Но и другие римские воины были поставлены там для охраны в крайних пределах Галлии. Так как они не имели никаких средств, чтобы вернуться в Рим, а тем более ни в коем случае не хотели сдаться врагам, которые были арианами, то они себя со всеми знаменами, и ту страну, которую они издавна охраняли для римлян, сдали арборихам и германцам; своим потомкам они передали все свои традиции и сохранили обычаи своей родины, свято храня их и теперь. Их легко можно узнать по номерам тех легионов, в которых в прежнее время они несли военную службу; и в бой они идут, неся перед собой те знамена, которые у них были, и всегда применяют законы своей родины.[61] Они сохранили также римский костюм как во всем остальном, так и в своей обуви (Некоторые, по конъектуре, переводят: «в своем головном уборе». См. Comparetti.).

Пока неизменным оставался государственный строй у римлян, то Галлией, которая по эту сторону реки Роны, владел император; когда же Одоакр переменил этот строй в тиранию, тогда с разрешения, данного им Одоакром, визиготы заняли всю Галлию до Альп, которым определяют границы галлов и лигуром. После падения Одоакра туринги и визиготы, боясь силы германцев, уже ставшей очень значительной (они стали очень многочисленны и очень сильны, и явно одолевали всех бывших на их пути), всячески старались заключить союз с готами и Теодорихом. Да и Теодорих, желая склонить их к дружбе, не счел недостойным для себя вступить с ними в родство. Поэтому он выдал замуж за бывшего тогда вождем визиготов Алариха младшего[21] свою дочь, девушку Теодихузу, а за Герменефрида, главного начальника турингов, — дочь своей сестры Амалафриды, Амалабергу. Вследствие этого франки из-за страха перед Теодорихом воздерживались от явного нападения на них и пошли войной на бургундов. Впоследствии между франками и готами был заключен союз и договор на предмет истребления бургундов, с тем чтобы каждый из них направил против них войско; если одна из сторон откажется послать войско, а другая, двинувшись походом, победит бургундов и овладеет страной, которую они занимали, то победители от тех, которые не пошли с ними в поход, получают в виде пени условленную сумму золота, но и в этом случае эта завоеванная земля становится общим достоянием их обоих. Германцы, согласно договору между ними и готами, с большим войском двинулись на бургундов, Теодорих же делал вид, что готовится к походу, но сознательно со дня на день откладывал отправление войска, выжидая результата. Наконец, послав войско, он поручил начальникам войска двигаться возможно медленнее, а когда они услышат, что франки победили [62], остальной путь совершить возможно скорее; если же они узнают, что с ними случилось что-либо по заслугам, чтобы они не шли дальше, но оставались на месте. Они так и поступали, как велел им Теодорих; германцы же вступили в бой с бургундами одни. Битва была ожесточенная, и с обеих сторон было много убитых; долгое время исход битвы был нерешительным. Наконец франки обратили в бегство врагов и прогнали их в крайние пределы страны, которую они тогда заселяли, где у них тогда было много укреплений, а сами они заняли всю остальную область. Услыхав об этом, готы явились со всей поспешностью. Когда союзники обратились к ним с укоризненными словами, они стали ссылаться на трудность пути по этой стране; уплатив пеню, они, как было договорено, поделили землю с победителями. Отсюда еще яснее можно понять предусмотрительность Теодориха, который, не потеряв ни одного из своих подданных, за небольшую сумму золота приобрел себе половину неприятельской земли. Так вначале юты и германцы получили себе во владение часть Галлии.

После этою германцы по мере роста их силы стали пренебрежительно относиться к Теодориху и, перестав бояться его, двинулись войной на Алариха и визиготов. Узнав об этом, Аларих со всей поспешностью вызвал па помощь Теодориха. Он двинулся ему на помощь с большим войском. В это время визиготы, услыхав, что германцы стали лагерем около города Каркасианы, двинулись им навстречу и, устроив там лагерь, держались спокойно. Когда у них прошло долгое время в таком ожидании, они стали выходить из себя и негодовать, так как их страна опустошалась неприятелями. В конце концов они стали оскорблять Алариха, говоря ему неприятные речи по поводу его страха перед врагами и порицая медлительность его тестя. Они утверждали, что они равны силами и мужеством неприятелю и очень легко в бою и одни победят германцев. Поэтому Аларих был принужден вступить в сражение, хотя готы еще не пришли к ним на помощь. Германцы в этом сражении оказались сильнее, и они убили очень многих из [63] визиготов и самого их короля Алариха. Овладев большей частью Галлии, они усиленно стали осаждать Каркасиану, так как они услыхали, что там находятся царские сокровища, которые в прежнее время взял Аларих старший, ограбив Рим. В числе их были драгоценности иудейского царя Соломона, в высшей степени удивительные по виду. Большинство из них было украшено драгоценным камнем смарагда; их в древние времена римляне взяли в Иерусалиме. Оставшиеся в живых визиготы выбрали себе королем Гизелиха, побочного сына Алариха, так как Амаларих, его сын от дочери Теодориха, был еще совсем маленьким ребенком. Но затем, испугавшись прибытия Теодориха с готским войском, германцы сняли осаду Каркасианы. Удалившись оттуда, они подчинили своей власти земли Галлии, лежащие по ту сторону Роны и обращенные к океану. Не имея возможности изгнать их оттуда, Теодорих разрешил им владеть ими, сам же он сохранил за собой обладание остальной Галлией. Устранив с пути Гизелиха, он всю власть над визиготами передал своему внуку по дочери, Амалариху, а так как он был еще маленьким мальчиком, то опекунство над ним он взял на себя. Взяв все сокровища, которые хранились в Каркасиане, он быстро вернулся в Равенну. Посылая в Галлию и Испанию начальников и войска, Теодорих работал над тем, чтобы предусмотрительно закрепить за собой навсегда власть над этими странами. На тамошних начальников он наложил определенные подати, которые они должны были ему посылать. Получая их каждый год, чтобы не показаться корыстолюбивым, он посылал войску готов и визиготов ежегодные подарки (донативы). Поэтому с течением времени готы и визиготы, будучи управляемы одним вождем и живя в одной стране, заключая взаимные браки между своими детьми, смешались и стали одним народом благодаря таким родственным отношениям.

После этого Тевдис, родом гот, которого Теодорих послал к войску в качестве начальника, женился на испанской женщине, не из рода визиготов, но из богатого местного дома, [64] владевшей, кроме больших денежных средств в Испании, большими земельными богатствами. Собрав оттуда около двух тысяч воинов и окружив себя большим отрядом телохранителей, он правил готами на словах от имени Теодориха, на деле же он был явный узурпатор власти. Будучи человеком крайне благоразумным и опытным, Теодорих, опасаясь, как бы, в случае если он пойдет войной на своего подданного, а этого можно было ожидать, против него не двинулись франки или визиготы и не произвели бы какого-либо государственного переворота, не только не отрешил от власти Тевдиса, но повелел, чтобы он навсегда стоял во главе войска, если ему, Теодориху, придется пойти на войну. Однако знатнейшим из готов он дал знать, чтобы они написали Тевдису, что было бы справедливо и достойно его мудрости, если бы он прибыл в Равенну для приветствия Теодориха. Все, что приказывал Теодорих, Тевдис выполнил и посылал безотказно ежегодную подать, но прибыть в Равенну он не пожелал и не обещал этого тем, которые писали ему об этом.

13. После смерти Теодориха франки, не имея опасных противников, двинулись походом на турингов, убили их короля Герменефрида и их всех подчинили своей власти. Жена Герменефрида со своими детьми тайно ушла к своему брату Теодату, бывшему тогда уже правителем готов. После этого германцы пошли войной на оставшихся бургундов и, победив их в сражении, заключили их короля в какое-то бывшее там укрепление, где и держали под стражей; их же самих, сделав своими подданными, заставили в дальнейшем, как взятых в плен с оружием в руках, участвовать вместе с ними в походах против неприятелей, а всю ту страну, которую прежде заселяли бургунды, подчинив себе, заставили платить подать. Амаларих же, который считался королем визиготов, возмужав и боясь силы германцев, женился на сестре Теодеберта, короля германцев, и Галлию разделил с готами и своим двоюродным братом Аталарихом так, что земли по эту сторону реки Роны получили готы, а власть над теми, которые были по ту сторону [65] реки, была предоставлена визигота. Они договорились, чтобы ту подать, которую установил Теодорих, они больше не платили готам, а те сокровища, которые Теодорих увез из Каркасианы, Аталарих добросовестно возвратил Амалариху. Так как оба эти племени вошли в близкое родство друг с другом, то каждому воину, заключившему брак с женщиной другого племени, было предоставлено на выбор, хочет ли он следовать за своей женой, или увести к своему племени. И было много таких, которые увели своих жен, куда они сами пожелали, но многих увели и их жены. Впоследствии Амаларих, став во враждебные отношения с братом своей жены, потерпел большую беду. Его жена была православной веры, сам же он придерживался арианской ереси; поэтому он не позволял ей выполнять привычные ей обряды и выполнять богослужение по родным обычаям и, так как он заставлял ее против воли принять его исповедание, обращался с ней самым недостойным образом. — Не имея сил выносить этого, женщина передала обо всем этом брату. Вследствие этого германцы и визиготы вступили друг с другом в войну. Долгое время битва была крайне ожесточенной, но в конце концов Амаларих был побежден, он потерял многих из своих близких и сам погиб. Теодоберт взял с собою свою сестру со всеми сокровищами и ту часть Галлии, которою, получив в свою долю, владели визиготы. Из побежденных оставшиеся в живых с женами и детьми, поднявшись, из Галлии удалились в Испанию к Тевдису, уже явно ставшему узурпатором власти. Так Галлия перешла во власть готов и германцев.

Позднее, когда король готов Теодат узнал о прибытии Велизария в Сицилию, он заключил договор с германцами с условием прийти готам на помощь в этой войне, получив за это ту часть Галлии, которая приходилась на долю готов, и две тысячи фунтов золота. Он фактически еще не заключил этого договора, как его постигла предназначенная ему участь. Поэтому очень многие наиболее могущественные готы, под начальством Марция, охраняли тамошние места. Витигис не был [66] в силах отозвать их оттуда, но, с другой стороны, он считал, что готы не будут в состоянии выдержать нападение франков, если они задумают произвести вторжение в Галлию и Италию (а этого можно было ожидать), когда он сам со всем войском двинется к Риму. И вот, созвав всех готов, сохранивших в наибольшей чистоте дух готского племени, он сказал следующее: «Я собрал вас сейчас сюда, дорогие родичи, чтобы дать нам наставление не очень приятное, но для вас необходимое. Я хотел бы, чтобы вы выслушали его со спокойствием и кротостью и как следует подумали о настоящем положении дел. Для тех, у кого дела идут не так, как им хочется, нет пользы обдумывать, как бы их устроить в настоящее время, если только они не хотят подчиниться необходимости. Все остальное у нас очень хорошо приготовлено для войны. Мешают нам только франки, наши старинные враги; до сих пор мы могли противодействовать им и их удерживать, тратя на это то деньги, то жизнь собственных наших воинов, так как у нас не было никакого другого врага. Но так как теперь мы принуждены идти на других, нам необходимо будет прекратить с ними войну, прежде всего потому, что если они останутся нам враждебными, то они во всяком случае двинутся против нас вместе с Велизарием; ведь сама природа вещей заставляет тех, которые имеют одного и того же врага, заключить друг с другом дружбу и союз. А затем, если мы отдельно будем вести войну против каждого из этих врагов, то нам не избежать быть разбитыми и там и здесь. Итак, лучше для нас, потерпев небольшой ущерб, сохранить большую часть своих владений, чем, стремясь сохранить все, погибнуть от руки врагов, погубив и всю силу нашей власти, поэтому я думаю, что, если мы дадим германцам соседнюю с ними Галлию и те деньги, которые вместе с этой страной обещал дать им Теодат, то они не только перестанут питать к нам вражду, но и возьмутся вместе с нами вести эту войну. А о том, чтобы нам опять, если дела у нас пойдут хорошо, вернуть себе Галлию, пусть никто из вас пока не разговаривает. Мне лично на память приходит старинное [67] изречение, повелевающее хорошо устраивать настоящее». Выслушав слова Витигиса и считая это полезным, они дали согласие выполнить все это. Поэтому тотчас отправляются послы к племени германцев с тем, чтобы передать им Галлию и золото и заключить с ними военный союз. Вождями франков были тогда Хильдеберт, Теодеберт и Клотарий, которые, приняв Галлию и деньги, разделили их пропорционально величине власти каждого из них; они согласились быть в высшей степени дружественными готам и тайно послать на помощь, но не франков, а из подчиненных им племен. Заключить открыто военный союз во вред римлянам они не могли, так как немного раньше они согласились оказать помощь в этой войне императору. Послы, выполнив то, ради чего они были посланы, вернулись назад в Равенну. Тогда Витигис мог отозвать и Марция с его силами.

14. В то время как Витигис все это делал, Велизарий готовился идти на Рим. Выбрав триста человек из кадровой пехоты и поставив над ними начальником Геродиана, он поручил им охрану Неаполя. Он послал гарнизон и в Кумы, каковой он считал достаточным для охраны там укрепления. Других крепостей, кроме как в Кумах и в Неаполе, в Кампании не было. В этих Кумах местные жители показывают пещеру Сибиллы, где, говорят они, она давала свои предсказания. Кумы стоят у моря на расстоянии от Неаполя в сто двадцать восемь миль. Когда Велизарий приводил свое войско в порядок, римляне в страхе, чтобы с ними не случилось того же, что пришлось пережить неаполитанцам, подумав, решили, что для них лучше впустить войско императора в город. Особенно к этому их побуждал архиерей города, Сильверий. Послав к нему Фиделия, родом из Медиолана (Милана), города, расположенного в области лигуров, который раньше у Аталариха был асессором (должность, которую римляне называют квестором), они пригласили Велизария войти в Рим, обещая сдать ему город без боя. Он повел войско по Латинской дороге, оставив влево Аппиеву дорогу, которую римский консул [68] Аппий девятьсот лет тому назад выстроил и дал ей свое имя. Аппиева дорога длиною в пять дней пути для идущего без багажа человека; она ведет из Рима в Капую. Ширина этой дороги такая, что на ней могут разъехаться две встречные повозки; и из всех дорог она наиболее замечательная. Весь камень для нее, являющийся таким же, как в жерновах, и твердым по природе, Аппий выламывал и привозил сюда издали, из другой области. В этой стране его нигде нет. Сделав эти камни гладкими и ровными и по краям прямоугольными, он плотно положил их один к другому, не проложив внутри ни цементом, ни чем-либо другим. Они так плотно были прилажены друг к другу и как бы слиты, что для смотрящих на них казались не приложенными друг к другу, но сросшимися между собою. И несмотря на то, что в течение столь долгого времени по ней ежедневно проезжало много телег и проходило всякого рода животных, их порядок и согласованность не были нарушены, ни один из камней не был попорчен и не стал меньше, тем более не потерял ничего из своего блеска. Вот что я хотел рассказать об Аппиевой дороге.

Когда готы, которые составляли гарнизон Рима, узнали, что враги находятся очень близко, и заметили намерение римлян, то они стали тоже беспокоиться о судьбе города и, не имея возможности вступить в сражение с приближающимся неприятелем, не знали, что им делать; но затем, с разрешения римлян, они все вышли из города и удалились в Равенну, кроме их начальника Левдериса, который остался там, стыдясь, думаю, постигшей его судьбы. Случилось, что в один и тот же день Велизарий с императорским войском входил в Рим через ворота, которые назывались «Азинариями» (ослиными), а готы уходили оттуда другими воротами, носившими название «Фламиниевых». Таким образом, Рим вновь был взят через шестьдесят лет римлянами, в девятый день последнего месяца, называемого у римлян декабрем; это был одиннадцатый год, после того как император Юстиниан получил императорский титул. Начальника готов Левдериса и ключи от ворот Велизарий [69] отправил императору, сам же занялся исправлением стен, во многих местах обвалившихся, придав каждому брустверу прямоугольную форму и присоединив с левого бока некое другое сооружение, чтобы те, которые будут сражаться здесь с наступающим неприятелем, меньше всего могли быть поражены теми, которые слева будут сражаться с ними у стен; вокруг стен он вырыл ров, глубокий и замечательный. Римляне восхваляли предусмотрительность главнокомандующего и особенно его опытность, выказанную им при постройке брустверов, но они очень беспокоились и страшно удивлялись, зачем ему нужно было входить в Рим, если у него была мысль, что он будет в нем осажден: ведь Рим не мог выдержать осады вследствие недостатка продовольствия, так как он не был приморским городом, и вследствие огромного протяжения его стен, особенно же потому, что он был расположен на равнине, чересчур ровной и естественно дававшей наступающим возможность легко подойти к нему. Слыша все это, он тем не менее все предусмотрительно заготовлял для осады, и весь тот хлеб, который он привез с собой на кораблях из Сицилии, он бережно сложил в государственные хранилища и заставлял римлян, хотя они были очень недовольны, все свои запасы свозить с полей в город.

15. Тогда же пришел к нему из Самния Пидзас, родом гот, и отдал в руки Велизария как самого себя, так и тех готов, которые жили там вместе с ним, и половину Самния, прилегающего к морю, до реки, которая протекает по середине этой области. Те же готы, которые жили на той стороне реки, не пожелали ни последовать за Пидзасом, ни подчиниться императору. Велизарий дал ему немного воинов, чтобы они вместе с ним охраняли эту местность. Еще раньше добровольно сдались Велизарию жители Калабрии и Апулии, в стране которых не было готов; они занимали как побережье, так и внутренние местности страны. В их области находится и Беневент, который в древности римляне называли Малевентом, теперь же называют Беневентом, избегая неблагоприятного [70] смысла первого названия. «Вент(ус)» на латинском языке обозначает «ветер». В Далмации, которая лежит против этого города, на противоположном материке, обычно налетает суровый («малус») и невероятно бурный ветер; всякий раз как он начинает дуть, невозможно найти человека, идущего по дороге, но все прячутся по домам. Сила его порывов бывает столь велика, что, подхватив всадника с конем, она несет его по воздуху и, очень долго вертя в воздухе, отдает его куда придется и убивает. Беневенту, как лежащему против Далмации (я сказал об этом выше), на возвышенном месте, приходится переносить часть неприятностей от этого ветра. Этот город некогда основал Диомед, сын Тидея, который после взятия Илиона был изгнан из Аргоса. И как приметные знаки для города он оставил здесь клыки калидонского кабана, которые получил как награду за охоту его дядя Мелеагр. Они и до моего времени оставались там как достопримечательность, заслуживающая осмотра, имея по периметру, изогнутому в виде месяца, не меньше трех ладоней. Тут, говорят, Диомед встретился с Энеем, сыном Анхиза, плывшим из Илиона, и, по сказанию, дал ему изображение Афины, которое ему удалось вместе с Одиссеем похитить из Илиона, когда они оба пошли разведчиками в Илион, прежде чем город был взят греками. Говорят, что, когда он позднее захворал и послал спросить у бога указания относительно болезни, ему дано было предсказание, что он никогда не избавится от своей беды, если он не отдаст это изображение мужу из Трои. Римляне говорят, что не знают, где оно теперь находится, но показывают его копию, высеченную из какого-то камня. Она еще в мое время стояла в храме Судьбы (Фортуны) перед медной статуей Афины, которая сооружена под открытым небом в восточной части храма. Это изображение в камне похоже на воительницу, поднявшую копье как бы для сражения. Но и в этом случае ее туника опускается до самых пят. Ее лицо не похоже на греческие изображения Афины; оно совершенно такое, каким его в древности делали египтяне. Если слушать [71] византийцев, то эту статую (Палладиум) император Константин зарыл на той площади, которая носит его имя. Таковы-то были эти дела.

Таким образом, Велизарий подчинил своей власти всю ту Италию, которая находится от Ионийского залива вплоть до Рима и Самниума, а земли за этим заливом до Либурнии, как было сказано выше, завоевал Константин. Каким образом заселяют Италию живущие в ней народы, я сейчас расскажу. Вдаваясь далеко в материк, Адриатическое море образует Ионический залив, вовсе не так, как в других местах, где море в конце, глубоко вдаваясь в материк, образует перешеек (Истм). Например, так называемый Крисейский залив, кончаясь в Лехее, где находится город Коринф, образует здесь перешеек длиной стадий в сорок. И другой залив, ответвляющийся от Геллеспонта, который называют Меласом (Черным), образует перешеек в Херсонесе, приблизительно такой же, если не большей длины. Из города же Равенны, где кончается Ионический залив, до Тирренского моря для человека, идущего налегке, не меньше восьми дней пути. Причина того та, что течение вливающегося в этот залив моря главным образом направляется направо. Внутри этого залива первым расположен маленький городок Дриунт, который теперь называется Гидрунтом (Отранто). Направо от него живут калабры и апулийцы, а также самниты; с ними соприкасаются пицены, поселения которых простираются до города Равенны. По левую сторону живет остальная часть калибров, бруттии и луканы, а за ними кампанцы до города Терацины, следом за которыми идут уже пределы города Рима. Эти племена занимают берега и того и другого моря и все внутренние местности между этими морями. Это и есть прежде так называемая Великая Греция. В области бруттиев находятся локры эпизефирские, кротониаты и турии. По ту сторону залива первыми являются греки, называемые апиротами, вплоть до города Эпидамна, который расположен у моря. С ними граничит область Прекамис, за ней та, которая называется Далмацией, и то, что [72] причисляется к Восточной империи. Отсюда далее идут Либурния, Истрия и страна венетов, расстилающаяся до города Равенны. Таковы приморские народы, живущие в этих местах. Выше (севернее) их сисции и свабы (не подданные франков, но кроме этих были еще и другие) занимают серединные земли, а за ними основались карнии и норики. Направо от них живут даки и паннонцы, которые, кроме других местечек, занимают Сингедон и Сирмию, простираясь до реки Дуная. В начале этой войны над теми племенами, которые были по ту сторону Ионийского залива, властвовали готы, а над городом Равенной (севернее), на левом берегу реки По, жили лигуры. По их северным границам живут албанцы в местности в высшей степени прекрасной, называемой Лангубилла, а дальше — племена, подчиненные франкам; на запад от них — галлы, а за ними испанцы. На правом берегу По находятся Эмилия и Тоскана, простирающиеся вплоть до границ Рима. Вот как они там расположены.

16. Велизарий укрепил кругом всю территорию Рима вплоть до реки Тибра. И когда он все привел в надлежащий порядок, то многих из своих щитоносцев и копьеносцев, среди которых были массагеты Зантер, Хорсоман и Эсхман, и другое войско он дал Константину и велел идти в Этрурию, чтобы подчинить эти местности. Бессу он дал знать, чтобы он овладел Нарнией, бывшей самым укрепленным городом в Этрурии. Этот Бесс был родом гот из числа тех, которые в древности жили во Фракии и не последовали за Теодорихом, когда он повел оттуда народ готов на Италию. Это был человек энергичный и очень хорошо знающий военное дело; прекрасный полководец, он сам мог очень искусно проводить военные предприятия. Этот Бесс при полном согласии жителей занял Нарнию, а Константин без всякого труда подчинил своей власти Сполитион (Сполето), Перузию и другие маленькие укрепления: этруски добровольно принимали его в свои города. Поставив гарнизон в Сполитии, он сам с остальным войском остался в Перузии, бывшей главным городом Этрурии[22], [73] и спокойно выжидал. Услыхав об этом, Вигитис направил против него во главе войска Унилу и Питзу. Константин выступил против них и вступил в бой в предместье Перузии. Так как варвары превосходили численностью, то вначале битва была нерешительной, но затем римляне, превосходя их своим искусством и доблестью, обратили врагов в бегство и во время их беспорядочного отступления они истребили их почти всех, а их предводителей, взятых в плен живыми, они послали к Велизарию. Когда об этом услыхал Витигис, он не захотел больше оставаться в Равенне, где его задерживали Марций и его войско, еще не пришедшие из Галлии. В Далмацию он послал с большим войском Азинария и Улигизала, чтобы они удержали Далмацию во власти готов, и поручил им, привлекши на свою сторону войско местных варваров из местечек вокруг Свабии (Свевии), вместе с ними двинуться на Далмацию и к Салонам. Вместе с ними он послал много длинных (военных) кораблей, чтобы они могли осадить Салоны с суши и моря. Сам же он поспешил со всем войском двинуться к Риму против Велизария, ведя с собой не меньше ста пятнадцати тысяч пеших и конных; из них было много конных, одетых в кольчуги.

Азинарий в Свевии собирал варварское войско; тем временем Улигизал один во главе готов двинулся в Либурнию. С ними римляне вступили в сражение около местечка Скардона; побежденные в этой битве готы отступили к городу Бурну, и там Улигизал ожидал своего товарища по командованию, Азинария. Услыхав о приготовлениях Азинария и боясь за Салоны, Константин послал за теми отрядами, которые занимали все мелкие укрепления в этой области. Он вырыл ров вокруг всех крепостных стен и все остальное заготовил для осады как только мог лучше. Азинарий, собрав очень большое войско варваров, прибыл к городу Бурну и, соединившись там с Улигизалом и бывшим с ним войском готов, двинулся на Салоны. Они возвели вокруг стены города вал и, наполнив корабли воинами, сторожили и приморскую часть укреплений. [74]

Так они держали Салоны в осаде и с суши и с моря. Римляне, сделав внезапное нападение на корабли неприятелей, обратили их в бегство и многие из них, наполненные людьми, потопили, а пустые захватили себе. Но готы не сняли блокады и еще сильнее стеснили находящихся в городе римлян упорной осадой. Так шли военные дела римлян и готов в Далмации. Витигис, услыхав от некоторых местных жителей, пришедших из Рима, как незначительно войско Велизария, (При другом чтении (): «что римляне очень тяготятся войском Велизария».) стал раскаиваться в том, что ушел из Рима; он уже не мог придерживаться ранее намеченного плана, но, охваченный гневом, двинулся против них. На пути ему встретился священник, шедший из Рима. Говорят, что Витигис в сильном возбуждении спросил его, находится ли Велизарий еще в Риме? Как будто он боялся, что не сможет захватить его там и Велизарий успеет убежать оттуда раньше его прибытия. Священник сказал ему, что меньше всего он должен об этом беспокоиться [он ему ручается, что Велизарий никогда не прибегнет к бегству и останется там]. Но это подстрекнуло Витигиса еще больше, чем прежде, и он громко молился, чтобы ему удалось увидеть стены Рима прежде, чем Велизарий оттуда убежит.

17. Когда Велизарий услыхал, что готы движутся на него всем народом, он стал колебаться. Ему не хотелось остаться без войск Константина и Бесса, так как его войско было невелико, но и покинуть укрепления в Этрурии он считал опасным, боясь, как бы этими укреплениями не воспользовались готы против римлян. Итак, хорошо обдумав положение, он поручил Константину и Бессу оставить гарнизоны в самых нужных укреплениях этой страны, какие могли бы их охранять, а самим с возможной поспешностью вместе с остальным войском двигаться к Риму. Константин стал действовать по этим указаниям. Оставив гарнизоны в Перузии и Сполитии, он со всеми остальными направился в Рим. Так как Бесс устраивал дела в Нарнии медленно, то случилось, что равнина перед [75] городом оказалась наполненной проходившими здесь отрядами готов; это был авангард всего войска. С ними Бесс вступил в сражение и, сверх ожидания, обратил в бегство стоявших против него и многих убил; но когда его стала теснить численность неприятелей, он удалился в Нарнию. Оставив там гарнизон, как было приказано Велизарием, он со всей поспешностью двинулся к Риму и дал знать, что неприятели вот-вот появятся; ведь Нарния отстоит от Рима только на расстоянии трехсот пятидесяти стадий. Витигис вовсе не пытался подчинить себе Перузию и Сполитии; эти крепости были очень сильны, и он совершенно не хотел тратить тут время. Единственно, чего он хотел, это застать Велизария в Риме и не дать ему бежать. Даже узнав, что Нарния занята врагами из Рима, он и тут ничего не хотел изменить, зная, что это укрепление трудно доступно и стоит на отвесных скалах: оно стоит на высокой горе, подошву которой омывает река Нарн, давшая название городу, куда ведут от реки два крутых подъема, один с восточной, другой с западной стороны. Один из этих подъемов представляет трудную узкую дорогу по обломкам скал, а к другому можно было попасть только через мост, который, перекрывая здесь реку, дает возможность перехода. Этот мост, некогда выстроил император Август, и он заслуживает всякого внимания: из всех, какие мы только знаем сводчатых мостов, это самый высокий.

Не теряя здесь времени, Витигис со всей поспешностью шел отсюда и со всем войском двинулся к Риму, совершая путь по Сабинской области. Когда он был близко от Рима, на расстоянии не больше четырнадцати стадий, он встретил мост на реке Тибре. Незадолго перед тем Велизарий, соорудив башню и укрепив мост воротами, поставил здесь военную охрану не потому, чтобы для неприятелей Тибр был удобным для перехода только здесь (на реке было много в других местах и кораблей и мостов), но он желал, чтобы неприятели потратили возможно больше времени на переход, так как сам он ожидал от императора еще другое войско и хотел, чтобы [76] римляне ввезли еще больше продовольствия.