Глава 1

Лондон, 1851 год

Объятая лунным светом, Либерти плыла по тропинке сада, как призрак.

Стоя в глубокой тени беседки, Эллиот Мосс, виконт Дэрвуд, любовался ее изящной поступью. Он искренне восхищался ее естественной грацией и непринужденной элегантностью — эти качества привлекли его с самого начала, произвели неизгладимое впечатление. Сейчас же, зная, в каком подавленном состоянии находится Либерти, он восхищался ее летящей походкой. Последние пару лет Дэрвуд, можно сказать, не спускал с Либерти Мэдисон глаз.

В обществе она была одиночкой: некоторые просто не принимали ее, другие отвергали и осуждали даже там, где не по своей воле она была вынуждена появляться. Внешне Либерти выглядела спокойной и не выдавала своих чувств. Казалось, она черпала душевные силы из каких-то только ей ведомых источников.

Не так давно Дэрвуд сделал для себя решительный вывод: Либерти Мэдисон — редчайшая драгоценность в мире, полном проходимцев и дураков. В его желании обладать ею не было ничего удивительного. Всю жизнь он искал только редкостное и красивое — и неизменно находил.

Когда Либерти оказалась всего в нескольких шагах от него, Дэрвуд вышел из беседки.

— Добрый вечер, мисс Мэдисон.

— Это вы, милорд! — Лишь быстрый вздох выдал ее удивление.

Дэрвуд встретился взглядом с ее удивительными глазами.

— Я ожидала застать вас дома, у камина, с бренди.

— Я подумал, что будет лучше, если назначенная вами встреча состоится здесь, подальше от любопытных глаз прислуги. Думаю, вам хорошо известно, что слуги любят совать нос не в свои дела, — сказал он и пристально посмотрел на собеседницу. Либерти низко опустила капюшон своего простого шерстяного плаща. — Кроме того, — добавил Дэрвуд, — я не любитель бренди. Просто терпеть не могу.

Ответом ему была легкая улыбка.

— Лорд Хаксли всегда отмечал, что у вас на редкость тонкий вкус.

— Даже несмотря на то что ненавидел меня?

Ховард Ренделл, граф Хаксли, не скрывал своего презрения к Дэрвуду. Либерти в течение нескольких лет выполняла обязанности помощницы Ховарда и, если верить слухам, выступала для него в еще одной ипостаси, куда менее подобающей. Уж она-то знала о враждебности и неприязни, которую ее благодетель испытывал к человеку по имени Эллиот Мосс.

Либерти оглянулась на едва видневшуюся в темноте тропинку.

— Идя сюда, я подвергала себя немалому риску. Надеюсь, вам это понятно?

— Безусловно.

— Если нас увидят вместе, крайне неприятных последствий не избежать.

Ее сердечный, бархатистый голос воздействовал, как подогретое бренди. Его мелодичный тон стал истинным бальзамом, успокаивающим его взвинченные нервы, подумал Дэрвуд. Тем не менее в данный момент он не мог не обратить внимания на нотки беспокойства в ее голосе.

— Уверяю вас, — возразил он, — ради вас я предпринял все меры предосторожности. У Бликли найдутся три джентльмена, готовых поклясться, что я провел вечер, обыгрывая их в карты.

Либерти вновь взглянула на него недоверчиво.

В тусклом свете Дэрвуд различил на ее челе следы беспокойства. «К черту Ховарда Ренделла!» — подумал он, а вслух произнес:

— Спасибо, что откликнулись на мою просьбу, мисс Мэдисон. Кстати, почему бы нам не присесть? — С этими словами он отступил в сторону от входа в беседку. — Уверен, мое брачное предложение, которое я сделал спустя всего две недели после смерти Хаксли, стало для вас полной неожиданностью. Полагаю, у вас есть ко мне вопросы, на которые хотите получить ответ.

Казалось, его речи застали ее врасплох.

— У меня к вам только один вопрос. И ваш ответ на него определит, сколь долгой окажется наша беседа.

— Не имею ничего против.

— Надеюсь, вы представляете, как трудно мне понять, с какой стати вы решились сделать своей женой и матерью будущих наследников женщину, известную в обществе как любовница вашего заклятого врага. Я бы хотела знать, милорд, какую цель вы тем самым преследуете?

Дэрвуд подумал, что ему следовало предвидеть подобный вопрос — Либерти, видимо, привыкла откровенно выражать свои мысли. Наверняка Ренделл ценил в ней нечто большее, нежели ум, способный мгновенно оперировать любыми цифрами. Так что глупец тот, кто не способен разглядеть и оценить в женщине силу воли, что подчас скрывается за миловидной внешностью.

«Правда, — вздохнул про себя Дэрвуд, — доверчивые женщины более податливы».

— Я считал, — начал он, осторожно подбирая слова, — что вас в большей степени интересует польза, которую получите вы от моего предложения, нежели мои личные мотивы.

— Неужели? — Она оценивающе взглянула на него. — Любопытно. Мне и в голову не могло прийти, что вы сделаете мне предложение, не преследуя при этом никакой выгоды. Возможно, я слишком многое узнала о вас от лорда Хаксли, и потому мне трудно поверить, что вами руководят исключительно высокие мотивы. Граф говорил, что вы лишнего шага не ступите, не будь уверены в том, что он обеспечит вам определенные преимущества.

Либерти слегка наклонила голову, и Эллиот готов был поклясться, что в глазах ее сверкнули веселые искорки.

— Есть ли у меня на это право, милорд?

Ее вопрос развеселил Дэрвуда. Он знал немало мужчин, куда более слабых характером, чем Либерти. Эта женщина и впрямь самая подходящая кандидатура на роль его супруги.

— Возможно, — уклончиво произнес он наконец.

— Полагаю, что да, — сказала она и шагнула мимо него, шурша подолом платья по выложенной камнем дорожке сада. Дэрвуд уловил тончайший аромат, естественный и легкий. Либерти Мэдисон находилась всего в двух шагах от него, и от этой близости ему стало не по себе.

— Видите ли, милорд, — заговорила она, опускаясь на низкую садовую скамейку, — я поделилась с вами своими опасениями, мешающими мне принять правильное решение, поскольку мне не известны все ваши аргументы.

Эллиот насторожился, подозревая, что она блефует, как игрок. Сделанное им предложение символизировало собой все, что устранит ее нищету в ближайшем будущем. И все же неподдельная искренность его поздней гостьи понравилась Эллиоту. Ему бы не хотелось, чтобы Ховард Ренделл выжал из нее все соки. Как правило, Дэрвуда раздражали сильные эмоции, поскольку они шли вразрез со здравым смыслом. Однако, к немалому своему удивлению, он обнаружил, что прямота и откровенность Либерти Мэдисон ему даже импонируют.

— Вам кажется, будто я от вас что-то пытаюсь скрыть?

— Именно. Хотелось бы знать, почему вы решились зайти столь далеко и сделали брачное предложение? Ведь вам известно о моей запятнанной репутации, и я удивлена вашему решительному шагу и таким крайним мерам, как мне кажется.

— Но я никогда не позволял себе совершать опрометчивые поступки и при этом принимать в расчет какие-то позорные слухи да пересуды.

— И все же, думаю, человека вашего положения не могут не волновать последствия брака с такой женщиной, как я. Несомненно, вы рискуете потерять гораздо больше, нежели приобрести.

В ее голосе прозвучали едва заметные колкие нотки. И вновь ему пришлось подавить в себе желание послать проклятие в адрес Ховарда Ренделла. Он и так уже не единожды клял судьбу и покойного графа с тех пор, как получил это чертово письмо от адвокатов Хаксли. Лишь такой мерзавец, как покойный лорд Хаксли, мог и после смерти продолжать вражду, начатую еще при жизни. Эллиот почти пожалел, что Ховарда уже нет в живых. Было бы приятно потягаться с графом Хаксли за расположение загадочной мисс Мэдисон. Вот уж что наверняка пощекотало бы ему нервы!

Либерти продолжала молчать. На первый взгляд она могла показаться вполне спокойной. И только крепко сжатые на коленях пальцы выдавали ее напряжение. Дэрвуд рассеянно шлепнул по ладони перчатками, задумавшись, как лучше продолжить разговор.

— Не возражаете, мисс Мэдисон, если я тоже присяду рядом с вами?

— Пожалуйста. — Легким движением руки она указала на соседнюю скамейку.

«Ничего страшного, что я оказался в невыгодном положении», — подумал Дэрвуд.

Либерти держалась с ним так, словно была голубой крови. Как человек, знающий толк в ведении переговоров, она скрывала от него даже малейший намек на свое бедственное положение. И Дэрвуд решил, что даст ей то, чего она заслуживает. Главное — чтобы она согласилась выйти за него замуж. Вроде бы честная сделка. Ему не доводилось еще делать брачное предложение, и при всей самоуверенности чувствовал он себя не в своей тарелке. Но как только злость на Ренделла улеглась, Дэрвуд мгновенно понял, что их с Либерти беседа во многом схожа с деловыми переговорами. А уж в этой области ему нет равных!

— Я не стану продолжать разговор, милорд, — еле слышно прошептала Либерти, — пока не буду точно знать, чего вы хотите.

— Желаете знать, — прямо спросил Дэрвуд, — почему я не предложил вам стать моей любовницей?

— Или с какой стати вы меня вообще о чем-либо просите.

Если Эллиот ожидал, что она станет возражать против столь циничного разговора, то был глубоко разочарован. Либерти встретила его взгляд с обезоруживающей прямотой. Ее глаза всегда представляли для него загадку. Удивительного оттенка голубизны, чем-то они напоминали яйца малиновки.

— Вы такого невысокого мнения о себе?

Либерти еще крепче сцепила на коленях пальцы и отвела взор.

— Уверяю вас, о себе я довольно высокого мнения. А вот что касается вашей персоны, то относительно ее у меня имеются кое-какие сомнения.

Эта фраза была произнесена с такой подкупающей искренностью и так непосредственно, что Дэрвуд едва не рас-хохотачся. В выражении лица его собеседницы не было и тени лукавства, и он счел это в высшей степени привлекательным. Пальцы Либерти нервно теребили плащ.

— Мисс Мэдисон, — спросил он, — вы нервничаете?

Коротко вздохнув, она ответила:

— Разумеется. Я полагаю, вы гордитесь тем, что заставляете людей нервничать.

— Если они почему-либо опасаются меня, то чаще всего потому, что не верят в правдивость тех историй, которые им доводилось обо мне слышать.

— Наверное, вы правы.

— Ну а вы, с другой стороны, стараетесь ни во что не верить до тех пор, пока сами в чем-либо не убедитесь. Разве не так?

— В какой-то степени да.

— Значит, я должен предположить, что нервничаете вы из-за того, что вам предстоит сказать, а вовсе не потому, что встретились со мной. В конце концов, — с этими словами он заговорщицки наклонился к собеседнице, — вам ничто не мешало ответить на мое предложение письмом. Не так ли?

— Пожалуй, вы правы.

— Таким образом, я имею основания сделать вывод, что вам неясны мотивы, подтолкнувшие меня к решению вступить с вами в брак, и что к переговорам вы готовы.

— Зная долгую историю вашей вражды с лордом Хаксли, считаю себя вправе предположить, что я — пешка в вашей игре с целью мести. Я знаю, чего вы надеетесь добиться в итоге. Ведь лорд Хаксли мертв. Но, признаюсь, меня не слишком привлекает роль, которую вы предлагаете сыграть в вашем спектакле.

Эллиот почувствовал себя на краю пропасти. Со свойственной ей проницательностью Либерти попала в самую точку. Да, он жаждал мести, но еще больше он желал заполучить Либерти Мэдисон. И еще он знал, что во имя достижения заветной цели должен скрывать свое вожделение. Вот почему следует выдавать их союз за взаимовыгодное партнерство.

— Уверяю вас, у меня и в мыслях нет делать из вас пешку. Наверное, я должен сообщить вам, что мне известно, о чем говорится в завещании Ховарда Ренделла.

— Это невозможно… — Либерти нахмурилась.

— Мисс Мэдисон, из последних пятнадцати лет я немало времени посвятил тому, что готовил крах покойному лорду. Можете не сомневаться, я отлично информирован о его финансовых делах и видел завещание.

Дэрвуд решил пока не говорить ей о письме, которое написал ему Хаксли в последние дни своей жизни. Он получил это проклятое послание спустя всего несколько часов после смерти Ховарда.

— Но его адвокаты клятвенно заверяли, что…

— Они солгали…

Дэрвуд подождал, пока его собеседница осознает смысл его слов.

— Понятно, — тихо произнесла она.

— Таким образом, мне известно, что лорд Хаксли оставил вам всю свою собственность, за исключением лондонского особняка Хаксли-Хаус, который отошел к его племяннику Карлтону, равно как и титул, разумеется. А еще мне известно, что Карлтон и его мать Миллисент поклялись затаскать вас по судам, чтобы оспорить ваше право на наследство. Что, в свою очередь, поставит вас в крайне затруднительное положение. Кстати, Хаксли наверняка предвидел последствия своего решения. Он был не настолько глуп, чтобы поверить, будто Карлтон и Миллисент смогут продолжать вести его дела.

— Это не входило в его намерения.

— Вы думаете?

— Я это знаю.

— Не желаете пояснить?

— Нет, это моя тайна. Если вы не узнали ее из своих источников, тем более не узнаете от меня.

Дэрвуду ничего не оставалось, как признать свое поражение:

— Отлично, мисс Мэдисон. Вижу, вы в совершенстве овладели искусством ведения переговоров.

— Я научилась этому у лорда Хаксли. Даже вам следует признать, что граф был мастак в этой области.

— Согласен. И все-таки не понимаю, почему вы сохраняете ему верность. Особенно если учесть, что он оставил вас в столь затруднительной ситуации. — С этими словами Дэрвуд наклонился к ней еще ниже, вдыхая аромат ее духов. — Скажу вам вот что. Если примите мое предложение, у меня будет всего две просьбы. Во-первых, я буду ожидать — вернее, требовать — от вас абсолютной честности. И хотя меня не слишком интересуют сплетни, все же не хочется стать их предметом. Я предпочитаю всему прочему уединение, а вовсе не общественный жгучий интерес к моим делам.

— А во-вторых?

— Во-вторых, мне нужен Арагонский крест.

— Арагонский крест?.. — Либерти бросила на него недоуменный взгляд.

— Да. Вам должно быть известно, что несколько раз я пытался приобрести эту вещицу.

— И вы считаете, он находится в личной коллекции лорда Хаксли?

— Абсолютно в этом уверен. Каждый раз, когда я намеревался выйти на крест через свои каналы, все указывало на препятствия со стороны Хаксли.

— Надеюсь, вам известно, что кое-кто из коллекционеров вообще не верит в существование Арагонского креста. Никому доподлинно не известно, владела ли им Екатерина Арагонская или это легенда.

— Уверяю вас, он существует.

Дэрвуда охватила ярость — еще бы, Ховард Ренделл в очередной раз одурачил его! Многие годы Эллиот неустанно искал Арагонский крест. Эта вещь значила для него больше, чем Либерти Мэдисон могла себе представить. Арагонский крест символизировал для него полную и окончательную победу над человеком, который в течение пятнадцати лет пытался сломить и уничтожить его. Эллиота пьянила сама мысль о том, как близко он подошел к заветной цели.

— Повторяю, крест существует на самом деле. Он принадлежал покойному графу.

— А что вы скажете, если я сообщу вам, что этой вещицы нет в коллекции лорда?

— Скажу, что вы плохо осведомлены. У меня имеется неопровержимое доказательство, что крест хранится в фамильном особняке Хаксли. — Говоря это, Дэрвуд попытался сдержать нервные нотки, едва не ворвавшиеся в его тон. — И я намерен его заполучить.

— Любой ценой?

— По меньшей мере ценой брака.

— Понятно. И это ваше последнее условие?

— Да.

— Смею предположить, что вы надеетесь, будто я доставлю вам минимум хлопот.

— Было бы неплохо, но, право, это условие не принципиально. Уверен, мисс Мэдисон, мы отлично поладим друг с другом. И если перестанете постоянно думать о том, что я был злейшим врагом вашего покровителя, то, полагаю, вскоре сами убедитесь, что у нас с вами много общего.

— Возможно, но все-таки у меня тоже есть свои условия.

— И какие же, позвольте вас спросить? Помимо просьбы защитить вас от судебного преследования со стороны Карл-тона?

— Я все как следует взвесила.

Эллиот с удовлетворением отметил про себя, как решительно распрямились ее плечи. Нет, все-таки Либерти Мэдисон просто удивительная женщина. И очень скоро она будет принадлежать ему! С безудержной — нехарактерной для него — щедростью Дэрвуд готов был предложить ей весь мир.

— Так каковы ваши пожелания, мисс Мэдисон?

— У меня к вам три просьбы, милорд. Во-первых, мне бы хотелось получить от вас заверения, что я стану по-прежнему вести дела Ховарда без какого-либо вмешательства с вашей стороны.

— Согласен.

— Никаких возражений? — удивленно переспросила Либерти.

— Никаких. Дела вашего покойного покровителя меня ничуть не интересуют.

Дэрвуд не стал утруждать себя разъяснениями, что после смерти лорда Хаксли он с десяток раз вступал в переговоры от ее имени, восстанавливая доверие кредиторов. Тех не слишком привлекало иметь дело непосредственно с женщиной, тем более с той, что на протяжении многих лет была любовницей Ховарда Ренделла, лорда Хаксли. Компаньонам, чья постоянная финансовая поддержка была жизненно необходима для некоторых важных начинаний Ховарда, требовались подтверждения, чтобы они не изъяли свои вложения и не стали искать барышей на стороне. Либерти за время сотрудничества с Хаксли продемонстрировала деловую хватку и проницательность, каких не было и в помине у большинства известных Эллиоту господ. Вот почему у него не было никаких оснований не сдержать свое слово.

Либерти же, напротив, казалась несколько смущенной его безоговорочной капитуляцией.

— Я думала, вы станете возражать.

— Мисс Мэдисон, вы, несомненно, должны знать одну вещь: я редко поступаю так, как от меня того ожидают.

— Наслышана.

— Что ж, этот вопрос мы уладили. Осталось еще два пункта.

— Да. Второй… он более личный.

Лишь чуть заметный трепет выдавал ее волнение.

— Мне бы хотелось, чтобы вы выполнили следующее требование: как только по какой-либо причине наш брак распадется, вы внесете в банк на мое имя сумму в пять тысяч фунтов стерлингов. Доступ к деньгам будет только у меня, а я буду расходовать их на личные нужды.

Дэрвуд видел, чего стоила ей эта просьба. Гордость не позволяла ей просить денег, однако инстинкт самосохранения подсказывал не забывать о собственном доходе. Перед такой дилеммой поставило ее завещание Ховарда. Ничего удивительного, что ей хотелось предопределить свою будущность, чтобы вновь не оказаться практически нищей.

— Согласен, — кивнул он. Либерти вновь нахмурилась:

— Вы невероятно сговорчивы, милорд. Я даже начинаю подумывать, достаточно ли попросила.

— А вы предпочли бы, чтобы я вступил с вами в пререкания?

— Нет. Просто я в замешательстве, оттого что вы так уступчивы.

— Не волнуйтесь. Пока получается, что наши интересы совпадают, — это вскружило мне голову.

Либерти даже представить себе не могла, как воодушевил Дэрвуда их разговор. Он был невероятно доволен. В этот момент она могла просить его хоть луну с неба достать, и он не раздумывая поклялся бы выполнить и эту просьбу.

— Ну что ж, теперь я перейду к третьему пункту. Мне, право, неловко, но прошу вас проявить снисхождение и терпение, пока я объясню вам суть дела.

Дэрвуд недоуменно выгнул брови, но не проронил ни слова. Пальцы Либерти так сильно скрутили ремешки ридикюля, что Эллиот подумал, что они вот-вот порвутся.

— В своей записке вы упомянули, — тем временем продолжила его собеседница, — что рассматриваете наш брак лишь как некое деловое партнерство. Мне бы хотелось знать, что вы под этим подразумеваете.

— А что именно вы желаете уточнить? Она встретилась с ним взглядом.

— Меня интересует, милорд, будет ли физическая сторона нашего союза соответствовать понятию «брак».

— Ах, вот оно что! — Эллиоту стоило немалых усилий сдержать улыбку.

— Отнюдь не нахожу это забавным.

— Уверен в этом.

— Конечно же, я понимаю, что рано или поздно вы захотите обзавестись наследником. Чувствую, мне следует довести до вашего сведения, что я рассматриваю любой контракт между нами исключительно как временное соглашение. С учетом этого мне кажется неуместным развивать отношения, которые могут иметь далеко идущие последствия.

— Такие последствия, как дети?

— Именно.

— Вас понял.

— Позвольте мне в этом усомниться, — возразила Либерти и глубоко вздохнула. — Меня не назовешь в этом вопросе невежественной. Я осведомлена, как все это происходит.

Дэрвуд в очередной раз вынужден был сдержать злость при мысли о том, чьими стараниями она получила свое «образование».

— И хотя я знаю, что есть способы предотвратить… зачатие ребенка… это не моя забота.

Дэрвуд с недовольством заметил, какой оборот принял их разговор. Крепко стиснув зубы, слушал как бесстрастно Либерти Мэдисон повествует о своем прошлом опыте.

— Вы спрашиваете, буду ли я ожидать от вас выполнения супружеского долга? — решился он задать вопрос.

— Да.

Дэрвуд молчал, обдумывая ответ. Он, конечно, не стал бы возражать против того, чтобы Либерти делила с ним постель. Как только она станет его законной супругой и будет жить в его доме, их отношения наверняка выйдут за рамки делового соглашения. Дэрвуд ничуть не сомневался в том, что Либерти — женщина невероятно страстная. Более того, она сама только что хладнокровно заявила, что не какая-то неопытная барышня. Она прекрасно осведомлена о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, и Эллиот не видел причин отказывать себе в удовольствии наслаждаться ее ласками.

И все же чутье подсказало ему, что ответ на этот вопрос для нее принципиален. От него зависит, примет ли она его предложение.

— Мадам, — осторожно начал он. — Я солгал бы, если бы не сказал, что, по-моему, наш союз может принести нам обоим взаимное удовольствие. И хотя у вас будет возможность, расторгнуть наш брак сразу же после того, как добудете для меня крест, не стану требовать от вас исполнения супружеских обязанностей и долга.

— Не будете?

— Нет. Конечно же, наследник мне нужен, и, как вы понимаете, для того, чтобы он появился на свет, мне требуется настоящая жена. И я не вижу причин, почему вы не можете стать таковой.

— То есть вы хотите сказать, что склонны рассматривать наш брак скорее как постоянное соглашение и сотрудничество?

— Моя дорогая мисс Мэдисон, вы, естественно, понимаете, что расторгнуть брак не так-то уж легко. Раз мы с вами заключаем соглашение, предельно ясно сознавая, что каждый из нас ждет от союза, я, повторяю, не вижу причин, почему бы в будущем нам не развить приятные взаимоотношения.

Либерти удивленно смотрела на своего визави.

— Так, значит, вы все-таки рассматриваете наш брак не как сугубо деловое соглашение?

— Почему же? Брак весьма схож с деловым партнерством. Двое взрослых людей заключают добровольный союз. То есть вместе образуют нечто вроде предприятия. В большей степени успех или крах этого предприятия зависит от отношений и обязательств сторон.

— Ясно.

— Вы были правы, сказав, что дети могут стать большой помехой в том случае, если вы пожелаете прекратить наши отношения. Разумеется, после того, как отдадите мне Арагонский крест, а я разрешу вашу юридическую дилемму. В таком случае готов пообещать вам, что не стану побуждать вас к материнству.

Либерти внимательно смотрела ему в лицо.

— Мне нужно ваше слово джентльмена. Я должна быть уверена, что могу на вас положиться.

— Даю честное слово, что не возьму вас силой, а только если предложите добровольно.

— Предложу?.. — Либерти замерла на месте. Дэрвуд едва заметно кивнул.

— Не ощущай вы некие… флюиды между нами, не думаю, что настаивали бы на этом. Тем не менее я дал вам слово. Раз уж вы так упорствуете, не стану навязывать вам свое внимание.

— Что ж, благодарю. — Услышав от него такие слова, Либерти словно оттаяла.

— Мы обсудили все ваши просьбы, мисс Мэдисон?

— Что касается основных, то да. Еще раз хочу выразить вам признательность, что вооружились завидным терпением.

— Не стоит благодарности.

— Возможно ли отразить все эти пункты в контракте?

— Несомненно. К концу недели все будет готово. Услышав его ответ, Либерти окинула Дэрвуда изучающим взглядом:

— Вы готовы пойти на такие серьезные уступки только потому, что вам не терпится завладеть Арагонским крестом?

— Чтобы все как следует понять, вам следует взглянуть на мою коллекцию. Мог бы предложить показать ее вам сегодня, но, полагаю, вам уже следует возвращаться. Надеюсь, Карлтон и Миллисент еще не обнаружили вашего отсутствие?

— Думаю, да.

— Тогда будьте любезны, позвольте проводить вас к экипажу. — Дэрвуд поднялся со скамейки и протянул Либерти руку. — Надеюсь, мисс Мэдисон, как только вы взвесите все доводы, которые мы сегодня приводили, вам тотчас станет ясно, что вы окажетесь в выигрышном положении.

— Надеюсь, так оно и будет. — На какое-то мгновение Либерти замешкалась, затем вложила свою ладонь в его руку.

— Непременно, — заверил ее Дэрвуд. — И если нанесете мне визит в начале следующей недели, я вручу вам контракт, о котором вы упомянули, а заодно ознакомлю вас со своей коллекцией.

Либерти медленно убрала руку.

— Я не могу так рисковать. Мне бы не хотелось, чтобы кто-либо видел, как я вхожу в ваш дом или выхожу из него.

— Вы невероятно умная и проницательная женщина и, если пожелаете со мной увидеться, непременно что-нибудь придумаете.

— Не уверена. Как я должна при этом себя чувствовать, польщенной или оскорбленной?

— Не стыдите меня, я не стал бы оскорблять свою будущую супругу.

С этими словами Дэрвуд взял ее под локоть и повел по темной аллее.

— Что ж, прекрасно, милорд. Я постараюсь навестить вас в начале недели.

— Отлично.

Когда они дошли до узкой калитки, Дэрвуд остановился и, взяв ее за подбородок, посмотрел в лицо.

— Небольшой совет, — произнес он, не сводя с нее пристального взгляда. — В будущем никогда не пытайтесь себя недооценивать. — Он провел пальцем по ее губам. — Весь мир будет принадлежать вам.

Глава 2

Либерти пришла к убеждению, что, наверное, легче управлять целым миром, чем маленькой империей, которую ей завещал Ховард.

Завидев толпу, заполонившую зал, где проходили торги, она тяжело вздохнула. Последние несколько дней превратились для нее в сущий ад — сплошные выяснения отношений и бесконечные ссоры. Карлтон открыто выказывает ей свое презрение, Миллисент настроена враждебно, а деловые партнеры Ховарда не скрывают недоверия. Либерти отчаянно пыталась угодить всем. Казалось, адвокатам покойного Ховарда Ренделла и дела нет до того, что кредиторы желают получить свои деньги или что и прочие обязательства по контрактам надлежит выполнять, причем в срок. Адвокаты не просто отказывались помогать ей, но и держались с ней крайне неучтиво и высокомерно.

Неудивительно, что Эллиот Мосс с каждым днем становился все более и более привлекательной фигурой в ее глазах. Несомненно, прими она его предложение, как тотчас разрешилась бы не одна из свалившихся на нее проблем. Либерти в тысячный раз отогнала нахлынувшие воспоминания. Стоило ей подумать о Ховарде и том весьма затруднительном положении, в котором она оказалась по его милости, как ей становилось совсем грустно и тоскливо. Принимать деловые решения, находясь в его тени, — это одно, заниматься его делами в открытую — совсем иное. Исходя из условий завещания, Ховард практически не оставил ей иного выбора, кроме как выйти замуж за Карлтона.

И хотя со стороны могло показаться, будто Карлтон выражал ей свое глубочайшее презрение, женитьба на Либерти стала бы для него спасением от нескончаемых судебных тяжб. Более того, этот шаг открыл бы ему немедленный доступ к завещанному ей Ховардом имуществу. Кстати, закон давал Карлтону право отослать супругу в деревню, где она не будет доставлять ему никакого беспокойства. И тогда ничто не помешает ему и дальше вести ставший давно привычным беспутный образ жизни.

Отбросив мрачные мысли, Либерти распахнула дверь и шагнула в сутолоку зала.

— Мисс Мэдисон, — словно хищник на нее тотчас спланировал Эдгар Кейтсон. — У нас тут одна заминка возникла.

Либерти с трудом сдержала горькую усмешку.

— Всего одна? Это уже радует, согласитесь. Мимо нее бесцеремонно прошествовали двое подсобных рабочих, боком выносивших инкрустированный столик.

— Прошу вас, господа, осторожнее. Эту вещь нужно нести прямо. И смотрите не поцарапайте лак.

Либерти проследила за тем, как они выполнили ее указания, после чего повернулась к Эдгару:

— Так в чем же заминка, мистер Кейтсон? Эдгар сложил руки на парчовом жилете, обтягивавшем его внушительное брюшко.

— Если не ошибаюсь, адвокаты покойного графа ставят под сомнение необходимость продажи портового склада и конторы на Эдж-стрит. Мистер Хэтфилд провоцирует на конфликт моих людей в демонстрационном зале, и, как вам хорошо известно, мы не можем никому передать выставленные на продажу лоты без одобрения душеприказчиков.

— Тогда, возможно, мистер Хэтфилд пожелает объяснить мне, каким образом я смогу рассчитаться с обязательствами по текущим платежам, если он наложил арест на всю мою резервную наличность?

Либерти поморщилась, услышав, как в отдалении гремят от столкновений деревянные предметы.

— Затрудняюсь ответить, — промямлил Кейтсон, прокашлявшись.

— Разумеется. Так я и думала. — Либерти на мгновение устало закрыла глаза. — Прошу вас, проследите за тем, чтобы рабочие не испортили выставленные на торги лоты. А я пойду поговорю с мистером Хэтфилдом.

— Есть еще проблема, мисс Мэдисон.

— Какая же? — Либерти вопросительно уставилась на Кейтсона.

— Если торги приостановят, нам придется составить соглашение об оплате наших счетов. Вещи хранятся уже несколько дней, и нам потребуется компенсация.

— Разумеется.

Либерти уже собралась было пройти дальше, но ее внимание привлекла чья-то тень, мелькнувшая в дверях.

— Мистер Кейтсон! — раздался голос Эллиота, и суматоха в зале мгновенно стихла. — Я несказанно рад, что вновь получил возможность вести с вами дела.

При виде Дэрвуда лицо Эдгара Кейтсона заметно повеселело.

— Ваша милость! Мы, как всегда, рады видеть вас нашим клиентом.

— Неужели? — Дэрвуд обвел взглядом зал. — Здесь есть несколько вещей, которые я не отказался бы приобрести. Но боюсь — я слышал, вы упомянули что-то в этом роде, — что распродажа, возможно, не состоится.

Эдгар заметно заволновался:

— Необходимо разрешить лишь один незначительный вопрос, милорд. Я не сомневаюсь, что все удастся уладить. Либерти посмотрела в лицо Эллиоту:

— Уильям Хэтфилд, адвокат Ховарда, заявил, что я не имею права продавать вещи со складов или обстановку конторы. Он также настаивает на том, чтобы мы немедленно прекратили торги. А поскольку мне закрыт доступ к финансовым средствам, мне требуются квитанции от распродажи, чтобы казначей мог рассмотреть наши обязательства.

Либерти завороженно наблюдала за тем, как Эдгар раболепно объясняет происходящее. До сего момента ей не приходилось лицезреть столь льстивого подобострастия. Эллиот же смотрел на аукционщика, выгнув брови.

— Если я правильно вас понял, вы не станете продолжать распродажу на условиях завещания? Или я все-таки ошибаюсь?

— Нет-нет, ваша милость, но если мистер Хэтфилд… Эллиот шагнул вперед и навис над беднягой Эдгаром.

— Если уж на то пошло, я разговаривал с мистером Хэтфилдом. Он остался удовлетворен тем, что я предложил ему кругленькую сумму за секретер, и, как мне показалось, не имеет ничего против продолжения торгов.

Либерти нахмурилась:

— Не думаю, чтобы…

Но Эдгар Кейтсон уже энергично тряс Эллиоту руку:

— Замечательно, замечательно. Я абсолютно уверен, что этот вопрос может быть решен без всяческих затруднений. Прежде чем начать, я прослежу за тем, чтобы все было в порядке.

— Я так и думал. — Эллиот высвободил руку. Либерти хмуро смотрела вслед Кейтсону, который заторопился в зал.

— Я могла бы все сама уладить.

— Ничуть в этом не сомневаюсь.

— Я же просила вас не вмешиваться.

— Вы просили, чтобы я не указывал вам, как улаживать личные дела. Вы ведь не оговаривали особо, что я не имею права предлагать свою помощь.

— Отлично понимаете, что я имела в виду. — Либерти раздосадованно вздохнула.

— А вы не упрямьтесь по мелочам, — посоветовал Эллиот, бросив взгляд через плечо.

Когда он вновь повернулся к ней, Либерти не могла не заметить хищный блеск его глаз. Утренний свет чуть смягчал его черты. Ей вспомнилось, как у калитки в саду он удивительно нежно дотронулся до ее лица. От этих мыслей ее тотчас проняла легкая дрожь.. Эллиот лукаво смотрел на нее:

— Я хотел бы с вами перемолвиться наедине.

— Мне казалось, вы намеревались поторговаться в отношении выставленных на аукцион лотов, — растерялась Либерти.

— Я пообещал партнеру Кейтсона сумму большую, нежели их реальная стоимость, если он придержит их для меня и не станет выставлять на основных торгах.

— О! — Либерти в замешательстве нахмурилась. — Так, значит, вы действительно нацелились приобрести секретер?

— Разумеется.

— Но зачем, во имя всего святого, он вам понадобился? Ведь он не представляет собой никакой ценности!

— Он понадобится вам. После того как мы сочетаемся браком. Ведь раньше, как я понимаю, эта вещь принадлежала вам. Не так ли?

— Вряд ли она…

Эллиот удивленно выгнул бровь:

— Так все-таки да или нет?

— Да.

— Вот потому-то он мне и понадобился. Ну же, пойдемте со мной. Или предпочитаете общаться на глазах у толпы людей?

— Вряд ли здесь получится. — Либерти обвела глазами зал. — На нас все уставились.

«Или, вернее, — добавила она про себя, — смотрят на Дэрвуда».

Безукоризненный зеленый сюртук подчеркивал его широкие плечи. Парчовый жилет цвета слоновой кости и светло-коричневые брюки говорили о его принадлежности к кругу избранных. Когда-то он был в нем истинный денди. И хотя одежда на нем отнюдь не являла собой последний писк моды, главное ее достоинство заключалось в том, что вещ!» были от хорошего портного и сидели безукоризненно. Как и во всем остальном, Дэрвуд был сам для себя законодателем моды.

— Большинство присутствующих уже бросают на нас любопытные взгляды. Пойдемте. Я договорился с Джонатаном Бейтсом, что воспользуюсь его кабинетом.

— Для этого вам пришлось его подкупить, как Уильяма Хэтфилда?

— Я редко кого стращаю. В этом нет необходимости. Я неоднократно имел возможность убедиться, что обычно бывает довольно позвенеть монетой и сказать, что мне нравится, а что нет. И я всегда добиваюсь нужного эффекта.

Либерти в этом ничуть не сомневалась. Его зеленые хищные глаза, казалось, пристально следили за малейшей реакцией собеседника — такой взгляд смутит кого угодно, особенно слабовольного.

— Что ж, там будет удобнее.

— Более чем. — Дэрвуд извлек из жилетного кармана часы на цепочке и уставился в раздумье на циферблат. — Торги начнутся с минуты на минуту. Лучшего момента, чтобы незаметно отсюда ускользнуть, невозможно придумать.

— Вы шутите? — Ее взгляд по-прежнему был прикован к его рукам.

Либерти имела возможность наблюдать за ним не раз, когда ей случалось сопровождать Ховарда. Руки Эллиота неизменно приводили ее в немой восторг — длинные тонкие пальцы, крупные ладони. Она не раз видела, как эти руки нежно и бережно держали какую-нибудь бесценную вещицу, причем казалось, будто всю свою нежность и трепетность души Эллиот Мосс бережет именно для обожаемых неодушевленных предметов. Либерти представляла себе, как эти руки касаются ее обнаженного тела, и всякий раз подобные мысли заставляли ее содрогнуться. Ей становилось не по себе оттого, что, как только она оказывалась с ним рядом, сердце начинало трепетать в ее груди и щемило под ложечкой. Однако виделись они редко, да и то, как правило, среди людской суеты, так что она не особенно переживала, что ненароком выкажет ему свои чувства.

Вернее, до тех пор, пока он не предложил ей свою руку.

Казалось, Дэрвуд даже не заметил, как она вся напряглась.

— Никто не заметит нашего отсутствия. — С этими словами он вложил ей в руку ключ. — Это от кабинета Джонатана Бейтса. Я подойду через несколько минут.

Ее пальцы машинально сжали холодный металл. Отдавая себе отчет в том, что ей ни за что не следует соглашаться, она тем не менее не нашла в себе силы отказать ему и кивнула.

— Хорошо. — Она повернулась, чтобы идти.

— Мисс Мэдисон, — прозвучал за ее спиной его баритон, и она вынуждена была остановиться.

— Слушаю вас, милорд?

— Почему у вас такой испуганный вид? Разве я вам враг?

Пока Либерти металась из угла в угол в кабинете Джонатана Бейтса, она повторила его слова не менее десятка раз. Дэрвуд ей не враг, это верно, ног может ли она ему доверять? В этом Либерти не была уверена. Несмотря на то что он с готовностью согласился на ее условия, она не успела собраться с духом, чтобы прямо смотреть ему в глаза, особенно сейчас, в свете дня, когда один только взгляд его вселял в нее одновременно и страх, и возбуждение.

В саду, в сумерках, он чуть не напугал ее, правда, не настолько, чтобы не почувствовать ничего, кроме страха. Теперь же Эллиот Мосс, похоже, вселял в нее почти ужас. Безусловно, у нее расшалились нервишки, и Либерти чуть не впала в истерику. Но ведь в том-то и дело, что Эллиот Мосс из тех людей, с которыми шутки плохи. Они твердо знают, чего хотят, и не отступятся, пока не добьются своего.

Либерти чувствовала, будто все сильнее запутывается в паутине интриг. Ее неотступно преследовала мысль о том, что Арагонский крест не обнаружен среди имущества Ховарда. Нельзя, правда, исключить возможность того, что покойный нарочно спрятал от нее эту бесценную вещь, хотя в глубине души такую мысль Либерти считала абсурдной. Однако сообщить о своих предположениях Эллиоту означало выставить себя на посмешище. Ей не хотелось, чтобы он женился на ней, полагая, будто она добудет для него эту вещицу хоть из-под земли. Избежав подстроенной Карлтоном ловушки, Либерти переживала, что угодит в новую западню.

После разговора в саду ей стало понятно: с ее стороны глупо и самонадеянно рассчитывать на то, что удастся перехитрить такого ловкача, как Эллиот Мосс. Его бессердечность и железные нервы стали притчей во языцех. А в настоящий момент ему больше всего на свете хотелось завладеть Арагонским крестом.

Если она выйдет замуж за Дэрвуда, будучи уверена, что этот крест никогда не сможет найти, получится, что она намеренно его обманула. И еще неизвестно, чем обернется для нее его гнев, узнай он всю правду. Хотя Либерти и понимала, что совместная жизнь с Карлтоном Ренделлом была бы невыносимой пыткой, он по крайней мере ей хорошо знаком.

— Спасибо, что согласились на свидание со мной. При звуке его голоса она тотчас вздрогнула.

— Не ожидала увидеть вас сегодня, милорд.

— Ничуть не сомневаюсь. — Эллиот, прищурясь, пристально вглядывался ей в лицо. — Вы даже ничего не ели.

Подобная бесцеремонность с его стороны тотчас вывела ее из себя.

— Вы что-то сказали?

— Вы ничего не ели. Она об этом даже забыла.

— Возможно, вы правы. Однако у вас нет оснований проявлять беспокойство по этому поводу.

— Смею не согласиться с вами, мисс Мэдисон. Мне не все равно, как вы себя чувствуете и что с вами происходит. И у меня есть все основания для беспокойства. Выглядите вы кошмарно.

— Благодарю за комплимент.

Дэрвуд никак не отреагировал на ее сарказм. Вместо этого он еще пристальнее всмотрелся ей в лицо, отчего Либерти тотчас захотелось забиться в темный угол, спрятаться от его дерзких глаз. Она точно знала, что складочки на-подбородке проступили явственнее, чем раньше, что глаза на ее бледном лице кажутся больше и тусклее, что резче обозначились скулы. Траур, который она не снимала после смерти Ховарда, придавал ее лицу едва ли не мертвенную бледность. А в последнее время Либерти заметила, что вокруг глаз и рта образовалась сеть предательских морщинок.

— Вы морите себя голодом, — тем временем продолжал Эллиот. — Признайтесь.

— Просто у меня нет аппетита, — ответила Либерти, отворачиваясь от него. — Не хочется есть, и все.

— Ничего удивительного. — Он прикоснулся к ее волосам. — Вы так бледны, ваши волосы утратили прежний блеск, платье плохо сидит.

— Прошу извинить, милорд, но сегодня у меня нет ни времени, ни желания обсуждать с кем-либо мою внешность. Мне казалось, у вас имеются серьезные причины и основания искать встречи со мной.

— Вы мне далеко не безразличны, и я беспокоюсь за вас. Сколько раз за прошедшие две недели вам случалось спорить с Карлтоном и его матерью?

«Бессчетное количество», — подумала про себя Либерти.

Прикосновение его руки вновь вызвало в ней бурю тщательно скрываемых чувств.

— Это вас не касается. — Тем не менее она нашла в себе силы парировать его вопрос. Эллиот медленно опустил руку.

— Простите меня. Я ловлю себя на том, что мне трудно спокойно относиться к таким людям, как Карлтон Ренделл. Почему-то они меня страшно раздражают.

— И что же вы обычно делаете, когда раздражены?

— Это зависит от обстоятельств. Иногда что-нибудь себе покупаю.

Либерти бросила на него изумленный взгляд:

— Интересно. Я тоже.

— Как вы сами отметили, мы с вами идеально совпадаем друг с другом.

— Если не считать того, что я предпочитаю покупать такие мелочи, как книги или ленты. Вы же, смею предположить, приобретаете себе мелочи иного рода — например, шахты или локомотивы.

— Что, в сущности, одно и то же.

Либерти несколько секунд пристально взирала на него.

— И по этой же причине решили приобрести секретер?

— Можно сказать, что да.

— А что вы делаете, если не можете добиться того, что вам хочется?

— Выкуриваю сигару.

— Я так и знала. Ховард говорил, что у вас есть дурная привычка — курить сигары в самые неподходящие моменты.

— Кажется, это раздражает многих моих соперников.

— А после того как выкурили сигару, ваше раздражение проходит?

— Обычно — да.

— Что ж, отлично. — Она протянула ему руку. — Я бы тоже не отказалась…

Его хладнокровное самообладание почему-то выводило ее из себя. И она не устояла перед соблазном выкинуть что-нибудь этакое, что пробило бы его якобы непроницаемую броню.

— Не отказались бы от чего? — изумленно выгнул бровь Эллиот.

— От сигары, разумеется. Я нахожу весь наш разговор абсолютно бессмысленным. Вы, например, так и не сказали мне, какова цель нашей встречи. К примеру, раз я не могу совершать приобретения, пока моими финансами целиком и полностью распоряжается Уильям Хэтфилд, боюсь, мне следует постараться найти иное решение, и я готова выслушать, что мне предложите вы.

В душе Эллиот над ней смеется. Она это чувствовала. И все-таки именно это толкало ее к нему все сильнее. Сколько раз за последние несколько недель ей приходилось сталкиваться с неразрешимыми проблемами. К тому же Ховард не раз курил при ней сигары. Так что если она сама выкурит одну, чтобы снять раздражение, это вряд ли ей повредит.

Не говоря ни слова, Эллиот запустил руку в карман и извлек оттуда портсигар. Он вынул одну сигару для себя, после чего протянул портсигар Либерти.

— Угощайтесь.

— Благодарю. — Либерти вытащила сигару. Эллиот вернул портсигар в карман.

— Вы не против, если я срежу кончик?

— О, не стоит беспокоиться, — возразила она, и, откусив кончик сигары, выплюнула его в серебряную пепельницу на столе Джонатана Бейтса. — Я знаю, как это делается.

Эллиот достал коробок спичек в серебряном футляре и зажег сначала ее сигару, затем свою. Глубоко затянувшись душистым табачным дымом, он стал наблюдать за тем, как Либерти сделает свою первую в жизни затяжку. У нее тотчас защипало глаза, и она даже выругалась про себя, но постаралась сдержать кашель от першения в горле. Черт возьми, дым сигары обжег ей все горло, как, впрочем, она и предполагала.

Однако, чувствуя на себе пристальный взгляд Эллиота, курильщица сделала все для того, чтобы сохранить самообладание. Он же тем временем сделал еще одну глубокую затяжку, после чего выпустил облачко сиреневого дыма.

— Я обнаружил, — произнес он, — что ничто так не располагает собеседников к откровенности, как выкуренные совместно сигары.

Либерти все же закашлялась. Табачный дым разъедал ей глаза — наверняка они покраснеют.

— Откровенность? — Голос ее прозвучал сдавленно.

— Именно. Я нахожу, что сигара позволяет установить некий дух товарищества, который неизменно способствует проведению успешных переговоров, — произнес Эллиот, стряхивая пепел. — Вы со мной не согласны?

Несколько секунд она наблюдала за тем, как его пальцы скользят вдоль гладко скрученного табачного листа, после чего сделала очередную затяжку.

— Безусловно, — произнесла Либерти, кашлянув пару раз. Лицо ее при этом приобрело нездоровую бледность.

— Так что теперь, когда ваше внимание безраздельно принадлежит мне, — произнес он, помахав сигарой в воздухе, — я бы хотел поговорить с вами относительно своевременности нашего с вами соглашения.

Вместо ответа Либерти снова закашлялась.

— Последние несколько дней я посвятил изучению ваших финансовых дел.

Либерти пыталась определить, что именно стало причиной тому неприятному чувству, которое шевельнулось у нее где-то в животе: сигара или его слова?

— И пришел к выводу, что мы можем заключить с вами договор без каких-либо проволочек, насколько это позволяет закон.

— Что вы имеете в виду?

— Первоначально я решил, что, перед тем как мы сочетаемся браком, вам захочется выждать некоторое время, как то принято в подобных случаях.

— Разумеется, ведь я в трауре.

— Но ведь вас нельзя считать членом семьи в полном смысле этого слова.

— И тем не менее полагаю, приличия ради требуется подождать хотя бы полгода.

Глаза ей жгли слезы, не только дым.

— Боюсь, в данной ситуации это непозволительно долго. Ознакомившись с вашими финансовыми делами, я решил, что у вас нет иного выбора — вы должны ответить согласием на мое предложение теперь же.

— Я не согласна.

— Черт вас побери, Либерти. — Эллиот решительно шагнул к ней. — Я понятия не имел, что Ховард оставил вас с незавидными средствами. У вас не осталось денег, чтобы протянуть хотя бы до конца месяца. Признайтесь, что я прав.

— Что-то можно выручить на аукционе.

Эллиот пропустил ее реплику мимо ушей. — Я полагал, хотя признаюсь, довольно самонадеянно, что авторитет моего имени способен произвести на вас должное впечатление и мы не будем тянуть с объявлением нашей помолвки. Однако с момента нашего последнего разговора пересмотрел свою позицию.

— Если мне не изменяет память, я не предоставляла вам полномочий изучать состояние моих дел.

— А если мне не изменяет память, я не просил вашего согласия на это. Но поскольку вы изъявили желание выйти за меня замуж, я счел своим долгом тщательно изучить ваше финансовое положение. Мне стало известно, что вы испытываете материальные затруднения. Более того, ко мне уже обращались с просьбами несколько инвесторов Хаксли, чтобы от их имени я вмешался в ваши дела.

— И вы это сделали? — вырвался у нее вопрос.

— Разумеется. Но я понятия не имел, что этот негодяй оставил вас в стесненных обстоятельствах. Вот увидите, не пройдет и двух недель, как вас начнут таскать по судам. Инвесторы Ховарда будут преследовать вас по пятам, словно свора бешеных псов. Черт возьми, почему вы не рассказали мне обо всем этом сами? Почему я все узнаю не от вас, а от моего адвоката?

Вместо ответа Либерти растерянно заморгала. Сквозь завесу табачного дыма Эллиот смотрелся демоном зла. Темные длинные волосы обрамляли резкие, выразительные черты лица.

— Мне хватает на жизнь, — пробормотала она.

— Вы всенепременно идете ко дну. — Эллиот сделал еще шаг ей навстречу. — Позвольте помочь вам.

— Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.

— Вы меня провоцируете, Либерти. Не хочу вас принуждать, но если вы меня вынудите, я за себя не ручаюсь. Клянусь вам!

Прежде чем она успела что-то ответить, дверь распахнулась и в кабинет вошли три человека. Либерти тотчас спрятала дымящуюся сигару за спину.

Гаррик, самый младший из всех, изумленно посмотрел сначала на Эллиота, затем на его собеседницу.

— Так вот ты где, Дэрвуд! — воскликнул он. — А мы подумали, что ты уже ушел.

— Мы с мисс Мэдисон обсуждали кое-какие дела, — ответил Эллиот, делая шаг в сторону. — Кстати, мы уже закончили. Мисс Мэдисон, позвольте представить вам сэра Гаррика Фроста. А эти два джентльмена — Оуэн Пикфорд и Рэндолф Коллингтон. — Эллиот указал на двух других вошедших.

Оуэн негромко кашлянул и отвесил поклон. Либерти, несомненно, понимала щекотливость ситуации — наверняка несчастный Оуэн растерян и потрясен до глубины души. Подумать только, они застали Эллиота Мосса с женщиной, которая, насколько известно, была любовницей покойного Ховарда! Такая новость наверняка даст пищу для пересудов на целую неделю. Гаррик Фрост, насколько Либерти известно, входит в число ближайших друзей Эллиота и наверняка пользуется его доверием. Но вот Пикфорд и Коллингтон — записные сплетники.

Пикфорд, не скрывая любопытства, посмотрел сначала на Либерти, затем перевел взгляд на Эллиота.

— Самое ценное уже распродано. Мы собрались на обед в ресторан, но вспомнили, что неплохо бы пригласить и тебя.

— Что ж, с удовольствием составлю вам компанию. — Эллиот выдохнул в сторону Либерти длинную струю дыма. Ей в нос тотчас ударил резкий, бьющий в нос запах. — Как я уже сказач, мы закончили наши дела. Вы со мной согласны, мисс Мэдисон?

Табачный дым обволакивал ее подобно сизому туману, и Либерти вновь почувствовала, как у нее неприятно свело живот. На этот раз она была почти уверена, что причиной тому скорее ужас от того, что оказалась в двусмысленной ситуации, а не табачный дым.

— Да-да, — сказала она, превозмогая тошноту, — закончили.

Эллиот достал из кармана портсигар.

— Не желаете, джентльмены, выкурить на дорогу по сигаре? — Он обернулся к Либерти. — Я уверен, мисс Мэдисон не станет возражать.

Вместо ответа Либерти одарила его испепеляющим взглядом. Оставалось только надеяться, что огонь негодования в ее глазах померк на фоне нездоровой бледности, которая разлилась по ее лицу.

— Я не располагаю больше временем, ваша милость, поэтому, боюсь, не смогу разделить ваше общество.

Эллиот выпустил очередное облачко дыма, вернее, три сизых кольца.

— Вздор! Тем более что мы не собираемся засиживаться. Если вы согласитесь немного обождать, я смогу проводить вас до кареты. Полагаю, в ваши планы не входит оставаться здесь до окончания торгов.

Было видно, что Гаррику стоит немалых усилий сдерживать улыбку. Эллиот указал портсигаром в его сторону.

— Фрост, надеюсь, ты не откажешься?

Либерти оставалось только простонать от бессилия. Она была уверена, что дым еще от трех сигар добьет ее окончательно. Эллиот терпеливо подождал, пока его друзья выберут себе по сигаре, после чего поочередно дал каждому огня. Через несколько мгновений комнату затянула пелена удушливого дыма. Либерти старалась дышать неглубоко, опасаясь, что вот-вот ее вывернет наизнанку.

Мужчины ужасно хохотали над какой-то забавной историей, которую рассказывал Гаррик. Эллиот тем временем подошел к Либерти.

Быстрым движением он стряхнул сигару о край серебряной пепельницы, после чего приобнял Либерти за плечи. От его пальцев исходил табачный запах.

— Знаете, мисс Мэдисон, вы такая бледная, прямо-таки позеленели. Боюсь, как бы не подхватили одну из тех хворей, которые гуляют ныне по Лондону.

Оуэн тотчас оборвал смех и посмотрел на Либерти:

— Господи, у нее и впрямь нездоровый вид.

— Вы говорите вздор! — возмутилась Либерти. — Я прекрасно себя чувствую.

Эллиот одарил ее многозначительным взглядом.

— Вы уверены? По-моему, выглядите не лучшим образом. — Он кивнул в сторону вновь пришедших. — Джентльмены, что вы на это скажете?

— Ты прав, Дэрвуд, — поддакнул Гаррик. — У дамы и впрямь вид нездоровый.

— Вот видите. — Эллиот обернулся к Либерти. — Мои друзья говорят то же самое.

— Я чувствую себя великолепно, — процедила сквозь зубы Либерти.

Эллиот загасил в пепельнице сигару, и комнату вновь наполнил резкий табачный запах. Либерти едва удержалась, чтобы не простонать.

— Позволю себе в этом усомниться, мисс Мэдисон. Мне представляется, вы находитесь на грани полного упадка физических сил. Полагаю, напряжение той ситуации, в которой вы оказались, в некотором роде доконало вас, если позволите мне так выразиться.

Либерти устало прислонилась к столу.

— Напряжение тут ни при чем, идиот! — произнесла она еле слышно, чтобы слова ее не достигли ушей остальных. Из груди рвался предательский кашель. — Это все ваша сигара!

— Сигара? — Дэрвуд крепче обхватил ее за плечи. — Вы хотите сказать — вам попался плохой табак?

Либерти наклонилась к нему, словно признавая собственное поражение.

— Откроюсь вам, я никогда не курила сигар. Так что позвольте мне выйти.

— Я поражаюсь вам, мисс Мэдисон. Неужели вы хотите сказать, что попросили сигару лишь для того, чтобы удивить меня?

Либерти печально смотрела ему в глаза.

— Милорд, прошу вас прекратить шуточки в мой адрес. Иначе, боюсь, испачкаю вам одежду.

Эллиот с улыбкой посмотрел на своих приятелей:

— Джентльмены, надеюсь вам понятно, что я должен немедленно проводить мисс Мэдисон до кареты. Ей нехорошо.

— Я приехала сюда на извозчике, — шепнула ему Либерти.

— Знаете ли, вот что я придумал. Даме удобнее будет в моем экипаже. Фрост, могу я попросить тебя об одной услуге? Ты не подвезешь меня до дома?

— Какие проблемы!

— Пикфорд, — продолжил тем временем Эллиот, — будь добр, разыщи моего лакея. Пусть передаст моему кучеру, чтобы тот…

— Сейчас-сейчас. Я распоряжусь, чтобы карета подъехала не к парадным дверям. — Оуэн поспешно загасил и серебряной пепельнице сигару.

— Великолепно. Коллингтон, прошу тебя, сообщи Эдгару Кейтсону, что мисс Мэдисон вернулась к себе в Хаксли-Хаус. Пусть он все бумаги отправит туда. Я же, как только посажу мисс Мэдисон в карету, присоединюсь к вам в ресторане.

— Разумеется, Дэрвуд.

Двое джентльменов торопливо вышли из комнаты.

Как только двери за ними закрылись, Гаррик поднялся с места, давясь от смеха. Эллиот неодобрительно посмотрел на него:

— Фрост, как тебе не стыдно злорадствовать по поводу нездоровья дамы?

— Простите меня, мисс Мэдисон, — поспешил исправиться Гаррик Фрост. — Я должен вам кое-что сообщить. А именно, что из-за вашей головы клубами валит дым..

Либерти со стоном извлекла из-за спины сигару. Эллиот взял у нее из пальцев сигару и загасил.

— Вы негодяй! — произнесла Либерти.

— Вы, как всегда, правы, но ведь сами меня спровоцировали. А такое не остается безнаказанным.

— Но я вас не понуждала.

— Позволю себе не согласиться с вами. Кто, как не вы, просил сигару, тем самым лишив меня права проявить беспокойство о вашем здоровье?

— Но вы же навязали мне свои условия. Не будь вы столь твердолобы, я могла бы объяснить вам, что уже и без того пришла примерно к такому же заключению, особенно если принять во внимание угрозы в мой адрес.

Услышав ее слова, Эллиот напрягся:

— Какие угрозы?

Либерти сделала вид, будто не слышала вопроса.

— Теперь мне совершенно ясно, что я жестоко ошиблась, полагая, что могу довериться вам в столь трудное для себя время. Сегодня вам от меня нужно лишь одно — поставить меня в неловкое положение. Предложив мне эту жуткую сигару, вы оказали на меня давление, чтобы я приняла необдуманное решение.

Пальцы Эллиота больно впились ей в плечо.

— Либерти, вы понимаете, что сейчас говорите? Гаррик сел напротив нее.

— Кто вам угрожает?

Было заметно, что Эллиоту стоит больших трудов сдержать гнев.

— Карлтон Ренделл? Ведь это он? Я угадал? Черт бы побрал этого мерзавца! Я…

Либерти перевела взгляд с Эллиота на Гаррика, затем снова на Эллиота.

— Я не до конца уверена, кто это был и что он, собственно, имел в виду. Просто мне передали записку.

— Покажите, — протянул руку Эллиот.

— Отчего вы решили, что она при мне?

— Вы все утро не выпускали руку из кармана. Я даже задался вопросом, что там у вас спрятано, — проговорил Эллиот и пошевелил пальцами. — Ну же, дайте мне записку!

— С какой стати я обязана это делать?

— Потому что мы с вами намерены сочетаться браком, причем как можно скорее. Скажу так: теперь я за вашу личную безопасность несу полную ответственность, — серьезно произнес он и на мгновение умолк. — Признайтесь, вы будете чувствовать себя в безопасности, если вернетесь к себе в Хаксли-Хаус?

— Угроза не касается моей жизни. Не думаю, чтобы кто-либо вознамерился причинить мне физический вред.

— Что ж, прекрасно. Однако прошу вас помнить о том, что у вас теперь есть Томас Эдли. Это мой человек.

— Лакей?

— Он самый. Если вам что-либо понадобится, можете во всем полагаться на его помощь.

— Никогда бы не подумала, что вы возьмете на себя расходы по содержанию лакея. Эллиот покосился в ее сторону:

— А как, по-вашему, я был в курсе всех дел Ховарда?

— Боже милостивый, Дэрвуд, неужели у вас нет никаких моральных принципов?

— Абсолютно нет. А теперь дайте мне записку.

Либерти несколько секунд колебалась, однако затем, пробормотав себе под нос что-то о дурных манерах и правилах приличия, извлекла из кармана сложенный в несколько раз листок и протянула Эллиоту.

— Благодарю вас, — произнес он и, не глядя, положил себе в карман.

— Разве вы не намерены ознакомиться с его содержанием?

— Сначала я намерен отправить вас домой, — парировал Эллиот и посмотрел на Фроста. — Уверяю вас, мы с Гарриком сами докопаемся до истины и узнаем, кто и зачем вам это прислал.

— Я не просила вас о помощи, Дэрвуд.

— Тогда тем более вы должны довериться мне. — Эллиот взял Либерти под локоть. — А теперь пойдемте. Пора отправить вас домой.

Эллиот и Гаррик поддерживали ее под локти, помогая стоять. Либерти довольно громко стонала.

— Мне следует вас возненавидеть. Эллиот убрал ей с лица волосы.

— Я предложил вам сигару, чтобы проверить, клюнете ли вы на мое предложение, а не для того, чтобы вам сделалось дурно.

— Я согласилась, чтобы шокировать вас, — ответила Либерти и покачнулась. К ее горлу снова подступила тошнота.

— Что ж, тогда вам следует знать, что меня не так просто оконфузить, — произнес Эллиот и, не дожидаясь, что она ответит, подхватил ее на руки и вынес из кабинета.

— Вы забываетесь, милорд, — беспомощно прошептала Либерти. — Немедленно поставьте меня на пол. Я в состоянии передвигаться самостоятельно.

Гаррик забрал со стола бумаги с результатами торгов.

— Более того, хотел бы вам напомнить, чтобы вы раз и навсегда уяснили для себя одну вещь: Дэрвуд никогда не делает того, что ему велят!

Эллиот быстро прошел к черному ходу, где его уже поджидала карета. Ему пришлось немного подождать, пока лакей не спрыгнул с запяток, чтобы открыть дверцу и опустить подножку.

— Я скоро вернусь. Велите Генри провезти нас вокруг квартала.

С этими словами Эллиот осторожно усадил Либерти на сиденье, после чего уселся с ней рядом. Гаррик протянул ему ее вещи.

— Мне поговорить с Пикфордом и Коллингтоном? Либерти кивнула. Она знала, что, если того потребует Эллиот, никто никогда ни о чем не узнает. Но Дэрвуд, казалось, был иного мнения:

— Не думаю, что в этом есть необходимость.

— Тебе виднее, Дэрвуд, — отозвался Гаррик и захлопнул дверцу, после чего передал кучеру распоряжение хозяина.

Оказавшись внутри кареты, Эллиот наконец позволил себе немного расслабиться, закинув ноги на сиденье рядом с Либерти.

— Ну как, вам уже лучше? — поинтересовался он..

— Думаю, вам прекрасно известно, что нет. — Либерти окинула его сердитым взглядом.

Эллиот открыл запор небольшого окошка и распахнул его.

— Надеюсь, свежий воздух окажет на вас свое благотворное воздействие.

— Несомненно, — ответила Либерти и прислонилась головой к стенке кареты.

— Ну а теперь, надеюсь, вы мне расскажете все, что вам известно об этой записке. — Эллиот извлек из кармана листок и принялся изучать нацарапанные каракули. От Либерти не укрылось, что глаза его тотчас вспыхнули гневом.

— Мне ничего о ней не известно. Такое впечатление, что никто из прислуги не в курсе, кто и когда ее доставил. Я получила ее вчера во второй половине дня. — Либерти устало провела рукой по влажному лбу. — Подумала, может быть, вы мне разъясните, что за этим кроется.

В ответ Эллиот, сощурясь, уставился на нее:

— Хотите сказать, что это я ее послал? Его вопрос застал Либерти врасплох.

— Не говорите глупостей. С какой стати вам прибегать к столь дешевой уловке? Если бы вам вздумалось мне угрожать, вы сделали бы это иначе.

— Приятно слышать, что вы столь высокого мнения о моей персоне.

— Это действительно комплимент. У меня нет ни малейшего желания прибегать к разного рода ухищрениям. — В этот момент колесо кареты попало в глубокую выбоину.

Экипаж накренился, и Либерти застонала. — Если не считать этой сигары.

Эллиот прочистил горло и подвинулся вперед, к ней ближе.

— Наклоните голову к коленям, это поможет вам унять тошноту, — посоветовал он и, положив руку ей на шею, заставил принять требуемую позу. — Право, я теперь раскаиваюсь, что стал причиной вашего нездоровья.

— Не лицемерьте.

Вместо ответа Эллиот помассировал ей шею и плечи.

— Уверяю вас, у меня и в мыслях не было причинять вам страдания.

— Но вы наверняка знали, каковы будут последствия.

— Отнюдь. Признаюсь, я был заинтригован, решив, что вам уже доводилось пробовать сигары. И потому не мог удержаться…

— Ах, разумеется, вам и в голову не могло прийти, что нас застанут вместе!

— Ну почему же? Подозревал, — ответил он после короткой паузы.

— И вас не беспокоит, что уже к вечеру об этом будут говорить буквально во всех гостиных и салонах города?

— Я уже давно взял за правило не переживать по поводу того, что могут наговорить про меня досужие языки. Общество всегда будет жить сплетнями. Это занятие старо как мир. Наоборот, я скорее дам им повод посплетничать, чем оставлю им простор для бездоказательных домыслов. И все же, — продолжил Эллиот уже гораздо тише, — открытым остается вопрос: кто вам угрожает и с какой целью?

— Я сама в неведении. Кто еще мог прислать мне эту записку, кроме вас и Карлтона? Ну а поскольку, судя по всему, ни он, ни вы не имеете к ней никакого отношения…

— А почему вы исключаете Ренделла?

— Потому что живу с ним в одном доме. Вздумай Карл-тон отравить мне жизнь, полагаю, он придумал бы другой способ это осуществить, куда более действенный, нежели анонимка. Например, для начала он мог посадить меня под замок в моей комнате, морить голодом, а затем диктовать свои условия.

Сказанное ею произвело на Эллиота неприятное впечатление.

— Он уже пробовал это делать?

— Пробовал что? — В глазах Либерти читалось искреннее недоумение.

— Запирать вас в вашей комнате.

— Неужели непонятно, что я намеренно преувеличиваю? Боюсь, Дэрвуд, вы не способны отличить выдумку от правды.

— Просто потому, что не вижу оригинальной фантазии в том, что Карлтон Ренделл пытается запугать вас, — ответил Эллиот и сжал ее плечо. — Надеюсь, вам уже лучше?

— Немного. Не думаю, что мне захочется еще когда-либо выкурить сигару.

— Рад это слышать. Курение — дурная привычка.

— Мне почему-то казалось, вы находите курение полезным средством для ведения откровенных бесед.

— Верно. Тем не менее должен вам признаться, я не в восторге от вкуса сигар. Свою первую сигару я выкурил, когда мне было тринадцать лет, и мне было так же дурно, как вам сейчас.

— То есть вы хотите сказать, что вам было точно известно, каковы будут последствия, еще до того, как вовлекли меня в свой грубый розыгрыш?

— Я ни во что вас не вовлекал, Либерти. Просто решил наказать за апломб.

Либерти нашла в себе силы усмехнуться его словам. Нет, порой он действительно бывает неотразим.

— Что ж, думаю, вы правы, Дэрвуд. В следующий раз постараюсь быть осмотрительнее.

— Сомневаюсь. — Для пущей выразительности Эллиот слегка выгнул брови. — Однако должен вам признаться, за мной водится такая слабость: обожаю при случае воспользоваться чьей-то самонадеянностью.

— Что ж, приятно слышать, что у вас имеется хотя бы одна слабость.

— Уверяю вас, отнюдь не одна, — сказал Эллиот и выглянул из окна, потому что карета в этот момент сворачивала за угол. — Если вы чувствуете, что вам уже лучше, то позволю себе покинуть вас, как только Генри доедет до конца квартала. Он доставит вас домой.

— Со мной все в порядке, уверяю вас. — Либерти приподняла голову. — Вам нет необходимости беспокоиться.

— Не смешите меня, — парировал Эллиот. — Вам угрожали. И потому я не могу не беспокоиться за вас. Либерти решила не прятать своих истинных чувств.

— Благодарю вас, Дэрвуд.

Карета замедлила ход и остановилась. Эллиот подождал, пока лакей откроет дверцу, после чего вышел и повернулся к ней, чтобы пожать на прощание руку.

— Я докопаюсь до истины, даю слово.

— Благодарю, милорд. В начале следующей недели я к вам приду, чтобы забрать контракт.

Глава 3

Либерти бросила взгляд на молоток-колотушку на двери особняка Дэрвуд-Хаус. Ей почему-то пришел на ум роман с продолжением популярного романиста Чарлза Диккенса. Она так долго смотрела на дверь жилища Эллиота, что ей показалось, будто перед ней, словно Джекоб Марли перед Скруджем, появится Ховард. Представив себе лицо своего бывшего благодетеля, Либерти усмехнулась. Узнай Ховард, что она в эти минуты стоит на пороге дома Эллиота Мосса, более того, что собралась замуж за этого человека, наверняка умер бы во второй раз.

Если Либерти и колебалась, идти или не идти сюда, решимости в ней заметно прибавилось после того, как утром в прихожей она обнаружила на стуле бесчувственное тело Карлтона Ренделла. Ее всю передернуло от одного только его непристойного вида — лицо одутловатое, рот открыт, как у младенца. Наверняка накануне вместе со своими беспутными дружками провел ночь где-нибудь за карточным столом или в борделе, похваляясь перед девицами, как ему наконец-то повезло в жизни. Карлтон ничуть не сомневался, что Либерти согласна выйти за него замуж. В конце концов, он поставил ее перед выбором: или замужество — или судебная тяжба. И то и другое было для нее сродни смертному приговору.

При воспоминании об этом Либерти решительно взялась за колотушку.

Всего через несколько мгновений дверь ей открыл сам Эллиот. Загораживая собой дверной проем, словно лев, ринувшийся на защиту своей территории, он окинул ее тем же хищным взглядом, что и накануне в помещении аукциона.

— Доброе утро. — Вот и все слова, что нашлись у нее в эти мгновения.

Эллиот обернулся и посмотрел через плечо на уже немолодого дворецкого — тот поначалу замешкался, а потом, оправив сюртук, бросился исполнять свои обязанности.

— Не волнуйтесь, Уикерс, я сам как-нибудь справлюсь. Дворецкий в растерянности застыл на месте.

— Прошу прощения, ваша милость. Мы с поваром обсуждали меню. — Он с легким осуждением покосился на Либерти. — Я никак не ожидал, что к нам в столь ранний час пожалуют гости.

Губы Эллиота изогнулись в чуть заметной улыбке.

— А вот я ждал, — заверил он дворецкого. — И не надо беспокоиться. Я сам провожу даму в кабинет.

Судя по всему, Уикерс, ответивший легким кивком, был либо слишком хорошо вышколен, либо уже привык к эксцентричным выходкам хозяина. Поэтому воздержался от каких-либо комментариев по поводу своего полного неудовольствия, что хозяин сам открывает дверь, причем в столь неурочный час.

— Как вам будем угодно, сэр. Надеюсь, вы не станете возражать, если на обед будет подана лососина?

Эллиот продолжал испытующе смотреть на Либерти.

— Ничуть, Уикерс. Благодарю.

Он подождал, пока дворецкий скроется за дверью в дальнем конце холла, после чего отступил в сторону, давая Либерти возможность войти и обозреть внутреннее убранство дома.

— Рад вас лицезреть.

— Я не слишком рано? — спросила она, переступая порог.

— Отнюдь. Я как раз закончил перечитывать контракт, — ответил Эллиот и в очередной раз испытующе взглянул на гостью. — Надеюсь, у вас все в порядке?

— Можно сказать, что да. Карлтон и его мать постоянно куда-то ездят. Такое впечатление, что они вообще не замечают моего присутствия.

Медленным движением Либерти откинула с лица вуаль и посмотрела в глаза Эллиоту. И тут же сама удивилась, с каких это пор она научилась с таким завидным спокойствием воспринимать его близость. Его волосы, не то чтобы совсем темные, а скорее каштановые были влажны. Если она не ошибается, Эллиот встал рано, чтобы поупражнять тело. Скорее всего, утром он уже успел совершить верховую прогулку. Он производил впечатление человека, с величайшим тщанием относящегося ко всему, что касается собственной персоны, будь то гардероб или финансовые проекты. Либерти приятно было это заметить.

Неожиданно она обратила внимание, что возникшая между ними пауза затянулась, и поспешно оглянулась по сторонам, ища глазами, что могло бы стать предметом для продолжения разговора. Взгляд наткнулся на большую мраморную статую посреди просторного холла.

— Какая изумительная вещь! — воскликнула она. — Ховард неизменно приходил от нее в восторг!

— Благодарю вас. Это одна из моих любимиц. — С этими словами Эллиот махнул рукой куда-то в сторону дверей. — Насколько я понимаю, вы ограничены во времени. Поэтому могу вручить вам контракт прямо сейчас. Но, если не возражаете, мы могли бы обсудить его в библиотеке.

Понимая, что пути к отступлению нет, Либерти набрала полную грудь воздуха и решительно шагнула вперед.

— Вы позволите взять у вас плащ? — предложил Эллиот и протянул руку.

Либерти медленно расстегнула пряжку.

— У вас наверняка дельные адвокаты, коль вы сумели столь быстро составить контракт.

— Я им плачу за то, чтобы они были дельными.

— Тем не менее наверняка им стоило немалых трудов вовремя завершить столь кропотливый труд.

— Насколько мне известно, никто из них не пожаловался на загруженность. Деньги, мисс Мэдисон, — самое действенное средство в этом мире.

Либерти вручила ему плащ и проследовала в библиотеку.

Прозвучавшая в его голосе ожесточенность пробудила в ее душе сочувствие и симпатию. Постепенно она начала подозревать, что Эллиот Мосс — удивительный человек, которого этот мир явно недооценил и с которым довольно несправедливо обошелся. Вот почему он теперь демонстративно сторонится светского общества, отгородился от него, возведя между ним и собой высокую стену, добровольно заперся в полном одиночестве в своей башне из слоновой кости. В некотором роде он возвел цитадель и готов бросить вызов любому, кто попытается его выманить или в нее вторгнуться. Где-то в глубине души у нее возникло некое ощущение, причем довольно болезненное, которое Либерти определила для себя как сочувственное понимание. Но, как прекрасно ей самой известно, это — чувство одиночества. Осознание того, что Эллиот Мосс ужасно одинок, что он, как и она, неприкаянная душа, потрясло Либерти. Она многое умела делать, а особенно хорошо ей удавалось заботиться о близких — да и не очень близких — людях.

И вот теперь, словно вновь обретя смысл существования, Либерти порывисто направилась по коридору в библиотеку. Сделав всего несколько шагов, она обернулась.

— Странный вы человек, Дэрвуд. Казалось, он воспринял ее укоризненную реплику как комплимент.

— Что ж, мне это уже не раз приходилось слышать, — ответил он. — Думаю, в этом-то и заключается секрет моей притягательности.

— И несомненно, залог вашего успеха, — добавила Либерти, чувствуя, как ее покидает напряженность. Эллиот Мосс умел расположить к себе. В его обществе Либерти не раз чувствовала себя так, будто только что совершила важное научное открытие или обнаружила редчайшую находку. И хотя вторая половинка ее «я» упорно отказывалась поддаться обаянию этого человека, победа была явно не на ее стороне. Эллиот наделен редкостным даром моментально пресекать все ее робкие возражения. К примеру, его предложение пройти с ним в библиотеку должно было привести ее в ярость. Однако Либерти восприняла его как единственно доступный ей путь к спасению. Будь у нее шанс честно признаться Дэрвуду, что, по-видимому, она не сумеет добыть для него заветный Арагонский крест и остаться при этом его невестой, она бы почувствовала себя триумфатором, одержавшим победу не в одном сражении.

Эллиот вежливо придержал для нее дверь, ведущую в библиотеку.

— Как я понимаю, вы намерены рассказать мне, как Карлтон вел себя после того, как мы с вами расстались, или же я должен выкурить из вас это признание.

Выкурить? Либерти нахмурилась. Как, однако, неблагородно с его стороны вновь намекнуть ей на ту злосчастную сигару.

— Не слишком учтиво с вашей стороны.

— Боюсь, это для меня характерно. И не пытайтесь, пожалуйста, сменить тему разговора.

С этими словами Эллиот распахнул дверь в свой кабинет, расположенный позади библиотеки. От Либерти не укрылась решимость в его голосе. Он не собирался смягчать интонацию, пока не добьется от нее того, что ему нужно.

— Что ж, — отозвалась Либерти, несколько разочарованная его холодностью, — в таком случае вы должны знать, что Карлтон вознамерился публично унизить меня своим донельзя распущенным языком и порочными манерами. Сегодня утром я в очередной раз обнаружила его в бессознательном состоянии у нас в холле. От него несло как от пивной бочки. Я более чем уверена, что предыдущую ночь он провел со своими дружками и что они занимались исключительно тем, что отпускали мерзкие шуточки в мой адрес.

Эллиот вопросительно посмотрел на нее. Либерти сумела разглядеть золотистые крапинки в его глазах — они искрились, словно неверное пламя свечи. Эллиот тем временем пристально изучал ее лицо.

— И вам это неприятно? — произнес он, наконец пропуская ее впереди себя в кабинет..

Как только дверь за ними захлопнулась, Либерти повернулась лицом к своему спутнику.

— Разумеется. Кому приятны оскорбления?

— Мне понятны ваши чувства.

— Неужели? Мне почему-то показалось, накануне вы совершенно меня не поняли. Ведь вы даже не попытались хотя бы как-то сгладить тот неловкий случай на аукционе. Подозреваю, вам доставляет удовольствие, когда обо мне распускают слухи. Признаюсь честно, мне трудно поверить, будто вам понятно, отчего я так зла на Карлтона. Его преступление еще хуже, чем ваше.

— Черт вас побери! Как вы смеете сравнивать меня с этим ублюдком и кретином! В конце концов, я предложил вам взаимовыгодную сделку. Карлтон же обыкновенный распутник и пьяница. Пошел в своего дядюшку!

— Значит, вы уразумели мою проблему. Уж коли я посвятила вас в такие подробности, наверняка они выводят вас из себя.

— Нет, меня раздражает другое — то, с каким упорством вы пытаетесь доказать, будто я ничуть не лучше Хаксли, а мое отношение к вам не превосходит его.

В утреннем свете Либерти внимательно всмотрелась в лицо Дэрвуда. Окажись сейчас рядом с ними Карлтон, она не смогла бы поручиться за его безопасность.

— Но ведь я, милорд, согласилась на ваши условия!

На какое-то мгновение его глаза сузились, рассматривая ее в упор. Затем Эллиот глубоко вздохнул, словно пытаясь избавиться от застрявших где-то в горле слов.

— Верно, согласились.

— Я доверилась вам, а не Карлтону. Как вы понимаете, в конце концов я нашла в вас нечто такое, что оправдывает мой выбор.

— Постараюсь не обольщаться столь высоким мнением о моей персоне.

— Ах, прекратите Дэрвуд. Можно подумать, вы не видите, что я действительно отношусь к вам с величайшим уважением. Просто мне думается, некоторые ваши суждения несколько устарели, и я не могу удержаться от соблазна немного просветить вас на сей счет.

— Что ж, буду ожидать этого момента с тем же воодушевлением, с каким ожидают визита к дантисту.

— Уверяю вас, я не причиню вам боли, — рассмеялась Либерти.

Эллиот провел ладонью по лицу.

— Что ж, мисс, пожалуй, я готов с вами согласиться. Однако, если вы закончили свою просветительную лекцию на тему о своих слабостях, позвольте мне кое-что показать вам.

С этими словами Эллиот подошел к сейфу, стоявшему в дальнем конце библиотеки. Открыв его, он извлек обтянутую бархатом большую шкатулку. Судя по тому немногому, что довелось увидеть по пути в библиотеку и кабинет, вкусы Эллиота довольно эклектичны, решила Либерти. Что, собственно, ее почти не удивило.

Огромные комнаты служили отличной характеристикой его натуры. Пока они шли в библиотеку, Либерти сумела разглядеть некоторые из покоев дома, причем каждый был выполнен в особой цветовой гамме. Холл поражал строгим сочетанием черного и белого, главной же его достопримечательностью служила мраморная греческая статуя. Гостиная выдержана в приглушенных тонах пурпура, библиотека — главным образом голубого. Кабинет декорирован в сдержанных коричневых тонах. Либерти перевела взгляд с письменного стола на изящные книжные шкафы, а затем на персидский ковер. Правда, ковер розоватых оттенков казался коричневым. Внезапно Либерти поймала себя на мысли о том, что пытается представить, какие еще роскошества таятся под крышей этого просторного особняка. Интересно, а какие цвета такой человек, как Эллиот Мосс, мог выбрать для спальни? Почему-то Либерти живо, словно наяву, представила себе лакированную мебель красного дерева и ярко-красные шторы. В следующее мгновение лицо ее залил румянец под тон воображаемому ковру на полу.

Эллиот, вернувшись в кабинет, поставил на широкий письменный стол бархатную шкатулку и указал на замок:

— Если желаете, можете открыть. Либерти недоверчиво посмотрела на него:

— И они все там?

— Да, их около сорока. Некоторые из них миниатюрны. Когда они не будут помещаться в шкатулку, я закажу другую.

— Нет-нет, я не то имела в виду. Почему-то подумала, что вам захочется выставить хотя бы часть ваших сокровищ на всеобщее обозрение…

— Для этого они слишком дороги, — возразил Эллиот. — Боюсь, не смогу оставить их без присмотра там, где их «легко могут украсть.

— Нет-нет, я отнюдь не призываю вас… Мне подумалось, их можно поместить под стекло и любоваться. А главное, не нужно беспрестанно открывать и закрывать сейф.

— В этом нет ни малейшей необходимости. Я прекрасно знаю, как они выглядят.

— Но разве вам не хочется, чтобы их увидели и другие люди?

— Они принадлежат только мне, — сухо заключил Эллиот, давая понять, что продолжение разговора бессмысленно.

Однако Либерти не так легко обескуражить.

— Разумеется, с этим никто не спорит. Но у меня не укладывается в голове: зачем собирать коллекцию и держать ее в сейфе?!

— Потому что эти вещи вечны.

— И это для вас более важно, нежели их красота или ценность?

— Со временем красота может померкнуть, ценность — снизиться, но кресты из благородных металлов и драгоценных камней вечны. Даже огонь не способен уничтожить их.

— И все-таки я отказываюсь понимать, какой толк обладать, как вы выражаетесь, вечностью, если обладатель лишен возможности наслаждаться своим сокровищем вечно?

Вместо ответа Эллиот открыл замок.

— Я отнюдь не утверждаю, что не склонен наслаждаться ими. Кстати, наслаждение есть составная часть обладания.

Эта сентенция словно приоткрыла для Либерти щелочку в потайные уголки его души. У этого скопидома жажда обладания распространялась, по всей видимости, на все стороны его бытия. Так что ничего удивительного, что между ним и Ховардом разгорелось соперничество. Неутолимая жажда обладания алкала в крови и у того и у другого.

Либерти, с трудом отведя взгляд от склоненной головы Эллиота, переключила внимание на инкрустированные драгоценными камнями кресты. Длинным пальцем он провел по краю сверкающего бриллиантами Мальтийского креста. Либерти, не в силах отвести взора, внимательно наблюдала за ним. Эллиот тем временем погладил указательным пальцем массивный рубин. Нежно ласкал драгоценный камень, и от этого зрелища Либерти стало немного не по себе, по всему ее телу словно жар разлился. Подушечкой пальца Эллиот ластился, касаясь острия граней, и Либерти затаенно зажмурилась. Дэрвуд же, словно понимая, какое воздействие производят на нее его колдовские пассы, одарил ее проникновенным взглядом, способным растопить айсберг. Наконец, оторвав глаза от его рук, Либерти набрала полную грудь воздуха.

— Они действительно… впечатляют, — согласилась она. Эллиот выбрал из шкатулки массивный крест и вложил ей в руку.

— Это Дагмарский крест. — Холод металла контрастировал с теплом его пальцев. — Говорят, внутри его заключены частицы креста, на котором распяли Христа.

— Вы верите в это? — спросила Либерти, рассматривая крест, а заодно руку Дэрвуда, такую загорелую на фоне ее ладони.

Вместо ответа Эллиот обвел пальцем вокруг своего сокровища и покачал головой.

— Если собрать все частицы, о которых говорится, будто они подлинные, из них можно было бы возвести крест, который дотянется до луны.

Затем он взял с ее ладони крест. Либерти тотчас ощутила в руке легкую дрожь, Эллиот же вместо Дагмарского креста вложил ей в руку другой. С первого взгляда Либерти узнала его — это был египетский анкх, легко узнаваемый по особым округлостям. Привлекала его таинственная история.

— Неужели это крест самой Клеопатры? — спросила она наугад.

Эллиот кивнул:

— Подарок от Марка Антония. Судя по всему, полководец подпал под чары легендарной египетской царицы.

Да, в этом весь Эллиот — о чем бы ни шла речь, он обязательно переведет разговор на любовную тему. Однако Либерти сумела выдержать вызов, который прочла в его зеленых глазах.

— Понятно. Как я подозреваю, дар соблазнительницы был столь велик, что сам римский император оказался у ее ног. Неудивительно, что он преподнес ей столь ценный подарок.

— Вы так считаете?

— А как же иначе?

— Подозреваю, ему было приятно видеть, как его подарок покоится в ложбинке на ее груди.

Либерти стоило немалых усилий сохранить невозмутимый вид.

— Судя по всему, так оно и было. Насколько мне известно, египетская царица обожала откровенные наряды с обнаженной грудью. Что давало ему прекрасную возможность любоваться ее прелестями.

Эллиот улыбнулся:

— Смею предположить, все зависело от того, какой длины была цепочка на шее вышеназванной дамы.

Что за наглец! Либерти поспешно вернула злополучный крест в шкатулку.

— А это откуда? — Она указала на небольшую серебряную подвеску, надеясь в душе, что с этим украшением не связана никакая скабрезная история.

— Этот из Персии, — ответил Эллиот. — Как известно, там почитали Агурамазду, божество, боровшееся против хаоса, тьмы и зла. Для персов крест символизировал собой упорядоченность жизни.

— То есть это не христианский символ?

— Отнюдь, — ответил Эллиот и выбрал небольшой бронзовый крест, украшенный причудливой гравировкой. — Например, вот этот из Африки. Его изготовили мастера древнего кенийского племени. Кстати, уже сам металл представляет немалый интерес. Дело в том, что в той части Африки ни меди, ни олова нет, что наводит на мысль о хорошо развитых торговых связях, возможно, с Финикией.

Заинтригованная, Либерти воззрилась на замысловатый рисунок.

— Он несет какой-то таинственный смысл или выполнен как украшение?

— Смысл, конечно, и немалый, — ответил Эллиот, буквально пронзив ее взглядом. — Для африканского племени, изготовившего этот крест, четыре его луча символизировали четыре стороны света. Слияние же их олицетворяло — как, впрочем, и везде — плодородие. А вот, например, к этому, — и Эллиот указал на дырочки, пробитые на всех четырех лучах, — скорее всего прикреплялось какое-то более крупное украшение. Не исключено, что к нему полагался пояс целомудрия или что-то в этом роде.

Либерти сердито поджала губы.

— Ну кто бы мог подумать! — воскликнула она, но, заметив в глазах собеседника лукавый огонек, поспешила перевести взгляд на сокровища в шкатулке. — Однако, как я понимаю, самые крупные кресты христианские? Верно?

— Совершенно верно. Самые внушительные экземпляры этой коллекции христианские кресты. Ведь крест — символ христианской веры, поэтому вполне естественно, что мастера изготавливали с такой любовью, — пояснил Эллиот и умолк. — Как, например, Арагонский крест, — добавил он.

— Именно это я и хотела бы с вами обсудить, — произнесла Либерти, пробежав пальцами по граням крупного изумруда, после чего, выбрав украшенный топазами и опалами крест, принялась вертеть его в руке. — Я немало размышляла над тем, говорить вам это или нет, однако, как мне кажется, с моей стороны будет несправедливо, если я этого не сделаю. Я лично составила каталог библиотеки, а также всех личных вещей Ховарда. Это одно из многих дел, которые я выполнила по его поручению, после того как он нанял меня в компаньонки леди Ренделл. Я аккуратно вела записи до самого последнего момента, и мне на глаза ни разу не попался ни сам Арагонский крест, ни упоминание о нем. Подозреваю, что Ховард его продал.

— Вряд ли. В противном случае мне бы стало об этом известно.

— Я и не предполагала, что вы такой всеведущий, милорд, — отозвалась Либерти, опуская глаза. — Надеюсь, мне не придется сделать вывод, что вам известно буквально обо всем на свете?

— Когда дело касается Арагонского креста, то так оно и есть. Случись так, что Ховард решился бы продать свое сокровище, меня бы известили.

— И все-таки мне почему-то кажется, что креста в его, коллекции нет. Как только что вам сказала, я его никогда не видела.

— Может статься, он просто ускользнул от вашего внимания?

«Он понятия не имеет, какую глупость только что высказал», — подумала про себя Либерти.

— Нет, будь крест на месте, я бы наверняка об этом знала.

— Карлтон уже признался мне, что ему не известно местонахождение этой вещицы.

— Вы разговаривали с Карлтоном?

— Разумеется. Предложил купить у него крест буквально в тот же день, когда умер Ховард.

— Он не говорил мне.

— С какой стати он должен с вами это обсуждать? Мне доподлинно известно, что крест не появился ни в одном реестре имущества покойного.

— Это потому, что его там нет, — заключила Либерти; указав на бархатную шкатулку, молвила: — Я хотела взглянуть на вашу коллекцию исключительно с целью убедиться в своих предположениях. Не исключено, что я имела возможность видеть Арагонский крест, но, должно быть, он был внесен в реестр под другим названием. Однако теперь, посмотрев вашу коллекцию, я понимаю, что такого быть не может.

— В коллекции Ховарда около пяти тысяч наименований, и это исключая его библиотеку. — Эллиот продолжал настаивать на своем. — Откуда вам известно…

— Семь тысяч триста тридцать шесть, — уточнила Либерти. — Семь тысяч триста тридцать семь, если считать набор из солонки и перечницы Людовика Четырнадцатого раздельно.

Если Эллиота и поразила сделанная ею поправка, то внешне он не выказал своего восхищения.

— Вижу, вы действительно вели скрупулезный учет. Либерти кивнула.

— У меня неплохая память, — пояснила она. — Так что, будь Арагонский крест действительно в библиотеке, я непременно бы его обнаружила.

Эллиот промолчал в ответ на ее замечание, и Либерти ничего не оставалось, как переключить внимание на рубины и сапфиры, которыми был украшен массивный серебряный египетский крест.

Повисло напряженное молчание, однако вскоре Либерти ощутила руку Эллиота на своей ладони.

— А что, если я все-таки осмелюсь предположить, что крест на своем месте?

Либерти с трудом поборола желание стряхнуть его руку.

— Боюсь, вы меня не поняли. Стоит мне хотя бы раз посмотреть на вещь, и я ее уже никогда не забуду.

— Почему же? Я вам верю.

— Более того, инвентарной книги просто не существует в природе. Согласна, где-нибудь завалялся какой-нибудь черновик, но гроссбух, если можно так выразиться, хранится у меня в голове. Ну вот: Шекспир, «Буря», рукописная копия. Номер в перечне: семьсот сорок два, номер полки «М» шестьсот восемьдесят три, точка, два. Вот так-то!

— Что ж, впечатляюще, — согласился Эллиот. Либерти одарила его победным взглядом, в котором читалось нечто вроде «я же вам говорила!».

— Я просто пытаюсь втолковать вам, что креста в коллекции нет. И вряд ли он когда-либо был.

— А если он спрятан?

— И каким же образом? Если это действительно, как вы утверждаете, столь ценная вещь, то почему же Ховард не хранил вкупе с остальной коллекцией у себя в библиотеке? Ведь более надежное место невозможно себе представить!

— И тем не менее я склонен полагать, что крест находится именно в библиотеке. Спрятан в надежном месте. Нам остается только найти его.

— Но это же просто смешно! С какой стати было его прятать?

— Ховард обожал подобные игры, Либерти.

Эллиот в упор уставился на нее, после чего обошел письменный стол и потянулся к верхнему ящику. Одно движение руки, и сработала невидимая постороннему глазу пружина. Откуда-то выдвинулся потайной ящик, из которого Эллиот извлек сложенный в несколько раз листок.

— Я получил это вскоре после его смерти.

— Что это? — Не зная, что и думать, Либерти взяла у него из рук листок.

— Читайте, — негромко велел Эллиот.

Либерти на мгновение встретилась с ним взглядом, после чего развернула лист. Увидев перед глазами так хорошо знакомый ей неразборчивый почерк Ховарда, она почувствовала, как у нее затряслись руки. Показалось, будто он третьим присутствует в кабинете.

— Это рука Ховарда, — произнесла она растерянно.

— Совершенно верно, — подтвердил Эллиот. Мрачные нотки в его голосе тотчас навели ее на дурные подозрения. Внимательно она вчитывалась в письмо.

Дэрвуд, надеюсь, до вас уже дошло радостное известие о том, что я умер, а мое тело предадут земле. Уверен, вы сожалеете лишь об одном — что не сыграли никакой роли в моей кончине. Кажется, все мои усилия к достижению бессмертия оказались напрасны. И в конце жизни ничто уже не могло меня спасти. Все, что мне досталось, — это холодная могила, а еще более холодное осознание того, что уношу с собой горечь и озлобленность на меня не одного человека.

Лишь то служило мне утешением, что моя миссия еще не выполнена до конца. У меня есть нечто такое, что вы желали бы иметь. Более того, вы страстно мечтали об этом, и я уверен, что верная Либерти не допустит, чтобы это нечто попало к вам в руки.

Сложись все иначе, и нас с вами могла бы связать дружба. Поднимите за меня бокал и признайте, хотя бы на этот раз, что я был вашим самым достойным соперником.

Вечно ваш

Хаксли.

Читая, Либерти ощутила, как на глаза навернулись предательские слезы.

— Мне о письме ничего не известно.

— Я подозревал.

Либерти заставила себя взглянуть на собеседника:

— Так вот почему вы сделали мне предложение?

— Именно поэтому.

— Ясно…

— Позвольте вам не поверить.

— Нет-нет, мне действительно понятно. Ховард использовал меня в качестве орудия мести по отношению к вам, а теперь вы жаждете возмездия, используя меня. Почему-то при этом никто не спросил моего согласия на участие в этом поединке.

Эллиот присел на край стола и взял обе ее руки в свои.

— Вы заблуждаетесь. Все отнюдь не так.

— Неужели? Признайтесь честно, способны ли вы сказать мне, что не горите желанием поступить наперекор завещанию Ховарда?

— Либерти, я понимаю вас. Вы были искренне к нему привязаны, однако взгляните правде в глаза: Ховард ведь только тем и занимался, что втягивал людей в свои игры. — Эллиот на мгновение умолк. Он по-прежнему крепко сжимал ее руки, не давая ей вырваться из его цепкой хватки. Выражение его лица стало холодным, почти суровым. Либерти не сводила с него зачарованного взгляда, наблюдая за его лицом и догадываясь, как внутри его борются самые противоречивые чувства. — Я не хотел бы, Либерти, чтобы вы помогли Ховарду одержать победу. И если вам кажется, что он использовал вас в своих целях, то у вас, можно сказать, развязаны руки.

— А разве вы занимаетесь не тем же в собственных целях?

— Я по крайней мере пытаюсь быть с вами предельно откровенным и воспринимаю наши отношения как обоюдовыгодные. Ховард же оставил вам один-единственный выбор, и то, надо сказать, просто чудовищный!

— Вы намекаете на то, что, для того чтобы защитить его деловые интересы, я должна выйти замуж за Карлтона?

— Разумеется. Иначе зачем он так распорядился?

Его слова потрясли Либерти до глубины души. На протяжении нескольких недель она упорно отказывалась смотреть правде в глаза, признать, что Ховард нарочно составил завещание таким образом, чтобы ей ничего другого не оставалось, как выйти замуж за Карлтона. Наверняка он отдавал себе отчет в том, что это замужество погубит ее. Пренебрег ее интересами во имя своих корыстных целей и зная, что ранит ее в самое сердце. А ведь она любила его! И вот теперь оказывается, что ее нежная привязанность мало что значила для Ховарда.

Внезапно ей стало все безразлично, вернее, у нее не осталось сил, чтобы переживать по этому поводу. Подняв глаза на Эллиота, Либерти различила в его взгляде, устремленном на нее, неподдельную нежность. Она готова была расплакаться.

— Ну почему судьба ко мне так жестока?

— Неправда. Вам претит мысль о браке с Карлтоном Ренделлом, а ему претит мысль о браке с вами. Впрочем, он круглый дурак.

При этих словах Эллиот пожал ее руку, и Либерти невольно сделала шаг ему навстречу.

— Скажите, какой мужчина, если он, конечно, в своем уме, отказался бы от вас?

— Эллиот, я…

Дэрвуд притянул ее к себе и, прежде чем Либерти успела сообразить, что происходит и что последует затем, крепко обнял ее.

— Вы же не станете это отрицать, Либерти. Я почувствовал это с первой же встречи.

— Я, право, не знаю, о чем вы…

— Всякий раз, когда смотрю на вас, я страстно вас желаю. — Эллиот медленным движением положил ее руку себе на грудь, а сам обнял ее за талию. — С того самого дня, с первой минуты, когда я увидел вас на аукционе вместе с Ренделлом, я возжелал вас и с тех пор пребываю как в бреду.

— Но мы ведь виделись не так уж часто, и всякий раз я была с Ховардом!

— Какая разница. Я хочу вас, Либерти. Я страстно желаю только вас. И ни за что не поверю, будто вы об этом не догадываетесь.

— Нет, я…

Его руки обвили ее талию.

— Неужели вы не почувствовали, что всякий раз, как оказывался с вами рядом, я уже ни о чем не мог думать? Я не мог выбросить из головы мысли о вас по нескольку дней.

Его слова подозрительно напоминали ей собственные потаенные мысли.

— Эллиот!..

— Скажите это еще раз, — прошептал он. — Мне нравится, как вы произносите мое имя. Приятно слышать его из ваших уст.

Он наклонил голову, и теперь его лицо было всего лишь в нескольких дюймах от ее лица.

— Прошу вас, не надо думать, будто…

— Ах, моя милая Либерти. Вижу, вы еще не готовы сделать признание.

— Мне не в чем признава…

Он не дал ей договорить, прижав палец к ее губам.

— Не волнуйтесь. Вот увидите, я добьюсь от вас этого признания, хотите вы того или нет. Кстати, не могу дождаться дня, когда наконец — если позволите так выразиться — вы признаетесь мне в своих чувствах как на духу.

Либерти отвела от лица его руку.

— Не дождетесь!

— Уверяю, я сделаю все для того, чтобы вы забыли Ховарда! — воскликнул Эллиот. — Более того, чтобы забыли абсолютно обо всем!

— Не бывать этому!

Тогда он улыбнулся ей лукавой улыбкой искусителя. Она покорила и сокрушила Либерти. Ей ни разу не доводилось видеть, как Эллиот улыбается, и потому ей показалось, будто мир вокруг замер. Пол у нее под ногами почему-то заходил ходуном, а сердце в груди затрепетало. Все ее существо с восторгом ответило на его призывный взгляд.

— Моя дорогая мисс Мэдисон, прошу вас, не надо меня недооценивать. В конце концов, Картлон Ренделл может от вас отказаться, — прошептал он, обдав ее горячим дыханием. — А я никогда!

Глава 4

Дэрвуд оставил ей менее секунды для того, чтобы осознать смысл сказанного, потому что уже в следующее мгновение он наклонил голову и впился ей в губы крепким поцелуем. Либерти оказалась мягкой и податливой. Поначалу Эллиот не был уверен, что она откликнется на его ласки. Пока его губы жадно вкушали нектар ее губ, Либерти стояла замерев на месте. Он приподнял ее руки и положил себе на плечи, после чего привлек ее к себе и прижался всем телом.

Ее реакция последовала мгновенно. Ей показалось, будто голова ее создана исключительно для того, чтобы покоиться у него на плече. Когда же с ее губ сорвался тихий стон, остатки самообладания оставили его окончательно. Эллиот не ожидал, что его охватит такая неудержимая страсть. Он взял ее лицо в свои ладони и снова впился поцелуем ей в губы. Она провела ладонями по его волосам. Ощущение ее хрупкого тела наполнило Эллиота одновременно и силой, и слабостью. Властным движением он сильнее стиснул ее талию, отчего Либерти даже вскрикнула.

— Милорд!.. — сумела прошептать она, на мгновение освободив губы.

— Эллиот, — поправил он ее. — Мое имя Эллиот.

Но не успела она ответить, как он снова жадно припал к ее губам. Его властный поцелуй был едва ли не жесток. Эллиот, однако, нашел некое оправдание своему порыву — как-никак Либерти не назовешь невинным созданием, не ведающим греха и не искушенным в плотских утехах. Она целых десять лет состояла на службе у лорда Хаксли, в том числе и в его спальне. Эта женщина искушена в таких вещах.

Эллиот пробежал руками по ее спине, теснее прижимая к себе. Сквозь ткань платья он ощущал изгибы ее тела.

Он едва сдерживал охватившую его яростную страсть. Это было сродни попыткам надолго задержать дыхание.

Его пальцы нервно перебирали ее волосы. Наконец последняя шпилька пала жертвой этого буйного набега. Оказавшись на свободе, локоны рассыпались по плечам. Эллиот застонал и, поднеся к губам прядь волос, коснулся губами.

— Вы восхитительны! — прошептал он. — Несравненны! Вы одна такая на всем свете! Он жадно вдыхал аромат ее волос.

— Боже, как приятно! Я готов вдыхать вас до умопомрачения!

— А мне приятно, когда вы ласкаете меня, — шепотом призналась она.

Эллиот тотчас ощутил, как внутри его разлилось тепло, словно солнечный луч, упав на кусок льда, растопил его. С негромким смешком он вновь обнял Либерти за талию.

— Я знал, что нам с вами будет хорошо, — прошептал он ей на ухо и, приподняв, усадил на письменный стол.

От неожиданности Либерти ахнула. Один ее вид — сидящей на столе, посреди разбросанной коллекции крестов — тотчас пробудил в Эллиоте неугасимое желание. Ему страстно захотелось войти в нее, прямо здесь, сию же секунду. Вожделение было столь велико, что он даже решил не обращать внимания на мелочи вроде тех, что двери в библиотеку и кабинет оставались не заперты, что, придя к нему, Либерти рискует своим именем, да и вообще здравый смысл подсказывал, что так не поступают. В какой-то момент его желание стало непреодолимым, и он наверняка вошел бы в нее, даже если бы кто-то приставил к его виску пистолет. Однако внутренний голос нашептывал Дэрвуду, что он слишком близко подошел к опасной черте. Но его единственное спасение в теплом и нежном теле Либерти.

На ее лице он прочел изумление. Ее губы, припухшие от жестких поцелуев, раскрылись, исторгая сладостный стон. Его пальцы принялись перебирать на ней юбки.

— Милорд, что вы делаете?..

Ловким движением Дэрвуд закинул юбки наверх и встал у нее между ног. Ее вопрос тотчас замер, не успев слететь с губ. Ощущение ее теплых бедер было невообразимо приятным. Чтобы сохранить равновесие, Либерти потянулась к его плечам, и Дэрвуд склонился над ней, осыпая поцелуями шею. Либерти застонала, а его пальцы тотчас скользнули в прорезь ее панталон.

— Эллиот…

Имя его отозвалось у него в голове оглушительным взрывом. Либерти дарила ему себя. Еще ни одна женщина не реагировала так на его ласки. Дэрвуд опасался, что, нег смотря на страстное желание, он не сможет избавиться от мысли, что эта женщина принадлежала его злейшему врагу. Однако тотчас оказалось, что он готов позабыть обо всем на свете, лишь бы только она продолжала называть его по имени.

— Замечательно, Либерти, пропойте еще.

— Эллиот, что вы дела…

Его рука продвигалась до тех пор, пока он не достиг трепещущей горячей плоти. Либерти не протестовала, с губ ее срывался сладостный стон.

— Вот так, умница, — прошептал он. — Это моя самая любимая песня.

Влажная и горячая, она была готова принять его! Он же, казалось, растерял последние крохи самообладания и здравого смысла. Ее жаркая и трепетная плоть ждала его! Такого блаженства он не испытывал еще ни разу!

Либерти непроизвольно вскрикнула. Дэрвуд догадался, что его прикосновения возымели действие, и ее пронзила сладостно-мучительная боль. Либерти вцепилась ему в плечи.

— Эллиот, это выше всяких пределов!

Каким-то образом его одурманенный мозг отозвался мыслью: «Да, это действительно выше всяких пределов». Такое происходит с ним впервые в жизни, и любые слова были бессильны описать, что эта женщина творит с ним.

— Вы даже не представляете, что делаете со мной, — прошептал он, не узнавая собственный голос.

— Надеюсь, это примерно то же, милорд, что вы делаете со мной.

С губ Дэрвуда сорвался хрипловатый смешок, и его губы устремились ниже, обжигая жарким дыханием шелковистую кожу ее шеи.

— Не могу даже описать, что ощущаю в эти минуты, — прошептал он, уже нежно покусывая мочку ее уха. — Я умираю от желания обладать вами.

Дыхание вырывалось у нее из груди прерывистыми всхлипами. В какое-то мгновение его губы отыскали пульсирующую жилку у нее за ухом, а палец вошел в ее горячую, влажную плоть. Его рука была прижата к ее самому сокровенному месту, язык нежно ласкал завиток уха. И в следующее мгновение ее тело сотряс взрыв. Словно вспышка молнии ослепила его. А ее тело сначала будто сжалось вокруг него, после чего тысячи волн судорожно разошлись по всему телу.

Издав негромкий стон, Дэрвуд поднял голову, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Ничего более потрясающего он не видел за свою жизнь. Как человек, который владел несметными сокровищами, привезенными со всего мира, он готов был поклясться, что величайшее сокровище трепетало в эти мгновения в его объятиях. Ничуть не меньше его поразило то, как реализовалась его собственная страсть. Подарив Либерти образец того, чем рни могут наслаждаться в дальнейшем, он неожиданно и сам испытал странное удовлетворение и теперь терпеливо дожидался, пока она спустится с небес блаженства на грешную землю.

Когда наконец она овладела собой, то немедленно отвела его руку. Эллиот с неохотой убрал руку, после чего поправил на ней юбки. Ее пальцы были прижаты к губам — все еще влажным и припухшим. Он мог поклясться, что чувствует ее смущение и растерянность, и поспешил осторожно снять ее со стола.

— Это было неописуемо!

Но Либерти по-прежнему молчала и лишь качнула головой, выражая несогласие. Дэрвуд потянулся, чтобы взять ее за руки. Однако она оттолкнула его. Тогда он силой оторвал ее пальцы от губ, и она была вынуждена покориться.

— Не надо бояться того, что между нами будут происходить подобные вещи. Вы удивительная, страстная женщина! И я уверяю вас, вам нечего стыдиться и тем более не в чем предо мной извиняться.

— Этого не следовало допускать! Я, должно быть, забылась, если позволила вам подобные вещи!

Эллиот большими пальцами потер ей тыльную сторону ладони.

— Но вы наверняка знали, чем все кончится. Женщина с вашим опытом давно должна была догадаться, что меня влечет к вам.

К его величайшему изумлению, Либерти залилась краской. Насколько Дэрвуду было известно, женщины, которые добились для себя положения в обществе примерно тем же способом, что и Либерти, никогда не краснели.

— Милорд, я отдаю себе отчет в том, что вы… что я… — не договорив, она вдохнула, чтобы отдышаться. — Надеюсь, вам понятно, почему я считаю ситуацию довольно щекотливой?

Нет, он не понимал, а лишь подозревал, какая внутри ее идет в эти мгновения борьба. Эллиот не мог позволить себе лишиться того взаимопонимания, что сразу возникло между ними, и потому попытался погасить ее смущение.

— Либерти, послушайте меня. Мы с вами не такие, как все. Мы не играем по чужим правилам. — И он наклонился ниже, пристально глядя ей в глаза. — Признайтесь, ваша страсть напугала вас?

— Да, — негромко созналась она.

Ее откровенность вызвала в нем ликование. Эти ощущения были ей в новинку, так же как ему! Чему бы там ни обучил ее Ховард, она ни разу не испытала с покойным графом ничего подобного, что пережила сегодня в объятиях Дэрвуда.

— Но почему?

— Мне не нравится, что из-за этого я потеряла голову. Мне кажется, что всякий раз, когда вижу вас, я чем-то компрометирую себя и провоцирую вас.

— Может, вам будет легче, если я скажу, что моя страсть ничуть не уступает по силе той, что терзает вас? Я желаю обладать вами, Либерти. И я не пытался скрыть это от вас.

— Пожалуй, в этом вы правы, милорд. Однако это я позволила себя соблазнить, забывшись до такой степени, . что готова была дать вам все, чего вы от меня желали.

Уже сама мысль о том, что Либерти готова была дать ему все, захлестнула его горячей волной. Он все еще был физически возбужден, охвачен неодолимым желанием, которое Либерти снова разожгла в нем. Но если в данный момент что и могло его спасти, так это энергичная пробежка по туманному Лондону. Однако Дэрвуд никак не мог заставить себя оторваться от нее, его притягивало к ней словно магнитом.

— Право, вы преувеличиваете, говоря, что мне такое по силам. Уверяю вас, я не такой искусный любовник, как вы могли подумать.

И тогда она сама отступила от него. Дэрвуд с удовлетворением отметил про себя, что при этом она старалась придерживаться края стола, словно колени ее в любой момент готовы были подкоситься.

— Думаю, милорд, в наших с вами интересах поскорее прекратить этот наш разговор. Вы понимаете, что мне требуется время, чтобы поразмыслить над тем, что сегодня произошло.

Несколько мгновений он пристально смотрел на нее, после чего достал из ящика документы.

— Пожалуй, вы правы. И когда вы этим займетесь, то поймете, что у вас нет никаких резонов сомневаться в том, что нас ждет приятное будущее.

— Как мне кажется, слово «приятное» здесь несколько неуместно.

Дэрвуд рассмеялся, а Либерти нахмурилась:

— Милорд, я не нахожу в этом ничего смешного.

— Уверяю вас, я смеюсь не над вами. Вы околдовали меня. И я ничего не могу с собой поделать, потому что вы подняли-мне настроение.

— Но ведь вы, если я правильно вас поняла, смеетесь над моей сдержанностью?

— Потому что нахожу ее очаровательной. — С этими словами он поднес ее руки к своим губам. — Или вам страшно от того, что узнали сегодня о себе самой?

— Ничуть.

— Что ж, рад это слышать. Я хочу вас, Либерти. И я привык получать то, что хочу. Она высвободила пальцы.

— Вы, как всегда, самонадеянны.

— Нет, скорее, воспринимаю это как широкий взгляд на вещи. Мне всегда нравилось заключать сделки, в которых в выигрыше все участники.

— И именно так вы воспринимаете свое предложение мне выйти за вас замуж?

— Вы правы, — ответил Дэрвуд, протягивая ей бумаги. — Вот брачный контракт, о котором вы меня просили.

Он вложил ей в руки документ. Было видно, что Либерти колеблется, однако затем она все-таки сунула его в карман платья. На мгновение в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем каминных часов. Дэрвуд мог поклясться, что буквально читает ее мысли. Наконец печаль в ее глазах уступила место решительности.

Расправив плечи, она отступила от него.

— Благодарю вас, милорд. Внимательно ознакомлюсь с его содержанием.

— Надеюсь, он устроит вас во всех отношениях.

— Я тоже на это надеюсь.

— И как скоро вы согласны выйти за меня замуж? Либерти пристально посмотрела ему в глаза.

— Полагаю, что чем скорее, тем лучше. — С этими словами она извлекла из кармана платья, сложенный в несколько раз листок бумаги. — Сегодня утром я получила очередную угрозу.

Глава 5

— Черт побери, Гаррик! — воскликнул Эллиот, нервно расхаживая перед камином у себя в кабинете. — Разрази гром этого мерзавца! Он еще смеет угрожать! Интересно, каким же надо быть ничтожеством, чтобы опуститься до такого тиранства?

Гаррик Фрост сидел, закинув обутые в сапоги ноги на кофейный столик.

— Это Ренделл, уверяю тебя. Он сущий осел, это нам хорошо известно. И он пытается принудить Либерти содействовать его низким планам. Он то грозит ей судом, то пытается заставить ее выйти за него замуж, а все потому, что ему кажется, будто он угодил в ловушку. Конечно, кончина Ховарда какое-то время еще послужит ей прикрытием — она всегда может сослаться на то, что приличествующий в таких случаях траур еще не кончился, однако Карлтон не хочет ждать, тем более что речь идет о деньгах. Просто как дважды два.

Нахмурясь, Эллиот рассматривал смятый лист бумаги, который держал в руках.

— Либерти уверяет, что понятия не имеет, что все это может значить. Она вручила его мне так, словно это приглашение на званый ужин.

Верный своим привычкам, Эллиот послал за Гарриком, как только Либерти вернулась в Хаксли-Хаус. Дождавшись друга, Эллиот выразил обеспокоенность по поводу полученного письма, а также свои соображение на сей счет. И хотя Дэрвуд был уверен, что у Либерти нет оснований предаваться излишней тревоге, он тем не менее поручил своему секретарю добавить в штат прислуги Хаксли-Хауса еще двух лакеев. До тех пор пока Либерти не переберется к нему в качестве законной супруги, Эллиот намеревался денно и нощно держать ее под недреманным оком своих людей.

Он так разволновался, что то и дело потирал подбородок.

— Эта женщина сама себе выроет могилу, помяни мое слово.

— Но ведь она приходила к тебе. Не так ли? Это внушает надежду.

— Что ж, возможно, ты прав.

— Надеюсь, ты не сказал ей, почему хочешь на ней жениться?

— У нас с ней состоялся откровенный разговор. Я объяснил, что мне нужен Арагонский крест. Она также высказала ряд пожеланий. И я счел возможным пойти на уступки.

— Как, однако, благородно с твоей стороны. Надеюсь, она не добилась от тебя признания, что ты сделал все для того, чтобы только погубить репутацию Ховарда?

В ответ на замечание друга Эллиот нахмурился:

— Она сказала нечто в этом роде.

— А ты, разумеется, отмел ее обвинения.

— Гаррик, прошу тебя, не доставай меня.

— У меня и в мыслях нет ничего подобного.

Эллиот с трудом подавил ответную язвительную реплику. Гаррик слишком хорошо его знал и потому с завидным упорством добивался того, что хотел услышать. Опыт подсказывал Эллиоту, что в подобной ситуации самое разумное — попытаться сменить тему разговора.

— Кстати, а как обстоят дела у тебя самого за последнюю пару дней?

Вместо ответа Гаррик пристально посмотрел на друга, давая понять, что их разговор еще далеко не закончен. Немного помолчав, он положил на стол стопку бумаг.

— Неплохо. Кстати, вот информация, о которой ты меня просил.

— Надеюсь, ты получил ее без особых усилий? У тебя не возникло из-за этого неприятностей?

— Отнюдь. Граймз сам вызвался помочь.

— И сколько же ты ему заплатил?

— Пятьдесят фунтов. Эллиот сгреб со стола бумаги.

— Вот идиот! Мог бы вполне потребовать пятьсот. Гаррик подождал, пока Эллиот разберется с бумагами, потом поинтересовался:

— Ну как, это то, что тебе нужно?

— В принципе да, — отозвался Эллиот, перелистывая бумаги. — Судя по всему, дела у Ховарда шли отнюдь не блестяще, как могло показаться на первый взгляд. Это, кстати, мне уже давно известно.

После того как Либерти ушла от него, Эллиот поделился с Гарриком своим подозрением на тот счет, что Либерти вполне мог угрожать кто-то из деловых партнеров Ховарда — тот, что мог многое потерять, если имущество перейдет в руки Карлтона, а он забросит дела, чтобы, как и раньше, предаваться беспутству. Эллиот располагал полной информацией обо всех партнерах и кредиторах Ховарда, однако ее проработка требовала особой тщательности. Джералд Граймз, главный письмоводитель Ховарда, оказался превосходным источником.

Внезапно взгляд Эллиота привлекла одна цифра. Он пролистал назад несколько бумаг, мысленно делая расчеты, после чего вновь вернулся к заинтересовавшей его странице.

— Ага! Вот оно!

Гаррик поднялся с дивана.

— По глазам вижу — нашел! — произнес он, делая шаг навстречу Эллиоту. — Интересно, что же именно?

— То, что мне, по всей видимости, придется приложить все усилия, чтобы ненароком ты никого не зарезал.

— Вот как! Можешь быть абсолютно спокоен. Пока я не жажду ничьей крови.

— Лучше подойди ближе и взгляни вот на это. — Эллиот отделил от стопки бумаг один лист, остальные бросил на стол. Когда Гаррик подошел, он указал ему на ряд цифр.

— Эллиот, если не ошибаюсь, я тебе уже несколько раз говорил, что для меня эта цифирь сродни китайской грамоте. Я понятия не имею, как в них разбираться. Даже если бы я смотрел на них часами, все равно не понял бы, что они означают. Могу предположить только одно — не иначе как ты вычислил негодяя.

— Ну, это пока сильно сказано, однако если верить цифрам, то кое с кем из инвесторов дела у Ховарда обстояли не слишком замечательно. Взгляни сюда. — Эллиот указал на колонку цифр. — Вот здесь выплаты, которые Уиллис Брэкстон якобы переводил за кредит, предоставленный ему Ховардом для разработки шахт.

— И?..

— А это, — Эллиот указал на следующий листок, — проценты, которые Ховард платил своим инвесторам. Теперь взгляни на дату, когда выплата процентов прекратилась.

— Ты хочешь сказать, что последний взнос был сделан, на той неделе, когда Ховард умер?

— Совершенно верно.

— Возможно, это просто чья-то оплошность. Либерти могла забыть про этот кредит.

— Это на нее не похоже. Я подозреваю, кто-то вознамерился обанкротить брэкстоновскую шахту, отозвав кредит.

— Но почему?

— Чтобы надавить на Либерти. Мне про нее известно достаточно, и я имею все основания подозревать, что она ничего не знала о том, что Ховард вел втайне от нее темные дела. Наверняка он имел второй набор бухгалтерских книг, и вот теперь кто-то прилагает усилия к тому, чтобы эти дубли исчезли.

— Применяя угрозы?

— Именно. Готов поклясться, наш с тобой негодяй хотел бы, чтобы Либерти поскорее выскочила замуж за Карлтона. Это единственный способ добиться, чтобы все осталось в тайне.

— Это, если можно так выразиться, крайняя мера.

— Отнюдь. После смерти Ховарда каждый кредитор, каждый банкир, каждый торговец Лондона устремился за ней по пятам как гончая за лисой. На сегодняшний день она пока не поддалась чьему-либо давлению. И это несмотря на то что половина работников ее покинули, а партнеры, прислуга демонстрируют неуважение к ней. Либерти удалось удержать финансовую империю Ховарда на плаву. Так что, кто бы ей сейчас ни угрожал, этот человек начинает терять терпение, да и время тоже.

— И что же ты предлагаешь?

— Думаю сегодня по второй половине дня нанести кое-какие визиты. Если инвесторы Ховарда нервничают, кто-то из них наверняка проговорится.

— Судя по всему, Граймзу самому не терпится это сделать. Кстати, я тебе ничем не могу помочь?

— Ловлю тебя на слове. Найди священника и раздобудь брачную лицензию. Думаю, нет резона тянуть с этим делом. Чем скорее Либерти станет моей женой, тем лучше.

Следующий вечер Эллиот провел под открытым небом. Было холодно и туманно, и его в эти минуты согревала лишь клокотавшая в нем ярость. Он провел весь день в неустанных хлопотах, преследуя по пятам, словно гончая, бывших партнеров Ховарда, благодаря чему разузнал об этом человеке гораздо больше, чем рассчитывал. Тем не менее это обстоятельство ничуть не приблизило его к разгадке, кто же все-таки угрожает Либерти.

Что, кстати, решил про себя Дэрвуд, закутываясь поплотнее в плащ, не так бы раздражало, будь у этой особы привычка сидеть на месте и не выкидывать всякие фокусы. Либерти, начиная с утреннего визита к нему, буквально загоняла до седьмого пота приставленных следить за ней соглядатаев. Она успела побывать на аукционе, где продавался крупный рогатый скот, приняла участие в собрании акционеров принадлежавшей Ховарду судоходной компании и имела как минимум три встречи с банкирами. Затем два часа она провела в книжном магазине на Бонд-стрит. В общем, за день успела переделать столько дел, сколько иной мужчина не успевает сделать за неделю.

Эллиот получал постоянные отчеты о положении дел в Хаксли-Хаусе и до сегодняшнего вечера предпочитал держаться в стороне, предоставив Либерти возможность самой улаживать свои дела. Однако примерно полчаса назад, вернувшись домой, он застал у себя в холле взволнованного Томаса Эдли, который нервно метался из угла в угол. Оказывается, Либерти наскучило, по всей видимости, вести дела как полагается, то есть честно и открыто, и теперь она прибегает к разного рода уловкам. Например, сегодня она тайком ушла из дома через черный вход для прислуги. По словам Эдли, она остановила извозчика возле дома Уиллиса Брэкстона, где затем разбила окно в библиотеку и проникла внутрь. Эдли пришлось в срочном порядке броситься на поиски Эллиота, чтобы привести на место происшествия.

И вот теперь, поеживаясь от ночного холода, Эллиот наблюдал за тем, как в темноте мелькает огонек одинокой свечи в окне библиотеки, размышляя, как ему лучше поступить с негодницей: свернуть шею или, положив себе на колени, устроить показательную порку? Или то и другое вместе, чтобы неповадно было? Посмотрев на всякий случай в сторону улицы, Дэрвуд перемахнул через забор. Нет, тянуть дольше нельзя, пусть уж произойдет то, что неминуемо должно случиться. Но сначала ему следует выманить ее оттуда. И уж тогда он решит, какое наказание ей полагается.

Проникнув внутрь через открытое окно, Эллиот бесшумно опустил ноги на мягкий ковер. Либерти была так увлечена изучением бумаг, которые разложила по всему столу Брэкстона, что не сразу заметила присутствие в библиотеке постороннего. Так что Эллиот в течение нескольких секунд имел возможность лицезреть ее склоненный над бумагами профиль. Темные волосы заплетены в косу, отчего Либерти кажется моложе своих лет — этакое юное, невинное создание. На ней все то же простое черное платье, в котором он видел ее в последний раз. Строгий покрой лишь отчетливее подчеркивал фигуру. Темное платье оттеняет глаза на бледном лице, и они стали больше и выразительнее.

Эллиот почему-то огорчился, зная, что совсем скоро все ее иллюзии относительно Ховарда окончательно рассеются. Либерти была склонна замечать в людях только хорошее, в этом был ее самый привлекательный недостаток, и Эллиоту грустна была мысль, что ей придется выработать другой подход к людям.

Неподалеку послышались топот и стук колес. Это моментально отрезвило Дэрвуда — тянуть нельзя, дорога каждая секунда. Жутко представить, что будет, застань их Брэк-стон здесь, у себя в библиотеке.

— Либерти! — Эллиот в три шага преодолел отделявшее его от письменного стола расстояние.

Она вздрогнула и едва не уронила свечу.

— Дэрвуд! Во имя всего святого, как вы меня напугали! Уверяю вас, вы отняли у меня как минимум десять лет жизни!

— Что ж, в таком случае мы квиты. — Щелкнув пальцами, он загасил пламя свечи, и теперь помещение библиотеки освещал лишь лунный свет. — Вы не представляете себе, как я переволновался за вас последние полчаса.

— А что вы здесь делаете? — Либерти посмотрела на черный фитилек. — Кто вас просил гасить свет?

— Никто, черт вас возьми! Неужели непонятно, что свечу могут заметить с улицы? Вы хотя бы догадались задернуть шторы.

— Вы правы, но, с другой стороны, у меня нет никакого опыта проникать в чужие дома в отсутствие хозяев.

— Что ж, уже радует.

— Считаю, я пока недостойна похвалы, — возразила Либерти и поджала губы. — А вот вы, милорд, кажется, имеете богатый опыт в этом деле.

— Еще какой!

Возникла напряженная пауза. В тишине было слышно только тиканье часов, неумолимо отсчитывающих секунды, и цоканье копыт по булыжной мостовой.

— Надеюсь, вы объясните мне…

— Боюсь, ваша надежда тщетна. Лучше вы объясните, какого дьявола здесь делаете.

— Не стоит так раздражаться. У меня имеются причины, и притом веские. Есть все основания предполагать, что мне угрожает именно Уиллис Брэкстон.

— И потому вы сочли возможным в полночь приехать к нему домой — кстати, замечу, без провожатых — и без спросу проникнуть в библиотеку?

— Мне было необходимо взглянуть вот на эти бумаги.

— А вы не подумали, какой опасности себя подвергаете?

— Не смешите меня! Уверена, мне ничто не угрожает. Брэкстон, возможно, последний проходимец, но он не способен на преступление.

— Я бы не стал слепо верить ему.

В ответ Либерти только плечами пожала.

— К тому же, по моим расчетам, домой он вернется не раньше чем через час. Значит, у меня в запасе еще немного времени, чтобы разыскать то, зачем я сюда приехала. Надеюсь, вы не забыли, что мне достаточно лишь раз взглянуть на бумаги, чтобы запомнить содержание.

— Можно только позавидовать вашему дару.

— Думаю, ваш язвительный тон неуместен. Кстати, бумаги эти о многом говорят. Взгляните сами.

Эллиот бросил быстрый взгляд на улицу и, убедившись, что им ничто не угрожает, нагнулся над столом. От Либерти исходили тепло и аромат сирени, окутавший его пьянящим голову облаком.

— Либерти, боюсь, у нас нет времени их изучать. Нужно уходить. Немедленно.

— Если бы вы не затушили свечу, я могла бы показать вам, что имею в виду. — Либерти пошарила по столу. — Попробую найти спички.

— Они вам не понадобятся. — Эллиот сгреб со стола бумаги.

— Но я не закончила…

— Уже закончили, — возразил Дэрвуд, складывая бумаги в аккуратную стопку. Либерти остановила его руку:

— Еще нет. — Она указала пальцем на один из верхних листов. — Послушайте, я более чем уверена, что Брэкстон ворочал деньгами Ховарда, используя фальшивые счета.

Эллиот вновь бросил взгляд на дорогу, после чего схватил со стола бумаги.

— Блестящий вывод. Но где вы взяли эти бумаги?

— Дэрвуд, кто давал вам право… Вместо ответа он зажал ей ладонью рот.

— Либерти, клянусь, если вы произнесете хотя бы одно слово, то свяжу вас и суну в рот кляп. Брэкстон будет здесь с минуты на минуту. И если сейчас не уйдем, он нас обнаружит. Спрашиваю в последний раз, где вы их взяли?

Либерти смотрела на него широко открытыми глазами:

— Так он уже здесь?

Эллиот кивнул головой в сторону окна:

— Подъезжает к дому.

По глазам Либерти было видно, что она наконец осознала грозящую им опасность.

— Итак, спрашиваю… где они лежали?

— В сейфе. — Либерти указала на открытую дверцу бара слева от себя. — Он внутри.

Эллиот быстро положил бумаги на место, расставил графины и захлопнул дверцу.

— А теперь быстро!

— Но, милорд…

— Либерти, я не намерен вступать с вами в пререкания. Даже если Брэкстон ворочал украденными деньгами, используя фальшивые банковские счета, смею вас уверить, он предпримет все меры к тому, чтобы сей факт остался в тайне. Вы сами только что сказали, что, по-вашему мнению, именно он угрожает вам. Так что если, для того чтобы уйти отсюда, мне придется как мешок перекинуть вас через плечо, клянусь, я это сделаю.

— Какие у вас, однако, современные взгляды, милорд! Смею полагать, за этим последует угроза вытащить меня отсюда за волосы.

Эллиот шагнул ей навстречу:

— Черт вас возьми, Либерти…

В следующее мгновение на аллее, что вела к дому, раздался громкий смех Брэкстона. Эллиот многозначительно посмотрел на Либерти.

— Или вы идете со мной по своей воле — или я вынужден буду применить силу!

Несколько мгновений на ее лице сохранялось все то же упрямое выражение.

— Хорошо, я иду, — наконец согласилась она.

К тому моменту, когда они сели в карету Дэрвуда, он кипел от злости. Их едва не поймали, пока они бежали по саду. Брэкстону, видите ли, пришло в голову прогуляться при лунном свете среди анютиных глазок и маргариток. Эллиоту ничего не оставалось, как, бесцеремонно затолкав Либерти в тень живой изгороди, прикрыться на всякий случай широкой полой плаща. Им еще повезло, подумач тогда Эллиот, что она сейчас в трауре. Будь на Либерти светлое платье, Уиллис наверняка заметил бы их в ярком свете луны.

— Надеюсь, — произнес Эллиот, — у вас найдется вразумительное объяснение тому, что подвигло вас на риск.

— Безусловно. — Она села напротив него, сложив на коленях руки.

— Итак, жду.

— Господи, Дэрвуд, ни за что не поверю, что обязана объяснять вам свои поступки.

— Мадам, считаю своим долгом напомнить вам, если вы уже успели позабыть, с некоторых пор вы моя невеста. И если сами в ближайшем будущем не выроете себе могилу, то станете моей женой. А это, считаю, дает мне право высказывать свое мнение по поводу ваших поступков.

— Какая самонадеянность, черт возьми, с вашей стороны, Дэрвуд!

— Только не надо ругаться. Это вам не идет.

— Но вы же ругаетесь при мне.

— Имеется повод.

— И после этого я должна выходить за вас замуж? Честное слово, трудно представить, какая мне польза от того, что стану женой человека с дурными манерами. Кстати, вы уже нарушили свое слово. Ведь вы пообещали, что не будете вмешиваться в мои дела.

Эллиот поднял трость и постучал по крыше кареты. Кучер моментально подстегнул лошадей.

— Позвольте довести до вашего сведения, что не считаю вторжение в чужой дом под покровом ночи «делами». Так что будьте добры, объяснитесь, или, Господь мне судья, буду вынужден привезти вас к себе домой, где посажу под замок и буду держать взаперти до тех пор, пока Гаррик не найдет священника, который обвенчает нас без проволочек.

— Теперь нет необходимости щепетильно соблюдать приличия. В конце концов, нас не поймали.

— Считайте, что нам просто повезло.

— И все-таки.

— Пустая отговорка.

Несколько секунд она пристально смотрела ему в лицо.

— Но ведь вам самому это понравилось.

— Это не имеет значения.

— Имеет, не лгите. Я вижу это по вашим глазам. Скажите, Дэрвуд, когда в последний раз вам выпадал вечер, столь богатый приятными событиями, как этот?

— К тому, что сегодня со мной произошло, боюсь, выражение «приятные события» не подходит.

— Но, надеюсь, скучно не было?

В ответ Дэрвуд лишь чертыхнулся себе под нос.

— Ну вот видите? Даже не пытайтесь отрицать. Кстати, за последние десять минут вы выругались в моем присутствии столько раз, сколько я не слышала от вас с первой минуты нашего знакомства. А это о многом говорит.

Обозлившись на Либерти за упрямство, он протянул к ней руки, чтобы ухватить за плечи, посадил к себе на колени. Не успела Либерти даже ахнуть, как Эллиот уже страстно целовал ее в губы. Несколько мгновений она еще пыталась сопротивляться, но в итоге сдалась и со стоном, который только воспламенил Дэрвуда, предалась наслаждению. Обхватив ее обеими руками, он что было сил прижал к себе. Но даже этого ему показалось мало, ему хотелось стать с ней единым целым. Сжимая ее в объятиях, он, казалось, исходил мукой, от которой не было никакого спасения, кроме одного. Мысль, что он легко мог потерять Либерти нынешней ночью, довела Дэрвуда едва ли не до безумия, к счастью, любовного.

Либерти поддалась соблазну первого поцелуя. Ее тело стало податливым, словно таяло в его объятиях. И тогда Эллиот вновь впился в ее губы и оторвался только тогда, когда, лишившись кислорода, легкие воззвали о пощаде. Руки его, не зная покоя, то и дело гладили ее плечи, спину, затем принялись ворошить тяжелый шелк волос. Для него в эти мгновения Либерти являла стихию огня и сладостного восторга. Эллиоту казалось, что ничто, никакие ласки не дадут ему до конца утолить неистовую жажду обладания ею. Когда Либерти, откинув голову, со стоном произнесла его имя, Дэрвуд мгновенно ощутил, как вся его кровь бурно устремилась в одну точку ниже пояса.

Негромко выругавшись, он плотнее усадил ее на коленях и принялся расстегивать ворот ее платья.

— Либерти, я хочу вас.

— Эллиот!..

В ее голосе, эхом отскакивая от стенок кареты, звучала все та же призывная нотка, которую он слышал прошлый раз. Она тоже хочет его! Дэрвуд в этом ничуть не сомневался. Быстро расстегнув лиф ее платья, он проник в заветные пределы. Его пальцы теребили, ласкали ее грудь. От неожиданности Либерти ахнула. Но уже в следующее мгновение ее руки обвили его голову, а с губ ее слетал негромкий стон. Дэрвуд оторвался от ее губ, чтобы окинуть взором грудь, которую нежно гладил. Приподнятые тесным корсетом, соблазнительные округлости, казалось, томительно ждали его прикосновений.

— Как вы прекрасны! — шептал он. — Сливки и атлас!

— Клянусь, милорд, мне никогда не понять до конца, что вы со мной делаете!

Пальцы Либерти играли волосами Дэрвуда.

— Со временем поймете. Но в этом нет необходимости. Главное — уметь наслаждаться.

Эллиот опустил голову ниже, чтобы коснуться губами ее груди.

— Вот и наслаждайтесь.

Одной рукой Дэрвуд поддерживал Либерти голову, другой прижимал ее к себе, словно боясь, что ее обнаженное тело ускользнет от его ласк. Он чувствовал, как дрожит ее тело, слышал, как с ее губ срываются сдавленные стоны удовольствия, ощущал, как ее руки сжимают и ласкают его, и все это дико возбуждало его.

Она была его. Дэрвуд мог делать с ней что угодно. Однако ему хватило сил оторваться от ее губ и начать застегивать на ней платье.

Либерти растерянно заглянула ему в глаза:

— Но, милорд…

Вместо ответа он прижал пальцы к ее губам, а затем продолжил начатое.

— У нас слишком мало времени… Я безумно хочу вас, — он придвинулся к ней ближе, с радостью ощутив жар ее тела, — но не хочу, чтобы это произошло здесь. Тесная карета только для уличных девиц.

Значит, Ховард Ренделл позволял себе подобные вольности, думал Дэрвуд, но сам он до такого никогда не опустится. Либерти достойна иного отношения.

Застегнув на ней лиф, он пересадил Либерти и легонько потер пальцем ее распухшую от поцелуя нижнюю губу.

— А теперь, моя милая, расскажите, что вы ночью делали в библиотеке чужого дома.

Либерти удобнее расположилась у него на коленях, отчего Дэрвуд ощутил значительный дискомфорт.

«Что ж, придется терпеть, — приказал он самому себе мысленно. — Сам виноват. Зачем было браться за дело, которое в данных обстоятельствах невозможно довести до конца?»

— Сидите спокойно, — велел он. — Я вас не отпущу, пока не расскажете мне все.

Ее лицо тотчас насторожилось.

— Именно с этой целью вы целовали меня? Наверное, сочли, вскружив мне голову, что теперь я выложу вам все как на духу? Вынуждена напомнить, милорд, что давали слово джентльмена, что не будете принуждать меня к вступлению с вами в плотские отношения.

— Не совсем. Я дал слово, что не стану требовать от вас ничего, что вы не предложите сами.

— То есть хотите сказать, что я вас соблазнила? Но у меня и в мыслях не было ничего подобного.

— Мадам, вас, наверное, очень удивит, если скажу, что вы способны соблазнить меня одним своим взглядом, брошенным через всю комнату. Вам достаточно лишь посмотреть на меня, чтобы вызвать мгновенную реакцию моей души и плоти. — Он внимательно рассматривал ее лицо в лунном свете. — Кстати, если хотите знать, почему я целовал вас, отвечу. Потому что не могу забыть вкус вашего поцелуя, что остался на моих губах с прошлого раза. Искушение было слишком велико.

— Ах, вот оно что, — негромко вздохнула Либерти.

— Более того, мне кажется, если вы в самое ближайшее будущее не станете моей, я просто сойду с ума от неудовлетворенного желания.

— Но, милорд, неужели вы…

— Представьте себе. — Он вновь нежно коснулся ртом ее губ. — А теперь, если не скажете мне то, что я хотел бы и имею полное право знать, предупреждаю, я просто-напросто атакую вас, и вы сами во всем покаетесь. Признаюсь, мысль об этом представляется мне весьма привлекательной.

Она взяла его руки в свои, после чего сползла с его колен и села рядом.

— В этом нет никакой необходимости. Что бы вы желали узнать?

Его пальцы цепко обхватили ее ладонь.

— С вами все в порядке? — Вопрос прозвучал гораздо резче, чем он предполагал.

— Разумеется. Почему вы спрашиваете? Если, конечно, не считать сиюминутной угрозы получить синяки, потому что вы слишком крепко сжали мне руку.

Дэрвуд усилием воли заставил себя ослабить хватку.

— Вы напугали меня, — признался он. Вместо ответа Либерти одарила его изумленным взглядом и дотронулась до его лица.

— Вижу, вы переживали из-за меня.

— Черт, а вы как думали!

— Не знаю, трудно сказать. Поначалу я решила, что вас напугала перспектива публичного скандала.

— Мне наплевать даже на всенародный скандал. Меня больше беспокоит, что у вас не было оснований преступным образом проникнуть ночью в дом к Брэкстону. Кстати, ничуть не больше, чем подозревать его в том, что именно он угрожает вам.

Либерти скептически сощурила глаза:

— Значит, вы считаете, это не Брэкстон?

— Скорее всего нет.

— Но Эллиот, а как же цифры? Если бы вы их увидели… С тяжелым вздохом Дэрвуд потянулся, чтобы взять с сиденья напротив стопку бумаг.

— Я их видел. Более того, видел не только их.

— Я вас не понимаю.

Вместо ответа Дэрвуд протянул ей бумаги.

— Когда вы передали мне полученную вами записку, я тотчас предпршшт кое-какое расследование. Как оказалось, причины угрожать вам имеются у нескольких человек. Брэкстон в их числе. Однако, все взвесив, я их исключил.

— Почему?

— Взгляните на это. — С этими словами Дэрвуд потянулся, чтобы зажечь газовый рожок. — Саму историю я расскажу потом.

Не произнеся ни слова, Либерти сорвала с бумаг печать и углубилась в чтение, но уже через несколько секунд вернула их Дэрвуду, одарив при этом сердитым взглядом.

— Но ведь это финансовый анализ состояния дел Ховарда! Откуда он у вас?

— Просто я решил, что лучше всего начать расследование с голых фактов.

Было заметно, что Либерти побледнела.

— И как давно вы располагаете этой информацией?

— Со вчерашнего утра.

— Брэкстону об этом известно?

— Полагаю, да.

— В таком случае, согласитесь, у него есть все основания идти на крайние меры.

— Только в том случае, если бы вам угрожал именно он.

— Вы же считаете, что это кто-то другой?

— Пожалуй, да.

— Дэрвуд, поймите, это моя жизнь. И я была бы вам весьма благодарна, если бы вы об этом время от времени вспоминали.

Вместо ответа Эллиот лишь тяжко вздохнул и потянулся, чтобы взять ее за руку. Он с ужасом ждал этого момента едва ли не весь день. Чем глубже они с Гарриком погружались в дела Ховарда, тем больше находили свидетельств того, что угрозы исходили не от кого иного, как от самого Эллиота. Кроме этого, другого ответа у него не было. По какой-то причине Либерти не заподозрила его, однако факты против него накапливались едва ли не ежесекундно. Дэрвуд не хотел ими делиться с Либерти до тех пор, пока он не сможет доказать свою полную невиновность.

— Вы знаете не хуже меня, что Ховард успел нажить себе немало врагов.

— В их числе и вы. Дэрвуд поморщился:

— Верно, в их числе и я.

— Однако ни у одного из них нет причин угрожать мне. Если кто и теряет что-то в этой ситуации, так это инвесторы Ховарда. Это наверняка кто-то из них. И если Брэкстон обманывал Ховарда, то у него-то достаточно оснований, чтобы опасаться разоблачения.

— Если, конечно, Ховарду самому не было известно о его махинациях.

— Но это невозможно!

— Цифры говорят об обратном.

— Ни за что не поверю, что Ховард обманывал своих инвесторов. С какой стати?

— По той же причине, по какой он прислал мне письмо. По той самой причине, по какой он оставил вас в таком положении, когда вы вынуждены выйти замуж за Карлтона. Ховард был одержим алчностью и любил помыкать людьми.

Как ни странно, на это у Либерти не нашлось возражений.

— Тем не менее это не объясняет, от кого исходят угрозы.

— Очевидный источник, — заговорил Дэрвуд, тщательно подбирая слова, — тот, кто от этого больше всего выигрывает.

Либерти в задумчивости нахмурила лоб:

— Но это вновь отсылает нас к самому началу, то есть к Карлтону и вам. Клянусь, это сводит меня с ума! И вообще, вы не переубедили меня. Я по-прежнему считаю, что это Брэкстон.

У Эллиота отлегло от сердца. Ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем к нему вернулась способность трезво мыслить. Он тотчас подумал, что не так уж и плохо, если Либерти какое-то время будет оставаться в заблуждении. И если он сможет уговорить ее посвятить несколько последующих дней изучению цифр, которые она видела этой ночью, то таким образом он сумеет удержать ее от новых приключений до тех пор, пока они наконец-то не сочетаются законным браком.

— Что ж, может, вы и правы, — согласился он. Либерти тотчас откликнулась на его уступку:

— Значит, все-таки и вы того же мнения? Я никогда не доверяла Брэкстону, о чем не раз говорила Ховарду, но он и слушать не хотел.

— Во всяком случае, к доверию он не располагает.

— Хорошо, что вы тоже так считаете. Ховард говорил, что я чересчур мнительна. Но в глазах Брэкстона есть нечто, что наводит на подозрения.

— Что ж, возможно, после того как проанализируете все, что предстало вашим глазам сегодня ночью, то получите ответы на многие вопросы.

— Вряд ли, — покачала головой Либерти. — Мне недостает связующего звена. Такое впечатление, будто в голове у меня огромная мозаика-картинка, и я пока что не уверена, каких конкретно кусочков не хватает, однако, надеюсь, со временем выясню и это.

Карета подкатила к черному ходу особняка Хаксли-Хаус и остановилась. Эллиот сжал руку своей спутницы.

— Либерти, прошу вас, доверьтесь мне во всем. Все будет хорошо, уверяю вас.

— Надеюсь, ваши предчувствия не обманут вас и все будет хорошо. — Она бросила взгляд на их переплетенные пальцы.

Эллиот пожал ей руку.

— У меня к вам просьба.

— Еще одна? Честное слово, Дэрвуд, вы сегодня на удивление самонадеянны. Требуете от меня, чтобы я ничего не предпринимала, пока не узнаете, кто же все-таки мне угрожает, а теперь хотите еще чего-то.

«Еще много, много чего, — подумал про себя Дэрвуд. — Причем такого, что ты будешь таять в моих объятиях». Вслух ничего из этого он не произнес, лишь многозначительно кашлянул.

— Хочу просить вас сопровождать меня завтра вечером на приеме у леди Эстерли.

— Сопровождать вас? — Либерти посмотрела на него в немом изумлении. — В этом ничего предосудительного?

— Как вы знаете, Перл вам симпатизирует. Она просила пригласить вас.

— Эллиот, вы отдаете себе отчет в том, что будет, если придете на званый обед вместе со мной? Джентльмены вашего положения не берут с собой в общество женщин моего круга.

— Мне нет дела до того, как поступают в таких случаях джентльмены, а послезавтра до этого никому не будет дела, — с жаром заявил он и на мгновение умолк, чтобы перевести дыхание. — Перл устроила так, что завтра вечером мы с вами сочетаемся браком в ее часовне.

— Завтра вечером? Но разве это возможно?

— А почему нет?

— Но, Дэрвуд, вряд ли стоит церемонию бракосочетания проводить при таком скоплении народа. Надеюсь, вы понимаете, какие слухи потом пойдут? Или здравый смысл вам изменил?

— Отнюдь. Уверю вас, я вполне адекватен в своих действиях. И если вы хорошенько подумаете над моим предложением, то тоже сочтете его в высшей степени разумным. Публичная церемония бракосочетания даст понять вашему мучителю, что отныне ему придется иметь дело со мной. Уверен, угрозы мгновенно прекратятся.

— Какого вы, однако, о себе высокого мнения!

— Нет, рассуждаю в высшей степени трезво. Кто бы он ни был, пусть только попробует потягаться со мной. А что касается общества, нет лучшего способа переманить его на свою сторону, как дать ему пищу для разговоров.

— То есть мне уже не удастся отговорить вас от задуманного?

— Даже не надейтесь.

— А если я откажусь?

— Кстати, я предполагал такой ответ с вашей стороны. Тогда буду вынужден вас похитить.

— Ах да, как я не подумала!

Он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал.

— Прошу вас, не расстраивайтесь. Кстати, хочу напомнить вам, что я уже совершил для вас великое благодеяние.

— Мне даже страшно спросить, о чем идет речь?

— А кто же тогда собрал для вас нужные сведения? Признайтесь, я избавил вас от необходимости самой заниматься довольно рискованным делом и тем самым спас от возможного скандала. Однако я еще не закончил работать с этими бумагами и передам их вам завтра. Надеюсь, эти цифры подскажут вам, как вести дела, не опасаясь при этом подвохов со стороны партнеров.

— Ах, звучит заманчиво, Дэрвуд! Не думаю, чтобы кто-то из женщин получал в качестве свадебного подарка стопку бухгалтерских книг!

— Вот увидите, вы предпочтете их даже бриллиантам.

— Что ж, не такой уж вы отсталый, как мне думалось.

— Благодарю за комплимент.

Лакей открыл дверцу кареты, и Либерти поспешно выдернула руку.

— В который раз вы сделали все по-своему. Мне следовало бы на вас сердиться.

— Со временем вы поймете, что так лучше.

— Только не ждите от меня благодарности за то, что прервали мой визит к Брэкстону. Я бы сама отлично справилась.

— Нисколько не сомневаюсь. Однако в целях сохранения душевного спокойствия прошу вас впредь воздерживаться от поспешных выводов и ничего не предпринимать без моего согласия.

Либерти вышла из кареты и повернулась к Дэрвуду:

— Мне надо хорошенько обдумать ваши рекомендации.

— Я заеду за вами в восемь вечера.

— Буду ждать. А пока даю вам слово, что не позволю Карлтону отравлять мне жизнь.

Не успел Дэрвуд ответить, как она уже вбежала в дом. Он только чертыхнулся себе под нос. Если с головы Либерти упадет хоть один волос, он придушит этого ублюдка. Причем сделает это с превеликим удовольствием.

Глава 6

На следующий вечер, без пяти минут восемь, Либерти закрыла глаза и досчитала до десяти. Напротив нее сидели Карлтон и его матушка, по бокам от них — поверенные Ховарда, Уильям Хэтфидд и Питер Шейкер. Либерти пригласила их, чтобы объявить, что не вернется в Хаксли-Хаус после того, как уйдет вместе с Эллиотом.

По мере приближения долгожданного часа свободы Либерти чувствовала, как на душе становится все легче. Скольких сил стоили ей последние несколько недель, когда приходилось ублажать Карлтона и его мать, как устала она от непосильной ноши, которую взвалил на ее хрупкие плечи покойный Ховард. То, что ей удалось выяснить о махинациях Брэкстона, а также намеки Эллиота на сей счет совершенно расстроили ее. Анализируя цифры, которые ей удалось узнать из бухгалтерских книг Брэкстона, Либерти все больше убеждалась в том, что подозрения Эллиота верны. Неудивительно, что в конце концов она почувствовала, что валится с ног от усталости. Оставалось только надеяться, что вечер, который ждат ее впереди, не доставит ей новых неприятностей.

— Милорд, — негромко произнесла она, — я не располагаю временем.

Карлтон что-то недовольно пробормотал, махнув рукой на ее черное шелковое платье:

— Вижу. Однако не кажется ли вам, что черный цвет неуместен на светском рауте?

Либерти не стала утруждать себя ответом на колкость, а произнесла:

— Господа, должна объявить вам нечто такое, что резко изменит наши отношения.

Шейкер, давний советчик Ховарда и его официальный поверенный во всех делах, непонимающе на нее уставился:

— Хотите сказать, мисс Мэдисон, что переносите дату бракосочетания с графом на более поздний срок?

Либерти с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться:

— Что ж, можно сказать и так.

— Ничего не получится, — фыркнул Карлтон. — Завтра утром у меня уже будет брачная лицензия. Миллисент раскрыла свой черный веер.

— Я отказываюсь понимать, Либерти, зачем создавать дополнительные трудности. Вы ведь и так получили после смерти Ховарда все, что хотели иметь, — сказала она с кривой усмешкой. — Господу Богу известно, что вам достался солидный куш.

Либерти почувствовала, как внутри у нее закипает гнев, однако сдержалась, не ответила и на ее колкость, прекрасно понимая бессмысленность пикировки. Карлтон одобрительно похлопал мать по руке.

— Мама, нам всем известно, что сделал Ховард и, главное, почему. Сейчас для нас наиважнейшее — чтобы Либерти вышла за меня замуж. Как только мы сочетаемся браком и инвесторы узнают, что я твердо стою у руля всех дел, у нас не будет никаких трудностей, мы получим необходимые средства.

Услышав его слова, Либерти немного остыла.

— Хотите сказать, что намерены посвятить свое время и силы тому, чтобы предприятия Ховарда по-прежнему приносили прибыть?

— Ах, не говорите глупостей. Я никогда не понимал, почему дядя вечно пытался делать все сам, вплоть до мелочей. Я считаю, на это есть управляющие, поверенные и стряпчие. — Карлтон многозначительно помолчал и покосился на Хэтфилда и Шейкера. — Вы со мной согласны, господа?

Шейкера почему-то моментально одолел приступ кашля, в то время как Хэтфилд попытался применить более хитроумную стратегию:

— Насколько я понимаю, милорд, в данную минуту речь идет отнюдь не о том, кто что умеет делать.

— А о чем же, хотела бы я знать? — вспыхнула Миллисент. — Неужели кто-то думает, будто Либерти в состоянии одна, без посторонней помощи руководить делами? Во всем Лондоне не найдется, пожалуй, ни единой души, кто не был бы наслышан о ее отношениях с Ховардом. Она, должно быть, просто с ума сошла, если считает, что теперь займет его место и возьмет все дела в свои руки.

— Но ведь такова воля покойного, — напомнил ей Хэтфилд. — Именно поэтому он призвал нас в свое время, чтобы составить завещание в том виде, в каком оно вам известно.

Губы Миллисент сжались в тонкий волос.

— Вы позволили ему это сделать. Интересно, о чем думали? Человек оставляет буквально все, кроме дома и титула, своей любовнице, а вы даже не находите нужным вмешаться. Смею предположить, джентльмены, она сумела вас обработать.

Либерти поняла, что больше не в состоянии выслушивать выпады в свой адрес.

— Пожалуй, с меня довольно, — сказала она со вздохом и встала.

Карлтон моментально вскочил со своего кресла и бросился к ней. Его пальцы впились ей в плечи.

— Нет-нет, теперь выслушайте меня. На протяжении нескольких недель я позволял вам унижать меня, втаптывать в грязь. Вы указывали мне, сколько денег и на что тратить, отказывались оплачивать мои счета, в результате чего мне стоило неимоверных трудов получать новые кредиты. И при этом вы неизменно обращались со мной как с несмышленышем. Вы обязаны выйти за меня замуж, Либерти. И вы это знаете. В противном случае я затаскаю вас по судам. Разве затем Ховард держал вас при себе все эти годы? Или чтобы вы в конце концов оказались на улице?

Не будь ситуация столь абсурдной, Либерти наверняка разозлилась бы. На самом же деле она с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Ей пришлось с такой силой стиснуть зубы, что это болью отдалось в висках. Карлтон сильнее впился ей в плечо.

— Я понятия не имею, чего вы добиваетесь своими вечными отсрочками, но на сей раз у вас ничего не выйдет! У вас есть выбор: или — или. Либо выходите за меня замуж прямо сейчас, либо я женюсь на вас силой.

— Советую вам убрать от нее руки, — произнес кто-то ледяным тоном, входя в комнату.

Либерти не ожидала услышать голос Эллиота. Ей даже сделалось не по себе. В животе у нее тотчас заходило ходуном, что бывало всякий раз, стоило Дэрвуду оказаться близко, однако на этот раз ощущение это сопровождалось другим чувством — узнаванием. Словно ее усталое сердце ведало, что теперь, когда Эллиот здесь, она может быть спокойна. Теперь она под его защитой. К своему величайшему удивлению, Либерти очень обрадовалась ему. Карлтон отпрянул от нее.

— Господи Иисусе! — воскликнул Уильям Хэтфилд, поднимаясь с места. — А что, позвольте вас спросить, делаете здесь вы?

Эллиот прошел на середину комнаты. Его просторный плащ развевался у него за спиной, подобно грозовой туче. Либерти увидела в нем пирата, ринувшегося на абордаж.

— Боюсь, — произнес он, бросая на стол пачку каких-то бумаг, — я здесь для того, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. По крайней мере вы наверняка сочтете его довольно неприятным. Я же воспринял его с величайшей радостью.

Миллисент взялась энергично обмахиваться веером.

— И как у вас только хватило наглости явиться без всякого приглашения! Карлтон, кто позволил этому человеку проникнуть сюда?

Вместо ответа Эллиот, спокойно расстегнув плащ, бросил его на диван и уселся сам. Метнув взгляд в сторону Хэтфилда и Шейкера, он указал им на стулья, с которых стряпчие только что вскочили.

— Джентльмены, прошу вас садиться. Это не займет у нас много времени.

Хэтфилд молча опустился на стул. Шейкер вынул из кармана платок и принялся вытирать пот со лба.

— Просто невероятно, — бормотал он, — просто невероятно.

Карлтон одарил Либерти колючим взглядом, после чего переключился на Эллиота, занятого в тот момент развязыванием бечевки, которой была перехвачена стопка бумаг:

— Мне следовало бы выпроводить вас отсюда.

— Возможно, — ответил Эллиот, раскладывая на столе бумаги.

— Что это у вас? — поинтересовался Карлтон, тыча в них пальцем.

— Либерти сейчас вам все объяснит, — произнес Эллиот и развалился на диване. — Ей известно, что это такое, — добавил он, лукаво глянув в ее сторону.

Либерти улыбнулась ему в ответ. Эллиот не случайно перепоручил ей это, тем самым вернув ей веру в собственные силы и сознание собственного достоинства, которое Карлтон и его маменька попирали. Когда Дэрвуд пообещал предоставить бумаги в ее полное распоряжение, Либерти тотчас догадалась, что означает его маневр. Эти бумаги олицетворяли собой ее независимость и стабильное финансовое положение. Наверное, от него не укрылось, что она, как никогда раньше, нуждалась в чьей-то поддержке и опеке. Именно поэтому она согласилась выйти за него замуж. А то, что содержалось в этих бумагах, служило ей залогом спокойного, обеспеченного будущего, какие бы неприятные сюрпризы ни преподнесла ей жизнь. Ховард почему-то не догадался завещать ей такой дар. Последние несколько недель доказали, в какой мере она была от него зависима. Если признаться честно, ей стало страшно за себя.

Вот почему широкий жест со стороны Эллиота наполнил ее душу самой искренней признательностью. И хотя он то и дело пытался отшучиваться, Либерти угадала под этой поверхностной несерьезностью человека, отнюдь не равнодушного к ней. А сегодняшняя сцена явилась очередным тому подтверждением. Эллиоту не было никакой необходимости вручать ей эти бумаги при людях. Но им двигало стремление вселить в нее чувство собственного достоинства и превосходства, возвысить в глазах тех, кто привык унижать ее, кто привык помыкать ею.

Миллисент одарила Либерти взглядом, призванным испепелить негодяйку на месте.

— О чем вы говорите, Дэрвуд? Что такое, скажите на милость, ей известно?

— В этих бумагах, — спокойно произнесла Либерти, — содержатся все необходимые виконту сведения, чтобы убедиться, что Ховард оставил дела в весьма плачевном состоянии. Осталось только довести все до полного разорения. А эти бумаги — финансовый анализ балансовых счетов и бухгалтерских книг.

— Господи, этого еще не хватало, — пробормотал Уильям Хэтфилд, становясь белым как мел.

— Кроме того, — продолжила Либерти как ни в чем не бывало, — в них также содержится информация личного характера о Ховарде, из которой следует, что ни один инвестор более не захочет вкладывать средства в начатые им проекты. Имеется лишь капитал, чтобы расплатиться со всеми долгами, а вот на прибыль рассчитывать не приходится.

— Этого не может быть! — взорвался Карлтон.

— Почему же? — спокойно отреагировала Либерти. — Я говорила вам это с самого начала. Успех начатых Ховар-дом предприятий зависел в первую очередь от средств, вложенных инвесторами. Вы же из-за своего поведения лишились последних остатков уважения, какое еще могли питать к вашему семейству деловые партнеры. Никто из них не согласится ссужать деньгами человека, не способного ни контролировать свое поведение за игорным столом, ни удержаться от бутылки виски.

Грязно выругавшись, Карлтон вскочил с места:

— Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?! Ты представляешь, что я могу с тобой сделать?

— Ничего, — невозмутимо ответила Либерти и, пройдя через комнату, встала рядом с Эллиотом. — Потому что я и его милость намерены сочетаться браком.

Спустя десять минут, сидя в карете напротив Либерти, Эллиот все пытался и никак не мог подавить в душе и теле восхищение этой смелой женщиной. Изящно она раздавила этого слизняка Карлтона!

У Эллиота кружилась голова от одного только воспоминания о близости с ней. Вот уже несколько дней он постоянно мысленно созерцал ее: выражение лица в те мгновения, когда она млела в его объятиях. Даже накануне ночью, когда Либерти не на шутку перепугала его, забравшись в дом к Брэкстону, он едва мог устоять перед искушением. Ему хотелось вновь увидеть ее черты, преображенные сладкой мукой и истомой, чтобы наконец завершить то, к чему он только приступил! В результате Эллиоту приходилось вести нескончаемую борьбу с собственным телом, то и дело напоминавшим ему о неудовлетворенном желании. Мысль о том, что сегодня ночью она будет принадлежать ему, довела его за день едва ли не до помешательства. Гаррик же то и дело довольно язвительно подшучивал над его приготовлениями к предстоящему бракосочетанию. И вскоре понял, что ему, по всей видимости, лучше вести с другом серьезные разговоры. Но с другой стороны, забавно было наблюдать, как Эллиот томится любовной жаждой.

В одном, правда, Гаррик, кажется, совершенно прав. До сих пор его жизнь была предсказуема, если не откровенно скучна. Радость приносило только приобретение вещей и обладание ими. Эллиот уже не помнил, когда в последний раз позволил себе провести время в обществе человека, от которого ему не было нужно ничего, кроме радости общения. А вот Либерти — совсем другое дело. Рядом с ней Эллиот, словно изголодавшись по нормальным человеческим отношениям, готов был провести целую вечность, но и вечности сейчас ему показалось бы мало.

Пока они ехали по запруженным лондонским улицам, она с интересом наблюдала за ним.

— Я рада, что у вас превосходное настроение, Дэрвуд.

— Вы правы, хотя, признаться, я не ожидал, что вы выберете для брачной церемонии черное платье.

— Так же, как и вы. — И она жестом указала на его костюм.

— Мне так полагается.

— И вы всегда с готовностью стремитесь соблюсти апарансы? — Либерти не удержалась подпустить шпильку. Эллиот нагнулся к ней:

— Принимаю к сведению, Либерти. Тем не менее смею подозревать, что у вас имеются серьезные опасения относительно сегодняшнего вечера.

— А у вас нет?

— В принципе нет. Я вполне уверен в том, чего хочу. — В тусклом освещении кареты он всмотрелся ей в лицо. — Более того, я уверен в этом с того самого дня, когда сделал вам предложение.

— Что ж, в таком случае я вам завидую. — Она делала вид, что не замечает его напряжения.

— Безусловно, это не так уж плохо. В конце концов, нам ведь предстоит бракосочетание, а не публичная казнь.

— Милорд, боюсь, вы не представляете себе, что все это для меня значит! Я согласилась стать вашей женой потому, что человек, которого я привыкла считать своим другом и благодетелем, не оставил мне иного выбора. В глубине души я понимаю, что ослушалась Ховарда, согласившись выйти за вас замуж, и в то же время не могу избавиться от чувства, что предал меня Ховард. Изучая состояние его дел, убедилась, что меня обманывали. Всякий раз, как оказываюсь в вашем обществе, я почему-то чувствую, что не принадлежу себе самой. Словно это не я. Будь вы на моем месте, признайтесь, вам было бы хоть немного страшно?

Эллиот несколько секунд взирал на нее, затем пересел к ней. Либерти мгновенно вся напряглась, однако не отодвинулась.

— Мне гораздо более грустно за вас, чем вы можете себе представить.

— Вы говорите так, что я готова поверить в вашу искренность. — Либерти никак не ожидала от него такого откровенного признания и изумленно заглянула ему в глаза.

— Несмотря на то, что вы могли обо мне подумать, я тем не менее способен на сострадание. Более того, я сожалею, что не дал вам возможности убедиться в этом.

— Нет, — возразила Либерти и для храбрости набрала полную грудь воздуха, — это мне должно быть стыдно. Ведь я приняла решение. Просто мне немного не по себе, и я прошу извинить меня.

— Вам в очередной раз угрожали?

— Нет. Сегодня я весь день провела одна. Чему я, честно говоря, несказанно рада.

— Если та сцена, которой я стал свидетелем в вашей гостиной, лишь одна из тех, что постоянно имели место с момента кончины Ховарда, что ж, в таком случае мне понятны ваши чувства.

— Неужели? — Либерти от изумления распахнула глаза. Эллиот не устоял перед искушением взять ее нежную руку в свою.

— Разумеется. Людям не пристало сносить оскорбления.

И вновь в ее глазах мелькнуло изумление, а на губах заиграла легкая улыбка.

— Позвольте спросить вас, Дэрвуд, откуда вам это известно? Осмелюсь заметить, что во всем Лондоне не найдется ни единого человека, который бы рискнул навлечь на себя ваш гнев.

— Вы так считаете?

— Все трепещут при упоминании вашего имени, и вам это, кстати, нравится. И не вздумайте отрицать.

Почему-то ее слова встревожили Дэрвуда. И хотя он давно уже привык презирать чужое мнение, ему почему-то хотелось, чтобы Либерти поняла, пусть и не до конца, что стоит за его вспышками гнева.

— Так было не всегда, — негромко констатировал он. — Людей формирует их жизненный опыт. В этом отношении я такой, как все.

— Не означает ли это, что ничто человеческое вам не чуждо? Просто вы научились скрывать свои недостатки и слабости лучше, чем окружающие вас люди.

Дэрвуд задумчиво провел по ее руке большим пальцем.

— Должен признаться, последние несколько дней я был ужасно занят. В мои планы не входило обсуждать с вами мои поступки, однако, прежде чем мы с вами произнесем обет верности друг другу, пожалуй, лучше это сделать.

— То есть вы намерены отчитать меня?

— Отнюдь.

— То есть вы не намерены заявить, что мне давно пора знать, что не женское это дело — взвалить на себя ответственность за состояние оставленных Ховардом предприятий? Что мне ни в коем случае не следовало проникать в дом к Брэкстону? Откройтесь, как долго вы еще злились на меня после того, как мы расстались?

— Всю ночь.

— И до сих сердитесь?

— Нет.

— Это почему же?

— Потому что начиная с сегодняшнего вечера вы наконец постоянно будете в поле моего зрения. Так что на повторение вчерашних ночных приключений даже не надейтесь.

— Должна ли я понимать, что это самый больной для вас вопрос? Или вы рассчитываете в конце концов убедить меня в том, что я должна сложить с себя это бремя, перепоручив его кому-то другому, кто располагает большими знаниями и опытом?

— Я не могу представить никого, кто справится с этой задачей лучше вас. А если и найдется кто-то, кто располагает большими знаниями и опытом, то только потому, что высшее общество еще не готово признать, что вы умнее большинства мужчин, с которыми вам доводилось иметь дело.

Либерти тоже была не готова услышать из уст Дэрвуда подобные речи и потому смотрела на него в полном замешательстве.

— И я еще имела наглость обвинять вас в примитивном мышлении! Господи, я даже понятия не имела, Дэрвуд, что вы разделяете прогрессивные идеи!

— Знаете, до сего момента и я тоже. Либерти рассмеялась его признанию:

— Вы поразили меня, милорд!

— Что ж, смею думать, так оно и есть. Более того, в мои намерения входит и далее это делать, причем регулярно.

Если Либерти и уловила в его словах скрытый смысл, то сделала вид, что не поняла.

— Если я соглашусь с тем, что да, я вас до сих пор недооценивала, — она наклонилась к нему и понизила голос едва ли не до шепота, — вы прекратите смотреть на меня так, как сейчас?

От ее прически отделился одинокий локон, упав соблазнительным завитком на белый изгиб плеча. Дэрвуд усилием воли заставил себя оторвать от него взгляд и спросил:

— А как я на вас смотрю?

— Как хищник. Точно так же вы смотрели на меня в карете прошлой ночью. У меня сложилось впечатление, что тот в высшей степени странный инцидент в вашем кабинете прочно засел у вас в голове.

— Вы не ошиблись, — ответил он, скорее поняв, чем увидев, как ее лицо заливает румянец.

— Должна вам признаться, мне до сих пор неловко после того случая..

— Об этом я и хотел бы поговорить с вами, Либерти.

— Господи, неужели вы и впрямь намерены обсуждать эту тему? Если да, боюсь, я просто не вынесу конфуза. Я до сих пор удивляюсь, как позволила вам до такой степени вскружить мне голову, что я забыла о правилах приличия. Кстати, Дэрвуд, я тогда не шутила. Я бы не хотела ничем осложнять наш брак.

— Безусловно.

Ее рука по-прежнему покоилась в его ладони, и Дэрвуд, погладив запястье, нащупал пульс и прижал его большим пальцем.

— Я бы не хотел сейчас говорить об этом, хотя, уверяю вас, пока не пришел к окончательному мнению на сей счет. В данный же момент хотел бы поговорить о Ховарде.

Либерти замерла, как попавшая в силок птица.

— Не кажется ли вам, что сейчас это несколько неуместно, тем более если учесть, что мы с вами направляемся на церемонию бракосочетания?

— А по-моему, более подходящий момент даже трудно себе представить.

— Мне бы не хотелось обсуждать с вами мои отношения с Ховардом.

Дэрвуд сильнее сжал ей руку.

— Я от вас этого и не жду. Просто подумал, вам легче будет понять меня, если мы обсудим с вами мои отношения с ним.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Либерти, высвобождая руку.

— А вам самой не приходило в голову, почему это я последние пятнадцать лет с таким завидным упорством прилагал усилия к его крушению?

— Я… а почему вы думаете, что Ховард мне ничего об этом не рассказывал?

— Он бы не посмел.

— А вы посмеете?

— Я так решил.

— А если я вам не поверю?

Дэрвуд на миг задумался. Что ж, у Либерти имеются все основания не верить ему. То, что он намеревался рассказать ей, бросало черную тень на человека, которого она на протяжении почти десяти лет привыкла считать своим защитником и благодетелем.

— Мне кажется, мы общаемся с вами на другом уровне, нежели остальные люди: я понимаю вас, вы понимаете меня. Знаете, это хорошее предзнаменование для нашего совместного будущего.

— Должна ли я воспринимать ваши слова как комплимент?

— Безусловно. Я редко говорю подобные вещи.

Либерти на мгновение задумалась.

— Почему-то я не могу избавиться от предчувствия, что мне не понравится то, что вы намерены сообщить, — произнесла она наконец.

— Это потому, что вы привыкли видеть в окружающем мире только хорошее, даже тогда, когда все, казалось бы, свидетельствует об обратном.

— Не смешите меня!

— Я вполне серьезен. Будь вы наделены хотя бы толикой здорового цинизма, заподозрили бы, что я и есть тот мерзавец, что угрожает вам.

— Но ведь это не так.

— Согласен. Но вам все равно следовало бы меня заподозрить.

— Вы противоречите самому себе.

— Просто я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. То, что я вам сейчас сообщу, — это довольно неприятная история о человеческой алчности и непорядочности. Я бы предпочел вообще не рассказывать ее вам, не будь убежден, что это позволит нам избежать целого ряда неприятных моментов в будущем.

— То есть вы намерены сообщить мне о Ховарде нечто ужасное? Я вас правильно поняла?

— Я намерен сказать вам всю правду. А она не слишком приятна.

— После того как вы показали мне его письмо, я была вынуждена сделать вывод, что он совсем не тот человек, каким я его привыкла считать.

От Эллиота не укрылась горечь в ее голосе. От этого ему неожиданно сделалось больно на душе.

— Разочарование всегда мучительно.

— У меня не было никого, кроме него, — ответила Либерти, глядя ему в глаза.

Это ее признание вселило в него еще большую решимость. Возможно, она любила Ренделла, но теперь ее верность и преданность должны всецело принадлежать ему, и никому другому. Ему нужна уверенность в том, что она никогда не предаст его. Эллиот нервно провел по лицу рукой, словно готовясь сказать горькую правду.

— Все началось, — произнес он, — зимой тысяча восемьсот тридцать пятого года. Я тогда учился в Оксфорде, и мой отец работал секретарем у Ренделла.

От Эллиота не укрылось, как Либерти тихо-тихо ахнула:

— Ваш отец работал у Ховарда?

— Именно. Как я вижу, он не счел нужным сообщить вам даже самые основные факты этой истории.

Было заметно, что слова даются Эллиоту с превеликим трудом. В тесном пространстве кареты Либерти едва ли не кожей ощущала исходившее от него напряжение. О чем Эллиот, разумеется, догадывался.

— По-видимому, так оно и есть. — Либерти застыла, сложив на коленях руки.

— Я сумел поступить в Оксфорд благодаря титулу. Семейство Дэрвудов — одно из древнейших в Англии. Однако, если бы не финансовая поддержка со стороны Ховарда, сам я никак не смог бы оплачивать учебу. И за это я ему благодарен.

— Это на него похоже. Ховард неизменно бывал щедр по отношению к тем, кто работал на него.

— Вот как? — вырвалось у Дэрвуда. В голосе его прозвучал неприкрытый сарказм.

— Представьте себе.

— Странно, к моему отцу он никогда не питал теплых чувств. Пока я учился в Оксфорде, мы с отцом регулярно обменивались письмами. Ховард, казалось, возлагал на него все новые и новые обязанности. К тому моменту, когда я окончил университет, отец стал личным секретарем Ренделла.

— Мне ничего об этом не известно.

— Судя по всему, Ренделл не торопился афишировать этот факт.

— Во всем остальном он был откровенен со мной. Так что я нахожу это несколько странным.

— И тем не менее вы наверняка поняли, что произошло нечто такое, что стало причиной наших с ним раздоров.

— Согласна.

— Вы когда-нибудь расспрашивали Ренделла об этом?

— Да.

— И он вам ничего не сказал?

— Отчего же. Он сказал, что между ним и вашей семьей нечто произошло, но подробности мне не известны. — Либерти нахмурилась. — Но почему он предпочел скрыть это от меня?

— Потому что вы бы его возненавидели. Эллиот выждал, пока до нее дойдет суть его слов.

— Мы все совершаем ошибки, — прошептала Либерти.

— Верно. Однако не все из нас совершают такие, из-за которых страдают другие люди. Как в истории царя Давида с Вирсавией, грех по масштабам превзошел свою первопричину.

— И это именно то, что случилось с вашей семьей?

Дэрвуд услышал в ее голосе ужас, чему был несказанно рад. Он опасался, что Либерти моментально посчитает его рассказ досужим домыслом. С другой стороны, она знала Ховарда, как никто другой. Если кому и суждено понять, до какого подлого, низкого вероломства мог опуститься этот человек, то только ей. Эллиот утешал себя тем, что Либерти наверняка в глубине души затаила на Ховарда обиду за то, что тот на протяжении десяти лет держал ее в качестве любовницы, упорно не желая узаконить их отношения. Вместо этого он, словно она была вещь, а не живой человек, завещал ее в супруги своему племяннику. Наверняка такое решение Ренделла ранило Либерти до глубины души и, как Эллиот понял, хотя и не без опоздания, подготовило ее к тому, чтобы узнать правду о своем бывшем благодетеле. Уже одно то, что прошлой ночью он застал ее в библиотеке Брэкстона, наводило на мысль, что Либерти готова воспринять это нелицеприятное известие.

— У Ховарда, — негромко произнес он, — был роман с женой одного инвестора. Женщина и ее супруг воспользовались этой историей, чтобы его шантажировать. Он же, разумеется, не мог позволить, чтобы об этом узнали его партнеры. Не мог допустить, чтобы они усомнились в здравомыслии человека, который ради замужней особы готов рисковать не только личным состоянием, но и собственной репутацией. Узнай они об этом, наверняка оставили бы его. Тогда Ховард потерял бы значительную часть своих капиталов, полученных им от инвесторов. Чтобы не дать разразиться публичному скандалу, он убедил своих самых близких друзей сделать небольшие инвестиции в дела этой супружеской пары. Ховард не только сам потерял изрядные суммы, но и был ответствен за то, что убытки понесли его друзья и деловые партнеры. Назревал скандал, грозивший ему полным финансовым крахом.

Карета остановилась в ожидании свободного проезда к Сент-Джеймс-сквер.

— Ховарду в срочном порядке требовалось переложить бремя ответственности на кого-нибудь. Он выбрал моего отца.

Либерти негромко ахнула:

— Не может быть! Ни за что не поверю, чтобы он был способен на такую низость!

— Это почему же? — поинтересовался Дэрвуд и в упор уставился на свою спутницу. Увидев в ее глазах боль, он тем не менее продолжил свой рассказ. — Но это, моя дорогая Либерти, еще не конец моей истории. После того как Ховард обвинил моего отца в незаконном присвоении средств, он уволил его — униженного, оскорбленного, опозоренного и без пенни в кармане. Моя мать, чтобы прокормить семью, подалась в прачки. Я в это время был в Оксфорде и узнал о происшедшем лишь несколько месяцев спустя. В одном из писем отец написал, что после многих лет безупречной службы Ховард отправил его на заслуженный отдых. Господи, какой я был идиот, что поверил в это! — воскликнул Дэрвуд и негромко, но крепко выругался.

— Откуда вам было знать?!

— Мне следовало знать! Я по наивности полагал, что Ховард Ренделл — человек безупречной репутации. Нелицеприятную правду я узнал гораздо позднее, когда моя учеба подошла к концу. Я получил от матери письмо, в котором она умоляла меня вернуться, поскольку отец серьезно болен.

Я мгновенно бросился домой, где застал их обоих больными, они заразились холерой. Нет никаких сомнений, что причиной болезни стали те чудовищные условия, в которых они были вынуждены влачить существование, — произнес Эллиот, и его черты омрачила душевная мука. — Когда отец умер, стало ясно, каких страданий стоили ему последние месяцы жизни. Он страшно исхудал и осунулся. Кожа на руках моей матери вся растрескалась, ведь она постоянно стирала в корыте с раствором щелочи.

— Какой ужас! — прошептала Либерти и закрыла глаза. Губы ее шевелились, словно в молитве.

Погруженный в воспоминания, Дэрвуд, казалось, не замечал ее присутствия.

— А я по юношеской глупости полагал, что могу обратиться за помощью к Ховарду. В то время я еще понятия не имел, что произошло между ним и отцом.

— Наверняка причиной тому было некое недоразумение. Ни за что не поверю, что Ховард…

— Ни о каком недоразумении не может быть и речи, — сказал как отрезал Эллиот, даже не пытаясь смягчить тон. — Ховард отлично знал, что делает. Он отказывался принять меня, не отвечал на письма. Через его поверенных мне стало известно об обвинениях, выдвинутых против моего отца. Когда же взялся разбирать бумаги родителей, то наткнулся на письмо, из которого узнал всю правду о том, что произошло.

— И сколько вам тогда было?

— Девятнадцать. У меня не было ничего, кроме полученного образования, что помогло бы мне выжить в этом мире. А поскольку имя моего отца было запятнано несмываемым позором, я не мог найти себе работу. Люди отказывались помогать мне. Наконец я подыскал себе место клерка в компании, занимавшейся доставкой грузов из Ост-Индии. Именно оттуда я и поднялся до того положения, какое занимаю ныне.

Либерти сочувственно положила руку на его ладонь. Этого простого прикосновения было достаточно, чтобы кровь бешено разлилась по жилам, и Дэрвуд с трудом удержался от того, чтобы не сжать Либерти в объятиях. Она же, казалось, даже не подозревала о том, какие чувства бурлят в его душе, и продолжала нежно гладить его руку.

— Мне, право, жаль, что вам пришлось столь многое вынести.

— Но вы мне верите?

— Мне трудно поверить, чтобы Ховард умышленно совершил нечто подобное. Даже если… — Она не договорила.

— Даже если бухгалтерские книги однозначно свидетельствуют о том, что имел место подлог? Причем не один.

— Нет, — покачала она головой. — Просто то, что вы только что рассказали, идет вразрез с тем, что мне известно о Ховарде. Он был добрый, отзывчивый человек.

— И этот добрый и отзывчивый тем не менее, — жестоко продолжал Дэрвуд, — оставил вас, и причем одну, в том кошмарном положении, в каком вы оказались после его смерти…

Либерти поспешила скрыть от Дэрвуда, как больно задели ее его слова.

— Я бы не назвала Ховарда жестоким. Недостатки его натуры были иного рода, — возразила она, наклоняясь ближе в Дэрвуду. — Для меня намного важнее то, во что вы верите. И мне понятно, Эллиот, что эта история для вас незаживающая рана. Почему вы мне не рассказали об этом раньше?

Дэрвуд никак не ожидал увидеть в ее глазах сострадание. Он привык к тому, что люди относились к нему по-разному, но с состраданием — никогда. Эллиот отказывался верить — столь неожиданной стала для него реакция Либерти.

— Я рассказал вам мою историю не для того, чтобы вызвать сочувствие.

— Стало быть, вы это сделали для того, чтобы я разозлилась на Ховарда?

— Нет. Просто подумал, что это поможет вам осознать, что и мне понятна ваша сложная ситуация. Между нами, Либерти, немало общего. Мы с вами оба — и вы, и я — жертвы алчности Ховарда.

В течение нескольких мучительных секунд Либерти пристально смотрела ему в глаза. У Эллиота возникло ощущение, будто она пытается заглянуть ему в душу. Наконец, словно все-таки обнаружив там то, что искала, устало откинулась на спинку сиденья.

— Возможно, вы и не искали моего сочувствия, Эллиот, однако, боюсь, будет лучше, если вы и дальше будете нести вашу тяжкую ношу. Вы удивительный человек, и не в последнюю очередь потому, что на вашу долю выпало столько невзгод и испытаний.

— Я не только нес ее все эти годы, — заключил Дэрвуд. — Она помогла мне стать сильнее, выработать силу воли, закалить характер. И я поклялся себе, что никогда не позволю Ховарду Ренделлу взять надо мной верх!

Глава 7

Когда спустя четверть часа Эллиот проводил ее вверх по лестнице особняка леди Эстерли, Либерти все еще продолжала размышлять над тем, что поведал ей Дэрвуд. Она всем сердцем сочувствовала ему; более того, его рассказ в корне изменил ее взгляд на многие вещи. Другими глазами теперь она смотрела и на Эллиота.

— Вы уверены, — поинтересовалась она у него, — что леди Эстерли не передумает, чтобы наше бракосочетание состоялась в ее доме?

— Абсолютно. — Эллиот подождал, пока она расстегнет пряжку на плаще. — После того как я рассказал ей о нашей помолвке, она едва не лопнула от любопытства.

— Однако она отдает себе отчет в том, какие слухи за этим последуют? — Либерти едва удержалась от того, что-бы не добавить: «И вы тоже». Ей с трудом верилось, что после нескольких лет, которые Дэрвуд предпочитал держаться в тени, не привлекая к своей особе постороннего внимания, вдруг загорелся желанием объявить о личных делах, что называется, городу и миру. Он, словно нарочно, давал повод для пересудов как о себе самом, так и о том, что движет его поступком, прекрасно понимая, что за молвой последуют толки. Вскоре ему придется отвечать на расспросы касательно дел его отца с Ховардом.

Эллиот же, казалось, не замечал ее сомнений.

— Уверяю вас, она просто в восторге. Уж если Перл и любит что-то больше всего на свете, так это оказаться в центре всеобщего внимания.

— Мне кажется, нам бы хватило церемонии в узком кругу. — возразила Либерти, однако, заметив решительность на его лице, предпочла закрыть тему и молча отдала плащ. — Уж слишком театрально получается.

— И все же мне кажется, вам понравится.

— Неужели? — изумилась Либерти.

— Представьте себе. У меня сложилось впечатление, вы питаете слабость к театральным эффектам, — произнес Дэрвуд и коснулся ее волос. — А поскольку у ваших волос огненный отлив, то разве можно этому удивляться?

— Мои волосы просто каштановые, милорд.

— Нет-нет, Либерти, — он запустил пальцы ей в прическу, — они, как и все остальное в вас, удивительны.

— Полагаю, пытаетесь мне польстить.

— Я просто пытаюсь расположить вас к себе.

— Знаете, лесть — всегда удачное начало.

— Считаю, — продолжил Дэрвуд, беря Либерти под руку, — мы с вами отлично поладим. Ну как, готовы? Либерти кивнула.

— Должна ли я предупредить вас, что это первый в моей жизни званый вечер? Я ни разу не присутствовала на балах и приемах.

— Главное, — ответил Дэрвуд, вручая плащи лакею, — чтобы к концу вечера рядом с вами не осталось столового серебра.

— Надеюсь, милорд, вы шутите. — Либерти испуганно взглянула на своего спутника.

— Вы, должно быть, уже догадались, что у меня здоровое чувство юмора.

— Я наслышана, что оно у вас весьма неординарное и экстравагантное.

Издав тихий стон, Эллиот слегка подтолкнул ее вперед.

— Понятно. Что ж, постараюсь переменить ваше мнение о себе. Итак, мы идем? Либерти все еще колебалась:

— Надеюсь, нам не откажут в приеме?

— Никаких треволнений на сей счет быть не может. Вы здесь по приглашению со мной, и обращение будет соответственное.

— А вы, милорд, похоже, не отдаете себе отчета в том, что своими поступками сами напрашиваетесь на то, что о вас распространяют сплетни, и по поводу вашего здравого смысла тоже. Я не вполне уверена, насколько уместно…

— Либерти, кажется, я однозначно дал понять, что не потерплю оскорблений в мой адрес.

— Иначе провинившегося ждут неприятные последствия, не так ли?

— Угадали.

— И вы, как я понимаю, привыкли добиваться всего в жизни именно таким образом — путем угроз и запугивания?

— Лишь тогда, когда сочту это необходимым.

— Вы не находите, что вам, как джентльмену, которому стоило немалых трудов создать свою финансовую империю, будет непросто провести один единственный вечер в обществе такой женщины, как я? Ведь я, в конце концов, всего лишь бедная делопроизводительница покойного графа Хаксли.

— Что вы хотите этим сказать? — Эллиот остановился, не дойдя шага до дверей, что вели в гостиную леди Эстерли. Либерти покосилась на дверь. Как объяснить ему, какие чувства обуревают ее в эти минуты? Постепенно у нее раскрылись глаза на то, что Ховард ее обокрал, лишив средств к существованию, а не только доброго имени. И хотя Либерти изо всех сил пыталась сохранить видимость самообладания, в ее душу все глубже проникал страх.

— О нас начнут говорить ужасные вещи.

— Знаю, — сощурился Дэрвуд. — Однако я могу оградить вас от пересудов, по крайней мере вам никто ничего не посмеет сказать в лицо.

В глазах Эллиота читалось сочувствие, и Либерти не могла не испытать к нему благодарности. Ей было понятно, что когда-то в жизни он уже преодолел нечто подобное.

— Я всего лишь бывшая делопроизводительница покойного графа Хаксли, милорд, — повторила она и пожала плечами. — И любой из них скажет вам, что я недостойна вашего покровительства и уважения.

От Либерти не укрылось, как распрямились его плечи. Дэрвуд пронзил ее взглядом, словно проник в святая святых ее души.

— Никогда! — негромко произнес он. — Слышите? Никогда не произносите при мне ничего подобного.

Его не допускающий возражений тон оказался для нее полной неожиданностью.

— Но ведь это так.

— Неправда. Пусть даже вы и не родились в роскоши, пусть не раз предпринимали неверные шаги, поставившие вас вне высшего общества, однако я усвоил одну простую истину: мерило человека не в его общественном положении, а в сознании собственного достоинства. Вы заслужили мое уважение. Можете в этом не сомневаться.

— Право, я даже не знаю, что вам на это ответить, — произнесла она, поежившись от его отповеди.

— И не нужно. Вы привыкли к тому, чтобы принимать самостоятельные решение. Однако сегодня, как мне кажется, вы будете только рады переложить эту ответственность на меня.

— То есть вы готовы взять на себя заботу буквально обо всем? Я правильно поняла?

— Да, миледи.

— Интересно, сколько невест слышат подобные обещания в свою брачную ночь?

— Большинство из них к тому моменту, когда об этом заходит речь, успевают уже расстаться с одеждой.

Либерти почувствовала, что краснеет, и поспешила отвернуться.

Эллиот же кивнул лакею, давая понять, что они готовы войти в парадный зал.

— Вот почему я надеюсь, что вы позволите себе насладиться предстоящим вечером, не терзая себя сомнениями.

Двери распахнулись, и взору предстал богато убранный салон леди Эстерли, полный гостей. Либерти отметила про себя и усыпанных драгоценностями дам, и щегольски разодетых джентльменов высшего света. При свете свечей то тут, то там ярко сверкали бриллианты, слышался шелест атласа, парчи и шелка. А от богато сервированного стола исходили соблазнительные, благоуханные ароматы.

Если бы не рука Дэрвуда на спине, неуклонно направлявшая ее вперед, при виде этой картины Либерти наверняка моментально развернулась бы, чтобы обратиться в бегство.

На них были устремлены взоры около трех десятков гостей. Слева от себя Либерти услышала приглушенный возглас — это вошедших узнала какая-то немолодая матрона и поспешила опуститься на софу. Либерти представляла усмешки на лицах гостей еще до того, как появилась пред ними, ощущала, как все мгновенно застыли на месте. Вокруг них установилась гнетущая тишина. Что ж, возможно, Эллиоту и удалось подавить кривотолки в зародыше, однако ничто не могло ослабить всеобщего внимания к их совместному выходу в свет.

Рука Либерти покоилась на руке Дэрвуда. Она ощутила, как напряглись его мышцы. К счастью, в следующее мгновение раздался повелительный возглас леди Эстерли:

— Прошу вас, господа, расступитесь. Я не вижу моих друзей!

Гости раздвинулись, подобно театральному занавесу, к стенам, освобождая проход. Леди Эстерли в кресле-каталке сидела в дальнем конце зала. Несмотря на не слишком удобное положение — одна нога ее была вытянута вперед, — ее отличала тем менее истинно королевская горделивая осанка. В течение нескольких секунд хозяйка дома разглядывала вошедших в лорнет, после чего ее морщинистое лицо расплылось в приветливой улыбке.

— О, да это же виконт Дэрвуд и мисс Мэдисон! Проходите, друзья мои, прошу вас. Кстати, вы опоздали, мой милый друг, — добавила она, погрозив Эллиоту пальцем.

Было слышно, как среди гостей пробежал вздох облегчения.

— Почему так поздно? — бросился им навстречу Гаррик. — Или это ты нарочно, чтобы произвести неотразимое впечатление?

— Кажется, Гаррик, ты не слишком преуспел в том, чтобы подготовить публику к нашему прибытию, — сердито парировал Эллиот. — Боюсь, нас встретили довольно прохладно.

— Я сделал все, что в моих силах, — возразил Фрост. — Просто злые языки еще не устали обсуждать тот случай с сигарой. — С этими словами он взял руку Либерти и поднес к губам. — Мисс Мэдисон, позвольте сказать вам, что для меня высокая честь видеть вас здесь сегодня. Честное слово, вы неотразимы.

Либерти одарила его благодарной улыбкой. Она обостренно чувствовала, как контрастирует ее траур с ослепительными вечерними нарядами светских дам.

— Благодарю вас, мистер Фрост.

Эллиот предостерегающе посмотрел на друга.

— Не советую тебе заигрывать с моей невестой.

В ответ на замечание Гаррик невинным жестом прижал руку к груди — мол, никаких худых намерений у него нет и. в помине. Однако в глазах его плясали лукавые огоньки.

— Дэрвуд, как ты мог заподозрить дурное?!

— В таком случае отпусти ее руку, — не унимался Эллиот.

— Не вижу причин для грубости, милорд, — укоризненно заметила Либерти. — Мистер Фрост демонстрирует мне свое расположение.

— Дайте ему возможность, и он с радостью продемонстрирует вам, на что способен, — попытался свести все к шутке Дэрвуд, хотя в голосе его по-прежнему слышалась легкая издевка. Гаррик слыл записным волокитой, однако его преданность Эллиоту была выше всяких сомнений. Еще с детства они были близки, словно родные братья, и вряд ли найдется во всем Лондоне хотя бы один человек, кто усомнится в их дружеских чувствах.

Наверное, поэтому Либерти моментально ощутила расположение к Гаррику. А Фрост, в свою очередь, понял, что творится сейчас на душе у его лучшего друга, и пытался шуткой облегчить его страдания. Либерти была ему за это искренне благодарна.

— Дэрвуд, — требовательно произнесла леди Эстерли, — хватит болтать с Фростом. Лучше подойдите-ка ко мне. Мы еще с вами толком не поприветствовали друг друга.

Эллиот послушно повел Либерти сквозь толпу гостей.

— Простите меня, мадам. Я подумал, что вы извините мне мое опоздание, когда узнаете, что тому причиной. По пути к вам мне пришлось сделать дополнительную остановку, чтобы взять с собой мисс Мэдисон.

С этими словами он поздоровался с хозяйкой дома. Сначала поцеловал ее затянутую в перчатку руку, затем слегка пожал, после чего обернулся к Либерти.

— Я подумал, — сказал он, обращаясь к ним обеим, — что вы будете рады видеть друг друга.

— Разумеется, разумеется. — Леди Эстерли по-матерински потрепала его по щеке. — Кроме того, благодаря вам мой вечер стал притчей во языцех. Вот увидите, к завтрашнему утру о нем зашумит весь город. Ах, как я, однако, люблю оказаться в центре пересудов!

Эллиот рассмеялся, и притом от души.

— Я об этом наслышан, мадам, и всегда рад вам угодить. Однако вам придется простить и мисс Мэдисон, — добавил он заговорщицким шепотом, — она не привыкла, чтобы я демонстрировал хорошие манеры.

— Интересно, а кто же тогда привык? — фыркнула леди Эстерли и посмотрела на Либерти. — Подойдите поближе, дорогая. Я так давно вас не видела!

— Постойте рядом с Перл, — шепнул Дэрвуд на ухо Либерти, подталкивая вперед. — А я пока принесу стул. И не держитесь скованно — это же вечер!

Либерти самостоятельно сделала последний шаг, отделявший ее от хозяйки дома. Леди Эстерли приветствовала ее, взяв за обе руки.

— Моя дорогая, как я рада, что вы согласились приехать ко мне вместе с Дэрвудом. Мне известно, как тяжело вы переживаете кончину Ховарда!

— О да, вы правы.

В это мгновение к ним подоспел Эллиот со стулом. Либерти с благодарностью опустилась на обтянутое парчой сиденье.

— Вы бы не могли рассказать мне, как это случилось? Как вы видите, я теперь вынуждена сидеть в четырех стенах, и новости до меня доходят нескоро.

— Я пока оставлю вас наедине. — Эллиот ободряюще пожал Либерти плечо. — У меня тут есть кое-какие дела.

— Молодой человек, — сурово произнесла леди Эстерли. — Вынуждена напомнить вам, что это, в конце концов, званый вечер.

— Я помню об этом, мадам, однако вынужден сообщить вам, что лучше всего себя чувствую именно тогда, когда решаю дела. Вряд ли вы хотели бы видеть меня у себя в доме не в духе? — И, подмигнув обеим дамам, Дэрвуд удалился.

— Дерзкий щенок! — пробормотала леди Эстерли. — Сама не знаю, как только я терплю его выходки. Наверное, потому, что все-таки приятно, когда удостаиваешься внимания со стороны такого видного джентльмена!

Эллиот уже почти затерялся среди гостей. Либерти растерянно смотрела ему вслед. Она успела отметить про себя, что суровое выражение его лица плохо вяжется с игривой атмосферой вечера. Эллиот шел прямо сквозь толпу приглашенных, изредка останавливаясь на пару слов. И если только она не ошиблась, решила про себя Либерти, он нарочно демонстрирует всем своим видом свое неудовольствие тем, как его приняли. Перл потрепала ее по руке, привлекая к себе внимание.

— У вас рассеянный вид, дорогая моя!

— Извините, мадам. — Либерти виновато посмотрела на хозяйку дома. — Мои мысли все еще сосредоточены на том, что должно произойти сегодня вечером.

— Вы боитесь пересудов? Переживаете, что о вас скажут люди? — полюбопытствовала леди Эстерли.

— Толки да пересуды кому приятны?

— Вижу, Ховард преподал вам малоприятный урок.

— Что вы хотите сказать? — вспыхнула Либерти.

— Он оставил вас в уязвимом положении, дорогая. С его стороны было в высшей степени несправедливо возложить на вас бремя ответственности за собственные решения.

— У меня остались лишь добрые воспоминания о нем.

— Ничуть не сомневаюсь. И все-таки я бы на его месте побеспокоилась о вашем благополучии.

— Он был добр ко мне.

— Он вас использовал, — заявила леди Эстерли, что было в ее духе. — Все в порядке; Либерти. Вам нет необходимости выгораживать передо мной этого человека. Ховард был мне друг, но и он имел свои недостатки. И главный из них, пожалуй, алчность.

Внутри Либерти словно пружина сработала. Дважды за вечер разные люди — сначала Эллиот, а теперь вот леди Эстерли — попали, что называется, в самую точку. Размышляя о том, как поступил с ней Ховард, Либерти начинала злиться на него. То, что рассказал ей сегодня Эллиот, расстроило ее до глубины души.

— Могу я вам в чем-то признаться? — спросила она леди Эстерли.

— Я бы обиделась, не сделай вы этого.

Возможность излить душу, особенно человеку, готовому выслушать и посочувствовать, подействовала на Либерти, как бальзам на душевные раны. Сначала робко и скованно, а затем все с большей убедительностью она рассказала все, что произошло с ней, начиная с болезни Ховарда и до его кончины. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Эллиота, пока он пробирался сквозь толпу собравшихся. Со всех сторон ее окружал гул голосов, но все равно она отчетливо слышала его голос, когда он заводил разговор то с одним, то с другим посетителем. Либерти видела, что никто из присутствующих не утратил интереса к ее особе. Проходя мимо нее, все до единого с бесстыдным любопытством рассматривали ее. Из-за распахнутых вееров по-прежнему долетал осуждающий шепоток. Но постепенно Либерти обрела смелость и, позабыв о том, что невольно стала предметом всеобщего внимания, поведала хозяйке дома все, что накопилось в душе.

— О Боже! — воскликнула леди Эстерли, выслушав ее историю до конца. — Какой кошмар! То есть Ховард не оставил вам ничего другого, как выйти замуж за его племянника!

— Похоже, да. Мне самой хотелось бы верить, что он сделал это исходя из самых лучших побуждений. И все же наверняка он знал, что я не смогу взять на себя бремя по управлению его собственностью, не имея твердой руки мужа.

— Ах, Либерти, я на вашем месте не стала бы недооценивать коварность Ренделла! — возразила, презрительно фыркнув, леди Эстерли.

Либерти недоуменно уставилась на нее:

— Но, ваша милость, я полагала, что вы и Ховард…

— Разумеется, — не дала ей договорить хозяйка дома. — Нашей с ним дружбе было около тридцати лет. Мне казалось, я знаю его лучше, чем кто-либо другой. И вы можете положиться на мое слово, дорогая, когда я говорю, что этот человек даже на смертном одре не переставал строить свои коварные планы. Ум Ховарда был так устроен, что работал даже тогда, когда тело уже фактически ему не принадлежало.

Словно почувствовав, как напряглась при этом Либерти, леди Эстерли участливо взяла ее за руку:

— Моя милая девочка, только не надо расстраиваться. Право, для этого нет причин. Ховард питал к вам безграничное доверие. Он ценил ваши трезвые суждения и советы, точно так же, как ценил вашу преданность. И он понимал, что окончательный выбор останется за вами.

— И вы считаете, что я именно так и поступила, приняв предложение Эллиота?

Леди Эстерли взглядом отыскала среди гостей темную шевелюру Дэрвуда.

— На вашем месте я призадумалась бы о том, что заставило Эллиота Мосса со столь завидным упорством добиваться вашей руки.

— Ему нужен Арагонский крест. Я же не вполне уверена в том, что Ховард обладал им. Вернее сказать, я почти уверена, что его нет.

— Моя милая, вы на редкость проницательная женщина. Надеюсь, вы сказали Моссу, что не в состоянии добыть для него крест?

— Разумеется!

— И он тем не менее не отказался от вас? Скажите мне — почему, по-вашему?

— Я… — Либерти растерянно обернулась на Эллиота и встретилась с ним глазами. — Не знаю. Я как-то об этом не задумывалась.

— Это потому, что вы слишком сильно переживали из-за кончины Ховарда, — произнесла леди Эстерли и кивнула в сторону Дэрвуда. — Уверяю вас, этот человек гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Он чрезвычайно загадочная личность, и потому если он решил, что непременно должен вами обладать, то не остановится ни перед чем.

— Мне не слишком приятно ощущать себя чем-то вроде очередного приобретения в его коллекцию.

— Будь даже так, вам нет никаких причин отказываться от столь выгодного предложения.

Либерти задумалась над смыслом только что услышанных слов, и сердце в ее груди испуганно затрепетало. В течение последнего часа она почти не спускала с Эллиота глаз, наблюдая за тем, как он бродил среди гостей. Казалось, избранная публика была рада встрече с ним. Либерти уже сбилась со счета, сколько красавиц успели нежно взять его под руку, вопрошающе заглядывая ему в глаза. Дэрвуд буквально приковывал к себе взоры окружающих. Начиная с того момента, как они вошли в зал, он был в центре всеобщего внимания. И вместе с тем Либерти определила в нем чудовищное одиночество, которое было сродни ее собственному, и это ощущение сыграло с ней злую шутку. Она почувствовала, как ее тянет к нему, как ей не хватает его присутствия рядом с ней, ведь именно его близость дарила ей внутреннее спокойствие, осязаемую защищенность. Рядом с Эллиотом она чувствовала себя нужной, а может быть, даже любимой. Он прислушивался к ней. Он с ней разговаривал, а не выговаривал ей. Он уважал ее мнение. При виде его сердце Либерти бешено билось в груди от восторга, а по коже словно мурашки пробегали, пусть даже она сама отказывалась себе в этом признаться.

— Мосс — удивительный человек, сила в нем недюжинная, — продолжала тем временем леди Эстерли. — Только не говорите мне, будто вы этого не заметили.

— Разумеется, заметила. Такое не скроется ни от кого.

— Но в любом случае сегодня он всецело принадлежит вам.

Либерти почувствовала, как у нее перехватило горло.

— Надеюсь, вы понимаете, что сегодня за последние полчаса он буквально затерроризировал моих гостей, и все с одной целью — чтобы они приняли вас в свой круг.

— Я этого опасалась, — пробормотала Либерти, ощущая, как Дэрвуд с другого конца зала сверлит ее взглядом. Не в силах удержаться, она повернулась, чтобы отыскать его глазами. Дэрвуд стоял, одиноко прислонясь к стене и наблюдая за ней. У Либерти екнуло сердце. Как завороженная она смотрела на него, не в силах отвести взгляд.

— Готова поспорить, что к настоящему моменту Мосс положил себе в карман состояние по меньшей мере десятка моих гостей. Одно его слово — и привычного благополучия не будет и в помине. Они ни за что не посмеют перейти ему дорогу. Он же дал им однозначно понять, что не потерпит с их стороны ничего, кроме безоговорочного уважения к вам. — Леди Эстерли откинулась на спинку кресла. — Моя дорогая, подумайте еще раз, хотите ли вы видеть рядом с собой человека, наделенного такой железной волей.

Но прежде чем Либерти успела ответить, дворецкий леди Эстерли позвонил в гонг, и волна шелка и атласа тотчас покатилась к обеденному столу. Либерти сидела, боясь шелохнуться, пока лакей катил хозяйку дома к ее месту во главе стола.

Эллиот налетел на нее, как ястреб на жертву.

— Надеюсь, вы мило побеседовали? Холодок в его голосе заставил ее поежиться.

— Да-да, конечно. Спасибо, что вы это спросили…

— Я рад. — Дэрвуд придержал ее стул, чтобы она встала, после чего вернул его на прежнее место.

— А вы закончили все свои дела? — поинтересовалась Либерти и мгновенно почувствовала, как он внутренне напрягся.

— Полагаю, что да. Буду точно знать к концу вечера.

Либерти машинально взяла его под руку. От этого прикосновения между ними словно искра проскочила. Эллиот тотчас перевел взгляд туда, где на фоне его темного рукава покоились ее побелевшие пальцы. Сквозь ткань Либерти ощутила исходящий от его тела жар, и от этого дыхание ее стало учащенным и прерывистым.

— Вам не было необходимости, — пролепетала она, — пытаться действовать от моего имени. Я прекрасно знаю, что меня порицают.

Его взгляд был по-прежнему устремлен на ее руку.

— А я считаю, что такая необходимость была, и немалая.

— Я отнюдь не оценила ваших стараний. — Либерти поймала его взгляд. — Я лишь хотела сказать, что вы не обязаны были это делать.

Эллиот улыбнулся ей. Его улыбка светилась такой добротой, что Либерти едва не утратила самообладания. Казалось, ей не хватало воздуха, а сердце было готово вот-вот выскочить из груди.

— Моя милая мисс Мэдисон, — произнес Дэрвуд, — боюсь, вы плохо представляете себе, какое произвели на меня впечатление. У меня такое ощущение, будто я слегка пьян.

— Неужели?

— Можете не сомневаться.

И больше не говоря ни слова, он повел ее к обеденному столу. К своему величайшему удивлению, Либерти обнаружила, что прежние страхи оставили ее, и постепенно на вечере ей стало нравиться. Слева от нее сидел шведский посол, справа — немолодой представитель палаты лордов. Она беседовала с обоими, причем и с тем и с другим у них нашлись общие интересы. Впервые за несколько недель уныния она ощутила, что ей весело. Ощущения были приятными и даже слегка пьянили. Несколько раз за столом она ловила на себе взгляд Эллиота. Дважды посмела ответить ему. Огонь его глаз достигал ее через весь стол. Один раз она прочла в них такую жажду обладания, что едва не уронила бокал.

К тому моменту, когда дамы встали из-за стола, чтобы дать мужчинам возможность выпить портвейна и выкурить сигару, колени у Либерти уже порядком ослабели. Воздействие вина, застольных бесед и того напряжения, которое, казалось, все сильнее нагнеталось между ней и Эллиотом, взяло над ней верх, и теперь Либерти опасалась, как бы не упасть в обморок в самый неподходящий момент. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы собраться с духом и встать на ноги.

Буквально за мгновение до того, как она поднялась из-за стола, возле ее стула остановилась некая дама — ослепительная красавица в платье из белого атласа, сплошь усыпанном бриллиантами. Еще до того как гости сели за стол, Либерти заметила, как Эллиот увлеченно беседует с этой дамой, которую, по словам леди Эстерли, зовут Вивиан Вулридж. За ужином эта красавица не раз бросала колючие взгляды в сторону Либерти. И вот теперь, когда Вивиан оказалась в непосредственной близости, Либерти едва ли не кожей ощутила исходящую от нее враждебность. Холодность и бесстрастность портили безупречное лицо Вивиан, добавляя лишние годы к тщательно лелеемой красоте.

— Возможно, вам не известно, моя дорогая мисс Мэдисон, — произнесла она с ядовитыми нотками в голосе, — но дамы оставляют джентльменов, чтобы те могли выкурить сигару.

То, с каким откровенным намеком было произнесено слово «дамы», не осталось не замеченным их ближайшими соседями. За столом воцарилась гробовая тишина. Однако Либерти восприняла выпад весьма спокойно. За годы, проведенные в доме Ховарда, каких только оскорблений ей не приходилось выслушивать. И это, надо сказать, казалось вполне невинным.

Ощущая на лице пристальный взгляд Эллиота, Либерти поднялась с места.

— Возможно, ее милости не известно, что истинные леди не слушают того, что говорят на улице.

Вивиан вспыхнула. В следующее мгновение рядом с ней возник Гаррик Фрост.

— Миледи, я решил, что обойдусь без портвейна, чтобы перекинуться с вами в вист. Вы не согласитесь проводить меня до карточного стола?

Было видно, что Вивиан колеблется. Эллиот с другого конца стола не спускал с нее глаз. Несколько мучительно долгих секунд все ждали, что же произойдет дальше. Либерти опасалась, что Вивиан сейчас отпустит в ее адрес очередную колкость, но та, презрительно вскинув подбородок, коротко бросила «с удовольствием» и удалилась под руку с Гарриком.

В следующее мгновение Эллиот уже стоял рядом с Либерти, положив ей на плечи свои большие, теплые руки.

— Извини, — прошептал он, — такое, клянусь честью, больше не повторится.

— Боюсь, милорд, вы заблуждаетесь. Такое, несомненно, повторится, и причем не раз.

Она почувствовала, как напряглись его пальцы.

— Никто не посмеет даже пикнуть. Что до Вивиан, ее дурной характер всем известен. Так что нет повода огорчаться, уверяю вас.

Гости начали медленно перетекать к карточным столам. Либерти предпочла остаться под крылом Эллиота. Она впервые присутствовала на званом вечере, и все здесь было для нее в новинку. Ховард никогда не торопился прийти ей на выручку в подобных ситуациях. Более того, он не раз отчитывал ее за то, что она позволила себе ответить колкостью на колкость, и со временем Либерти научилась пропускать мимо ушей язвительные выпады в свой адрес. То, что Эллиот встал на ее защиту, свидетельствовало скорее о глубине его чувств по отношению к ней, ведь в его глазах Либерти была униженной любовницей Ховарда. Но за его слова она была искренне ему благодарна.

Неожиданно она испытала странный прилив нежности к нему. Эллиот сумел погасить назревавший скандал буквально в зародыше! Подождав, пока все гости перейдут в гостиную, Либерти взяла руку Эллиота в свои ладони.

— Милорд, уверяю вас, мне не страшны особы вроде Вивиан Вулридж!

Его рука была сухой и горячей.

— Я рад. Однако если вы сочтете, что я должен встать на защиту вашей чести, вам достаточно попросить меня об этом.

Либерти решила, что будет лучше, если она направит его энергию в иное русло, прочь от Вивиан, которая сейчас восседала за карточным столом.

— Если вы вынашиваете план отмщения, я должна признаться, что предпочла бы самые суровые меры по отношению к господам Дрейку, Фрэмптону и Уэйнскотту.

— А что они натворили? — Эллиот удивленно вскинул брови.

— Вам, разумеется, известно, что через несколько дней после смерти Ховарда мне почти удалось приобрести неподалеку от Манчестера угольную шахту.

— Наслышан об этом.

— Однако мои планы рухнули, потому что Дрейк уговорил Фрэмптона и Уэйнскотта отказать мне в кредите. А ведь шахта должна была приносить внушительный доход. То есть все усилия, затраченные мною на ее приобретение, оказались напрасны, и все по вине Дрейка.

— И вы оказались в опасном положении? — Эллиот пристально смотрел на нее.

— Я дала людям обещания, исходя из расчетов доходности. будущего предприятия. А в результате вынуждена отказаться от собственных слов.

— Первое правило серьезного предпринимательства, мисс Мэдисон: никогда не подсчитывайте наличность, пока не будете держать деньги в руках. Нельзя делить шкуру неубитого медведя.

— Увы, мне ничего другого не оставалось, как пойти на риск. Я надеялась на ваше понимание.

— И не зря. — Дэрвуд задержал на ней долгий лукавый взгляд. — Как я понял, вы любительница рисковать.

— Я бы не сказала, что испытываю от этого удовольствие, но при необходимости не бравируя иду на подобный шаг.

Эллиот отыскал взглядом среди гостей лысоватую голову Дэниела Дрейка.

— Не желаете ли поставить на удачу и проучить господ Дрейка, Фрэмптона и Уэйнскотта?

— С удовольствием.

— Что возвращает нас к интересному вопросу, который я уже давно намеревался задать вам, — улыбнулся Дэрвуд. — Вы хорошо играете в карты?

До Либерти дошел смысл его предложения, и она поняла, что от Дэрвуда можно ожидать любого сюрприза. Она вполне оценила его иронию.

— Я бы сказала — отлично. — Она взяла его под руку. Похоже, Эллиота обрадовал ее ответ.

— Некоторое время я решал, что же преподнести вам к свадьбе.

— Я думала, вы это уже сделали — инвентарные книги Брэкстона.

— Нет, то было к помолвке.

— А теперь вы решили в качестве свадебного подарка отомстить за меня господам Дрейку, Фрэмптону и Уэйнскотту?

— Нет, хотя мог бы. Однако, думаю, вы сами используете свой шанс и хорошо заработаете на этом.

— Милорд, если я правильно вас поняла, вы предлагаете мне…

— Предполагаю, мисс Мэдисон, что хорошая партия в карты вернет вам шахту.

— Какое, однако, очаровательное предложение!

— Я так и знал, что оно вам понравится. Либерти импульсивно встала на цыпочки и поцеловала Дэрвуда в щеку.

— Не верьте, если кто-то скажет вам, будто вы бессердечный, Эллиот, — заявила Либерти, беря его за руку. — Кажется, можно сейчас присоединиться к тем, кто сел за карточный стол.

— Не сегодня. Думаю, наше возмездие лучше пока перенести, — возразил Дэрвуд, сжимая ей пальцы. — А пока нас ждут в часовне.

Глава 8

Они вошли в небольшую часовню, и Эллиот с опаской покосился на Либерти. Приглашенные на церемонию гости сидели, не проронив ни звука. Гаррик тем временем что-то обсуждал с преподобным Адамом Паттерсоном. Эллиот обратил внимание на парадное убранство, огромные вазы с орхидеями и белые атласные банты на спинках скамей. Повсюду мерцали свечи. Вивиан Вулридж нигде не было видно.

Интересно, подумал Эллиот, что сказал Гаррик гостям, когда леди Эстерли отдала распоряжение лакеям проводить их в часовню. Кстати, сама часовня стала легендарной. Насколько ему известно, Перл никому не позволяла заходить в нее. Когда-то это был зал для танцев, но после того, как сын Перл вернулся с войны живым и невредимым, леди Эстерли велела освятить помещение, превратив в часовню. Она дала слово Богу, любила она говорить всевозможным циникам, что жизнь сына для нее дороже светских развлечений и ради этого она готова пожертвовать танцзалом.

В элегантном помещении с витражами в окнах и резными скамьями ощущалось некое таинство. Именно это запало в душу Эллиоту, когда леди Эстерли впервые показала ему свою часовню. Сейчас, он ничуть не сомневался, гости наверняка потеряли дар речи, оказавшись в храме.

Однако в данный момент Дэрвуда больше волновало состояние Либерти, чем всеобщее изумление приглашенной публики. Его избранница испуганно озиралась по сторонам — казалось, она готова в любую секунду удариться в бегство.

Эллиот взял у горничной букет орхидей и нежно вложил его в руку Либерти.

— Мадам. — Его негромкие слова предназначались только для слуха Либерти. — Надеюсь, вы не собираетесь сбежать от меня прямо от алтаря?

— Зачем вы это спрашиваете? — подняла на него глаза Либерти.

Эллиот убрал с ее лба непослушный локон. Как и ей, ему стоило немало усилий не замечать устремленных на них глаз, колыхания вееров, перешептываний.

— Прежде чем захотите вновь продемонстрировать склонность к романтической и сентиментальной героике, которая здесь совершенно ни к месту, подумайте о том, что здесь сегодня происходит. В первую очередь это служит моим целям. — Он кивнул в сторону приглашенных. — К полуночи весь Лондон будет знать, что я совершил в высшей степени экстравагантный поступок. Тем самым я дал пищу для пересудов злым языкам, избавив их от утомительных поисков новой темы для разговоров.

— Ясно. — Либерти готова была расплакаться. Ей оставалось уповать разве что на Бога, что он этого не допустит. Слезы предательски подступили к глазам. Неизвестно, как отреагирует Эллиот. — Если я вас правильно поняла, вы устроили этот спектакль лишь для того, чтобы прекратить кривотолки по поводу нашего союза?

— Вы поняли меня совершенно правильно. Долго обсуждая наше бракосочетание, светское общество утолит свой жгучий голод, но рано или поздно потеряет к этому интерес.

— Сомнительно, что ваш план сработает.

— То есть вы хотите сказать, — нахмурился Дэрвуд, — что я приложил недостаточно усилий к тому, чтобы развлечь публику?

— Не в том дело, — покачала головой Либерти — И вообще, вряд ли вам удастся убедить меня, что сделали это исключительно для того, чтобы злые языки оставили вас в покое. — Она смахнула набежавшую на глаза слезинку. — Возможно, только лишний раз докажете всем, что вы холодный, расчетливый тип, чуждый всяких сантиментов. Но меня-то вы не проведете!

— Неужели? — спросил Эллиот, слегка побледнев.

— Нет, — ответила Либерти и повернулась лицом к священнику, стоявшему в конце прохода. — Меня вам ни за что не обмануть. Вы относитесь ко мне с уважением, Эллиот, и этого уже более чем достаточно.

Через час Либерти сидела за туалетным столиком своей новой комнаты в Дэрвуд-Хаусе. В голове ее по-прежнему пестрым калейдоскопом кружились события прошедшего вечера. Церемония венчания была короткой и торжественной. Гаррик взял на себя роль шафера, Перл Эстерли — свидетельницы со стороны невесты. Во время обряда Либерти полностью доверилась спокойному голосу Эллиота. Он повторял слова обета без запинки и колебания, и его спокойная сила, казалось, проникла и в ее существо. Но главное, Либерти не могла избавиться от мысли, неизменно поражавшей и изумлявшей ее, что Дэрвуд намеренно решил сочетаться с ней браком на виду у тех, кто попирал, гнушался им и игнорировал его раньше. Несмотря на свой печальный жизненный опыт, он предпочел дать им всем понять, что не потерпит и толики презрения с их стороны по отношению к своей избраннице. И Либерти моментально выросла в их глазах.

Это был щедрый дар, за который ей никогда не отплатить ему сполна.

К тому времени, когда церемония закончилась, даже самые сдержанные из гостей леди Эстерли осыпали новобрачных добрыми пожеланиями. Эллиот, однако, быстро проводил Либерти к карете, пробормотав на прощание, что ему, дескать, еще надо кое-что уладить, прежде чем он приедет к ней в Дэрвуд-Хаус. Короткий поцелуй, и он усадил Либерти в карету, велев вознице в целости и сохранности доставить жену домой.

С того момента Либерти еще не успела прийти в себя, пребывая в полной растерянности.

Когда она прибыла в Дэрвуд-Хаус, прислуга уже поджидала ее прибытия. Эллиот заранее дал распоряжение, куда отнести ее вещи, которые каким-то невероятным и совершенно загадочным образом перенеслись сюда из особняка Хаксли-Хаус. У входа Либерти с величайшим почтением приветствовал Уикерс, дворецкий Дэрвуда. Казалось, он не знал, чем услужить новой хозяйке дома. Экономка провела ее вверх по лестнице в великолепные покои, которые, как было сказано Либерти, начиная с XV века принадлежали виконтессам Дэрвудским.

Либерти обнаружила, что ее одежда уже развешана в шкафу, а ее немногочисленные личные вещи лежат на туалетном столике. На кровати расстелено тончайшее одеяние — его, наверное, можно было бы назвать ночной сорочкой, израсходуй портной ткани на пару ярдов больше. Все это показалось Либерти чересчур нескромным. Ее размышления прервал стук в дверь.

— Войдите.

В комнату вошла горничная, одетая, как велел Эллиот всем до единого слугам в доме, в новое, с иголочки платье.

— Добрый вечер, ваша милость. Такое обращение было для Либерти в новинку, и она смутилась.

— Добрый вечер.

— Его милость ожидает вас в библиотеке. Он только что изволил вернуться.

Либерти набрала полную грудь воздуха, не зная, радоваться ей по этому поводу или нет.

— Благодарю вас.

— Со мной пришел лакей. Он проводит вас. Либерти уже шагнула за порог.

— В этом нет необходимости. Я знаю дорогу.

— Но, миледи, его милость предпочитает, чтобы…

Либерти замерла на месте — подобные тонкости этикета оказались для нее тоже в новинку. Прислуга, как правило, не провожает господ по темным коридорам и лестницам.

— Пожалуй, вы правы, — произнесла она. Девушка моментально обрадовалась.

— Как ваше имя?

— Меня звать… Эмили, ваша милость.

— Эмили, — кивнула Либерти. — Эмили, должна признаться, сегодня для меня, как, впрочем, наверное, и для вас, многое представляется странным…

— Странным, ваша милость?

— Именно. Надеюсь, вам известно, кто я такая. На лице девушки отразился испуг.

— Ваша милость, я ни за что на свете не… Либерти не дала ей договорить, махнув рукой.

— Я совсем не уверена, что рада моему новому положению. Последние четыре года я фактически находилась на положении прислуги в доме графа Хаксли. Моя каморка располагалась на четвертом этаже, под самой крышей. Еду мне подавали отдельно, на кухне. Вот почему мне будет нелегко привыкнуть к новой роли, и я буду благодарна, если вы мне поможете.

— Помочь вам, ваша милость?

— Разумеется. Мне известно о привычках прислуги. И я так понимаю, что если его милость сказал вам, что сегодня у нас с ним венчание, то вы все только об этом и говорили. Я права?

— Милорд не любит, когда мы сплетничаем, миледи.

— Легко могу себе представить. — Либерти сдержала улыбку.

— Мы никогда этого не делаем. Его милость не потерпел бы ничего подобного. Нам хорошо платят, и мы довольны жизнью. Уж поверьте, никто не хотел бы быть уволенным за длинный язык.

— Прекрасно понимаю.

— Но должна признаться, он всех ошеломил этим известием. Мы не ожидали, что он женится.

— Тем более на мне?

— Но, ваша милость… — Эмили залилась краской.

— Не переживайте, Эмили, — успокоила горничную Либерти. В голосе звучали печальные нотки. В течение десяти лет прислуга в доме Ховарда смотрела на нее искоса. Похоже, в ее жизни ничто не изменится.

— Нет-нет, ваша милость, простите. Его милость на этот счет недвусмысленно распорядился. Сегодня вечером он сказал нам, что наконец нашел женщину, которую сделает своей женой. Он собрал нас всех и заявил, что ничуть не сомневается, что вы будете с нами справедливы, а мы должны быть с вами учтивы.

— Так и сказал? — Либерти не ожидала ничего подобного. Этот вечер для нее полон сюрпризов.

— Да, ваша милость. Его милость виконт Дэрвуд наговорил о вас столько добрых слов, что мы с нетерпением ждали вашего появления.

— Господи! — Либерти провела рукой по лицу. — Это не человек, а головоломка!

— Вы что-то сказали, ваша милость?

— Ничего, — тряхнула головой Либерти. — А сейчас я нанесу его милости визит в библиотеку. Эмили выглянула за дверь:

— Джим, проводи ее милость в библиотеку.

От Либерти не укрылось, что молодой лакей и ее горничная обменялись одобрительными взглядами. От этого Либерти стало теплее. Но при мысли, что она опять оказалась, по сути, в чужом для себя доме, она зябко повела плечами. Что ж, возможно, прислуга и будет выказывать ей уважение, но друзей среди них ей не найти. Нет, все-таки в определенном смысле Ховард ее действительно ограбил. Либерти стало грустно. Вдобавок ко всему на нее накатилась страшная усталость. Тем не менее она пошла вслед за Джимом в библиотеку, где ее ожидал Дэрвуд.

Заметив ее, Эллиот оторвал голову от бумаг на письменном столе.

— Спасибо, Джим, — обратился он к лакею. — Можете быть свободны.

Дверь за лакеем неслышно затворилась. Либерти растерянно застыла посреди просторной библиотеки — до нее только сейчас дошел истинный смысл того, что случилось сегодня вечером.

— Значит, вы уже дома, — произнесла она наконец. Дэрвуд отодвинул в сторону стопку бумаг и встал из-за стола.

— Как видите. — Несколькими шагами он пересек комнату. — Извините, что был вынужден надолго оставить вас одну.

Она бессильно опустилась на небольшой стул. Обстановка библиотеки была старинной. Либерти откинула голову на высокую спинку стула.

— У вас почему-то измученный вид, — произнес Дэрвуд, сощурясь.

— Выдался слишком долгий день, — вымученно улыбнулась Либерти.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — спросил он и подошел к столику на колесах.

— Нет, благодарю.

Налив себе стакан воды, он сел напротив нее.

— Надеюсь, ваши вещи доставлены в полном порядке?

— Да.

Господи, они разговаривают так, словно их только что представили друг другу на званом обеде.

— Надеюсь, ваша комната вам понравилась?

— Просто изумительна.

— Горничная Эмили вас устраивает?

— Да-да, конечно.

— В самом деле?

Либерти одарила его выразительным взглядом.

— Мне не доводилось пользоваться услугами горничной, и я довольно смутно представляю себе, чего мне ожидать. Она производит приятное впечатление. Мне понадобится время, чтобы освоиться в новой для себя роли.

Чертыхнувшись себе по нос, Дэрвуд встал со стула и принялся расхаживать по библиотеке. Либерти едва ли не кожей чувствовала, что внутри у него все клокочет. Не шелохнувшись, она ожидала, чем все это кончится. Из головы у нее никак не шли слова Эмили. Вспоминая об удивительном калейдоскопе событий сегодняшнего вечера: с каким вниманием Эллиот отнесся к каждой мелочи церемонии их венчания; как счел нужным обратиться от ее имени к прислуге; как он на глазах у Карлтона и его матери не уронил ее достоинства; как поведал о своем отце, — Либерти поймала себя на мысли о том, что ее неудержимо тянет к нему. Нет, конечно, она ни при каких обстоятельствах не позволит ему считать себя чем-то вроде легкой добычи. Поступить так — значит навсегда лишиться уважения в его глазах, позволить подчинить себя. Нет, она ни за что этого не допустит.

Эллиот же, казалось, не замечал ее внутренней борьбы, будучи погружен в собственные мысли.

— Я бы не хотел, Либерти, чтобы мы и дальше говорили между собой, как сейчас, словно чужие.

— Извините.

— Мне не нужны ваши извинения, — ответил он, причем довольно резко. Однако тотчас взял себя в руки и, глубоко вздохнув, заговорил ровным тоном: — Прошу вас, не надо никаких извинений. Это ставит в неловкое положение не только меня, но и вас. Кроме того, я ведь до этого не был женат и плохо себе представляю, как мне следует держаться с вами.

— В таком случае мы квиты, милорд. Поскольку я до этого не была замужем. Ее слова смягчили его.

— То есть вы считаете, что мы с вами можем вернуться к исходной точке? Если мне не изменяет память, нам удавалось достичь взаимопонимания.

— Вы правы. — По его лицу она поняла, что он имел в виду их физическую тягу друг к другу. — Я бы хотела, чтобы мы остались друзьями. Мне казалось, мы с вами пришли к согласию на сей счет.

— Верно.

— И все же считаете, что мы должны начать с начала? Думаю, в этом нет необходимости. — Либерти сложила руки на коленях. — Мы уже уделили время соблюдению правил хорошего тона. Теперь могли бы пойти дальше, и для начала вы расскажете мне, что делали после того, как я уехала от леди Эстерли. Надеюсь, с того момента я не доставила вам повода для беспокойства?

— Я решил проследить за Карлтоном Ренделлом, желая убедиться, что ему теперь известно, что вы под моей защитой.

— Полагаю, это доставило вам немалое удовольствие. С Карлтоном всегда интересно побеседовать.

— Почему вы не предупредили меня, — в голосе Дэрвуда прозвучала укоризна, — что Карлтон намеревался обвенчаться с вами завтра в полдень?

— Разве это что-нибудь меняет?

— Это изменило бы мою манеру общения с ним.

— Милорд, вы должны понять одну простую вещь — нельзя только тем и заниматься, что угрожать людям…

— Либерти, — Дэрвуд взял ее за руку, — вы хотя бы представляете, что Карлтон намеревался с вами сделать?

— Не ошибусь, если скажу, что он планировал скромную семейную церемонию. Не думаю, что ему было важно, как все пройдет. Его интересовало одно — поскорее прибрать к рукам оставшиеся средства Ховарда.

Эллиот что-то пробормотал себе под нос.

— Считаю, в один прекрасный день вы наконец-то уясните для себя, что люди редко вынашивают благородные идеи, особенно мужчины, — произнес он, вглядываясь ей в лицо. — Так вам были известны его намерения?

— Какие? — переспросила Либерти, чувствуя, что у нее все похолодело внутри.

— Получить специальную брачную лицензию, скажу я вам, процедура не из легких. Тот, кто вознамерился ее получить, должен представить веские аргументы для спешки. С тех пор как на троне королева Виктория, этот закон трудно обойти. Ее величество против того, что в Гретна-Грин заключаются скороспелые браки. По ее распоряжению власти, прежде чем выдать лицензию, требуют соблюдения установленных сроков. В нашем случае, — и он помахал рукой между ними, — свое слово сказали несколько сотен фунтов, которые перекочевали в руки нужных людей.

— Ясно.

— Карлтон, судя по всему, не располагал такой возможностью. Как известно, своих денег у него не водится. За душой у него ни пенни. Во всем Лондоне не найдется человека, кому не было бы об этом известно. Известив своих банкиров о том, что он намеревается жениться на вас, Карлтон рассчитывал отсрочить выплаты по долгам. Однако никто не согласился дать ему взаймы, чтобы он смог выкупить лицензию.

— Но он ее все-таки получил, — возразила Либерти. — Я видела ее собственными глазами.

— Верно, получил. Для чего привел самую вескую причину, какую только можно придумать для поспешного брака. Он заявил, что вы ждете от него ребенка.

— Не может быть! — ужаснулась Либерти.

— Гаррик узнал об этом сегодня днем. И я решил, что с моей стороны разумно уладить этот неприятный момент, и чем раньше, тем лучше. Любой из представителей высшего общества не поверит, учитывая мою старую вражду с Ховардом, что я по своей воле взял вас в жены, зная, что вы носите под сердцем ребенка Карлтона. Публичная церемония позволила на корню пресечь любые домыслы. Уже к полночи весь город будет говорить о нашем бракосочетании.

— О Боже! — Либерти уронила голову на колени.

— Мне, право, жаль, — негромко произнес Дэрвуд, — что я должен вам об этом сообщать. Наверное, для вас было бы лучше ничего не знать об этом.

— Я не верю вам.

— Либерти!

Она подняла взгляд и увидела, что он стоит рядом.

— Я знаю, вы предпочли бы не доводить дело до шумихи. Поверьте, я бы тоже. Но только не в данном случае. Я предпочел действовать иначе. Не стал ничего говорить вам заранее, до нашего с вами бракосочетания, потому что не хотел лишний раз расстраивать.

Слова эти дались Дэрвуду нелегко. Эллиот Мосс был из той породы людей, что привыкли ставить для себя цели и идти к ним, и пусть даже мир вокруг летит ко всем чертям. Однако его забота о Либерти была самой искренней.

— Милорд, можно задать вам всего один вопрос?

— Спрашивайте все, что считаете нужным.

— Вы действительно сказали сегодня прислуге, что берете меня в жены потому, что доверяете мне?

— Разумеется. А в чем дело? — изумился Дэрвуд.

— И вы сделали это от чистого сердца?

— А как же иначе? — Глубоко вздохнув, Эллиот потянулся, чтобы взять ее за руку, приглашая встать. Либерти поднялась со стула, и Дэрвуд подвел ее к дивану, куда сам сел с ней рядом. Он убрал с ее лица локон, отчего у нее по телу поползли мурашки. — Будь все в нашей жизни иначе, мы бы с вами были лучшими друзьями.

— Хотите сказать — будь я мужчиной?

— Уверяю вас, в женском обличье вы мне нравитесь намного больше.

Либерти перевела взгляд на его волевой подбородок.

— Несмотря на аномальную черту — видеть в людях только хорошее?

В ответ на ее слова Дэрвуд издал сдавленный смешок, хотя выражение его глаз осталось серьезным.

— Полагаю, мне придется научиться быть снисходительным даже к весьма, увы, прискорбному недостатку вашей натуры, мадам. Хотя, должен признаться, он изрядно действует мне на нервы.

Либерти потупила взгляд. Неожиданно на нее накатила усталость. Напряжение последних дней давило ей на грудь.

— Поскольку мы сегодня столь откровенны друг с другом, милорд, могу я задать еще один вопрос?

— Разумеется, — ответил он, проведя пальцем по ее подбородку.

— Это нелегкий вопрос.

— Уже понял.

Либерти никак не могла сосредоточиться. Его пальцы, теплые и сильные, ворошили ей волосы, щекотали кожу головы. И это разбудило внутри ее непонятный трепет. Но стоило ей подумать о том, что ждет ее впереди, что будет уже сегодня ночью, как ее тотчас охватили сомнения. Когда Эллиот поведал ей о своем отце, о постигшем его позоре, ее душа моментально откликнулась на его страдания. Ей захотелось облегчить ему ту боль, которую она прочла в его глазах.

Эллиот дал ей так много. Как ни старалась, Либерти не могла припомнить, когда к ней относились с такой любовью и заботой. Сегодня Эллиот сделал все, чтобы она почувствовала себя хозяйкой положения. Помог ей осознать чувство собственного достоинства. На какие только ухищрения не пошел, чтобы доказать ей и всему свету, как много она для него значит. И она приняла его бесценный дар. И чего бы ей это ни стоило, она теперь не откажет Дэрвуду в том единственном, что может ему дать.

Либерти рассудила так, что дело здесь не только в физической привлекательности. Дэрвуд ожидал, что она достаточно опытна в таких вещах. Ей же хотелось — так же, как она надеялась, хотелось ему — не просто разделить с ним супружеское ложе. Либерти была уверена, что Эллиот одинок и мечтает обрести спутника, вернее, спутницу жизни.

Ради нее сегодня он был вынужден наперекор собственным привычкам и склонностям пойти на исключительный шаг — их венчание состоялось на виду у тех, кто привык зорко следить за всем, что творится в высшем свете. Какими бы соображениями он при этом ни руководствовался, Либерти предполагала, что они гораздо глубже, чем его стремление заполучить в свою собственность вожделенный Арагонский крест. Сегодня в центре его внимания она, и никто другой.

Интуитивно Либерти поняла, что сегодня он впустил ее в заповедный уголок собственный души, куда другим вход заказан. Он поделился с ней не просто семейной трагедией, — нет, он позволил разделить с ним его душевную боль. И его открытость и откровенность она будет ценить до конца своих дней.

— Либерти? — Его оклик вывел ее из раздумий. — Я жду.

Она медленно подняла на него глаза. Огонь, который пылал в них, каким-то образом перекинулся в глубины ее естества.

— Речь пойдет о наших отношениях. Я хотела бы знать…

— Знать что? — Он взял ее лицо в свои ладони. — Почему я прикасаюсь к вам? — Большим пальцем он погладил ее губы. — Почему мои глаза горят, когда смотрю на вас? Почему в моем теле разливается жар, — он наклонился к ней так близко, что Либерти отпрянула к спинке дивана, — стоит лишь мне ощутить аромат ваших волос? Кстати, что это? Сирень?

— Лаванда, — еле слышно проговорила она.

— Боюсь, я уже не могу без него. — Эллиот нежно и трепетно погладил ее лицо. Голос его перешел на шепот, и Либерти почувствовала, что ее начинает бить дрожь.

— Милорд…

— Либерти, я дал вам слово, что не буду принуждать к исполнению супружеского долга, — произнес Дэрвуд и впился жадным поцелуем в ее губы. Когда же он наконец оторвался от нее, дыхание его сбилось, словно он пробежал не одну милю. — И я его сдержу. Хотя и не стану отрицать, что страстно желаю обладать вами.

— Но я хотела знать совсем не это, — заговорила Либерти дрожащим голосом.

Он отпустил ее, но она удержала его руки.

— Я всего лишь хотела знать, готовы ли вы пообещать мне, что я испытаю то неописуемое блаженство, какое вы подарили мне в прошлый раз?

— Либерти?.. Что вы такое говорите? — Он смотрел на нее непонимающим взглядом.

— Вы когда-нибудь прекратите только говорить и целовать меня? — сказала она, коснувшись губами его щеки. — Или я буду вынуждена соблазнить вас?

— Вы?.. Меня?.. — вырвалось у него.

— Если вам того, конечно, хочется. — В лице его отразилось нечто такое, перед чем невозможно было устоять, и Либерти не могла отвести глаз. — Хотя я предпочла бы, чтобы мы взаимно соблазнили друг друга. — И с этими словами она направила его руку к лифу. — Прошу вас, милорд, возьмите меня. Я уже устала ждать.

Она прижала его руку к своей груди, и в следующее мгновение Эллиот привлек ее к себе. Издав негромкий торжествующий возглас, он потянулся и обнял ее за плечи, чтобы усадить к себе на колени. Сквозь шелк платья она ощутила его упругие мышцы. У нее закружилась голова, как от вина. Эллиот тесно привлек ее к себе и поцеловал волосы.

— Доверьтесь мне, Либерти, — прошептал он. — Все, о чем я вас прошу, — это довериться мне.

Последнее, что запомнилось ей, прежде чем он впился в нее поцелуем, это тепло, исходившее от него. Он сжимал ее, не давая пошевелиться, а губы его поставили своей целью лишить ее последней воли к сопротивлению. В итоге Эллиот добился своего — ее губы раскрылись, подобно лепесткам бутона, навстречу его настойчивым ласкам. Преграда была преодолена, и его горячий язык тотчас устремился в ее рот, где сплел объятия с ее языком, и вместе они начали страстную любовную пляску.

Его жадные, горячие губы, его руки, которые непрестанно нежно касались и с нажимом гладили ее спину, — все это явилось для Либерти потрясением. Она чувствовала, как капля за каплей ее собственное «я» куда-то исчезает, словно растворяется под его ласками. Вскоре она уже не понимала, то ли откликается на призывные ласки Эллиота, то ли провоцирует их. Когда пальцы Эллиота ринулись к ее лифу, она вскрикнула, ощутив прикосновение к груди; сквозь ткань платья они настойчиво ласкали недоступные выпуклости ее тела. Неожиданно ее руки обвили его шею.

Эллиот застонал от восторга и расстегнул первую пуговицу у нее на платье.

— Давно бы так, — твердил он. — Позвольте мне…

В следующее мгновение на нее волной обрушилось желание. Ей так захотелось прижаться к нему совсем близко, слиться с ним, стать единым целым. Воспоминание о том ощущении, что он однажды подарил ей, когда ей захотелось его, довели ее едва ли не до безумия, и она принялась торопливо расстегивать на себе платье. Ощущение это подействовало, как волшебное зелье, которому противостоять невозможно. Либерти проникла рукой ему под сюртук, и разум ее, казалось, тотчас покинул. Обвив руку вокруг его талии, она прильнула к нему в надежде, что избавится тем самым от невыносимого напряжения, которое болью отзывалось в каждой груди. Что-то пробормотав, Эллиот расстегнул еще три пуговицы на лифе ее платья.

Впервые ощутив его настойчивые пальцы на своей обнаженной коже, Либерти испытала откровенное чувство восторга. На мгновение у нее перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось в груди, а из горла вырвался приглушенный стон. Эллиот на секунду оторвал губы от ее лица. Голова Либерти тотчас безвольно откинулась назад, и тогда его губы прильнули к впадинке на ее шее. В вихрях головокружения Либерти цеплялась за Дэрвуда, как за спасательный круг.

Когда же его губы скользнули к ее груди, все тело ее превратилось в натянутую тетиву.

— Да-да, моя милая, — шептал Дэрвуд, — именно это. Я сгораю от желания.

Либерти вздрогнула в объятиях. Его губы, играя, дразнили и терзали ее груди, которые, словно в заточении, были скованы тесным корсетом. Одной рукой Эллиот нащупал подол ее платья.

— Быстрее, — вырвалось у нее, когда его пальцы заскользили вверх по ее ноге. Он крепче прижал ее к себе.

— Нам не к чему торопиться. Впереди у нас целая ночь.

— У меня нет сил ждать целую…

Из ее груди Эллиот исторг сдавленный стон.

— Неужели вам никто не говорил, что терпение всегда вознаграждается?

— У спешки тоже есть свои положительные стороны, — лепетала Либерти, нежно гладя и щекоча его шею. — Целуйте меня, милорд. Я уже забыла вкус вашего поцелуя, потому что с того момента прошла вечность.

Его губы вновь нашли ее рот, а ее пальцы побежали по его волосам. Его язык проник в ее рот, и она ощутила терпкий вкус. Как восхитительно прижиматься к его сильному, мускулистому телу! Как бередят душу, сердце и тело его губы!

Когда его пальцы наконец добрались до тесемок панталон, она вздохнула с облегчением. Его голова склонилась ниже, губы нежно истязали грудь. Прикосновения его волос к ее обнаженной коже дарили ей головокружительную щекотку.

— Милорд, прошу вас…

Дэрвуд так быстро сменил положение, что у нее перехватило дыхание. В мгновение ока она уже не сидела у него на коленях, а лежала, распластанная под ним, на диване. Тяжесть его тела, вжавшего ее в подушки, была одновременно и приятна, и невыносимо мучительна. Одной ладонью Дэрвуд, словно чашей, накрыл ее грудь, другой провел по обнаженной коже выше панталон. На его лице был напряжен каждый мускул, глаза возбужденно горели. У Либерти сердце готово было выпрыгнуть из груди.

В эти мгновения она готова была отдать ему все, что имела.

— Эллиот… — шептала она.

Услышав свое имя, он издал сдавленный стон и вновь прильнул к ее губам. На этот раз он, казалось, пожирал ее губы, горячие от вожделения, пробудившегося внутри ее естества. Она до боли желала его. Каждая клеточка ее тела взывала к нему, жаждала его прикосновений. Эллиот стал бальзамом для ее душевных ран. Ее будоражила одна только мысль — как сильно он хочет обладать ею.

Дэрвуд поднял голову, всматриваясь ей в лицо. Глаза его были подобны горящим углям.

— Скажи, что хочешь меня. Скажи, что хочешь меня так же сильно, как я тебя.

Либерти жестом, полным покорности, обвила руками его шею.

— Хочу. Возможно, это нехорошо, но я хочу…

Издав сдавленный стон, он просунул руку ей под бедра и приподнял ее тело. Внезапная смена положения раскрыла ее навстречу его страсти. Либерти ощутила его напряженную плоть, почувствовала, что он готов вонзиться в нее.

И она была готова с наслаждением принять его. В какое-то мгновение в голове Либерти пронеслась мысль о последствиях этого безумия, но и она не охладила охватившей их обоих безудержной, беспредельной страсти. Эллиоту уже принадлежало ее сердце. И если она подарит ему и свое тело, то у нее самой ничего не останется. Однако она уже ступила на мост через пропасть страсти, и желание заставило ее забыть обо всем на свете.

Пальцы Эллиота быстро расстегивали на ней платье. Шелковые пуговки упрямо противились его усилиям, в спешке он просто оторвал некоторые. Ее руки помогали ему сдвинуть корсет ниже, к талии. Освободившись от тесного корсета, ее грудь вздымалась с каждым мучительным вдохом и опускалась с каждым судорожным выходом.

— Эллиот! — Она прильнула к его плечам. — Мне больше не вынести.

Губами он обрушился на ложбинку между ее грудями и, словно неожиданно вспомнив, оттянул одежды, обнажив соски. Острые и напряженные, они предстали его взору. Дэрвуд что-то пробормотал о ее шелковистой коже и приник губами сначала к одной, затем к другой ягодке.

Внутри ее вновь нарастала мучительно-сладкая водна желания. Дрожащими пальцами она торопилась, расстегивая на нем одежду. В порыве страсти Дэрвуд пытался делать два дела одновременно — ласкал ртом ее соски и освобождался от сюртука. Либерти ухватила его рубашку и, потянув, вытащила из-за пояса. Наконец ее руки коснулись его обнаженного тела. Дэрвуд сразу весь напрягся. Его твердая плоть была прижата к ее святая святых, и Либерти инстинктивно подалась ему навстречу.

Глубоко вдохнув, он резким движением расстегнул брюки.

— Я предлагал не спешить, — прошептал он, освобождаясь от одежд. — Мне хотелось насладиться вами.

Либерти уже не могла устоять перед соблазном — ее рука скользнула к той части его тела, что так настойчиво стремилась проникнуть в нее.

— Я не могу больше… — Дыхание рвалось из ее груди судорожными всхлипами. — Во мне все бушует…

Он поглотил ее рот своими губами. Чтобы провести окончательные приготовления, его руки скользнули ей под юбку. Быстрым и властным движением он раздвинул ей ноги. Ощущение его твердости вызвало в ее теле прилив жара. Внезапно оно осознала, что ей никогда не почувствовать себя единым с ним целым, пока Эллиот не проникнет в нее. Со стоном она выгнулась ему навстречу, и он вошел в нее.

Глава 9

И вот наконец преодолен самый хрупкий барьер. Эллиот, пораженный, на мгновение замер от изумления. Либерти тотчас вскрикнула и открыла глаза.

— Боже мой! — пробормотал он, отказываясь верить самому себе. — Значит, вы…

Либерти закрыла ему рот рукой:

— Милорд, умоляю вас, не надо ничего говорить, этим вы все только испортите.

Для Дэрвуда оказаться внутри ее стало верхом блаженства. Либерти так восхитительно горяча, так упоительна! Она плотно, подобно тонкой шелковой перчатке, облегала его. Каждый уголок его сознания, казалось, кричал от восторга — ведь теперь она принадлежит ему. И только ему! Ховард никогда к ней не прикасался. Никто никогда не прикасался к ней!

— Вам хорошо со мной? — решился спросить он наконец. — Я не сделал вам больно?

Внутри его нарастала волна страсти. Казалось, она гнала и гнала его куда-то дальше, и ей невозможно было противостоять. От одного ощущения тела Либерти Дэрвуд чувствовал, как в его чреслах тугой узел возбуждения грозил в любое мгновение лопнуть от переполненности осязательных чувств. А еще он чувствовал, как ее тело, мучимое не менее сильной жаждой вожделения, ритмично устремляется ему навстречу.

Либерти нежно поглаживала его плечи.

— У меня странное ощущение — совсем не то, что я ожидала. Прошлый раз мне совсем не было больно.

Дэрвуд едва слышно выругался и попробовал выйти из нее:

— Черт, я даже не предполагал. Да откуда мне было знать? Очень больно?

Но она только крепче обвила вокруг него ноги:

— Нет-нет, не уходите, умоляю, не надо.

— Либерти… — Он взял ее лицо в ладони.

Она затрясла головой:

— Ну пожалуйста, умоляю. Мне кажется, если вы выйдете, я тотчас умру.

Она прильнула к нему вплотную, и тело ее сотрясла сладостная дрожь.

У Эллиота невольно вырвался стон. О Боже, эта женщина доведет его до помешательства!

— Не делайте этого, иначе я за себя не ручаюсь.

— Я же не сама, — виновато пролепетала она, и вновь ее сотрясла любовная дрожь.

Эта ничем не сдерживаемая страсть бурным потоком снесла между ними последние преграды.

— Да простит меня Бог, Либерти, я тоже больше не могу, — сказал он и сильным рывком глубже вошел в нее.

Либерти прижалась к нему, и они вдвоем начали восхождение к вершинам экстаза. Дэрвуд ощущал ее страсть, ощущал ее упоительное, податливое тело, чувствовал, с какой жаждой она устремлялась ему навстречу, чтобы он мог как можно глубже войти в нее, словно ее увлек за собой магический поток, что перетекал между их телами.

В зеркале над камином он заметил собственное лицо и поразился увиденному. Искаженные страстью черты были резкими и угловатыми. И, как ни хотелось ему доставить Либерти максимум наслаждения, он уже не мог совладать с потребностями собственного тела и даже застонал, мучимый любовной жаждой.

— Больше не могу, — шептал он. Его голос рвался из его груди хриплым стоном.

— Умоляю, Эллиот, ну пожалуйста. — Либерти льнула к нему.

Испустив первобытный вопль, он весь прогнулся и изверг в нее мощный фонтан семени. Горячая влага наполнила ее, как сосуд. А Дэрвуд ощутил себя полностью опустошенным как духовно, так и физически. Спрятав лицо у него на груди, Либерти обняла его за плечи.

Испустив последний стон, он рухнул на нее, прижав всем своим весом к дивану. Его руки поглаживали холмики ее груди.

Прошло какое-то время, прежде чем он поднял голову, чтобы взглянуть ей в глаза. Взгляд Либерти был затуманен, губы припухли от поцелуев. Дэрвуд вспомнил, с каким эгоизмом он игнорировал призывы, которые ему посылало ее тело. В порыве ненасытной жажды он сделал ей больно.

— С вами все в порядке? — наконец спросил он.

— Да, конечно, — кивнула она.

Никаких упреков. Но Дэрвуд почувствовал укор совести. Казалось, Либерти и в голову не могло прийти, что она должна обидеться на него за жестокость. Он нежно убрал ей с лица волосы.

— Я сделал вам больно. Почему вы не сказали, что никогда не были с мужчиной? — спросил он и заметил, как тотчас погрустнело ее лицо, а взгляд стал отстраненным.

— Разве это что-нибудь меняет? — еле слышно прошептала она.

— Не уверен, — чистосердечно признался он. Несколько долгих минут он всматривался в ее лицо, после чего поднялся. Негромко выругавшись, быстро поправил на себе одежду.

Дэрвуд взял с дивана шерстяной плед и набросил на полуобнаженное тело Либерти. Каким идиотом он был! Она подарила ему самое драгоценное, что у нее было, а он взял и грубо смял этот бесценный дар! Мучимый угрызениями совести, Эллиот привлек Либерти к груди.

— Я поступил как последний негодяй. Простите меня, миледи.

— Эллиот, куда вы меня несете? — изумилась Либерти, когда он подхватил ее на руки.

— В постель.

Она устремила на него пристальный взгляд:

— Наверное, вы сердитесь на меня за то, что я не предупредила вас, что Ховард не был моим любовником.

О Боже, как больно слышать ее слова! Он все еще никак не мог отдышаться, сердце по-прежнему бешено колотилось в груди. Как ненавистен он самому себе. У него даже закружилась голова, и он с трудом удержался на ногах.

— Ничуть. — Вот и все, что он выдавил из себя. Ногой открыв дверь библиотеки, зашагал вверх по ступенькам лестницы.

Либерти попыталась высвободиться:

— Неправда, я ведь вижу по вашим глазам, что вы на меня сердиты.

Он приостановился, чтобы заглянуть ей в глаза:

— Не сержусь, клянусь!

— Но ведь вы…

Он не дал ей договорить:

— Я сделал вам больно. — Голос его звучал глухо. — Если бы знал истинное положение вещей, вам все равно было бы больно, но, клянусь, я действовал бы гораздо осторожнее.

— Мне было не слишком больно. Я даже испытала наслаждение. Конечно, не столь восхитительно, как в первый раз. Но я нахожу то, что произошло между нами сегодня, весьма приятным.

— Это должно быть не просто приятным. Не будь я жесток по отношению к вам, постарался бы свести неприятные ощущения до минимума. Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Разумеется.

Шагая по ступенькам лестницы, Дэрвуд не проронил ни слова, пока не донес Либерти до постели. Ловкими движениями принялся снимать с нее платье. Она при этом поежилась, и он вновь ощутил укор совести.

— Я не собираюсь вновь делать вам больно.

— Я знаю.

Он было собрался снять с нее корсет, но она остановила его руки:

— Эллиот, прошу, не надо. Он замер на месте.

— Вы не хотите, чтобы я помог вам снять белье?

— Хочу, чтобы вы со мной поговорили.

С его губ слетел слабый стон. Эллиот был смущен той страстью, что клокотала в глубинах его существа. В эти мгновения ему меньше всего хотелось разговоров. В итоге дело кончится тем, что она расплачется, он же, со свойственной ему прямолинейностью и отсутствием такта, оскорбит ее в лучших чувствах. Он ведь и без того причинил ей сегодня физические страдания. Что еще хуже, он обещал ей, что не станет склонять ее к материнству, но в своей едва ли не мальчишеской страсти обладать ею не сумел предохранить ее от возможного зачатия. И если Либерти заведет с ним разговор на сердечные темы, ему наверняка не устоять перед соблазном, и он, вновь закипев, совершит то, что уже совершил.

Но он не мог отвернуться от молчаливой мольбы, которую прочел в ее глазах. Он внутренне весь напрягся, ложась рядом с нею в постель. В голове тем временем прокручивал несколько десятков советов, которые получил за свою жизнь относительно того, как надо обходиться с прекрасным полом. Гаррик уверял его, что самое главное в этом деле — чувственность. Эллиот на секунду задумался, а затем произнес:

— Вы потрясли меня сегодня, Либерти. Вы большая мастерица преподносить мне сюрпризы. Причем не всегда приятные. Я настоящий дурак — предполагал то, что на самом деле оказалось совсем не так. В спешке сделал вам больно. И потому если я сердит, то только на самого себя. Только слепец не увидел бы очевидного.

Либерти повернулась к нему, устремляясь в его объятия. Эллиот моментально насторожился, однако привлек ее к себе, обхватив за плечи.

— Вы позволите мне все объяснить? — спросила Либерти.

— Нет нужды ничего объяснять.

— Неправда. Я ведь ничего не сделала для того, чтобы изменить ваше мнение обо мне.

— Я бы вам все равно не поверил. — Сказав это, Дэрвуд слегка поморщился. Господи, каким же он был идиотом!

— Что ж, возможно, вы правы.

Не знай он ее, наверняка посчитал бы, что Либерти дразнит его. Какая-то часть его «я» подсказывала ему, что Либерти не отдает себе отчета, что говорит. Она наверняка понимает, какое оскорбление он ей нанес сегодня. Более того, он только и делал, что подвергал ее оскорблениям со дня их знакомства. Он относился к ней как к содержанке, а не как к целомудренной девственнице. Даже сегодня он овладел ею на диване в библиотеке, ни на минуту не задумавшись о том, какие физические неудобства она при этом испытывает. Он полностью утратил контроль над собой. Слава Богу, что все произошло на диване, а не на полу.

— Черт возьми, Либерти, вы должны были заставить меня прислушаться к вам. Вы представляете, что я мог сделать с вами?

— Не думаю, что тем самым причинили бы мне большую физическую боль.

— Уверяю вас, мадам, вы слишком высокого мнения о моей особе.

— Нет-нет, что вы. Вам было неприятно думать обо мне как о любовнице Ховарда, и тем не менее это не помешало вам проявлять ко мне уважение. Уверена, вы бы не причинили мне никаких страданий. Даже не пытайтесь убедить меня в обратном.

Дэрвуд молчал, лишь гладил ее обнаженное плечо.

— Эллиот, — позвала его Либерти. — Хотите узнать, как я познакомилась с Ховардом?

— Господи, мне и в страшном сне не могло присниться, что в свою брачную ночь буду обсуждать жизнь Ховарда Ренделла.

— То есть хотите сказать, что отказываетесь выслушать мою историю?

Дэрвуд резко перекатился на бок и, подперев голову рукой, пристально посмотрел на Либерти. В ее глазах он не заметил и капли гнева, какой предполагал увидеть. Обезоруженный, он нахмурился.

— Это означает, что вы не обязаны мне ничего рассказывать. Будь это наше деловое соглашение, я счел бы его совершенно разорительным и тотчас все бросил и бежал.

— В один прекрасный день вы уясните себе, милорд, что не все в этом мире происходит по законам денег.

— Не хотелось бы.

— О, вы всегда найдете выход из положения! — рассмеялась Либерти.

Ее смех вызвал у него в груди взрыв. Дэрвуд отказывался верить, что она его простила.

— Тем не менее все только рады бывают, когда я нахожу выход из любого положения.

— Эллиот, вы меня дразните?

Господи! У него отлегло от сердца. Если ей кажется, что у него хватает духу шутить, значит, она о нем сверхвысокого мнения, а он такого не заслуживает.

— Просто пытаюсь оттянуть время и то, что непременно должно произойти. Я не мастер вести беседы.

— И кто вам такое сказал?

— Почти все, с кем мне приходилось иметь дело.

— Просто они не составили себе труда узнать вас поближе. Лично я нахожу беседы с вами в высшей степени увлекательными.

— Это потому, что вы разделяете мой интерес к бухгалтерским книгам.

— Вы же разделяете мой интерес к смехотворно малозначимым мелочам.

Эллиот все еще отказывался понимать, что каким-то чудом на самом деле у нее и в мыслях нет сердиться на него. От этой догадки ему стало не по себе, и, неуверенный, он поспешил спрятаться за фасадом сарказма.

— В таком случае нам суждено оставаться друзьями до самой смерти. Уверяю вас, вскоре вы обнаружите, что во всем Лондоне не найдется ни единой души, пожелавшей посещать ваши званые вечера.

Глаза Либерти затуманились слезами. Она отодвинулась от Дэрвуда и натянула на себя одеяло. Завернувшись в него, словно в греческую тунику, она села на постели и убрала с лица растрепавшиеся волосы.

— Надеюсь, вам прекрасно известно, что никаких званых вечеров не предполагается.

Нет, это самая загадочная женщина во всем мире!

— Вы же понимаете, я пошутил.

— Зато я не шучу. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что никто из ваших знакомых никогда не признает меня в качестве вашей супруги. Вы не единственный, кто думал обо мне худшее. Более того, это мнение разделяют большинство из вашего круга.

— Либерти, уверяю вас, у меня нет ни малейшего желания обсуждать сегодня круг моих знакомств. Если же хотите знать правду, то скажу вам, что никакого круга знакомых у меня нет. Общество терпит меня, потому что боится.

— Неправда. Вы один из них, и то, что перед вами когда-то захлопнули дверь, еще не означает, что вас там не желают принимать.

В ответ Дэрвуд лишь пожал плечами:

— По правде сказать, меня это мало волнует.

Из груди Либерти вырвался сдавленный звук.

— По-моему, вы ничего не понимаете. Я прожила с этим десять лет и знаю, о чем говорю. Уж поверьте мне.

Он присмотрелся к ней. Либерти являла собой странное сочетание уязвимости и уверенности в себе. Не в силах противостоять желанию вновь прикоснуться к ней, Дэрвуд провел рукой по ее бедру.

— Скажите мне, кто вас обидел?

— К чему? Чтобы вы принялись мстить?

Либерти не имела понятия, как близко Эллиот подошел к той опасной черте, отделявшей его от слепой ярости при мысли, какие страдания выпали на ее долю за последние десять лет. Она не только несла на себе печать презрения в кругу знакомых Ховарда, но, как ему теперь стало понятно, прислуга в Хаксли-Хаусе тоже смотрела на нее косо, не жалуя почтением. Женщине, которая, как все были уверены, состояла в любовницах у хозяина дома, не было места среди горничных и лакеев. Дэрвуд представил, как Либерти, всеми презираемая, сидит у холодного камина в своей тесной комнатушке, где единственные ее наперсницы — книги. Эти мысли привели его в ярость, которую ему стоило немалых сил унять, не дать выплеснуться наружу.

— Что-то вроде того, — произнес он наконец.

— Я ведь, кажется, не просила вас становиться демоном мести.

— Вы стали моей женой, Либерти. Следовательно, это дает мне известные права.

Либерти закатила глаза к небу:

— В который раз замечаю, вы до сих пор живете в средневековье. Сейчас не двенадцатый век. Уверяю вас, я отнюдь не жду, что вы облачитесь в доспехи и немедленно броситесь защищать мою честь.

— А Ховард это делал?

— В некотором роде.

— Сколько вам было тогда?

— Шестнадцать. Я работала белошвейкой и была страшно бедна. Боюсь, вскоре вы сами убедитесь, что я отнюдь не блещу женскими талантами. Не умею готовить, не умею играть на фортепьяно и даже букеты не умею составлять.

Дэрвуд легким движением провел пальцем по ее обнаженному животу.

— Зато умеете точно рассчитать прибыль по капиталовложениям. Вам также ничего не стоит вычислить сложный процент. Подобные умения у женщины я всегда находил чертовски привлекательными.

При этих словах Либерти разразилась заливистым смехом, что привело Дэрвуда в неописуемый восторг.

— Эллиот, вы неисправимы.

— Я вам уже говорил, что мы найдем полное взаимопонимание. По крайней мере, смею надеяться, на всю жизнь останемся друзьями.

— Я тоже на это надеюсь.

. — Кстати, скажите мне, значит, вы работали белошвейкой?

— Верно. Я осиротела, еще будучи ребенком. Поэтому воспитание получила в приюте Невинных младенцев, что в Уэст-Энде. Там меня и обучали искусству шитья.

— То есть вместо того, чтобы развивать ваш ум и память, вас учили делать стежки?

— На тот случай, если это ускользнуло от вашего внимания, напоминаю, что у молодых женщин возможность выбирать работу себе по душе не столь велика. Моя удивительная память скорее мешала мне. Как правило, работодатели предпочитают, чтобы у прислуги была короткая память — слугам незачем долго помнить то, чему они стали свидетелями.

— Однако вы знали, что память у вас на редкость цепкая?

— Разумеется. Иначе как, по-вашему, я научилась читать и писать? Мне было достаточно один раз взглянуть в книгу, как я торбас усваивала все, что в ней написано. Кстати, и с Ховардом я познакомилась потому, что он забыл номер газеты. Я как раз отправляла последний заказ за день, когда случайно ее обнаружила. Там было объявление об аукционе, и в перечне выставляемых на торги предметов значилась инкрустированная драгоценными камнями пудреница.

— И вам захотелось пудреницу? — изумился Дэрвуд.

— Мне захотелось взглянуть на нее. У меня остались смутные воспоминания о матери и совершенно никаких — об отце. Но одно мне запомнилось как наяву: я сижу на коленях у матери, а она пудрится из украшенной сияющими камнями пудреницы. Должно быть, я была тогда очень мала, года два-три. Сама не знаю, почему картина эта так врезалась мне в память, но я, как сейчас, помню, что, пока она пудрилась, я наблюдала за матерью в зеркало.

Дэрвуд на мгновение задумался.

— И в особенности вам запомнилась ее пудреница?

— Вы правы.

— А комната запомнилась?

— Нет. Только пудреница.

— Хм!

— Скажите, что означает задумчивое выражение ваших глаз? Должна ли я понимать, что вы сделали какое-то открытие?

— Нет, скорее никакого, — ответил Дэрвуд. — Просто мы чаще запоминаем то, что, скажем так, находится не на своем месте, что-то странное или непривычное. Учитывая вашу удивительную память, я бы предположил, что интерьер комнаты был вам хорошо знаком. Но поскольку это не так, — он пожал плечами, — кто знает, что все это может значить? Вы тогда были совсем ребенком.

— Верно.

Дэрвуд поспешил перевести их разговор в первоначальное русло. Ему потребовалось чуть больше времени на раздумья, потому что в голове у него зародилась одна идея.

— Если правильно понял, вы познакомились с Ховардом Ренделлом из-за аукциона?

— Верно. Я знала, что в зал меня наверняка не пропустят, однако не смогла устоять перед соблазном проскользнуть внутрь. Помещение, где проходили торги, я отыскала еще накануне вечером и осталась ждать на улице, пока не подвернется удобного случая.

— И так вы встретили Ховарда?

— И так я встретила Ховарда, — негромко повторила Либерти. — Когда он выходил из кареты, то случайно выронил часы. Они докатились до моих ног. Я подняла их и протянула ему. И по какой-то причине, которая мне остается до сих пор непонятной, он спросил меня, зачем мне понадобилось прятаться в темноте.

— И вы рассказали ему о пудренице?

— Угадали. Он, кстати, заинтересовался моим рассказом. Мне же до этого не доводилось беседовать с людьми такого ранга. Разве что на обыденные темы. Я не смогла удержаться перед искушением вступить с ним в разговор.

— Представляю, какое впечатление произвело на молодую девушку внимание такого человека, как Ховард!

— Я сказала ему, что хотела бы одним глазком взглянуть на пудреницу. Что рассчитываю всего на несколько секунд попасть внутрь, чтобы убедиться, что это действительно та вещь, которая врезалась мне в память.

— И что же он сделал?

— Велел подождать в карете, пока обо всем договорится, после чего исчез внутри. Его не было около получаса. За это время я уже несколько раз подумывала, не лучше ли унести ноги. Я уже была в том возрасте, когда разум подсказывает, что юной девице следует опасаться таких мужчин, как Ховард. Однако желание взглянуть на пудреницу оказалось сильнее. Когда он наконец вернулся, оказалось, что он приобрел ее для меня.

Дэрвуд прищурился:

— Разве вам никто не говорил, что, принимая такой подарок, вы обрекаете себя на скорую расплату?

— Разумеется. И я бы ни за что не приняла от него этот дар, если бы не узнала драгоценную вещицу. Даже если эта пудреница и не принадлежала моей матери, она была точно такая же. Моя память не могла меня подвести.

— И вы об этом сказали Ховарду?

— Угадали. Я объяснила ему свойства моей памяти, точно так же как рассказала это вам. И тогда он не задумываясь предложил мне место компаньонки Миллисент Ренделл. Миллисент тогда как раз переехала в нему, после того как скончался ее муж, родной брат Ховарда.

— А вас не смутило приглашение переехать в его дом?

— Для меня любое предложение было лучше того прозябания, на которое я тогда была обречена. Кроме того, мне казалось, что, в случае чего, смогу постоять за себя. Однако, как выяснилось, в этом не было необходимости. Ховард не выказывал ни малейших намерений вступить со мной в неподобающие отношения. С его разрешения я занялась самообразованием, читая книги в его библиотеке. А с его делами я ознакомилась, помогая ему вести деловую корреспонденцию. Сначала я для него писала то одно письмо, то другое. Затем он поручил мне проверять инвентарные книги. Так постепенно я вошла в курс всех его деловых начинаний.

— И тогда он всюду стал брать вас с собой?

— Да. Мы проводили вместе большую часть времени, — ответила Либерти, потупив взор. — Общество сделало из этого свои выводы.

— Ну, это в привычках общества! — воскликнул Дэрвуд, протягивая к ней руку. В его ладони ее рука казалась такой маленькой и беззащитной. — Мне трудно даже представить, как больно вам было. Но, боюсь, вам трудно представить, как я вам сочувствую.

Их взгляды снова встретились.

— Милорд, вы говорите удивительные вещи.

— О, вы единственная, кто так считает.

— В таком случае я не единственная, кто сильно ошибся в своем мнении о вас.

Эллиот в упор посмотрел на нее. У него было такое чувство, будто он стоит у края пропасти. То, что сегодня произошло между ними, — просто восхитительно! И он ни за что — путь даже к его ногам упадет весь мир — не допустит, чтобы ей стало больно.

— Я не мастер произносить речи. Поэтому, признаюсь, мне не совсем понятен смысл вашей реплики. Мне же никогда не вернуть назад тех слов, что успел наговорить вам. Однако хочу, чтобы вы знали одно — мое уважение к вам безгранично. И если это возможно, я бы хотел, чтобы наш брак состоялся во всех отношениях. Мне почему-то кажется, что вы найдете в наших отношениях немалое удовольствие.

Либерти вытянулась рядом с ним на постели.

— А мне кажется, мы оба совершили ошибку — каждый свою. И я очень хочу исправить совершенную мною. — Она провела рукой по его бедру.

Дэрвуд поймал ее руку.

— Что вы сказали?

Она в упор посмотрела на него.

— В ближайшие дни у нас будет достаточно времени разобраться во всем этом. Теперь мы муж и жена. И, как я полагаю, в ваши планы не входит уезжать из страны?

Дэрвуд покачал головой. С нежной улыбкой Либерти поцеловала его в шею.

— В таком случае следует позабыть о наших разногласиях хотя бы на сегодняшнюю ночь.

Ему понадобилось время, чтобы до него дошел глубинный смысл ее слов.

— Хотите сказать, что…

— Хочу напомнить, — и она подвинулась к нему ближе, — что вы обещали мне неописуемое удовольствие. И мне бы хотелось, чтобы до утра вы выполнили свое обещание.

Дэрвуд весь напрягся. Неожиданно до него дошло, что он не совершил в жизни ничего примечательного, чтобы удостоиться столь щедрого дара. Он не только обрел женщину, которая понимает его с полуслова, но и по каким-то совершенно неведомым побуждениям желает его не менее сильно, нежели он ее.

Эллиот попытался во всем этом разобраться, но ощутил, что внутри его закипели чувства. Либерти тем временем, скорее по невинности, нежели из желания совратить его, смелым движением закинула ногу ему между ног, что мгновенно возбудило в нем огонь страсти.

Не в силах совладать с собой, Эллиот с хриплым стоном подмял ее под себя:

— Черт возьми, мадам! Или вы решили уморить меня? Либерти лишь рассмеялась:

— Не сегодня. Не сегодня.

«Эта женщина меня доконает», — такая мысль пришла Дэрвуду в голову, когда утром он делал свою хитроумную гимнастику. Как обычно, он поднялся спозаранку, чтобы выполнить в отведенной для этого комнате ряд упражнений, предназначенных для укрепления как тела, так и духа. Дэрвуд давно уже следовал китайской системе физического и духовного оздоровления, которого можно достичь, занимаясь боевым искусством. До сегодняшнего дня эти изматывающие упражнения дарили ему внутренний заряд и успокоение. Пока он заставлял свое тело выполнять все эти резкие и замысловатые телодвижения, его дух, пусть на время, отрешался от всяческих неприятностей.

Однако сегодня утром, как он ни старался, изнуряя себя сложными упражнениями, мысли его то и дело возвращались к молодой жене, которая спала наверху в их супружеской постели.

Дэрвуд убрал со лба влажные от пота волосы и вновь принялся за гимнастику. Господи, что такое она с ним сделала? Он лишь вспомнил, как откликнулось ее тело на его ласки, и в нем снова пробудилось желание. Почему-то при этом он почувствовал новый прилив энергии и принялся с еще большим усердием выполнять наклоны вперед-назад до тех пор, пока не заныла спина.

И все равно одна-единственная мысль не давала ему покоя. Ховард Ренделл никогда не прикасался к Либерти! Это коренным образом меняет ситуацию. До него никто не прикасался к ней! И разрази его гром на этом месте, если кто-нибудь когда-нибудь прикоснется!

Дэрвуд поразился тому, какая безудержная страсть его обуяла. Еще ни разу, будучи с женщиной, он не терял головы. Сегодня ночью он обладал ею трижды, и всякий раз в конце оказывался на грани безумия. Даже утром ему стоило немалых усилий оставить ее в постели, потому что, проснувшись, он обнаружил, что по-прежнему нестерпимо хочет ее. Для человека, чья жизнь подчинена жесткому распорядку, сама мысль о том, чтобы нарушить раз и навсегда заведенный порядок — пусть даже ради женщины, — казалась Дэрвуду едва ли не святотатством. И тем не менее он не мог не обратить внимания на очевидный факт — впервые тот образ жизни, который он считал для себя единственно возможным, показался ему скучным и однообразным.

Либерти Мэдисон — весьма опасная женщина. И — что куда страшнее — теперь она принадлежит ему. Единственный способ избежать хаоса, в который она превратила его жизнь, — нет, единственный способ не сойти с ума, — это со всей строгостью восстановить старый, заведенный многие годы назад порядок. Однако Дэрвуд отнюдь не уверен, что остается настоящим хозяином положения. Он не мог позволить себе и толики уязвимости. Нет, все полномочия, власть должны прочно оставаться в его руках, последнее слово всегда будет за ним.

И все же Либерти совершенно обезоружила его тем, что видела его буквально насквозь, понимала все его странности. И даже его резкость не смущала ее, равно как и его страсть обладания ею. Стоит ли удивляться, что она выбила его из привычной колеи? И вот теперь, когда Дэрвуд пытался взвешенно и спокойно проанализировать ситуацию, события ночи не на шутку встревожили его. Прежде всего он никак не предполагал, что сделает для себя открытие об истинной природе ее отношений с Ховардом. Более того, как повлияет это открытие на него самого. Правда, он постарается сегодня поразмыслить над всем этим, попробует взглянуть на все это в новом свете.

Возможно, как только к нему вернется полное самообладание, он сможет лучше разобраться в собственных чувствах. А пока для него самое главное — привязать ее к себе как эмоционально, так и физически, чтобы, не дай Бог, ей в голову ненароком не закралась мысль оставить его. Ему требуются ее полная и безоговорочная верность и преданность и, конечно, ее сердце. Все будет хорошо, успокаивал себя Дэрвуд. Спокойствие и порядок вернутся в его мирок.

— Милорд?

Либерти наверняка не догадывалась, чего ему стоило не вздрогнуть при звуке ее голоса.

— Доброе утро, Либерти, — ответил Эллиот и продолжил упражнения.

— Я вам помешала?

«Еще как», — подумал Дэрвуд, а вслух произнес:

— Нет-нет, что вы. Это всего лишь мое привычное занятие по утрам.

Он повернулся к ней. В простом платье из белого муслина Либерти показалась ему по-девичьи свежей. Дэрвуд. сразу отметил про себя, что в последнее время видел ее исключительно в трауре.

— В таком случае не стану прерывать, — сказала она, не сводя любопытных глаз с его тела. — Я всего лишь хотела спросить у вас, что мне делать дальше.

«Черт возьми, что ей делать дальше! — подумал про себя Дэрвуд, чувствуя болезненное напряжение в паху. — Сбросить платье, чтобы я мог здесь же вновь вкусить твоей плоти».

— Что вы имеете в виду? — спросил он, отгоняя от себя несвоевременные мысли. Наверное, он никогда не насытится ею и не пресытится тоже. И он, как дервиш, принялся истязать себя с удвоенным рвением.

— Я имею в виду инвентарную книгу коллекции Ховарда, — ответила Либерти. — Если я вас правильно поняла, вы бы хотели, чтобы я как можно скорее отыскала для вас Арагонский крест.

К своему величайшему изумлению, Дэрвуд обнаружил, что со вчерашнего дня ни разу не вспомнил о вожделенном сокровище, поскольку все его мысли были заняты совершенно другим. Для него существовали лишь прелести Либерти, ее нежное тело, а не загадка местонахождения Арагонского креста.

— Да-да, разумеется, — произнес он, пристально глядя на нее.

Либерти смутилась от его беззастенчивого взгляда. Дэрвуд, однако, при мысли, что она испытывает неловкость после бурной ночи, взбодрился.

Нервно теребя платье, Либерти посмотрела на него:

— Я так и подумала. Кстати, уже пришли работники, чтобы перенести сюда вещи из Хаксли-Хауса. Правда, я не знаю, куда вы распорядитесь поставить ящики.

— В зале приемов приготовлены стеллажи и полки, — ответил Дэрвуд и, чтобы спрятать предательски выдававшую его выпуклость в паху, сел, подтянув колени к подбородку. — Надеюсь, там хватит места.

— Да-да, не волнуйтесь, — заверила его Либерти и махнула рукой в направлении двери. — Я отдам распоряжение» мистеру Уикерсу.

— Отлично. А теперь позвольте мне принять ванну, и я присоединюсь к вам.

Она вышла. Дэрвуд проводил взглядом ее белое муслиновое платье. Что она нервничает, заметно с первого взгляда. Понадобится несколько дней, а может, и недель, пока она освоится в его доме. Дэрвуд успокоил себя тем, что в конце концов все уладится. Ведь они оба взрослые, разумные люди. Спокойствие и порядок. Вот и все, что ему нужно.

Глава 10

В холле царил хаос. Либерти стояла на верхней площадке лестницы и отказывалась верить собственным глазам. Сквозняком, как она поняла, пахнуло из распахнутых настежь парадных дверей. Через них в холл чередой заносили бесчисленные ящики, коробки и свертки.

Дом будто осаде подвергся.

Либерти, покинув Дэрвуда, оставила его заниматься гимнастикой. Еще час назад она ощутила странное возбуждение. То, как он посмотрел на нее, вновь пробудило в ней воспоминания о минувшей ночи. Эллиот занимался с ней любовью несколько часов подряд, доводя ее едва ли не до исступления. Стоило Либерти вспомнить, что он делал с ней, что шептал на ухо, как ей тотчас стало не по себе и показалось, что она вот-вот растеряет последние остатки самообладания. Впервые в жизни до нее начало доходить, что имели в виду люди, перешептываясь у нее за спиной.

Ее душевное состояние никак не содействовало решению проблемы, что делать с катастрофой, обрушившейся с утра на Дэрвуд-Хаус. Поговорив с Уикерсом, она стала наблюдать за тем, как в холле развернулась бурная деятельность. Неожиданно Либерти заметила Эллиота. Он успел переодеться — на нем были светло-коричневые брюки, белая рубашка свободного покроя и изумрудно-зеленый парчовый жилет. Либерти отметила про себя, что фасон и рисунок ткани были модны несколько лет назад. Одежда, однако, выгодно подчеркивала едва ли не юношескую стройность Дэрвуда. Ему в отличие от других мужчин его возраста не требовалось никакого корсета, призванного скрыть предательское брюшко. Эллиот озабоченно провел рукой по влажным волосам. Глаза при этом почему-то рассеянно блуждали. В следующее мгновение Либерти заметила, как он принял из рук лакея аквариум, и ей тотчас сделалось теплее на душе. Эллиот держал аквариум в своих больших руках, растерянно оглядываясь по сторонам, явно не зная, куда его поставить. Утром он представился ей не совсем чужим и не столь загадочным. Просто знакомый ей человек, а не воплощение мощи и силы и не знающей удержу энергии, которые она сегодня имела несчастье лицезреть в гимнастическом зале. Скорее всего его внешность преображала именно одежда, придавая ему светский лоск. Либерти, не вполне уверенная, права ли, все же удивилась, что вид Дэрвуда с аквариумом побудил ее усомниться в прежнем восприятии этого человека. Ведь в нем нет ничего пугающего. Более того, Дэрвуд кажется ей даже забавным.

Она поспешила вниз по ступенькам и встала с ним рядом.

— Благодарю вас, милорд. Позвольте принять его у вас из рук.

Дэрвуд резко обернулся к ней:

— Либерти, сейчас вам не стоит распоряжаться разгрузкой вещей. Уикерс вполне справится с этим.

Боже, а ведь он хорош собой! Либерти задалась вопросом, почему она раньше этого не замечала, даже сегодня утром не сумела разглядеть.

— Позволю себе не согласиться с вами, милорд. Я никак не могу пропустить столь важное для меня событие. Должна сознаться, я сомневалась в вашей способности обеспечить быструю доставку содержимого моей комнаты и библиотеки Ховарда.

Дэрвуд пропустил мимо ушей ее замечание, поскольку взгляд его был устремлен на ее лицо:

— Я должен был поинтересоваться этим раньше… Как вы себя чувствуете?

Либерти порозовела, однако глаз не отвела:

— Неплохо. А вы?

От нее не укрылось, как во взгляде его снова вспыхнул огонь. Дэрвуд поставил аквариум на ближайший ящик, наклонился к ней и нежно поцеловал. Либерти испытала новую волну удовольствия, а также сделала для себя приятное открытие: поцелуи Эллиота сродни глотку родниковой воды. После их страстных соитий сегодняшней ночью она никоим образом не была готова к тому, что утром так обрадуется знакам внимания с его стороны. Когда Дэрвуд оторвался от ее губ, Либерти потребовалось время, чтобы перестала кружиться голова.

— Как видите, я тоже неплохо, — с лукавой улыбкой ответил он, — Тем не менее я рад, что вас это беспокоит.

Либерти улыбнулась в ответ, хотя и чуть отступила от него. От нее не укрылось также, что за ними, ничуть не смущаясь, наблюдают лакеи.

— Я благодарна вам за то, что хладнокровно восприняли весь хаос, который возник у вас по моей вине, — произнесла она, игриво посмотрев на него.

Мимо Дэрвуда как раз прошествовали два носильщика, таща увесистый ящик, на котором красовалась надпись: «Осторожно! Хрупкие вещи».

— Ничего страшного. Я был готов к этому. Кстати, вы проследили, как вещи размещают?

— Да, милорд. Расставляют в нужном порядке.

В этот момент мимо них, как всегда, с озабоченным выражением лица шел дворецкий. В одной руке он держал вазу, в другой — подсвечник.

— Смею надеяться, мистер Уикерс, вы справляетесь с разгрузкой, — поинтересовалась Либерти.

— Очень даже неплохо, миледи, — ответил ей дворецкий, широко улыбаясь. — Если, конечно, эти увальни не перевернут весь дом вверх дном.

Из библиотеки донесся оглушительный грохот, и Уикерс поморщился.

Либерти указала ему на двух носильщиков, между которыми разгорелся спор, куда поместить внушительных размеров ящики.

— Ящики можно задвинуть в угол, — распорядилась Либерти и вновь повернулась к дворецкому. Уикерс передал вазу лакею, чтобы тот поставил ее на полку. Либерти забрала у него подсвечник и положила в карман фартука.

— Мистер Уикерс, могу ли я рассчитывать, что вы проведете разгрузку без лишнего шума? — Она старалась говорить громче, перекрывая стук молотков и визг пилы, доносившиеся из раскрытых дверей зала приемов. — Его милость должен работать с бумагами в тишине.

— Разумеется. — Уикерс поклонился Эллиоту. — Я как раз разыскивал вас, милорд, — обратился он к Дэрвуду. — В кабинете вас ждут поверенные. У них к вам безотлагательное дело.

— Боюсь, я должен покинуть вас, миледи. — Дэрвуд виновато посмотрел на Либерти.

— Ничего страшного. Уверяю вас, мы с мистером Уикерсом отлично справимся.

— Что ж, вынужден оставить все на ваше попечение. — Напоследок Дэрвуд огляделся. — Незавидное это дело, скажу я вам.

— Желаю вам хорошо поработать, милорд. Эллиот убрал ей за ухо прядь волос.

— И вам того же, — произнес он и зашагал в библиотеку. Либерти осталась стоять в растерянности, ощущая на губах вкус его поцелуя и прикосновение его пальцев. Она поймала себя на мысли о том, что ей приятны его нежности и что она всем своим существом жаждет новых. Нет, сегодняшней ночью она переступила не один порог, преодолела не одну преграду, отделявшую ее от Дэрвуда. Теперь ей стало ясно — ее жизнь связана с ним неразрывно. И она не имеет права подвести Эллиота.

Она с решительным видом повернулась к дворецкому. В течение последующих трех часов они с Уикерсом рассортировали вещи и составили их опись. Однако не успели они передохнуть, как к парадному крыльцу подъехала очередная повозка, груженная коробками и ящиками. И все началось снова: разгрузка, сортировка, опись. К середине дня у Либерти уже ломило спину, лицо ее было все в пыли. Но она успела пересмотреть все самые ценные сокровища Ховарда. От усталости она выронила даже коробочку с усыпанным драгоценными камнями кольцом-печаткой Генриха Восьмого и тогда решительно захлопнула крышку ящика.

— На сегодня хватит, — сказала она Уикерсу. — Остальные ящики можно поставить посреди комнаты. Это подождет до завтра.

— Полагаю, вы устали, миледи, — заключил Уикерс. — Желаете передохнуть?

Дворецкий пытался убедить ее, что справится с поручением один.

— Нет-нет, я могу понадобиться милорду до вечера. Закончим. И потом, у меня есть и другие дела, — сказала Либерти, снимая фартук. — Благодарю за помощь, мистер Уикерс.

— Всегда к вашим услугам, миледи. Полагаю, его милость еще в кабинете. — Уикерс указал на дверь. — Если бы поверенные ушли, меня поставили бы в известность.

Либерти начала пробираться к выходу среди сваленных в кучу коробок и упаковок. В холле на блюде рядом с безделушками и цветами скопилась приличная стопка приглашений и визиток. Либерти не решилась их перебрать. Хотя бы потому, что устала так, что сил не осталось даже на это. В библиотеке в отличие от зала приемов, где царил беспорядок, было пусто. Либерти со вздохом прислонилась к массивной дубовой двери и смежила веки, наслаждаясь тишиной.

— Добрый день, виконтесса, — произнес голос, явно принадлежащий Гаррику Фросту.

От неожиданности Либерти вздрогнула и широко открыла глаза:

— Не ожидала увидеть вас здесь, мистер Фрост.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — рассмеялся в ответ Гаррик, и Либерти немного успокоилась. — Готов поспорить, вы вообще не ожидали всего того, что свалилось на вас сегодня утром.

Гаррик расположился на диване, закинув ноги на низкий столик. Рядом стоял серебряный кофейный сервиз. Либерти подошла и присела напротив.

— По крайней мере не так быстро. Просто удивительно, как Эллиот все устроил.

— Дэрвуд? О да!

— Не желаете кофе? — Либерти подняла кофейник. Судя по виду Гаррика, чашечка крепкого кофе ему явно не помешает. Кстати, кажется, он еще не брился. Одежда на нем помята, глаза усталые — явное свидетельство того, что ночь. провел бурно и почти не спал.

Либерти со стуком поставила кофейник, и Фрост поморщился.

— Я вот никак не соберусь с силами налить себе кофе. Либерти протянула ему чашечку на блюдце:

— Буду рада помочь вам хотя бы в этом. И это самое малое, что могу для вас сделать. Подозреваю, это из-за меня вы провели беспокойную ночь.

Гаррик выдавил из себя кислую улыбку:

— О, уверяю вас, бессонная ночь целиком и полностью на совести Дэрвуда. Сам не пойму, почему я до сих пор терплю этого человека.

— Потому, — произнес Эллиот, входя в библиотеку из кабинета, — что это я помог тебе сделать недурное состояние на инвестициях. Благодаря им ты теперь ведешь жизнь волокиты и мота. — Дэрвуд перевел взгляд на Либерти, и лукавой улыбки на его лице как не бывало. — Боже, у вас кошмарный вид!

— Вижу, твои манеры не меняются, — заметил Гаррик. Дэрвуд, не сводя глаз с Либерти, направился к ней через всю библиотеку:

— Черт возьми, мадам, я же просил вас не брать на себя физический труд. Для этого есть грузчики.

— Помогая в разгрузке вещей, — пожала плечами Либерти, — я запоминала, где что лежит, и, если что-то понадобится, мне не придется долго искать. Ведь если мы хотим взяться за поиски Арагонского креста, то лучший момент трудно себе представить — вещи из коллекции Ховарда поступают по отдельности, им легко вести учет.

При упоминании об Арагонском кресте Дэрвуд нахмурился:

— Нет необходимости искать его уже сегодня. Я отнюдь не давал вам задания найти его незамедлительно.

— Зато я себе это поручила, — возразила Либерти, не желая обсуждать эту тему. Единственный для нее способ определиться — это поскорее найти крест, передать его Дэрвуду, и пусть тогда решает, как поступить в дальнейшем. Чем дольше она задержится в его доме, тем труднее ей будет покинуть его. Либерти не позволит себе утратить драгоценную свободу действий.

Эллиот подошел к ней и сел рядом.

— Не могу допустить, чтобы вы перетруждали себя до изнеможения. А если учесть, что в последние несколько недель вы страдали полным отсутствием аппетита, то как бы не довели себя до чахотки.

— Господи, Дэрвуд, послушать тебя, так ты рассуждаешь как заботливая мать! — рассмеялся Гаррик.

— Кстати, друг мой, — повернулся к нему Дэрвуд, — а что привело вас ко мне в дом в неподобающем виде?

— Пусть это вас не огорчает, — сказал Гаррик и подмигнул Либерти. — Он всегда с» утра раздражительный.

— Я всегда раздражительный, — поправил его Дэрвуд. — Особенно когда вынужден напоминать людям, что им следует заботиться о своем здоровье.

Гаррик сделал глоток кофе.

— Вот всегда так. Порой я не могу взять в толк, почему он не стал проповедником.

— Фрост, успокойся.

Вспомнив о том, как Дэрвуд довел ее прошлой ночью едва ли не до исступления, Либерти испугалась, что вот-вот предательски зальется краской.

— Вы уже переговорили с поверенными?

— Да, — ответил Дэрвуд и оглядел ее платье. — Кстати, помнится, во второй половине дня вы собирались нанести визит модистке.

Услышав его слова, Гаррик едва не поперхнулся:

— Господи, Эллиот, или тебе еще не надоело оскорблять даму?

— Никого я не оскорбляю. Всего лишь хотел задать вопрос.

Либерти откинулась на подушки.

— Думаю, в данном случае, — обратилась она к Гаррику, — Эллиот совершенно прав. — С этими словами она осмотрела свое поношенное платье. Либерти никогда не позволяла Ховарду оплачивать ее наряды и покупала одежду на собственные сбережения. К счастью, потребности ее были невелики. Сейчас же Либерти поняла, что совершенно не готова исполнять роль законной супруги виконта Дэрвуда. Платье, которое она надела утром, было лучшим в ее гардеробе. Мужчины, разумеется, делали вид, что не замечают заплатку на подоле. Нет, конечно, Эллиот обратил внимание.

— Среди дел, которые намечены у меня на вторую половину дня, есть и визит к модистке. Постараюсь не разорить вас, милорд.

— Купите все, что вам необходимо, — ответил Дэрвуд, — только прошу вас об одном — ничего черного! Этот цвет вам не идет, он придает вам нездоровый вид.

— Боюсь, вам прежде всего следует научиться не обращать столь пристальное внимание на отдельные недостатки, — произнес Гаррик, закатывая глаза.

Эллиот всполошился и взглянул виновато на Либерти. Шутки Гаррика все-таки, вероятно, достигли своей цели и заставили его почувствовать некоторую неловкость. Но Либерти одарила его веселой улыбкой, давая понять, что ничуть не обижена:

— Не волнуйтесь, милорд, мне самой никогда не нравился цвет траура. Просто легче было облачиться в черное, нежели выслушивать бесчисленные замечания в свой адрес.

— Вы имеете в виду унизительные колкости Миллисент?

— О, не стоит об этом упоминать, — успокоила его Либерти. — Теперь это для меня ничего не значит.

— Черт возьми! — воскликнул в сердцах Эллиот. — Пусть только эта особа посмеет вас оскорбить!

— Успокойтесь, Эллиот. То, что вы были в натянутых отношениях с Ховардом, еще не значит, что должны теперь враждовать с остальными членами семейства. Вам не следует ссориться из-за меня с Миллисент или Карлтоном. Позвольте, я сама разберусь с ними.

Дэрвуд явно хотел возразить, но Либерти успокаивающим жестом положила ему на колено ладонь. Его взгляд тотчас последовал за ее рукой.

— Тем не менее я вас благодарю, — поспешила добавить Либерти. Затем она обратилась к Гаррику: — Итак, мистер Фрост, что привело вас к нам?

Гаррик мгновенно перевел взгляд с Либерти на Дэрвуда, затем снова на нее.

— Что мне еще оставалось? — вопросом на вопрос ответил он. — Вы бы посмотрели, что творится перед моим домом. Кареты выстроились в несколько рядов, визитеры ждут не дождутся расспросить меня. Все, кого Дэрвуд когда-то отвадил от себя, все, кому не хватает духу первыми нанести ему визит, ринулись ко мне. Я был вынужден улизнуть через черный ход. Чтобы не быть обнаруженным, добирался к вам на извозчике. Вы хотя бы отдаете себе отчет, какую бурю породили? — И он подмигнул. — Поговаривают, будто сама королева Виктория хотела бы взглянуть на вас.

Эллиот сделал глоток кофе.

— Утром мне пришло приглашение во дворец. Я должен нанести визит ее величеству сегодня в четыре часа пополудни.

— Только не это! — простонала Либерти.

— Интересно, что же ты скажешь ее величеству? — поинтересовался Гаррик.

— Скажу, что да, действительно женился. Более того, женился на женщине, о которой говорят, будго она была любовницей Ховарда Ренделла, — ответил Дэрвуд, и от Либерти не укрылись ожесточенные нотки в его голосе. — Ах да, еще добавлю, что Карлтон вне себя от ярости. Что еще я, по-твоему, могу сказать?

Либерти мысленно велела себе успокоиться. При дворе репутация Эллиота успела стать легендой. Королева имела привычку окружать себя благородными джентльменами приятной наружности. И Эллиот какое-то время был среди них первым. Поговаривали, что королева прислушивалась к его советам. Кроме того, Эллиот поддержал идею принца-консорта устроить в Лондоне грандиозную промышленную выставку, которая должна открыться в ближайшие недели. И Дэрвуду двери во дворец были открыты практически в любое время. Это был оригинальный проект — собрать под крышей выставочного зала в Гайд-парке, так называемом Хрустальном дворце, самое интересное, что производится в мире. Идея, поскольку исходила от принца-консорта Альберта, поначалу вызвала немало критических отзывов, насмешек и пересудов. Либерти же отлично понимала, почему идея выставки так заинтересовала Эллиота. Он сам питал слабость к великим проектам и потому готов был поддержать план. Его ручательство помогло принцу-консорту Альберту обеспечить поддержку кое-кого из членов палаты лордов, и таким образом дело удалось сдвинуть с мертвой точки. Как и следовало ожидать, распространились слухи, что ее величество в знак своей благодарности и расположения собирается наградить Дэрвуда орденом Подвязки.

— Не кажется ли вам, — робко заметила Либерти, — что те же мысли можно выразить не столь резко, помягче? Ее величество вряд ли одобрительно отнесется к вашим скандальным заявлениям?

— Для королевы самое главное, — перебил ее Дэрвуд, — это моя поддержка планов ее супруга. Подозреваю, что ради этого она готова закрыть глаза на многое.

— Что верно, то верно, — рассмеялся Гаррик. — Если бы не ты, Альберту ни за что не отстоять свой проект перед парламентом. Не успел он во всеуслышание заявить о своем намерении возвести Хрустальный дворец, как его враги тотчас взялись строить против него козни.

Эллиот кивком подтвердил правильность слов друга, однако Либерти сочла нужным вмешаться снова:

— Поскольку открытие выставки не за горами, по-моему, разумнее не обострять ситуацию. Уверена, если вы объясните ее величеству, что мы с вами сочетались браком по обоюдному согласию, возможно, она не станет на вас гневаться.

Эллиот покачал головой:

— Либерти, единственное преступление, которые мы с вами совершили, — дали повод для разговоров. По-моему, так общество должно быть благодарно нам за это.

— Даже более чем, — поддержал его Гаррик. — Публика в полном восторге. Общество просто исстрадалось без пищи для разговоров. Ведь последний скандал имел место довольно давно. Тогда Имоджин Каттерли явилась на маскарад в костюме леди Годивы.

От слов Гаррика Либерти стало не по себе. Боже, они с Эллиотом стали героями скабрезной истории.

— Просто кошмар!

— Ничего подобного, — спокойно возразил Эллиот. — Через неделю-другую людям надоест молоть языком. А пока у нас с вами столько дел, что некогда обращать внимание на досужие разговоры.

— Как я понимаю, к тебе приходили Шейкер и Хэт-филд? — поинтересовался Гаррик.

— Да. Только что ушли.

— Поверенные Ховарда? — ужаснулась Либерти.

— В самое ближайшее время должно состояться официальное вступление в наследство. Разумеется, Карлтон выдвигает свои протесты.

— Ну конечно, — прошептала Либерти.

— Пока, правда, он не сказал ни слова против того, что мы перевезли коллекцию из библиотеки Ховарда. Карлто-на в большей степени волнует то, что хранилось в кабинете покойного. Хотя, как я считаю, эти вещи мы должны получить в первую очередь.

Либерти взглянула на него с нескрываемым восхищением:

— И не предполагала, что вам удастся настоять на своем.

И хотя, казалось, Дэрвуд никак не отреагировал на ее замечание, в глазах его она прочла явное удовлетворение.

— Вскоре вы узнаете, что я тем и горжусь, что умею быстро улаживать самые трудные дела. Лишь невозможное требует того, чтобы его долго обдумывали. Именно по этой причине мы чуть переждем, пока не уладятся кое-какие разногласия. Вот увидите, остальная часть коллекции будет здесь уже к концу недели.

— И что же, позволь спросить, останется в Хаксли-Хаусе? — Гаррик даже присвистнул.

— Мебель, например, — ответил Эллиот, пожав плечами. — Но ничего из того, что можно использовать в качестве залога. Насколько мне известно, Карлтон Ренделл полностью исчерпал кредит доверия.

— Он подаст на вас в суд, — произнесла Либерти, откидываясь на спинку дивана.

— Пусть только попробует. Или он еще сомневается в моей победе?

В его голосе прозвучала угроза, от которой Либерти поежилась. Просто так Эллиот не оставит это дело, так что ей следует быть начеку, чтобы вовремя предотвратить неприятности. Вот почему Либерти вздохнула с облегчением, когда Дэрвуд сменил тему разговора, заведя речь о недочетах, которые проявились при возведении Хрустального дворца. Либерти не была уверена, что Эллиот захочет, чтобы она оставалась при их разговоре с Гарриком, но как только вздумала покинуть библиотеку, Дэрвуд поймал ее за руку. Успокоенная, она откинулась на спинку дивана, краем уха слушая их беседу.

Примерно через час Уикерс принес им на подносе чай и сандвичи. А еще там оказалась адресованная Либерти записка. С самого утра, по мере того как распространялось известие об их бракосочетании, к ним в дом нескончаемым потоком хлынули приглашения. И Либерти не придала значения очередному посланию.

Иное мнение было у Эллиота. Взяв у нее из рук чашку, он вручил записку. Гаррик продолжал свои разглагольствования о препятствиях, возникших на строительстве дворца. Под крышей гигантской конструкции в Гайд-парке осталось несколько деревьев, и привыкшие сидеть на них воробьи отказались улетать.

— Я предложил изловить их сетью, — пояснял Гаррик. — Однако Пикфорд, кажется, преисполнен решимости перестрелять своенравных птиц.

— При этом он вдребезги разобьет все стекла, — усмехнулся Эллиот и обратился к Либерти: — Кстати, вы собираетесь вскрыть записку?

Она посмотрела на конверт:

— Боюсь, это очередное приглашение. Вы пользуетесь большей популярностью, нежели я думала. С утра мы получили уже более сорока приглашений. Устанешь на них только отвечать. Неужели это не подождет до завтра?

— Я бы все-таки хотел, чтобы вы его вскрыли, — возразил Дэрвуд и вновь обернулся к Гаррику: — Надеюсь, ты сказал Пикфорду, что я не намерен раскошеливаться на замену разбитых стекол?

— Сказал, что проект и без того съел больше денег, чем первоначально планировалось, и потому посоветовал испробовать сети.

Эллиот и Гаррик продолжали горячо обсуждать обустройство выставочного дворца. Тем временем Либерти взломала восковую печать и достала сложенный листок бумаги.

— Почему бы вам не пригласить ястребов на охоту? — предложила она. — Можно выпустить под крышу павильона трех-четырех ловчих птиц, и они быстро расправятся со стаей. Уверена, это лучше сетей.

— Великолепная идея! — воскликнул Гаррик и даже прищелкнул пальцами. — Обязательно сообщу Пикфорду. Интересно, застану ли я его в клубе?

— Либерти, — Дэрвуд склонился к молодой жене, — почему вы не хотите прочесть послание? Либерти укоризненно взглянула на него:

— Я была увлечена разговором.

Дэрвуд покачал головой и взял записку из ее рук:

— Нет, вы потому не хотите ее прочесть, что знаете о ее содержании.

— Глупости!

— Черт побери, не может быть! — Эллиот, развернувший листок, закипел гневом. — История имеет продолжение. Кажется, кто-то вновь угрожает Либерти.

Глава 11

Дэрвуд в возбуждении мерил шагами тускло освещенную комнату. За последние три дня его тревога и раздражение переросли в неистовую ярость. Записка, которую опять получила Либерти, привела его в озлобление, он задыхался от гнева. Попадись ему автор этого гнусного послания под горячую руку, он не задумываясь придушил бы негодяя.

— Черт возьми, Фрост! Где он?

— Где-то здесь. Где же еще ему быть?

Внутреннее убранство заведения под названием «Алый бархат» оставляло желать лучшего. Кое-где штукатурка на стенах облупилась, местами держалась лишь за счет обоев с аляповатым цветочным орнаментом. Газовые лампы покрывал слой копоти. Повсюду, куда ни посмотри, кисти и бахрома, чехлы на мягкой мебели, чем-то напоминающей клиентов борделя — разжиревших завсегдатаев этого заве^ дения, избалованных снисходительностью общества. Губы Эллиота скривились от брезгливости.

— Чертов мерзавец! Как я сразу не догадался, что его надо искать в заведении подобного рода!

— Тот, кто берется изловить крыс, — философски заметил Гаррик, — волей-неволей должен спуститься в канализацию.

Тягостную тишину изредка нарушали приглушенные вскрики где-то в задрапированных мягкими шторами комнатах. В таких заведениях слабые духом мужчины вроде Карлтона, самоутверждаясь, как правило, за счет падших женщин, находили отдушину и пытались забыться в острых ощущениях. В свое время, когда он пытался выкарабкаться из той пропасти, в которую угодил из-за предательства Ховарда, Эллиот насмотрелся на неприглядную изнанку жизни светского общества. И она неизменно вызывала в нем омерзение. День отцы семейств проводили за картами, а к ночи эти оборотни выходили на охоту за жертвами. С каждой секундой Дэрвуд ощущал, как в нем нарастает волна отвращения.

В коридоре послышался шум, и Гаррик тотчас вскочил на ноги. Дверь распахнулась, и хозяин заведения втолкнул в комнату Карлтона. На том был бархатный халат.

— Надеюсь, с вас хватит одного? — недовольно обратился он к Дэрвуду.

Не удостоив его взглядом, поскольку уставился на потную физиономию Карлтона, Эллиот буркнул:

— Пока хватит.

— В чем дело, Дэрвуд? — возмутился Карлтон. — Что все это значит? Вы не имеете права врываться и так поступать со мной.

— Неужели? — Кулаки Дэрвуда сжались. Ему стоило немалых усилий, чтобы сохранять спокойствие. Карлтон попятился в угол. Гаррик тем временем нервно расхажившт перед ним взад-вперед.

За те несколько дней, что прошли с момента бракосочетания, Дэрвуд мысленно перебрал всех возможных кандидатов на роль таинственного мучителя Либерти. За первой последовали еще две записки, доставленные мальчишкой, который понятия не имел, чье, собственно, поручение выполняет. Пока что Либерти в отличие от Эллиота, внешне по крайней мере, не выказывала признаков озабоченности и беспокойства. Дэрвуд же встревожился не на шутку. Он даже не стал показывать ей последнюю записку, потому что не знал, как она отреагирует на самое возмутительное из полученных за последние дни посланий.

Потому что впервые автор записки требовал с ней встречи.

Неистребимое любопытство, заставившее Либерти однажды ночью предпринять бесстрашную вылазку в библиотеку к Брэкстону, наверняка подвигло бы ее отправиться в Воксхолл на встречу с автором записки, кто бы ни был тот негодяй, доставивший ей столько неприятных мгновений. Дэрвуд благодарил судьбу, что в этот день Либерти приглашена к леди Эстерли. Там по крайней мере ей ничто не угрожает. При одной только мысли, что Либерти ничего не стоит в одиночку отправиться на встречу с человеком типа Брэкстона, Дэрвуду становилось не по себе.

Кстати, встреча должна состояться сегодня вечером. Потеряв два дня, безуспешно занимаясь сбором информации, Эллиот решил, что будет лучше, если он поговорит с Карлтоном. Гаррик был уверен, что именно племянник Ховарда и есть автор таинственных посланий, однако внутреннее чутье подсказывало Дэрвуду, что это не так. Для решения загадки недоставало одного звена, которое соединило бы цепь событий, расставило все по своим местам. Размышляя над последовательностью загадочных посланий, Дэрвуд сложил в голове некую версию. В конце концов он решил все-таки поговорить с Карлтоном. Кто знает, вдруг удастся выудить из этого мерзавца ценную информацию.

— Хаксли, вы меня не интересуете, — произнес он, — но моя жена в очередной раз получила записку с угрозой, и я хотел бы убедиться, что она исходит не от вас.

Карлтон пошатнулся, наклонился вперед и рухнул на один из стульев.

— Не иначе как шутите, Дэрвуд. Наверняка вам известно, у меня ни пенни за душой. Вы же получили все, что хотели. Вы загубили мою жизнь. Скажите, какого дьявола мне угрожать этой девке? Какая мне выгода?

Эллиот подался было вперед, чтобы отвесить наглецу пощечину, но Гаррик перехватил его руку.

— Еще рано, — предостерег он друга. — Мы пока ни в чем не можем быть уверены. А вот когда разберемся, что к чему, тогда ты сможешь преспокойно приступить к мордобитию. С удовольствием окажу тебе содействие. Слова Гаррика убедили Дэрвуда, и он поостыл.

— Поручаю тебе проследить, чтобы я ненароком не выбил из него душу, — проговорил Эллиот. — А вам даю последний шанс, — добавил он, обращаясь к Карлтону. — Признайтесь, не наносил ли Брэкстон визит вашему дядюшке за несколько дней до смерти?

Карлтон поспешно отвел мутные глаза:

— Уиллис Брэкстон? Откуда мне знать, черт вас побери?!

Карлтон недоговорил, потому что Дэрвуд схватил его за ворот халата и рывком поднял со стула:

— Приходил или нет?

Карлтон еле дышал с испуга. Мутные глазки метались от Гаррика к Дэрвуду и обратно.

— Фрост, сделайте что-нибудь, не то этот псих убьет меня!

Но Гаррик только пожал плечами:

— Если вам дорога жизнь, предлагаю рассказать все как есть.

— Ну хорошо, хорошо, уговорили. — Карлтон вцепился в запястья Эллиота. — Мне ничего не известно про Брэк-стона, за исключением того, что мне рассказали Шейкер и Хэтфилд. У Брэкстона с Ховардом было нечто вроде соглашения, они даже вели отдельные инвентарные книги…

Карлтон умолк, но Дэрвуд рывком встряхнул его, приводя в чувство. Карлтон завопил:

— Но я не знаю, где они. Честно, не знаю.

— Я требую ответа на один вопрос: приходил ли Брэкстон к Ховарду незадолго до того, как граф умер?

— Не знаю… он…

Карлтон недоговорил, потому что Дэрвуд коленом заехал ему в пах. Задыхаясь, Карлтон начал заваливаться вперед, но Дэрвуд, удержал его за полы халата.

— Он угрожал мне. Сказал, что лишит даже той малой доли наследства, которую мне оставил.

Карлтон задыхался и трясся от страха. Дэрвуд, негодуя, с омерзением смотрел на это жалкое существо, будто боясь замараться об эту тварь — столь неприятен ему был племянник покойного графа. При мысли о том, что Либерти могла стать женой этого слизняка, Эллиот едва не выместил на Карлтоне весь накопившийся в душе гнев. Схватив несчастного Ренделла за редеющие волосы, резко вздернул лицом вверх.

— Как вижу, вы торопитесь раньше времени отправиться на тот свет.

В испуге Карлтон покосился на Гаррика, но тот покачал головой:

— Если в вашей голове хоть что-то осталось, пошевелите мозгами и расскажите, как было. Это все, что он хочет от вас услышать. Поверьте мне, поссориться с Брэкстоном — это совсем не то что испортить отношения с Дэрвудом.

Карлтон устало прикрыл глаза.

— Хорошо. Брэкстон приходил в наш дом незадолго до смерти моего дяди. Мне известно одно — они из-за чего-то повздорили. С тех пор Брэкстон не дает мне покоя, требуя, чтобы я пустил его в библиотеку. Ну а сейчас, когда все перевезено в дом Дэрвуда, он вообще угрожает меня убить, если я не достану ему одну книгу.

Эллиот для острастки встряхнул его еще раз, и Карлтон в ужасе замотал головой:

— Больше я ничего не знаю. Клянусь, больше ничего!

— А как озаглавлена книга?

— «Сокровище», — выпалил Карлтон.

В сердцах Эллиот толкнул несчастного Ренделла на пол, хотя в душе у него все ликовало. Наконец-то! Это как раз то, что ему нужно. И многозначительно посмотрев на Гаррика, он произнес:

— Ну что ж, теперь можем идти.

Либерти проверила карманы плаща, чтобы убедиться, что том «Сокровища» там. Наконец-то Брэкстон клюнул на ее наживку и потребовал, чтобы она передала книгу ему. Ночью Либерти наведалась к нему в библиотеку, где оставила тщательно продуманную и составленную записку. Если бы не Эллиот, поймавший ее тогда с поличным, Брэкстон обнаружил бы ее гораздо раньше. А так послание наверняка угодило с остальными бумагами в сейф, куда их в спешке побросал Дэрвуд.

После этого Либерти чувствовала себя как на иголках — до тех самых пор, пока не обнаружила на столе у Эллиота записку от Брэкстона, в которой тот просил о личной встрече. Записка попалась ей на глаза случайно, когда она искала среди канцелярских принадлежностей бутылку чернил. Либерти сделал вывод, что Эллиот намеревался скрыть от нее записку, и решила обязательно воспользоваться случаем. На ее счастье, Дэрвуд и Гаррик уехали по делам.

Ей не сразу удалось незамеченной выскользнуть из дома, и к назначенному месту встречи она явилась с опозданием. Поначалу даже испугалась, что Брэкстон, не дождавшись, уехал. Посреди шума и веселья Воксхолла остаться незамеченными в принципе нетрудно. Либерти заняла позицию рядом с беседкой, и сосредоточилась на пестрой толпе. Брэкстон наверняка пришел, ведь он жаждет получить то, что есть у нее, и вряд ли упустит такой случай.

— Леди Дэрвуд! Какая неожиданная встреча! Либерти обернулась — рядом с ней стояли Уиллис Брэкстон и Питер Шейкер.

— Джентльмены, никак не ожидала увидеть здесь вас вместе.

Брэкстон пристально смотрел на нее:

— Неужели? Какая жалость! А я ведь надеялся, что вы принесли мне книгу.

— Я же рассчитывала на то, что вы принесете мне бухгалтерскую книгу.

— Выслушайте нас, виконтесса, — кашлянув, заговорил Питер Шейкер. — Я не вижу необходимости, чтобы вы передавали личные бумаги покойного графа. Брэкстон же предложил вам за «Сокровище» вполне приемлемую цену. Будьте умницей и продайте ему книгу, чтобы все остались довольны.

— Только при условии, что передадите мне бухгалтерские книги.

— И что, позвольте вас спросить, вы намерены делать с документами, которые велись двадцать один год?

— Это мое дело, — ответила Либерти, с вызовом глядя Брэкстону в глаза. — Вряд ли у вас есть основания вступать со мной в пререкания. Мне прекрасно известно, зачем вам понадобился том «Сокровища».

Оба ее собеседника обменялись многозначительными взглядами. От Либерти не укрылось, как Брзкстон едва заметно покачал головой, словно предостерегая Шейкера.

— Насколько мне известно, существует два комплекта бухгалтерских книг, — продолжала тем временем Либерти. — Один комплект отражает официальные банковские операции Ховарда, второй — тайные, незаконные сделки, которые вы с ним заключали на протяжении двух десятилетий. Содержание второго комплекта зашифровано среди страниц «Сокровища». Не думаю, что инвесторы Ховарда будут рады узнать, что их постоянно обманывали. — Она с вызовом посмотрела на Питера Шейкера. — Сомневаюсь также, что мистер Хэтфилд обрадуется, узнав, что его партнер играл, можно сказать, первую скрипку в крахе и разорении его клиентов. — Либерти протянула руку к Питеру Шейкеру: — Итак, прошу вас, верните мне бухгалтерские книги, а я отдам вам том. Обещаю, что никто не узнает об этом обмене.

— Откуда ей об этом известно? — Шейкер посмотрел на Брэкстона. — Не иначе как кретин Карлтон проговорился.

Либерти не стала скрывать, что разговор ей неприятен. Почему-то ни одному из них и в голову не пришло, что она могла узнать правду сама, без посторонней помощи. Было видно, что для Питера Шейкера явилось неприятным сюрпризом, что Либерти известно о деятельности Хо-варда даже больше, чем ему самому. Либерти же еще крепче вцепилась пальцами в книгу, которая лежала в кармане ее плаща.

— Откуда мне известно, вовсе не имеет никакого значения. В данный момент для меня важно, чтобы мы обменялись тем, о чем условились, и поставили на этом деле точку, — сказала она, оглядываясь по сторонам. — Виконту не известно, что я здесь, и если нам повезет, то он никогда ни о чем не узнает. Не думаю, что он придет в восторг, прознав, что вы мне угрожаете.

— Угрожаем вам? — переспросил Брэкстон.

— Только прошу вас, не претворяйтесь, будто вам не понятно, о чем я говорю. Уверяю вас, записки оказались весьма действенным, хотя и довольно трусливым способом привлечь мое внимание.

— О каких записках она толкует? — Шейкер недоуменно взглянул на Брэкстона.

Разговор явно начал раздражать последнего.

— Вы полагаете, я ей угрожал?

— Я знал, что вы настроены весьма решительно, чтобы получить нужную вам вещь.

— Черт тебя подери, глупая развратница! Это ведь ты забралась в мой сейф! Я до сих пор ума не приложу, каким образом. Это ты сказала мне, что тебе известен секрет «Сокровища»!

— Ховард хранил комбинацию цифр к вашему сейфу. Из чего я могу сделать вывод, что он вам не доверял. Именно по этой причине он хранил том «Сокровища» вдали от посторонних глаз, среди собственных книг. Случись так, что вы предали его, у него в руках были бы все свидетельства вашего бесчестья.

— Подлец! Без меня он никогда бы не достиг того, что получил благодаря моей помощи. Он мне всем обязан.

Либерти стало грустно. За прошедшие две недели она досконально изучила бухгалтерские книги Ховарда, и теперь она вынуждена признать, как наивна была раньше. Из груди ее вырвался протяжный вздох.

— Графа не беспокоило, кому и чем он обязан. Его интересовало только, чем или кем он может обладать.

Шейкер выругался себе под нос. Брэкстон не обратил на него внимания.

— Вы же знаете, он всегда сожалел, что не мог допустить вас в нашу компанию.

От неожиданности у Либерти перехватило дыхание.

— Простите, не поняла, о чем вы.

— Он как-то раз сказал, что, если бы доверял вам полностью, мог бы ввести вас в нашу команду. Мол, благодаря вашим умственным способностям, утверждал он, вообще можно было бы избавиться от необходимости вести какие-либо книги. Признаюсь, я тогда ему не поверил. — Брэкстон протянул руку, словно хотел на ощупь убедиться, что так оно и есть. — Хотя лично мне казалось, что его в первую очередь интересовали отнюдь не умственные ваши способности.

Либерти с отвращением отшатнулась от него:

— Вас это не касается, Брэкстон. То, что было между графом и мной, — мое личное дело. Надеюсь, вы меня поняли.

— Пожалуй. Однако готов поспорить, что Дэрвуд не готов к тому, чтобы узнать, что битву в конечном счете выиграл Ховард.

— Что… что вы хотите этим сказать?

— Брэкстон прав, — подтвердил Питер Шейкер. — Ховард не оставил вам сильной финансовой империи. Более того, он предопределил вам полное банкротство. Его финансовые дела пребывают в страшном беспорядке, и за два-три года это разорит даже Дэрвуда. Большая часть собственности передана в залог, поэтому продать ее вы не можете. Долги же столь велики, что никаких средств не хватит на выплату процентов. Как ни богат Дэрвуд, даже ему не под силу рассчитаться с вашими долгами. Если, женившись на вас, он тем самым имел намерение отомстить Ховарду, то, увы, жестоко просчитался и совсем скоро узнает истинное положение дел. Кстати, Ховард подозревал, что вы остановите свой выбор на Дэрвуде. И потому решил использовать вашу часть наследства в качестве инструмента, чтобы разорить виконта. Уж если Ховард и был в чем-то великий мастер, так это в нахождении верных решений. Как правило, самая невероятная его хитрость на деле разгадывалась очевидным, простым способом. Его уловки и приемы бывали столь примитивны, что никому и в голову не могло прийти, что он отважится дерзко их осуществить. В случае с Дэрвудом он добился того, о чем давно мечтал: превратил вас и ваше наследство в тяжкую обузу для виконта.

Либерти ощутила, как ужас леденит ее сжавшееся сердце. Ее приезд сюда, как выяснилось, оказался еще более важным, чем думалось изначально. Она протянула руку Питеру Шейкеру.

— То, что вы говорите, возможно, и верно, но давайте не забывать, что том «Сокровища» все еще у меня. Пока его у вас нет, я могу полностью разорить вас всех, а не только Дэрвуда.

— Дерзкое создание! — пробормотал Брэкстон, вытаскивая из-за полы плаща переплетенный в кожу том. — Вот, возьмите. Это полный комплект вторых документов с тридцать третьего по тридцать шестой год. Не знаю, зачем он вам понадобился. По-моему, он вряд ли чем вам поможет. Со своей стороны Либерти передала ему в руки том «Сокровища».

— А вот ваше спасение, по крайней мере временное. Думаю, тем самым наше с вами дело закончено.

Брэкстон вновь окинул ее с ног до головы дерзким взглядом:

— Пока. Потому что, когда Дэрвуд выбросит вас на улицу, вы можете прийти ко мне. Уверен, я найду для вас подходящее занятие.

Либерти ощутила опасную смену его настроения. И впервые за весь вечер пожалела о том, что не дождалась, пока Эллиот вернется домой. Однако затем, вспомнив момент, когда благодаря находчивости ей удавалось выходить из кризисных ситуаций, настроилась на решительный отпор негодяю. К тому же, перед тем как покинуть Дэрвуд-Хаус, она положила себе в карман платья кинжальчик. Либерти даже потрогала лезвие, чтобы удостовериться, что оружие при ней. Брэкстон, конечно, непредсказуем. И хотя причинить ей вред скорее всего не посмеет, полностью исключать такую возможность нельзя. Либерти спрятала документы за полу плаща, заодно нащупав рукоятку.

— Уверяю вас, Брэкстон, если наш с Дэрвудом брак распадется, мне несложно будет найти себе работу.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — злорадно ухмыльнулся тот.

Питер Шейкер уже почуял, что назревает скандал.

— Будет вам, Уиллис. — Он положил Брэкстону на плечо руку. — Мы ведь получили то, что нам требовалось. Пошли.

В свете газовых фонарей от Либерти не укрылось, как в глазах Брэкстона блеснул злобный огонек, лицо побагровело. Снаружи к ним в беседку доносился треск фейерверка.

— Мне пора, — произнесла Либерти. — Как бы муж не обнаружил, что меня давно нет.

— Боитесь, что побьет? — с издевкой поинтересовался Брэкстон.

— О нет, что вы. Боюсь, как бы он не побил вас. Брэкстон и так уже весь кипел злобой, а едкая фраза Либерти тотчас лишила его остатков самообладания.

— Не потерплю, чтобы мне угрожали, — процедил он сквозь зубы, схватив строптивицу за руку.

— Так же, как и я, — бросила она в ответ, пытаясь высвободиться.

Брэкстон привлек ее к себе:

— Послушай меня, красотка, с чего же ты отказываешься дать старине Брэкстону то, что в тебе так ценил Ховард? Покойник так и не сказал, что особенного в тебе нашел.

Либерти ощутила небывалый прилив храбрости. Выхватив из кармана кинжал, она вонзила его в обидчика. Почувствовав, что лезвие проткнуло плоть, увидела, как фонтаном из раны ей на руку брызнула горячая кровь. В то же самое мгновение она услышала, как Брэкстон охнул от боли.

Прижав к себе документы, Либерти бросилась в темноту ночи.

— Ее нет? Какого дьявола? — Эллиот бросил плащ на стул и, полыхая гневом, потребовал отчета от дворецкого. — Она должна была отправиться с визитом к леди Эстерли.

Дэрвуд только что вернулся с Гарриком из «Алого бархата» и был явно не в духе. И хотя ему удалось выявить недостающее звено головоломки, выходило, для решения задачи не хватало еще чего-то. Гаррик утверждал, что угрозы — это, несомненно, дело рук Брэкстона. Однако Дэрвуд был почти уверен, что за всем этим кроется нечто страшное. У него зародилась зловещая догадка, отчего ему стало не по себе. К тому моменту, когда они подъехали к дому, Дэрвуд уверовал в свою правоту.

— Послушай, Эллиот, — попытался успокоить его Гаррик, — считаю, повода для паники нет никакого.

— Понятия не имею, ваша милость, — отвечал Уикерс. — В какой-то момент она была здесь, а в следующий — как сквозь землю провалилась. Когда я в последний раз видел ее, она спросила меня, где можно найти пузырек чернил. Я предложил поискать у вас в кабинете.

— В моем кабинете? — От ужаса Дэрвуд замер как вкопанный.

— Да, сэр.

— У меня на столе?

— Да, сэр. В одном я уверен точно: она захватила с собой плащ. Никто из прислуги не может сказать, когда она вышла и как. Карету точно не брала.

— Черт побери, она прочитала записку! Гаррик от неожиданности рухнул на стул:

— Господи! Так, значит, она отправилась в Воксхолл? Ты это хочешь сказать?

— Куда же еще?

— Пешком? Без кареты?

— За годы жизни у Ховарда она научилась незаметно выскальзывать из дому под носом у слуг. — Дэрвуд в задумчивости потер подбородок. — Господи, какой же я идиот! Почему не уничтожил записку?

— Откуда тебе было знать? — пытался успокоить его Гаррик.

Дэрвуд раздумывал над тем, что мог повлечь за собой этот факт, и в сердце его тотчас шевельнулся страх. Господи, неужели она не понимает, чем рискует? Неужели непонятно, что тем самым ставит под угрозу собственную жизнь? Эллиот словно окаменел от ужаса. Боже, что станет с ним самим, если он ее потеряет?!

Неожиданно дверь распахнулась, и в библиотеку влетела Либерти. Дэрвуд едва не лишился рассудка.

— Милорд! — воскликнула она, задыхаясь. — Вы вернулись!

На платье и на руке у нее была кровь. Окаменев, Эллиот уставился на пятно.

— О, не ожидала, что вы вернетесь так рано! — выпалила Либерти. — Мистер Уикерс, будьте добры, принесите нам чаю. Да-да, чашку крепкого чаю.

Не говоря ни слова, Уикерс удалился. Гаррик взял Либерти под руку и усадил в кресло.

— С вами все в порядке? — поинтересовался он.

— У вас кровь, мадам! — гневно прорычал Эллиот.

— Прошу не повышать на меня голос, — произнесла Либерти, запахнув плащ. — Подумаешь, небольшое пятно. Оно легко отстирается.

Пятно было далеко не маленьким, наоборот, оно расплылось почти по всему подолу. И хотя Либерти попыталась прикрыть его плащом, кровавое пятно предательски выглядывало. Дэрвуд подскочил к ней и отдернул полы плаща. На светлом атласе проступала кровавая полоса. Эллиот схватил руки Либерти и принялся осматривать в поисках раны.

— С вами все в порядке?

— Я дам вам немного бренди. — Гаррик поспешил к столику с напитками.

— Мне не нужен алкоголь.

— Нет уж, лучше выпейте, — потребовал Дэрвуд, откидывая ей на колени подол юбки. Либерти остановила его руку:

— Эллиот, подумайте, что вы делаете. Здесь же Гаррик!

— Просто я хочу убедиться, откуда эта кровь. Либерти возмущенно поправила юбки.

— Не волнуйтесь. Она не моя.

— Мадам, разрази меня гром! — воскликнул Дэрвуд, беря в ладони ее лицо. — Или вы расскажете мне все, или сейчас вам станет понятен смысл таких слов, как «Да поможет вам Господь»!

Эллиот почувствовал, как ее бьет дрожь, однако не смог сдержать гнев. Боже правый, ведь своей выходкой она довела его едва ли не до умопомрачения! И она еще надеется, что он останется спокоен после того, как она вернулась домой в залитом кровью платье!

— Я с радостью расскажу вам все как есть, милорд. Правда, в данный момент мне мешают слезы. Если же вы и дальше будете кричать на меня, я не смогу произнести ни слова.

Гаррик сел рядом с Либерти и вручил ей рюмку бренди.

— Выпейте, — произнес он, — и вам станет лучше.

Эллиот обхватил ее руку и поднес рюмку к губам. Либерти сделала три глотка, и он отставил рюмку в сторону. Постепенно бледное лицо Либерти зарумянилось. Дэрвуд подхватил ее на руки и отнес к дивану, где сел сам, а ее усадил себе на колени. Либерти, примирительно вздохнув, прижалась к нему, отчего он тотчас ощутил, как в нем шевельнулось желание.

— Либерти, — произнес он, — что произошло? Вы все-таки решили посетить Воксхолл?

— Откуда вы знаете? — Она подняла на него удивленный взгляд.

— Куда же еще вы могли отправиться? — Эллиот строго посмотрел на нее. — Признайтесь честно, вы ведь рылись у меня на столе в бумагах и обнаружили записку Брэкстона?

— А зачем вы ее от меня спрятали? Дэрвуд собственным ушам не поверил — она еще имеет дерзость его упрекать.

— Я спрятал ее от вас, потому что был уверен, стоит вам ее прочесть, как посреди ночи отправитесь на тайную встречу с автором записки.

В этот момент в библиотеку с чаем и сандвичами вошел Уикерс. Либерти попыталась встать с коленей Эллиота, но он удержал ее.

«Ну уж нет, — поклялся он в душе, — ни за что не отпущу эту строптивицу». И действительно не отпускал до тех пор, пока сердце его наконец не успокоилось, а здравый смысл не убедил, что с Либерти ничего страшного не случилось.

Гаррик уселся напротив них и, как только Уикерс удалился, принялся допытываться у Либерти о том, что произошло.

— Так, значит, вы действительно отправились в Бокс-холл?

— Да, — кивнула она. — Я знала, что Брэкстон захочет получить том «Сокровища» из собрания Ховарда. А еще у него было нечто, что я хотела получить. Я ждала, когда он попытается связаться со мной, с того самого момента, когда Эллиот помешал мне в библиотеке Брэкстона.

При этих словах Дэрвуд замер.

— Либерти, вы хотите сказать, что нарочно спровоцировали его — назначили встречу?

— Прошу вас, Дэрвуд, только не надо гневаться. — Либерти оторвала голову от его плеча. — У меня и в мыслях не было его провоцировать. Я просто предложила ему вполне резонный обмен. После того как я обнаружила расхождения в записях, мне не стоило особых трудов вычислить, что именно Брэкстон шлет мне записки с угрозами.

— Вот видишь… — Гаррик многозначительно посмотрел на Дэрвуда. — После Карлтона…

Либерти испытующе посмотрела на мужа:

— То есть вы не верите, что это Брэкстон?

— Во что я верю, не так уж важно. Куда важнее для меня выяснить, что заставило вас провоцировать человека^ которого, по вашему признанию, считали опасным?

— Я не думала, что на самом деле он столь опасен. Просто он оказался загнан в угол.

Дэрвуда снова охватила паника.

— Либерти, — произнес он нарочито спокойным тоном, хотя сохранять видимость спокойствия стоило ему немалых усилий, — тот, кто загнан в угол, всегда опасен.

Либерти рассеянно побарабанила пальцами по его плечу.

— Мне казалось, Брэкстон не отважится причинить мне увечья. Ему нужно было «Сокровище». А мне — то, чем он обладал.

— И это нечто стоило того риска, какому вы себя подвергли? — поинтересовался Гаррик.

Из кармана плаща Либерти извлекла переплетенный в кожу том.

— Я давно подозревала, что Уиллис Брэкстон каким-то образом вовлечен в махинации Ховарда. Я была уверена, что они вели двойную бухгалтерию — официальную и для себя. Я, конечно, не могла знать точно, как долго они этим занимались, хотя подозрения на этот счет у меня имелись. И я решила обменять экземпляр «Сокровища» Ховарда на неофициальный гроссбух. — Она вручила Дэр-вуду переплетенный том. — Надеюсь, вы понимаете, что это значит?

У Дэрвуда перехватило дыхание. Он был потрясен до глубины души.

— О Боже! — прошептал он. Либерти кивнула.

— Этот второй гроссбух — доказательство невиновности вашего отца. Я ничуть в этом не сомневаюсь.

Дэрвуда била дрожь, он не владел собой. Так, значит, она рисковала собственной жизнью, пытаясь помочь ему обелить имя отца? Это было выше его понимания. Он смотрел на нее в немом изумлении, не в силах произнести ни слова.

— Но, Либерти, откуда же кровь? — вывел его из оцепенения голос Гаррика. — Чья она?

Не в силах вынести буравящего взгляда Эллиота, Либерти отвернулась.

— Боюсь, у меня дурное известие, — сказала она. — Это кровь Уиллиса Брэкстона. Кажется, я убила его.

Глава 12

Спустя три часа Либерти, натянув одеяло под самый подбородок, пыталась успокоиться. Ее трясло, и она никак не могла согреться. Ее чистосердечное признание, что произошло между ней и Брэкстоном, ей мало чем помогло. Дэрвуд уложил ее в постель и велел оставаться в ней и даже не пытаться встать, после чего быстро ушел из дому.

«Наверное, отправился на поиски тела Брэкстона», — подумала Либерти.

В спешке Эллиот вторые бухгалтерские книги оставил в библиотеке. Чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, Либерти принесла их и в течение нескольких часов сравнивала цифры с официальными гроссбухами Ховарда. Постепенно у нее перед глазами начала проступать картина грандиозного надувательства и чудовищного обмана.

Либерти испытывала невыразимую муку, разрываясь между горячим желанием узнать правду и боязнью, что эта правда откроет. Все больше она убеждалась в том, что подлый Брэкстон все-таки прав — Ховард действительно пытался использовать ее как инструмент, чтобы сокрушить Дэрвуда. И если то, что она узнала из бухгалтерских книг, верно, Эллиоту вскоре грозит полное разорение. Ее единственная надежда — поскорее обнаружить Арагонский крест. Как только Эллиот освободит ее от брачных уз, он перестанет нести всякую ответственность по ее долгам.

И в это мгновение ей пришла в голову страшная мысль — именно по ее вине произошло то, что никак не должно было произойти: она полюбила Эллиота Мосса. Тогда, выходит, перед ней неопровержимые факты, что именно она является причиной несчастий Дэрвуда. Когда-то ее охватывал страх оттого, что он обретет над ней власть. Сейчас же она со всей ясностью осознала, что любовь к нему сделала ее сильнее, придала ей смелости и решительности. Любить Эллиота не значит утратить свободу. Либерти поклялась, что не допустит, чтобы он из-за нее пострадал. И пусть для этого ей придется распотрошить всю коллекцию Ховарда, она обязательно найдет для него крест. Ведь это единственная ее надежда.

От этих мыслей ей расхотелось спать. Отложив в сторону гроссбух, Либерти поднялась с постели. Крест наверняка где-то среди вещей Ховарда в его письменном столе. Иначе она давно бы его обнаружила. Движимая страхом и волнением, Либерти на ощупь отправилась в бывший зал приемов, превращенный в склад коллекции Ховарда. В темном и холодном помещении уставленные книгами и разными безделушками полки и стеллажи казались привидениями.

Либерти зажгла несколько свечей, после чего принялась основательно перебирать вещи, ранее находившиеся в столе Ховарда. Ничего не найдя, она переключила свое внимание на книжные полки. Интересно, где же все-таки крест? Мысленно Либерти перебирала все известные ей привычки бывшего благодетеля. Сначала проверила самое очевидное — ей не раз приходилось становиться свидетельницей того, как Ховард составлял тот или иной план действий. Если в его планы действительно входило разорить Эллиота, то куда он мог запрятать этот злополучный крест?

Когда же поиски не принесли никаких результатов, Либерти принялась сбрасывать с полок все подряд; она искала крест везде — рылась среди книжных страниц, среди содержимого ящиков. Неудивительно, что, когда в комнату, плотно закрыв за собой дверь, вошел Дэрвуд, она вся перепачкалась, а вокруг нее царил полный беспорядок. От Либерти не укрылось, что вид у Эллиота едва ли не измученный.

— Добрый вечер, милорд.

— Я велел вам оставаться в постели. — В его голосе не было упрека. Увидев разбросанные по полу книги, Дэрвуд нахмурился. — Думал, вы уже спите.

— Не могла уснуть. — Либерти бросила в груду очередной фолиант. — Он мертв?

Ее вопрос Дэрвуд воспринял на редкость спокойно. У Либерти тотчас отлегло от сердца. И верно, случись ей убить человека, Эллиот сейчас метал бы громы и молнии. Он же спокойно снял перчатки и бросил их на стол.

— Нет. Хотя рана на плече довольно глубокая. Но в остальном с ним все в порядке.

— Я рада. — Либерти облегченно вздохнула. Дэрвуд пристально смотрел на нее.

— Чего нельзя сказать обо мне. — Было в его голосе нечто такое, что заставило ее поежиться. — Хотя, честно говоря, я бы предпочел, чтобы вы убили этого мерзавца.

— Эллиот, надеюсь, вы не совершили никаких необдуманных поступков?

— Необдуманных?.. Мадам, я бы хотел, чтобы вы объяснили мне, что такое в вашем понимании «необдуманный поступок», особенно если учесть вашу привычку тайком ускользать из дому под покровом темноты на свидания с такими скользкими типами, как Брэкстон.

— У меня не было с ним никаких свиданий, — возразила Либерти, снимая с полки еще несколько книг. Тщательно осмотрев переплеты, она бросила их на пол. — Мы совершили с ним обмен.

Дэрвуд презрительно фыркнул и указал на книги.

— Чего ради? Чтобы получить подтверждение скандалу, имевшему место пятнадцать лет назад? И ради этого вы рисковали своей жизнью? А вам не приходило в голову, на какие преступления мог пойти Брэкстон, лишь бы заполучить экземпляр «Сокровища»? Боже милостивый, ведь ему ничего не стоило вас убить!

«Да, и вам не о чем было бы беспокоиться», — подумала она про себя. Она почувствовала себя никому не нужной и несчастной.

— Что ж, наверное, мог бы, — произнесла она. — Тем более что он угрожал мне. Поэтому я решила, что будет лучше, если отдам ему то, что он от меня требует.

— Но ведь вы знали, что он захочет получить экземпляр «Сокровища» уже в ту ночь, когда проникли к нему в библиотеку.

— Нет. Я не знала, какая из книг ему нужна. Поняла это лишь тогда, когда распаковывала коллекцию Ховарда. Мне подумалось, что это наверняка нечто такое, что Ховард хранил в своем столе. И до недавнего времени эта книга не попадалась мне на глаза.

— Что же мешало вам отправить ее Брэкстону по почте и забыть обо всем? Вместо этого вы предпочли поставить под удар собственную жизнь. И чего ради? Чтобы раздобыть дополнительные доказательства нечестности Ховарда?

— Я рисковала своей жизнью, а не вашей, — тихо заметила Либерти.

— Не скажите! — воскликнул Дэрвуд. Он смотрел на нее, и в его взгляде читались самые противоречивые чувства. — В тот день, когда вы стали моей женой, ваша жизнь стала и моей тоже. Я просил бы вас об этом никогда не забывать.

Либерти изумленно посмотрела на него. В его глазах читалась ненасытная жажда обладания, отчего ей стадо не по себе. Она всегда знала, что Дэрвуд человек импульсивный, но до этого момента ей не приходилось сталкиваться с темными сторонами его натуры. Сейчас он более чем когда-либо напоминал ей хищника, вцепившегося в свою добычу.

— Эллиот…

Пробормотав проклятие, он шагнул к ней.

— Вы даже не представляете, во что ввязались. Или вам это непонятно?

— Я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать, — прошептала Либерти, не в силах отвести взгляд от его лица.

— Хочу сказать, что Уиллис Брэкстон мечтал заполучить отнюдь не только фолиант с зашифрованной в ней цифирью. Нет, ему нужно было нечто большее. Ему нужна власть, ибо она поможет ему прибрать к рукам всю финансовую империю Ховарда.

Дэрвуд говорил взволнованно. Его длинные волосы разметались. Не сводя глаз с Либерти, он провел по ним рукой, убирая со лба.

— Брэкстон готов на все, лишь бы заполучить предприятия Ховарда в свои руки.

— Неужели? — не поверила ему Либерти.

— Да. Однако можете не волноваться. Не думаю, чтобы он решился снова надоедать вам.

— Что вы с ним сделали? — в ужасе спросила Либерти, заподозрив самое худшее.

— Вы спрашиваете меня, не убил ли я его? Что ж, такая мысль у меня была.

— Я бы не пережила, если бы вас отправили на виселицу!

— Можете не переживать по этому поводу. Гаррик убедил меня предпринять в отношении Брэкстона вполне здравые и разумные действия.

— Напомните мне, чтобы я его поблагодарила.

— А я убедил Брэкстона, что для него же лучше, если он проведет остаток своих дней за пределами Англии. Останься он здесь, я бы проследил за тем, чтобы каждый банкир, каждый инвестор в Лондоне узнал о нем правду.

— Но ведь теперь улики у него.

— Которые вы, как я понимаю, запомнили, прежде чем отдать ему том.

Как всегда, он видел ее насквозь.

— И вы сказали ему об этом?

— Я сказал ему, что том «Сокровища», который он получил в свои руки, не единственный. И если он в этом сомневается, я могу к утру добыть для него все цифры. Полагаю, он подумал, что я блефую, однако все же счел разумным не рисковать.

— В таком случае угрозы должны прекратиться, — заметила Либерти и посмотрела внутрь древнеегипетской погребальной урны, после чего отставила ее в сторону. — Право, я сожалею, что понапрасну дала вам повод для беспокойства, но, с другой стороны, теперь наверняка все уладится. Брэкстон уехал, значит, больше никаких угроз. Я стараюсь отыскать для вас Арагонский крест, и тогда вы отпустите меня на свободу.

Либерти осматривала фарфоровую китайскую вазу времен династии Мин.

Негромко выругавшись, Дэрвуд в несколько шагов преодолел расстояние, отделявшее его от Либерти, и, вырвав у нее из рук вазу, швырнул об стену. На пол посыпались осколки тончайшего фарфора. Либерти смотрела на него, не веря собственным глазам. До этого она не видела Дэрвуда в яростном неистовстве. Задумавшись над этим обстоятельством, сделала вывод, что при ней он ни разу не позволял себе дать выход необузданным страстям. Даже в самые бурные моменты их близости он всегда контролировал свои действия. И вот в нем проснулся дикарь…

— Эллиот…

Он грубо схватил ее за плечи:

— Так вот что вам нужно, мадам? Вы ищете свободы?

— Ошибаетесь, милорд. Меня в первую очередь заботит ваша свобода. Мне казалось, только этого вам и надо!

— Но что я… — он не договорил, чтобы не выругаться, а затем наклонился, чтобы поцеловать ее. — Судя по всему, мадам, вы плохо представляете себе мои желания.

Его поцелуй был властным и жадным. Либерти тотчас поникла в его объятиях. Казалось, его руки теребят каждую клеточку ее тела. Либерти почувствовала, как он потянул пояс халата, как ладонь его легла ей на грудь. Молниеносно он разорвал на ней ночную сорочку. Но ощущение его холодных рук на ее разгоряченной коже наполнило ее страстным желанием. Либерти поняла — ей никуда не деться от того, что она полюбила Дэрвуда. Эта любовь, эта страсть подсказывали ей, что она должна помочь ему избавиться от невыносимой муки, таящейся где-то в глубинах его естества. Она хотя бы на мгновение может подарить утешение человеку, которого когда-то считали изгоем. И тогда ей самой станет легче. Откинув голову, Либерти всем телом прильнула к нему, предлагая себя его губам, его рукам.

— Больше никогда!.. Слышите? Никогда не пугайте меня так, как сегодня! — прохрипел Дэрвуд и со сдавленным стоном прижал ее к себе.

Либерти подставила ему губы для поцелуя. Руки Дэрвуда сорвали с нее остатки одежды, он швырнул их на пол, после чего принялся ласкать ее тело. Либерти казалось, будто Эллиот, как ваятель, придает ей новые формы — от плеч до бедер, чтобы ближе прижать ее к своему телу.

Ей самой хотелось вжаться в него, раствориться в нем, отказаться от собственного «я».

— Прошу вас, милорд, — умоляла она, — возьмите меня.

— Либерти, неужели? — На мгновение Дэрвуд оторвал от нее губы. Лицо его было искажено нескрываемым желанием.

— Прошу вас. Я больше не могу ждать, — простонала она, ероша ему волосы.

Сделав несколько шагов, Дэрвуд прижал ее к двери. Ее пальцы уже вели борьбу с пуговицами на его брюках. Когда же те отказались поддаться ее усилиям, Дэрвуд пришел ей на помощь.

— Вот здесь, — прошептал он, и одним движением расстегнул пояс.

Ее пальцы тотчас сомкнулись на его набухшей, горячей плоти. Либерти со стоном откинула назад голову.

— Прошу вас, Эллиот, не мучайте меня… Он отнюдь не намеревался вступать с ней в пререкания.

— Обхватите меня ногами за талию. Либерти подняла дрожащие ноги и обвила ими талию Дэрвуда. В следующее мгновение он плотно вошел в нее.

— Никогда, — проговорил он, пронзая ее все глубже и глубже, — никогда больше не пугайте меня так, как сделали это сегодня!

И каждое произнесенное им слово сопровождалось властным толчком.

Либерти утратила способность мыслить. Ощущение Эллиота внутри ее тела пронизало каждую ее клеточку, еще мгновение — и она полностью растворится в нем. Его имя то и дело слетало с ее горячих губ, а вместе с ним и слова, которые отзывались эхом в ее сердце, разливались по жилам вместе с потоком крови.

«Я люблю!»

Дэрвуд вонзился в нее в последний раз. Из его горла рвался глухой стон.

— Ты моя! — прошептал он, и она почувствовала, как он взорвался внутри ее мощным фонтаном семени, а в еледующее мгновение и сама затрепетала в мучительно-сладостных судорогах.

Какое-то время спустя Дэрвуд наконец поднял голову и в течение нескольких секунд, показавшихся ей вечностью, пристально смотрел на Либерти. В его глазах она видела отблески все того же огня.

— Я не сделал вам больно? — спросил он, оправляя брюки.

— Нет, — прошептала она, не будучи в силах даже пошевелиться.

Дэрвуд подал ей халат, но пальцы ее не слушались, и она выронила его. Эллиот помог ей одеться.

— Вы уверены? — спросил он еще раз, завязывая ей на талии пояс.

— Да.

— Надеюсь, вы простите мне мою несдержанность?

— У меня нет причины сожалеть о ней, — ответила Либерти, чувствуя, как Дэрвуд вновь замыкается в себе, — точно так же, как это случалось утром, когда вставал с их супружеского ложа. Либерти догадывалась, что он всегда терзается сомнениями. И какой бы бурной и страстной ни была их ночь, к рассвету Дэрвуд все равно замыкался в себе, не обращая на жену ни малейшего внимания. Ей казалось, она произнесла это вслух, однако, погруженный в собственные мысли, Эллиот наверняка ничего не заметил.

Он стоял, глядя на нее в упор, словно пытался проникнуть в ее душу. В конце концов под этим взглядом ей стало совсем не по себе. Дэрвуд будто раздевал ее, его взгляд проникал ей едва ли не под кожу. Либерти инстинктивно сложила руки на груди, словно отгораживаясь от него. Дэрвуд задумчиво потер подбородок.

— Прошу прощения, Либерти. Даю вам слово, что ничего подобного больше не произойдет.

— Эллиот, прошу вас, не надо! — В умоляющем жесте она протянула к нему руку.

Но он, даже не удостоив ее взглядом, взял со стола перчатки.

— Боюсь, вы правы: чем скорее вы найдете крест, тем лучше для нас обоих. — С этими словами он вышел из комнаты, оставив ее одну посреди пустой и холодной комнаты. Либерти ощутила, как холод тотчас проник и в ее сердце.

Значит, он все-таки слышал, что она прошептала. Теперь з этом нет никаких сомнений. Услышав из ее уст невольное признание в любви, он тотчас поспешил отвергнуть тот единственный дар, который у нее был. Либерти и представить себе не могла, что когда-нибудь полюбит такого человека, как Эллиот. Она буквально таяла в его объятиях. Осознав, что теперь ее сердце исполнено любовью к нему, она поняла также, что это новое для нее чувство накладывает на нее и новые обязательства. В последние дни ей уже казалось, что они с Дэрвудом постепенно приходят к взаимопониманию. Либерти понимала, чего он хочет от нее. Он же, в свою очередь, казалось, прекрасно понимал ее. Более того, они оба черпали в этом безграничную радость.

Брэкстон утверждал, что она станет виновницей финансового поражения Дэрвуда, и эти слова испугали ее не на шутку. Ничего удивительного, ведь это была правда. Но куда страшнее и тревожнее оказались свидетельства, обнаруженные ею в бухгалтерской книге. В воображении Либерти рисовались жуткие картины. Та же самая сила, что вытолкнула ее из постели на поиски Арагонского креста, теперь заставила ее повести борьбу со слезами.

И ей тотчас стало ясно, какую чудовищную ошибку она совершила. Сама того не желая, она раскрыла Эллиоту тайный план Ховарда. Ведь если ее бывший благодетель действительно задумал сокрушить своего соперника, она уже бессильна предотвратить надвигающуюся катастрофу. Из-за своего упрямства она дала Дэрвуду ключ к его же собственному падению. До сих пор Эллиот сохранял твердость духа, зная, что Ховард стал причиной позора, павшего когда-то на его отца. Теперь же ему известно, как, впрочем, и ей, что отец Дэрвуда знал о махинациях Хаксли. Более того, многие из них произошли при его непосредственном участии, а следовательно, Эллиот потерял ту последнюю соломинку, за которую еще мог цепляться ради сохранения собственного достоинства. То есть теперь он лишился даже доброго имени, на котором, как на фундаменте, выстраивал свое будущее. А произошло это по ее вине. Осознание своей чудовищной ошибки лишило Либерти последних сил, и она с рыданиями упала на пол, на груду книг.

Выходило, Ховард поставил себе целью уничтожить их обоих.

На протяжении двух последующих недель жизнь их приняла неожиданный оборот. Либерти проводила дни в безрезультатных поисках Арагонского креста, пытаясь внутренне приготовиться к надвигающейся катастрофе. Как и предсказывал Брэкстон, ее финансовые дела с каждым днем шли все хуже. Либерти убедилась, что ее средства тают едва ли не на глазах.

После таинственного исчезновения Брэкстона деловые партнеры Ховарда забеспокоились, принялись то и дело наносить ей визиты. Лишь Эллиот, казалось, оставался невозмутимым. После бурной сцены в зале приемов, он совершенно замкнулся в себе и избегал ее общества. Более того, если не считать вечерних обедов, на которых неизменно присутствовал Гаррик Фрост, могло показаться, что он начисто забыл о ее существовании.

Иногда Либерти случалось столкнуться с Дэрвудом в коридоре. Порой за обеденным столом, сидя напротив нее со странным выражением лица, он доводил ее молчанием до умопомрачения, сердце ее начинало бешено колотиться. Дважды Либерти поймала его на том, что он стоит у дверей и наблюдает за ней. Но стоило ей заметить на себе загадочный взгляд его зеленых глаз, как Дэрвуд тотчас разворачивался и уходил. Исполненные одиночества, дни ее тянулись однообразно и уныло, как, впрочем, и ночи, и единственным спасением от тоски стали беседы с Гарри-ком Фростом, которые в последнее время случались все чаще. Не зная почему, Либерти с удовольствием проводила время в обществе человека, который был Эллиоту преданным другом.

Одним дождливым днем она сидела, погрузившись в изучение очередной партии книг.

— А это что такое? — неожиданно поинтересовался Гаррик, беря в руки медную урну.

Либерти подняла глаза от инвентарного списка.

— Это останки царя Махатмута Хан-Мадена.

— Понятно.

Гаррик нахмурился и поставил урну на письменный стол.

— Не бойтесь, — рассмеялась Либерти. — Вряд ли они все еще внутри. Как мне кажется, Ховарда откровенно надули при этой покупке.

Сунув руки в карманы, Гаррик наблюдал за собеседницей.

— Либерти, — наконец произнес он. — Надеюсь, за последние две недели я сумел завоевать ваше доверие.

— Разумеется, Гаррик. Я к вам отношусь с глубочайшей симпатией.

— Но ведь не с большей, чем к Эллиоту? — осмелев, задал он вопрос.

Либерти с завидным спокойствием отложила в сторону перо.

— Мне кажется, это неприличный и нескромный вопрос.

Гаррик уселся на стул напротив ее письменного стола.

— Разумеется. Но поскольку я все-таки осмелился задать бестактный вопрос, то позвольте задать еще один, в высшей степени личный вопрос и, возможно, еще более неблагопристойный и взыскательный.

— Боюсь, вы уже начали…

— Либерти, что произошло между вами и Эллиотом?

— Разве он не говорил с вами об этом? — спросила она и поспешила отвести глаза.

— Прямо — нет. Но у меня такое подозрение, что между вами произошла ссора, причем в ту самую ночь, когда вы встречались с Брэкстоном.

— «Ссора» — не совсем точное слово для того, что в действительности имело место.

— Хорошо, пусть будет спор. Правда, он не сказал мне, по какому поводу. Единственное, что мне известно, что с тех пор он сам не свой от злости.

— Эллиоту не понравилось, что я отправилась на встречу с Брэкстоном, не спросив у него согласия.

— А он говорил вам, что в тот же вечер мы встречались с Карлтоном?

Либерти подняла на него изумленный взгляд:

— Нет.

— Представьте себе. Эллиот пытался выяснить, откуда исходят угрозы.

— И он подумал, что это, возможно, дело рук Карлтона?

— Нет. Но он был почти уверен, что Брэкстон тут тоже ни при чем. Я думал, вы в курсе, — Гаррик понизил голос едва ли не до шепота, — что он до сих пор сомневается, что угрозы — дело рук Брэкстона.

— Да, но ведь угрозы прекратились. Значит, отъезд Брэкстона — единственное тому объяснение.

— Позволю себе не согласиться. С самого начала в этой истории было нечто такое, что плохо поддавалось объяснению. Вот почему Эллиот до сих пор опасается, что ваша жизнь под угрозой.

Либерти на минуту задумалась.

— Он сказал почему? — все-таки поинтересовалась она.

— Нет. Как вам известно, Дэрвуд умеет хранить секреты.

— Ясно.

— Что возвращает меня к исходному вопросу. — С этими словами Гаррик склонился над ее рабочим столом. — Мне очень любопытно узнать — вы с Эллиотом любовники или нет?

Либерти оставалось только надеяться, что он не заметит, как она покраснела.

— Думаю, мне не пристало отвечать на подобные вопросы.

— Значит, ваш ответ — да?

— Гаррик!

— Черт! — раздраженно воскликнул Фрост и откинулся на спинку стула. — Я так и знал!

Он рассеянно провел ладонью по лицу. Могло показаться, что он погружен в собственные мысли.

— У меня такое чувство, что за последние две недели я неплохо узнал вас. И потому готов спорить на что угодно, что вы никогда не были любовницей Ховарда Ренделла. Более того, — Фрост многозначительно посмотрел на Либерти, — я готов поспорить, что до Эллиота вы не были в любовных отношениях ни с одним мужчиной.

Либерти окаменела:

— Вы это серьезно?

— Но ведь я прав, не так ли?

Либерти на мгновение задумалась, а потом кивнула:

— Да. Вы правы.

Фрост печально вздохнул:

— Неудивительно, что Эллиот в таком состоянии. Черт, вы бы посмотрели на него! Он выиграл столько денег за карточным столом, что теперь с ним сядет играть только полный идиот. Если бы он потребовал с меня все проигранные суммы, я бы уже давно пошел по миру. Если не ошибаюсь, я должен ему восемнадцать тысяч.

— Он играет в карты на деньги?

— А куда, по-вашему, он отправляется каждый вечер? Либерти не была намерена обсуждать свои подозрения на сей счет.

— Не знаю, трудно сказать. Гаррик не поверил в ее искренность.

— Вы решили, что он завел себе любовницу?

— Что в этом удивительного, если учесть его репутацию?

— Но это не так. Еще до знакомства с вами у него была связь с женщиной по имени Мари-Клер Понше. Но он порвал с ней в тот же день, когда сделал вам предложение.

— Ясно, — произнесла Либерти, не зная, что сказать. Гаррик несколько секунд внимательно наблюдал за ней.

— Позвольте задать еще один не вполне благонравный вопрос?

— Мы с вами и так уже слишком далеко зашли, — вынужденно улыбнулась Либерти.

— Вы действительно сказали Эллиоту в ту ночь, что для вас самое главное — освободить его от брачных уз?

— Да.

— Почему?

Либерти задумалась, подбирая слова. Хотя Гаррик — лучший друг Эллиота, чересчур откровенное признание может повредить им обоим.

— Он с самого начала дал мне понять, что рассматривает наш брак как временное деловое партнерство. Вот почему я решила, что он по достоинству оценил мою готовность к сотрудничеству и желание завершить все как можно раньше.

— И вам действительно хочется, чтобы все поскорее завершилось?

— Мне хочется, чтобы моя жизнь вернулась в нормальное русло, — тихо произнесла Либерти.

— То есть стала такой, какой была до вашего брака с Эллиотом?

«О нет, — подумала по себя Либерти, — только не это». Вслух она не решилась это произнести.

— Да, — еле слышно прошептала она, глядя на Фроста из-под полуопущенных ресниц.

— Тогда скажите мне вот что. Зачем вам понадобилось расставаться с весомой уликой, которая могла бы сыграть на руку вам самой, в обмен на бухгалтерскую книгу, которая если на что и годится, так только обелить репутацию отца Эллиота?

Своим вопросом Фрост попал едва ли не в самую точку. Либерти опустила глаза.

— Я ни с чем не расставалась. Я запомнила все цифры. И при желании могу восстановить их все до единой.

— Да, конечно, понимаю, — замахал руками Гаррик. — Мне известно о ваших удивительных способностях. Но ведь вам известно не хуже меня, что просто воспроизведенные по памяти эти цифры отнюдь не та весомая улика, что сам гроссбух. То есть то будут лишь голословные обвинения в адрес Брэкстона, а не письменные свидетельства, сделанные рукой самого Ховарда.

— Думаю, и этого достаточно.

— Позвольте с вами не согласиться.

Фрост в три шага обошел стол и взял ее за руку.

— Либерти, вы ведь на редкость умная женщина, наделенная отзывчивым сердцем. Зачем вы лжете самой себе? Вы ведь знаете, что подтолкнуло вас на этот шаг.

— Уверяю вас, вы ничего не понимаете. На самом деле все гораздо сложнее.

— Признайтесь, ведь вы пытаетесь защитить его. Я прав?

— Не знаю. Мне трудно ответить на ваш вопрос.

— Понимаете, не будь Эллиот моим лучшим другом и не знай я наверняка, что он меня за это убьет, я бы не удержался и попытался вас соблазнить.

— Гаррик, вы отдаете себе отчет в том, что говорите? — Либерти вспыхнула от смущения и гнева.

— Можно подумать, вы сами об этом не догадывались, — произнес он и потер большим пальцем тыльную сторону ее ладони. — Но в который раз Эллиот первым нашел сокровище. — И Гаррик улыбнулся грустной улыбкой. — Что ж, мне не привыкать!..

— Гаррик, вы его верный и надежный друг. Вряд ли найдется кто-либо еще, кто был бы столь великодушен по отношению к Эллиоту. Думаю, ему вскоре понадобится ваша поддержка.

— И именно потому, что Эллиот мне друг, я и хочу, чтобы у вас с ним все было хорошо. Но что-то между вами произошло. Меня не проведешь.

— Нас с Дэрвудом разделяет всего одно — обида.

— Либерти, послушайте меня. Вы не представляете, что все это значило для Эллиота. Мне известно, что он вам рассказал о том, как Ховард поступил с его отцом.

— Да.

— А он говорил вам, что никто — ни один человек из тех, кого он привык считать своими друзьями, — не захотел протянуть ему руку помощи?

— Он говорил, что был вынужден пойти на работу в судоходную компанию.

— Где за гроши полгода гнул спину в Индии? Боже мой, ему даже не предложили приличного места! У него за душой не было ни пенни. Он ходил на поклон то к одному, то к другому, униженно прося о помощи.

— Мне казалось, он обратился только к Ховарду.

— Нет. Сначала к Брэкстону, затем к Аддисону Фуллертону, затем к Верджилу Константину. И все они, как один, отвернулись от него.

Сердце Либерти сжалось от ужаса. Это были имена, упоминаемые в томе «Сокровища». Доведенный до отчаяния, Эллиот по неведению обратился за помощью к тем, кто предал его отца.

— И потому он их всех ненавидит?

— Скажем так, у него к ним нет уважения. Теперь же, когда он вращается среди сильных мира сего, они его боятся. Потому что знают — Эллиот может сделать с ними все что угодно.

— Вы хотите сказать, что все последние пятнадцать лет он вынашивал план мести?

— Какое-то время — да. Мысль об отмщении словно подстегивала его. Мне ли вам объяснять, что обида — мощная сила? И после смерти отца Эллиоту требовалось нечто такое, что не позволило бы ему сломаться.

— А теперь?

— Теперь, как мне кажется, он точно знает, чего хочет. Вы изменили его. Когда вы отправились на встречу с Брэкстоном, чтобы получить в свои руки пресловутый гроссбух, Эллиот, честно говоря, растерялся. За долгие годы он привык полагаться только на самого себя. Когда он на вас женился, то по привычке полагал, что вы непременно его предадите. Вы ведь были любовницей Ховарда! Разве мог он на что-то надеяться?

Вопрос задел Либерти за живое. Она отнюдь не давала Дэрвуду поводов заподозрить ее в предательстве и измене.

— Он мог быть уверен, что это не так.

— Возможно, но он даже не предполагал, что вы готовы ради него отправиться на встречу с Уиллисом Брэкстоном. Эллиот до сих пор не может прийти в себя. Надеюсь, вы это поняли?

— В ту ночь я узнала слишком многое. И помимо всего прочего, что Дэрвуд желает как можно скорее от меня избавиться.

— Неправда, Либерти. Умоляю вас, поразмыслите над всем, , что вам известно. Откуда у вас такая уверенность?

Либерти тотчас вспомнился холодный взгляд зеленых глаз, то, как посуровело лицо Дэрвуда после того, как она призналась ему в своей любви.

— Он отверг все, что я могла ему дать…

И надо же, чтобы в этот момент в комнату вошел не кто иной, как сам Дэрвуд. Увидев руку Гаррика, которая все еще покоилась на руке Либерти, он тотчас окаменел.

— Вижу, Гаррик, ты здесь занимаешься тем, что развлекаешь мою жену. Фрост нахмурился:

— А я вижу, что твое настроение такое же скверное, как и утром, когда я уходил от тебя, — заметил он, однако отпустил руку Либерти и поднялся на ноги. — Либерти, прошу вас, подумайте на досуге хорошенько обо всем, что я вам сказал. Надеюсь, мы скоро с вами увидимся.

Либерти нервно покосилась на Эллиота.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, Гаррик. И обещаю подумать.

Лицо Дэрвуда по-прежнему сохраняло хмурое выражение. Он стоял, не проронив ни слова до тех пор, пока Гаррик не вышел из комнаты.

— Что ему нужно? — спросил он, как только друг скрылся за дверью.

Либерти вытерла руки о юбку.

— Он заглянул, чтобы узнать, желаете ли вы сегодня вечером съездить с ним в клуб. Но поскольку вы были заняты с адвокатами, попросил меня передать вам, что будет там в обычное время.

— Понятно. — Эллиот подошел к ее рабочему столу. — А с какой стати Гаррик вдруг стал проявлять столь несвойственное ему беспокойство, где и с кем мне проводить время?

— Он ваш друг. И, как мне кажется, переживает за вас. Дэрвуд расхохотался:

— Уверяю вас, у него нет причин переживать. Я как раз на пути к тому, чтобы иметь все, что мне нужно, — сказал он и обвел взглядом импровизированное хранилище. — Как вы недавно весьма удачно заметили, как только вы найдете для меня крест, моя коллекция будет полной.

— Милорд, у меня и в мыслях не было сердить вас. Более того, если не ошибаюсь, вы надеялись получить крест как можно скорее.

— Естественно, — отозвался Дэрвуд ледяным тоном. — Каковы же ваши успехи?

— Пока никаких.

— Ясно, — произнес он и замолчал.

В наступившей гнетущей тишине Либерти нервно заламывала руки, словно пыталась тем самым облегчить душевные муки. Взгляд Эллиота блуждал по комнате, от одной груды книг и вещей к другой, пока не остановился на аквариуме у нее на столе.

— Как я понимаю, это ваши рыбки? Либерти не поняла его вопрос.

— Они не из коллекции Ховарда, а из числа ваших личных вещей?

— О да. Они мои.

Дэрвуд наблюдал за ними некоторое время.

— Осмелюсь заметить, несколько странный выбор для домашних питомцев. Холодны и бесстрастны, не так ли?

В душу Либерти закралось подозрение, что разговор идет о чем-то большем, нежели просто об аквариумных рыбках.

— Я их хорошо понимаю, — тихо возразила она. — И за это люблю.

— Разумеется, как это я сразу не сообразил!

Он продолжал в задумчивости рассматривать рыбок, и Либерти прочитала на его лице самые противоречивые чувства. Когда же она наконец решила, что ей лучше оставить свое занятие, Дэрвуд молча сел на стул напротив нее.

Прошло несколько минут, но он так и не проронил ни слова.

— Вы что-то хотели? — решилась задать вопрос Либерти.

На сей раз ей стало предельно ясно и понятно, что означает выражение его лица. Словно он произнес это вслух, словно у него на лбу было написано: «Я хочу тебя». Пронзившая ее мысль наполнила трепетом и волнением ее тело. Но Либерти замечала в последнее время на его лице только суровость. Длинные пальцы, которые ласкали ее в этой самой комнате, неподвижно застыли на подлокотниках кресла. И хотя Дэрвуд сидел, словно окаменев, Либерти едва ли не кожей ощущала его внутреннее напряжение.

— Да, — произнес он. — Я действительно кое-что хочу. Либерти, чтобы не выдать волнения, нарочно сосредоточилась на разбросанных по столу вещах и книгах.

— Чем я могу быть вам полезна, милорд?

— Как вам, надеюсь, известно, через неделю состоится открытие выставки.

— Разумеется. — Либерти выстроила в линию три чернильницы и пресс-папье. — Я слежу за тем, как развиваются события.

— В таком случае вам должно быть также известно, что у меня есть обязательства, касающиеся этого события.

— Разумеется. — Она все еще не решалась посмотреть на Эллиота.

— И как бы ни хотелось мне избежать выполнения некоторых из них, я тем не менее вынужден просить вас сопровождать меня на открытие выставки.

— Ах вот как? — подняла она наконец глаза. Дэрвуд изумленно выгнул бровь:

— Естественно. В конце концов, вы моя жена. И я бы хотел видеть вас рядом с собой.

Либерти пристально посмотрела на Дэрвуда — в его глазах больше не читалось никаких эмоций.

— Ясно.

— Надеюсь, у вас достаточно времени, чтобы обзавестись по этому случаю надлежащим гардеробом.

Либерти растерялась, не зная, что ответить. В последнее время она приобрела себе кое-какие обновки, однако они предназначались отнюдь не для официальных приемов. Тем более что они отклоняли любые приглашения, которые им поступали. И потому Либерти отменила свой очередной визит к модистке. И вообще, в последние две недели она не думала ни о чем другом, кроме необходимости поскорее разыскать крест.

— У меня есть несколько платьев. Однако, если вы настаиваете, я могу заказать новые.

— И все они черные?

— Прошу прощения?..

Дэрвуд в упор рассматривал ее платье.

— Ваши платья… они черные?

Его вопрос насторожил ее. В дневное время она надевала платья, привезенные из Хаксли-Хауса. Кроме того, разбирать коллекцию Ховарда не слишком чистая работа, и Либерти не считала необходимым носить дома свои лучшие наряды. Ведь Эллиот не замечал ее присутствия в доме, не говоря уж о том, что не обращал внимания, во что она одета.

— Нет, милорд, не черные.

— Что ж, благодарю и за это. Не хотелось бы объяснять всем моим знакомым, почему моя супруга носит траур по поводу нашего брака.

— Милорд…

Дэрвуд поднял руку, не дав ей договорить.

— У меня и в мыслях нет критиковать вас. Говорю это из чисто практических соображений. Поверьте, вы будете чувствовать себя крайне неловко, если придете в черном. Хочу лишь предостеречь вас от непродуманных решений.

— Я поняла.

Он сделал вид, что не расслышал и продолжал:

— Я попросил Уикерса выбрать несколько приглашений, на которые вы должны дать ответ. Это не значит, что мы примем все из них. Однако я был бы вам весьма признателен, если вы возьмете на себя эту обязанность. Если вы не против, Уикерс может подсказать вам, какие предложения принять, а какие отклонить.

— Ничуть не сомневаюсь, что его помощь окажется мне полезной.

— И если не имеете ничего против, — добавил Дэрвуд, поднимаясь с кресла, — я бы хотел, чтобы сегодня вечером мы с вами посетили званый вечер.

— К какому времени я должна быть готова?

— К восьми.

— Обещаю, что не задержу вас, милорд. Дэрвуд не ответил и, бросив на прощание взгляд на аквариум, вышел из комнаты.

Глава 13

Либерти провела остаток дня в суете и хлопотах. Бедного Уикерса едва не хватил апоплексический удар, когда на сегодняшний вечер она выбрала прием в доме Фуллертона. Все, кто Дэрвуда знал более или менее близко, был в курсе того, что он питает к Фуллертону глубочайшую неприязнь.

Остаток дня у Либерти не шли из головы слова Гаррика, а приглашение в дом к Фуллертону не давало покоя. Может, нет ничего удивительного в том, что Эллиот не нуждается в ее любви? Но с другой стороны, если честно признаться самой себе, ему теперь вроде вообще ничего не нужно.

Собственно говоря, он стал таким, как есть, именно благодаря людям типа Фуллертона.

Стоило Либерти задуматься о лицемерии всех этих людей, как ее сердце наполнялось праведным гневом. Возможно, отец Эллиота тоже был нечист на руку, но его единственным прегрешением, насколько она могла судить, стало то, что он испытывал угрызения совести. И тогда все те, кому он безоговорочно доверял, тотчас превратились в его злейших врагов. И нет ничего удивительного в том, что ради своего спасения эти люди растоптали его.

Именно тогда и было решено создать «Сокровище» как некий реестр их черных дел. Все до единого подозревали друг друга и прилагали все усилия, чтобы оградить себя от предательства противника. Каждый получил свой экземпляр, а вместе с ним и гарантии, что их круговая порука не даст сбоя. То есть до тех пор, пока каждый имеет возможность разоблачить остальных, никто не осмелится сделать это первым.

И эта правда известна только ей одной, считала Либерти. По словам Гаррика, Эллиот подозревал, что круг недругов гораздо шире и включает не только Уиллиса Брэк-стона. Однако Либерти не предполагала, как далеко дотянул клан щупальца своих преступных финансовых операций. И сегодня она попытается заручиться содействием Аддисона Фуллертона. Как только он согласится помочь ей, она сможет покончить с тиранией Ховарда. И тогда Эллиот вздохнет свободно.

Либерти провела день в делах и заботах, занимаясь обновлением своего скудного гардероба и пытаясь не думать при этом о предстоящем вечере. Вспоминая свой утренний разговор с Гарриком, она ощущала прилив энергии. Она представляла себе Эллиота в юности: вот он, одинокий, подавленный, сломленный потерей родителей, доверчивый и наивный, бродит по улицам Лондона без пенни в кармане. Стоило Либерти вспомнить их разговор в карете, когда они с Дэрвудом ехали на венчание, как тотчас перед ее глазами возникало его лицо, она вспоминала его желчные слова, и ее сердце переполняла боль. Интересно, думала Либерти, а как он выглядел до того, как трагедия наложила на него свой жестокий отпечаток?

Ведь, несмотря на все то, чего он сумел добиться в жизни, несмотря на его положение и богатство, Эллиоту неведомо, что значит быть любимым — просто любимым человеком, а не обладателем титула и богатства. Более того, он вообще не верил, что такое возможно.

Готовясь к выходу в свет, Либерти решила, что если и способна чем-то одарить Дэрвуда, то прежде всего уважением к нему как к личности. И пусть он не доверяет ей настолько, что отказывается поверить в ее любовь к нему! Зато уважение он наверняка не посмеет отвергнуть, ведь он подарил ей свое уважение. И никогда, ни при каких обстоятельствах она не даст ему повода усомниться в ее преданности. Светское общество когда-то отвергло его по своему недомыслию, хотя Дэрвуд и был гораздо честнее и благороднее, чем окружавшие его люди.

Сегодня, поклялась себе Либерти, она покажет этим людям, как глубоко они заблуждались, недооценивая этого человека. Сегодня вечером они с Эллиотом вновь окажутся в центре всеобщего внимания, дадут пищу для пересудов. Ведь вряд ли кто ожидает их присутствия на званом вечере. Пусть видят, как она танцует с Эллиотом в самой гуще его врагов, как вдвоем они укажут Фуллертону, да и не только ему, их истинное место. Ховард относил Аддисо-на Фуллертона к числу своих самых близких друзей. Теперь, когда у Либерти открылись глаза на сущность бывшего благодетеля, это ее почти не удивляло. Все они друг друга стоили.

И к концу вечера у Эллиота не останется сомнений в том, что она относится к нему с величайшим уважением. Либерти твердо решила, что наконец совершит этот судьбоносный шаг — из круга знакомых Ховарда она навсегда перейдет в неприступную цитадель Дэрвуда.

От этой мысли ей стало легко на душе, как никогда.

Ловким движением рук Дэрвуд хитроумным узлом завязал галстук. А тем временем, развалясь в кожаном кресле, в углу устроился Гаррик.

— Во имя всего святого, Мосс, ни за что не поверю, что Либерти убедила тебя отправиться на званый вечер к Фуллертону! Черт возьми, интересно, что она задумала? Хотел бы я знать!

Но Эллиот и сам весь день мучился тем же вопросом.

— Понятия не имею, что у нее на уме, — пробормотал он. — Но с другой стороны, я уже устал объяснять, почему упорно отказываюсь принимать их приглашения. Так что будь что будет. Уж если этот мерзавец Фуллертон так жаждет видеть мою жену, что согласен на то, что вместе с ней в его дом нагряну и я, то пусть пеняет на себя. Не собираюсь перед ним расшаркиваться. — Дэрвуд проникновенно посмотрел на друга. — Уверен, у моей жены веские причины на то, чтобы мы отправились прямо в пасть к этому чудовищу.

— Знаешь, — отозвался Гаррик, предварительно сделав внушительный глоток виски, — я искренне завидую твоему хладнокровию. Тебе совершенно наплевать на то, что говорят злые языки в Лондоне о твоей женитьбе. Тебе наплевать, что сама королева выразила неудовольствие по этому поводу. Нет, ты бросаешь им всем вызов и делаешь то, что тебе хочется.

Эллиот сделал вид, будто занят булавкой на лацкане. Откуда Гаррику знать, скольких душевных сил ему будет стоить этот вечер. Весь день его преследовал голос Либерти. Эллиот словно наяву слышал, как она говорит, что любит его. Она любит его, а он по своей же глупости вот-вот может ее потерять. От этих мыслей он сходил с ума.

Наконец булавка с изумрудом заняла положенное ей место, и Дэрвуд вновь повернулся к другу:

— Думаю, не ошибусь, если скажу, что ее величеству и ее венценосному супругу нужны мои деньги. Надо сказать, что королева отнеслась к моей скоропалительной женитьбе весьма снисходительно. Более того, она даже поздравила меня.

— И как долго собираешься делать вид, будто тебя не волнует, что о тебе говорят?

— Меня это действительно не волнует, — возразил Эллиот. — Уж кто-кто, а ты, Гаррик, должен это знать. Мне на самом деле все равно, будут меня принимать в обществе или нет. Кроме того, можно подумать, я не знаю, что стану делать, если общество от меня отвернется.

— У меня такое впечатление, что тебе нравится осложнять себе жизнь. Не понимаю, почему ты отказываешься играть по правилам?

— Почему же? Можно, конечно, но как это скучно! — Дэрвуд наклонился к зеркалу, проверяя, насколько гладко он выбрит. — Боюсь, без бритья не обойтись, — произнес он, проводя рукой по подбородку. Либерти прислала ему записку, в которой говорилось, что, прежде чем она присоединится к нему на званом вечере у Фуллертона, ей придется по пути заехать кое-куда по делам. Дэрвуд же мог приехать к Фуллертону в любое удобное время. От секретаря Дэрвуд сумел узнать лишь то, что Либерти необходимо сделать покупки. Так что Эллиот не имел представления, где она и чем занимается, и от этого не находил себе места. Возможно, Либерти по-прежнему считает, что угрозы исходят от Уиллиса Брэкстона. Дэрвуд же до сих пор в этом не уверен. Более того, размышляя над этой загадкой, он все более убеждался, что коварный план, разработанный Ховардом, выходит за рамки обыкновенных финансовых операций.

А еще ему не давал покоя вопрос, почему из всех приглашений Либерти выбрала именно званый вечер у Фуллертона. Она наверняка осведомлена, как неприятен ему этот человек, ведь вражда Дэрвуда с Фуллертоном была такой же притчей во языцех, как и его вражда с Ренделлом. Эллиот пытался подавить в себе раздражение. Нет, Либерти на его стороне, в этом Дэрвуд не сомневается. Возможно, она не знает или не до конца понимает, почему Фул-лертон столь опасен для них обоих. Однако Дэрвуд уверен в одном — Либерти ни за что не предаст его. Ведь она его любит.

И если Либерти находит нужным отправиться к Фуллертону, она объяснится с ним сегодня вечером. Дэрвуд был так погружен в свои размышления, что не заметил, что опаздывает и у него не остается времени завершить переодевание. Более того, у него не осталось времени, чтобы побриться, а темная щетина, к досаде, самым откровенным образом напоминала о себе.

— Очень заметно? — спросил он Гаррика.

— Наконец-то у тебя появилась возможность откликнуться на новые веяния в моде и отрастить себе бороду.

— Не люблю я бороды.

— Нет, ты не любишь другое: что каждый хлыщ в городе уже успел отрастить себе бороду.

— И это тоже. Согласен с тобой. — Дэрвуд отступил от зеркала, чтобы в последний раз посмотреться перед уходом.

Вечерний наряд сидел на нем безукоризненно, хотя фасон его вот уж несколько лет как вышел из моды. Дэрвуд потянул за полы фрака, чтобы он удобнее облегал плечи, после чего повернулся к другу.

— Гаррик, скоро дело дойдет до того, что ты станешь спасать меня от моих же прихотей.

Гаррик поставил стакан на стол и поднялся.

— Не уверен, что твою женитьбу на Либерти можно отнести к прихотям.

— Кажется, ты к ней неравнодушен, — заметил Дэрвуд. У него все еще перед глазами стояла утренняя сцена: его лучший друг нежно держит за руку его жену. Дэрвуд почувствовал укол ревности. Как легко и непринужденно общаются между собой его законная половина и лучший друг, как быстро они нашли общий язык!..

— Угадал, — ответил Гаррик и пристально посмотрел на Дэрвуда. — Любой на моем месте был бы к ней неравнодушен.

— Но ведь она моя жена.

— Никто не спорит. Но со стороны может показаться, что ты относишься к ней не как к своей законной супруге, а как к секретарю. Интересно, где кончается одно и начинается другое, хотел бы я знать.

Эллиот замер на месте, так и не надев плаща.

— Что ты сказал?

— То, что ты слышал.

— Гаррик, если ты собрался соблазнить Либерти, обещаю, я тебя убью. Лучше даже не пытайся.

— Не волнуйся, у меня и в мыслях нет ничего подобного, — заверил его Гаррик. — Она мне просто нравится, если, конечно, не считать одной ее склонности, которая жутко действует мне на нервы.

— К чему ты клонишь, черт тебя побери?

— Она любит тебя. А это, должен признаться, меня ужасно раздражает в женщине.

Эллиот не верил собственным ушам. Господи, даже Гаррик и тот уже знает об этом. Нет, не видать конца его злоключениям. Но случись ему потерять Либерти, у него ничего не останется в этом мире.

— Не говори глупостей. У нас с ней деловое соглашение, и ничего более. Как только Либерти передаст мне Арагонский крест, она может быть свободной. Я не стану ее удерживать. Я получу то, что мне нужно, и мое отмщение Ренделлу свершится.

— И тогда ты будешь наконец-то счастлив?

— Естественно.

— А как же Либерти? — Гаррик даже выругался себе под нос.

— А при чем здесь она? — вопросом на вопрос ответил Дэрвуд.

— Значит, считаешь, Либерти только и мечтает получить пять тысяч фунтов и навсегда исчезнуть из твоей жизни?

— Но ведь это условие нашего договора. Мне кажется, она будет более чем довольна.

— Боже милостивый, Дэрвуд, ты и впрямь намерен погубить самого себя?

Слова друга неприятно поразили Эллиота.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, Фрост.

— Ты столько лет всячески отгораживался от людей, что теперь робеешь признаться даже себе в собственных чувствах к женщине. И боишься, что Либерти непременно предаст тебя, точно так же как все другие.

Дэрвуд почувствовал, как бешено забилось его сердце, готовое выскочить из груди. Гаррик даже не догадывался, что страх предательства преследовал его, не давая ни минуты покоя, вот уже две недели. Впервые за пятнадцать лет бурливший в его душе котел успокоился, и вдруг на смену ему пришел страх, что Либерти лишит его того единственного, что было для него дороже всего в жизни.

— Не говори глупостей.

— Это я говорю глупости? Подумай сам — почему это последние две недели ты ходишь чернее тучи?

— Потому что кто-то угрожает моей жене. Покушается на ее жизнь. Извини меня, Гаррик, но тот инцидент порядком отравил мне жизнь.

— Однако отнюдь не потому, что ей якобы угрожал Брэкстон. Даже не потому, что тебе кажется, будто ее жизнь в опасности. А потому, Дэрвуд, что возомнил, то есть почему-то вбил себе в голову, что при первом же удобном случае она тебя предаст. Когда же этого не случилось — она согласилась отдать свой экземпляр «Сокровища», — это страшно напугало тебя. Ты ведь сам сказал, что Либерти ничего не стоило использовать эту книгу с выгодой для себя. Брэкстон охотился за этим томом, был готов заплатить сколько угодно, но твоя жена использовала эту книгу во благо твоей персоне, а не себе. И вот ты злишься на нее, потому что теперь к ней неравнодушен.

Дэрвуд подумал, что Либерти стала для него просто необходимой. Она была самой разной — противоречивой, упрямой и в чем-то наивной, но вовсе не той интриганкой, какой ему представлялась когда-то. Эллиоту тотчас вспомнился счет, который сегодня утром представил ему секретарь. За те несколько недель, что они стали мужем и женой, Либерти истратила на свой гардероб смехотворную сумму. На ливреи своих лакеев он истратил гораздо больше.

Дэрвуд почувствовал, что Гаррик не сводит с него изучающего взгляда.

— Насколько я понимаю, — Эллиот нервно прокашлялся, — ты собрался читать мне нотации на сей счет. Я тебя об этом не просил.

— Да. Мне кажется, ты продемонстрировал свое обычное упрямство и по этой причине кое-что проглядел. Либерти не безгласная вещь, Эллиот. Она живой человек.

— Человек, который некогда помогал Ховарду Рен-деллу, — произнес Дэрвуд и протянул руку, чтобы взять шляпу.

— Скажи, а давно ли ты был готов лечь в постель с кем угодно, даже с самим дьяволом, лишь бы приблизиться к намеченной цели? Подумай как следует, был ли у нее выбор.

— Выбор есть у каждого, — сказал Дэрвуд и надел шляпу. — Правда, чаще мы совершаем совсем не то, что нужно, и идем наперекор судьбе.

— Как ты сейчас, например.

— Послушай, Гаррик, признайся честно: что тебе от меня нужно?

— Чтобы ты разнообразия ради подумал о Либерти, а не о себе. Это, конечно, нелегко. Но, черт возьми, если хочешь выставить себя этаким правдоискателем, вспомни и о ее чувствах. Можно подумать, ты не знаешь, что будет с ней, когда она узнает о твоем намерении стереть с лица земли выстроенную Ренделлом империю.

Гаррик на мгновение смолк, глядя, как Дэрвуд надевает плащ.

— Либерти понятия не имеет, в каком состоянии тот оставил после себя дела. Если я ей скажу, она просто не поверит.

— Но ты хотел бы, чтобы все-таки поверила? Дэрвуд на минуту задумался.

— Не спорю, я отчасти приложил к этому руку, и не собираюсь идти на попятную, — осторожно произнес он и пристально посмотрел на друга. — А теперь я буду премного благодарен тебе, если ты прекратишь этот пустой разговор и прямо сейчас отправишься к Фуллертону. Мне надо еще кое-куда заехать, и потому я попросил бы тебя присмотреть за Либерти. Так мне будет спокойнее.

— Ты в этом уверен?

— Я лишь повторю то, что сказал. Только посмей волочиться за ней, и я вызову тебя на дуэль.

— Скажи, что я такого сделал, что ты сомневаешься в моей дружбе?

— Ничего, — был вынужден признать Эллиот, надевая перчатки. — Но я тебя знаю как свои пять пальцев, и меня не проведешь. Я знаю, когда у тебя глазки загораются. Ты хочешь ее.

— Как и ты. Дэрвуд стиснул зубы.

— Какая разница, чего я хочу?.. — раздраженно процедил он и вышел из комнаты.

Спустя двадцать минут карета Дэрвуда подкатила к портику лондонского особняка Аддисона Фуллертона. При мысли о том, что ему придется провести в этом доме целый вечер, Эллиот почувствовал боль в висках. Бомонд все это время только тем и был занят, что обсуждал его женитьбу на Либерти, и Фуллертон поддался искушению проверить выдержку Дэрвуда, как если бы не устоял перед выгодным капиталовложением. Дэрвуд не сомневался — все до единого ждали, когда же Либерти его покинет.

От этой мысли внутри у него все закипело. Нет, он своей собственности просто так не отдаст.

Еще никогда в жизни не был он столь одержим непреодолимым желанием обладать человеком. Объектом его страсти раньше были лишь неодушевленные предметы. И теперь он понял, почему его как магнитом тянет к Либерти. В свое время гнев и раздражение наполняли его кипучей энергией, столь необходимой для выполнения поставленных целей. Пока был жив Ренделл, вся энергия Дэрвуда была направлена против Хаксли. Когда же графа не стало, былой огонь начал постепенно угасать. По крайней мере мысль об отмщении больше не подстегивала Дэрвуда, не гнала его вперед. Подобно измученному голодом человеку, который думает только о еде, Эллиот не сумел обрести новый смысл жизни. И лишь теперь обрел его в лице Либерти Мэдисон.

Она полюбила его — воистину подарок судьбы.

С такими мыслями Дэрвуд собрал в железный кулак нервы и ступил в логово заклятого врага. Он тотчас отыскал глазами Либерти и, заметив ее, почувствовал, как в нем вновь мощной волной нарастает желание. На Либерти белое платье, украшенное бриллиантами. Темные локоны уложены, прическа подчеркивает красоту лица. Ее венчает золотая диадема, усыпанная драгоценными камнями. В этот момент Либерти была не просто неотразима, а божественно прекрасна и, что самое главное, принадлежит ему.

Заметив Дэрвуда, она озарилась улыбкой.

Со стороны могло показаться, что для нее нет ничего естественнее, чем, увидев Эллиота, через весь зал устремиться к нему с радостной улыбкой. И ничего страшного, что гости сразу настороженно притихли, ожидая, что произойдет дальше. И ничего страшного, что Аддисон Фуллертон не смог скрыть свой злобный взгляд. Главное, что Либерти одарила его улыбкой светской львицы. Дэрвуд отдал лакею плащ и шляпу и зашагал навстречу супруге.

Он шел, и толпа гостей расступалась перед ним, как волны перед носом корабля. Голубые глаза Либерти светились лукавым огоньком, и Эллиот понял, что ей здесь нравится. Более того, она отлично понимает, какое впечатление они вдвоем должны произвести на публику, и с удовольствие играла роль примы. Что касается Дэрвуда, то он открыл для себя в Либерти не ведомую ему ранее сторону ее натуры. А еще от него не укрылось, с каким вожделением смотрит на ее обнаженные плечи Гаррик Фрост. Однако стоило Эллиоту приблизиться к ней и заглянуть ей в глаза, как он тотчас забыл, что зол на своего лучшего друга. Потому что, посмотрев в глаза этой женщине, никто на свете не посмел бы заподозрить ее во лжи или измене.

— Добрый вечер, Либерти.

— Милорд. — На его приветствие она ответила легким кивком. — Надеюсь, вы получили мою записку?

— Разумеется, — ответил он, ощущая неловкость из-за того, что слишком пристально на нее смотрит. И тем не менее не смог отвести глаз. Внезапно до Дэрвуда дошло, что он впервые видит Либерти в роскошном вечернем туалете. Дома она предпочитала простые платья. И хотя ее скромные наряды подчеркивали стройность фигуры, они, конечно, не шли ни в какое сравнение с элегантным атласным платьем, в котором она явилась к Фуллертону на званый вечер. Платье придало ей обольстительность и привлекательность, противостоять ее чарам было преступно. Дэрвуд с трудом удержался от того, чтобы не коснуться ее. Ему страстно хотелось прижать ее к себе, ощутить, как она тает в его объятиях. Когда до него донеслись негромкие звуки вальса, он про себя поблагодарил небеса. Она улыбается ему! Он медленно протянул Либерти руку.

— Я только сейчас вспомнил, что мы еще ни разу с вами не танцевали. Уж если мы собрались произвести фурор, почему бы нам не начать с вальса?

— Сейчас моя очередь, Мосс, — подал голос Гаррик. — Тебе придется подождать следующего танца.

Дэрвуд, не удостоив беднягу Фроста даже взглядом, положил руку Либерти на талию.

— Катись к дьяволу, Фрост, — пробормотал он и повел Либерти на середину зала.

Либерти рассмеялась его выходке. После нескольких недель напряженного молчания между ними этот смех едва не лишил его остатков самообладания. Пальцы Либерти легли на его рукав.

— Вам не следовало проявлять неучтивость по отношению к Гаррику. Он может обидеться и перестанет считать себя вашим лучшим другом.

— В данный момент меня меньше всего интересует, что подумает обо мне Гаррик Фрост, — ответил Дэрвуд, приготовившись к танцу. — Кстати, вы сегодня на редкость хороши, просто обворожительны.

— То есть вы довольны?

— У вас еще остались сомнения на сей счет?

— Вам нравится платье? Боюсь, обнаженные плечи — это чересчур смело и откровенно.

Эллиот начал двигаться в такт музыке, увлекая за собой Либерти и чувствуя неземное блаженство.

— Я предпочитаю смелые решения, — прошептал он ей на ухо. — Более того, могу заявить со всей категоричностью: что для вас смело — просто потрясающе!

Либерти одарила его счастливой улыбкой:

— Должна ли я понимать, что удостоилась очередного комплимента?

— Неужели я так скуп на них?

— Откровенно говоря, в последнее время если вы и видели меня, то не в лучшем виде. Подозреваю, вы наверняка прониклись уверенностью, что мои излюбленные украшения — это пыль и грязь.

— На тот случай, если это ускользнуло от вашего внимания, я сам не слепо следую за модой.

— Милорд, может, ваш наряд и отстал от моды на несколько лет, зато в вас есть природная грация и элегантность, которым позавидуют многие. — Ее пальцы нежно побарабанили по его плечу. — Я так счастлива, что танцую с вами. Уверена, любая женщина в этом зале завидует мне сейчас.

Дэрвуд закружил ее так, что у Либерти зал поплыл перед глазами. Чтобы она не потеряла равновесие Эллиот крепко прижал ее к себе.

— Мне кажется, мадам, вы дразните меня. Она посмотрела ему в глаза:

— А не кажется ли вам, что дразнить все-таки лучше, чем выяснять отношения? Дэрвуд весь напрягся.

— Хотите сказать, что в последние дни я был невыносим?

— Думаю, вернее сказать — мы оба наделали ошибок. И я хочу, чтобы между нами восстановились прежние отношения, какими они были в первые дни медового месяца.

При этих словах Дэрвуд воспарил.

— Мне тоже этого хочется. — Он убрал руку с ее талии и сунул в карман. — Более того, должен сказать, что сегодня я чуть задержался, потому что заехал за одной вещицей. Я дарю ее вам.

— Мне?.. — Либерти в изумлении подняла брови.

— Да-да. Сегодня днем я понял, что своей жене совсем не уделял внимания, — произнес Эллиот, доставая из кармана изящную золотую цепочку, на которой был подвешен сине-зеленый эмалевый крестик. Прелестная цепочка сверкала в свете свечей. — Мне давно пора было преподнести вам какое-нибудь украшение. Право, я сожалею, что не сделал этого раньше.

На глаза Либерти навернулись слезы.

— Милорд, право, я в смущении.

Они продолжали кружиться по залу, и он сжимал в руке крестик.

«Интересно, — думал он, — поймет ли Либерти значение подарка?» Дэрвуд будто экслибрис хотел на ней оттиснуть. Впрочем, он действительно желал бы наложить на нее печать поцелуя.

— Надеюсь, вам нравится. Мне думалось, вы предпочтете нечто единственное в своем роде.

Либерти посмотрела на цепочку и крест:

— Красивая вещь.

— И вы будете носить? — Эллиот даже затаил дыхание, ожидая, что она ответит.

Пальцы Либерти пожали ему руку.

— С превеликим удовольствием!

Эллиот аккуратно надел длинную цепочку через голову Либерти, не расстегивая застежки. Поправив цепочку у нее на шее, он откинул голову, любуясь декольте. Крестик оказался как раз в ложбинке! Приличия ради Эллиот сдержал радостное восклицание и вновь положил ей руку на талию.

— Великолепно! — прошептал он, зажмурившись.

— Вы правы, — раздался ее шепот, и Дэрвуд вновь открыл глаза.

Либерти нежно погладила его плечо.

— Благодарю вас, милорд. Ваш подарок доставил мне истинное удовольствие.

— И мне тоже.

Казалось, в зале стало чересчур душно. Дэрвуд едва не задыхался. Либерти наверняка уловила эту смену настроения, и лицо ее залил легкий румянец.

— А вам жарко? — спросил ее Дэрвуд. Она тут же ухватилась за возможность сменить тему разговора.

— Не волнуйтесь. Здесь так много народу, и для всех мы стали очередным поводом для разговоров.

— Вряд ли на балу у Аддисона Фуллертона ожидали увидеть меня. И еще меньше — танцующим с собственной женой.

— И делающим ей подарок.

— Надеюсь, вы в курсе того, что мы с Фуллертоном в весьма натянутых отношениях?

— Однако он пригласил нас.

— Он пригласил вас. В этом вся разница.

— Констанция Фуллертон ни за что не пригласила бы меня к ним в дом одну. Какого бы мнения ни были обо мне эти люди, они теперь совсем не одобрят, если я стану разъезжать по балам одна.

— Как мне кажется, Аддисон решил, что ваша верность Ховарду сыграет ему на руку. Как вы понимаете, к собственности Ренделла Фуллертон имеет самое непосредственное отношение.

— Разумеется. Или вы думаете, я, несмотря на то что так долго была вовлечена в дела Ховарда, не поняла, какую роль играет в них Фуллертон?

— В таком случае вы должны быть осведомлены о моей давней вражде с ним.

Лукавые глаза Либерти показались Эллиоту бездонными голубыми океанами.

— Милорд, мне известно ваше отношение к Адцисону Фуллертону. Именно по этой причине я и решила посетить бал в его доме.

— А поподробнее, Либерти? Вы ведь представления не имеете, как я себя чувствовал, когда Уикерс сказал мне, что вы выбрали именно этот бал.

Ее улыбка померкла.

— Эллиот, признайтесь, вы не подумали, что я решила приехать сюда, потому что меня привлекает общество Фул-лертонов?

— Фуллертон был в числе ближайших друзей Ховарда. Вот почему я подумал, что вам приятно находиться в их семье.

— Те, кто был близок с Хаксли, в свое время ни во что меня не ставили. Надеюсь, вам это известно?

Дэрвуд подумал, что те, кто входил в окружение Ховарда, наверняка на редкость жестоко относились к женщине, которая в глазах всего общества была его любовницей. Поскольку Ренделл сам не выказывал ей знаков уважения, то таковых нечего было ожидать от его друзей. Впервые Дэрвуд со всей отчетливостью осознал, что в этом отношении они с Либерти ужасно похожи. Более того, она единственная во всем мире, кто может понять глубину его, Эллиота, одиночества.

— Простите меня, Либерти.

— Ничего. Теперь вам понятно, почему я хотела, чтобы мы приехали сюда вдвоем?

— Я начинаю проникаться уверенностью, что, судя по всему, вам нравится дразнить высший свет. Вспомните злополучную сигару и наше бракосочетание. И то и другое — ваша затея.

Пока они с Либерти вальсировали под заключительные аккорды, от Дэрвуда не укрылись любопытные взгляды кое-кого из гостей.

— Однако, признайтесь, даже слух о том, что вас якобы видели курящей сигару в одной комнате со мной, и даже необычные обстоятельства нашего бракосочетания не идут ни в какое сравнение с событиями этого вечера. Мы с вами не только танцуем в доме человека, который, будь у него такая возможность, пристрелил бы меня на месте, но, более того, производим впечатление счастливейшей пары.

— А разве это не так?

Дэрвуд пристально посмотрел на Либерти:

— О чем вы, мадам?

Вальс закончился, и Эллиот отвел Либерти подальше от посторонних глаз в укромный уголок возле дверей, что вели на террасу. Прежде чем посмотреть ему в глаза, Либерти поправила булавку у него на лацкане.

— Мне кажется, милорд, вашим знакомым давно пора понять одну простую вещь — на меня больше нельзя смотреть как на бывшую любовницу графа Хаксли. Я — виконтесса Дэрвуд. И если у кого еще остались сомнения относительно того, кому я храню верность, сегодня они скорее всего перестанут сомневаться.

Дэрвуду показалось, будто внутри его что-то взорвалось. Либерти даже не догадывалась, какое впечатление произвели на него ее слова.

— Либерти!.. — Он смотрел на нее, и от волнения у него перехватило дыхание. Она покачала головой:

— Сегодня я поняла, что до сих пор относилась к вам очень несправедливо. Лишь только после разговора с Гарриком мне стало ясно, что я наделала. Вы же сделали все, чтобы быть по отношению ко мне честным и справедливым. А я дала вам повод усомниться в моих благих намерениях. Нет ничего удивительного в том, что вы прониклись подозрением ко мне после моей встречи с Брэкстоном.

— Неправда.

Либерти прижала палец к его губам.

— У меня и в мыслях не было оскорбить вас, дав повод усомниться в моей честности. Более того, Дэрвуд, я поклялась стать для вас верной и преданной женой. Нет-нет, я отлично понимаю, что отношения между нами складывались непросто. Со мной подчас бывает нелегко. Однако я предупреждала вас, что не привыкла, когда за меня кто-то принимает решения. Но тем не менее, я надеюсь, вы знаете: ни при каких обстоятельствах я вас не предам.

Слушая ее страстную речь, Дэрвуд даже растерялся. В какой-то момент ему захотелось схватить ее на руки и отнести домой, чтобы тотчас упасть с ней в постель. Ему стоило немалых усилий сохранить самообладание.

— Мадам, вынужден сказать, вы всегда выбираете крайне неподходящий момент для признаний. Либерти посмотрела ему в глаза:

— Так, значит, вы верите мне?

— А как же иначе?

— И еще, надеюсь, вы догадываетесь, что я не позволю, чтобы Аддисон Фуллертон использовал меня в качестве оружия против вас.

— Никогда в этом не сомневался.

— Неужели? — изумилась Либерти.

— Признаюсь, поначалу я недоумевал, почему из всех приглашений вы выбрали именно это. Однако чего у меня и в мыслях не было, так это предположения, что вы строите козни против меня.

К его великому восторгу, Либерти крепко обхватила его за талию.

— Благодарю вас, милорд. Вы даже не представляете, сколь значимы для меня ваши слова.

Но тут в их приятный разговор вмешался Гаррик:

— Послушай, Мосс, неужели ты решил, что можешь весь вечер не выпускать даму из своих объятий?

— Она моя жена.

— Слава Богу! Наконец-то ты это уразумел! — воскликнул Фрост, протягивая Либерти руку. — Однако, если ты не возражаешь, я все-таки приглашу ее, тем более что мне обещан танец.

— Вы разрешите? Ведь наш разговор закончен, милорд? — спросила Либерти.

Дэрвуд поднес ее руку к своим губам.

— О нет, уверяю вас, это только начало. Желаю вам приятно провести время. А меня ждут кое-какие дела.

Дэрвуд подождал, пока Гаррик вышел с Либерти на середину зала. У него из головы не шли только что сказанные ею слова, отчего все его существо наполнила прежде не ведомая ему радость. Тот страх, что неотступно следовал за ним с того момента, как он переступил порог дома своего злейшего врага, наконец отступил. Дэрвуд с радостью думал, что ему больше не надо терзаться подозрениями и недоверием в отношении Либерти. Она сказала, что верна ему, и в ее словах не было ни грана фальши. Наоборот, теперь он спокойно может лелеять в душе бесценный дар ее любви. И если он будет беречь это сокровище, у него не будет причин опасаться его потерять.

Дэрвуд торжествовал, что так удачно выбрал для себя спутницу жизни. Но вместе с тем ему стало ясно, что за последние несколько недель он наделал немало ошибок. Например, зачем ему было замыкаться в себе? Но с другой стороны, признание Либерти ошеломило его, лишив возможности трезво и рассудительно взглянуть на их отношения. И если ему нужно ее сердце, она должна быть уверенной в нем.

С такими мыслями Дэрвуд решил взяться за решение важной задачи: ему предстояло убрать последние преграды, которые все еще стояли у него на пути. На протяжении всего вечера он то и дело ловил Либерти глазами в толпе гостей. Она выглядела счастливой. Высший свет, который поначалу отказывался признать ее, стал оказывать ей знаки благосклонности. Неудивительно, ведь Дэрвуд сделал все для того, чтобы общество приняло ее в качестве его супруги. Он ни за что, ни при каких обстоятельствах не потерпит пренебрежительного отношения к ней.

Ему осталось лишь решить последнюю проблему. Засунув руку в карман, Дэрвуд нащупал там скомканный листок бумаги. Сегодня днем на имя Либерти пришла очередная угроза, и Эллиот поклялся, что как только выведет мерзавца на чистую воду, сделает все для того, чтобы вновь добиться от Либерти признания в любви.

Глава 14

— Виконтесса! — раздался рядом чей-то елейный голос.

Либерти почувствовала, как у нее по спине пробежал неприятный холодок. Этот голос мог принадлежать только одному человеку — Аддисону Фуллертону. Весело улыбнувшись Гаррику, она обернулась к хозяину дома:

— Добрый вечер, сэр.

Аддисон протянул ей свою пухлую руку. Либерти пожала ее, подавив в себе дрожь омерзения. Рука Фуллертона оказалась мягкой и влажной.

— Давно вас не видела. Надеюсь, вы в добром здравии?

— О да, чувствую себя превосходно. Я был просто в восторге, когда супруга сказала мне, что вы решили приехать к нам сегодня на бал.

Невзирая ни на какие приличия, Фуллертон буквально пожирал Либерти узкими глазками. Гаррик поспешил встать с ней рядом, обхватив рукой за талию.

— Фуллертон, — произнес он, — я бы тоже сказал, что рад вас видеть, но готов поспорить, вы мне не поверите.

Аддисон рассмеялся неприятным смешком — будто горло полоскал. У Либерти кошки на душе заскребли.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Фуллертон, после чего вновь нагло воззрился на свою гостью. — Нашему знакомству с Фростом уже много лет.

— Я так и поняла, — отозвалась Либерти, ища глазами Эллиота. Но его, как назло, нигде не было видно. По крайней мере, успокоила она себя, ей вряд ли стоит опасаться скандала. Эллиот же, казалось, как сквозь землю провалился и если появится, то наверняка не раньше, чем ей удастся начистоту поговорить с Фуллертоном.

— Я, право, была польщена, милорд, получив ваше приглашение. Мне давно хотелось обсудить с вами один вопрос, — произнесла она и сразу заметила, как стоявший рядом с ней Гаррик насторожился.

— Что-нибудь связанное с делами покойного Рендел-ла? — поинтересовался Аддисон. Но Либерти покачала головой:

— Нет. Речь идет о томе, который я обнаружила в его коллекции. Возможно, он вам известен. — Она нарочно понизила голос. — Он называется «Сокровище».

Фуллертон моментально побледнел, однако сразу овладел собой и пристально посмотрел на нее.

— Что вам о нем известно? — спросил он вполголоса. Либерти услышала, как стоявший рядом с ней Гаррик негромко закашлял. Либерти взяла Фуллертона под руку.

— О, это длинная история. Но если вы пригласите меня на танец, я попробую ее вам рассказать.

— Либерти! — Гаррик поспешно ухватил ее за руку.

— Не беспокойтесь, мистер Фрост. Я знаю, что делаю.

Гаррик попытался протестовать, но Либерти поспешно отвела Фуллертона в сторону, а потом на середину зала.

Он, в свою очередь, бесцеремонно развернул ее к себе. Либерти чуть отстранилась, сохраняя между ними приличествующую дистанцию.

— Прошу вас, не прижимайте меня к себе близко, милорд. Это ведь котильон, а не вальс.

Фуллертон раздраженно смотрел на нее.

— А теперь расскажете мне все, что вам известно про том под названием «Сокровище».

Либерти сделала несколько сложных па, после чего подождала, пока танцующие несколько раз обменяются партнерами и Фуллертон окажется перед ней.

— Мне известно, что у каждого из вас имеется по экземпляру. И вообще, мне известно все…

— Ну и глупец был Ренделл! Нашел кому тайну доверить!

Либерти не стала утруждать себя объяснениями, что Ренделл тут ни при чем, что правду узнала сама.

— Только имеется одна маленькая проблема.

Фуллертон от волнения даже вспотел, но в этот момент они в очередной раз поменялись партнерами. Либерти пришлось выждать того момента, когда перед ней вновь встал Фуллертон. На этот раз у него был затравленный взгляд, лицо бледное, под стать полотну его рубашки.

— Какая?

— Не хватает принадлежавшего Ховарду экземпляра.

— О Боже!

— Во время перевозки вещей из Хаксли-Хауса он куда-то исчез.

— Затерялся? — В лице Фуллертона не было ни кровинки. — Вы хотя бы понимаете, что это значит?

— Не вполне уверена, — ответила Либерти. — Почему бы вам, сэр, не рассказать мне все, как есть?

— Господи! Мы ведь можем всего лишиться! Абсолютно всего!

— Надеюсь, вы не преувеличиваете?

— Вы глупая кукла! Вы понятия не имеете, что наделали!

— Почему же? Мне, например, известно, что этот том способен разорить немало людей. Ни один из вас не доверяет другим и не говорит всей правды. И тот, кому в руки попала эта книга, никогда ни в чем не сознается.

— Разрази вас гром! — воскликнул Фуллертон. В этот момент музыка закончилась. Аддисон цепко взял Либерти под руку и повел через весь зал. Когда они оказались в дальнем углу, он загородил ее от любопытных глаз.

— Что вам нужно? — потребовал он ответа.

— Это вы мне угрожали? — спросила, в свою очередь, Либерти.

На лице Фуллертона читалось замешательство.

— Угрожал? Вам? Боже, нет, конечно! Неужели вы решили, что я был заинтересован в том, чтобы вы узнали о существовании «Сокровища»? Пока вы думали, что это самая обыкновенная книга, я мог спать спокойно, будучи уверенным, что мне ничего не грозит. Теперь же, когда эта информация перестала быть тайной, одному Богу известно, что может произойти!

— Однако есть человек, который еще может вас спасти.

— И кто же?

— Виконт Дэрвуд.

От Либерти не укрылась растерянность в его глазах, то, как в немом изумлении приоткрылся его рот, как отвисла нижняя челюсть.

— Вы понимаете, что говорите? Дэрвуд ради меня и пальцем не пошевелит.

— Это из-за того, как вы обошлись с его отцом.

Ее слова прозвучали как утверждение, а не вопрос. Не без удовлетворения Либерти отметила про себя, как испуганно забегали глазки Фуллертона.

— Что вам об этом известно?

— То, что Ховард, Брэкстон и вы, а также Константин, приложили все усилия к тому, чтобы пятно позора за ваши темные дела легло на отца виконта.

— Старый Дэрвуд был слизняк. Мы все могли хорошенько разбогатеть!

— Можно подумать, вы все не были богаты. Чего вам не хватало, так это чести.

Фуллертон от ярости побагровел:

— Чего вы от меня хотите? Назовите любую цену. Ну же, не стесняйтесь!

— Я бы хотела, чтобы вы вернули Дэрвуду то, что у него украли.

— Это невозможно.

— Почему же? Вы тогда сговорились и пустили по миру человека. Следовательно, в ваших силах все поправить.

— Но это было пятнадцать лет назад!..

— Тогда последует неотвратимое возмездие, — пожала плечами Либерти.

— Какая наглость! — взревел Фуллертон. — Кто вы такая, чтобы заявлять подобное?

— Всего лишь женщина, которой известен секрет книги под названием «Сокровище». Либо вы находите способ снять с отца Дэрвуда пятно позора, которое легло на него по вашей вине, а также компенсируете все материальные потери, либо я сделаю все для того, чтобы сведения, которые содержатся в этой книге, стали известны вашим инвесторам. Однако Брэкстон и Константин будут уверены, что утечка произошла по вашей вине…

Не успела она договорить, как Фуллертон грубо схватил ее за плечи и прижал к стене.

— Послушай меня, красотка! Не знаю, с какой стати ты вмешиваешься, но… мне, да и не только мне одному, точно известно — ты была наложницей Ховарда. Может, он тебе и доверял, а вот я — нет. И если ты не разыщешь для меня потерянный том, то в одно прекрасное утро твой муженек обнаружит твое бездыханное тело в Темзе!

Либерти попыталась высвободиться из его цепкой хватки.

— Только попробуйте меня тронуть! Дэрвуд вас убьет!

— Неужели? Значит, он получил от тебя все, что хотел? Наверное, он позабыл, в каких отношениях ты состояла с Ховардом?.. Не удивлюсь, что ты попытаешься сделать все, чтобы не пойти ко дну!

Либерти изо всех сил пыталась отцепить от себя его пальцы.

— Это не ваша забота, — с вызовом заявила она. — А Дэрвуд не позволит вам остаться безнаказанным!

— Дэрвуд меня не остановит! — воскликнул Фуллертон, еще крепче сжимая пальцы.

— Немедленно отпустите ее! — раздался чей-то гневный голос, и рядом с ними, словно демон мести, как из-под земли вырос Эллиот. Либерти так его и восприняла — не хватало только разящего меча в руке. Глаза его метали молнии.

Услышав грозный рык Дэрвуда, Адцисон на мгновение застыл, а затем резко отпустил Либерти. Потеряв равновесие, она качнулась и наверняка упала бы, если бы Эллиот не подхватил ее, крепко обняв за талию. Дэрвуд пылал гневом. Еще мгновение, подумала Либерти, и разразится катастрофа. Гости в изумлении притихли, в зале воцарилась мертвая тишина. Либерти бросилась Эллиоту на грудь.

— Ах, наконец-то, милорд! — Господи, хотя бы сколько-нибудь спокойствия в голосе, но нет, не получилось. — Я решила, что нам пора домой.

Эллиот не сводил с Фуллертона глаз. Он не проронил ни слова, отчего хозяин дома почувствовал себя уязвленным.

— А где Гаррик? — Либерти продолжила свою игру на публику. — Попросите, чтобы распорядились подать для нас карету. Должна честно признаться вам, мне почему-то сделалось дурно.

Единственная реакция Дэрвуда на ее слова — еще сильнее сжал ее талию. Наконец к Фуллертону вернулось самообладание.

— Послушайте, Дэрвуд, — произнес он, откашлявшись, — я не советовал бы вам горячиться.

В надежде подслушать, о чем разговор, несколько любопытных рискнули пройти мимо них. Адцисон расплылся в широкой улыбке и выждал, пока те отойдут подальше. Дэрвуд по-прежнему не сводил с него холодного, убийственного взгляда.

— Все в порядке, Эллиот. — Либерти вклинилась между ним и Фуллертоном. — Действительно, вам не следует поступать сгоряча. Я уверена, что у его милости и в мыслях не было обращаться со мной дурно.

Аддисон вытер со лба капли пота.

— Верно, я всего лишь хотел быть правильно понятым.

Либерти смерила его сердитым взглядом. Этот человек явно не понял, что она пытается спасти ему жизнь. Она ничуть не сомневалась в том, что Эллиот видел, как Фуллертон угрожал ей физической расправой, — одного этого было достаточно, чтобы вывести Дэрвуда из себя. Либерти едва ли не кожей ощущала, как внутри Дэрвуда все кипит и клокочет.

— Эллиот, прошу вас. — Она говорила едва ли не шепотом. — Я хочу домой.

Стоило Либерти заметить в глазах Аддисона Фуллертона злорадное торжество, как ей по-настоящему стало страшно. Он хищно уставился на нее, затем перевел взгляд на Дэрвуда.

— Вам гораздо проще вернуться в высшее общество, Дэрвуд, чем совладать с этой женщиной.

— Ну кто бы мог подумать! — прошептала Либерти не без сарказма.

Эллиот, все так же держа ее за талию, потянул за собой. Либерти в своих бальные туфельках даже не пыталась сопротивляться. Дэрвуд подхватил ее, как куклу. На прощание Либерти бросила на Фуллертона колючий взгляд. Эллиот сделал шаг навстречу Аддисону. Либерти отчаянно пыталась отыскать глазами Гаррика. Он был единственный, кто мог спасти ситуацию.

Большинство из гостей уже не притворялись, будто происходящее их не интересует, и, вытянув шеи, наблюдали за событиями, которые развивались в углу зала. Их лица выражали одновременно любопытство и ужас. Либерти понимала — спорить с Эллиотом бесполезно. Гнев так и рвался из него наружу. Молниеносным движением — Либерти не столько заметила, сколько почувствовала — он схватил Фуллертона за горло и прижал к стене.

— И как же мы поступим дальше, Фуллертон? — едва ли не прорычал он. — Я передам вам мои условия через секундантов. Кажется, именно так поступают в подобных случаях?

Либерти на мгновение охватила паника. Она ни за что не допустит, чтобы Дэрвуд стрелялся на дуэли, тем более это запрещено законом.

— Прошу вас, Эллиот…

Но он, казалось, не слышал ее.

— Как вам известно, я не приверженец светских манер в подобных случаях. — Он еще сильнее сдавил горло Фуллертона. — Боюсь, организация дуэли для меня слишком обременительна. Особенно если учесть, что противнику можно только пустить кровь, а не отправить сразу на тот свет…

Кровь отлила от лица Аддисона. Он еле слышно прохрипел:

— Послушайте, Дэрвуд!

— То есть вы предлагаете мне оставить все, как есть? Только попробуйте еще раз прикоснуться к моей жене хоть пальцем, тогда пощады не ждите. Надеюсь, вы меня поняли? Повторять не надо?

Либерти попыталась оттянуть Эллиота за рукав. Того гляди, от злости сам не заметит, как придушит Фуллертона.

— Эллиот, я уверена, мистер Фуллертон все понял. Посмотрите на его глаза.

Единственное, что действительно читалось в глазах Фуллертона, это животный страх.

Эллиот сжимал пальцы до тех пор, пока Аддисон не стал задыхаться.

— Спрашиваю в последний раз — вы меня поняли?

— Да, да, — прохрипел Фуллертон.

— И запомните, — добавил Дэрвуд, — эта женщина — моя жена! Прошу не забывать об этом. — Он напоследок как следует встряхнул противника, после чего наконец отпустил.

Схватившись за горло, Аддисон рухнул на пол. Он, как рыба на берегу, хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться. Дэрвуд, казалось, не замечал, что происходит вокруг, и его не интересовало, что подумают обо всем гости. Взяв Либерти под руку, он повел ее к двери. Он торопил ее вперед, и Либерти знала, что его ничем не остановить, бесполезно взывать даже к самому Всевышнему. Она нашла в себе силы улыбнуться молодой паре, которая поспешно отступила в сторону, опасаясь, как бы Дэрвуд на ходу в них не врезался.

Вскоре ей стало ясно, что он действительно готов сбить с ног любого, кто стоит у него на пути, и попыталась его урезонить:

— Послушайте, Эллиот…

Дэрвуд ничего не ответил и лишь сильнее впился ей в локоть. Либерти больше не проронила ни слова до тех самых пор, пока они не вышли из зала в холл. Возле двери их уже поджидал Гаррик с плащами наготове.

— Отлично, Гаррик. Наконец-то ты додумался сделать хотя бы что-то полезное. Где ты пропадал, скажи на милость?

Виновато посмотрев на друга, Гаррик протянул им плащи:

— Карета ждет. Что-нибудь еще? Эллиот одним движением набросил на плечи Либерти плащ.

— Проследи за тем, чтобы Фуллертон действительно все правильно понял, — пробормотал он. — Кстати, это же предупреждение должно дойти и до Константина.

В изумлении Либерти уставилась на него:

— Вам известно и про Константина?

— Мадам, я рекомендовал бы вам попридержать язык. Боюсь, иначе сгоряча наделаю немало такого, о чем потом буду жалеть. — Он посмотрел на Гаррика. — Спокойной ночи, Фрост.

Тот ответил кивком, после чего поднес к губам руку Либерти.

— Не бойтесь, миледи. Он не такой тиран, как может показаться.

Эллиот никак не прореагировал на его замечание, а молча повернулся и сопроводил Либерти к двери.

Весь путь домой оба не проронили ни слова. Сидя в карете напротив мужа, Либерти ощущала, как он весь напряжен.

Минут через пять они доехали до Дэрвуд-Хауса. Эллиот сам распахнул дверцу кареты и помог супруге сойти на землю. Молча он проводил ее наверх по ступенькам. Их встретил растерянный Уикерс.

— Как, однако, вы рано, ваша милость!

— Ты прав, действительно рано, — подтвердил Эллиот. — Мы ложимся спать, поэтому можешь запереть на ночь дверь.

С улыбкой Либерти попыталась успокоить старого дворецкого:

— Спасибо, мистер Уикерс. Мы чудесно провели время.

Последняя фраза была произнесена уже со ступенек лестницы. Эллиот тащил жену за собой с такой силой, что Либерти едва поспевала за ним.

В считанные секунды он заставил ее взбежать по лестнице и едва ли не втиснул в спальню. Завидев их, Джонатан Стенли, его лакей, молча удалился. Правда, перед тем как закрыть за собой дверь, на прощание одарил Либерти сочувствующим взглядом.

— Эллиот, прошу вас. Зачем вы так вели себя? Прислуга наверняка подумает, что вы собираетесь избить меня.

— Хорошая мысль, — бросил он ей.

— Неправда, вы не посмеете этого сделать. И мы оба это знаем. Право, мне жаль, что разговор с Фуллертоном зашел слишком далеко.

— Слишком далеко? — Дэрвуд метал громы и молнии. — Слишком далеко? Как это прикажете понимать? Бросаю в вашу сторону взгляд, и что я вижу? Моей жене угрожают! А вы говорите, что просто разговор зашел слишком далеко? Господи, чего же ждать тогда? Вы, случайно, не заколоть его собирались?

Намек на Брэкстона задел ее за живое.

— Все было совсем не так! — сердито воскликнула она. Дэрвуд приблизился к ней вплотную.

— Признайтесь, мне показалось или нет, что в разговоре с Фуллертоном вы упомянули «Сокровище»?

— Нет, не показалось.

Дэрвуд стоял близко к ней, и Либерти, чтобы посмотреть ему глаза, пришлось закинуть голову.

— Черт вас возьми, Либерти! Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что делаете?

— Еще бы! Разумеется, отдаю.

— Тогда, может быть, соизволите объяснить мне, почему вам так нравится попадать в опасные ситуации? Сначала под покровом ночи проникаете в библиотеку Брэкстона, после этого устраиваете кровавую сцену в Воксхолле и вот теперь заигрываете с опасностью, шантажируя Фул-лертона.

— Позвольте, милорд, все объяснить.

— Это не игра. Эти люди действительно опасны. Господи, или вы забыли, что вам постоянно шлют угрозы! Мне казалось, вы понимаете, насколько серьезна ситуация.

— Разумеется, понимаю.

— В таком случае у вас не должно быть никаких сомнений на тот счет, что Фуллертон не остановится ни перед чем, лишь бы никому не стало известно про «Сокровище». Ему ничего не стоит убить вас.

— Разумеется.

Дэрвуд посмотрел на нее в изумлении:

— И зная это, вы решили завести разговор с этим человеком? Вам показалось, что того, что вы о нем знаете, достаточно, чтобы погубить его?

— Дело не в этом. Я…

Эллиот положил ей руки на плечи:

— Черт подери, Либерти! Вы, кажется, вознамерились довести меня до помешательства. Признайтесь, вы в состоянии принимать взвешенные, продуманные решения?

— Мне не нравится ваш тон.

— А мне прежде всего не нравится то, что вы задались целью погубить саму себя.

Либерти раздраженно стряхнула с плеч его руки:

— Если вы позволите мне все объяснить, полагаю, сами все поймете как надо.

— Я и так уже все понял, — резко ответил Дэрвуд. — Я понял, что вы обменяли Ховардов экземпляр «Сокровища» на бухгалтерскую книгу, которая, как вам показалось, могла бы установить невиновность моего отца. Затем, как я понимаю, после того как изучили гроссбух, вам стало ясно, что мой отец не так уж и безгрешен, как я пытался представить вам.

Либерти в изумлении широко открыла глаза.

— Эллиот, так вы все это знали?

— Разумеется, знал. Неужели, по-вашему, Ховард не показал мне свидетельства нечестности моего отца?

— Но вы также знали, что к этому причастны Ховард, Фуллертон и Константин? Именно поэтому так ненавидите их?

— Вы правы. Именно поэтому.

— Ваш отец попытался вывести их на чистую воду, и они в отместку его погубили.

В тусклом свете спальни лицо Дэрвуда напоминало непроницаемую маску.

— И тогда вы решили отомстить им за все?

— И лучший способ это сделать — стать тем человеком, которого они боятся.

Постепенно до Либерти начала доходить вся правда, и она внутренне содрогнулась от ужаса.

— И тогда вы женились на мне, потому что знали, что «Сокровище» находится в коллекции. — Ее глаза были широко открыты. — Вы с самого начала знали, что они попытаются достать эту книгу!

— Верно.

— И даже не сочли нужным предупредить меня.

— Следуя моим советам, вы не оказались бы втянуты в эту историю. Единственная причина, почему вы оказались в нее втянуты, это потому, что сами этого захотели. Уверяю, я бы отлично со всем справился.

Неожиданно Либерти почувствовала, как в ней вспыхнула первая искра гнева.

— Вы использовали меня!

— Неправда, — ответил Дэрвуд после паузы.

— Не лгите. Вы использовали меня в своих целях. Вы задумали отомстить всем этим людям и для этого воспользовались ситуацией. Вы не потому рассердились на меня, что я отправилась на встречу с Брэкстоном. Вас разозлило, что я отдала ему книгу..

— Неправда.

Она застыла в недоумении:

— Боже, как, оказывается, низко вы пали, Эллиот! Только подумать! Поначалу мне казалось, будто весь мир вас недооценил. Та история про вашего отца, она понадобилась вам, чтобы поймать меня в свои сети. Вам потребовалось заручиться моим сочувствием, чтобы быть уверенным в моей верности.

— Вы все преподносите в гораздо более отвратительном свете, чем на самом деле.

— Вот как?

— Да. Мне было известно про «Сокровище». Мне было также известно, что Брэкстон, Фуллертон и Константин захотят заполучить книгу в свои руки, чего бы им это ни стоило. Однако я женился на вас отнюдь не из-за этого.

— Ах да! Как же я забыла? Вы женились на мне, потому что вам нужен Арагонский крест!

— Либерти, вы не понимаете, что он для меня значит!

— Тогда скажите мне… — К своему ужасу, она поняла, что дрогнувший голос выдает ее. Нет, она ни за что не расплачется у него на глазах. Только не сегодня. — Постарайтесь меня переубедить. Потому что в настоящий момент я не вижу особой разницы в том, что сделали по отношению ко мне эти люди и что со мной сделали вы.

Дэрвуд уставился на нее, не веря собственным ушам. Либерти чувствовала — в нем борются самые противоречивые чувства. Каким-то шестым чувством она понимала, что ему нелегко, ведь Дэрвуд не привык отчитываться ни перед кем.

— Крест не просто недостающая часть коллекции, а причина, из-за которой Ховард погубил моего отца. Вы читали «Сокровище» и потому знаете, что большая часть сведений в этой книге зашифрована.

— Знаю.

— И какую ее часть вам удалось расшифровать?

— Большую, — ответила Либерти.

— Но не всю?

— Нет.

Дэрвуд глубоко вздохнул, словно собираясь с духом.

— Сведения, которыми вы располагаете, способны навести на некоторые размышления и подозрения, но они еще ничего не доказывают.

— Совершенно верно.

— Потому что для того, чтобы получить полную информацию, необходим ключ. И этим ключом является расположение камней на Арагонском кресте. Вместе с ним «Сокровище» становится не просто перечнем махинаций. Нет, оно превращается в прямую улику, что позволит посадить преступников за решетку, а может, и отправить их на виселицу.

— И давно вам стало это известно? — испуганно спросила Либерти.

— С того самого дня, когда мне в руки попало письмо моего отца, в котором он все объяснял. Именно он зашифровал текст книги. Все экземпляры написаны его рукой, — произнес Дэрвуд, и лицо его тотчас опечалилось.

Либерти стало не по себе при одной только мысли, как, должно быть, одинок он в этом мире. Она могла поклясться, что никому, кроме нее, он ни за что не решился бы поведать эту историю. Никому, даже Гаррику. Дэрвуд нес тяжкую ношу один, не взывая ни к чьему участию.

— Мне не нужен был экземпляр Ховарда. У меня есть свой. Но крест мне необходим. Конечно, он не помог бы мне доказать невиновность моего отца, однако с его помощью я мог бы уничтожить тех, кто повинен в его гибели.

Либерти пристально смотрела на Дэрвуда. Хотя он стоял не шелохнувшись, в душе его наверняка бушевала буря. Он обнажил перед ней самые сокровенные уголки своей души. Всего на несколько коротких мгновений он оказался перед ней безоружным и беззащитным. Чувства, охватившие Либерти, мощные и головокружительные, были сродни эйфории. Теперь многое стало на свои места. Эллиот рассердился на нее, когда она обменяла том «Сокровища» на бухгалтерскую книгу, потому что не хотел, чтобы она узнала правду. Он замкнулся в себе, потому что боялся, что она отвергнет его. Жестокий урок юности наложил на Дэрвуда неизгладимый отпечаток. Можно подумать, ей не известно, что он никому не открывал душу, потому что привык доверять только себе самому. И чтобы совершенно не сломаться под невыносимой тяжестью унижения, был вынужден облачиться в непробиваемые доспехи, обнести свой внутренний мир каменной стеной.

Так было до сих пор. И то, что он наконец решился рассказать ей все начистоту, говорило о его истинных чувствах гораздо больше любых признаний в любви. Может, он и не любил ее по-настоящему, зато доверял полностью.

— Почему вы не рассказали мне все сразу? Он пристально посмотрел на нее:

— Я жизнь посвятил тому, чтобы воспитать в себе презрение к чужому мнению о себе. Как и в вашем случае, это было необходимо хотя бы для того, чтобы выжить. Но теперь, когда у меня есть вы, все не так.

— То есть вы опасались, что я использую известные мне факты против вас?

— Надеюсь, вы не забыли, что в моих глазах вы были любовницей моего злейшего врага? Либерти встала напротив него.

— Ну а теперь… теперь вы мне верите? — Она вопросительно заглянула ему в глаза.

— Теперь, — отозвался он, но голос его прозвучал хрипло и сдавленно, — я целиком в вашей власти. Если вы задумали меня погубить, можете беспрепятственно это осуществить. Думаю, страшнее, чем все то, через что я прошел за последние две недели, не будет.

— О, Эллиот! — Либерти обняла его за талию. Он явно не ожидал такого жеста с ее стороны и весь напрягся. Однако уже в следующее мгновение прижал к себе. Из груди его вырвался стон, в котором слышались и боль, и восторг.

— Как вы могли поверить в то, что я осмелюсь причинить вам страдания?

Он прижался губами к ее волосам.

— Вы не пожалеете, Либерти. Клянусь вам! Никогда об этом не пожалеете. Я не допущу этого.

— Я вам верю. — Она лукаво улыбнулась в ответ.

И все-таки, несмотря на все его тайны, несмотря на его сложный, противоречивый характер, Дэрвуд — замечательный человек! В один прекрасный день он сам в это поверит. Поднявшись на цыпочки, Либерти нежно поцеловала его в губы.

— А поскольку у нас впереди целая ночь, не могу ли я убедить вас посвятить ее мне до конца?

Глава 15

Эллиот не стал долго размышлять по поводу того, отчего судьба так благосклонно отнеслась к нему, вернув Либерти в его объятия, в супружескую постель. По какой-то не известной ему причине, которую он был не в силах постичь, Господь Бог простил его в очередной раз.

Он приник к губам Либерти поцелуем, в котором пылала вся его неукротимая страсть.

— Господь свидетель, — прошептал он, — я сделаю все для того, чтобы вы мне верили всегда.

Руки Либерти скользнули ему под фрак. Нежным и настойчивым усилием она стянула его с плеч Эллиота.

— Я и так вам верю, — прошептала она, а ее пальцы тем временем взялись расстегивать на нем рубашку. — Беда в том, что вы мне не верили.

Дэрвуду показалось, что она сказала ему нечто важное, однако никак не мог сосредоточиться. Либерти же, расстегнув рубашку, уже нежно водила губами по его груди. Мучительно-сладкая истома охватила его. И тотчас ему вспомнилось, как он занимался с ней любовью. Ему не составило труда представить себя внутри ее, вновь ощущая восхитительный жар ее тела. Одна только мысль об этом довела его едва ли не до исступления. Проведя одиноко две недели в холостяцкой постели, когда Либерти спала в соседней комнате, Дэрвуд опасался, что сейчас не выдержит, моментально взорвется.

— Я хочу вас, — зашептал он, жадно обхватив ее.

— Я ваша, милорд.

Дэрвуд наверняка сорвал бы с нее платье, однако Либерти предотвратила поспешность, пробежав пальцами по его животу. В следующее мгновение рубашка упала на пол вслед за фраком.

Дэрвуд со стоном взялся за подол ее платья, но она чуть отстранилась от него.

— Либерти! — прошептал он, отрываясь от ее губ. Она же тем временем пыталась расправиться с брюками.

— Не надо меня раздевать, — обратилась она.

— Это как же? — Дэрвуд уже почти задыхался от желания. Казалось, оно железным обручем сжимало ему грудь.

Либерти заглянула ему в глаза. В ее взгляде Эллиот не заметил и тени смущения.

— Я приготовила для вас сюрприз.

Ее слова буквально оглушили его. Либерти сама не понимала, что они для него значат. У него во рту пересохло, сердце на мгновение замерло. Зато по всему телу разлился огонь желания. Лишившись дара речи, Эллиот наблюдал, как Либерти опустилась перед ним на колени, чтобы снять с него туфли, как снова поднялась, как стянула брюки.

— Может, не стоит?..

— Прошу вас, Эллиот. Вы так давно ко мне не прикасались. Позвольте же мне сделать так, как я хочу.

Сегодня он не мог ей ни в чем отказать. Он стоял перед ней обнаженный. Она разоблачила его и физически, и духовно. И он ни за что не отказал бы ей ни в какой просьбе, даже если бы это стоило ему жизни. Что, кстати, думал Дэрвуд, недалеко от истины. Но Либерти, казалось, не замечала его смятения. Наоборот, с деловитым видом она подтолкнула его к постели.

— Сядьте, Эллиот, — обратилась она. — Позвольте мне показать вам…

Он покорно опустился на кровать. Либерти наградила его улыбкой, в которой читались самые соблазнительные обещания, а сама принялась расстегивать перчатки. Нет, в ее действиях не было ничего от уловок опытной куртизанки. Дэрвуд понял это уже по тому, как она упорно отводила взгляд от его мужского достоинства, но ее смущение распалило его еще больше. Либерти скинула бальные туфельки и потянула с рук перчатки. Дэрвуд услышал легкий шелест шелка — это перчатки соскользнули с ее рук, и прикрыл глаза, моля Бога, чтобы тот дал ему сил сохранять самообладание.

Эллиот рискнул снова открыть глаза. По румянцу, что заливал ее лицо, он понял: Либерти возбуждена не меньше его самого. Чтобы как-то ослабить давящее ощущение в паху, Дэрвуд откинулся на подушки. Не проронив ни слова, Либерти взялась за пуговицы своего платья. Пока она вела сражение с обтянутыми шелком пуговицами у себя на спине, Дэрвуд ощутил, что его напряжение достигло предела. Кровь бешено неслась по жилам, тело взывало об утолении жажды. Каждое движение ее рук, каждый поворот тела вынуждали его жадно хватать ртом воздух.

Когда платье наконец упало на пол, Либерти осталась перед ним в тончайших нижних юбках и белье. Грудь ее соблазнительно вздымалась. Дэрвуд тотчас вспомнил, как эта грудь прижималась к его телу, вспомнил вкус ее сосков. И он вновь протянул к ней руку.

— Я еще не готова, — возразила Либерти.

— Я хочу помочь…

Но Либерти качнула головой:

— Разве вам не нравится?

— Если мне понравится еще сильнее, я не выдержу и умру.

— Тогда извольте чуть подождать.

— Вы мучаете меня, — прохрипел он.

— Неправда. Потерпите немного, — сказала она и потянула за тесемки нижних юбок. С легким шорохом кружев они колоколом опустились на пол вокруг ее ног.

Не сводя с него глаз, Либерти развязала тесемки на панталонах, и, когда они тоже оказались на полу, на нее накатило смущение — она стыдливо потупила взор.

— Либерти, — прошептал он. — Идите ко мне.

Она медленно приблизилась к нему, покачивая обнаженными бедрами. Подойдя к постели, вновь посмотрела на мужа.

В ее глазах Дэрвуд прочел ничем не прикрытое желание, отчего из груди его вырвался едва сдерживаемый стон. А еще он увидел в ее взоре любовь, такую сильную и страстную, что не выдержал и отвел глаза.

— Либерти, пожалуйста.

Он почувствовал, как постель слегка прогнулась, — это Либерти опустилась рядом с ним на колени.

— Чулки и корсет, — сказала она. — Мне снять их или оставить?

Но вместо ответа Дэрвуд со стоном притянул ее к себе, ощутив металлический холодок крестика у нее на шее.

— Я больше не могу, — прошептал он. Его губы принялись жадно искать ее рот. — Я хочу вас, хочу…

Либерти, как была, в чулках и корсете, оседлала его чресла. Дэрвуд ощущал горячую влагу ее лона, шелковистую кожу бедер. Боже, неужели он уже успел позабыть это восхитительное ощущение?

— Не спешите. — Она нежно поцеловала его в шею. Дэрвуд не успел прервать ее, как она принялась пробовать губами его тело, словно хотела прочувствовать вкус.

— У вас солоноватая кожа, — произнесла она.

Дэрвуд не ответил. Тогда она поднесла его руку к своим губам и захватила ртом один палец. Дэрвуд выгнулся от сладкой муки.

Немного поиграв языком с его указательным пальцем, она возложила его руку себе на грудь.

— Разве я не говорила, как мне нравится, когда вы ласкаете мне грудь? — спросила она. — Вам это тоже нравится?

Вместо ответа он положил руку на один из восхитительных холмиков.

— Знаете, когда вы меня касаетесь, возникает странное ощущение вроде щекотки.

— Либерти! — из последних сил прохрипел Дэрвуд.

Она прижала влажный палец к его губам. Эллиот вновь потянулся к ней, и в которой раз Либерти выскользнула из его рук. Она прижалась губами к его соску, играя языком, как когда-то научил ее сам Дэрвуд.

— Так вам тоже приятно? — поинтересовалась она.

— Да, да, — простонал он.

Его тело взывало об одном — поскорее повалить ее на спину и как можно скорее все закончить. Однако удовольствие, которое появилось на ее лице, когда она губами и языком исследовала его тело, помешало ему это сделать, и он остался в ожидании. Либерти же тем временем продолжила свое занятие. Ее губы добрались до его щиколотки.

— А здесь? — с невинным видом спросила она. — Здесь тоже чувствительное место?

Затем ее губы переместились к мягкой коже коленного сгиба.

— Вы совсем не такой, как я, — сделала она вывод. — Вы твердый там, где я мягкая.

— Я подскажу, — прошептал он, а про себя подумал: «Тверже бывает разве что гранит».

— Не сейчас. — Либерти коснулась губами его бедра, после чего вновь отправилась в путешествие вверх по его животу и груди и остановилась лишь тогда, когда ее язык оказался у него за ухом.

Дэрвуд ощутил, как в тело ему впился китовый ус ее корсета. Какой контраст с восхитительной мягкостью ее груди! С ее шелковистой кожей! Дэрвуд мысленно прошелся по всем известным ему упражнениям по закалке духа, но так и не смог отвлечься от пульсирующего напряжения в паху. Ему стоило неимоверных усилий лежать не двигаясь, если не считать, конечно, конвульсивных содроганий в ответ на ее прикосновения. Он то напрягал, то расслаблял мышцы.

Когда же Либерти снова спустилась вниз и пощекотала языком его пупок, Эллиот понял, что терпеть дольше — выше его сил. Его руки машинально принялись гладить ее волосы. Концы шелковистых прядей обвивались вокруг пальцев подобно атласным лентам. Но Эллиот продолжал накручивать их все выше, чтобы притянуть ее к себе, но в последний момент его удержал взгляд ее затуманенных страстью глаз.

Словно угадав, что лежать безучастно, наслаждаясь ее ласками, с каждым новым мгновением ему удается все труднее, Либерти наградила его счастливой улыбкой. Затем без всяких предупреждений ее губы, как мягкая и горячая перчатка, обволокли его напряженную плоть.

Дэрвуд продолжал, откинувшись, полусидеть на постели, и все его тело сотрясали судороги. Руками он сжимал ее голову, словно пытался оторвать от себя. Нет, ему больше не вынести этой сладкой пытки. Издав сдавленный хрип, он опрокинул Либерти на спину и принялся срывать с нее корсет. Его пальцы нервно что-то дергали, что-то тянули, пока наконец она не предстала пред ним полностью обнаженной, не считая шелковых чулок и крестика на шее.

Горячими губами, бормоча невнятные слова о ее красоте, он принялся тискать ее тело с тем же усердием, с каким она ласкала его. Его губы заскользили по ее груди, животу, все ниже и ниже, пока не достигли влажных завитков. И тогда она выкрикнула его имя. Скользнув под нее обеими руками, он приподнял ее себе навстречу, даря ей самые интимные, самые восхитительные ласки, после чего язык его проник в ее святая святых, и вскоре тело ее, доведенное до любовного исступления, затрепетало в сладких судорогах.

Либерти все еще продолжала извиваться в истоме, когда несколько секунд спустя Дэрвуд перекатился на спину. Она попыталась вновь положить его поверх себя, но Эллиот не позволил ей это сделать. Вместо этого он крепко обнял ее за шею и впился поцелуем в ее губы. Теперь, когда она была сверху, он мог подарить ей куда более сильное наслаждение. Эллиот усадил ее поудобнее, плотнее прижав ее бедра к себе. Либерти застонала. На мгновение Эллиот приоткрыл глаза, чтобы проверить, что означают ее всхлипы. В глазах Либерти он прочел экстаз, и только экстаз. И вошел в нее до конца. В следующее мгновение они воспарили к вершинам восхитительного блаженства. Словно эхо, услышал Дэрвуд, как она порывисто произнесла его имя, после чего их охватило сладкое забытье.

Спустя несколько секунд Эллиот попытался собрать в себе последние остатки сил, чтобы наконец оторваться от Либерти. Однако не смог и лишь продолжал нежно поглаживать ее тело. Руки его скользили вверх-вниз по ее спине, а сама она лежала поверх него, как покрывало, которое согревает и укутывает, пока он парил над вершиной блаженства. Кожа Либерти стала влажной. Где-то возле самого его уха быстро билось ее сердце.

Ее пальцы медленно заскользили по его влажным от пота плечам. Наверняка наутро у него обнаружатся следы ее страсти, подумал Дэрвуд, вспомнив, как ее ногти, царапая кожу, ночью впивались ему в тело. Почему-то от этой мысли ему стало приятно и радостно. Следы любви… Почему бы их не оставить там навсегда?..

Совершенно варварский характер этих мыслей дал ему наконец силы откатиться от Либерти. Внутреннее чутье подсказало ему — что-то не так. Только вот что? Ответ ускользал от него, не давая себя поймать. Было видно, что Либерти довольна. Как только Дэрвуд перекатился на спину, она потянулась за ним, в его объятия, словно цветок, который поворачивается вслед за солнцем, и нежно прижалась щекой к его груди.

— Спасибо, Эллиот!

Дэрвуд по-прежнему пытался понять, что же все-таки не дает ему покоя.

— Полагаю, если мы намерены вести себя так, как и подобает, то я должен сказать то же?

— До сих пор вас меньше всего интересовало, как вы себя ведете — как подобает или нет?

Ее замечание тотчас помогло ему осознать, что же все-таки не давало ему покоя.

Этой ночью Либерти подарила ему еще один бесценный дар, однако так и не сказала, что любит его. Дэрвуд нахмурился.

Либерти же теснее прижалась к нему и вытащила из-под сбитых простыней корсет.

— Кажется, вы его окончательно испортили. Но Дэрвуд одним движением руки швырнул загубленную вещь через всю спальню.

— Ничего. Куплю вам новый, — пообещал он.

Либерти натянула на себя одеяло. Волосы ее растрепались и теперь лежали спутанной гривой у него на груди. Дэрвуд машинально запустил в них пальцы, нежно разбирая спутанные пряди, а сам тем временем размышлял о не менее растрепанных собственных чувствах. Либерти всеми известными ей способами пыталась дать понять ему, что любит его. Ее невинные ласки — разве они не доказывали ему ее чувств?

Увы, нет. Он желал услышать от нее слова любви. Только ее признание могло спасти его, помочь побороть гнетущее одиночество, что поселилось в самых недоступных уголках его души. Мысли бешено метались у него в голове, пока Эллиот раздумывал, как лучше, как деликатнее заговорить с Либерти на эту тему. Не может же он потребовать от нее ответа! Или все-таки может?

Он опустил глаза на ее голову, которая покоилась у него на груди. Ровное дыхание Либерти подсказало ему, что она спит. Что ж, подумал Дэрвуд, придется провести еще одну ночь наедине со своими страхами. Жил же он годы с этим холодом в сердце, и ничего, до сих пор жив. Теплое, разморенное любовью тело Либерти вплотную прижалось к нему. Значит, страхи подождут до утра.

Либерти проснулась от того, что по окну барабанил дождь. Она потянулась и ощутила во всем теле приятное томление. Эллиот разбудил ее ночью еще раз, чтобы снова заняться любовью. На этот раз роль «мучителя» взял на себя он, не оставив без внимания буквально ни одного местечка на ее теле. Тысячами самых разных способов он дал ей понять, как любит ее, доведя ее тем самым до вершины экстаза. Боже, это было не просто восхитительно, это было божественно!

Увы, после сладостного блаженства к ней вернулось мучительное осознание печальной действительности — получалось, что Ховард Ренделл и впрямь добился своего. Эллиот оказался у самого края пропасти финансового и личного краха, а причиной тому стала она. На Либерти накатила грусть от неизбежной потери. Она поднялась и подошла к окну. Потянуло холодом, и она машинально взяла первое, что попалось ей под руку. Это оказалась рубашка Эллиота, и она до сих пор сохраняла его запах. Либерти надела ее и обернулась к мужу. Обнаженный, он спал, раскинувшись на постели.

Либерти пробежала глазами по очертаниям его тела — каждый мускул служил немым свидетельством суровой самодисциплины. Упражнения, которые Эллиот выполнял каждое утро, и даже то, как он обычно двигался, — все это отражало гармонию его духа и тела. Сейчас, когда он лежал перед ней обнаженным, эффект от занятий поражал и восхищал. Он действительно похож на античного бога. Либерти легко представила себе, как он пружинистой походкой сходит на грешную землю с вершины Олимпа.

И вновь печаль омрачила ее мысли, и она повернулась к окну, наблюдая, как капли стекают по стеклу бесконечными ручейками. В эти минуты она более чем когда-либо мечтала поскорее найти для него Арагонский крест. Ведь теперь, когда Фуллертону и Константину известна тайна «Сокровища», Эллиот оказался практически беззащитен перед их кознями. План Ховарда сработал так, как и замышлял его создатель, а во всем этом ее прямая вина.

— Либерти! — позвал ее с постели Эллиот. Она обернулась:

— Я не хотела тебя будить.

— Что ты делаешь?

— Смотрю на дождь.

Она услышала, как, отбросив в сторону одеяло, по толстому ковру он подошел и встал позади, обхватив ее руками. Она откинула голову ему на плечо. В его объятиях Либерти на мгновение забыла о нависшей над ними катастрофе, отогнала печальные мысли, которые тяжким бременем лежали у нее на сердце.

— Замерзнешь, — прошептал он.

— Нет-нет, мне тепло.

Она встретилась с ним взглядом в оконном стекле. По ее щеке начала скатываться предательская слезинка.

— Ты плачешь? — спросил он. Либерти заметила в его глазах неподдельную тревогу. — С тобой все хорошо? Я не сделал тебе больно?

— Нет-нет, ты здесь ни при чем, — прошептала она и сердито вытерла тыльной стороной ладони выдавшие ее слезы. — Прости меня, Эллиот. Сама не знаю, что на меня нашло. Обычно я не столь чувствительная.

— Что ж, значит, мы квиты.

В ответ на его шутку Либерти вымученно улыбнулась.

— Просто я подумала о том, в какой кошмарной ситуации мы оба оказались.

— Интересно, в какой же, моя дорогая? — поинтересовался Дэрвуд, поглаживая ей живот и бедра. — Согласен, все не так-то просто. Но я бы не сказал, что нам с этим не справиться.

— Эллиот, ты не понимаешь. Ведь это как раз то, на что и рассчитывал Ховард.

Либерти почувствовала, как Эллиот приподнял ее волосы и нежно поцеловал шею. И ей опять стало грустно.

— Что-то мне плохо в это верится, — задумчиво произнес он.

Она наклонила голову, чтобы ему было удобнее ее ласкать.

— Ты меня не слушаешь.

— Отчего же, слушаю. — Его рука скользнула ей под рубашку и легла на грудь. — Ховард все отлично спланировал. Не лежи он сейчас в могиле, я бы его поблагодарил.

Его пальцы нежно теребили ее сосок, и Либерти вздрогнула.

— Пожалуйста, не надо, — прошептала она, почувствовав прикосновение его горячего языка к уху. — Это Ховард виноват в том, что мы с тобой оказались в такой ситуации.

Эллиот за мгновение застыл:

— Либерти, я уже говорил тебе, причем не один раз, как я не люблю все эти разговоры про Ховарда. Особенно когда тебя ласкаю.

Либерти обернулась к нему:

— Но ведь это именно то, что ему было нужно. Он знал, что ты захочешь получить Арагонский крест. Он знал, что ради этого ты на мне женишься. И он спровоцировал тебя на этот шаг, сделал так, чтобы у тебя не оставалось выбора. И вот теперь мои долги легли на тебя тяжким бременем.

В уголках его губ играла загадочная улыбка.

— Не могу даже представить себе более ужасной судьбы.

— Да нет же! Ты даже не понимаешь, что он с нами сделал!

Эллиот нежно взял ее лицо в свои ладони:

— Скажи мне честно, почему ты такая грустная?

— И ты развеешь мою грусть?

— Непременно. — Казалось, он действительно ничуть не сомневайся в своих возможностях, словно речь шла о том, чтобы проложить новую железную дорогу или построить еще одну фабрику.

— Боюсь, в данном случае ты бессилен, — возразила Либерти. — Ховард использовал меня для того, чтобы погубить тебя.

— Поверь мне, ты сгущаешь краски.

— Нет! И еще раз нет! Ну почему я не поняла это сразу? — Либерти даже побарабанила пальцами ему по груди, словно пытаясь достучаться до его понимания. — Скажи мне, что тебе известно о древних персах? — наконец спросила она.

— Скажем так, ровно столько, чтобы сегодня снова с удовольствием заняться с тобой любовью, вместо того чтобы выслушивать из твоих уст урок истории.

Либерти проигнорировала его колкость.

— У персов белый слон считался священным. Закон запрещал его убивать или вообще допустить его гибель. Священного слона полагалось только кормить, поить и ухаживать за ним.

— И что из этого следует? — поинтересовался Дэрвуд.

— То, что когда персидский царь хотел погубить своего врага, он мог сделать это тонко и со вкусом, подарив ему белого слона. Поскольку дурное обращение с этим животным считалось величайшим преступлением, а передать подарок кому-то — страшным кощунством, то новому владельцу ничего не оставалось, как взвалить на себя тяжкую обузу — расходы по его содержанию. А расходы были столь велики, что тот, кто был «обласкан» царской милостью, разорялся. У Ховарда в его библиотеке была книга, в которой рассказывается эта история.

— Надо почитать на досуге.

— Теперь понимаешь? Именно это и сделал с тобой Ховард. Он все подстроил таким образом, чтобы ты женился на мне и тем самым оказался на краю гибели.

Дэрвуд глубоко вздохнул и нежно убрал волосы с ее заплаканного лица.

— У меня никогда не получится сказать тебе, — негромко произнес он, — как мне больно от того, что Ховард заставил тебя так жестоко страдать.

— Не стоит из-за меня переживать.

— Почему же? Стоит, и еще как! — Эллиот подхватил ее на руки и понес на кровать. — Либерти, пойми одну простую вещь — никогда Ховард не смог бы заставить меня сделать что-то против моей воли.

— Но…

Эллиот приложил к ее губам палец.

— И он не единственный, кто способен делать прогнозы. Я отдавал себе отчет, что вершу. И как бы тщательно ни планировал Ренделл, даже лежа в могиле, мое крушение, победа будет за мной.

Либерти отвела от лица его руку. Нет, он просто обязан ее выслушать.

— Но финансовые дела Ховарда совсем плохи. Ты же, как мой законный супруг, несешь теперь всю ответственность по его долгам. Пойми, рассчитаться тебе просто не по карману. Тебе не хватит средств. Ты обанкротишься.

— Согласен, Ховард именно на это и рассчитывал. Однако при некотором содействии Фуллертона и Константина это будет нетрудно сделать.

— Эллиот, я не понимаю…

— И не надо, моя дорогая. Я сам все это плохо понимал еще накануне, — ответил Дэрвуд, поудобнее располагаясь в постели. — Когда ты разговаривала с Фуллертоном, я понял одну вещь, которая постоянно от меня ускользала.

— И какую же?

— Угрозы, — пояснил он. — Ведь если хорошенько задуматься, то первое, что приходит в голову, будто они исходят от меня.

— Но ведь это не так!

— Нет, конечно. Но тот, кто их посылал, рассчитывал на то, что в первую очередь ты заподозришь меня. Либерти задумчиво сморщила носик:

— Нет, это полная бессмыслица!

— Ошибаешься. Подумай сама. Если бы ты поверила, что автор пресловутых посланий я, разве это не привело бы нас с тобой к выяснению отношений?

— Разумеется. А как же иначе?

— И я бы легко доказал тебе, что их автор не я. Кто же тогда по логике вещей следующий кандидат?

— Карлтон, наверное.

— Совершенно верно. Мне кажется, тот, кто посылал тебе эти записки, хотел, чтобы ты поверила, что они дело рук Карлтона. И он пытался заставить себя принять решение. Поскольку мы с тобой уже установили, что к запискам я не имел отношения, то именно ко мне ты обратилась бы за помощью.

— Но кому надо, чтобы я обратилась именно к тебе?

— Тому, кто от этого больше всего выигрывает. — Он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Ховарду!

Либерти села в постели и в изумлении уставилась на Дэрвуда:

— Ховарду?

— Подумай сама, — сказал он. — Сначала послал мне предсмертное письмо, в котором без обиняков утверждал, что я постараюсь заполучить тебя и Арагонский крест. Затем, на тот случай, если план провалится, сделал так, чтобы ты получила несколько записок и принялась действовать.

— О Боже!

— Он предвидел, что, как только мы поженимся, Брэкстон и вся их честная компания начнут приставать к тебе, чтобы ты вернула им экземпляр «Сокровища».

— А им известно про крест?

— Нет. Потому что зашифровать текст «Сокровища» — это целиком и полностью идея Ховарда. Единственное, чего он не мог предвидеть, что мой отец использует в качестве ключа Арагонский крест и тем самым застрахует себя от возможных последствий.

— Предусмотрительный человек был твой отец. А поскольку практически никто не видел этот крест, значит, никто не мог найти ключ к шифру. Потому что для этого нужно было иметь в своих руках крест.

— Верно. Ведь его рисунков тоже не существует.

— Что же тогда Ховард сказал всем остальным?

— Ему ничего не стоило сказать им, что их чудный план не сработал. Чтобы как-то объяснить неполноту каждого экземпляра «Сокровища», он сказал, что каждый том сам по себе не представляет никакой ценности, а для цельной информации следует обладать всеми экземплярами. Причем никто из их компании не знал, что один экземпляр мой отец оставил себе.

У Либерти появилось неясное чувство, будто она вот-вот нащупает важное недостающее звено. Только какое? Ей казалось, она вплотную подошла к разгадке, которая все время от нее ускользала.

— И об этом экземпляре было известно тебе одному? — спросила она у Эллиота в надежде, что он вспомнит что-то еще.

— И еще я знал, что без креста он совершенно бесполезен.

— И тогда тебе понадобилась я?

— Да, и ты сделала вывод, что записки шлет Брэкстон. Тебе казалось, именно он окажется в выигрыше. Признаюсь, поначалу и я склонялся к тому же мнению, особенно после того, как Карлтон проговорился, что Брэкстон приезжал к Ховарду за несколько дней до смерти графа.

— Но ведь ты ему не поверил? — рассеянно спросила Либерти. Каким-то образом ей казалось, что истина промелькнула в ее разговоре с Уиллисом Брэкстоном и Питером Шейкером. Верно! Брэкстон навестил графа за три дня до смерти последнего. Он увез с собой второй комплект бухгалтерских книг, из которых ей потом удалось заполучить том с уликами против старого виконта Дэрвуда. Однако Брэкстон так и не заполучил «Сокровище». Почему она раньше не обратила на это внимания?

— Нет, — продолжал тем временем Эллиот, — я знал, что Брэкстон, Фуллертон и Константин не станут особенно суетиться, пытаясь заполучить «Сокровище», потому что каждый полагал, что без остальных экземпляров имеющийся у любого из них том мало что значит. К чему тратить понапрасну время и нервы, пытаясь получить в свои руки злополучный том, если остальные не вытребовать?

— Выходит, что так.

Помнится, Питер Шейкер что-то говорил о том, каким образом Ховард составил свое завещание. Но что именно? Ах да! Что Ховард — великий мастер находить самые неожиданные решения, причем использовал для этого самые незамысловатые уловки. Но что стоит за этими его словами? У Либерти вертелись в голове неясные мысли.

Эллиот тем временем объяснял ей, каким образом догадался, что угрозы исходят не от Брэкстона. На эту мысль его навел тот факт, что хотя Брэкстон заезжал к графу, однако «Сокровище» не забирал.

Самый очевидный маневр! Но если Ховард действительно использовал ее, Либерти, для того, чтобы разорить Эллиота, то что в таком случае будет самым очевидным маневром?

И в этот момент — Эллиот как раз рассказывал о том, как едва не задушил Фуллертона, — Либерти осенило. Она сбросила с себя одеяло.

— Господи! — выдохнула она с силой.

Эллиот оборвал фразу на полуслове:

— Куда ты?

Либерти бросила ему халат, затем потянулась за своим.

— Я знаю, где он! Эллиот, я знаю, где Ховард спрятал Арагонский крест!

Глава 16

Эллиот с трудом сдерживал нетерпение, пока Либерти зажигала лампу в бывшем зале, служившем теперь хранилищем коллекции Ховарда, а также рабочим местом Либерти и архивом. В тусклом свете огромная комната скорее напоминала склад. Принадлежавшие Ховарду сокровища — все то, что, по его мнению, призвано было обессмертить его имя, — лежали грудами вдоль стен. Некогда предметы особой гордости владельца, теперь они превратились в тяжкое бремя для молодой женщины, которая была вынуждена тратить время и силы на то, чтобы сохранить эти безделушки.

Либерти обходила комнату. Эллиот не спускал с нее глаз, любуясь ею. Редкостная грация Либерти зачаровывала его, он неотступно следовал за ней взглядом. Проходя мимо стола, Либерти рассеянно бросила корм в аквариум с рыбками. Волосы ее растрепаны, на щеках полыхает румянец от недавних любовных утех. Она казалась Эллиоту воплощением богини любви. Ее энергия, порыв покоряли его. Он не привык иметь дело с такими существами.

В Либерти не было ничего наигранного. Во все, что она делала, вкладывала душу, не волнуясь и не переживая о непредвиденных обстоятельствах. Дэрвуд полагал, что наверняка мог избрать для себя более спокойное существование, в котором не было бы места таким полуночным вспышкам деловой активности, когда ей вздумалось взяться за поиски прямо сейчас, сию же минуту. Дэрвуд наблюдал за рыбками в аквариуме, и ему снова пришло в голову, как замечательно уживаются они друг с другом. Нет, они действительно идеальная пара, две половинки одного целого.

«А в нашем целом, — подумал он, глядя, как Либерти снимает с нижней полки увесистый том, — она — лучшая половина».

— Вот здесь, — произнесла она, сдувая с книги пыль.

— Либерти, ты уверена, что это дело не может подождать до утра? — Он хотел снова оказаться с ней рядом в постели, прижать ее к себе, услышать от нее признание, что она любит его. Однако его ласкам Либерти предпочла копание в старых книгах.

— Эллиот, — она подняла на него удивленный взгляд, — неужели ты не понял? Я же сказала тебе — теперь я знаю, где надо искать Арагонский крест.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, но здесь довольно прохладно. Я бы предпочел вернуться в постель. — И он многозначительно посмотрел на супругу. — Там тепло.

Либерти лишь откинула за плечи непослушные волосы.

— Эллиот, как можно думать об утехах в такую минуту?

— Знаешь, если бы я честно признался тебе, когда и при каких обстоятельствах я думаю о любовных утехах с тобой, ты бы на меня рассердилась или обиделась. За прошедшие две недели меня посетило больше сотни эротических фантазий.

Либерти зарделась, но глаз не отвела.

— Послушай, Эллиот, потерпи еще минут пять, и тогда уж я позволю тебе воплотить один из твоих извращенных экспериментов.

— Какая, однако, щедрость, миледи! — пробормотал он и отошел в сторону.

— Будьте так любезны, милорд, подайте нож, — сказала Либерти, указывая на полку справа от себя. Эллиот подал ей нож.

— Что ты собралась делать?

— Найти сокровище. — С этими словами она положила том на стол и ощупью пробежала пальцами по корешку, пока не обнаружила то, что искала. Затем взрезала ножом переплет. — Помнится, Питер Шейкер сказал что-то важное в тот вечер, когда Брэкстон отдал мне этот том.

Эллиот не сводил глаз с ее лица.

«Интересно, — думал он, — сколько времени понадобится, чтобы вновь распалить ее?»

Ему вспомнилась ночь, когда взял ее прямо здесь, и тотчас он почувствовал, как по всему телу разлился огонь страсти. Тогда ему хватило считанных мгновений. Уже буквально через несколько минут она призывно шептала его имя. А чуть позже трепетала в его объятиях.

Либерти же, казалось, не замечала на себе его пылкого взгляда и продолжала орудовать ножом.

— Он поведал мне, каким образом Ховард намеревался погубить тебя. Тогда он и сказал, что граф находил самые неожиданные решения, прибегая к самой очевидной увертке.

От напряжения Либерти даже закусила нижнюю губу, пытаясь отделить корешок.

Эллиот прислонился бедром к столу, размышляя о том, согласится ли Либерти внести разнообразие в их любовные игры. Ведь она отреагировала самым чудесным образом, когда сегодня ночью он водрузил ее сверху. Стоит испробовать и другие, не менее возбуждающие позы. Она так доверяет ему, что готова исполнить любую его прихоть. Эллиоту и в голову не могло прийти, что она способна ответить ему отказом.

Раскрасневшись от усилий совсем иного рода, Либерти пыталась отделить от книги толстый переплет.

— Эллиот, теперь ты понимаешь? Когда у нас будет крест, мы сможем использовать информацию из «Сокровища», и тогда Брэкстон, Фуллертон и Константин будут вынуждены кое-чем с тобой поделиться. — Она смахнула волосы с влажного от волнения лба. — Наверное, мне не было необходимости ничего запоминать. Если бы я знала, что у тебя есть свой экземпляр, не утруждала бы себя.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — ответил он, а сам думал о том, что спустя несколько минут она своим милым, чуть хрипловатым голосом будет в экстазе шептать его имя. А потом, когда он войдет в нее, она скажет, что любит его. Именно в этом Эллиот ничуть не сомневался.

— Слова Шейкера подсказали мне, где должен находиться крест.

Либерти в последний раз взрезала кожу и с силой рванула ее. Внутри обложки, в обтянутом атласом углублении, сверкая рубинами и бриллиантами, покоился Арагонский крест! Либерти торжествующе смотрела на Эллиота.

Наконец ей удалось привлечь его внимание.

— Это еще не все, — произнес он, вынимая из-под креста сложенный в несколько раз листок бумаги. — Похоже, Ховард оставил последнее напоминание о себе. — Эллиот хотел развернуть записку. — Кстати, послание адресовано тебе.

— Неужели? — От удивления у Либерти поднялись брови.

Эллиот указал на ее имя. Несколько секунд Либерти стояла, уставившись на записку, после чего озабоченно сунула ее в карман халата.

— Думаю, на сегодня нам с тобой достаточно сюрпризов, — произнесла она и потянула крест за цепочку. — По-моему, нам лучше вернуться.

Прищурясь, Эллиот взглянул на Либерти, взял у нее из рук крест и аккуратно положил на стол. К величайшему его удивлению, у него даже не возникло желания рассмотреть вещицу поближе. Несомненно, крест символизировал для него самые тяжкие испытания, выпавшие на его долю за последние пятнадцать лет, но сосредоточиться на нем почему-то не удалось. В данную минуту его занимало то разочарование, которое он прочел на лице Либерти.

— Ты не собираешься прочесть записку?

— Нет.

— Почему?

Она отвернулась от него.

— Пожалуйста, Эллиот, ты получил, что хотел. Если хочешь, помогу тебе расшифровать оставшуюся часть «Сокровища». Теперь в твоих руках ключ, а вся эта компания — Фуллертон, Константин, Брэкстон, — можно сказать, у твоих ног. Неужели тебе этого мало?

— Вообще-то достаточно, но ведь ты знаешь, что я по своей натуре страшный эгоист. И потому хотел бы знать, почему ты отказываешься прочесть записку Ховарда.

То, каким взглядом окинула его Либерти, потрясло его Душу.

— Потому, — прошептала она, — что в течение последних десяти лет Ховард был единственным близким мне человеком. И если даже он использовал меня, чтобы погубить тебя, будет лучше, если я сохраню в душе прежние иллюзии. По крайней мере до утра.

— Либерти, — произнес Эллиот, переводя взгляд на аквариум с рыбками. — Мне кажется, я начинаю тебя понимать.

— Неужели?

— Да. Ведь мы с тобой так похожи — ты и я!

— Что ж, ты прав.

Эллиот смотрел, как рыбы тычутся носами в стенки аквариума, словно пытаясь обрести свободу, даже если бегство из-за стекла будет стоить им жизни. Эллиот взял Либерти за руку.

— Как и твои рыбки, ты всегда ощущала себя в ловушке. Сначала по вине обстоятельств, затем из-за Ховарда, теперь из-за меня. Разве я не прав?

Либерти отвела глаза:

— Эллиот, прошу тебя, не надо.

— Тебе хотелось, чтобы Ховард был так же привязан к тебе, как и ты к нему.

— Я отказываюсь говорить с тобой о нем. — Ее нежные руки дрогнули в больших и теплых ладонях Дэрвуда.

Эллиот ощущал себя полным негодяем, заставляя ее признаться, но второе «я», эгоистичное, не могло смириться с мыслью, что Либерти испытывает к Ховарду благодарность. Ему хотелось обладать ею полностью, без остатка.

— Но он никак не проявлял своих чувств.

— Я понятия не имею, какие чувства испытывал Ховард!

— И тебе не хочется этого узнать? Когда Либерти наконец подняла на него глаза, в них стояли слезы.

— Только не сегодня.

Эллиот задумался. Интуиция подсказывала ему, что хорошо бы уладить все именно сейчас. Однако ему не давал покоя образ той Либерти — самозабвенной, щедрой, которая дарила ему сегодня ночью свою любовь. Дэрвуд тотчас устыдился своих мыслей и решил не понуждать ее к принятию нужных ему решений. Ведь именно Либерти помогла ему избавиться от тягостного одиночества, преследовавшего его долгие годы. Сегодня, хотя бы сегодня, он должен принять во внимание ее чувства.

— Ты права, — согласился он, нежно обнимая ее. — Завтра на это у нас с тобой будет масса времени.

На следующий день после обеда Либерти сидела одна за столом, не решаясь прочитать послание Ховарда. Наконец дрожащими пальцами взяла сложенный листок. Она оттягивала, как только могла, этот момент, и все-таки он настал. Какая-та часть ее существа продолжала противиться неизбежному, словно понимала — написанное Ховардом оставит в ее душе неизгладимый след до конца ее дней. Его слова никогда не померкнут в ее сознании, не отойдут на второй план.

Иногда Либерти казалось, что ее удивительная память — это ее проклятие. Она посмотрела на рыбок в аквариуме и вспомнила Эллиота. Он был прав прошлой ночью. Рыбки напоминали не только о ее отношениях с Ховардом, но и о ее отношениях с ним, Эллиотом. Он не в состоянии дать ей одну простую вещь, какой ей не хватает больше всего, — свою любовь. Эллиот ни за что не хочет расстаться с той броней, в которую заковал свою душу. Слишком много людей, в том числе и Ховард, оставили на ней незаживающие раны.

Либерти задумалась о том, что в который раз оказалась в привычной для себя ситуации, когда ей ни за что не получить того, о чем она мечтает сильнее всего на свете. Как и Эллиот, она провела долгие годы в надежде встретить любовь, которая согреет душевным теплом. С нестерпимой тоской и грустью поняла она, что своим посланием Ховард ранит ее сердце не меньше, чем осознание того печального факта, что Эллиот больше заинтересован в том, чтобы никого не пустить к себе в душу, нежели допустить туда ее, Либерти.

Либерти взломала печать, осторожным движением развернула лист бумаги и разложила на столе. Почерк у Ховарда был твердый и четкий, словно он писал письмо загодя, до того, как болезнь отняла у него последние силы. На какое-то мгновение у Либерти все поплыло перед глазами — это предательские слезы наполнили глаза, но она решительно смахнула их и принялась читать.

Моя дорогая Либерти!

Если ты сейчас читаешь эти строки, то только потому, что меня больше нет в живых. Могу только предполагать, как много тебе понадобилось времени, чтобы найти это письмо. Но я ничуть не сомневаюсь в твоих способностях, как, впрочем, и в способностях Дэрвуда. И хотя мне казалось, что должен немного помочь вам обоим, я тем не менее почти уверен, что вы обнаружили Арагонский крест. Передай Дэрвуду, что я благословляю его, и пусть он поступит так, как сочтет нужным.

Я уже стар и, как и большинство людей в моем возрасте, начинаю по-иному смотреть на собственную жизнь. То, что когда-то для меня так многое значшю, теперь не представляет былой ценности. В отличие от Дэрвуда мне, однако, недостает мужества. Я ничуть не сомневаюсь, что ты будешь глубоко переживать мою кончину. Знаю, тебе придется нелегко, причем во всех отношениях. Но это не моя вина. Думаю, тебе хватит стойкости и душевной щедрости, чтобы простить меня. Знай, что я желал тебе в этой жизни только самого лучшего.

То, что я тебе сейчас расскажу, возможно, покажется тебе чем-то малопривлекательным, и тем не менее мне самому трудно поверить, как долго я хранил эту тайну. Либерти, я любил тебя всем сердцем, хотя ты об этом и не догадывалась. То, что мы в тот вечер встретились на аукционе, отнюдь не совпадение. Я знал, что тебе захочется получить пудреницу. В свое время, за шестнадцать лет до этих событий, я подарил ее твоей матери в знак любви и уважения. Я любил твою мать всем сердцем, однако по молодости и гордости не решился жениться на ней. Она была балериной, а в то время мой титул, мое положение в обществе значили для меня гораздо больше, чем мои чувства.

Как, однако, я был рад, когда увидел, что ты, моя дочь, выросла гораздо более сильным и стойким человеком, чем я сам. И если я недостоин тебя, то, поверь, мне самому от этого горько. Моя единственная надежда, мое самое горячее желание — чтобы ты наконец обрела покой. Если все случилось так, как я и задумывал, то ты уже замужем за Дэрвудом. Он прекрасный человек. Несмотря на всю нашу вражду, я готов признать, что мне до него далеко во многих отношениях. Есть в нем честь, мужество и доблесть. Это тот человек, на которого ты всегда можешь положиться.

И если Арагонский крест теперь в его руках, значит, тебе известен секрет «Сокровища». Ты знаешь, что я по причине своей непомерной гордыни и алчности совершил много такого, в чем теперь глубоко раскаиваюсь. При жизни мне не хватило мужества исправить то, что я когда-то натворил. В смерти, однако, я свободен и могу загладить свою вину. Именно по этой причине хочу дать тебе мой последний совет. Лучшего мужа тебе, чем Дэрвуд, не могу даже представить. Люби его. Цени его. В один прекрасный день он признается тебе в этом. Иначе и быть не может.

И если ты любишь его, как я надеюсь, то выполни мое последнее поручение. В течение долгих лет я делал все для того, чтобы люди, в том числе и Дэрвуд, думали, будто его отец сам виноват в своем позоре. К этому моменту ты уже, я надеюсь, просмотрела бухгалтерские книги и прочие свидетельства. Отец Эллиота ни в чем не виноват. Доказательства тому ты найдешь в потайном ящичке моего письменного стола, позади левого верхнего ящика. Отдай их Эллиоту. И тогда он всенепременно полюбит тебя.

Тебе никогда не узнать, как мне жаль, что я не могу и дальше быть все время рядом с тобой. Однажды все наши грехи, что совершали мы, богатые люди, потребуют, чтобы по ним расквитались. Зная, что у тебя все хорошо, душа моя упокоится с миром.

Любящий тебя глупый отец Ховард.

В течение нескольких минут Либерти сидела окаменев. Не веря собственным глазам, она постепенно осознавала смысл только что прочитанного. Одновременно ее не отпускала тяжесть на сердце, которая возникла с той минуты, как Ховарда не стало. По своей нерешительности граф причинил ей немало страданий. Однако в заключительных строчках его письма Либерти почувствовала, что и он тоже страдал, и это примирило ее с ним.

Ей тотчас вспомнились счастливые мгновения, которые они провели вместе. Как она любила его! Любила как отца, поняла она наконец. Он же, в свою очередь, как мог, проявлял по отношению к ней отцовское внимание и заботу. Нет, конечно, граф был далек от сантиментов. Либерти готова была сожалеть о том, какую злую шутку сыграла с ними жизнь. Однако чем больше постигала то, о чем говорилось в письме, тем легче становилось ей на душе. Она даже улыбнулась сквозь слезы. Затем ее взгляд упал на портсигар.

Ей ничего не стоило представить, как Ховард входит в библиотеку Хаксли-Хауса. И всякий раз — хотел ли он спрятаться от секретаря или провести несколько приятных часов в беседах с ней — он неизменно садился напротив нее и зажигал сигару. Либерти открыла коробку и вдохнула терпкий аромат табака. Да, какие то были чудесные времена, когда Ховард, казалось, дарил ей все, чем был богат.

Либерти подумала о том, как мало она о нем знала — почти ничего. И уже ничего больше не узнает. От этих мыслей ей на глаза вновь навернулись слезы. Повинуясь внутреннему порыву, она вынула одну сигару, отломила кончик, зажгла и положила дымиться на край пепельницы. После чего откинулась в кресле и прикрыла глаза. Здесь, в окружении сокровищ Ховарда, вдыхая дым его сигары, она легко могла представить его сидящим рядом с собой.

Она будто слышала его голос — он читал ей строки письма. И в этот момент последняя боль одиночества куда-то исчезла. Как снег, тающий под струями дождя, боль растворилась, и душа ее очистилась и словно родилась заново. Слезы катились по ее щекам. Либерти открыла глаза и посмотрела на портрет Ховарда возле двери.

Нет, он все-таки любил ее. Может, недостаточно нежно, недостаточно трогательно, но все-таки любил. А значит, она не одинока. Либерти взяла из пепельницы сигару и поводила ею в воздухе.

— Это для тебя, — сказала она портрету, после чего сделала глубокую затяжку. И была вынуждена признаться себе, что ощущение ей в принципе понравилось.

Теперь ей оставалось только разобраться с Карлтоном.

Эллиот посмотрел на записку, и у него все внутри похолодело.

— Когда она оставила ее вам? — поинтересовался он у секретаря.

— Примерно час назад, когда вы были с мистером Фростом. Миледи попросила меня передать ее вам, а также выразить ее сожаление по поводу того, что не сможет присутствовать за обедом.

— Черт побери! — пробормотал Дэрвуд.

— Что-нибудь случилось? — полюбопытствовал Фрост.

Эллиот выдвинул ящик стола, чтобы достать оттуда револьвер.

— В записке говорится что она отправилась на чай к леди Эстерли.

— Ты уж меня извини, но я бы не стал стрелять в нее за это.

Дэрвуд бросил Гаррику револьвер и коробку с патронами.

— Она не у Перл Эстерли.

— Откуда тебе это известно?

— Потому что знаю, на что способна моя жена.

— Так где же она?

Дэрвуд вытащил из ящика второй револьвер.

— Она отправилась к Карлтону Ренделлу.

— Боже, зачем ей это понадобилось? — изумился Гаррик, заряжая револьвер.

— Потому что Ховард наконец сказал ей, где можно найти свидетельства невиновности моего отца.

— А разве это не гроссбух, который она добыла у Брэкстона?

— Нет. Ховарду понадобилось выставить моего отца виновным для того, чтобы держать на коротком поводке Брэкстона и всех остальных. И вот теперь Либерти вбила себе в голову, что обязана разобраться с Ренделлом и добыть для меня последнее свидетельство.

— Черт тебя возьми, Эллиот! Хотя бы раз в жизни могу я услышать от тебя нечто такое, что не лишит меня на десять лет вперед душевного спокойствия? Как давно ты все это узнал?

— Что именно? — Дэрвуд заткнул револьвер за пояс и встал.

— Что у Ховарда двойная бухгалтерия. Эллиот подошел в двери библиотеки.

— С самого начала.

— Но как?

— Потому что неплохо изучил Ховарда Ренделла. Кроме того, мне известна его привычка все доводить до конца.

Пока Дэрвуд ехал по запруженным улицам города, его начал охватывать ужас. С того самого момента, как увидел в пепельнице дымящуюся сигару, он понял, что Либерти прочитала письмо. Господи, ну почему она не рассказала ему содержание последнего послания?! Тревога терзала его душу — кто знает, что там написал Ховард? Вдруг это навсегда отнимет у него Либерти?

Накануне Эллиот всю ночь размышлял о том, что значит для него Арагонский крест. Согласно условиям их соглашения, Либерти теперь имела полное право уйти от него. Однако, несмотря на их бурные ночи, она так ни разу и не произнесла тех слов, которые он жаждал от нее услышать.

Проснувшись один в постели, Дэрвуд ощутил, как леденеет душа. Нет, он ничуть не заблуждался на тот счет, что Либерти разрывается между ним и Ховардом. Как же он глупо поступил, упустив свой последний шанс стать счастливым! Как и все в своей жизни, он сокрушил ее. И ему стало тоскливо и жутко.

И вот теперь, прочитав последнее послание Ховарда, Либерти вернулась в дом его злейшего врага. Дэрвуд боялся даже подумать, что это для него значит. Лишь подъехав к Хаксли-Хаусу, он понял, что гнал лошадей по лондонским улицам. Гаррик с упреком смотрел на него.

— В следующий раз править буду я.

Но не успел он произнести этих слов, как Эллиот, уже взбежав по ступенькам, стучал кулаками в дверь. Дворецкий сердито открыл парадное:

— Слушаю вас, сэр. Эллиот влетел в фойе.

— Где он?

— Кто, сэр?

— Граф Хаксли. Он дома?

— Его нет.

Эллиот наверняка схватил бы дворецкого за грудки, но подоспел Гаррик и удержал его.

— Послушайте, только без глупостей! Говорите немедленно, дома ли Хаксли?

— Я сказал, что графа нет. Он уехал. Около часа назад.

— Куда?

— Это мне не известно. Я не спрашиваю его милость, когда он изволит уезжать.

Самообладание, если таковое еще присутствовало, окончательно изменило Дэрвуду. Оттолкнув Гаррика, он шагнул к дворецкому.

— В таком случае я предлагаю вам поднапрячь память. Я хочу знать, где граф Хаксли, и причем немедленно.

— Дэрвуд! — раздался скрипучий голос Миллисент с верхней площадки лестницы. — Что вам нужно?

Эллиот оставил несчастного дворецкого в покое. Миллисент испуганно наблюдала за гостем, на лице ее был написан откровенный ужас. Одета она была в домашнее платье и казалась измученной. Скорее всего сказывались тягостные годы ненависти и подозрений.

— Где он, Миллисент?

Хозяйка дома едва заметно вздернула подбородок:

— Зачем вам это знать?

Гаррик удержал Эллиота за рукав.

— Я бы советовал вам честно признаться. Потому что если доберусь до Карлтона прежде, чем он хоть пальцем тронет Либерти, вашему сыну, считайте, повезло.

Кровь отхлынула от ее лица.

— Вы не посмеете причинить ему вред! Эллиот опасался, что его злость вот-вот выплеснется наружу.

— Если с ее головы упадет хоть один волос… Миллисент, взглянув на Гаррика, обрушилась на Эллиота:

— Вы идиот! Эта особа вскружила вам голову. Да известно ли вам, кто она такая?

И тогда Эллиота прорвало. Еще бы, ведь из уст Миллисент он услышал слова, которые никогда и никому не простит! В нечеловеческом прыжке он ринулся вперед.

— Разрази вас гром! Немедленно говорите мне, где Либерти, а не то — клянусь! — я убью Карлтона, как только найду.

Видимо, неподдельная злость и ярость на его лице не на шутку всполошили Миллисент. К тому же рука Дэрвуда оказалась у самого ее горла.

— Он сказал насчет встречи с Питером Шейкером. После чего собирался заехать в Речной клуб.

— В Речной клуб? На набережной?

— Наверное.

Вновь разразившись проклятиями, Дэрвуд бросился к двери. Гаррик едва поспевал за ним. Когда Эллиот уселся на кучерское место, друг бесцеремонно оттолкнул его:

— Ты не в состоянии править лошадьми. Скажи, какая польза нам от того, если карета перевернется, а мы свернем себе шею?

Пока Либерти ждала Карлтона, она наблюдала за тем, как по Темзе вверх и вниз по течению скользят суда. В кармане у нее лежал Арагонский крест. Возможно, Эллиот не простит ей этого шага, но выбора у нее не остается. Крест — последняя надежда получить необходимый ей том. Карлтон же из последних сил пытался спасти хотя бы часть наследства Ховарда. Крест позволит ему расшифровать «Сокровище», и тогда он может быть спокоен, что Брэкстон, Фуллертон и Константин вернут ему хотя бы часть утраченной империи. А Эллиоту, как только пятно позора будет снято с репутации его отца, крест станет не нужен.

«Как, впрочем, и ты сама», — шепнул ей внутренний голос.

— Вижу, вы, как всегда, вовремя. — В голосе Карлтона сквозила откровенная неприязнь.

Либерти замерла, но затем заставила себя обернуться к нему. Карлтон выглядел ужасно, гораздо хуже, чем когда она видела его в последний раз. На коже нездоровые пятна, глаза красные и опухшие, рот, как всегда, полуоткрыт, края губ опущены — верный признак не одной бессонной ночи, проведенной в пьянстве и разврате. Она нашла в себе силы смотреть ему в глаза.

— Добрый вечер, Карлтон.

— Не уверен, что добрый, — фыркнул он. — Надеюсь, у вас веские причины, чтобы требовать встречи со мной. Я больше не намерен участвовать в ваших играх.

— Уверяю вас, вы обрадуетесь, узнав, зачем я пригласила вас сюда.

— Вам наверняка известно — я только что от Шейкера. Он пытался меня уверить, что я разорен.

— Это поправимо. — Либерти вынула из кармана Арагонский крест. — Вы захватили с собой то, о чем я вас просила?

Карлтон достал из складок плаща книгу.

— Едва нашел ее, черт возьми. Ума не приложу, с какой стати дядюшка Ховард сделался таким подозрительным? Вот уж чего мы никогда не узнаем.

Увидев в его руках книгу, Либерти облегченно вздохнула. Она все же опасалась, что этого тома не существует.

— Готова кое-что предложить вам взамен, — сказала она. — За книгу я отдам вам вот это. — Она протянула ему Арагонский крест, держа за цепочку, словно наживку на крючке.

— Что это? — спросил Карлтон, подозрительно щурясь.

— Арагонский крест, — ответила Либерти. — Надеюсь, вы о нем наслышаны.

— Уж не за ним ли Дэрвуд охотился все эти годы?

— Верно. За ним.

— И сколько он стоит?

— Для вас — целое состояние, — ответила она и поведала историю про «Сокровище» и как с помощью креста можно снова вернуть себе богатство. Время от времени она прерывалась, чтобы убедиться, что Карлтон следит за ее рассказом. Племяннику далеко было до своего дяди, хотя глупым его вроде бы не назовешь. В его мутных глазках появились проблески мысли. Карлтон уразумел, какую власть дает ему обладание крестом. Либерти решила, что он примет ее условия.

— Если будете пользоваться им осмотрительно, — предупредила она, — сможете вернуть себе большую часть утраченного состояния.

— А какая вам от этого выгода? — поинтересовался Карлтон. Он все еще не доверял ей.

— У меня на то причины личного характера. — И она посмотрела на том. — Для вас эта книга не более чем набор цифр, а потому не представляет ровно никакой ценности. Для меня же она бесценна.

Карлтон всматривался ей в лицо.

— Откуда мне знать? Вдруг лжете? Либерти скорее почувствовала, нежели заметила, что позади нее выросла мужская фигура.

— А теперь, — прогремел голос Аддисона Фуллертона, — я буду говорить!

Либерти отшатнулась от него.

— Карлтон, вы позвали Фуллертона? Карлтон кивнул:

— Некоторое время назад Аддисон продлил мне один кредит. В обмен он просил сообщить о нашей с вами встрече.

Аддисон вытащил из складок плаща пистолет и помахал перед носом Карлтона.

— Дайте сюда вашу книгу, — негромко потребовал он.

— Карлтон, не смейте этого делать! — запротестовала Либерти и даже схватила его за рукав.

В предвечерних сумерках зловеще щелкнул затвор.

— Моя дорогая Либерти, сначала Брэкстон, затем я и вот теперь Карлтон. Когда же вы наконец усвоите одну простую истину — помыкать людьми безнаказанно вам не удастся?! — Фуллертон вновь навел пистолет на Карлтона. — Ну же, дайте!

Карлтон торопливо сунул ему в руку книгу. Аддисон повернулся к Либерти:

— А вы, миледи, дайте сюда крест!

— Ни за что! — Либерти гордо вскинула голову.

— У вас нет выбора! — прорычал Фуллертон. — Дэрвуд на грани полного разорения. И я хотел бы поблагодарить вас за то, что так подробно разъяснили секрет «Сокровища». Этот мерзавец Ховард обманул нас всех.

— Ваш план не сработает, — возразила Либерти. — Я ведь уже видела крест. И теперь могу полностью расшифровать текст «Сокровища». Кстати, вам известно, что у Дэрвуда есть собственный экземпляр? — спросила Либерти и с удовлетворением отметила, как побледнел ее враг.

— Вы лжете!

— Отнюдь. Но даже если так, это ничего не меняет. Я целиком прочла экземпляр, который отдала Брэкстону, и при необходимости могу все восстановить. Времени на то, чтобы рассмотреть крест, у меня тоже было более чем достаточно, так что ключ мне известен. Ваши действия бесполезны. Советую вам лучше поскорее заключить договор с Карлтоном.

Фуллертона охватили сомнения, пока он переваривал сказанное. Либерти была почти уверена, что этот негодяй ей не поверил. Злобно сжав губы, он нащупал спусковой крючок.

— А что мешает вам разоблачить нас потом?

— Если нужно, могу поклясться, что никогда этого не сделаю. Неужели вы не видите, что я хочу покончить со всем этим не меньше вашего?

Фуллертон покачал головой:

— Одного слова недостаточно. Ховард знал, что делал, когда полагался на вашу преданность. Но меня вам не провести. Можно подумать, я не вижу, что, побывав в постели Дэрвуда, вы заняли его сторону в нашей войне.

Либерти заметила, что взгляд Карлтона прикован к пистолету Фуллертона. Что ж, значит, на помощь дражайшего родственничка рассчитывать не приходится. Она мысленно приказала себе не поддаваться панике.

— Фуллертон, эта книга для вас совершенно бесполезна. Давайте договоримся, и вы отдайте ее мне, а я отдам вам крест.

— Но, как вы только что сказали, чтобы расшифровать «Сокровище», крест вам не нужен. Нет, этот номер у вас не пройдет. — Он шагнул вперед. — Более того, в данной ситуации мне остается единственное — сделать так, чтобы вы не смогли нанести мне больший урон! — Фуллертон схватил за руку и грубо притянул Либерти к себе.

— Боюсь, сейчас с вами произойдет весьма неприятный случай, я бы даже сказал — трагедия. Интересно, как поступит Дэрвуд, узнав, что его супруга утонула в Темзе?

С дальнего конца моста прогремел выстрел. Обернувшись, Либерти увидела, как навстречу им в развевающемся плаще, подобно хищной птице, настигающей жертву, несется Эллиот. Даже в тусклом свете сумерек глаза его горели зеленым огнем. Боже, выходит, она в который раз подвела его! В книге заключен ключ от их счастья. И она непременно должна его добыть.

— Отпусти ее, Фуллертон! — Эллиот навел на соперника револьвер. — Немедленно! Не то прикончу тебя на месте!

В следующее мгновение испуганно ойкнул Карлтон — это Гаррик приставил к его спине револьверное дуло.

— Не двигаться! — прикрикнул Фрост. Либерти едва ли не кожей почувствовала, как испугался Карлтон, однако не могла оторвать глаз от Эллиота.

— Прошу тебя, будь осторожен, — прошептала она.

Фуллертон больно сжал ей руку. Либерти с трудом подавила крик, понимая, что это только подлило бы масла в огонь. Кроме того, от Фуллертона можно было ожидать любую подлость. У него в руках был заряженный пистолет, а следовательно, жизнь Эллиота тоже в опасности.

— Дэрвуд, — произнес Фуллертон, наводя на него пистолет, — ты мне действуешь на нервы.

— Отпусти ее! — прорычал Эллиот. — А не то, клянусь Господом Богом, отправлю тебя прямиком в ад!

— Сомневаюсь, что тебе это удастся. Пока твоя женушка у меня в заложницах, ты не посмеешь сделать ни единого выстрела. Она сделала из тебя тряпку.

Аддисон щитом выставил перед собой Либерти, схватив ее за горло.

— Сначала она окрутила Ховарда, а теперь тебя. Скажи, так уж хороша она в постели, что все ее любовники сходят от нее с ума?

Лицо Дэрвуда окаменело. Либерти попыталась разжать пальцы Фуллертона.

— Эллиот, прошу тебя, он мне ничего не сделает. Но Фуллертон потянул ее за волосы:

— Я бы на твоем месте не зарекался. Мне, право, жаль, что придется убить такую куколку. Я бы и сам не против с тобой позабавиться.

Либерти возобновила борьбу, но Фуллертон вновь сдавил ей горло. В отчаянии она решилась острым краем креста порезать ему руку. Фуллертон взвыл от боли, и Эллиот молнией бросился к нему. Быстрым и мощным движением он выбросил вперед ногу, угодив каблуком в плечо врагу.

Фуллертон, стеная от боли, причиненной ударом, и от пореза на руке, отшатнулся назад. Эллиот нажал на курок. На плече. Фуллертона стало расплываться алое пятно, он едва устоял на ногах. Не теряя понапрасну драгоценных мгновений, Либерти выхватила из его рук драгоценный том. Фуллертон, в свою очередь, ухватился за крест, цепочку которого Либерти сжимала в другой руке. Но Фуллертон потерял равновесие у самого края моста, и Эллиот метнулся к Либерти. Его пальцы моментально сжали ее запястье, и он оттащил ее от перил моста. Цепочка выскользнула из ее пальцев, и тогда Фуллертон моментально потерял равновесие. С душераздирающим воплем он проломил деревянный парапет и рухнул в воду.

Арагонский крест, описав в воздухе дугу, блеснул в заходящем солнце и навсегда исчез в мутных водах Темзы. Либерти смотрела ему вслед, боясь пошевелиться.

Эллиот с силой привлек ее к себе. Он обнял ее одной рукой, так как в другой сжимал револьвер, из дула которого еще недавно курился дымок.

— Господи! — вырвалось у него. — С тобой все в порядке?

— Крест!.. Эллиот!.. — шептала Либерти, глядя на воду. — Мы потеряли его навсегда.

Эллиот прижался губами к ее лбу.

— Либерти!.. Нам он не нужен.

— Неправда! — Объятая горем, она заглянула ему в глаза. — Лучше отдала бы его Карлтону в обмен на книгу. Потерять его так бездарно! — Ее голос дрогнул.

Либерти могла поклясться, что заметила, как на губах Эллиота мелькнула лукавая улыбка.

— Либерти, — произнес он, — не переживай из-за этой чертовой безделушки, а лучше признайся — с тобой все в порядке?

— Что?.. О да, конечно! Фуллертон мне ничего не сделал.

— Отлично! — Эллиот перевел взгляд на Гаррика и Карлтона. — Ренделл, вы получили, что хотели. Полагаю, необходимость в наших встречах отпала?

Карлтон поспешно кивнул:

— Вы враждовали с моим дядей, но не со мной.

— И все же договоритесь с моим секретарем о встрече на следующей неделе, — сказал ему Дэрвуд. — Тогда и мы обсудим, как можно поправить ваши дела.

Судя по всему, Карлтон решил, что ему не стоит искушать судьбу. Он покосился на Либерти, после чего рассыпался в благодарностях перед Эллиотом и поспешил унести ноги. Гаррик снял палец со спускового крючка и сунул револьвер за пояс.

— Должен признаться, Дэрвуд, когда-то я считал, что семейная жизнь чертовски скучная, — сказал он и лукаво повел глазами в сторону Либерти. — Однако твоя жена, кажется, вдохновила меня на женитьбу. Как только наступит свадебный сезон, я тотчас пущусь на поиски невесты.

Эллиот даже не обернулся в его сторону.

— Только найди себе покладистую, Гаррик. Это значительно облегчит тебе жизнь.

Либерти нахмурилась, однако веселый смех Гаррика сразу поднял ей настроение.

— Полагаю, у твоей жены на сей счет особое мнение. Так что я лучше пойду проверю, как там лошади. Буду в конце моста.

Эллиот не стал дожидаться, когда Гаррик отдалится, и наклонился к Либерти.

Она предупредила его поцелуй, зажав ему рот рукой.

— Ты действительно не сердишься из-за креста? — спросила она, не в силах поверить, что Дэрвуд простил ее. Ведь она знала, как важна была для него эта старинная вещица.

— Надеюсь, ты догадываешься, какую веселую жизнь мне устроила? Мне надо было догадаться об этом еще в тот день, когда ты попросила у меня сигару. Уже тогда я должен был предвидеть, что меня ждет впереди.

— Я никогда не обещала тебе спокойную жизнь.

— Да, миледи, избежать хаоса не удалось. Ты втянула меня в опасное приключение, причем не одно.

— И в награду за все страдания, — добавила Либерти с несчастным видом, — ты лишился того, о чем мечтал столько лет.

Эллиот глубоко вздохнул.

— Выслушай меня, Либерти. Я знаю, что не наделен даром красноречия, поэтому речь моя, возможно, будет сумбурной и сбивчивой. Когда-то я думал, что если буду обладать всеми сокровищами мира, то стану счастлив. Арагонский крест был для меня символом всего того, к чему я стремился.

Либерти почувствовала, как затрепетало в груди ее сердце:

— А теперь?

— Ты веришь мне?

— Безусловно, — ответила она.

— Ты любишь меня?

Боже, чего стоил ему этот вопрос!

— Я давно люблю тебя, Эллиот!

Его глаза засверкали от упоения любви.

— Тогда ты и есть мое главное сокровище. Он поцеловал ее, и впервые Либерти позволила себе поверить, что в конце концов все будет хорошо.

Глава 17

За бурными событиями, произошедшими на мосту через Темзу, последовал месяц относительного спокойствия. Либерти наконец закончила объединение двух коллекций — Ховарда и Эллиота. Часть вещей они с Дэрвудом продали, часть вернули Карлтону. Эллиот нанял работников, чтобы они расширили библиотеку — для поступивших книг понадобились дополнительные стеллажи, шкафы и полки.

С открытием Хрустального дворца у них появились новые возможности. Под мудрым руководством леди Эстерли Либерти даже сумела дать несколько званых вечеров, о которых потом говорил весь свет. Вскоре она превратилась в хозяйку одного из самых модных салонов в Лондоне.

Эллиот по-прежнему занимался финансовыми делами и даже — вот уж поистине чудо! — помог Карлтону довольно успешно вести дела в мутных водах международной торговли. Календарь их вечеров, приемов, раутов становился все более напряженным, однако, как только взоры общества обратились к другим развлечениям, Либерти почувствовала, что может наконец уделять больше времени мужу. Со свойственной ей легкостью она, казалось, забыла о том, что когда-то говорили в свете по поводу ее отношений с Ховардом и о ее браке с Эллиотом. Когда же сама королева наградила Эллиота орденом Подвязки за помощь принцу-консорту Альберту в деле организации промышленной выставки, общество встретило их с распростертыми объятиями.

Либерти нашла успокоение для души, всецело предавшись работе. У нее было время поразмышлять о не столь давних событиях, простить и попрощаться с Ховардом. Если бы не легкая печаль и грусть из-за отстраненности Эллиота, жизнь ее можно было бы назвать счастливой во всех отношениях. Когда она показала Эллиоту письмо Ховарда, он проявил редкое для него понимание. Даже позволил ей повесить портрет Ховарда в библиотеке. Либерти сочла это решение великой жертвой с его стороны.

И все же, хотя ночи их были по-прежнему бурными и страстными, как и раньше, Эллиот, казалось, что-то скрывал от нее. Либерти не сомневалась, что в тот день, когда произошла сцена на мосту, он по-настоящему любил ее. Она видела любовь в его глазах! Более того, Эллиот с легкостью забыл об Арагонском кресте. Но слов любви она от него так и не услышала.

Если не считать слов, произнесенных на мосту, Дэрвуд ни разу не признался, что доволен тем, как сложилась их совместная жизнь. Он будто поставил себе одну-единственную цель — отгородиться от окружающего мира, не соприкасаться с ним. Стоило Либерти задуматься об этом, как ей тотчас становилось страшно.

Но в этот день она отогнала от себя эту мысль. Среди принадлежавших Ховарду вещей она обнаружила нечто удивительное и не могла сдержать охватившего ее волнения. Нет, это обязательно нужно показать Эллиоту! Вот он обрадуется! Вещицу эту она отнесла ювелиру, чтобы тот ее почистил, а на следующий день забрала. Сидя в карете, что везла ее домой в Дэрвуд-Хаус, Либерти сжимала в руке драгоценную вещицу.

Она надеялась, что застанет Дэрвуда одного. Было бы обидно, если у него сейчас деловая встреча или даже Гаррик в гостях. Либерти не терпелось вручить Эллиоту подарок. Она так и не усвоила церемониалов, предпочитая импульсивные порывы. И хотя тем самым нередко выводила Эллиота из себя, он клялся, что ее выходки не дают ему скучать.

Карета остановилась у парадного подъезда, и Либерти взбежала по ступеням и остановилась в холле. От того, что она там увидела, тотчас замерла на месте.

— Вижу, ты вернулась, — произнес Эллиот.

Рядом с ним на постаменте высотой почти в девять футов стоял огромный хрустальный аквариум. Либерти уставилась на него во все глаза — никогда не видела она ничего подобного. Выполнен он был в виде слона, бивни и ногти массивных стоп позолочены. В солнечных лучах слон переливался и сверкал, словно гигантский бриллиант. И в этом огромном чудо-аквариуме плавала по крайней мере сотня рыбок.

— Откуда это?! Эллиот подошел к ней.

— Тебе нравится? Помнится, тебя в восторг привел один из аквариумов на выставке.

— Но тот был значительно меньше. Дэрвуд посмотрел на стеклянного слона.

— Согласен, да и формы другой. Этот сделали для меня по специальному заказу.

У Либерти зазвенело в ушах. Господи! Если она сейчас не скажет того, что хотела сказать, то потом ей просто не хватит смелости.

— Можно до того, как ты мне все объяснишь, и я кое-что тебе подарю?

— Что же? — Дэрвуд изумленно выгнул бровь. Либерти развернула упаковку.

— Помнишь, в тот день на мосту ты сказал мне, что тебе больше не нужен Арагонский крест? Знаешь, я тебе тогда не поверила.

— Я не говорил, что не хотел бы иметь его в своей коллекции.

— Верно, — произнесла Либерти, снимая с сокровища в руке атласный лоскуток. — Думаю, тебе будет приятно узнать, что Ховард перехитрил нас обоих.

На ладони у Либерти лежал подлинный крест — об этом недвусмысленно свидетельствовало клеймо на обратной стороне.

— Такое впечатление, будто Ховард постоянно опережал нас на шаг. Подлинный крест был спрятан в коробке из-под сигар, между первым и вторым дном. Тот, что упал в Темзу, — подделка.

Эллиот взял вещицу у нее из рук и взвесил на ладони.

— С трудом верится.

— Я возила его к ювелиру, — пояснила Либерти, — и он подтвердил, что вещь подлинная.

Дэрвуд несколько секунд внимательно разглядывал крест:

— Не ожидал, что он станет моим. Либерти сделала глубокий вдох, приготовившись сказать то, что уже давно собиралась:

— Надеюсь, ты понимаешь, что это значит?

— Что я должен начать собирать новую коллекцию? Либерти пропустила его замечание мимо ушей.

— Это означает, милорд, что наш договор выполнен. Я достала для вас крест. И вам больше нет необходимости держать меня при себе.

Дэрвуд замер, после чего уставился на нее. От этого взгляда внутри ее все затрепетало.

— И ты на этом настаиваешь?

— Я люблю тебя, Эллиот. Я всегда любила тебя. Но в данный момент для меня гораздо важнее, что ты получил то, о чем мечтал.

Дэрвуд швырнул крест через весь холл. Золотая цепочка зацепилась за один из стеклянных бивней, и крест остался болтаться на нем.

— Ты хотя бы понимаешь, почему я приобрел для тебя это чудовище? — негромко спросил он.

Либерти почувствовала, как у нее что-то сжалось в груди.

— Нет. И почему же?

Тогда Дэрвуд привлек ее к себе.

— Помнишь, что ты рассказала мне в ту ночь, когда нашла крест? Ты сказала, что Ховард толкнул тебя в мои объятия, чтобы разорить меня.

— Помню.

Он снова перевел взгляд на слона.

— С тех пор я искал способы показать, какие чувства испытываю к тебе. Признаюсь, у меня это не слишком хорошо получилось. Я с самого начала знал, что в конце концов все испорчу.

У Либерти на глаза навернулись слезы.

— О, Эллиот, ты лучше скажи. Это не так трудно. Дэрвуд набрал полную грудь воздуха.

— В ту ночь ты сказала мне, что убеждена, что являешься для меня чем-то вроде белого слона — этакий разорительный дар, который станет причиной моего краха, если я начну проявлять о тебе заботу, холить тебя и лелеять.

— Верно.

— Нет, ничуть не верно, — покачал головой Дэрвуд.

— Неужели?

— Нет. — Выражение его лица стало серьезным. — Истина заключается в том, что, даже если бы меня преследовала свора злобных псов, ничто бы не заставило меня расстаться с тобой.

Всхлипнув, Либерти растаяла в его объятиях.

— Я люблю тебя, Эллиот.

— Я тоже люблю тебя. — Он приблизил ее лицо к своему. Либерти прочла в его глазах изумление, и ее сердце было готово вот-вот разорваться на части. — И никогда не сомневайся в этом, Либерти. Ты не на погибель мне дана. Ты — мое спасение!

— О, Эллиот! — И она прильнула к нему. — И кто только сказал тебе, будто ты обделен красноречием?

Издав победный возглас, Дэрвуд жадно припал к ее губам. Здесь, посреди холла, среди солнечных бликов от аквариума, он поцеловал ее, и этот поцелуй венчал их огромную взаимную любовь. А еще он был свидетельством того, что их любовь бесценна.