- Скажите, а вы были когда-нибудь молодой?
      - Еще бы!
      - Ну и вот, - сказала бабушка. - Ну и вот.
      И, ничего больше не разъясняя, она снова села на горячий песок и с радостью стала глядеть на прыгающих в волнах детей. Виднелись одни их головы, да и то не все время.
      Густав плавал быстрее всех. Он первый взобрался на плот, стоящий на якоре в ста метрах от берега, чтобы пловцы могли отдохнуть. Пони и Эмиль приплыли одновременно и помогли друг другу вылезти из воды. Вторник и Профессор отстали.
      - Как это у вас получается? - спросил Вторник, когда он уже сидел рядом с ребятами. - Почему вы плаваете быстрее, чем Тео и я?
      Профессор рассмеялся:
      - Ты не огорчайся. Мы зато головой работаем.
      - Вот голова вам и мешает, - объяснил Густав - Вы ее слишком высовываете из воды. Смотрите, как надо!
      И они все поплыли назад. Густав плыл кролем, а остальные пытались ему подражать. При этом Профессор налетел на какого-то господина, который лежал на спине.
      - Где у тебя только глаза! - крикнул ему пострадавший в раздражении.
      - Под водой, - объяснил мальчик и неуклюже поплыл за друзьями.
      Они добрались до мелкого места и остановились перед гигантским резиновым тюбиком зубной пасты (это была, конечно, реклама). Все пытались на него взобраться, но стоило оказаться наверху, как тюбик поворачивался, и ловкач плюхался в воду. Крик там стоял несусветный. Не вылезая из воды, ребята рассматривали пляж. Их внимание привлекли брусья, на которых какой-то человек блистательно делал сложнейшие упражнения.
      - Вот это да! - восхитился Густав. - Даже я так не умею.
      Затем место гимнаста заняли два маленьких мальчика. Они подпрыгнули, ухватились за брусья, раскачались и повторили точь-в-точь все труднейшие упражнения, которые перед тем делал гимнаст. Когда они под конец, повиснув на ногах, двойным сальто спрыгнули на песок и изящно приземлились, весь пляж им зааплодировал.
      - С ума сойти! - восхитился Густав. - В жизни не видел ничего подобного! Да еще такие шпингалеты!
      Мальчик, стоящий рядом с ним, сказал:
      - Да ведь это "Три-Байрона-три!". Акробаты. Отец с близнецами. Вечером они выступают в гостинице.
      - Это необходимо посмотреть, - сказала Пони.
      - Представление начинается в восемь вечера, - объяснил мальчик. Остальные номера тоже мирового класса. Я вам советую пойти.
      - А места будут? - спросил Вторник.
      - Я могу вам оставить столик, - сказал мальчик.
      - Ты тоже акробат? - спросил Эмиль.
      Мальчик покачал головой:
      - Нет, хотя я тоже неплохой гимнаст.
      Я - ученик официанта, работаю в здешней гостинице. И вдруг чужой мальчик добавил:
      - Густав вырос с тех пор, как я его видел, но вообще-то он совсем не изменился.
      У ребят глаза на лоб полезли от удивления.
      - Откуда ты меня знаешь? - спросил обомлевший Густав.
      - Да я вас всех знаю, - сказал незнакомый мальчик. - А Густав даже носил мой костюм.
      У Густава просто челюсть отвисла.
      - Что за чушь! - крикнул он. - В жизни я не носил чужого костюма!
      - Нет, носил, - не сдавался мальчик.
      Ребята не знали, что и подумать.
      - Как тебя зовут? - спросила Пони.
      - Ганс Шмаух.
      - Не имею представления, - сказал Густав. - Никаких Шмаухов я не знаю.
      - Ты и моего отца знаешь.
      И Эмиль его знает.
      - Час от часу не легче, - сказал Эмиль.
      Густав не вытерпел, подлетел к загадочному мальчишке, схватил его за шиворот и крикнул:
      - Ну-ка выкладывай все начистоту, а то я тебя так долго буду кунать в воду, что ты никогда уже не станешь официантом.
      Ганс Шмаух рассмеялся:
      - Я был прежде лифтером в Берлине в гостинице "Крейд" на площади Ноллендорф. Пароль "Эмиль"!
      Тут началось нечто невообразимое. Они плясали, как обезумевшие индейцы, вокруг Ганса Шмауха, а брызги соленой воды разлетались фонтаном. И они так трясли Гансу руку, что чуть ее не оторвали.
      - Нет, подумать только, вот так встреча! Здорово! - воскликнул Эмиль. Твой отец был тогда так добр ко мне! Помнишь, как мы с Густавом ночевали у вас в дежурке?
      - Еще бы! - подтвердил Ганс. - Это была мировая история, верно? Я буду помнить ее всю жизнь, даже если стану владельцем гостиницы. Кстати, мы сможем вместе покататься на паруснике, когда у меня будет время. Мой дядя живет здесь, в Корлсбюттеле. У него большой торговый пароход.
      - Разве торговый пароход - парусник? - спросил Вторник.
      - Да нет, конечно, - сказал Ганс. - Но, кроме того, у дяди есть прекрасная парусная лодка. И сам он мировой дядька!
      Ребята вместе выбежали на берег и познакомили Шмауха с бабушкой. Она порадовалась вместе с ними. Но только после того, как все сухо-насухо вытерлись.
      Густав, весело поглядывая на Ганса и энергично растирая себя полотенцем, сказал:
      - Одну вещь я все же не в силах понять.
      - Что именно? - спросил Ганс Шмаух, поднимая глаза на здоровяка Густава.
      Густав недоумевающе покачал головой и сказал:
      - Не понимаю, как мне тогда удалось влезть в твой костюм.
      Глава шестая
      ГУСТАВ И ФИЗИКА
      Вереницей бежали счастливые дни. И солнце пекло, словно оно глядело на море сквозь лупу. Профессор и его гости стали сперва красные, как раки, а потом черные, как мулаты. Только Пони-Шапочка все оставалась красной и шелушилась, как луковица. Бабушка мазала ей спину вазелином, ореховым маслом, ланолином и еще каким-то специальным кремом для загара. Ничего не помогало.
      Рано утром, когда бабушка будила Пони, приговаривая: "Вставай, графиня. Солнышко уже светит!" - Пони чуть не плакала от досады. "Почему все нет дождя?" - спрашивала она.
      Но мальчишки были в восторге от хорошей погоды. Почти весь день они проводили в воде или на пляже. Либо ходили в гавань и любовались яхтой капитана Шмауха "Кунигунда IV". Они радовались, что скоро у их друга будет выходной день и они все вместе выйдут в море.
      Иногда Густав уезжал на своей мотоциклетке в лес, а кто-нибудь из ребят садился к нему на багажник. Он ездил взад-вперед столько раз, сколько нужно, чтобы перевезти всех.
      Однажды даже бабушка поехала с ним до домика лесника. Слезая, она сказала:
      - Феноменально! Я упустила свое призвание. Мне надо было стать вовсе не бабушкой, а мотогонщицей.
      Они писали домой письма. И получали письма. Время от времени советник юстиции всех фотографировал, а когда снимки были готовы, они посылали их своим родителям.
      В лес они ходили и пешком, причем всякий раз приносили огромные букеты полевых цветов. Эмиль знал почти все растения, называл их ребятам и очень интересно про них рассказывал. Как-то раз, случайно это услышав, советник юстиции тут же поехал в Росток и купил в книжном магазине учебник по ботанике и атлас растений.
      Но именно с этого дня интерес к цветам, травам и кустам почему-то у всех пропал. У всех, кроме Эмиля.
      - Сидеть над учебником летом - нет уж, приветик! - заявил Густав.
      Однажды бабушка получила письмо из Нойштадта. Длинное письмо. Она перечла его дважды, потом сунула в сумочку и сказала про себя: "Вон оно что. Вон оно что".
      Но Эмилю она ничего не сказала. Во всяком случае, пока.
      Они сидели на террасе и обедали, когда советник объявил:
      - Если присутствующие не возражают, я предлагаю пойти всем сегодня вечером в гостиницу посмотреть эстрадное представление.
      Мальчишки так разволновались при этом сообщении, что даже сладкое им уже не полезло в горло, хотя на сладкое было винное желе - коронное блюдо. Клотильды.
      Но все же они кое-как управились со сладким и бегом помчались в гостиницу. Пока они, стоя перед гостиницей, решали, кому из них войти и поговорить с Гансом, появилась Пони-Шапочка.
      - А ты как сюда попала? - спросил Густав.
      - На своих двоих! - объяснила Пони. - Я хочу заказать на вечер столик. Может, у вас есть возражения?
      Возражений ни у кого не оказалось.
      Пони пошла в ресторан и нашла там Ганса Шмауха. Он как раз нес целую гору тарелок, ловко ею балансируя, хотя паркет был натерт.
      - Минуточку, Пони. Я сейчас.
      Она подождала.
      Он тут же вернулся и спросил:
      - Чем могу служить?
      - Я хотела бы заказать столик на вечер.
      - На сколько человек?
      - Подожди, надо подсчитать. Советник, его жена, бабушка, я, Клотильда и трое мальчишек - всего...
      - Восемь человек, - подхватил Ганс. - Будет сделано. Постараюсь поближе к сцене. Может, мой дядя-капитан тоже сегодня придет. Вам надо с ним познакомиться.
      Пони подала Гансу Шмауху руку и сказала:
      - Значит, столик на девять человек.
      Он поклонился.
      После ужина все, кто жил в вилле "Морская", оделись понаряднее и торжественно двинулись к гостинице. Столик, который им оставил Ганс Шмаух, стоял в первом ряду, перед самой сценой. Советник заказал для взрослых вино, а для детей - апельсиновый сок.
      Представление еще не началось, оркестр играл популярную музыку, а зал быстро заполнялся курортниками. Вскоре уже все столики оказались занятыми.
      Советник юстиции похлопал Густава по плечу:
      - С каких это пор ты стал таким прилежным, что даже на эстрадный концерт идешь с книгой?
      Густав покраснел.
      - Это английский словарь, - объяснил он.
      - Ты что, собираешься зубрить слова?
      Густав покачал головой:
      - Во время каникул? За кого вы меня принимаете!
      Пони рассмеялась:
      - Наверное, он хочет поговорить с близнецами-акробатами.
      - Ну да, - сказал Густав. - А их фамилия Байрон. Значит, они англичане. Если я не пойму, что они мне скажут, я посмотрю в словарь.
      - Интересно послушать ваш разговор, - сказала бабушка.
      На ней было платье из светлой тафты, и выглядела она очень торжественно.
      Тут в зал вошел большой, плотный человек в морской фуражке и синем костюме. Он остановился в дверях и огляделся. К нему тут же подскочил Ганс, шепнул что-то и подвел его к столу Хаберландов:
      - Разрешите вам представить моего дядю - капитан Шмаух.
      И Ганс убежал.
      Дети встали. Советник тоже. Он поздоровался с капитаном и попросил его сесть за их столик.
      Капитан подал всем руку, а потом взмолился:
      - Давайте не так торжественно, а то я не выдержу.
      Тогда все снова сели. Капитан заказал себе грог с ромом и сказал:
      - Столько детворы за столом - вот это по мне! Расскажите-ка что-нибудь про школу. Ведь прошло уже сорок лет с тех пор, как меня выгнали из гимназии. Хорошее было времечко.
      Ребята силились вспомнить что-нибудь, что могло бы заинтересовать капитана, но им ничего не приходило в голову. Он выжидающе переводил взгляд с одного на другого, потом ударил себя по колену и воскликнул:
      - Не могу поверить! Выходит, мы были из другого теста. У нас все откалывали такие номера, что только держись!
      - Ах, вас вот что интересует! - воскликнул Густав.
      - А ты думал, я хочу, чтобы вы мне декламировали "Колокол" Шиллера?
      - У меня за неделю до каникул вышла такая история, умереть можно, начал Густав. - Сперва меня чуть было не выгнали, но потом все как-то уладилось... Так вот как было дело. Урок физики был в тот день после большой перемены. Мехнерт - есть у нас такой зубрила-отличник - побежал к директору и наябедничал на одного парня. Вовсе не на меня, кстати. Но я в классе что-то вроде высшей инстанции. Когда что-нибудь такое случается, мне нельзя сидеть сложа руки.
      Но наш отличник Мехнерт, конечно, струсил и во время перемены куда-то смылся. Явился он только, когда мы все уже сидели в кабинете физики, вошел в класс вместе с Попрыгунчиком, то есть, я хочу сказать, с господином Каулем, учителем физики. Нам собирались показать что-то про электрические искры - не помню уж точно, что именно. Кауль возился с приборами, а потом велел дежурному задернуть черные занавески, чтобы мы лучше разглядели искры. "Старик, - шепнул мне тут Керте, мой сосед по парте, - это редкий случай. Представляешь, ты в темноте подкрадываешься к Мехнерту, даешь ему в ухо и, прежде чем Попрыгунчик, то есть господин Кауль, успеет зажечь свет, снова сидишь как ни в чем не бывало на своем месте".
      Предложение показалось мне потрясающим. Такому гаду, как Мехнерт, полезно дать разок при всех. А из-за темноты будет неясно, кто ударил, получится, будто сама справедливость вершит свой суд. Представляете! Сверхъестественное явление на уроке физики - это нам здорово подвезло!
      Густав обвел глазами сидевших за столом. Напряжение, судя по их лицам, нарастало.
      - Так вот, - продолжил он. - Темно было, хоть глаз выколи. Попрыгунчик, то есть господин Кауль, сказал, что сейчас все начнется, и велел нам обратить внимание на искры. И пока все обращали внимание, я тихонько прокрался вперед и ударил что было силы. Ошибки быть не могло - Мехнерт с первого класса сидит в первом ряду на первой парте. Я так ему врезал, что чуть себе руку не сломал.
      Капитан Шмаух хлопнул себя по коленке.
      - Просто великолепно! Двинул ему разок и сел обратно на свое место как ни в чем не бывало.
      Густав печально покачал головой:
      - Нет, я не сел на место. От страха я стоял как вкопанный, не в силах пошевельнуться.
      - От страха? - удивилась Клотильда. - Почему от страха?
      - Оказалось, что Мехнерт лысый.
      - Лысый? - переспросил Эмиль.
      - Ну да, мой кулак скользнул по лысине, представляешь? Потому что это был вовсе не Мехнерт, а Попрыгунчик, то есть господин Кауль.
      Даже официант, принесший капитану грог, не уходил, увлеченный рассказом.
      - А получилось вот что... - продолжал Густав. - Кауль сел в темноте на парту рядом с Мехнертом. Он тоже хотел поглядеть на искры. Это можно понять. Учителю физики это, должно быть, очень интересно. Но не мог же я догадаться, что в темноте он сядет на место Мехнерта!
      Капитан Шмаух смеялся так громко, что оркестра уже не было слышно, хотя играли как раз марш.
      Клотильда даже побледнела.
      - Ужасно! - шептала она. - Прямо мороз идет по колее.
      Советник юстиции повернулся к рассказчику:
      - Ну, а что было дальше? Густав почесал за ухом.
      - В общем-то, все это мура, - сказал он. - Но все же чувствовал я себя не лучшим образом. Тут, конечно, сразу зажгли свет. Попрыгунчик сидел на месте Мехнерта и держался за лысину. Голова у него явно раскалывалась, и это было неудивительно. Я ведь бил не за страх, а за совесть. Класс застыл, будто громом пораженный. А электрические искры покорно сверкали, словно ничего и не произошло. Но никто не обращал на них никакого внимания.
      "Кто это сделал?" - спросил Попрыгунчик, то есть господин Кауль, после долгого молчания.
      "Я, - ответил я. - Простите меня, пожалуйста, господин учитель. Я ошибся".
      "Да, ошибся, можешь в этом не сомневаться", - буркнул он и бросился посреди урока опрометью из кабинета. При этом он обеими руками обхватил голову, словно боялся, что она у него отвалится.
      Густав помолчал, потом продолжил рассказ:
      - Мне все стало вдруг как-то до лампочки. Ребята настолько обалдели, что никто не шелохнулся, а я кинулся на Мехнерта и стал его лупить. Я так его отделал, что он долго помнить будет, три дня потом в школу не ходил... Только я от него отвалил, как меня потащили к директору. Попрыгунчик сидел на диване и все прикладывал к голове смоченный в холодной воде платок. "Я только что узнал, - начал директор, - что ты, воспользовавшись темнотой, коварно напал на нашего старого, заслуженного преподавателя. Само собой разумеется, я выгоню тебя из школы, но все же я попрошу тебя объяснить нам причины твоего гнусного поведения".
      Я просто зашелся от этих слов. Никто никогда мне не говорил, что я коварный. И меня прорвало. Я сказал им, что уж если кто коварный, так это их отличник Мехнерт. И удар по затылку тоже предназначался Мехнерту за то, что он во время большой перемены донес на своего товарища. И что они могут пойти в физический кабинет и полюбоваться останками своего любимчика. Если им такие типы больше по душе, чем я, то пусть... Ну, и так далее.
      Капитан Шмаух глядел на разгневанного Густава с любовью.
      - Ну, а потом что было?
      - Потом произошло нечто, за что я до самой смерти буду благодарен господину Каулю.
      - Что же он сделал? - спросил Эмиль.
      - Он рассмеялся, - сказал Густав. - Он так расхохотался, что примочка упала у него с затылка!
      Капитан Шмаух снова хлопнул себя по коленке. Потом он обернулся к официанту, который все еще стоял и слушал, и скомандовал:
      - Еще один грог!
      Глава седьмая
      ЭСТРАДНЫЙ КОНЦЕРТ В КОРЛСБЮТТЕЛЕ
      Оркестр играл туш. На сцену вышел шикарно одетый, пожалуй, далее чересчур расфранченный господин и от имени дирекции гостиницы приветствовал столь многочисленную публику. Он обещал, что все присутствующие прекрасно проведут вечер, и отпустил несколько шуточек, над которыми, кроме него, никто не смеялся. Это, видно, его разозлило, и он поспешно объявил первый номер: выступает Фердинанд Бадштюбнер, современный Карузо, с лютней.
      Карузо-Бадштюбнер оказался толстым седовласым господином. Лютню он держал в руке, а на голове у него была студенческая фуражка. Перебирая струны, он пропел несколько песенок, в которых речь шла о студентах Гейдельберга, о любимой, о красивых хозяйских дочках, о вине и о пивных кружках. Голос у него был не первой свежести. Кончив, он помахал фуражкой. И занавес упал.
      - В те годы, я вижу, времени на учебу совсем не оставалось, да? спросил Профессор своего отца.
      - В песнях есть преувеличение, - объяснил советник. - Если бы мы не учились, мы бы ничего не знали.
      У Клотильды тоже возник вопрос:
      - Почему этот пожилой господин, который только что пел, все еще студент? А если он студент, то почему не учится, а поет нам под лютню песни?
      Все переглянулись. Наконец бабушка ответила:
      - Он, наверное, заочник.
      - А, тогда другое дело, - сказала Клотильда.
      Все засмеялись, но она так и не поняла, почему.
      - Я получу аттестат и не буду дальше учиться, - сказал Густав. - Я буду либо автогонщиком, либо летчиком. - Обернувшись к Эмилю, он спросил: - А ты?
      Эмиль на мгновение закрыл глаза. Он подумал о старшине и о том разговоре, который у них был на этот счет.
      - Нет, - ответил он. - Я тоже не буду дальше учиться. Я хочу как можно скорее начать зарабатывать деньги и стать самостоятельным.
      Бабушка искоса посмотрела на него, но ничего не сказала.
      Следующим номером программы был акробатический танец. Артистка с такой быстротой вертелась вокруг собственной оси, что казалось, глаза у нее где-то на спине, а затылок на лице.
      Капитан так громко хлопал своими гигантскими ладонями, что можно было подумать, лопаются надутые воздухом кульки. Наклонившись к Клотильде, он спросил ее:
      - А вы умеете танцевать, как она?
      Но он явно обратился не по адресу.
      - Я бы постеснялась так изгиляться перед чужими людьми, - ответила Клотильда с достоинством.
      - Ну, раз ты стесняешься перед чужими, то потанцуй для нас дома, сказал Профессор.
      И мальчишки прыснули, представив себе, как Клотильда будет танцевать перед ними на террасе виллы "Морская".
      Снова заиграл оркестр, на этот раз танго. Начались танцы. Капитан Шмаух пригласил Клотильду, советник юстиции - свою жену, а бабушка качала в такт музыке головой и была в прекрасном настроении.
      Вдруг какой-то молодой человек подошел к Пони, поклонился и сказал:
      - Фройляйн, разрешите вас пригласить?
      Эмиль расхохотался:
      - Да эта фройляйн и танцевать-то не умеет!
      Но Пони встала.
      - Да что ты в этом понимаешь! Сосунок! - бросила Пони и пошла танцевать.
      И танцевала она так, словно всю жизнь только этим и занималась.
      - Нет, вы только поглядите на нашу фройляйн! - воскликнул Профессор. Где это она так насобачилась?
      - Мы, женщины, - объяснила бабушка, - умеем танцевать с рождения.
      Густав сокрушенно покачал головой:
      - Ну и девчонка! Не старше меня, а изображает из себя барышню!
      Следующий танец был вальс.
      - Вот это для нас, молодежи, - сказал капитан, приглашая Пони, и они в таком бешеном вихре закружились по залу, что никто больше не решался танцевать.
      Время от времени капитан подбрасывал Пони высоко в воздух - это получалось у них великолепно, не хуже, чем у настоящих артистов. Все аплодировали, даже официанты.
      Капитан заставил Пони поклониться. И сам тоже поклонился.
      Потом снова вышел на сцену расфранченный господин... Он сказал, что с особым удовольствием объявляет выступление следующего артиста, потому что повсюду, далее в самых шикарных кабаре страны, его встречают бурными аплодисментами.
      - Интересно получается, - изумился капитан. - Если у него везде такой огромный успех, чего же он забрался в такую дыру, как наш Корлсбюттель?
      Все стали ждать, пока снова поднимется занавес. А когда занавес наконец поднялся и знаменитый артист показался на сцене, Эмиль сказал громко, чуть ли не на весь зал:
      - Во дает!
      Потому что знаменитым артистом, которого повсюду встречают чуть ли не овациями, оказался не кто иной, как сам конферансье. Он только успел надеть на голову цилиндр, сунуть в глаз монокль и взять в руку тросточку.
      - А вот и я, - доверительно сообщил он публике. - Начнем с серьезного жанра. Я спою вам печальную песню "Такова жизнь"...
      Когда певец замолк и поклонился, бабушка сказала:
      - Если этот тип хоть раз пел в большом кабаре, то можете меня называть герцогиней Лихтенфельдской.
      Затем знаменитый артист спел две веселые песенки, но они оказались не менее печальными. А потом он объявил антракт на десять минут.
      После антракта снова выступала исполнительница акробатических танцев. Потом манипулятор показывал невероятные карточные фокусы. И, наконец, гвоздь Программы - "Три-Байрона-три!".
      То, что делал мистер Байрон со своими близнецами, было просто уму непостижимо. Зрители сидели не шелохнувшись. А когда мистер Байрон лег спиной на скамейку и поднял вверх руки, у всех дух захватило, потому что Джекки Байрон, тот, что побольше, сделал на правой руке отца стойку на голове, а Макки - на левой. Сперва они еще страховались, держа отца за руку, а потом разом вытянули руки по швам. Они стояли вверх ногами, уперев головы в ладони мистера Байрона, как перевернутые оловянные солдатики. И вдруг-гоп! - ловко спрыгнули на пол и улыбнулись как ни в чем не бывало.
      Затем мистер Байрон, по-прежнему лежа на скамейке, подтянул колени к животу и поднял вверх ноги. Макки лег на спину поперек отцовских ступней, и мистер Байрон стал тогда двигать ногами, как велосипедист, а Макки завертелся, как веретено. Вдруг он взлетел в воздух, перекувырнулся и снова точно пришел на отцовские ступни, потом опять взлетел вверх, сделал сальто и упал... Нет, не упал, а встал ногами на ступни мистера Байрона и ловко удержал равновесие. Клотильда сказала дрожащим голосом:
      - Я не могу больше на это смотреть!
      Но Густав, Эмиль и Профессор глаз не могли оторвать от сцены.
      Потом Джекки Байрон, тот, что побольше, лег на скамью, поднял обе руки, и вдруг-ап! - этот большой, грузный атлет сделал стойку на кистях, уперевшись в ладони своего сына.
      - Не понимаю, как у Джекки не ломаются руки, - шепнул Эмиль.
      Густав кивнул.
      - Да, это противоречит всем законам физики!
      Когда три Байрона закончили свой номер, началась настоящая овация. Занавес поднимали двенадцать раз.
      Густав схватил английский словарь и вскочил с места, исполненный решимости.
      - Пошли! - крикнул он и побежал.
      Профессор и Эмиль, едва поспевая, ринулись за ним.
      Они ждали близнецов в коридоре за сценой.
      - Hallo, boys! {Привет, мальчики (англ.).} - крикнул Профессор. Близнецы обернулись.
      - A moment, please... {Минутку, пожалуйста (англ.).} - попросил Густав. Макки - тот, что поменьше, - бросился бежать со всех ног и исчез в какой-то задней комнате. Джекки стоял и смотрел на ребят.
      - You are wonderful, - сказал Эмиль. - Very nice, indeed. My compliments, Byron {Вы великолепны! Просто прекрасно! Я вас поздравляю, Байрон (англ.).}.
      Джекки подошел к ребятам поближе. Он был мокрый от пота, и вид у него был очень усталый.
      Густав листал словарь.
      - Hallo, dear, - проговорил он, запинаясь. - We have seen you. It's the greatest impression in all my life, by Jove! Do you understand? {Послушай, дорогой. Мы видели. Это самое большое впечатление за всю мою жизнь. Клянусь! Вы поняли? (англ.)}.
      Джекки долго глядел на мальчишек. Потом он тихо сказал:
      - Не валяйте дурака! Я ни слова не понимаю по-английски. Привет, господа!
      У всех троих вытянулись лица. Густав захлопнул словарь.
      - У меня сейчас будет удар. Я думал, ты англичанин.
      - Да что ты! Это просто наш псевдоним, чтобы выступать. Иностранные имена нравятся публике. А теперь отгадайте, как меня зовут на самом деле.
      - Ты уж лучше сам скажи, а то гадать можно долго, - сказал Профессор.
      - Вы будете смеяться! Да ладно! Меня зовут ПАулъхен ПашУльке.
      - Паульхен Пашульке! - изумленно повторил Густав. - Имя, как у гнома. Меня зовут просто Густав. Но все это мура! Мы хотели тебе сказать, что мы в восторге. Старик, это просто высший класс!
      Джекки обрадовался похвале.
      - Очень приятно, - сказал он. - Вы завтра придете на пляж?
      Они кивнули.
      - Значит, до завтра! - крикнул он и исчез в той комнате, в которой уже скрылся его брат.
      Трое друзей постояли еще в коридоре, поглядели друг на друга и в конце концов рассмеялись.
      Густав с презрением засунул словарь в карман, обнял Эмиля и Профессора и сказал:
      - Поделом нам! И зачем только люди учат иностранные языки!
      Глава восьмая
      ПОЯВЛЯЕТСЯ ТРЕТИЙ БЛИЗНЕЦ
      На следующий день дождь лил как из ведра. Ребята не выходили из дому, писали письма и открытки с видами, играли в шахматы и глядели все время в окно. Им казалось, что они как лягушки в банке. К счастью, в гости пришел Вторник. Он взял отцовский зонтик и стоял теперь в саду, словно гриб.
      Едва он вошел в дом, мальчишки стали ему наперебой рассказывать про трех Байронов и их акробатические трюки. Рассказали ему и о том, что Пони-Шапочку вчера назвали "фройляйн".
      - Да, да, - сказал Вторник, - мы стареем.
      И так как Пони была на кухне, где Клотильда учила ее готовить, они ворвались туда с криком:
      - Фройляйн, ваш партнер стоит у дверей!
      Пони не удержалась и посмотрела в окно. Мальчишки расхохотались и побежали назад на террасу. Профессор от нечего делать взял со стола отцовскую книгу и стал ее перелистывать.
      - Послушайте! - сказал он вдруг и громко прочел: - "Нормальные, здоровые дети приходят в мир не с пустыми руками. Природа дает каждому все, что ему повседневно необходимо. Развивать эти дары - наш долг, и часто все это лучше развивается само по себе". - Профессор захлопнул книгу и поглядел на друзей. - Вот видите, что сказал великий Гете.
      - Что мы видим? - спросил Густав. - Все мы нормальные, здоровые дети. Ну, а дальше что?
      Профессор ткнул указательным пальцем в книгу:
      - Гете хочет сказать, что мы от природы обладаем уже всем, что необходимо для жизни. И все, что в нас заложено, считает Гете, может развиваться само по себе. Никто не должен нас опекать... - Профессор посмотрел на вошедшего отца. - Ты знаешь, что я не тебя имею в виду, сказал он, - но многие родители совершенно неверно обращаются с детьми.
      - Чертовски трудно воспитывать детей, - сказал советник, - чтобы заниматься ими не слишком много и не слишком мало. И с каждым ведь все по-разному получается. У одного легко развиваются его природные качества, у другого их надо вытаскивать клещами, иначе они не выползут на свет божий. Советник сел. - Вы все это поймете потом, когда сами станете отцами.
      - Насчет "саморазвития" - это мне по душе, - заявил Густав.
      - Уважаемые господа, - сказал советник с улыбкой, - не хотите ли вы несколько дней развиваться самостоятельно, без всякой опеки? Пожалуйста, я вам это устрою. Я проходил сегодня мимо бюро путешествий и прочел объявление, что послезавтра отправляется пароход в Копенгаген. Поездка эта рассчитана на несколько дней. А я давно уже не был в Дании. Короче, я предлагаю всем взрослым и Пони-Шапочке тоже отправиться послезавтра на этом пароходе в Данию, в Копенгаген.
      - А мы? - спросил Профессор.
      - Вы, мальчики, останетесь одни в Корлсбюттеле. Обедать можете в столовой. Деньги я вам дам, если вы не усмотрите в этом покушения на самостоятельность вашего развития.
      - Мы уж не так мелочны, - сказал Густав. - Деньги мы возьмем.
      - А обо всем остальном вы сами позаботитесь, - сказал советник. - У вас будет полная возможность развиваться без помех, по своему желанию. Вы сами будете за себя отвечать и увидите, удовольствие это или обуза. Договорились?
      Мальчики были в восторге.
      Профессор подошел к советнику и гордо спросил у ребят:
      - Видели ли вы лучшего отца?
      - Нет! - заорали все в один голос.
      Вторник поднял руку, как в классе:
      - Господин советник, а моих родителей вы с собой не прихватите?
      После обеда по-прежнему лил дождь. Когда все пили кофе, появился капитан Шмаух. Клотильде пришлось тут же сделать ему грог. Он сел в кресло, набил свою трубку, выпустил синее облако дыма и сказал:
      - Здесь очень уютно. С тех пор как я посидел вчера вечером с вами, мне в моем доме стало как-то одиноко.
      - Вам надо было жениться, когда вы были помоложе, - заметила бабушка.
      - Нет, - сказал капитан. - Муж всегда в море, а жена всегда одна дома это тоже никуда не годится. Сегодня вечером я снова ухожу на несколько дней в Швецию. Повезу лес. Так я живу уже десятки лет. Всегда один! Если бы хоть Ганс остался со мной в Корлсбюттеле. Но и это невозможно. Когда кончится его срок учения, он поедет в Англию и во Францию. Хороший официант должен поработать за границей, он не может из-за своего старого дяди навсегда здесь поселиться. Вот так-то. И с каждым годом становишься все старше, пока в один прекрасный день...