– Когда позволяет погода, я всегда провожу сеансы на свежем воздухе, – объяснила она, пытаясь не обращать внимания на его неотразимую внешность. Алекс был одет с небрежной элегантностью – только таким выражением можно было описать его идеально сидящие брюки из дорогой ткани и бледно-розовую, с теплым оранжевым оттенком рубашку Рубашка свидетельствовала о многих чертах характера Алекса – о том, что он любит комфорт, уверен в своей мужественности и не стесняется носить традиционные женские цвета. И Ханне понравились эти качества.

Она присела рядом с ним на покрывало, пытаясь мысленно не отклоняться от дела.

– Опыт подсказывает, что на природе люди становятся более открытыми и менее закомплексованными.

– А зачем вы держите животных? – спросил Алекс, кивая в сторону пони и барана, теперь крепко привязанного к колышку ограды. – Они помогают вам в работе или же вы просто любительница всякой живности?

– Они очень здорово помогают мне, – сказала Ханна и пояснила: – По большей части я работаю с детьми. И случается так, что им легче довериться животному, нежели взрослому человеку.

Ханна улыбнулась прохладной, бесстрастной улыбкой, потом вставила кассету в миниатюрный магнитофон и вопросительно взглянула на Алекса.

– Вы не возражаете?

Он покачал головой.

– Хорошо, тогда давайте оставим в стороне мою работу и поговорим о причине, по которой вы здесь оказались.

Я оказался здесь потому, что хочу тебя. Потому, что забыл, когда женщина в последний раз пробуждала во мне такое сильное желание, какое пробуждаешь ты… Такие мысли пульсировали в мозгу Алекса, но он благоразумно держал их при себе.

– Вы давно боитесь пауков?

– Столько, сколько себя помню, – ответил Алекс, наблюдая, как Ханна прислоняется спиной к изрезанному морщинами стволу дерева. В такой позе она казалась неотделимой частичкой самой Матери-Природы. Волосы Ханны имели одинаковый с корой дерева бархатисто-коричневый оттенок, а в бездонных, словно лесные озера, глазах отражалась зелень молодой листвы. Ханна была лесной нимфой, обещающей одарить своего возлюбленного, теплом земли, огненным жаром солнца… Алекс неожиданно почувствовал на себе ее внимательный взгляд, словно она ждала ответа на вопрос, и очнулся. – Простите, что вы сказали?..

– Я спросила, можете ли вы вспомнить какие-нибудь особые происшествия, связанные с пауками.

– Нет, ничего такого не припоминаю, – осторожно промолвил Алекс и подумал: не следует ли сочинить на ходу какую-нибудь более-менее правдоподобную историю? Он закатал рукава рубашки, не зная, почему его вдруг бросило в жар: из-за солнечного тепла или из-за чувственного излучения, волнами исходившего от Ханны. Когда Алекс перехватил ее серьезный, полный самых добрых намерений взгляд, когда заметил на ее губах задумчивую улыбку, он был готов поклясться, что температура воздуха подскочила на добрых десять градусов.

– Вспомните и расскажите о своей первой детской радости.

– С удовольствием, – усмехнулся Алекс. – Когда мне было где-то около шести, отец впервые согласился показать мне офисы компании.

– Почему вам запомнился именно этот случай? – спросила Ханна, отмахиваясь тонкой рукой от пчелки, которая лениво кружила над ее головой.

Правильно, улетай прочь, пчелка, подумал Алекс. Этот медок принадлежит только мне. Рано или поздно я испробую медовую влагу этих припухлых губ, впитаю сладость этого роскошного тела, когда оно в пылком порыве прижмется к моему телу.

Ханна с трудом сдержала нетерпеливый вздох. Вытягивать из Алекса информацию оказалось даже сложнее, чем вытряхивать остатки кетчупа из бутылки. Секунду назад Ханне вроде бы удалось завладеть его вниманием, но сейчас Алекс точно витал в облаках.

Ханне жутко не нравилось, что он закатал рукава, обнажив до локтей мускулистые, покрытые темными волосами руки. Ей не нравилось и то, что из расстегнутого ворота его рубашки выглядывают завитки волос. Она судорожно сглотнула и подумала: интересно, вся ли его грудь покрыта такой темной порослью, или завитки волос образуют лишь узкую, спускающуюся к животу тропку?

– Почему вы считаете именно посещение отцовского офиса своим первым хорошим воспоминанием? – повторила она.

– Понятия не имею. Думаю, потому, что в тот день внимание отца было направлено исключительно на меня. – Алекс усмехнулся и взъерошил рукой волосы. Жест получился по-мальчишески задорным, совершенно нехарактерным для Алекса. – Мы отлично провели время. Отцовские секретарши весь день крутились вокруг меня, подавали мне содовую и по-солидному называли мистером Доналдсоном.

Воспоминание доставило Алексу очевидное удовольствие, и Ханна улыбнулась. Потом быстро переменила тактику.

– А теперь расскажите о своем первом ударе.

– День маминой смерти. – Слова вырвались у Алекса прежде, чем он успел подумать. Внезапно он с ранящей отчетливостью вспомнил, тот день, и его пронзила боль настолько острая, что на мгновение у него перехватало дыхание. Когда воздух снова ворвался в легкие Алекса, его заколотило от гнева. – Дьявол, какое это имеет отношение к моей боязни пауков?

– Иногда причины заболевания прячутся в подсознании. Когда человек подавляет какие-то неприятные воспоминания, стресс может вылиться в серьезную фобию. – Повинуясь непроизвольному импульсу, Ханна нагнулась и взяла руки Алекса в свои. Они были холодны как лед, и Ханна поняла, что разбуженные ею воспоминания причинили ему огромную боль. – Простите, что всколыхнула болезненные воспоминания.

Алекс тотчас сжал ее ладони – получилось, что теперь он держал руки Ханны в своих.

– Все в порядке. Мне было девять, когда умерла мама. Для меня день ее смерти навсегда останется самым черным днем моей жизни. – Алекс быстро повел плечами, желая сменить тему. Большие пальцы его рук медленно кружили по тыльной стороне ее рук. – Хотя, ради удовольствия держать ваши руки в своих, я готов воскресить любые воспоминания.

Ханна поспешно отдернула руки. Прикосновения Алекса показались ей слишком приятными и даже чересчур чувственными, а его последнее высказывание в одно мгновение воздвигло между ними былые преграды. Преграды, которые уж было начали рушиться в душе Ханны.

– Алекс, – чопорно заговорила она, – я приняла ваши условия: шесть сеансов терапии в обмен на деньги за восстановление ваших цветочных клумб. Если вы действительно настроены пройти курс лечения, то примите в свою очередь и мои условия: вы – мой пациент, я – ваш доктор. Здесь начинаются и на этом заканчиваются наши отношения.

– Понял. – Алекс торжественно кивнул. О да, он все прекрасно понял: Ханна принадлежит к числу тех женщин, которые предпочитают неторопливое, продуманное развитие событий. Ее не покорить стандартным набором комплиментов и заученным перечислением ее достоинств. Однако Алекса не смутило такое положение дел. Если как следует постараться, он непременно подберет ключ к замку ее сердца и добьется ее расположения.

– Замечательно, что мы поняли друг друга. – Она улыбнулась – так холодно, так отчужденно. – А на сегодня ваше время вышло.

Алекс обратил на нее удивленный взгляд.

– Уже? – Он посмотрел на часы. – Я думал, сеанс будет длиться час, – Так и было запланировано. – Ханна поднялась с покрывала и спокойно напомнила: – Для вас было отведено время с десяти до одиннадцати. Сейчас уже одиннадцать.

– Если мне не изменяет память, мы начали сеанс в десять тридцать! – протестующим тоном заявил Алекс и тоже встал.

Прочитав на его лице разочарование, Ханна испытала тайное удовлетворение.

– Алекс, лично я была готова приступить к сеансу ровно в десять. Вы сами решили опоздать и…

– Я вовсе не собирался опаздывать, – упорствовал Алекс. Ханна тем временем уже принялась складывать покрывало. – Я же объяснил вам, что меня задержал телефонный звонок. Деловой! – Он сделал ударение на последнем слове.

– Теперь понятно, каких приоритетов придерживаетесь вы, – мстительно заметила Ханна. – Дело прежде всего, а лечение… лечение подождет, никуда не денется. Скажите, Алекс, что еще вытеснило дело из вашей жизни?

– О чем вы?

– Если вам придется делать выбор между деловой встречей и, скажем, свадьбой лучшего друга, чему вы отдадите предпочтение?

Ханна бросила покрывало на траву и повернулась к Алексу лицом – руки уперты в бока, тонкие брови сошлись на переносице, зеленые глаза сверкают гневом столь же ярким, каким сверкали вчера. Только сегодня Алекс не имел ни малейшего представления, какой его поступок вызвал такую бурную реакцию.

– Все зависит от степени важности деловой встречи, – откровенно ответил он.

– А если придется выбирать между деловой встречей и любовным свиданием, каковы будут ваши приоритеты?

– С этим предельно просто. – Алекс ухмыльнулся. – Я всегда ставил дело выше удовольствия.

– А если не любовное свидание, а день рождения ребенка? Или выпадающая единственный раз в жизни возможность увидеть комету Галлея? А если похороны близкого друга или родственника? Скажите, вы хоть когда-нибудь отодвигаете дело на второй план?! – Тут Ханна спохватилась и густо покраснела. – Простите. – Она нервным жестом откинула со лба каштановую прядку и уставилась в землю. Вид у нее стал ужасно беззащитный. – У меня нет никакого права бросаться такими упреками.

– Все в порядке.

– Совсем нет, – грустно возразила она. – К событиям, из-за которых я накричала на вас, вы не имеете никакого отношения. Просто вчера я очень расстроилась и никак не могу успокоиться.

– Расскажите об этом, – мягко подтолкнул ее Алекс, желая сделать первый шаг на пути к доверительным отношениям и разгладить тревожные морщинки, неожиданно образовавшиеся на ее безупречно гладком лбу.

Ханна глубоко вздохнула.

– Меня очень беспокоит душевное состояние одной пациентки, с которой я сейчас работаю. – После поощрительного кивка Алекса она продолжила: – Мать этой девочки была насмерть задавлена машиной прямо у нее на глазах. С того дня девочка перестала разговаривать, а ее папаша будто не замечает этого. Пытаясь справиться с собственным горем утраты, он с головой ушел в работу и совсем забросил ребенка. Он просто не понимает, что поворачивается к девочке спиной именно тогда, когда она более всего нуждается в родительской поддержке, тем самым лишь усугубляя ее травму. – Ханна снова спрятала за ушко непослушный локон движением быстрым и трогательным. Алекс не сводил с нее внимательного взгляда. – Получается какая-то бесконечная цепочка несчастливых судеб. Вполне вероятно, что отец поступает так с дочерью потому, что в детстве сам был обделен родительской любовью. И когда девочка превратится в женщину, она совершит ту же ошибку – в отношении собственных детей. Она и не будет знать, как поступать иначе.

– Вероятно, это только к лучшему, что Бог пока избавил меня от детей, ведь, скорее всего, я совершу с ними точно такую же ошибку – это вам хочется добавить? – Медленно произнес Алекс. Темные брови вопросительно приподнялись, губы насмешливо скривились.

– Возможно. Я не уверена. – Закусив губу, Ханна подобрала с травы покрывало. – А вы планируете когда-нибудь завести малыша?

– Кто знает? Может, в один прекрасный день… – Он вздохнул и при мысли о Миранде засунул кулаки в карманы брюк. В первые же недели их связи Миранда категорично заявила, что не собирается ради каких-то сопливых ребятишек портить свою фигуру: чтобы придать ей идеальную форму, она угрохала массу времени и денег.

– Простите, я опять болтаю лишнее. Просто тема отцов и детей всегда глубоко волновала меня.

– Что говорит о том, что у вас очень чуткая и добрая натура. – Взгляд темных глаз Алекса потеплел, отчего Ханну пробрала жаркая дрожь.

– Давайте назначим следующий сеанс на завтра на девять утра, хорошо? – чтобы замаскировать смущение, предложила она. Ее руки машинально сворачивали покрывало, подбирали упавший в траву магнитофон.

Алексу показалось, что, разговаривая таким прохладным тоном, Ханна пытается вежливо избавиться от него. Он не привык к подобному обращению, но все-таки решил уйти. Кроме того, он обещал перезвонить Тому насчет сроков слияния своих дочерних предприятий и узнать о положении дел в заграничных филиалах, а еще необходимо срочно созвониться… в общем, забот у него было по горло. Попрощавшись с Ханной, Алекс запрыгнул в машину и направил ее в сторону своего дома.

Ханна смотрела вслед удаляющейся машине взглядом, полным тревоги. У нее не осталось сомнений: Алекс, словно хищный зверь, вышел на охоту и в качестве преследуемой добычи выбрал именно ее. Когда Алекс держал руки Ханны в своих, когда поглаживал чувствительную кожу, когда неотрывно смотрел Ханне в глаза, он недвусмысленно давал понять, что испытывает к ней определенный интерес и воспринимает ее прежде всего как женщину, а не как доктора или соседку.

Оставался один выход: игнорировать откровенно раздевающие взгляды Алекса и избегать всякого физического контакта с ним. Ханна достаточно хорошо изучила себя, чтобы знать о своей слабости влюбляться в красавчиков вроде Алекса, но одновременно имела достаточно реалистичный подход к жизни, чтобы понимать: Алекс решил завести с ней легкую интрижку, чтобы всего-навсего несколько разнообразить свой отпуск. Пускай! Она не намерена становиться его игрушкой. Она вообще не собирается становиться «его» – в любом смысле этого слова.

– Этой ночью в нашем саду опять кто-то похозяйничал, – вместо приветствия объявила Эдна, когда Ханна – невыспавшаяся и с больной головой – шаткой походкой прошла на кухню и в ожидании обычной порции утреннего кофе присела на стул.

Ханна со стоном приняла из рук Эдны чашку с дымящимся напитком.

– Что они еще натворили?

– Расписали стены сарая из баллончика с красной краской.

Ханна поморщилась и снова простонала:

– Даже не хочу смотреть на это безобразие до завтрака. – Она осторожно отхлебнула горячего кофе.

– Может, вызовем полицию?

Ханна покачала головой.

– Зачем? Мы же прекрасно знаем – они ничем не смогут нам помочь.

– Или не захотят, – вставила Эдна.

– Или не захотят, – согласилась Ханна. – Мне лучше не откладывать и прямо с утра заняться сараем. Думаю, он сейчас в таком состоянии, что ему не помешают несколько слоев краски.

– А этой несносной ребятне не помешает хорошая порка, – со зловещим выражением изрекла Эдна.

– Дети всего лишь воплощают в жизнь мысли своих родителей.

– Тогда родителей тоже следует хорошенько выпороть!

Ее мрачная категоричность рассмешила Ханну.

– Будем надеяться, что, если не обращать внимания на их выходки, им быстро наскучит новая игра, и они оставят нас в покое.

Эдна согласно кивнула и развязала тесемки передника, плотно облегающего ее необъятные формы.

– Пойду схожу в бакалейную лавку. Вам хочется чего-нибудь особенного?

Хочется – темноволосого мужчину с пронзительными золотистыми глазами, чтобы он все ночи напролет сжимал меня в объятьях. Мужчину, рядом с которым я позабуду прошлое и перестану бояться будущего.

– Ханна?

– О нет, ничего! – Волнующее направление собственных мыслей и восставший в памяти образ темноволосого мужчины вогнали Ханну в краску.

– Я вернусь примерно через час, – сказала Эдна. Она достала из ящика кухонного стола кошелек и, пригладив пухлой ладонью седые кудри, направилась к двери.

– А я займусь покраской сарая! – сообщила ей вслед Ханна. Она одним глотком осушила чашку и встала.

Минутой позже она уже спускалась по ступенькам крыльца. С ее губ сорвался вздох при виде ужасного зрелища: белые стены сарая, в котором она держала корм для животных, были изуродованы сделанными ярко-красной краской надписями. С каждой стороны сарая кричало послание: Убирайся! Прочь отсюда! Сваливай немедленно!

– Они не отличаются оригинальностью, – пробормотала Ханна и вынесла из сарая жестяную банку с белой краской и связку кистей. Исписанные стены не испугали Ханну: она не видела в надписях ни малейшей угрозы. Единственной эмоцией, которую она испытывала, было раздражение. Ханна подавила очередной вздох, открыла банку с краской и, взобравшись на лестницу, принялась замазывать вопиющие красные надписи.

Когда у дома припарковалась машина Алекса, она уже почти докрасила первую стену. Ее наручные часы показывали без нескольких минут девять – приближалось назначенное время начала сеанса.

Алекс вышел из машины и в одну секунду очутился около сарая – лицо помрачнело, посерьезнело.

– Что случилось?

– Похоже, ночью нас посетили непрошеные гости, – объяснила Ханна, спускаясь с лестницы. – И похоже, они не питают ко мне чрезмерной симпатии.

– Вы сообщили полиции? Вы знаете, кто это сделал?

– Пока я не представлю полиции неоспоримых улик на тех, кто потрудился над сараем, они не смогут мне помочь. А у меня нет никаких улик, есть только смутные подозрения.

– Раньше такое случалось?

Она кивнула.

– Дважды. – Ханна улыбнулась извиняющейся улыбкой. – Подождите минуточку, я только вымою кисть, и мы приступим к сеансу.

– Сеанс подождет, – нетерпеливо заговорил Алекс. – У вас есть вторая кисть?

– Есть, но…

– Никаких «но». Перенесем сеанс на следующий раз. Сейчас мне представляется более важным закрасить эту гадость, а между делом вы расскажете, за что кто-то так сильно невзлюбил вас. – Алекс не стал дожидаться протестов ошарашенной Ханны, нашел другую кисть и обмакнул ее в краску. – Рассказывайте же! – потребовал он, но дружеская улыбка смягчила приказной тон.

– Да почти нечего рассказывать, – начала Ханна Она снова взгромоздилась на лестницу, а Алекс принялся замазывать надписи внизу. – Пару месяцев назад Шерман каким-то образом выбрался на волю и посетил других наших соседей. Во дворе они понасадили каких-то экзотических растений, и Шерман, естественно, полакомился ими. Соседи жутко разозлились и, хотя я заплатила за ущерб, продолжают держать на меня зло. Они регулярно посылают прошения, чтобы меня и моих животных выселили отсюда.

– Вы думаете, это они исписали стены сарая?

– Конечно, нет, но у них есть два сына-подростка. Когда надписи появились впервые, Эдна встретила мальчиков в магазине, и они похвастались перед ней своими художественными способностями.

– Хоть тогда-то вы обратились в полицию? – спросил Алекс с возмущением в голосе.

Ханна кивнула.

– Обратилась, а что толку? Мальчики сказали полиции, что Эдна лжет, а их родители подтвердили, что оба ребенка провели дома ту ночь, когда на сарае появились надписи.

История показалась Алексу настолько невероятной, что он покачал головой.

– Вы, наверное, сильно расстроились, – предположил он.

Она пожала плечами.

– Только чуть-чуть, но мы еще посмотрим, кто кого переупрямит. Пусть сколько угодно пишут на сарае, я буду продолжать закрашивать надписи. Меня никто не сгонит с насиженного места.

Алекс улыбнулся. Его восхищала не только ее стойкость, но и округлые изгибы бедер, оказавшиеся на уровне его глаз, когда Ханна поднялась на ступеньку выше. Он не ошибся: у нее были потрясающие ноги. Облаченные в короткие джинсовые шортики, стройные и загорелые, они были способны довести любого нормального мужчину до умопомрачения.

При звуке подъезжающей к дому машины Алекс и Ханна одновременно оглянулись.

– Это Эдна вернулась из магазина, – сказала Ханна и снова заработала кистью.

Алекс тоже продолжил работу. Автоматически обмакивая кисть в краску и проводя ею по стене сарая, он прилагал отчаянные усилия не обращать внимания на окутывающее его благоухание Ханны. Она пахла прохладой лесов, в чащобах которых скрывались волшебные тайны, ароматом цветочных полян, чистотой прозрачных лесных ручьев. Алекс боялся потерять контроль над собой и, ускорив ход событий, разрушить хрупкое благополучие их зарождающихся отношений.

– Я принесла вам попить, – неожиданно раздался за их спинами голос Эдны. В руках она держала два стакана с охлажденным чаем.

– О, Эдна, ты спасаешь мне жизнь! – воскликнула Ханна, спускаясь с лестницы и вытирая тыльной стороной руки капельки пота со лба.

– Нет ничего более освежающего, чем стакан свежезаваренного чая, – с подкупающей улыбкой на губах обратился Алекс к пожилой матроне.

– Ха! Нате растворимый! – ответила она и, бросив на Алекса косой взгляд, передала ему двумя пальцами стакан.

Когда Эдна гордой походкой прошествовала в дом, Алекс спросил:

– Я не очень-то ей нравлюсь, верно?

– Просто Эдна считает своим долгом оберегать меня, – ответила Ханна, с наслаждением выпивая холодный чай.

– Да-а, ваша Эдна – это некая смесь бульдога с эсэсовцем, – сухо заметил он.

Ханна изумленно уставилась на него и расхохоталась.

– Лучше мне не передавать ей такую характеристику! Иначе ваша репутация в ее глазах погибнет раз и навсегда! – смеялась она.

– Вы наверняка устали болтаться на верхушке лестницы. Давайте я подменю вас, – предложил Алекс из соображения, что если еще раз посмотрит вверх и увидит ее роскошные округлости, то сойдет с ума от вожделения.

– Алекс, я правда высоко ценю ваше стремление помочь, но вам не стоит…

– Вы что, любите красить сараи? – спросил он, улыбаясь уголками губ.

– Вообще-то не особенно, – призналась Ханна и улыбнулась ему в ответ.

– Тогда давайте этим займусь я. – Он поднялся вместо Ханны на лестницу. Ханна протянула ему кисть, а когда Алекс снова улыбнулся и посмотрел ей в глаза, ее затопила удушливая волна смущения. Потом он начал красить.

Они работали молча, и молчание объединяло их. Ханна не могла не восхищаться физическими данными Алекса. Для человека, просиживающего большую часть времени в офисе, у него было великолепное телосложение. Под тонкой материей брюк угадывались крепкие мышцы. Темно-синяя рубашка с короткими рукавами обтягивала его широкие плечи и выпуклости мускулов, которые играли под тканью, когда Алекс водил кистью по стене. Она исподтишка любовалась им, как вдруг… огромный паук спустился на паутинке и замаячил прямо перед глазами Алекса. Ханна замерла, но Алекс отмахнулся от паука с таким безразличием, что у нее потемнело в глазах от гнева.

– Ах вы, бессовестное ничтожество! – вскричала она и в припадке ярости швырнула в него кистью. Краска оставила на синей рубашке четкий белый отпечаток, но Ханне было наплевать. – Я догадывалась, что вы солгали мне! Я так и знала!

Алекс сразу понял свой промах – понял в ту же секунду, когда совершил его. Он соскочил с лестницы на землю и с виноватым выражением лица повернулся к Ханне.

– Вы солгали мне! – повторяла она, пылая праведным негодованием. – Вы не боитесь пауков!

– Ханна, я собирался рассказать вам…

– Когда? После сегодняшнего сеанса? Или после завтрашнего? А может, после всех шести потраченных на вас впустую часов? Что за игры вы себе позволяете? Как можно играть с моей работой? Как вы не понимаете? Я могла бы использовать потраченное на вас время для работы с теми, кто действительно нуждается в помощи!

– Извините, – пробормотал Алекс, искренне раскаиваясь. Впервые, за много-много лет его охватило чувство стыда. Ханна права: он самым бессовестным образом воспользовался ее доверием, выдумал несуществующую болезнь ради достижения собственных целей.

Ханна стремительно развернулась и зашагала к дому. Злость смешалась в ней с возмущением.

– Ханна, прошу вас, подождите! Позвольте мне объяснить… – Алекс схватил ее за тонкое запястье. Если сейчас Ханна скроется в доме, то между ними никогда, никогда больше не протянется ниточка доверия – такое у Алекса создалось ощущение.

Ханна повернулась к нему. В ее глазах бушевали эмоции, далекие от положительных.

– Алекс, у меня нет ни времени, ни желания играть в ваши игры.

– Я не хотел затевать никаких игр. Ханна, вы абсолютно правы: я обманул вас. Я не боюсь пауков, и мне не нужна помощь психиатра. – Он подошел ближе, не выпуская ее руки. – Но мне нужен друг.

– Человеку вашего типа должно хватать друзей, – с издевкой бросила она, но гнев, пылающий в глубине ее зрачков, угас, и она перестала вырываться.

– У меня нет друзей. Есть только знакомые, которые стремятся с моей помощью добиться каких-то личных выгод, и подчиненные, которые заискивают передо мной, своим боссом, но нет ни одного настоящего друга. – До последней фразы Алекс не осознавал, что говорит чистую правду, но потом охватившая его грусть исказила его голос.

Ханна уловила эту грустинку. Гнев ее рассеялся, и даже больше: она почувствовала жалость, ведь столько раз в ее собственном голосе звучали похожие нотки одиночества.

– Вы знаете, как трудно стать настоящим другом? – осторожно спросила она.

– Я не уверен, – признался Алекс. – Может быть, вы поможете мне?

Ханна долго не сводила с него пристального взгляда. Разве можно подружиться с таким человеком? Ведь в основе жизни Алекса лежат столь ненавистные ей идеи. Разве возможно найти с ним общую почву для отношений, которые могли бы вылиться в дружбу, и удержаться от соблазна переступить эту черту?

– Ладно, – в конце концов, согласилась она. Может быть, так будет лучше – стать просто друзьями. По крайней мере, друзья не разбивают сердец друг другу.