Наконец он оказался во дворе. Галрион перебегал от постройки к постройке, пока, наконец, не добрался до конюшни. Прямо возле стены был сторожевой навес, на который он смог легко взобраться. Затем он перебрался с крыши навеса на стену, пролез по ней на животе до того места, где рос дуб за стеной. Он перебрался на ветку дуба, спустился по стволу на землю и надежно спрятался в тени. Ему хорошо был виден парк, примыкающий к наружной стене, по гребню которой на фоне звездного неба двигались силуэты ночных патрульных, охраняющих вал. Самая опасная часть пути была впереди. Галрион выбрал себе удобную площадку, с которой хорошо мог видеть дорогу, спускающуюся к внешним воротам. Он пошел, пригнувшись в высокой траве: его могли заметить гвардейцы, охраняющие внутренние ворота; затем выпрямился и уверенно пошел вниз по дороге. Подойдя ближе к посту стражи наружных ворот, он пустился бегом.

– Послушайте, – проговорил Галрион высоким голосом, как мальчик. – Поручение от повара. Откройте.

– Ну-ка подожди, парень! – гвардеец шагнул в его сторону, чтобы рассмотреть его в темноте. – Рассказывай, что там у тебя.

– Нерда ждет ребенка, – ответил Галрион, – и дело плохо. Акушерке нужны лекарства. Пожалуйста, быстрее.

– Это кухарка, – крикнул другой гвардеец, – она вот-вот должна родить.

Уверенный в успехе, Галрион выскочил за ворота и побежал по сияющему городу. Он остановился среди пивных бочек позади таверны и перевел дух, потом побежал дальше. Теперь ему предстояла нелегкая задача – пробиться через пост гвардейцев у городских ворот. Через арку в городской стене протекала река, и ей не надо было никакого разрешения на выход из города. Галрион осторожно поднялся и начал пробираться к реке, крадучись по аллее позади построек. Он был уже на полпути, когда услышал шаги за спиной. Он бросился в подворотню и спрятался за дверью. Два пьяных всадника из королевской гвардии, шатаясь, прошли мимо. Они были всего в двух ярдах от него, когда один из них вдруг принялся петь пьяным голосом, крича изо всей силы. Галрион чертыхнулся, а затем поблагодарил бога за то, что городская охрана не прибежала выяснять, в чем дело. Наконец пьяная пара удалилась, и улица снова опустела. Убедившись в том, что опасность миновала, Галрион начал спускаться вниз к речному берегу. Сначала он шел вброд, а когда стало глубоко – поплыл по течению. Далеко вверху он увидел возвращающихся гвардейцев и еще четырех на городской стене. Река несла его все ближе и ближе к тому месту, где стража могла заметить его, посмотрев вниз. Он вдохнул воздух и глубоко нырнул. В мутной воде было трудно что-нибудь различить, но ему показалось, что он видел темные каменные своды. Ссадины на руках жгло, словно огнем, но он пересилил себя, оставаясь под водой до тех пор, пока течение не вынесло его, задыхающегося и обессиленного, на поверхность. Он перевернулся на спину, словно тюлень и так плыл, не шевелясь, вдыхая свежий воздух. Он опасливо огляделся вокруг, но гвардейцы были далеко позади, и никого больше не было видно на речном берегу. Принц выбрался на берег в небольшой ивовой рощице.

«Свободен! – подумал он, – и теперь главное, что мне надо сделать – это разыскать Брангвен».

Галрион отжал свою одежду и, все еще сырую, надел на себя снова. Он определил, посмотрев на небо, что у него есть еще около пяти часов до рассвета. Его паж не найдет Мэй еще около часа после рассвета, и пройдет еще примерно столько же, прежде чем королевские гвардейцы отправятся в погоню за ним. Это не так уж много, но если ему удастся добраться до леса, они не смогут найти его. Он хорошо знал все тропинки в лесу, а королевские гвардейцы будут кружить вокруг, только поднимая шум и распугивая дичь. Галрион прокрался через луг к лежащим вблизи фермам и решил украсть лошадь. Это было нетрудно сделать. Галрион часто ездил этой дорогой, и останавливался, восхищаясь гнедыми меринами, которые запомнили, как он разговаривал с ними и похлопывал по спине. Когда Галрион приблизился, гнедой мерин сам подошел к нему и позволил взять себя за удила. Галрион торопливо оторвал полоску ткани от низа своей рубахи и постарался внуздать лошадь. Гнедой был хорошо обучен и легко дался, отвечая на прикосновение такой импровизированной сбруи. Принц пустил лошадь галопом по дороге, ведущей на восток. Если королевский гонец не был уже у Гиррейнта, то он должен будет завтра прибыть к нему. Немного погодя он перевел лошадь на шаг, решив сохранить ее силы. Чередуя шаг с рысью, он ехал всю ночь и, когда рассвело, добрался до границы королевского поместья. Он повернул на юг, стараясь ехать по нетронутой степи, сторонясь хорошо наезженных дорог. Хотя окольными путями он будет дольше добираться до леса, но у него не было другого выхода. К полудню лошадь так устала, что начала спотыкаться. Галрион спешился и вел ее за собой под уздцы до тех пор, пока они не вошли в небольшую рощу на границе пастбища. Он нашел ручей и позволил коню напиться. Когда лошадь принялась щипать траву, Галрион, глядя на нее, понял вдруг, что сам очень проголодался. В спешке он не взял с собой никаких денег, даже медяков. Он не мог подъехать к чьей-нибудь двери и потребовать, чтобы его накормили просто потому, что он был принцем.

– Я совсем не такой умный каким бы мне следовало быть, – сказал он, обращаясь к лошади. – Ладно, придется мне позаимствовать еду у фермеров, как это делаешь ты.

Лошади нужен был отдых, и сам принц был как выжатый лимон. Он оставил коня щипать траву, а сам сел под дерево, прислонившись спиной к стволу. Несмотря на то, что он решил, что отдохнет всего часик, были уже сумерки, когда он проснулся, услышав рядом с собой разговор. Он вскочил на ноги и выхватил из-за пазухи свой клинок.

– Я его не знаю, – услышал принц голос, – но судя по этому куску веревки, лошадь у него краденная.

Галрион прополз между кустами и оказался рядом с фермером и мальчиком, держащим коней под уздцы. Лошадь заржала, почуяв человека. Фермер обернулся, держа наготове дубину.

– Ты, – обратился он к Галриону, – ты хочешь взять эту лошадь?

– Да. – Галрион вышел из укрытия.

Мальчик начал убирать лошадь с дороги. Он смотрел перепуганными глазами то на своего отца, то на этого грязного опасного незнакомца. Когда Галрион сделал шаг в их сторону, фермер насторожился и принял боевую позу. Галрион шагнул еще раз, затем еще. Неожиданно фермер засмеялся и бросил свою палку. Он опустился на колени у ног принца.

– О, солнце и его лучи, мой повелитель! – заговорил фермер, – так вы выбрались из дворца? Я не узнал вас сначала.

– Да, выбрался. Откуда тебе так много известно?

– О чем ходит больше всего сплетен, как не о делах короля? Мой принц, новостями о том, что вы в немилости, полон весь базар. И все горюют вместе с вашей матушкой. Она хорошая женщина, вот и все.

– Вы поможете мне ради нее? Все, о чем я прошу вас – это дать мне веревку для поводьев и кусок хлеба.

– Я дам вам запасные поводья, – фермер поднялся, отряхнув с колен сухие листья, – королевский отряд поехал на восток. Дочка портного видела его, когда выходила собирать фиалки.

Фермер сделал для принца даже больше, чем обещал. Он дал ему не только сбрую и горячую еду, но и настоял, чтобы принц взял сумку с караваем хлеба, яблоками и овсом для лошади. Когда он уезжал от фермера поздно ночью, то был уверен, что королевские люди не услышат о нем ничего от этого преданного человека. Трудно представить, что фермер сможет наговорить им, если они действительно поскачут в его сторону. Но так или иначе утром следующего дня Галрион ввел своего усталого коня в густой девственный лес. Он нашел воды для него и дал немного овса, а сам сел, чтобы подумать. Его соблазняла мысль просто поехать к Ригору и позволить Брангвен думать о нем все, что ей захочется, но он наверняка знал, что Ригор будет недоволен. Впервые за всю свою изнеженную, беззаботную жизнь принц почувствовал, что значит быть неудачником. Он был дураком, опозоренным, хнычущим и просто глупым, – он ненавидел себя, мысленно обзывая какими только мог словами. Вокруг него раскинулся молчаливый лес, равнодушный к нему и его сиюминутным человеческим мучениям. И только солнечные пятна света, пробивающиеся сквозь ветки, радовали глаз. Галрион поехал на восток по лесу, сберегая каждую кроху корма для коня и рассчитывая, сколько еды следует съесть самому. По пути он останавливался и прикидывал, где могла находиться свита Гиррейнта, потому что он решил встретиться с ним. После обеда он рискнул выехать из леса на дорогу и подняться на гребень невысокого холма. Вдали, клубясь над дорогой, виднелось небольшое облачко пыли – кто-то скакал верхом. Принц сразу вернулся назад в лес и стал ждать, но всадников все не было видно.

Так как Гиррейнт ехал вместе с Брангвен и ее служанками, то ему пришлось устроить ранний привал, щадя силы женщин.

Когда совсем стемнело, Галрион повел своего мерина лесом, направляясь в сторону лагеря. На вершине следующего холма он смог его увидеть: не только лорд Гиррейнт и его охрана, но и королевский отряд был с ним.

– Будь они прокляты, – прошептал Галрион. – Они знают, что Брангвен – лучшая приманка, чтобы поймать меня. – Галрион привязал своего коня к дереву, перебежал через дорогу и начал осторожно пробираться к лагерю. Треск любой ветки под его ногой заставлял его замирать и выжидать. У основания склона деревья росли реже, что позволило ему хорошенько разглядеть беспорядочно устроенный лагерь. Вдоль ручья бродили стреноженные лошади, невдалеке расположился отряд возле двух костров. С одной стороны между деревьями был натянут высокий тент, конечно, для Брангвен. Она, должно быть, там, подальше от грубых солдат. Самым важным и опасным, конечно, был вопрос о том, где мог находиться Гиррейнт. Свет от костров был слишком тусклым для того, чтобы Галрион смог рассмотреть лица. Он пролежал в кустах, наблюдая, около часа, прежде чем увидел, как светловолосый человек вышел из палатки и направился к одному из костров. Никто, кроме Гиррейнта, не мог находиться в палатке. Как только он расположился для того, чтобы пообедать, Галрион достал свой клинок, встал и начал спускаться, петляя, вниз по склону холма, направляясь к палатке. Всадники смеялись и разговаривали, сидя у костров. Судьба благоволила к нему, скрывая его приближение. Галрион сделал клинком разрез в нижней части задней стенки палатки. Он услышал, что кто-то шевельнулся внутри.

– Галрион? – прошептала Брангвен.

– Да, я. – Галрион проскользнул внутрь.

Одетая только в длинную ночную сорочку, с распущенными золотистыми волосами, свободно падающими на плечи, Брангвен вылезла в разрез из палатки и поползла вместе с принцем.

– Я так и знала, что ты приедешь за мной, – прошептала она.

– О, боже, так ты согласна уйти со мной?

– А ты в этом сомневался? Я пойду за тобой куда угодно. И мне все равно, чем ты будешь заниматься.

– Но у тебя нет даже чистой одежды.

– Ты думаешь, для меня это имеет значение?

Галриону показалось, будто он видит ее впервые: его бедное слабое дитя, существо, держащееся стойко, словно берсеркер, думающий о побеге из ссылки.

– Прости меня, – сказал Галрион, – иди за мной. У меня есть конь.

Вдруг Галрион услышал шум и треск веток.

– Бежим, – вскрикнула Брангвен.

Галрион обернулся вокруг, но было уже слишком поздно.

Гвардейцы выбегали из-за деревьев и окружали его, как загнанного оленя. Галрион приготовился к бою, выхватив клинок из-за пазухи. Он решил, что убьет хотя бы одного гвардейца, прежде чем умереть самому. Через толпу отряда к нему пробирался человек.

– То, что ты делаешь – плохо, мальчик, – проговорил Адорик.

Галрион выпрямился. Он никогда не сможет убить собственного отца. Галрион бросил свой клинок на землю к ногам отца. Король наклонился, поднял его и вернул сыну с улыбкой, холодной как зимний ветер. Позади себя Галрион услышал как плачет Брангвен и голос Гиррейнта, бормочущего что-то, стараясь ее успокоить.

– Сука всегда выведет на кобеля, – заметил Адорик, – подведите его к костру. Я хочу взглянуть на этого щенка.

Гвардейцы вывели Галриона из-за палатки и подвели к большому костру. Король стоял у костра, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Кто-то подал Брангвен плащ, она завернулась в него и в отчаянии смотрела на Галриона. Гиррейнт положил тяжелую руку на ее плечо и прижал ее к себе.

– Ну, маленький щенок, – сказал Адорик, – что ты хочешь сказать в свое оправдание?

– Ничего, отец, – ответил Галрион, – я только прошу тебя об единственной милости.

– Ты еще считаешь, что имеешь право просить о чем-то? – Адорик достал свой клинок и взмахивал им в такт своим словам.

– Вообще не имею права, но моя просьба касается моей госпожи, – сказал Галрион. – Отошли ее отсюда, прежде чем убьешь меня.

– Обещаю, – сказал Адорик. – Исполню.

Брангвен вскрикнула, оттолкнула Гиррейнта с такой силой, что тот упал и, подбежав к королю, бросилась к его ногам.

– Умоляю, мой повелитель, пощадите его жизнь, – рыдала Брангвен. – Я прошу вас, я сделаю все, что вы скажите. Только не убивайте его.

Гиррейнт шагнул вперед, король жестом приказал ему вернуться.

– Пожалуйста, пожалуйста, – продолжала Брангвен. – Ради его матери, если не ради меня. Если вам нужна кровь – возьмите мою, убейте меня.

Брангвен схватилась за низ сорочки короля и с мольбой посмотрела на него. Она была сейчас так прекрасна! Волосы ниспадали на плечи, слезы текли по ее лицу, даже королевские гвардейцы смотрели на нее с жалостью.

– Боже мой, – произнес Адорик, – ты так сильно любишь этого увальня?

– Да, – ответила Брангвен. – Я пойду за ним куда угодно, даже в Иной Мир.

Адорик посмотрел на клинок, затем вложил его в ножны.

– Гиррейнт! – сказал Адорик.

Гиррейнт подошел, взял Брангвен за плечи и хотел увести ее, но она отказалась покинуть круг. Галрион был так слаб, что едва держался на ногах. Он был недостоин ее. И как только он понял это, он ощутил себя словно разорванным на части.

– Ну, черт побери, – смягчаясь проговорил Адорик, – если я не могу перерезать тебе горло, Галрион, то как мне покончить с этим?

– Ты должен отправить меня и мою госпожу в изгнание, – спокойно сказал Галрион, – это оградит нас всех от еще больших несчастий.

– Маленький ублюдок. – Адорик шагнул навстречу и дал ему пощечину.

Галрион отшатнулся, тяжело дыша, но удержался на ногах.

– Ты хочешь, чтобы я всем рассказал, из-за чего между нами произошла ссора? – сказал Галрион. – Хочешь, отец? Я расскажу.

Адорик заметался, как загнанное животное.

– Могу я принять изгнание? – продолжал принц. – Ни один человек не узнает о его причине.

– Ублюдок, – прошептал король так тихо, что Галрион едва смог услышать его. – Нет, не ублюдок, потому что из всех моих сыновей ты больше других похож на меня. – Он повысил голос. – О причине никто знать не должен. Итак, Мы объявляем Нашему сыну Галриону, что Мы лишаем его всех званий и чести и изгоняем его из наших владений навсегда. Мы отказываем ему в Наших землях, Мы отказываем ему в крове, в принятии присяги королевского подданного, – он остановился, переведя дух, – и Мы при этом лишаем его имени, которым нарекли при рождении. Мы присваиваем ему новое имя – Невин. Ты слушаешь меня? Невин – вообще Никто. Вот твое новое имя.

– Я буду носить его с гордостью, – сказал Галрион.

Брангвен высвободилась из рук Гиррейнта. Она улыбнулась так гордо, как принцесса, которой она могла бы стать, если бы ее жених не стал изгнанником. С понимающей улыбкой Галрион протянул к ней руку.

– Остановитесь! – Гиррейнт бросился между ними. – Мой повелитель, мой король, что же это? Могу ли я выдать единственную сестру замуж в изгнание?

– Она уже моя невеста, – произнес Галрион. – Твой отец обещал ее, не ты.

– Замолчи, Невин! – Адорик снова дал ему пощечину. – Господин Гиррейнт, Мы разрешаем – говорите!

– Мой повелитель! – Гиррейнт упал перед королем на колени так, словно ноги его подкосились. – Действительно, мой отец обещал ее, и я, как его сын, должен выполнить обещание. Но мой отец выдавал ее в надежде на хорошую жизнь, благополучную и счастливую. Он любил ее. А что будет она иметь теперь?

Пока Адорик раздумывал, Галрион ощутил, что пророчество, как лед, коснулось его спины. Он шагнул вперед.

– Отец, – сказал он.

– Никогда больше не обращайся ко мне так. – Адорик сделал знак гвардейцам. – Держите нашего Невина.

Два гвардейца схватили его и скрутили ему руки за спиной, прежде чем он попытался было увернуться. Брангвен стояла, не шевелясь. Ее лицо было таким бледным, что Галрион испугался, как бы она не упала в обморок.

– Умоляю вас, мой повелитель, – продолжал Гиррейнт, – если я допущу эту свадьбу, что я буду за братом? Как смогу я претендовать на то, чтобы стать главой клана, если я не смогу отстоять честь в таком маленьком вопросе? Мой повелитель, я умоляю вас – не допустите, чтобы это произошло.

– Мы освобождаем тебя от того обещания, который дал твой отец, – произнес король.

– Гир! – зарыдала Брангвен. – Ты не смеешь! Я хочу уйти! Гир, отпусти меня!

– Замолчи! – Гиррейнт поднялся, повернулся к ней, удерживая ее в своих руках. – Ты не знаешь, какую жизнь ты будешь вести, бродя по дорогам, словно нищенка.

– Мне все равно. – Брангвен попытался высвободиться. – Гир, Гир, как ты можешь так поступить со мной?! Позволь мне уйти!

Гиррейнт поддался было, но потом вскинул голову:

– Я не желаю, не желаю видеть, как ты умрешь при родах просто потому, что твой муж не сможет позволить себе пригласить акушерку; или как ты будешь умирать от голода когда-нибудь на зимней дороге. Я лучше умру сам!

Это было трогательно, прекрасно сказано, но Галрион знал, что все эти прекрасные слова Гиррейнта были смертельно ядовитой ложью. Предвидение бросило его в дрожь. Он начал вырываться и сильно укусил человека, державшего его за руку, но все, чего ему удалось добиться – это получить удар по голове, отчего все, что его окружало, казалось, поплыло перед глазами.

– Ты не прав, Гир, – сказала Брангвен, вырываясь из его рук, – я знаю, что ты не прав. Я хочу уйти с ним.

– Прав или не прав, но я теперь – глава клана, – отрезал Гиррейнт, – и ты не ослушаешься меня.

Брангвен предприняла еще одно – последнее усилие, чтобы вырваться, но он держал ее очень крепко. Пока он оттаскивал ее прочь, Брангвен рыдала истерично и беспомощно. Гиррейнт увел ее в палатку. Адорик жестом приказал гвардейцам отпустить Галриона.

– Сейчас, – сказал король, – пусть этот Никто убирается долой с моих глаз.

Он отдал Галриону его клинок.

– Это единственное оружие, которое разрешено иметь изгнаннику. У тебя должна быть лошадь, иначе тебя бы не было здесь, – он взял кошелек, висевший на поясе, и вынул из него несколько монет, – а это – серебро изгнанника, – он вложил монеты в руку Галриона.

Тот посмотрел на них и швырнул их королю в лицо.

– Уж лучше я умру с голода, – сказал он.

Как только гвардейцы расступились перед ним, Галрион покинул лагерь. На перевале он оглянулся, бросив последний взгляд на палатку Брангвен. Затем он побежал, пробираясь через кусты, перебежал через дорогу и, споткнувшись, упал на колени рядом с гнедым мереном. Он плакал, но о Брангвен, не о себе.

II

Женский зал был ярко освещен солнцем, через окна Брангвен могла видеть яблони, с такими белыми ароматными цветами, что казалось, будто это облака зацепились за ветки. Рядом Роса и Исола разговаривали между собой, работая над своим шитьем. Работа Брангвен лежала на ее коленях. Ей хотелось заплакать, но это было слишком утомительно – плакать все время. Она молила бога, чтобы у принца Галриона все было хорошо и хотела бы знать куда завела его одинокая дорога изгнания.

– Гвени, – сказала госпожа Роса, – мы пойдем сегодня гулять на луг?

– Если вы желаете, госпожа.

– Ну, если ты захочешь, Гвени, – сказала Исола, – мы можем поехать верхом.

– Как тебе захочется, – ответила Брангвен.

– Послушай, дитя, – продолжала Роса, – правда, у тебя было время поразмышлять. Твой брат делает все, чтобы тебе было лучше.

– Если госпожа так считает.

– Это было бы ужасно, – вставила Исола, – поехать вслед за изгнанником! Как ты только могла подумать об этом? И никто никогда даже не пригласит войти.

– Это была бы их потеря, не наша. – Роса вздохнула и воткнула иголку в свое шитье.

– А что, если у вас родился бы ребенок?

– Галрион ни за что не допустил бы, чтобы он умер от голода, – ответила Брангвен и сердце ее заныло. – Вы не понимаете. Я должна была поехать с ним. И все было бы в порядке. И я знаю, что так оно будет.

– Сейчас, Гвени, моя овечка, – сказала Роса. – У тебя сумбур в голове, ты не можешь мыслить ясно.

– Я думаю так, как должна думать, – рассердилась Брангвен. – Ох, простите меня, госпожа, но вы не понимаете. Я знаю, что должна буду поехать.

Обе ее собеседницы пристально взглянули на нее.

«Они думают, что я сошла с ума – подумала Брангвен. – Может быть и так, но все равно я знаю, что делаю!»

– В королевстве много мужчин, – сказала Исола, явно желая быть поддержанной, – бьюсь об заклад, что не составит большого труда найти другого. Я также готова поспорить, что ты лучше Галриона. Нужно совершить что-то совсем ужасное, чтобы быть изгнанным.

– При дворе человеку достаточно совершить самую маленькую оплошность, чтобы впасть в немилость, – вставила Роса, – и это удовольствие для других, что это случилось с ним. А сейчас, мои овечки, я не желаю, чтобы разговор о Галрионе звучал в моем зале. Его, может быть, и не хватает, но правда, Гвени, он пытался уберечь тебя от этого. Он намекнул мне, что предвидел те хлопоты, которые придут, и он надеялся, что у него будет время освободить тебя от помолвки до того, как этот удар обрушится на него, – она печально покачала головой, – но король – очень упрямый человек.

– Я не могу поверить в это, – рассердилась Брангвен. – Он никогда не оставит меня в таком положении. Я знаю, что он любит меня. И мне безразлично, что вы об этом говорите.

– Конечно, он любил тебя, мое дитя, – сказала Роса участливо. – Я всегда говорила об этом. Он так хотел освободить тебя, чтобы уберечь даже от далекого намека на позор. А когда понял, что не в состоянии это сделать, то решил взять тебя с собой.

– Если бы не Гир, – сказала Брангвен. Роса и Исола взглянули друг на друга, их глаза встретились в молчаливом согласии. Этот довод Брангвен повторяла снова и снова. Она посмотрела в окно на яблони и удивилась тому, что теперь все в жизни ей казалось таким скучным. Брангвен и Гиррейнт приехали в крепость Вепря на несколько дней, и Брангвен знала, что брат затеял эту поездку только ради нее. Этой ночью за обедом она наблюдала за своим братом. Как он сел за стол рядом с Исолой.

«Он уже обручен», – подумала Брангвен горько. – Это было бы очень хорошо, если бы она могла освободиться от чувства ненависти к нему. Она знала, что он поступает так, потому что думает, что это будет лучше для нее. Ее любимый брат. Родители и родственники всегда любили Гиррейнта, драгоценного сына и наследника, и никогда не обращали внимания на Брангвен – ненужную дочь. Гиррейнт сам, несмотря ни на что, любил ее, играл с ней, заботливо помогал ей и водил ее везде за собой, что было удивительно для такого молодого парня. Она помнила, как он объяснял ей как стрелять из лука или строить игрушечную башню из камней. И он всегда спасал ее от опасностей – от свирепых собак, от обрывов на речном берегу, а сейчас – от мужчин, которых считал недостойными ее.

На протяжении всего обеда Гиррейнт время от времени посматривал на нее, сам ловил ее взгляд и улыбался ей. Она знала: он боится, что она возненавидит его. Вскоре Брангвен поняла, что не может дольше выносить суеты переполненного зала и как только смогла, ускользнула из него в прохладу сумерек в сад Росы. Здесь густо цвели красные, как алые пятна крови, розы. Брангвен сорвала одну и, держа ее в руке, вспомнила, как Галрион говорил ей, что она была его единственной настоящей розой.

– Госпожа? Вы огорчены чем-то? – Это был Блейн, торопливо идущий по саду в ее сторону, Брангвен прекрасно знала, что он был влюблен в нее. Каждый нежный взгляд, каждая улыбка, которую он дарил ей, пронзали ее, словно ножом.

– Почему я должна быть огорчена, господин?

– Вы правы. Но темная полоса в жизни всегда сменяется светлой.

– Господин, я сомневаюсь, что тьма когда-нибудь закончится для меня.

– Но, дорогая, не всегда все бывает так уж плохо. – Блейн застенчиво улыбнулся ей. Брангвен удивилась, почему она даже не пытается уйти. Раньше или позже, Гиррейнт все равно отдаст ее замуж за своего кровного друга, независимо от того, хочет она этого или нет.

– Господин очень любезен, – сказала Брангвен. – Я знаю, что говорю.

Блейн сорвал розу и протянул ей. Чтобы не обидеть его, Брангвен взяла ее.

– Позвольте мне быть откровенным, госпожа, – сказал Блейн. – Вы знаете, что я всем сердцем желаю, чтобы вы вышли за меня, но я понимаю, что вы имели в виду, говоря о темном времени. Будете ли вы думать обо мне через год в это же время, когда розы зацветут снова? Это все, о чем я прошу вас.

– Буду. Если мы оба будем живы.

Блейн внимательно посмотрел на нее, слушая ее. Хотя он думал, что ее слова были только словами, благочестиво признавая, что боги сильнее, чем люди. Пока Брангвен подыскивала, что ей сказать, чтобы сгладить неловкое молчание, в сад вышел Гиррейнт.

– Убедился в том, что я честно развлекаю твою сестру? – произнес Блейн улыбаясь.

– О, я никогда не сомневался в твоей честности, – ответил Гиррейнт. – Я только хотел убедиться, что с Гвени все в порядке. – Гиррейнт проводил ее в женский зал. Так как Роса и Исола были еще за столом, Брангвен предложила ему войти вместе с ней. Пока слуга зажигал свечи в подсвечниках, Гиррейнт удобно уселся на краю подоконника у открытого окна. Слуга ушел. Они остались одни, один на один в безмолвной комнате. Брангвен нетерпеливо отвернулась и наблюдала за мотыльком, порхающим в опасной близости от пламени свечи. Она осторожно поймала его в ладони и выпустила в распахнутое окно.

– У тебя самое доброе сердце в мире, – сказал Гиррейнт. Он взял обе ее руки в свои. – Гвени, ты ненавидишь меня?

– Я никогда не смогу возненавидит тебя. Никогда, – на мгновение Брангвен показалось, что он вот-вот заплачет.

– Я знаю, что замужество – это главное для девушки, – продолжал Гиррейнт, – но я найду для тебя лучшего человека, чем изгнанник. Блейн делал тебе предложение?

– Да, он предлагал, но, пожалуйста! Я сейчас не могу даже подумать о замужестве.

– Я хочу пообещать тебе, что, независимо от того, буду я главой нашего клана или нет, я никогда не заставлю тебя выйти замуж до тех пор, пока ты не захочешь этого сама.

Брангвен обняла его и заплакала, положив голову ему на грудь. Он гладил ее волосы. Она почувствовала, что он весь дрожит.

– Отвези меня домой, Гир, пожалуйста. Я хочу уехать домой.

– Ну, хорошо. Сейчас так и сделаем.

Как только они выехали, Брангвен уже жалела о том, что покинула общество Росы и Исолы. Все, что она видела у себя в доме, напоминало ей об отце, или о принце, которые оба безвозвратно ушли. Поднявшись к себе в спальню, она взяла деревянную шкатулку, в которой лежали подарки Галриона: брошки, кольца, серебряный браслет, на котором было выгравировано ее имя. Сразу после свадьбы на нем должно было добавиться его имя рядом с ее именем. Брангвен часто доставала этот браслет и плакала над ним, проводя по надписи кончиками пальцев; она не умела читать. Затем потекла обычная жизнь с ее буднями: Брангвен отдавала приказания слугам, давала указания управляющему, вела домашнее хозяйство, руководила шитьем и ткачеством и занималась этой работой сама. Это окончательно отвлекло ее от отчаяния, охватившее ее поначалу. Она и ее служанка Лада проводили долгие вечера за шитьем и починкой одежды, напевая при этом старинные песни и баллады. Вскоре у нее появилась новая причина для беспокойства о Гиррейнте. Она часто заставала его плачущим на могиле их отца, а вечерами он возвращался домой странно молчаливым. Если раньше он просто сидел на стуле отца – отныне его стуле, – теперь он все время пил эль и смотрел на огонь, играющий в камине. Несмотря на то, что Брангвен всегда садилась рядом с ним у камина, исполняя обязанности сестры, он едва ли произносил больше двух слов за весь вечер. Однажды, когда Гиррейнт был на охоте, приехал с визитом гвербрет Мэдок в сопровождении отряда из шести человек. Делая реверанс Мэдоку, Брангвен обратила внимание на то, как мужчины смотрели на нее, хитрыми глазами, в которых была видна неприкрытая похоть, с полуухмылками. Она и раньше не раз ловила на себе такие взгляды, и ей было это неприятно.

– Приветствую вас, госпожа, – сказал Мэдок. – Я приехал отдать дань уважения, посетив могилу вашего отца.

Брангвен дала указание слуге позаботиться о людях Мэдока, а сама провела его в зал и пригласила к столу, подав ему эль из своих рук. Она присела за стол напротив него. Мэдок отпил из кубка, произнеся тост за ее здоровье.

– Спасибо, Брангвен, – проговорил Мэдок. – Я давно не был у вас и решил навестить, посмотреть, как вы поживаете.

– Хорошо, ваша светлость, – ответила Брангвен.

– А ваш брат?

– Он все еще оплакивает смерть нашего отца. И мне остается только надеяться, что скоро он хоть немного успокоиться. – Брангвен видела, что Мэдок был не просто учтивым, а на самом деле беспокоился о том, как идут их дела. – Гиррейнт стал сам не свой последнее время, и я просто не знаю, что я делаю не так как надо.

– Я удивлен. Вы ведь знаете, что ваш брат и вы находитесь под моим покровительством. Если вам вдруг понадобится моя помощь, сразу присылайте ко мне своего пажа. Иногда, когда человек становится слишком мрачным, он может быть несдержанным со своей сестрой, поэтому присылайте ко мне гонца и я приеду, чтобы ободрить его немного.

– О, я вам благодарна. Действительно очень благодарна! Мне очень приятно ваше участие, ваша милость.

Вскоре Гиррейнт вернулся с удачной охоты. Пока мужчины обсуждали свои важные дела, Брангвен пошла разыскать Ладу. Во дворе возле стены кухни паж помогал повару разделывать оленя. Повар отрезал голову и бросил ее своре собак, которые с лаем набросились на нее. Брангвен почувствовала, как тошнота подступила к ее горлу, хотя она выросла, постоянно видя, как разделывают туши. На нее смотрели черные, словно бархатные глаза оленя, пока собаки не утащили голову прочь. Брангвен повернулась и побежала назад в башню. Весь мир казался ей в это мгновение страшным и полным предзнаменований.