

— И очень хорошо.

— Интересно.

— Хочешь знать, что я вижу? — уточнил Дезмонд. — Я вижу испуганную, всеми покинутую молодую женщину. Ей нужен кто-то, на кого можно опереться, кто-то, в ком она была бы уверена, что он не покинет ее.

— И судя по тому, что я наблюдал последние несколько дней, этим человеком должен быть ты?

Дезмонд мрачно сжал губы.

— Я никогда не покидал ее. Теперь как герцог я связан определенными обязательствами и останусь здесь, в Колвертоне, до конца своей жизни. Мне незачем покидать Англию, тем более навсегда. А ты можешь про себя сказать то же самое? — Квентин ощутил боль, когда понял, на что намекает брат. — Не секрет, что Брандис обожает тебя, Квентин. — Воспользовавшись паузой, Дезмонд продолжал развивать свою мысль: — Так всегда было. Во всех отношениях, кроме кровных, ты для нее старший брат, которого любят и уважают. Но я не могу позволить, чтобы ты пользовался ее расположением и тем самым причинил ей боль.

— Каким же образом?

— Ты убаюкаешь ее ложным чувством надежности. Заставишь зависеть от себя и поверить, будто ты вернулся навсегда, а затем покинешь ее, когда тебя позовет долг военного: ты отправишься бог знает куда, подвергая свою жизнь опасности, и, возможно, лишишь Брандис последнего оплота.

— Ты говоришь так, словно я готов встретить смерть с распростертыми объятиями. Уверяю тебя, это не так.

— Разумеется. Но сам характер твоей профессии требует, чтобы ты находился изо дня в день в самом пекле. Можешь ли ты положа руку на сердце заявить, что не рискуешь постоянно? Можешь ли ты гарантировать, что благополучно вернешься домой?

Квентин судорожно дернул головой:

— Сам знаешь, не могу. Но, Дезмонд, после того как наши родители погибли, можешь ли ты с уверенностью утверждать, что жизнь герцога застрахована от неожиданностей? Можешь ли ты правдиво пообещать Бранди вечность?

— Возможно, нет. Но шансы на выживание у землевладельца гораздо выше, чем у армейского капитана. И если даже исключить вероятность смерти, твоя карьера, Квентин, складывается за пределами Англии. Твое присутствие в Котсуолде всегда будет временным. Какую же поддержку ты сможешь предложить Брандис?

Квентину показалось, что у него внутри лопнула струна.

— Откуда такая заботливость о Бранди? Неужели только из-за того, что ты стал ее опекуном?

— Нет. Такая заботливость о Брандис из-за того, что я собираюсь стать ее мужем.

Квентин считал, что готов именно к этому ответу. Оказалось — нет.

— Ее мужем, — повторил он, чувствуя, как эти слова обжигают ему горло. — Как интересно, а вот она ни разу не упомянула, что вы помолвлены. Скажи мне, как она относится к тому, чтобы стать твоей женой?

— Я могу только догадываться. — Дезмонд был сама искренность. — Я не успел сделать ей предложение до внезапной и жестокой смерти Ардсли. Но если тебя интересует, испытывает ли Брандис ко мне расположение, думаю, что ответ будет утвердительным. Я также думаю, что если бы не трагедия — и не твой приезд домой, — наша с Брандис помолвка была бы делом решенным.

Квентин вцепился в ручки кресла.

— Я могу понять, что несчастный случай нарушил твои планы. Но мой приезд домой? Чем он-то помешал?

— Исключительно глупый вопрос, Квентин. — Дезмонд прибегнул к язвительности. — Как мы только что говорили, нельзя отрицать, что Брандис к тебе благоволит. Точно так же не подвергается сомнению твое, скажем, не слишком восторженное мнение обо мне. Вполне резонно, что Брандис под твоим влиянием пересмотрит свое отношение ко мне.

— Нет, если ее чувства к тебе настолько сильны, как ты утверждаешь, — возразил Квентин.

— Ты недооцениваешь своего влияния. Тем не менее мы сейчас говорим не об этом. Мы говорим о том, что я как опекун Брандис не останусь в стороне и не позволю тебе пробудить в ней надежды, а потом разрушить их.

— Как благородно. Так что ты предлагаешь? Чтобы я вообще не общался с Бранди, пока буду в Англии? Чтобы зачеркнул давнишнюю дружбу из боязни вызвать в ней чувство зависимости?

— Разумеется, нет. Я всего лишь прошу, чтобы ты подчеркнул временность своего пребывания здесь. А также братский характер своих чувств.

Квентин язвительно улыбнулся:

— И чистоту твоих?

Дезмонд резко выдохнул:

— Мне не нужно, чтобы ты просил за меня, Квентин. То, что существует между мной и Брандис, будет развиваться само собой, если никто не станет вмешиваться.

Сердце Квентина окутал ледяной холод.

— А ты хотя бы знаешь Бранди? Имеешь малейшее представление, какая она и что доставляет ей радость?

— Ты говоришь о той Брандис, какой она была четыре года назад? Возможно, нет. Ну а сегодняшняя Брандис? Да, я ее знаю. И хочу, чтобы ты задал себе тот же вопрос.

Братья не мигая уставились друг на друга.

— Простите, мастер Дезмонд и мастер Квентин. — Бентли, как всегда, вошел одновременно со стуком. — Вас хочет видеть один джентльмен.

— Отошли его прочь, Бентли. Мы не принимаем никаких посетителей. У нас только что умер отец. — Дезмонд обернулся и с досадой посмотрел на дворецкого. — Кроме того, мне кажется, нам следует обсудить форму твоего обращения. Понимаю, ты знаешь меня с самого детства, тем не менее учти — я теперь герцог Колвертон. Помня о твоей многолетней службе, я разрешаю тебе не прибегать к формальностям, когда рядом никого нет, как теперь, но в присутствии посторонних я жду, что ты будешь обращаться ко мне «ваша светлость».

— Постараюсь запомнить, сэр. — Подбородок дворецкого чуть дрогнул. — Что касается вашего посетителя, то я бы не рекомендовал отсылать его. Он, видимо, представитель власти — если я правильно понял его звание.

— Этот джентльмен пожелал видеть нас обоих? — Квентина позабавил сарказм дворецкого, но внезапное предчувствие недоброго вытеснило все остальное.

— Да, милорд, именно так.

— Тогда можешь проводить его в библиотеку, Бентли, — чопорно распорядился Дезмонд. — Мы примем его там.

— Слушаюсь… — Бентли повернулся, — ваша светлость, — бросил он через плечо.

— Понимает ли этот дерзкий человек, кто на кого работает? — пробормотал Дезмонд.

— Он-то понимает, — отозвался сухо Квентин. — А вот понимаем ли мы, я не уверен.

Встав с кресла, он направился к двери.

— Квентин, — остановил его Дезмонд. — Прежде чем мы узнаем, чего хочет от нас этот человек, скажи, мы поняли друг друга? Относительно Брандис.

Последовал сдержанный кивок:

— Поняли.

— В таком случае ты…

— Сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь Бранди, — пояснил Квентин. Он сбросил с плеча руку Дезмонда, а сам уже думал только о неизвестном госте и причинах его визита. — Пойдем посмотрим, что от нас нужно властям.

Когда Квентин и Дезмонд вошли в библиотеку, им навстречу поднялся худощавый человек.

— Джентльмены, — начал он без всяких преамбул, — простите за вторжение во время вашего траура, но меня привело дело чрезвычайной важности.

— Мы так и думали, — сухо заметил Дезмонд. — В чем, собственно, оно заключается?

— Вы, как я полагаю, герцог Колвертон?

— Да. А это мой брат, лорд Квентин. Гость кивнул.

— Меня зовут Гловерс, и я работаю у главного мирового судьи Лондона. — Он откашлялся. — Ваша светлость, милорд, боюсь, что у меня для вас неприятная новость. Она касается недавней смерти вашего отца, герцогини и виконта Денерли. — Гловерс открыл портфель и достал официального вида листок бумаги. — Если быть кратким, мы только что обнаружили, что карета покойного герцога опрокинулась не случайно. Кто-то с умыслом повредил ее. Одна из осей была подпилена.

— Что, черт возьми, вы предполагаете? — спросил Дезмонд.

— Это не простое предположение, ваша светлость. Пассажиры кареты погибли не случайно. Их убили.

Глава 4

Как все-таки сообщить эту новость Бранди? Квентин в сотый раз задал себе этот вопрос, когда вылез из фаэтона и пошел через залитый солнцем сад к Изумрудному домику.

Не было еще десяти утра. Он выехал из Колвертона полчаса назад, надеясь, что найдет правильные слова, пока едет к Бранди, которая ждала его, чтобы посостязаться в стрельбе.

Слова не нашлись. Даже после вчерашнего тяжелого разговора с Гловерсом и бессонной ночи Квентин еще сам полностью не осознал леденящую душу реальность: кто-то действительно убил его родителей и отца Бранди. Так как же можно было ожидать, что Бранди вынесет эту новость? Да и что он мог сказать, когда власти сами поставлены в тупик?

В течение часа Гловерс дотошно расспрашивал его и Дезмонда, тем не менее напряженная беседа привела все к тем же вопросам, оставшимся без ответа:

Кто повредил колвертонскую карету?

Кого намеревались убить: Кентона, Памелу или Ардсли?

И самый главный вопрос: почему?

Гловерс распрощался с ними совершенно озадаченный, не добившись ровным счетом ничего. После того Квентин и Дезмонд, опустошенные и потрясенные, удалились в свои покои, каждому хотелось побыть наедине со своим горем.

С рассветом оба уже сидели в гостиной, сгорбившись над чашками кофе, и думали только о том, что узнали вчера.

— Я поеду в Лондон, чтобы сообщить Хендрику результаты следствия, — объявил Дезмонд. — Тебя, кажется, ждут в Изумрудном домике?

— Да. В десять.

Дезмонд прокашлялся, а Квентин ждал, что сейчас последует та самая просьба.

— Тогда окажи мне любезность — расскажи обо всем Брандис. Я бы и сам это сделал, но…

— Расскажу, Дезмонд, — сказал Квентин, и ему самому стало противно оттого, что он угодил брату.

На лице Дезмонда промелькнуло явное облегчение.

— Спасибо. — Он поднялся, швырнув на стол салфетку. — Мне пора. Передай Брандис, что я помню о ней.

Как же, помним! Квентин смотрел вслед Дезмонду, а сам думал, что, несмотря на вчерашние пылкие заявления, брат остался тем же малодушным человеком, каким был всегда, избегающим любой ценой душевных волнений и потрясений. Хотя, с другой стороны, разве способен человек, полностью лишенный чувства сострадания, испытывать сочувствие к другому человеку?

Но в данном случае это уже не важно. Квентин понимал, что только он должен взять на себя тяжелую обязанность сообщить солнышку страшную новость.

Но как Бранди ее воспримет? Она уже и так на грани срыва. Как сказать, что смерть Ардсли последовала не от руки судьбы, а от руки убийцы?

Квентин остановился, поднял голову и устремил невидящий взгляд поверх благоухающих клумб, впервые оставшись равнодушным к редкостному спокойствию, которое дарил сад.

— Квентин.

Бранди сама распахнула входную дверь и пошла по тропинке навстречу ему. Одетая в простое коричневое платье из муслина, с такой же лентой в блестящих волосах, Бранди выглядела очень юной и еще более уязвимой. Квентин почувствовал, что у него разрывается сердце.

— Как раз вовремя, — приветствовала она друга, слегка приподняв голову, чтобы как следует рассмотреть его лицо. — Ты готов к очередному поражению?

Нимало не смущенный ее легкой болтовней, Квентин рассмотрел крошечные морщинки вокруг глаз — следы бессонницы, бледные тени на щеках. Сразу пришло решение. Он передаст Бранди сообщение Гловерса, но только после состязания. Так по крайней мере у нее будет хоть час радости, краткая возможность забыться, прежде чем он лишит ее остатков душевных сил.

— Что-нибудь не так? — спросила Бранди, бросив смущенный взгляд на свое платье. — Мне, наверное, следовало надеть черное? Я подумала, папа всегда ненавидел траур, поэтому темно-коричневый подойдет…

— Ты выглядишь прелестно, — перебил ее Квентин. — И одеваться в черное тебе абсолютно не нужно. Твое горе там, где ему положено быть, — в твоем сердце. Ни Ардсли, ни мои родители не хотели бы, чтобы оно проявлялось как-то иначе.

— Тогда ты не считаешь, что наше состязание сейчас неуместно?

Он покачал головой:

— Я считаю, мы должны позволить Изумрудному домику дарить нам успокоение, как того желали наши родители. Бранди улыбнулась:

— Что ж, тогда хорошо. — Явно успокоившись, она извлекла из кармана подарок Квентина — точную копию его пистолета. — Я готова к новой победе.

Квентин чуть улыбнулся:

— Пока меня не было, ты превратилась в невыносимую задиру. С чего ты взяла, что опять победишь?

— Я в этом уверена потому, что стреляю лучше тебя. Квентин искренне расхохотался:

— Самонадеянная маленькая проказница. Ну ладно, мы выбрали оружие. А какой мы выберем приз?

— Возможность позлорадствовать.

— Хм. — Квентин задумался. — Не слишком впечатляющая награда. Что, если нам добавить прогулку галопом по лесу, причем победитель берет Посейдона?

— Ну конечно! — выдохнула Бранди. — Я жду не дождусь, чтобы показать тебе, как я умело справляюсь с Посейдоном.

— Но это будет, если только ты победишь, — напомнил ей Квентин. — Если нет, придется тебе демонстрировать свое мастерство верхом на Богине. — Он озорно сверкнул глазами. — Так и быть, с мужским седлом.

— Можешь не сомневаться. — Бранди хитро улыбнулась. — Но если ты проиграешь, то ты поедешь на Богине — так и быть, с мужским седлом.

— Очень благородно с твоей стороны, — хмыкнул Квентин.

— Пойдем? — Она махнула в сторону деревьев за беседкой. — Я уже выбрала отличное место для состязания.

— Веди, солнышко.

Миновав рощицу, Бранди вышла на небольшую полянку и остановилась:

— Здесь.

Оглядев место, Квентин одобрительно кивнул:

— Отличный выбор. Итак, где наша мишень и кто начнет? Бранди, прищурившись, указала рукой вперед:

— Сразу за теми кустами боярышника растет горный вяз. Видишь?

— Если ты говоришь о том раскидистом дереве, которое вклинилось между двумя рядами кустов, то вижу.

— Прости. — Бранди дерзко выгнула бровь, и по ее виду никак нельзя было сказать, что она извиняется. — Я совсем забыла, как плохо ты разбираешься в растениях. Да, то раскидистое дерево среди кустарника.

— Поосторожней, солнышко. Твоя возмутительная снисходительность может заставить меня пересмотреть мое решение свести злорадство до минимума.

— Ну, это очень спорно, милорд, вы ведь все равно проиграете.

Такое заявление его позабавило.

— А ты понимаешь, что эта мишень стоит даже дальше, чем в первый раз, — верных девяносто пять футов, а то и более?

— Я поэтому ее и выбрала, — ответила Бранди. — Будем целиться в четвертую ветку снизу, по левую сторону. Как можно ближе к стволу. Стреляем по очереди. Согласен?

— Согласен.

— Хорошо. Цельтесь получше, капитан Стил.

— Отлично. — Квентин достал оружие из внутреннего кармана камзола. — Состязание начинается.

Минут двадцать спустя Квентин плелся к конюшням, не переставая ворчать:

— Не знаю, правда, как, но уверен, что ты сжульничала. Бранди рассмеялась:

— Вы совершенно не умеете проигрывать, милорд.

— А вы совершенно невыносимы, когда побеждаете, миледи.

— Здравствуйте, лорд Квентин, леди Бранди. — Младший конюх Фредерик был очень удивлен. — Вы хотите сейчас отправиться верхом?

— Вот именно, — весело ответила Бранди. — Оседлай-ка нам Посейдона и Богиню.

— Сегодня Посейдон оживлен даже более, чем обычно, милорд, — предупредил Фредерик, глядя на Квентина, — поэтому поосторожнее.

— Лорд Квентин поедет на Богине, — поправила его Бранди. — А Посейдона возьму я. — Она затараторила, чтобы не дать Фредерику возможность отговорить Квентина от этого выбора. — Обещаю быть очень осторожной. Но сами знаете, я каждый день тренировала Посейдона, поэтому он привык ко мне.

Фредерик вопросительно взглянул на Квентина.

— Делай, как велит леди Бранди. Я прослежу, чтобы она не очень увлеклась.

— Слушаюсь, милорд. — Конюх поспешил исполнить поручение.

— Мне не нужен присмотр, Квентин, — запротестовала Бранди. — Я прекрасно сама могу о себе позаботиться.

— Скажи об этом Дезмонду, — выпалил Квентин не подумав.

Бранди удивленно посмотрела на него:

— Что ты хочешь сказать? Он отвернулся, стиснув зубы.

— Только то, что мой брат слишком серьезно воспринял роль твоего опекуна.

— Разве? — Бранди пожала плечами. — Нам с тобой отлично известно, как строго Дезмонд следует традициям. Наверное, он решил, что обязан вместо папы руководить мною.

— И ты позволишь ему? Она улыбнулась:

— Раньше я никому этого не позволяла. Почему же ты решил, что я позволю теперь?

— Бранди… — Квентин судорожно вздохнул. — После моего отъезда многое изменилось. Ты выросла, начала выезжать, познакомилась со многими джентльменами.

— Я сообщала тебе в письмах свое мнение об этих джентльменах.

— Да, конечно. Но скажи мне, не было ли среди них кого-то особенного, кто вызвал бы в тебе… другие чувства?

— Ты говоришь совсем как Памела, — пробормотала Бранди, проводя носком сапожка по земле. — Ей очень хотелось, чтобы я отыскала своего суженого.

— Ну и?..

— Нет.

— Даже не…

— Все готово, милорд, миледи, — объявил Фредерик, выводя из конюшни Богиню и Посейдона. — Оседланы и готовы к прогулке.

— Спасибо, Фредерик. — Бранди поспешно обернулась и погладила лошадиные морды. — Вы готовы к быстрому галопу по лесам?

Богиня моргнула огромными темными глазами. Посейдон мотнул блестящей черной головой.

— Надо понимать, это означает согласие. — Бранди забрала поводья Посейдона. — А ты, Квентин, готов?

— Да. — Он подошел и окинул коня внимательным взглядом. — Когда я тебя привез и устроил в домике, то зашел на конюшню, — сказал он Бранди, не скрывая гордости. — Пробыл там совсем недолго и не успел заметить, в какой отличной форме ты поддерживаешь Посейдона. Спасибо, солнышко. И тебе тоже, Фредерик.

— Был рад услужить, милорд.

— Я тоже, — добавила Бранди, просияв от похвалы. Они повели лошадей со двора. Вовсю сияло утреннее солнце.

— К ручью? — спросил Квентин, угадав желание Бранди. Их взгляды встретились.

— Да. — Бранди кивнула, не скрывая удовольствия. — Я там не была уже сто лет. — Она взмахнула длинными ресницами. — Я прогуливаюсь по берегам, перехожу ручей вброд, ловлю рыбу, но как только мне хочется направить в ту сторону Посейдона, тотчас приходят воспоминания о тебе и наших чудесных прогулках верхом. И от этого становится очень больно, ведь ты пропадаешь неизвестно где.

— Не надо. — Квентин провел пальцами по ее щеке. — Не грусти, солнышко. Только не сейчас. — Он мужественно подавил болезненную мысль о разговоре, который ждет его впереди. — Помчимся по лесу к южной границе владений, а затем обратно к ручью. Так ты сможешь блеснуть своим мастерством.

— Отлично. — Бранди была очень довольна.

— Подсадить тебя или я тем самым оскорблю твою независимость?

Бранди громко расхохоталась:

— Ты никогда не сможешь меня оскорбить, Квентин. А твоя помощь будет очень кстати.

Он помог ей сесть на лошадь и ухмыльнулся, когда она без всяких церемоний подоткнула юбку между ног, чтобы удобнее устроиться на мужском седле.

— Начнем скачки, солнышко, — предложил он, взлетев на спину Богини.

— Ладно. — Бранди схватила поводья, раскрасневшись от возбуждения. — Вперед!

Они помчались во весь опор через лес, не отставая друг от друга ни на шаг. Низко пригнув головы, они неслись по знакомой тропе, то и дело пришпоривая лошадей, стремясь вырваться вперед.

Бранди первая достигла опушки и развернула Посейдона, направив его к ручью, в ту же секунду Квентин почти нагнал ее. Она не стала ждать, а ринулась вперед и понеслась, словно ветер, завидев впереди ручей. Позади раздавался громкий топот копыт Богини, и Бранди даже уловила мелькнувшее серое пятнышко, когда Квентин попытался обойти ее слева.

— Ну же, Посейдон, — погоняла она жеребца, всадив каблуки ему в бока, — мы почти у цели. Прояви свой норов, о котором говорил Фредерик.

Посейдон ответил тем, что опустил ниже голову и прибавил ходу, так что деревья по сторонам слились в одно зеленое пятно, а Богиня превратилась лишь в серый штрих, давно оставшийся позади. Почва становилась все более мягкой — верный признак, что ручей совсем близко, — и бежать Посейдону было все труднее, потому что копыта увязали в грязи. Чутье подсказывало Бранди, что нужно умерить скорость, иначе финал у скачек будет плачевный. Но гордость гнала ее дальше, шепча, что победа уже совсем близко. И Бранди мчалась вперед, давая себе слово: еще совсем немного — и она поедет потише.

Не успела.

Бранди услышала предостерегающий крик Квентина за секунду до того, как Посейдон поскользнулся, злобно заржал и перестал слушаться наездницу. Сильные мышцы коня напряглись, когда он попытался выправиться и обрести твердую почву под ногами. Это ему удалось в ту секунду, когда они оказались у кромки воды. Действуя инстинктивно, Посейдон взмыл вверх, перемахнув через широкий ручей, и изящно приземлился на другой стороне.

Он резко остановился и так же резко стал на дыбы, сбросив Бранди в воду. Покончив с делом, он принялся щипать траву, обмахиваясь хвостом, выражая тем самым свое полное благодушие.

Квентин остановился и сразу спешился.

— Солнышко! — Он вошел в воду и в мгновение ока очутился рядом с Бранди. — С тобой все в порядке?

Бранди пыталась подняться на колени в ледяной воде, смеясь и отплевываясь одновременно.

— Если не считать мою гордость, то я не пострадала, — задыхаясь, проговорила она и отвела мокрые пряди волос с глаз. — Вообще-то мне повезло, что Посейдон еще мягко отомстил мне. Я себя так глупо вела, что его возмездие могло быть гораздо более суровым. Наверное, я должна его поблагодарить.

Квентин облегченно вздохнул и, успокоившись, помог Бранди подняться и выбраться на берег.

— Конечно, должна. Такой бездумной езды ты еще не демонстрировала.

— Ты прав. Я прошу прощения у тебя и Посейдона. — Она с раскаянием покачала головой. — Мне нужно научиться признавать поражения — хотя бы иногда.

— Вот именно. — Квентин выжал воду из ее волос. — И смиренно принимать проигрыш.

Бранди изумленно выгнула тонкие брови;

— И это говорит человек, который обвинил меня в жульничестве и ворчал не переставая минут пятнадцать, проиграв состязание в стрельбе?

Квентин бросил в ее сторону недовольный взгляд, а она ответила блаженной улыбкой.

— Ты доказала, что хотела, солнышко. А теперь нужно доставить тебя домой и избавить от этого промокшего платья. Оглядев себя, Бранди рассмеялась.

— Я похожа на мокрую крысу, — объявила она и, подобрав юбки до колен, резко выкрутила тонкую ткань, из которой хлынули потоки воды.

Решив, что платью больше ничем не помочь, Бранди расправила юбки и застонала, когда влажный муслин прилип к лодыжкам, смятый и безнадежно испорченный.

— Посейдон все-таки сумел расплатиться, нанеся ущерб твоей гордости и заодно твоему платью, — заметил Квентин, подавляя смех.

Но девушку не обманула его притворная серьезность.

— А тебе, как видно, весело? — с укором спросила она, тоже пытаясь не рассмеяться.

— И даже очень. — Нахмурив брови, Квентин задумчиво постучал пальцем по губам. — А знаешь, я думаю, это платье можно выбросить. Даже не пытайся привести его в приличный вид.

— Согласна.

В последний раз презрительно оглядев оскорбляющее взоры одеяние, Бранди переключила внимание на прическу. Она дернула за мокрую ленту, чтобы распустить волосы и просушить их, но лента застряла в спутанном локоне.

— Позволь мне помочь. — Не в силах подавить ухмылку, Квентин протянул руки и осторожно освободил пряди волос из бархатного плена. — С задачей справился. — Он распушил ей волосы, и они опустились на плечи блестящим каштановым облаком. — Солнце быстро их высушит.

Бранди запрокинула голову, и на ее лице вместо насмешливого упрека появилась лучезарная улыбка.

— Спасибо. — Она вытянула руки над головой и засмеялась, увидев, как мокрые рукава прилипли к коже. — Муслин, оказывается, не выносит воды, правда?

Квентин промолчал. Он не мог ответить.

Веселье исчезло, время замерло, потому что за одну молниеносную секунду мир перевернулся, а вместе с ним изменилась и вся его жизнь. Почему здесь и почему сейчас, он не знал. Он знал только, что шоры, скрывавшие от него реальность, спали с глаз, и теперь он видит то, чего не видел раньше.

Бранди.

Квентин медленно окинул ее изумленным взглядом, пожирая глазами маленькую фигуру с головы до кончиков пальцев, Он увидел то, что раньше по какой-то непонятной причине ускользало от его внимания и только в эту секунду пронзило сознание: безукоризненные плавные линии фигуры, очерченные мокрым прилипшим платьем, золотистый загар шеи, высокие скулы и тонкие черты лица, над которым возвышалась великолепная грива блестящих волос. Кровь застучала в его висках, когда к нему пришло это сознание. Он посмотрел на ее губы, и желание охватило его. Квентин обнял ее за тонкую талию и притянул к себе. Бранди не противилась. Его губы прижались к ее губам, горячим и мягким. Это был поцелуй, исполненный нежности и скрытой страсти.

Квентин резко поднял голову и решительно отстранился от нее, хоть и ненамного. Он был как в тумане, но все же не забывал, что ему еще предстоит сообщить ей ужасную новость — новость, обещавшую разбить пошатнувшуюся жизнь Бранди на мелкие кусочки.

Но не только это сдерживало Квентина. Он лихорадочно припомнил предупреждение Дезмонда, которое всплыло в его мыслях слово в слово: «Твое присутствие в Котсуолде всегда будет временным, Квентин. Какую же поддержку ты сможешь предложить Брандис? Не позволяй ей поверить, будто ты вернулся навсегда, ведь ты покинешь ее…»

Брат это говорил, разумеется, из эгоистичных побуждений, но так ли уж он не прав? Его пребывание в Англии действительно временное. Сможет ли он — захочет ли — вернуться в армию, когда его призовут?

Ответом служило однозначное «да». А раз так, имеет ли он право поддаться сладостному безумству с Бранди? Если их чувства и зависимость друг от друга примут новую окраску, сумеет ли он вынести расставание? И что более важно, сумеет ли он подвергнуть Бранди этому новому испытанию?

У Квентина было чувство, будто его полоснули ножом.

— Что это? — Бранди потянулась дрожащими пальцами к подбородку Квентина и погладила суровую морщинку. — Ты сердишься на меня?

— Нет, милая, я никогда не смогу на тебя сердиться. — Он нежно растрепал ей волосы. — Просто сожалею, что это случилось.

— Почему? А я нисколько не сожалею.

— Бранди, ты все еще не оправилась от горя. Перенесла тяжелейшую потерю. То же самое относится и ко мне. Естественно, что мы потянулись друг к другу за утешением, ведь между нами всегда существовали особые отношения.

Темные глаза пытливо всматривались в его лицо.

— Так это для тебя было только утешением? А для меня чем-то гораздо большим.

— Конечно, нет, солнышко. — Он не стал прислушиваться к голосу рассудка, просто не смог отречься от чуда, которое только что свершилось, — ни ради нее, ни ради себя. — Это было не просто утешение. Но мы не можем…

— Рассказать, что я чувствовала? — мягко перебила она. — Со мной такого никогда не случалось, и я знаю, что не могло бы случиться, будь рядом кто-то другой, а не ты. — Она слегка прикоснулась пальцами к его губам, словно для того, чтобы вернуть ушедшую магию. — Мне следовало бы догадаться раньше, что первый поцелуй я смогу разделить только с тобой.

У Квентина перехватило дыхание. Он интуитивно знал, что она впервые оказалась в объятиях мужчины, и все же оттого, что она произнесла эти слова, его догадка превратилась в реальность, до боли пронзительную.

— Спасибо, солнышко. Это был самый лучший комплимент, который я когда-либо слышал.

— А я вовсе не собиралась делать тебе комплименты. Я сказала правду. — Бранди помолчала немного. — Тебе понравилось целовать меня? — наконец выпалила она.

— Ты сама знаешь, что да.

— Тогда почему ты отстранился? Именно этого он боялся.

— Бранди, ты мне далеко не безразлична. Я не могу допустить, чтобы ты рассчитывала на что-то, чего никогда не может быть.

— Почему? — прошептала она. — Почему этого никогда не может быть?

— Солнышко, помнишь, что ты сказала в день моего приезда, перед тем как убежать от меня?

— Да. — Она опустила ресницы. — Я просила тебя никогда больше не уезжать.

— Я не могу дать тебе такого обещания, Бранди. Не теперь. Возможно, никогда не смогу. Меня в любой момент могут призвать в армию. Ты такое чудо… ты еще очень ранима. Тебе нужен тот, на кого ты смогла бы опереться, тот, кто никогда не покинет тебя. Этот мужчина не я, Бранди.

По ее щекам скатились две слезинки, и Квентин почувствовал, как у него сжалось сердце.

— Прошу тебя, милая, не плачь. — Он вытер ее слезы. — Ничего не изменилось. Мы будем такими же друзьями, как прежде.

Последнее утверждение прозвучало неубедительно даже для его собственных ушей, но другого выхода не было, как притвориться, будто он действительно так думает.

— Хорошо, — еле слышно проговорила она, преисполненная печали и удивления.

Самое худшее ждало впереди.

— Бранди.

Он откладывал неизбежный разговор, сколько мог. Настало время сказать ей, и сделать это нужно было сейчас. Бранди вопросительно смотрела на него широко раскрытыми глазами. Квентин зажал ее личико в ладонях, набираясь мужества, перед тем как нанести ей сокрушительный удар.

— Есть еще одна вещь. Ты пока не знаешь. Я должен рассказать тебе, прежде чем уеду сегодня… Проклятие, — Он замолчал, стараясь поглотить ее боль. — Как бы мне хотелось смягчить эту новость. Но не могу.

На Бранди подействовала серьезность его тона. Она побледнела.

— Что случилось?

Он осторожно погладил пальцем ее щеку.

— Вчера вечером в Колвертон приехал человек по имени Гловерс. Он работает у мирового судьи. Стали известны новые подробности о катастрофе.

— Продолжай.

— Карета разбилась вовсе не случайно, Бранди. Кто-то поработал над осью. Крушение подстроили.

Зрачки Бранди расширились от удивления, которое переросло в шок.

— Подстроили? — прошептала она. — Ты хочешь сказать, что кто-то убил наших родителей?

— Да, солнышко, именно это я и говорю.

— О Господи! — Ее охватила сильная дрожь, взгляд вновь стал отстраненным, далеким. — О Господи!

Он прижал ее голову к своей груди и провел рукой по волосам.

— Другие подробности мне неизвестны — только то, что кто-то подпилил одну из осей. У властей нет ни мотивов, ни предположений, на кого из наших родители готовилось покушение.

— Возможно, они не правы. — Бранди вырвалась из его рук. — Возможно, это ошибка. Возможно, колесо отскочило, когда карета ударилась о выступающий камень. Возможно…

— Бранди, остановись. — Квентин схватил ее за плечи и решительно покачал головой. — Нет никаких «возможно». Колесо не отскочило просто так, кто-то очень постарался. Как это ни больно, но это правда, и мы должны принять ее.

— Не могу, — проговорила она дрожащим голосом.

— Можешь. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Ты сильнее, чем думаешь, солнышко. И ты не одна. У тебя есть я… у тебя есть Дезмонд. Вместе мы справимся.

— Дезмонд… — На лице Бранди промелькнуло сострадание, затмившее собственное потрясение. — Он был так близок с твоим отцом. Наверное, он сломлен.

— Дезмонд держится довольно хорошо. — Квентина поразило, что его кольнул приступ ревности. — Он отправился в Лондон, чтобы поставить в известность Хендрика. — Что-то в словах Бранди не давало ему покоя. — Так ты говоришь, Дезмонд и отец были близки?

— Что? — Бранди потерла виски, пытаясь сосредоточиться на вопросе Квентина. — А, ты о Дезмонде и Кентоне? Да, Дезмонд очень гордился, что наладил с отцом уважительные отношения. Он много работал, чтобы заслужить одобрение отца. А что до Кентона, то мне не нужно рассказывать тебе, какой это чудесный человек… то есть каким он был, — быстро исправилась она. — Он, должно быть, видел, что Дезмонд старается изо всех сил. До самого конца их отношения — и личные, и деловые — становились с каждым днем все лучше.

— Понятно.

— Кому понадобилось убивать Кентона, Памелу или папу? — прошептала Бранди, все еще не веря в услышанное. — Постичь невозможно. — Она отвернулась, обхватив плечи руками. — Квентин, мне как будто снится кошмарный сон. Каждый раз, когда я думаю о случившемся, кошмар начинается снова.

— Он пройдет, солнышко, — тихо поклялся Квентин. — Я об этом позабочусь.

Бранди долго молчала, потом медленно повернулась и посмотрела на Квентина затравленным взглядом:

— Я тоже.

— Что это значит?

— А вот что: если власти не смогут докопаться до правды, тогда это сделаем мы с тобой.

Глава 5

Входя в кабинет, Бентли едва слышно постучал в дверь. Дезмонд со стуком отставил полупустой стакан и, резко обернувшись, зло уставился на дворецкого:

— Бентли, будь столь любезен, научись сначала стучать, а уже потом входить в комнату.

— Постараюсь, сэр. — Бентли вытянулся по стойке «смирно». — А пока мне необходимо все-таки поговорить с вами.

— Я не настроен вести беседы. — Дезмонд отвернулся и прикончил остатки коньяка в два глотка.

— Это очевидно, ваша светлость, — сухо заметил Бентли. — Что даже к лучшему, в противном случае вы весьма скоро не смогли бы не только беседовать, но даже произнести членораздельно хотя бы один звук. Скажу больше, — продолжил он, пока Дезмонд снова наполнял свой стакан, — если вы будете продолжать в таком темпе, вы не сможете не только говорить, но даже сохранять вертикальное положение без посторонней помощи.

— Благодарю за ненужную оценку моей трезвости, — отрезал Дезмонд. — А теперь прошу меня простить…

— Я бы рад, ваша светлость, но, как я уже сказал, мне нужно с вами поговорить.

— Ладно. Что там такое? — Дезмонд снова повернулся к дворецкому, слегка качнувшись при этом.

— Могу ли я предположить, что вы захотите переехать из ваших теперешних покоев в спальню хозяина?

— Да, рано или поздно это придется сделать.

— Я так и думал, поэтому взял на себя смелость собрать вещи вашего отца и подготовить их для переноса в кладовую. Дезмонд слегка смягчился:

— Ты поступил очень разумно, Бентли.

— Я сделал это для покойного герцога, сэр. — Последовала напряженная пауза, во время которой Дезмонд осушил свой стакан. — Однако, собирая личные вещи его светлости, я заметил, что не хватает резной шкатулки.

— Шкатулки?

— Да, ваша светлость. Той, что сделана в пару шкатулке герцогини.

— Разве Памела не завещала ее Бранди?

— Полагаю, да. Но то была шкатулка, принадлежавшая ее светлости, а я не могу найти шкатулку герцога.

— Ничем не могу тебе помочь, Бентли. — Дезмонд заморгал, безуспешно пытаясь сосредоточиться. — Не знаю, что сделал отец со своей шкатулкой. Да и, честно говоря, мне все равно. Меня сейчас тревожат более важные дела. Почему бы тебе не расспросить слуг? Может, кто-то ее переложил в другое место. — Взмахом руки велев дворецкому уйти, Дезмонд вновь повернулся к буфету и нахмурился, когда увидел, что стакан пуст. — Закрой за собой дверь, Бентли, — невнятно проговорил он и плеснул себе еще одну щедрую порцию коньяка.

— Слушаюсь, сэр. Я вижу, как вы заняты, поэтому прослежу, чтобы вас не побеспокоили.

Не уловив сарказма в голосе дворецкого, Дезмонд просто кивнул.

— Отлично, — пробормотал он, уткнувшись в стакан. — Просто отлично.

Бентли едва заметно состроил презрительную гримасу и покинул кабинет, ломая голову, какой сделать следующий шаг, чтобы отыскать пропавшую вещь. Неожиданно его осенило:

Сандерс. Если кто и знает, где находится шкатулка, то это лакей покойного герцога. Бентли, воплощение деловитости, повернулся и направился в крыло, где жила прислуга.

— Бентли, — окликнул его Квентин, который в эту секунду вошел в замок. Дворецкий замер:

— Да, мастер Квентин?

— Я должен немедленно с тобой поговорить.

— Слушаюсь. — Бентли повернул обратно, не задавая никаких вопросов.

— Пройдем в библиотеку, разговор должен остаться между нами.

— Очень хорошо, сэр.

Оказавшись за плотно прикрытой дверью библиотеки, Квентин тут же взял быка за рога без всяких вступлений.

— Дезмонд сообщил тебе, с какой целью нас вчера посетил Гловерс?

— Гловерс? А-а, это тот джентльмен с Боу-стрит. Нет, я решил, что ему просто нужно было сообщить вам и мастеру Дезмонду последние подробности несчастного случая, прежде чем официально закрыть дело.

— Хотел бы я, чтобы так и было. — Квентин потер виски. — Бентли, Гловерс приехал, чтобы сообщить нам следующее: отцовскую карету повредили, одна из осей была подпилена.

В лице Бентли не осталось ни кровинки.

— Нет.

— Боюсь, это правда. Моих родителей и Ардсли убили. Бентли понадобилась целая минута, чтобы взять себя в руки.

— Власти уже арестовали преступника, совершившего такое неслыханное злодейство?

— Власти даже не могут сказать, на чью именно жизнь покушались. У них нет ни подозреваемых, ни мотивов, ни малейшей зацепки.

— Ясно. — Бентли нахмурился. — Я начинаю понимать необычное поведение вашего брата.

— О чем ты?

— Мастер Дезмонд… его светлость… последние несколько часов сидит в кабинете и пьет одну рюмку за другой.

— По правде говоря, я не могу его осуждать, — вздохнул Квентин. — Каждый справляется с потрясением, как может. Дезмонд пьет. Я горюю. А Бранди, например, хочется самой задержать преступников.

— Как это похоже на мисс Бранди.

— Бентли, я отсутствовал четыре года. Мне нужно, чтобы ты рассказал мне обо всем так, словно я сам был свидетелем происходящего.

— Сэр?

— Было ли за последние недели или месяцы какое-нибудь событие, заставившее тебя поверить, что жизнь одного из моих родителей… а может быть, обоих… находится в опасности?

Бентли отрицательно покачал головой:

— Небольшое разногласие действительно произошло. На днях вы о нем упоминали. Но ничего такого серьезного.

— Разногласие? Что ты такое говоришь? О чем это я упоминал?

Дворецкий закашлял от неловкости.

— Вы расспрашивали меня о мастере Дезмонде и о внезапных переменах, которые я заметил в его отношениях с людьми. Естественно, я предположил, что вы имеете в виду… — Бентли замолчал, подыскивая самые осторожные слова, — одного человека конкретно.

— Правильно. Я имел в виду его отношения с Бранди.

У Бентли отвисла челюсть.

— С мисс Бранди, сэр?

— Да. Дезмонд пытался меня уверить, будто у них серьезные отношения. Я просто хотел услышать от тебя подтверждение.

— Вы подразумеваете романтическое увлечение, милорд?

— Это подразумевал Дезмонд. — Квентин внимательно вглядывался в изумленное лицо Бентли. — Судя по твоему выражению, должен ли я предположить, что ты не согласен с утверждением моего брата?

— Абсолютно не согласен, милорд. Мастер Дезмонд проявлял большую заботу о мисс Бранди после несчастья. Почти не отходил от нее. С другой стороны, ей не к кому было обратиться — вы ведь находились в отъезде. Но говорить о серьезных отношениях?.. — Дворецкий с сомнением фыркнул. — По-моему, из них не получится пара. А вы как думаете, сэр?

— Я тоже так думаю. — Квентин встряхнул головой, испытав огромное облегчение от признания Бентли. Но он временно подавил это чувство, терзаемый более важной проблемой. — Бентли, ты только что вспомнил наш разговор, когда я интересовался, как переменился Дезмонд по отношению к людям. Но если ты имел в виду не Бранди, тогда кого же? — Бентли не отвечал. — Бентли, мои родители погибли. Я недавно узнал, что их хладнокровно убили. И хотя обычно я восхищаюсь твоей преданностью и осторожностью, в данном случае я настаиваю, чтобы ты отступил от своих принципов. Если не ради меня, то ради отца.

— Разумеется, сэр. — Бентли бросил осторожный взгляд на закрытую дверь. — Мне показалось, будто вы узнали о ссоре мастера Дезмонда с покойным герцогом.

— Еще одна? — Квентин саркастически выгнул брови. — Я бы не назвал это переменой. Отец и Дезмонд ссорились, сколько я помню. Хотя, — задумчиво добавил он, — сегодня Бранди упомянула, что в последние месяцы они прекрасно ладили. Очевидно, она ошиблась.

— Не будет преувеличением, мастер Квентин, если я скажу, что это была не обычная перебранка.

Что-то в голосе дворецкого заставило Квентина задуматься.

— А чем эта ссора отличалась от десятка предыдущих? Бентли сцепил руки за спиной, приготовившись исполнить свой долг — как бы ни было больно.

— Ссора была такая же, как все остальные, сэр: громкая, злая и проходила за закрытыми дверями. Но вот то, что произошло сразу после нее, заставило меня поверить в серьезность разногласий.

— И что же это?

— Ваш брат выбежал из комнаты — было очевидно, что он в сильном расстройстве. Через секунду появился покойный герцог и приказал мне вызвать в Колвертон мистера Хендрика с целью изменить завещание.

Квентин сощурился:

— Отец именно так выразился?

— Да, сэр, слово в слово. Он был опечален и взволнован одновременно.

— Ясно. Возможно, он успокоился и передумал.

— Нет. Письмо доставили, как распорядился ваш отец. Я сам отослал его. Мистер Хендрик явился без промедления на следующий день. Он и ваш отец провели несколько часов, запершись в библиотеке.

— Что они обсуждали?

— Не имею представления, сэр. Я не присутствовал при разговоре, а его светлость не стал больше со мной делиться.

— Проклятие! — Квентин провел рукой по волосам. — Что-то здесь не сходится. Если отец изменил завещание, почему это не выяснилось на вчерашнем оглашении? Не было сказано ни слова ни о каком дополнительном распоряжении или недавней поправке к существующему документу.

— Вот именно, сэр.

— Единственное логическое объяснение: отец скорее всего успел передумать, пока Эллард не уехал из Колвертона. Но почему? Что… или кто… убедил отца изменить решение?

В комнате повисла тяжелая тишина. Квентин громко откашлялся.

— Судя по твоему описанию бурной ссоры, мы можем смело предположить, что какие бы изменения ни намеревался сделать отец, они не были в пользу Дезмонда. Брат мог прийти в такую ярость, только если были затронуты его собственные интересы.

— Согласен, сэр. По правде говоря, мастер Дезмонд выкрикнул что-то в этом роде, когда выбежал из комнаты. В то время я не обратил внимания на его слова.

— Наверное, потому, что в прошлом он сотни раз в запальчивости обвинял отца без всяких на то оснований в намерении лишить его наследства. Тем не менее именно это предубеждение Дезмонда наводит на мысль, что он-то и заставил отца оставить завещание без изменений.

— Только ваш брат может подтвердить или опровергнуть это предположение. Вы постараетесь выяснить с ним этот вопрос?

— Нет. — Квентин решительно покачал головой. — Он только выпустит иголки — так происходит каждый раз, если дело касается отца и кого-нибудь из нас. Он чертовски неразумен. Вбил себе в голову, будто я был у отца любимчиком, хотя мы оба с тобой знаем, что это абсолютно не так. Нет, Бентли, разговор с Дезмондом не принесет ничего, кроме неприятностей. Кроме того, — продолжал Квентин, рассуждая вслух, — я уверен, Дезмонд никогда не просчитывает шаги вперед, если дело не касается его самого. А мы с тобой должны. Например, мы оба с тобой знаем, что отец и Дезмонд постоянно ссорились из-за неумения Дезмонда вести дела. Предположим, отец решился переделать завещание из-за какого-то поступка Дезмонда, который привел к плачевным результатам для одного или нескольких коллег отца.

— Я понял, куда вы клоните, милорд. Вы предполагаете, что возмущенный партнер, к тому же очень несдержанный, мог отомстить, повредив карету покойного герцога.

— Вот именно. В конце концов, даже если Дезмонд и совершил какую-то неосторожность, главой семейства Стилов являлся отец, поэтому он стал мишенью. — Квентин устало потер шею. — Я понимаю, что бреду наугад. Но кто-то убил моих родителей. И пока я не узнаю, кто это, мне придется рассмотреть любую возможность, даже самую невероятную.

— Разумеется, сэр. А как, позвольте вас спросить, вы намерены приступить к делу? И могу ли я чем-нибудь вам помочь?

— Ты должен сохранять наш разговор в тайне — по крайней мере какое-то время.

— Это само собой разумеется, милорд.

— Что касается меня, думаю, лучше всего начать со встречи с Хендриком. Он больше, чем кто-либо другой, знает, какие изменения в завещание хотел внести отец и были ли они действительно внесены. Я отправлюсь в Лондон на рассвете.

— Мудрое решение. Передать Уайту, чтобы он уложил ваши вещи?

— В этом нет необходимости. Я там пробуду всего лишь день.

Квентин нахмурился, столкнувшись с новой заботой — ее вызвала завтрашняя непредвиденная поездка в Лондон.

Бранди.

Ведь он намеревался с восходом солнца отправиться в Изумрудный домик и убедиться, что с ней все в порядке. После той ужасной новости, что он обрушил на нее, и неожиданного поцелуя, вызвавшего у обоих смятение чувств, ее душевное состояние наверняка далеко не спокойно.

Хотя, конечно, он слишком опекает ее. Бранди по своему характеру борец. И все же ему не хотелось оставлять ее одну. А на Дезмонда не приходилось рассчитывать как на надежную замену, пока он в таком состоянии, о котором говорил Бентли.

Так кто же мог поехать к ней, чтобы тонко и в то же время успешно отвлечь ее от мрачных мыслей до его возвращения? Ответ был совсем близко.

— Бентли. — Квентин со всей серьезностью посмотрел в глаза другу. — Я хочу попросить тебя об одолжении.

— Все, что угодно, сэр. Вам не придется просить дважды.

— Меня не будет в Котсуолде весь день. Ты, возможно, сочтешь это глупым, но я бы хотел, чтобы ты съездил в Изумрудный домик и проведал Бранди. Она не очень хорошо восприняла известие с Боу-стрит. Я беспокоюсь о ней. А Дезмонд, ты знаешь…

— Понимаю. Считайте, что это сделано.

— Спасибо, Бентли. Ты исключительный друг.

— Не за что, милорд. Я волнуюсь о мисс Бранди так же, как… — Последовала тактичная пауза. — Почти так же, как вы.

Квентин заморгал, пытаясь уловить, был ли скрытый. смысл в словах дворецкого. Но выражение лица Бентли осталось невозмутимым, он даже бровью не повел. Если он о чем-то и догадывался, то это было тщательно скрыто за маской достоинства.

Хотя как он мог что-то подозревать, когда Квентин сам точно не знал, что произошло в те чудесные мгновения, когда Бранди была в его объятиях?

— Это все, милорд? — едва дошел до него вопрос Бентли.: — Если так, то я вернусь к поиску, которым занимался, когда вы меня позвали.

— Хм-м? — рассеянно кивнул Квентин, все еще мысленно находясь за четыре мили отсюда на заросшем травой берегу ручья. — Разумеется, Бентли. Продолжай свои дела.

— Вы случайно не видели шкатулку вашего отца, сэр?

— Шкатулку отца?

Ему придется забыть вкус ее губ, мягкие изгибы прижавшегося к нему тела. Придется… но как? Как ему забыть изумительнейшее чудо, которое он едва вкусил?

Бранди… его единственное солнышко.

Как он умудрился быть так близко и ничего не видеть?

Тут Квентин вдруг понял, что Бентли вопросительно смотрит на него, явно ожидая ответа на вопрос — но какой, Квентин не имел представления.

— Прости, Бентли. О чем ты меня спросил? На лице дворецкого промелькнуло удивление.

— О шкатулке вашего отца, сэр. По-видимому, ее куда-то переставили. Я просто поинтересовался, вдруг вы видели ее где-нибудь.

— Нет, не видел, — отозвался Квентин, пытаясь придумать какой-нибудь полезный совет. — Возможно, раз шкатулка была завещана Дезмонду, он забрал ее в свои покои.

— Наверное, вы абсолютно правы, сэр. Когда я расспрашивал его светлость, он был в таком состоянии, что вряд ли мог бы вспомнить, чем он владеет. Лучше я расспрошу его завтра. — Решительно кивнув, Бентли направился к двери и взялся за ручку. — Доброй ночи, сэр. Надеюсь, мистер Хендрик ответит на все ваши вопросы.

Напоминание о предстоящей миссии подействовало на Квентина как ушат холодной воды: он сразу очнулся от грез.

— Я тоже на это надеюсь, Бентли, — напоследок произнес он. — Очень надеюсь.

— Питере, мне нужно повидать мистера Хендрика. Он у себя?

Клерк вскочил из-за стола и встревожено уставился на Квентина. Потом он схватил календарь и принялся нервно перелистывать страницы, все время качая головой.

— Прошу прощения, милорд, но мистер Хендрик или упустил из виду, что назначил с вами встречу, или я забыл записать вас на прием.

— Ни то, ни другое. Я не записан на прием, но уверен, что Эллард примет меня, учитывая серьезность ситуации, о которой Дезмонд сообщил ему вчера. Достаточно сказать, что после нашей последней встречи открылись ужасные обстоятельства. Я немедленно должен видеть Элларда.

— Входи, Квентин. — Дверь кабинета распахнулась, и Хендрик жестом пригласил гостя войти, тут же кивнув клерку. — Спасибо за старательность, Питере. Но лорд Квентин абсолютно прав. Учитывая серьезность ситуации, запись на прием не нужна.

— Слушаюсь, сэр. — Перепуганный человечек вытащил носовой платок и промокнул лоб, облегченно вздохнув.

— Не хочешь ли выпить чего-нибудь, Квентин? — спросил Эллард, закрывая за собой дверь. — Или сразу же перейдем к этому ужасному делу?

— Второе. — Квентин опустился на стул. — Эллард, я знаю, Дезмонд был у тебя вчера. Но вечером мы с ним не виделись, поэтому у меня не было возможности расспросить его, как ты отреагировал на заключение, к которому пришли власти.

— Как отреагировал? — заморгал Хендрик. — Я был в, ужасе.

Квентин покачал головой:

— Я не то имел в виду. Разумеется, ты был в ужасе. Я хотел узнать, можешь ли ты назвать кого-то, кто захотел бы причинить вред одному из моих родителей или Ардсли Таунзенду?

Хендрик задумчиво забарабанил кончиками пальцев по столу.

— Никого, — наконец произнес он. — Памела, Кентон и Ардсли были трое самых любимых и уважаемых членов общества. У меня в голове не укладывается, что кто-то мог намеренно причинить им зло.

— Ты в точности повторяешь мои мысли. — Квентин нахмурился, глядя в одну точку. — Я долго думал, пытаясь найти ответ, но пока без всякого успеха. Однако мне пришло в голову, что следует воспользоваться твоим предложением и взглянуть на завещания родителей.

— Их завещания? — Хендрик недоверчиво посмотрел на Квентина. — Каким образом последнее волеизъявление подскажет тебе личность убийцы?

— Я вовсе этого не утверждаю. — Квентин наклонился вперед. — Эллард, когда были составлены завещания родителей?

— Когда? Наверное, лет десять назад. Я велю Питерсу принести их и тогда смогу назвать точную дату. А ты внимательно ознакомишься с ними.

— Буду очень благодарен. Пока Питере ищет завещания, скажи мне, есть ли у тебя какие-нибудь другие отцовские документы, деловые бумаги, например?

— Разумеется. Я скажу, чтобы Питере принес всю папку. — Поверенный вышел из кабинета, чтобы отдать краткие распоряжения, и сразу вернулся. — Квентин, могу я спросить, что ты ищешь?

— У меня нет на это ответа, Эллард, — не потому, что я темню, а потому, что просто не знаю. Мне только известно, что власти зашли в тупик, и я должен сделать все, что в моих силах, чтобы отыскать ублюдка, который убил моих родителей.

— Понимаю. — Хендрик взглянул на Питерса, который вошел в кабинет с толстой папкой в руках.

— Здесь все, сэр, — сообщил клерк, положив папку на стол Хендрика. — Документы сложены в хронологическом порядке.

— Спасибо, Питере, можешь идти. — Хендрик открыл папку и вынул первый документ. — Завещание твоего отца, — объявил он, вручая бумагу Квентину.

Как только завещание оказалось в его руках, Квентин тут же взглянул на дату.

— Хендрик, здесь указано «20 мая 1804 года».

— Как я и сказал, десять лет назад.

— А были внесены какие-нибудь изменения? Дополнительные условия?

— Ни одного.

— Тогда объясни мне, почему отец вызвал тебя в Колвертон на прошлой неделе, имея цель изменить завещание. Хендрик вздохнул, но глаз не отвел.

— Я надеялся, что ты не узнаешь об этой встрече.

— Так она все-таки произошла?

— Да, произошла. Кентон намеревался изменить один пункт своего завещания. К счастью, я сумел разубедить его до того, как дело было сделано. А так как изменения не были внесены, я не видел причин поднимать этот вопрос, чтобы не доставлять тебе лишних огорчений.

— Но что все-таки было? Какую часть завещания хотел изменить отец и почему эта поправка могла расстроить меня?

Хендрик медленно перевел дыхание, теребя перо.

— Изумрудный домик, — наконец произнес он. — Кентон пожелал изменить условия его наследования.

— Изумрудный домик? — Квентин ожидал чего угодно, но только не этого.

— Да. Твой отец очень любил тебя, Квентин, — заверил его Хендрик, приступая к объяснению.

— Не стоит утешать меня, как ребенка, Эллард. Я знаю, какие чувства отец питал ко мне и Дезмонду. Говори по существу.

— Очень хорошо. — Хендрик сложил руки на столе. — Согласно настоящему завещанию, тому, которое я зачитал два дня назад, Изумрудный домик переходил к тебе. И Кентон, и Памела решили, что домик должен являться частью твоего наследства. Однако шло время, и Кентон начал беспокоиться. Ты не проявлял никакого интереса к выбору жены и не собирался бросать военную карьеру или хотя бы поставить ее на второе место после женитьбы и семьи. Другими словами, ты оставался холостым человеком, без наследников, и вел жизнь, полную каждодневного риска. Какова была бы судьба Изумрудного домика, если бы ты умер, не оставив наследника?

— Смею предположить, что Дезмонд в таком случае унаследовал бы все мое состояние вместе с Изумрудным домиком.

— Вот именно. — Хендрик приподнял бровь. — А ты уверен, что твой брат обрадовался бы такому дару? И берег его, как того желала Памела?

— Я вижу, куда ты клонишь, — тихо ответил Квентин. — Итак, как же хотел отец распорядиться Изумрудным домиком?

— Он планировал отписать его непосредственно Брандис и таким образом уберечь от далеко не заботливых рук твоего брата.

— Если бы отец так поступил, я бы понял. Бранди любит летний дом не меньше меня, да и мама была бы спокойна, что имение перейдет к надежному хозяину.

— Правильно, но в таком случае оно навсегда бы ушло из вашей семьи. Предположим, в один прекрасный день ты все-таки женишься, заведешь семью. Разве тебе не хотелось бы, чтобы твои дети радовались той красоте, которой так дорожили твои родители, да и ты тоже?

— Я не думал об этом, но, наверное, да, хотелось бы.

— Поэтому я дал Кентону совет, который достигал обе цели: сохранить домик за тобой и одновременно определить его будущее.

— Каким образом?

— Я убедил его оставить завещание в прежнем виде, а взамен торжественно пообещал поговорить с тобой, когда ты вернешься в Котсуолд. Я так и собирался поступить, но попозже, когда рана немного затянется.

— И о чем же ты хотел со мной поговорить? — чуть суховато и одновременно насмешливо спросил Квентин, — О прелестях брака? Или ты просто намеревался потащить меня к алтарю, ведя на привязи какую-нибудь ни о чем не подозревающую девицу?

— Разумеется, нет. Я просто хотел объяснить тебе ситуацию — что я сейчас и делаю — и предложить, чтобы ты сам распорядился Изумрудным домиком на случай своей смерти.

— Отец мог бы сам это сделать, передав домик в наследование Бранди, если вдруг я умру, не оставив наследников.

— Да, Кентон тоже это предлагал. Но я ему объяснил, что такое решение было бы поспешным, к тому же несправедливым по отношению к тебе. Он и Памела всей душой желали, чтобы Изумрудный домик был твоим, поэтому распоряжения О дальнейшей судьбе поместья по всем правилам следовало отдавать тебе. И хотя я со своей стороны должен был всячески убеждать тебя отписать домик твоим наследникам, в то же самое время я полагал, что определить будущего хозяина поместья надлежит именно тебе.

— И отец согласился?

— Да. По-моему, Кентон никогда по-настоящему не сомневался, что ты отдашь правильные распоряжения. По правде говоря, я думаю, что беспокойство за твою жизнь на время затмило его разум, иначе он никогда бы не решился изменить свои планы относительно домика. Как бы то ни было, после нашего с ним разговора Кентон в конце концов понял, что если война закончится и ты вернешься домой, то несправедливо и совершенно не нужно переделывать завещание. Он согласился подождать, доверив тебе заботу о поместье. Кентон просил только, чтобы ты сделал это письменно — быстро и рационально, пока тебя вновь не призвали на военную службу.

— Понятно. — Квентин задумался над словами Хендрика. — Иными словами, мне предстоит распорядиться Изумрудным домиком, решив, заводить семью и детей или нет; А если я все-таки предпочту остаться холостяком, тогда отписать домик Бранди.

— Таковы были бы мои рекомендации. — Хендрик застенчиво улыбнулся. — Разумеется, я еще раз повторяю, решение остается только за тобой. И само собой, даже если ты согласишься, составление соответствующего документа мы отложим до тех пор, пока не будет раскрыто это жуткое преступление.

— Определенно. — Квентин поднялся с кресла, положив завещание Кентона на стол. — Кроме того, пока не обнаружен убийца родителей, никакой проблемы не существует. Потому что до тех пор я не намерен возвращаться в армию. Следовательно, нет никакой опасности, что моя жизнь оборвется от пули, и Изумрудный домик, таким образом, благополучно и совершенно законно принадлежит мне.

— Конечно. — Хендрик показал на папку. — Ты не хочешь просмотреть остальные документы Кентона?

— Да, не откажусь.

Снова опустившись в кресло, Квентин подвинул к себе папку и принялся перелистывать страницы в надежде обнаружить хотя бы малейшую зацепку. Но все, что он нашел, — многочисленные деловые документы, предельно ясные и безобидные, не предвещавшие ничего зловещего или пагубного ни для одной из сторон.

— Это все? — спросил Квентин, взглянув на последний документ.

— Да. Соглашение, которое ты держишь, еще не подписано. Мы с Кентоном как раз обсуждали его, когда… — Хендрик осекся, не договорив.

Слова поверенного что-то напомнили Квентину, и он снова поднес документ к глазам, чтобы прочитать его внимательно.

— Вы об этом говорили с Дезмондом два дня назад, когда я пришел в контору?

— Что?

— Когда я пришел в тот день, Дезмонд упомянул, что вы с ним оговаривали окончательные условия делового соглашения. Это о нем шла речь?

— Вообще-то да. — Хендрик чуть подался вперед. — Это проект соглашения между клиентом и адвокатом, составленный твоим отцом и мною.

— Я вижу. — Квентин быстро пробежал глазами документ, удостоверившись, что это обычное соглашение, по которому Хендрик был обязан вести дела семьи Стилов в течение пяти лет, получая ежегодно внушительную, но не выходящую за рамки разумного сумму в десять тысяч фунтов. — Здесь все как будто в порядке, — сказал Квентин, возвращая документ в папку. — Так какой же пункт Дезмонд захотел обсудить с тобой?

— Пункт, касающийся моего вознаграждения. — Взор Хендрика затуманила печаль. — Если ты заметил, этот неподписанный документ — единственное соглашение между Кентоном и мной во всей папке. Причина этого в том, что, по-моему, сама идея составить письменное соглашение за подписью твоего отца была абсурдной и ненужной. Кентон был тонкий тактичный человек, я представлял его деловые интересы много лет. Он и так проявлял чрезмерную щедрость ко мне. Поэтому каждый раз, когда он поднимал вопрос о письменном соглашении, я отнекивался. Но Кентона нельзя было переубедить. Он настаивал на том, что раз я защищаю его интересы, мне следует защищать и свои собственные. В конце концов я сдался. Вот так появилось это соглашение. Очевидно, Дезмонд, который присутствовал в конторе, когда Кентон оговаривал условия, захотел удостовериться, что желание отца выполняется в точности, как первоначально задумывалось. Но если ты другого мнения, я буду рад обсудить с тобой любые пункты или вообще порвать в клочки дурацкий документ.

— Ни в коем случае. — Квентин закрыл папку и положил на стол. — Я уже сказал, что с документом все в порядке, и я согласен с решением Дезмонда исполнить волю отца. Что касается твоего вознаграждения, то ты прав. Отец был чрезвычайно щедрый человек. А еще он отлично разбирался в делах и умел считать деньги. Поэтому, если он решил, что твои услуги стоят такой суммы, значит, они стоят никак не меньше. — С этими словами Квентин вновь поднялся. — Благодарю за терпение, Эллард. Не стану дольше задерживать тебя.

— Ерунда, — отмахнулся Хендрик, тоже вставая. — Ты не отнял у меня ни минуты. Сейчас важно узнать, кто убил твоих родителей. Как бы мне хотелось хоть чем-то помочь тебе!

— Мне тоже. Но по крайней мере мы исключили большую часть деловых партнеров отца из числа подозреваемых. — Квентин замолчал, глубоко задумавшись.

— Что такое? Мы что-то упустили из виду?

— Нет, не совсем. Мне просто пришло в голову, что мы просмотрели лишь бумаги отца. Хендрик очень удивился:

— Я не держал отдельно бумаги Памелы, если ты это имеешь в виду.

— Я говорил не о матери. Я подразумевал Ардсли. — Квентин поднял руку, предвидя возражения Хендрика. — Эллард, я сознаю, что не имею законных прав просматривать бумаги Ардсли. Я и не прошу тебя об этом. Но ты оказал бы мне великую услугу, если бы просмотрел их содержание — немедленно, если можно — и сообщил Дезмонду, раз он теперь наделен полномочиями вести все дела Таунзендов, о любой мало-мальски подозрительной детали.

— Считай, что это сделано, — торжественно пообещал Хендрик. — Я немедленно займусь документами Ардсли и все, что обнаружу, доведу до сведения Дезмонда. Даю тебе слово.

— Очень тебе благодарен, — ответил Квентин. — Всего хорошего, Эллард.

— Всего хорошего. И, пожалуйста, держи меня в курсе всех новостей — всех без исключения.

— Конечно.

Хендрик уставился вслед Квентину, обдумывая задачу, которую ему предстояло решить. Он слышал вполуха, как Питере попрощался с посетителем и тихо закрыл за ним входную дверь. Очнувшись от задумчивости, Хендрик встал, пересек кабинет в пять широких шагов и оказался у стола Питерса.

— Могу чем-нибудь быть полезен, сэр?

— Да, Питере, можешь. Во-первых, найди мне папку с документами Ардсли Таунзенда. Затем отошли письмо новому герцогу Колвертона. Напиши, что мне нужно срочно с ним увидеться. Завтра. В одиннадцать часов. В моей конторе.

— А если он не согласится, сэр?

Хендрик был уже на полдороге к своему столу.

— Согласится.

Глава 6

Бранди опустила палец в ручей и смотрела, как он рассекает бегущую воду.

Девушка лежала, вытянувшись на сыром берегу, в том месте, где вчера ее сбросил Посейдон. Она подперла щеку другой рукой, не обращая внимания на припекавшее солнце. Ее раздирали противоречивые чувства, непостижимым образом переполнявшие и опустошавшие душу одновременно.

Убийство.

Она не могла этого понять. Какой-то безликий, безымянный убийца зверски отнял жизнь троих людей, которых она любила. Правда оказалась невыносимой, а то, что оставалось неизвестным, — еще хуже.

Кто убил их? Почему? Кого именно намеревались убить? Неужели всех троих?

Бранди крепко зажмурилась, и по ее щекам скатились две слезинки. Ночью она не сомкнула глаз, каждый печальный удар больших часов в гостиной Изумрудного домика напоминал ей, что прошел еще один час, такой же бесполезный, как предыдущий. Бранди покинула постель на рассвете, надеясь, что работа в саду рядом с Гербертом рассеет ее тревогу. Но уже перевалило за полдень, и она оставила свои клумбы, чувствуя ту же мучительную боль и смятение, которые терзали ее ранним утром.

Но ее не покинула решимость. Она была готова подписаться под каждым словом, сказанным Квентину. Она обязательно найдет того зверя, который убил ее близких, и не успокоится, пока не сделает этого.

Квентин.

Мысли о нем пронизывали теплотой все бессонные часы, околдовав ее сильнее, чем красота Изумрудного сада. Сладостное, жгучее воспоминание о той минуте, когда она была в объятиях Квентина, действовало на ее израненную душу как целебный бальзам. А еще оно пробуждало в ней что-то, о чем она до сих пор не ведала.

Квентин.

Озарение пришло вчера неожиданно, как летняя гроза, закружив ее бурным вихрем и оставив бездыханной и дрожащей. Почему она раньше ничего не понимала, ведь это всегда было с ней — даже когда Квентин уехал?

Оттолкнувшись рукой, Бранди села, рассеянно отряхнула платье от прилипших комочков земли и обхватила колени руками.

Так вот о чем шепчутся дамы за закрытыми дверьми, вот почему Памела расцветала, когда рядом оказывался Кентон. Ей, наверное, тоже было знакомо это головокружение, слабость в коленях, затрудненное дыхание. Она знала то, что Бранди открыла для себя только сейчас.

Что же дальше?

Бранди оцепенела, вспомнив, что было потом, не менее ясно, чем само объятие. Квентин отдалился — и не только в переносном смысле. Остается гадать, что его заставило так поступить — то ли необходимость защищать ее, то ли сознание, что поцелуй оставил его равнодушным?

Нет, не может быть, чтобы Квентин остался равнодушным. Она почувствовала его пылкость, его почти отчаянное желание поглотить ее целиком. Неужели он искал всего лишь утешения? Господи, ей казалось, что между ними произошло нечто гораздо большее.

Бранди от бессилия сжала кулачки. Она впервые пожалела, что не приобрела опыта, что не поощряла ухаживания всех тех пустых высокомерных мужчин, с которыми познакомилась на балах за три сезона. Может быть, тогда она сумела бы отличить страсть от нежности, желание от дружбы. Возможно, тогда она бы лучше поняла, что произошло между ней и Квентином.

Но в одном Бранди была уверена. Для нее не существовало пути назад, что бы там Квентин ни говорил. Стать снова той, какой она была до вчерашнего дня? Сделать вид, что с ней не произошло чудесного превращения? Считать, что те головокружительные мгновения в объятиях Квентина ничего не значат?

Невозможно.

— Мисс Бранди… — Бранди вздрогнула и резко обернулась на робкое приветствие. — Здравствуйте, миледи. — Бентли был искренне рад ее видеть, он терпеливо подождал, пока девушка неловко поднялась с земли.

— Бентли. — Она откинула локон волос, мазнув по лбу грязной рукой. — Я не слышала, как ты подошел.

— Вы глубоко задумались. Я не хотел пугать вас. — Сцепив руки за спиной, он внимательно вглядывался в ее лицо. — С вами все в порядке?

— Тебя послал Квентин. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Да. Его милость на рассвете отправился в Лондон и до ночи не вернется. Его очень волновало, как вы здесь, и он попросил меня наведаться к вам. Надеюсь, вы не против.

— Ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть. — Бранди склонила голову. — Квентин ни разу не упомянул о своей поездке в Лондон.

— Он принял решение внезапно.

— Почему он уехал, Бентли?

— Полагаю, он намерен встретиться с мистером Хендриком, миледи.

— Так ты все знаешь. — Снова утверждение. — Квентин рассказал тебе.

— О том, что несчастный случай с каретой подстроен?

— Да, мисс Бранди, он рассказал мне. — Бентли не сделал попытки скрыть сочувствие. — Мне ужасно жаль.

— Благодарю. — Губы Бранди дрогнули. — Мне тоже. — Она сглотнула, чтобы справиться с волнением. — Я пообещала Герберту помочь ему сегодня с альпийской горкой, после того как он закончит пересаживать герань. Мы должны встретиться у беседки. Наверняка я уже опоздала. Хочешь присоединиться к нам? Я принесу кувшинчик чего-нибудь холодного, и мы поболтаем.

— Нет, это я принесу прохладительное и закуски, миледи. Уверен, вы сегодня не ели. Я также уверен, зная миссис Коллинз, что она приготовила полный поднос, целую гору еды, чтобы подкрепить вас — если вы, конечно, достаточно сильны, чтобы унести этот неподъемный вес за один раз. — Он сверкнул глазами. — Я принесу угощение в беседку, и устроим пиршество.

Бранди почувствовала, что ее душит комок в горле.

— Ты чудесный друг, Бентли, — прошептала она дрожащим голосом. — Как хорошо, что у Квентина есть ты! На лице дворецкого появилась едва заметная улыбка.

— Я думаю, у него есть мы оба. Разве нет, миледи?

— Да, — кивнула Бранди, и глаза ее увлажнились. — Есть. Казалось, проницательный взгляд Бентли проник ей прямо в душу.

— Будьте с ним терпеливы, мисс Бранди, — посоветовал дворецкий. — Ему нужно очень многое понять и с очень многим смириться. Что касается вас, будьте сильной, будьте мудрой. А самое главное, будьте сама собой. Это величайший дар, который вы можете предложить мастеру Квентину.

Бранди быстро заморгала, чтобы не расплакаться.

— Иногда мне кажется, что ты знаешь нас лучше, чем мы сами себя знаем.

— Это так и есть. Например, я знаю, что Герберт ждет вас и ни за что не простит, если вы не придете. Я также знаю, что вам нужно поесть, иначе у вас не будет сил помочь ему, не говоря уже о том, чтобы раскрыть преступление или завоевать сердце. Поэтому я тут же отправляюсь за съестным.

Поддавшись порыву, Бранди встала на цыпочки и чмокнула Бентли в обветренную щеку.

— Спасибо, — с нежностью поблагодарила она, затем повернулась и помчалась стремглав к беседке.

Услышав, что кто-то бежит к нему, Герберт, стоявший на коленях возле посадок герани, поднял голову и бросил на Бранди недовольный взгляд.

— Давно пора было явиться! — пробурчал он. — Я уже начал думать, что вы свалились в ручей.

— Прошу прощения за медлительность, — ответила Бранди, ничуть не смущенная напускной грубостью Герберта. — Что касается моего падения в ручей, то я плаваю как рыба, сам знаешь. А кроме того, воды там по щиколотку, что вряд ли можно считать опасной глубиной. — Она замолчала, хмуро уставившись на клумбу. — Герань Памелы вянет! Почему?

Герберт фыркнул и затряс головой, глядя на поникший цветок, над которым только что колдовал.

— Будь я проклят, если знаю. Чего я только не делал. И главное, вянут только два первых ряда у беседки. С остальными все в порядке. — Он поскреб подбородок. — А с этими — беда.

— Что могло с ними… Ох!

Бранди не успела договорить, как получила резкий удар в голову. Она схватилась рукой за ушибленное место, а к ее ногам скатился твердый желудь.

— Ланселот, это уже чересчур!

Она подняла голову, заранее зная, что увидит. Ее ожидания оправдались. С ветки дуба на нее смотрел серьезным взглядом рыжий бельчонок. Он лакомился сочным желудем, оторвавшись от своего занятия только на секунду, чтобы почесать белое пятнышко в виде монокля вокруг левого глаза.

— В один прекрасный день я прикажу очистить все деревья в саду, — предупредила она. — Желуди, ягоды — все подряд. Тогда тебе нечем будет кидаться.

— Он все равно что-нибудь найдет, мисс Бранди, — спокойно возразил Бентли, поднимаясь по ступеням беседки и ставя на стол переполненный поднос. — Последний раз, когда я был здесь, ваш дружок обстрелял меня ягодами, очень больно ушиб плечо камнем и бросил острую ветку мне на голову. Я не только получил ушибы, но моя форма была порвана в трех местах и безнадежно испорчена пятнами от ягод. Я уже подумывал было разыскать пистолет и тут же прикончить негодяя. Так бы и сделал, если бы не знал, как вы любите этого злодея. Хотя один Бог ведает почему. — Бросив уничтожающий взгляд на зверька, Бентли повернулся к дереву спиной. — Здравствуй, Герберт, — поприветствовал он садовника.

— Привет, Бентли. — Герберт выпрямился во весь рост, обтирая лицо носовым платком. — Между прочим, я согласен с каждым твоим словом. Этот смутьян не дает мне покоя. Только в моем случае он ничего в меня не швыряет, он крадет у меня. За одну эту неделю я лишился носового платка, двух шиллингов и почти половины своего пропитания. Я тоже подумываю…

— Но ты ведь ничего не сделаешь, Герберт? — всполошилась Бранди. — Я знаю, Ланселот часто шкодит, но не со зла же. Правда, Ланселот? — с надеждой спросила она, задрав голову.

Бельчонок продолжал есть.

— Довольно убедительно, — пробурчал Герберт и сощурился. — Я тут подумал, а не этот ли бельчонок вредит моим гераням?

— Герберт, как бы он смог? — урезонила садовника Бранди. — В конце концов, он всего лишь бельчонок.

— Хм.

— Мы уже достаточно много времени потратили, обсуждая поведение вашего грызуна, мисс Бранди, — заявил Бентли. — Вам пора подкрепиться.

— Хорошо, что ты принес ей поесть, Бентли, — заметил Герберт, одобрительно кивнув. — Я не могу заставить ее проглотить ни крошки. Если она не возится в саду, значит, где-то бродит, переживая. Очень скоро от нее вообще ничего не останется. — Он громко прокашлялся, спрятав обеспокоенный взгляд. — И кто тогда станет помогать мне с этой дурацкой альпийской горкой? Никто, кроме мисс Бранди, не знает, как ухаживать за ней.

— Я понимаю и вполне согласен. — Бентли сделал широкий жест рукой в сторону подноса. — Присаживайтесь, мисс Бранди. Вы с Гербертом можете обсудить все свои дела за едой.

Бранди на минуту стала прежней, внезапно расхохотавшись:

— И мужчины еще смеют заявлять, будто женщины их пилят. — Она послушно опустилась на садовую скамью и с нежностью посмотрела сначала на Бентли, потом на Герберта. — Вы двое — самые немилосердные тираны, каких только можно представить. И я не знаю, что бы я без вас делала.

— Значит, вам повезло, что мы никуда не собираемся уезжать. — Положив на тарелку целую гору снеди — кусок цыпленка, картофель, спаржу, печенье, — Бентли налил стакан сока и, подхватив прибор, вышел из беседки, чтобы поставить все это перед Бранди. — Я прав, Герберт?

— Еще бы не прав, Бентли.

Бентли едва заметно улыбнулся, вручая Бранди вилку:

— А теперь приступайте, миледи. Как только что подтвердил Герберт, мы с ним и дальше будем безжалостно вас тиранить. Поэтому теперь у вас на одну заботу меньше.

Тронутая до глубины души, Бранди внимательно посмотрела на своих друзей, дав себе слово развеять их беспокойство так же, как они упорно пытались успокоить ее. Позже, оставшись одна, она успеет обдумать план действий — какие шаги предпринять по расследованию, как поступить с Квентином. А пока, видя встревоженные лица Бентли и Герберта, она решила спрятать свое смятение, даже если придется совсем невмоготу.

— А знаете, — весело заявила она, с большим воодушевлением насадив на вилку кусок цыпленка, — хоть мне и неприятно это признать, но вы абсолютно правы. Я внезапно почувствовала, что умираю с голоду.

— Отлично, мисс Бранди, — с одобрением заметил Бентли.

— Так-то лучше, — подхватил Герберт.

Мысленно поздравив себя с успешным обманом, Бранди начала поглощать еду.

Герберт снова принялся копать. Бентли вернулся в беседку, чтобы налить себе сока.

Бранди не провела ни того, ни другого.

— Я ждал вашего возвращения, сэр.

Бентли стоял в дверях Колвертонского замка, напоминая гончую на охоте. Квентин тут же позабыл о своих печалях, вызванных бесполезным визитом к Хендрику.

— Что-нибудь случилось? — встревожено спросил он. — Бранди?

— Нет, милорд. Мне просто не терпелось услышать о результатах вашей поездки в Лондон. С мисс Бранди все в порядке. Она бледна, чуть более сдержанна, чем обычно, а в остальном — хорошо. — Заметив, что Квентин не вышел из оцепенения, Бентли пояснил: — Или, если быть более точным, она держится хорошо, учитывая обстоятельства. Она удручена, сбита с толку — убийствами, разумеется, — и, если быть честным, немного разочарована, что ее навестил я, а не вы. — Бентли прокашлялся. — В общем, я отправился днем в Изумрудный домик и провел около часа с мисс Бранди. Мы с Гербертом приставали к ней до тех пор, пока она не согласилась поесть, к великому нашему облегчению. За последние две недели она сильно потеряла в весе — по ясным причинам.

Квентин сдержанно кивнул.

— Ты объяснил ей, куда я уехал? Почему не смог навестить ее?

— Я сказал только, что вы уехали в Лондон повидать мистера Хендрика и вернетесь к ночи. Она сразу поняла, что к чему. Надеюсь, это удержит ее от безрассудных попыток тут же помчаться неизвестно куда в поисках убийцы… по крайней мере до тех пор, пока не узнает от вас последние новости.

Квентин побледнел.

— Так ты думаешь, она способна выкинуть какую-нибудь глупость?

— Вы же знаете мисс Бранди, милорд, — вздохнул дворецкий. — Она не будет спокойно ждать, пока вы в одиночку пытаетесь раскрыть причину трагедии.

— Господи, я не подумал… — Квентин шагнул обратно к двери.

— Думаю, вам не стоит беспокоиться сегодня, — быстро поспешил заверить его Бентли. — Я не уехал до тех пор, пока не убедился, что мисс Бранди поглощена работой: она помогала Герберту ухаживать за альпийской горкой. Герберт отлично понимает мисс Бранди, сэр, и знает, что нужно делать. Он займет ее до темноты, так что она устанет и будет рада отправиться на покой. Вот тут дежурство примет миссис Коллинз. Я договорился с ней. Она глаз не спустит с мисс Бранди, пока та не окажется в постели. Поэтому, будьте спокойны, мисс Бранди сегодня никуда не отправится.

— Спасибо, Бентли. — У Квентина гора с плеч свалилась. — Ты обо всем подумал.

— Рад услужить, сэр. Однако смею ли я предложить, чтобы вы рано утром нанесли визит в Изумрудный домик?

— Я отправлюсь туда на рассвете. Хотя ума не приложу, что сказать Бранди, как ее успокоить?

— Значит, ваша встреча с мистером Хендриком не дала никаких результатов?

Квентин не решился сразу ответить, а бросил сначала взгляд на дверь кабинета.

— Мастер Дезмонд у себя в спальне, сэр. — Бентли многозначительно кашлянул. — Сегодня он чувствовал небольшое недомогание. Насколько я помню, он упоминал головную боль и приступы тошноты. От ужина отказался и ушел к себе. Но чтобы все-таки нам никто не помешал, может быть, пройдем в библиотеку?

— Отличная идея. — Квентин прошел первым и плотно прикрыл за ними дверь. — Бентли, я просмотрел каждую проклятую бумажку в отцовской папке и не нашел ничего подозрительного, даже намека.

— А как же завещание покойного герцога, сэр? Вы узнали что-нибудь о его изменении?

— Не было никакого изменения. Хендрик в точности подтвердил все, что ты рассказал мне: отец вызвал его в Колвертон с ясной целью изменить завещание. Но поверенный в конце концов убедил отца не делать этого, и завещание осталось нетронутым.

— Мистер Хендрик упомянул, какой именно пункт хотел переписать ваш отец?

— Да. Разговор шел об Изумрудном домике.:

— Вы сказали — Изумрудный домик, сэр? — Бентли очень удивился.

— Да. Все это довольно сложно. Если говорить коротко, то отца, видно, беспокоила судьба поместья или, скорее, моя неспособность сохранить его — учитывая, что я не предпринимал никаких шагов к женитьбе и не собирался обзаводиться наследниками. Поэтому, хотя отец искренне желал, чтобы я наследовал домик, ему ничего не оставалось, как отписать его Бранди, которая — он в этом не сомневался — не только хорошо следила бы за домом и садом, но и однажды передала бы все это своим детям.

— Мне понятны рассуждения покойного герцога, сэр. Непонятно только, каким образом его решение затрагивало мастера Дезмонда. Не мог же ваш брат в самом деле надеяться, что его сделают наследником домика, когда ему одинаково ненавистны были и герцогиня, и поместье, подаренное ей вашим отцом. Покойный герцог ни за что бы не завещал Изумрудный домик человеку, который… — Бентли тактично замолчал.

— Который холодно отвергал мою мать с первого дня ее замужества, — договорил за него Квентин. — Ты прав, отец бы так не поступил.

— В таком случае у мастера Дезмонда не было причины добиваться у вашего отца изменения распоряжений относительно домика.

— А вот тут ты ошибаешься, Бентли. Причина была.

Бентли нахмурился:

— Я вижу только одну возможную причину и, если быть откровенным, сэр, очень сомневаюсь в ее верности.

— Какая же это причина?

— А такая, что мастер Дезмонд мог поспорить с герцогом, выступая от вашего имени. Он мог стараться убедить отца не завещать Изумрудный домик мисс Бранди и тем самым не лишать вас части наследства.

Из груди Квентина вырвался приглушенный смех.

— Чертовски неправдоподобно. Ведь Дезмонд не переносил меня точно так же, как мою маму. — Квентин решительно покачал головой. — Нет, Бентли, я убежден: Дезмонд отчаянно желал, чтобы отец переделал именно этот пункт завещания.

— Но зачем? Просто для того, чтобы потешить свое самолюбие, лишив вас собственности?

— Нет, — ответил Квентин. — Чтобы потешить свое самолюбие, заполучив Изумрудный домик себе в собственность.

— Мне кажется, мы только что сошлись с вами в одном: покойный герцог никогда бы не отписал домик вашему брату.

— Да, действительно. Но если бы личные планы Дезмонда осуществились, завещание отца в пользу Бранди имело бы тот же результат. Имение перешло бы к Дезмонду в день его свадьбы с Бранди.

Бентли непонимающе уставился на хозяина:

— Вы говорите — свадьбы? Квентин сдержанно кивнул.

— Я уже говорил тебе, что Дезмонд объявил, будто он и Бранди за время моего отсутствия очень сблизились. Я, правда, умолчал об одной детали — он сообщил мне, что они уже были на грани помолвки и что если бы не внезапная смерть наших близких, то он бы уже просил у Ардсли руки его дочери и получил бы согласие.

— Простите, сэр, но я вдруг почувствовал, что мне нужно присесть. — Бентли упал в кресло, медленно переводя дыхание. — Или я последние годы жил где-то в другом месте, или ваш брат говорит вам явную ложь.

— Разве? А вот я не очень уверен в этом, — тихо произнес Квентин. — Чутье подсказывает мне во весь голос, что ты прав. Представить себе союз Бранди и Дезмонда совершенно немыслимо. Но Ардсли действительно доверил дочь заботам Дезмонда. Да и Бранди сейчас более терпима к властному характеру брата, чем несколько лет тому назад. Возможно, в заявлении Дезмонда есть доля правды. Бентли возмущенно фыркнул:

— Чепуха, сэр. Терпимость и благодарность — возможно. Но не больше.

— Ардсли мог думать иначе. Какова бы ни была причина, но он доверял Дезмонду. А кроме того, он, несомненно, обратил внимание, что отношения между Дезмондом и его дочерью становятся все приветливее… Вероятно, этого было достаточно.

— Достаточно для виконта — да, но для мисс Бранди?

У Квентина чуть дрогнул подбородок.

— Она принимает Дезмонда таким, каков он есть. И если на то пошло, она полагается на него… тьфу, черт, ей следует полагаться на него. — Квентин нахмурился. — Он всегда здесь, рядом с ней.

— Разве?

Квентин прищурился:

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, милорд, что доверие можно заслужить или ошибочно увидеть там, где его нет. Приветливость тоже может быть иллюзией. И даже если она подлинная, то все равно она сама по себе не означает преданность, точно так же, как благодарность не обязательно приводит к любви. — Бентли не мигая смотрел в глаза Квентину. — А любовь, мастер Квентин, все еще очень важна, по крайней мере для тех, кто ищет ее.

— Когда ты успел стать философом, Бентли?

— Я не философ, сэр. Просто друг, который все видит и замечает. Друг, который, как мне сказали, часто понимает вас лучше, чем вы сами понимаете себя.

— В самом деле?

— В самом деле. Я слышал это от авторитетнейшего источника.

— Бранди?

— Бранди, милорд.

Квентин печально улыбнулся.

— Мое проницательное солнышко, — пробормотал он скорее себе, чем дворецкому. — Значит, ты не веришь, что ей было бы хорошо с Дезмондом? Что с ним ей было бы спокойно? Надежно?

— Я полагаю, вы сами знаете ответ, милорд. Мисс Бранди лишилась бы самого главного в своей жизни.

— Он бы сломил ее дух, — тихо согласился Квентин, испытывая волнение. — Он лишил бы ее воли, пытаясь подчинить себе. И отобрал бы у нее все простые радости.

— Очень точно подмечено, сэр.

И снова в голове Квентина промелькнуло воспоминание: ручей, губы Бранди, сладостно раскрывшиеся навстречу его поцелую…

— Бентли, — выпалил Квентин, — ты не счел бы меня безумным, если бы я сказал тебе, что с тех пор, как я вернулся в Котсуолд, я чувствую… хочу… — Он резко оборвал себя.

— Да, сэр?

— Ничего. — Квентин устало потер глаза. — Не обращай внимания на мою болтовню. Я очень измотан и сам не понимаю, что говорю.

— Конечно, сэр. — Бентли поднялся из кресла. — Вы устали. А еще вы сбиты с толку и расстроены — впрочем, так и будет, пока вы не откроете правду. — Последовала многозначительная пауза. — Всю правду.

Квентин прищурился:

— Почему у меня такое чувство, будто за твоими словами скрывается нечто большее?

— Повторяю, вы устали, милорд. — Бентли распахнул дверь библиотеки и жестом пригласил Квентина пройти вперед. — Поспите немного. Возможно, тогда ответы сами найдутся.

Глава 7

— Ну вот, Хендрик, я приехал. — Дезмонд закрыл за собой дверь и прислонился спиной к массивной створке. — Чего ты хотел?

— Присаживайся, Дезмонд, — спокойно предложил Хендрик, перебирая какие-то бумаги у себя на столе, — или мне следует говорить «ваша светлость»?

Побледнев, Дезмонд пересек кабинет и опустился на стул:

— Слушаю.

Хендрик закрыл папку с документами и сложил руки на столе.

— Ты что-то плохо выглядишь, Колвертон. Случайно, не запил?

— Не играй со мной, Эллард. Мне это не нравится. Итак, зачем ты меня вызвал?

— Вчера здесь был твой брат. У него нашлось много вопросов.

Дезмонд оцепенел:

— Каких, например?

— Он, видимо, решил самостоятельно расследовать убийство вашего отца. И пока ему удалось раскопать причины моего последнего визита в Колвертон. Можно предположить, не без помощи твоего внимательного дворецкого.

— Мы предвидели, что это может случиться.

— Ты прав. Появление Квентина в моей конторе не было неожиданностью. Тем не менее я подумал, тебе следует знать, что он захотел взглянуть на отцовское завещание, с которым ознакомился внимательнейшим образом, а заодно и с остальными документами в папке Кентона.

— Проклятие! — Дезмонд стукнул кулаком по столу. — Я знал, что он будет задавать вопросы, но никак не думал, что он примется исследовать бумаги отца. Обнаружилось что-нибудь, вызвавшее у него подозрение?

— Он нашел только то, что я ему позволил, — ответил Хендрик с торжествующим видом. — Я уже говорил, что ожидал визита Квентина. Поэтому заранее положил соответствующий документ на видное место. Кстати, это напомнило мне, что ты еще не подписал наш с тобой договор. Надеюсь, ты помнишь его условия?

— Конечно, помню. Но какое отношение этот договор имеет к Квентину?

— Прямое, ваша светлость, вы непроницательны. Внимательно прочитав завещание, Квентин высказал пожелание ознакомиться с содержанием документа, который мы с тобой якобы обсуждали в тот день, когда оглашались завещания.

Дезмонд изменился в лице:

— Надеюсь, ты не…

— Разумеется, нет. Я не так глуп. Я сказал ему, что мы завершали работу над моим договором — тем самым, который я составил в защиту собственных интересов по настоянию Кентона. А затем я предъявил Квентину этот договор. Он одобрил. Скажу больше, он даже высказал пожелание, чтобы воля отца была выполнена поскорее. — Хендрик самодовольно улыбнулся, откинувшись в кресле. — Таким образом я устранил дальнейшие расспросы, а заодно и твою проблему.

— Что за дурацкое самодовольство! — возмутился Дезмонд, вскакивая с места. — Это не только моя проблема, но и твоя тоже — до тех пор, пока ты желаешь получать щедрое вознаграждение, которое я тебе плачу. И вот еще что: это только первый шаг. Я знаю Квентина, он так легко не сдастся. — Дезмонд оглядел кабинет. — Где, черт возьми, ты хранишь коньяк?

— Еще нет и полудня.

— У меня жажда, — отрезал Дезмонд.

— Открой буфет. Там найдешь все, что нужно.

Дезмонд трясущейся рукой опрокинул в себя две порции коньяка.

— Что еще?

— Квентин попросил меня также просмотреть папку Денерли. Мне поручено искать любую зацепку и, обнаружив ее, тотчас поставить в известность тебя как законного распорядителя всеми делами Денерли.

— И ты просмотрел папку Ардсли?

— Да. На первый взгляд мы ничего не упустили.

— Слава Богу. — Дезмонд налил себе еще коньяку и тяжело привалился к буфету. — Мне меньше всего нужно, чтобы сделки отца и Ардсли связали с их убийством. Все равно нам еще рано успокаиваться. Квентин не остановится, пока не обнаружит чего-нибудь. Одному Богу известно, что разболтал мой проклятый дворецкий и куда его откровения приведут моего братца.

— Если Бентли так тебе досаждает, почему бы не уволить его?

— Ты в своем уме? Я пытаюсь развеять подозрения, а не пробудить их. Лично мне ненавистен этот докучливый проныра, но Квентин от него в восторге. Отец тоже был очень им доволен. Кроме того, Бентли служит моей семье с незапамятных времен. Нет, Хендрик, я должен поддерживать в Колвертоне тот же порядок, что при отце, и не предпринимать крупных изменений, которые могли бы вызвать подозрения у Квентина. Уволить Бентли значило бы совершить непростительную глупость.

— Наверное, ты прав. — Хендрик задумчиво нахмурился. — И насчет Квентина тоже, его любопытство немного действует на нервы.

— Вообще его присутствие действует на нервы, — откликнулся Дезмонд, мрачно уставившись в рюмку. — У меня только начало все налаживаться с Брандис, как в Котсуолд возвращается ее распрекрасный герой и все летит к чертям. — Резко запрокинув рюмку, Дезмонд опустошил ее наполовину.

— Да? — Брови Хендрика поползли на лоб. — Неужели Квентин мешает твоему ухаживанию?

— Ты отлично знаешь, как Брандис боготворит моего братца, впору хоть памятник ему ставить в Изумрудном саду. — Он с горечью рассмеялся. — Так что после возвращения Квентина домой для Брандис больше никого не существует.

— Тогда, возможно, Квентину лучше не быть дома. Дезмонд резко вскинул голову:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мой друг, ты ведь стал герцогом Колвертоном. Ты хотя бы представляешь, какая власть теперь в твоих руках?

— Ну и что?

— А то, что ты знаком с самыми высокопоставленными людьми, ты имеешь влияние в таких кругах, к которым другие даже не могут приблизиться, в военном министерстве, например.

В глазах Дезмонда промелькнуло понимание.

— Продолжай.

— План простейший. Используй свою герцогскую власть, чтобы Квентина снова призвали в армию. В конце концов, генерал Веллингтон о нем очень высокого мнения. Так почему бы ему не использовать в Париже блестящие способности Квентина? Скажем, для посредничества в сложных переговорах с королем Людовиком? Хотя мне не нужно ничего за тебя придумывать. С этим ты сам отлично справишься. Суть в том, что если Квентин покинет Англию, то не сможет больше ни вмешиваться в твои дела, ни занимать мысли и время Брандис. Тебе все ясно?

— Яснее не бывает. — Дезмонд опустошил рюмку и, взбодрившись, поставил ее на буфет. — Прошу простить меня, Хендрик, но мне срочно нужно отправиться в военное министерство.

— Разумеется. — Адвокат взялся за перо. — Желаю удачной поездки. Задержись на секунду. — Он протянул Дезмонду договор. — Ты ничего не забыл?

Дезмонд в два шага очутился у стола Хендрика и, выхватив из его рук перо и документ, поставил размашистую подпись:

— Вот.

— Отлично, — удовлетворенно кивнул Хендрик. — Я рад, что мы продолжим сотрудничать… ваша светлость. — Он аккуратно вернул документ в папку. — Кстати, когда вернешься вечером в Колвертон, передай Квентину, что я вызвал тебя в Лондон и сообщил следующее: после тщательнейшей проверки в бумагах виконта Денерли ничего не обнаружено.

— Обязательно передам. — Не дойдя до двери, Дезмонд остановился и насмешливо отсалютовал Хендрику. — Будь. здоров, Эллард. В самом скором времени от нашей неприятности не останется и следа.

Хендрик спокойно вернулся к своим бумагам.

— Я не сомневался в этом ни секунды.

— Здравствуй, солнышко. — Квентин приблизился к тихой беседке, не удивившись, что Бранди сидит здесь в такую рань и смотрит неподвижным взглядом на лес, который еще не избавился от ночной тьмы. — Тебе нехорошо?

Бранди медленно повернулась, в ее больших темных глазах читались мучительные сомнения.

— Не знаю.

Ноги сами понесли Квентина по ступеням беседки прямо к ней.

— Ты хоть спала сегодня?

— Немножко. — Она подняла голову, и ее волосы блестящим каскадом рассыпались по спине. — Что ты узнал от мистера Хендрика?

— Ничего.

— Квентин, прошу тебя. Я знаю, ты все еще смотришь на меня, как на ребенка. Но я уже взрослая. Мне нужно знать. Что ты обнаружил?

Квентин почувствовал, что ему становится трудно дышать.

— Во-первых, я вовсе не считаю тебя ребенком. Во-вторых, мне нечего скрывать. Поездка не дала результатов. Если позволишь, я объясню.

— Очень хорошо. — Бранди подоткнула под себя складки темно-синего платья, — Слушаю.

Тяжело вздохнув, Квентин опустился рядом с ней на скамью и заговорил:

— Когда я уехал от тебя два дня назад, мне пришла в голову мысль, что убийца наших родителей мог быть деловым партнером отца — некто, кто по неизвестным причинам затаил на него злобу. Поэтому я отправился к Хендрику, чтобы ознакомиться поподробнее со всеми деловыми документами отца.

— Ну и?..

— Да, я прочитал каждую бумагу в отцовской папке, и мне не попалось на глаза ничего даже отдаленно подозрительного. Видимо, моя версия неверна.

— Необязательно, Квентин. — Бранди выпрямилась и плотнее закуталась в шаль. — Возможно, твоя теория верна, просто жертва была другой. А что, если это у моего отца был враг?

— Я тоже так подумал, — вздохнув, кивнул Квентин, внимательно вглядываясь в серьезное, усталое лицо Бранди и удивляясь, какой она стала взрослой и почему он раньше этого не замечал; неужели ее красота и взрослость ускользнули только от его затуманенного взора?

— Ты попросил мистера Хендрика показать тебе отцовские бумаги? — спросила Бранди. Квентин покачал головой:

— У меня нет никакого права рыться в бумагах Ардсли, солнышко. Но я попросил Элларда сделать это вместо меня и сообщить Дезмонду как твоему опекуну о любом подозрительном факте, который он раскопает.

— Папа держал многие документы дома. — Бранди вскочила со скамьи. — Я немедленно поеду в Таунзбурн и прочитаю каждую бумажку…

— Бранди, — Квентин подскочил так же быстро и успел задержать ее, — я не хочу, чтобы ты в это ввязывалась. Девушка уставилась на него, как на безумца.

— Не хочешь, чтобы я ввязывалась? Квентин, послушай, что ты говоришь! Моего отца убили. И еще двух человек, которых я любила, как родителей. Меня это касается не меньше тебя, может, даже больше. У тебя есть армия, тогда как у меня… — У нее перехватило дыхание. — Прошу, не поступай так со мной. Ты единственный из всех, кто никогда в прошлом не опекал меня, как младенца. Так не делай этого сейчас.

Квентина как будто ударили.

— Солнышко, я бы ни за что не стал опекать тебя. Я просто хочу, чтобы с тобой ничего не случилось. Мы имеем дело с негодяем, для которого человеческая жизнь ничего не стоит. Ты понимаешь, как это опасно?

— Конечно, понимаю. — Взгляд ее смягчился, и она положила ладонь на щеку Квентина. — Спасибо, что пытаешься защитить меня. Но есть вещи, от которых не спрятаться. Сейчас как раз такой случай.

Квентин с мрачным видом убрал каштановый локон с ее лица.

— Ты права, — тихо согласился он. — Но и я тоже прав. Я не могу уберечь тебя от страданий, связанных с этим расследованием, но и ты не должна безоглядно кидаться в самое пекло. Поэтому я предлагаю компромисс.

В карих глазах Бранди весело сверкнули золотистые огоньки.

— Милорд в любой ситуации остается дипломатом. Ну ладно, что ты предлагаешь?

— Дай Хендрику день или два, чтобы просмотреть папку Ардсли и связаться с Дезмондом. Если его поиски ни к чему не приведут, тогда мы с тобой поедем в Таунзбурн и внимательно исследуем бумаги твоего отца — но только вместе. Такой вариант тебя устраивает?

Она кивнула:

— Да. Согласна.

— Хорошо.

Квентин чувствовал себя чрезвычайно неловко оттого, что гладкая ладошка лежит на его щеке. В прошлом она так дотрагивалась до него десятки раз, но никогда он не испытывал подобного волнения.

— Квентин.

— Хм? — Он провел большим пальцем по ее тонкой переносице, мысленно приказывая себе отстраниться и обещая, что так и сделает, но чуть позже.

— Поцелуй меня еще раз.

Сомнения тут же оставили его.

— Что?

Она нервно провела кончиком языка по губам.

— Я много думала об этом с тех пор, как мы… после того, что произошло на берегу ручья, — поспешно договорила она. — Я поняла все твои объяснения: и что мы потянулись Друг к другу за утешением, и что ты можешь безраздельно принадлежать только армии. Но как я ни старалась, мне не удалось смириться с твоей логикой, как не удалось выбросить из головы наш поцелуй, словно ничего не было. И тогда меня осенило: я не способна правильно оценить то объятие, потому что совершенно не имею опыта в таких делах.

В душе Квентина поднялся необъяснимый гнев, грозивший перелиться через край.

— Что именно ты предлагаешь? — грозно спросил он.

— Я пытаюсь объяснить, что никогда раньше не была в объятиях мужчины, — с серьезным видом продолжала Бранди, — что в отличие от тебя прежде не целовалась и потому мне не с чем сравнивать.

— И каким же образом ты намерена приобрести этот опыт, чтобы было с чем сравнить?

— С твоей помощью.

Щека Квентина под ладонью Бранди дернулась.

— С моей помощью, — тупо повторил он.

— Да. — Она опустила ладонь ему на грудь и, сама того не замечая, ухватилась за лацкан. — Ты научил меня всем моим любимым занятиям: стрельбе, рыбалке, верховой езде. Так не научишь ли меня и этому?

— Ты просишь… — едва выдавал из себя Квентин, у которого пересохло во рту.

— Научить меня целоваться, — договорила она за него, улыбнувшись с надеждой. — Да, именно это я прошу. Как мне отличить дружеский поцелуй от страстного, если не знать и того и другого? Кому я могу довериться, если не тебе? Сам подумай, Квентин. Я-то уже подумала — у меня было время в те бессонные часы, когда горе отступало. Ближе тебя у меня никого нет в целом свете. И все же я почувствовала в нашем поцелуе гораздо больше того, что ты хотел. Если твое объятие так меня смутило, представь, как я буду сбита с толку, когда меня поцелуют другие.

Он схватил ее за подбородок.

— А скольких мужчин ты намерена целовать?

— Не знаю. — Она нахмурилась. — Скольких женщин ты поцеловал?

Квентин оторопел, удивление и желание рассмеяться усмирило его гнев.

— Я… — Он прокашлялся. — Это не одно и то же, солнышко.

— Почему?

Последовала длинная пауза.

— Бранди, разве моя мама никогда не говорила с тобой о различиях между мужчинами и женщинами… о том, что происходит, когда мужчина и женщина… вместе?

Щеки девушки покрыл легкий румянец.

— Если тебя интересует, знаю ли я, как получаются дети, то ответ положительный. Но какое это имеет отношение к поцелую?

— Никакого. То есть прямое.

Квентин переступил с ноги на ногу, не отрывая взгляда от прекрасного лица Бранди, смотревшей на него с вопросом. Собрав всю свою решительность, он напомнил самому себе, что она всегда приходила к нему с какими-нибудь вопросами и он всегда на них отвечал. И не ее вина, что на этот раз все по-другому, что вместо нежного восхищения ее искренностью и наивностью он чувствует только ярость от мысли о другом мужчине, который дотронется до нее, а еще его одолевает грубое примитивное желание сжать ее в своих объятиях и научить чему-то гораздо большему, чем поцелуй, — тому, о чем она даже не подозревала.

Неотступно думая об этом, Квентин подавил незнакомое ему доселе чувство голода, с трудом заставив себя представить, что бы ответил солнышку тот Квентин, каким он был четыре года назад.

— Бранди, я никак не могу учить тебя целоваться, — наконец произнес он.

— Почему?

— Потому… — Он перевел взгляд на ее губы, сладостно раскрытые в ожидании ответа, и все объяснения тут же улетучились у него из головы.

— Потому?.. — подсказала она, но когда он не ответил, ее рука легко погладила его по затылку, как делала это когда-то тысячу раз, только сейчас эта ласка опалила Квентина огнем. — Почему же? — повторила Бранди, пытливо вглядываясь в его лицо.

Квентин так и не придумал, что бы он ответил четыре года тому назад. Впрочем, его это нимало не заботило. Один поцелуй, кричал ему внутренний голос. Самый невинный. Для ее же пользы — она должна знать, что ей можно позволять, и быть готовой к легиону мужчин, которые, несомненно, будут искать ее расположения.

Ему хотелось задушить каждого безымянного ухажера.

— Ты научишь меня? — пробормотала Бранди, застенчиво подвигаясь ближе. — Обещаю, что не стану вести себя по-детски, как было в прошлый раз.

— Ты не вела себя по-детски. — Он провел пальцами по ее волосам. — Ты была прекрасна.

— Тогда ты…

— Обними меня.

Бранди с готовностью подчинилась, крепко обхватив его за шею.

— Вот так?

— Да, так. — Квентин легко коснулся губами ее щеки — сначала одной, потом другой. — То, что я сейчас покажу, — единственный поцелуй, который ты можешь позволить мужчине. Любому мужчине. Поняла?

Она кивнула.

— Сожми губы.

— Но…

— Делай что говорю. Бранди плотно сжала губы.

— Хорошо. — Квентин опустил голову и едва коснулся ее рта в мимолетной ласке — это был нежный, быстрый, целомудренный поцелуй.

Он снова поднял голову. Бранди открыла глаза и заморгала, ее взор затуманило разочарование и удивление.

— Это вовсе не поцелуй.

— Ты ошибаешься.

— Он совсем не похож на тот, которым мы обменялись у ручья.

— И не должен быть похож. Никогда не позволяй мужчине обнимать тебя так… так… пылко.

— А почему? Это было чудесно. — Она мечтательно улыбнулась. — Я до сих пор помню, как у меня ослабли и задрожали колени, как заныло внизу живота. О, Квентин, мне показалось, будто вокруг меня расцвели все цветы Изумрудного сада, опьяняя своим ароматом, от которого кружилась голова. Или будто я скачу верхом на Посейдоне по бескрайним полям и от быстрой езды уже не могу дышать, не могу думать, а только чувствую, как меня переполняет жизнь. — Она вздохнула. — Это было волшебство.

Из груди Квентина вырвался хриплый вздох.

— Солнышко. — Он рывком притянул ее к себе. — Что мне с тобой делать?

Вопрос был риторический, Квентин не ждал на него ответа. Но Бранди все равно ответила.

— Что делать? — мягко повторила она, поднимаясь на цыпочки. — Есть одно чудесное решение. — Она коснулась ртом его губ, сначала робко, потом, почувствовав его невольную дрожь, более смело. — Правда, оно предполагает тот поцелуй, от которого ты только что меня предостерег.

И Квентин не выдержал. Его тихий стон возвестил о капитуляции. Он поцеловал Бранди, но не нежным, целомудренным поцелуем, а порывисто, отчаянно, страстно. Позабыв о сдержанности, в которой только что себе клялся, Квентин поддался терзавшему его желанию, превратив свой поцелуй в дикое, всепоглощающее пламя, к которому с самого начала рвалось все его существо. Бранди безмолвно раскрыла губы в трепетном изумлении, все ближе привлекая к себе Квентина, как бы умоляя его не останавливаться.

— Бранди. — Он понял молчаливое приглашение и проник в ее рот языком, упиваясь сладостной негой. Вплетя пальцы в ее волосы, он наклонил голову Бранди, до конца проявляя свою власть над ней и не обращая внимания на безумие, поглотившее его самого, — Этого нельзя допустить, — проговорил он, однако не делая ни малейших попыток отпустить ее.

— Еще! — взмолилась она, крепче сжимая объятия, не желая оказаться отпущенной на свободу.

— Господи, солнышко, ты убиваешь меня. — Он покрыл мелкими поцелуями ее стройную шею и снова вернулся к сладостным губам.

— Просто скажи мне, что ты думал об этом, — задыхаясь, прошептала Бранди, вздрагивая от каждого пылкого прикосновения. — О том, что произошло между нами. У ручья.

— Да, я думал об этом, — с трудом произнес он, посмотрев в темные бархатные глаза. — Даже чересчур много.

— О, Квентин, я тоже, — срывающимся голосом призналась Бранди, вплетая пальцы в его шелковистые волосы. — А ты почувствовал… то есть когда мы целовались, пока мы целовались…

— Да, да и еще раз да. — Квентин снова припал к ее губам, соединив в своем поцелуе и нежность, и страсть, словно подтверждая, что головокружительный восторг не был иллюзией.

Нет, не был.

Его руки сомкнулись вокруг нее, как стальные обручи, прижимая еще крепче мягкое податливое тело к твердому мускулистому. И он целовал ее снова и снова, пока оба не оказались охвачены испепеляющим пламенем.

У Бранди подкосились ноги, и только сильные руки Квентина не позволили ей тут же упасть на пол беседки. В ней вибрировал каждый нерв, как живой, она отвечала на его поцелуи с невинным пылом, сливаясь с ним и телом, и душой. Ее неотступно терзал один вопрос: чувствует он хотя бы частицу того огня, который горел в ней?

— Прошу, ответь мне…

— Да. — Он откликнулся на ее призыв, жгучим поцелуем дав ей ответ, который она искала.

И в поцелуе он завладел каждой ее частичкой, ее дыханием и сделал их своими. Его руки дрожали, когда, ослабив объятия, он заскользил ими по ее спине. Пальцы беспокойно перемещались вверх и вниз, замирая у каждого крючка на платье. А потом он сделал над собой усилие и оставил это занятие, подавив мучительную потребность открыть еще больше атласной наготы его прикосновению, взгляду, губам. Волна желания окатила его, сотрясая с головы до ног, что было ему совершенно внове, несмотря на вереницу женщин, прошедших через его прошлое.

Именно этот порыв, сотрясающий тело и душу, остановил Квентина.

— Бранди, нет. — Он с огромным усилием оторвался от ее губ, испытав боль, словно от раны, и уставился в ее глаза, в которых, как в зеркале, отражались его собственные голод и смятение. — Солнышко… — Он не нашелся, что сказать.

Зато нашлась Бранди.

— Почему ты остановился? — прошептала она.

— Потому что я не могу позволить, чтобы это произошло.

— Но ты хотел, чтобы это случилось?

— Не важно.

— Так хотел?

— Даже если я…

— Хотел или нет?

— Да, черт побери, хотел! — Он откинул назад голову, набирая полные легкие воздуха, в поисках помощи у вездесущих небес, молча нависших над полутемной беседкой.

— Если ты хотел, чтобы это произошло, тогда почему ты отстранился? — Горячее дыхание Бранди коснулось его горла. — Я сделала что-то не так?

— Нет, ты все делала правильно. — Квентин опустил голову и снова встретился с ней взглядом. — По правде говоря, действуй ты чуть правильнее, я бы… — Он оборвал себя на полуслове.

Бранди блаженно улыбнулась:

— Спасибо, Квентин. Это все, что я хотела услышать. Заскрежетав зубами, Квентин выдавил из себя слова, которые был обязан, как он считал, произнести:

— Солнышко, я армейский капитан. Мои знания и верность нужны моей стране. Меня могут в любой момент призвать на службу.

— Понимаю. — Бранди заставила его замолчать, прижав пальцы к его губам.

— Разве? — Он поймал ее пальцы и сжал в ладони. — И что бы ни происходило между нами, какие бы чувства я ни испытывал, мой первейший долг — служить родине. Ты понимаешь, что я не могу остаться здесь, с тобой? Не могу жить только для тебя?

Лицо Бранди исказилось от боли.

— Понимаю, — тихо произнесла она. — Но по крайней мере я знаю, что ты хотел бы.

Квентин, поддавшись порыву, привлек ее и прижал ее голову к своей груди.

— Да, хотел бы.

Бранди судорожно сглотнула, почувствовав комок в горле.

— А знаешь, — сказала она с деланной беспечностью, — ты дома почти неделю, а еще ни разу не взял меня на рыбалку. — Высвободившись из рук Квентина, она склонила голову и ослепительно улыбнулась. — Неужели вы забыли, как это делается, капитан Стил?

На лице Квентина отразилось какое-то глубокое чувство, но тут же исчезло, и он тоже прибегнул к спасительному и безопасному тону старого друга:

— Нет, миледи, уверяю вас, я не забыл, как обращаться с удочкой. Просто я предполагал, что за четыре года вы либо истощили все запасы, либо распугали всю рыбу в Котсуолде.

— А я думаю, вас беспокоило, что мой улов окажется больше вашего, как это частенько бывало, и я опять буду ходить в победителях.

Он озорно сверкнул глазами:

— Это что, вызов, маленькая проказница?

— Вот именно, милорд, если, конечно, у вас нет других планов на это утро.

— Ни одного. — Квентин покачал головой, жестом указав на ступени беседки. — Пойдем?

Бранди ответила звонким смехом и, подобрав юбки, помчалась по саду.

— Я постараюсь быть великодушным победителем, милорд, но не обещаю, — прокричала она через плечо.

Два часа спустя растрепанная и промокшая Бранди сидела на дальнем берегу ручья — единственном месте, где глубина позволяла ловить рыбу, — и сосредоточенно сравнивала результаты состязания.

— Ты поймал на две штуки меньше, — объявила она, положив на горку пойманной рыбы последнюю форель. — Поэтому я победила. — Она, торжествуя, обернулась к Квентину и отвела мокрые прядки волос за уши.

Квентин лежал на земле, опираясь на локти и вытянув ноги. Услышав заключение Бранди, он повернул к ней голову и ехидно усмехнулся:

— Да, ты победила. Потому что сжульничала.

Она вздернула подбородок:

— Я вовсе не жульничала. Просто искала более удобное место.

— И потому пересаживалась целых три раза?

Она подавила смешок:

— Меня сводило судорогой.

— Понятно. Какое удивительное совпадение, что, пересаживаясь все три раза, ты отпугивала рыбу, которая уже была почти у меня на крючке.

— Вы были не очень внимательны, милорд. Наверное, от недостатка практики.

— Скорее всего. — Квентин наблюдал из-под опущенных век, как Бранди поднялась с земли и склонилась над ручьем, чтобы выжать мокрые чулки. — Полагаю, ты уже выбрала свой приз?

— Конечно. — Бранди послала ему ослепительную улыбку, а потом подняла до колен промокшие юбки и принялась выжимать. — Я хочу, чтобы ты купил мне бриджи.

— Бриджи? — повторил он со смешком.

— Да. Даже несколько пар. — Она с досадой себя оглядела, понимая, что все ее усилия бесполезны. — Мне надоело, что к ногам вечно липнут мокрые юбки, что во время верховой прогулки я сижу не в седле, а на узле смятого муслина.

Квентин тут же позабыл о веселье, как зачарованный уставившись на пару изумительных ножек открывшихся его взору. Грудь снова сковало стальным обручем, и, сделав над собой невероятное усилие, он отвел взгляд в сторону, отчаянно стараясь не представлять, что бы он чувствовал, если бы эти ножки обхватили его тело.

— Я понял, — с трудом проговорил он. — Ладно, солнышко. Получишь свои бриджи.

— Отлично. — Бранди опустилась рядом с Квентином и с видом заговорщика прижала палец к губам. — Только не говори Дезмонду, а то его хватит удар.

Дезмонд.

— Бранди, какие у тебя отношения с моим братом? — Вопрос, мучивший Квентина многие дни, вырвался сам собой.

— Мои отношения с Дезмондом? — Бранди вздрогнула от неожиданно резкого тона Квентина и удивленно нахмурилась. — Ты знаешь ответ, не хуже меня. Согласно последней воле папы, Дезмонд мой опекун.

— А что было до этого?

— Не понимаю.

— Он… тебе дорог?

Бранди наконец поняла, куда клонит Квентин, и еще больше удивилась:

— Недавно у конюшни ты спрашивал меня, есть ли среди моих знакомых мужчин кто-то, кого бы я выделяла… Квентин, неужели ты имел в виду Дезмонда?

— А разве нет?

— Но это же абсурд! — Бранди тряхнула головой. — Ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь, насколько мы с Дезмондом разные люди.

— Да, знаю. Но я также знаю, насколько он предан тебе.

— И моя благодарность за его преданность, а также за утешение и поддержку безгранична. Я не делала секрета из того, что он поддерживал меня последние несколько недель, и всегда буду перед ним в неоплатном долгу за проявленное терпение и сострадание как раз тогда, когда я больше всего в этом нуждалась. Но у меня нет к нему никакого романтического интереса. С чего ты вдруг так подумал?

— Не я — Дезмонд.

Бранди вытаращила глаза:

— Что ты такое говоришь?

Квентин судорожно вздохнул, решительно подавив укор совести. Возможно, он несправедливо поступил по отношению к брату, лишив Дезмонда последнего шанса завоевать сердце Бранди. Хотя что теперь гадать. Сейчас важно только одно — счастье Бранди.

— Я говорю, что Дезмонд собирается жениться на тебе. Скоро.

— Что? — Бранди побледнела. — Откуда, скажи на милость, у тебя такие мысли?

— Дезмонд сам сказал. По его словам, он уже собирался поговорить с Ардсли и заручиться его согласием, когда смерть твоего отца разрушила все планы. Теперь, учитывая все обстоятельства, он дает тебе время прийти в себя, прежде чем возобновить ухаживания и в конечном счете повести тебя к алтарю.

— Квентин, это безумие! Отец уважал Дезмонда. Я уважаю Дезмонда. Можно сказать, прекрасно к нему отношусь — как к давнему другу семьи. Но я бы никогда, ни за что…

— Он, видимо, считает иначе. — Квентин почувствовал огромное облегчение и радость, которую не мог скрыть, как ни старался.

— Что же мне делать?

— Не знаю. — Вспомнив слова Дезмонда, Квентин заставил себя говорить прямо о том, в чем нуждается Бранди и что Дезмонд может ей предложить. — Ты действительно ему не безразлична, солнышко. И, несмотря на все ваши разногласия, ты знаешь, что можешь рассчитывать на него — он всегда останется в Колвертоне, рядом с тобой, долг никогда не оторвет его. от тебя.

— Так вот в чем дело. — В темных глазах Бранди промелькнули боль и обида, но она тут же опустила ресницы, скрыв свои чувства. — Значит, вы двое сидели в Колвертоне и обсуждали бедную несчастную Бранди, за которой обязательно нужно присматривать, иначе она пропадет. А так как твоя служба в армии не позволяет принять на себя эти утомительные обязанности, то Дезмонд — вторая лучшая кандидатура, правильно?

— Нет, солнышко, неправильно. — Потянувшись вперед, Квентин взял Бранди за подбородок и заставил встретиться с ним взглядом. — Господи, — выдохнул он, прочтя боль от унижения в ее глазах. — Как ты могла предположить такое? Неужели ты действительно веришь, будто я хочу видеть тебя невестой Дезмонда? Зачем я вообще заговорил об этом, как ты думаешь? Потому что пришел в восторг, когда узнал, что мой малодушный, себялюбивый брат, которого ты четыре года назад называла ископаемым, хочет связать свою судьбу с твоей? Вряд ли. Если говорить прямо, я полагаю, вы совершенно не подходите друг другу. Уверен, Дезмонд сломал бы тебя, опустошил твою душу. Думаю, он бы даже не заметил твоей красоты и был бы недоволен твоей неповторимостью. Ты заслуживаешь гораздо большего от мужа, а Дезмонд не в силах тебе ничего предложить, кроме своего постоянного присутствия.

Бранди никак не ожидала от Квентина подобных горячих речей.

— Ты раньше никогда так резко не отзывался о Дезмонде. Все эти годы, когда я без конца раздражалась и нападала на Дезмонда из-за его отсталых взглядов, ты ни разу слова против него не сказал. Я, конечно, догадывалась о твоем отношении к нему, ты сочувствовал мне и даже в определенной степени разделял мое возмущение. Но никогда не подвергал своего брата такому резкому осуждению, по крайней мере при мне.

— И при других тоже, — уточнил Квентин.

— Даже при Бентли? — Глаза Бранди округлились, как блюдца; при виде такого неподдельного удивления Квентин окончательно перестал сердиться.

— Чему ты удивляешься? — усмехнулся он — Ты всегда обладала удивительной способностью добиваться от меня неприкрытой правды.

— Полагаю, милорд, некоторые называют это особенное качество честностью.

Квентин громко хмыкнул:

— Согласен. Но как человек, которого научили подменять искренность дипломатией, я не перестаю удивляться, что только тебе удается разглядеть что-то под маской осторожности, которую мне приходится являть миру.

Бранди попыталась скрыть восторг, пробудившийся в ее душе от этого признания.

— Я рада, — просто сказала она, но тут же отвлеклась. — Квентин, если ты так убежден, что мы с Дезмондом не подходим друг другу, почему же ты раньше молчал?

— Потому, солнышко, что, как бы сильно я ни был настроен против твоего союза с моим братом, только твое мнение и только твои желания должны быть приняты в расчет, не мои. Поэтому я поклялся не высказывать вслух своих мыслей, пока не буду убежден, что ты не проявляешь никакого интереса к перспективе связать свою жизнь с Дезмондом.

Лицо Бранди излучало радость и благодарность.

— Спасибо тебе, — она положила ладонь на руку Квентина, — не только за то, что ты понимаешь меня, как никто, но и за то, что гораздо важнее — ты позволяешь мне самой решать свое будущее. — Она не отрываясь смотрела на их соединенные руки, ее мысли были поглощены последними словами Квентина. — Как Дезмонд пришел к такому беспочвенному заключению? — пробормотала она скорее себе, чем Квентину. — Да я почти с ним не разговаривала из страха, вдруг он поймет, как ошибся в своем убеждении, что я сильно изменилась. Мне было легче молчать как взрослому человеку, какой я кажусь с виду, чем рисковать вызвать его гнев признанием, что я осталась той же непоседливой девчонкой, какой была раньше, разве что стала старше. Если уж быть до конца откровенной, то я избегала его, как могла, если не считать последние две недели. Это было нетрудно, так как я почти все время проводила с Памелой в Изумрудном домике, а он все силы отдавал тому, чтобы стать образцовым деловым человеком, каким его всегда хотел видеть Кентон. — Бранди покачала головой, все еще не придя в себя. — Надо же, что он придумал… замужество…

— Я не хотел расстроить тебя, солнышко.

— Расстроить меня? — У Бранди появилось какое-то подозрение, и она вздернула подбородок. — И потому ты сразу не рассказал о намерениях Дезмонда, — боясь расстроить меня?

— Я уже объяснил, почему решил молчать.

— Чтобы позволить мне самой решать мое будущее.

— Да.

— Нет.

Квентин вопросительно выгнул темные брови:

— Нет?

— Нет. Чтобы не расстраивать меня, ты мог бы скрыть свое мнение, но никак не важные факты. — Гордо выпятив подбородок, Бранди продолжала, не дав Квентину вставить ни слова. — Речь идет о моей жизни, о моем будущем, а вовсе не о досужей сплетне, о которой ты предпочел промолчать. И хотя я понимаю и высоко ценю твое решение позволить мне самой думать за себя, как я могу так поступить, когда Дезмонд уже обо всем подумал?

— Успокойся, непоседа. — В глазах Квентина светилась гордость. — Ты совершенно права. Мне следовало сказать тебе раньше.

— И когда же ты намеревался поставить меня в известность — сразу после предложения Дезмонда? Подхватив меня в глубоком обмороке?

Квентин улыбнулся, представив себе эту картину:

— Думаю, я вмешался бы немного раньше. Бранди была готова разразиться новой тирадой, когда внезапно ее осенила неприятная мысль.

— Квентин… — Она нахмурилась. — После папиной смерти моей единственной опорой был Дезмонд… Возможно, я чересчур злоупотребила его поддержкой. Что, если он сделал неправильные выводы из-за моего поведения, увидев романтический настрой там, где его не было и в помине?

— Ты никогда не прибегаешь к намекам, Бранди, — возразил Квентин. — Ты всегда пряма и откровенна. Будь у тебя по отношению к Дезмонду какие-нибудь амурные настроения, ты бы никогда не стала маскировать их под зависимость и дружбу. Поэтому выбрось эту неразумную мысль из головы. — Квентин помолчал. — Что касается восприимчивости Дезмонда, то здесь совершенно другая ситуация. Я никогда не понимал, что у моего брата творится в голове. Он многое трактует по-своему, как ему хочется: то заявит, что моя мама якобы невзлюбила его, то утверждает, будто я враждую с ним из-за отцовской любви, то вдруг хвастается, что отец очень высокого мнения о его деловой хватке.

Квентин подумал, что Бранди захочет возразить на последнее, так как ошибочно убеждена, что Дезмонд превосходно справляется с делами. Но она была слишком поглощена другим вопросом, чтобы обратить внимание на его язвительное замечание.

— Очевидно, солнышко, — продолжал он, — заблуждения Дезмонда коснулись и тебя, а также будущего, которое, как он полагает, ты желаешь с ним разделить.

Бранди решила действовать. Она вскочила, подобрав мокрые юбки.

— Я должна видеть его. Немедленно.

— Не спеши, дорогая. — Квентин остановил ее. — Бентли говорит, Дезмонд плохо себя чувствовал вчера и потому рано отправился на покой. Вполне возможно, он все еще в постели.

Бранди на секунду замерла, но тут же решительно сделала шаг вперед.

— Тогда я поеду в Колвертон и буду ждать, когда он спустится вниз.

— Бранди, — Квентин потянул ее вниз, — не думаю, что это лучшее решение.

Его лицо одновременно выражало и беспокойство, и удивление.

— Разве мне не следует сообщить Дезмонду о том, что у меня нет ни малейшего намерения-ни сейчас, ни в будущем — выходить за него замуж?

— Конечно, следует.

— Тогда почему мне не отправиться в Колвертон немедленно?

— Во-первых, ты промокла и вся в грязи — явный признак, что ты болталась в ручье. Думаю, Дезмонду это не понравится.

Бранди сникла:

— Он закатит мне лекцию на неделю.

— Угу. — Квентин с трудом сдержал улыбку. — А то и на две, если будет особенно не в настроении, что вполне вероятно, раз он сейчас расклеился. Во-вторых, его нездоровье дает нам время, так почему бы не воспользоваться этим и не разработать благоразумный и осторожный подход? Такой, что поможет нам достичь желаемого без ненужной горечи? В конце концов, он твой опекун. Разозлишь его — и твоя жизнь превратится в ад.

Бранди с неохотой снова опустилась на землю.

— Я вижу, в Англию вернулся самый искусный дипломат, — проворчала она себе под нос. — Прощай, мой беззаботный соперник по рыбалке.

Квентин не удержался от смеха:

— Не бойся, солнышко. Одно не исключает другое. Уверяю тебя, обе черты останутся со мной.

Бранди бросила на него недоверчивый взгляд и уселась поудобнее.

— Как скажешь.

Квентин не выдержал потупленных глаз и скорбного тона.

— Я сказал, что ты пряма и откровенна? — рассмеялся он. — Добавлю к этому: ты вся как на ладони. — Он порывисто привлек ее к себе. — Обещаю и впредь остаться таким же непредсказуемым.

Его рука скользнула под блестящие и влажные волосы девушки и погладила затылок. Невинная ласка, к которой он прибегал сотни раз. Но никогда до сих пор она не приводила к таким сокрушительным последствиям.

Тихо охнув, Бранди уставилась на него широко открытыми глазами, пораженная мгновенно пробудившимися в ней чувствами. Точно так было, когда они поцеловались: теснило грудь, в животе появилась пустота, по всему телу разлилась горячая волна, скатившаяся к ногам обжигающим водопадом.

Стоило ему прикоснуться к ней, и мир больше не существовал.

«Неужели ты этого не чувствуешь, Квентин? — с удивлением подумала она, бессознательно поворачивая голову, чтобы продлить изумительную пытку. — А если чувствуешь, как можешь делать вид, будто ничего не происходит?

— Бранди. — Квентин еле слышно выдохнул ее имя, и в этом слове слились и томительное желание, и отречение. Бранди отвергла отречение, восприняв только призыв.

— Поцелуй меня, Квентин. — Не успев договорить, она уже обнимала его за шею, и ее губы мягко коснулись его рта. — Прошу тебя.

— Милая, мы не можем.

— Пожалуйста. — Она поняла, что победила, почувствовав, как его пальцы судорожно сжались у нее в волосах, и торжествовала победу. — Пожалуйста, — снова прошептала она.

Он глухо застонал и припал к ее губам с нежной яростью, как было всего несколько часов назад. Его пыл не мог не зажечь Бранди. Она поощряла его, все теснее прижимаясь, желая показать ему, сказать, что его поцелуи с ней делают.

Возможно, он и так знал.

Его язык, лаская, проник ей глубоко в рот, руки дрожали, когда он с силой прижал ее к груди. Он снова и снова страстно целовал ее губы, а потом припал к шее, находя чувствительные точки, о которых она раньше не подозревала, осыпая ее ласками так, что в ней зажегся дикий восторг. Бранди беспокойно двигалась, утопая в омуте новых ощущений, прикусив губу, чтобы не закричать.

Рука Квентина легла ей на спину и замерла у первого крючка — тут он сдался. Бранди затаила дыхание, когда он расстегнул крючок и его пальцы заскользили по теплой коже. У нее вырвался судорожный стон, и она крепче вцепилась в него, желая только одного — воспарить все выше и выше, испытать восторг, который она могла почувствовать только в объятиях Квентина.

— Солнышко, — с трудом проговорил он у ее раскрытых. губ, — я ведь уеду…

— Мне все равно.

— Бранди, ты не знаешь, что говоришь.

Она ощутила холод, когда он мягко опустил ее на землю.

— Нет, знаю, — выдохнула она, стягивая сюртук с его плеч.

— Господи. — Он накрыл ее своим телом и завладел ее ртом со страстью, которая озадачила его самого не меньше, чем ее.

Такую пьянящую чувственность он изведал впервые в жизни. Ее тело под ним было мягким, влажным, полным откровенного нетерпения. Он хотел овладеть ею тут же, сейчас, сделать ее своей и тем самым связать их навеки. Ему хотелось овладеть ею именно так — возле ручья, среди благоуханных садов Изумрудного домика, где небо служит покрывалом, а земля постелью.

Но он не мог этого позволить.

У него в висках стучало грозное предостережение — Квентин высвободил руки и отбросил в сторону сюртук.

— Бранди. — Он сжал ее лицо ладонями и снова поцеловал, упиваясь ее красотой, страстью, обжигающим желанием в бездонных темных глазах.

Она прошептала его имя и выгнулась дугой, чтобы ближе прильнуть к мощному телу.

— Не останавливайся на этом, — с трудом проговорила она. — Прошу тебя.

— Я бы очень хотел… — пробормотал он, зарываясь лицом в мягкое облако ее волос, — но, солнышко…

Она яростно мотнула головой и еще крепче обняла его:

— Нет никаких «но».

Он улыбнулся, вдыхая аромат локонов:

— Есть.

— Будь проклят твой строгий самоконтроль, капитан Стил!

Ее вспышка гнева прозвучала как гром среди ясного неба. В груди Квентина заклокотал смех. Он приподнялся и посмотрел в раскрасневшееся сердитое лицо:

— Милая, ты одна на свете способна рассмешить меня в такую минуту.

— Я не считаю это комплиментом.

Карие глаза Квентина совсем потемнели.

— Я не согласен. Причем совершенно. — Он мягко высвободился из рук Бранди и стряхнул комочки земли, прилипшие к ее платью. — Это комплимент, смысл которого способен погубить меня. — Квентин замолчал, даже не пытаясь притвориться, будто последних нескольких секунд вообще не было.

Способность Бранди вызывать у него смех всегда воспринималась им как чудо, редкое и драгоценное, такое же, как ее проницательность. Но сейчас бездонная страсть, вспыхнувшая между ними, сделала эти качества чрезвычайно опасными.

Строгий самоконтроль, как сказала она.

Вряд ли.

Если бы только она знала, какая малость потребовалась бы, чтобы этот пресловутый самоконтроль полетел к черту.

— А что, если нам устроить пикник? — предложил он, открыто стараясь задуть искры, все еще вспыхивавшие между ними. — Не знаю, как ты, но я после нашей рыбалки наперегонки голоден как волк. Давай я попрошу миссис Коллинз приготовить нам корзинку с едой, и мы опустошим ее в саду.

Бранди ответила не сразу. Вместо этого она внимательно вглядывалась в лицо Квентина, пытаясь внутренним взором пробиться сквозь маску спокойствия, которое, как они оба знали, было напускным. Она всегда умела заглянуть ему прямо в душу. И сейчас произошло то же самое. От того, что она разглядела, сердце ее подпрыгнуло.

Происшедшее не оставило его равнодушным. Но он сопротивлялся, как мог, по причинам, о которых уже говорил ей.

Из соображений благоразумия.

Из соображений безопасности.

Из бессмысленных соображений.

Пусть так и будет. Нужно набраться терпения, как советовал ей Бентли. Что ж, она постарается, прожив на свете двадцать лет, приобрести это незнакомое качество.

Придется нелегко.

Но цель стоит того.

Улыбнувшись, Бранди грациозно поднялась во весь рост:

— Пикник — это замечательно.

Глава 8

— Больше никогда не проглочу ни кусочка. — Со вздохом насытившегося человека Бранди растянулась на одеяле, запрокинув руки за голову и закрыв глаза.

— А как насчет напитков? — насмешливо поинтересовался Квентин, перехватив из ее руки пустой бокал. Один глаз открылся.

— Об этом я подумаю.

Квентин хмыкнул, наполнил бокал и поднес к ее носу.

— Ладно. — Глаз снова закрылся. — Возможно, я буду пить. Но есть — никогда. И уж конечно, больше ни за что не шевельнусь.

Услышав последнее утверждение, Квентин рассмеялся, запрокинув голову.

— Ну как мне этому поверить? — хитро спросил он, подталкивая ее до тех пор, пока она не открыла глаза и не приняла протянутый бокал. — Представить тебя неподвижной — это все равно что вообразить застывший на берегу прилив.

Бранди оперлась на локти и выпила вино с большой охотой.

— Если только прилив не съел, сколько я, — возразила она, подхватив языком с нижней губы несколько капель сладкой влаги. — В этом случае, боюсь, он обречен навсегда остаться на песке. — Она вновь улеглась и вздохнула. — Я чувствую такой покой, — пробормотала она, задумчиво уставившись в небо. — Как будто ужас последних двух недель был всего-навсего ночным кошмаром.

Посерьезнев, Квентин кивнул и оглядел богатейший, сказочный сад перед Изумрудным домиком. Он понимал и разделял желание Бранди потеряться в этом райском уголке. Боль за пределами этого убежища была невыносимой.

— Мы договорились, что дадим Хендрику день или два, прежде чем помчимся в Таунзбурн, чтобы исследовать бумаги твоего отца, — вслух произнес он, напоминая о предстоящих шагах не столько ей, сколько себе. — А пока, я думаю, нам обоим не повредит забыть на время о реальности — хотя бы на один день.

Бранди повернула голову и посмотрела на Квентина потерянным взглядом.

— Весь мир перевернулся вверх дном, — прошептала она.

— Только временно, милая. — Квентин провел тыльной стороной ладони по ее щеке. — Скоро мы вернем все на свои места, обещаю. А пока давай просто радоваться красоте Изумрудного сада. Наши родители желали бы нам того же.

Глаза Бранди потемнели от нахлынувших чувств: нежность, растерянность, надежда, благодарность, вера… и что-то очень глубокое, разбудившее в груди Квентина ответное чувство.

Пальцы его замерли, он убрал руку.

— Давай сейчас поговорим о Дезмонде, — беспечно предложил он.

— По-твоему, это значит забыть о реальности? — Бранди сморщилась, словно он предложил обсудить бальные платья предстоящего сезона.

— Наверное, нет. — Квентин испытал облегчение и радость, убедившись, что Бранди потихоньку становится прежней. Ее ответ подействовал как бальзам на растревоженную рану. — Тем не менее нам нужно еще определить, как тебе лучше всего действовать в отношении брата и его намерений.

— Я не вижу другого выхода, кроме очевидного. — Бранди села и обхватила колени, на ее лице читался вызов. — Я должна сказать Дезмонду правду. — Она замолчала, почувствовав укор совести от резкости своих слов. — Разумеется, я не хочу быть неблагодарной, — пояснила она. — Если бы не доброта Дезмонда, неизвестно, как бы я пережила последние две недели. Он не отходил от меня со дня гибели папы, и я никогда этого не забуду. — Бранди чуть вздернула подбородок, убежденная в своей правоте. — Но моя благодарность не распространяется за пределы дружбы, как и не дает права Дезмонду на мою руку. Кроме того, я не могу позволить ему пребывать в заблуждении относительно моих чувств — это было бы более жестоко, чем сказать ему правду. — Она выразительно покачала головой. — Нет, Квентин, я не вижу другого выхода. Я должна поехать в Колвертон и мягко, но откровенно сообщить Дезмонду, что наш с ним брак невозможен.

В глазах Квентина мелькнул веселый огонек.

— Весьма прямой подход к проблеме.

— И ошибочный, судя по твоему тону.

— Не ошибочный, солнышко, но зачем прибегать к крайности? Крайность, несомненно, приведет к неприятным последствиям.

— Каким последствиям? К гневу Дезмонда? За двадцать лет я столько раз вызывала его гнев, что уже сбилась со счета. Вспышкой больше, вспышкой меньше — не имеет значения. — Бранди наклонила голову, озадаченно нахмурившись. — Я не буду бестактной, если это тебя беспокоит. Я ни за что не причиню Дезмонду боль, особенно после того, что он сделал для меня. В конце концов, он ведь не влюблен… — Она замолчала на полуслове, испугавшись мысли, которая ее осенила. — Квентин, не хочешь ли ты сказать, что мой отказ разобьет ему сердце? Неужели ты вправду веришь, что его чувства ко мне так глубоки?

Квентин задумчиво уставился на землю. Его почему-то задело, хотя не удивило, что Бранди так печется о Дезмонде — человеке, совершенно не способном увидеть и оценить ее лучезарность.

— Откровенно? — спросил он, стряхивая травинку с одеяла. — Нет. Я не верю, что Дезмонд к кому-нибудь вообще испытывает глубокие чувства. Но я верю, что он чувствует огромную ответственность за твое будущее — достойное будущее.

— Достойное будущее, — тупо повторила Бранди. — С игрой на пианино и рукоделием. Квентин усмехнулся:

— Я вообще-то думал о покое и безопасности. — Заметив неподдельное отвращение на лице Бранди, он не удержался от соблазна подразнить ее. — Должен ли я предположить, что за четыре года твоя игра на пианино и мастерство рукодельницы нисколько не улучшились?

— Ни на йоту. — Она приподняла изящную бровь. — Это тебя удивляет?

— Ни на йоту.

Они дружно рассмеялись.

— Все-таки я не понимаю, Квентин, — вслух принялась размышлять Бранди, позабыв о веселье, — если не принимать в расчет чувство долга, ведь Дезмонд не испытывает ко мне даже симпатии. Как жена я принесла бы ему больше огорчений, чем радостей. Кроме того, он красив, богат и не кто-нибудь, а все-таки герцог. Мог бы выбрать себе любую невесту. С чего вдруг ему захотелось жениться на мне?

— Ты красивая женщина, солнышко, — ответил Квентин чуть изменившимся голосом. — Ты такая живая, умная и совершенно лишена всякого притворства.

— Все эти качества Дезмонд не переваривает, если не считать первого. Да и то сомнительно: я далеко не соответствую представлениям Дезмонда о красоте. Меня не интересуют драгоценности, и я не понимаю, почему дамы обожают ими обвешиваться. Я никогда не делаю прически, потому что не могу долго сидеть неподвижно, пока ее сооружают. Платья ношу старомодные, потому что мне не хватает терпения на примерки, которые устраивает портниха Памелы. Не говоря уже о том, что я ненавижу румяна и меня тошнит от приторного запаха лосьонов, а еще меня гораздо больше пугает перспектива оказаться взаперти, чем боязнь заполучить веснушки после дня, проведенного на солнце. Добавь к этому мою прямолинейность, ужас перед лондонскими сезонами и недамские увлечения, даже удивительно, почему Дезмонд не бежит от меня без оглядки.

— Мой брат — глупец.

Заявление вырвалось у Квентина, прежде чем он осознал, что говорит. Сказал — как отрубил. Он рассердился, сам не понимая почему. Он только знал, что подкупающе точная самооценка Бранди, вместо того чтобы развеселить его, пробудила в нем яростную, почти необъяснимую ревность.

.-Дезмонду никогда не постичь твоей красоты. Он не способен на это.

Бранди заморгала, не ожидав такой вспышки:

— Ты разозлился. Почему?

— Потому что я знаю Дезмонда. Ваш брак предоставит ему возможность изменить тебя, превратить тебя в настоящую леди, какой, по его мнению, ты должна стать.

— А это меня убьет.

— Меня тоже. — Сердце Бранди радостно подпрыгнуло от такого взрыва чувств, очень нетипичного для Квентина. — Поэтому я хочу сказать ему правду, — добавила она, мудро умолчав о своем умозаключении.

— Дезмонд плохо отнесется к отказу, Бранди. Меня волнует его реакция.

— Нельзя отвергнуть мужчину, если тот никогда не был твоим избранником.

— Если дело касается Дезмонда, то мнимое для него становится настоящим. — Квентин нахмурился от нахлынувших воспоминаний. — Поверь, уж мне ли этого не знать.

— Ты сейчас не о себе говоришь. Ты вспомнил Памелу. Квентин вскинул голову.

— Мама обсуждала с тобой Дезмонда? — удивленно спросил он.

— Не так, как ты думаешь. Она никогда не жаловалась, что он отказывается признать ее как жену Кентона. Как раз наоборот. Памела защищала верность Дезмонда памяти его матери. Но после каждой из ее бесчисленных неудачных попыток достучаться до него я видела печаль в ее глазах. В такие дни она уезжала в Изумрудный домик и работала в саду, даже после захода солнца. — Бранди задумалась. — У Памелы было удивительнейшее сердце. Она обожала Кентона и, разумеется, тебя — сына, рожденного от этого союза. И все же у нее оставалось достаточно любви для меня и, что самое важное, для первенца Кентона. Она отчаянно пыталась любить Дезмонда. Но не в его характере было позволить ей это.

Боль полоснула Квентина, как ножом.

— Да, действительно.

— Памела смирилась с этой реальностью. — Бранди инстинктивно подарила Квентину утешение, которое было ему сейчас необходимо. — Благодаря тебе и Кентону она знала, что любима. А потому чувствовала себя по-настоящему счастливой. — Девушка вымученно улыбнулась. — И в ответ дарила счастье нам.

Квентин медленно покачал головой, не скрывая удивления:

— Ты никогда не перестаешь поражать меня, солнышко. Твоя проницательность просто ошеломляет.

Бранди смотрела на него с серьезным видом:

— Не знаю, чему ты так удивляешься. Возможно, я для своего возраста не слишком искушенный в жизни человек, даже незрелый. Но я не глупа. И я не ребенок.

— Незрелость, глупость, ребячливость — все это к тебе не относится. Неискушенность в жизни? Да, и слава Богу. Думаю, я бы не вынес, если бы тебя коснулась мирская грязь. Никогда не меняйся, солнышко.

— По-твоему, я какая-то фарфоровая кукла, которую нужно держать на полке, чтобы она оставалась нетронутой и невредимой. Я не кукла, Квентин. Я женщина. — Она решила чуть изменить последнее утверждение. — Не совсем обычная, признаю, но тем не менее женщина. Я понимаю и боль, и обиду, и любовь. И я узнаю их, когда сталкиваюсь с ними. Видимо, даже лучше, чем некоторые.

— Я это уже понял. — Квентин почувствовал странное теснение в груди. — Твое нежное сердце дает мне еще больше оснований просить тебя вести себя очень осторожно во время беседы с Дезмондом. Я не хочу, чтобы он отомстил тебе.

— Ты все время повторяешь такие слова, как «отомстить» и «последствия». Чего ты так боишься? Чем мне может навредить Дезмонд?

— Зная моего братца, я бы сказал, он может обратить твое решение против тебя же. Бранди побледнела:

— Он заставит меня выйти за него?

— Если разгневается, услышав отказ, и убедится в окончательности твоего решения — да. Или брак с ним, или с каким-нибудь столь же непривлекательным субъектом — все ради твоего же блага, разумеется.

— Он не посмеет приказать мне пойти под венец.

— Нет, милая, посмеет. Как твой опекун он обладает всеми правами.

— Я об этом не подумала. — Бранди взволнованно облизнула пересохшие губы. — Квентин, что же мне делать?

— Тянуть время. — Квентина так и подмывало обнять ее и предложить себя, пообещав все то, что она заслуживает и что он никогда не сможет выполнить. — Проводи в обществе Дезмонда как можно меньше времени и избегай любого упоминания о будущем. Он не станет давить на тебя еще довольно долго. Он ведь знает, как глубока твоя скорбь. А я, в свою очередь, постараюсь всякий раз подчеркивать в разговоре это обстоятельство. Однако если вдруг он решит удивить нас и заговорит о браке, скажи ему, что ты не можешь ясно мыслить, пока не найдут убийцу, и тебе нужно время, чтобы оплакать наших родителей.

— А потом?

— А потом пусть идет время. В следующем году тебе исполнится двадцать один. И тогда Дезмонд не сможет тебя заставить выйти замуж против твоей воли.

Бранди почувствовала огромное облегчение:

— Все правильно. Квентин, ты гений. Он склонил голову в шутливом поклоне.

— К вашим услугам, миледи. — Выпрямившись, он схватил бутылку вина, почувствовав, что к нему возвращается беспечное веселье. — Выпьем за мой исключительный ум?

— Обязательно. — Бранди протянула бокал, голова у нее приятно кружилась от безрассудства. — И не один раз. А потом отведаем великолепный десерт, приготовленный миссис Коллинз.

— Надо полагать, к тебе вернулся аппетит? Бранди расплылась в озорной улыбке.

— Он необходим, если я намерена и дальше побеждать в наших состязаниях по рыбной ловле. Как бы иначе мне хватило сил сбрасывать так много форели с твоей лески?

Из груди Квентина вырвался громкий смех и разнесся по всему саду.

Несколько часов спустя, прикончив вторую порцию пирога, Бранди, прищурившись, всматривалась в ярко-красный горизонт.

— Интересно, который теперь час? — спросила она, подбирая последние крошки с ладони.

— Судя по положению солнца, я бы сказал, что-то около пяти, — рассеянно ответил Квентин.

Он не отрываясь следил за Бранди, которая с невинным видом осторожно облизывала пальцы — более волнующего зрелища он не мог себе представить. Ему стоило большого усилия, чтобы тут же не схватить ее в объятия.

— Пять часов? — Она так и не донесла указательный палец до рта и облизала нижнюю губу. — Неужели так поздно?

Квентин сдался, уступив желанию дотронуться до нее хотя бы слегка — он откинул спутанную прядь с ее лба… Это было гораздо безопаснее того, что ему хотелось сделать.

— Конечно. Мы ведь уже давно лежим на солнышке, растянувшись на одеяле в этом красивом саду, и без всяких церемоний набиваем себе животы холодным цыпленком, теплыми лепешками, фруктовым салатом, клубничным пирогом, не забывая при этом без конца потягивать вино. За это время солнце достигло зенита и начало свой путь на запад.

— А-а. — Бранди снова принялась собирать крошки. — В таком случае давай отсюда понаблюдаем за его заходом. Я так наелась, что не могу шевельнуться.

— Жаль, что тебя сморило. — Мысли Квентина лихорадочно путались, но он остро сознавал, что оставаться здесь долее означало подвергнуть свою волю непосильному испытанию. — А то я хотел предложить прогулку верхом. Вечернюю прогулку, — уточнил он. — У меня сейчас такое хорошее настроение, что я даже думал уступить тебе Посейдона. Но наверное, это ни к чему, раз ты не можешь даже пошевелиться.

— Нет ничего невозможного. — Не успел Квентин договорить, как Бранди была на ногах. — Я готова.

Квентин от души посмеялся:

— Я еще не видел, чтобы так быстро приходили в прежнюю форму. — Он оглядел ее с ног до головы. — Жаль только, что это не относится к твоему платью. Оно, конечно, высохло, но, боюсь, восстановить его уже не удастся.

Бранди бросила на себя взгляд и закатила глаза к небу:

— Теперь ты понял, почему мне нужны бриджи?

— Да. И ты их получишь.

— И тогда у тебя не останется ни малейшей надежды победить меня, если я буду верхом на Посейдоне.

— Трезвая мысль. В таком случае мне лучше воспользоваться сегодняшним днем — моей последней возможностью обставить тебя, пока ты закутана в муслин. Ужасно помятый муслин, — добавил он с усмешкой. — Я не буду полным невежей. Подожду, пока ты переоденешься в амазонку.

— Чтобы испортить ее? Нет, благодарю за великодушное предложение, но я останусь в этом тряпье. Хуже, чем есть, оно все равно не станет.

Следующие полтора часа доказали, что она ошиблась. В половине седьмого Квентин и Бранди, не прекращая шутливой перебранки, ввалились на конюшню — грязные, взлохмаченные, усталые.

— Фредерик! — позвала Бранди. — Мы вернулись.

На зов поспешил младший конюх. Увидев их, он замер на месте с открытым ртом. — Миледи, что случилось? Вы пострадали?

— С ней все в порядке, Фредерик, — сухо успокоил его Квентин. — Только платье пострадало. А вот я как раз подвергся зверскому нападению.

Фредерик перевел ошеломленный взгляд на исцарапанное лицо Квентина.

— Вас, милорд, скинул Посейдон? — с трудом проговорил он, заметив разорванный сюртук Квентина и покрытые пятнами от ягод бриджи.

— Посейдоном правил не Квентин, — уточнила Бранди, подавив смешок. — А я.

Фредерик обессилено прислонился к дверям конюшни:

— Неужели это с вами сотворила Богиня, сэр?

— Нет, это сотворила вовсе не Богиня. Это сотворил со мной любимчик Бранди, настоящий убийца.

— Не понимаю, милорд.

— Ланселот вовсе не убийца, — возразила Бранди. — Он просто предан мне.

— Предан? В этой зверюшке с моноклем не меньше коварства, чем в любом закоренелом преступнике из Ньюгейтской тюрьмы. Он специально ждал, пока я поеду под его деревом, и закидал меня своими дурацкими ягодами. А потом, словно этого было недостаточно, набросился на меня, как тигр, расцарапал лицо и закрыл мне глаза своим огромным хвостом, так что я с ходу налетел на ветку и рухнул с коня.

В глазах Бранди плясали огоньки.

— Он предпочитает, чтобы я выигрывала.

— Что ж, он тебе здорово помог. Как бы я успел к финишу, если лежал лицом в грязи?

— Не знаю, чего ты так сердишься? У меня не менее плачевный вид, чем у тебя, и в грязи я провела столько же времени, По правде говоря, я заслужила твою благодарность, а не возмущение. В конце концов ты не по собственной воле принял столь недостойное обличье. Тогда как я сама познакомилась с пыльной дорогой, когда чуть не свалилась с Посейдона, торопясь спешиться и кинуться к тебе на помощь. И зачем? С чисто бескорыстной целью убедиться, что ты цел и невредим.

— Как великодушно с твоей стороны. — Квентин насмешливо вскинул бровь. — Но скажи-ка мне вот что: почему ты бросилась мне на помощь только после того, как закончила скачки и, следовательно, победила?

Бранди задохнулась от возмущения.

— А ты бы чувствовал себя лучше, если бы я отказалась от победы?

— Нет. — Квентин бросил на нее недовольный взгляд. — Но я бы чувствовал себя лучше, если бы это злобное создание нашло себе новый дом.

— Так вы признаете, что вас обставил бельчонок, капитан Стил?

— Полегче, солнышко, — предупредил он и, дотронувшись до царапины на подбородке, поморщился. — Я пребываю совсем не в благостном настроении.

Фредерик легким покашливанием напомнил о себе:

— Прошу прощения, милорд. Позвольте, я избавлю вас от лошадей.

— Я бы предпочел, чтобы ты избавил меня от любимца Бранди, — отозвался Квентин. — Но так как он давно спрятался среди ветвей дуба, шансы справиться с этой задачей равны нулю. Поэтому, так и быть, Фредерик, забери лошадей.

— Слушаюсь, сэр. — Фредерик поспешил услужить, но у хозяина возникло подозрение, что он подавил смешок.

— Пошли, Квентин. — Бранди схватила его за руку. — Я обработаю царапины. — Она наклонилась к нему и с видом заговорщика прижала палец к губам. — И не бойся. Я сохраню твой секрет. Никто не узнает, что тебя победил грызун.

— С меня хватит. — Он бросился к девушке. Предвидя такую реакцию, Бранди уже убегала. Сдерживая смех, она распахнула двери конюшни и помчалась через окутанный сумерками луг, стараясь не слишком далеко вырваться вперед. Квентин настиг ее возле самой беседки, он схватил ее за талию, и оба повалились на землю. Он перевернул Бранди на спину и завис над ней, как мститель.

— Ты когда-нибудь бросишь подтрунивать надо мной, маленькая проказница? — решительно спросил он.

— Никогда. — Она улыбалась ему, ничуть не смущенная его притворной яростью. Неожиданно ее улыбка померкла, когда по его лицу медленно поползла струйка крови. — А ты и в самом деле ранен, — пробормотала она, нежно дотрагиваясь до его подбородка. — Я и не подозревала, что это так серьезно.

— Вовсе нет. — Он перевел взгляд на ее губы. — Но спасибо, что тебе не все равно.

— Да, не все равно, — прошептала она. — О, Квентин, ты даже не подозреваешь, насколько не все равно.

У Квентина перехватило дыхание, и он почувствовал, как рушатся все барьеры, которые он воздвиг между ними. Когда пал последний из них, он опустил голову. Бранди потянулась к нему. Их губы встретились, разошлись и снова встретились в непередаваемо острой чувственной ласке — мягкой, как бархат, и безгранично нежной. Поцелуй был неспешный, долгий, глубокий, лишенный прежней ненасытности.

Квентина обуял ужас.

Он крепче прижал к себе Бранди, так и не отпрянув от ее губ. Его пальцы вплелись в великолепную растрепанную гриву и распустили блестящие пряди по плечам, окутав их коконом. Сумерки сгустились, сад исчез, и сердце Квентина громко колотилось в груди, когда его губы, целовавшие Бранди, красноречиво передавали захватившее его огромное чувство, до сих пор ему не знакомое.

С легким вздохом Бранди обхватила руками его шею и крепко прижалась к нему, без слов говоря, что чувствует то же самое, но в то же время без опасений и тревог, терзавших душу Квентина и заставлявших его сдерживаться.

Ужас Квентина усилился.

— Солнышко, я должен отпустить тебя, — еле слышно выдохнул он.

— Нет, не должен. Он приподнял голову.

— Должен, — серьезно возразил он, и глаза его потемнели. Он выпустил Бранди из рук и помог ей сесть. — Солнце зашло. Лучше я провожу тебя.

— Квентин…

— Не стоит, солнышко. — Он покачал головой, поднял ее руку и поцеловал мягкую ладонь. — Некоторые вещи лучше оставить невысказанными.

— Я не могу вернуться назад, — прошептала она, на ресницах сверкнули слезы.

— Уже поздно. Придется.

— Я говорила не о доме. Я говорила о нас.

— Я знаю. — Квентин медленно поднялся с земли, почувствовав усталость и какую-то странную пустоту. — Пойдем, милая. Мы ведь не хотим, чтобы миссис Коллинз волновалась.

Бранди тоже поднялась, глотая слезы и теряясь в догадках, почему одиночество терзает ее сильнее, чем прежде. Она посмотрела на Квентина, и ее пальцы невольно потянулись к его лицу.

— По крайней мере позволь мне, прежде чем ты уйдешь, обработать твои царапины.

Он кивнул, страдая оттого, что увидел на ее лице боль, — боль, которую не в силах был облегчить.

Они молча побрели к дому. На полпути Бранди резко остановилась, по ее щекам скатились две слезинки.

— Почему у меня такое чувство, словно я потеряла тебя? — еле слышно спросила она.

— Это не так. — Он прижал ее голову к своей груди и, почувствовав, что она робко обняла его за талию, закрыл глаза, наслаждаясь близостью. — Ты никогда меня не потеряешь — до тех пор, пока я могу что-то решать.

— Квентин, я…

— А, вот вы где. Зная вас обоих, я должен был сначала обыскать сад, а потом уже идти в дом.

Взглянув поверх головы Бранди, Квентин встретился с озлобленным взглядом брата.

— Привет, Дезмонд. А я не знал, что ты будешь нас искать.

— Естественно. — Дезмонд подошел ближе и, положив руку на плечо Бранди, повернул ее к себе лицом. — Брандис! — Он нахмурился, увидев ее перемазанное лицо со следами слез. — Ты больна?

— Нет, здорова. Просто немного устала. — Она смахнула слезы и уставилась на Дезмонда затуманенным взором, одновременно пытаясь прийти в себя и понять, насколько рассержен ее опекун.

— Это был трудный день для Бранди. — Сквозь туман к ней пробился голос Квентина. — Я не хотел оставлять ее одну.

Бранди поняла Квентина с полуслова. Он напоминал ей об их давней дружбе, благодаря которой Дезмонд может решить, что стал свидетелем сцены, когда один утешал другого. Бранди оставалось лишь подтвердить предположение.

— Я все никак не свыкнусь с фактом, что катастрофу подстроили, — заговорила Бранди. — Квентин терпеливо старался примирить меня с этой ужасной правдой.

Дезмонд кивнул, хмуро рассматривая ее помятый вид.

— Что случилось с твоим платьем? — Он бросил косой взгляд на брата. — Да и с твоим тоже?

Бранди в замешательстве посмотрела на Квентина:

— Мы отправились на верховую прогулку, — спокойно пояснил Квентин. — Поблизости от нас резвился бельчонок, в результате чего мы оба свалились. На самом деле ничего страшного не произошло.

— Ясно. — Дезмонд не перестал хмуриться, но чуть успокоился. — Серьезное было падение или нет, но вид у вас обоих после него — хуже некуда. Квентин, у тебя лицо в крови. А что касается твоего платья, Брандис… — Он не договорил, а лишь покачал головой, как бы давая понять, что ее наряд не поддается описанию.

— Я как раз хотела заняться царапинами Квентина, — быстро нашлась Бранди, — а уже после этого переодеться.

— По-моему, уже довольно поздно, чтобы гарцевать по лесам, а? Что скажете? — поинтересовался Дезмонд, не скрывая недовольства. — Солнце уже зашло.

— Было еще довольно светло, когда мы отправились на прогулку, — возразила Бранди, чувствуя, как в ней закипает хорошо ей знакомое негодование. — Кроме того, я не замечала времени. Мне хотелось только одного — забыться и не думать о невыносимой правде, что кто-то убил наших родителей.

Тон Дезмонда немного смягчился.

— И все же, малышка, тебе не следовало скакать в темно» те. Ведь ты могла разбиться. Я бы предпочел, чтобы ты ограничила свои прогулки часами, когда светит солнце.

Бранди собралась было ответить, но почувствовала мягкий толчок Квентина. Плотно сжав губы, она сохранила молчание.

— Дезмонд, Бентли упомянул, что вчера вечером ты себя неважно чувствовал, — вмешался Квентин, чтобы сменить тему разговора, а заодно определить, страдает ли брат от похмелья. — Сегодня тебе лучше?

— Значительно лучше, благодарю. — Дезмонд насторожился. — Я здоров.

— Рад слышать.

Внимательно оглядев брата, Квентин пришел к заключению, что Дезмонд не только не страдает от возлияний предыдущего дня, но и пока что абсолютно трезв. Речь его была незатрудненной, черные глаза смотрели ясно. Даже чересчур ясно, с удивлением отметил Квентин. Можно было даже сказать, что они сияют. Для человека, который еще вчера топил свое горе в вине, Дезмонд казался поразительно спокойным.

— Ты провел день в постели? — попытался что-то выведать Квентин.

— Нет, я провел день в Лондоне. — Дезмонд помолчал. — С Хендриком.

— Ты был у Хендрика? — Бранди даже подпрыгнула при этом имени и шагнула вперед, чтобы ухватить Дезмонда за локоть. — Он просмотрел бумаги отца? Нашел что-нибудь, что помогло бы нам вычислить убийцу?

Дезмонд резко вскинул голову и вопросительно прищурился, посмотрев на Квентина.

— Я поведал Бранди подробности моей поездки, — объяснил Квентин.

— Как предусмотрительно с твоей стороны, — с подчеркнутым сарказмом заметил Дезмонд.

— Полагаю, Хендрик просветил тебя?

— Да. Но было бы неплохо услышать некоторые вещи из уст моего брата. Скажи, Квентин, тебе не приходило в голову отнестись ко мне с таким же вниманием, с каким ты отнесся к Брандис?

Квентин раздраженно фыркнул:

— Дезмонд, ты уже спал, когда я вернулся домой вчера ночью, и еще не проснулся, когда я уехал сегодня утром. Будь ты на ногах, уверяю тебя, я бы сначала обсудил ситуацию с тобой. И потом, какая разница, с кем я поговорил первым? Нам всем необходимо знать, как проходит расследование. А теперь скажи, Хендрик закончил читать документы Ардсли? Он поэтому послал за тобой?

— Отвечу «да» на оба твои вопроса.

— Ну и…

— И ничего. В бумагах Ардсли тоже ни одной зацепки, как в отцовских. — Дезмонд скрестил руки на груди. — Похоже, мы зашли в тупик.

— Проклятие! — Квентин озадаченно провел рукой по волосам. — Я так надеялся…

— На что ты надеялся? Что убийца отца оставит ясные улики прямо перед носом семейного поверенного? В самом деле, Квентин, не кажется ли тебе это маловероятным? Кроме того, отдавая должное твоему блестящему уму, я бы все-таки не назвал тебя опытным следователем. Почему бы не оставить это дело властям?

В глазах Квентина вспыхнула искра гнева.

— Потому что в той карете погибли мои отец и мать. И если я могу чем-то ускорить поиски их убийцы, то я намерен это сделать… с твоей помощью или без нее.

— Квентин. — На этот раз вмешалась Бранди, которая в буквальном смысле стала между братьями. — Эта ссадина у тебя на подбородке сильно кровоточит. Пойдемте в дом, чтобы я могла заняться ею. — Она повернулась к Дезмонду: — Миссис Коллинз приготовит нам чай. После лечения Квентина я переоденусь, и мы сможем обсудить наши дальнейшие действия.

— Наши дальнейшие действия? — ощетинился Дезмонд, зло поджав губы. — Брандис, ты хрупкая молодая женщина. Ты не должна вмешиваться в это жуткое и опасное дело. Мы с Квентином обсудим этот вопрос позже, вернувшись в Колвертон.

Бранди судорожно вздохнула, убедившись в очередной раз, что они с Дезмондом совершенно разные люди. И любая попытка перекинуть мостик через пропасть между ними обречена на провал.

— Я не хочу спорить, — спокойно возразила она. — С нас уже достаточно несчастий. Давайте хотя бы не ссориться.

Подобрав замызганные юбки, она направилась к дому. Квентин не без гордости наблюдал за ее удалявшейся фигуркой. Потом махнул брату:

— Пошли. Поговорим с Бранди, прежде чем вернуться в Колвертон.

— Согласен.

Мужчины вошли в дом, как раз когда Бранди заканчивала разговор с миссис Коллинз. Упитанная экономка присела в неглубоком реверансе.

— Ваша светлость. Лорд Квентин. — Она встревожилась, заметив кровь на лице Квентина. — Вы сильно пострадали, милорд?

— Пострадала только моя гордость, миссис Коллинз.

Экономка по-матерински улыбнулась:

— Закуски подадут немедленно. А пока я принесу воды и чистую ткань, чтобы мисс Бранди могла заняться вашими ранами.

Квентин улыбнулся словам экономки:

— Спешки никакой нет, миссис Коллинз. «Раны» — это слишком громко сказано. Просто ссадины и царапины.

— И все же их нужно обработать. Я принесу все необходимое в гостиную, — сказала она и удалилась с видом, ясно выражавшим, что возражения бесполезны.

— Меня может разбаловать такой нежный уход, — поддел девушку Квентин несколько минут спустя, когда она прикладывала компресс к его подбородку. — Сначала миссис Коллинз, а теперь — ты. — Он устроился с удобствами на бархатном диване и наблюдал из-под опущенных век, как Бранди над ним колдует.

В другом конце комнаты заскрипела дверца буфета, и Квентин поморщился, услышав, как сердито позвякивает стеклом Дезмонд — явный признак того, что он собирается снова напиться. Вопрос лишь в том, что подтолкнуло его к этому? Снова всколыхнулось чувство потери и горечи после встречи с Хендриком, или он просто разозлился, застав Бранди в ее теперешнем виде?

Не подозревая о размышлениях Квентина и явном раздражении Дезмонда, Бранди опустилась на персидский ковер и сосредоточенно нахмурила брови. Она осторожно смыла кровь с лица Квентина и поморщилась, добравшись до наиболее глубоких порезов.

— Наверное, тебе в лицо хлестнула очень острая ветвь, раз такой глубокий порез, — пробормотала она, промокая подбородок вокруг царапины. Она отняла ткань от его лица, чтобы смыть с нее кровь теплой водой, которую в мисочке принесла миссис Коллинз. — Сейчас наверняка будет щипать, — предупредила она. — Мне очень жаль, . Квентин. Я быстренько. Постарайся потерпеть.

— Постараюсь.

— Как бы ни было больно, ты должен сидеть смирно, чтобы я как следует промыла царапину.

Она так беспокоилась, что может причинить ему боль, так была серьезна, что Квентин подавил улыбку.

— Я понимаю, — тоже серьезно ответил он, — и постараюсь не шевелиться.

Бранди кивнула и вновь нахмурилась:

— Скажешь, если будет больно. — Она наклонилась, поднеся компресс к уродливому порезу.

— Я закричу, если хватит сил. — Губы Квентина дрогнули. — Но меня беспокоит одно: что, если я упаду в обморок, прежде чем успею заявить о нестерпимой боли?

До Бранди наконец дошло, что ее пациент веселится. Она надула губы и посмотрела в насмешливые глаза Квентина.

— Вы смеетесь надо мной, капитан Стил?

— Никогда! — усмехнулся он. — Я просто не привык к такой трогательной заботе… и все из-за пустячной раны.

Бранди поняла, как, должно быть, смешно выглядит в глазах Квентина, когда причитает над его царапинами — и это после всех ужасов войны.

— Как глупо с моей стороны. Ты прав, это всего лишь царапина. А я просто дура.

— Нет, солнышко, ты это ты. — Он прижал ее руку с компрессом к своему лицу. — Молю, продолжай. Я уже привыкаю к такому нежному прикосновению.

Бранди изумилась:

— Значит ли это, что я превзошла армию в умении врачевать?

— Вот именно. Ты во много раз искуснее и сострадательнее любого врача, не говоря уже о том, что прелестнее. — Он дернул ее локон. — Но я действительно считаю, что тебе не стоит волноваться. Обещаю, что переживу эту процедуру.

— Без обморока, капитан?

— И без скандала, — уверил он ее.

— Жаль. — Глаза Бранди весело сияли. — Теперь мне придется переделать сообщение, которое я собиралась отослать в «Морнинг пост» для раздела светских сплетен. А мне так хотелось увидеть эту новость напечатанной в ежедневной газете. Только представь… — Она взмахнула рукой. — «Лорд Квентин Стил, герой наполеоновских войн, подвергся зверскому нападению рыжего бельчонка и получил незначительные увечья, при лечении которых известный офицер герцога Веллингтона упал в глубокий обморок». После такой статьи ты станешь пользоваться известностью, которая тебе и не снилась. Ну ладно. Хотя бы начало можно оставить.

В груди Квентина клокотал смех.

— У тебя всегда был язык как бритва, но сейчас он стал еще острее, если такое возможно, маленькая проказница.

— Только в вашем присутствии, милорд, — ответила она, и по ее лицу было видно, что она готова на любое озорство. — Никто мне не бросает таких вызовов, как ты. Какое несчастье, однако, что тебе не удалось до сих пор перехитрить меня.

— Однажды я все-таки не дам взять себя на пушку, солнышко. И тогда посмотрим, кто кого перехитрит.

— Буду ждать того дня затаив дыхание, капитан Стил. — Бранди вновь принялась смывать запекшуюся грязь. — А пока все-таки сиди смирно. И постарайся не упасть в обморок. Иначе я с радостью отдам свое сообщение в его первозданной целостности в газету, и тогда ты лишишься последних надежд сохранить хотя бы остатки попранного достоинства.

Их взгляды встретились, и они дружно расхохотались.

— Я рад, что вы веселитесь от души, — вмешался Дезмонд, со стуком поставив рюмку.

Бранди и Квентин даже вздрогнули от неожиданности, потому что совершенно позабыли о присутствии Дезмонда.

— Мне кажется, ваша веселость несколько неуместна, — сказал он, вновь наполняя рюмку коньяком. — Брандис, я считаю, тебе следует перестать кудахтать над пустяковыми ранами Квентина, лучше пойди переоденься, пока нам не принесли закуски. А после мы с Квентином откланяемся, чтобы ты могла отдохнуть ночью и набраться сил.

Поймав взгляд Бранди, Квентин едва заметно кивнул.

— Хорошо. — Она поднялась и прошла по комнате. — Я вернусь через минуту.

За ней закрылась дверь.

Бросив мрачный взгляд на Квентина, Дезмонд выпил вторую рюмку коньяка и налил себе новую порцию.

— Ты не думаешь, что тебе достаточно? — поинтересовался Квентин.

— Нет, не думаю. — Дезмонд выпил половину, прежде. чем повернуться лицом к брату. — Мне казалось, что мы уже обсудили твои отношения с Брандис и пришли к пониманию. Помнишь?

— Помню. — Квентин закинул руки за голову и усталой посмотрел на брата. — Я также помню, как сообщил тебе, что не намерен прерывать дружбу с Бранди.

— Дружбу? Значит, то, что сейчас между вами происходило, можно назвать дружбой?

— А ты бы как назвал?

— Прелюдией.

Квентин прищурился:

— Прелюдией? К чему?

— Да брось, Квентин. — Дезмонд сделал два больших глотка коньяка и, покачнувшись, продолжал говорить заплетающимся языком. — Ты узнал, что такое женщина, когда тебе было четырнадцать. С тех пор перебрал их немало. Наверняка за этот срок ты научился мастерски распознавать первые признаки симпатии. — Он вытянул руку и принялся загибать пальцы. — Давай посмотрим: раскрасневшиеся щеки, лучезарная улыбка, взгляд, полный обожания, — все это говорит о возникшем желании, а никак не о дружбе. Ты не согласен?

Квентин с трудом сдержался, чтобы не ударить брата.

— Если ты подразумеваешь, что я пытаюсь соблазнить Бранди, то ты просто сошел с ума.

— Да тебе и не нужно пытаться, братец. — Глухо хохотнув, Дезмонд опрокинул в себя рюмку. — Брандис считает — на тебе свет клином сошелся. Думаю, она вообразила, что влюблена в тебя. Как-никак, ведь именно ты идол ее детских грез. Мужчина, научивший ее поведению непослушного мальчишки, а не леди. Мужчина, который поощрял ее безумства, оттачивал ее мастерство в неподобающих увлечениях и с ней же разделял их. А затем уехал, обессмертив себя таким образом в ее душе. — Дезмонд с издевкой отвесил глубокий поклон. — А теперь ты вернулся, герой-победитель, и пробудил в ней былое детское обожание, которое слилось с пробуждающейся женственностью. — Он презрительно хмыкнул. — Как удачно для тебя все сложилось.

— Ты пьян, Дезмонд.

— Вне сомнений. А ты лжешь — и себе, и Брандис. Скажи мне честно, Квентин, неужели ты не заметил, что наше маленькое солнышко изменилось? Внешне, если ты не понял, что я имею в виду. Что она больше не шестнадцатилетняя девчонка, а взрослая, очень красивая женщина? — Дезмонд помолчал. — Вижу, что ты все-таки заметил, как бы тебе ни хотелось это отрицать. Меня восхищает твой вкус, твои высокие принципы. И эти самые принципы не позволят тебе прислушиваться к собственным инстинктам в отношениях с Брандис, ведь ты питаешь к ней истинное уважение и обуздаешь свою пылкость. Я прав, Квентин? — Квентин не ответил, лишь грозно нахмурился. — Очень хорошо. — Дезмонд качнулся вперед, потом прислонился к буфету, чтобы сохранить равновесие. — Можешь молчать, если тебе так нравится. Пусть твои отношения с Брандис чисты, но она, как в детстве, почувствовала свою зависимость от тебя. Ты не думал, как тебе с этим быть, когда наступит время отъезда? Что ты скажешь — теперь, когда она рассчитывает на твое присутствие, — если вдруг завтра придет приказ и ты должен будешь немедленно уехать?

— Замолчи, Дезмонд. — Квентин вскочил с дивана и, отвернувшись, принялся смотреть в окно.

— А-а, это все нервы. Ладно, хорошо. Лучше взгляни в глаза правде, какой бы жестокой она ни была, прежде чем заставить Бранди воспылать к тебе любовью. — Дезмонд бросил все попытки осторожничать. — Ты временный гость, дорогой братец. Тогда как я — основа будущего Брандис. И если ты даже не нарочно умудришься разбить ее хрупкое сердце, именно я склею его по кусочкам; именно я в конце концов разделю с ней постель, с радостью и на многие годы. Помни об этом. Потому что, как бы ты ни повлиял на нее, я намерен сделать Брандис своей герцогиней. И это несомненный факт, который даже ты со своей дурацкой всемогущей силой воли не сможешь изменить. Поэтому и не пытайся.

Квентин ударил кулаком в стену и резко повернулся, сотрясаясь от гнева, такого сильного, что он сам удивился.

— К черту твои жалкие угрозы, братец. Я вытерпел, сколько мог, твою пьяную болтовню. — Он пошел на Дезмонда, глаза его полыхали, от былой сдержанности не осталось и следа. — Наш разговор о Бранди закончен. Она тебе не какое-то движимое имущество и не лошадь, выставленная на аукцион, и ты ее опекун, а не господин. А что касается твоей идеи стать ее мужем…

Дверь в гостиную распахнулась, оборвав заявление Квентина на полуслове. На пороге замерла Бранди с широко раскрытыми от изумления глазами.

— Ваши голоса слышны даже на лестнице! — воскликнула она. — О чем же вы спорите?

— Ни о чем. — Дезмонд со стуком поставил рюмку и неуверенно прошелся по комнате, чуть не столкнувшись с миссис Коллинз, которая в эту минуту появилась с подносом.

— Я больше не голоден, — объявил он перепуганной экономке. — Кроме того, как верно заметил мой брат, я чересчур много выпил, поэтому не стану вас всех больше беспокоить, а заберусь в карету и поеду в Колвертон.

Обернувшись, он взглянул на Квентина.

— А мы с тобой все-таки продолжим наш разговор сегодня вечером, после твоего возвращения… даю тебе… — Дезмонд, моргая, взглянул на часы, — меньше часа. Уже почти восемь. Брандис нуждается в отдыхе. — Схватив руку Бранди, он поднес ее к губам. — Спокойной ночи, малышка, — пробормотал он, не отрывая от Квентина злобного взгляда, — Скоро трагедия последних двух недель останется позади, прошлое потеряет силу. — Он скрежетнул зубами. — И тогда я займусь твоим будущим.

Глава 9

— Из-за чего, скажи мне, ради Бога, весь этот шум? — выдохнула Бранди, уставившись вслед удалявшейся фигуре Дезмонда.

— Из-за пьяного бреда моего презренного братца, — отрезал Квентин.

Он отвернулся, все еще полыхая гневом не столько на Дезмонда, сколько на себя. Что на него, черт возьми, нашло? Не появись в ту минуту Бранди, он бы расправился со своим братом, причем не только словесно, но и, вполне возможно, при помощи кулаков. А так он умудрился довести Дезмонда до бешенства, сделав то, от чего предостерегал Бранди, разве что не развенчал его идею назвать Бранди своей герцогиней.

Квентин сделал глубокий вдох, чтобы выровнять дыхание, затем еще один, И это так называемый истинный дипломат, известный умением властвовать собой.

О чем он только думал?

Ответ был столь же очевиден, как и вопрос. Он ни о чем не думал. Он просто чувствовал.

— Проклятие! — тихо выругался он, повернувшись к открытому буфету. Мысль накачаться спиртным внезапно показалась очень привлекательной.

— Прошу прощения, милорд, — кашлянула миссис Коллинз, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Мне унести поднос с едой?

Квентин запоздало вспомнил о присутствии экономки.

— Нет. — Он повернулся с бокалом в руке. — Если только Бранди не устала и не желает пойти отдохнуть.

Он вопросительно посмотрел в сторону Бранди, словно приросшей к полу на пороге гостиной. Девушка перевела понимающий взгляд с опустевшего холла на Квентина.

— Я совсем не устала, — ответила она, не скрывая попытки определить на глаз, в каком он состоянии. — Кроме того, — ее улыбка разогнала напряженность, нависшую в комнате, — я только что переоделась в приемлемое платье и смыла пыль наших дневных приключений. Жаль, если мои труды пропадут даром.

— Действительно будет жаль; — согласился Квентин. Он несколько смягчился, когда окинул ее одобрительным взором с блестящей макушки до края небесно-голубого платья. — Особенно потому, что твои труды дали такие прелестные результаты.

— Так мне оставить поднос, милорд? — вмешалась миссис Коллинз.

— Хм? А, миссис Коллинз. — Он растерянно улыбнулся, осознав, что уже во второй раз за последнюю минуту забыл о присутствии экономки. — Да. Оставьте его на столе, чтобы мы могли насладиться вашей несравненной стряпней. А также примите мои извинения за Дезмонда. Он сам не свой после смерти отца.

— Конечно, сэр. — Сочувственно кивнув, миссис Коллинз поставила поднос на сервировочный столик. — Что касается моей несравненной стряпни, то, думаю, вам следует знать: я принесла только чай и лепешки. В этот час мне следовало бы подать что-нибудь более существенное. Однако, — добавила она с улыбкой, — исследовав вашу пустую корзинку, я подумала, что вы, наверное, еще не пришли в себя после пикника.

— Мудрое решение, миссис Коллинз, — согласилась Бранди, скривившись от одной мысли о еде. — Я все еще не отдышалась от того вкуснейшего изобильного пиршества. Неудивительно, что Посейдон и Богиня так радовались, когда избавились от тяжеленных нош. — Она сморщила носик. — Я, наверное, еще несколько дней даже смотреть не смогу на что-либо съестное.

Лицо миссис Коллинз разочарованно вытянулось.

— За исключением ваших чудесных лепешек, — поспешно добавила Бранди. — Как бы я ни насытилась, у меня всегда останется место для них. И для нескольких чашек вашего превосходного чая.

Экономка расцвела:

— Отлично. Я принесла вам дюжину лепешек — только что испеченных — и большой чайник. Если захотите еще, позвоните, и я принесу.

— Чудесно. — Бранди вздрогнула. — Большое спасибо.

— Не стоит, мисс Бранди. Что-нибудь еще?

— Пока нет, миссис Коллинз. — Это ответил Квентин, решив прийти на помощь Бранди, когда заметил, что ее кожа приобрела зеленоватый оттенок. — И спасибо вам… мы обещаем позвонить, как только покончим с запасом лепешек.

— Хорошо, сэр. — Экономка присела в реверансе. — Тогда я вернусь к своим обязанностям.

За ней закрылась дверь. Бранди отошла как можно дальше от столика, от которого поднимался аромат еды. Квентин, хотя и не пришел в себя, все же не смог побороть искушения подразнить ее.

— Я налью тебе чаю, — галантно предложил он. — Что тебе положить на тарелку? Одну вкуснейшую лепешку или две?

— Это зависит от того, — быстро нашлась она, — хочешь ли ты, чтобы я облегчила свой желудок на один ботфорт или на два.

Квентин затрясся от смеха:

— Малопривлекательная перспектива. Ладно, солнышко, можешь не есть.

— Можешь не стараться отвлечь меня. — Подобрав юбки, Бранди прошла по комнате. — Ничего не получится, Квентин, — только не в этот раз. Ситуация слишком осложнилась, чтобы не обращать на нее внимания.

— Какая ситуация? — И снова в его голосе прозвучала не свойственная ему суровость.

Но Бранди не смутившись продолжала:

— За все двадцать лет моей жизни я никогда не видела тебя таким — готовым вот-вот взорваться. А еще я никогда не слышала, чтобы ты бранил кого-то так, как сейчас бранил Дезмонда. Почему, Квентин? Что спровоцировало твой гнев? — Она помолчала, чтобы побороть волнение. — Неужели я была причиной вашей ссоры? Как раз этого я и боялась. — Вздохнув, она запрокинула голову, чтобы поймать взгляд Квентина. — Значит, я правильно догадалась. Я слышала, как несколько раз выкрикивалось мое имя. Поэтому спрошу без обиняков: я вбиваю клин между тобой и Дезмондом?

Ироничный вопрос Бранди заставил Квентина хрипло рассмеяться:

— Вряд ли, солнышко. Клин, о котором ты говоришь, был вбит три десятилетия назад.

— Возможно. — Бранди не сводила с него серьезных глаз. — Но ты всегда старался не обращать на него внимания. До последнего времени. После твоего возвращения в Котсуолд что-то изменилось.

— Изменилось многое. — Красивое лицо Квентина как-то странно исказилось. — Я отсутствовал четыре года. Это долгий срок, Бранди… и мы оба в этом убедились.

Сердце ее замерло от выразительного взгляда, усилившего и без того ясный намек в его словах.

— Да, — тихо ответила она. — Четыре года — действительно долгий срок — во многих отношениях для всех нас.

Бранди решительно подавила чувство, всколыхнувшееся у нее в груди, чтобы не отвлекаться от главного. Она просто обязана была добраться до сути столкновения между братьями.

— Квентин. — Она выхватила бокал из его руки и поставила на буфет, чтобы вцепиться ему в локоть. — Поговори со мной… о Дезмонде. Насколько я помню, ты всегда делал ему поблажки, ссылаясь то на его слабость, то на ревность, то на замкнутость. Ты всегда старался, чтобы между вами возникло хоть какое-то единство, насколько он позволял. Это была я, а не ты, кто постоянно жаловался на его непробиваемую твердолобость. А ты пытался понять его, даже защищать. А теперь вдруг впервые ты проявляешь враждебность, которая совершенно несвойственна твоему характеру.

— Мы с Дезмондом поспорили, солнышко. Во время споров люди теряют самообладание.

Бранди энергично затрясла головой:

— Только не ты… Ты никогда не теряешь самообладания. И только не с Дезмондом. Кроме того, я говорю не о ссоре, которую прервала, и даже не о твоей вспышке гнева. Я говорю о презрении, с которым ты отзываешься о Дезмонде в последние дни, о горечи, которая слышится в твоем голосе, стоит мне упомянуть его имя, о скрытой враждебности, которая исходит от тебя в его присутствии, — ничего этого не было, пока ты не уехал в Европу. Поэтому прошу тебя, ответь на мои вопросы: что произошло после твоего возвращения в Колвертон и какое отношение к этому имею я?

— Мои разногласия с Дезмондом очень сложны, — попытался уклониться от ответа Квентин. — Что касается спора, который ты только что слышала… да, он возник из-за тебя. Но это не твоя вина.

— Позволь мне самой решить — после того как ты расскажешь, что именно в моем поведении так вам не понравилось. Скачки? Рыбалка? Поздние прогулки?

— Нет, нет и еще раз нет. Хочешь правду? Дело вовсе не в твоем поведении, а в моем. Бранди нахмурилась:

— Твоем? Не понимаю.

— Дезмонд утверждает, будто я пытаюсь соблазнить тебя, — проговорил Квентин, глядя прямо ей в глаза.

— Он утверждает, что ты… О Господи! — Бранди побледнела. — Он действительно обвиняет тебя в этом?

— Действительно. И отнюдь не двусмысленно.

— Как же ты отреагировал?

— Во многом так, как ты слышала. Я пришел в ярость.

— Я могла разобрать только твой тон, а не слова. Ты отверг его обвинения… по крайней мере я предполагаю, что ты это сделал.

— Разумеется. — Квентин сурово сжал губы. — Но брат и у ухом не повел. Он верит тому, во что хочет верить. К тому же он убежден, что вопрос о твоем будущем в качестве герцогини был почти решен, только мой приезд помешал его планам. Я бурно отреагировал и тем самым ухудшил все дело. Вспылив, я чуть не ударил его. Разыгралась безобразная сцена. — Сам того не сознавая, Квентин взял Бранди за руку.

— Мне очень жаль, — прошептала она.

— Ни о чем не жалей. — Он отпустил ее руку и, схватив бокал, жадно глотнул. — Так тебе нужна правда? — Он грустно улыбнулся. — Конечно, только правда. Если дело касается тебя, на меньшее я не способен. Я не так рассержен на Дезмонда, как на себя самого. Его обвинения оказались чертовски близки к цели, открыв истину, которую я отказывался принять после моего возвращения. — Квентин задумчиво уставился в полупустой бокал. — Ты и я… между нами возникли сильные чувства, Бранди. Было бы безумием отрицать их. И таким же безумием прислушиваться к ним. — Он удрученно замолчал и добавил: — Даже смешно, правда? Дезмонд наконец-то прав в своих подозрениях, а я впервые хотел бы, чтобы он ошибся. — Квентин осушил бокал до дна.

— Почему? — тихо спросила Бранди. — Почему ты хочешь, чтобы он ошибся?

— Ты сама знаешь. Потому что, несмотря на все чувства, я не могу обещать тебе вечность. А на меньшее для тебя я не согласен.

— А если наши чувства нельзя подавить или уничтожить?

— Мы должны.

Бранди опустила темные ресницы, чтобы не выдать взглядом горькое разочарование.

— В любом случае, солнышко, Дезмонд недоволен не только из-за тебя и наших с тобой отношений. Как ты слышала ранее, он еще зол из-за моего решения разыскать убийцу наших родителей.

Бранди коротко кивнула:

— Он весь покрылся багровыми пятнами, когда услышал, что ты рассказал мне о своей встрече с Хендриком. И чуть не взорвался, когда я объявила, что хочу принять участие в обсуждении следующих шагов, какие следует предпринять.

— Чуть меньшее раздражение у него вызвало мое намерение действовать самостоятельно. Он убежден, что только власти могут докопаться до истины.

— Но ты не согласился.

— Нет. — Квентин вопросительно приподнял темную бровь. — А ты?

— Я тоже с ним не согласна, — ответила Бранди. — Я уверена, что сыщики с Боу-стрит исследуют все версии. А мы должны исследовать невозможное.

Квентин улыбнулся ей с нежностью:

— Достаточно одной твоей силы духа, чтобы поддержать меня.

Бранди вскинула ресницы:

— Я рада.

Оба замолчали, испытывая неловкость. Квентин шумно прокашлялся:

— Наверное, мне пора вернуться в Колвертон.

— Если ты считаешь, что так будет лучше. — Бранди помешкала, потом заговорила о самом ближайшем будущем: — Скажите, милорд, вы намерены выполнить свое обещание?

Квентин заморгал:

— Какое обещание?

— Вы сказали, что нам нужно подождать, пока Дезмонд не получит известие от мистера Хендрика, а потом уже отправляться в Таунзбурн, чтобы просмотреть бумаги отца. Что ж, мы получили долгожданную новость. Результаты нулевые. Поэтому завтра я хочу поехать в Таунзбурн.

Квентин кивнул, хотя не сразу:

— Ладно, солнышко. Завтра так завтра. Я заеду за тобой в девять, тогда большую часть дня мы сможем провести в замке твоего отца. Договорились?

— Договорились. — Бранди приподнялась на цыпочки и коснулась губами подбородка Квентина. — Спасибо, Квентин.

— За что? — выдавил он.

— За то, что не отмахнулся от меня. Не нарушил обещания. За то, что понимаешь меня.

— Солнышко… — Он взял ее лицо ладонями.

Раздался резкий стук в дверь.

— Да? — откликнулся Квентин.

— Мастер Квентин, мисс Бранди. — В комнате неожиданно появился Бентли, вид у него был серьезный. — Прошу простить за вторжение. Но мне нужно с вами немедленно поговорить, милорд.

— Что случилось, Бентли? — спросил Квентин, предчувствуя недоброе. — Какое-нибудь несчастье? Бентли быстро оглядел комнату.

— А мастер Дезмонд здесь?

— Был здесь. Только что уехал в Колвертон. Вы, должно быть, разминулись на дороге.

— Понятно. Наверное, это даже к лучшему. Причина, по которой я оказался здесь в столь поздний час, очень важная и, возможно, конфиденциальная. — Дворецкий вынул из кармана сложенный конверт. — Это пришло вам, сэр… из военного министерства.

— Из военного министерства? — удивился Квентин, быстро протянув руку за письмом.

— Да, милорд. Приехал посыльный из Уайт-холла и все твердил, что это срочно. Очень расстроился, узнав, что вас нет дома, и поначалу даже не хотел передать мне послание. Однако я убедил его, сославшись на мою многолетнюю службу вашей семье, и он изменил свое решение — при условии, что я отдам послание вам в руки без дальнейших проволочек.

Квентин молча вскрыл конверт и быстро пробежал глазами письмо.

— Кажется, меня призывают. Приказано явиться немедленно.

— Призывают? — эхом повторила Бранди, потрясенная до глубины души.

Квентин сдержанно кивнул:

— Видимо, я понадобился в колониях. Наши войска столкнулись с непредвиденными трудностями в расшифровке вражеских донесений. Мне приказано отплыть в Америку послезавтра утром с первыми лучами солнца. — Он провел по волосам нетвердой рукой. — Проклятие!

— Послезавтра, — повторила Бранди, сцепив руки, чтобы умерить их дрожь.

— Как раз этого я боялся, — пробормотал Бентли. — Другие приказы не бывают такими срочными.

— Я не могу ехать. — Квентин сунул приказ в карман и начал вышагивать по гостиной. — Только не сейчас.

— Ты должен ехать. — Бранди сама удивилась своим словам. — Ты лучше других знаешь, как расшифровывать закодированные сообщения, Квентин. Твое мастерство незаурядно — как и твоя преданность. Англия нуждается в тебе. Ты будешь не в ладу сам с собой, если подведешь родину.

— Ты права, — согласился Квентин, остановившись посреди комнаты. — Но то же самое произойдет, если я брошу поиски убийцы моих родителей. Нет, солнышко, пока не найден и не наказан этот подонок, я никуда не поеду.

— Зная, как высоко вас ценят в военном министерстве, — принялся рассуждать Бентли, — можно прийти к выводу, сэр, что они не подозревают о недавней трагедии в вашей семье. Если бы военный министр знал о гибели ваших родителей, он бы вначале переговорил с вами неофициальным образом, прежде чем отзывать обратно на войну.

Квентин вскинул голову:

— Ты прав. — Мысль его лихорадочно работала. — Завтра я поеду в Лондон и встречусь с нужными чиновниками. Наверняка они сумеют отложить мой отъезд на неделю, максимум на две. К тому времени уже поймают и накажут убийцу, Ардсли и мои родители смогут покоиться с миром, а я снова начну жить.

— Квентин, тебе не нужно откладывать поездку, — вмешалась Бранди, решительно подавив боль при мысли об отъезде Квентина. — Я смогу продолжать расследование самостоятельно.

— Нет, не сможешь. — Квентин шагнул вперед и схватил Бранди за руку. — И не будешь. Бранди, я уже говорил тебе: попытка разоблачить убийцу — это не захватывающее приключение. Это серьезное и опасное дело, и я не позволю тебе заниматься им в одиночку. — Он прищурился, глядя ей в лицо. — Мне нужно твое обещание.

— Какое обещание? — заморгала она.

— Утром мы планировали отправиться в Таунзбурн. Так вот, обещай, что не поедешь. Только не завтра, когда тебя некому будет сопровождать. Дай слово, что подождешь. — Последовавшее молчание могло означать только одно, и Квентин нахмурился. — Я прошу всего лишь день, солнышко. Ровно столько мне понадобится, чтобы уладить дела с армией. Вечером я вернусь в Котсуолд. На следующий же день мы поедем в Таунзбурн. — Он слегка встряхнул ее. — Мне нужно твое обещание, что ты не отправишься туда одна.

— Ладно, — согласилась она. — Даю тебе слово… я не поеду в Таунзбурн одна. Но как же ты, Квентин? Ты уверен, что действительно хочешь отложить отъезд? Я знаю, как важна твоя карьера… не только для тебя, но и для Англии. Поэтому подумай… ты уверен?

— Абсолютно уверен. — Он осторожно провел пальцем по ее переносице. — Неужели это в самом деле та молодая особа, которая молила меня не покидать Котсуолд? Молила не оставлять ее в первый же невыносимый лондонский сезон?

— Это было четыре года назад, Квентин. Я была еще совсем ребенком.

— За это время ты перестала им быть.

— До прошлой недели я бы не решилась утверждать это. Но теперь, после твоего возвращения, я поняла, что действительно выросла.

Бентли направился к двери, вид у него был, как всегда, непроницаемый.

— Мастер Дезмонд может удивиться, куда я подевался, — громко объявил он. — Приказ я передал, поэтому мне лучше отправиться в обратный путь. Спокойной ночи, мастер Квентин, мисс Бранди.

Квентин метнул взгляд в его сторону:

— Спасибо, Бентли.

— Не стоит благодарности, сэр. — Дворецкий оглядел свою форму и озабоченно нахмурился. — Какая неприятность. Видимо, я поторопился спешиться и оторвал пуговицу на камзоле. — Он вопросительно посмотрел на Бранди. — Это была медная пуговица… очень жаль потерять такую. Если вы не против, мисс Бранди, я бы хотел вернуться завтра утром И поискать ее. Я бы и сейчас это сделал, но слишком темное чтобы найти мелкий предмет. А кроме того, как я только что сказал, меня может хватиться мастер Дезмонд.

— Конечно, Бентли, — Взгляд Бранди потеплел. — Приезжай утром и поищи свою пуговицу. Приезжай прямо к завтраку. Миссис Коллинз будет в восторге. И Герберт тоже обрадуется компании — будет хоть кому пожаловаться на упрямые герани вокруг беседки.

— Благодарю. — Он слегка поклонился. — Тогда я поехал.

Дворецкий исчез в коридоре.

— Бентли — чудесный человек, — объявила Бранди, улыбнувшись Квентину. — И ты тоже.

— Я? — с невинным видом переспросил Квентин.

— Да, ты, — уверенно подтвердила Бранди, подарив ему благодарный понимающий взгляд. — Я не верю, как и ты, что Бентли найдет пропавшую пуговицу в доме или где-нибудь в саду. Скажу больше, я бы поспорила на тысячу фунтов, что если бы Бентли только захотел, то в ту же секунду обнаружил бы пропажу не где-нибудь, а у себя в кармане. Ты не согласен? — Она нежно потерлась о его подбородок. — Мне очень повезло, что за мной присматривают два таких человека. Бентли правильно догадался, что мне совсем не улыбается провести завтрашнее утро одной, и, добрая душа, он пришел мне на выручку, хотя ни его доброта, ни прозорливость не должны меня удивлять. Ведь он всю жизнь провел в той же замечательной компании, что и я, с моим чудесным учителем — человеком, который научил меня стрелять, рыбачить… и любить. — Бранди снова приподнялась и легко коснулась губ Квентина. — Спасибо тебе за все. Твоя преданность значит для меня все на свете.

Квентин молча погладил ее по волосам.

— О чем задумались, капитан Стил?

— Я думаю, что ты столь же умна, как и красива. — Его пальцы неспешно ласкали ее шею. — А еще я думаю, что если не уйду сию секунду, то все мои благородные намерения полетят в тартарары.

— Надеюсь, — прошептала она, и взгляд ее стал совсем бархатным.

— Бранди…

— Я знаю. — Она мягко прижала палец к его губам, заставив замолчать. — Просто поцелуй меня перед сном. — Улыбнулась дразнящей улыбкой. — В конце концов, раз ты так старательно обучал меня искусству поцелуя, я бы хотела попрактиковаться в том, что выучила.

Глаза его потемнели, когда он посмотрел на ее губы.

— Что же ты хочешь повторить — поцелуй, который ты можешь позволить, или запрещенный?

— Конечно, последний. — Она нежно провела рукой по его шее. — Чтобы уже точно знать, чего мне никогда нельзя никому позволять.

Квентин глухо застонал, сдаваясь, и, опустив голову, жадно приоткрыл губы.

— Господи, солнышко, из-за тебя все мои твердые решения летят к чертям.

— Я рада. — Бранди прижалась к нему всем телом, вложив в поцелуй все то умение, которое обрела благодаря ему. Ее язык легко коснулся его губ, а затем скользнул в рот.

Тело Квентина сотрясла сильная дрожь, он инстинктивно крепче сжал объятия, стараясь слиться с ней в одно целое, и приподнял с ковра. Бранди затрепетала в его руках, охваченная незнакомым ей до сих пор желанием, которое терзало ее тело каждый раз, когда они оказывались вместе.

— Квентин… останься, — прошептала она, когда он оторвался от ее губ и с жаром принялся покрывать поцелуями ее шею и грудь, выступавшую над корсажем. — Не покидай меня… только не теперь. Эта боль невыносима.

Он снова застонал, припав к теплой коже:

— Солнышко, если бы ты только знала, как я хочу остаться. — Его губы исследовали изгиб ее плеча. — Но не могу… не могу.

— Почему? — Она обхватила его голову рукой, наслаждаясь огненным теплом его поцелуев.

— Потому что мы… — Квентин приподнял голову, пытаясь изо всех сил сохранить остатки благоразумия, но напрасно. — Бранди, мы никогда не сможем остановиться на полпути, никогда не примиримся с полумерами. Нам нужно все или ничего.

— Все, — прошептала она, глядя ему в глаза затуманенным взором.

— Нет, любимая, не все. — Он снова поцеловал ее, на этот раз медленно, вкушая сладость обоих уголков ее рта, слегка прикусив сначала верхнюю, потом нижнюю губу, и наконец полностью завладел ее ртом во всепоглощающем поцелуе, который лишил ее дыхания и украл ее душу.

— Квентин… — Она полностью растворилась в бездонности его жадного поцелуя, ее тело напряженно вытянулось, как струна, от пустоты, которую только Квентин был в силах заполнить.

С болью сознавая, что больше этого он ничего не может себе позволить, Квентин вложил в этот поцелуй всю свою муку, смятение, желание, требовавшее и одновременно дававшее ему то, чего он никогда не знал. Он буквально не мог насытиться Бранди: ее вкусом, ее запахом, невероятно чувственным объятием. Он снова и снова впивался ей в губы, чувствуя, как исчезают последние путы самообладания; он знал, что еще несколько секунд — и он понесет ее на диван и займется с ней любовью.

Квентин оторвался от нее, и каждый нерв в его теле протестующе заныл, а боль в чреслах стала такой невыносимой, что он громко застонал.

— Квентин… — задыхаясь сказала Бранди. Он прижался лбом к ее лбу:

— Мы должны остановиться. Сейчас.

— Ты почувствовал боль?

В его пылающем взгляде засветились искорки веселья:

— Мучительную боль. Такую, что я бы хотел погрузиться в нее до скончания века.

Она заморгала, инстинктивно поняв, что сама является причиной боли Квентина, а заодно и лекарством от нее, боли такой же, как ее собственная, рожденной удовольствием, а не мукой. Ей ничего так не хотелось, как утолить эту боль.

— Так почему мы должны остановиться?

— Ты сама знаешь почему.

— Нет, не знаю, — прошептала Бранди, уткнувшись ему в плечо. — Я хочу отдать тебе все. Квентин, неужели ты не понимаешь? Я люблю тебя.

Он резко вскинул голову и дико посмотрел на нее:

— Господи, Бранди, не говори этого.

— Почему же? Это правда, я действительно люблю тебя.

На его лицо легла печаль.

— Я знаю, солнышко, ты любишь меня, но не так, как думаешь. — Он медленно поставил ее на пол и мягким движением снял ее руки с шеи.

— Что это значит — не так, как думаю?

— Дружба рождает совершенно особую любовь, А страсть? Страсть — одна из самых мощных движущих сил в жизни, заставляющая людей совершать поступки, на которые они при других обстоятельствах никогда бы не решились. — Квентин легко коснулся губами ее ладоней: сначала одной, потом другой. — Вполне естественно, что, когда эти два глубоких чувства слились в одно, ты назвала его любовью.

Глаза Бранди расширились от глубокого изумления.

— И ты говоришь мне, что это не любовь?

— Я говорю тебе, что мы не можем этого позволить.

— Ты чертов дурак.

Квентин оторопел. Бранди словно окатила его холодной водой.

— Что?

— Что слышал. — Бранди отступила на шаг от него, пригладив трясущейся рукой растрепанные волосы. — У тебя такой блестящий ум, и в то же время ты совершенно слеп. У тебя на все найдется ответ, а вопросы тем не менее ставят тебя в тупик. Твоя логика безупречна, и все же твои выводы ложны, так как строятся на фактах, а не на чувствах. Короче, ты чертов дурак. И с твоей тупостью я не в состоянии справиться. Эта задача, милорд, только для вас, вас одного. — Ее голос осекся, в глазах блеснули слезы. — Нет. — Она не позволила Квентину произнести в ответ ни слова, сурово мотнув головой, — Возвращайся в Колвертон. Поезжай в Лондон и уладь все дела в министерстве. Но помни мои слова не только о благополучии Англии, но и о благополучии тех, кого ты любишь. Спокойной ночи, капитан Стил.

Глава 10

— Добрый вечер, мастер Квентин.

Квентин меньше всего ожидал в половине третьего ночи услышать приветствие Бентли.

— Бентли? — Он заморгал, стараясь, чтобы глаза привыкли к свету ламп при входе, — ламп, которые в такое время уже не должны были гореть.

После нескольких часов бесцельной езды по улицам Котсуолда ему хотелось только одного — забыться в благословенном сне, хотя у него были подозрения, что сон не придет.

— Не хотите ли выпить, сэр? — поинтересовался Бентли, затягивая пояс халата. — Или, быть может, поужинать?

— Ужин? В такой час? — Квентин оглядел дворецкого, приготовившегося ко сну, а затем, словно в подтверждение своих слов, схватился за часы. — Уже почти три, — объявил он. — Почему ты вдруг разгуливаешь по замку?

Бентли сцепил руки за спиной и принял достойный вид, насколько это позволял халат.

— О том, чтобы удалиться на покой в обычный час, не могло быть и речи, сэр. — Последовала короткая пауза. — Мне пришлось готовить подходящую форму для завтрашнего дня, так как моя теперешняя пострадала.

— Ах да, пропавшая пуговица, — кивнул Квентин, слегка улыбнувшись. Несмотря на душевное смятение, его согрела уловка Бентли, к которой тот прибегнул из лучших побуждений. — Мне следовало догадаться, что ты никогда бы не согласился появиться перед гостями Колвертона в костюме, не отвечающем требованиям безупречности.

— Разумеется, сэр. — Бентли фыркнул от одного предположения. — Как бы то ни было, когда я подготовил новую форму, я провел остаток вечера, прочесывая крыло для слуг в поисках подходящей пуговицы, чтобы заменить пропавшую. Было бы преступлением выбросить форму в отличном состоянии из-за одной потерянной пуговицы.

— Согласен. Ну и что, нашел ты подходящую пуговицу?

— К счастью, да. — Лицо Бентли оставалось бесстрастным.

— Чему я совсем не удивлен. — Скорбные морщины вокруг рта Квентина разгладились. — Ты мошенник, Бентли. — Он отмахнулся от начавшего было протестовать дворецкого. — А еще ты отличный друг — и для Бранди, и для меня. Прости, что заставил тебя не спать и волноваться о моем благополучии. Забирай свою выдуманную пуговицу и отправляйся спать.

— Я не особенно устал, сэр, — ответил Бентли, внимательно изучая лицо хозяина и делая какие-то выводы. — А вот вы наверняка устали.

— Нет. — Квентин покачал головой. — У меня слишком много забот, чтобы чувствовать усталость, хотя, Бог свидетель, времени решить все проблемы было предостаточно: я разъезжал по деревне несколько часов. И все же я по-прежнему далек от какого-то решения.

— Возможно, вам просто нужен внимательный слушатель.

Квентин невесело рассмеялся:

— Боюсь, мне нужно гораздо больше. Теперешняя проблема выходит за рамки моего опыта, а заодно и моего понимания.

— Тогда я предлагаю пройти в гостиную и выпить. Эти поможет вам расслабиться и даст нам возможность поговорить.

Квентин невольно бросил взгляд на лестничную площадку второго этажа, ясно вспомнив обещание брата продолжить их горячий спор позже вечером. Перспектива еще одной перебранки с Дезмондом была совершенно ему не по вкусу и послужила второй причиной, почему он затягивал возвращение в замок. В голове у Квентина все еще звучала гневная отповедь Бранди, губы все еще помнили ее тепло, его терзала неуверенность, и последний человек, с которым ему хотелось бы сейчас столкнуться, был сводный брат.

— Дезмонд спит? — спросил он Бентли.

— Да, — подтвердил дворецкий, кашлянув. — Мы с Сандерсом отнесли его в постель несколько часов назад.

— Другими словами, Дезмонд напился и не мог сам идти.

— Он действительно отключился. Но Сандерс и я были очень осторожны: мы убедились, что в холле и на лестнице никого нет, прежде чем нести мастера Дезмонда в спальню. Я помог заодно облачить герцога в ночную рубашку, Сандерс вряд ли сам управился бы — все-таки ноша в двести фунтов.

Квентин поморщился:

— Бедняга Сандерс. Когда он работал на отца, то был только камердинером. Теперь ему также приходится быть сторожем и носильщиком. Как бы я хотел, чтобы Дезмонд нашел в себе силы и перестал топить горе в бутылке. Этим отца не вернешь.

Бентли дипломатично пропустил это замечание, вернувшись к началу разговора.

— В любом случае вам не стоит беспокоиться, что мастер Дезмонд нас услышит. Итак, пройдем в гостиную, как я предлагал?

— Вперед, Бентли.

Они пересекли холл и закрыли за собой дверь гостиной. Бентли не мешкая подошел к буфету и налил две порции мадеры:

— Готово, сэр.

— Спасибо. — Квентин остановился лишь на секунду, чтобы взять протянутый бокал, а затем вновь принялся вышагивать по ковру ручной работы, охваченный тем же беспокойством, от которого так и не смог избавиться, покинув Бранди.

— А я думал, милорд, что вы, возможно, сегодня вообще не вернетесь в Колвертон, — заметил Бентли. Квентин замер на ходу:

— Почему? Где я, по-твоему, провел бы ночь?

— В Изумрудном домике.

— Проклятие! — Квентин одним глотком выпил вино и со стуком поставил бокал на сервировочный столик. — И ты тоже?

— Простите?..

— Дезмонд уже обвинил меня в том, что я пытаюсь соблазнить Бранди. Должен ли я предположить, что ты разделяешь его мнение?

— Ни в коем случае, милорд. — Бентли напыжился, всем своим видом выражая праведное возмущение. — Я просто имел в виду, что для мисс Бранди в ее теперешнем состоянии неожиданная депеша из военного министерства могла оказаться чересчур сильным испытанием. Она наверняка расстроилась, и ей понадобились ваша поддержка и утешение. У меня и мысли не было о соблазнении.

— В самом деле? — Квентин отвернулся от него. — Тогда ты гораздо лучше, чем я. Потому что у меня такая мысль как раз была.

— Вы излишне суровы к себе, милорд.

— Разве? — Квентин резко повернулся, чтобы посмотреть в лицо другу. — Я знаю Бранди всю ее жизнь, провел с ней больше времени, чем все обитатели Колвертона вместе взятые. Я научил ее стрелять, ловить рыбу, ездить верхом. Я радовался ее жизнелюбию, поощрял ее самостоятельность, я говорил себе, что делаю это ради нее, что ей нужен рядом понимающий друг, крепкое плечо — мое. Я никогда не рассчитывал, что однажды я могу… она… мы… — Он замолчал и прошел по комнате, чтобы наполнить бокал.

— Повторяю, вы излишне к себе суровы, милорд. Квентин медленно поставил бутылку мадеры в буфет, не отрывая от нее взгляда.

— Бентли, лучше я скажу прямо. Чувства, которые я испытываю к Бранди в последние несколько дней, никак не назовешь братскими.

— Она превратилась в прелестную молодую леди, не правда ли? — мягко заметил Бентли.

От неожиданности Квентин вскинул голову и вперился взглядом в лицо Бентли:

— Так ты не удивлен?

— Чему удивляться? Что вас потянуло к мисс Бранди как к женщине? Нет, не удивлен, сэр. Прошу простить за фамильярность замечания, но мисс Бранди красивая, умная, восхитительная собеседница. Ваши чувства к ней всегда были сильны — даже когда она была совсем ребенком. Так почему бы им затухнуть теперь?

— Бентли, мне кажется, ты не понимаешь, что я говорю. Речь сейчас вовсе не о силе моих чувств, а о том направлении, которое они приняли. Дезмонд прав. Мне действительно нужна Бранди, но не как друг или сестра или нечто столь же платоническое. Я хочу ее. Именно так, как говорил Дезмонд. Ну, теперь-то тебе все ясно?

Бентли слегка приподнял бровь:

— Я понял все с первого раза, милорд. И смею добавить, ваше желание, вспыхнувшее к мисс Бранди, не является для меня величайшим открытием. Желание может быть рождено множеством причин. И проявляется оно по-разному. Но что бы ни говорил мастер Дезмонд, о соблазнении тут не может быть и речи, по крайней мере для вас и мисс Бранди.

Квентин пораженно покачал головой.

— Твоя интуиция потрясает, — проговорил он с неприкрытым восхищением. — Неужели, что бы я ни сказал, тебя ничем не удивишь и не шокируешь?

— Думаю, да. — Бентли едва заметно усмехнулся, — Видимо, мисс Бранди сделала правильный вывод: я знаю вас обоих гораздо лучше, чем вы сами знаете себя. — Он помолчал и скромно добавил: — Хотя в данном случае не нужно быть провидцем, чтобы разглядеть очевидное.

— И теперь, когда мы разглядели очевидное, как я должен поступить?

— А как вы хотите поступить?

— Как я хочу поступить и как велит мне долг — это разные вещи.

— Как скажете, сэр.

Квентин прищурился:

— Это что, своего рода ответ?

— Вовсе нет, милорд. Только вы можете найти ответы, которые ищете. И мне кажется, вы пока не готовы к этому.

— Видимо, не готов. Проклятие… я совершенно растерян. — Квентин потер виски. — Бранди страдает, и страдает из-за меня. А я не знаю, как облегчить ее боль. Что бы я ни сделал, ей будет только хуже.

— Не забывайте о своем глубоком чувстве.

— Об этом мне напоминать не нужно.

— Конечно же, нужно. Иначе вы бы ни на секунду не задумались над смехотворным утверждением мастера Дезмонда. Соблазнение — мелкий, эгоистичный поступок. Любовь — ни то ни другое, особенно когда она взаимна. И думаю, вы не сомневаетесь, что мисс Бранди отвечает на ваши чувства, не так ли?

— Нет. — У Квентина перехватило дыхание. — Не сомневаюсь. — Он уставился в никуда, вспомнив красоту Бранди, когда она смотрела ему в глаза, ее восторженный взгляд, раскрасневшееся лицо.

«Квентин, разве ты не понимаешь? — Он слышал ее голос так ясно, словно она находилась сейчас в этой комнате. — Я хочу отдать тебе все. Я люблю тебя»

— Проклятие. — Сжав кулаки, Квентин затряс головой, отгоняя прочь откровенное признание Бранди, да и свою собственную слабость. — Я знаю, что чувствует Бранди, я даже знаю, что ей кажется, будто она чувствует. Но она слишком молода и слишком невинна, чтобы предвидеть последствия того, что происходит между нами. Она не может ясно думать. Да она вообще ни о чем не думает. Поэтому я должен принимать решения за нас обоих.

— А вы, милорд, ясно мыслите?

— Достаточно ясно. И я понимаю, что для Бранди лучше всего. — Квентин решительно выпятил подбородок. — Я не имею права лишить ее всего, что она заслуживает, — и не намерен так поступать. Она едва оправилась от одного душевного потрясения, и я не хочу служить причиной другого.

Бентли наклонил голову, мгновенно уловив новую напряженную интонацию в голосе Квентина.

— Сегодня еще что-нибудь произошло?

— Да. Мы с Дезмондом были одни, когда он выпалил свое обвинение. Оно переросло в безобразную горячую перепалку… и тут как раз появилась Бранди.

— Она услышала, в чем вас обвинил мастер Дезмонд?

— Нет, но она сразу поняла, что является причиной ссоры. И настояла, чтобы я подробно все ей рассказал.

— Это меня не удивляет, сэр. Мисс Бранди довольно настойчива, когда пожелает.

— Я знаю, — вздохнул Квентин. — Как бы то ни было, намек Дезмонда очень расстроил ее. Наверное, она не ожидала с его стороны такого выпада после того сочувствия, которое он проявлял к ней последние две недели.

— Надеюсь, вы перестали обманывать себя, думая, что у мастера Дезмонда и мисс Бранди есть общее будущее?

— Нет, эта мысль больше не преследует меня. Не только я убежден, что Дезмонд обманывается насчет Бранди, она сама убеждена. Нет, что касается роли Дезмонда в жизни Бранди, то у меня только две причины для беспокойства. Первая — это то, что он попытается использовать свое опекунство, чтобы сломить ее волю, — и я очень надеюсь, что ты помешаешь его попытке в мое отсутствие.

— Сделаю все, что смогу, сэр.

— И моя вторая боль — та, которая действительно не дает мне покоя, — это то, что Дезмонд окажется слишком слаб, чтобы обеспечить безопасность Бранди.

Бентли изумился:

— Безопасность мисс Бранди, милорд?

— Да. Вот почему я вдвойне рад, что завтра ты отправишься в Изумрудный домик искать свою несуществующую пуговицу. — Квентин помрачнел. — У меня нет оснований для дурных предчувствий. Несомненно, я проявляю излишнюю осторожность. Так всегда происходит, если речь идет о Бранди. Поэтому я не стал с ней обсуждать именно эту версию. А также еще и потому, что не хотел лишний раз волновать ее теорией, которая, весьма вероятно, беспочвенна.

— Я ровным счетом ничего не понимаю, сэр.

Квентин задумчиво отставил бокал:

— Нам до сих пор неизвестно, кто убил Ардсли и моих родителей, а также на кого именно готовилось покушение. Предположим, что по каким-либо причинам целью убийцы был именно Ардсли. Разве это не означало бы, что теперь Бранди находится в опасности? Подумай как следует, Бентли. Каков бы ни был мотив убийства, чем бы ни стремился завладеть убийца — деньгами, семейными ценностями, имуществом, — разве нельзя предположить, что Ардсли завещал это Бранди и она теперь, ни о чем не подозревая, является их владелицей?

Бентли побледнел:

— Мне и в голову не пришло, что такое возможно.

— Это еще одна причина, по которой я отказываюсь покинуть Котсуолд до тех пор, пока не будет раскрыто убийство. Не только чтобы родители покоились в мире, но и чтобы Бранди чувствовала себя в безопасности — в полной безопасности. Я отказываюсь доверить ее благополучие Дезмонду, особенно теперь. Даже при лучших обстоятельствах на него нельзя положиться. А после смерти отца он все время напивается до полной потери рассудка. Нет, я никак не могу оставить Англию именно сейчас. Мне нужно убедить чиновников военного министерства отложить их приказ. — Квентин устало потер глаза. — Кстати, мне нужно попытаться поспать хотя бы несколько часов. Скоро рассвет. Я хочу пораньше выехать в Лондон.

— Конечно, — согласился Бентли, отметив, что небо на востоке приобрело бледно-желтый оттенок. — В какое время подать карету?

— В семь. — Квентин пересек комнату и замер, взявшись за дверную ручку. — Будем надеяться, мое присутствие в колонии требуется не так уж срочно и что, как только я расскажу о результатах следствия, проведенного на Боу-стрит, мои начальники пересмотрят свое решение и отложат мой отъезд.

— Уверен, они так и поступят, милорд. А что касается безопасности мисс Бранди, по крайней мере на ближайший день или два, пока вас не будет, то не беспокойтесь. Я позабочусь, чтобы она не оставалась одна.

— Спасибо, Бентли. — Квентин глубоко вздохнул. — Ты незаменим. Как бы мне хотелось, чтобы опекуном Бранди вместо Дезмонда был ты.

Бентли задумчиво уставился вслед удалявшейся фигуре хозяина.

— Это уже не важно, сэр, — пробормотал он себе под нос. — Чутье мне подсказывает, мисс Бранди недолго будет нуждаться в опекуне.

Бранди чувствовала, что ей нужен чей-то совет, но у нее и мысли не возникало об опекуне.

Она разметалась на подушках и уставилась в потолок, жалея, что не обращала больше внимания на слова Памелы, когда та лирически описывала любовь. Уж кто-кто, а Памела разбиралась в этом.

«Памела, как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас была здесь и могла дать мне совет», — думала Бранди, и сердце у нее сжималось от знакомого чувства потери.

Куда пойти, чтобы найти ответы? Где поэты черпают свои знания, куртизанки свое умение, любовницы свое очарование? Им всем наверняка приходилось начинать с нуля, так же как и ей. Ведь они тоже были когда-то неопытными и несведущими, а как же иначе? Тем не менее где-то как-то они узнали все, что им нужно было знать об этом таинственном чувстве, называемом любовью.

А как ей узнать?

Отбросив одеяло, Бранди села, обхватив колени руками, и решила оставить все попытки заснуть.

Судя по тому, что она помнила из рассказов Памелы и поэтических сонетов, ей сейчас следовало испытывать умопомрачительную радость или раздирающую сердце боль. Вместо этого она чувствовала полное разочарование и непреодолимый гнев.

Она даже не представляла, что Квентин окажется таким болваном. Двадцать лет она боготворила его, смотрела снизу вверх, как на самого лучшего из всех мужчин.

Сегодня он продемонстрировал все, что угодно, только не блестящий ум.

Как он мог так запросто отмахнуться от того, что происходит между ними, отказаться признать в этом любовь? Как он мог вообразить, будто это чувство исчезнет, если они станут его игнорировать?

Ведь это была любовь. И черт бы его побрал, Квентин знал это.

Бранди схватила подушку, энергично взбила ее, потом положила на колени и уперлась в нее локтями.

Она знала о романах Квентина даже больше, чем он мог себе представить. За столько лет она повидала их предостаточно: статных, красивых женщин, цеплявшихся за его руку подобно ухоженному плющу. Квентину она ничего не говорила, разумеется. Он, как и ее отец, как все прочие гости, съезжавшиеся на тихие приемы в загородный дом, полагал, что она спит в этой самой комнате: прелестной комнате, украшенной зеленью и цветами, которую Памела специально оставляла для визитов своей любимицы. Но Бранди не спала. Она выжидала, пока не начнут играть скрипки, и тогда выбиралась из окна, скатываясь в темноте на землю. Оказавшись внизу, она быстро бежала к раскидистой пихте перед покоями гостей, за которой начинался густой лес. Это было очень удобное место, потому что она легко пряталась среди мохнатых ветвей дерева и, никем не замеченная, обозревала всю территорию перед Изумрудным домиком.

Это оказалось очень познавательно.

За ночь с полдесятка пар осторожно скользили между деревьями, явно пытаясь укрыться в темноте. К шести годам Бранди выросла настолько, что уже могла дотянуться до нижней ветви и вскарабкаться на пихту. К восьми она уже понимала смысл происходящего: это были тайные свидания, не похожие друг на друга, — одни пары ограничивались неспешной прогулкой под луной, другие начинали в пылу срывать с себя одежду. Хотя, конечно, до нее не доходило, с чего это вдруг два человека стремятся прилипнуть друг к другу, как два облизанных леденца.

Но видимо, эти свидания доставляли молодым людям удовольствие, потому что Квентин часто тоже был в их числе — он и какая-нибудь дама, приехавшая в гости. Некоторых его спутниц Бранди узнавала, других — нет.

Она ясно помнила леди Пенелопу Маллер, светлые волосы которой всегда были уложены в одинаковое количество аккуратных буклей. Леди Пенелопа тихо смеялась и таращилась на Квентина, словно тот был божеством, посланным на землю. После нее была дочь угрюмого виконта — как ее там звали? — Эдвина. Леди Эдвина какая-то. Немного старше восемнадцатилетней Пенелопы, ей было года двадцать два. А волосы у нее были черные как ночь. Но звонкий смех и восхищенные взгляды — такие же.

Были толпы других.

Бранди смутно помнила потрясающую красавицу графиню из Йоркшира, еще дочь канадского чиновника… а поток была вдова — маркиза Элмсвуд. Юную Бранди тогда потрясло, что матроне, побывавшей замужем и достигшей преклонного возраста, тридцати одного года, захотелось целоваться в губы с молодым человеком восемнадцати лет. Тем не менее вдова, казалось, наслаждалась этим, если судить по ласковым словечкам и тихим глубоким стонам.

Замужние женщины тоже бегали за Квентином. Это шокировало Бранди больше всего. Но, как она и ожидала от Квентина, отличавшегося моральной чистотой, он пресекал все их заигрывания и имел дело только со свободными женщинами, которые могли прогуливаться по лесу, не рискуя, что за ними прибегут разгневанные мужья и вызовут Квентина на дуэль.

Хотя, вспомнила Бранди с улыбкой, была все-таки парочка разгневанных отцов. Они особенно негодовали, когда прогулки Квентина с их дочерьми переросли границы игривой болтовни и невинных поцелуев. Квентин был осторожен в своем выборе, приберегая самые пылкие и смелые объятия для опытных светских женщин. Бранди всегда угадывала, когда он задумывал нечто более скандальное, чем поцелуи, потому что тогда он уводил даму дальше в лес, где даже Бранди со своего отличного наблюдательного поста не могла разглядеть их действия.

К тому времени, когда ей исполнилось двенадцать, Бранди потеряла счет женщинам Квентина. Причем только тем, с кем он хороводился в Изумрудном домике. Одному Богу известно, сколько их было вообще. Она даже не представляла, какие запретные встречи происходили в клубе «Олмак» во время лондонского сезона или в течение долгих месяцев, когда Квентин жил в Оксфорде. Или во время пышных приемов в Колвертонском замке, которые постоянно устраивали Памела и Кентон и которые Бранди постоянно отказывалась посещать. Она с плачем молила отца, и он в конце концов сдался и освободил ее от тяжкой обязанности сопровождать его на балы. Когда она была ребенком, Колвертон казался ей огромным холодным домом.

Губ Бранди коснулась ироничная усмешка. Сейчас она стала взрослой, а мнение о Колвертоне у нее такое же.

В любом случае, несмотря на ее юный возраст и некоторую неосведомленность, ночные бдения под пихтой научили ее даже с расстояния в двадцать футов распознавать первые признаки того, что Квентин увлечен женщиной: хриплые нотки, появлявшиеся в его голосе; осторожные прикосновения к лицу женщины, ее волосам, даже плечам; решительность, с которой он брал ее за подбородок и приподнимал его, чтобы добиться поцелуя; и, правда очень редко, едва заметная потеря самообладания, когда он держал даму в объятиях.

Тогда ею двигало простое детское любопытство, которое заставляло подглядывать за Квентином, чтобы понять его действия.

Теперь это было нечто большее.

Вздохнув, Бранди провела пальцами по тонкому муслину своего пеньюара. Она сравнивала то, что наблюдала много лет назад, с тем, что пережила сама, оказавшись несколько восхитительных раз в объятиях Квентина. Он, конечно, сохранял свое проклятое самообладание, хотя с трудом. Но дрожь в его голосе, когда произносил ее имя, затрудненное дыхание, порывистость движения, когда он привлекал ее к себе, — все это говорило о внутренней борьбе, происходившей в его душе. Такого раньше с ним не случалось, по крайней мере насколько помнила Бранди. И внутренний голос подсказывал ей шепотом, что если мир исчезает каждый раз, когда Квентин оказывается рядом с ней, то это чудо внове не только для нее, но и для него тоже.

И тем более оно его пугает, потому что их давняя дружба диктует ему роль старшего брата и он вбил себе в голову, что обязан защищать ее.

Если бы только он позволил чувству взять верх над разумом — лишь разок. Если бы только он отбросил в сторону благородство и мысли о долге и прислушался к собственному сердцу. Тогда, возможно, он понял бы правду.

Бранди легко коснулась кончиками пальцев своих губ, упиваясь воспоминанием о том, с каким невероятным усилием Квентин оторвался от нее.

Он считал, что она наивна.

А на самом деле это он глупец.

Он считал, ее неопытность не позволяет отличить любовь от страсти.

Он никогда еще так не ошибался.

Он считал ее ребенком — маленьким и слабым, нуждающимся в его защите.

И как он не видит, что, отказывая ей, а заодно и самому себе, он причиняет ей больше боли, чем любая его отлучка. Потому, что Бранди понимала — он принадлежит в первую очередь Англии. Она бы довольствовалась даже самыми краткими встречами, которые судьба могла бы им подарить, и вынесла бы боль каждого расставания, и ей не страшны были-бы бессонные ночи, потому что она молилась бы за него и ждала его скорейшего возвращения.

А вот чего она не могла вынести, так это мысли, что вообще его не получит.

«Квентин, — горестно сокрушалась она, вглядываясь в темноту комнаты. — Как мне открыть тебе глаза? Я больше не та непоседливая девчонка, которая лила слезы, когда ты с ней прощался. Хотя, наверное, что-то во мне от нее осталось. Возможно, навсегда. Но я уже выросла, о чем сама не подозревала, пока ты не вернулся. Ну как мне убедить тебя, что я изменилась? Что мы оба изменились? И то, что происходит сейчас между нами, — красиво и правильно? Назад нам уже нет пути. И даже если бы был, то мне этого не нужно. Да и тебе тоже».

Она поднялась и. выдвинув ящичек трюмо, достала пистолет, который держала под рукой с тех пор, как Квентин подарил его четыре года назад. Она с любовью погладила резную рукоять, вспоминая ту минуту, когда Квентин объявил, что пистолет отныне принадлежит ей. Тогда он собирался в путь. Это была реальность, с которой она, совсем еще ребенок, не могла смириться. А теперь? Теперь, если в министерстве настоят на своем, он снова уедет.

Прекрасная возможность показать ему, какой сильной она стала. Так она и сделает, после того как лишит его проклятого самоконтроля.

С новой решимостью Бранди крепче сжала пистолет, вспомнив состязание по стрельбе, которое предшествовало отъезду Квентина, — тогда она одержала победу.

До сих пор она ни разу не проиграла Квентину. И сейчас не время.

Глава 11

Квентин вышагивал по номеру лондонской гостиницы, чувствуя себя, как запертый в клетку тигр, которого тычут палками сквозь прутья решетки.

Что-то было не так. Он знал это. Поход в военное министерство вылился в серию недоуменных вопросов, оставшихся без ответов, и необъяснимых требований. После трехчасового ожидания на Даунинг-стрит в приемной, успевшей стать ему ненавистной, и четырехчасовой ходьбы от одного мелкого чиновника к другому Квентин все еще не представлял, почему он так спешно понадобился в колониях и кто именно приказал отозвать его из страны.

Но он во что бы то ни стало решил выяснить это у самого лорда Батерста, военного министра Англии.

Упав на кровать, Квентин положил руки за голову, так и не остыв от злости из-за некомпетентного равнодушия, с каким его принимали. В конце концов он вышел из себя, что случалось с ним довольно редко, и, пылая от гнева, потребовал записать его на прием к Батерсту на следующее же утро. Его требование было немедленно выполнено краснолицым заикающимся служащим, который заверил Квентина, что министр примет его ровно в девять утра на следующий день.

Это означало, что Квентину нужно было заночевать в Лондоне. Он тут же отправил депешу Бентли, в которой описал ситуацию и попросил вновь навестить Изумрудный домик — и Бранди, конечно. Квентин ни секунды не сомневался, что его просьба будет выполнена просто из чувства лояльности к нему и Бранди. Не говоря уже о том, что дурное самочувствие Дезмонда даст дворецкому прекрасную возможность исчезнуть на несколько часов. Нет, Квентин не сомневался, что за Бранди присмотрят.

Но, будь оно все проклято, он хотел вернуться домой.

Домой.

Подумал и улыбнулся, потому что представил не Колвертон и даже не армию, а Изумрудный домик, и сад, расцвеченный яркими красками лета, и лес в зеленом бархате, и Бранди с перепачканным землей носом.

Улыбка Квентина померкла.

Как же ему быть с этим безграничным чувством?

Ответ напрашивался сам собой. Во-первых, ему нужно прямо признаться самому себе, что он влюбляется в Бранди Таунзенд.

Бранди — его единственное солнышко: непочтительная шалунья, которую он баловал с самого рождения, потакал всем ее прихотям вопреки благоразумию, подшучивал, учил и лелеял. Именно с ней он поделился своими понятиями о чести, надежности, открытости, именно с ней он делил веселье так, как ни с кем другим.

Влюбляется в нее? Да он уже любит ее! Сознание этого пришло неожиданно, словно открылись запертые шлюзы. Резко вскочив, Квентин уставился невидящим взором в пустоту, пытаясь примириться с неоспоримой правдой.

Каким же слепым глупцом нужно быть, чтобы отрицать очевидное! Он всю жизнь заботился о Бранди: ему доставляло радость наблюдать за ее первыми шагами, чудесными открытиями детства и даже болезненным взрослением. Покидая Англию, он увозил с собой нежные воспоминания о редкой, непритязательной юной девушке. А когда он возвратился, то нашел взрослую женщину.

У Квентина сжалось сердце, когда он вспомнил странное чувство, не оставлявшее его в Европе, — сознание, что все, что он любит, как-то изменится.

Он не ошибся.

Не стало родителей.

И его маленькой проказницы тоже.

Только в последнем случае место Бранди заняла красивая желанная женщина, в которую он влюбился в первую же секунду, когда увидел ее преклонившей колени у могилы его родителей со слезами горя на лице вперемешку с каплями моросящего дождя. Она потянулась к нему, чтобы разделить его боль, отдать свое тепло, воплощая собой все, что было дорогого и хорошего в его жизни.

И что же ему теперь делать?

Она любит его.

Он знал это так же верно, как то, что она отдаст ему свою душу с радостью и не задавая вопросов.

И так же верно он знал, что никогда не сможет принять ее. Как и не сможет уйти.

Квентин пробормотал ругательство и крепко зажмурился.

Все, чего он добился этим, — тут же представив Бранди: мокрое платье облепило ее фигуру, карие бархатистые глаза мягко лучились, а улыбка, казалось, сама освещает весь мир. А еще он вспомнил, как держал Бранди в объятиях. Словно никогда и не отпускал ее, словно разделился надвое, когда разомкнул кольцо рук, словно вот-вот взорвался бы, если бы не прижал ее крепче.

Страсть — неприкрытая, неотвратимая — охватила его существо, и Квентин громко застонал, хотя самому хотелось закричать во все горло. Проклятие, он вожделел ее. Жажда обладать ею почти затмевала разум.

А ведь она заслуживает гораздо больше — мужчину, который сможет сделать ее центром своей вселенной, предложить ей вечность, не говоря уже обо всем остальном. Кто бы ни был этот вымышленный мужчина, Квентину захотелось убить его.

Квентин резко вскочил и возобновил хождение. Еще месяц назад в его жизни был полный порядок: он принадлежал армии, а все, кого он любил, благополучно обитали в Котсуолде. Теперь же родители мертвы, их убийца на свободе, министерское начальство ведет себя непонятным образом, а сам он не представляет, кто он такой и где его место.

И не к кому обратиться, потому что единственный человек, который его понимает, как раз и сводит его с ума.

Бранди.

Квентин понял, что, признав свое чувство, он так и не получил ответа, которого искал. Ему стало даже хуже, чем прежде, он сам загнал себя в тупик, из которого не было выхода.

Необходим отдых. Нельзя себе позволить провести еще одну бессонную ночь, ведь завтра утром предстоит важная встреча. Ему нужно быть бодрым, готовым ясно изложить свое дело военному министру. Потому что, чего бы это ни стоило, он обязан убедить чиновников военного министерства задержать приказ, после того как разберется в причинах их неприветливого приема.

Квентин устало опустился в кресло и запрокинул голову на подушку. Видимо, все его проблемы — чувство к Бранди, беспокойство о ее безопасности, будущая карьера в армии — целиком зависели от одного: удастся ли раскрыть убийство родителей.

А потому было возможно только одно решение: он не покинет английской земли до тех пор» пока не арестован убийца.


— Почему, Бентли? Почему Квентин сегодня не вернется? Чего ты не договариваешь?

Услышав от дворецкого новость, Бранди вскочила и схватилась за столбик беседки, испытывая разочарование и беспокойство.

— Я ничего от вас не скрываю, мисс Бранди.

Бентли, преисполненный чувства долга, стоял перед беседкой; не прошло и десяти минут, как он прибыл в Изумрудный домик. Он в точности следовал маршруту вчерашнего дня: обогнул дом и сразу направился к беседке, зная, что найдет Бранди в ее излюбленном месте, где она, как всегда, будет любоваться садом и мечтать.

Он терпеливо повторил известие:

— В послании мастера Квентина сказано только, что ему необходимо переговорить с самим министром и что встреча назначена на раннее утро. Он надеется вернуться в Котсуолд не позже сегодняшнего вечера или в крайнем случае завтра утром. — Очевидно, в военном министерстве были недовольны просьбой Квентина. — Бранди нахмурилась, спускаясь в сад. — Наверное, они настаивают на своем, чтобы он немедленно выехал в колонии. — Она наклонила голову, глядя на Бентли. — Квентин хочет отложить отъезд главным образом из-за меня?

Дворецкий смешался.

— Так из-за меня, Бентли?

— Помимо прочих обстоятельств, да.

— Этого я и боялась. — Бранди выпятила маленький подбородок. — Ну так вот, я этого не потерплю.

— Прошу прощения? — Дворецкий вопросительно поднял бровь.

— Бентли, присядь со мной на минутку. — Бранди указала? на скамейку рядом с беседкой. — Думаю, нам пора поговорить по душам.

— Как пожелаете, мисс Бранди. — Бентли подождал, пока Бранди усядется, а потом опустился на скамью рядом с ней. Бранди, не теряя ни секунды, выпалила самое главное:

— Я люблю Квентина. Полагаю, тебе это известно?

— Вы полагаете правильно. — Бентли чуть дернул краем рта. — Только болван мог бы не заметить вашего явного расположения к мастеру Квентину.

— Так вот, этот самый болван сейчас находится на улице Уайт-Холл, в министерстве.

Бентли зашелся кашлем, в котором скорее можно было заподозрить подавленный смех.

— Не стану спорить. Однако в его защиту скажу: я не сомневаюсь в том, что мастер Квентин догадывается о ваших чувствах. Правда, в своих собственных он еще не разобрался.

— Не скрыт ли в твоих словах тонкий намек, будто, по-твоему, Квентин отвечает на мою любовь?

— Прошу простить меня за дерзость, миледи, но только другой болван не смог бы заметить столь очевидную реальность.

Бранди весело сверкнула глазами.

— В таком случае, Бентли, я с радостью буду болваном, о котором ты говоришь. — Она сцепила пальцы на коленях. — Теперь, когда мы раскрыли наши карты, буду говорить прямо.

— Я не подозревал, что вы умеете говорить как-то иначе.

— Твоя правда, — усмехнулась Бранди. — Тогда ладно, я и дальше буду говорить прямо. Единственный способ выбить из головы Квентина дурацкое убеждение, будто мне от него нужна только защита и ничего больше, — это продемонстрировать ему, насколько я самостоятельна.

— Вот как, миледи? — спокойно заметил Бентли. — И, зная вас, я могу предположить, что вы уже подготовили план, как этого достигнуть?

— Да. И если мой план окажется удачным, то он не просто убедит Квентина, что я сильный человек, но, возможно, поможет нам ближе подойти к раскрытию убийства наших родителей. — Бранди наклонилась к дворецкому с видом заговорщика. — Хочешь послушать?

— Я весь внимание.

— Пока Квентин задерживается на день или два в Лондоне, я задумала выполнить то, что обещала сделать, узнав об убийстве, — взять дело в свои руки. Сразу после завтрака я поеду в Таунзбурн и тщательно обыщу кабинет отца. Он действительно держал самые важные документы дома. Возможно, какой-то из них подскажет нам мотив убийства. Если такая подсказка существует в Таунзбурне, я найду ее.

Бентли не на шутку испугался.

— Я ясно слышал, как вы заверяли мастера Квентина, что дождетесь его возвращения, прежде чем предпримете какие-либо опрометчивые шаги — как то: понесетесь во весь опор в Таунзбурн и тем самым, возможно, подвергнете свою жизнь опасности.

— Каким образом поездка в наш с папой дом навлечет на меня опасность? — Тонкие брови Бранди взметнулись вверх. — Это смешно, Бентли. Квентин, как всегда, излишне опекает меня. В конце концов, вряд ли убийца разгуливает вокруг дома или сидит в засаде в ожидании, что кто-нибудь приедет и обнаружит его присутствие. Но даже если и так, я там живу, и, думаю, мой приезд не должен вызвать у него подозрений, ты согласен? Только мы с тобой знаем истинную цель моей поездки, и точно так же только мы с тобой узнаем, даст ли она удачный результат, то есть обнаружу ли я что-нибудь подозрительное. Кроме того, Квентин просил меня только о том, чтобы я дала ему один день, прежде чем начну действовать. Что ж, один день я ему дала. Не моя вина, что он задержался в министерстве. К тому же я дала ему слово, что не поеду в Таунзбурн одна. Слово я сдержу. Со мной будешь ты. — Она затаила дыхание, дожидаясь, что скажет дворецкий.

— Я, миледи?

— Ну конечно. — Она искоса бросила на него многозначительный взгляд. — Ты ведь все равно планировал провести почти весь день где-то поблизости от меня, разве не так? Вот и вчера ты ходил за мной хвостом, как гувернантка за маленькой подопечной. Выполняя просьбу Квентина, разумеется. — Она улыбнулась. — Может, я и болван, Бентли, но вовсе не глупа. Я понимаю, Квентин отослал тебя в Изумрудный домик вместо себя. Он хотел удостовериться, что я не совершу ничего опрометчивого под воздействием минуты. Ну так вот, мне не нужна гувернантка. Мне нужен друг. Друг, который верит в мою способность самой защитить свое будущее. — Бранди умоляюще опустила руку на рукав Бентли. — Прошу, помоги мне. Я не нарушу своих обещаний. И Квентин не рассердится из-за моего решения, ведь со мной поедешь ты.

— Ладно, я провожу вас в Таунзбурн, — объявил Бентли, одергивая жилет. — Но не благодаря вашим малоубедительным доводам, которые мне только что пришлось выслушать.

Бранди заморгала:

— Тогда почему? Бентли решительно поднялся.

— Потому что, соглашусь ли я сопровождать вас дли нет, вы все равно улизнете туда. Поэтому, поставленный перед таким выбором, я предпочту быть, как вы изволили выразиться, вашей гувернанткой и заботиться о вашем благополучии. Это все-таки лучше, чем позволить вам умчаться сломя голову, как неразумному сорванцу.

— Спасибо, Бентли. — Бранди вскочила со скамьи и порывисто обняла дворецкого. — Ты даже не можешь представить, как этот неразумный сорванец благодарен тебе.

Бентли остался, как всегда, со сцепленными за спиной руками, но на его губах промелькнула улыбка.

— Я рад, что мы нашли с вами взаимопонимание, миледи. Особенно если вы осуществите все задуманное. Мастеру Квентину наверняка придется часто уезжать за границу по делам министерства, а дома он будет оставлять невозможно трудную женщину, которую любит, и, следовательно, для меня откроется пожизненная перспектива служить гувернанткой. — Бентли сокрушенно вздохнул. — Хорошо сознавать, что работа у тебя постоянная.

— На всю жизнь, Бентли, — пообещала Бранди, кокетливо улыбнувшись. — Не сомневайся, на всю жизнь.

— Батерст, давай прекратим эту игру. — Сидя на стуле, Квентин наклонился вперед и внимательно посмотрел на военного министра из-за горы документов, возвышавшейся на столе. — Мы давно знаем друг друга. Я один расшифровал больше французских кодов, чем вся британская армия вместе взятая. Я всегда был честен. И по отношению к себе то же хочу честности.

— И я хочу того же. — Батерст нахмурился, пробегая глазами депешу, которую Квентин сердито положил перед ним. — Я издал этот приказ потому, что мои советники сошлись на одном: ты нужен в колонии, а именно в районе близ озера Эри. Это единственное место, где у американцев решительное преимущество над нами. Для того чтобы отразить их атаки и вновь завладеть инициативой, мы должны сначала расшифровать их закодированные донесения. И, откровенно говоря, никто не сделает это лучше тебя. — Батерст задумчиво потер подбородок. — В то же время у меня пока нет сведений, что американское вторжение неминуемо. Поэтому в свете того, что ты мне только что рассказал о результатах следствия, проведенного чиновниками с Боу-стрит, я не вижу причин, почему наши войска не могут обойтись без тебя еще несколько недель. Считай, что твоя просьба удовлетворена. Докопайся до причины безвременной смерти своих родителей. В колонии поедешь сразу же после расследования.

— Я благодарен тебе, Батерст. — Квентин нервно обхватил колени. — Но мне интересно другое. Почему все твои подчиненные вели себя вчера так чертовски уклончиво?

— Уклончиво? — Министр еще больше нахмурился. — Если ты спрашиваешь, почему твоя просьба не была удовлетворена сразу же, то ты уже знаешь ответ. Приказ подписан мною, и никто, кроме меня, не имеет права изменить его. И я уверен, тебе сказали, вчера меня здесь не было: почти весь день я провел в парламенте.

— Мне так и сказали. Конечно, я не предполагал, что кто-то решится действовать вопреки приказу. Но я смел надеяться, что мою просьбу выслушает хотя бы кто-нибудь из адъютантов. А вместо этого от меня отделывались какими-то отговорками и заставляли дожидаться людей, которые так и не снизошли до встречи со мной. Видимо, никому не хотелось разбираться в моем затруднении.

— На это ничего не могу тебе ответить, Стил. Но согласен, все это очень странно. — Батерст поднялся из-за стола. — Если ты дашь мне имена всех помощников, с которыми ты говорил или пытался поговорить, я займусь этим делом.

Но ощущение, будто все-таки здесь что-то не так, не прошло.

— Тем самым ты снимешь огромную тяжесть с моей души, — ответил Квентин, беря в руки перо. — Дай мне еще минуту, и я представлю тебе список.

Он тут же написал пять имен. Но прошел целый день, а от Батерста — ни слова. В шесть вечера Квентин вновь принялся вышагивать по комнате, его злило, что он по-прежнему ничего не знает. Четверть часа спустя в гостиницу прибыл посыльный, который доставил Квентину прямо в номер официальную депешу из военного министерства. Видя дурное расположение духа получателя депеши, посыльный сунул в карман мелочь, которую Квентин протянул ему, и поспешно удалился.

Квентин нетерпеливо вскрыл конверт и тихо выругался, ознакомившись с письмом, которое не могло не вызвать его раздражения:

«Дела не позволили мне немедленно выполнить то, о чем мы с тобой говорили. Побеседовав со всеми пятью помощниками, я не узнал ничего важного. Можешь поговорить с ними сам. Решение оставляю за тобой. Батерст».

— Проклятие! — Квентин скомкал письмо и отшвырнул в угол.

День прошел впустую — ему следовало уехать домой сразу после встречи с министром: в конце концов он ведь получил то, за чем приехал, — разрешение Батерста отложить отъезд. Так почему же он просто не отмахнулся от вчерашних проволочек, как от обыкновенной неприятности, и не вернулся в Котсуолд? Им двигала отнюдь не гордость. Он давно уже создал себе репутацию и не нуждался в чьих-либо оценках, тем более каких-то там гражданских чиновников министерства. Так почему же тогда его обеспокоило, что они обращались с ним беспрецедентным и странным образом?

И почему это все еще его беспокоит?

Квентин медленно прошелся по комнате, затем поднял письмо. Ладно, решил он, разглаживая смятый лист. Он уже зря потратил один день. Потратит и второй.

— Вот оно, Бентли.

Бранди выдвинула ящик отцовского стола и принялась ощупывать заднюю стенку, пока не нашла то, что искала.

— Кажется, здесь.

Бентли изумленно следил за действиями Бранди. Она щелкнула замком и обнаружила потайное отделение, потом наклонилась и заглянула внутрь, прежде чем засунуть туда руку и вытащить тонкую папку.

— Папа всегда хранил здесь самые важные бумаги, — с торжествующим видом объяснила она. — Зная папу, могу предположить, он делал это для того, чтобы никто из слуг не имел доступа к документам. Уверена, ты помнишь, папа всегда был очень скрытен насчет своих дел.

— Вообще-то я не подозревал об этом, мисс. Когда виконт приезжал к покойному герцогу, он не скрытничал, как мне казалось.

Губ Бранди коснулась улыбка воспоминаний.

— Это потому, что он общался с Кентоном. Я искренне считаю, что папа полностью доверял только Кентону и его сыновьям. — Она задумалась. — К тому же папа завещал Дезмонду присматривать за делами, значит, наверняка когда-то поведал ему о существовании этого ящика. Меня удивляет, почему Дезмонд до сих пор не забрал документы. — Она пожала плечами. — Возможно, у него просто не было времени из-за всех этих новых обязанностей.

— Да, мастер Дезмонд с трудом теперь сохраняет ясную голову, — сухо прокомментировал Бентли.

Бранди вздохнула, сразу поняв намек дворецкого.

— Я заметила, что он в последнее время много пьет. Недавно, покидая Изумрудный домик, он уже как следует набрался.

— Я тоже это заметил.

— Надеюсь, он скоро сумеет взять себя в руки. Ради себя самого и ради Кентона. В конце концов, титул герцога перешел к Дезмонду, и на его плечи легло множество обязанностей, которые нельзя выполнять, не имея острого и ясного ума.

Сказав это, Бранди вновь уселась в кресло перед письменным столом и начала просматривать документы из отцовской папки.

— Прошу меня простить, мисс Бранди, но откуда вы узнали об этом тайнике?

Бранди хмыкнула.

— Папа мне ничего не рассказывал, если ты об этом спрашиваешь. Он ни за что бы не стал обсуждать дела с ребенком, тем более женского пола. — На ее лице появилась озорная улыбка. — Но я была чрезвычайно любопытна и изобретательна. Когда мне не спалось, я тихонько спускалась по лестнице и подглядывала в замочную скважину кабинета, как папа работает. Скоро я заметила, куда он прячет бумаги.

— Вот как. Видимо, когда вы были ребенком, любопытство было не единственным вашим несчастьем. Очевидно, вы также страдали от постоянной и невыносимой бессонницы. — Бранди вопросительно вскинула брови. — В Таунзбурне вы проводили бессонные ночи, высматривая, что там творится, и точно так же бдительно наблюдали за всем происходящим с верхушек деревьев, когда гостили в Изумрудном домике, — да у вас просто не было времени сомкнуть глаза.

Лицо Бранди покрылось румянцем.

— Так ты знал?

— Кто-то ведь должен был присматривать за вами. Очень часто, наблюдая за прогулками мастера Квентина, вы чуть не теряли равновесия. Кто лучше меня мог побеспокоиться о вашей безопасности?

— Но ты жил в Колвертоне… — слабо запротестовала Бранди.

— Только не во время загородных приемов герцога. В те дни я уезжал с ним в Изумрудный домик, чтобы руководить слугами. — Бентли чуть заметно улыбнулся. — Не волнуйтесь, миледи. Я хорошо охранял ваш секрет. Никто не знал о ваших приключениях, кроме меня.

— И ты ничего не рассказал Квентину?

— Разумеется, нет. Мастер Квентин очень возмутился бы. Кроме того… — В его глазах мелькнул веселый огонек. — Я уверен, вы сами расскажете ему обо всем, когда наступит время.

Бранди опустила папку на стол.

— Со мной он ведет себя не так, как с теми… другими женщинами… я не ошибаюсь, Бентли? Это ведь мне не кажется?

Уже задавая вопрос, Бранди покраснела. Откуда дворецкому знать, что происходило, когда она оказывалась в объятиях Квентина? И если на то пошло, был бы он шокирован, если бы узнал, что они испытали минуты близости, пусть и самой невинной?

Бентли с серьезным видом посмотрел в глаза Бранди, не обращая внимания на румянец, выдававший ее смущение.

— Совершенно по-другому, мисс Бранди. Я имею в виду не только его поведение, но и чувства. Верьте мне. Разница огромная.

Бранди облегченно вздохнула:

— Спасибо тебе. Я тоже так думаю.

Опустив голову, она снова обратилась к документам, быстро просматривая бумаги, лежащие в папке, пока не наткнулась на маленькую записную книжку.

Бранди с любопытством открыла ее и пробежала глазами страницы.

— Это записи последних сделок, заключенных папой, — пробормотала она, сверяя цифры. — На первый взгляд все в порядке… — Неожиданно она замолчала, вглядываясь в страницу, которую собиралась перевернуть. — Как странно, — тихо проговорила она. — Очень странно, — еще раз повторила Бранди, наклоняясь вперед, чтобы получше рассмотреть, что там написано.

— Что именно, миледи?

— Я никогда не вмешивалась в папины дела, это правда, но я знаю — благодаря молве и размеру моего наследства, — что он был исключительно дальновидный и удачливый предприниматель. Тем не менее, насколько можно судить по этим цифрам, почти все его последние капиталовложения оказались убыточными. Выгоду, и немалую, дали только те сделки, которые он совершил с Дезмондом. — Она подняла удивленный взгляд на Бентли. — Ясно, Дезмонд вовсе не преувеличивал, когда говорил о своей деловой хватке. Похоже, только благодаря ему папа сохранил состояние, без Дезмонда папа оказался бы в очень затруднительном финансовом положении. Кто бы мог подумать… — Бранди замолчала и вновь опустила глаза в записную книжку, чтобы найти подтверждение поразительному факту. Потом откинулась в кресле, обреченно вздохнув. — Похоже, я обязана еще раз поблагодарить Дезмонда.

Во время всей этой речи Бентли лишь хлопал глазами» словно никак не мог поверить тому, что слышал.

— Не могли бы вы еще раз повторить, что обнаружили? — проговорил он, как только обрел голос. — Я правильно понял, записи виконта указывают, что мастер Дезмонд, действуя от его имени, сделал доходные капиталовложения?

— Совершенно верно. — Бранди заметила, что Бентли совершенно огорошен. — Тебя это шокирует. Почему?

Бентли прокашлялся, быстро спрятавшись за маску непроницаемости.

— Я, как и вы, нахожу ваше открытие в высшей степени удивительным. Да, как и вы, я шокирован.

— Но по другой причине. — Бранди вздернула подбородок и посмотрела прямо в глаза дворецкому. — Мой шок — это реакция на грубые финансовые промахи отца, чего я никак от него не ожидала. Твой шок наступил, когда выяснилось, что Дезмонд у нас талантливый делец. — Лицо Бранди исказила гримаса боли. — Я нахожу все это довольно неприятным, — тихо призналась она, — поэтому, прошу тебя, не усугубляй и без того нелегкую ситуацию, что-то скрывая от меня. Я хорошо тебя знаю, Бентли, ты никогда ничего не скажешь без причины. Так просвети меня, пожалуйста.

Бентли чувствовал, что она расстроена, но все не решался дать объяснение, мешала многолетняя вышколенность, но преданность взяла верх.

— Я сохранял и сохраняю верность покойному герцогу, — объявил он. — А он был верен семье. Однако эта верность не заслоняла от него некоторые факты, — факты, которые он не захотел бы скрывать, рискуя навредить вам и мастеру Квентину. Нет, в данном случае, я уверен, его светлость позволил бы мне сказать правду. Поэтому, мисс Бранди, если прибегнуть к вашему выражению, буду говорить прямо. Семейное дело Стилов процветало только благодаря его светлости, и никому больше. Мягко говоря, способности мастера Дезмонда вести дела в лучшем случае вызывали сомнения. Он тратил деньги беспечно, необдуманно. Несмотря на многочисленные стычки с отцом, он, как видно, исправляться не собирался. Это больше всего тяготило покойного герцога.

Бранди несколько успокоилась.

— Спасибо за откровенность, Бентли. Понимаю, что поставила тебя в очень затруднительное положение, и прошу прощения за это. Но я должна была узнать правду. — Она нахмурила лоб. — Хотя теперь, когда узнала, я все равно ничего не понимаю. Ты утверждаешь, что Кентон считал Дезмонда никудышным предпринимателем. Несколько дней тому назад Квентин заявил, что Дезмонд искажал факты, рассказывая мне, будто Кентон гордился его достижениями — как личными, так и деловыми. Возможно, вы оба правы, что у Дезмонда с отцом были постоянные стычки по личным мотивам, — Бог свидетель, я сама не отношусь к горячим поклонникам Дезмонда. Но из-за сделок? Все это не имеет смысла — если судить по отцовским записям. Смотри сам: сделка Дезмонда принесла отцу десятки тысяч фунтов — сумму, которая была папе крайне необходима, чтобы удержаться на плаву после предыдущих потерь.

Бентли подошел к столу и взглянул на записи через плечо Бранди.

— Да, вывод напрашивается сам собой, — пробормотал он. — Какое странное расхождение. — Он резко выпрямился, поставив точку в их рассуждениях. — Я поговорю об этом с мастером Квентином, когда он вернется. — Дворецкий одернул рукава и решил сменить тему разговора, чтобы заодно развеять напряженность атмосферы. — Кстати, о мастере Квентине: нам придется кое в чем ему признаться, не так ли? С нетерпением жду, как он отреагирует, когда услышит о нашей внезапной поездке в Таунзбурн.

На лице Бранди появилась тревога, и Бентли понял, что его уловка удалась.

— Я не забыла. — Она закатила глаза. — Но должна тебе сказать, ни одна моя гувернантка не была со мной так строга.

— Поэтому ни одна из них никогда не знала, где в данную минуту шалит их маленькая подопечная, — ввернул он с хитрой улыбкой, — тогда как я знал. — Отстояв свое достоинство, дворецкий жестом указал на дверь. — Нам не пора? Кажется, мы обшарили все углы и тайники дома.

— Да, наверное. — Бранди задумчиво прикусила губу. — Сейчас посчитаем. — Она принялась загибать пальцы. — Мы обыскали папины покои, библиотеку, оба кабинета, гостиные и каждый стол и полку, которые нам попадались. Если не считать этой папки, мы нашли всего лишь обычные копии документов, оригиналы которых, судя по папиным записям, хранятся в конторе мистера Хендрика. Да, видимо, наши поиски здесь закончены. — Завязывая папку, найденную в тайнике, Бранди сунула в нее записную книжку. — Это я возьму с собой, — объявила она, задвигая ящик стола и вставая. — Я хочу, чтобы Квентин взглянул на нее. — Она хитро посмотрела на Бентли. — После того как отругает нас за непослушание.

— Вот именно, миледи. Я заранее дрожу.

— Трусишка, — поддела его Бранди, проплывая мимо. Поездка домой была спокойной, оба пассажира кареты пребывали в задумчивости, пытаясь найти правдоподобные объяснения всем найденным противоречиям, а заодно определить, каков должен быть их следующий шаг.

Когда карета выехала на подъездную аллею, ведущую к Изумрудному домику, Бентли решительно хмыкнул и, вскинув голову, поймал на себе взгляд Бранди, полный надежды.

— Что-то придумал? — торопливо спросила она.

— Возможно. Мисс Бранди, вы не позволите еще раз заглянуть в записную книжку виконта?

— Конечно. — Бранди достала тонкую книжицу и передала ее Бентли, и пока он пролистывал страницы, ждала затаив дыхание. — Ну? — спросила она, когда терпению пришел конец. — Нашел что-нибудь?

— Не знаю. Возможно. — Бентли поднял голову. — Скажите, мисс Бранди… Герберт сегодня работает?

Бранди заморгала. Она ожидала чего угодно, только не этого.

— Герберт? Да… а что?

— Дело в том, что несколько джентльменов из названных здесь деловых коллег покойного виконта — тех, что вместе с ним пострадали из-за неудачных сделок, — живут в Беркшире.

— А это важно?

— Не уверен. Просто так случилось, что в Беркшире у меня есть старинный друг. Бранди улыбнулась:

— И он такой же непочтительный, как и ты?

— Почти, миледи… не совсем. — Дворецкий едва заметно улыбнулся. — Как бы там ни было, его зовут Смизерс, он камердинер герцога Аллоншира — старого и верного друга семьи Стилов.

— Да, я помню герцога Аллоншира. Я познакомилась с ним и его женой Александриной в первый же сезон, когда начала выезжать. Они прелестная пара… так любят друг друга.

— Хм, да… — Щеки Бентли слегка порозовели. — Видимо, это так, потому что сейчас они на отдыхе вдвоем в самом глухом уголке Шотландии.

— Вдвоем? — удивилась Бранди. — Другими словами, в эту поездку не взяли даже личного камердинера герцога?

— Именно так. Смизерс остался в Аллоншире и наслаждается заслуженным отпуском. Он предоставлен самому себе на целых две недели и настоятельно приглашал меня навестить его. Думаю, теперь я так и сделаю.

— Прости, Бентли, но какое все это имеет отношение к папиной записной книжке?

— Как я уже сказал, несколько джентльменов, упомянутых виконтом в записях, живут в Беркшире — графстве, в котором Смизерс пользуется хорошей репутацией благодаря своему положению. Я сам готов поручиться за его осмотрительность и надежность. Неудивительно, что очень много слуг из соседних поместий доверяют ему свои секреты. Поэтому он в курсе всех местных сплетен, точно так же, как я знаю все, что творится в Котсуолде.

Бранди постепенно начала понимать, куда он клонит.

— Ты надеешься, что Смизерс мог услышать интересную новость от другого слуги — кого-нибудь, кто работает у одного из беркширских джентльменов из папиного списка?

— Не просто интересную, миледи. Я надеюсь, у Смизерса есть сведения, что хозяин одного из его коллег недавно хвастался какой-нибудь удачно провернутой операцией, принесшей немалый доход, — сделкой, которая записана виконтом как убыточная.

Бранди энергично кивала, следя за рассуждениями Бентли, и сама пришла к очевидному выводу:

— И если дело обстоит именно так, тогда упомянутый джентльмен либо лгун, либо мошенник.

— Абсолютно точно. — Бентли прокашлялся. — Кроме того, если последнее окажется верным, мы должны рассмотреть еще одну возможность… — Он замялся.

— Все в порядке, Бентли, — успокоила дворецкого Бранди. — Что бы это ни было, я выдержу. Говори.

— Очень хорошо, миледи. — Он заговорил очень мягко. — Вы же понимаете, что все это лишь одни предположения.

— Да, конечно.

Он кивнул:

— Если моя теория окажется верной и вашего отца обманули… да к тому же он случайно обнаружил этот факт, то не могло ли данное обстоятельство заставить джентльмена, о котором мы говорим, искать способ заручиться молчанием виконта?

— О Господи! — Бранди побледнела, инстинктивно вцепившись в руку Бентли.

Впервые Бентли позабыл о бесстрастной маске, которую подобало носить дворецкому, он не стал отнимать руки, а закрыл холодные пальцы другой ладонью.

— Я не хотел расстраивать вас, миледи. Повторяю, это всего лишь предположения и, очень возможно, безосновательные.

— Но твой вывод логичен, — пролепетала Бранди. — Я сердцем чувствую: папа был слишком умен, чтобы так плохо вести дела, как свидетельствуют записи. И если ты прав… если один из тех, кто есть в его списке, обманывал… и если папа узнал правду и отказался молчать… — Она с трудом перевела дыхание. — Тогда мы получаем первый правдоподобный мотив убийства.

— Слишком уж много этих «если», мисс Бранди.

— Тем не менее версия правдоподобна, и нужно ее изучить, — ответила Бранди. Она попыталась успокоиться, и к ней постепенно вернулся прежний цвет лица. — Обязательно поезжай в Беркшир. Начни со своего друга Смизерса. И если он нам не поможет, тогда мы с тобой займемся выяснением финансового положения каждого, кто есть в папином списке, до тех пор пока не опровергнем или не подтвердим нашу теорию.

— Вы предлагаете опасное дело, мисс Бранди, — предупредил Бентли, сильно встряхнув ее руку, — И я не позволю, вам действовать необдуманно. Поэтому повторю свой первый вопрос: Герберт сегодня работает в саду?

— Я уже ответила: да. Но почему это так важно?

— Потому что я не оставлю вас одну. А еще потому, что сегодня у меня выходной и мастер Дезмонд не ждет меня в Колвертоне до позднего вечера, следовательно, у меня есть отличная возможность побывать в Беркшире. Я съезжу и вернусь, и мне не придется никому ничего объяснять или навлекать на себя чей-то гнев.

Бранди вытаращила глаза:

— Ты хочешь поехать сегодня, а Герберт должен стать моей гувернанткой на время твоего отсутствия?

— Не думаю, что Герберт очень любезно воспримет это, если назвать его гувернанткой… но в общем, да. Я поеду только на этом условии. — Бентли нахмурился. — Я бы предпочел, конечно, подождать мастера Квентина, тогда бы я точно знал, что вы в полной безопасности. Но боюсь, это тоже не выход, учитывая, какое глубокое неприятие вызывает у мастера Дезмонда наше расследование. Поэтому, если Герберт согласится, я поеду сегодня.

Карета остановилась перед Изумрудным домиком.

— Приехали, — объявила Бранди, выглянув в окно. — А так как выехали мы рано, то сейчас нет и полудня, следовательно, у тебя уйма времени закончить то, что задумано. — Она вернула записную книжку на место в отцовскую папку. — Быстро доставь меня к Герберту — я знаю тебя слишком хорошо, чтобы думать, будто ты поверишь мне на слово. А потом ты сможешь поспешить в Аллоншир с чистой совестью. Не сомневайся, я буду под надежной охраной, Герберт с радостью согласится присмотреть за мной — у него появится помощник для работы в саду и внимательный слушатель, которому можно пожаловаться на непослушные герани.

Бентли все же не решался.

— А если мастер Квентин вернется раньше меня?

— Тогда я ему все расскажу. — Видя, что дворецкий еще колеблется, Бранди не сдержала улыбки. — Да, Бентли, все. Я объясню ему подробно, как и где мы обнаружили папины документы. Я даже готова признаться в нашей поездке в Таунзбурн, смиренно склонив голову. Так годится?

— Разумеется. Однако я бы все-таки порекомендовал подождать моего возвращения, прежде чем затрагивать вопрос о деловых качествах мастера Дезмонда — или отсутствии таковых. Между ним и мастером Квентином и без того натянутые отношения. Возможно, я смогу преподнести эту новость чуть более тонко.

— А я, значит, напрочь лишена тонкости, — перефразировала Бранди. — Отлично, Бентли, я дам тебе возможность первому заговорить о Дезмонде. У нас с Квентином найдется, что обсудить до твоего возвращения. Кроме того, состоится ли наш разговор, еще неизвестно. Возможно, Квентин не вернется до завтрашнего утра. — Она нетерпеливо распахнула дверцу кареты и соскочила вниз, приземлившись на сапоги перепуганного лакея. — Прости меня, Градерс, я ужасно тороплюсь.

Она подождала только секунду, чтобы Бентли тоже спустился, и стремглав помчалась к беседке. Бентли поймал изумленный взгляд лакея.

— Не увози карету, Градерс. Я уеду через минуту.

— Слушаюсь, сэр. — Градерс повернулся, посмотрел вслед убегавшей Бранди и покачал головой, затем вновь занял свой пост.

— Пора бы тебе уже привыкнуть, — заметил Бентли, направляясь той же дорогой, что и Бранди, Он остановился на секунду и поискал ее взглядом между деревьев. Тут же заметил, как она исчезла за первым поворотом. — Хотя, конечно, — крикнул он через плечо Градерсу, — наверное, нельзя привыкнуть к повторяющейся буре.

Когда Бентли достиг беседки, Бранди что-то взволнованно рассказывала Герберту. Садовник внимательно ее слушал, вытирая пот со лба, и кивал.

— Привет, Бентли, — приветствовал он дворецкого. — Мисс Бранди как раз поведала мне о твоем затруднении. — Он хмыкнул. — Я тебя понимаю… тебе действительно нужно отдохнуть. Я бы сам не прочь… думаю, в конце недели попрошу свободный день. — Он бросил на дворецкого понимающий взгляд. — Как хорошо, что мисс Бранди поможет мне управиться с работой. Дело пойдет в два раза быстрее, и мы все успеем до захода солнца. Да, помощничек мне не помешает. — Он подошел ближе к Бентли, якобы для того, чтобы осмотреть дальние ряды герани, — Не волнуйся, — тихо пробормотал он только для ушей дворецкого, — я понял твое настоящее затруднение — считай, что его больше нет. Я присмотрю за мисс Бранди, пока здесь не появится его светлость.

— Весьма тебе признателен, — поблагодарил Бентли тоже приглушенным тоном. — Ладно, миледи, — сказал он нормальным голосом. — Я теперь убедился, что вы в отличных руках, и отправляюсь в дорогу.

Бранди, не сводя с него серьезных глаз, помахала папкой, в которую вцепилась всеми пальцами.

— Надеюсь, поездка принесет плоды, Бентли.

— Я тоже, — сказал он и, отвесив полупоклон, ушел.

Глядя ему вслед, Бранди прикрыла ладонью глаза от солнца и молча молилась, хотя совершенно не была уверена, о чем нужно молиться. Узнать, что отец и был мишенью убийцы, было бы невыносимо, но пустота неизвестности — еще хуже.

— Прямо беда с этими двумя рядами, — проворчал Герберт.

— Что? — Бранди присела на корточки рядом с Гербертом, стараясь не думать, куда и зачем отправился Бентли.

— Я говорю, эти два проклятых ряда герани возле беседки все равно гибнут, — повторил он. — Я перепробовал все, что знаю, пересаживал их четыре раза. — Садовник вздохнул. — Наверное, теряю мастерство.

— Ничего подобного, — возразила Бранди. — Ты только взгляни на остальной сад. Цветет превосходно. Возможно, беседка закрывает солнце именно от этих двух рядов.

— Нет, у них достаточно солнца. — Герберт поскреб затылок. — Ничего не понимаю.

— Вот что я тебе скажу, — предложила Бранди, — почему бы нам не заглянуть в мои книги по садоводству? Я знаю, ты не веришь, что в них есть что-то путное, — она подняла руку, предупреждая протест садовника, — но, возможно, в одной из них мы найдем ответ, о котором не подумали. Признайся, стоит попробовать. Он нахмурился:

— Как скажете.

Час спустя Бранди листала второй том пособия по садоводству, а Герберт громко храпел под соседним дубом. Бранди улыбнулась, опуская книгу на траву. Даже хорошо, что Герберт заснул. Она бы не сумела с прежним сочувствием выслушивать бесконечные сетования на герань, никак не желавшую цвести, — только не сегодня. Ерзая от беспокойства, она думала, каких результатов добьется Бентли. Окажется ли его предположение верным? Неужели кто-то обманул ее отца, а затем убил, чтобы похоронить правду? И если так, откуда преступник узнал, что отец поедет в карете Стилов в то утро, когда произошло несчастье? Быть может, это был кто-то, кому отец доверял? Или просто знакомый, которому отец случайно рассказал о своих планах?

Произнеся под нос одно из немногих ругательств, которые она знала, Бранди открыла папку и вынула записную книжку. Она начала просматривать колонки цифр, наверное, уже в двадцатый раз, изучая их снова и снова, словно могла обнаружить то, что пропустила.

Она мучилась от безответных вопросов, чувствуя, что обещания, которые она дала, делают ее беспомощной.

Квентин в Лондоне. Бентли на пути в Беркшир. А она? Она сидела под деревом, тупо уставившись на цифры, которые почти выучила наизусть.

Нужно было что-то предпринять.

Но что?

Должен же быть кто-то, кто сумеет объяснить поразительное несоответствие между обычными успехами отца в делах и внезапными огромными потерями. Кто-то другой, кто не погиб в карете, но только не Дезмонд, который никак не подходил, если принять во внимание его необъективность и сомнительные деловые качества. Нет, ей нужен был кто-то беспристрастный, знакомый не только с делами отца, но и тех джентльменов, чьи имена оказались в отцовской книжке.

Кто-то вроде стряпчего.

Бранди вскочила, не успев до конца осознать свою идею.

Хендрик — вот кто ей нужен. И почему она раньше о нем не подумала?

Бранди быстро отряхнула платье от травинок и земли, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Герберта.

Она обещала Квентину и Бентли, что не станет подвергать себя опасности — что ж, разговор с юристом вряд ли можно назвать рискованным шагом. И сегодняшний день — самое лучшее время, чтобы навестить Хендрика, раз и Квентин, и Бентли в отъезде и ее никто не хватится. Она быстренько прокатится в Лондон и вернется, возможно, добившись каких-то ответов на важные вопросы.

И кто, как не Хендрик, сможет ей ответить?

В глазах Бранди появился победный блеск, когда она думала об этом. Хендрик вел дела Таунзендов много лет. Поэтому, несомненно, отлично знал обо всех капиталовложениях ее отца и, наверное, мог пролить свет на необъяснимые убытки, занесенные в книжку, кроме того, он мог либо доказать, либо опровергнуть версию Бентли — каким-то образом отмести невиновных и даже вычислить преступника. А еще, раз он также поверенный Стилов, он сможет объяснить загадку деловых успехов Дезмонда.

Бранди не сомневалась, что он не откажется ей помочь — разве он не предлагал ей помощь в день, когда зачитывали завещания? Он действует всегда осторожно, профессионально и, самое главное, быстро.

Решение было принято.

Бранди потихоньку пошла прочь, слыша за собой раскатистый храп Герберта. Она не осмелилась даже на секунду зайти в дом: миссис Коллинз обязательно попыталась бы накормить ее до отвала или по крайней мере заставила бы хорошенько перекусить. Нет, она направится прямо к каретному сараю и через несколько минут уже будет на пути в Лондон.

Бранди поздравила себя с превосходным планом — такой план даже Бентли одобрил бы. В конце концов ее поездка ускорит их поиски, даст им ответы…

И сама она будет находиться вдали от опасности.

Глава 12

— Пожалуйста, дорогая, присаживайтесь. — Отодвинув кресло, Эллард Хендрик вежливо подождал, пока Бранди опустится на мягкое сиденье.

— Благодарю вас, мистер Хендрик. — Она примостилась на краешке подушки, крепко сжимая в руках отцовскую записную книжку. — Как любезно, что вы согласились принять меня без предварительной договоренности.

— Пустяки. — С любопытством взглянув сначала на тоненькую книжечку в руке Бранди, а затем на пустой дверной проем, Хендрик поинтересовался: — Вы пришли без провожатого?

— Да. Я не планировала данный визит… все получилось совершенно неожиданно.

— Понятно. — Хендрик прокашлялся. — Полагаю, шкатулка Памелы и серебро доставлены вам без промедления?

— Да, их привезли в тот же день, когда зачитывались завещания. — Бранди печально вздохнула. — Если честно, я спрятала их в ящик трюмо и с тех пор не вынимала. Просто не в силах пока видеть вещи, с которыми связано столько воспоминаний. Особенно шкатулку. Это был подарок Кентона, и Памела им очень дорожила. — Голос Бранди осекся.

— Понимаю. — Хендрик тактично переложил несколько бумаг на столе, давая возможность Бранди взять себя в руки. — Позвольте вам предложить чего-нибудь освежающего.

— Нет, благодарю вас, — уже обычным голосом ответила она. — Мне нужен лишь совет, за ним и приехала.

— Отлично. — Эллард уселся за стол, его лицо приняло выжидательное выражение. — Чем могу помочь?

— Прежде всего, я хочу извиниться, что ворвалась сюда без доклада. Искренне надеюсь, что не помешала вашей запланированной встрече.

— Даже если бы и так, я бы отложил ее. Должно быть, стряслось что-то серьезное, раз у вас не было времени попросить Дезмонда поехать с вами. Кстати, он знает, что вы здесь?

— Нет. Как я уже сказала, мистер Хендрик, решение приехать к вам для меня самой явилось полной неожиданностью… и принадлежит оно только мне одной. Когда я расскажу вам, что мною двигало, вы поймете.

— Продолжайте.

Бранди набрала в легкие побольше воздуха, пытаясь успокоиться.

— Даже не знаю, с чего начать.

— Это как-то относится к смерти вашего отца? Власти арестовали убийцу?

— К несчастью, нет, не арестовали. Но мое дело действительно связано с происшедшей трагедией… то есть, возможно, связано. — Она взволнованно посмотрела на книжку, лежавшую у нее на коленях. — Я знаю, вы просматривали папины документы… те, которые у вас есть… и я вам за это очень благодарна.

Хендрик отмахнулся:

— Я лишь хотел помочь вам. Жаль, ничего важного найти не удалось.

— Возможно, я нашла. Хендрик нахмурился:

— Вы?

— Да. — Бранди наклонилась, протянув Хендрику записную книжку. — Сегодня я заглянула в папин кабинет. И нашла это.

Хендрик, по-прежнему хмурясь, взял книжку и начал листать.

— Здесь перечислены последние сделки Ардсли. — Оторвавшись от записей, адвокат бросил на Бранди изумленный взгляд. — Почему вы нашли это подозрительным?

— А вам не кажется странным, что папа прятал эту книжку у себя в кабинете, а не хранил в вашей конторе с остальными документами?

— Ни в малейшей степени. Многие из моих клиентов ведут собственные записи. В конце концов, это ведь их деньги. Я предоставляю им промежуточные отчеты о доходах и потерях, связанных с их капиталовложениями, и некоторые клиенты предпочитают вести собственные записи дома.

— Ясно. Значит, вы видели эти цифры раньше?

— Разумеется.

— И они вас не удивили?

— А почему они должны были удивить меня? Бранди прикусила губу.

— Мистер Хендрик, я вовсе не претендую на то, что отлично разбираюсь в делах. Но папа разбирался.

— Согласен, — Хендрик повертел в руках перо. — Простите, Брандис, но я не совсем улавливаю, куда вы клоните.

— Тогда буду говорить прямо. — Бранди чуть было не улыбнулась, вспомнив сухое замечание Бентли о ее неспособности говорить как-то иначе. — Папа всегда отличался острым умом в ведении дел, поэтому мне показалось странным, что почти все его последние сделки провалились.

Поверенный посмотрел на нее снисходительно:

— Для успешного ведения дел, дорогая, требуется не только ум. Не менее важен такой фактор, как везение. К сожалению, последние несколько месяцев вашему отцу очень его не хватало.

— Последние несколько месяцев? — Бранди даже вскочила. — Вы хотите сказать, что у папы обычно не было таких потерь?

— Не было. — Хендрик помолчал. — Если речь идет о наследстве, то не стоит волноваться. Сделки, которые для вашего отца заключил Дезмонд, с лихвой компенсировали…

— Мое наследство здесь ни при чем, — перебила его Бранди и подалась вперед. — Мистер Хендрик, предположим, главной причиной папиных потерь была вовсе не отвернувшаяся удача. Предположим, это было что-то другое.

— Что-то другое? Что, например?

— Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хочу задать собственный.

— Слушаю вас.

— Взгляните еще раз на записи отца. — Бранди подождала, пока поверенный выполнит ее просьбу, и только потом продолжила: — Вам знаком кто-либо из джентльменов, чьи имена здесь перечислены?

— Да, разумеется.

— Как по-вашему, может ли один из них быть мошенником?

— Мошенником? — Хендрик от изумления широко раскрыл глаза, книжка со стуком выпала у него из рук.

— Да. Мне пришло в голову, что раз обычно отец не проигрывал, возможно, кто-то заставил его поверить, будто их совместное дело рухнуло, когда на самом деле этот кто-то пожинал все плоды — в том числе и доходы, принадлежавшие папе.

— Думаю, такое вряд ли возможно…

— Но все-таки возможно.

— Наверное, но…

— Я должна быть уверена. — Бранди сама удивилась, услышав, как решительно прозвучал ее голос. — Потому что если кто-то из этих людей обманывал отца, а отец узнал правду, тогда вор мог легко превратиться в убийцу!

Повисло долгое молчание. Наконец Хендрик заговорил:

— Все это лишь предположение, Брандис. Немного надуманное, я бы сказал. Все-таки джентльмены, о которых идет речь, уважаемые люди.

— Возможно. Но при всем должном уважении, сэр, хочу заметить, что в той карете погиб мой отец. И я намерена рассмотреть все версии — даже самые невероятные, — чтобы найти убийцу.

Последовала еще одна пауза.

— Вы обсуждали свою теорию с Дезмондом? Он, в конце концов, ваш официальный опекун, и ему следует знать, что вы беретесь за такое опасное дело. Не говоря уже о том, что он несет ответственность за ведение дел Ардсли и обязан быть в курсе, если чего-то не хватает.

— Нет. Дезмонд… — Бранди запнулась, подыскивая то, что ей редко удавалось найти: тактичное слово. — Переполнен горем, — наконец нашлась она. — Я решила, что лучше его не беспокоить.

По лицу Хендрика стало ясно, что его осенила догадка.

— Я понимаю. — Он вновь обратился к списку. — Здесь дюжина имен, Брандис. Не можете же вы объехать поместья двенадцати известных джентльменов и, основываясь на туманных домыслах, вежливо спросить у каждого, не он ли, случайно, вор и убийца. — Хендрик возмущенно затряс головой. — Если хотите, я могу просмотреть их документы, чтобы узнать, не противоречат ли их доходы цифрам вашего отца, но право, не знаю, чем еще я в силах…

— Их документы? — Бранди чуть не подскочила в кресле. — Вы хотите сказать, что все, кто перечислен в этом списке, ваши клиенты?

— Как ни странно, да.

— Вот оно! — Бранди с горящими глазами перегнулась через стол Хендрика. — Теперь мы сможем проверить мою теорию одним махом. — Она на минуту задумалась. — Мистер Хендрик, я хочу, чтобы вы организовали встречу на этой неделе — или, самое позднее, на следующей — в вашей конторе. На ней будут присутствовать вы, я и все, кто указан в этом списке. Сезон окончен — они все должны быть свободны. А если нет, то им придется освободиться, что они в точности выполнят, когда вы подчеркнете важность нашего собрания, не вдаваясь в подробности, разумеется, — мы же не хотим ненароком спугнуть убийцу, окажись он среди них.

— Собрание… — медленно повторил Хендрик. — И что же вы придумали для этого собрания?

— К тому времени, когда оно произойдет, вы уже ознакомитесь с документами всех названных джентльменов. Я предстану перед ними, объясню свою тревогу и извинюсь за беспокойство, которое им причинила. Всю ответственность за организацию встречи я возьму на себя, поэтому никто из ваших клиентов не будет на вас в обиде. По правде говоря, я полагаю, джентльмены поймут мое затруднение. Невиновные посочувствуют, а виновный, надеюсь, выдаст себя. И никто не сможет оклеветать другого, ведь все будут находиться в одной и той же комнате, в одно и то же время, поэтому прибегнуть ко лжи не удастся. Какое отличное решение!

— А как же Дезмонд? — поинтересовался Хендрик, явно не разделяя ее восторга.

— Ах, Дезмонд. — Бранди нахмурилась. — Я как-то не думала приглашать его… хотя, конечно, собиралась рассказать ему о собрании, — добавила она быстро, заметив строгий взгляд Хендрика. — Я не ставлю своей целью не допустить его на встречу, — поспешно объяснила Бранди. — Но он чересчур опекает меня, и мне бы очень не хотелось его волновать, особенно пока он все еще… расстроен. — Она торопилась скорее покончить с объяснениями, прежде чем исчерпает весь запас тактичных слов, заменяющих слово «пьет». — Однако вы совершенно правы, Дезмонд мой официальный опекун, кроме того, что ведет дела отца. Поэтому, трезвый или нет, он все равно должен присутствовать.

Бранди чуть не прикусила себе язык, когда у нее вырвалась последняя фраза, но было уже поздно.

— И в самом деле должен. — Если Хендрик заметил ее оплошность, то не подал вида.

Бранди не хотелось испытывать судьбу.

— Я сама поговорю с Дезмондом, — пообещала она. — Прямо сегодня. Нет, когда я приеду в Котсуолд, будет уже очень поздно. Значит, завтра. С утра. Если, конечно, он будет твердо стоять на ногах… то есть если он сможет… если после вчерашнего…

Запутавшись окончательно, она замолчала. «Хватит с меня дипломатии, — подумала она. — Я безнадежна».

— Вам не нужно беспокоиться, дорогая, — заговорил Хендрик. — Так случилось, что на завтрашнее утро у меня назначена встреча с Дезмондом. Как только с делами будет покончено, я расскажу ему все, о чем мы сегодня с вами беседовали.

Обычно такое задабривание вывело бы ее из себя. Но в данном случае Бранди была слишком взволнована грядущими событиями, чтобы обратить внимание на умиротворяющий тон.

— Значит, вы позаботитесь о встрече? — с надеждой спросила она.

— Обязательно.

— И скоро?

На лице Хендрика промелькнуло удивление, и Бранди мысленно укорила себя за нетерпеливость. Нужно следить за своим языком, иначе она обидит мистера Хендрика. В конце концов, он самый уважаемый стряпчий во всем Лондоне, управляет капиталами влиятельнейшей знати и наверняка не привык, чтобы на него кто-то оказывал давление, тем более женщина.

— Простите меня за жуткие манеры, сэр. — Бранди попыталась объяснить, почему так торопится. — Но монстр, убивший Кентона, Памелу и папу, бродит где-то здесь — свободный и безнаказанный. И я не успокоюсь, пока его не арестуют и не запрут в тюрьме, где ему место.

— Понимаю вас, — задумчиво отозвался Хендрик. — И нет нужды извиняться. — Он решительным жестом освободил большое пространство у себя на столе. — Я сейчас же просмотрю все необходимые бумаги, а потом набросаю черновик письма, которое мы разошлем перечисленным джентльменам, чтобы узнать, когда они смогут приехать. Письма уйдут сегодня же.

Лицо Бранди осветилось и удивлением, и благодарностью.

— Спасибо, мистер Хендрик, — поблагодарила она. — Не могу выразить, как высоко я ценю вашу помощь и какое это облегчение знать, что этим делом займетесь именно вы.

— Сделаю все, что смогу. Но помните, Брандис, не стоит слишком обольщаться. Я хорошо знаком с этими джентльменами, и вероятность того, что один из них повинен в двуличности, не говоря уже об убийстве, практически равна нулю.

— Я понимаю. — Но мысль Бранди уже текла в другом направлении. — Знаете, сэр, мне только что пришло в голову, что Квентин совсем скоро вернется из Лондона. Его тоже следует ознакомить со сложившейся ситуацией. Если вы не против, я бы хотела забрать записную книжку с собой, чтобы показать ему и выслушать его мнение по этому поводу. Полагаю, я вас этим не затрудню? Вы, разумеется, можете переписать любые цифры, которые сочтете важными, хотя, раз джентльмены, которых перечислил папа, ваши клиенты, я уверена, их документы дадут вам более полную картину, чем эти записи.

— Несомненно. — Хендрик набросал несколько строк, затем поднялся и отдал ей книжку. — Разумеется, возьмите ее. Сейчас меня больше волнует не записная книжка, а то, что уже так поздно. Скоро закат. Мне было бы спокойнее, если бы вы находились на пути в Котсуолд, тем более что вы путешествуете одна.

— Вы сообщите мне, если что-нибудь обнаружите в документах?

— Конечно. Я вам также сообщу, что ответят джентльмены на мое послание, и дату собрания.

Это кое-что напомнило Бранди.

— Вы знаете, что я все еще живу в Изумрудном домике? — спросила она.

— Да, я был очень удивлен, узнав об этом. Скажите, Брандис, разве не лучше было бы в такой болезненный период пожить среди тех, кто вас любит? Я ничуть не сомневаюсь, что Дезмонд с радостью принял бы вас в Колвертоне… и Квентин тоже, разумеется.

Бранди решительно покачала головой:

— Там, где я сейчас живу, и есть мой настоящий дом. Мне неуютно в Колвертоне. Всегда так было. Как и Таунзбурн, с которым я мирилась, только пока папа был жив. Колвертон слишком огромен и безлик, чтобы чувствовать себя там дома. Нет, мистер Хендрик, у меня нет ни малейшего желания гостить в Колвертоне, хотя я прекрасно отношусь и к Квентину, и к Дезмонду.

Покончив с этим вопросом, Бранди замешкалась, не решаясь затронуть последнюю проблему, не дававшую ей покоя, которую все же необходимо было обсудить с мистером Хендриком. Но она понимала, что если начнет говорить со своей обычной прямотой, то ее слова могут быть неправильно истолкованы. Тщательно продумав фразу, она произнесла ее с деланным безразличием:

— Мистер Хендрик, вы могли бы назвать Дезмонда прозорливым предпринимателем?

— Дезмонда? — Хендрик заморгал, слегка удивленный. — Отчего же? Мог бы.

— А Кентон разделял ваше мнение?

Поверенный задумчиво поскреб подбородок;

— Если быть откровенным, Брандис, мы с Кентоном ни разу не обсуждали его сыновей. Но принимая во внимание, с каким расчетом и дальновидностью Дезмонд вел дела семьи, я бы сказал, что Кентон разделял мое мнение. А почему вы спрашиваете?

— Просто любопытно. — Бранди, подобрав юбки, крепко прижала к себе книжку. — Что ж, не стоит больше отнимать у вас время. Еще раз спасибо, мистер Хендрик. Буду с нетерпением ждать известий от вас.

Карета приближалась к Котсуолд-Хиллз. Бранди свернулась калачиком на подушках, чувствуя усталость во всем теле после трудного дня. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, оставив после себя холод и тьму, и Бранди радовалась, что едет в теплой закрытой карете и ей не нужно следить за дорогой. Это делал за нее кучер, а она могла думать и дремать.

Ее план начал осуществляться, появилась надежда получить конкретные результаты, хотя от мысли, что придется столкнуться лицом к лицу с убийцей, по спине у нее пробегали мурашки. И все же, напоминала она себе, это лучше, чем жить в состоянии постоянной неизвестности, когда ничего не ясно ни в ее жизни, ни в жизни Квентина.

Квентин.

Интересно, в полудреме подумала Бранди, успел ли он вернуться? Уладил ли он все дела в министерстве или должен немедленно, отправиться в колонии? Внезапно Бранди резко выпрямилась, от сонливости не осталось и следа. Она быстро опустила окно кареты.

— Гамлин, — позвала она кучера. — Я бы хотела остановиться ненадолго в Колвертоне, прежде чем ехать дальше, в Изумрудный домик.

— Как прикажете, миледи, — ответил Гамлин после небольшой паузы.

По его несколько испуганному тону Бранди решила, что уже, наверное, очень поздно. Что ж, ей все равно. Если Квентин дома, ей нужно повидать его. А если дома оба — и он, и Бентли, — тогда она просто обязана повидать его. Бентли наверняка к этому времени успел рассказать Квентину об их поездке, и гневные слова капитана Стила уже разносятся по всем коридорам.

Представив себе эту картину, Бранди улыбнулась. Да, в ее интересах не откладывать разговор с Квентином, а попробовать оправдаться в его глазах, пока он еще в состоянии разумно мыслить. Не говоря уже о том, что ей не терпелось узнать о результатах поездки дворецкого в Беркшир. Удалось ли ему раздобыть какие-нибудь сведения у Смизерса или его лихорадочный бросок в Аллоншир был напрасен?

Ерзая от беспокойства, Бранди не отрывала взгляд от окна. Колвертон, как назло, никак не появлялся. Четверть часа спустя, хотя Бранди могла бы поклясться, что прошло не меньше года, карета проехала огромные железные ворота и покатила по аллее, ведущей к замку. Бранди чуть не вывалилась из кареты, рассматривая окна, не мелькнет ли где огонек.

Не мелькнул.

Карета развернулась и остановилась перед массивным входом.

— Хотите выйти, миледи? — спросил Гамлин, свесившись с козел.

Бранди посчитала окна и нашла спальню Квентина, отметив, что там тоже темно — явный признак того, что хозяин либо отсутствует, либо уже спит. Ее разочарование усилилось, когда она оглядела замок, окутанный тенями, неосвещенный, если не считать нескольких ламп при входе.

— Миледи, — Гамлин возник у дверцы кареты, — мне помочь вам?

— Что? Нет. — Она покачала головой. — Я собиралась с визитом, но, видимо, все уже отправились спать.

— Уже половина одиннадцатого, миледи.

— Разве? — Бранди удивленно заморгала. — Тогда, конечно, поехали. Бедняга Бентли, должно быть, совершенно без сил, но, зная его, могу утверждать, что он все равно намерен встать на рассвете. Что касается Квентина… — Она замолчала и в последний раз оглядела второй этаж. Не заметив ни малейших признаков движения, она вздохнула. — Очевидно, Квентин уже спит или еще в Лондоне. Поэтому поехали в Изумрудный домик. Утром еще раз попробую навестить их.;

— Слушаюсь, миледи. — Гамлин отвесил поклон и вернулся на свое место.

Через секунду карета тронулась в обратный путь, вновь миновала железные ворота и свернула на дорогу к Изумрудному домику. В двенадцатом часу Бранди, еле передвигая ноги, начала подниматься по ступеням крыльца. Ей ничего не хотелось — только бы выпить чашку теплого молока и оказаться в мягкой постели. Но мечты ее тут же рассеялись при виде того, кто ждал ее на крыльце.

Герберт, как часовой на посту, выхаживал взад-вперед перед дверью и то принимался размахивать руками, то сердито бормотал себе под нос.

— Герберт? — Сонной Бранди понадобилась целая минута, чтобы разглядеть, в каком отчаянии находится садовник.

— Мисс Бранди… — Он бросился к ней со всех ног, схватил за локти, пытливо вглядываясь в лицо. — С вами все в порядке?

— Да, конечно. Почему ты вдруг подумал… — Она закрыла рот рукой, поняв, что натворила, и тут же почувствовала вину. — О, Герберт, я так виновата. Ты волновался из-за меня?

— Волновался ли я из-за вас? — повторил он, не веря своим ушам. — Вы исчезли, когда я должен был присматривать за вами… ускользнули, как воришка, пока я спал. И слова не сказали, куда направляетесь. Пропадали неизвестно где, бог знает сколько, и при этом хотите знать, волновался ли я из-за вас?

Бранди потупила взор:

— Ты прав.

— Где вы были? — решительно потребовал он ответа.

— Я ездила в Лондон. — Она чуть приподняла подбородок, на ее лице появилось удивленное выражение. — И мне действительно жаль, что я причинила тебе беспокойство. Но, Герберт, откуда появилась такая излишняя заботливость? Я всегда прихожу и ухожу, когда мне вздумается, и тебя еще ни разу не волновало, где я нахожусь. Почему сейчас все изменилось?

— Потому что я… — Герберт неловко переступил с ноги на ногу. — Потому что Бентли сказал, будто вы в опасности. — Он сразу пожалел о своих словах, но было уже поздно.

— Я? В опасности? — Бранди покачала головой. — Нет, Герберт, ты, должно быть, что-то не так понял. Я знаю, Бентли попросил тебя присмотреть за мной сегодня, но это была простая формальность — он так поступил лишь из уважения к Квентину, который убежден, будто я в любую минуту могу выкинуть нечто невообразимое. — Она погладила обветренную щеку садовника. — Уверяю тебя, мне ничего не грозит, разве что получить несколько царапин во время рыбалки или, самое худшее, упасть с Посейдона. — Она прикусила губу. — И все же мне ужасно не по себе, что я заставила тебя так волноваться.

— А зачем вы вообще поехали в Лондон? — спросил Герберт.

— У меня было небольшое дельце.

— Дельце, говорите? Небось, захотели повидаться с лордом Квентином?

Щеки Бранди покрылись яркими пятнами. Неужели не осталось ни одного человека, кто не знал бы о ее чувствах к Квентину?

— Нет. Разумеется, нет, — принялась отрицать она. — Я даже не уверена, что Квентин все еще в Лондоне. По-моему, он уже должен быть в Котсуолде.

— В таком случае почему вы не подождали его, прежде чем мчаться в Лондон? Он бы мог поехать с вами. Неужели у вас такое важное дело, что его нельзя было отложить на денек?

Пальцы Бранди крепче сжались на записной книжке, пока она обдумывала, что можно сказать, а что лучше утаить. Видимо, ее молчание насторожило Герберта.

— Вы что, все время были в Лондоне? — спросил он с сомнением.

— Да… в общем-то.

— Что значит это «в общем-то»? Бранди растерянно заморгала, ей был непривычен допрос Герберта.

— Это означает, что по дороге домой я заехала в Колвертон. Надеялась, что Квентин уже вернулся. Очевидно, ошиблась. Бентли, кажется, тоже не было. — Она помолчала. — Бентли, случайно, не заезжал сегодня вечером в Изумрудный домик?

— Нет. — Герберт нахмурился. — Хотя я все равно бы его не заметил. Слишком был занят тем, что искал вас по всей округе. — Он прокашлялся. — Мне казалось, Бентли собирался в Беркшир навестить друга.

— Только на один день. — Бранди вздохнула, — Не важно. Поговорю с ним завтра. На рассвете поеду в Колвертон.

— Хм. В таком случае вам лучше пойти отдохнуть. Насколько я знаю вас, вы все равно не заснете от волнения. Подниметесь с птицами и уже будете в карете до первых лучей солнца, Я тоже пойду отдохну. — Он зевнул и повернулся, чтобы уйти. — Вся эта беготня утомила меня. — Помолчав, он предложил: — Если хотите, я сейчас загляну в каретный сарай и велю Лейксу подать карету на рассвете.

— Что? Ах нет, спасибо, Герберт. Лучше я возьму коляску и буду править сама.

Он кивнул:

— Тогда спокойной ночи.

Бранди поймала его руку:

— Мне действительно очень жаль, что я умчалась, не предупредив тебя. Это было глупо и неосмотрительно с моей стороны. Пожалуйста, не сердись. В следующий раз обещаю в точности тебе рассказать, куда еду.

— В следующий раз? — проворчал он.

Услышав, что голос садовника потеплел, Бранди улыбнулась:

— Да, мой друг. Со мной всегда будет следующий раз. — Она взялась за дверную ручку. — Спокойной ночи.

Герберт секунду смотрел на закрывшуюся дверь, затем повернулся и направился к лесу.

Четверть часа спустя Бранди скользнула под простыни, так и не отделавшись от чувства вины. Хорошо, конечно, оставаться молодой, но пора когда-то и повзрослеть — жизнь того требует.

Сегодня она подвела Герберта.

Сколько часов он провел, беспокоясь о ней! Не важно, что у него не было оснований для беспокойства и что случилось это впервые. Важно то, что он чувствовал себя в ответе за нее, а она не подумала об этом и под влиянием минуты умчалась прочь, как ей того захотелось. Нет, виновата только она. Придется научиться думать, прежде чем что-то сделать, и быть внимательной к тем, кого она любит.

Переход к взрослению проходил даже труднее, чем она представляла.

Бранди устало зарылась в подушку. Свою вину перед Гербертом она как-нибудь загладит. Решить, чем заняться в ближайшее время, было легко. После утреннего визита в Колвертон она вернется сюда, пройдет в сад и поможет Герберту пересадить герань.

А вот найти решение, как поступить в будущем, оказалось сложнее.

Веки стали тяжелыми, но тревога не прошла, а даже усилилась. Прежде чем погрузиться в сон, она хотела выработать окончательный план того, как ей повзрослеть, и начала мысленно составлять перечень вопросов, которые задаст джентльменам на собрании у мистера Хендрика, а еще ей предстояло продумать завтрашний разговор с Квентином.

Через секунду она уже спала.

Яркий луч солнца заплясал на лице Бранди и шаловливо разбудил ее. Она открыла глаза и заморгала, пытаясь отогнать остатки сна.

Первая ясная мысль, пришедшая к ней, — что уже поздно, очень поздно. Вторая мысль была о том, что Квентин, несомненно, дома. Резко сев в постели, Бранди поискала глазами часы, чтобы подтвердить свою догадку, и получила подтверждение.

Десять часов.

Уже десять?

Пробормотав проклятие, она вскочила с постели, не зная, куда бежать. За всю жизнь она ни разу не просыпалась так поздно. Правда, вчера действительно выдался трудный день и она очень устала, но сейчас не время было искать оправдания.

Бранди натягивала одежду, а сама лихорадочно меняла план из-за этой новой неприятности. Она возьмет коляску и помчится в Колвертон и всю дорогу будет молить Бога, чтобы Квентин не успел еще ни с кем поговорить. Хотя, конечно, последнее маловероятно. В отличие от нее Бентли никогда не просыпает. А мистер Хендрик? Насколько она знает, встреча с Дезмондом, о которой вчера шла речь, происходит прямо сейчас, и в Колвертоне, а не в Лондоне.

Она пыталась вспомнить, упоминал ли поверенный, где назначена встреча. Не упоминал.

Проклятие. Если Квентин и мистер Хендрик сейчас оба находятся в Колвертоне, тогда Квентин уже все знает.

Грядут большие неприятности.

Бранди замерла, натягивая второй чулок. Мысль о мистере Хендрике породила новые вопросы. Успел ли он разослать письма? И если да, то что ответили джентльмены?

Последний вопрос перевесил все остальные тревоги. Она просто обязана знать. Поэтому не важно, какой прием ее ожидает, она поедет в Колвертон.

Через двадцать минут Бранди мчалась по садовой тропинке к каретному сараю, зажав по лепешке в каждой руке. Отцовская записная книжка была надежно спрятана под юбками. Бранди свернула в лес — это был кратчайший путь. Кратчайший и безлюдный. Если ей чуть повезет, то она не встретит никого и сможет без промедления вскочить в коляску и помчаться в Колвертон.

Она замедлила шаг, только когда обе лепешки были съедены, а впереди замаячила цель — белая полоска на опушке леса.

— Прости, старый друг, — обратилась она к своей любимой беседке, — но как раз сейчас я не могу задержаться. Придется нам перенести нашу обычную утреннюю встречу на вечер — только в этот раз.

Ускорив шаг, она пробиралась меж деревьев, отделявших беседку от каретного сарая. Над головой шелестели ветки, вдруг откуда-то сверху что-то полетело, со свистом разрезая воздух.

— Ох! — Бранди остановилась как вкопанная, потерла макушку и, взглянув на скорлупки орехов, валявшихся у ее ног, подняла голову. — Это было больно, — сердито проговорила она, обращаясь к разбойнику на ветке.

Ланселот без малейших угрызений совести продолжал свой завтрак, готовя новые снаряды. Он уставился на Бранди, нацелив новую скорлупку, глаз в монокле смотрел прищуренно и даже обвиняюще.

— Даже не думай, — предупредила Бранди. Бельчонок заморгал.

— Я знаю, ты сердит на меня за то, что я проспала, — извинилась Бранди. — Но сейчас мне некогда заглаживать вину. Мне нужно срочно повидать Квентина. Придется тебе самому найти развлечение на несколько часов. Когда я вернусь… и после того, как помогу Герберту… мы с тобой затеем шумную возню. Согласен?

Бельчонок снова моргнул.

— Что ж, придется согласиться. — Возмущенно вздохнув, Бранди продолжила свой путь.

Через несколько минут за ее спиной снова послышался шорох.

— Ланселот, предупреждаю тебя… — начала она, но так и не договорила.

Пронзительный визг разнесся эхом по всему лесу — Ланселот так кричал только в случае беды. Перепуганная Бранди повернула назад и помчалась на звук, пытаясь высмотреть на ветках своего бельчонка.

Затем три вещи произошли одновременно.

С неба камнем вниз полетел рыжий клубок, послышался громкий вопль, а за ним сразу раздался треск, после которого висок Бранди опалила слепящая боль.

Бранди вскрикнула и упала, инстинктивно поднеся руку к голове. Кровь. Рука была вся в крови.

На нее накатила удушливая волна, все поплыло перед глазами и закружилось в водовороте.

Откуда-то издалека доносился шум борьбы: хрустели ветки, раздавались проклятия, потом послышался топот убегавшего человека.

Наступило забвение.

Глава 13

— Ну вот и все, мисс Бранди. Еще секунда — и перевязка закончена.

Бранди с огромным усилием открыла глаза и посмотрела непонимающим взглядом на миссис Коллинз.

— Какая перевязка? Ох… — застонала она, когда голову пронзила резкая боль.

— Лежите спокойно, — сказала экономка. — Теперь с вами все в порядке. Рана болезненна, но не опасна.

Бранди тут же все вспомнила и начала сползать с дивана.

— Громкий треск. Ланселот… Ох. — Бранди показалось, что череп сейчас расколется, и она легла обратно, радуясь, что под головой мягкие подушки.

— Бельчонок не пострадал, мисс Бранди. — Из другого угла гостиной до нее донесся голос Герберта. — Я сам видел. Вот уж не думал, что наступит день, когда я буду благодарен этому чертовому зверьку. Но так оно и есть.

— Герберт, — шепотом позвала Бранди, — что случилось? Герберт и миссис Коллинз переглянулись.

— В вас стреляли, мисс Бранди, — тихо ответил Герберт.

— Стреляли? — По какой-то причине мозг Бранди отказывался понимать. — Как? Кто?

— Сам не знаю. — Садовник робко подошел к дивану, с его лица не сходило удивление. — Глупая случайность, я думаю. Кто-то охотился в этих местах без разрешения и не знал, что здесь живут люди. Я возился на клумбе позади дома. Услышал визг бельчонка, похоже, из леса. Помчался в том направлении. Не успел пробежать и нескольких шагов, как услышал чей-то вой, затем выстрел, а потом вы вскрикнули. Я подбежал к вам одновременно с Бентли, Бельчонок сидел рядом с вами. Вид у него был какой-то странный, мех всклокочен, словно негодник побывал в переделке. Готов поклясться, он понял, что вы ранены. Зверек подождал, пока мы с Бентли подбежим, и вскочил на дерево. Вот откуда я знаю, что он не пострадал. А вот вы были без сознания. — Герберте трудом проглотил ком в горле. — Из раны хлестала кровь. Мы боялись, что потеряли вас.

— Бентли здесь? — Бранди отчаянно пыталась привести в порядок свои мысли.

— Был здесь. Он приехал этим утром проверить, как вы. Его карета не пробыла здесь и десяти минут, когда он услышал шум. То, что произошло, потрясло его не меньше меня.

— Но, слава Богу, кость не задета, — вмешалась миссис Коллинз, довольно улыбаясь. — Рана отлично перевязана, если мне позволено будет заметить. Хотя я до сих пор жалею, что ты, Герберт, и Бентли не поймали того негодяя, который это совершил. Я бы хотела сказать ему пару слов. Вторгаться в чужие владения — это уже преступление, но охотиться или стрелять по мишеням, не удостоверившись, что в лесу никого нет? — Она энергично тряхнула головой. — Чудовищно!

— Я слышала, как закричал Ланселот, — пробормотала Бранди дрожащим голосом. — Он спрыгнул с дерева… я видела. Должно быть, напал на того, кто был в лесу. Ты говоришь, тот человек ушел?

— Да, — подтвердил Герберт. — После того как вы оказались в доме, в безопасности, я снова отправился в лес и прочесал каждый дюйм. Но негодяя и след простыл. Вот только попадись он ко мне в руки… хм… парой слов он бы у меня не отделался. Я бы поговорил с ним при помощи кулаков.

Бранди сцепила зубы и медленно повернула голову, чтобы взглянуть на садовника.

— Ты сказал, Бентли был здесь. Где он теперь?

— Недавно уехал в Колвертон. — Герберт попытался улыбнуться. — Чтобы привезти к вам вашего героя.

— Квентин вернулся? — Бранди плохо соображала, но это она поняла.

— Угу. И, по мнению Бентли, у него найдется повод для недовольства: и это происшествие, и ваше вчерашнее исчезновение, и еще с десяток других вещей.

Как бы вдогонку его словам послышался топот копыт — лошади мчались по аллее все ближе и ближе, затем остановились перед домом. Хлопнула дверь, потом другая, по коридору эхом разнеслись громкие шаги. Дверь в гостиную с грохотом распахнулась.

— Бранди. — Квентин в три шага пересек комнату и лишь на секунду замешкался, когда миссис Коллинз посторонилась, а затем пристроился на краешке дивана. — Солнышко, как ты?

Несмотря на головокружение, Бранди распознала неподдельный страх и тревогу в голосе Квентина. Она с трудом выдавила улыбку.

— Вообще-то мне немного не по себе, милорд, — пробормотала она, потянувшись к его руке. — Если вы хотите победить меня в каком-нибудь соревновании, то сейчас, думаю, самое подходящее время.

— Беспечная глупышка. — Квентин поднес ее ладонь к губам. — Тебя нельзя оставить ни на минуту. Клянусь, я бы выпорол тебя, если бы не был так рад, что ты жива.

— Нет, не выпорол бы. Если бы ты хотел меня выпороть, то сделал бы это давным-давно. За двадцать лет я давала тебе предостаточно поводов.

— Даже больше, чем предостаточно, — поправил он. Квентин, хмурясь, наклонился вперед и принялся внимательно изучать повязку взглядом опытного человека, привыкшего видеть всякие раны — от легких до смертельных. Его пальцы легко коснулись ее теплой щеки, словно он еще раз хотел убедиться, что Бранди жива.

— Насколько серьезна рана, миссис Коллинз? — хрипло спросил он. — Бентли говорил, было много крови.

— Это так, — подтвердил вошедший Бентли. Он облегченно вздохнул, увидев, что Бранди в сознании. — Мисс Бранди, слава Богу!

— Это правда, милорд, — говорила миссис Коллинз, — было много крови. Но как только я смыла ее, то увидела, что рана несерьезная: пуля лишь скользнула по виску.

— За это мы должны поблагодарить ее негодного бельчонка, — вмешался Бентли. — Судя по той картине, которую мы с Гербертом застали, Ланселот напал на злодея. На это указывает и шум, который мы слышали, и растрепанный вид Ланселота. Вполне возможно, он спас жизнь мисс Бранди. Я с содроганием думаю, что было бы, не действуй он так быстро… — Бентли замолчал, решив не развивать свою мысль.

Миссис Коллинз строго поджала губы.

— Тот человек, наверное, был пьян. Или пьян, или слеп. Как он мог не заметить мисс Бранди? Да у нее такой цвет волос, что ее без труда можно увидеть даже в самом густом лесу.

— Миссис Коллинз, — Квентин положил конец рассуждениям экономки, — не могли бы вы принести Бранди чаю? И еще пару одеял?

— Конечно. — Экономка заторопилась исполнить просьбу. В комнате наступила тишина. Бентли решительно прокашлялся.

— Милорд, полагаю, нам с Гербертом нужно подкрепить свои силы. Поэтому, если вы обойдетесь недолго без нас, мы бы хотели пройти в столовую и угоститься рюмочкой коньяка.

— Давайте.

— В столовую? — Герберт поскреб в затылке. — Но и здесь, в гостиной, достаточно коньяка.

— Да, но какого-то сомнительного качества. Предполагаю, в этом году коньяк не совсем удался, — сухо заметил Бентли.

— Коньяк есть коньяк. Кроме того, я хочу остаться с мисс…

— Невозможно. Весь запас в гостиной должен быть заменен на более подходящую марку. — Дворецкий уже испепелял Герберта взглядом. — Поэтому трогать его нельзя. Ну что, пошли?

Бентли разнял руки, которые держал за спиной, и начал подталкивать Герберта к выходу. Взглянув через плечо на Квентина, он закатил глаза и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Бранди прикусила губу, подавляя смех, что бы голова не разболелась еще больше.

— По-моему, Бентли набирается от меня бестактности, милорд, — пробормотала она. — Ему сейчас явно не хватило тонкости.

Квентин даже не улыбнулся, а, наклонившись вперед, прикоснулся губами к краю губ Бранди.

— Рана очень болит?

— Нет, просто саднит. — Она потянулась к нему и легко обхватила за шею. — Хорошо, что ты здесь. Я даже не понимала до сих пор, как мне тебя не хватает.

Квентин взглянул на нее по-особенному:

— Я налью тебе выпить. И хочу, чтобы ты проглотила все, до последней капли, понятно?

— Слушаюсь.

Поднявшись, он подошел к сервировочному столику и налил щедрую порцию коньяка. Бранди внимательно следила за его действиями.

— Скажите, милорд, это не из того ли запаса, качество которого вызывает сомнения?

На этот раз ее шутка произвела желаемый эффект. На лице Квентина мелькнула улыбка.

— Из того самого. Но для наших целей и такой сгодится. — Он опустился рядом с ней и осторожно приподнял ей голову. — Это должно снять боль. Пей медленно, — велел он, поднося рюмку к губам раненой.

Бранди кивнула и сделала маленький глоток, ее передернуло.

— Раз так случилось, хорошо, что эта бутылка пойдет на лечение, — сказала она, состроив гримаску. — Я бы не смогла оценить даже самую превосходную марку. Вкус у коньяка отвратительный.

— Жаль, что тебе не понравилось. Потому что ты должна выпить абсолютно все.

— Слушаюсь, сэр, капитан Стил. — С видом великомученицы Бранди подчинилась, недовольно бормоча после каждого глотка.

— Отлично. — Квентин отставил пустую рюмку. — Можешь больше не ворчать. Пытка окончена. Теперь лежи спокойно, и пусть коньяк делает свое дело. — Он опустил ее голову обратно на подушку.

— Ты бесчувственный тиран, — пробормотала она, устраиваясь поудобнее.

Он приподнял черную бровь:

— И это говорит та самая проказница, которая как следует отругала меня, назвав чертовым дураком? Бранди слегка улыбнулась и потупилась.

— А ты и есть чертов дурак. — Она зевнула. — Ты слышал, о чем я говорила? Мне тебя не хватало.

— Слышал. — Квентин убрал локон с ее лба.

— Ну и?..

Он нежно погладил ее по щеке.

— И что?

— Ты разве не собираешься ответить мне?

— А ты уверена, что тебе нужен мой ответ? Мне казалось, ты не захочешь меня слушать, после того как разбила вдребезги мою гордость.

Бранди с трудом открыла глаза, в которых читались боль и нерешительность.

— Конечно, уверена. Пожалуйста, Квентин, ответь мне. Быстро. Мне нужно знать, что ты думаешь. — Она боролась с теплой истомой, сковавшей руки и ноги. — И что чувствуешь.

— По-прежнему нетерпелива. И откровенна. Правдива и порывиста. Какой бы хаос ни творился в мире, мое солнышко всегда остается самой собой. Слава Богу.

Бранди затаила дыхание.

— Я скучал по тебе каждую секунду в разлуке, — прошептал Квентин, дав ей ответ, которого оба ждали. — Но в отличие от тебя я понимал это. Всегда. Не было ни минуты, когда бы мне не хотелось помчаться домой, в Изумрудный домик, чтобы обнять тебя. — Он намотал на палец блестящую прядку ее волос. — Тебе будет приятно узнать, что от моей глупости не осталось и следа. И теперь я могу дать тебе не только правильные ответы, но и задать нужные вопросы. Такой ответ считается удовлетворительным?

— Вне всякого сомнения, милорд. — На ресницах Бранди сверкнули слезы. — Если все это сон… Если бы я была тяжело ранена и находилась сейчас без сознания… я бы предпочла никогда не просыпаться.

— Посмотрю, что можно сделать, — с серьезным видом ответил Квентин. — Но по моему опыту, гудящие головы и кровавые раны явно указывают, что человек в сознании.

— Хорошо. — Бранди подняла руку и прижала ладонь к его подбородку. — Квентин!

— М-м?

— Прежде чем состоится наш разговор, а состояться он должен — я знаю, прежде чем ты начнешь так кричать, что все, кроме Бентли, разбегутся… — Она снова зевнула. — И прежде чем я совсем поглупею из-за этого коньяка, так что уже ничего не буду помнить… прежде чем все это случится, ты не поцелуешь меня? — Она погладила его затылок. — А после — кричи сколько угодно, я не возражаю.

Руки Квентина очень осторожно и нежно скользнули под ее голову, чтобы успокоить боль. Он наклонился и прикоснулся к ее губам в мягкой красноречивой ласке, которая проняла Бранди до самых кончиков пальцев.

— Одного поцелуя мне мало, — запротестовала она, когда он хотел выпрямиться. — Я хочу больше.

В груди Квентина заклокотал приглушенный смех, в котором слышалось и веселье, и облегчение.

— Ты всегда хочешь большего. — И он снова поцеловал ее, упиваясь мягкостью и податливостью ее губ.

Бранди ответила на поцелуй, ее руки скользнули под сюртук на спину, и она погладила ее сквозь тонкую ткань рубашки. Ее прикосновение, казалось, затронуло какую-то струну в самой глубине души.

— Господи, как я испугался, — пробормотал он возле ее приоткрытых губ. — Мысль о том, что ты ранена… или еще хуже…

— Со мной все в порядке, — уверила его Бранди чуть дрогнувшим голосом. — Я даже не испугалась. Просто не успела. — Веки у нее отяжелели. — Не хочу спать, — запротестовала она, пытаясь побороть действие коньяка. — Хочу целоваться. — Ресницы коснулись щек. — Я так люблю, когда ты целуешь меня. Это просто рай. — Она еще раз зевнула. — Кроме того, если мы будем целоваться, мне не придется рассказывать ни о поездке в Таунзбурн, ни о моем плане. — Руки упали, голос затих. — Ни о вчерашнем визите в контору мистера Хендрика…

Она заснула. Зато Квентин бодрствовал.

— В контору Хендрика? — Он даже подскочил. — Что еще за визит… — Увидев, что Бранди спит, он понял — ответа от нее не добиться.

Но получить ответ он все-таки был намерен.

— Бентли. — Квентин вошел в столовую. — Нам нужно поговорить. Герберт, — продолжил он, не сводя сердитого взгляда с дворецкого, — ты не извинишь нас?

— С мисс Бранди все в порядке? — встревожился Герберт.

— Да. Она уснула. С ней сейчас миссис Коллинз. Можешь по пути заглянуть в гостиную.

— Ладно. — Герберт отставил рюмку. Он не решался что-то сказать, но потом все-таки высказался: — Простите, милорд, я хотел спросить… Я буду работать у беседки. Не могли бы вы послать за мной, когда мисс Бранди проснется? Мне бы хотелось навестить ее, если она будет себя хорошо чувствовать.

— Конечно. Уверен, Бранди тоже захочется тебя повидать… после того, как я с ней поговорю.

— Разумеется, сэр. — Герберт безошибочно понял намек Квентина и поспешил ретироваться.

Бентли ждал, пока они не остались одни.

— Что вас расстроило, милорд? — спокойно поинтересовался он.

— Думаю, это ты мне скажешь. Прежде чем заснуть, Бранди что-то пробормотала насчет вчерашнего визита к Хендрику. Не мог бы ты просветить меня, о каком визите шла речь?

— Понятия не имею. — Бентли нахмурился. — Единственная вчерашняя поездка, о которой я знаю, это та, которую мисс Бранди совершила со мной в Таунзбурн. И я вам уже сообщил все подробности и результаты этого визита. Что касается конторы мистера Хендрика… — Дворецкий поджал губы. — То вполне возможно, именно туда мисс Бранди и отправилась, когда покинула Герберта, чтобы сбежать в Лондон.

Квентин сжал кулаки.

— Не могу поверить. Меня не было всего несколько дней. И за это время Бранди уговорила моего дворецкого, которому я так доверял, отправиться с ней в поездку, хотя я был категорически против, обнаружила тайник с записной книжкой, подвергнув тем самым опасности свою жизнь, и убежала от спящего садовника, чтобы тайком пробраться в Лондон, где она, очевидно, встречалась с моим поверенным бог знает по какому поводу.

— Простите, сэр, но вы возражали только против того, чтобы мисс Бранди ехала в Таунзбурн одна — чего она фактически и не сделала. Вы также просили, чтобы она подождала один день, прежде чем начнет действовать, — она так и поступила. Таким образом, ни она, ни я не ослушались вас. Что касается ее поездки к мистеру Хендрику, предполагаю, она была вызвана обнаружением записной книжки, якобы поставившей под угрозу ее жизнь, хотя, если принять во внимание бесполезность моего визита в Аллоншир, с этой книжкой она рисковала не больше, чем с любым обычным документом. И последнее: Герберт — прекрасный трудолюбивый работник. Но так уж получилось, что ему требуется хороший долгий сон. Мне не хотелось бы показаться нескромным, милорд, но, наверное, я все-таки избаловал вас своей редкой способностью обходиться почти без отдыха. Большинство людей нуждается время от времени в передышке.

Квентин бросил на него короткий взгляд:

— Ты закончил перечислять свои добродетели?

— Вполне, сэр.

— Хорошо. Тогда, быть может, вернемся к нашему вопросу?

— Я предполагаю, вы имеете в виду поездку мисс Бранди в Лондон?

— Отличное предположение. — Квентин принялся вышагивать по комнате.

— Уверяю вас, сэр, мисс Бранди ни словом не обмолвилась о том, что намерена посетить контору мистера Хендрика. Даже не предполагаю, чем была вызвана такая срочность. Когда я уезжал в Беркшир, она, казалось, собиралась ждать моего возвращения, прежде чем предпринять дальнейшие шаги.

— Точно так же, как собиралась ждать моего? — Квентин чуть склонил голову, вопросительно глядя на дворецкого.

— Здесь вы правы, милорд.

— Да… но, к сожалению, я немного опоздал. — Квентин мерил шагами комнату, мысленно собирая детали головоломки, чтобы представить всю картину происшедшего за последние несколько дней. — Что ж, Бентли, мы оба оказались в дураках. Нам следовало бы догадаться, что Бранди не сможет, да и не станет ждать. Она беспокойна, как мотылек, и не способна усидеть на месте. А что еще хуже, она бросается вперед, не думая о возможных последствиях. Предполагаю, что в ее умную беспокойную головку пришла какая-то блестящая идея, показавшаяся ей настолько важной, что она решилась действовать безотлагательно. Теперь нам остается определить, что это была за идея и каковы ее последствия. — Он остановился и поймал встревоженный взгляд Бентли. — И имеют ли эти последствия какое-нибудь отношение к сегодняшней, якобы случайной, стрельбе.

— Мне приготовить записку для мистера Хендрика, сэр?

— Нет. — Квентин решительно покачал головой. — Я не хочу встречаться с Эллардом, пока точно не буду знать, что он обсуждал с Бранди. Хотя, зная Бранди, могу утверждать, что она вознамерилась добраться до тех джентльменов, чьи имена перечислены в книжке Ардсли.

— Рискую разжечь ваш гнев, милорд, но идея вполне разумная.

— Для нас — да, для Бранди — нет. — Квентин нахмурился. — Ты уверен, что Смизерс ничего не знает? Неужели до него не дошло ни одной сплетни, хотя бы отдаленно подозрительной?

— Вполне уверен, сэр. Он поддерживает дружеские отношения с камердинерами четырех беркширских джентльменов, упомянутых в книжке виконта. За последние несколько месяцев ни у одного из них финансовое положение не изменилось.

— Нам остается разузнать еще о восьми джентльменах, — заметил Квентин. — Любой из них может оказаться тем, кого мы ищем. Проклятие. Я должен взглянуть на записную книжку Ардсли.

— Я запомнил почти все имена из этого списка, сэр.

— Этого недостаточно. Мне нужны абсолютно все имена, . без исключения. А еще мне нужно взглянуть на них рядом с соответствующими цифрами, чтобы прийти к какому-то разумному заключению. Короче, мне нужно внимательно ознакомиться с самой книжкой.

— Понимаю вас, сэр. Думаю, здесь проблем не будет. Уезжая из Таунзбурна, мисс Бранди захватила с собой записную книжку. Скорее всего книжка хранится в Изумрудном домике.

— Если только она теперь не у Хендрика.

— Я об этом не подумал, — нахмурился Бентли. — А что вы станете делать, если ваше предположение окажется верным?

— Отправлюсь в Лондон и поговорю с Эллардом, .. Я уверен, мне все равно придется это сделать, потому что Бранди наверняка потребовалась его помощь, когда она решила действовать по своему плану.

— Не знаю, сэр, затронет это ваши планы или нет, но мастер Дезмонд получил поздно вечером послание от мистера Хендрика.

Квентин прищурился:

— Тебе, случайно, не известно содержание письма?

— В точности — нет. Но, по словам Сандерса, мастер Дезмонд, прочитав письмо, пробормотал что-то насчет встречи с мистером Хендриком сегодня вечером.

— В Колвертоне?

— Нет. В Лондоне.

— А, так мой братец едет в Лондон. И мы с тобой можем догадаться, зачем он вдруг срочно понадобился Хендрику.

— Вы предполагаете, что мистер Хендрик сообщил мастеру Дезмонду о визите мисс Бранди, — подсказал Бентли.

— Вне всякого сомнения. Бедный Эллард, должно быть, лишился дара речи, когда Бранди возникла в его конторе без сопровождения своего верного опекуна или хотя бы служанки. Я уверен, он поставил точку в своем письме к Дезмонду еще до того, как карета Бранди отъехала от его дверей. — В глазах Квентина промелькнула догадка. — По крайней мере это объясняет, почему Дезмонд не примчался к постели больной. Он сейчас на пути в Лондон и скорее всего даже не подозревает о происшествии.

— Да, вероятно, он не знает о выстреле, — согласился Бентли. — Но не потому, что он в пути. Подозреваю, мастер Дезмонд не сможет выехать из дома в ближайшие несколько часов.

— Так где же он был, когда ты приехал в Колвертон и сообщил дурную весть?

— В постели, милорд. — Бентли презрительно фыркнул. — Сандерс попытался разбудить его, но безрезультатно. Состояние здоровья мисс Бранди внушало опасения, и я не собирался тратить время на приготовление черного кофе, чтобы привести мастера Дезмонда в чувство. Поэтому я посоветовал Сандерсу сообщить хозяину новость, когда он сможет оторвать голову от подушки. А это произойдет, судя по тому, когда он добрался до своей спальни вчера ночью, — Бентли вынул часы и убедился, что время перевалило за полдень, — никак не раньше часу дня.

— И тогда он помчится к Изумрудному домику на своем белом скакуне, — холодно завершил Квентин. — Я рад, что ты мне это рассказал. Теперь я смогу ему помешать. Меньше всего мне хочется, чтобы Бранди испытала на себе последствия его запоев, когда он пребывает в самом мрачном настроении. — Увидев, что Бентли удивленно приподнял брови, Квентин добавил: — Тебе, возможно, показалось, что я сегодня непривычно зол. Это потому, что мой затянувшийся визит в Лондон дал такие результаты, , от которых моя симпатия к Дезмонду уменьшилась во много раз.

— Я обескуражен, сэр. Вы же сказали, что лорд Батерст удовлетворил вашу просьбу и предоставил вам отсрочку, разве не так?

— Так. Но только когда я встретился с ним лично, а до этого его чиновники целый день не обращали на меня внимания, избегали объяснений, тянули канитель.

Бентли ничего не понимал:

— Какое странное обращение, милорд.

— Странное и беспрецедентное. Что я не преминул заметить Батерсту. Он был озадачен не меньше меня. По его предложению я расспросил каждого адъютанта. На это ушла целая вечность, но в конце концов я обнаружил одного молодого паренька. Бедняга оказался настолько впечатлителен, что поддался на давление аристократа. Ему внушили, что если он хочет сохранить свою должность, то ему следует создать видимость на бумаге, будто мое присутствие в Америке продиктовано безотлагательной необходимостью. Ты еще не догадался, кто все это внушил ему? Не кто иной, как мой любящий братец.

Бентли с трудом обрел голос:

— Зачем это понадобилось мастеру Дезмонду?

— А ты не догадываешься?

— Мисс Бранди.

— Конечно. Дезмонд не хочет, чтобы я был рядом с ней, потому и организовал мой поспешный отъезд в колонии. Однако его замысел обречен. И не только потому, что я вовремя его раскусил и Батерст дал мне отсрочку, но и потому, что даже после раскрытия убийства и моего отъезда из Англии я никогда больше не стану принижать свою роль в жизни Бранди, как и не буду отрицать своих чувств к ней.

— Браво, сэр. Квентин повел бровью.

— Я рад, что заслужил твое одобрение, Бентли, — сухо заметил он. — Ну а теперь, когда мы все выяснили, не могли бы мы вернуться к сегодняшней таинственной стрельбе?

— Прошу прощения, милорд, — в комнату заглянула миссис Коллинз, — но мисс Бранди проснулась и просит вас прийти.

— Мне здесь подождать, сэр? — спросил Бентли.

— Нет. Ступай со мной.

Кивнув, Бентли последовал за Квентином, тактично оставаясь в тени, когда Квентин пересекал гостиную, направившись к дивану, на котором лежала Бранди, укутанная одеялами, с пышными подушками под головой. Выглядела она очень маленькой, бледной и хрупкой.

— Хорошо поспала, солнышко? — с наигранной беспечностью спросил Квентин, но его выдал напряженный взгляд.

— Да, наверное. — Бранди неуверенно тронула повязку на голове.

— Тебе лучше?

— Да, значительно. — Она пытливо вгляделась в его лицо. — Сон помог. Но не так, как то, чем я занималась перед ним. — После короткой паузы она спросила: — Ведь это было на самом деле, мне ведь не приснилось?

Квентин чуть заметно улыбнулся.

— Хм. — Он сел рядом с ней и прижал ее ладонь к своим губам. — Мы оба этим занимались.

— Хорошо. — Она облегченно вздохнула и, почувствовав присутствие дворецкого, повернула к нему голову без тени смущения. — Спасибо еще раз за мое спасение.

— Благодарите бельчонка, миледи, я только лишь помог ему. Бранди улыбнулась:

— В таком случае нам придется приготовить особое угощение из орехов и ягод в честь славного подвига Ланселота.

— Милая, — строго повторил Квентин, — ты уверена, что боль отступила?

У Бранди вырвался глубокий покорный вздох.

— Если ты имеешь в виду, по силам ли мне вынести твой разнос, то мой ответ, к сожалению, утвердительный. Просто скажи, что успел тебе поведать Бентли, а остальное дополню я. Можешь поднять крик в любом месте моего рассказа.

С Бентли случился внезапный приступ кашля. Квентин хмуро взглянул сначала на дворецкого, потом на Бранди.

— Я знаю о твоей поездке в Таунзбурн, — сообщил он. — И о записной книжке, которую ты нашла. Кстати, почему ты никогда не упоминала о тайнике в отцовском столе?

— А ты не спрашивал.

— Очень смешно. Другими словами, ты с самого начала намеревалась обыскать стол самостоятельно.

— Нет. Я с самого начала намеревалась обыскать стол с тобой. Ты был в Лондоне. Поэтому я обыскала его с Бентли. — Она снова повернула голову к дворецкому. — Визит к Смизерсу дал нам какую-нибудь зацепку?

— Никакой, миледи. Ни один из четырех беркширских джентльменов, упомянутых в списке виконта, судя по всему, не стал в последнее время обладателем огромного состояния. Бранди сникла:

— Что ж, остается надеяться, что мой план, реализованный мистером Хендриком, поможет нам узнать, виновен ли кто-нибудь из остальных.

— Какой еще план? При чем здесь Хендрик? — взвился Квентин. — Черт возьми, Бранди, ты ездила вчера в контору к Элларду?

— Да. Я попросила его организовать встречу всех джентльменов, перечисленных в папиной книжке, и чтобы я могла там присутствовать. — Бранди нахмурилась. — Ах да, и Дезмонд. Мистер Хендрик настоял, чтобы Дезмонд тоже там был.

— Неудивительно. Ты уже говорила с Дезмондом об этом?

— Нет, мистер Хендрик встречается с ним сегодня. Вообще-то я заезжала вчера в Колвертон по дороге домой, но, по правде говоря, мне хотелось повидать тебя и Бентли, а не Дезмонда. Как бы там ни было, я не видела никого. Замок был темный. Должно быть, все спали.

— Я не спал, — возразил Квентин. — Меня даже там не было. В Колвертон я вернулся только этим утром.

— Этим утром? На рассвете? Почему же ты сразу не приехал ко мне? — возмутилась Бранди.

Квентин растерянно покачал головой:

— Просто не верится. Нет, не на рассвете. Если тебе так нужно знать, маленькая проказница, моя карета подкатила к замку как раз в ту минуту, когда Бентли отправлялся в Изумрудный домик. Он пересказал мне все события последних дней и уехал а я тем временем выкупался и переоделся. После чего я намеревался сразу же отправиться сюда, хотя еще не знал, что тебя ранили. Удовлетворена?

Бранди сверкнула глазами:

— Да.

— Хорошо, тогда давай вспомним, кто кого отчитывает.

— Как скажете, милорд.

— Вернемся к этой встрече, которую ты пытаешься устроить. — Квентин сложил руки на груди. — Какова ее цель?

— Ну конечно же, определить, виновен ли кто-нибудь из перечисленных в папиной книжке, — удивилась Бранди.

— Ты в самом деле полагаешь, что если убийца и мошенник окажется в конторе у Хендрика, то, не выдержав угрызений совести, он во всем признается?

Что одно твое появление заставит его вскочить и объявить себя виновным?

Бранди поморщилась:

— Незачем прибегать к сарказму или оскорблениям. Разумеется, я так не думаю. Но если один из них в самом деле обманул отца, то его записи не совпадут с цифрами из папиной книжки. И он не сможет оклеветать кого-то другого, ведь в этой же комнате будут сидеть все его партнеры. Таким образом его хитрость раскроется.

— Вот, значит, как. — Квентин еще больше помрачнел. — Скажи мне, это была идея Хендрика?

— Нет. Моя.

— Мог бы и не спрашивать. Ну и какая роль отведена Хендрику в твоем грандиозном плане?

— Он представляет деловые интересы всех джентльменов из списка. Хендрик пообещал мне просмотреть их документы и сделать первый шаг для организации нашей встречи.

— Первый шаг?

— Он разослал письма, чтобы выбрать удобный для всех день и час.

Квентин и Бентли переглянулись.

— Когда, Бранди, когда он разослал эти письма?

— Вчера вечером.

— Проклятие! — Квентин отвернулся, на его скулах заходили желваки.

— Почему ты так расстроился? — спросила Бранди, вопросительно изогнув брови. — И почему ты так бурно реагируешь? Я предполагала, что ты разозлишься, но ты не просто разозлился. Ты невозможно жесток. Квентин, что случилось? Прежде ты никогда со мной так не обращался.

На лице Квентина отразилось глубокое смятение.

— Прежде я никогда из-за тебя так не волновался. Признание, произнесенное не столько для Бранди, сколько для себя самого, перекинуло невидимый мостик между прошлым и настоящим, соединив их в единое целое. Квентин и Бранди посмотрели друг другу в глаза и уже не смогли оторваться. Бентли незаметно выскользнул из комнаты. Квентин осторожно запустил пальцы в волосы Бранди.

— Солнышко… — выдохнул он.

— Позже. — Она нежно прижала палец к его губам, не позволив говорить. — Не теперь. Я хочу насладиться словами, когда ты впервые произнесешь их. Не хочу, чтобы ты поспешно выпалил их, отчитывая меня при этом, пусть даже из самых лучших побуждений. — Она приподнялась и коснулась губами его губ. — Позже, — шепотом повторила Бранди.

Рука Квентина скользнула под блестящую гриву и нежно погладила теплый затылок.

— Мое прекрасное солнышко, — пробормотал он, — почему так происходит, что каждую драгоценную секунду обязательно затмевает темная реальность?

— Потому что эти мгновения не следует ни с чем связывать, чтобы мы могли как следует ими насладиться. — Она снова улеглась на подушки. — А теперь расскажи мне, почему ты вышел из себя, узнав, что мистер Хендрик разослал письма?

— Ладно. — Прежде чем дать объяснение, Квентин продумал каждое слово, подыскивая достаточно весомые, чтобы внушить ей мысль о необходимости соблюдать осторожность, и в то же время достаточно мягкие, чтобы не вселить в нее страх. — Есть одна версия, которая, очевидно, не пришла тебе в голову. Она довольно спорная, признаю, но тем не менее ее нельзя сбрасывать со счетов. Я до сих пор не упоминал о ней потому, что это всего лишь домысел и мне не хотелось пугать тебя. Бог свидетель, ты и так достаточно натерпелась за последние несколько недель. Но может быть, стоит обсудить мою версию теперь, хотя бы ради того, чтобы заставить тебя, упрямицу, задуматься. — Он взял ее руку в свою. — Еще и двух часов не прошло, как в тебя стреляли и промахнулись только благодаря милости Божьей. Ты не подумала, что, возможно, это вовсе не случайная стрельба? Что кто-то попытался… — он хотел было произнести «убить тебя», но не смог, — причинить тебе зло?

— Причинить мне зло? — повторила в ужасе Бранди.

— Подумай об этом. Предположим, твоя версия верна и катастрофу действительно подстроили для Ардсли. Пойдем дальше. Предположим, убийца хотел заставить замолчать твоего отца, чтобы тот не только не раскрыл сам факт обмана, но и личность мошенника. Это ему удалось, он устранил все угрозы. Потом неожиданно в дело вмешивается умненькая и настойчивая дочь Ардсли и не успокаивается, пока не находит проклятую записную книжку. Преступник вновь рискует оказаться разоблаченным. Бранди, — Квентин говорил очень ласково, крепче сжимая ее пальцы, словно стараясь смягчить удар, — он уже убил троих, чтобы защитить себя. Неужели ты и впрямь полагаешь, что он остановится перед следующим убийством?

Щеки Бранди стали совсем белыми.

— О Господи… я не думала об этом.

— Послушай меня, солнышко. Все это лишь предположение. Весьма маловероятное. Но с нас и предположения достаточно, если речь идет о твоей безопасности. Теперь ты понимаешь, почему я так разбушевался от одной мысли, что ты разъезжаешь по Лондону или еще где бы то ни было одна, без провожатых?

Бранди молча смотрела на него, постепенно осознавая услышанное.

— Теперь я понимаю, почему ты так бурно отреагировал, услышав о письмах мистера Хендрика, — пробормотала она еле слышно. — Ты полагаешь, один из адресатов виновен, а прочитав записку мистера Хендрика, он сразу поймет, что я затеяла, и тогда попытается…

— Я не хочу, чтобы ты делала поспешные выводы.

— Сам знаешь, что я их не делаю, иначе не рассказывал бы мне о своей теории. А ведь она очень логична. — Подбородок Бранди задрожал. — Герберт предположил, что стрелявший случайно забрел сюда, думая, что в Изумрудном домике никто не живет. Теперь я понимаю, насколько надуманно такое объяснение. Герберт, несомненно, пытался успокоить меня. И правда, кто это мог решить, что в Изумрудном домике пусто? Мы с Памелой часами работали в саду почти каждый день на виду у всех, кто проезжал мимо. А после ее смерти я провела больше времени в беседке, чем в доме. Нет, Квентин. Тот, кто стрелял из пистолета, знал, что я где-то поблизости. — Глаза ее наполнились ужасом. — Должно быть, он поджидал меня в лесу. Хотел убить.

Осторожно приподняв больную, Квентин прижал ее к себе.

— Не нужно, солнышко. Это чистой воды вымысел. Мы даже не знаем, есть ли в нем хоть зернышко правды. — Он дотронулся губами до ее лба. — Но пока мы ни в чем не уверены, не будем больше по-глупому рисковать, ладно?

Бранди кивнула, все еще не придя в себя.

— Я виновата, — наконец проговорила она. — Какой же глупой я была! Мне и в голову не приходило ничего подобного.

Квентин зарылся лицом в ее волосы, чувствуя, как по телу Бранди пробегает дрожь от испуга, и ненавидя себя за это.

— Ты вовсе не глупая, — возразил он изменившимся голосом. — Ты красивая, храбрая женщина. И я не хочу, чтобы ты боялась. С тобой ничего не случится. Я не позволю.

Бранди пыталась подавить свой страх, но не сумела.

— Когда ты отплываешь в колонии? — спросила она, боясь ответа.

— Когда убийство будет раскрыто. Лорд Батерст дал мне отсрочку.

Она отпрянула, на лице ее читалось облегчение.

— Слава Богу. Квентин… — И вновь в ее взгляде появился болезненный испуг, пронзивший ему душу. — Останься со мной. Не уходи.

Именно с этой мольбой она обратилась к нему целую вечность тому назад — в тот день, когда он вернулся в Котсуолд. Мольба та же самая, но он теперь другой.

— Не уйду, — невольно произнес он, давая невыполнимое обещание, которое поклялся себе не давать. — Я не покину тебя — никогда.

Бранди решительно покачала головой, отвергая его слова.

— Я не это имела в виду, — объяснила она взволнованным шепотом. — Я знаю, что для нас не существует вечности. Есть только настоящее. Здесь. В Изумрудном домике. Пока не пройдет этот кошмар. Прошу тебя, Квентин, останься со мной.

В душе Квентина шевельнулось что-то глубокое и болезненное.

— Не могу, Бранди.

— Почему? — В ее глазах заблестели слезы. — Потому что я лишусь своей репутации? Так мне наплевать на нее.

— Нет. — Он сжал ее лицо ладонями. — Потому что я лишусь самоконтроля.

— А мне и на него плевать. Я даже была бы рада.

С полустоном-полусмехом Квентин вновь привлек к себе Бранди.

— Ах, милая, если бы все было так просто!

— Но так оно и есть.

— Нет. Не так. Проклятие, солнышко, ты, наверное, даже не понимаешь, что поставлено на карту.

— Я знаю, что поставлено на карту. — Бранди отпрянула, пытливо заглядывая ему в глаза. — А ты?

— Так хорошо, что мне хочется обнять тебя и освободить одновременно.

— А если я не хочу, чтобы меня освободили? — Бранди мгновение молчала. — Квентин, — вновь заговорила она, легко поняв, какие противоречивые чувства борются в его душе, — Что бы ни произошло между нами, ты все еще мой самый дорогой друг. И всегда им останешься. Ты мне нужен рядом, хотя бы чтобы утешать меня. — По ее губам скользнула озорная улыбка. — А если вдруг твой самоконтроль подведет тебя, тогда придется прибегнуть к моему. Неплохо для разнообразия, ты так не считаешь?

Грудь Квентина заколыхалась от смеха.

— Очень неплохо. А как, моя непоседа, ты этого добьешься?

— Думаю, ты слишком высокомерен, чтобы представить, будто на меня совершенно не действует твое обаяние?

Смех тут же прекратился.

— Напротив, солнышко, я теряю голову, когда ты в моих объятиях. И так же, как ты, не могу противостоять этому.

Бранди прижала ладонь к его подбородку.

— Изумрудный домик твой. Нужно ли мне напоминать, что в доме находится твоя собственная спальня?

Он коснулся губами ее ладони.

— Но смогу ли я воспользоваться ею?

— Это тебе решать.

— Ты искушаешь судьбу, знаешь ли.

— Нет, я искушаю тебя. Квентин улыбнулся:

— И даже не представляешь, как сильно.

— Думаю, представляю. По правде говоря, я на это и рассчитываю. — Бранди сверкнула глазами. — А еще я рассчитывала на то, что ты никогда не мог сказать мне «нет».

Квентин тряхнул головой.

— Ты мне тоже, — напомнил он ей.

— Ты прав. — Она смотрела на него не отрываясь говорящим взглядом. — Останься со мной, — тихо повторила Бранди. — Миссис Коллинз тоже будет здесь, чтобы замолчали самые болтливые языки. Привези Бентли с собой. В конце концов как только распространится новость о несчастном случае со мной, все сразу согласятся, что мне нужен постоянный уход. Зная, как близки наши семьи, общество просто решит, что ты и Бентли помогаете миссис Коллинз заботиться обо мне.

— Что я и намерен сделать. После всего, что произошло, я не хочу оставлять тебя ни на одну минуту. — Квентин нахмурился. — Проклятие. Мне нужно повидать Хендрика.

— Вероятно, ты найдешь его в Колвертоне. Он говорил, что на сегодня у него запланирована встреча с Дезмондом.

— В Лондоне, не здесь. И если уж мы заговорили о моем брате, то у меня найдется для него пара вопросов… когда он оторвется от бутылки, чтобы выслушать их.

— У меня тоже. Я хочу показать Дезмонду записную книжку и расспросить его об огромных папиных потерях.

Квентин с интересом посмотрел на нее:

— Значит, ты не отдала книжку Элларду?

— Разумеется, нет. Я позволила ему переписать все цифры и забрала книжку с собой, чтобы показать тебе.

— Отлично. Где эта книжка?

Показав на платье, Бранди хитро улыбнулась:

— Под ним. Не хочешь ли достать?

Квентин дернул темной бровью:

— Ты играешь с огнем.

— Я готова сгореть. — Она уткнулась в теплую шею Квентина. — Поезжай в Лондон, если нужно.

— Нет. — Дрожь пробежала по его телу, руки властно сомкнулись вокруг нее. — Я поеду в Колвертон, поговорю с Дезмондом, но в Лондон не вернусь. А брату скажу, пусть после беседы с поверенным он привезет его в Котсуолд. Тогда и ты, и я сможем задать наши вопросы и высказать наши опасения.

— Прекрасно. Тогда вообще не уезжай никуда. Отправь Дезмонду записку и вели ему препроводить мистера Хендрика прямо в Изумрудный домик.

— Нет, так не годится. Бентли приказал бедняге Сандерсу сообщить Дезмонду о несчастном случае с тобой, как только он проснется. Мы оба знаем, что, услышав эту новость, он захочет заехать сюда по пути в Лондон, как велит ему долг опекуна, заботящегося о своей подопечной, тем более если он узнает, что я уже вернулся. Нет, лучше мне поговорить с Дезмондом прямо сейчас. Кроме того, — Квентин взглянул на нее пламенным взглядом, опалившим ее с головы до ног, — мне все равно нужно поехать в Колвертон, чтобы забрать вещи.

Глава 14

— Сандерс, мой брат проснулся? — осведомился Квентин, стремительно войдя в холл.

— Только что, милорд. — Камердинер спускался по лестнице, то и дело останавливаясь, чтобы бросить боязливый взгляд через плечо. — Как леди Бранди, сэр?

— Еще слаба. Не совсем пришла в себя. А в остальном — нормально. Ты уже сказал ему?

Сандерс не успел ответить. С грохотом и проклятиями Дезмонд вывалился на лестничную площадку, на ходу завязывая пояс халата, и злобно посмотрел на слугу.

— Что, черт возьми, здесь происходит? Я же просил принести мне выпить. — Краем глаза он заметил Квентина. — О, мне следовало догадаться. Несравненный лорд Квентин вернулся в Колвертон. Скажи мне, Сандерс, это и есть та важная новость, которую ты все пытался мне сообщить? Это из-за нее ты не выполнил мой приказ принести новую бутылку мадеры?

— Ты ошибся, Дезмонд, — невозмутимо возразил Квентин. — Сандерс пытался сказать тебе, что Бранди ранена.

От язвительности Дезмонда не осталось и следа.

— Ранена? Как?

— В нее стреляли.

— Господи… когда? Она сильно пострадала?

— Стреляли несколько часов назад. Но она поправится. Пока она слаба и не совсем в сознании от потери крови и потрясения. Да и боль не отступила. Но к счастью, пуля не попала в цель, лишь скользнула по виску. Еще чуть-чуть — и Бранди была бы убита.

— Пуля не попала в цель? Ты хочешь сказать, что кто-то пытался убить Брандис?

— Уверен, так оно и было.

Дезмонд выругался и дрожащей рукой провел по волосам.

— Кому, черт возьми, понадобилось… — Он замолк и снова злобно посмотрел на камердинера. — Почему меня сразу же не разбудили?

— Сандерс пытался, — ответил за слугу Квентин, презрительно оглядывая брата с головы до ног. — Но не смог добиться от тебя ответа, как ни трудно в это поверить.

— Я лег почти на рассвете. Был абсолютно без сил. Но раз такое дело, — Дезмонд бросил еще один злой взгляд на своего камердинера, — мог бы постараться как следует.

— Сандерс отлично тебе служит, — вмешался Квентин, избавив слугу от недостойной необходимости защищаться. — Вряд ли ему можно вменять в вину, что ты так сильно пьешь, что не можешь отличить день от ночи.

— Благодарю, милорд, — тихо произнес Сандерс. Дезмонд побледнел:

— Мой камердинер, как видно, не умеет держать язык за зубами.

— А ему и не нужно этого делать, — возразил Квентин. — У меня есть глаза. С тех пор как умер отец, ты пьешь не переставая.

Дезмонд плотно сжал губы.

— Мы обсудим мои привычки в другой раз, Квентин. Наедине, — подчеркнуто добавил он. — А сейчас я нужен Брандис. Я оденусь и немедленно отправлюсь к ней. — Он повернулся и пошел обратно в свою комнату.

— Не ходи. — Квентин остановил Сандерса.

— Ему понадобится моя помощь, лорд Квентин.

— Я сам помогу ему, если будет нужно. Мне почему-то кажется, он предпочтет, чтобы при разговоре, который сейчас нам предстоит, не было посторонних.

— Понятно. — Сандерс неуверенно промокнул лоб платком.

— А пока я попрошу тебя найти моего камердинера и передать ему, чтобы он упаковал кое-что из моих вещей. И вещи Бентли тоже. Мы переезжаем в летний домик.

Сандерс удивленно заморгал, но вслух произнес только следующее:

— Конечно, милорд. Я немедленно все передам Уайту. Полагаю, он поедет с вами?

— Нет. — Квентин многозначительно кивнул в сторону лестницы на второй этаж. — Думаю, помощь Уайта тебе понадобится гораздо больше, чем мне. В случае необходимости Бентли сможет послужить мне камердинером столько, сколько мы пробудем в Изумрудном домике. — Он весело сверкнул глазами. — Не будет так задаваться.

Сандерс едва заметно улыбнулся:

— Как мне передать Уайту, на сколько дней должен быть, рассчитан ваш багаж?

— Не знаю. Это зависит от того, что мы узнаем о так называемом несчастном случае с Бранди, и от того, насколько быстро она поправится. Я не оставлю ее, пока не удостоверюсь, что она полностью выздоровела… и ей больше не грозит опасность.

— Понимаю, милорд. Я велю Уайту подготовить багаж для длительной отлучки. А потом мы всегда сможем прислать другие вещи, если понадобится.

Квентин кивнул:

— Спасибо за старание, Сандерс. Теперь я понимаю, почему отец утверждал, что ты незаменим.

Во взгляде Сандерса читалась нескрываемая благодарность.

— Спасибо вам, милорд, — просто сказал он.

Поднявшись на первую ступеньку лестницы, Квентин остановился.

— Между прочим, я бы посоветовал тебе подождать с полчаса, а затем все-таки принести бутылку мадеры в спальню Дезмонда. Она ему пригодится.

— Как скажете, сэр. — Сандерс поклонился и заторопился прочь.

Сцепив зубы, Квентин преодолел лестницу, перешагивая через две ступеньки, и быстрым шагом подошел к покоям Дезмонда. Резко распахнул дверь. Дезмонд удивленно обернулся, сжимая в руке пустую бутылку.

— Я думал, что ты одеваешься, — холодно заметил Квентин.

— Так и есть. Ни капли не осталось. — Дезмонд со стуком отставил бутылку и выглянул в коридор из-за плеча Квентина. — Куда, черт возьми, подевался Сандерс?

— У него дела. Я сказал ему, что сам помогу тебе.

Дезмонд насторожился:

— Значит ли это, что ты знаешь, кто стрелял в Брандис… и почему?

— Не знаю кто, — Квентин закрыл дверь и привалился к ней спиной, — но почему должно быть очевидно даже тому, чья голова затуманена спиртным.

— Я абсолютно трезв, — возразил Дезмонд, потирая покрасневшие веки. — Но если ты подразумеваешь, что существует какая-то связь между дорожной катастрофой и…

— Это была не катастрофа, — перебил Квентин. — Это было убийство. Перестань отрицать правду и искать спасение в бутылке. Гловерс совершенно определенно высказался по поводу результатов следствия. Ось кареты подпилили.

— Даже если и так, при чем здесь Брандис? Расскажи поподробнее об этой стрельбе.

— Бранди была в лесу, недалеко от домика. Очевидно, там же находился тот, кто решил напасть на нее. Он выждал, затем последовал за ней и выстрелил. Брандис погибла бы, если бы не бельчонок, который набросился на бандита и принялся драть его когтями, так что тот обратился в бегство. Вот как оно было.

— А откуда ты знаешь, что это был не случайный охотник, который забрел в чужие владения, сам того не подозревая?

— Я этого не знаю. Но после убийства наших родителей уверен, что все не так просто.

— Все же мне непонятно. Какая связь между двумя несчастьями? Брандис и близко не было, когда отцовская карета съехала с дороги.

— Зато Ардсли был.

— Так ты полагаешь, Ардсли и был намеченной жертвой? — спросил Дезмонд, помолчав.

— Вполне вероятно. И если это так, то Бранди сейчас в большой опасности. Ведь она как-никак дочь Ардсли и унаследовала все, что когда-то принадлежало ему.

— Мне нужно выпить. — Дезмонд, качнувшись, направился к двери.

Квентин схватил его за руку:

— Я еще не договорил. Даже не начал. Нам предстоит выяснить еще один вопрос, вот почему я попросил Сандерсаг оставить нас вдвоем.

— Моя мадера…

— Позже. — Квентин крепче сжал пальцы на руке брата. — После того как я скажу все, что должен сказать.

У Дезмонда дернулась щека.

— Чего ты добиваешься, Квентин?

— Ответов. Объяснений. Признаний.

Во взгляде Дезмонда промелькнула растерянность.

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о военном министерстве. — Квентин пересек комнату и, выдвинув ящики комода, достал и бросил на кровать Дезмонда рубашку и галстук. — Начинай одеваться, У тебя назначена встреча в городе.

— Откуда, черт возьми, ты это знаешь? — огрызнулся Дезмонд и сразу предостерегающе поднял руку. — Не утруждай себя ответом. Здесь не обошлось без всегда готового к услугам Бентли. — На приказание Квентина он не обратил никакого внимания. — Так что ты хотел сказать о военном министерстве?

— Именно там я провел последние несколько дней. Надеюсь, ты это помнишь?

— Разумеется. Я не ослаб умом. Память у меня превосходная. — Дезмонд как ни в чем не бывало начал возиться с пуговицами на рубашке. — Итак, когда ты отплываешь в колонии?

— Твоя память действительно превосходна, — заметил Квентин с насмешливой улыбкой. — Учитывая, что я еще никому не рассказывал подробностей своей встречи в Уайт-холле.

— Но ты же сказал, что тебя вновь призвали на службу.

— Разве? Очевидно, у меня память не тайная надежная. В любом случае я уверен, что никогда не упоминал причины моего вызова. Как и место моей предполагаемой службы.

Последовала тягостная пауза.

— Скажи мне, Дезмонд, — Квентин вопросительно наклонил голову, — фамилия Лейтроп тебе что-нибудь говорит? Впрочем, какой глупый вопрос. Конечно, говорит. Ты только что хвалился своей памятью. Поэтому разве ты мог забыть разговор, который состоялся у тебя всего лишь неделю назад с одним из адъютантов Батерста?

— Ладно. — Дезмонд негодующе сверкнул глазами. — Я помню Лейтропа. И разговор с ним тоже не забыл.

— Отлично. Теперь скажи мне, неужели ты так жаждешь отделаться от меня, что готов прибегнуть к шантажу, лишь бы я уехал?

— Я бы пошел и на большее, чтобы только отправить тебя прочь.

После такого пылкого признания атмосфера накалилась. Квентин медленно перевел дыхание.

— Ирония судьбы, не правда ли? Мне кажется, это наш первый честный разговор за все время. Помня об этом и рискуя разрушить нашу новую братскую связь, могу ли я спросить, почему ты так стремишься избавиться от моего присутствия? Неужели все это из-за Бранди?

— Да. Нет. Проклятие. — Дезмонд отшвырнул рубашку на кровать. — Ты за честность? Отлично. Вот тебе честный ответ. Я всегда хотел заполучить Брандис. Но она смотрела с обожанием только на одного человека — на тебя. Наконец, пройдя через ад, рискуя так, что ты даже не можешь представить, я подошел очень близко к тому, чтобы завоевать ее. И тут возвращаешься ты. И все мои планы разом рушатся. Она вновь очарована только тобой. И что еще хуже, теперь и ты захотел ее тоже, хоть и утверждаешь противоположное. Или ты думаешь, я слеп? Будь ты проклят, Квентин, неужели тебе мало того, что ты уже у меня отнял?

— Бранди никогда не была твоей, Дезмонд.

— А могла бы быть. Если бы ты держался подальше от нее.

— Это невозможно.

— Почему? Из-за вашей так называемой дружбы?

— Нет. Из-за моей любви к ней.

Где-то в глубине сознания Квентин подумал, что еще не известно, кто больше удивился такому признанию — Дезмонд или он сам. В дверь робко постучали.

— Ваша светлость, — дверь приоткрылась, и Сандерс заглянул в узкую щелочку, — я принес вашу мадеру, сэр.

— Давно пора. — Дезмонд прошел по комнате, рывком распахнул дверь и выхватил бутылку из рук Сандерса. — Теперь убирайся.

— Слушаюсь, сэр. — Сандерс попятился, успев бросить короткий взгляд в сторону Квентина. — Ваши вещи упакованы, лорд Квентин. Как и вещи дворецкого.

— Спасибо, Сандерс, дальше я сам справлюсь.

— Слушаюсь, сэр. — Камердинер чуть не бегом пустился по коридору.

— Итак, ты все-таки отправляешься в колонии, — удовлетворенно хмыкнул Дезмонд. — И как трогательно, что Бентли тебя провожает. — Он наполнил бокал вином и торжественно приподнял его. — Прощай, дорогой брат. Полагаю, несколько месяцев на чужбине излечат эту обреченную на неудачу любовь, которой ты воспылал к Брандис. — Он осушил бокал наполовину.

— Жаль разочаровывать тебя, дорогой брат, но я не еду на чужбину, по крайней мере не так скоро, как ты задумывал. Пока что я намерен остаться на английской земле.

Дезмонд замер, не успев донести бокал до рта.

— Тогда какого черта тебе понадобилось укладывать вещи?

— Чтобы пожить в Изумрудном домике. Бокал со стуком был отставлен.

— Что-что?

— Ты слышал. Бранди грозит опасность. Я не могу оставить ее одну.

— Какой смехотворный предлог. Я ее официальный опекун. Если необходима охрана, то я позабочусь об этом. Организую ее немедленный переезд в Колвертон. Если ты помнишь, я с самого начала предлагал, чтобы она жила здесь. Для Брандис это было бы лучше.

— Ты хочешь сказать, это было бы лучше для тебя. Бранди не выносит этот дом, — поправил его Квентин. — К тому же разговор беспредметен. Она еще слишком слаба для переезда. Она живет в Изумрудном домике. Там же будем жить и мы с Бентли.

— Ты сошел с ума. Как ты можешь замышлять подобное?

— Бранди меня попросила. И я сам решил, что это необходимо.

— И ты в самом деле полагаешь, что я, как опекун Брандис, тебе разрешу?

— Попытайся остановить меня, — произнес Квентин так тихо, что его было едва слышно. — Попытайся помешать моим чувствам к Бранди. Предупреждаю тебя, Дезмонд. Если тебе нужен не мнимый, а действительный повод, чтобы озлобиться на меня, — только попытайся.

Дезмонд неторопливо смерил его взглядом и почувствовал, что от брата исходят волны небывалого гнева. Нетвердой рукой он вновь наполнил бокал и залпом выпил.

— Пойдут разговоры.

— Пусть.

— Репутация Брандис…

— Это моя проблема.

— А что будет, когда ты вернешься в армию?

— Это касается меня и Бранди.

Дезмонд коварно нанес последний удар:

— Ты собираешься залезть в постель дочери Ардсли под кровом своей драгоценной мамочки? Наступила зловещая тишина.

— За такие слова я мог бы свернуть тебе шею, — процедил сквозь зубы Квентин, — но из уважения к отцу не стану. Ты жалок. Всю жизнь потратил на то, чтобы выказывать презрение моей матери и мне. И за что? То, что, по-твоему, мы у тебя украли, существует только в твоем воображении.

В ответ раздался язвительный смешок.

— Ты сам не знаешь, что говоришь, Квентин.

— Мы вновь вернулись к Бранди? Давай не притворяться. Она тебе безразлична, ты никогда не думал о ней. Тебе просто хочется сделать ее своей собственностью, вылепить из нее безукоризненную герцогиню Колвертон. Что ж, сотни женщин с восторгом отнесутся к перспективе играть эту роль. Только подумай, какие возможности перед тобой открываются. — Квентин с отвращением наблюдал, как Дезмонд осушил очередной бокал. — Одно только сознание этого должно заполнить пустоту, которую не в состоянии залить вся твоя выпивка. Ведь, по правде говоря, отец невольно оставил тебе все, к чему ты так стремился: деньги, поместья и этот чертов титул.

— Если и так, то не по собственному выбору.

— Не будь дураком, Дезмонд. Если бы отец не хотел передать титул тебе, то ты не назывался бы теперь герцогом.

Дезмонд лишь злобно улыбнулся:

— Убирайся, Квентин. Ступай к своему драгоценному солнышку. Как ты заметил в начале разговора, у меня деловая встреча в городе.

— Кстати, когда поедешь обратно в Колвертон, захвати с собой Хендрика.

— Хендрика? Зачем это?

— Поймешь, когда побеседуешь с ним. У меня нет ни времени, ни желания объяснять тебе. Тем более что ты опрокинул три бокала мадеры за столько же минут и вряд ли способен воспринять сколько-нибудь важные факты. — Квентин взялся за дверную ручку. — Я предлагаю тебе отставить эту дурацкую бутылку, одеться и выехать в Лондон. Чем скорее ты встретишься с Эллардом, тем скорее привезешь его в Котсуолд. И помни, Дезмонд, что я сказал. — Тон Квентина и неподвижный взгляд были полны угрозы. — Забудь все помыслы о том, чтобы управлять жизнью Бранди. Или разделить с ней собственную жизнь.

— Вижу, ты получил мою записку. Хорошо. Нам нужно многое обсудить. — Хендрик, не вставая с кресла, подался вперед, наблюдая, как Дезмонд нетвердым шагом пересекает его кабинет. — Опять пил.

— Блестящее наблюдение. И во время нашей беседы я тоже буду пить. — Он плеснул в рюмку коньяка и начал ходить от стены к стене.

— Что-нибудь случилось?

— Да. В Брандис стреляли.

— Что? — Хендрик был поражен. — Она пострадала?

— По словам Квентина, она быстро поправится. Видимо, пуля едва задела висок. Но мой брат убежден, что кто-то пытался убить ее.

— Квентин был с Брандис, когда это произошло?

— Нет. Она была одна. В лесу возле Изумрудного домика. Квентин бросился к ней в ту же секунду, как вернулся из Лондона, — легендарный рыцарь в блестящих доспехах. — Дезмонд ухмыльнулся. — А тебя, как видно, не особенно шокирует подозрение Квентина.

— Ты прав. Брандис, несомненно, рассказала ему, что мы с ней обсуждали, когда она приехала ко мне вчера. Это само по себе может дать пищу для размышлений.

— Брандис приезжала к тебе? — изумленно переспросил Дезмонд. — Сюда?

— Вот именно. — Хендрик жестом указал Дезмонду на стул. — Как я уже сказал, нам многое нужно обсудить. — Он подождал, пока Дезмонд тяжело опустился на стул и поставил рюмку на край стола. — Брандис появилась в моей конторе вчера ближе к вечеру, — продолжил поверенный. — Она привезла с собой весьма интересную папочку, которую обнаружила в Таунзбурне. В письменном столе своего отца, — добавил он с нажимом.

— Не могу поверить. — Дезмонд осушил рюмку одним глотком. — Неужели Брандис в самом деле ездила в Таунзбурн и обыскивала стол Ардсли?

— Как видишь. Ты знал о существовании этой папки?

— Я… — Дезмонд потер виски. — Теперь мне кажется, что знал. В голове у меня немного неясно.

— Черт возьми, Колвертон, у тебя в голове не то чтобы немного неясно, а сплошной туман. Думай же!

Дезмонд нахмурился:

— Да, я действительно вспомнил, как Ардсли упоминал что-то насчет тайника в столе с личными бумагами.

Хендрик стукнул кулаком по столу:

— Так почему же, черт возьми, ты не вынул их сразу же после оглашения завещания? Как можно быть таким беспечным?

— А зачем? Что в этой папке такое?

— Записная книжка, дурак. Подробнейший отчет о всех последних деловых операциях виконта с указанием огромных потерь, которые он якобы понес.

— Господи. — Дезмонд сразу сник. — И Брандис пришла прямо к тебе с этой книжкой?

— У нее не было другого выбора, — строго ответил Хендрик. — Ты был, как она правильно предположила, пьян. Квентин находился в отъезде. Поэтому да, она пришла прямо ко мне.

— Какое везение, — облегченно вздохнул Дезмонд. — Ладно, Квентин уже вернулся. Поэтому давай немедленно уничтожим книжку.

— А какой в этом толк? Брандис уже видела проклятые цифры.

— Так давай их изменим так, чтобы они совпадали с цифрами документов, которые хранятся у тебя. Квентин решит, что Брандис все перепутала.

— Ты недооцениваешь ум Брандис.

— Она женщина, Хендрик. Исключительная или заурядная, она все равно не способна вести дела, в отличие от мужчины.

— В самом деле? А вот у нее хватило ума, чтобы забрать книжку с собой.

Дезмонд недоуменно уставился на поверенного:

— И ты позволил ей?

— А ты бы как поступил — отобрал бы книжку силой?

— Постарался бы убедить Брандис, что записи нужно оставить у тебя. — Дезмонд вскочил и закружил вокруг стула. — Ради Бога, Хендрик, ты же юрист.

— А Квентин, как ты выразился, ее рыцарь в блестящих доспехах. И если ты не в состоянии тягаться с его авторитетом, то как, черт возьми, могу я?

— Квентин. — Дезмонд схватил пустую рюмку и разбил ее о стену. — Квентин. Квентин. Квентин. Куда бы я ни повернулся, везде он. И шагу не могу ступить, чтобы не наткнуться на своего образцового брата Квентина.

— Ты закончил свою истерику? — холодно поинтересовался Хендрик. — Потому что если да, то нам предстоит решить одну проблему. Записная книжка — это только начало. Самое главное — план Брандис.

— План? — Дезмонд резко повернулся и посмотрел ему в глаза. — Что еще за план?

— План, о котором, как, несомненно, решил Квентин, я упомянул в своей записке, когда вызывал тебя в Лондон. — Хендрик хмуро наблюдал, как Дезмонд вернулся к буфету и недоуменно пошарил вокруг.

— Где, черт возьми, моя рюмка?

— Ты разбил ее несколько минут назад, — напомнил ему Хендрик ледяным тоном. — О стену. И впредь прошу воздержаться от подобных поступков. Здесь мой деловой кабинет, а не лондонская пивная. Не будь сегодня у Питерса выходной, нам бы пришлось объяснять ему твою детскую выходку. А так я просто впишу стоимость рюмки в твой счет.

— Очень смешно.

— Я намеревался предостеречь тебя, а не развлекать. Поэтому предлагаю серьезно отнестись к моему совету. Поверь мне, Дезмонд, выпивка поможет тебе сейчас меньше всего. А теперь садись.

Пропустив выговор мимо ушей, Дезмонд взял себе другую рюмку и до края наполнил ее коньяком.

— Я хочу услышать, какой план придумала Брандис, — сказал он, вновь опускаясь на стул.

Хендрик бросил недовольный взгляд на рюмку, но воздержался от дальнейших нравоучений.

— Брандис пришла к выводу, что Ардсли был слишком дальновидным деловым человеком, чтобы вкладывать деньги так бездарно, как о том свидетельствуют записи. И это, как мы знаем, правда.

Дезмонд дернул головой и крепче вцепился в рюмку.

— Ты не подтвердил это Брандис?

— Я не осел, Колвертон, — сухо ответил Хендрик. — И не пьяница. — Он выразительно сверкнул глазами, взглянув на рюмку Дезмонда. — Я попытался заверить Брандис, что у ее отца была полоса невезения. Но у нее остались сомнения. Она подозревает, что один из компаньонов Денерли обманул его. Она намерена опросить каждого, собрав всех вместе. Здесь. В моей конторе. На этой неделе, если удастся.

Тихо выругавшись, Дезмонд залпом выпил рюмку.

— А когда же она собиралась рассказать об этом мне?

— Видимо, когда ты оторвешься от бутылки, — Хендрик отмахнулся, перехватив разозленный взгляд Дезмонда. — Или полагаешь, Брандис не заметила, как часто ты стал пить? Она очень беспокоится о тебе… из-за того, что ты вечно под винными парами. Однако мне удалось убедить ее, что тебе следует принять участие в этом собрании. Я напомнил ей, что как ее официальный опекун и преемник в делах Денерли ты будешь вдвойне заинтересован стать участником собрания — во-первых, ради ее безопасности в этой, возможно, рискованной ситуации и, во-вторых, ради сохранности ее наследства, а также будущих капиталовложений.

— Превосходно, — пробормотал Дезмонд. — Значит, теперь я приглашен на свою собственную погибель.

— Не будь дураком. У меня нет ни малейшего желания созывать это собрание.

— Ну и как же ты объяснил это Брандис?

— А я ничего не объяснял. Я просто выиграл немного времени, пообещав ей, что просмотрю документы всех, кто перечислен в записной книжке — они, к счастью, мои клиенты, — затем разошлю предварительные письма, оповестив их о предстоящем серьезном деле, и выберу подходящее для всех время и день собрания.

— А ничего этого ты делать не собираешься?

— Напротив. Я сделал и то и другое, прежде чем покинуть контору вчера вечером — но несколько иначе, разумеется. Мои послания были гораздо более благожелательны по тону, чем предполагалось. Не говоря уже о том, что я знаю наверняка, что трое из моих клиентов сейчас находятся за границей, а двое отдыхают в Брайтоне. Так что впереди у нас несколько недель, чтобы убедить Брандис отказаться от своих намерений.

— И как же нам удастся это сделать? Этой девушкой не так легко манипулировать, если тебе это еще не ясно.

— Ты не будешь ею манипулировать. Ты попытаешься отговорить ее.

— Я?

— Ты, — прогремел в ответ Хендрик. — А я тем временем поговорю с Квентином. Если мы оба правильно себя поведем, то скоро идея этого собрания будет похоронена.

— И ты, наверное, даже знаешь, как этого добиться?

— Разумеется. У Брандис наверняка накопилось много вопросов к тебе — вопросов, имеющих отношение к делам отца. В конце концов, кто работал в более тесном контакте с Денерли, чем человек, которому он доверил свое дело? Все, что тебе надо сделать, — это признать, с большой долей неохоты, конечно, что цифры в записной книжке Денерли верны. Что отец никогда не говорил ей о том, какую неудачу потерпели все его капиталовложения, а также какую важную, роль ты сыграл в поддержании его финансового благополучия, потому что не хотел предстать в невыгодном свете в глазах любимой дочери. Это должно отбить у нее охоту заниматься своей теорией дальше.

— Это мне по плечу. — Дезмонд тряхнул головой, чтобы прояснить мысли. — Но при чем тут Квентин?

— Очевидно, Брандис рассказала Квентину не только о нашей вчерашней встрече, но и о письмах, которые я должен был разослать. С чего бы он иначе решил, что Брандис в опасности, как ты думаешь?

Дезмонд тупо смотрел на него.

— Думай, Колвертон, — нетерпеливо велел ему Хендрик. — Твой брат полагает, что мои письма вспугнули убийцу, преступник понял, что Брандис намерена сорвать с него маску.

Затуманенный мозг Дезмонда быстро нашел связь.

— Квентин полагает, что один из списка на самом деле обманул, а затем убил Ардсли… а теперь охотится за Брандис?

— Очень хорошо, — последовало язвительное замечание. — И понадобилось для этого всего-то в два раза больше времени. Не так уж плохо, наверное, после… скольких рюмок?

— До нормы еще не добрал. — Чтобы подтвердить свое заявление, Дезмонд начал приподниматься, но, почувствовав приступ головокружения, передумал и снова упал на стул. — Теперь я знаю, почему Квентин хочет, чтобы ты поехал со мной в Котсуолд. Ему нужно обсудить с тобой, благоразумно ли устраивать такое собрание.

— Я ему нужен? Отлично. — Хендрик хлопнул ладонью по столу. — Значит, мне не придется выдумывать предлог, чтобы вызвать его. Я поеду в Колвертон с тобой и выражу свою крайнюю озабоченность безопасностью Брандис. Это должно отвлечь его от главного дела.

— В Колвертоне ты Квентина не найдешь.

Хендрик удивленно приподнял брови:

— Вот как? Надо полагать, твой визит в военное министерство был успешен? Квентин покидает Англию?

— Я бы не сказал. Он раскрыл весь мой план, уговорила Батерста дать ему отсрочку. Нет, Хендрик, мой брат покидает всего лишь Колвертон. Он и мой вездесущий дворецкий переезжают в Изумрудный домик. Чтобы быть с Брандис.

— Понятно. — Хендрик задумался. — Боюсь, твоему плану разлучить Квентина и Брандис не суждено сбыться. Хотя должен сказать, тебе повезло, что ты избавился от Квентина и Бентли. Чем меньше ты будешь их видеть, тем меньше вероятность, что ты проговоришься. Что касается твоего намерения жениться на Брандис, то я бы предложил, чтобы ты во время нашего предстоящего разговора объявил о своей глубокой и неизменной преданности, а также о растущем беспокойстве по поводу ее безопасности и благополучия, которые ты мог бы обеспечить, будь она твоей герцогиней. Подчеркни, что она могла бы получить: титул, состояние, безопасность. Возможно, это твой последний шанс.

— Очень разумно, но бесполезно. — Губы Дезмонда скривились в язвительной злой улыбке. — Брандис абсолютно наплевать на мой титул и все, что с ним связано. А Квентин грозился чуть ли не убить меня, если я помешаю их расцветающей любви.

Во взгляде поверенного промелькнуло удивление.

— Вот уж никак не предполагал, что между Квентином и Брандис возникнет такой союз, — заметил Хендрик, вновь становясь задумчивым. — Тем более сейчас, как никогда, важна твоя тонкость в обращении с Брандис. Даже если ты не сумеешь добиться ее руки, ты не можешь позволить себе потерять ее дружбу — как раз когда так важно, чтобы она прислушалась к твоему совету отказаться от собрания. Если ты не добьешься в этом успеха, нам грозит катастрофа. — Он нахмурился. — Думаю, мне не нужно подчеркивать это.

— Нет, не нужно.

— Хорошо. Тогда ты согласишься со мной в одном: чтобы полностью владеть ситуацией, ты должен полностью владеть своими чувствами, другими словами, быть абсолютно и постоянно трезвым. Во время нашего визита в Изумрудный домик ты не возьмешь в рот и капли спиртного.

— Ты мне не отец, Эллард.

— Не сомневаюсь, именно поэтому Кентон и решил завещать все свое состояние и титул Квентину, — саркастически заметил Хендрик. — Мне бы не хотелось напоминать тебе об этом факте во время нашей поездки в домик Памелы.

— Ты негодяй, — прошипел Дезмонд. — Я заплатил тебе целое состояние, чтобы ты уничтожил новое завещание. И продолжаю платить даже больше, чтобы ты держал рот на замке.

— Я ценю это. Так давай же ничего не портить, хорошо? Итак, подведем итог, — продолжал Хендрик, ни разу не сбившись, — я сказал Брандис, что встречаюсь сегодня с тобой, что я и сделал. Ты сказал Квентину, что привезешь меня в Колвертон, что ты и сделаешь. Все отлично складывается.

— Кроме одной маленькой детали. — Дезмонд провел дрожащей рукой по лбу, внезапно осознав темную реальность. — Кто, черт возьми, стрелял в Брандис? Мы-то с тобой оба знаем, что твои письма, разосланные вечером, и случай с Брандис в лесу никак не связаны. И хотя я терпеть не могу своего брата, одно его утверждение верно. После происшествия с Брандис мне больше не спрятаться от результатов следствия. Карету отца заранее испортили, Брандис чуть не погибла — связаны ли как-то оба эти факта?

— Откуда вдруг такое беспокойство? Не говори мне, что ты в самом деле чувствуешь угрызения совести, — удивленно произнес Хендрик.

— В это так трудно поверить? — взвился Дезмонд. — Я не горжусь тем, что сделал, хотя могу признать, что поступил бы точно так же, если бы пришлось. Но это не значит, что я желал смерти моему отцу или Брандис.

— Успокойся, Колвертон, я и не думал тебя обижать. — Хендрик заерзал в кресле, рассеянно потирая руку. — Однако то, что ты говоришь, не лишено смысла, если исключить все эмоции, конечно. Дорожная катастрофа была единичным случаем насилия, и власти с Боу-стрит, несомненно, рассматривали его как таковой. Теперь все изменилось. Если Квентину удастся убедить их, что ранение Брандис связано со смертью ее отца, власти будут вынуждены рассмотреть это запутанное дело более широко, а следовательно, усилят свои поиски. И если таковые продлятся достаточно долго, то откроются все наши секреты, которые мы пытаемся сохранить. Нет, пора нам брать расследование в свои руки.

— А как, скажи на милость, мы это сделаем?

— Тебе это не суметь. А вот я сумею. — Хендрик откинулся в кресле, смерив Дезмонда спокойным взглядом. — Мне известно гораздо больше частных деталей о каждом представителе высшего общества, чем кому-либо, тем более властям с Боу-стрит. Я говорю не только о финансовом положении, я знаю их друзей, врагов, их связи. Я уверен, что смогу ускорить расследование, но проведу его более тонко. Осторожно. Скрытно.

— Дорого.

— Разумеется. — Хендрик беспечно пожал плечами. — В конце концов оно отнимет у меня много времени, — времени, которое я мог бы посвятить другим клиентам. Клиентам, которые платят кругленькие суммы за мои услуги. — Он небрежно махнул рукой. — Впрочем, забудем об этом. Я снимаю свое предложение. Я никогда бы его не сделал, если бы ты не испытал внезапного приступа сожаления и скорби.

— Прекрати свое лицемерное представление. — Дезмонд неловко поднялся с места. — Результаты расследования волнуют тебя не меньше, чем меня. Но не бойся. Я заплачу. Черт возьми, я уже сейчас столько тебе выплачиваю, что несколько сот фунтов в неделю не играют роли.

— Весьма разумная сумма. Очень хорошо. Я начну вникать в дело, как только вернусь в Лондон. А потому считай наше собрание закрытым. — Хендрик взглянул на документы, разбросанные по всему столу. — Ступай в кофейню Лиммера и выпей там кофе, а не вино. Я скоро к тебе присоединюсь. Через час мы будем уже на пути в Котсуолд.

— Хорошо. — Дезмонд направился к двери.

— Кофе, Дезмонд, — повторил Хендрик предостерегающим тоном, — не вино.

— Я слышал. — Дверь за ним захлопнулась.

Хендрик хмуро откинулся в кресле и опять принялся массировать руку. Пристрастие Дезмонда к вину быстро превращалось в проблему. Выпив, он становился несдержанным и в речах, и в поступках. Судя по вчерашним дипломатичным вопросам Брандис, деловая хватка нового герцога тоже вызывала сомнение. Предостеречь его сейчас, когда глупец уже успел напиться и не мог здраво рассуждать, было бы ошибкой. Оставалось надеяться, что после нескольких отрезвляющих чашек кофе он сможет хотя бы спокойно выслушать его. А после, если беседу с Брандис провести в правильном тоне, она забудет о своих опасениях.

Но оставался еще Квентин, чьи нежные чувства к Брандис облегчали задачу Хендрика, давая ему фору во времени.

И все же Квентин должен убраться из страны.

Но не сейчас. Сначала Дезмонд найдет проклятую улику, которую Кентон так тщательно спрятал, — улику гораздо более серьезную, чем бухгалтерские книги, сулящие Дезмонду погибель, гораздо более страшную, чем кто-либо мог представить, кроме Кентона.

Поднимаясь с кресла, Хендрик вынул правую руку из-под стола, где она оставалась в течение всей беседы с Дезмондом. Потрогав повязку, Хендрик поморщился. Проклятие. Придется снять бинты и натянуть перчатки, чтобы скрыть кровавые ссадины, которые еще не затянулись. Нельзя привлекать внимание к этой ране, особенно во время визита в Изумрудный домик.

Хендрик пересек комнату и тщательно запер дверь, перед тем как заняться болезненной процедурой — снятием бинтов.

«Чертова белка, — злобно подумал он. — Мне следовало свернуть зверенышу шею».

Глава 15

— Как она, Бентли?

С тех пор как пробило полночь, Квентин в четвертый раз распахивал двери своей спальни и выходил в коридор, перехватывая Бентли, стоило ему услышать шаги дворецкого.

— Вполне нормально, сэр. — Бентли стоял как раз напротив комнаты Квентина, давно оставив мысль пройти мимо, не сообщив при этом последние новости о состоянии больной. — Даже лучше, чем вы.

— Я в порядке, Бентли.

— Уже почти час ночи, а вы еще в полном облачении. Если мне позволено будет напомнить, то я взял на себя обязанности сиделки как раз для того, чтобы вы немного поспали. Ведь вы целый день не отходили от мисс Бранди.

— Я все ждал какой-то запоздалой реакции, возможно, даже признаков контузии.

— Думаю, мы можем спокойно исключить что-либо серьезное, милорд. Мисс Бранди только что съела вторую порцию ужина, чтобы компенсировать пропущенный обед, как она сказала, и сейчас поглядывает на дуб под своим окном, чем вызывает у меня немалое беспокойство.

— Поглядывает на дуб?

— Да, сэр. Тот самый, по которому она любила карабкаться.

— А я и не знал, что она лазит по деревьям… — Квентин замолчал на полуслове и подозрительно прищурился. — Что ты имел в виду, говоря «поглядывает»? Как она «поглядывает»?

— С тоской, милорд.

— Она не посмеет.

Бентли вопросительно поднял бровь.

— А что вы говорили только сегодня утром? После того как назвали нас обоих дураками, помните? — Он сделал вид, что задумался. — А, вспомнил. Вы сказали: «Она непоседлива, как мотылек, и так же, как мотылек, не способна оставаться на месте. Нам обоим следовало бы проявить большую дальновидность и знать, что она не сможет и не захочет усидеть дома».

— Я придушу ее. — Квентин зашагал по коридору. Бентли чуть заметно улыбнулся:

— Мне прислать десерт, сэр?

— Нет, — отрезал Квентин и рывком распахнул дверь комнаты, где лежала Бранди.

— Вполне с вами согласен, — пробормотал Бентли себе под нос. — Видимо, сейчас в десерте нет необходимости. Повернувшись, дворецкий заспешил к лестнице.

— Квентин. — Поспешно задернув занавески, Бранди повернулась лицом к нему. — Что ты здесь делаешь?

— Я о том же хотел тебя спросить. — Квентин закрыл за собой дверь и сложил руки на груди. — Что ты только что делала?

— Я…

— Черт возьми, солнышко, разве ты не слышала, что я тебе сегодня говорил? — Квентин пересек комнату, отодвинул занавески и смерил взглядом высокое дерево, темный силуэт которого вырисовывался в ночи. — Так что же ты делала?

— Я слышала каждое твое слово, — ответила Бранди, теребя край халата. — Просто мне нужно было подышать свежим воздухом. А то лежу весь день взаперти, как инвалид.

— Ты пока слаба. Не забыла, утром в тебя стреляли?

— Конечно, не забыла. Голова еще немного болит. — Она осторожно дотронулась до повязки. — Но вообще я чувствую себя прекрасно, если не считать того, что меня держат как в плену, — добавила Бранди. — Перестань беспокоиться. Я всего лишь хотела пройтись по саду. И не по тому, что вокруг беседки, а прямо под окном. Что в этом ужасного?

Квентин перевел взгляд на дерево и снова посмотрел на Бранди:

— Надо полагать, ты проделывала это и раньше?

— Сотни раз. — Бранди озорно улыбнулась.

— Я даже боюсь спросить…

— С шести лет, — ответила она. — Каждый раз, когда Памела и Кентон устраивали здесь прием. Я выскальзывала из этого окна и спускалась на землю по дубу, моему старому приятелю.

— Зачем?

Бранди прикусила губку, раздумывая, насколько откровенной ей следует быть, и затем решила, что дипломатия не является ее сильной стороной.

— Возле гостевого крыла, окна которого смотрят на густой лес, растет пихта. Я потихоньку пробиралась к ней. К счастью, нижняя ветвь у нее достаточно толстая, чтобы мог подтянуться шестилетний ребенок, а на мягких ветвях очень удобно сидеть среди густой зелени. А кроме того, это был отличный наблюдательный пункт. Я часами там просиживала, незаметно наблюдая за Изумрудным домиком и всеми его обитателями.

— Но зачем?

Именно этого вопроса она боялась больше всего. Душа у нее ушла в пятки, но Бранди вздернула подбородок и встретилась с любопытным взглядом Квентина, жалея, что не может предугадать его реакцию. Она медленно начала загибать пальцы:

— Леди Пенелопа, леди Эдвина, маркиза Элмсвуд, та графиня из Йоркшира, дочь канадского чиновника… — Она сделала паузу, чтобы набрать в легкие воздуха и перейти на другую руку. — Леди Элизабет, чей отец хотел вызвать тебя на дуэль…

— Хватит. — Квентин поднял руку и остолбенело уставился на Бранди. — Так ты влезала на то дерево только для того, чтобы наблюдать за мной?

— Нет, милорд, — возразила она, — я влезала на него только для того, чтобы подсматривать за вами.

Квентин тут же громко расхохотался:

— Ах, солнышко, что же мне с тобой делать?

— Ты разозлился?

— Как сказать. Ну и что же ты видела?

— Множество недостойных женщин, стремившихся в твои объятия.

Смех Квентина стих.

— И это все?

— Если ты хочешь спросить, пыталась ли я рассмотреть, что происходило, когда ты уводил какую-нибудь даму в глубину леса, то отвечу сразу — нет. — Бранди потупила взор. — Даже тогда, мне кажется, я не смогла бы выдержать этого зрелища. По иным причинам, разумеется. В то время мною владело детское любопытство и негодование, что мужчина и женщина находят приятными такие тесные объятия. Теперь же… — Она подняла глаза, в которых читалось огромное чувство. — Теперь же я не смогла бы вынести, что ты обнимаешь другую женщину.

Квентин изменился в лице и осторожно коснулся волос Бранди.

— Да мне и не нужна никакая другая женщина, кроме тебя.

— Я твоя, — просто сказала Бранди. Тихо застонав, Квентин поднес к губам блестящий локон ее волос.

— Рядом с тобой, солнышко, я становлюсь стариком. В одну секунду.

— Хорошо. Тогда, возможно, ты поймешь, что я давно выросла.

Что-то промелькнуло в его взгляде.

— Я и так уже понял.

— Я рада. — Бранди дотянулась до него рукой и погладила шею. — Спасибо, что остался, — произнесла она. — Просто знать, что ты рядом, знать, что ты здесь, если мне понадобишься… это значит очень много, почти все.

Взгляд Квентина невольно скользнул по ее фигуре, отметив мягкие плавные линии, скрытые лишь тонким шелком пеньюара. Внутри у него все сжалось, и началась уже знакомая борьба с самим собой, разрывающая душу и разжигающая адский огонь. Бранди, не сводившая взгляда с его лица, отступила на шаг и, развязав пояс, швырнула его на кровать.

— Что ты делаешь? — чужим голосом спросил Квентин. Ее улыбка была само искушение.

— То, что обещала. Пытаюсь соблазнить вас, милорд.

— Тебе не нужно пытаться, я и так покорен, — ответил Квентин, кладя руки на ее округлые плечи, охваченные шелком. — Я борюсь изо всех сил, солнышко, — тихо признался он. — Но, наверное, потерплю поражение.

— Именно в этой битве поражение, как я подозреваю, во сто крат чудеснее победы. — Она ослабила его галстук, расстегнула рубашку и положила ладони на теплую, покрытую завитками волос грудь. — Ты такой сильный, — прошептала она, подавшись вперед, чтобы поцеловать торс, который обнажила.

— Бранди… — Это были и протест, и мольба одновременно, но Бранди не успела ответить. Квентин порывисто отвел ее голову назад и припал губами к ее рту. — Господи, как я хочу тебя, — прошептал он с горячностью возле ее полураскрытых губ, все крепче сжимая объятия.

Он не дал ей времени опомниться, поглотив ее всю с жадностью истомившегося от долгого ожидания человека и немилосердной решительностью, которая подавляла и восторгала одновременно. С радостным стоном Бранди разделила языческую красоту поцелуя, прильнув к своему возлюбленному еще ближе, и шелк ее пеньюара заскользил по его обнаженной груди.

— Солнышко, ты меня убиваешь, — проговорил он, отвечая на ее движение и чувствуя, как от этого еще больше разгорается пламя желания; его руки скользнули к ее груди и принялись ласкать.

— О Господи! — Бранди инстинктивно выгнулась под обжигающей лаской, моля о большем. — Квентин… — Ее пальцы вплелись в густую шевелюру, привлеку его все ближе. — Прошу тебя.

Желание победило рассудок. Квентин опустил голову и припал губами к ее груди. Он почувствовал, как под тонким шелком налилась томлением ее плоть, как затвердели от его ласк выпуклости груди.

Бранди казалось, что она сейчас умрет. Ноги у нее подкосились, а веки сомкнулись, тогда Квентин подхватил ее на руки и отнес на кровать. Но восторг тут же прошел, когда она поняла, что он не собирается присоединяться к ней. Она открыла глаза и вопросительно посмотрела на него все еще туманным взором:

— Квентин?

Он не ответил, а тяжело дышал, пытаясь прийти в себя и прижав кулаки к бокам.

— Квентин? — повторила она, приподнявшись на локтях. Он медленно опустился рядом с ней, сохраняя дистанцию, и взял ее за руку.

— Я был глупцом, солнышко, — торжественно произнес он. — Пытался отрицать очевидное, изменить то, что не поддается изменению, игнорировать то, от чего нельзя убежать. Жребий брошен. А ты ведь давно обо всем знала? Как всегда, ты разгадала мои чувства лучше меня самого.

— Скажи эти слова, — тихо попросила Бранди. — Пусть я уже все знаю, но мне нужно услышать, как ты их произносишь. Ну пожалуйста.

Он поцеловал ей кончики пальцев.

— Я люблю тебя, Бранди. Безнадежно. Беспомощно. — Он поймал ее, когда она кинулась к нему, и зарылся лицом в ее волосы. — Угораздило же меня так сильно влюбиться. Я теперь не знаю, что делать.

Бранди мягко рассмеялась, не в силах скрыть свою искрящуюся радость:

— Возможно, мне не хватает опыта, но я бы сказала, что еще минуту назад ты действовал очень умело. Он даже не улыбнулся:

— Так умело, что продлись все это хотя бы на минуту дольше, я бы сорвал с тебя этот пеньюар и тогда уж ты была бы связана со мной навеки. — Он иронично хмыкнул. — Ты слышишь? Я заговорил о вечности. И это после того, как одна война для меня только что закончилась, а другая еще предстоит. Я так старался быть реалистом и поклялся никогда не давать тебе обещаний, которые не смогу выполнить, и вот что получилось: я заявляю о своей вечной любви и чувствую, что ты нужна мне, как глоток воздуха, я изнываю от желания сделать тебя своею, на что никак не имею права. Бог свидетель, солнышко, я очень старался, чтобы этого не случилось. Но тщетно. Все оказалось бесполезно.

— Квентин… не надо. — Отпрянув, Бранди заставила его замолчать, приложив палец к губам. — Ты мучаешь себя из-за чувства, которое так же естественно, как восход солнца, и которому так же невозможно помешать. Уже много дней я выслушиваю, как ты выплескиваешь чушь о том, почему нам нельзя назвать наши чувства любовью, почему ты мне не пара. Не пора ли и мне дать возможность высказаться?

Квентин неуверенно кивнул.

— Я люблю тебя, Квентин Стил. — Бранди положила ладонь на его сердце. — Я бы никогда не могла полюбить кого-то другого. Я никогда не любила никого другого. Но то, что я любила тебя всю свою жизнь, вовсе не означает, будто моя любовь сейчас такая же, как была вначале. Она изменилась, Квентин. Изменилась, окрепла, повзрослела. Когда ты покинул Англию четыре года назад, я была ребенком. Теперь я женщина. Моя любовь сильнее и глубже, чем способен понять ребенок, тем более чувствовать. А еще она гораздо богаче, потому что возникла из самой тесной и чудесной дружбы, какая только бывает на свете. — Губ Бранди коснулась улыбка воспоминания. — Я знаю тебя, Квентин, Я гордилась вместе с тобой, когда ты получил звание капитана, заслуженное, а не купленное. Вместе с тобой я радовалась, когда сам генерал Веллингтон заявил, что ты нужен ему в Европе, так как только ты, ты один, мог справиться с французскими кодами. Я понимала, как горячо ты предан Англии. Понимаю это до сих пор. Неужели ты действительно мог подумать, будто я позволю тебе отвернуться от всего, что тебе дорого, лишь бы ты до конца дней был рядом? — Ее рука скользнула вверх и погладила его затылок. — Я выросла, Квентин… не только в прямом смысле. Да, потеря папы, Памелы и Кентона была невыносима. Да, я тонула и искала, за что бы зацепиться, что-нибудь прочное и вечное. Вполне естественно, я повернулась к тебе, полагая, что ты выполнишь эту роль. Но не путай временную растерянность, рожденную потрясением и горем, с внутренней душевной хрупкостью. Я сильная. Я выжила. И буду жить дальше. — Голос ее дрогнул. — Теперь мне будет легче. Потому что теперь я знаю, что ты любишь меня.

— Бранди… — Рука Квентина дрожала, когда он прижимал ее голову к своей груди.

— Ты открыл свое сердце, — выдохнула она, — теперь открой глаза. Перестань бороться. Пора уже смириться. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Знаешь, ты так и не научился проигрывать. Ты отказываешься сдаться, когда уже давно ясно, что состязание проиграно. Будь то скачки или твое сердце на кону, ты борешься до последнего, а затем, когда капитуляция неизбежна, ты с великой неохотой принимаешь ее. — Приподнявшись, она коснулась губами его губ. — Очень незавидная черта характера. Пожалуй, ее нужно исправить. О, теперь я отлично знаю, как тебе ненавистно расставание со своим хваленым самоконтролем, но это одна из жертв, которую приносят на алтарь любви. — В ее глазах сверкнули озорные огоньки. — И если ты все-таки должен кому-то сдаться, то почему не мне? Не обещаю, что не стану посягать на твой самоконтроль, но клянусь всю свою жизнь хранить твое сердце.

— Мое сердце принадлежит тебе, солнышко.

— А мое — тебе. А так как я ни за что не смогла бы довериться человеку, которого не люблю, а ты единственная любовь моей жизни, то твоя судьба предрешена. Все или ничего, как ты когда-то сказал. — Бранди спрятала лицо у него на груди. — Я хочу все.

— А когда я покину Англию? — с трудом выговорил Квентин, запустив обе руки в ее пышные волосы.

— Тогда я буду переживать за тебя. Молиться. И ждать твоего возвращения. — Она обвила руками его шею. — Но самое главное, я буду любить тебя.

С глухим стоном Квентин крепко прижался губами к ее губам, до боли сжав объятия, в его порыве угадывалось неприкрытое желание и вспыхнувшая надежда, что все, чего он жаждал, сейчас сбудется.

— Я не могу уйти, — произнес он хриплым голосом, в котором прозвучала горько-сладостная радость капитуляции. — Ты мне очень нужна.

— О, Квентин…

Тут раздался резкий стук в дверь.

— Мисс Бранди, — донесся до их ушей робкий голос миссис Коллинз. — Мы с Гербертом заметили, что у вас горит свет. Я подумала, быть может, вы проголодались, поэтому принесла теплого молока и кусочек пирога.

Отпрянув, Квентин и Бранди уставились друг на друга затуманенными глазами.

— Мисс Бранди, вы не спите, дорогая? — Экономка загремела подносом, явно чтобы открыть дверь и самой убедиться, что с Бранди все в порядке.

Квентин одним движением приподнял Бранди и, выдернув из-под нее покрывало, положил ее на кровать. Затем он вскочил, одновременно застегивая рубашку и завязывая галстук. Он склонился над Бранди и, слегка дотронувшись до ее век, знаками дал ей понять, чтобы она закрыла глаза. Бранди кивнула и сделала, как ей велели, прислушиваясь к звуку шагов Квентина, который прошел по комнате и открыл дверь.

— Она только что задремала, — прошептал он экономке. — Надеюсь, она спокойно поспит до утра. Я как раз собирался задуть лампу и уйти к себе.

— О, прошу прощения, милорд. — Экономка встревожилась. — Надеюсь, мой стук не разбудил ее.

— Не думаю, — успокоил ее Квентин. — И не нужно извиняться. Вы поступили очень разумно. Вообще-то… — Квентин прибегнул к своему природному обаянию, распознать которое Бранди могла и с закрытыми глазами, — раз Бранди спит и не может насладиться угощением, а я как раз умираю от голода, вы не станете возражать, если пирог достанется мне?

— Я буду счастлива, милорд. — Бранди не ошиблась, когда представила, что миссис Коллинз буквально расцвела. — Сейчас сбегаю на кухню и принесу вам кусочек побольше.

— В этом нет необходимости, — поспешил остановить ее Квентин. — Этого куска более чем достаточно. Но я был бы вам очень благодарен, если бы вы отнесли поднос в мою спальню. Я хочу убедиться, что Бранди удобно спит, прежде чем сам отправлюсь на боковую.

— Конечно. Я немедленно все исполню. Бранди услышала, как ее шаги удаляются по коридору. Квентин закрыл дверь.

— Теперь можешь открыть глаза, солнышко. Миссис Коллинз ушла вместе с пирогом.

Бранди приподнялась на локтях и встретилась взглядом с Квентином.

— А что было бы, если бы она вообще не появилась? Глаза его потемнели, когда он понял, что подразумевала Бранди. Квентин молча боролся с самим собой.

Бранди соскочила с кровати и направилась к нему, поняв по его лицу, какие болезненные чувства сейчас раздирают его, и все же она не желала давать ему возможность к отступлению. Она остановилась напротив него, подняла голову и уставилась прямо в глаза, ожидая услышать только правду, ведь они никогда не лгали друг другу.

— Квентин, — тихо повторила она, — перед тем как миссис Коллинз прервала нас, ты говорил, что я тебе так нужна, что ты не можешь уйти. Ты говорил вообще, в поэтическом смысле, или имел в виду сию минуту? — Она коснулась рукой его подбородка. — Прошу тебя, ответь. Мне нужно это знать.

— И то и другое, — с трудом проговорил он.

— Значит, не постучи она в дверь…

— Я не нашел бы в себе сил оставить тебя. Глаза Бранди ярко вспыхнули.

— Я рада.

— В самом деле? — Квентин сжал ладонями ее лицо и покрыл поцелуями щеки, нос, губы. — Нам нужно многое обсудить, солнышко. Но не сейчас. Миссис Коллинз наверняка уже доставила свой поднос, а теперь вертится возле комнаты, чтобы услышать мое мнение о пироге. Не стоит ее разочаровывать. — Квентин привлек к себе Бранди, чтобы запечатлеть на ее губах последний поцелуй перед тяжким расставанием. — Пойду теперь к себе, — прошептал он, дрожа всем телом, — пока еще в силах.

Бранди кивнула, пребывая в восторге от того, какое чудо совершилось этой ночью: в глубине души она понимала, что сделан необратимый шаг. Глубоко вздохнув, она погладила его напрягшийся затылок.

— Оставь мне кусочек пирога, — тихо выдохнула она с шаловливым блеском в глазах. — Все-таки пирог вначале предназначался мне.

Квентин онемел от удивления, затем в его груди заклокотал смех.

— Ты просто неподражаема, солнышко. — Он отступил на шаг и поцеловал ее обе руки, прежде чем отпустить их. — Только тебе могло прийти в голову есть пирог в такое время. Ладно, я не просто оставлю тебе кусочек, я поступлю лучше: попрошу миссис Коллинз принести мне вторую порцию, тот самый большой кусок, о котором она говорила. Когда все улягутся, я велю Бентли потихоньку доставить пирог тебе в комнату. Ну, что скажешь?

— Чудесно! — •Бранди озорно улыбнулась. — Правда, не так чудесно, как было бы, если бы Бентли доставил в мою комнату тебя. Но я наберусь терпения. — Взгляд, которым она одарила Квентина, был сплошным искушением. — Наступит такой день. Попомните мои слова, капитан Стил. Он обязательно наступит.

— Полагаю, настал час расплаты, — объявил Бентли с порога столовой. — Я только что заметил, как на аллею свернула карета мастера Дезмонда.

— Подумать только — ни свет ни заря. — Квентин сложил газету и взглянул на каминные часы. — Еще и девяти нет. Наверное, они с Хендриком выехали из Лондона до рассвета.

— Или вернулись в Колвертон вчера ночью, — предположил Бентли.

— Верно. — Квентин поднялся с места. — В любом случае смеем ли мы надеяться, что в столь ранний час Дезмонд не успел напиться до невменяемости?

Бентли фыркнул:

— Вот именно, сэр. С мастером Дезмондом и без того трудно иметь дело.

Квентин скривил губы:

— Полностью с тобой согласен. — Подойдя к окну, он уставился в залитый солнцем сад. — Где Бранди? Ты уже сообщил ей о прибытии моего грозного братца? — Он снисходительно усмехнулся. — Наверняка она давно на ногах. Я даже уверен, что она покинула домик до рассвета. Вряд ли какой-нибудь другой непоседливый здешний житель решился бродить по саду под моим окном еще до появления первых лучей солнца.

— О, можете не сомневаться, сэр, это была мисс Бранди. Она и ее бельчонок носились меж деревьев, когда я вышел на утреннюю прогулку в пять часов.

Темные брови поползли вверх.

— С каких это пор ты гуляешь в пять утра?

— С тех пор, как взвалил на себя задачу приглядывать за неутомимой молодой леди, которая очень много для меня значит. — Бентли прокашлялся. — В любом случае, сэр, мисс Бранди, вероятно, уже заметила карету мастера Дезмонда. Она сейчас в саду с Гербертом возле беседки, ушла туда сразу после завтрака.

Улыбка Квентина померкла.

— Надеюсь, она не работает? Ведь всего день назад ее ранили. Я не хочу, чтобы она занималась изнурительным трудом, включая посадку герани или возню с альпийской горкой.

— Вообще-то, сэр, она устроила маленький пир для своего бельчонка, как бы в награду за его геройский поступок. Насколько я знаю, организация «банкета» не потребовала больших усилий: мисс Бранди приготовила вазочку ягод и орехов и осыпает Ланселота заслуженными похвалами.

— А-а, — с облегчением протянул Квентин. — Ну, за это, мне кажется, ее нельзя винить. Даже я испытываю благодарность к грызуну-забияке.

В эту секунду с шумом распахнулись парадные двери.

— Квентин! — Бранди молниеносно пронеслась по коридору и ворвалась в столовую, чуть не сбив дворецкого с ног. — Прости, Бентли. Я не заметила тебя.

— Ничего страшного, миледи. — Бентли стряхнул с камзола травинку.

Бранди повернулась к Квентину:

— Дезмонд приехал.

— Бентли мне уже доложил. — Разглядывая, в каком она неподобающем виде — растрепанная грива каштановых волос, испачканное травой платье, грязные щеки, — Квентин улыбался и молча задавался вопросом, неужели это та самая женщина, которую он так жаждал только несколько часов тому назад.

— Совсем забыла… — Бранди улыбнулась, и Квентин сразу перестал удивляться. — Мы же сегодня не виделись, поэтому — доброе утро. — Она пошла навстречу, приподняв голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Доброе утро. — Квентин подергал блестящий локон. — Как ты себя чувствуешь, хотя нужно ли спрашивать? Только девять часов, а ты уже позавтракала, поносилась по саду и, как я слышал, устроила «банкет» в честь своего бельчонка.

Бранди нахмурилась:

— Я тебя потревожила, когда гуляла? Было довольно рано.

— Вовсе нет. Я в восторге от того, как быстро ты поправляешься. Прошу лишь, не переусердствуй. — Квентин повернул голову на шум подъехавшей кареты. — Ты готова все это выдержать, солнышко?

— Да. У меня к Дезмонду масса вопросов. А еще мне не терпится узнать, получил ли мистер Хендрик от кого-нибудь ответы на свои письма.

— Не ожидай чудес, Бранди, — предостерег ее Квентин. — Еще и двух дней не прошло.

— Я знаю. И ничего не ожидаю.

— Я провожу их в гостиную, сэр, — Бентли направился встречать гостей.

Бранди в два шага пересекла комнату и оказалась у дверей.

— Пошли же в гостиную, — заторопила она Квентина. Он последовал за ней, а когда они дошли до места, остановился и взял ее за руку.

— Я серьезно, Бранди. Не могу позволить тебе перетруждаться. Будь то работа для рук или души.

Она улыбнулась:

— Я так и знала, что ты не позволишь. Не прошло и трех минут, как в дверях появился Бентли в сопровождении Дезмонда и Хендрика.

— Мастер Дезмонд, — объявил он. — О, прошу прощения… его светлость и мистер Хендрик.

Дезмонд насупился, уязвленный намеренной оговоркой дворецкого. Хендрик, похоже, ничего не заметил и спокойно прошел мимо Дезмонда, входя в комнату.

— Квентин. — Он отвесил грациозный поклон и обеспокоенно взглянул на Бранди. — С вами все в порядке, моя дорогая? Дезмонд рассказал мне об ужасном несчастье, которое случилось с вами вчера.

— Со мной все в порядке, благодарю вас, мистер Хендрик. Я уже почти оправилась.

Слова Бранди, видимо, дошли до Дезмонда, охваченного молчаливой яростью.

— Брандис… — Он поспешил подойти к ней и взять за руку. — Как только могло такое случиться?

— Мы и собрались здесь, чтобы обсудить это, — сдержанно вступил в разговор Квентин. — Почему бы вам обоим не присесть? Миссис Коллинз приготовила завтрак на целую армию. Быть может, не откажетесь чего-нибудь съесть? — Квентин строго взглянул в сторону Дезмонда. — Или выпить?

— Ни то ни другое, спасибо. — Хендрик опередил Дезмонда с ответом.. — Мы плотно поели в Колвертоне меньше чем час назад.

— Значит, вы прибыли в Котсуолд вчера ночью?

— Да, очень поздно вечером. — Хендрик опустился в кресло. — И сразу отправились спать, чтобы сегодня утром выехать пораньше. — Он вопросительно наклонил голову, глядя на Квентина. — Надеюсь, мы не слишком рано? Дезмонд уверил меня, что вы оба встаете с петухами.

— Так оно и есть. — Квентин прошел по комнате и сел на диван. — Я рад, что вы приехали так быстро. У меня накопилось очень много нерешенных вопросов… и поводов для беспокойства. Чем скорее мы займемся ими, тем лучше.

Дезмонд продолжал стоять, не сводя взгляда с Бранди. В конце концов он неловко прокашлялся:

— Брандис, если у тебя нет возражений, я бы хотел поговорить с тобой с глазу на глаз. Я понимаю, ты теперь взрослая, но твой отец назначил меня официальным опекуном. И как твой опекун, я ужасно встревожен тем, что случилось с тобой вчера. Я хочу услышать абсолютно все подробности и выяснить, как мы можем обеспечить твою безопасность. Ты согласна?

Бранди от удивления раскрыла глаза, настолько непривычно ей было, что Дезмонд спрашивает ее одобрения и, если на то пошло, вообще обращается с ней как со взрослой. Она медленно кивнула:

— Конечно, согласна. У меня тоже есть дело, которое я хотела бы с тобой обсудить.

— Хорошо. Тогда пройдем в библиотеку?

— Прекрасно. — Бранди взглянула на Квентина и кивнула в знак того, что все в порядке. — Мы скоро вернемся, джентльмены.

Она улыбнулась Бентли, выходя в коридор, и подавила желание громко рассмеяться, когда Дезмонд с недовольной миной протискивался мимо дворецкого в дверях.

— Если понадоблюсь, я буду на своем посту, милорд, — сообщил Квентину Бентли с невозмутимым выражением лица. — И можете не опасаться. Вход в дом в два раза шире. — Он указал на дверной проем гостиной. — Поэтому прибывающие гости не рискуют задеть на пороге мою персону. Однако если я замечу, что оскорбил хотя бы еще одного посетителя, я отложу свой утренний отдых ради омовения. А теперь прошу простить меня, сэр…

Он вышел из комнаты, гордо неся голову, и направился прочь от Дезмонда и Бранди по направлению к входной двери. Квентин замотал головой, его плечи тряслись от смеха. Хендрик изумленно заморгал.

— Ваш Бентли не перестает удивлять меня, — дипломатично заметил он, — хотя должен сказать, я не припомню, чтобы он проявлял такую… прямолинейность, когда был жив ваш отец.

— Отец ему нравился, — ответил Квентин, пожав плечами, — а Дезмонд — нет.

— Я вижу. — Хендрик прокашлялся, осознав, что попал на зыбкую почву, а потому должен ступать очень осторожно. — Дезмонд неуравновешенный, сложный человек. Кроме того, титул для него внове, он чувствует гнет ответственности. Я уверен, со временем он успокоится.

— Успокоится — да. Изменится — нет. Хендрик замялся.

— Ну да. А что касается его волнения из-за Брандис, то думаю, оно искренно. А потому оправданно. Даже меня крайне испугала новость о вчерашней стрельбе.

— Как и нас всех. — Квентин наклонился вперед и крепко обхватил руками колени. — Буду прям, Эллард. Я хочу выяснить, прозвучал ли этот выстрел случайно или это было самое настоящее покушение на жизнь Бранди.

Хендрик кивнул:

— В точности мои мысли.

— Давай опустим начало, ладно? Бранди все мне рассказала: и о записной книжке отца, и о своем визите в твою контору, и о встрече, которую ты помогаешь устроить.

— Разумеется, Я предполагал, что она так поступит.

— Я хотел узнать о письмах… Ты разослал их, как обещал? Сразу после ухода Бранди?

— Через час после ее отъезда, да. Вначале я просмотрел документы всех джентльменов, упомянутых в книжке Денерли.

— И что-нибудь нашел?

— Нет. Если судить по моим записям, все их убытки не противоречат цифрам Ардсли. Однако ты должен понять, моя роль в этих деловых операциях сводится лишь к тому, чтобы узаконить первоначальное партнерство и обеспечить периодические отчеты о доходах и потерях, исходя из тех цифр, которые мне сообщают.

— А это значит, что если одна из сторон проявит нечестность в делах, то у тебя нет возможности об этом узнать.

— Совершенно точно.

— Ты объяснил это Бранди?

— Говоря откровенно, Квентин, Брандис вознамерилась во что бы то ни стало устроить эту встречу. Никакие мои убеждения не могли бы свернуть ее с намеченного пути.

— Узнаю свою целеустремленную Бранди, — мрачно согласился Квентин. — Очень хорошо. Значит, ты просмотрел их документы и не нашел ничего подозрительного. А потом отослал письма?

— Да. Большинство адресатов получили послания в тот же вечер.

— Ты говоришь — большинство?

— Трое из джентльменов находятся за границей, а потому скорее всего получат письма сегодня днем.

— Верно. — Квентин махнул рукой. — И даже если твой расчет времени оказался безукоризненным и корабль доставил почту в Европу вчера, все равно никому из этих людей не хватило бы времени приплыть в Англию, доехать до Котсуолда и выстрелить в Бранди.

— Поэтому троих можно исключить из числа подозреваемых, — задумчиво объявил Хендрик. — Тем не менее из двенадцати человек, перечисленных в книжке Денерли, у девяти была возможность нанести удар. Не говоря уже о том, что есть десятки предпринимателей, которых финансировали мои клиенты.

— Похоже, мы с тобой оба думаем одинаково.

— Надеюсь, что так. Если кто-то из этих людей убийца, то Бранди подвергает себя серьезной опасности, настаивая на собрании.

— Ты считаешь, что нам следует отменить его. — Квентин сделал вывод, а не задал вопрос.

Тем не менее Хендрик ответил на него:

— Абсолютно верно. Если один из этих людей действительно убил Ардсли — а вместе с ним и твоих родителей, — тогда вполне вероятно, он выстрелил вчера в Брандис не просто затем, чтобы попугать, а затем, чтобы убить. В таком случае я бы рекомендовал держать ее от этого расследования как можно дальше.

Квентин задумчиво прищурился:

— А может, лучше нам все-таки устроить эту встречу… только пойдет на нее не Бранди, пойду я.

— Я бы не советовал, Квентин, — авторитетно заявил Хендрик. — Помни, на это собрание съедутся лишь с десяток джентльменов, которые являются моими клиентами, а все прочие лица, участвующие в делах, встревожатся, получив пищу для подозрений. Попытка загнать в угол опасного преступника таким примитивным и прямолинейным способом была бы глупым шагом и для тебя, и для Брандис.

— А у тебя есть другое предложение?

— Я как-то не думал об этом. Впрочем, есть, — решительно ответил Хендрик. — Что, если я проведу собственное тонкое и в то же время тщательное расследование? У меня гораздо больше связей, по крайней мере в высшем свете, чем у представителей с Боу-стрит или местного магистрата. У моих клиентов полно семейных тайн — даже больше, чем ты можешь представить. Меня хорошо принимают в «Уайтсе», «Бруксе» и по крайней мере еще в трех клубах на Сент-Джеймс-стрит. Короче говоря, я могу общаться с людьми, осторожно расспрашивать их и с большой вероятностью соберу и скомпоную множество фактов, не вызвав подозрений ни у самих клиентов, ни у множества деловых людей, с которыми они связаны.

— Очень благородно с твоей стороны, Эллард. Но я не могу позволить, чтобы ты подвергал себя опасности. Ты не разрешишь мне ознакомиться с твоими документами, чтобы я мог исследовать вопрос по твоим каналам?

Хендрик покачал головой:

— Ты же знаешь, Квентин, я не могу так поступить. Это было бы непростительным нарушением этики, даже учитывая такие серьезные обстоятельства. Кроме того, мне не так опасно проводить это расследование, как было бы тебе. Кентон и Памела твои родители, поэтому, задав первый вопрос, ты сразу бы раскрыл свои намерения. А вот я как раз незаинтересованная сторона, меня не связывает родство ни с одним из убитых. Никто не заподозрит, что мои очень осторожные расспросы нечто большее, чем невинный светский разговор. Со мной будет все в порядке, уверяю тебя.

— Не знаю, что сказать, — ответил Квентин. — Очень тебе признателен. — Он протянул руку. — Само собой разумеется, ты получишь щедрую компенсацию.

Хендрик отмахнулся:

— Я делаю это по-дружески — не только ради тебя и Дезмонда, но и ради Ардсли, Кентона и Памелы. Если мне удастся обнаружить негодяя, убившего их, это и будет моей компенсацией. — Он пожал руку Квентина и поморщился.

— Что-нибудь болит? — поинтересовался Квентин, нахмурившись.

— Ревматизм замучил, — с грустной улыбкой ответил Хендрик. — Наверное, я старею.

— Ерунда. — Квентин поднялся с места. — Ты слишком любишь жизнь, чтобы стареть.

Он бросил задумчивый взгляд на дверь.

— Пусть они поговорят, Квентин, — мягко посоветовал Хендрик. — Возможно, Дезмонду удастся найти способ, как убедить Брандис отказаться от идеи устроить собрание.

— Возможно, — неуверенно пробормотал Квентин. — Но зная, как Бранди не выносит диктаторства Дезмонда, я сильно сомневаюсь. Хотя, поверь мне, Эллард, на этот раз я надеюсь, что ошибся.

В другой комнате по коридору, в библиотеке, Дезмонд надеялся на то же самое.

Он беспокойно метался по комнате, время от времени бросая тоскливые взгляды на бутылку с коньяком, которая манила его к себе с сервировочного столика.

— Не нужно, Дезмонд, — сказала Бранди, вставая с дивана. — В последнее время ты слишком много пьешь.

Он резко обернулся к ней:

— Не думал, что тебя это касается.

— Конечно, касается. Ты мой друг, и тебе плохо. Но пьянство не вернет Кентона.

— Да, — согласился он, — не вернет. — Дезмонд пересек комнату и остановился перед ней. — Брандис, Хендрик рассказал мне о записной книжке Ардсли. И о собрании, которое ты намерена устроить. Я хочу, чтобы ты отменила его.

— Не могу. Я должна знать, нет ли убийцы отца среди этих людей. — Она вопросительно посмотрела на своего опекуна. — Дезмонд, а ты знал об этой книжке? В конце концов, ты ведь так много работал с папой и был с ним настолько близок, что он назначил тебя распорядителем всех своих дел. Он должен был доверить тебе секрет о существовании этих записей.

Дезмонд потупил взор, заранее готовый к этому вопросу.

— Брандис, попытаюсь проявить честность, которую ты так расхваливаешь. Да, Ардсли рассказал мне о записной книжке, а также о прочих бумагах, которые хранил в той папке. Он даже показал мне потайной ящичек в своем столе. Но с тех пор, как разбилась карета отца, я потерял способность ясно мыслить. Поэтому, честно говоря, я совершенно забыл и о тайнике, и о книжке.

Бранди сочувственно кивнула:

— Спасибо за откровенность. Мистер Хендрик рассказал тебе, что мы узнали из этой книжки?

— Рассказал.

— И это тебя не удивило?

Тяжело вздохнув, Дезмонд отвернулся, явно борясь со своей совестью.

— Нет, Брандис, не удивило.

Девушка вцепилась ему в руку:

— Если ты знаешь что-то, скажи мне. Прошу тебя, Дезмонд, ведь мы говорим о моем отце.

— Хорошо. — Он снова повернулся к ней и мрачно посмотрел ей в глаза. — Говорить об этом мне очень трудно. Я поклялся Ардсли, что не позволю тебе узнать правду. Он был гордый человек, непреклонный в своих убеждениях. И не хотел, чтобы у тебя был повод стыдиться его.

— Стыдиться? Я бы ни за что не устыдилась его.

— Я надеялся, что ты это скажешь. Потому что при данных обстоятельствах тебе необходимо выслушать правду. — Дезмонд набрал в легкие побольше воздуха и с шумом выдохнул. — Насколько я знаю, цифры потерь, указанные в этой книжке, точны. — Увидев сомнение в глазах Бранди, он поспешил продолжить отрепетированное объяснение: — Как тебе рассказал Хендрик, последние несколько месяцев дела Ардсли шли далеко не в гору. Просто не везло, деловая хватка здесь ни при чем — мы с Хендриком пытались убедить в этом Ардсли. Я напоминал ему, что у каждого предпринимателя наступают временами периоды, когда судьба кажется благосклонной ко всем, кроме него. К несчастью, твой отец отказывался смириться с этим фактом. Он начал изучать все возможные проекты, чтобы выбрать из них те, которые принесут огромные прибыли. Однако провидению было угодно сделать так, чтобы черная полоса в делах Ардсли совпала с моей светлой. Поэтому я предложил сделать несколько капиталовложений за него. Он согласился. Я тщательно отобрал проекты. Прибыль подскочила. Мы собрали столько, что смогли компенсировать другие потери. Это отражено в записях, ты сама видела. Поэтому все, что тебе говорил Хендрик, соответствует истине — я подтверждаю его слова, основываясь на сведениях, полученных из первых уст — от твоего отца. Соответственно я убежден: все цифры, приведенные в записях Ардсли, верны, и ты можешь, таким образом, спокойно отказаться от идеи, что кто-то из его партнеров — убийца.

— Значит, твое предложение отменить встречу рождено вовсе не беспокойством о моем благополучии? — поинтересовалась Бранди, стараясь понять мотивы, которые им движут.

— О, меня очень волнует твое благополучие. В тебя стреляли, и я намерен выяснить, кто это сделал. Но мое беспокойство по этому поводу не имеет никакого отношения к тому, что ты обнаружила в записях отца. Я предлагаю отменить собрание только потому, что это будет пустой тратой времени — твоего, моего и Элларда. — Дезмонд с любопытством огляделся по сторонам. — Кстати, где эта книжка?

— Что? — Бранди задумалась, пытаясь найти основания для такой уверенности Дезмонда. — А, она надежно спрятана. Не волнуйся, никто никогда не узнает о папиных трудностях. — Она нахмурилась. — Прости меня, Дезмонд, но я все же не понимаю, почему ты так безоговорочно веришь, что в папиной книжке в точности зафиксированы его потери, как и не разделяю твоего убеждения, будто это собрание ничего не даст, кроме ненужных хлопот.

— Ты хочешь сказать, что я лгу тебе?

— Разумеется, нет, — нетерпеливо возразила Бранди. — Я только хочу сказать, ты просто повторил то, что я уже знаю: папа, да и ты, если на то пошло, считали, будто его сделки приносили одни убытки. А что, если он ошибался? Что, если кто-то ввел его в заблуждение… или, еще хуже, обворовывал его? Если так, то ни мистер Хендрик, ни папа не могли бы дознаться. Папе никогда бы не пришло в голову потребовать подтверждения данных, которые ему сообщали. Соблюдая безукоризненную честность в делах, он ни за что бы не заподозрил кого-нибудь из своих партнеров.

— У него и не было бы на то причин, — строго заметил Дезмонд. — Я знаком со всеми этими джентльменами, Брандис. Все они безупречны.

— Отдавая им должное, все же хочу убедиться в этом сама. — Бранди упрямо выпятила подбородок. — Нет, Дезмонд, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что единственный способ получить ответы на все вопросы — это устроить собрание. Если джентльмены, с которыми имел дело папа, придерживаются твердых принципов, как ты говоришь, тогда они поймут мои намерения и не посчитают себя оскорбленными.

— Не посчитают себя оскорбленными? — повторил Дезмонд, зло усмехнувшись. — Не могу с тобой согласиться. Ты неизвестно зачем хочешь поставить в неловкое положение двенадцать чрезвычайно влиятельных, известных аристократов.

— Так вот в чем истинная причина твоего недовольства! Ты боишься, что я, обратившись к твоим знакомым за помощью в розыске убийцы отца, тем самым нанесу им обиду? Прости меня, Дезмонд, но я не могу с тобой согласиться. Как и не могу отменить встречу. На карту поставлено гораздо больше, чем стыд.

— В этом случае, боюсь, мне придется запретить тебе что-либо предпринимать.

Щеки Бранди покрылись красными пятнами.

— Ты хочешь запретить мне? Я не ребенок. И ты не сможешь мне приказать не делать того, что я считаю нужным. Только мне, и никому больше, решать — созывать это собрание или нет.

Дезмонд плотно сжал губы, явно стараясь взять себя в руки.

— Я прошу простить меня, Брандис, — наконец удалось ему произнести. — Я не хотел, чтобы мои слова показались тебе суровыми. В мои намерения не входит что-то диктовать тебе, я думал лишь направлять тебя. — Вымученно улыбнувшись, он схватил ее за руку. — И беспокоюсь я в первую очередь о тебе, а вовсе не о тех аристократах. Я хочу оградить тебя от насмешек общества, которые, знаешь ты это или нет, могут разрушить твою репутацию, а следовательно, и будущее. А я хочу обеспечить твое будущее, малышка, заботиться о тебе и сделать тебя счастливой.

Бранди холодно высвободила пальцы из руки Дезмонда.

— Благодарю, Дезмонд. Я очень ценю, что ты так близко принимаешь к сердцу мои интересы.

Он нахмурился:

— Ты ценишь это, но, по-моему, не очень довольна.

— Не то чтобы недовольна, просто…

— Ты злишься на меня не только потому, что я против собрания, но еще из-за военного министерства, — догадался он. — Брандис, я знаю, ты наверняка считаешь мои действия непростительными. И, наверное, так оно и есть. Но мы оба знаем, что Квентин гораздо счастливее, когда на нем военный мундир. После возвращения в Котсуолд он с головой ушел в расследование, которое может оказаться опасным. Я искренне верю, что для него гораздо лучше в какой-нибудь колонии защищать интересы Англии, чем подвергаться риску здесь, у себя на родине. Да, я признаю, меня беспокоит твое явное расположение к нему. У меня есть планы на твое будущее, планы, включающие защиту, которую могут дать мое имя и титул. Поэтому я использовал свои связи, чтобы ускорить отъезд Квентина. Надеюсь, ты меня понимаешь…

— Что ты такое говоришь? — выдохнула Бранди.

Дезмонд понял, что совершил промах, но было уже поздно.

— А разве Квентин тебе ничего не сказал? — спросил он не своим голосом.

Она покачала головой и долго смотрела на него немигающим взглядом, не в силах поверить тому, что услышала. Потом наконец до нее дошло.

— Ты мерзавец. — Бранди отступила назад, дрожа от негодования и ярости. — Ты устроил так, чтобы Квентина услали из страны? Приказ, вызов в министерство — все это твой коварный замысел?

Дезмонд побледнел:

— Я думал… то есть я предположил, что Квентин упомянул…

— Он не сделал ничего подобного. Зная Квентина, могу сказать, что он скорее всего защищал тебя.

— Защищал? От чего?

— От моего гнева, — выпалила Бранди. — Нет. — Она вытянула руки, оградившись ладонями от Дезмонда, который хотел приблизиться. — Будь ты проклят, Дезмонд. Мне с самого начала следовало быть с тобой откровенной, а не пытаться прибегать к тонкостям, какие только мне известны, чтобы просветить тебя. Пора бы уж самой признать, что тонкости во мне столько же, сколько в тебе честности. Ты отказываешься посмотреть правде в лицо. Так вот, теперь ты ее услышишь — сказанную громко и ясно, хочешь ты того или нет. Я люблю Квентина. Всегда любила и всегда буду любить. Дома он или на чужбине, рядом со мной или где-то далеко — мои чувства никогда не изменятся.

— Брандис…

— Выслушай меня, — велела она. — Я не люблю тебя, Дезмонд. Между нами никогда ничего не было, кроме дружбы, разве что в твоем воображении. Я ни разу, даже в самых отдаленных мечтах, не думала о свадьбе с тобой. И не только из-за моих чувств к Квентину, хотя этого было бы вполне достаточно. Просто мы с тобой совершенно разные, как день и ночь. Один только факт, что ты можешь оправдать бесчестные шаги, предпринятые тобой в военном министерстве, прекрасный тому пример. Не говоря уже о твоей неизменной привычке руководить мною. Я не понимаю ни тебя, ни твоих архаичных ценностей, ни отсутствия этики в твоих поступках. А ты понимаешь меня еще меньше, иначе бы давно осознал, что титул для меня ничего не значит, а того, к чему я действительно стремлюсь — взаимной любви и уважения, — ты мне не способен предложить. Я не подчинюсь твоей воле и не соглашусь, чтобы из меня лепили то, чем я не являюсь, лишь бы стать достойной парой человеку, которого больше волнуют деньги, а не чувства.

Лицо Дезмонда пошло красными пятнами.

— В отличие от моего брата, который сама добродетель и чувствительность. Так вот, если ты думаешь, что я останусь в стороне и позволю тебе и Квентину…

— Я знаю, что позволишь. Потому что, если ты попытаешься стать между нами, я тут же исчезну из Котсуолда и спрячусь там, где ты меня никогда не найдешь. И не вернусь до тех пор, пока не стану совершеннолетней, а вот тогда я официально смогу распоряжаться собственной судьбой. — Глаза ее гневно сверкали. — Смирись с этим, Дезмонд. Я никогда не стану твоей герцогиней. Если только ты не хочешь тащить к алтарю невесту, которая брыкается и визжит как резаная. Я устрою тебе такую сцену, что ты станешь предметом насмешек для всего общества и не сможешь показаться ни в «Олмаке», ни в Карлтон-Хаусе, ни в любом другом месте, где кипит светская жизнь. Не старайся надавить на меня, предупреждаю. Просто милостиво позволь мне идти своим путем, и, возможно, однажды мы сможем вспомнить о нашей былой дружбе.

Дезмонд открыл рот, затем закрыл и так и остался стоять, раздираемый гневом и изумлением.

— Полагаю, твое молчание означает, что ты принимаешь мои условия. Мудрое решение. — Бранди подобрала юбки. — Теперь прошу простить меня, я должна заняться делами. Бентли тебя проводит. Если, конечно, захочет.

Глава 16

Бах!

Прозвучал выстрел, пуля со свистом рассекла воздух и ударила в самую середину вяза. Даже не взглянув на результат своего безукоризненного выстрела, Бранди перезарядила пистолет и вслед первой пуле послала вторую, которая пробила древесную кору почти в той же точке.

— К вечеру от этого бедного дерева останется голая дымящаяся веточка, — подходя к ней, издали заметил Квентин. — Какое злодейство вызвало такой гнев?

Бранди распрямила плечи и даже не обернулась.

— Я представила себе, что это голова Дезмонда.

— А это как-то связано с тем, почему ты выскочила из дома сразу после разговора с моим братом?

Бранди уставилась на любимый пистолет, подарок Квентина, водя пальцем по насечке.

— Они ушли?

— Они с Хендриком покинули нас спустя примерно час, после того как ты выбежала вон. Не стоит говорить, что у Дезмонда был вид столь же очаровательный, как у этого пробитого пулями дерева. Наверное, выпил полбутылки мадеры, потому что еле дошел до кареты, опираясь на руку Хендрика.

— Очень надеюсь, что он будет страдать от самого жестокого похмелья, какое только бывает.

Квентин хмыкнул.

— Ты должна говорить мне, куда уходишь, — напомнил он ей, подходя ближе. — А то пропадаешь уже несколько часов. Если бы Герберт не докладывал мне каждую четверть часа, что с тобой все в порядке и ты продолжаешь разбивать в щепки бедное дерево, я бы очень беспокоился.

Бранди повернулась к нему:

— Прости. Я не подумала. Мне просто хотелось убежать от Дезмонда как можно дальше.

Квентин осторожно приподнял ее подбородок одним пальцем:

— Что случилось?

— Дезмонд случился.

Квентин подавил улыбку.

— А нельзя ли поподробнее? Он что, велел тебе оставить мысль о собрании? Все дело в этом?

— Это лишь верхушка айсберга.

— Солнышко, — Квентин сжал ее лицо ладонями, — буду с тобой честным. Эллард хотел отменить собрание. Я посоветовал отложить его. — Предвидя возражения, он легко закрыл ей губы большими пальцами. — Позволь мне договорить. Я вовсе не хочу, чтобы ты отказалась от своей идеи. Наоборот, мне кажется, твои подозрения вполне оправданны. Вчера, пока ты спала, я просмотрел записную книжку Ардсли. Согласен, цифры доходов и потерь как-то не вяжутся вместе не только потому, что твой отец был исключительно умным деловым человеком, но и потому, что мой брат таковым не является. Но мы с Хендриком нашли компромиссное решение — более тонкое и менее драматичное, чем вызов, брошенный одновременно дюжине лордов, но, надеюсь, такое же эффективное. — Квентин прямо и ясно объяснил, в чем заключается план Хендрика. — Если Элларду ничего не удастся разузнать, — в заключение сказал он, — мы всегда можем прибегнуть к этому собранию как к последнему средству. Согласна?

— А если я скажу «нет»?

— Тогда я спрошу, почему ты отказываешься — потому что действительно считаешь идею неудачной или потому что проверяешь глубину моего уважения к твоей независимости? — Бранди потупилась. — Если верно последнее, — торопливо добавил Квентин, касаясь губами склоненной головы, — то позволь заметить, что мы с тобой давно выяснили этот вопрос, если вообще он требовал выяснения.

— Ты прав. — Она подняла на него взор. — И не заслужил недоверия. Разумеется, я согласна. Гораздо разумнее взяться за дело так, как предлагает мистер Хендрик. — В ее взгляде вспыхнула искра гнева, когда она кое-что вспомнила. — Не говоря уже о том, что мы таким образом избежим риска публично поставить в неловкое положение папиных деловых партнеров.

Квентин скрипнул зубами:

— Соображение Дезмонда, надо полагать?

— Ну конечно. — Бранди пытливо посмотрела ему в глаза. — Почему ты не рассказал мне, что Дезмонд устроил приказ о твоей спешной отправке в колонии?

— Он тебе рассказал об этом? — удивился Квентин.

— Не совсем так. Он предположил, что об этом рассказал ты. Поэтому сам пустился в длиннющие объяснения, стараясь оправдать свои поступки величием души в надежде, что я прощу его за то, о чем на самом деле не подозревала.

— Неудивительно, что ты так на него разгневалась.

— Так вот почему ты ничего не сказал? Не хотел настраивать меня против него?

Квентин скривился в циничной усмешке:

— На этот раз ты меня наделяешь великодушием, на которое я не способен. Честно говоря, к своему брату я не испытываю ничего хорошего, кроме жалости, но и она меркнет по сравнению с моим презрением. Кроме того, меня не терзают угрызения совести из-за того, что я делюсь с тобой своим нелицеприятным мнением о брате и ты его разделяешь. Нет, солнышко, причина, по которой я не рассказал тебе о происках Дезмонда в военном министерстве, в том, что у меня просто не было времени. Его подлый шантаж я раскрыл, только пробыв в Лондоне несколько дней. С помощью Батерста я исправил ситуацию и сразу вернулся домой, где узнал, что в тебя стреляли. Уверяю, я собирался обо всем рассказать тебе, как только ты окрепнешь.

— Я рада, — просто ответила Бранди и глубоко вздохнула. — Квентин, я хочу узнать все неблаговидные подробности. Но сначала, думаю, тебе следует услышать кое-что.

— Хм?

— Я рассказала Дезмонду о нас, о наших чувствах друг к другу.

— Уверен, он пришел в восторг, тем более что перед его отъездом в Лондон я тоже выложил ему все начистоту.

— Вот как? — оживилась Бранди. — Что же ты ему сказал?

— Что я люблю тебя, — Квентин запустил пальцы в ее волосы, — что если он попытается стать на моем пути, я заставлю его пожалеть, что он родился на белый свет.

— В точности мои слова, — обрадовалась Бранди. Квентин снисходительно хмыкнул:

— Ты пригрозила ему расправой? Поэтому практикуешься на вязе?

— Нет. Я пригрозила устроить сцену, которая сделает его предметом насмешек для всего общества, а после убежать из Котсуолда и скрываться до совершеннолетия, когда я буду сама себе хозяйка.

Квентин запрокинул голову и зашелся в смехе:

— Как жаль, что я не видел в ту минуту его лица. Что он сказал?

— Ни слова. Просто уставился на меня, словно решал, не придушить ли ему меня или все-таки поверить на слово. Очевидно, остановил свой выбор на последнем. — Бранди нахмурилась, вспомнив одно замечание Квентина. — Ты сказал, что просмотрел вчера папину книжку и тебя тоже удивили огромные убытки… для такого прозорливого коммерсанта, как папа.

Квентин мгновенно стал серьезным:

— Верно.

— Ты также упомянул, что поражен, какие огромные доходы принесли сделки, выбранные и заключенные Дезмондом, — подразумевая, как я понимаю, что, по-твоему мнению, Дезмонд не настолько умен и проницателен.

— Именно это я имел в виду.

— Уже не впервые ты подвергаешь сомнению деловые качества Дезмонда. Насколько я помню, в прошлый раз, когда об этом зашел разговор, ты предположил, что он неправильно воспринял отцовскую оценку своих способностей.

Брови Квентина поползли вверх.

— Значит, ты все-таки обратила внимание на мои слова. А мне казалось, ты была очень занята тем, как тактично… — подыскивая выражение, Квентин, похоже, развеселился, — сообщить Дезмонду, чтобы он оставил всякую мысль о свадьбе с тобой ныне и впредь.

— Так и было. Но я все равно услышала тебя. Просто тогда это не имело значения. Я решила, что если Дезмонд и преувеличил свои заслуги, то только для того, чтобы произвести на меня впечатление. А вот теперь я не уверена. — У Бранди все сжалось внутри, но она заставила себя продолжать. — Когда мы с Бентли просматривали папину книжку, он, так же как и ты, поразился финансовым талантам Дезмонда. Я давила на него, пока он не объяснил, почему так удивлен. — Бранди встревожено посмотрела на Квентина. — Прошу, не сердись на Бентли. Я загнала его в угол, и у него не было другого выхода, как рассказать мне правду.

— Я не сержусь, — глухо ответил Квентин. Вздохнув, Бранди продолжила:

— Как бы то ни было, когда Бентли поведал мне, как беспечно Дезмонд швырялся деньгами и с какой неохотой и осторожностью Кентон доверял ему ведение дел, я почувствовала, что совершенно сбита с толку. Поэтому я спросила у мистера Хендрика, каково его мнение о деловых качествах Дезмонда.

— И?..

— Мистер Хендрик убежден, что Кентон был в восторге от прозорливости сына.

— Что подтверждает заявление Дезмонда.

— Видимо, да, — признала Бранди. — Теперь вернемся к папе. Он тоже, должно быть, верил в способности Дезмонда, а иначе зачем бы он стал доверять ему свои дела? И самое главное, зачем завещал Дезмонду управление всем имуществом Таунзендов? — Бранди задумчиво покусала губу. — Все это вместе с железным доказательством, содержащимся в папиной записной книжке, безусловно, говорит в пользу Дезмонда, следовательно, вы с Бентли ошибаетесь. Однако здесь, — Бранди указала на свое сердце, — я знаю, что вы правы. И к чему приведет нас это противоречие?

На лице Квентина появилось странное выражение.

— С тех пор, как я узнал о записной книжке твоего отца, меня неотступно терзают эти же мысли. Если честно, солнышко, я невольно гнал их прочь, потому что иначе они заставили бы меня сделать вывод, с которым я, наверное, не смогу примириться.

В глазах Бранди промелькнула боль, девушка порывисто погладила Квентина по щеке.

— Я так и думала, — тихо произнесла она. — Квентин, прости. Мне ненавистно делать такое предположение, но…

— Оно должно быть сделано.

— Тогда мы сделаем его вместе и вместе выстоим, каков бы ни был результат, — если, конечно, наши рассуждения не беспочвенны.

Сдержанно кивнув, Квентин выразил словами то, от чего жаждал отречься:

— Мы оба думаем одно и то же: мог ли Дезмонд «убедить» кого-то подтасовать цифры убытков и доходов Ардсли, чтобы выставить Дезмонда в благоприятном свете? Мой ответ — если вспомнить его недавнюю тактику в военном министерстве — безоговорочное «да». Кажется, я не объяснил, как он устроил отправку приказа? Он шантажировал одного из помощников Батерста, заявив парню, что если тот хочет сохранить свой пост, то должен доложить начальству, что я срочно понадобился в колониях. Вопрос теперь в том, не сделал ли он то же самое с кем-нибудь из работников компаний, куда он вкладывал деньги от своего имени и от имени Ардсли?

— Он мог так поступить? — пробормотала Бранди, переваривая объяснение Квентина. — Не знаю. Наверное, мог. Дезмонд позабыл бы и об этике, и о гордости, лишь бы добиться того, чего он всегда жаждал: признания и уважения Кентона. — Она печально покачала головой. — Никто не мог убедить Дезмонда, что его отец любит сыновей одинаково.

— Хотя мы все пытались, Бог свидетель. — На скулах Квентина заходили желваки. — Но в данном случае он добивался не только отцовской похвалы, но и одобрения Ардсли тоже. Как иначе мог Дезмонд надеяться получить и тебя, и семейное дело Таунзендов в придачу?

— Я об этом не подумала.

— Ну а я подумал. — Квентин вздохнул, собираясь с духом. — Теперь мы дошли до вопроса, которого я не могу избежать. Ограничился ли Дезмонд только этим преступлением, или правда гораздо более зловеща? Возможно ли, что Ардсли раскрыл замысел Дезмонда? И если так, не пригрозил ли он разорвать все связи с Дезмондом, отказав ему в привилегии жениться на тебе и управлять всеми финансами семьи? Или еще хуже, не объявил ли он о своем намерении пойти к моему отцу и открыть ему всю правду?

— Да, — тихо согласилась Бранди. — И вот тогда Дезмонд мог обезуметь.

— Насколько обезуметь, Бранди? — спросил Квентин. — Настолько, чтобы лишить Ардсли жизни? Настолько, чтобы хладнокровно убить его?

— Нет. — Бранди вцепилась в лацканы его камзола. — Дезмонд жаден и слаб. Но я не верю, что он настолько бесчеловечен, что способен убить кого-то. А кроме того, Квентин, ты упустил одну существенную деталь. Даже если я ошибаюсь, даже если Дезмонд способен на все те злодеяния, о которых ты говорил, он все равно ни за что не стал бы вредить папе, когда рядом с ним был Кентон. Дезмонд боготворил вашего отца. Он не подверг бы его жизнь опасности. Никогда. Нет, если Дезмонд хотел убить папу, то он устроил бы все так, чтобы это случилось, когда папа был один, а не ехал в Лондон в карете Кентона.

В глазах Квентина промелькнула надежда.

— Ты права. Есть еще одна неувязка. Дезмонд не мог быть тем преступником, который стрелял в тебя, потому что находился в Колвертоне, когда это случилось. Если бы он попытался улизнуть, то Сандерс, или Уайт, или кто-нибудь из слуг наверняка заметил бы его. — Квентин недовольно тряхнул головой. — Послушай меня. Я не люблю своего брата и не доверяю ему, и все же я очень надеюсь, что он не виноват.

— Ты чудесный, чуткий человек, — тихо проговорила Бранди. — И каков бы ни был Дезмонд, он все-таки твой брат. Тебе не нужно объяснять ни мне, ни себе, почему ты испытываешь именно эти чувства.

Квентин слегка кивнул:

— Раз ты понимаешь мою неуместную преданность, возможно, ты также поймешь — хотя истина важна в любом случае, — почему я считаю своим долгом выяснить, виновен Дезмонд или нет.

— Из уважения к Кентону.

Квентин слабо улыбнулся:

— Ты знаешь, как предан был отец своей семье. Будь он жив, он бы знал, как справиться с этой напастью, я нисколько не сомневаюсь. Даже если бы он лично осудил Дезмонда и его поступки, он тем не менее сделал бы все возможное, чтобы сохранить тайну — просто потому, что Дезмонд его сын.

— Согласна.

— Вот почему, — мрачно заключил Квентин, — я не могу обсуждать свои подозрения с кем-нибудь, кроме тебя и Бентли, разумеется. Как не могу привлечь к нашему расследованию кого-нибудь еще. Это относится и к Хендрику, хотя. Бог свидетель, насколько легче стала бы моя задача, если бы я мог попросить его поговорить с Дезмондом, расспросить предпринимателей, в чьи компании Дезмонд вкладывал деньги, даже дать мне названия этих компаний, чтобы я сам мог выяснить с ними все обстоятельства. — Квентин устало вздохнул. — Но Хендрик не член семьи. Поэтому, видимо, я должен действовать один.

— Нет, не один, — напомнила ему Бранди, сама испытывая муку, отпечатавшуюся на его лице. — У тебя есть Бентли и я. — Последняя фраза подсказала ей идею. — Почему бы не начать с Бентли? — предложила она. — Не забывай, он ведь жил в Колвертоне в то время, когда это происходило, тогда как я была в Таунзбурне, а ты в Европе. Возможно, как только ты заговоришь о своей версии, у него найдется что добавить.

— Отличная мысль. Так и сделаю. Сегодня вечером. — Квентин смотрел прямо в глаза Бранди. — А завтра займусь Дезмондом.

— Похоже, вы сегодня особенно заняты, сэр, — заметил Бентли, остановившись на середине комнаты.

Квентин откликнулся с террасы, где разглядывал ночное небо.

— Ты это понял с одного взгляда?

— Я знаю, куда смотреть.

— Куда же?

— Ваш обед остался нетронутым, чай остыл, а сами вы уже целый час стоите на террасе и глазеете в сад. — Подойдя ближе, Бентли поинтересовался: — Это из-за мисс Бранди, сэр? Вас все еще беспокоит ее ранение?

— И да, и нет. Меня заботит не столько сама рана, сколько вопрос, кто стрелял и не намерен ли он вновь осуществить свою попытку. Не говоря уже о том, что я все время мысленно возвращаюсь к разговору с Хендриком и спрашиваю себя, смогу ли докопаться до правды.

— Вы сейчас готовы поговорить о мастере Дезмонде, сэр?

Квентин резко обернулся:

— Что?

Бентли пожал плечами:

— Я всего лишь спросил, готовы ли вы поделиться своими сомнениями относительно причастности вашего брата. Прошу простить, если я вмешиваюсь не в свое дело, сэр, но, полагаю, вам станет легче, если мы все обсудим.

— Ты успел перекинуться парой слов с Бранди?

— Прошу прощения, сэр?

Квентин вошел в комнату.

— Бранди рассказала тебе о нашем с ней разговоре?

— Вообще-то я не видел мисс Бранди весь вечер. Она выбилась из сил, разнося в щепы вяз на опушке. Миссис Коллинз подала ей обед пораньше, приготовила для нее теплую ванну, после которой, полагаю, она заснула.

— Тогда откуда тебе известно о моих сомнениях по поводу Дезмонда?

Бентли преувеличенно шумно вздохнул:

— Право, сэр, этот разговор становится утомительным. Неужели мне снова нужно повторять, что я хорошо вас знаю?

— Нет, — Квентин махнул рукой, — не нужно. Постараюсь хорошенько запомнить, что для тебя не тайна, о чем я думаю или что чувствую.

— Благодарю, сэр. Итак, о мастере Дезмонде… — Бентли задумчиво наклонил голову. — Мы с вами оба знаем, как расстраивало покойного герцога, что мастеру Дезмонду недостает принципиальности. И в самом деле, что бы ни делал ваш брат, им движет лишь стремление к личной выгоде. Поэтому в ту же минуту, когда мисс Бранди показала мне записную книжку отца, у меня возникли опасения, что мастер Дезмонд каким-то образом устроил подтасовку цифр. Однако я не представляю, чтобы он мог навредить вашему отцу, несмотря на все то, что случилось незадолго до смерти герцога.

— Я тоже такого мнения. — Квентин прищурился. — Бентли, вспомни поведение Дезмонда перед тем, как начался весь этот кошмар. Тебе ничего не запомнилось? Хотя бы какая-нибудь мелочь, которая пролила бы свет на это безумие?

— Я уже думал об этом, сэр. Но ничего необычного не вспомнил, кроме того, о чем уже рассказал: между мастером Дезмондом и вашим отцом произошла горячая ссора, после которой покойный герцог решил изменить завещание по причинам, которые мистер Хендрик прояснил.

— Проклятие. — Квентин сжал кулаки. — А как же Ардсли? Он не был взволнован во время своих последних визитов в Колвертон?

Бентли нахмурился:

— Ни в малейшей степени. Насколько я помню, виконт только раз заезжал в последние две недели… если не считать день трагедии.

— Ты усматриваешь в этом что-то необычное?

— Виконт Денерли и ваш отец всегда проводили несколько вечеров в неделю вместе, занимаясь делами или развлекаясь. Их дружба, как вы знаете, длилась много лет. Однако в последние дни своей жизни его светлость был глубоко обеспокоен — смею предположить, из-за ссоры с мастером Дезмондом — и предпочитал не принимать гостей.

— Даже Ардсли?

— Виконту всегда были рады. Но он, видимо, почувствовал, что вашему отцу нужно побыть одному, и тактично держался в стороне. Последние недели его светлость, ваш отец, принимал только своего друга. Если не считать… — Бентли замолчал, неожиданно вспомнив упущенный факт.

— Если не считать кого, Бентли? — настойчиво спросил Квентин.

— Мистера Гаррети. — Бентли сосредоточенно нахмурился. — В тот день у меня был выходной, поэтому я не сразу вспомнил. Но он точно приезжал к вашему отцу дней за десять до катастрофы. В тот вечер, когда я вернулся в Колвертон, я видел, как он сел в карету и отъехал.

— Гаррети? Сыщик? — Взгляд Квентина стал темным, задумчивым. — Насколько я помню, отец единственный раз прибегал к его услугам, когда нужно было осторожно узнать подробности одной сделки. — Он помолчал, лицо его было напряжено. — Ты не думаешь, что отец догадался о махинациях Дезмонда?

— Возможно, сэр. Как я уже сказал, ваш отец был сам не свой последние две недели.

— Тем не менее я не вижу во всем этом логики. — Квентин покачал головой. — Мы только что согласились, что Дезмонд никогда не стал бы вредить отцу. Поэтому каким образом расследование отца — чего бы оно ни касалось — могло угрожать Дезмонду?

— Это вопрос, милорд.

— Мы все ходим кругами, — заключил Квентин. — Мне остается только одно — обратиться к Дезмонду. И молиться, чтобы все наши подозрения оказались пустыми домыслами.

— Вас ждет трудный день, поэтому лучше бы вам отдохнуть, сэр, — предложил Бентли.

— Об этом не может быть и речи. Я не сомкну глаз.

— Видимо, не вы один.

— Хм? — Квентин с любопытством посмотрел на дворецкого.

Бентли указал в сад, где между деревьями бродила одинокая фигурка.

— Не вы один страдаете от бессонницы.

Квентин обернулся и проследил за взглядом Бентли.

— Бранди. — Он встряхнул головой. — Мне казалось, ты говорил, что она спит.

— Я ошибся, сэр.

Губ Квентина коснулась легкая улыбка.

— Непоседлива, как мотылек, — пробормотал он.

— Но этого мотылька поймать гораздо легче. Квентин почувствовал, как у него сжалось сердце.

— В вашей жизни наступил хаос, милорд, — тихо заметил Бентли. — Но среди всей этой неразберихи ваше сердце отыскало покой, к которому стремилось. Не пора ли сдаться, чтобы выиграть войну?

Не оборачиваясь, Квентин кивнул.

— Желаю плодотворного вечера, милорд. — Бентли закрыл за собой дверь, тихо щелкнув замком.

— В доме все думают, что ты спишь.

Бранди удивленно обернулась, ее волосы, освещенные лунным светом, поблескивали огненными искорками. Увидев Квентина, она улыбнулась:

— Но тебя, как видно, я не провела.

— Я был на террасе. Увидел, что ты прогуливаешься в саду.

— У тебя была возможность поговорить с Бентли?

— Да. Ничего это не дало. — Квентин протянул руку и коснулся ее щеки. — И сюда я пришел не для того, чтобы обсуждать Дезмонда.

Бранди услышала в его голосе необычную интонацию, и у нее перехватило дыхание.

— Очень хорошо. Для чего же ты пришел?

— Я все время вспоминал твои детские эскапады, когда ты подглядывала за мной в лесу.

Бранди вспыхнула:

— Я надеялась, что ты уже забыл.

— Напрасно. Меня печалит, что твое обучение так и осталось неполным. И сейчас я хочу исправить это.

Неловкость сменилась изумлением.

— Что исправить?

— Раз ты подглядывала за мной только на опушке леса, то видела всего лишь самое начало. В твоем обучении, таким образом, имеются печальные пробелы. Я хочу исправить это.

Ее глаза стали круглыми, как блюдца. Квентин протянул руку.

— Пойдешь со мной?

— Куда угодно, — прошептала Бранди, обхватывая его ладонь.

Они прошли в лес, не замедляя шага, пока не оказались скрытыми от всех глаз. За ними могла наблюдать лишь луна с небес. Но Квентин вел Бранди дальше, в тайное убежище, о котором знал только он.

Потом он остановился.

Бранди упивалась великолепием окружавшей их природы. До ее слуха доносились заливистые трели соловья, она вдыхала аромат травы, ей казалось, что темная стена деревьев отделяет их с Квентином от всего мира.

— Ненавижу всех тех женщин, — пробормотала она.

— Не нужно, солнышко. — Квентин обнял ее, стоя за спиной. — Они для меня ничего не значили.

— Я знаю. — Бранди повернулась в его руках и обняла за шею. — Но я эгоистична. Не хочу делить эту минуту ни с кем… даже с воспоминанием.

— И не придется. — Он легко коснулся губами ее рта и пылко прошептал: — Я никого сюда не приводил.

— Но ведь ты говорил…

— Я солгал. — В глазах его вспыхнули коварные огоньки. — Дальше той поляны, которую мы прошли минуты две назад, я никого не провожал.

— Но здесь гораздо красивее.

— Тогда это не имело значения. А вот теперь имеет.

Не говоря больше ни слова, он опустил голову и поцеловал ее бесконечно долгим поцелуем, от которого у Бранди все внутри заныло от томления.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— О, солнышко, для меня всегда существовала только ты. — Квентин крепче сжал объятия, все ближе привлекая к себе Бранди. — Почему только я раньше не догадался?

Он не ждал ответа.

Бранди закрыла глаза и потянулась к Квентину, когда он опустил ее на мягкую траву, от которой шла приятная прохлада.

Дыхание Квентина опалило и без того разгоряченное тело, он лихорадочно целовал ее шею, плечи, лицо с той страстью, которую никто из них не подвергал сомнению.

— Квентин. — Бранди запустила пальцы в его волосы, вся отдаваясь во власть любимого.

Со страстью, которую он не мог ни подавить, ни сдержать, Квентин жадно ласкал через платье ее тело, вдавленное в траву. Его пальцы запутались в ее локонах, вытащили шпильки и в беспорядке рассыпали волосы.

— Солнышко, ты даже не представляешь, как долго… как отчаянно я желал этого.

— Я мечтала о тебе, — задохнувшись, призналась Бранди; ее ладони скользили по его спине под сюртуком, устранив первую преграду, отделявшую ее от теплоты его кожи. — Представляла нас с тобой именно здесь, среди деревьев, под звездами.

— Какой же я был дурак, что сопротивлялся этому. — Его пальцы дрожали, когда он расстегивал ей платье на спине, но на этот раз он не дал себе времени передумать, а спустил корсаж с плеч и высвободил ее руки.

— Больше не сопротивляйся. — Бранди закрыла глаза и откинулась назад, отдавая ему каждый дюйм своего тела, которое он обнажил. — Квентин, так и должно быть.

Его губы скользили вдоль края тонкой сорочки, он вдыхал ее аромат, припадая к полной груди.

— Битва закончена. Я проиграл, солнышко.

— Нет, — прошептала она, нетерпеливо дергая за его жилет. — Ты победил. Мы оба победили.

Квентин мягко отвел ее руки:

— Подожди, любимая. Я пытаюсь не торопиться. Но если ты дотронешься до меня…

— Мне все равно. — Она не мигая смотрела на него, в ее темных глазах отражалась бесконечная любовь. — Квентин, я боюсь медлить.

— Боишься? Почему?

— Потому что, — призналась она еле слышно, — если мы будем медлить, ты можешь передумать.

— Ни за что. — Переполненный нежностью он поцеловал ее. — Ни за что, — повторил Квентин, прошептав эти слова в полуоткрытые губы. — Я с тем же успехом мог достать бы звезду с неба.

Он медленно ласкал ее языком, сжимая объятия, привлекая ее все ближе. Затем замер и отстранился, так что Бранди протестующе застонала. А он все выжидал, отказываясь подчиниться невысказанной мольбе, пока напряжение между ними не достигло пика.

Бранди, объятая пламенем, подчинилась чарам Квентина, она закрыла глаза и цеплялась за него изо всех сил. Открывая для себя неизведанное чудо, она охотно погрузилась в чувственную дымку, которая становилась все удушливее с каждым биением ее сердца.

Платье и сорочка уже спустились до талии. Она не представляла, как они там оказались, но ей было все равно. Все, что она сознавала в ту минуту, — это губы Квентина, руки Квентина, дыхание Квентина на ее коже, когда он шептал ее имя.

— Солнышко… где же я был до сих пор? Ты прекраснее любой фантазии мужчины.

— Только пока я твоя фантазия.

Она встретилась с его горящим взглядом.

— Моя фантазия и моя реальность. Не глядя по сторонам, Квентин скинул сюртук, жилет и принялся дергать за пуговицы рубашки.

— Позволь мне. — Не дожидаясь ответа, Бранди начала ему помогать, и вместе они высвободили из заточения каждую пуговку.

— Теперь… почувствуй огонь, — с трудом выговорил Квентин, отбрасывая в сторону рубашку и прижимаясь к Бранди торсом. — Почувствуй меня, солнышко.

— О… Боже. — У Бранди перехватило дыхание. Еще глубже погрузившись в мягкую траву, она упивалась этим первым единением их тел, стараясь запечатлеть в памяти каждый нюанс, каждое ощущение. Он глухо застонал от удовольствия — Бранди почувствовала, как дрожит его тело, и ей показалось, что она умерла и воскресла в раю.

— Ты… Не могу… Я никогда… — Квентин яростно тряхнул головой, не в силах передать наслаждение, разлившееся по его жилам.

Бранди поняла.

Она обняла Квентина, ощутив ладонями, как заходили мускулы на его спине.

— Квентин. — Она выгнула спину с кошачьей грацией, еще теснее прижавшись к нему всем телом.

— Господи… — с шумом выдохнул Квентин. Сам того не ведая, он крепче обхватил ее бедра и чуть приподнял, чтобы она сильнее ощутила его возбуждение и хотя бы отчасти поняла, какая испепеляющая магия ждет их впереди, при этом он тоже приблизился к краю чувственного забвения.

Квентин не думал заходить так далеко. Этот вечер должен был стать лишь поворотной точкой в их отношениях, первым шагом к их общему будущему.

— Только не так, — прохрипел он, заставив себя остановиться. — Еще не время…

— Нет, Квентин. — Бранди, ослепленная страстью, едва нашла силы, чтобы заговорить. — Прошу тебя. Ты слишком долго отвергал нашу любовь.

Он приподнялся на локтях, пожирая глазами полуобнаженное тело Бранди и чувствуя, как его душу терзают противоречия.

— Ну же… — еле слышно выдохнула она. — Боль невыносима. Помоги мне. — Бранди поискала его глаза затуманенным взором. — Квентин, я не знаю, что делать, — призналась она разгоряченным шепотом.

В глазах Квентина отразилась невысказанная нежность, и все его сомнения мгновенно затмила красота чувственного пробуждения возлюбленной.

— Да, милая. Понимаю.

Он поцеловал ее осторожно и неторопливо, сразу поняв, куда приведет их этот вечер, которому навсегда суждено было связать прошлое и будущее. Дрожащими руками Квентин приподнял край юбки, постепенно обнажая икры, колени, бедра. Его пальцы проникли под тонкий муслин, погладили шелковые чулки и, лаская, заскользили выше.

— Квентин, я сейчас умру, — с жаром пригрозила Бранди.

— Да, я знаю, солнышко. — Он не сводил глаз с ее лица, изменившегося от страсти, и старался запомнить эту благословенную минуту, которой никогда не суждено повториться. — Но не так, как ты думаешь. — Квентин покрыл поцелуями ее шею и припал к груди. — Смерть, которую я имею в виду, наступает от удовольствия.

Бранди невольно застонала, хотя прикусила губу, стараясь заглушить стон.

— Не надо, — приказал Квентин. — Я хочу слышать каждый твой вскрик, каждый умопомрачительный стон. — Его язык обжигал огнем розовую вершинку ее груди.

— Что хуже, — задыхаясь, спросила Бранди, — умереть от опустошения или от невыносимо острого удовольствия? Квентин улыбнулся, прижавшись лицом к ее груди.

— Тут не о чем спорить, моя маленькая проказница. — Он начал ласкать вторую грудь, уделяя ей не меньшее внимание, чем первой, — Позволь, я тебе докажу.

— Я… — Бранди пыталась найти слова, чувствуя острую потребность в чем-то и не зная, как избавиться от боли.

— Откройся. — Квентин хотел, чтобы она не сжимала так сильно ноги. — Дай мне дотронуться до тебя.

— Я умру.

— Не умрешь. Доверься мне. — Он целовал трепетную жилку на ее шее, зардевшиеся щеки, разомкнутые губы. — Откройся мне, солнышко, — прошептал он у самого ее рта. — Сейчас. Отдай мне всю себя.

Бранди сразу подчинилась, расслабив ноги, и невольно вздрагивала от ожидания.

— Да… вот так. — Квентина самого била дрожь, и он с трудом говорил. — Бранди…

Его пальцы нашли ее влажную, мягкую, трепетную плоть, готовую к ласкам. Из груди Квентина вырвался хриплый стон, и в ту же секунду Квентин понял, что страсть, которую он знал до сих пор, навсегда для него изменилась. До его помутненного сознания донесся безудержный стон Бранди, и он почувствовал, как в спину впились ее ногти. Но он мог сейчас думать только о том чуде, которое совершалось в ответ на его ласки. Бранди, сама того не подозревая, каждым своим движением заманивала его дальше, умоляя взять все.

— Я… — Бранди облизнула пересохшие губы. — Квентин, я не знаю, что происходит… я… — Она невольно затрепетала под его рукой.

— То, что происходит, это рай, — объявил он, находя и поглаживая тугой бугорок, истомившийся по его ласке. — Больше чем рай.

— Квентин… — Ее тело двигалось как бы само по себе, и Бранди, ничего не понимая, припала к Квентину, испугавшись собственной беспомощности.

— Не бойся, — попытался успокоить ее Квентин. — Прислушайся к себе, солнышко. Так все и должно быть.

Она инстинктивно выгнулась под ним раз, второй, — глаза ее раскрылись от удивления и шока. А Квентин ни на секунду не прекращал своих ласк, все ближе и ближе подталкивая ее к бездонной пропасти чувственного забытья.

И Бранди не выдержала.

— О… Боже. — Она изогнулась дугой, и Квентин понял, что ему никогда не забыть выражения совершенного восторга, промелькнувшего на ее лице, прежде чем она шагнула через край и изведала изумительное освобождение от оков, при этом ее тело так чувственно сжало его пальцы, что он бы тоже бросился в пропасть, если бы не был целиком захвачен тем, что с ней происходит.

Ни один любовный экстаз, даже его собственный, никогда не был таким упоительным.

— Квентин, — благоговейно прошептала Бранди, постепенно возвращаясь на землю, дрожа от пережитого восторга и удивленно глядя ему в глаза.

— Ты еще изумительнее, чем то, что сейчас произошло, — пробормотал он и снова поцеловал ее, продолжая ласкать.

Бранди вдруг поняла, что на этом он решил остановиться.

— Ты говорил — все или ничего, — прошептала она, потянувшись к нему. — Я хочу все.

— Я тоже. — Он чуть отстранился и, не дав ей возможности возразить, поправил на ней одежду. — Но только ты можешь дать ответ — будет у нас все или нет.

— Я? — Она оттолкнула его руки и крепко обхватила широкие обнаженные плечи. — Но я ведь тебе уже ответила.

— Этого не может быть. — Квентин повернул голову и нежно поцеловал ей руку. — Потому что мне еще предстоит спросить тебя. — Он снова посмотрел ей в глаза и обхватил ладонями зардевшееся лицо. — Брандис Таунзенд, ты выйдешь за меня замуж?

— Выйду ли я… — Она замолчала, не в силах произнести слова, чтобы они не исчезли. Квентин нежно улыбнулся:

— Я люблю тебя, солнышко. Мне нужно знать, что ты получила от жизни то, что я тебе всегда желал, — мужа, который возрадуется твоему веселому нраву, пробудит в тебе страсть и станет заботиться о тебе до конца дней.

Поэтому, если мне повезло быть этим счастливчиком, скажи мне. Потому что единственный способ заполучить «все», чего мы оба жаждем, — это надеть тебе на палец кольцо.

— О… Квентин. — У нее перехватило дыхание. — Я грежу?

— Грезишь, да, но наяву. Я тоже. — Он погладил лицо Бранди, упиваясь ее радостью и удивлением. — Но я повторю, наше будущее находится в твоих руках. Я хочу соединить свое сердце, и душу, и тело с твоими. Ты сделаешь мне этот дар… окажешь мне честь стать моей женой?

В глазах Бранди вспыхнул лучистый фейерверк.

— Я никогда не думала, что этот день наступит. Быстро скажи мне еще раз, что я не сплю.

— Ты не спишь, — с серьезным видом заверил он.

— Слава Богу. — Она приникла к нему. — Да. — Бранди поцеловала его теплое плечо. — Да, я выйду за тебя. Да, я стану твоей женой. Да. Да. Да.

Квентин обнял любимую и зарылся лицом в ее волосы.

— Господи, я люблю тебя, солнышко. Как я мог притворяться, что это не так, перед нами обоими? — Он усмехнулся. — Ты была права. Я действительно чертов дурак. Никто, кроме тебя, не смог бы заставить меня почувствовать такое… несравнимое, непереносимое счастье.

Бранди отпрянула, от восторга у нее закружилась голова.

— Вы опять ошиблись, милорд. Вы больше не дурак, и мне еще только предстоит сделать вас несравнимо и непереносимо счастливым… по крайней мере не в ближайшем будущем. Но считайте, что вы предупреждены: я собираюсь исправить это упущение и сделать вас таким счастливым, что вы даже не в состоянии представить. И еще одно. Теперь, когда мое обучение завершено благодаря чуду, которое я испытала в ваших руках, я намерена покончить с вашим железным самоконтролем, капитан Стил.

Квентин улыбнулся соблазнительной улыбкой, от которой Бранди почувствовала дрожь во всем теле.

— Буду с нетерпением ждать, — хрипло пробормотал он. — Что касается твоего обучения, поверь мне, солнышко, оно далеко не полное. Но считай, что ты получила своевременное предупреждение. — Он нашел пульсирующую жилку на ее шее, произнося те же слова, которые только что услышал. — Я намерен исправить это упущение и сделать тебя такой счастливой, что ты даже не в состоянии представить. — Он коснулся ее губ в неторопливой, но пылкой ласке. — И это, любовь моя, я тебе обещаю.

Глава 17

— Ну и видок у тебя.

Небрежно прислонившись к дверному косяку в кабинете Дезмонда, Квентин оценивающим взглядом окинул брата, который сидел, всклокоченный, с красными глазами, и тупо смотрел на рюмку в своей руке.

Дезмонд медленно поднял голову:

— Чего ты хочешь, Квентин?

— Нам нужно поговорить.

Квентин вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

— О чем, о твоих поисках правды или о солнышке?

— И о том, и о другом. — Квентин опустился на стул. — Сандерс уже спешит сюда с полным кофейником крепкого черного кофе. Я наберусь терпения и подожду, пока ты проглотишь несколько чашек — столько, сколько понадобится, чтобы я убедился в твоей способности вести разумную беседу.

Дезмонд потер виски.

— Я не расположен пить кофе. Еще меньше я расположен к болтовне. И уж совсем не расположен лицезреть тебя.

— Я уже упоминал, что приятно удивлен невесть откуда взявшейся честностью, к которой ты прибегаешь в последнее время? — Квентин вытянул ноги. — Надеюсь, ты не отступишь от нее, когда я доберусь до вопросов, которые нам нужно обсудить, после того как мы с Сандерсом приведем тебя в чувство.

— Какого черта Сандерс взялся таскать подносы? Он мой камердинер, а не какой-то там дурацкий лакей.

— А еще он единственный из всего штата отцовской прислуги, кто осмеливается в эти дни попадаться тебе на глаза. Поэтому он был настолько добр, что предложил свои услуги.

Не успел Дезмонд ответить, как в дверь робко постучали.

— Входи, Сандерс, — отозвался Квентин. — Его светлость с нетерпением ждет свой кофе.

Сандерс неуверенно вошел, переводя взгляд с Дезмонда на Квентина и обратно. Затем он быстро пересек комнату и поставил на стол Дезмонда поднос с кофе и лепешками.

— Я не был уверен, что вы успели позавтракать, милорд, — обратился он к Квентину, сникая под взглядом Дезмонда, полным черной злобы. — Поэтому взял на себя смелость принести лишние приборы на тот случай, если вы захотите выпить кофе и перекусить.

— Ты очень внимателен, благодарю тебя, Сандерс. — Квентин кивнул ему, чтобы тот успокоился.

— Теперь можешь убираться, Сандерс, — буркнул Дезмонд, как только слуга наполнил две чашки до краев. — Я в состоянии проглотить свой кофе без чьей-либо помощи — пьян я или трезв.

— Слушаюсь, ваша светлость. — Сандерс заспешил из комнаты, не дожидаясь повторного распоряжения.

— Пей, — велел Квентин, видя, что Дезмонд лишь смотрит на поднос остекленевшим взглядом. — Иначе вместо Сандерса тебе помогу я. И это будет отнюдь не приятно.

Пробормотав ругательство, Дезмонд сделал глоток и с отвращением передернулся.

— Продолжай. Я скажу, когда остановиться. Дезмонд выпил четыре чашки, перемежая их злобными выпадами, и отодвинул поднос.

— Хватит. Я до омерзения трезв. Чего ты хочешь?

Квентин дотошно оценил состояние брата и удовлетворенно кивнул.

— Очень хорошо. Это не займет много времени. После чего ты волен осушить столько бутылок мадеры, сколько вместит твой желудок. — Оставив небрежную позу, Квентин выпрямился и подался чуть вперед. — Начнем с Бранди. В этой части нашей беседы я буду говорить, а ты слушать. Очень скоро наши роли поменяются.

— Что касается Брандис, побереги голос. — Дезмонд разрубил воздух рукой. — Как всегда прибегнув к своей обычной прямоте, не свойственной дамам, она сообщила мне о чувствах, которые питает и к тебе, и ко мне. Видимо, в очередной раз ты являешься победителем, мой везучий брат.

Квентин приподнял бровь.

— Подумай, что ты сейчас сказал, Дезмонд, я имею в виду Бранди. Неужели ты действительно хотел бы провести всю жизнь, пытаясь, — он намеренно выделил последнее слово, чтобы подчеркнуть несбыточность такой задачи, — подчинить ее своей воле и превратить в сдержанную и чопорную герцогиню?

— Что я хочу или не хочу, больше не имеет значения, по крайней мере для этой упрямой хулиганки, которую ты создал. Брандис важно лишь получить то или, скорее, того, кто ей нужен, пусть даже ценой нашей репутации. А нужен ей ты.

— А мне нужна она — такая, как есть, — выразительно произнес Квентин.

— Как романтично.

— Я не нуждаюсь в твоем мнении, как и не прошу твоего разрешения. Позволь мне подчеркнуть, что это даже не просьба, а просто констатация факта, которую ты выслушаешь только потому, что являешься официальным опекуном Бранди. Так что тебе остается лишь задаться вопросом, какой путь я избираю, чтобы осуществить свой план.

— Ну и что ты намерен делать? Квентин ответил, глядя в глаза Дезмонду:

— Из Колвертона я отправляюсь прямо в Лондон — по нескольким причинам, о которых скажу позже. Но главная цель моей поездки — получить особого рода разрешение. К концу недели я намерен жениться на Бранди.

Дезмонд тихо охнул.

— Насколько я представляю, у тебя есть две возможности, — продолжал Квентин, не обращая внимания на изумление собеседника. — Ты можешь проявить мягкость и милостивость, одарив Бранди своим согласием, и таким образом избежать сплетен и скандала в высшем свете, где никто не догадывался о твоих намерениях жениться на Бранди, так что в глазах общества ты останешься незапятнанным. Или ты можешь воспротивиться браку, в таком случае я увезу Бранди из Англии и вернусь с ней как со своей женой. И уж тогда я позабочусь о том, чтобы… как там говорила моя несравненная нареченная? Ах да. Позабочусь о том, чтобы ты стал предметом насмешек для всего общества. Поверь мне, Дезмонд, для этого у меня достаточно средств, даже больше, чем нужно, из-за твоего чрезмерного пьянства и бездумного разбазаривания отцовских денег, которое, я уверен, обнаружится, если копнуть поглубже. Выбор, дорогой брат, за тобой.

Глаза Дезмонда враждебно блестели.

— Еще не остыли могилы нашего отца и твоей матери. Нам предстоит соблюдать траур целый год, и он еще едва начался. Как ты можешь думать…

— Заткнись, Дезмонд, — перебил его Квентин, не помня себя от гнева. — Даже не пытайся применять ко мне эту тактику. Я преклонялся перед родителями, мои чувства к ним не укладывались ни в какие рамки протокола и поэтому были скрыты от всевидящего общественного ока. Вспоминая их любовь и уважение друг к другу, я твердо уверен: ничто не принесло бы им больший покой, чем новость, что мы с Бранди соединяем наши сердца и жизни точно так же, как поступили когда-то они. Что касается самой свадьбы, мы с Бранди решили провести церемонию тихо и скромно — не ради показухи, а ради нас самих и наших родителей. Мы хотим, чтобы нас окружали только те, кого мы любим, и души тех, кого мы любим. Празднества будут отложены до тех пор, пока не найдут убийцу и не пройдет год траура. — Квентин сощурился. — Это должно удовлетворить даже тебя. Теперь я жду твоего ответа.

— Ты, как видно, все продумал.

— Все, кроме одной детали, которую сейчас определит твой ответ.

Дезмонд глухо рассмеялся:

— Если бы здесь не скрывалось столько иронии, было бы даже смешно. Все, чем я рисковал… — Он замолчал, качая головой. — Не важно. Все это не имеет значения. По правде говоря, я так устал, что мне все до чертиков. Хорошо, Квентин. Женись на Брандис. Забирай ее с собой, когда отправишься в дурацкие колонии, мне все равно. Моя жизнь, мои планы так или иначе терпят крах. — Он сгорбился в кресле. — Я прошел через ад, и все попусту.

«Прошел через ад… Все, чем я рисковал…»

Эти слова пробудили у Квентина воспоминания, и он тут же припомнил, когда Дезмонд в последний раз прибегал именно к этим фразам, чтобы описать свои попытки завоевать руку Бранди.

«Наконец, пройдя через ад, рискуя так, что ты даже не можешь представить, я подошел очень близко к тому, чтобы завоевать ее».

Внутренний голос заставил Квентина задать вопрос:

— Через какой это ад ты прошел? Чем рисковал?

— Тебя не касается. Ты получил мое согласие и свою досточтимую Брандис. Что еще тебе нужно?

— Ответы, — процедил Квентин сквозь зубы. — Необходимость получить их приводит меня ко второй части нашей беседы — к поискам правды, как ты выражаешься. Дезмонд, я видел записную книжку Ардсли и нашел ее содержание до странности необычным.

На лице Дезмонда появилась тревога:

— Почему вдруг?

— Честно говоря, Ардсли был слишком хорошим финансистом, чтобы понести такие огромные убытки. Но один этот факт не взволновал бы меня. Меня насторожило то, что ты чересчур плохой финансист, чтобы иметь такие непомерные прибыли.

— Кто, черт возьми, ты такой, чтобы…

— Здесь никого нет, кроме нас с тобой, Дезмонд, — спокойно прервал его Квентин. — Ни светского общества, на которое нужно произвести впечатление, ни женщин, чтобы волочиться. Речь не идет и о деньгах, которые можно было бы заполучить. Поэтому давай не будем бросать друг другу в лицо вздорные обвинения. Твои деловые способности весьма средние, если не сказать большего. Как и твоя способность прогнозировать. Приплюсуй сюда то, что твои вялые попытки измениться постоянно терпели неудачу из-за бездумных авантюр, которые стоили отцу целого состояния. Я хочу знать следующее: ты подтасовывал цифры, записанные в книжке Ардсли?

Дезмонд подскочил как ужаленный.

— Я не намерен сидеть здесь и выслушивать подобное. — Взгляд его полыхал. — Как ты смеешь обвинять меня в краже денег?

— Я не сказал, что ты украл их. Просто спросил, не изменил ли ты окончательные цифры распределения доходов, чтобы предстать в глазах Ардсли гениальным финансистом?

— И как бы я это сделал? Я даже ни разу не видел этой пресловутой книжки, как и не давал Ардсли цифр, записанных в ней.

— Действительно, не давал.

Дезмонд мрачно поджал губы:

— Тогда твое предположение не только глупо, но и оскорбительно.

— По крайней мере непосредственно ты в этом не участвовал, — уточнил Квентин, — но разве не мог ты заставить кого-нибудь сделать это для тебя?

— Как заставить? Бить, пока тот не согласится?

— Нет, шантажировать, пока тот не согласится. Тебе это прекрасно удается, как мы оба знаем.

Дезмонд бросил на Квентина ядовитый взгляд:

— Вряд ли мне удалось бы ускорить твой отъезд с помощью явной фальсификации документов.

— Не вижу разницы. Тем не менее сейчас вопрос не о твоих этических принципах, весьма, кстати, сомнительных. Сейчас мы говорим о твоей честности. Поэтому я снова спрашиваю: это ты устроил так, что кто-то перетасовал цифры?

Дезмонд, помедлив, ответил:

— Нет.

— Хорошо. Тогда ты не станешь возражать против того, чтобы дать мне список всех компаний, с которыми ты заключал сделки от имени Ардсли и отца.

Дезмонд ошеломленно молчал.

— Я уже попросил Хендрика собрать эти данные обо всех остальных вкладчиках, перечисленных в книжке Ардсли, а затем разузнать о деятельности компаний, которые они финансировали. Во время нашей беседы я, разумеется, ни разу не упомянул твоего имени, так что Хендрику и в голову не придет включать тебя в число подозреваемых — ты ведь все-таки мой брат и сын Кентона, правда? — Квентин сверкнул глазами. — Чтобы ты понял, Дезмонд, только по этим двум причинам я решил откровенно поговорить с тобой, а не делиться своими подозрениями с Хендриком или представителями власти. Все-таки в нас течет одна кровь, и мы оба уважаем отца.

— Ты уже подверг меня суду и вынес приговор, — пробормотал Дезмонд.

Он лихорадочно оглядел кабинет и наконец остановил взгляд на бутылке портвейна, украшавшей сервировочный столик.

— Подозрение и вынесение приговора — это несопоставимые вещи, — возразил Квентин. — Итак, что касается этого списка…

— Если я правильно понял, — Дезмонд облизнул пересохшие губы, — тебе нужен список всех компаний, в которые я вкладывал деньги, чтобы ты мог узнать, не нанял ли я кого-нибудь изменить цифры доходов и потерь и таким образом выставить себя героем?

— Да. Я хочу получить его до того, как ты опять напьешься.

— Ступай к черту, Квентин.

— Я уже и так у черта в аду. — Квентин медленно поднялся и подошел к брату, его взгляд отражал мучительную боль. — Скажи мне, Дезмонд, Ардсли обнаружил твое мошенничество? Он раскрыл обман и пригрозил рассказать все отцу, а может быть, отобрать у тебя право на его деньги и его дочь? Так все и было?

— О чем это ты бормочешь?

— Он успел добраться до отца, или ты позаботился, чтобы они так и не поговорили?

Дезмонд прикрыл глаза и сжался, словно его ударили.

— Ты думаешь, я убил Ардсли?

— Ты убил его?

— Ты думаешь, это я организовал дорожную катастрофу? — Дезмонд уставился на Квентина неверящим взором, лицо его побелело. — Ты думаешь, это я убил нашего отца?

— Молю Бога, чтобы это было не так.

— Тогда молись в другом месте. — Лицо Дезмонда окаменело, было видно, что он с трудом сдерживается. — Убирайся, Квентин. Вон из моего дома. Колвертон отныне для тебя закрыт. Ступай в дом твоей матери. Женись на дочери Ардсли. И не смей никогда больше сюда показываться.

Схватив бутылку портвейна, Дезмонд, пошатываясь, вышел из комнаты, оставив без ответа все вопросы.

— Из Лондона только что доставили два письма, — объявил Бентли, приблизившись к беседке.

— Для кого? От кого? — Бранди с перепачканным землей носом оторвалась от клумбы.

— Сейчас посмотрим. — Бентли задумчиво взглянул на конверты в руке. — Первое адресовано мастеру Квентину от мистера Хендрика. Жаль, мистер Хендрик не знал, что его милость отправился в Лондон. Он мог бы встретиться с ним лично, а не переписываться. Ну да ладно.

— А другое письмо, Бентли? — настаивала Бранди, проводя рукавом по лбу. — Кому оно?

— Эй! Вы помогаете мне выкапывать мертвые герани или нет? — возмутился Герберт, стоя на коленях. — Я и так зол как не знаю кто. Сколько можно пересаживать эти два ряда? Я уже подумываю оставить здесь грязь и больше ничего.

— Ты так не сделаешь, — с улыбкой возразила Бранди. — Твой сад тебе слишком дорог. Обещаю, мы обязательно решим эту проблему. Но сначала Бентли скажет мне, кому адресовано второе письмо. — Уперев кулачки в талию, она не мигая уставилась на дворецкого.

— О, разве я не упомянул эту подробность, мисс Бранди? — Бентли удивленно поднял брови. — Какая невнимательность с моей стороны. Оно для вас. — Он помолчал, борясь с подергиванием губ. — От мастера Квентина.

Бранди с визгом выхватила у него письмо:

— Дай я прочту.

Она распечатала конверт и пробежала глазами несколько строк, после чего издала восторженный возглас, от которого Ланселот, сидевший на дереве в нескольких футах от нее, замер, перестав поглощать ягоды.

— Он получил ее! Квентин получил ее! — Она кинулась к Бентли на шею и так крепко обняла его, что дворецкому пришлось высвобождаться из ее рук, чтобы вновь начать дышать. — Я даже не осмеливалась надеяться, хотя мне следовало знать, что Квентин все равно найдет способ. О, я люблю тебя, Бентли… и тебя тоже, Герберт. — Она обернулась, потянула Герберта за руки, и, когда он, опешив, с трудом поднялся во весь рост, принялась весело плясать, увлекая его за собой.

— Что? — задыхаясь, спросил Герберт, когда наконец они остановились. — Что его милость получил? — Он огорошено посмотрел на Бентли.

— Понятия не имею, — прохрипел дворецкий, потирая шею, прежде чем поправить слегка помятый воротник. — Возможно, мисс Бранди сумеет просветить нас.

— С величайшим удовольствием. — Бранди вся светилась, излучая чистую безудержную радость. — Мы с Квентином решили ничего не говорить, пока не будем уверены, что он может получить необходимую лицензию и Дезмонд не станет мешать нам. Оба эти препятствия преодолены. Завтра Квентин возвращается домой. А на следующий день я стану миссис Квентин Стил. — Она переводила восторженный взгляд с Бентли на Герберта. — Ну разве это не чудесно?

Герберт громко крякнул и по-медвежьи обхватил Бранди, нимало не церемонясь.

— Больше чем чудесно! — воскликнул он. — Я готов лопнуть от счастья. — Он неловко отступил назад. — Всю вас перепачкал, — пробормотал садовник, смахивая с ее рукавов землю. — Не знаю, о чем только думал. — Он заморгал, не отрывая подозрительно заблестевшего взгляда от платья Бранди.

Она пожала его руки.

— Спасибо, Герберт, — проговорила она изменившимся голосом. — Твое одобрение очень много для меня значит.

— Одобрение? Да я ждал этого дня столько, сколько себя помню. Наконец вы будете счастливы, как молилась о том герцогиня. — Его лицо омрачила печаль. — Как сама была счастлива с герцогом.

— Я не могла бы пожелать лучшего благословения. — Бранди медленно повернулась к дворецкому. — А ты, Бентли?

Лицо дворецкого расплылось в широкой, доселе невиданной улыбке.

— Должен сказать, это была нелегкая битва, мисс Бранди. Но мы выиграли ее, не так ли?

— Да, Бентли, наконец-то мы победили. — Бранди привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку. — Спасибо, мой дорогой друг, — прошептала она.

Разняв руки за спиной, Бентли нежно погладил ее по волосам.

— Я здесь ни при чем, это все судьба, — пробормотал он.

— Возможно, — серьезно ответила Бранди, — но в данном случае судьбе немного помогли. — Вытерев мокрые щеки, она отступила. — Вы оба будете на моей свадьбе, разумеется. — В ее глазах сквозь слезы промелькнуло озорство. — Это будет весьма необычная церемония. Рядом с невестой не один, а целых два посаженых отца.

Вверху зашумела листва.

— Белок в церковь не пускают, — прокричала Бранди своему рыжему дружку. — Но сразу после церемонии мы устроим свадебный пикник возле дома. И вот на этот праздник, дорогой Ланселот, ты, конечно, приглашен. Думаю, это тебе понравится гораздо больше, чем выслушивать чужие клятвы.

— Только не мне, — заверил присутствовавших Бентли, как всегда, с непроницаемым лицом и сцепленными за спиной руками. — Эти клятвы давно пора было произнести.

— А теперь осталось ждать всего два дня, — сказала Бранди, сама удивляясь своим словам. Тут ей в голову пришла неожиданная мысль. — О Господи, а что же мне надеть? Я была так занята молитвами и страхами, что совсем упустила это из виду.

— Кажется, миссис Коллинз почти дошила ваше свадебное платье, — как бы между прочим сообщил Бентли. — Пойду сейчас же уточню, а потом вернусь в сад, чтобы помочь Герберту набрать подходящих цветов для венка. Что касается фаты, миссис Коллинз приготовила для вас фату ее светлости, которую она надела в тот день, когда стала герцогиней Колвертон. Я взял на себя смелость предположить, что вы будете довольны.

Бентли говорил, а Бранди все шире открывала рот от изумления:

— Мы с Квентином никому не рассказывали о наших планах. Откуда миссис Коллинз узнала?

Бентли слегка приподнял одну бровь.

Улыбнувшись, Бранди махнула рукой:

— Впрочем, ладно. Уверена, ты знал об этой свадьбе задолго до нас.

— Абсолютно верно. Хотя, должен признать, его светлость несколько раз заставил меня поволноваться. Его честь и добродетель временами просто несносны, не правда ли?

— Совершеннейшая правда, — согласилась Бранди. — Как и его дурацкий самоконтроль. И в стольких случаях, что ты даже не можешь представить. Но не бойся, я задумала уничтожить все три достоинства без следа. — Не замечая смятения Герберта, она схватила Бентли за руку. — Можно мне пойти посмотреть платье? Я знаю, ты хотел сначала сам убедиться, что с ним все в порядке, но…

— Но терпение не является одной из ваших добродетелей, — пришел на помощь Бентли. — Хотя в данном случае оно и не требуется. Ведь вы все-таки невеста. Поэтому бегите. — Он махнул в сторону домика. — Разыщите миссис Коллинз. Порадуйтесь ее шедевру. Я останусь здесь с Гербертом и выберу прелестные бутоны, чтобы украсить ваши волосы.

— Спасибо. Огромное спасибо вам обоим, — сказала Бранди и тут же умчалась прочь, чуть не запутавшись в юбках, так она торопилась поскорее попасть в домик.

— Надеюсь, она не попытается выкинуть то же самое в церкви, — добродушно пробурчал Герберт, — иначе плюхнется посреди прохода и проедет до алтаря на заднице.

— Думаю, мастер Квентин не станет возражать, — отреагировал Бентли, едва заметно улыбнувшись. — Если только она остановится в нужном месте, где он сможет ее подхватить.

Хохотнув в ответ, Герберт опять опустился на клумбу, расцвеченную всеми оттенками радуги.

— Ну давай же, у нас еще много работы.

Бросив последний взгляд вслед удалявшейся Бранди, Бентли кивнул и с неудовольствием посмотрел на свои сияющие ботинки, к которым уже прилипла грязь.

— Ну ладно, — вздохнул он. — В конце концов это для мисс Бранди.

С этими словами он закатал рукава и ловко пристроился рядом с Гербертом, чтобы отобрать самые лучшие бутоны для венка Бранди.

Ворвавшись в домик, Бранди бросилась на кухню и чуть не сбила с ног миссис Коллинз.

— О, миссис Коллинз, вы просто чудо! — Она обняла огорошенную экономку, которая пыталась не уронить горячий пирог, только что вынутый из печки.

— Я не думала, что вы так проголодались, мисс Бранди, — ответила она, поворачиваясь, чтобы отставить противень. — Сейчас отрежу вам кусочек.

— Я не голодна. — Бранди отмахнулась от пирога. — И вовсе не поэтому вы чудо, хотя я уверена, пирог великолепный. Но я говорю о том, что во много раз превосходит его великолепие, — о моем свадебном платье.

Миссис Коллинз охнула:

— Как вы узнали о нем?

— Бентли рассказал.

Лицо экономки засветилось восторгом.

— Бентли рассказал? Это может означать только одно: вы и мастер Квентин…

— Да. Да. Мы с Квентином женимся. Послезавтра. — Бранди схватила экономку за руку и потянула женщину от печи к двери. — Теперь прошу вас, пожалуйста, можно мне посмотреть платье?

— Сию секунду. — Миссис Коллинз вытерла руки о фартук. — Я принесу его из своей комнаты, где оно спрятано. А вы ступайте к себе в спальню и… — она окинула быстрым взором Бранди, отметив и испачканные щеки, и платье в пятнах от травы, — почиститесь немножко.

— Уже лечу. — Бранди помчалась по лестнице, как лань. Четверть часа спустя, сияя свежестью и чистотой, Бранди вертелась перед большим зеркалом в спальне, любуясь серебряным кружевом поверх элегантного белого атласа. Зеркало отражало ее восхищенный взгляд.

— Неужели это в самом деле я?

— Никто другой, — заверила ее сияющая экономка. — Самая прекрасная невеста, какая только может быть.

— Это все платье — прямо из сказки. И как только вам удалось так быстро его сшить?

— Я шила по вдохновению. — Она весело усмехнулась. — К тому же работала не одна. За последние две недели Бентли прислал мне трех хороших белошвеек и горы великолепных тканей.

— Сюда? В домик? А я где была?

— Когда выздоровели? Там, где всегда. — Миссис Коллинз принялась загибать пальцы: — В саду с Гербертом, в лесу с Ланселотом, на конюшне с Посейдоном или в беседке наедине со своими мечтами.

Бранди погрустнела:

— Я ужасно предсказуема, не правда ли?

— Нет, мисс Бранди, — рассмеялась экономка. — Просто вы слишком большая непоседа, чтобы усидеть дома, и поэтому для вас легко готовить сюрпризы.

— Как мне выразить свою благодарность? Такого изумительного платья я в жизни не видела. — Бранди повернулась и схватила экономку за руки.

— Видеть радость на вашем лице — большей благодарности мне не нужно. — Миссис Коллинз пожала пальцы Бранди. — Будьте счастливы, милая.

— Я выхожу замуж за Квентина, поэтому иначе быть не может!

— Согласна. Кстати, а когда возвращается его светлость?

— Завтра. О, миссис Коллинз, это будет самая длинная ночь в моей жизни.

— Думаю, нет, — мудро не согласилась экономка, расправляя тонкое кружево, украшавшее корсаж платья. — Думаю, завтрашняя ночь — канун вашей свадьбы — покажется вам еще длиннее.

Бранди спрашивала себя, возможно ли такое. Ей казалось, прошла целая вечность, прежде чем восходящее солнце затмило луну, и еще больше времени понадобилось утру, чтобы вступить в свои права. Утро принесло с собой шум приближающейся кареты, в которой приехал Квентин.

Чуть не сбив Бентли с ног, Бранди стремглав помчалась к двери, и не успел Квентин ступить на землю, как она уже бросилась ему на шею.

— Ты дома!

Ее обожгла улыбка Квентина.

— Да, солнышко, я, несомненно, дома. — Он долго не отрывал взгляда от дорогого лица, а потом запустил пальцы в ее волосы и поцеловал на виду у лакеев и Бентли. — А знаешь, я ведь могу привыкнуть к таким встречам.

— Тогда тебя будут ожидать только такие встречи, — пообещала Бранди. — И не важно, провел ли ты несколько дней в Лондоне или несколько месяцев в колониях, даю слово, что по возвращении тебе предстоит долгая, бесстыдно публичная демонстрация любви.

— Ловлю тебя на слове. — Квентин легко провел пальцами по ее щеке, погладил тонкую переносицу. — Я скучал по тебе.

— А я с ума сходила. — Она вцепилась в его сюртук. — Я правильно поняла твое письмо? Ты действительно добился лицензии?

Усмехнувшись, Квентин похлопал по карману:

— Она здесь, в целости и сохранности. Самое настоящее официальное разрешение.

— А Дезмонд?

Улыбка Квентина померкла.

— Было очень трудно? Он закатил сцену?

— Дело не в нас, нет. Что касается нас, он был на удивление сговорчив. Но я не смог от него добиться тех сведений, которые мне нужны.

Бранди вздохнула:

— Здесь нечему удивляться. Виновен Дезмонд или нет, мы оба знали, что он примет в штыки обвинение, особенно если его выдвинешь ты.

— Я тоже так думаю, сэр, — пробормотал Бентли, стоя за спиной Бранди.

— И я. — Квентин устало вздохнул. — Разговор с Дезмондом — один из самых тяжелых моментов, какой мне выдалось пережить.

— А как он отреагировал на вопрос, которого вы страшились больше всего? — спросил Бентли. — Наверняка мастер Дезмонд никак не связан с порчей кареты, так ведь?

— По моему мнению, так. Что касается его реакции, то он пришел в ужас. Он приказал мне навсегда покинуть Колвертон.

— Квентин, мне жаль, — пробормотала Бранди.

— Нас с Дезмондом всегда связывала очень тонкая нить родства, — мрачно изрек Квентин. — Но и та теперь порвана. Боюсь, навсегда.

— Нет, если он невиновен, — тут же возразила Бранди. — Твоему брату лучше, чем кому-либо, известно, почему ты решил заняться этим жутким делом: чтобы найти убийцу наших родителей. Можно предположить, что он не меньше твоего желает наказать убийцу. Я уверена, он простит тебя за то, что ты подробно исследуешь все тропинки — даже те, что ведут к нему. — Бранди поймала взгляд Квентина и произнесла, глядя ему прямо в глаза: — Если он невиновен.

Квентин мрачно кивнул:

— Да. Если.

— А что папина книжка? Дезмонд тоже отрицал, что подтасовал ее цифры?

— Да, но уже менее убедительно. Когда я предположил, что он как-то связан со смертью отца, он рассвирепел от потрясения и гнева, а вот когда я заговорил о записной книжке и не прямо, но все же обвинил его в шантаже третьего лица, имевшего доступ к цифрам, — он просто надулся и бормотал что-то невразумительное. — Квентин нахмурился. — Не могу отделаться от зловещего предчувствия, что Дезмонд все-таки имеет к этому какое-то отношение — если не юридическое, то нравственное. В Лондоне я провел много времени, пытаясь собрать хотя бы минимальные сведения:

посетил несколько компаний, с которыми отец вел дела, задал кое-какие вопросы, как бы мимоходом, но ушел ровно с тем, с чем пришел. Правда в том, что я ничего не могу добиться без записей отца, — записей, которые Дезмонд наотрез отказался предоставить мне и к которым у меня нет доступа теперь, когда я изгнан из Колвертона. Видимо, остается только одна надежда — доверить Элларду мои подозрения и попросить его помощи.

— Не забывайте, сэр, мистер Хендрик вовсе не обязан сообщать вам какие-то имена, — напомнил ему Бентли. — Официально титул вашего отца, его поместье и дела переданы мастеру Дезмонду. Поэтому, если ваш брат запретит мистеру Хендрику давать вам какие-либо сведения, боюсь, мистер Хендрик будет связан по рукам.

— Я уже думал об этом. Мне остается надеяться, что Дезмонд либо будет слишком пьян, либо устыдится сообщить Хендрику о нашем разрыве. А если этого не произойдет, то тогда буду надеяться, что былая преданность отцу перевесит в Хендрике чувство долга перед Дезмондом.

— Да, остается надеяться только на это. О, кстати… — Бентли полез в карман и достал конверт. — Вчера вам пришло письмо от мистера Хендрика.

— Хорошо. Возможно, он узнал что-то, что сделает ненужным все мое некрасивое расследование. — Квентин быстро прочитал письмо.

— Ну? — нетерпеливо спросила Бранди.

— Ничего важного, — пожал плечами Квентин. — Эллард действует по своему плану, но столкнулся с препятствием, неизбежным летом. Несколько его клиентов и их партнеров уехали отдыхать, не оставив адреса. — Квентин сложил письмо. — К сожалению, процедура затянется.

— А почему ты не заехал в контору мистера Хендрика, когда был в Лондоне? — поинтересовалась Бранди. — Ты мог бы там же и тогда же поговорить с ним о Дезмонде.

— Да, мог бы. Но предпочел не делать этого.

— Почему?

Глаза Квентина излучали нежность.

— Потому, маленькая проказница, что я хотел как можно скорее приехать домой, к тебе. Следующие несколько драгоценнейших дней принадлежат нам. Наши родители пожелали бы для нас того же самого. Нерешенные вопросы, подозрения никуда не убегут, к ним мы обратимся позже. А теперь… — Он вынул из кармана лицензию. — Я хочу развернуть ее перед твоими прекрасными глазами и увидеть, как в них зажжется радость и… ах да, я же должен заплатить по счетам своего последнего проигрыша. — С этими словами Квентин вернулся в карету и вынул большой плоский пакет, который положил на руки Бранди.

Невеста недоумевала:

— Что это?

— Долгожданный приз, — улыбнулся он при виде ее удивления. — Открой и посмотри.

Не дожидаясь второго приглашения, Бранди разорвала бумагу и пискнула от восторга, доставая три ладно скроенные пары бриджей: черную, темно-коричневую и бежевую.

— Я задолжал тебе после нашего последнего состязания в рыбной ловле, — пояснил Квентин. — Теперь тебе больше не придется, как ты говоришь, путаться в мокрых юбках и сидеть не в седле, а на узле смятого муслина. — Наблюдая за восторгом Бранди, он хмыкнул: — Весьма незаурядный свадебный подарок для весьма незаурядной невесты.

— Невесты, которая теперь сможет ездить верхом, как любой мужчина, — гордо заявила Бранди. Она привстала на цыпочки и коснулась губами его губ. — Спасибо, Квентин. Это очень щедрый приз, учитывая, что он достался мне именно за то состязание.

— А в чем дело?

— Дело в том, милорд… — Бранди отступила, озорно поблескивая глазами и вцепившись руками в бриджи, — что ваши подозрения были абсолютно верны. Я сжульничала.

Она помчалась к домику, а позади нее долго звучал смех.

— Вы никогда не соскучитесь, сэр, — заметил Бентли.

— Это уж точно, — согласился Квентин. — Бентли… — Он посерьезнел, повернувшись к другу. — Ты не думаешь, что я совершаю оплошность, отложив расследование на день или два?

— Нет, милорд. Как вы сами только что заметили, следующие несколько дней не принесут никаких событий. Мистер Хендрик будет продолжать наводить справки, а мастер Дезмонд будет продолжать пить. Это время, как вы только что объявили мисс Бранди, принадлежит вам двоим.

— Это время, — повторил Квентин, удивленно покачивая головой. — Скажи, Бентли, как получается, что в самую болезненную пору своей жизни я способен чувствовать бьющую через край радость?

— У этого особого чуда, милорд, есть имя. — Бентли махнул лакеям, чтобы те выгружали багаж Квентина. — И как вам повезло, что завтра вы дадите ему свое.

Глава 18

Квентин стоял на террасе, наблюдая за восходом солнца. Он забылся сном около двух часов ночи, а проснулся всего несколько часов спустя, готовый обнять будущее, которое вопреки всему все-таки нашло его.

Задумчиво потягивая кофе, Квентин гадал, как спалось Бранди в эту ночь. Он улыбался, заранее зная ответ. За все двадцать лет своей жизни Бранди ни разу не сомкнула глаз накануне какого-то важного события. Сколько раз рождественским утром она разглядывала подарки сиявшими, но все же слипавшимися глазами? Сколько раз в дни рождения ее заразительный смех прерывался зевками, которые к концу дня случались все чаще?

Квентин с нежностью улыбнулся от согревающих душу воспоминаний, которые растекались, как теплый мед. Бранди, его неповторимое прекрасное солнышко… какое чудо, что она почти совсем не изменилась.

Не меньшим чудом были те перемены, которые в ней произошли. Вечер, проведенный ими в лесу, явился для Квентина невообразимым сочетанием райского блаженства и адских мук. Тогда Бранди впервые изведала страсть, в ней пробудилась женщина, и сознание этого доводило его до грани безумия.

Как он хотел обладать ею! До сих пор ему было неведомо это яростное, примитивное по своей силе и уничижительное по своей сути желание.

Так вот она какая, любовь.

Наблюдая за извивающейся струйкой пара, медленно поднимавшейся над его чашкой, Квентин наслаждался этим новым чувством, которое затрагивало не только его сердце, но и мысли, планы, само будущее.

Раньше в жизни Квентина существовала только армия, а дом был там, где проходила его служба. Что касается Котсуолда, это было тихое убежище, в котором его всегда ждали семья, друзья и взъерошенная проказница, согревавшая ему сердце, как яркий луч солнца.

Этот яркий лучик рос, становился сильнее, горячее и в конце концов проник в каждую клеточку его естества. И неожиданно его солнышко стало его жизнью.

Осознав эту простую истину, Квентин почувствовал неведомую до той поры потребность. Корни. Ему нужны были корни. Не просто дом, а собственная жизнь. И жена.

И дети.

Мысль о том, чтобы наполнить тело Бранди своим семенем и наблюдать, как в ней растет его ребенок, разожгла в нем примитивное стремление к обладанию. Ему был нужен дом, наполненный маленькими копиями Бранди, и чтобы их смех разносился по всем комнатам Изумрудного домика, и чтобы они были такими же жизнерадостными непоседами, как их мать.

Проглотив остатки кофе, Квентин принял решение, которого никогда от себя не ожидал. Пришла пора. Он был готов сделать важный шаг.

— Доброе утро, милорд. — Возле террасы остановился Герберт. — Я не знал, что вы уже на ногах. — Он заулыбался. — Хотя, наверное, мне следовало бы догадаться. Ведь сегодня вы женитесь. И вашу невесту тоже нельзя назвать соней. Вот уже больше часа, как в ее окнах горит свет. Подозреваю, очень скоро она отправится в свою беседку.

— Подозреваю, ты прав, — в ответ ему улыбнулся Квентин. — А ты почему бродишь на рассвете? Неужели и в такой важный день ты собрался работать?

— Даже не думал, милорд, — хмыкнул садовник. — Нет, я просто решил пойти к беседке… на случай, если мисс Бранди захочет поговорить.

Квентин кивнул, в его глазах зажглась искра благодарности.

— Ты хороший друг, Герберт. Ты прекрасно понимаешь Бранди.

— Вообще-то, сэр, она очень похожа на вину покойную мать — по крайней мере в том, как она любит и питает все, что ее окружает. Будь то цветы или люди, ее светлость была тем человеком, который мог заставить их расцвести. То же самое и с мисс Бранди.

— Я никогда не думал об этом так, как ты. Но твоя правда. — У Квентина сжалось в груди. — Я помню, мать говорила, что, кроме нее, только Бранди по-настоящему ценит волшебство Изумрудного домика. Я вижу, как верно ее утверждение, каждый раз, когда наблюдаю за бурной радостью Бранди, стоит ей оказаться здесь. Такая же радость исходила от мамы. — Он улыбнулся своему воспоминанию. — До сих пор помню — хотя мне было тогда лет восемь-девять, не больше — восторг на мамином лице, когда она приезжала погостить в Изумрудный домик. Ее глаза начинали сиять в ту секунду, когда карета, повернув, проезжала ворота. Она расцветала, точно этот сад.

— Так оно и было.

— Этот домик был самым дорогим из всех отцовских подарков. Ничто не могло с ним сравниться. — Квентин с грустью посмотрел вокруг. — Скажи мне, Герберт, все ли так было, как я помню? И после моего отъезда родители по-прежнему старались проводить здесь как можно больше времени?

— Да, — кивнул Герберт. — Когда герцог работал в Колвертоне или отправлялся в Лондон, герцогиня приезжала сюда одна… а за ней и мисс Бранди, разумеется. Вдвоем они часами возились в саду, разговаривали, смеялись. Конечно, ее светлость больше радовалась, когда ее сопровождал герцог, что он старался делать как можно чаще. Готов поклясться, любовь вашей матери к этому домику, должно быть, передавалась людям, потому что этим летом его светлость начал приезжать сюда один. Несколько раз так случалось. Но чаще всего здесь гостили или оба ваши родителя, или герцогиня с мисс Бранди. — Герберт поскреб затылок. — Это счастливый дом, милорд. И вы с мисс Бранди позаботитесь о том, чтобы он и дальше таким оставался. Вы ведь собираетесь жить здесь? — с надеждой спросил он.

Квентин на секунду растерялся, а затем хмыкнул:

— Знаешь, мне и в голову не приходило, что мы сможем жить где-то в другом месте.

— Я рад.

— Я тоже, Герберт. — Квентин отставил пустую чашку. — Поэтому пойду одеваться. Пора готовиться к свадьбе.

Бранди вернулась в домик только в половине девятого. Еще полтора часа. А потом она станет миссис Квентин Стил.

В это невозможно было поверить, она раз пять принималась щипать себя, чтобы удостовериться, что это не сон. Хотя откуда взяться сну, если она вообще глаз не сомкнула? Да и как можно было спать, когда в ней все пело от восторга?

Она испробовала все, что только смогла придумать, чтобы избавиться от распиравшей ее энергии, но тщетно. Для начала она затеяла шумную игру с Ланселотом и целый час носилась с ним по лесу, затем погнала его к беседке, где наткнулась на Герберта, с которым поболтала о вечности, чтобы сделать ему приятное. В такой день ей было не усидеть на одном месте, пусть даже в любимой беседке. А потом вдруг Герберт начал заикаться и что-то бормотать насчет ее новых обязанностей, которых не следует бояться. Она не сумела добиться от него никаких объяснений, потому что он так же неожиданно поменял тему разговора и принялся давать мудрые советы на будущее, в котором ее благодаря Квентину обязательно ждет счастье. А еще садовник заверил, что он сам планирует остаться в Изумрудном домике столько, сколько она сочтет нужным, раз теперь он точно знает, что она не уедет отсюда никуда.

А куда же ей было ехать? Квентин — хозяин Изумрудного домика, меньше чем через два часа он станет и ее хозяином.

Удивленно покачивая головой, Бранди направилась по тропинке к домику, гадая, что бы еще такого сделать, чтобы убить время. Как ей пережить оставшийся час?

— Миссис Коллинз уже собралась отправлять за вами поисковый отряд, мисс Бранди, — заметил дворецкий, встречая ее в открытых дверях. — Она приказала натаскать наверх горячей воды для вашего купания и ждет вас с семи часов.

— О Господи, я совсем забыла. — Бранди прижала ладошку ко рту. — Я ведь сама попросила миссис Коллинз приготовить мне ванну к семи, так, кажется?

— Видимо, да. — Бентли приподнял бровь. — Однако, может, это и к лучшему. Сейчас купание гораздо вам нужнее, уем несколько часов назад.

Бранди оглядела себя и захихикала.

— Ты прав. Я вымазалась, как чушка. Невесты так себя не ведут.

— Думаю, да.

— Очень хорошо. — Бранди подобрала перепачканные юбки. — Побегу наверх и извинюсь перед миссис Коллинз. А потом лягу в ванну и буду отмокать, пока не сморщусь, как сушеная груша. А там уже наступит время начинать церемонию.

— Мудрая мысль, миледи.

Помолчав, Бранди прикусила губу.

— Письма не приходили, Бентли?

— К сожалению, нет, мисс Бранди.

— Но ты сообщил Дезмонду о времени и дате свадьбы?

— Два дня тому назад. Лично. И два дня тому назад он отказался от приглашения. Лично.

Бранди вздохнула:

— Что ж, ладно. Если он хочет вести себя как капризный ребенок, пусть так и будет. Сегодня самый счастливый день в моей жизни. Я не позволю Дезмонду испортить его.

— Браво, миледи, — прокомментировал Бентли. — А теперь поспешите к себе в комнату, откуда появится красивейшая невеста. Я отрепетировал свою роль в церемонии и отшлифовал до совершенства искусство сопровождения невесты.

— А ты поделился своим искусством с Гербертом? — поддела его Бранди. — Или мне ждать, что ты примешься возмущенно фыркать на него, как только он сделает неверный шаг во время нашей процессии к алтарю?

— Попытаюсь контролировать себя ради приличия. Бранди с легким сердцем преодолела ступени и заспешила к спальне, где нашла миссис Коллинз, ходившую кругами.

— Миссис Коллинз, — Бранди виновато переступила порог и, увидев, с каким облегчением вздохнула экономка, почувствовала себя неуютно, — я здесь. И прошу прощения, что заставила вас волноваться.

— Хвала небесам! — воскликнула экономка, заломив руки.

— Я хотела вернуться в семь, — пристыжено продолжала Бранди, — но у Ланселота было игривое настроение, а у Герберта — говорливое. И не успела я опомниться…

— Довольно. — Миссис Коллинз остановила ее жестом. — К этому времени мне следовало бы знать, что от вас никогда нельзя ожидать очевидного. Просто сегодня день вашей свадьбы, поэтому я, естественно, предположила, что вам захочется выкупаться и… впрочем, оставим это. — Снисходительно покачав головой, она указала на огромную лохань посреди комнаты. — В любом случае я прикажу наполнить ее заново. За полтора часа вода почти остыла.

— Вы не сердитесь? — спросила Бранди с надеждой в голосе.

Губы миссис Коллинз слегка дрогнули.

— Следовало бы рассердиться. После того злосчастного выстрела я места себе не нахожу, если вы бродите по поместью одна. Но как же мне сердиться на вас в такой важный день? Сегодня особый случай. Поэтому — нет, не сержусь. Но в следующий раз рассержусь обязательно.

— Следующего раза не будет, — пообещала Бранди.

Многозначительно хмыкнув, экономка поспешила прочь, чтобы заново приготовить воду.

— О нет, обязательно будет.

Купание было чудесным.

Вымывшись, Бранди просто нежилась в воде, откинув голову и мечтая о будущем.

О своем будущем в качестве жены Квентина.

Эти мысли разбудили всех чудесных маленьких бабочек, которых она всегда представляла как часть вечной любви, приводящей к браку — любви, которую она не надеялась найти. Как она когда-то объяснила Памеле, мужчина ее мечты не мог существовать. Где она могла найти человека, который не уступал бы ей характером и разделил бы с ней ее недамские увлечения? Человека, чья страсть к приключениям была бы под стать ее собственной, который любил бы ее такой, какая она есть, и не стремился бы переделать?

Человека по имени Квентин Стил.

Она мечтательно улыбнулась, глубже погружаясь в воду.

И как она не сумела догадаться, что мужчина, которого она описала, был тот самый человек, которого она боготворила всю свою жизнь?

А вот Памела сразу это поняла за нее — эта мысль внезапно пронзила Бранди.

«Бранди, — услышала она мягкий голос Памелы, словно та находилась в спальне. — Вопреки твоим выводам я уверена, тебе не суждено остаться одной. Мужчина твоих грез существует — я вижу его так же ясно, как если бы он стоял сейчас передо мной. Он действительно особенный, редкий человек. Вам только и остается, что узнать друг друга, а это произойдет в свое время, и я подозреваю, что ждать придется не очень долго».

— О, Памела, — прошептала вслух Бранди. — Ты знала. — По ее щекам скатились две слезинки. — Ты всегда знала. — Она, дрожа, выбралась из лохани и обернула вокруг себя полотенце.

Поддавшись порыву, она подошла к трюмо и выдвинула ящик, к которому не притрагивалась со дня оглашения завещания. Она спрятала в него шкатулку Памелы, не в силах выносить тупую боль при виде этого напоминания о дорогом ей человеке.

Трясущимися пальцами Бранди вынула расписную деревянную шкатулку и провела ладонью по ее поверхности. Впервые с тех пор, как мистер Хендрик прочитал вслух последнюю волю погибшей, Бранди разрешила себе повторить слова, сопровождавшие дар Памелы.

«Моей дорогой Брандис, — гласил документ, — я завещаю все, что оставила бы дочери: шкатулку с драгоценностями и украшениями, серебро и, самое главное, мою любовь. Вещи ты сможешь передать своим детям, а любовь сохранить для себя. Не проливай слез, Бранди…»

Бранди с улыбкой выполнила просьбу Памелы, вытерев мокрые щеки.

«… потому что в глубине сердца я знаю: ты никогда не будешь одна».

Последняя фраза прошла через сердце Бранди, принеся с собой покой, который был ей очень нужен, хотя Бранди об этом не подозревала.

Крепко держа шкатулку, Бранди подняла голову.

— Спасибо тебе, Памела, — прошептала она вездесущим небесам. — Спасибо за благословение, которое ты даришь мне и Квентину.

— Мисс Бранди! — В комнату вплыла миссис Коллинз с перекинутым через руку подвенечным платьем Бранди. Ее взгляд метнулся от лохани к краю кровати, где сидела невеста. — Почему вы не позвали меня помочь вам вылезти из воды? Вы могли поскользнуться и удариться.

— Я чувствую себя хорошо, миссис Коллинз, — ответила Бранди, поглаживая шкатулку, прежде чем поставить ее на столик. — Даже лучше, чем хорошо. Я чувствую себя чудесно.

Экономка взглянула на шкатулку, и на ее добром лице появилась мягкая грусть.

— Вы знаете, — тихо произнесла она, — мне только что пришло в голову, что корсаж вашего платья слишком открывает шею. Чтобы по-настоящему подчеркнуть затканное серебром кружево, над которым я столько трудилась, вам нужно хорошее ожерелье — что-нибудь серебряное. — Она подошла и опустила руку на плечо Бранди. — Ожерелье ее светлости… вы помните, то, что герцог подарил ей на последнее Рождество… подошло бы идеально. Тонкая, изысканная работа, просто несколько бриллиантов и изумрудная капля в нитях серебра.

У Бранди появился комок в горле, и она потупилась, уставившись на шкатулку.

— Герцогиня была бы очень горда и довольна, — добавила миссис Коллинз, — увидев, что вы взяли в свою новую жизнь с ее сыном символ любви, которую она разделила с герцогом. Зная, как она относилась к вам, я не представляю ничего другого, что значило бы для нее так много.

Бранди медленно оторвала взгляд от шкатулки и посмотрела в глаза доброй женщине:

— Мне очень ее не хватает.

— Я знаю, дорогая. — Миссис Коллинз похлопала Бранди по щеке. — Но она все равно с вами. Наверняка вы чувствуете это, особенно сегодня.

— К счастью, да, — почтительно ответила Бранди. — Даже больше, чем я надеялась.

— Тогда подумайте о моем предложении. А пока я прикажу унести воду, после чего настанет время одеваться.

Кивнув, Бранди положила ладонь на крышку шкатулки, а когда осталась одна, ощупала заднюю стенку. Только Памеле и ей было известно о потайном углублении на задней панели шкатулки. Памела сама сказала ей об этом, показывая, как доставать ключ, в тот вечер, когда Бранди предстоял первый выход в свет. Украшения в шкатулке были очень ценными, поэтому никто, даже ее собственная горничная, не имел к ним доступа.

Губ Бранди коснулась улыбка. Памела очень надеялась, что, став взрослой, Бранди начнет пользоваться сокровищами, скрытыми в шкатулке, выезжая на балы в течение сезона и на бесконечные званые вечера зимой.

Этого не случилось.

Бранди до сих пор помнила разочарование в глазах Памелы, когда та поняла, что молодая леди, которую она любила как дочь, всегда будет предпочитать пистолеты драгоценностям.

— Возможно, сегодня я заглажу свою вину, Памела, — пробормотала Бранди. — Впервые у меня появилось не только желание, но и причина надеть твои драгоценности. Возможно, мне всегда именно этого не хватало. Возможно, я смогу наконец порадовать тебя, чего раньше мне никогда не удавалось.

С этими словами она вынула ключ и отперла шкатулку. Ее руки дрожали, когда она поднимала крышку, а глаза заволокло слезами, когда она рассматривала содержимое. Нахлынули воспоминания: вот Памела готовится к вечеру в «Олмаке», смеется с Бранди, а ее горничная тем временем застегивает замочки блестящих браслетов и вдевает ей в уши серьги, подчеркивающие красоту темных непокорных волос.

Ожерелье, которое искала Бранди, лежало в правом отделении шкатулки. Она осторожно вынула его из бархатного углубления.

Ее взгляд привлекла белая полоска. Нахмурившись, Бранди потянулась к ней, думая, что это случайно попавший сюда конверт.

На конверте было написано одно лишь слово: «Квентину».

Прежде чем она смогла задуматься над важностью находки, она заметила маленький предмет, спрятанный под конвертом. Ключ.

В полном недоумении Бранди опустила ожерелье себе на колени и, вынув оба предмета, принялась удивленно рассматривать. Ключ был в точности как тот, которым она только что открыла шкатулку, — запасной, наверное, на тот случай, если первый потеряется?

Но как-то странно прятать запасной ключ там, куда не добраться без первого. И не менее странно прятать письмо, адресованное сыну, в шкатулку.

— Мисс Бранди. — В комнату заглянула миссис Коллинз И улыбнулась, заметив на коленях девушки ожерелье. — Пришли лакеи, чтобы вынести воду. Вы не подождете в гардеробной, пока они будут этим заниматься?

Бранди, быстро оглядев себя и увидев, что она завернута в полотенце, кивнула:

— Да. Просто попросите их дать мне минутку.

— Конечно. — Миссис Коллинз исчезла.

Бранди поспешно вернула ключ и конверт туда, где нашла их, щелкнула замком и спрятала ключ в тайник. Каково бы ни было содержание письма, Памела предназначала его для Квентина.

Она прикусила губу, прикидывая, следует ли ей тут же действовать: попросить миссис Коллинз пойти в покои Квентина и немедленно передать ему письмо.

«Следующие несколько драгоценнейших дней принадлежат нам, маленькая проказница, — вспомнила она заверение Квентина. — Нерешенные вопросы, подозрения никуда не убегут. К ним мы обратимся позже. Наши родители пожелали бы для нас того же самого».

— Он прав, Памела, — вслух произнесла Бранди. — Ты пожелала бы нам именно этого.

Она осторожно взяла в руки шкатулку и отнесла на туалетный столик, поставив на самом видном месте.

«Я не буду откладывать дольше, чем до вечера, — решила она про себя. — Вдруг это письмо сможет подарить Квентину покой, который подарили мне только что мои воспоминания. Я покажу письмо сегодня же вечером. Поздно вечером, — исправилась она с тайной улыбкой. — У меня есть планы на первую половину вечера. Планы, которые ты, Памела, встретила бы с восторгом, я не сомневаюсь».

— Вы выглядите изумительно, — сказала миссис Коллинз, Отступая назад, чтобы оглядеть свою работу. — Мисс Бранди, я в жизни не видела более красивой невесты.

Бранди рассматривала себя в зеркале, несмело поправляя блестящий каштановый локон.

— Вы думаете, Квентин тоже так решит?

— Ничуть не сомневаюсь. — Миссис Коллинз наклонилась, чтобы уложить в красивые складки атласную юбку, а выпрямившись, одобрительно кивнула. — Вы само совершенство.

Это вызвало у невесты улыбку.

— Вы совсем другое говорили еще сегодня утром, когда я опоздала на купание.

— То было тогда, а теперь совсем другое дело, — возразила экономка, расправляя кружево корсажа и проверяя замочек ожерелья. — Похоже, будто герцогиня специально предложила вам это украшение для сегодняшнего дня. Платью как раз не хватало именно его.

Бранди с огромной нежностью дотронулась до тонкого украшения на шее.

— Вы правы, оно сюда очень подходит — по многим причинам.

Миссис Коллинз, помявшись, произнесла:

— Миледи, вам хотелось бы что-нибудь спросить? Я не знаю, говорили ли вы с герцогиней об этом.

— О чем? — нахмурилась Бранди.

— О том, чего ожидать сегодня ночью. Когда вы и мастер Квентин… — Последовала неловкая пауза. — Об исполнении супружеских обязанностей. — Она едва заметно показала в сторону кровати.

До Бранди наконец дошло.

— Так вот о каких обязанностях бормотал Герберт сегодня утром. А я ведь даже не поняла, что он имел в виду. По правде говоря, я подумала, что он говорит о какой-то отвратительной работе по дому, которой мне придется научиться. — Она расхохоталась. — Простите меня, миссис Коллинз, — извинилась Бранди, увидев, как зарделись щеки экономки. — Я вам искренне благодарна за попытки подготовить меня. Но я знаю достаточно, чего ожидать. — «И никакая это не обязанность», — хотелось ей добавить, но в последнюю секунду она мудро решила промолчать, мысленно похвалив себя за такую тактичность, хоть и невеликую.

— Вы уверены? — спросила миссис Коллинз с явным облегчением.

— Вполне уверена. Памела объяснила мне, как все происходит, несколько лет назад. — «Она рассказала, как это происходит, но ничего не сказала об удовольствии», — молча поправила себя Бранди. Разве можно было описать острое наслаждение, которое она испытала в объятиях Квентина, а ведь это была всего лишь первая проба.

Щеки Бранди возбужденно горели от предвкушения.

— В любом случае мы можем это больше не обсуждать. Я полностью подготовлена.

— Отлично. Тогда я скажу Бентли, чтобы он вызвал карету, и мы можем отправляться в церковь.

Следующие несколько часов прошли в золотой дымке счастья, — счастья, которое навсегда запечатлелось в памяти Бранди. Торжественная почтительность церковной атмосферы, надежный эскорт из Герберта и Бентли, вышагивавших с двух сторон от нее, когда она шла навстречу своему будущему, но самое главное — любовь и гордость, светившиеся в глазах Квентина, когда он наблюдал за ее приближением, а потом повел к алтарю, чтобы она стала его женой.

Церемония была простой; несколько вечных слов, которые должны были навсегда изменить жизнь Бранди. Великолепное золотое кольцо, украшенное крошечными бриллиантиками, в котором Бранди узнала обручальное кольцо Памелы — знак слияния двух жизней, отмеченных безграничной любовью. Теплота поцелуя Квентина, связавшего их вместе как мужа и жену.

А затем искренние поздравления всех, кто любил их, — Бентли, Герберта, миссис Коллинз, старого викария Арборса, знавшего обоих с детства, — и пожелания счастья и благополучия. Самым важным было невидимое, но тем не менее ощутимое присутствие родителей, с радостью наблюдавших за своими детьми, которые навек соединились.

Пикник возле Изумрудного домика был настоящим пиром для души и тела и растянулся до самого вечера. Солнце начало клониться к горизонту, когда миссис Коллинз заметила то, что должно было неминуемо случиться: Бранди отставила бокал с пуншем на ближайший столик, быстро подобрала расшитые атласные юбки и, несмотря на торжественность дня, приготовилась пуститься бегом, к чему давно все привыкли. Экономка перехватила взгляд Квентина, который, заранее условившись, подмигнул ей.

Получив указание, миссис Коллинз степенно отошла на небольшое расстояние и принялась ждать.

— Что вы делаете? — спросила она, когда Бранди, разглядывая верхние ветки и тихо посвистывая, поравнялась с ней. Бранди замерла с виноватым видом.

— Если вы задумали побегать с Ланселотом, не разумнее ли для начала переодеться? Одно дело испортить повседневное платье — но подвенечное?

Упрек подействовал. Вздохнув, Бранди опустила юбки.

— Вы правы, миссис Коллинз. Что бы я без вас делала?

— Вот именно, что? — Экономка закатила глаза. — Идемте. Там крючки немного тугие. Я помогу вам.

— Очень хорошо. — Бранди обернулась к своему мужу, который увлеченно беседовал о чем-то с Бентли. — Квентин!

— Хм-м?

— Я пойду в дом переодеться. Миссис Коллинз идет со мной. Мы вернемся очень скоро.

— Хорошая мысль, — кивнул Квентин. — Разумеется, ступай. — И он возобновил свой разговор.

— Вы знаете, — пробормотала Бранди экономке, когда они вошли в дом, — Квентин, похоже, ничуть не огорчился, что я ухожу.

— В самом деле? Я не заметила. — Миссис Коллинз проводила Бранди в ее комнату и осторожно расстегнула крючки на платье.

— Неужели? — Бранди прикусила губку. — Наверное, я просто глупа. И все же интересно, о чем таком захватывающем он беседовал с Бентли?

— Понятия не имею. — Миссис Коллинз помогла Бранди выбраться из платья. — Побегу вниз и спрячу его в своем гардеробе. А потом мы выберем другое…

— Почему просто не повесить его в мой шкаф? — перебила ее Бранди.

— Потому, миледи, что ваш шкаф переполнен вещами, тогда как мой — полупустой. Я не хочу, чтобы кружево, которое стоило мне стольких трудов, зацепилось и порвалось. Поэтому я бы предпочла поместить платье в своей комнате, по крайней мере временно.

— Как хотите. — Бранди направилась к своему шкафу. — Я достану другое платье.

Миссис Коллинз пошла к двери, затем остановилась, и на ее лице появилось какое-то странное выражение.

— Я очень горжусь вами, мисс Бранди. Будьте счастливы и вы, и лорд Квентин. Бранди изумилась:

— Спасибо. Обязательно будем. Но почему вы говорите, как будто…

Ей так и не удалось договорить. Миссис Коллинз исчезла в коридоре.

Бранди пожала плечами и возобновила поиски подходящего платья. Очевидно, миссис Коллинз просто дала волю эмоциям. Правда, какое-то странное время она для этого выбрала, но, возможно, в ту минуту у нее всплыло какое-то воспоминание.

Как бы то ни было, Бранди обязательно обнимет старую служанку и поблагодарит, когда та вернется.

Хмуро бросив взгляд на свою рубашку, Бранди призналась сама себе, что сейчас ей меньше всего хочется надевать другое платье и возобновлять празднование. Она действительно обожала всех, кто был на празднике, но ей хотелось лишь одного — остаться вдвоем с Квентином. Который, судя по тому, как он был поглощен беседой с Бентли, вовсе не разделял ее желаний. Обреченно вздохнув, она потянулась за дневным платьем лилового цвета, ив ту же секунду за ее спиной хлопнула дверь.

— Думаю, это платье ничем не хуже других, миссис Коллинз, — бросила Бранди через плечо. — На самом деле мне все равно.

— А вот мне — нет.

Уронив платье, Бранди резко обернулась и увидела Квентина, который стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за ней.

— Оставь платье на полу, — велел он, наслаждаясь ее красотой. — Ты ослепительна так, как есть.

— Квентин? — Бранди озадаченно посмотрела на закрытую дверь. — Миссис Коллинз вернется…

— Через три дня, согласно моим распоряжениям. — Он пересек комнату, откровенно раздевая новобрачную взглядом. — Тогда же вернутся Герберт, Бентли и остальная прислуга. — Он помолчал, остановив распаленный взгляд на ее груди, спрятанной под тонкой сорочкой. — Пожалуй, я передумал. Все-таки на тебе еще слишком много надето.

— Три дня? — с трудом проговорила Бранди, дрожа под откровенно чувственным взглядом Квентина. — Я не понимаю.

— Вот как? — Квентин навис над ней и, протянув руку, Запустил пальцы в ее великолепные блестящие волосы. — Тогда позволь объяснить. Мне нужна моя жена. Одна. На три дня… и три ночи. Для этого я освободил слуг от их обязанностей. Ну что, это рассеяло твое недоумение?

— Ты отослал всю прислугу?

— Угу. — Палец Квентина скользил по ее шее, чувствуя малейшую дрожь. — Не беспокойся. Они всем обеспечены и устроены с удобством в местной гостинице, где пробудут три дня. Им запрещено приближаться к нашему дому под любым предлогом — и это относится к Ланселоту тоже. — Он улыбнулся. — Даже твой бельчонок не осмелился перечить моему авторитету, по крайней мере на этот раз.

Бранди наконец поняла, что ей говорят, несмотря на густую чувственную дымку, окутавшую ее сознание.

— Ты сам все устроил.

— С начала до конца.

— Откуда ты узнал…

— Откуда я узнал — что? Что ты в конце концов помчишься в лес даже в день собственной свадьбы? — Квентин опустил голову и слегка коснулся губами трепетной жилки на шее Бранди. — Потому что я знаю тебя, маленькая проказница. Как видно, даже лучше, чем ты меня. — Он рассмеялся. — Неужели ты всерьез думала, что я предпочту провести свадебный вечер, болтая с Бентли, пока ты будешь носиться по лесу с Ланселотом? — Он откинул в сторону прядь ее волос и покрыл влажными поцелуями ее шею, а потом ухватил губами мочку уха.

— Квентин.

Бранди показалось, что она тает в его руках. Колени у нее подкосились, и она невольно вцепилась в мягкие шерстяные лацканы его сюртука. Он подхватил ее на руки, пронес несколько шагов до кровати и опустил на мягкое покрывало.

— Ты не представляешь, как ты красива, — пробормотал он, ложась рядом. — И как сильно ты мне нужна.

— Неужели? — Бранди, начавшая развязывать его галстук, тем временем справилась с задачей и, отбросив галстук в сторону, занялась пуговицами на жилете.

— Меня даже трясет. — Квентин сжал ее пальцы, чтобы она ощутила дрожь его рук.

— Ты мне тоже нужен. — Высвободив пальцы, Бранди расстегнула его жилет и рубашку. — Квентин, я ждала целую вечность.

— Любимая… Боже. — Он дрожал как в лихорадке, когда ее ладони ласкали его обнаженную, заросшую темными волосами грудь, легко прикасаясь к соскам. — Что ты со мной делаешь?

— Открываю для себя неизвестное.

Квентин обрушился на нее с поцелуями, которые лучше всяких слов сказали ей, что в эту ночь не будет никаких запретов, никаких ограничений.

Никакого самоконтроля.

— Дотронься до меня, — скомандовал он и, схватив запястье Бранди, прижал ее ладонь к своей твердой плоти, пульсировавшей в бриджах. — Везде. По-всякому. Мне нужно чувствовать твои руки.

Дрожащими пальцами Бранди даже сквозь ткань ощутила, какой жар исходит от возбужденной мужской тверди. Действуя, как всегда, порывисто, Бранди без страха и сдержанности расстегнула пуговицы бриджей и выпустила пленника на свободу.

Квентин словно окаменел.

— Перестань, — выдохнул он, отпрянув. Он уставился на нее почерневшими от желания глазами, его лоб стал влажным от пота. — Даже не верится… — Он замолчал на полуслове и затряс головой, набирая в легкие воздух. Бранди впервые потеряла уверенность:

— Я сделала что-то не то?

— Не то? — Он едва мог говорить. — Солнышко, я так не выдержу.

Лицо Бранди осветилось улыбкой.

— Я рада, — прошептала она и, приподнявшись, поцеловала его в натянутую жилку на шее.

— Ты не понимаешь. — Он поймал ее руки, отстранил от себя. — Да я сам не понимаю. Если ты еще раз вот так дотронешься до меня, я не смогу сдержаться.

— Почему? — удивленно спросила Бранди.

С полустоном-полусмехом Квентин подтянулся на локтях.

— Потому, маленькая проказница, что ты, как видно, обладаешь способностью всегда настаивать на своем. Ты полностью лишаешь меня власти, разбивая мой самоконтроль на тысячи осколков.

— А это плохо? — поинтересовалась Бранди, пытливо вглядываясь в его лицо.

— Это чудо. — Он ласково коснулся пальцами ее лица. — Позже наступит время, когда я с радостью откажусь от самоконтроля, от всего без остатка, и паду к твоим ногам побежденным.

— Позже, но не сейчас?

— Нет, не сейчас. — Он наклонился, чтобы легко коснуться губами ее губ. — На этот раз все должно быть неторопливо, осторожно, мягко. — Спустив сорочку с ее плеча, он провел по нему языком.

— Почему? — с трудом спросила Бранди.

— Потому, что это твоя первая ночь… наша первая ночь. Потому что я хочу насладиться тобой, нежно любить, постепенно пробудить тебя, подготовить к той страсти, на которую ты только способна. — Его губы игриво скользнули вдоль выреза сорочки. — И потому, что я не хочу причинить тебе боль, — с жаром добавил он.

— Ты никогда не причинишь, мне боли.

— Солнышко, в первый раз…

— Мне наплевать. Я не почувствую боли. Я буду чувствовать только тебя.

Бранди вздрогнула, когда Квентин поцеловал ее в ложбинку на груди, отчего сорочка соскользнула, открыв его взору изумительную наготу.

Квентин не мог ни дышать, ни думать, ни отвести глаз. Его губы сразу нашли свою цель, сомкнувшись на розовой вершинке и спрятав ее в теплой пещере рта, где ее сладость вкусил язык.

Бранди вскрикнула, запустив пальцы во влажные пряди волос на затылке Квентина.

— Да, — выдохнула она, вспомнив острое наслаждение, испытанное ею в прошлый раз. — Да, Квентин.

Его руки быстро освободили ее от сорочки, и Бранди вздохнула, когда прохлада коснулась ее разгоряченного тела. Она с трудом раскрыла глаза, увидела, что Квентин упивается ее наготой, охватывая ее жадным взглядом с головы до кончиков пальцев. Черты его лица заострились от желания, и видя это, она совсем ослабела.

— Боже мой, ты безупречна, — с трудом проговорил он, медленно проводя руками по ее груди, талии, бедрам. — Больше, чем безупречна. Твоя красота не поддается описанию. — Поглаживая ее бедра и ноги, он снял с нее чулки и отбросил в сторону. — Я хочу, чтобы на тебе ничего не было, когда ты станешь моей, — прошептал он, не сводя глаз с темного облачка волос внизу ее живота. — Ничего, кроме меня самого.

Он опять стал поглаживать ее ноги, чуть приподняв их, чтобы поцеловать икры, колени, чувственную мягкость бедер. И старался при этом сохранить самоконтроль, который Бранди по своему неведению считала лишним, но опыт Квентина подсказывал: он нужен, чтобы свести до минимума ее боль.

Возможно, ему удалось бы удержать ускользающий самоконтроль, если бы он не приподнялся на локтях и не увидел лица Бранди, ее взгляда, выражавшего удивление и счастье, когда она прошептала: «О, Квентин». Даже тогда он, вероятно, смог бы обуздать свое желание настолько, чтобы овладеть ею медленно, смог бы заглушить свой голод, чтобы уменьшить неизбежную боль. Но когда ее теплые подвижные пальцы нашли и обхватили его возбужденную плоть, а затем принялись легко ласкать, он сдался.

— Бранди. — Произнеся единственное слово, он спрыгнул с кровати, в мгновение ока сорвал с себя одежду и вновь вернулся к своей возлюбленной. — Я должен овладеть тобой. Сейчас.

— Да. — Бранди обняла его за шею и привлекла к себе. — Наконец «все», о котором ты говорил. — На секунду она задержала взгляд на его теле и с благоговейным обожанием убедилась в силе его желания. — Ты великолепен. Просто великолепен.

Квентин застонал, по его телу пробежала дрожь.

— Обхвати меня ногами. Я должен погрузиться в тебя, Бранди, сейчас.

— Сейчас, — еле слышно отозвалась она, послушно исполняя волю мужа, сливаясь с ним и телом, и душой.

В последний лихорадочный миг их взгляды встретились.

— Я люблю тебя, — прошептала Бранди.

— Я люблю тебя, солнышко. Прости меня. — Он вошел в ее тело одним рывком, прорвав девственную преграду.

Она замерла в его руках, он услышал ее судорожный вздох и проклял себя за несдержанность.

— Бранди. — Он попытался приподняться на локтях, но не смог, ему помешало мучительное наслаждение, которое сковало его огненным обручем и подтолкнуло на шаг к вершине любовного восторга. Квентин сжал зубы, давая себе клятву не шевелиться до тех пор, пока не удостоверится, что ее боль прошла. — Солнышко, с тобой все в порядке?

Не получив ответа, он запаниковал и заставил себя поднять голову, чтобы взглянуть на ее лицо. Она смотрела на него глазами, полными непролитых слез.

— Бранди… — начал он, презирая себя.

— Почему ты остановился?

— Что? — Квентин изумленно заморгал.

— Прости, что у меня там… так узко. Тебе больно?

На этот раз он лишился дара речи.

— Мне было больно лишь секунду. — Она обхватила его ногами чуть выше, полностью раскрывшись для него. — Так лучше?

— Лучше просто не бывает, — задохнулся Квентин, подчиняясь заговорившему в нем инстинкту. — Ты само совершенство.

Прильнув губами к ее рту, он сделал ее своей женой, научив древнему как мир ритму, которого, как теперь понял, сам по-настоящему не знал. Их тела вместе вершили магию, проникая друг в друга, а их чувства растворились во всепоглощающем наслаждении, которое разгоралось все горячее и выше с каждым движением.

— Квентин… — Бранди со всхлипом произнесла его имя, вцепившись во влажную спину.

Квентин был не в состоянии воспринимать слова, мысли, вообще что-либо. В голове у него стоял оглушительный рев, чресла терзал дикий огонь, сдержать который могла только любовь, что была в сердце.

— Бранди… сейчас… со мной вместе… — Из груди Квентина рвались отрывочные слова, мольбы и молитвы, но он не слышал их.

Бранди услышала.

Выгнувшись дугой навстречу мужу, она словно бросилась в пламя и бессильно вскрикнула, когда Квентин толкнул ее в самую середину костра, сгорев в котором, она познала упоение. Квентин, опустошенный, упал на вздрагивающее тело жены.

Сколько прошло времени, он не знал. Постепенно сознание возвращалось к нему, и он почувствовал, как Бранди легко, едва касаясь, проводит пальцами по его спине, теперь блаженно расслабленной.

— Боль прошла? — прошептала она, в ее голосе слышалось беспокойство.

В очередной раз Бранди добилась невозможного — плечи Квентина затряслись от смеха.

— Солнышко, ты поистине величайшее чудо моей жизни. — Он перекатился на бок, увлекая ее за собой, наслаждаясь чудесным ощущением близости ее тела.

— Так я не причинила тебе боли? — обеспокоенно повторила Бранди.

— Если и причинила, то это было потрясающе.

— Я рада. — Она немного отстранилась, вопросительно склонив голову. — Почему ты смеешься?

— Потому что я счастлив. — Он поцеловал ее в нахмуренные от беспокойства брови, и морщинка между ними сразу разгладилась. — Я самый везучий из всех людей на земле. Ведь ты моя жена. Не знаю даже, чем я заслужил это, но не собираюсь терзаться вопросами по поводу моего исключительного везения.

— Вот как. — Бранди переваривала услышанное. — Значит, ты доволен мной?

— Доволен? — Квентин сжал ее лицо ладонями. — Милая, я просто покорен тобою.

— Больше, чем теми остальными женщинами? Этого следовало ожидать.

— Бранди, — с серьезным видом начал он, пристально вглядываясь ей в глаза, — сегодняшняя ночь была для меня столь же внове, как и для тебя. Для меня даже больше, если подумать. Верь мне, солнышко. Не было никаких других женщин. Только ты.

Ее улыбка согрела его теплом — тело и душу.

— Теперь я действительно твоя жена.

— Вне всякого сомнения. — Он опустил подбородок на макушку Бранди и устроил поудобнее жену в своих объятиях, не желая ни на секунду разомкнуть их.

Тут наконец до него дошло, кто все-таки виноват перед кем.

— Любимая, — начал он, коря себя, что своей торопливостью, наверное, усугубил ее боль. — Я хотел быть нежным. И ничего не вышло. Тебе сейчас очень больно?

— Нет, не очень.

— Ты меня простишь?

Он почувствовал, как она улыбнулась у него на груди.

— Посмотрим.

— От чего это будет зависеть?

— От причины, по которой ты не был нежен.

Квентин облегченно вздохнул, точно зная, куда она клонит.

— Я забыл о нежности, моя маленькая проказница, потому что растерял весь свой самоконтроль. Рада?

— Безгранично. — Бранди потерлась носом о его влажную шею. — А в следующий раз мне тоже будет больно?

— Нет, солнышко. Больше никогда.

— Докажи.

Квентин опустил голову и удивленно уставился на нее:

— Что?

— Я попросила тебя доказать это. — Бранди шевельнулась, окутав его своей теплотой, и почувствовала, что тело мужа сразу проснулось. — Я бросаю вам вызов, милорд. В том состязании, которое я, к своему удивлению, нахожу более захватывающим, чем рыбалка или прогулки верхом.

— И стрельба? — Руки Квентина заскользили по ее телу вниз. — Ты находишь, что это захватывает даже больше, чем наши состязания по стрельбе? — Одним движением он переложил ее ногу себе на бедро и соединился с ней; его жена вскрикнула от удовольствия. — Это означает «да»? — спросил он, продолжая двигаться так, что вынудил ее со стоном произнести его имя. — Ответь мне, солнышко. — Он потянулся к ее губам и проник языком ей в рот, одновременно полностью овладевая ее телом.

— Квентин… — Глаза Бранди расширились, когда она поняла, как близка к тому, чтобы еще раз пережить любовный экстаз.

— Пусть это случится, — произнес он, чувствуя, что она сжала его в самой изумительной пытке, которую он когда-либо испытывал. — Бранди. — Его била дрожь. — Я хочу любоваться тобой.

Одним сильным движением он вознес ее на вершину блаженства, подавив ради нее собственную потребность изведать наслаждение. В этой битве не было победителей.

Издав стон побежденного, Квентин подчинился требованиям плоти, опалив жену огнем, который превзошел по силе первое пламя, все еще не затихшее в его крови.

В наступившей тишине слышалось лишь тиканье часов и затрудненное дыхание обоих. Наконец Бранди пошевелилась.

— Я сдаюсь, милорд, — пробормотала она, положив подбородок ему на грудь. — В этом состязании победили вы. Однако я требую дать мне еще одну возможность превзойти вас.

Квентин нанизал на пальцы ее локоны, глядя на жену из-под опущенных век.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу от тебя признание в поражении. Хотя справедливости ради, миссис Стил, должен заметить, что эта победа принадлежит нам обоим. Тем не менее я буду счастлив предоставить вам второй или, вернее, третий шанс. Когда вы желаете получить его?

— Постараюсь быть благородной, милорд. Я готова подождать, пока вы придете в себя. — С хитрой улыбкой Бранди потерлась о бедро мужа. — Несмотря на мою неопытность, я прекрасно понимаю, что вам необходимо восстановить силы, чтобы победить меня именно в этом виде состязаний. Поэтому я…

Речь Бранди перешла в смех, который тут же стих, потому что Квентин перевернул ее на спину и закрыл ей рот поцелуем.

Глава 19

— Боюсь, те бриджи, что я купил, проваляются зря, — пробормотал Квентин, любуясь, как на блестящих волосах Бранди играет первый луч солнца.

Он подхватил пальцами шелковые пряди, затем отпустил, и они рассыпались по его груди волшебным водопадом.

— Почему? — послышался сонный вопрос. — Я в восторге от своих новых бриджей. И буду носить их, как только представится возможность.

— Вот именно. Учитывая, сколько времени я намерен держать тебя в кровати, эта возможность почти равна нулю.

Бранди улыбнулась и потерлась щекой о плоский живот Квентина, как довольный котенок.

— И с чего вдруг мне захотелось иметь бриджи?

— Понятия не имею.

Потянувшись, новобрачная заморгала при виде широких полос света, пробивавшегося сквозь занавески.

— Уже день?

— Почти.

— Нужно вставать?

— Придется. Но только затем, чтобы забрать еду, которую нам оставила миссис Коллинз, а то мы умрем с голоду.

— С голоду? Невозможно. Я насытилась, как никогда. — Бранди подняла голову и с любовью уставилась в глаза Квентина. — Благодарю тебя за самую чудесную ночь в моей жизни.

— Это мне следует благодарить. И не только за чудо прошлой ночи. Но за гораздо большее. — Заметив, что жена вопросительно наморщила лоб, Квентин тихо добавил: — Ты сделала мою жизнь наполненной, хотя я никогда не подозревал, что она пуста, ты лучше меня поняла, что мне нужно. Ты подарила мне радость, смех, любовь. Ты подарила мне себя.

Взгляд Бранди затуманился.

— Я очень сильно тебя люблю. Всегда любила, даже когда не понимала этого.

Квентин едва заметно улыбнулся:

— Мне кажется, мы с тобой последние, кто осознал правду. Бентли, миссис Коллинз, Герберт — все они затаились и ждали, когда наконец мы поймем очевидное.

— Не забудь еще Памелу.

— Маму? — Теперь настала очередь Квентина удивиться.

— Да, Если бы я чуть внимательнее прислушивалась к ее словам, я бы поняла. — Губы Бранди тронула печальная улыбка. — Она пыталась сказать мне, что ты мое будущее.

— Что же она сказала?

— Судьба распорядилась так, что это был наш последний разговор по душам. Мы работали здесь, в саду, и обсуждали мое взросление, вернее, отсутствие такового. Памела слушала, как я болтала о том, каким должен быть в идеале мой будущий муж.

Квентин приподнял темную бровь:

— И каким же?

— Он должен быть страстным, любить приключения и не пытаться меня переделать, а вместе со мной радоваться жизни.

— Понятно. — Квентин провел рукой по гладкой спине новобрачной. — И что сказала мама?

— Она сказала, что мужчина, о котором я мечтаю, действительно существует, и что он редкий, особенный человек, и что скоро, очень скоро, мы узнаем друг друга. Заметь, не встретим, — подчеркнула Бранди, — а узнаем. После этого заявления она как бы случайно заговорила о тебе. Мне следовало сразу догадаться, что она имела в виду.

— Тонкость не является твоей сильной стороной, солнышко. Ты не можешь ни применить ее, ни уловить. Бранди печально вздохнула:

— Действительно. А в этом случае мне понадобилось очень много времени, чтобы распознать ее, потому что я не разрешала себе думать о Памеле. Было очень больно. — Она помолчала немного. — Мне ужасно ее не хватает.

— Я знаю.

— Моим единственным утешением служит сознание, что она с Кентоном. — Бранди заморгала, припомнив другую подробность. — Во время нашего последнего разговора она произнесла еще кое-что. А я только сейчас вспомнила. Она сказала, Кентон для нее — душа и сердце. Что без него она не стала бы жить. Я верю, что это не было преувеличением.

— Я тоже. Мои родители были как две половинки одного целого, и один не мог существовать без другого. Слава Богу, что они вместе. Так по крайней мере им покойнее.

Бранди потупилась:

— Возможно, это прозвучит глупо, но я уверена, что наш союз тоже принес им успокоение. Я тут вспоминала условие завещания Памелы, которое было адресовано мне. Оно заканчивалось словами: «В глубине сердца я знаю: ты никогда не будешь одна». Мне кажется, она таким образом благословила нас.

— Вовсе это не глупо, — возразил Квентин. — На самом деле в твоих словах очень много смысла. Мама передала тебе свой дар провидения, а это гораздо ценнее, чем шкатулка с украшениями.

У Бранди тут же округлились глаза.

— Шкатулка!

Соскочив с кровати, она. не одеваясь, метнулась к столику и принялась шарить по задней стенке шкатулки, а когда нашла ключ, отомкнула крышку Квентина так удивило поспешное бегство жены, что он даже приподнялся и сел.

— От такого вида дух захватывает, — поддразнил он ее, — но я немного сбит с толку. Почему на двадцать первом году жизни ты вдруг приобрела тягу к драгоценностям?

Бранди метнула на него возмущенный взгляд и засеменила обратно в кровать.

— Вовсе нет. Я ходила за этим. — Она протянула ему два таинственных предмета, которые обнаружила перед свадебной церемонией.

— Что это? — посерьезнев, спросил Квентин. — Ключ и конверт?

— Конверт с твоим именем и ключ, который был спрятан под конвертом, — поправила Бранди.

— Спрятан? — Квентин быстро перевел взгляд на туалетный столик. — В маминой шкатулке?

— Да. Вчера я впервые смогла заставить себя открыть ее. Мне очень хотелось надеть что-то из украшений Памелы в тот самый день, когда я стану твоей женой. Для тебя и для меня. А когда я открыла шкатулку и вынула нужное мне ожерелье, я нашла эти вещи. Не понимаю, какое значение имеет ключ, но письмо явно от твоей мамы к тебе. — Голос Бранди смягчился. — Я подумала, возможно, то, что она написала, принесет в твою душу покой.

Квентин нахмурился, внимательно рассматривая свое имя на конверте:

— Это написано рукой отца, а не матери.

— Твоего отца? — заморгала Бранди. — Не понимаю. Почему вдруг письмо от Кентона спрятано в шкатулке Памелы?

— Не знаю. Но намерен узнать.

Разорвав конверт, Квентин вынул два отдельно сложенных листка. Он разгладил первый, отметил, что послание адресовано отцу, и быстро пробежал глазами две строчки.

— Господи!

— Квентин. — По спине Бранди пробежал холодок страха от такой необычной реакции. — Что там?

— Предупреждение. Отцу, а не от него. В нем говорится:

«Ты суешься не в свое дело. Будешь продолжать — умрешь, а Дезмонд расплатится».

— О мой Бог! — В лице Бранди не осталось ни кровинки. — Кто-то угрожал жизни Кентона.

— Не только угрожал, Бранди. Отнял ее. От предположения Квентина стало трудно дышать.

— Это все меняет, — хрипло заговорил Квентин, его горло судорожно сжалось. — Мы предполагали, что мишенью убийцы был Ардсли. Судя по этой записке, им был отец. Ты знаешь, каким принципиальным был мой отец. Если бы он заподозрил кого-то в незаконных или недостойных поступках, он ни за что бы не оставил это дело в покое, несмотря ни на какие записки с угрозами. Он стал бы доискиваться до правды, пока не добился бы своего. Но что, если при этом он затрагивал убийцу? Этот негодяй был бы вынужден осуществить угрозу и заставить отца замолчать.

Бранди уставилась на записку, пытаясь собраться с мыслями:

— Судя по тому, что здесь написано, Дезмонду тоже угрожали. Из этого можно предположить, что он как-то связан с тем, что расследовал Кентон.

— Или являлся причиной всего, — с горечью предположил Квентин. — Не забывай, Дезмонд с самого начала имел отношение ко всем папиным сделкам, а сейчас к нему перешло управление всеми делами. Помня об этом, разве нельзя предположить, что он должен знать, занимался ли отец опасным расследованием?

Бранди кивнула:

— Да, вывод напрашивается сам собой.

— Тогда почему Дезмонд не проронил ни слова, особенно после того, как власти подтвердили, что катастрофа произошла не случайно, что это убийство?

— Квентин, мы уже полностью исчерпали и отвергли версию, что Дезмонд мог причинить Кентону вред.

— Я знаю. К тому же Дезмонд не писал этой записки. Это не его рука. Если, конечно, он не заплатил кому-то, чтобы тот написал и отправил записку, ее автор не он. Тем не менее чутье мне подсказывает, что мой брат как-то связан со всем этим и, думаю, не случайно.

Бранди разгладила покрывало.

— Ясно, Кентон знал, что находится в опасности. Должно быть, он спрятал записку с угрозой в шкатулку Памелы из предосторожности на тот случай, если с ним что-нибудь случится, чтобы она нашла ее. А возможно, он сразу отдал записку Памеле и попросил спрятать где-нибудь в надежном месте. — Бранди показала на другой листок. — Возможно, второе письмо ответит на некоторые наши вопросы. Что там говорится?

Квентин склонил голову и развернул второе письмо.

— Оно написано рукой отца, — сообщил он жене и подвинулся так, чтобы ей было видно через его плечо. Вместе они прочитали следующее:

«Дорогой Квентин!

Люди, как и драгоценные камни, обладают множеством граней, некоторые из них видимы, а другие хитро спрятаны. Добыть ключ к правде — это значит научиться видеть глубже поверхности. Тогда никто не сможет навредить тебе. Я молюсь только об одном: чтобы чувство братства и способность к прощению, эти важные свойства мужчины, в которого ты превратился, так глубоко укоренились в твоем сердце, что расцвели и возобладали над гневом, каким бы праведным он ни был. Моя вера в тебя безгранична.

Твой отец».

— Не понимаю, — пробормотала Бранди. — Совсем не похоже на Кентона: он никогда не выражался таким завуалированным цветистым языком.

— Ты права. — Квентин еще раз внимательно ознакомился с письмом. — Но в этом случае ему пришлось.

— Я по-прежнему ничего не понимаю.

— Отец понадеялся, что я пойму скрытый смысл.

— Ты хочешь сказать, что письмо зашифровано?

Квентин кивнул:

— Сама подумай, солнышко. Ты минуту назад сказала, что отец понимал, в какое непростое дело ввязался. Я полагаю, он не хотел подвергать опасности ни свою семью, ни результаты своего расследования, изложив все факты на бумаге. Поэтому он скрыл их в этом послании, предположив, что я сумею расшифровать его.

Бранди, нахмурившись, еще раз перечитала письмо.

— А ты сумеешь?

— И да, и нет. В целом мне понятно отцовское послание, но есть кое-какие тонкости, которые я не в состоянии осмыслить без одной или двух очень важных, но пока отсутствующих деталей, без которых мозаика не складывается. — Квентин обратил задумчивый взгляд на жену. — В одном я уверен. Мой брат замешан во всем этом с головой.

— Почему ты так уверен?

— Из-за отцовских слов. Смотри. — Квентин показал на письмо. — Он говорит о чувстве братства, после чего сразу призывает меня сменить гнев на прощение. Какие бы страшные факты он ни обнаружил, он защищал Дезмонда от них, а теперь и меня просит о том же.

— А сами эти факты скрыты в записке?

— Думаю, нет. — Квентин сосредоточенно нахмурился. — «Люди, как и драгоценные камни…» Драгоценные камни. — Он резко вскинул голову. — Какой же я дурак. Так старался отыскать правду, что упустил из виду очевидное. Драгоценные камни… Шкатулка.

— Шкатулка? — Бранди округлила глаза. — Значит, должно быть, это и есть «ключ к правде»? — Она протянула второй из найденных предметов.

— Согласен. Дай мне посмотреть. — Квентин взял ключ и повертел его в руках.

— Шкатулка Памелы! — Бранди вскочила, пробежала по комнате и схватила разукрашенную шкатулку с туалетного столика. — Кентон, наверное, спрятал улики здесь.

— Сомневаюсь, что мы найдем в маминой шкатулке что-нибудь, кроме украшений, — возразил Квентин. — Но все равно я хотел бы ее осмотреть, как и ключ к ней.

— Ты считаешь, что ничего не найдешь? — удивилась Бранди. — Ладно.

Все еще сомневаясь, она вернулась на кровать, вынула из тайника ключ, который протянула вместе со шкатулкой мужу и печально смотрела, пока Квентин перебирал содержимое шкатулки.

— Как я и ожидал, ничего, — объявил он, затем отставил в сторону шкатулку и, взяв от нее ключ, сравнил его с тем, который спрятал Кентон.

— Они одинаковы, — пробормотала Бранди.

— Не совсем. Посмотри повнимательнее, в нарезке есть небольшое различие. Если я прав… — Он попытался вставить ключ Кентона в замочек шкатулки, но безуспешно.

— Тогда о какой же шкатулке ты говорил?.. — Бранди замолчала, внезапно догадавшись. — О шкатулке Кентона! — Увидев уверенный кивок Квентина, продолжила: — Я помню, у него была шкатулка в пару к этой.

— Отец заказал одинаковые шкатулки у одного мастера. Вот почему ключи так похожи.

Бранди вцепилась в плечи мужа.

— Теперь мы знаем, что нам делать. Подождем темноты и потихоньку проберемся в Колвертон. Нет, погоди. — Она нахмурилась. — Ночное время не годится. Дезмонд теперь занимает покои твоего отца. А именно там, я предполагаю, Кентон хранил свою шкатулку. Нам придется дождаться, пока Дезмонд не уедет из Колвертона или не заснет пьяным сном в своем кабинете, прямо за столом. И тогда мы выкрадем шкатулку и…

— Прекрасная идея, — перебил ее Квентин, — но бессмысленная.

— Почему?

— Потому что отцовская шкатулка пропала.

Бранди охнула.

— Тебе точно известно?

— Точно. Мне это сказал Бентли. Больше недели тому назад.

— Ну так значит ее найдут?

— По правде говоря, думаю, Бентли оставил ее поиски в тот день, когда мы получили ужасное известие с Боу-стрит. Известие, что мои родители пали жертвой убийцы, вытеснило из его головы все, включая мысль о шкатулке. Да и из моей тоже до этой самой минуты. Хотя я не думаю, что продолжение поисков дало бы какие-нибудь результаты. Даже если бы мы обшарили весь Колвертон комнату за комнатой, все равно не обнаружили бы шкатулку.

— Кентон спрятал ее, — сделала вывод Бранди. — Вместе с уликой, которую он хотел скрыть, чтобы ее нашел ты, и только ты один.

— Уверен в этом, как уверен и в следующем: содержимое шкатулки приведет нас к тому, кто убил наших родителей. Бранди обратила на него серьезный взгляд:

— Но как нам найти эту улику?

— Раз послание отца в основном касается Дезмонда, мы начнем с того, что вернемся в Колвертон и, если нужно, выбьем правду из моего братца.

— Ты не можешь точно знать, сколько ему известно.

— Но зато я уверен: он что-то знает. И я не уйду, пока он не выложит все начистоту.

— Я поеду с тобой.

Не успела она договорить, а Квентин уже качал головой:

— Ни в коем случае. Тебя уже один раз чуть не убили. Я не хочу снова рисковать.

— Квентин. — Бранди села на колени. — В Изумрудном домике никого нет, кроме нас с тобой. Здесь меня подстерегает больше опасностей, чем во время поездки с тобой в Колвертон. Кроме того, я не верю, что Дезмонд убил твоего отца, да ты и сам не веришь в это, несмотря на весь свой гнев. Судя по первой записке с угрозой, похоже, твой брат не столько преступник, сколько жертва. Он слаб, Квентин. Ему очень не хватает уверенности. Но он не убийца. Однако его что-то мучает — то ли чувство вины, то ли страх перед разоблачением. Вот почему он постоянно пьет. Что касается Кентона, мы оба с тобой знаем, какой это был нравственный человек. Неужели ты на самом деле веришь, что он просил бы тебя защитить того, в ком заподозрил потенциального убийцу, даже если этот кто-то был его собственным сыном? Решительно нет. — Бранди помолчала, закусив губку. — Я согласна, Дезмонд связан с этим делом. Но по-моему, это не он сочинил записку с угрозой и не он подпилил ось кареты. Кроме того, нам предстоит еще разобраться с загадочной папиной книжкой и противоречивыми цифрами, которые в ней содержатся. Возможно, наши отцы раскрыли то, что сделало их мишенями для убийцы, — ты не думал об этом? У нас еще масса нерешенных вопросов. Я не говорю, что могу найти все ответы на них, я лишь прошу права участвовать в поисках ответов. Пожалуйста, Квентин, позволь мне помочь тебе.

Квентин приподнял ей подбородок.

— И ты называешь меня блестящим дипломатом? — с неясной гордостью спросил он. — Может быть, тебе не хватает такта, солнышко, но твой ум просто изумляет.

Бранди облегченно вздохнула и, потянувшись, легко коснулась губами его рта.

— Как я уже говорила в прошлом, милорд, у меня превосходнейший учитель, разбирающийся в тех предметах, о которых я даже не подозревала.

— Мне не хочется держать тебя взаперти, солнышко, просто хотел, чтобы ты была в безопасности.

— На этот счет можете не беспокоиться, милорд. — Бранди соскользнула с кровати, открыла ящик ночного столика и достала пистолет, который Квентин подарил ей четыре года назад. — Мой учитель научил меня защищаться в любое время, даже снабдил меня оружием для этого. С тех пор я ношу его с собой — любимое средство защиты на случай опасности. — Она погладила украшенную рукоятку пистолета. — Как мне повезло, что теперь у меня есть не только чудесный подарок учителя, но и его чудесная любовь, которая защитит меня.

— Вот именно. — Квентин медленно поднялся. — Какое совпадение. Я так же хорошо защищен, как и ты. Что продемонстрирую через тридцать минут.

— Тридцать минут?

— Угу. Ровно столько мне понадобится, чтобы подготовиться к нашей поездке в Колвертон. Двадцать девять минут, чтобы одеться, поесть и выкатить фаэтон… — Он послал ей улыбку, полную любви. — И одна минута, чтобы опустить нож за голенище.

— За каким чертом тебя сюда принесло, Квентин? Я же велел тебе больше не показываться в Колвертоне. — Дезмонд с шумом ворвался в желтую гостиную, на ходу завязывая пояс халата. Он откинул с лица непокорные пряди волос и заморгал, привыкая к свету. — Кроме того, ты хотя бы знаешь, который теперь час?

— Половина шестого, — откликнулся с дивана Квентин, крепче сжимая руку Бранди. — Могу тебя заверить, дело у меня срочное. Иначе я бы не пришел, тем более не стал бы тебя будить.

— Я не спал. — Дезмонд трясущимися руками налил себе выпить, расплескав одну треть на столик и не оставив сомнений относительно того, чем он занимался. — Кстати, твоя невеста, должно быть, оказалась сплошным разочарованием. И дня не прошло после твоей свадьбы, а ты уже покинул любящие объятия и ушел с головой в расследование?

— Заткнись, Дезмонд, — предупредил Квентин, — и открой глаза. Бранди сидит рядом со мной.

Дезмонд обернулся к дивану и впервые заметил присутствие Бранди.

— Ну-ну, действительно. Смущенная новобрачная. Как трогательно. Решила сопровождать Квентина в логово льва. Не смогла вынести даже часа разлуки? Я бы сказал, тебе пора привыкать. Совсем скоро вас разделят океаны на многие месяцы.

— Перестань, Дезмонд, — спокойно произнесла Бранди. — Я здесь потому, что вопрос, который Квентин должен с тобой обсудить, касается и меня тоже.

— А еще потому, что я не хотел оставлять Бранди одну в Изумрудном домике, — добавил Квентин, не сводя глаз с лица брата. — Это слишком опасно.

Дезмонд иронично приподнял бровь:

— Опасно? Чепуха. Если бы еще одна пуля просвистела в лесу недалеко от домика, то Бентли и миссис Коллинз просто кинулись бы ей наперерез, подставив собственную грудь, лишь бы защитить их любимую леди Брандис.

— Ты прав, они бы это сделали. Если бы были там. Но, видишь ли, в Изумрудном домике сейчас никого нет, кроме Бранди и меня.

— Ты рассорился со всей прислугой и они взяли расчет? — язвительно поинтересовался Дезмонд.

— Нет, я просто хотел побыть какое-то время вдвоем только с моей женой, поэтому предоставил слугам несколько дней отдыха. Но я бы никогда так не поступил, если бы заподозрил хоть малейшую опасность.

До Дезмонда наконец-то дошло, что Квентин говорит серьезно.

— Какая опасность? — спросил он, оставив насмешливый тон. — Что-нибудь еще случилось?

— Пока нет, но я думаю, мы близки к тому, чтобы разоблачить убийцу. Поэтому существует опасность, что он начнет мстить.

Дезмонд потер глаза, словно для того, чтобы лучше понять сказанное.

— Убийца отца? Ты знаешь, кто он? Кто же?

— Я сказал, мы близки к его разоблачению, — повторил Квентин.

— Значит ли это, что вы больше не подозреваете меня?

— Мы никогда тебя не подозревали, Дезмонд, — заговорила Бранди.

— Возможно, ты не подозревала, Брандис, а вот мой брат открыто обвинил меня.

— Я не обвинял тебя — лишь задал несколько вопросов, касающихся данного дела, — поправил его Квентин. — Вопросов, на которые ты отказался ответить.

— На такие вопросы даже не стоило отвечать.

— Что ж, ты все равно дашь на них ответы. Сейчас же. Хочешь того или нет. — Квентин перевел дыхание, чтобы успокоиться. — Но прежде чем мы начнем, скажи-ка, насколько ты пьян?

Дезмонд глухо рассмеялся:

— Я выпил достаточно, чтобы стало легче на душе, но не столько, чтобы затуманить мозг.

— Но ты достаточно трезв, чтобы читать?

— Может, мне пойти в библиотеку, взять томик стихов и начать декламацию в качестве доказательства?

— Нет. — Квентин поднялся с дивана. — Прочти это. — Он сунул обе записки в руки Дезмонда, нарочно положив сверху ту, что написал Кентон. — Они написаны несколько недель тому назад. Одна адресована отцу, вторую он написал сам. К ним был приложен ключ. Мне любопытно, какой вывод ты сделаешь из всего этого благодаря своему необычайно острому уму.

Дезмонд развернул записку Кентона и внимательно ее прочел. Когда он опустил листок, лицо его стало совсем мрачным.

— Как ты ее нашел? — хрипло спросил он, при этом его руки сильно тряслись, Квентин так и не понял — от пьянства или от страха.

— Оно было в конверте с моим именем. Вместе со второй запиской, которую ты смял, а еще там был, как я уже сказал, ключ. Думаю, тебе что-то известно об этом.

— Ты говоришь — ключ? — спросил Дезмонд, не обратив внимания на последнюю фразу Квентина. — Какой ключ? Где ты все это нашел?

— Все три предмета находились в шкатулке моей матери, которую Бранди открыла впервые вчера днем. Что касается ключа, то мне кажется, он от отцовской шкатулки.

— Господи. — Дезмонд тяжело опустился в кресло.

— Ступай к себе в комнату и принеси шкатулку, Дезмонд. Я бы хотел подтвердить свое предположение.

Дезмонд резко вскинул голову, взгляд его полыхал.

— У меня нет шкатулки. Я даже ее не видел… — Он замолчал, лоб у него покрылся испариной. — Только что вспомнил. Бентли искал ее. Не помню, в какой день он пришел в мой кабинет и спросил, видел ли я шкатулку отца. Должно быть, шкатулка у него.

— У Бентли ее тоже нет. Шкатулку так и не нашли. И не думаю, что найдут… по крайней мере на видном месте.

— Если ты знал, что она пропала, почему же попросил меня принести ее? — Настороженность во взгляде Дезмонда тут же сменилась гневом. — Ты все еще думаешь, что я имею отношение к дорожной катастрофе?

— Это было убийство. И я не знаю, что думать. — Квентин сложил руки на груди. — Нам с тобой пора поговорить. Серьезно. И откровенно. Мы оба знаем, что ты и отец расходились во мнениях по определенным вопросам… в особенности денежным. Мы также знаем, как часто… и как горячо… вы спорили с ним из-за этих расхождений.

— Откуда ты знаешь? Ты отсутствовал четыре года. И как я уже говорил Брандис, многое изменилось за это время.

— Ничего не изменилось. — Квентин отмахнулся от приведенного довода. — Перестань лгать. И мне, и себе. Вы остался все тем же слабым, легкомысленным человеком, каким всегда был. Ты пытался купить отцовское уважение, вместо того чтобы заслужить его. Насколько низко ты пал, Дезмонд? Какие махинации затеял?

В Дезмонде, по-видимому, что-то надломилось.

— Это все негодяй Бентли! — закричал он, вскакивая с кресла. — Я не сомневался, что этот чертов дворецкий в конце концов проболтается. Я просто ждал, когда же это случится. Будь он проклят, он так и не выучился знать свое место. Ведь он подслушал весь наш последний спор, да? И слышал каждое слово отцовских угроз? Наверное, дождаться не мог той минуты, когда ты вернешься в Котсуолд, чтобы все тебе рассказать. Ну так черт с ним. Черт со всеми вами. Ты никогда не найдешь то, что ищешь, — я принял меры, чтобы измененное завещание исчезло навсегда. А без него у тебя нет доказательств вне зависимости от того, что услышал Бентли, стоя за дверью. Твое слово будет против моего, а принимая во внимание мой титул и влияние, у тебя нет никаких шансов.

Поэтому даже не пытайся, Квентин, отнять у меня отцовское наследство. Потому что, будь ты проклят, я его заслужил. Все до последнего. Титул. Деньги. Поместье. Дело. Я заплатил за них и потом, и совестью. Кроме того, ты неподходящий человек для титула «герцог Колвертон». Тебя дома почти не бывает, чтобы выполнять бесконечные обязанности. Это я и пытался внушить отцу. Безуспешно. Несмотря на твое вечное отсутствие, он упрямо хотел изменить свое чертово завещание. Я не мог позволить, чтобы это произошло. Поэтому взял дело в свои руки. — Весь гнев Дезмонда быстро иссяк. — Теперь у меня только это и осталось.

Квентин и Бранди ошеломленно молчали в течение всей обличительной речи Дезмонда. Первым пришел в себя Квентин.

— Ты мерзкий сукин сын. — Он метнулся вперед, схватил Дезмонда за грудки и хорошенько тряхнул. — Так вот, что ты имел в виду, когда сказал мне, что раз отец оставил все тебе, значит, у него не было другого выхода. Он задумал изменить завещание… а ты помешал этому, убив его?

— Я не убивал его! — возмутился Дезмонд, замотав головой. — Я бы ни за что…

— Ты лжешь.

— Квентин, остановись, — прервала его Бранди, вставая с места. — Я не думаю, что он лжет. — Наклонив голову, она серьезно посмотрела на Дезмонда. — Что ты имел в виду, когда сказал: «Я взял дело в свои руки»? Как ты помешал Кентону изменить завещание?

Дезмонд насторожился и стряхнул с себя руки Квентина.

— Я убедил его оставить первое завещание без изменении.

— Каким образом?

Дезмонд злобно молчал.

— Дезмонд, Кентон действительно оставил завещание нетронутым или все же написал новое? Это его мы найдем спрятанным в шкатулке?

— Нет. — Дезмонд провел трясущейся рукой по волосам. — То есть я хочу сказать, я не знаю, что находится в шкатулке, но точно не новое завещание. Единственное завещание отца это то, что Хендрик зачитывал вслух.

— Тогда что тебя так пугает?

— Брандис, я тебе не отвечу. Возвращайся в драгоценный дом Памелы вместе со своим молодым мужем. Научись ублажать его в постели — может, так тебе удастся на месяц или два задержать его в Англии.

Квентин моментально вскинул кулак — удар пришелся точно в челюсть. Отпрянув, Дезмонд схватился за кресло, чтобы не упасть. Гневно сверкая глазами, он потер занывший подбородок.

— Убирайся, Квентин. Оба убирайтесь отсюда.

— Отдай нам свои деловые бумаги, и мы уйдем, — предложила Бранди, с вызовом вскинув голову.

— Что?

— Если ты ни в чем не виновен, если все, что ты сделал, это поспорил с Кентоном и в конце концов выиграл словесную битву, тогда у тебя не должно быть возражений против того, что мы с Квентином просмотрим твои записи. Если, конечно, ты не занимался грязными, темными делишками, которые и расстроили твоего отца. Тогда, разумеется, ты не захочешь предоставить записи, в которых твоя нечестность станет всем видна. А может быть, ты не то чтобы не хочешь, а не можешь предоставить документы? Не они ли являются теми таинственными предметами, которые Кентон спрятал в своей шкатулке?

Глаза Дезмонда почернели от гнева.

— Будь ты моей, я бы заставил замолчать твой дерзкий, наглый язычок. А так, пусть этим займется Квентин. — Он повернулся к двери. — Сандерс! — раздалось на весь дом. Повернув голову, он бросил испепеляющий взгляд на своих гостей. — Сандерс принесет бухгалтерские книги. Изучите их, сколько душе угодно. Но в Изумрудном домике, не здесь. И чтобы вашей ноги в моем доме не было, пока не будете готовы умолять меня о прощении. А тогда уж приползете на коленях, и может быть, я снизойду до того, что выслушаю ваши извинения.

— Вы звали меня, ваша светлость? — В дверях появился Сандерс.

— Да. Собери все мои деловые записи. И отцовские бумаги тоже. Все отдай моему брату.

— Слушаюсь, сэр. — Камердинер мгновенно исчез.

— Прочитай второе письмо, Дезмонд, — зловеще произнес Квентин.

— Что?

— Второе письмо, — Квентин указал на забытый листок, который Дезмонд по-прежнему крепко сжимал в руке. — Читай же!

Дезмонд развернул листок. Пробежав глазами две строчки несколько раз, он позеленел.

— Господи… — Его тело обмякло. — Ты понимаешь, что это означает? — пробормотал он еле слышно.

— Я-то понимаю. А ты? — огрызнулся Квентин. Дезмонд отступил, как загнанный зверь.

— Мне нужно подумать. Мне нужно выпить. Мне… — Он замолчал, и в глазах его промелькнул страх. — Эта угроза… она относилась и ко мне. — Он облизнул губы. — Я иду к себе. Когда Сандерс принесет бумаги, скажите ему, чтобы прислал ко мне в комнату бутылку коньяка. Немедленно.

— Дезмонд… — Квентин шагнул к нему.

— Пусть уходит, Квентин, — тихо сказала Бранди. — Ему нечего больше нам сказать. — Она встала рядом с мужем и смотрела, как Дезмонд спасается бегством… не только из комнаты, но еще от бог знает чего.

— Неужели и сейчас ты скажешь, что он невиновен? — сурово спросил Квентин.

— Разумеется, нет. Но все же я не думаю, что его преступление — убийство. В этом деле замешан кто-то еще, чьи цели были гораздо более зловещими, чем цели Дезмонда. И этот кто-то убил наших родителей. — Бранди с трудом перевела дыхание. — Вопрос в том, подозревает ли Дезмонд, кто может быть этим убийцей? — Она покачала головой, когда Квентин сделал попытку пойти за братом. — Ты ничего не добьешься, если будешь сейчас его преследовать. Он парализован страхом. Продолжать расспросы было бы бесполезной тратой времени, которое мы могли бы использовать для подробного знакомства с документами.

— Если Дезмонд с радостью отдает нам бумаги, значит, в них нет ничего подозрительного.

— Правильно. Но возможно, они дадут нам какую-то зацепку, которую даже Дезмонд упустил из виду. Давай отвезем их домой и внимательно просмотрим. Полагаю, страх выбьет Дезмонда из колеи на несколько дней.

— К черту все, мне нужны ответы, — прорычал Квентин.

— Я знаю. Мне тоже. — Бранди взяла его за руку, ее тронул тот факт, что наконец Квентин обратился к ней за мудростью и силой, а не наоборот. — И мы найдем их. Скоро. — Она поднесла его руку к своим губам. — А пока давай остановимся у кладбища и навестим наших родителей, прежде чем покинем Колвертон. Сердце подсказывает мне, что близость к ним и их любовь поднимет наш дух и усилит нашу веру. И что покой, который они нам подарят, даст нам нужные силы, и мы вернем им этот покой сторицей.

Взгляд Квентина был очень красноречив.

— Ты знаешь меня так, что мне даже становится страшно, — хрипло произнес он. — Как я люблю тебя, солнышко. — Он обнял Бранди и, прижав к себе, зарылся лицом в ее волосы. — И как ты мне нужна. Навсегда.

— Я рада, капитан Стил, — ответила она срывающимся шепотом оттого, что впервые Квентин позволил себе заговорить о вечности. — Потому что я твоя… Навсегда.

Глава 20

Проклятые стены давили на него.

Хендрик открыл сейф, стоявший в его личном кабинете, достал письмо, из-за которого мучился уже две недели, и внимательно прочитал, наверное, в сотый раз. Он сжал кулаки в бессильной ярости и начал выхаживать по комнате, крепко вцепившись в листок, пытаясь найти какой-то выход. Провалиться бы этому Стилу Кентону в ад. И почему только этот принципиальный ублюдок не отослал свое сенсационное разоблачение на день раньше? Всего один чертов день — и у него было бы время выбить из Кентона правду, прежде чем покончить с ним, а заодно и с выдвинутой им угрозой.

Потерев виски, Хендрик вновь уставился на слова, которые обжигали его, как смертоносный яд:

«Хендрик!

Считай это письмо уведомлением о том, что отныне ты освобожден от обязанностей моего семейного поверенного. Нет необходимости говорить, что результаты моего расследования делают любое сотрудничество между нами невозможным. Кроме того, я хочу сообщить о своем намерении оповестить власти об этих результатах и с помощью доказательств, которые у меня есть, позаботиться о том, чтобы тебя лишили. всех твоих регалий и заточили в тюрьму».

Хендрик нахмурился, уставившись в последний абзац письма, который был для него как заноза в боку со дня смерти Кентона:

«Что касается твоей гнусной угрозы, я принял меры и спрятал доказательства в надежном месте, так что, если со мной случится несчастье, они попадут в нужные руки, и ты будешь разоблачен не только как мошенник и вор, но и как убийца. Будь уверен, твои преступления не останутся безнаказанными.

Кентон Стил, герцог Колвертон».

Грязно выругавшись, Хендрик прошел по комнате, сунул письмо обратно в сейф и со стуком захлопнул дверцу.

Знать бы, что Кентон не только собрал доказательства, но и запрятал их где-то… вместе с бухгалтерскими книгами Дезмонда. Но он ни о чем не подозревал до тех пор, пока не стало слишком поздно. Он уже убил единственного человека, знающего, где хранятся проклятые улики, и таким образом сам себе уготовил тюрьму.

Если только Дезмонду не удалось найти доказательства раньше Квентина или властей.

Это была его единственная надежда и цель, которой он добивался со всей хитростью, на какую был способен. Разумеется, Дезмонд не догадывался, что доказательства, собранные Кентоном, касаются не только бухгалтерских книг старшего сына, а гораздо серьезнее. Хендрику только того и нужно было.

Если бы Дезмонд догадался даже о сотой части его преступлений, если бы заподозрил, как велика его вина, то, возможно, до этого дурака с затуманенной от пьянства головой дошло бы, что Кентона, который любил совать нос не в свои дела, убил Хендрик.

— Хендрик! Открой дверь!

От громкого стука Хендрик едва не свалился с кресла.

— Я знаю, что ты там. Пусти меня, или я сломаю проклятый замок.

Заскрежетав зубами, Хендрик поднялся, жалея о том, что Питере ушел обедать и потому не может вывести отсюда Дезмонда за ухо. За несколько дней это было уже третье посещение назойливого типа. И все потому, что он потерял свою драгоценную Брандис, а Квентин постоянно терзает его вопросами о Кентоне.

И все-таки Дезмонда нельзя полностью сбрасывать со счетов. Если Квентин в чем-то заподозрил брата, то эти подозрения в конечном итоге могут привести его к семейному поверенному.

Стук в дверь возобновился.

— Хендрик, открой проклятую дверь, или я вышибу ее. Клянусь.

— Иду, Колвертон. Успокойся. — Хендрик щелкнул замком и широко распахнул дверь. — С чего ты вдруг так раскричался? Дезмонд с безумным взглядом влетел в контору:

— Где Питере?

— На обеде, полагаю. — Хендрик поднял бровь, рассматривая встрепанного Дезмонда. — Ты пьян?

— На этот раз нет. — Дезмонд захлопнул за собой дверь. — Ты сукин сын. — Он грозно двинулся на юриста. — Как ты мог такое совершить?

Ярость в голосе Дезмонда заставила Хендрика насторожиться.

— Не знаю, — ответил он, не сделав и шага к отступлению. — Это зависит от того, что ты имеешь в виду.

— Я видел ее, ублюдок, — прорычал Дезмонд. — Я видел записку с угрозами.

Хендрик окаменел:

— Какую записку?

— Обе. Но сейчас я говорю о твоей. О той, где ты грозился убить отца и покончить со мной. Вспомнил?

— Дезмонд, в том, что ты говоришь, нет ни капли смысла. — Хендрик спокойно подошел к буфету и налил в бокал большую порцию мадеры. — Вот. Выпей. Это поможет тебе прийти в себя.

Дезмонд с яростью выбил бокал из руки Хендрика, бокал ударился о стенку и разбился на мелкие осколки.

Хендрик поморщился, схватившись за руку, глаза его злобно вспыхнули, когда он увидел, как темные пятна мадеры расплываются по ковру.

— Ты лишился ума?

— Определенно. А еще у меня открылись глаза. Ты убил моего отца. Ты угрожал его жизни, а затем забрал ее.

— Ты безумен. — Хендрик согнул пальцы, стараясь умерить боль. — Я не знаю, о какой записке ты тут разглагольствуешь. И почему, черт возьми, ты решил, что я убил…

— Что с твоей рукой?

Хендрик мгновенно спрятал ее за спину, проклиная Дезмонда, который именно в этот раз явился трезвым.

— Ты только что ударил по ней, глупец.

— Но не настолько же сильно. — Дезмонд нахмурился. — А что там за ссадины я видел?

— Ссадины? Это капли мадеры, которой ты только что оросил мой кабинет. Думаю, чрезмерное пристрастие к вину повлияло на твое зрение, Колвертон.

— Ты лжешь.

Дезмонд кинулся вперед, схватил руку Хендрика и вывернул ее, прежде чем поверенный успел опомниться. Уставившись на глубокие царапины, Дезмонд почувствовал, как у него свело живот. Картину дополнила еще одна зловещая деталь.

— Господи. — Подняв голову, Дезмонд встретился с ледяным взглядом Хендрика. — Так это ты стрелял в Брандис. Господи, Хендрик, ты и ее хотел убить?

— Отпусти меня, глупый слюнтяй. — Хендрик высвободился одним резким движением. — Хватит с меня твоего детского лепета. Тебе нужна правда? Изволь, я скажу тебе правду. Да, я убил твоего отца. Как? Это было чертовски просто благодаря тебе. Ты сообщал мне о каждом шаге Кентона с той минуты, как он раскрыл твои махинации. Ты каждый день несся ко мне в контору, словно перепуганный ребенок в поисках защиты, и докладывал о всех планах Кентона в надежде спасти свою трусливую голову. Как только я узнал, что он прибегнул к услугам сыщика, я без труда подделал записку, якобы написанную рукой Гаррети, и срочно вызвал Кентона в Лондон в нужное мне время. Точно так же без особого труда я проник глубокой ночью в каретный сарай Колвертона и поработал над экипажем. Поэтому — да, я убил Кентона. И пытался сделать то же самое с твоей дражайшей упрямицей Брандис. Ты доволен?

На лице Дезмонда отразились гнев и потрясение.

— Доволен? Ты убил моего отца и хочешь знать, доволен ли я?

— О, побереги свой праведный гнев. Ты получил что хотел. Ты ведь теперь герцог Колвертон, не забыл? Владелец всего состояния Кентона, которое тот хотел у тебя отнять.

— Да мне абсолютно наплевать…

— Разве? Тогда, может быть, мне достать новое завещание Кентона? Послать за Квентином и сказать ему, что он хозяин всего?

Из горла Дезмонда вырвался сдавленный смех.

— Давай, действуй. По крайней мере кончится весь этот кошмар. — Он затряс головой, силясь что-то вспомнить. — Я даже теперь не знаю, что я тогда хотел и почему.

— Тогда позволь мне освежить твою память. Ты заплатил мне, чтобы я внес исправления в бухгалтерские книги Денерли и выставил тебя этаким финансовым гением, чтобы ты завоевал руку Брандис и уважение Кентона. Ну что, знакомая картина?

— К несчастью, да. И по иронии судьбы я не добился ни того, ни другого.

— Так тебя это беспокоит? Что ж, посмотри на все иначе. Брандис все равно тебе не по зубам. Найди себе хорошую, покладистую девчонку. Что касается уважения Кентона, тебе оно больше не нужно. Ты владеешь его наследством, что гораздо важнее в конечном итоге.

— Я обращусь к властям. — Дезмонд повернулся и направился к двери. — Стоит отказаться от дурацкого титула ради того, чтобы увидеть тебя на виселице. А судя по тому, что написано в твоей записке и записке отца, я уверен, так оно и случится.

— Я бы не советовал тебе так поступать. — Щелчок курка остановил Дезмонда на полдороге. — Я убил трех человек, Колвертон. Чуть было не прикончил четвертого, если бы не помешала проклятая белка. Без малейших сомнений я доведу это число до пяти. Очень благородно с твоей стороны пожертвовать титулом. Но готов ли ты пожертвовать жизнью?

Дезмонд, ошеломленный, молчал.

— Я так и думал, что нет. — Хендрик неторопливо подошел к закрытой двери и прислонился к ней спиной, загородив путь к отступлению. Он спокойно выдержал неподвижный взгляд побелевшего Дезмонда, направив пистолет прямо ему в сердце. — Что я предлагаю? Выкинь все идеи о геройстве. Уже слишком поздно. Кроме того, оно тебе не идет. Тебе гораздо более подойдет роль пьяницы, а не спасителя. А спасение предоставь Квентину. Он делает это гордо. — Хендрик поджал губы, и лицо его приняло угрожающее выражение. — Ты упомянул какую-то записку… ту, что написана твоим отцом. Выкладывай все, что знаешь.

— Я едва прочитал ее. Подробностей не помню.

— Наверное, ты не понял, насколько это все серьезно, Колвертон, — прорычал Хендрик, и его указательный палец двинулся к курку, — поэтому отвечай на вопрос.

Дезмонд облизнул губы:

— Записка написана высокопарным стилем, ее смысл туманен. Я понял, о чем речь, только потому, что знал, чего ожидать, кроме того, мне известны причины, по которым отец написал ее.

— Ну и каковы же они?

— Он хотел сообщить Квентину о бухгалтерских книгах и тайнике, где они спрятаны, но сделал это осторожно, так как, очевидно, боялся за свою жизнь. Пока что Квентин почти ничего из нее не понял.

— Ты думаешь, я слабоумный? — огрызнулся Хендрик. — Твой брат специалист по расшифровке кодов. Если он видел записку, то прекрасно в ней разобрался. И наверняка видел. Ведь это он ее нашел?

Дезмонд отвел взгляд. Указательный палец Хендрика завис над курком.

— Это Квентин откопал записку, и если да, то где и когда?

Дезмонд, парализованный страхом, уставился на пистолет, проклиная себя за трусость.

— Записку нашла Брандис. Сегодня рано утром. В шкатулке Памелы. Вместе с письмом, которое ты отослал отцу. Еще там был ключ.

— Какой ключ?

— Квентин полагает, что ключ от шкатулки отца.

— Ну конечно. — Хендрик сверкнул глазами. — Если Кентону понадобилось что-то спрятать, то наверняка он воспользовался своей шкатулкой.

— Что ты хочешь этим сказать? Ты прекрасно знаешь, что там спрятано — мои бухгалтерские книги… настоящие. Если, конечно, там не было чего-то еще.

— Это тебя не касается. Просто скажи мне, что говорилось в записке. Подробно.

— Я не запомнил наизусть.

— Где спрятана шкатулка? Скажешь — и я позволю тебе жить. Откажешься — пристрелю на месте.

Дезмонд сомневался недолго. Почти сразу произнес:

— В Изумрудном домике.

— Почему ты так уверен?

— Потому что отец использует такие слова, как «драгоценные камни», «грани» — все, что относится к дорогим украшениям, имея в виду шкатулку и ее местонахождение.

— Изумрудный домик. Конечно. — Хендрик нахмурился. — К этому времени Квентин наверняка перевернул в доме все вверх дном и нашел шкатулку.

— Наоборот. Уверен, что нет, — невольно вырвалось у Дезмонда признание.

— Как ты можешь быть в этом уверен?

— Я не зря сказал, что Квентин почти ничего не понял. Дезмонд не отступал от своего, с ужасом сознавая, что если ему не удастся убедить Хендрика в неведении брата, то случится непоправимое: Хендрик ворвется в Изумрудный домик и скорее всего убьет обоих — Квентина и Брандис, а этого Дезмонд не мог допустить. Тем более сейчас, когда он с ужасом осознал, что виновен в смерти отца.

— Объяснись, — велел Хендрик.

— Ты прав насчет мастерства Квентина, — продолжил Дезмонд, с трудом отрывая взгляд от пистолета. — Однако в этом случае он понял лишь то, что тщательно отобранные отцом фразы о драгоценных камнях указывают на шкатулку, и совершенно не увидел в них двойного смысла. Учитывая все обстоятельства, этого и следовало ожидать. Квентину ничего не известно о новом завещании отца. Ни о его существовании, ни о его условиях. Если бы он знал, он бы понял следующее: отец предполагал, что Квентин станет жить в Колвертоне, а Изумрудный домик будет в основном пустовать, если не считать его редких визитов, и послужит, таким образом, идеальным местом, где можно спрятать что-то, предназначенное только для его глаз. А так Квентин верит, будто отец отдал домик в его постоянное пользование, что подразумевает множество обитателей, включая не просто скудный персонал, а целое полчище слуг. Это уже не полузаброшенный дом, который отец выбрал, чтобы спрятать свою шкатулку. Поэтому Квентину ни за что не придет в голову обыскать Изумрудный домик. Он даже не догадается, что это необходимо.

— Отлично. — Злобный блеск в глазах Хендрика сказал Дезмонду, что его красноречие было достаточно убедительным, и он с облегчением вздохнул. — Ты меня поразил, Колвертон. Возможно, у тебя есть еще на что надеяться. Если поведешь себя правильно и будешь держать рот на замке.

— Что ты собираешься предпринять?

— То, что мне и следовало сделать с самого начала. Освободить тебя от этой обременительной задачи и взвалить ее на собственные плечи. — Хендрик опустил пистолет. — Я собираюсь совершить небольшую прогулку в Изумрудный домик и разнести его по камешку, пока не найду шкатулку Кентона.

Именно этого Дезмонд и боялся.

— А как же Брандис и Квентин? — хрипло спросил он.

— При чем тут они?

— Ты не причинишь им зла?

— А тебе не все равно?

— Да, не все равно. — В его голосе ирония смешалась с холодным презрением. — Я терпеть не могу своего брата. И всегда хотел, чтобы он был подальше от отца, от Колвертона, от Англии. Но я никогда не желал его смерти. А что касается Брандис… мне все-таки непонятно, чем она так напугала тебя. Неужели тебя так страшит, вдруг она узнает о твоей причастности к подтасовке цифр в книжке Ардсли, что ты даже готов застрелить ее?

— Книжка Ардсли, — раздался скрипучий смех. — Она меньше всего меня волнует. Твоя Брандис решила найти убийцу своего отца. И если ей это удастся, тогда я буду осужден.

— Но как же ей это удастся? Единственный шаг, который она предприняла, это попытка устроить встречу с дюжиной коммерсантов. Почему она вдруг придет к заключению, что ты убийца? — Дезмонд замолчал. — Дюжина коммерсантов. Все они твои клиенты. — И тут он неожиданно понял. — А ведь ты доил не только меня, верно? И в шкатулке отца не только мои записи, которые сами по себе не содержали ничего, что могло бы заставить тебя убивать.

— И снова я поражен. — Хендрик опустил пистолет в карман камзола. — Достаточно сказать, что я предпочитаю, чтобы мои клиенты не собирались все вместе в одной комнате. Что касается шкатулки твоего отца, я намерен получить ее как можно быстрее. Твой брат и Брандис меня не волнуют. Если они вмешаются, то я с ними разберусь, как, впрочем, и со слугами.

— Слуг там нет, — выпалил Дезмонд, лихорадочно пытаясь придумать, как спасти жизни Квентина и Брандис, при этом не жертвуя собственной.

— Что ты сказал?

— Квентин отослал всех в гостиницу на несколько дней, чтобы побыть вдвоем с Брандис. Но теперь, после появления этих записок, оба, вероятно, умчались в поисках шкатулки либо в отцовское поместье в Сомерсете, либо в Эссекс, где у него скромный дом. В обоих домах никто не живет, если не считать горстки слуг, поэтому оба прекрасно подходят для устройства тайника. Кроме того, даже если Брандис и Квентин остались в Изумрудном домике, они, несомненно, примутся обдумывать новый план действий во время прогулки в своем любимом месте — в лесу. Почему бы тебе не понаблюдать за домиком, пока ты не убедишься, что они ушли? Тогда ты сможешь беспрепятственно проникнуть внутрь и осуществить свое намерение, не проливая больше крови.

— А чем будешь занят тем временем ты? — с подозрением спросил Хендрик.

— Тем, чем был занят последние две недели, — ответил Дезмонд с презрением к самому себе. — Буду пить. Чтобы утопить вину. Потому что правда в том, что мною движет вовсе не чувство порядочности — как бы я сам себя в этом ни уверял. Мною движет страх. Я не хочу умирать, поэтому не стану вмешиваться. В равной степени я не хочу оказаться в тюрьме, поэтому сделаю все, что смогу, лишь бы нас обоих не разоблачили.

— По крайней мере откровенно. — Хендрик вынул часы и взглянул на циферблат. — Я немедленно отправляюсь в Изумрудный домик.

— Прошу тебя, больше никого не убивай, Хендрик. — Дезмонд прибегнул к последней хитрой уловке. — Сыщики с Боу-стрит уже идут по горячим следам, расследуя дорожную катастрофу. Если убьют еще кого-то из семьи Ардсли или отцовской семьи, власти займутся каждым, кто с ними связан — будь то деловые или родственные связи. А тогда тебя точно обнаружат и повесят.

— Тебя тоже, — напомнил ему Хендрик. — У тебя не меньше, чем у меня, оснований убить Кентона. И если меня арестуют, будь уверен, я представлю новое завещание и все фальсифицированные документы и объявлю, что убийца ты, а я не более как соучастник, который помогал тебе осуществить твой коварный план.

— Я так и думал, — мрачно произнес Дезмонд. — Поэтому давай побеспокоимся, чтобы ничего этого не произошло. Найди шкатулку. Обыскивай Изумрудный домик, сколько душе угодно. Но сделай так, чтобы его обитатели остались живы.

Глава 21

— Пока все цифры сходятся.

Бранди захлопнула две книжки с финансовыми записями — отцовскую и Кентона — отложила их в сторону и откинулась в кресле.

— Сижу над ними уже несколько часов и ничего не получила, кроме головной боли.

Квентин поднялся с дивана гостиной и подошел к жене.

— У меня тот же результат. — Он погладил ее щеку и нахмурился, заметив бледный цвет лица. — Солнышко, мы все утро изучали эти книги. На небе ни облака, лес так и манит к себе. Давай оседлаем лошадей и отправимся на прогулку.

Бранди тут же встрепенулась:

— В самом деле?

— Ну конечно.

— Тогда я надену свои новые бриджи.

— Обязательно. — Квентин показал на дверь. — И не забудь сунуть в голенище свой пистолет.

— Не бойся, я вернусь через пять минут. — Бранди кинулась из комнаты, и вскоре о ней напоминало только эхо быстрых шагов.

Улыбнувшись, как улыбаются шалости ребенка, Квентин отругал себя за то, что не предложил раньше оторваться от утомительного занятия. Казалось, еще совсем немного, и они получат ответ на свои вопросы. Но кроме того, они ведь совсем недавно открыли друг друга. И потому, несмотря ни на какое расследование, Квентин намеревался не забывать о своей молодой жене.

Четыре с половиной минуты спустя в гостиную ворвалась Бранди, обхватывая на ходу лентой блестящие локоны.

— Как я выгляжу?

Квентин залюбовался ею, задержав взгляд на плавных изгибах талии и бедер, подчеркнутых бриджами.

— Чертовски соблазнительно.

— Неужели? — Бранди удивленно оглядела себя. — А мне кажется, я похожа на мальчишку.

— Вряд ли. — Квентин помог завязать ленту, с которой никак не могла справиться Бранди. — Твой наряд очень отвлекает, что дает тебе преимущество, поэтому я официально признаю себя побежденным в скачках еще до их начала. Предпочту ехать позади тебя и смотреть. В глазах Бранди сверкнули огоньки.

— Вы ведете себя ужасно неприлично, милорд.

— Если ты желаешь узнать, что такое действительно неприличное поведение, подожди до окончания скачек.

— Звучит чрезвычайно интригующе. Я прямо горю от нетерпения. — Взгляд Бранди упал на записные книжки, и по ее лицу пробежала тень. — А как же все эти записи? Мы еще не закончили их изучение.

— Это подождет.

Бранди все еще сомневалась, покусывая губу.

— Есть идея, — предложил вдруг Квентин. — Почему бы нам не отнести их в беседку? Тогда позже — гораздо позже — мы сможем внимательно все прочитать, но уже в саду, а не в душной гостиной.

— Чудесно. — Последние сомнения исчезли. — Пошли.

Поездка верхом так и не состоялась.

Десять минут прогулки по лесу, десять минут мучительного зрелища, как Бранди вышагивает в облегающих бриджах, — больше Квентин выдержать не смог.

Его собственные бриджи натянулись так, что грозили лопнуть, и тогда он резко остановился.

— Думаю, скачки на сегодня придется отложить, — процедил он сквозь зубы.

Бранди удивленно заморгала:

— Почему же?

— Из-за твоих бриджей. И того, что из-за них происходит с моими.

Взгляд Бранди медленно опустился по торсу мужа.

— О, — только и произнесла она, увидев подтверждение его слов.

Квентин наклонился к ней, его губы нашли пульсирующую жилку на ее шее.

— У меня другое предложение. Если, конечно, ты не возражаешь.

— Хорошо. — Бранди затрепетала, у нее перехватило дыхание. — Раз ты признал себя побежденным в скачках, нет никакого смысла проводить их, — договорила она со стоном, потому что Квентин уже привлек ее к себе.

— Я сдался, да, — тяжело дыша, сказал он, — но все равно требую свой приз. — Он закрыл ей рот поцелуем. — Немедленно.

Тихо взвизгнув, Бранди вся отдалась поцелую, она оплела шею мужа руками и раскрыла губы, уступая его настойчивому языку.

— О… Квентин. — Голос ее дрожал, когда она крепче прижалась к возбужденному телу мужа.

— Займемся любовью, — повелительно произнес он. — В нашем лесу. Здесь. Сейчас. — Его пальцы уже расправлялись с пуговицами на ее блузке. — Как я хочу тебя, солнышко, — простонал он, почувствовав под ладонями ее грудь.

— Да, Квентин. — Голос Бранди был томен, а тело невольно выгнулось под горячими ласками.

Он оторвался от нее, сорвал с себя сюртук и расстелил его на земле. Затем судорожно разделся, разбросав кругом вещи, и повернулся к жене.

Бранди избавилась от одежды в мгновение ока. Квентин увлек ее на мягкую шерстяную ткань и укрыл своим телом, целуя и осыпая ласками, рожденными необузданным лихорадочным желанием, которое накрыло их обоих неумолимой волной.

— Ты готова? — задохнувшись, спросил он. — Я должен быть в тебе.

Из груди Квентина вырвался сдавленный стон, когда пальцы нашли и погладили ее мягкие сокровенные складки, покрывшиеся влагой, что послужило для него ответом. Он овладел ею одним сильным движением, глубоко погрузившись в ее тело, она со всхлипом произнесла его имя и крепко обхватила любимого, как бы для того, чтобы соединиться с ним навеки.

Навсегда. На меньшее Квентин был бы не согласен.

— Бранди…

В этом слове слились призыв и мольба, пронзившая душу Бранди. Разделяя страсть мужа, она отвечала на каждое его движение, ее тело тоже подрагивало от неудержимой потребности утолить желание. Бранди со стоном произносила его имя, впившись ногтями в его плечи, чувствуя, как налились силой его мускулы.

А Квентин ничего не слышал и не чувствовал — для него существовала только Бранди. Каждым своим движением он подталкивал их обоих к краю, за которым ждало утоление.

Бранди вскрикнула и затрепетала в его руках, когда первой оказалась у заветной вершины и перешагнула через нее. Ее восторг заставил и Квентина испытать наслаждение такой сокрушительной силы, что он не был уверен, удастся ли ему уцелеть.

Однако через несколько восхитительных секунд пришло спасение, важность которого, как решил Квентин, была сильно преувеличена.

— А знаешь, — пробормотала Бранди, прижавшись к груди мужа, — мне кажется, я наконец-то выросла.

Квентин усмехнулся: после того чувственного насыщения, которое они испытали несколько минут назад, ее слова звучали особенно смешно.

— В самом деле? — Он устроил ее поудобнее и запустил пальцы в спутанные локоны. — Почему ты так решила?

— Потому что я вдруг потеряла всякий интерес ко всем своим недамским увлечениям. Верховая езда, рыбалка, даже стрельба — все это больше не представляется мне таким захватывающим, как раньше.

— Очаровательное заключение. — Квентин поцеловал ее переносицу. — И тебя это расстраивает?

— Нет. — Глаза Бранди сияли. — Как и обещала Памела, с взрослением приходят другие увлечения и занимают место прежних. И я нахожу, что новые увлечения гораздо интереснее своих предшественников.

— Согласен. — Квентин с хитрой улыбкой оглядел глухой лес. — Но по мнению большинства, твой скандальный подход к этим новым увлечениям делает их еще более недамскими, чем те, что были до них.

— Вот как? — Бранди вопросительно приподняла тонкую бровь, но было видно, что слова мужа не произвели на нее должного впечатления. — Кто все-таки выдумал эти дурацкие правила?

Квентин оставил шутки.

— Несчастные души, ни разу не изведавшие великолепия красоты, которую мы только что познали, — с серьезным видом ответил Квентин. — Красоты, которую я намерен сохранить навсегда.

— Квентин… — Сомнение омрачило лицо Бранди. — Не обещай…

— Навсегда, солнышко, — с жаром повторил он. — Клянусь не столько тебе, сколько себе самому. Мы обсудим с тобой эту клятву, как только закончится расследование. А пока даю тебе слово. — Он нежно коснулся губами ее губ. — Навсегда, моя красавица жена.

Сверху упало что-то острое и ударило Квентина по голове, нарушив торжественность момента.

— Какого черта… — Он дернулся и сел, потирая занывшую макушку и зло оглядывая дерево над головой.

С ветки на него серьезно смотрел Ланселот, поблескивая глазками.

— Полагаю, наша романтическая интерлюдия закончилась, — решила Бранди, бросив недовольный взгляд на ветку. — Ланселот, как видно, оказался еще большим собственником, чем я предполагала.

— Если бы он не спас тебе жизнь, я бы прикончил его, — пробурчал Квентин, поднимаясь с земли и натягивая одежду резко и зло. — Проклятый грызун!

— Ланселот по-своему напомнил нам, что в беседке нас ждет работа. — Бранди тоже поднялась и оделась. — Кроме того, муж мой, — прошептала она, протягивая ему нож и глядя в глаза, — мы теперь вместе навсегда.

На лице Квентина отразилось глубокое переживание.

— Ты права, солнышко. — Он заложил нож за высокое голенище, затем наклонился и, подобрав пистолет жены, точно так же заложил ей в сапог. — Навсегда.

Выпрямившись, он заметил, что глаза Бранди горят волшебным светом, и почувствовал угрызения совести.

— Милая, ты уверена, что хочешь сейчас продолжить изучение бухгалтерских записей?

— Уверена. — Бранди потянулась к мужу и помогла ему застегнуть рубашку. — Кроме удовольствий взросление приносит и обязанности. — Она прижала ладонь к его губам. — Пошли в беседку.

Десять минут спустя они уже сидели на белой скамье с резной спинкой, разложив вокруг себя записи.

— С чего начнем на этот раз? — спросила Бранди. — Мы рассмотрели каждую совместную сделку папы и Кентона за последние полгода. Не нашли ни одного расхождения.

Квентин хмуро уставился в документы:

— Я уже говорил, что не надеялся их найти. Не забывай, все отцовские книги после его смерти попали в распоряжение Дезмонда. Насколько я знаю, брат имел к ним доступ и до этого. Как бы там ни было, ему известно, что в них. И можешь не сомневаться, будь в этих записях хоть одно несоответствие, он никогда не позволил бы нам взглянуть на них.

— Тогда что же мы ищем? — расстроилась Бранди.

— Какую-нибудь мелкую деталь. Такую тонкую, что Дезмонд не сумел заметить. Пока я даже не представляю, что это может быть. Сначала я должен увидеть ее. — Брови Квентина сошлись на переносице. — Меня неотступно гложет другое. То, что во время утренней стычки выболтал Дезмонд.

— О смерти Кентона?

— Нет, о решении отца изменить завещание.

— Судя по словам Дезмонда, завещание осталось без изменений. Он убедил Кентона оставить эту идею.

— Это объяснение Дезмонд дал нам после того, как взял себя в руки и немного одумался. Однако во время своей тирады он сформулировал фразу немного по-другому.

— Я помню, — кивнула Бранди. — Мне тоже не понравилось его утверждение, что он предпринял шаги, чтобы не было никакого нового завещания. Вот почему я попросила его объяснить, что он имеет в виду.

— Чаще правда выплывает наружу во гневе, только ложь сочиняется в спокойном состоянии, поэтому давай предположим, что вспышка Дезмонда выдала его истинные действия. Какие же «шаги» он мог предпринять, чтобы не допустить изменения завещания? — Квентин принялся загибать пальцы. — Насколько я понимаю, у Дезмонда было три возможности: заставить отца замолчать, переубедить его или вынудить отступить от своих принципов.

— Заставить его замолчать? Мне кажется, мы с тобой договорились, что Дезмонд не убивал Кентона. Ты что, передумал?

— Нет. Я все еще верю, что брат не способен на такое неслыханное насилие, как убийство, особенно если речь идет об отце. Поэтому первый вариант отпадает. Давай подумаем о втором. Ты действительно думаешь, что Дезмонд, которого не отличают ни нравственность, ни компетенция, мог повлиять на отца в таком важном вопросе, как передача имущества?

— Нет, конечно, не мог. Но это не значит, что Кентон, фанатично преданный семье, не согласился бы отложить на время свое решение в надежде, что Дезмонд изменится.

— Дезмонд — и вдруг изменится? Через тридцать семь лет? Отец, возможно, чересчур сильно был предан семье, но он не был глуп и трезво смотрел на вещи. Если его вера в Дезмонда была подорвана, как говорит Бентли, и если желание переделать завещание родилось во время последней громкой ссоры, почему тогда он снова передумал и поставил под угрозу все свое состояние? Неужели только для того, чтобы умиротворить Дезмонда?

— Ты меня озадачил, — вмешалась Бранди, вопросительно наклонив голову. — Какая ссора? Что тебе рассказал Бентли? Это имеет какое-то отношение к тому, что Дезмонд вопил сегодня утром?

Квентин сдержанно кивнул:

— Очевидно, отец и Дезмонд поспорили, причем серьезно, за несколько дней до катастрофы. Бентли услышал крик — не мог не услышать — и понял, что ссора серьезная. Особенно в свете того, что сразу после нее отец велел Бентли вызвать в Колвертон Хендрика, чтобы срочно изменить завещание.

Глаза Бранди округлились от удивления.

— Кентон вслух высказал свое намерение в присутствии Бентли?

— Да. И Хендрик приехал на следующий день.

— Ты интересовался у мистера Хендрика, что произошло во время его встречи с Кентоном?

— Конечно. Судя по словам Элларда, отец хотел изменить только пункт, касающийся Изумрудного домика. Но Эллард отговорил его. Тогда я внимательно просмотрел все документы в отцовской папке, что хранится в конторе. В ней не было ни одного упоминания об измененном завещании, как не было ни черновика, ни какого-либо неподписанного документа — кроме стандартного соглашения с Эллардом.

— Тогда я ничего не понимаю.

— Я тоже. Но если Дезмонд не сумел ни переубедить отца, ни заставить замолчать, значит, остается третье. Вопрос в том, как он это сделал? Наверняка это было что-то из ряда вон выходящее, раз отец предпочел все-таки не менять завещание. Именно так и произошло, если отец и Эллард обсуждали на следующий день только Изумрудный домик. — Квентин ударил кулаком по колену. — Мне кажется, у нас есть все детали, но не хватает главной, с которой связаны остальные. Записные книжки, завещание, отцовская записка. Проклятие. Чего, же не хватает?

Бранди неподвижно уставилась на записную книжку отца.

— Я сравнила каждую цифру в этой книжке, каждую сделку, заключенную папой, каждую выплату, совершенную за… — Она замолчала на полуслове и наклонилась вперед, чтобы еще раз рассмотреть какую-то запись. — Как странно.

— Что такое?

— Я только что заметила. — Она показала на строчки, где было записано: «За услуги, оказанные по сделке с кораблестроительной компанией Парсонса, Элларду Хендрику — 300 фунтов».

Квентин быстро пробежал глазами запись.

— Что здесь странного? Парсонс известный кораблестроитель. Отец и Ардсли выступили равноправными партнерами в этой сделке.

— Да, я знаю. Я помню, что видела точно такую же запись в книгах твоего отца. Только Кентон записал в расходы пятьсот фунтов, а не триста.

Кивнув, Квентин ответил:

— Я сразу это заметил. Но если ты сравнишь все суммы, которые Хендрик получал от отца и Ардсли, то заметишь, что везде есть это несоответствие.

— Но почему?

— Я только что упомянул, что отец не успел подписать свое соглашение с Эллардом. Очевидно, Ардсли давно подписал свое. Поэтому его разовые выплаты были существенно меньше, чем у моего отца, ведь он ежеквартально переводил Хендрику определенную сумму, согласно условиям их соглашения. Все очень просто и разумно.

— Одно только не сходится. Отец не заключал никакого соглашения. Ни с мистером Хендриком, ни с кем-либо еще. Это был один из его немногих деловых принципов, который он считал важным, а потому не раз повторял в моем присутствии: «Людям следует платить за выполненную работу. Соглашения сеют амбиции и поощряют лень».

Мысль Квентина лихорадочно заработала.

— Тогда почему отец платил намного больше, чем Ардсли? — вслух удивился он.

Квентин решительно схватил бухгалтерскую книгу Кентона и принялся листать, внимательно изучая каждую запись, относящуюся к Хендрику. Внезапно в его глазах вспыхнул огонь.

— Ну конечно. Как я мог быть таким глупцом? — Он зло рассмеялся. — Когда же я пойму, что жадность в некоторых людях затмевает все остальное — верность и нравственность в том числе?

— Что ты нашел?

— Взгляни. — Квентин показал ей несколько различных записей. — Все суммы, переведенные Хендрику, внесены рукой Дезмонда.

— Это так важно? — Бранди очень удивилась. — Ты сам говорил, что Дезмонд скорее всего имел доступ к бумагам отца. В конце концов, Кентон старался приучить его вести семейные дела.

— Да, ну подумай об этом, Бранди. Несмотря на то что Хендрик вел общие дела наших отцов, им бы и в голову не пришло обсуждать, какой счет он предъявил каждому из них. Поэтому как бы отец узнал, что переплачивает поверенному? Никак. Он просто соглашался с любой суммой, выписанной Дезмондом за оказанные услуги. Даже если это фактически была оплата дел, не отраженных в бухгалтерских записях.

— Каких дел?

— Темных делишек. — Квентин заскрежетал зубами, потому что его осенила еще одна догадка. — Ревматизм! Как же! Лживый ублюдок!

Но Бранди все еще переваривала первое утверждение Квентина:

— Темные делишки? Ты хочешь сказать, мистер Хендрик во всем этом замешан?

— Подлец увяз по самую шею.

— Что же все-таки Дезмонд оплачивал, помимо обычных услуг поверенного? — Она с шумом вздохнула и сама частично ответила на свой вопрос: — Финансовые отчеты.

— Да, хотя, наверное, это самое меньшее. Хендрику не составляло труда подтасовать цифры так, чтобы представить Дезмонда прозорливым финансистом. После этого он сообщал те же данные Ардсли, чтобы записи наших отцов совпадали. До тех пор пока цифры доходов и потерь были одинаковы во всех документах, никто бы ничего не заподозрил.

— Если бы Кентон это обнаружил, он был бы сокрушен горем, — сказала Бранди. — Не только потому, что Дезмонд поступал безнравственно, но и потому, что его обман коснулся именно моего папы.

— Совершенно верно. В таком состоянии отец вполне мог изменить завещание.

Потрясение уступило место холодной уверенности.

— Значит, Хендрик солгал. Кентон все-таки изменил завещание… или, скорее, попытался изменить. А Хендрик нашел способ не выполнить распоряжение, чтобы по-прежнему пользоваться щедростью Дезмонда, наследника титула.

— Поправка. Завещание было, несомненно, изменено и подписано. — На скуле Квентина подергивался желвак. — А потом его спрятали неизвестно куда.

— Почему ты вдруг так уверен?

— Судя по размеру выплат, которые Дезмонд делал Хендрику. — Он положил книжку Ардсли рядом с отцовской и, перелистав обе на месяц назад, принялся сравнивать все записи подряд. — Расхождение в суммах, полученных Хендриком от Ардсли и отца, возросло в последние недели их жизни — примерно в это же время Дезмонд поругался с отцом.

Бранди невидящим взглядом уставилась на цифры.

— И примерно в это же время Кентон вызвал Хендрика, чтобы изменить свое завещание.

— Совершенно верно. Поэтому я и считаю, что отец, несомненно, изменил свою последнюю волю. После этого Дезмонд начал платить Хендрику, чтобы тот позабыл о существовании нового завещания, а когда наступит время, прочитал предыдущий документ.

— Ты полагаешь, Кентон раскрыл замысел Хендрика и Дезмонда? Быть может, в его шкатулке спрятано новое завещание?

— Нет. Это могло поставить под угрозу управление всем имуществом. На такое отец ни за что бы не пошел. Если бы он заподозрил Дезмонда и Хендрика в каких-либо махинациях, то просто поменял бы поверенного и переписал завещание, прежде чем предпринимать карательные меры. Таким образом его имущество было бы защищено, даже если бы он сам не получил этой защиты.

— Тогда что же все-таки находится в шкатулке? Какое-нибудь доказательство, уличающее Дезмонда и Хендрика? Не могу представить, чтобы одно это обстоятельство заставило кого-нибудь из них пойти на убийство трех человек.

— Даже четырех, — уточнил Квентин с плохо скрываемой яростью. — И если я прав, мошенничество Хендрика коснулось не только Дезмонда и наших отцов. Оно затронуло по крайней мере дюжину клиентов. И этот факт мог всплыть на поверхность, если бы всех этих людей собрали на встречу, которой ты добивалась.

Бранди побледнела как полотно.

— Даже четырех, — медленно повторила она. — Четвертой жертвой… должна была стать я?

Квентин закрыл ладонью ее пальцы.

— Да. Я считаю, что ты, сама не подозревая о том, загнала Хендрика в угол, из которого не было выхода. Ему не удавалось убедить тебя отказаться от намерения устроить общий сбор. Но он не мог рисковать, иначе на этом собрании пролился бы свет на все его незаконные махинации. Поэтому ему оставалось только одно: устранить тебя и заодно угрозу будущего собрания, прежде чем клиенты узнают правду. — Квентин крепче сжал ее руку. — Помнишь, как Хендрик и Дезмонд приехали в Изумрудный домик на следующее утро, после того как в тебя стреляли? Так вот, когда Хендрик пожал мне руку, он поморщился, объяснив это ревматизмом. Да, действительно, ему было больно, но не от ревматизма.

— Когти Ланселота, — выдохнула Бранди. — Он напал на Хендрика, да?

— Да. Я не увидел раны, потому что Хендрик был в перчатках, когда приехал в тот день. Поэтому мне остается полагаться только на внутреннее чутье. И оно мне подсказывает, что мой «верный» семейный поверенный повинен во всех смертных грехах. Теперь все, что нам нужно, — это доказательство. — Квентин замолчал, затем порывисто вскочил. — Пойду в дом и принесу записку отца.

— Ты что-то придумал, — догадалась Бранди. — Насчет шкатулки?

— Да.

— Тогда тебе не нужно идти в дом. Я засунула обе записки, которые Кентон тебе оставил, в папину записную книжку. — Протянув руку, она тут же их достала.

— Отлично. — Квентин развернул послание Кентона и принялся вышагивать по беседке, вглядываясь в слова. — Вот здесь. — Он замер. — Ответ очевиден. Мы просто не знали, где искать, не имея всех фактов. Скажи мне, если мы правы и отец действительно узнал о некрасивых поступках Дезмонда, то какие изменения он внес бы в завещание, как ты думаешь?

— Я предполагаю, Кентон лишил бы Дезмонда всего того, что тот мог погубить: поместья, дела, титула — всего, кроме имени.

— И сделал бы меня наследником титула.

Бранди нахмурилась:

— Хотя тебе самому ненавистна эта идея.

— И Колвертон стал бы моим домом, а Изумрудный домик опустел — идеальное место, чтобы спрятать шкатулку.

Бранди быстро поднялась и, подойдя к Квентину, еще раз прочитала записку Кентона.

— Да. Все сходится. «Расцвели» и «глубоко укоренились» — намек на Изумрудный сад.

— А упоминание драгоценных камней, которое мы отнесли только к шкатулке, указывает еще и на Изумрудный домик. — Квентин разрубил ладонью воздух. — Проклятие! Теперь все стало на место. В день нашей свадьбы Герберт говорил мне, что отец незадолго до своей смерти несколько раз один наведывался в домик.

— Должно быть, он искал место, чтобы спрятать шкатулку. — Бранди вцепилась в руку мужа. — Квентин, я знаю Изумрудный домик лучше, чем кто-либо. Если Кентон спрятал здесь шкатулку, я сразу догадаюсь где. Скажи мне, что еще говорил Герберт?

— Только то, что любовь мамы к этому домику, должно быть, передалась и отцу, раз он начал сюда наезжать.

— Я права. Уверена. — Бранди окинула взглядом клумбы вокруг них. — Сад, Все намеки Кентона относятся к саду. Памела почти все время проводила здесь. И Герберт буквально живет в саду. Если он заметил Кентона, то именно здесь, а не в доме. Он ведь редко заходит в дом, разве что только поесть. Не говоря уже о том, что миссис Коллинз, да и остальная прислуга, хоть ее и немного, целый день снуют из комнаты в комнату. В доме Кентон не нашел бы ни места, ни возможности устроить тайник для шкатулки.

— Значит, когда отец написал «видеть глубже поверхности»…

— Он имел в виду, что зарыл шкатулку в саду. Квентин беспокойно оглядел ухоженные газоны.

— С чего нам начать? Тут необъятные просторы. Я сейчас впервые пожалел, что отослал слуг. Будь здесь Герберт, он бы точно вспомнил, где видел отца. Придется мне отправиться в гостиницу и расспросить его.

— Дай мне подумать, — пробормотала Бранди. — Где Герберт проводил большую часть своего времени? Возможно, у северной изгороди. Хотя она недавно расцвела и поэтому не требовала большого ухода. Альпийская горка. — Бранди указала в ее сторону. — Очень вероятно. Мы с Гербертом целую неделю таскали новые камни и укладывали, после того как я окатила старые водой из ручья.

— Поищем там, прежде чем я уеду. Где еще, солнышко? Где еще, кроме альпийской горки, вы работали с Гербертом?

— Везде. — Бранди с шумом вздохнула. — Герберт очень гордился, что весь сад в цвету. Чтобы добиться этого, он редко работал только в одном каком-то месте, если, конечно, не возникало каких-либо трудностей. А это случалось редко. Разве что герани подвели. — Бранди махнула в сторону поникших цветов возле беседки. — Герберт очень из-за них расстраивался. Мы с Памелой посадили цветы незадолго до ее смерти. На какие только ухищрения Герберт ни пускался, но они так и не расцвели… — Бранди замолчала, глаза ее округлились от какой-то догадки. — Квентин…

А Квентин уже обходил беседку, чтобы Поближе взглянуть на увядшие цветы.

— С виду ничего необычного. Только ясно, что здесь недавно перекапывали землю. Это само по себе ничего не дает, так как Герберт наверняка в очередной раз пересаживал цветы.

— Он перекапывает только саму клумбу, — пробормотала Бранди, присаживаясь на корточки рядом с мужем. — А что, если взглянуть вокруг? — Она окинула землю внимательным опытным взглядом. — Вот. — Она подтолкнула локтем Квентина, указав на небольшой, неправильной формы лоскут земли в пяти футах от них. — Там явно кто-то копал, хотя сейчас это уже почти незаметно. Прошло какое-то время. — Она повернулась и посмотрела в глаза Квентину. — Впрочем, копали не очень давно. Квентин, теперь все объяснимо. Шкатулка Кентона тщательно разрисована. Если он закопал ее здесь, краска растворилась в земле и, конечно, отравила почву, поэтому герани погибали. И как бы часто их ни пересаживали, они всякий раз соприкасались с отравленной почвой и увядали.

— Наверняка ты права. — Квентин выпрямился во весь рост. — Где твои садовые инструменты?

— В сарае возле домика. Я принесу. — Она тут же вскочила и понеслась во всю прыть. — За беседкой спрятана лопата, — крикнула она через плечо. — Можешь начинать.

— Хорошо. — Глядя ей вслед, Квентин нахмурился, почувствовав ту же тревогу, которую испытал четыре года назад на этом же самом месте.

Тогда предчувствия его не подвели. Неужели он и сейчас окажется прав? В его душу когтями вцепился страх — леденящий, необъяснимый.

— Бранди! — прокричал ей вслед Квентин.

— Я вернусь через минуту, — отозвалась она, исчезая из виду.

Стараясь отделаться от зловещего предчувствия, Квентин пошел за беседку и принес лопату. Быстро начал копать. В этом месте определенно кто-то уже разрыхлил почву. Сердце Квентина застучало быстрее. Что спрятал его отец? Какое доказательство подтолкнуло Хендрика в пропасть?

Позади хрустнула ветка, и Квентин судорожно оглянулся.

— Продолжай копать, не стоит отвлекаться, — любезно произнес Хендрик, направив взведенный пистолет в голову Квентина. — Приятно позволить кому-то выполнить за себя трудную работу. Признаться, я не просто устал, а уже начал приходить в отчаяние. Целый час обыскивал дом и не нашел никакой зацепки, где может быть шкатулка Кентона. Мне следовало догадаться, что твой блестящий ум решит за меня эту задачу.

— Значит, все-таки это ты. — Квентин опустил лопату.

— Тот, кто убил твоих родителей? Да, я. Но в свою защиту должен сказать, что я желал смерти только Кентону. Остальные… — Он пожал плечами. — Роковое стечение обстоятельств. Если уж быть до конца откровенным, я вообще не намеревался никого убивать. Твой отец, однако, оказался очень въедливым человеком, я таких еще не встречал. Если бы он не лез, куда его не просят, то жил бы по сей день. — Хендрик прищурился. — Копай.

Квентин покорно подчинился, призвав на помощь все свое самообладание. Бунт мог привести лишь к немедленной смерти. И тогда Бранди — да и шкатулка тоже — остались бы на милость Хендрика. Нет. Нужно заставить негодяя говорить, а тем временем придумать план действия.

— Чем же отец заслужил твой гнев? — Квентин с трудом сообразил, с чего начать. — Неужели тем, что нанял сыщика? Хендрик тихо рассмеялся:

— Гаррети? Тоже мне персона. У этого олуха даже не хватило ума, чтобы не действовать напролом. Как только он явился в мою контору и попросил список лиц, с которыми я поддерживаю связь в компаниях, куда Кентон вложил деньги, я легко воздвиг на его пути одно препятствие за другим — начиная от выдуманных поездок за рубеж до текущих бухгалтерских проверок. Нет, Квентин, Гаррети не был для меня проблемой. А вот сам Кентон был. Пока я развлекал его слабоумного сыщика, он предпринял самостоятельное расследование. Опасное расследование. Как ты думаешь, сколько разговоров с глазу на глаз он провел с коллегами и друзьями, чтобы прийти к следующему выводу: расхождения в цифрах существовали не только в его документах, но и в документах других моих клиентов, числом более дюжины? И эти расхождения, хотя в каждом конкретном случае я старался свести их до минимума, в общей сложности вылились в кругленькую сумму. — Хендрик сурово сжал губы. — Никто из тех поганых богачей аристократов не хватился бы нескольких тысяч фунтов. Никто из них ничего бы не заподозрил. Ведь все они доверяли своему поверенному. Только не Кентон. Как только он вычислил, что именно я помогал Дезмонду, он начал копать все глубже и глубже. Его не испугала даже записка с угрозами, которую я послал, а ведь я был почти уверен, что он послушается и бросит свое расследование, хотя бы только для того, чтобы защитить сына. Но он не сделал ничего подобного. Вместо этого продолжил выяснять все обстоятельства с тем же упорством, и его подозрения росли с каждым днем. Мысль о том, чтобы провести остаток дней в тюрьме, пришлась мне не по вкусу. Поэтому, сам видишь, у меня не было иного выхода, как заставить его замолчать.

Остановившись, чтобы вытереть рукавом лоб, Квентин подавил готовый сорваться с губ яростный ответ.

— Почему же ты не вырвал у отца улики, прежде чем убить его? От покойников не так-то легко добиться сведений.

На лице Хендрика промелькнуло выражение бессильной злобы.

— Неужели ты думаешь, я бы так не поступил, если бы знал об их существовании, глупец? Я получил записку с угрозами от твоего отца, когда было уже слишком поздно. Кентон был мертв, а я не имел ни малейшего представления, где спрятаны его доказательства. Будь он проклят. Если бы его записка попала ко мне в руки до того, как я умчался в Колвертон, все вышло бы отлично. Я выбил бы из него, где зарыты обличающие улики. А потом я бы убил его на месте, избавился от трупа, а твоя мать и Денерли остались бы в живых. К несчастью, судьба распорядилась иначе.

— А что было в той угрожающей записке, которую отец написал тебе?

Палец Хендрика лег на курок.

— Я не так глуп. Ты тянешь время. — Он оглядел сад. — Кстати, где твоя прелестная жена? Надеюсь, ты не ожидаешь, что она придет к тебе на выручку?

Квентин не мог больше сдерживаться:

— Что ты сделал с Бранди, сукин сын? — Он в бешенстве отбросил лопату. — Однажды ты уже чуть не убил ее. Если сейчас с ее головы упадет хоть волос…

— Замолчи, Стил. — Глаза Хендрика полыхали. — Я даже не видел твою Брандис. Хотя, должен сказать, я нахожу забавным, что ты веришь, будто она в состоянии спасти твою жизнь. Квентин Стил, прославленный герой войны, ждет, что двадцатилетняя девчонка вырвет его из лап смерти. Так вот, мне ничто не помешает пристрелить тебя, никакие слюнтяйские уловки твоего брата. Однако все же предложу тебе копать быстро и хорошо. Тогда, возможно, я уйду отсюда, прежде чем Брандис кинется искать тебя, и таким образом она избежит той несчастливой участи, которая предназначена тебе. Выбор за тобой. Но помни, на этот раз я не промахнусь.

— Ублюдок. — Квентин схватил лопату, и принялся яростно копать, всаживая клинок по самую рукоять, отчего на его руках вздулись мускулы.

Вскоре раздался глухой стук — лопата уткнулась во что-то твердое.

— Превосходно, — холодно похвалил Хендрик. — Дальше я сам. Таким образом, твои услуги мне больше не нужны. — Его палец начал нажимать на курок.

Прогремел выстрел. Пуля со свистом разрезала воздух и нашла свою цель.

Крик Хендрика эхом пронесся сквозь деревья. Уронив пистолет, Хендрик схватился за плечо, и между пальцами брызнула кровь. Дико озираясь, он заметил Бранди, которая стояла шагах в пятидесяти, и в руках у нее дымился пистолет.

— Ах ты, чертова кошка! — Превозмогая боль в плече, Хендрик поднял свой пистолет и, направив его, двинулся к Бранди. — Мне следовало убить тебя в тот раз. Я тебе покажу, как…

Он так и не успел закончить фразу. Нож с рукоятью из оникса просвистел по воздуху и нанес Хендрику смертельный удар, вонзившись между лопаток.

Поверенный был мертв еще до того, как упал на землю.

Квентин быстро подошел к нему, выхватил пистолет и, нацелив, убедился, что Хендрик действительно больше не дышит. Подняв голову, Квентин встретился взглядом с Бранди. Кивнул. Она пробежала по траве и бросилась к нему на шею.

— Квентин, с тобой все в порядке? Квентину в очередной раз захотелось запрокинуть голову и рассмеяться, хотя минута была неподходящая.

— Да, солнышко. — Он крепко прижал ее к себе. — Я прекрасно себя чувствую. И ты тоже.

Бранди, все еще бледная, отстранилась и удивленно посмотрела в глаза мужу:

— Ты чуть не погиб. Почему, скажи на милость, ты улыбаешься?

— Потому что я люблю тебя. Потому что ты несравненная, изумительная красавица. И потому, что каждый раз, как ты интересуешься, все ли со мной в порядке, у меня возникает подозрение, что ты перехватила мою реплику. — Он поцеловал ее. — Все кончено, солнышко. Наконец все кончено.

Сказав это, он отпустил жену, подошел к яме, которую выкопал, и вытащил шкатулку из тайника.

— Я бросила садовые инструменты, когда увидела, что собирается сделать мистер Хендрик. — Бранди с содроганием посмотрела на тело Хендрика и засунула руку в карман. — Но ключ у меня с собой.

Секундой позже они открыли шкатулку, в которой лежали бухгалтерская книга и пачка документов.

— Думаю, все доказательства, которые нам нужны, находятся здесь, солнышко. В книгу, я уверен, занесены точные цифры отцовских доходов и потерь. А документов было бы достаточно, чтобы отправить Хендрика в тюрьму до конца его дней.

— Похоже на то, — пробормотала Бранди, просматривая бумаги. — Насколько я понимаю, Кентону удалось запротоколировать траты Хендрика. Судя по его расточительству, негодяй больше воровал, чем занимался делами.

Взглянув на подробные записи отца, Квентин кивнул:

— Содержимого этой шкатулки хватит с избытком для Боу-стрит.

— Не хватает только этого.

Услышав голос Дезмонда, Квентин и Бранди с удивлением обернулись.

Дезмонд, слегка поморщившись, переступил через тело Хендрика, затем подошел к ним и протянул две бумаги, с виду напоминавшие официальный документ и частное письмо.

— Измененное завещание отца и письмо, которое он отослал Хендрику. Последнее, я уверен, объяснит, почему отец опасался за свою жизнь. Во всяком случае, мне оно прояснило некоторые детали, о которых я раньше по-глупому не подозревал. Так получилось, что я был с Хендриком, когда он решил отправиться в Изумрудный домик на поиски отцовской шкатулки. Мне захотелось принести хоть какую-то пользу, поэтому я остался в конторе и обыскал письменный стол Хендрика, где нашел ключ от сейфа. Оба эти документа оказались там.

— Почему? — хрипло спросил Квентин. — Почему, заплатив Хендрику, чтобы тот скрыл завещание, ты так старался найти его?

— Я понял, что у меня нет другого выхода, — откровенно признался Дезмонд. — Как мы оба знаем, я слишком труслив, чтобы броситься тебя выручать. Да и дело обернулось так, что моя помощь тебе не понадобилась бы. — Он бросил восхищенный взгляд на Бранди. — Твоя жизнь в надежных руках, твой спаситель действовал очень умело, я бы так не смог. — Заметив растрепанный вид Бранди, Дезмонд слегка улыбнулся. — Ты оказался прав, Квентин, — объявил он, вновь поворачиваясь к брату. — Боюсь, твое солнышко было рождено, чтобы радовать только тебя, а отнюдь не светское общество. Из нее получилась бы… Получится весьма, непочтительная герцогиня.

Бранди прикусила губу, решив сохранять молчание, чтобы не спугнуть то чудо, которое происходило на ее глазах.

— Действуй, — сказал Дезмонд брату. — Возьми документы. — Он усмехнулся скорее печально, чем весело. — Ты теперь по праву герцог Колвертон. Думаю, это правильно. Ничего, что ты бываешь здесь наездами, зато ты умный, ответственный и честный. Наверное, отец всегда это понимал.

— Отец понимал гораздо больше, — отозвался Квентин, на его лице появилось какое-то странное выражение. — Как, например, то, что, несмотря на все твои недостатки, у тебя все-таки есть совесть. Совесть и сердце. — Он неловко откашлялся. — Позволь узнать у тебя кое-что. Перед смертью Хендрик вскользь упомянул, будто ты пытался спасти нас. Что он имел в виду?

— Ничего героического. Я всего лишь старался убедить его не причинять вам вреда. Надеялся отвлечь его внимание на другое, чтобы успеть добраться до Изумрудного домика и предупредить вас. Но ничего не вышло. Тогда я поступил по-другому, так как знал, что новое завещание отца не уничтожено. Если я в чем не сомневался, так это в жадности Хендрика. За свой шантаж он получал слишком большие деньги, чтобы порвать такой выигрышный билет. — Покачав головой, Дезмонд добавил: — Как странно все получилось. Когда отец подписал новое завещание, я бы отдал все на свете, чтобы порвать его в клочки. А теперь? По правде говоря, я даже рад, что оно все еще существует. Тот факт, что оно вступит в силу, не перечеркнет всего случившегося, но по крайней мере я буду чувствовать чуть меньше вины, зная, что отцовская воля в конце концов свершилась. — Дезмонд сунул бумаги Квентину. — И если вдруг ты в чем-то сомневаешься, то, уверяю тебя, я абсолютно трезв. А еще я готов пойти с тобой, когда ты скажешь.

— Пойти? Куда пойти?

— На Боу-стрит, конечно.

Квентин судорожно перевел дыхание, вспомнив записку отца и поняв наконец, чего ждал от него Кентон. Но самое удивительное, что он сам хотел так поступить.

Чувство братства… способность к прощению…

— Дезмонд, не стану притворяться, что готов предать забвению твои незаконные махинации и мотивы, которые толкали тебя на это, — спокойно произнес Квентин, глядя на документы, оказавшиеся у него в руках. — Но мне кажется, последние несколько недель научили тебя чему-то. Бог свидетель, меня они точно научили. Они научили меня видеть важное, различать, с чем можно смириться, а с чем — нет. И хотя я уверен, что мы до конца жизни останемся с тобой совершенно разными, ты все-таки мой брат.

— Что ты хочешь сказать?

— Прежде всего, прекрати грызть себя. Ты не убивал отца. Это сделал Хендрик. А что касается моих слов, то все очень просто. Судя по записке отца, я уверен, он простил тебе все прегрешения. Поэтому и я попытаюсь сделать то же самое. С этой целью я предоставлю властям документы, из которых видны все злодеяния Хендрика, и похороню прошлое.

— А со мной как?

— А что с тобой?

— Мои прегрешения, как ты их называешь. Это ведь преступления, Квентин, а вовсе не малозначительные проступки. Я платил Хендрику, чтобы тот подтасовал цифры в отчетах Ардсли. И в отцовских отчетах тоже. Я также платил ему за сокрытие нового завещания.

— Завещание больше не скрыто — оно у меня в руках. Что касается отчетов, то ты изменил распределение доходов и убытков, но суммарные цифры не тронул. И отец, и Ардсли получали правильные суммы, поэтому никакого воровства не совершалось. А кроме того, ни отец Бранди, ни наш с тобой отец не захотели бы предать гласности твои необдуманные поступки — не столько ради тебя, сколько ради сохранения семейной репутации. Что касается кары, ни одно наказание, вынесенное судом, не могло быть хуже того, которому ты сам себя подверг.

— Как это верно, — глухо заметил Дезмонд.

— И последнее. — Квентин вскинул голову, решительно выпятив подбородок. — В основе всех твоих поступков лежала затаенная обида, которую я предлагаю похоронить вместе с прошлым.

Дезмонд не стал притворяться, будто не понял смысла сказанного или не оценил щедрости предложения Квентина.

— Остались еще улики, собранные отцом, — напомнил он, указав на книгу в руке Квентина. — С помощью этих настоящих записей можно увидеть всю подтасовку, которую я требовал от Хендрика.

Взглянув на отцовскую книгу, Квентин вдруг понял, что брат дает ему последнюю возможность передумать — это было самопожертвование, на которое прежний Дезмонд ни за что бы не пошел. Квентин тут же отбросил остатки сомнений.

— Каких записей? — Он сунул книгу под мышку.

— Зачем ты это делаешь? — спросил Дезмонд дрогнувшим голосом.

— Я уже сказал. Мы изменились — оба. И если я раньше в этом сомневался, то теперь не сомневаюсь. И мы братья. После всех наших потерь пора признать это. — Квентин помолчал. — Мы можем начать с того, что вместе прочитаем завещание отца и решим, как лучше всего исполнить его волю. Кроме того, мы сейчас же пошлем за властями, чтобы они забрали данные на Хендрика и его тело.

— Спасибо, — сдавленно проговорил Дезмонд. — Я ничем не заслужил такую снисходительность. Но я не настолько глуп, чтобы отказываться от нее. — Сказав это, он поднялся по ступеням в беседку и сел на скамью в ожидании брата.

Квентин обернулся к Бранди и, увидев восторг в ее глазах, улыбнулся:

— Насколько я понимаю, ты одобряешь?

— Целиком и полностью. — Привстав на цыпочки, она легко поцеловала его. — Я поеду в деревню и оттуда пошлю кого-нибудь с запиской на Боу-стрит. Вам с Дезмондом нужно поговорить.

Обняв жену за талию, Квентин притянул ее к себе.

— Я уже поблагодарил тебя за то, что ты спасла мне жизнь? — пробормотал он ей на ухо.

— Нет. — На щеках у Бранди заиграли ямочки. — Но я бы предпочла, чтобы ты сделал это позже. Изъявления в почтительной благодарности лучше всего выражать с глазу на глаз, ты не согласен?

— Безусловно. — Квентин улыбнулся как коварный искуситель. — Но должен тебя предостеречь: в той благодарности, которую я задумал, нет ничего почтительного.

— Я на это и надеялась.

Он сдавленно хохотнул:

— Вы непревзойденный стрелок, миледи.

— Как я уже говорила, у меня превосходнейший из учителей. А кроме того, он одарил меня самым лучшим оружием, которое всегда рядом со мной, готовое защитить меня.

— Какое совпадение. Как и сам учитель. — Квентин с нежностью сжал ее лицо ладонями. — Навсегда, солнышко.

— И даже еще дольше. Я настаиваю. — Глаза Бранди сверкнули радостным предчувствием. — В конце концов, «навсегда» мы уже исчерпали. Теперь нам остается превзойти его.

— Это вызов, миледи?

— Ну конечно, милорд.

— Очень хорошо. — Квентин поцеловал ее, наслаждаясь чудом, которое было всецело в его власти. — В таком случае я его принимаю.

Эпилог

Август 1815 года

Прислонившись головой к столбику беседки, Бранди задумчиво уставилась в никуда, радостно переживая новость, сообщенную Квентином в письме.

Прошли «Сто дней» правления Наполеона. Император был разгромлен при Ватерлоо и теперь препровождался на остров Св. Елены, куда его сослали до конца жизни. Завершилось наконец его пребывание на престоле.

А это означало, что Квентин возвращался домой.

Бранди посмотрела на письмо в руке и улыбнулась, прочитав его, наверное, в сотый раз:

«Солнышко, я отплываю в Англию, чтобы возобновить наше состязание. Предупреждаю: в состязании, которое я имею в виду, не бывает проигравших. Поэтому готовься к сладостным победам.

С любовью, Квентин».

— Вам что-нибудь понадобится до моего отъезда, мисс Бранди?

Бранди обернулась и ласково взглянула на дворецкого:

— Прости, я не расслышала. Замечталась.

— Это видно. — Бентли едва заметно улыбнулся. — И мне не нужно спрашивать о чем. Или, вернее, о ком.

— Да, не нужно. — Она тоже улыбнулась. — Ты сказал, что уезжаешь?

— Да, я направляюсь в Колвертон. Мастер Дезмонд, собирает весь персонал прислуги. Кстати, вы не будете возражать, если Герберт, миссис Коллинз и остальные, кто здесь служит, поедут вместе со мной? Герцог настоятельно просил, чтобы на встрече были все до единого.

Бранди нахмурила брови:

— Конечно, не буду возражать. Но зачем все это? Что-нибудь произошло?

— Не знаю, миледи, — ответил Бентли тоном, из которого следовало явно противоположное. — Но по возвращении я сообщу вам все подробности.

— И когда же это будет? — подозрительно спросила она.

— О, через несколько дней. — Он повернулся и пошел к дому, как всегда, сцепив руки за спиной. — Желаю хорошо повеселиться, мисс Бранди. Вы это заслужили, вне всякого сомнения.

— Повеселиться? — пробормотала она. — В полном одиночестве?

К ее ногам упала ягода.

— Ладно, прости — почти в одиночестве, — исправилась она, виновато взглянув на Ланселота.

Очевидно, он простил ее, потому что взметнулся вверх по стволу и исчез.

Вздохнув, Бранди обратила взгляд на лес, а сама все время думала, зачем Дезмонд созывает общий сбор. Возможно, он затевал большой праздник в честь приезда Квентина — мысль, которая не могла прийти ему в голову еще год назад. Но с тех пор произошли удивительные изменения.

Дезмонд нашел для себя то, чего раньше никогда не знал: покой и удовлетворение. Как только они с Квентином просмотрели условия последнего завещания Кентона и решили, как лучше всего воплотить их в жизнь, он с готовностью принялся за дело. Дезмонд научился делить ответственность с Квентином, предоставляя решающее слово брату в управлении делами, как о том просил отец, и сохранив при этом титул, дом и гордость, на чем настоял Квентин.

Но самое удивительное, что Дезмонд и Квентин стали настоящими братьями.

Подняв глаза, Бранди молча воздала хвалу небесам за все добро, которое было им ниспослано. Она была уверена, что сверху им улыбаются их родители.

— Так и знал, что найду тебя здесь.

Бранди подскочила как ужаленная и засияла от счастья при виде мужа, стоявшего возле беседки. Он нарочно повторил слова, которые произнес пять лет назад, отправляясь на войну.

Тогда она была ребенком. Теперь она его жена.

— Квентин! — Бранди даже не коснулась ступеней, а прыгнула прямо в объятия мужа.

— Солнышко, — голос Квентина стал хриплым, а руки слегка подрагивали, когда он прижал к себе Бранди, — как я скучал по тебе.

— Ты дома, — прошептала Бранди, спеша произнести это вслух, чтобы поверить.

— Да. Я дома. Навсегда.

Бранди отстранилась, пытливо вглядываясь в его лицо, каждую черточку, каждую морщинку.

— Ты похудел. И выглядишь усталым. Но очень скоро… — Она замолчала, и глаза ее расширились, когда до нее дошел смысл того, что сказал Квентин. — Навсегда?

— Угу. Навсегда. И даже дольше.

— Но…

— Никаких «но». — Квентин отвел волосы с ее лица и наклонился, чтобы поцеловать ее губы, раз, второй, а потом с большой неохотой оторвался. — Я отдал Англии все, что мог, — просто ответил он, прочитав вопрос в ее глазах. — Теперь пришла пора и для нас.

— Но Веллингтон…

— Я получил его благословение. Черт возьми, даже одобрение. — Квентин усмехнулся. — А твое получу? Бранди не улыбнулась.

— Квентин, ты уверен?

— Я еще никогда и ни в чем не был так уверен. У меня в душе наступил мир, солнышко. И для Англии тоже. Мое мастерство перешло к другим, не менее способным. Я об этом позаботился за последние несколько месяцев. С Наполеоном покончено. Договор с Америкой подписан. У военного министерства будет теперь предостаточно времени, чтобы завершить обучение людей, которое я начал. Без меня теперь обойдутся… разве что моя красавица жена не обойдется.

— Ты так поступаешь из-за Дезмонда? Если да, то не стоит. Пока тебя не было, он прекрасно потрудился в Колвертоне и…

Квентин прижал палец к ее губам:

— Нет, это не из-за Дезмонда. И я знаю, что он отлично справляется с делами. Я только что из Колвертона.

Она заморгала:

— Ты останавливался в замке?

— Конечно. Как бы иначе я отозвал всех слуг? По лицу Бранди расплылась понимающая улыбка:

— Неудивительно, что Бентли умчался прочь, как ребенок, стянувший со стола конфету. Он все знал.

— Да, знал. — Квентин погладил ее по щеке и запустил пальцы в блестящие волосы. — Нам так и не удалось провести те три дня наедине.

— Не удалось. — Бранди обвила руками его шею. — Но, Квентин, если твоим командирам вдруг понадобится шифровальщик…

— Не понадобится. Там теперь есть другие. Верь мне, солнышко. — Он поднял ее подбородок и заглянул ей прямо в лицо потемневшими от чувств глазами. — Кроме того, я буду очень занят.

— Делами в Колвертоне?

— Нет. Продолжением своего рода. — Губы Квентина слегка коснулись ее щеки, а затем поймали ее губы в бесконечном пылком поцелуе. — Бранди, я так сильно люблю тебя. Я хочу наблюдать, как ты будешь носить нашего ребенка. Я хочу создать дочь с твоим характером и сына с твоим огнем. Я хочу наполнить Изумрудный домик смехом наших детей, а сад — их играми. Скажи, что подаришь мне все это. Скажи, что хочешь этого не меньше меня.

— Хочу ли? — с трудом проговорила Бранди, ослепленная двойной радостью — от новости, что Квентин подал в отставку, и от мысли о его ребенке. — Да больше всего на свете! — Она отстранилась, посмотрев на него широко раскрытыми влажными глазами. — Ущипни меня.

У него дрогнули губы.

— С удовольствием. Но ты не проснешься.

— О, Квентин, как я тебя люблю! — Наконец осознав, что ее самое заветное желание исполнилось, Бранди крепче обняла мужа и прижалась к нему, словно для того, чтобы слиться с ним не только телом, но и душой.

По спине Квентина пробежала дрожь.

— И я люблю тебя. Всем своим существом. — Он подхватил Бранди на руки. — Господи, — пробормотал он. — Не знаю, удастся ли мне добраться до дома.

— Думаю, лес идеальное место, чтобы зачать нашего ребенка, — заверила она его. — В конце концов, именно там мы совершенствовали все наши умения. Доведем до совершенства и это тоже.

Квентин уже направлялся решительным шагом к деревьям.

— Отлично, солнышко, — хрипло ответил он, — но должен признаться, я полагаю, что в этом виде состязаний мы уже достигли высот.

Бранди весело улыбнулась.

— Может, ты и прав. — Она теснее прижалась к нему. — Но это единственный вид состязаний, в котором мне еще предстоит превзойти своего учителя.

По Изумрудному саду эхом разнесся ликующий смех Квентина.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24