– Ты знаешь, – заговорила Илейн, – нет ни одной девушки в Дэвери, которая не хотела бы знать, что она самая красивая, но для нее самой это – тяжелая судьба. Твоя маленькая Гвени никогда не имела такого образования, как я. Она всего лишь доверчивое маленькое существо.

– Это так. Я разговаривал с госпожой Росой об этом, когда ездил с Гиррейнтом по поводу его женитьбы. Лорд Блейн очень влюблен в девушку.

– Неужели? Это не вызовет беды?

– Нет. Хотя бы потому, что Блейн – честный человек. Он, правда, странный. Многие лорды не обращают внимания на капризы своих жен, даже если они родили им сыновей.

– Большая красота может подействовать даже на самого грубого лорда, словно волшебство. – Илейн слегка улыбнулась. – Даже на принца.

Галрион вслушивался в ее негромкий выразительный голос.

– Что ты предлагаешь? – спросила Илейн. – Оставить Гвени Блейну и искать другую жену?

– Да, что-то в этом роде. Есть одно маленькое препятствие в этом плане. Я еще люблю ее, к моему сожалению. Любовь – это роскошь, которой принц не может себе позволить.

– Я плохо помню Блейна по его визитам ко двору. Он похож на своего отца? – спросила королева.

– Отличается, как луг от пашни.

– Тогда это к счастью. Я уверена, что если его отец не будет убит случайно на этой охоте, то он составит заговор против теперешних прав короля. – Илейн отвернулась, искренне встревоженная.

Правление Дэвери было рискованным делом. Люди прекрасно знали, что в старые дни времен Рассвета короли избирались из наиболее знатных дворян и их семьи были на троне до тех пор, пока наследников уважали лорды. Под давлением завоевателей Нового Королевства обычай умер сотни лет назад. Дворяне были далеки от мысли о том, чтобы организовать восстание против неугодного короля для того, чтобы заменить его лучшим.

– Госпожа Роса уверяла меня в лояльности Блейна, – сказал Галрион.

– Неужели? Да, я уважаю ее мнение. Ты действительно не хочешь брать в жены Брангвен?

– Я не знаю. – Галрион стряхнул крошки булки в траву. – Я правда не знаю.

– Вот о чем ты еще должен подумать. Твой старший брат никогда не сторонился девушек.

Неожиданно Галрион осознал, что он стоит, а его рука сжимает рукоятку меча.

– Я убью его, если он хотя бы пальцем прикоснется к моей Гвени, – прокричал Галрион, – прости, мама, но я убью его.

Побледнев, Илейн поднялась, сжав ладони.

– Подумай об этой женитьбе хорошенько, – сказала она, ее голос дрожал. – Я умоляю тебя, подумай внимательно.

– Я подумаю. Прости меня.

Разговор с принцем, казалось, испортил наслаждение, которое королева всегда испытывала от ястребиной охоты. Она подозвала к себе свою свиту и объявила, что они возвращаются в город. В то время Форт Дэвери был расположен на небольшой возвышенности на расстоянии около мили от болотистого низкого берега озера Гвирконис. Окруженный каменными стенами, он располагался по обеим берегам быстрой реки, которые были соединены двумя каменными мостами. Внутри изгороди теснились круглые каменные дома, расположенные вдоль беспорядочных улиц. В городе было около двадцати тысяч жителей. В каждой стороне города было по два невысоких холма. На южном холме находился Великий Храм Солнца, а также дворец высших жрецов королевства и Дубовая роща. Северный холм назывался королевским. Клан Галриона жил на королевском холме только сорок восемь лет. Дед Галриона, Адорик Первый, положил конец анархии, окончательно выиграв войну между старшими кланами за власть. Несмотря на то, что он происходил из членов отряда короля Брана, а это давало право называться старшим кланом, Адорик I имел поддержку среди младших кланов, купцов и всех прочих, благодаря чему оказался на троне. Он одержал победу, несмотря на свое низкое происхождение.

Когда королева в сопровождении свиты проезжала по улицам, горожане кланялись, приветствуя ее. Независимо от того, что они думали о ее муже, они искренне любили Илейн. Она поддерживала многие храмы, оказывала помощь беднякам и часто говорила бедноте, что они должны заставить короля проявлять свое милосердие. При всей своей тупости, король понимал, каким сокровищем он обладает в лице своей жены. Она была единственным человеком, к чьим советам он прислушивался, по крайней мере тогда, когда они совпадали с его намерениями. Основная надежда Галриона состояла в том, чтобы поручить ей сообщить королю о том, что его третий сын намерен оставить двор для того, чтобы изучать Двуумер, и он знал о том, что скоро он должен будет сказать матери правду.

Основание Королевского холма окружала каменная стена с металлическими воротами. Сразу за ней раскинулся луг, где белые с коричневым коровы паслись рядом с королевским табуном. За лугом, ближе к вершине, был возведен второй круг стен, за которым располагался королевский двор. Здесь же были помещения для челяди, конюшни, казармы и прочее.

В центре возвышалась большая башня Клана Виверн. Главным строением была шестиэтажная башня, к которой, словно цыплята, примостились три двухэтажных полубашни. В случае сражения башня превращалась в ловушку для отступающих врагов, потому что единственный путь в полубашни лежал через главную башню. Кроме апартаментов для короля и его семьи в башне еще были помещения для всех знатных гостей, приглашенных ко двору. Они напоминали кроличьи норки с коридорами и клиновидными комнатами. Здесь зрели интриги и проекты захвата королевской власти или королевской благосклонности, и это было образом жизни не только гостей, но и всех принцев, а также их жен. Вырваться из этой башни – такова была заветная цель всей жизни принца Галриона.

Как полагалось принцу, Галрион занимал соответствующие его положению комнаты во втором этаже главной башни. Его приемной была круглая большая комната со светлым потолком, каменным камином и блестящим деревянным полом. На стенах, обитых деревом, висели красивые гобелены, привезенные из далеких земель и подаренные различными торговцами в надежде на то, что принц замолвит за них словечко королю. Галрион, получая взятки в виде таких подношений, всегда честно выполнял их просьбы. Комната была богато украшена сундуками резной работы, мягкими стульями с подушками и столом, на котором лежали между бронзовыми драконами семь книг – его самая большая ценность. Когда Галрион научился читать, король, узнав об этом, пришел в ярость, так как считал, что это не подходящее для мужчины занятие. Но Галрион, со свойственным ему упрямством, продолжал упорно заниматься. И сейчас, после четырех лет учебы, он мог читать почти так же хорошо, как и писать. Сторонясь суматохи и шума официальных обедов в большом зале, принц, как обычно, обедал один в своей комнате этой ночью. Одновременно он принимал гостя и после еды они выпили вместе с ним по серебряному кубку меда. Гостем был гвербрет Мэдок из Гласлока, в чьем ведении находились земли кланов Сокола и Вепря. Хотя по рангу он был ниже членов королевской семьи, но звание гвербрета было самым почетным в королевстве и пришло из древних времен. Еще во времена Рассвета племена избирали правителей, которым доверяли вершить правосудие и выступать на военных Ассамблеях. В основном, их избирали из числа знати, но со временем этот пост в Дэвери стал переходить от отца к сыну. С тех пор человек, который вершил правосудие и распоряжался землями, получил возможность значительно укрепить свою власть. Со временем гвербреты стали наиболее могущественными и богатыми людьми в королевстве и могли содержать для защиты своих легальных прав небольшие армии, и лорды вынуждены были прислушиваться к его мнению. По обычаю, пришедшему так же из времен Рассвета и, тем не менее, принятому в Совете Избирателей, старший клан мог получить эту должность в случае угасания клана гвербрета. Поэтому каждый гвербрет в королевстве имел силу, с которой приходилось считаться, и Галрион оказывал Мэдоку такие почести, как если бы тот был самим принцем. Он усадил его на мягкий стул, собственноручно угостил медом, отпустив пажа, чтобы иметь возможность поговорить с Мэдоком наедине. Объект этих хлопот принимал внимание, милостиво улыбаясь. Он был тучным мужчиной с густой проседью в черных волосах. Мэдок больше заботился о красивых лошадях, чем о чести и о хорошей драке, или же о своем титуле. Этой ночью он был в хорошем расположении духа, шутил и то и дело поднимал кубок, произнося тост за принца с поддельной торжественностью.

– За вашу свадьбу, мой принц! – произнес Мэдок. – За человека, который сам себе на уме! За то, что вы женитесь на самой красивой девушке в королевстве!

– Я был очень удивлен тому, что она приняла мое предложение. Никто не может назвать меня красавцем.

– Ох, не цените себя так низко. Брангвен, в отличие от других, ценит в человеке не только внешность. – Мэдок сделал глоток, достаточно длинный для того, чтобы обжечь медом горло. – Я уже не говорю о том, что каждый человек в королевстве позавидует вашей брачной ночи. Или вы уже предъявили свои права в качестве ее жениха?

– Нет. Я не хочу ссориться с ее братом только из-за одной ночи в ее постели.

Хотя Галрион говорил просто наугад, Мэдок тревожно повернулся и пристально посмотрел на него поверх кубка.

– Ну, а вы думаете, как Гиррейнт воспримет то, что я прыгну в кровать к его сестре под его крышей?

– Он странный парень. – Мэдок рассеянно смотрел по сторонам. – Я ездил вместе с ним во время последнего восстания против вашего отца. И, черт возьми, ну и дерется же он! Я никогда не встречал человека, который владел бы мечом так же хорошо, как он. И это не просто праздная похвала, мой принц. Это мое взвешенное мнение. – Мэдок снова отпил меда.

Затем он заговорил снова, сменив тему на свои обычные дела, и больше не возвращался к началу их разговора.

Было уже поздно, Мэдок давно ушел, в дверь вошел паж с вызовом от короля. Галрион подумал, что королева упомянула что-то о его сомнениях относительно женитьбы.

Король презирал роскошь и излишества, считая все это неподходящим для настоящего мужчины, даже титулованного. Его большая комната была совсем простой, только железные канделябры с факелами украшали каменные стены. Возле камина, в котором поддерживался несильный огонь, согревающий от весенней прохлады, на простом деревянном стуле сидел король Адорик; Илейн сидела рядом с ним на скамейке. Когда Галрион вошел, король поднялся и стоял, подбоченясь. Адорик II был тучным мужчиной, широкоплечим, рослым, с толстой шеей и румяным квадратным лицом. Его волосы и пышные усы были вьющимися, кое-где были видны седые пряди.

– Послушай, ты, щенок, – проговорил Адорик, – я хочу кое-что сказать тебе.

– В самом деле, мой повелитель?

– В самом деле. Что это ты, черт побери, делал в лесу с этим сумасшедшим стариком?

Застигнутый врасплох, Галрион только молча смотрел на него.

– Не подумай только, что я следил за тобой! – Адорик продолжал и на его лице появилась зловещая улыбка. – Если ты такой дурак, что поехал туда один, то я не такой уж дурной, чтобы отпустить тебя туда одного.

– Будь проклята твоя душа! – вскрикнул Галрион. – Шпионить за мной!

– Слушай ты, наглый маленький мерзавец! – Адорик посмотрел на Илейн. – Проклинай собственного отца. Но ответь мне, мой мальчик. Что ты делаешь? Крестьяне говорили моему человеку, что этот старый травник Ригор – сумасшедший. Я могу дать аптекаря, если у принца фурункулы, или что-нибудь еще.

Галрион чувствовал, что наступил момент сказать правду, хоть и не самый подходящий, потому что его застали врасплох.

– Он зарабатывает себе на жизнь собирая травы, вот и все, – сказал Галрион. – Но он еще и учитель, знающий Двуумер.

У Илейн перехватило дыхание.

– Дерьмо! – рассвирепел Адорик. – Неужели ты действительно думаешь, что я верю всей этой болтовне? Я хочу знать, что ты делал, проторчав у него там столько времени, вместо того, чтобы быть в это время в крепости Сокола, как ты сказал мне, уезжая?

– Учился у него, – ответил Галрион. – Почему принц не может учиться мастерству знания Двуумера?

– О, боги! – воскликнула Илейн. – Я всегда знала, что ты покидаешь меня ради этого.

Адорик повернулся, молча, и пристально посмотрел на свою жену.

– Почему не может? – сказал король. – Почему? Потому что я не позволяю этого.

– Послушай, ты только что назвал это дерьмом, – сказал Галрион. – Почему же ты бесишься сейчас?

Размахнувшись, Адорик с силой ударил сына по лицу. Илейн вскрикнула, король повернулся к ней.

– Уйди отсюда, женщина! – сказал он. – Сейчас же, немедленно.

Илейн пробежала через занавешенный проход, ведущий в женскую половину. Адорик выхватил свой клинок и ударил им о спинку стула с такой силой, что, когда он убрал руку, клинок продолжал дрожать, оставаясь в дереве спинки.

– Я хочу, чтобы ты дал мне клятву, – проговорил король, – торжественную клятву, что выбросишь эту чепуху из головы.

– Я не могу обманывать собственного отца, – ответил принц. – Я не могу поклясться в этом.

Адорик снова дал ему пощечину.

– Черт побери, папа! Что ты имеешь против этого?

– Что имел бы любой здравомыслящий человек. Что выдает желудок после того, как съешь что-нибудь грязное?

– Это не нечисть. Жрецы придумали эти сказки для женщин, запуганных колдовством.

Замечание попало в цель. Адорик сделал над собой видимое усилие, чтобы оставаться спокойным.

– Я не могу бросить этого, – продолжал Галрион. – Слишком поздно. Я уже знаю многое и это не дает мне покоя.

По тому как Адорик отшатнулся назад, Галрион окончательно понял – его отец испугался. И это – человек, который может сражаться в безнадежном бою и не щадит никого – ни людей, ни богов.

– Так что ты уже знаешь? – прошептал король.

Ригор разрешил Галриону показать один небольшой фокус для того, чтобы убедить отца. Он поднял руку и представил себе, что она горит голубым пламенем. Только когда видение ожило, (не имеет значения, как он это сделал) он вызвал лесных жителей, которые бросились исполнять его приказ и доставили голубое пламя в его физическом состоянии, когда Адорик тоже мог видеть его. Огонь вспыхнул, словно факел, горевший из его пальцев. Адорик отпрянул назад.

– Прекрати это! – прокричал он в ужасе. – Я сказал, останови это.

Галрион убрал огонь только тогда, когда королевская гвардия бросилась открывать дверь и вбежала в комнату с обнаженными мечами. Адорик взял себя в руки, стараясь выглядеть таким же спокойным, как его сын.

– Вы все можете идти, – сказал, усмехаясь, король. – Благодарю вас, но я всего лишь спорил с этим упрямым щенком.

Капитан гвардейцев поклонился, глядя в сторону принца с улыбкой почтительного восхищения. Как только люди ушли и дверь за ними закрылась, Адорик вынул свой клинок из спинки стула.

– Я чуть было с перепугу не перерезал тебе горло, – заметил Адорик несчастным голосом. – Ты не будешь больше делать этого в моем присутствии?

– Хорошо, я не буду, – ответил Галрион, улыбаясь. – Но это так здорово смотрится в ночной темноте, когда ты зажигаешь свой факел.

– Прикуси свой язык. – Адорик сжал судорожно рукоятку своего клинка. – Хочешь быть моим сыном – никому ни слова об этом.

– Но послушай же, папа, разве ты не видел? Уже поздно отступать назад. Я хочу оставить двор и учиться. Для меня нет другого пути.

Адорик держал свой клинок так, что на лезвии отражалось пламя факела.

– Уходи, – прошептал он, – уходи, пока я не сделал чего-нибудь непоправимого.

Галрион повернулся и медленно направился к двери. По его спине пробежали мурашки. Благополучно выйдя, он тяжело вздохнул, благодаря бога за то, что клинок все еще в руке отца, а не в его спине.

На следующий день Галрион рано вышел, разыскивая мать и застал ее в то время, когда она давала наставления служанке. Он упустил время, когда мог поговорить с ней и решил пройтись по лужайке. Когда он спустился с холма к первым воротам, он подумал о том, что это закономерно, что король будет бояться принца с колдовской силой – король опасался любой угрозы для своего трона. В воротах два гвардейца, шагнув ему навстречу, преградили путь.

– Просим извинить нас, принц, – сказал один из них, – но король дал приказ не пропускать вас.

– Как, вы осмеливаетесь преградить мне дорогу? – возмущенно произнес Галрион.

– Просим извинить, принц, – гвардеец нервно облизнул губы, – но я должен исполнять приказы короля.

Галрион, крадучись, вернулся назад в башню. Он решил, что ответит на оскорбление короля, чего бы это ему ни стоило. Когда он бежал вниз по коридору, слуги «разлетались», словно птицы, в стороны, освобождая ему дорогу. Галрион рванул дверь зала для Ассамблей, сбил с ног пажа, пытавшегося преградить ему дорогу, и увидел короля, стоявшего возле окна и разговаривающего с приезжим запыленным юношей, опустившимся на колени у ног короля.

– Ну вот и хорошо, – сказал Адорик юноше, – завтра ты сможешь выехать в обратный путь с посланием о нашем соболезновании лорду Гиррейнту. Наше сердце скорбит вместе с кланом Соколов.

Только теперь Галрион узнал юношу – это был один из пажей Гиррейнта.

«О, боже мой, – подумал он. – Двин умер». – Он осознал вдруг, что все его планы разрушены. Он подумал о себе, как о ребенке, который строит замок из деревянных кубиков и вдруг видит, как то, что он построил, развалилось от дуновения ветра.

– А вот и принц, – заметил Адорик, – твой лорд передает что-нибудь для него?

– Да, ваше величество, – сказал паж. – Мой принц, лорд Гиррейнт объявляет траур до возвращения осени. Он покорно просит извинения и рассчитывает на ваше сочувствие и понимание в этом деле.

– Я прошу передать, что он его имеет, – сказал Галрион. – Перед возвращением в крепость зайди ко мне, будь добр. Я дам тебе поручение к моей госпоже.

Адорик отпустил пажа и приказал, чтобы его накормили и устроили на ночлег. Теперь они оставались вдвоем. Король отбросил свою напускную вежливость.

– Так, – произнес Адорик, – по-видимому, ты знаешь, что произошло? Твое проклятое ясновидение предсказало тебе смерть Двина?

– Да, – ответил Галрион. – Только я не думал, что это произойдет так скоро.

Лицо короля сначала побледнело, затем сделалось багровым. Галрион заговорил первым.

– Отец, – сказал он, – почему ты приказал гвардейцам задержать меня?

– А ты как думаешь, почему? – проговорил Адорик. – Я не хочу, чтобы ты уехал отсюда тайком к своему проклятому старому отшельнику. А теперь еще эти неприятные известия о лорде Двине напомнили мне о твоей женитьбе. Что ты думаешь делать? Жениться на ней и отвезти ее в хижину в лесу, пока ты будешь учить там свои заклинания?

– Да, именно так, если она согласится поехать.

– Глупый щенок, – Адорик открыл рот, подыскивая оскорбления, – ты заносчивый, самонадеянный, маленький…

– От кого получил я свою надменность, как не от тебя? Почему жена не последует туда, куда будет идти ее муж?

– Только потому, что она знатная дочь старшего клана. Ты, безобразный маленький болван, думал ли ты об оскорблении, которое нанесешь клану Сокола? Дядя Гиррейнта умер, защищая наш трон, а теперь ты набрался наглости и смеешь обращаться с их родом таким вот образом? Ты хочешь заставить их поднять восстание?

Он ударил Галриона тыльной стороной руки.

– Убирайся вон с моих глаз. И я не желаю видеть тебя до тех пор, пока ты не образумишься.

Галрион пробрался назад в свою комнату, сел на стул и задумался. Теперь не было ничего, что препятствовало бы его женитьбе, но король никогда не допустит, чтобы он нанес такое оскорбление клану Сокола. Я могу убежать как-нибудь: перелезть через стену ночью и добраться до леса до того, как меня хватятся. Но при этом Гвени останется даже без объяснений. Он с ужасом почувствовал, что Ригор будет недоволен тем, как он поступает.

– Пока длится траур, еще есть время, – говорил он сам себе, но вдруг пророческое предупреждение охватило его так сильно, что он задрожал. Он ясно осознал, что у него не было времени вообще. Галрион встал и посмотрел в окно. Опустив взгляд на землю, он заметил двух вооруженных гвардейцев, стоящих у основания башни прямо напротив его окна. Галрион подбежал к двери, приоткрыл ее и увидел еще четырех гвардейцев в коридоре. Капитан виновато улыбнулся ему.

– Прошу прощения, мой принц, – сказал он, – король распорядился, чтобы вы оставались в своей комнате. Нам позволено пропускать к вам только вашего пажа.

Галрион захлопнул дверь и вернулся на свой стул. Он пытался угадать, как долго ему придется ждать, пока король вызовет его.

Четыре дня прошло, четыре томительных дня в одиночестве, только с книгами и в обществе пажа, который приносил ему еду и забирал остатки. Он делал это украдкой и был молчалив, потому что служить лишенному благосклонности короля хозяину – это значило вызвать недовольство при дворе и навлечь на себя неприятности. Иногда Галрион открывал дверь, чтобы поболтать с гвардейцами, которые были настроены довольно дружелюбно. Их положение не зависело от того, что они охраняли принца, бывшего в опале. Однажды Галрион отправил донесение королеве и просил ее, чтобы она пришла повидаться с ним. Она прислала ответ, что не осмеливается. Наконец, на четвертую ночь, один из гвардейцев открыл дверь и объявил принцу, что им приказано отвести его к королю. Когда они ввели Галриона в покои короля, он отпустил стражу.

– Очень хорошо, – сказал Адорик, – у тебя было достаточно времени, чтобы подумать. Ты решил, что все же пора дать мне клятву? Выбрось эту колдовскую бессмыслицу из головы, и все будет так, как было раньше.

– Папа, поверь мне, у меня нет выбора, и я отвечаю отказом, – сказал Галрион. – Я не могу бросить колдовство, потому что оно не оставляет меня. Это не то же самое, что бросить меч или удалиться в храм.

– Так. Ты сказал много красивых слов в оправдание того, что намерен ослушаться короля, так? По просьбе твоей матери я даю тебе еще один, последний шанс. Посмотрим, что скажет Брангвен.

– Ты собираешься загнать меня в угол, как свинью, перед тем, как убить?

– Я посылаю за ней. Я вызываю ее ко двору. Завтра же самый быстрый гонец отправляется к лорду Гиррейнту. Я пошлю ему свои извинения по поводу траура, но я хочу видеть здесь их обоих как можно быстрее. Я должен сказать госпоже Брангвен, что ее болван-жених собирается делать и я прикажу ей отказать тебе.

– А если она не откажет?

– Тогда ни один из вас никогда не выйдет из этого дворца. Никогда.

Галрион с болью в сердце почувствовал, что вот-вот расплачется. Никогда не выйдет, никогда не поедет снова в свой любимый лес, никогда не увидит, как падает снег на голые ветки, или разлившуюся реку – никогда?! И Брангвен тоже, как пленница, будет заточена на годы – и все это по вине ее мужа. Теперь, только теперь, когда это стало уже поздно для них обоих, он наконец понял, что действительно любит ее, не ее божественную красоту, а ее саму. В эту ночь Галрион не сомкнул глаз. Он ходил взад и вперед по своим комнатам. Он был в отчаянии от страха, угрызений совести и тщетных попыток бегства. Гонцу потребуется три дня, чтобы добраться до крепости Сокола, затем еще пять для Брангвен и Гиррейнта, чтобы приехать в Форт Дэвери. Он подумал, что ему лучше перехватить их в дороге, если он сможет выбраться из королевской крепости, хорошо укрепленной и охраняемой. И то, чему он успел научиться, не поможет ему. Он был всего лишь подмастерьем, начинающим учеником, в запасе у него были только слабенькие трюки ученика.

– Чуть-чуть знаний и несколько жалких травок, – упрекал себя Галрион, – ты не лучше, чем женщина, едва разбирающаяся в колдовстве.

Внезапно в голове у него созрел план. Но ему нужна была помощь. Он засмеялся вслух, радуясь. Так как ему не хотелось подвергать риску никого из подданных, он решил обратиться за помощью к королеве. Утром он направил к ней своего пажа, настоятельно прося ее прийти к нему. Она прислала ответ, что попытается, но это будет зависеть от королевской прихоти. Три дня Галрион ждал, отмечая в уме каждую милю, на которую королевский гонец становился все ближе и ближе к крепости Гиррейнта. В конце концов он отправил к королеве пажа с просьбой, чтобы ее служанки заштопали старые рваные штаны, которые он передает через пажа. На следующее утро королева сама принесла ему залатанные штаны, проскользнув в его комнату под видом служанки.

– Мама, – сказал Галрион, – тебе известны намерения короля?

– Да. И я сочувствую маленькой Брангвен так же, как и ты.

– Но она заслуживает еще большего сочувствия, потому что я недостоин ее. Ты поможешь мне ради нее? Я дам тебе еще одежду для ремонта. Ты заберешь ее и скажешь горничной, чтобы она оставила ее на столе в женской комнате на ночь. На том столе, что стоит возле двери.

– Хорошо, я все сделаю, – Илейн слегка вздрогнула, – я не пытаюсь узнать больше.

После полудня, когда гвардейцы должны были смениться после дневного дежурства, Галрион открыл дверь своей комнаты, чтобы поболтать. Ему как раз повезло – они сидели на полу и играли в кости.

– Можно, и я сыграю с вами, – сказал Галрион, – если я сяду с этой стороны от двери, вы не нарушите королевского приказа.

Гвардейцы услужливо подвинулись. Обычно Галрион не делал ставок, играя в кости. Просто потому, что всегда знал, сколько выпадет… Сейчас, чтобы расположить к себе гвардейцев, он делал ставки, используя свое умение предвидеть. Он проигрывал намеренно.

– Ради всех богов и их жен, – сказал капитан, – вам не везет сегодня, мой принц.

– А как может быть иначе? Если все против меня складывается в последнее время? Если даже вы завидуете принцу. Это опасно – выиграть у любимцев своего отца.

Капитан кивнул в знак согласия.

– Вообще, я не должен разговаривать с вами, мой принц, – сказал ему капитан. – Но я думаю, что я бы рехнулся, если бы молчал столько, сколько вы.

– Я тоже этого опасаюсь, – сказал Галрион со вздохом. – Ночи больше утомляют, чем дни, потому что я не могу заснуть. Я знаю, что король запретил приносить мне какие-нибудь вещи. Это относится и к женщинам тоже.

– Я не вижу, почему бы и нет, – капитан усмехнулся, перемигиваясь со своими людьми. – Что, среди горничных вашей матушки есть интересующая вас особа?

– Ты знаешь Мэй? У нее золотистые волосы. Я развлекался с ней до этого.

– Ну вот и хорошо. Мы потихоньку проведем ее сегодня ночью, – пообещал капитан.

Перед обедом Галрион отправил своего пажа за кувшином меда. Он приказал ему принести два кубка. Он порылся в своем сундуке и достал из него пучки трав. Ригор научил его простым рецептам и он приносил свою ученическую работу домой просто как приятное воспоминание о днях, проведенных им в лесу. Сейчас ему нужен был пучок валерианы – наиболее сильного снотворного, применяемого травниками. Он приготовил только щадящую дозу, потому что не хотел причинить Мэй вреда большой дозой и, кроме того, специфический запах валерианы мог сорвать ему всю затею.

К полночи Галрион услышал хихиканье Мэй в коридоре. Капитан приказал ей вести себя потише. Он приоткрыл дверь и увидел Мэй, одетую в плащ с капюшоном, скрывающим ее лицо. На этом и был построен его расчет.

– Привет, моя конфетка, – сказал ей Галрион, когда Мэй снова хихикнула, он зажал ей рот рукой, притворясь испуганным.

– Смотри, чтобы она вела себя тихо, когда поведешь ее назад, – сказал принц капитану.

– Слышала? – сказал капитан, – чтобы не пикнула, когда будем идти назад.

Мэй кивнула, ее большие голубые глаза светились, как у ребенка, знающего какую-то тайну. Галрион впустил ее в комнату и закрыл за собой дверь. Мэй сбросила плащ, и осталась в одном цветастом платье.

«Довольно свободное, – подумал Галрион, – хорошо прикроет плечи».

Он выбрал ее намеренно. Она была высокой девушкой с широкими плечами и длинной шеей.

– Я сказал пажу, чтобы он принес нам меда, – сказал принц, – присаживайся и выпей со мной.

– Вы всегда так обходительны? – сказала Мэй, – так жаль, что я вижу вас в немилости.

– Спасибо. А как насчет моей женитьбы? Это тоже огорчает тебя?

Мэй только пожала плечами и вошла в его спальню. Галрион подал ей кубок со снотворным, затем отпил глоток из своего, рассчитывая на то, что она автоматически вслед за ним отопьет немного травы. Он сел рядом с ней на краешек кровати.

– Ну ладно, – сказала Мэй наконец. – Мы хорошо проведем время, а принц потом женится, когда это надо будет королевству, – она усмехнулась, подмигнув ему. – Я только надеюсь, что ваша жена никогда не услышит обо мне.

– Дорогая, ты должна согласиться с тем, что потом у тебя будет кто-то другой.

Мэй отпила мед из бокала и подмигнула принцу снова.

– Может будет, а может – нет, – сказала она с выразительным жестом, – но никто не должен знать, где я провела эту ночь. А что, если он есть? Он не станет спорить с принцем, держу пари, пусть даже вы сейчас в немилости, – она сделала еще один глоток.

– Плохие времена пройдут, мой принц. Ваша матушка еще все исправит.

– Я надеюсь, – ответил принц смиренно.

Мэй зевнула, встряхнула головой, затем опять отпила меда.

– Этот мед такой сладкий, будто конфета, – сказала она. – Очень вкусный.

– Самый лучший и только для тебя, – проговорил Галрион. – Допивай, и я налью еще.

Но больше не потребовалось. Допив первый кубок, Мэй зевнула, ее глаза закрылись, она попыталась снова открыть их. Когда она хотела поставить кубок на стол, стоящий возле кровати, он выпал из ее руки. Сама Мэй начала падать прямо в объятия принца, он вовремя подхватил ее. Галрион раздел ее, уложил удобно в свою постель, затем достал пучок травы и положил рядом с ее кубком, чтобы было ясно, что ее усыпили и она вовсе не соучастница. Он мерил шагами комнату, волнуясь, выжидая время, чтобы не вызвать подозрения у гвардейцев. Когда он не мог уже дольше ждать, он переоделся в одежду Мэй, накинул на голову капюшон плаща и вышел, крадучись, в зал. Ничего не подозревающие гвардейцы перемигнулись друг с другом, а затем повели его по длинным коридорам. У двери женского зала капитан дружески похлопал его пониже спины, сказал ему, что она должна быть хорошей девочкой и галантно открыл перед ним дверь. Тусклый лунный свет еле освещал безмолвную комнату. Галрион нащупал стол, свою одежду на нем и клинок в ножнах, лежащий под его штанами. Мысленно благодаря мать, он переоделся в свою одежду и спрятал клинок за пазуху. Он выглянул в окно. Двор внизу был пуст. Он залез на подоконник, развернулся так, чтобы быть лицом к стене, и начал спускаться вниз по шершавому камню на мостовую, моля бога, чтобы никто сейчас случайно не проходил мимо. Он спускался вниз, его руки обдирались об камни и кровоточили.