Со многими из наиболее явно коррумпированных чиновников уже разобрались: с теми, кто считал, будто давние отношения с покойным правителем позволяют им забыть о добродетелях, и оказался замешанным в различных налоговых нарушениях. Некоторым принадлежала монополия на красители — основное богатство Картады. В долине к югу от города поселились жуки кермас, питающиеся белыми цветами илликсии, а затем дающие красную краску, которую Картада поставляла всему миру. Можно было сделать состояние на контроле над этой торговлей, а где замешаны большие деньги, как гласит старая пословица, там возникает желание получить еще больше.

Такие люди имелись при каждом дворе. Это было одной из причин их появления при дворе. И, разумеется, риск тоже был.

Попавшихся чиновников, которые еще не были кастратами, кастрировали перед казнью. Их тела повесили на городских стенах, а с обеих сторон повесили тела собак. Кастратов-придворных, которым следовало бы быть умнее, бичевали, содрали с них кожу, а затем привязали на расчищенном участке у Врат Силвенеса. Для огненных муравьев было слишком холодно, но дикие звери зимой всегда голодны.

Были назначены новые чиновники из подходящих семей. Они дали все необходимые клятвы. Некоторые поэты и певцы разъехались по другим дворам, на их место приехали другие. Все это составляло нормальный ход событий. Артист может надоесть, а новому правителю было необходимо во многих областях проявить свой собственный вкус.

В гареме, так долго подчинявшемся Забире, фаворитке покойного правителя, начался, как и следовало ожидать, бурный период. Женщины яростно боролись за право занять свое место подле юного правителя. Ставки были очень высоки. Все знали, как начинала Забира и как необычайно высоко она поднялась. В ход шли кинжалы, была даже одна попытка отравления, прежде чем женщинам гарема и евнухам удалось навести некое подобие порядка.

Одной из причин такой неразберихи было то, что о пристрастиях нового правителя почти ничего не знали, хотя и ходили самые разные сплетни и догадки, особенно относительно впавшего в немилость Аммара ибн Хайрана из Альджейса, бывшего воспитателя и наставника правителя. Но вскоре после воцарения Альмалика Второго рассказы некоторых самых болтливых надсмотрщиков гарема опровергли самые скандальные из этих слухов.

По их словам, женщины все время очень заняты. Молодой правитель имеет совершенно обычную ориентацию в делах любовных и такой аппетит, который — в соответствии с древнейшими предсказаниями о правителях земель ашаритов — предрекает ему могущество и в других делах.

Предзнаменования сулили удачу и во многих других отношениях. Фезана была подавлена довольно жестоким образом, об этом всегда будут помнить. Силвенес все больше приходил в упадок: лишь сломленные, отчаявшиеся люди все еще жили возле печальных руин Аль-Фонтаны или в них самих. Эльвира на побережье, кажется, проявила некоторые признаки нежелательной самостоятельности после смерти Альмалика Первого, но эти искры были быстро погашены новым каидом войска, который совершил показательный поход на юг с отрядом мувардийцев перед самым наступлением зимы.

Старый каид, разумеется, был мертв. В качестве прославляемого всеми жеста милосердия, правитель позволил ему самому покончить с собой вместо публичной казни. Эта смерть тоже была нормальным явлением: считалось неразумным, если новый монарх оставлял прежних военачальников у власти или даже просто в живых. Тем, кто соглашался принять должность главнокомандующего войсками Аль-Рассана, приходилось идти на такой риск.

Даже разбойник Тариф ибн Хассан, гроза купцов на южных дорогах и всех законных сборщиков податей, кажется, решил в этом сезоне обратить свой взор в другие места. Вместо хронических разрушительных набегов из неприступного Арбастро на охотничьи земли Картады он предпринял поразивший всех рейд на территорию Рагозы.

Разговоры об этой операции продолжались всю зиму, по мере того как отважные путешественники и купцы являлись в город со все новыми вариантами этой истории. По-видимому, ибн Хассану действительно удалось захватить первую порцию дани Халонье от Фибаса и при этом перебить весь отряд джадитов. Поразительное достижение во всех отношениях. Еще одна глава в сорокалетней легенде о знаменитом разбойнике.

Замешательство Рагозы — поскольку прежде всего эмир Бадир дал согласие на выплату дани, — было огромным, так же, как экономические и военные последствия. Некоторые из наиболее разговорчивых посетителей, выпивающих в тавернах Картады в ту зиму, высказывали мнение, что Халонья может весной двинуть большие силы на юг, чтобы проучить Фибас. Что означало проучить Бадира Рагозского.

Но это чужие проблемы, соглашались пьяницы. В кои-то веки Хассан заварил серьезную кашу в другом месте. Как было бы хорошо, если бы престарелый шакал поскорее умер! Разве он не достаточно стар? Вокруг Арбастро хорошие земли, на которых верный придворный нового правителя Картады мог бы построить себе небольшой замок в подаренном правителем поместье — для его охраны.

Помимо всего прочего, зима — это подходящее время, чтобы помечтать.

У нового правителя Картады не было ни свободного времени, ни настроения предаваться подобным мечтам. Альмалик Второй, человек раздражительный и педантичный, во многих отношениях сын своего отца, хотя оба они отрицали бы это, знал слишком многое из того, о чем не знали его подданные, и поэтому он сам зимой не испытывал оптимизма.

И в этом тоже не было ничего необычного для правителей.

Он знал, что его брат находится у мувардийцев в пустыне с благословения ваджи, которые возлагают на него большие надежды. Он знал наверняка, что предложит воинам пустыни Хазем. Как эти предложения воспримет Язир ибн Кариф, он знать не мог. Переход власти от сильного правителя к его преемнику — всегда опасное время.

Он обязательно делал перерыв на молитву в своих делах каждый раз, когда звонили колокола. Он вызвал к себе самых влиятельных ваджи Картады и выслушал их жалобы. Вместе с ними он сокрушался о том, что его возлюбленный отец — верующий, разумеется, но человек мирской, — позволил их великому городу несколько отойти от законов Ашара. Пообещал регулярно советоваться с ними. Приказал немедленно очистить печально известную улицу проституток-джадиток и построить там новый храм с садами и резиденцией для ваджи.

Он послал дары, и весьма богатые, Язиру и его брату в пустыню. На данный момент больше ничего он не мог сделать.

Он также узнал в начале зимы, еще до того, как новости из-за рубежа сократились до тонкой струйки, что в Батиаре готовится священная война и армии четырех земель джадитов собираются весной отплыть в Аммуз и Сорийю.

Потенциально это была самая важная новость из всех, но не самая насущная его проблема. Трудно вообразить, что после скучной, вызывающей раздражение зимы, проведенной вместе, такое отчаянное войско действительно отправится в плавание. Но с другой стороны, сядут они на корабли или нет, сам факт сбора такой армии представлял собой самую серьезную опасность.

Он продиктовал предупреждение Великому Халифу в Сорийю. Оно придет к нему только весной, конечно, и другие тоже пошлют свои предупреждения, но важно присоединить свой голос к общему хору. У него потребуют золота и воинов, но для того, чтобы такая просьба дошла, необходимо время.

Сейчас более важно разгадать, что могут задумать джадиты на севере полуострова после известия о войне, которое они уже должны были получить. Если четыре армии джадитов собираются отплыть на восток, что могут замыслить правители Эспераньи, которые находятся так близко от ашаритов, узнав о подготовке священной войны? Не начали ли их священники уже проповедовать нападение?

Способны ли три правителя Эспераньи собраться в одном месте и не перебить друг друга? Альмалик Второй сомневался в этом, он побеседовал со своими советниками и послал кое-какие дары и письмо королю Санчесу в Руэнду.

Дары были королевскими; в послании в тщательно подобранных словах отмечался тот факт, что Фезана, которую контролирует Картада и которая сейчас платит дань наглому Вальедо, а не Руэнде, лежит на таком же расстоянии от последней и является, по крайней мере, таким же потенциальным объектом защиты Руэнды. Он почтительно просит Санчеса высказать свои мысли по поводу этих щекотливых моментов.

Следовало посеять рознь на севере, и посеять ее среди наследников Санчо Толстого не представляло особой трудности.

Халонья на северо-востоке его сейчас не волновала. Более вероятно, что они создадут трудности для Рагозы, а это ему на пользу, пока не переросло в нечто большее. Ему не раз приходило в голову, что следовало бы этой зимой посоветоваться с эмиром Бадиром, но делать этого не хотелось. Любое взаимодействие с Бадиром означало теперь иметь дело с Аммаром ибн Хайраном, который сбежал к главному сопернику Картады на следующий день, после того как его отправили в ссылку.

«Это был трусливый поступок, — решил Альмалик. — Он даже граничил с предательством». Аммару всего-то и нужно было скромно удалиться куда-нибудь на год, сочинить несколько стихов, возможно, совершить паломничество на восток, даже сразиться за веру в Сорийе в наступающем году, во имя Ашара… а потом Альмалик мог бы позвать его обратно, смирившегося, покорного придворного, который выдержал приличный срок наказания. Тогда это казалось таким очевидным.

Вместо этого ибн Хайран, как всегда, непокорный и колючий, убежал вместе с Забирой прямо к Бадиру и его порочному визирю-киндату в опасную Рагозу. В очень опасную Рагозу, так как источники Альмалика сообщили ему, с опозданием, что эта женщина еще летом отослала двух своих сыновей — его сводных братьев — к Бадиру, сразу же после Дня Крепостного Рва.

Эти сведения он должен был получить раньше, до смерти отца. Ему пришлось создать прецедент и казнить двоих из своих людей: губительно получать столь важные сведения так поздно. Эти два мальчика представляют угрозу его положению на троне, почти такую же большую, как Хазем в пустыне.

«Со сводными братьями, — решил новый правитель Картады, — лучше быстро покончить». Смотрите, что случилось у джадитов, например. Рамиро Вальедский, несмотря на его знаменитую ловкость, добился успехов лишь после внезапной кончины своего брата Раймундо. И хотя об этой смерти ходили разные слухи, они не помешали возвышению Рамиро.

Из этого следует извлечь урок. Альмалик вызвал двух известных ему людей, дал им подробные инструкции и щедрые обещания, а потом послал на восток под видом торговцев пряностями, чтобы они могли преодолеть горы Рагозы, пока перевал еще открыт для законных купцов. Его отрезвило и сильно потрясло полученное в середине зимы известие о том, что они оба погибли в драке в таверне в первый же день их приезда в город Бадира.

«Бадир умен», — так всегда говорил отец Альмалика Второго. Его визирь-киндат необычайно умен. А теперь с ними Аммар, в то время как ему следует находиться здесь или, по крайней мере, спокойно ждать где-нибудь разрешения вернуться.

Однажды ветреной ночью Альмалик Второй отправился в поисках мимолетного утешения в гарем своего отца, который теперь стал его собственным. Он чувствовал себя очень одиноким. Он рассеянно потирал свое непослушное веко, пока очень высокая светловолосая женщина из Карша прилежно старалась возбудить его при помощи благовонных масел и ловких рук, и обдумывал некоторые факты.

Первый факт: Аммара ибн Хайрана не удастся быстро вернуть в Картаду, даже пообещав возвратить ему его честь и огромную власть. Он знал это точно. Тщательно продуманная ссылка ибн Хайрана в день смерти отца начала казаться ему не столь разумным шагом, каким виделась в то время.

Он с гневом вынужден был признать и тот факт, что нуждается в Аммаре. Слишком много событий произошло этой зимой, слишком много неотложных вопросов следовало бы рассмотреть и решить, а окружающие его люди с этим не справлялись. Ему необходим хороший совет, а единственный человек, советам которого он доверял, был тот, кто всегда относился к нему с насмешливым снисхождением учителя к своему ученику. Теперь он — правитель Картады; больше так быть не должно, но ему нужно вернуть Аммара.

Он поставил женщину на четвереньки и вошел в нее. Она была необыкновенно высокого роста; это создавало неудобства. Она тут же начала издавать стоны блаженства, привычно преувеличенные. Все они вели себя так, отчаянно стремясь завоевать его расположение. Двигаясь на женщине из Карша, он поймал себя на мысли о том, какова была миниатюрная Забира с его отцом в этой самой постели. Женщина под ним стонала и ахала, словно умирала. Он быстро кончил и отослал ее.

Потом он лежал один среди подушек и тщательно обдумывал, как вернуть того единственного человека, который ему необходим, раньше, чем грозящие ему со всех сторон беды не вспыхнут, подобно кострам, и не поглотят его.

Утром, с первыми бледными лучами света, он послал за шпионом, которого использовал и раньше. Молодой правитель Картады принял этого человека с глазу на глаз, даже прогнал из спальни рабов.

— Я хочу, — сказал он, не здороваясь, без всякой преамбулы, — узнать все, что ты сможешь раскопать о передвижениях господина Аммара ибн Хайрана в Фезане в День Крепостного Рва.

Однажды зимним утром, по дороге к своей палатке на базаре, Джеану и Веласа похитили так ловко, что никто из прохожих даже не понял, что произошло.

День выдался серый; скользили облака, светлые и потемнее. Дул ветер и моросил дождь. К ним подошли двое мужчин; один попросил уделить им несколько секунд внимания. Произнося эти слова, он уже приставил нож к ее ребрам, прикрывая его своим телом и подбитым мехом плащом.

— Твой слуга умрет, если ты откроешь рот, — приветливым тоном произнес он. — А ты умрешь, если рот откроет он. — Она быстро оглянулась: Веласа так же держал второй мужчина. На первый взгляд любому прохожему показалось бы, что они просто беседуют.

— Спасибо, доктор, — громко произнес стоящий рядом с ней. — Дом находится вон там. Мы очень вам благодарны.

Она пошла туда, куда он ее вел. Нож на ходу царапал ее кожу. Она заметила, что Велас побледнел, и знала, что это от ярости, а не от страха. Что-то было в этих людях, некая внутренняя уверенность, которая убедила ее, что они готовы убить их даже в людном месте.

Они подошли к двери, открыли ее тяжелым ключом и вошли. Второй мужчина запер ее за ними одной рукой. Второй рукой он держал нож у тела Веласа. Она увидела, что он положил ключ в кошелек у пояса.

Джеана сказала так твердо, как только смогла:

— Вы навлечете на себя гибель, и вам это известно. Я — придворный лекарь эмира Бадира.

— Большое облегчение, — ответил первый мужчина. — Если бы вы оказались другой женщиной, то у нас могли бы возникнуть проблемы.

У него был сухой, четкий голос. Никакого акцента Джеана не смогла подметить. Он был ашаритом, купцом, или одет купцом. Они оба были так одеты. Одежда дорогая. От одного исходил свежий аромат духов. Руки и ногти чистые. Это не бандиты из таверны, а если и бандиты, то кто-то приложил усилия, чтобы это скрыть. Джеана сделала глубокий вдох; у нее пересохло во рту. Она чувствовала, что у нее начинают дрожать ноги. Она надеялась, что они этого не заметят. Она молча ждала. Потом увидела кровь на тунике Веласа, под полой плаща, и внезапно перестала дрожать.

Второй мужчина, более высокий и широкий в плечах, чем первый, спокойно произнес:

— Мы собираемся связать и заткнуть рот вашему слуге и оставить его здесь. Его одежду мы снимем. Никто сюда не заглядывает. Оглянитесь, если хотите в этом убедиться. Никто не узнает, где он. Он умрет от холода, если мы не вернемся и не освободим его. Вы понимаете, что я вам говорю?

Джеана смотрела на него в упор, пряча страх за презрением. Она не ответила. Мужчину это, по-видимому, позабавило, она заметила, как напряглись мышцы на его руке, перед тем как шевельнулся нож. У Веласа вырвался слабый, непроизвольный стон. Теперь ему нанесли настоящую рану, а не просто царапину.

— Если он задает вопрос, вам лучше на него ответить, — мягко произнес первый мужчина. — У него очень обидчивый характер.

— Я понимаю, — сквозь зубы сказала Джеана.

— Отлично, — пробормотал высокий. Внезапным движением он сорвал с Веласа синий плащ и бросил его на землю. — Снимай одежду, — приказал он. — Всю. — Велас заколебался, глядя на Джеану.

— У нас есть и другие способы сделать то, зачем мы сюда прибыли, — резко сказал первый мужчина Веласу, — даже если нам придется убить вас обоих. Снимай одежду, ты, мерзкий ублюдок-киндат. Немедленно. — Это дикое оскорбление прозвучало еще ужаснее из-за совершенно спокойного тона, которым было произнесено.

Тут Джеана подумала о Соренике. О тех, кто погиб там в конце осени, о сожженных, обезглавленных, о младенцах, перерубленных мечом пополам. Вслед за первым сообщением приходили новые известия, каждое еще страшнее предыдущих. Какое значение имеют еще две жизни? Не все ли равно богу и двум его сестрам?

Велас начал раздеваться. Теперь его лицо стало совершенно непроницаемым. Второй мужчина отошел на несколько шагов к дальнему концу чаши фонтана и достал моток веревки и кусок плотной ткани. Снова начался дождь. Было очень холодно. Джеана попыталась сообразить, как долго может прожить человек, лежа здесь связанным и обнаженным.

— Что вам от меня нужно? — спросила она против своей воли. Теперь ей стало страшно.

— Терпение, доктор. — Голос бандита звучал вкрадчиво; нож по-прежнему оставался у ее ребер. — Давайте сначала займемся вашим гарантом.

Они им и занялись. Веласу не разрешили даже оставить нижнее белье. Совершенно обнаженный, он выглядел маленьким и старым в холодной, мокрой темноте. Ему связали руки и ноги. Плотно стянули рот куском ткани. Потом высокий поднял его и бросил в чашу фонтана. Джеана содрогнулась. Мокрый камень должен показаться ледяным обнаженной коже. Велас не произнес ни слова, не протестовал и ни о чем не просил. Теперь у него не было такой возможности. Он беспомощно лежал на спине, но смотрел ей прямо в глаза, и она по-прежнему видела горящий в них гнев, а не страх.

Он был неукротимым, он всегда был таким. Его мужество передалось Джеане.

— Еще раз повторяю, — сказала она, делая шаг в сторону от ножа. — Чего вы хотите? — Мужчина не стал за ней гнаться. Казалось, он остался равнодушным к ее вызову.

Он хладнокровно произнес:

— Насколько мы понимаем, будучи придворным лекарем, вы знаете, где живут сыновья госпожи Забиры. Оказалось, что получить эти сведения очень трудно. Вы отведете нас в этот дом и поможете нам войти. Останетесь с нами там на какое-то время, а потом можете вернуться сюда и освободить своего слугу.

— Вы надеетесь, что я просто смогу войти туда вместе с вами?

Второй мужчина снова отвернулся. Из другого большого мешка он начал вынимать предметы одежды. Две голубые туники, два синих верхних балахона с белой каймой, две маленькие синие шапочки.

Джеана начала понимать.

— Мы — ваши сородичи, дорогая госпожа. Лекари вашей веры из Фезаны, приехали у вас учиться. Мы слишком мало знаем о детских болезнях, увы, а ваше искусство в этой области всем известно. Обоим мальчикам давно пора пройти очередной осмотр. Вы приведете нас туда, представите, как знакомых лекарей, и отведете нас к ним. Вот и все.

— И что произойдет дальше?

Второй мужчин улыбнулся, стоя у фонтана; он надевал синюю с белым одежду киндата.

— Вы действительно хотите получить ответ на этот вопрос?

Разумеется, это и был ответ.

— Нет, — сказала она. — Я этого не сделаю.

— Мне очень жаль это слышать, — невозмутимо произнес второй. — Лично я не люблю скопить мужчин, даже если меня провоцируют. Тем не менее вы видите, что у вашего слуги надежно заткнут рот. Когда мы будем отрезать его половые органы, он, естественно, попытается закричать. Но его никто не услышит.

Джеана пыталась дышать нормально. Сореника. Они делали то же в Соренике.

— А если я сейчас закричу? — спросила она больше для того, чтобы выиграть время.

Но их, казалось, ничем нельзя пронять. Тот, что у фонтана, был уже полностью одет как киндат, первый снял свою отороченную мехом одежду, готовясь переодеться.

Он сказал:

— Здесь запертая дверь и высокая стена. Вы должны были это заметить. Вы оба умрете, а мы выйдем через дом в боковой переулок и затеряемся в городе, раньше чем кто-нибудь взломает эту дверь и найдет кастрированного мужчину и мертвую женщину с выпущенными кишками. В самом деле, доктор, я надеялся, что вы не станете делать глупости.

Тогда Джеана начала про себя, совершенно несправедливо, проклинать всех знакомых мужчин в Рагозе. Мазура. Аммара. Родриго. Альвара и Хусари. Когда вокруг столько доблестных мужчин, как это могло произойти?

Причиной, конечно, было ее настойчивое требование независимости и их готовность обеспечить ей эту независимость, и поэтому ее проклятия были несправедливыми. «При данных обстоятельствах, — решила Джеана, — справедливость не имеет никакого значения: один из них каким-то образом должен был оказаться здесь и предотвратить это».

— Зачем вам нужны дети? — спросила она.

— Для вашей же пользы не задавайте слишком много вопросов. Мы ничего не имеем против того, чтобы оставить вас обоих в живых, когда все будет кончено, но вы понимаете, что мы здесь немного рискуем и не можем позволить вам увеличить риск.

Он не успел договорить, как Джеана все поняла. Она могла сообщить им об этом, но мысли ее теперь прояснились, и она осознавала, что этим подпишет себе смертный приговор, и Веласу тоже, здесь, в заброшенном дворе. Она промолчала.

Это дело рук Альмалика Второго Картадского, она была уверена. Он стремится уничтожить маленьких мальчиков, своих братьев, которые представляют угрозу его трону самим своим существованием. Правители и их братья; древняя история, повторяющаяся заново в каждом поколении, в том числе и в ее поколении.

Оба мужчины закончили переодевание. Каждый из них взял маленький мешочек и достал флаконы для мочи, эмблему профессии. Ее принадлежности и флакон обычно нес Велас. Высокий убийца жестом указал на них Джеане, и она через мгновение сама подняла их.

— Я все время буду рядом с вами, — предупредил тот, что пониже. — Можете, конечно, закричать. Вы умрете, и разумеется, умрет ваш слуга здесь, его некому будет спасти. Нас тоже могут убить, но в этом вы не можете быть уверены, так как мы большие мастера своего дела. Я бы не советовал пытаться помешать нам, доктор. Куда мы идем?

У нее не оставалось выбора. Пока. Пока она не выйдет из этого двора. Она оглянулась на Веласа, но теперь его загораживал край фонтана. Поднялся ветер, и дождь полил сильнее, он хлестал косыми, холодными струями. Времени оставалось немного. Она назвала дом. Потом надвинула капюшон и вышла вместе с ними.

Дом, где жили двое маленьких детей Забиры Картадской, иногда вместе с матерью, чаще без нее, находился неподалеку от дворца. Квартал был богатый и тихий.

У Джеаны быстро улетучилась всякая надежда, которую она могла бы питать, на то, что ее увидит кто-то из знакомых. Двое ее похитителей хорошо знали Рагозу: то ли уже бывали здесь, то ли быстро ее изучили. Они вели ее по извилистому маршруту, в обход базара и дворцовых площадей. Теперь они не спешили.

Они даже миновали одну из больниц, где находились пациенты Джеаны, слишком тяжелые, чтобы оставаться дома, но убийцы тоже явно знали об этом: они держались противоположной стороны улицы и не замедлили шаг. Она вспомнила, проходя мимо двери, как Родриго Бельмонте и Аммар ибн Хайран однажды ночью вместе свернули за тот же угол, который сейчас огибала она в компании двоих людей, использующих ее для убийства детей.

Они шагали совсем близко от нее, мужчины делали вид, что оживленно беседуют, зажав ее с двух сторон. Для всех окружающих три лекаря-киндата со своими принадлежностями шли к пациенту, достаточно состоятельному, чтобы заплатить им. В том квартале, где они находились, это не служило поводом для комментариев. В холодное, дождливое утро было мало прохожих, которые могли бы их заметить. «Даже погода против меня», — подумала Джеана. Она с ужасом представила себе Веласа, обнаженного и дрожащего под колючим дождем в том пустом дворе.

Они подошли к указанному ею дому.

В первый раз Джеана подумала о самих детях, которые здесь жили. Раньше она всего дважды видела их, ее вызывали для лечения каких-то пустяковых болезней. «Она даже хотела отказаться», — вспомнила Джеана. Младший из этих детей стал причиной слепоты отца и его немоты. Однако, подумав об Исхаке и зная, как бы поступил он, она все же пошла. Нельзя винить детей. Детям она обязана оказать помощь в строгом соответствии с данной ею клятвой Галинуса.

И тут возникал ужасный вопрос о том, что она делает сейчас. Она постучалась в дверь.

— Просите позвать мать, — быстро прошептал высокий. Впервые в его голосе послышалось напряжение. Это странным образом успокоило Джеану. Они совсем не так невозмутимы, как кажется. «Ублюдок-киндат» — так он назвал Веласа. Она желала смерти этим людям.

Дверь открылась. На пороге стоял управляющий, за ним виднелись хорошо освещенный коридор и внутренний двор. Это был изысканный дом. Она помнила этого управляющего по прошлым посещениям: безобидный, честный человек. Он широко раскрыл глаза от удивления.

— Доктор? Что случилось?

Джеана сделала глубокий вдох. Невидимый под плащом кинжал прижался к ее спине.

— Госпожа Забира дома? Она меня ждет?

— Нет, доктор. — Голос управляющего был виноватым и встревоженным. — Она сегодня утром во дворце. И она не предупредила нас о вашем визите.

Тот из двоих, что пониже, сухо рассмеялся.

— Типичная мать! Только когда малыши серьезно больны, нас ждут. Мы договорились о визите два дня назад. Джеана бет Исхак проявила любезность и позволила нам сопровождать ее во время посещения маленьких пациентов. Мы — студенты, пытаемся приобрести больше знаний для исцеления малышей. — Он слегка приподнял свой флакон.

Управляющий неуверенно смотрел на Джеану. Она почувствовала, как острие кинжала проникло сквозь одежду и прижалось к коже.

— Действительно, — в отчаянии произнесла она. — Хозяйка вам совсем ничего не сказала?

— Мне — не сказала, доктор. — Он все еще говорил виноватым голосом. «Если бы он оказался более суровым человеком, — подумала она, — то захлопнул бы перед ними дверь и попросил прийти снова, когда Забира вернется домой».

— Ну, тогда, — сделала попытку Джеана, — если она не…

— Но я вас знаю, доктор, и знаю, что хозяйка вам доверяет. Это, наверное, недоразумение. Боюсь, мальчики сейчас расшалились, но входите, прошу вас. — Управляющий приветливо улыбнулся. Один из мужчин благожелательно посмотрел на него и дал ему серебряную монету. Это было слишком много и должно было насторожить хорошего слугу. Управляющий взял монету и с поклонами впустил их. Джеана с удовольствием анатомировала бы его.

— Идите прямо по лестнице наверх, доктор, — тихо сказал он Джеане. — Приготовить вам горячие напитки? Сегодня холодно.

— Это было бы чудесно, — ответил невысокий убийца, снимая плащ, а затем почтительно помогая снять плащ Джеане. Кинжала не было видно, но потом, когда управляющий поспешно забрал у всех троих одежду, Джеана снова ощутила лезвие у своего бока.

Теперь сверху доносились смех детей и протесты, очевидно, побежденного слуги. Что-то с грохотом упало. На мгновение стало тихо, потом снова раздался звонкий хохот.

Управляющий встревожился.

— Возможно, потребуются успокоительные средства, — мягко произнес один из похитителей и улыбнулся, давая понять, что это просто шутка.

Они подошли к лестнице и начали подниматься наверх. Управляющий несколько секунд смотрел им вслед, потом отвернулся, чтобы отдать распоряжение приготовить напитки.

— Они всего лишь дети, — тихо сказала Джеана. Сердце сильно билось в ее груди, и нарастал страх, леденящий хуже всякого ветра на улице. Она начинала понимать, что не сможет этого сделать.

«Когда поднимемся по лестнице, — подумала она. — Последний шанс». Она молилась, чтобы там кто-нибудь оказался.

— Дети все время умирают, — прошептал идущий рядом человек с ножом. — Вы — лекарь, вам это известно. Один из них совсем не должен был родиться. Это вам тоже известно. Им не будет больно.

Они добрались до верхней площадки.

Коридоры тянулись в две стороны, вперед и вправо; они огибали внутренний двор дома. Она увидела вычурные двери со стеклянными панелями, выходящие на внутреннюю галерею над садом. Другие двери вели в комнаты. Смех теперь умолк. Было очень тихо. Джеана в отчаянии посмотрела в обе стороны. Смерть находится здесь, в этом доме, а она к ней не готова.

Неоткуда ждать помощи, нет ответов на вопросы. Только один юный слуга, почти мальчик, подметал метлой осколки, которые, очевидно, еще недавно были большой декоративной вазой.

Он поднял глаза, увидел их. И в отчаянии уронил метлу.

— Лекари! Святой Ашар, прости нас! Несчастный случай… дети. — Он нервно поднял метлу, потом отложил ее в сторону. И в тревоге поспешно подошел к ним.

— Я могу вам помочь? Управляющий…

— Мы здесь, чтобы осмотреть детей, — сказал высокий убийца. Его голос звучал деловито, но в нем опять слышалось напряжение. — Отведи нас к ним.

— Конечно! — юный слуга любезно улыбнулся. Почему они все такие любезные? Сердце Джеаны стучало в груди, как молот. Она могла остаться стоять здесь или идти с ними, позволить этому случиться, возможно, остаться в живых.

Она не могла этого сделать.

Мальчик шагнул вперед, протягивая руку.

— Можно мне поднести ваши сумки?

— Нет-нет, все в порядке. Просто покажи дорогу. — Ближайший мужчина слегка отвел в сторону свою сумку.

«Им понадобится какое-то время, чтобы найти мальчиков, — подумала Джеана. — Здесь много комнат. Помощь может подоспеть вовремя». Она набрала в грудь воздуха, чтобы закричать, зная, что подписывает себе смертный приговор.

В то же мгновение, как это ни абсурдно, ей показалось, что она узнала этого слугу. Но ее воспоминание не успело сформироваться, потому что слуга, продолжая протягивать руку, слегка споткнулся и налетел на того невысокого убийцу, который держал у ее бока кинжал. Убийца издал стон, в котором слышалось удивление. Мальчик выпрямился, отдергивая правую руку, и одновременно сильно толкнул Джеану левой рукой.