– Окажет ли мне его высочество честь, поехав завтра со мной на охоту? – спросил Гиррейнт.

– Я не смогу, к сожалению. Мне нужно обсудить с моей госпожой некоторые вопросы.

– Она пока еще не ваша госпожа. – Гиррейнт повернулся на каблуках и гордо вышел из зала. Когда за ним закрылась дверь, громко хлопнув, Двин проснулся, посмотрел вокруг, а затем снова закрыл глаза.

– Послушай, Гвени, я думаю, что не оскорблю твоего брата, если не поеду с ним завтра.

– Ох, Гир эти дни в таком дурном настроении. – Брангвен слегка пожала плечами. – Не могу сказать ему ни одного слова ни о чем. Быть может, пришло время его женить? Ему будет двадцать в середине лета.

– Совершенно верно. – Галриону вспомнилось пророческое предсказание о том, что Двин умрет. – У него есть какая-нибудь девушка на примете?

– Нет, это точно. – Брангвен захихикала, прикрыв рот рукой. – Ну ладно, Гир поедет завтра на охоту с лордом Блейном. Его сестра совершенно без ума от него. Я постараюсь похвалить ее, но думаю, что он не будет долго слушать.

– Я видел госпожу Исолу при дворе. Она славная девушка. Но она, конечно, никак не сравнится с вами.

Комплимент снова был встречен хихиканьем, Брангвен слегка покраснела. Иногда Брангвен вела себя непосредственно и совсем не так, как женщины, которые были обучены своей роли при королевском дворе. Раньше Галрион предвкушал, как он изменит, упростит и сформирует поведение своей жены, теперь же он думал о том, что на это потребуется ужасно много времени.

– Знаете, что Исола рассказала мне? – спросила Брангвен. – Что Блейн завидует вам.

– Неужели? Если это действительно так, это может стать серьезным делом.

– Почему?

– Боже мой, подумайте! Вепрь Рампант был замешан во многих заговорах против последней династии. Небольшое любовное соперничество становится политическим делом, когда один из соперников – принц.

– Действительно. Прошу извинить меня. – Галрион так сильно сжал ее руку, что она чуть не вскрикнула. Она разрумянилась и нагнулась в его сторону, позволив ему поцеловать себя в щеку. Обстоятельства помешали принцу сразу же заговорить о своей помолвке. Весь вечер Гиррейнт составлял им мрачную компанию. Назавтра выдался на редкость ясный и солнечный день. Брангвен усадила своего отца во дворе, и сама устроилась рядом с ним с рукоделием. К большому сожалению Галриона старик все время бодрствовал. Наконец, когда Гиррейнт остановился возле них, следуя на охоту, Галрион решил, что коль скоро он старший брат, то можно использовать такое его положение.

– Послушай, Гир, – сказал, обращаясь к нему Галрион, – я провожу тебя немного.

– Вот и прекрасно. – Гиррейнт бросил на него быстрый взгляд, который говорил совсем обратное. – Паж, беги, оседлай коня для принца. Галрион и Гиррейнт поскакали в сторону леса. Впереди них бежала свора гончих собак, позади ехали двое слуг. Земли клана Сокол были расположены обособленно на краю королевства. Лишь на севере они простирались до самого Вепря, единственного близкого соседа. С востока и юга к ним примыкали только девственные леса, луга и свободные, незанятые земли. Галрион подумал о том, что Брангвен, конечно же, с нетерпением ожидает блестящей жизни при дворе, которой он не сможет дать ей, потому что намерен покинуть его.

– Итак, юный брат, – наконец заговорил Галрион, – я хочу кое о чем поговорить с тобой. Госпожа Брангвен рассказала мне, что ты добился расположения Исолы из Вепря. Для любого мужчины она будет превосходной женой.

Гиррейнт пристально смотрел прямо перед собой на дорогу.

– Тебе девятнадцать, – продолжал Галрион. – Настало время жениться для пользы твоего клана. Главе клана нужны наследники.

– Вы правы. Я знаю о моих обязанностях перед моим кланом.

– Блейн – твой боевой друг. Это будет прекрасный брак.

– Это Гвени уполномочила вас на этот разговор?

– Да.

Гиррейнт посмотрел в его сторону с ненавистью в глазах.

– Моя сестра тоже знает о своих обязанностях перед кланом, – сказал Гиррейнт.

Так они ехали, Гиррейнт упорно думал о чем-то, его рука лежала на рукоятке меча. Галрион раздумывал, как этот надменный высокомерный человек воспримет известие о том, что он намерен увезти его сестру в глухой лес вместо того, чтобы поселиться вместе с ней во дворце.

Принц был огорчен прежде всего своей глупостью, заключающейся в том, что он затеял свою помолвку как раз тогда, когда принял решение изучать Двуумер.

– Гвени думает, что Исола согласится выйти за меня? – спросил Гиррейнт.

– Да. Кроме того, она принесет тебе хорошее приданое.

Они ехали молча несколько минут, в течение которых Гиррейнт размышлял. Наконец он пожал плечами, как будто сбросил с них тяжелый груз.

– Можете ли вы оказать мне милость, как старший брат? – сказал Гиррейнт. – Я прошу поехать со мной к Блейну в качестве посредника в помолвке.

– С удовольствием. Мы скоро поедем?

– А почему бы и нет? Чем быстрее, тем лучше.

Вечером этого дня был устроен праздничный обед. В те времена, когда поместье Сокола процветало и расширялось, в клане рождались сыновья на протяжении нескольких последних поколений. Сейчас же Гиррейнт был единственным наследником, и если он умрет без потомства, клан умрет вместе с ним. Все земли будут возвращены верховному королю. Время от времени Галрион замечал, как Гиррейнт любовался лезвием своего ствольного кинжала, где было выгравировано изображение сокола, символ клана, вся его жизнь сила и власть. Галрион знал, что Гиррейнт думал о своей обязанности сохранить клан всякий раз, когда его задумчивый взгляд останавливался на кинжале. Как только Брангвен увела своего отца от стола, у Галриона появилась возможность поговорить наедине с Гиррейнтом.

– Госпожа Брангвен уже второй вечер рассказывает мне о том, что Блейн завидует мне, – заговорил Галрион, – надеюсь, это только девичья болтовня?

– Это правда. И это льстит ее девичьему тщеславию, – ответил неохотно Гиррейнт. Блейн забудет ее очень быстро. Мужчины нашего положения женятся тогда, когда они должны, а не тогда, когда им самим этого хочется.

В горечи его голоса Галрион почувствовал пророческое предупреждение об опасности, как будто холод пробежал по его спине. Он не помнил случая, когда такое предостережение не превратилось в действительность, даже тогда, когда он почувствовал его, будучи еще маленьким мальчиком, взбираясь на дерево и зная, что ветка, на которую он залез, должна обломиться.

Крепость клана находилась в полном дне езды в сторону Севера. Каменная башня имела три этажа и располагалась посреди двора, вымощенного булыжником. Там же стояли и добротные деревянные круглые дома для слуг. С одной стороны двора расположились конюшни, служившие одновременно и казармой для отряда из двенадцати человек. Большой зал башни был около сорока шагов в длину. Два гобелена висели по обеим сторонам высокого камина, всевозможные украшения находились повсюду в изобилии, в зале был красиво украшенный каменный пол. Галрион подумал, войдя в зал, что Брангвен была бы более счастлива, живя в такой крепости, чем в дикой местности. Блейн сам встретил их и привел к столу для знати. Он был стройным светловолосым мужчиной с приятными голубыми глазами, которые, казалось, насмешливо улыбались и в то же время выглядели кроткими.

– Добрый день, мой принц! – приветствовал Блейн, – чему я обязан, имея честь видеть вас в моем зале?

– Мой брат и я приехали просить вас оказать нам большую милость, – сказал Галрион. – Мой брат решил, что пришло время для его женитьбы.

– О, сейчас? – Блейн кротко улыбнулся Гиррейнту. – Мудрое решение, особенно если в вашем клане нет наследника.

Блейн насторожился, как олень, увидевший собачью свору.

– Если это так мудро, – проворчал Гиррейнт, – почему же вы не сделаете того же?

– У меня есть два брата, – ответил просто Блейн.

Момент был решающим. Гиррейнт задумчиво смотрел в камин, Блейн пристально смотрел на принца. Галрион не знал, на чем остановить взгляд.

– Черт побери, – сказал Блейн. – Можем мы обойтись без всех этих недомолвок? Гир, ты хочешь жениться на моей сестре, не так ли?

– Да, – ответил Гиррейнт, стараясь улыбнуться. Когда взгляд Галриона встретился с глазами Блейна, он вдруг понял, что перед ним человек, который хотел быть его другом. Снова пророческое предупреждение обожгло холодом его спину, словно снег. Исполняя свои обязанности посредника, принц прошел в женский зал – уютную полукруглую комнату во втором этаже башни. Пол в ней был устлан коврами, имеющими цвета клана: коричневый, зеленый и золотой. Серебряные подсвечники стояли на украшенном резьбой столе. Возле окна на мягком стуле сидела Роса, главенствующая в клане. Исола села на подставку для ног рядом со своей матерью. Вокруг них всюду были разбросаны пучки шерсти от веретена, которые все бросились поспешно собирать при появлении принца.

Роса была полной женщиной с глубоко посаженными серыми глазами, с жесткой, но приятной, едва заметной улыбкой. Галриону она всегда нравилась, когда они встречались при дворе. Исола была прелестной девушкой лет шестнадцати, тоненькая и живая, с большими пытливыми глазами.

– Я пришел в качестве просителя, госпожа, – проговорил Галрион, поклонившись обеим женщинам, – лорд Гиррейнт просит госпожу Исолу выйти за него замуж.

Исола застыла в изумлении, Роса посмотрела на нее сурово.

– Это серьезный шаг, – сказала Роса. – Я и моя дочь должны это предложение тщательно обсудить.

– Но, мама! – вскрикнула Исола.

– У вас есть какие-нибудь возражения против лорда Гиррейнт? – спросил Галрион.

– Никаких, – ответила Роса. – Но у меня есть претензии к моей девочке, которая ведет себя как голодный щенок, которому бросили кость.

– Вы можете передать Гиррейнту, что мы обсудим этот вопрос. Если Исола не возражает, мой сын может начать переговоры о приданом.

Блейн был очень возбужден при обсуждении вопроса о приданом. Исола, конечно, уже несколько лет заполняла свой сундук для приданого вышитыми коврами, нарядными платьями, была в нем и вышитая сорочка, которую ее муж должен будет надеть в день свадьбы. В дополнение к этому Блейн предлагал десять меринов, пять белых коров и накидку для Исолы.

– Гир, это просто великодушно, – воскликнул Галрион.

– Что? – Гиррейнт посмотрел на него с испугом.

Весь вечер Гиррейнт вел себя как безупречный жених, счастливый тем, что он будет иметь жену, которая принесет ему богатое приданое. За столом он и Исола сидели рядом, Гиррейнт подавал ей самые лакомые кусочки мяса, кормил ее из своих рук, как будто они были уже женаты. Галрион и Роса, сидевшие недалеко друг от друга, наблюдали за этой парой и время от времени поворачивались друг к другу, обмениваясь понимающими взглядами.

Пока бард пел песню, Блейн перебрасывался шутками со своим братом, Галрион и Роса уединились, чтобы потихоньку поговорить.

– Скажите мне, – сказала Роса, – как вы думаете, Гиррейнт когда-нибудь полюбит мою дочь?

– Будет дураком, если не полюбит.

– Кто знает, на что вы, мужчины, способны!

Галрион взял ломтик хлеба, переломил его пополам и предложил ей одну половину.

– Ведь это лучше, чем вообще без хлеба?

– Мой принц, вы рассуждаете мудро, несмотря на то, что еще так молоды, – проговорила Роса, беря хлеб, – это приходит, если живешь при дворе?

– Да. Потому что, если вы хотите остаться в живых, будучи старшим принцем, а не хотите быть отравленным, вам лучше ловить глазами малейший взмах руки каждого, а ушами – каждое слово.

– Да, я разговаривала с вашей маленькой Гвени. Жизнь при дворе поначалу будет трудной для нее. И это ее счастье, что такой человек как вы будет отстаивать ее интересы.

Галрион отпил глоток вина.

«Я такой же плохой, как Гиррейнт, – подумал он, – я должен предложить Гвени хотя бы половину ломтика хлеба, если я не нашел для нее человека, который даст ей целый каравай».

Случай распорядился так, что Галрион и Гиррейнт пользовались гостеприимством Блейна несколько дней. Чем дольше принц был знаком с Блейном, тем больше он нравился ему. Блейн был не только щедрым человеком, но и довольно образованным. Он с удовольствием слушал песни своего барда и сам хорошо знал народные сказки и предания. Еще больше принц был восхищен Росой, которая выполняла свою главенствующую роль в клане с большим тактом. Она станет для Брангвен прекрасной родственницей. Не один раз принц вспоминал утверждение Ригора, что она должна выбирать добровольно, но он сомневался, что Гвени, бедная маленькая наивная Гвени, способна принять такое важное решение самостоятельно.

На исходе второго дня принц сопровождал Росу во время прогулки по саду. Весеннее солнце согревало блестящие листья и первые бутоны роз.

– Я нахожусь под большим впечатлением от знакомства с вашим сыном, – сказал ей Галрион. – Он вызывает у меня бóльшую симпатию, чем во время встреч при дворе.

– Спасибо, мой принц. – Роса удивилась, не зная, чем обернется эта неожиданная честь для ее сына. – Я очень вам благодарна за то, что вы покровительствуете ему.

– Мне только хотелось бы выяснить один незначительный вопрос. Простите мне мою прямолинейность и я, рассчитывая на искренний ответ, не изменю своего расположения к Блейну. Как велико его влияние на Гвени по сравнению с моим?

– Мой сын знает о своих обязанностях перед троном, и не имеет значения, в каком состоянии находятся его сердечные дела.

– Я никогда не думал иначе. Я только был удивлен тем, как высоко он ставит свою честь в вопросах любви. Позвольте мне снова быть откровенным. Брангвен совсем недавно обручена со мной. Если я не женюсь на Гвени, он не оставит ее, как покинутую женщину?

– Я думаю, мой принц, что вам нелегко говорить на эту тему.

– Да, но я скажу вам больше: меня волнует будущая жизнь с Брангвен. Льстецы при дворе будут кружить вокруг нее, как мухи вокруг разлитого меда.

– Не только мухи, мой принц. Осы прилетят на мед, ведь Гвени очень красива.

– Да, она красива. – Внезапно замолчав, Галрион размышлял, сможет ли он в действительности обходиться без нее. – И я полюбил ее однажды.

– Однажды, а теперь – нет? – Роса недоверчиво повела бровью.

Галрион прошел немного вперед, ожидая ее в тени липового дерева. Он сорвал несколько листьев с нижней ветки дерева и потер их между пальцами прежде, чем уронить на землю.

– Мой принц глубоко взволнован, – проговорила Роса.

– Тревоги принца – это его личное дело. Но вы так ничего и не ответили мне. Женился бы Блейн на Гвени, если бы у него была такая возможность?

– Женился бы, и сразу же. Мой бедный мальчик, я клянусь, его очаровали голубые глаза Гвени. Он откладывал женитьбу, ожидая, пока она войдет в возраст, и тогда…

– Принц вмешался, давая людям Вепря еще одну причину быть недовольными правлением верховного короля. Как еще Блейн может отнестись к этому, если его мать намекает, что принц требует уважения к его приоритетному праву?

– Я не сомневаюсь в том, что он всегда уважал принца.

Улыбаясь, Галрион низко поклонился ей.

– Это очень хорошо, – сказал он сам себе. Его сердце сгорало от ревности, когда он думал о Брангвен, лежащей в объятиях другого мужчины.

Наступил день отъезда принца Галриона ко двору. Гиррейнт провожал его, проехав вместе с ним несколько миль. Принц улыбался и болтал всю дорогу, так что Гиррейнту захотелось убить его и бросить тело в придорожную пыль. Наконец они доехали до перекрестка и там расстались. Гиррейнт, сидя на коне, наблюдал, как белый с алым плащ принца исчезает вдали. Через три недели, всего через три недели принц вернется из крепости Дэвери и увезет с собой Брангвен. Из-за нее разорвется сердце Гиррейнта.

Когда Гиррейнт прискакал назад в крепость, он нашел сестру сидящей во дворе под лучами солнца за шитьем. Он отдал лошадь своему пажу и уселся у ее ног, как пес. Ее волосы блестели на солнце, как золотые нити, ниспадая вокруг нежной кожи ее щек. Когда она улыбнулась ему, Гиррейнт почувствовал внезапную боль в сердце.

– Что это ты шьешь? – спросил он ее. – Что-нибудь из приданого?

– Нет. Тебе рубашку. Держу пари, что она получится гораздо красивее, чем у моего бедного Галриона.

Гиррейнт сидел и просто наблюдал за тем, как она работает. Он хотел подняться и уйти, оставив ее одну, но остановился, попав в плен своей давней муки. Его сестра, единственная и самая красивая в его мире, превратится во что-то безобразное и грязное, проклятое как богами, так и людьми, если им станет известно о его тайных помыслах.

Вдруг она вскрикнула. Он вскочил на ноги, еще не зная, что произошло.

– Я уколола палец этой проклятой иголкой! – сказала Брангвен, улыбнувшись ему, – не смотри так испуганно, Гир. Ой! Я посадила пятнышко крови на твою рубашку! Вот беда.

Маленькое красное пятнышко виднелось среди красного узора, переплетенного спиралью.

– Не волнуйся, никто его даже не заметит, – успокаивал ее брат.

– Если не считать, что это – плохая примета, в остальном ты прав. Не сомневаюсь, что ты испачкаешь ее гораздо сильнее. Ты возвращаешься с охоты такой перепачканный, Гир.

– Я не буду одевать ее на охоту. Это будет моя лучшая рубашка, только потому, что ее сшила для меня ты. – Гиррейнт взял ее руку и поцеловал в том месте, где виднелась капелька крови. Поздней ночью он вышел в темный тихий двор и был так взволнован, что ходил по нему взад и вперед без передышки. В свете луны он видел череп старого Саморика, пристально смотрящий вниз на него пустыми глазными впадинами. Когда-то каждый форт, и каждая крепость, и дом каждого воина был украшен такими трофеями, но позже церковники, основываясь на том, что им виднее, заявили, что Великому Белу не нравится этот обычай. Двин был одним из последних старых воинов, кто продолжил придерживаться этого обычая. Гиррейнт вспомнил тот день, когда пришли жрецы и приказали его отцу снять этот трофей. Он был тогда еще маленьким мальчиком и спрятался за юбку матери, испугавшись громкого крика отца, отказавшегося исполнить требование жрецов. Отец говорил им, что если боги действительно хотят снять череп, то они могут сделать это сами и быстрее, просто сгноив его.

«Жрецы ушли тогда, посылая на них ритуальные проклятия. И они одержали победу, – думал про себя Гиррейнт. – Я и есть это проклятие, – сказал он вслух, обращаясь к Саморику. – Я – это проклятие богов, посланное нашему клану.

Гиррейнт опустился на землю и заплакал…

Дни тянулись медленно. Длинные дни мучительного ожидания. Гиррейнт избегал общества своей сестры. Он поехал к Блейну под тем предлогом, что им необходимо увидеться из-за его помолвки, и Блейн действительно подействовал на него успокаивающе. Они были больше, чем друзьями. Год назад, когда они вместе ездили на войну, Гиррейнт и Блейн поклялись друг другу под присягой, что будут сражаться бок о бок, пока оба не умрут, или оба не победят. Они скрепили тогда эту клятву каплями своей крови. Они прекрасно провели вместе эти дни. Они охотились в лесу Блейна, или сидели за выпивкой перед камином, или ездили верхом по владениям Блейна в сопровождении его отряда. Гиррейнт завидовал Блейну, имеющему вооруженный отряд. Он решил организовать и у себя такой же. Десять лошадей, которые ему предложили в качестве приданого Исолы, будут прекрасным началом, а затем и замужество Брангвен должно принести богатство клану Сокола. Теперь осуществление мечты об отряде казалось крошечной компенсацией за то, что он лишится Брангвен.

На третий день после полудня Гиррейнт и Блейн выехали вдвоем. Наслаждаясь обществом друг друга, они скакали иноходью через луг. Стадо белых с коричневыми пятнами коров Блейна мирно паслось невдалеке.

– Надеюсь, что не будет войны этим летом, – заговорил Блейн.

– Что? – переспросил Гиррейнт, усмехаясь.

– Я скажу тебе сейчас то, чего я ни одному человеку не говорил ни разу. Мне иногда кажется, что я родился бардом, поющим о войнах вместо того, чтобы участвовать в них.

Решив, что это шутка, Гиррейнт засмеялся, но оборвал смех, заметив спокойную серьезность в глазах Блейна. Всю дорогу домой он думал об этом признании. Он вспомнил неизменное мужество Блейна в сражениях и удивился тому, как это мужчина хочет быть бардом вместо того, чтобы быть воином. Они вернулись в крепость на закате. Спешившись, Гиррейнт увидел своего пажа, бегущего им навстречу.

– Господин, – крикнул мальчик, запыхавшись, – я только что прискакал. Ваш отец умирает.

Гиррейнт дернул поводья с такой силой, что они врезалась в его ладони.

– Возьми лучшую лошадь в моей конюшне, – сказал ему Блейн.

Гиррейнт обогнал пажа, оставив его далеко позади себя и во весь опор поскакал в свою крепость. Он ехал без остановки весь вечер, временами переходя на рысь. И даже когда стемнело, он все равно продолжал свой путь, до тех пор, пока бледный свет луны позволял различать дорогу. Ни на одно мгновение ему не пришла в голову мысль о том, что он может упасть с коня и разбиться. Единственное, о чем он был в состоянии думать – о своем отце, который может умереть, не взглянув последний раз на сына, и еще о Брангвен, оставшейся наедине со смертью. Когда лошадь уставала и начинала спотыкаться, он переходил на шаг, чтобы дать ей отдохнуть, а затем пришпоривал ее снова. Наконец он доехал до небольшой деревушки, стоявшей на границе его поместья. Он колотил в дверь таверны до тех пор, пока в двери не показался ее заспанный владелец в ночной рубашке и со свечным фонарем в руке.

– Ты можешь поменять мне лошадь? – спросил Гиррейнт.

– Госпожа Брангвен прислала сюда серую лошадь.

Серый был лучшим скакуном в конюшне Сокола. Гиррейнт взмахнул кнутом и натянул поводья. Он бросил монету хозяину таверны и пустил лошадь в галоп, окунувшись из освещенного свечой пространства в ночную темноту дороги. Наконец он увидел возвышающуюся крепость, силуэт которой темнел на фоне звездного неба. Он в последний раз подстегнул Серого и галопом промчался через открытые ворота. Когда он спешился, выбежал из башни камергер.

– Он еще жив, – крикнул Драус. – Я возьму лошадь.

Гиррейнт взбежал вверх по винтовой лестнице и прошел через зал в комнату отца. Двин лежал на кровати, приподнятый на подушках, его лицо было серым, рот был напряжен, он боролся за каждый вздох. Брангвен сидела рядом и держала его руку в своих руках.

– Он приехал, папа, – произнесла она. – Гир здесь.

Когда Гиррейнт приблизился, Двин приподнял немного голову и поискал его взглядом воспаленных глаз. Двин попытался что-то сказать, но закашлялся и, опустив голову назад на подушку, начал харкать кровавой слюной, скользкой и блестящей. Он умер. Гиррейнт вытер его рот, закрыл глаза, сложил руки на груди.

Вошел камергер, посмотрел на кровать и упал на колени у ног Гиррейнта – нового главы клана, его единственной надежды.

– Господин, – сказал он, – я сейчас же пошлю пажа к королю. Нам надо отложить свадьбу.

– Так и сделаем, – ответил Гиррейнт. – Пускай выезжает на рассвете. Понадобится три дня, чтобы доставить донесение в Форт Дэвери о том, что свадьба Брангвен должна быть отсрочена на время траура. Неожиданно, взглянув на лицо своего отца, Гиррейнт почувствовал боль и отвращение к себе. Он рассчитывал предпринять что-нибудь, чтобы остановить эту женитьбу, все, что угодно, кроме этого. Он откинул голову назад и громко запричитал по покойнику, надеясь отвести душу в крике, как будто он мог прогнать свои мысли вместе с издаваемыми звуками.

Утром Жрецы Солнца пришли из храма, чтобы руководить похоронами. Следуя их указаниям, Брангвен вместе со служанкой обмыли тело, одели на него лучшую нарядную одежду Двина и уложили его на носилки. Пока слуги рыли яму, Гиррейнт приготовил и оседлал лучшего коня из конюшни отца. Процессия выстроилась во дворе: слуги, несущие носилки, следом за ним – жрецы, затем Гиррейнт, ведущий за собой лошадь. Поддерживаемая горничной и служанкой, Брангвен замыкала шествие. Верховный жрец холодно улыбнулся Гиррейнту, затем указал пальцем на дверную перемычку.

– Если эта голова не будет снята сегодня, – произнес он, – я не буду хоронить вашего отца.

– Хорошо, – ответил Гиррейнт.

Ему не хотелось поручать слуге эту отвратительную задачу, и поэтому он сам начал взбираться на стену башни, выбирая путь по шершавым, выступающим камням. Жрец ожидал внизу, держа корзину. Взобравшись по дверной перемычки, Гир ухватился за нее рукой, рассматривая голову. Это были жалкие остатки с почерневшими от времени глазницами, клочьями волос и несколькими поломанными зубами.

– Ну вот, Саморик, – сказал Гиррейнт, – вы оба – и ты, и твой кровный старый враг, будете похоронены сегодня.

Гиррейнт вынул клинок, выдернул им ржавые гвозди, голова полетела вниз и упала в корзину жреца с глухим треском. Прислуга пронзительно закричала, двор наполнился топотом копыт и фырканьем лошадей. Жрец вывел процессию со двора и повел вниз вокруг холма к небольшой роще, в которой располагалось фамильное кладбище клана. Увидев могилу матери, Брангвен заплакала. Рядом с ней была пустая яма. Она была глубокой, около восьми шагов в ширину и десяти – в длину. Когда Гиррейнт подвел коня к яме, он взвился на дыбы, как будто предчувствуя, что Судьба приготовила для него. Гиррейнт передал поводья ожидавшему слуге. Когда лошадь вскинула голову, он выхватил меч и нанес ей удар поперек горла. В потоке крови лошадь пошатнулась вперед, передние ноги ее подогнулись и она опрокинулась в могильную яму. Гиррейнт отступил назад и машинально вытер лезвие своего меча о штанину. В ожидании церемонии он так и стоял с мечом в руке. Гиррейнт скомандовал своим воинам сохранять спокойствие, пока рыдающая Брангвен поливала молоком и медом тело отца. Но когда он увидел, как первая лопата земли черной грязью упала на лицо отца, он больше не смог сдерживаться. Резко вскинув руки, он упал на колени и, запрокинув голову, заплакал, издавая высокий монотонный звук. Смутно он почувствовал, как Брангвен положила руки на его плечи.

– Гир, – говорила она, – Гир, Гир, ну пожалуйста, перестань.

Он отстранил сестру, а затем поднялся, опираясь на нее, как будто это она была воином, а он – девушкой. Она отвела его в зал и усадила возле камина. Он видел, как вернулись жрецы, как они суетились вокруг Брангвен, тихо переговариваясь низкими голосами. Она подошла к нему с кружкой эля в руке. Машинально Гиррейнт взял у нее кружку, сделал несколько глотков, а затем чуть не бросил ее девушке в лицо. Эль имел вкус горькой травы.

– Выпей это, – сказала ему Брангвен, – выпей, тебе надо поспать.

Ради ее спокойствия он, задыхаясь, отпил эту горькую гадость. Брангвен взяла пустую кружку из его руки, и он сразу уснул, сидя в кресле. Ему казалось, будто он погружается в теплый солнечный свет. Когда он проснулся, то обнаружил, что лежит на своей кровати и комната освещена факелом, подвешенным на стене в железном канделябре. Блейн сидел на полу и наблюдал за ним.

– Ох, боже мой, – проговорил Гиррейнт. – Я долго спал?

– Только с прошлого заката. Мы все приехали около часа назад. Моя мать и твоя невеста захотели побыть с Гвени.

Блейн встал и налил воды из глиняного кувшина, стоявшего на подоконнике. Гиррейнт пил с жадностью, смывая горькие остатки лекарства со своих губ.

– Как долго будет длиться траур? – спросил Блейн. – Что касается меня, то я бы сказал – год, но это будет жестоко по отношению к нашим сестрам, не так ли? Я бы объявил траур после их свадеб.

– С наступлением осени, так?

Гиррейнт кивнул в знак согласия, думая о том, что Гвени будет с ним еще целое лето. Но потом он вспомнил, какое будет это лето.

Заплакав, он бросил глиняную чашку в противоположную стену с такой силой, что она разлетелась вдребезги. Блейн сел рядом с ним, взяв его за плечи.

– Да, он ушел, – произнес он, – и тут ничего не поделаешь и ничего не скажешь.

Гиррейнт опустил голову на грудь Блейна и заплакал.

«Я люблю его, как родного брата, – подумал он. – И я благодарен всем богам, что Гвени не выходит за него замуж».

Первая неделя после возвращения принца Галриона ко двору была одной сплошной неудачей, он ни разу не использовал удобного случая, чтобы переговорить с отцом. Он знал, что, сдерживаясь, упускал шанс за шансом, потому что он не решил еще для себя, как поступить: жениться на Брангвен, или позволить Блейну взять ее. Наконец он решил посоветоваться с человеком, которому он всегда полностью доверял – своей матери.

В полдень, такой теплый и тихий, что он напомнил ему приближающийся праздник Костров, Галрион покинул город, поехав искать королевское место для ястребиной охоты, находившееся на Гвирконисе, огромном озере, расположенном в месте соединения трех рек восточнее крепости Дэвери.

Королева и ее свита расположилась пообедать на южном берегу. Яркие одежды прислуги и горничных выглядели как яркие цветы, рассыпанные на траве. Королева Илейн сидела, окруженная прислугой, позади нее стоял юный паж, одетый в белое, и держал ее любимого маленького дребника на запястье. В одной стороне слуги присматривали за лошадьми, в другой – за ястребами. Когда принц спешился, королева нетерпеливо замахала ему рукой.

– Я еще ни разу не видела тебя с тех пор, как ты приехал домой, – сказала Илейн. – У тебя все в порядке?

– Конечно, – ответил ее сын, – а почему ты думаешь, что нет?

– Ты озабочен чем-то, – королева повернулась к женщинам. – Идите все вниз к берегу или куда-нибудь еще, оставьте нас!

Женщины вспорхнули, словно птицы, готовые полететь, смеясь и перекликаясь между собой. Паж медленно последовал за ними, щебеча с ястребом, который сохранял величавое спокойствие. Илейн наблюдала за тем, как они уходили и слегка кивала. Несмотря на то, что у нее было четыре взрослых сына, она оставалась еще красивой женщиной с большими темными глазами и узким лицом, обрамленным каштановыми волосами, в которых виднелось всего несколько седых прядей. Она протянула руку к корзине, стоявшей рядом с ней, и вынула из нее кусок сладкой булки, затем предложила его Галриону.

– Спасибо, – сказал он. – Скажи мне вот что, мама, когда ты впервые появилась при дворе, другие женщины завидовали твоей красоте?

– Конечно. Ты думаешь о своей невесте?

– Только о ней. Я начинаю думать, что ты была права, сомневаясь в моем выборе.

– Но ты ведь уже дал клятву бедняжке.

– Какой сын слушает свою мать до того, когда становится уже поздно?

Илейн улыбнулась ему снисходительно. Галрион откусывал булку маленькими кусочками, продолжая свой маневр.