Дэверри (№1) - Заклятье клинка

Им незачем рисковать, убив кого-нибудь другого из знати. Им нужен только лорд Родри.

– Это точно, – сказал Куллин. – А ты говорил, что не разбираешься в военных делах. – Я думаю, ты поскромничал.

– Я только повторяю то, что Невин сказал мне. – Родри и Куллин стояли, задумавшись, и просто кивнули, не обратив внимания на это странное замечание.

– Адерин, я не поняла, – вставила Джилл, – ты говоришь, что никто сказал тебе об этом.

– Ох, извини, дитя. У меня есть друг, которого зовут Невин. Отец назвал его таким именем, как будто в шутку, если я правильно помню, – улыбаясь, ответил старик.

Джилл вдруг вспомнила загадку кузнеца Ото, который после разговора с Калондериэлом не выходил у нее из головы. Загадку о том, что однажды Никто будет советовать ей, какое ремесло избрать. Этот Никто тоже должен быть мастером Двуумера, если он был другом Адерина. Пока люди разговаривали о предстоящем сражении, Джилл незаметно ускользнула из крепости.

Она села на берегу ручья, протекающего недалеко от крепости и наблюдала за тем, как лесные жители подобно волнам подпрыгивали вверх и приветствовали ее. У нее вдруг перехватило дыхание. Ей вдруг показалось, что мастер Двуумера может стремглав броситься с неба вниз и схватить ее своими когтями, подобно соколу.

Ожидание действовало на всех так же раздражающе, как бесконечный летний жаркий день. Отряд был в угрюмом настроении, так как кроме воды из ручья и скудных запасов провизии, оставшихся у Дрегиса, больше ничего не было. Купец и его погонщики разбрелись кругом в оцепенелой панике. Везде, где бы ни проходил Родри, он слышал, что люди говорили о Двуумере, и он не мог удержать распространение этих страхов. Он спустился к воротам, недавно забаррикадированным большими бревнами и нашел там Куллина. Тот стоял, оперевшись руками о бревно, и наблюдал за воронами, которые кружили над мертвыми на лугу.

– У старого Дрегиса есть лопаты, – сказал Родри. – Враги это или нет, но я не могу смотреть, когда люди не похоронены.

– Это делает вам честь, господин, – ответил Куллин.

– Ну ладно, – пожал плечами в ответ на комплимент Родри. – Я думаю о том, о чем Адерин просил тебя – чтобы ты побыл рядом со мной в сражении. Они едут с намерением убить меня, это верно. Я никогда не просил никого рисковать собой ради меня.

– Тогда я поеду следом за вами. – Куллин слегка улыбнулся Родри, когда тот повернул голову и посмотрел на него.

– Моя Судьба придет, когда придет время, – сказал Куллин. – Мне горько думать о том, что такого приличного человека, как вы, убьют ни за грош. И что такое серебряный клинок по сравнению с лордом?

– Ну, спасибо. Правда, спасибо. Я горжусь тем, что такой человек как ты такого высокого мнения обо мне.

– Такой человек, как я, господин? – Куллин схватился рукой за свой серебряный клинок, как будто хотел напомнить Родри о своем позоре.

– Ах, черт, да какая мне разница, что ты натворил двадцать лет назад, или когда там это было? Ты прошел через такие беды, о которых человек, подобный мне, даже и не слышал.

– Может быть, господин, но я…

Во дворе позади них раздались крики, насмешки и ругань. Надо всем этим шумом, как крик вороны, послышался голос Джилл, ставший пронзительным от ярости.

– О, черт побери! – Куллин повернулся на каблуках и побежал. Родри бросился вслед за ним. Когда они обежали вокруг башни на другую сторону, то увидели, что половина отряда собралась вокруг Джилл, которая выкрикивала грубые оскорбления так же быстро, как получала их в свой адрес. Каэнрис бегом прибежал с другой стороны и сам растолкал локтями толпу беспристрастно одергивая и разгоняя своих людей, как охотник разгоняет своих собак от жертвы.

– Послушайте, вы, боровы, что все это значит? – говорил Каэнрис. – Я посдираю кожу с ваших спин, если вы обидите эту девчонку.

– Дело совсем не в этом, – сказала Джилл, трясясь от гнева. – Они говорят, что я не имею права носить этот меч. Пусть хоть один из этих ублюдков попробует отобрать его у меня.

– Прошу прощения, прекрасная девушка! – Родри поклонился ей.

– Мне не нужны никакие проклятые извинения, – прорычала в ответ Джилл, а потом добавила. – Господин, – как мысль пришедшую слишком поздно. – Я знаю, о чем говорю. Пусть один из них попробует забрать его у меня. Ну, наступайте, ублюдки!

Родри молча стоял, пораженный тем, что видел. Куллин встал рядом с ним и криво усмехался.

– Господин, – сказал он, – я считаю, что лучше позволить Джилл решить самой этот вопрос.

– Что? – одновременно воскликнули Родри и Каэнрис. – Ее же могут ранить.

– Если так, то я вытаскиваю свой меч и начинаю наступать прямо сейчас. Я видел эти стычки сотни раз, господин и, держу пари, Джилл победит.

– Сделаем так, предложил Родри, – одна твоя серебряная монета против моих двух, если твоя девчонка победит.

Тряхнув в замешательстве головой, Каэнрис назначил честный поединок между Джилл и Праесом, мускулистым парнем, который был самым большим спорщиком в отряде. Праес улыбался, рассчитывая на легкую победу, когда отдавал свой ремень Каэнрису. Все люди в крепости столпились вокруг места состязания. Родри заметил, что Адерин был ужасно встревожен, а оба жителя западных земель держали пари, ставя на Джилл, с любым, кто этого хотел.

– Ну ладно, – сказал Каэнрис, – приготовиться! Начинайте.

Джилл и Праес начали кружиться один вокруг другого, подняв руки и приготовившись. Праес расставил руки и уверенно атаковал, позволяя только Джилл увертываться во все стороны. Когда он приготовился ударить кулаком, она схватила его за запястье, опустившись на одно колено, и Праес, как по волшебству, пролетел в воздухе и приземлился среди сорняков, а в нем было около двухсот футов веса. Все еще не принимая поединка всерьез, он пополз назад, но в этот раз двигался осторожнее. Они по очереди нападали друг на друга и увертывались. Праес потерял равновесие, Джилл сразу же подпрыгнула вверх и ударила его в живот, а затем, изогнувшись, как танцовщица, опустилась вниз. Задыхаясь, Праес согнулся, но усилием воли заставил себя выпрямиться. Джилл опять подпрыгнула и ловко согнула его. Вздохнув, Праес закрыл глаза и повалился на землю. Жители западных земель издали победный клич, Куллин тихо засмеялся. Все всадники молчали, с недоверием уставившись на Джилл и косясь на Родри. Джилл положила руки на бедра и пристально смотрела на них.

– Кто-нибудь еще? – спросила она.

– Джилл, хватит, – выкрикнул Куллин. – Ты уже доказала свою правоту, а мне предстоит еще ехать с ними вместе.

– Верно сказано, – поддержал его Родри, сделав шаг вперед, – все нормально, ребята. Плесните немного воды на вашего спящего товарища. И не стыдитесь за мой проигрыш – я всего лишь лишился немного серебра.

Родри низко поклонился Джилл:

– Где это ты, черт побери, научилась так драться?

– Папа показал мне кое-что, господин, а остальное я поняла сама.

Джилл вытерла рукавом рубашки пот с лица, как это делают мужчины. Сердце Родри начало сильно биться: он еще никогда не встречал такой девушки. Она просто прекрасна, так прекрасна! Потом он заметил, что Куллин наблюдает за ним с некоторым отцовским подозрением.

– Я пойду достану из седельного мешка деньги, которые проиграл тебе, – сказал Родри Куллину. – А ты лучше держи свою чертовку подальше от отряда.

– Хорошо, господин. Не беспокойтесь об этом.

Роди поспешил скорее уйти, проклиная себя, как последний дурак. ОН знал, что ему лучше держаться подальше и выбросить эту девчонку с ее опасным отцом из головы. Но он также знал, по каким-то непонятным ему признакам, что он снова влюбился.

Этой ночью армия Слигина разбила лагерь на берегу ручья, который должен вывести их прямо к Родри. Люди собирались небольшими кучками, их лагерные огни, как цветы, светились в темноте ночного луга. Невин, проходя по лагерю, встретил в отряде Слигина человека по имени Сандир. Год назад Невин удалил ему больной зуб и вылечил воспаление. Наверное, Сандир хорошо запомнил его.

– Это Невин, – произнес Сандир. – Сюда, садитесь к нашему костру, дорогой сэр. Это Аркас и Инвур. Ребята, это лучший травник, которого я когда-нибудь встречал.

Товарищи Сандира кивнули и приветливо улыбнулись Невину. Как и Сандиру, им было не больше двадцати, но они выглядели мужественными – имели вид людей, преуспевших в военном искусстве.

– Я очень обрадовался, когда увидел вас в обозе, – сказал Сандир, – вы мне больше нравитесь, чем лекарь нашего лорда.

– О! Он хороший человек, – ответил Невин. – Он даже не знает о том, что я лечу зубы.

– Может быть и так. – Сандир потер свой подбородок, вспоминая долго не проходившее воспаление. – Но будем надеяться, что после сражения никому из нас не понадобится ваша помощь.

– О, послушайте, – проговорил с кислой улыбкой Аркас, – у вас случайно нет никаких трав, защищающих людей от Двуумера?

Все трое засмеялись, но их смех был тревожным.

– Да, от этого не помогут никакие травы, – сказал Невин. – Я вижу, вы все верите слухам, которые бродят кругом.

– А разве вся армия не говорит об этом? Но это не просто пустые разговоры. Двое из наших ездили с донесением в крепость Корбина. Я разговаривал с человеком, который собственными глазами видел, какие этот Лослейн вытворяет фокусы.

– Вытворяет фокусы?

– Да я сам это видел, – вмешался Ивир и его широкое лицо побледнело.

– Это было прошлой весной. Наш лорд пытался поговорить с Корбином о повстанцах. Лорд Слигин послал меня в Браслин с донесением. Корбин встретил меня довольно-таки хорошо. Разрешил пообедать с его людьми.

В камине для знати уже были заготовлены большие ветки. Лослейн спустился в большой зал вместе с Корбином. Я клянусь вам, господин хороший, что я видел, как Лослейн щелкнул пальцами и пламя вспыхнуло над всеми ветками. А это были большие ветки, а не растопка.

– И еще один из людей лорда Олеса ездил в Браслин тоже – перебил его Сандир, – так когда он вошел, а Корбин и говорит: «Ну, Лослейн, расскажи, откуда этот человек приехал». Люди из отряда Корбина клялись, что он знает, что делается за много миль отсюда.

– Вы удивитесь, что он может еще делать, – продолжил вслед за ним Аркас. – Невин, если вы знаете ремесло травника, то должны тогда знать и кости, и мышцы, и все такое. Как вы думаете, колдун может превратить кого-нибудь в лягушку?

– Нет, – твердо ответил Невин, – это не что иное, как глупые бардовские выдумки. Во всех этих сказках рассказывается о том, что лягушки – только обыкновенные лягушки, так? Ну а если кто-нибудь превратился в лягушку, то он должен стать очень большой лягушкой, так? Вы не сможете сжать свое тело в ничто, но сказки никогда не говорят о лягушках, таких больших, чтобы могли ездить верхом. – Все трое засмеялись над шуткой.

– Ну и ладно, – сказал Сандир, – если я должен умереть за своего лорда, то мне все равно, Двуумер или меч убьет меня, но, клянусь, я не хотел бы прыгать в походе, как лягушка, остаток моих дней.

– Да и девчонки, которые у тебя будут – вставил Аркас, – тоже будут все зеленые и бородавчатые.

Невин разразился громким смехом. Шутки были лучшим оружием, которое было у этих людей для борьбы со страхом, овладевшим ими.

Около полуночи, когда все в лагере, за исключением ночных дозорных, спали, Невин сел около костра, в котором тлели затухающие угли, для контакта с Адерином. Они так долго общались между собой, что теперь Невину достаточно было только подумать об Адерине и он сразу видел образ его лица, который появлялся и парил над красными тлеющими углями.

– Это ты, – подумал Невин, обращаясь к Адерину. – Ты готов к разговору?

– Да, – подумал Адерин в ответ, – лагерь спит. Я только что собирался вызвать тебя для разговора. Армия Корбина все еще стоит там, где я видел ее в последний раз.

– Я в этом не сомневаюсь. Они ждут, что мы выйдем из крепости. Тогда они предпримут попытку убить Родри. Лослейн еще с ними?

– Да, он с ними. Ей, богу, я не могу успокоиться. Каким дураком я был, когда взял его в ученики.

Невину очень хотелось сделать то, что в таком случае делают все люди: сказать «А я ведь говорил тебе». Образ Адерина виновато улыбнулся. Он очень хорошо знал, что именно так Невин и подумал.

– Но я это уже сделал, – передал Адерин, – и теперь его злодеяния на моей совести. И ты не должен упрекать меня в этом дважды. Что же теперь, когда дело уже сделано.

– Это верно. Ты все еще продолжаешь думать, что он просто обезумел?

– Да. Если он действительно пошел по черному пути, а это грязный путь, то он погубит себя. Он не разовьет своих способностей, скорее всего спутается с проходимцами.

– Да, ты прав. Ты знаешь Лослейна лучше меня. Теперь стало ясно, что это он затеял этот проклятый мятеж. Зачем? Или он пытался укрыться от наказания за то убийство, которое совершил? Если это действительно так, то его план провалится. И это не будет зависеть от того, кто будет стоять над Корбином – гвербрет Риис будет для него точно таким же плохим, как и Ловиан.

– Правду говоришь. И я думал именно об этом. Сначала я думал, что он собирался убить меня или потом, по крайней мере, еще двух других свидетелей. Но потом я подумал, что если бы это было на самом деле так, то зачем впутали в это дело Родри и половину подданных гвербрета Рииса? Это не имеет здравого смысла.

– Да. Я думаю, нам лучше всего разузнать, что он затевает.

Адерин невнятно засмеялся.

– Если нам удастся, – сказал он, – это трудное дело, мой друг. Если мы сможем это сделать.

После разговора с Адерином Невин еще долго сидел, размышляя. Он, как и Адерин, надеялся, что Лослейн был только сумасшедшим. Это правда, что парень был непостоянным с самого начала. Изучение Двуумера требует стойкости ума, просто внутреннего здравого смысла и последовательности, потому что силы, к которым взывает мастер Двуумера, способны разорвать на куски неустойчивый ум, превратив его в жертву иллюзий и фантазий. У Лослейна никогда не было твердой целеустремленности в душе, подобной стали – только податливое серебро сырого природного таланта, который должен быть подавлен, а не поддержан при таком развертывании событий. Наконец, если Адерин был прав, Лослейн злоупотреблял своим пророчеством, а не был погружен в странные иллюзии. Человек, который изучает Двуумер, страстно желает прежде всего обрести власть над силой и энергией. Если он копит ее как скряга, то он не помогает, а наоборот – вредит другим душам. Эти люди копаются вокруг темных пятен внутреннего «я» для странных магий и держатся неестественно бодро, питая жизнеспособность духов, живя при этом точно так же как все люди. Невин был мечом, призванным уничтожать таких людей везде, где бы он их не встретил. Они знали это и прятались от него.

Рассыпавшись по широкому лугу, армия лорда Корбина и его единомышленников спала под открытым небом. Уверенно шагая в темноте, Лослейн прошел через лагерь и направился дальше, сказав пароль одному из дозорных. Он чувствовал себя больным от вони, исходившей от такого скопища немытых тел. Он шел все дальше и дальше от лагеря, потом опустился на траву и лег, чтобы отдохнуть. Он чувствовал сильную усталость. Она не проходила все эти дни. И все же, когда приходила ночь, он не мог заснуть. Он сжал руками виски и пытался уравновесить себя. Невыносимая вонь, которую он оставил далеко позади, казалось, пропитала всю одежду. Неожиданно он увидел этот запах – густое серое облако, которое какой-то неощутимый ветер кружил вокруг него. Это было только видение, иллюзия, но ему надо было приложить много усилий, чтобы прогнать его. Много непрошеных видений приходило к нему в эти дни: какие-то мелочи, послушные голоса, полувидимые существа. Он всегда мог понять причину, но эти видения были ужасны тем, что он знал: они никогда не придут полностью. Долгие годы изучения Двуумера открыли его уму внутреннее «Я». Но в то же самое время он оградил свой ум от воли, опустив завесу между собой и невидимым миром. И как бы сильно Лослейн ни старался держать эту завесу закрытой, эти невидимые вещи все равно ускользали через нее. Он посмотрел вверх на звезды: они дрожали и мигали, посылая длинные лучи света, как отражения от блестящего лезвия. Он быстро отвел взгляд, но вещи, казалось, ползли по траве, как маленькие ласки, презрительно фыркая на него. Он вскинул вверх одну руку и сделал ей изгоняющие знаки в воздухе. Он снова посмотрел – ласки исчезли, а на их месте остались звезды. Со вздохом, который больше походил на стон, он уткнулся лицом в траву, вытянувшись во весь рост. Свет, падающий вниз со звезд, казалось, танцевал в его мозгу, ослепляя его. Он вызвал образ темноты – мягкой теплой темноты, похожей на сон. Он позволял образу проникать в себя до тех пор, пока наконец ему не показалось, что он находится внутри этой манящей, успокаивающей темноты. Лослейн начал практиковать этот трюк по вызову темноты за несколько месяцев до этого: это был единственный способ, позволяющий ему хоть немного отдохнуть. Сейчас темнота пришла к нему легко и быстро, и как ему показалось, сама собой. Но вместе с ним в этой темноте оказалась и его ненависть, которую он испытывал к запаху человеческого тела. Она была даже сильнее той ненависти, которую он испытывал к Элкион Лакар. Ему казалось, что его ненависть разговаривает с ним голосом ребенка. Затем этот детский голос превратился в его собственный. Так случилось, что он, практически, ни с кем не общался – и все потому, что его отец был никудышным человеком. В то время как все вокруг были добры к нему. И это ранило его больше всего. Его раздражало, что все обращались с ним как с полоумным, нуждающимся в постоянной заботе. Они были самодовольны, эти Элкион Лакар, самодовольны и уверены из-за того, что знали, что будут жить шесть, а может быть семь сотен лет. В то время как ему, ну сколько ему может быть отпущено жизни, как полукровке? Никому не известно; в любой момент он мог, посмотрев в зеркало, увидеть начало неизбежного человеческого разложения, ведущего к смерти, которое люди называют старостью. Он ненавидел всех их – как людей, так и эльфов. Ненависть вспыхнула в нем так сильно, что темнота могла пропасть. Лослейн успокоился и думал только о темноте, позволив ей укутать его. Как это обычно бывало, из темноты стали доноситься голоса. Они успокаивали его, соглашались с ним в том, что он был болен, обещали ему, что он отомстит Элкион Лакар, а также людям Элдифа.

– Лослейн могущественный! – говорил ему голос. – Хозяин сил воздуха, человек не может прикоснуться к тебе. Нет ни одного человека лучше тебя, Лослейн могущественный!

– Это правда, – ответил он им мысленно. – Я отомщу.

– Прекрасная месть для всех этих собак, которые заставили тебя так страдать, – этот голос был таким мягким и скользким, как парфюмерное масло, – запомни, убей Родри Мэйлвейда, и это будет твоей местью, которой ты так жаждешь. Родри должен умереть, запомни. Запомни.

– Да, я запомнил. Я клянусь тебе, что я это сделаю, – он услышал журчащий звук удовлетворенного смеха, а затем темнота сделалась густой и теплой. Наконец он смог заснуть.

На рассвете следующего дня лагерь проснулся быстро. Лорд Слигин ходил, отдавая приказы и поручения людям. Наконец лошади были накормлены и все приготовились к походу. Все утро они шли вдоль быстрого ручья. Невин испытывал волнение, граничащее со странным страхом от предстоящей встречи с Брангвен. Какой была она в этой жизни? Что она подумает о нем? При всем своем невообразимом возрасте, будучи подлинным мастером Двуумера, Невин был еще и мужчиной и ему хотелось, чтобы она любила его. Наконец, когда оставалось около часа до полудня, они добрались до разрушенной крепости. Родри и его люди радостно встретили их возле ворот. Так как во дворе не хватало места для того, чтобы там разместилась вся армия, люди спешились за стеной и сели отдохнуть возле своих лошадей, ожидая, пока во двор не въехала знать. Заметив Адерина, Невин проскользнул в ворота. Адерин и еще двое эльфов ожидали его у стены крепости. Дженантар и Калондериэл низко поклонились ему.

– Приветствуем тебя, Мудрец Востока! – сказал Дженантар. – Я надеялся, что мы увидимся снова при лучших обстоятельствах, чем теперешние.

– Я тоже имел такую надежду. Я очень сожалею, что твой друг погиб в междоусобной борьбе Элдифа.

– Мы отомстим за него, – вмешался Калондериэл, – так же, как и за всех остальных.

Его кошачьи глаза сверкали от гнева. Даже если война, на которую он направлялся, закончится через триста пятьдесят лет, он, конечно, еще будет помнить имена всех убитых в ней эльфов. Недоброжелательность или оскорбления эльфы никогда не забывают и очень редко прощают. Адерин любил говорить о «существенных добродетелях народа», эти разговоры очень беспокоили Невина.

– Я знаю, тебе не терпится встретиться с Джилл, – произнес Адерин. – Я только что видел ее, но сейчас она ушла куда-то. Пойдем поищем ее?

Невину пришлось повременить со встречей, потому что Слигин подошел к ним. Он выглядел как медведь, которого преследуют, и охотничьи собаки окружают его.

– Послушай, Невин, я серьезно обеспокоен. Молодой Родри сошел с ума. Совершенно.

– Неужели, господин? – удивился Невин. – Позволь мне угадать, какими иллюзиями одержим юноша. Он клянется, что мы с Адерином оба связаны с Двуумером и что Адерин может превратиться в филина?

– Все так, – рот Слигина остался открытым, когда он понял, что Невин иронизировал, – уж не хочешь ли ты сказать мне, что это правда?

– Хочу.

Слигин, как медведь, качал головой из стороны в сторону, смотря на них по очереди. Так медведь качается, когда его окружают собаки.

– Черт побери, что же мне делать? – сказал Слигин. – Проехать весь этот проклятый путь только для того, чтобы прийти на помощь кучке сумасшедших? Даже серебряный клинок клянется, что это правда.

– Потому что это правда, – сказал Невин. – Я думаю, что придется сделать какой-нибудь глупый фокус для того чтобы убедить тебя, – он оглянулся вокруг и увидел на траве ветку, – вот смотри!

Невин призвал лесных жителей Огня, они тотчас же бросились выполнять его приказание и зажгли пламя на ветке. Слигин выругался. А потом опять выругался, когда Невин погасил пламя.

– Можешь потрогать ее, – заметил Невин. – Она горячая.

Слигин повернулся и побежал к башне, ни разу не оглянувшись. Двое эльфов громко рассмеялись, но Адерин оборвал смех, сказав им что-то на их языке. Они неохотно замолкли.

– Идите готовьтесь выезжать, – сказал Адерин. – Захватите и мою лошадь, хорошо?

Все еще улыбаясь, Дженантар и Калондериэл поспешили выполнять приказ. Как раз в это время Невин увидел Джилл. Она стояла невдалеке и наблюдала за ним как настороженный олень в лесу. Не дожидаясь, когда Адерин позовет ее, она подошла, все время смотря на Невина. Он сразу узнал ее, несмотря на ее грязную мужскую одежду и несмотря на то, что ее лицо не было похоже на лицо Брангвен, хотя оно тоже было красивым. Первой мыслью, которая пришла ему в голову было удивление, что она была такой стройной.

– Здравствуй, Джилл, – произнес Невин. – Наш Адерин говорил мне о тебе.

– Сейчас? Что-нибудь хорошее, я надеюсь.

– Да.

Невину хотелось просто сказать ей правду. Используя свои возможности сделать так, чтобы она вспомнила все: излить свое сердце; сказать, как он рад тому, что нашел ее снова. Он выполнил свою клятву.

Джилл смотрела на него спокойно и серьезно.

– Послушайте, – сказал она. – Мы не встречались раньше? На дороге или где-нибудь еще, когда я была ребенком?

– Нет.

– Тогда мне надо еще подумать. Очень странно. Я могу поклясться, что встречала вас раньше.

Был момент, когда Невин чуть не заплакал. Даже после стольких лет, она все еще помнила его.

После долгих споров лорды предприняли свой следующий шаг в боевых действиях. Так как Невин и Адерин могли наблюдать за передвижениями армии Корбина они смогли без риска пополнить свой продуктовый обоз. А затем направились на восток, сделав обманный маневр – для того, чтобы Корбин подумал, что они пытались обойти его и захватить его крепость.

Он будет вынужден последовать за ними, позволяя им выбрать себе позицию для сражения. Тем временем они смогут послать гонцов за подкреплением, которое к этому времени подошло в крепость Канобэйн. Куллин не рассчитывал на многочисленное подкрепление, оно зависело от того, сколько подданных твердо поддерживали Ловиан.

После окончания военного совета Куллин увидел Джилл у ворот в крепость. Она держала наготове оседланных коней.

– Я просил лорда Родри об одолжении, – сказал Куллин. – И он одобрил это. Ты поедешь с донесением в крепость Канобэйн сразу же после того, как мы встретим продовольственный обоз.

– Папа, черт побери, я хочу…

– Что ты хочешь? Ехать с нами воевать? Когда-то я поклялся, что тебе не видать войны как своих ушей. И держу пари, что я сдержу свою клятву.

– А я сдержу свою клятву.

– Не распускай слюни, как рыгающий пьяница. Я не собираюсь подвергать риску твою жизнь. Ты – единственное существо, оставшееся у меня во всем мире. Ты знаешь, что может случиться с тобой? Ты поступаешь, как все новички в войне: думаешь, что смерть – только для других, но не для тебя. Я давал многим из таких самонадеянных юнцов последний глоток воды в их жизни и сидел над ними, пока они умирали. Не дай бог, чтобы мне пришлось делать то же самое для тебя.

Его натиск достиг цели. Джилл опустила голову и перебирала пальцами вожжи.

– Я знаю, что тебя беспокоит, – продолжал он. – Ты думаешь, что я не оценю твоего умения владеть мечом. Это не так. Ты достаточно хорошо им владеешь. Но когда ты на поле боя – это совсем другое. Это отличается от того, как представляют, развлекая друзей, смеющиеся лорды в своих залах.

– Ну хватит. – Джилл посмотрела на него с робкой улыбкой. – Папа, а ты правда думаешь, что я хорошо владею мечом?

– Да. – У Куллина сжалось сердце при виде ее детской улыбки. В такие минуты, как эта, Куллину всегда казалось, что, может быть, он слишком мало любил свою дочь. Он взял у нее поводья своего коня.

– Тебе надо еще очень многому научиться, – сказал он, и пошел, ведя за собой коня, догонять армию Родри. Он знал, какую боль причинил Джилл, но сдержался, чтобы не оглянуться. Когда армия, направившаяся на юг, встретила продовольственный обоз, купец Дрегис оставил их. Джилл подошла к нему, чтобы пожелать удачи. Он тряс ее руку сильно и долго.

– Спасибо тебе, девочка, – сказал он наконец, – и твоему отцу – тоже. И вот – еще добавка к благодарности. Я очень хорошо знаю, что вы спасли мне жизнь. – Дрегис подал ей мешочек, полный монет, а затем поскакал догонять свой караван. Вместо того, чтобы отдать кошелек отцу, Джилл положила его в карман. Когда эта работа закончится, и им нужны будут деньги, отец только пропьет половину из них, если она скажет ему, что они у них есть.

Джилл отстала от армии и оказалась в тылу. Неожиданно для себя она оказалась рядом с Невином. Он так вежливо встретил ее, что она не смогла просто пройти мимо, как сначала собиралась сделать. Все знакомые с Двуумером вокруг нее сами по себе представлялись ей страшными, поэтому ей инстинктивно казалось, что разбираться во всем этом еще страшнее. К своему большому удивлению, она обнаружила, что ей с Невином интересно. В песнях бардов мастера Двуумера всегда изображались мрачными и молчаливыми, с темными пронзающими насквозь глазами, и были отмечены страшными знаками и страшными действиями. Но вот перед ней был Невин с его искренними голубыми глазами и всегда улыбающийся, одетый, как фермер, в простую рубаху и коричневые штаны, а совсем не в длинную мантию с особыми знаками. Так как он видел всего в королевстве даже больше, чем она, они разговаривали об их различных путешествиях. К концу дня Джилл уже казалось, что он был ее дедушкой, но по воле судьбы они не могли встретиться раньше.

– Скажи мне вот о чем, дитя, – проговорил Невин, – твой отец выглядит вполне порядочным человеком. Ты сама это видишь, так же как и все вокруг. Ты знаешь, из-за чего ему пришлось взять серебряный клинок?

– Не знаю. И если бы я была тобой, никогда не спрашивала бы его об этом. Он взял меня с собой, потому что очень любил мою маму. Она умерла, когда я была еще маленькой. А иногда я вообще ничего не понимаю. Папа только приехал однажды и мы с ним уехали. Но я думала об этом. У папы было много денег от выкупа знатного лорда. И я помню, что он планировал: когда я вырасту, мы купим ферму или что-нибудь вроде этого – одним словом, обоснуемся и перестанем ездить. А потом он приехал, а мама уже умерла к этому времени. ОН был как сумасшедший в тот день, когда узнал об этом.

– Да. Так оно и должно было случиться. Бедный парень. Ей-богу, это была злая шутка, которую Судьба сыграла с ним и с тобой, и с твоей мамой тоже.

Невин говорил с теплотой и искренним сочувствием. Это удивило Джилл. Точно так же, как Невин, Джилл всегда думала о таких людях, как серебряный клинок или его ребенок. Но она считала, что они недостойны внимания человека, изучившего странные волшебства. Однако Невин был еще и травником и помогал бедным людям. Он делал, казалось бы, человеческие вещи, но тем не менее не было сомнения в том, что они были пророческими. И по какой-то причине, которую Джилл не могла выразить словами, она приходила в ужас, думая об этом. К концу дня армия встретила багажный обоз с продовольствием – едущую вразброд длинную вереницу деревянных телег, слуг, копьеносцев. Всего в трех милях от морского берега. Так как в обозе имелось и пиво, у людей в эту ночь были приятные минуты отдыха. Назавтра Куллин рано разбудил Джилл.

– Тебе надо приготовиться и выезжать, моя дорогая, – сказал он. – Лорд Родри хочет отправить отсюда донесение.

– Ладно, папа, но я еще хочу…

Куллин поднял руку для того, чтобы ее ударить – Джилл замолчала.

– Счастливой дороги, – сказал он. – Я увижусь с тобой, как только смогу.

Куллин ушел так быстро, что она знала, что до отъезда больше не увидит его. И это было к лучшему: Джилл ненавидела прощаться с ним перед сражением, потому что слова, которые они оба произнесут, могут оказаться их последним прощанием.

Армия медленно двигалась на восток. Все утро Невин и Адерин ехали вместе позади повозок и слуг. Родри предлагал и почетное место в голове колонны, но у них были опасения, касающиеся гвардейцев охраны. В тылу в любой момент они могли вывести своих коней из колонны и спешиться, потому что даже такие умелые мастера пророчества, как они, не могли полностью войти в состояние транса, сидя верхом на лошади. И что бы там не пели барды о мастерах Двуумера, их возможности все-таки, не были безграничными.