- Я отведу лошадь в конюшню. Его святейшество ожидает в храме.
      В небольшом круглом святилище свечи золотистым светом освещали каменный алтарь. Завернутый в длинный белый плащ, предназначенный для ритуальной службы, Обин стоял у алтаря, подняв руки к статуе бога. Статуя была вырезана из простого ствола дуба и отдаленно напоминала человека. Голова была тщательно обработана. Большие проницательные глаза смотрели вниз, изящные руки держали за волосы две деревянные головы. Перед алтарем были свалены выбеленные овечьи шкуры.
      - Подходит храм для работы? - спросил Обин.
      - Да, конечно, - ответил Гверан. - Если бог позволит моей богине разделить с ним свое жилище.
      - Я не сомневаюсь в том, что великий Бел позволит все, что поможет нашим людям. - Обина заморгал. - Ведь он прежде всего владыка всех богов и богинь.
      Чтобы не вступать в пререкания, Гверан улыбнулся и опустился на колени перед шкурами. Он развернул их и расстелил на полу, затем лег на спину и скрестил руки на груди. Он заставил себя расслабиться. Обин преклонил колени у его ног. Старик двигался медленно и с трудом.
      - Сможет его святейшество простоять на коленях всю ночь? - спросил Гверан.
      - Его святейшество сможет сделать все, что должно в данных обстоятельствах.
      Гверан поднял взгляд на потолок и стал наблюдать за тем, как пляшет пламя свечи. Он давно не совершал этот ритуал. В последний раз - чтобы вызвать дух древнего барда клана Белого Волка и прояснит путаницу в родословной Мароика. Но сейчас на карту было поставлено нечто большее, чем тщеславие его лорда. Гверан замедлял свое дыхание до тех пор, пока он не достиг божественного ощущения, будто он парит, отдыхая на мягких облаках. Тени от свечей плясали на потолке, колеблемые только тихим размеренным дыханием старого жреца. Доведя себя до точки засыпания, Гверан начал декламировать в темноте, бормоча в такт своему дыханию. Он говорил медленно, прочувствованно, проговаривая каждое слово "Песни прошлого", дарованной ему Агвен и служившей ключом к обряду:
      Я был пламенем, горящим в огне.
      Я был зайцем, прячущимся в терне.
      Я был каплей, упавшей с дождем.
      Я был серпом, срезающим колосья.
      Топор и древо,
      Корабль и море,
      Ничто из живущего,
      Мне не чуждо.
      Я был нищим, просящим еду.
      Я был стальным клинком, зачарованным двеомером...
      С этими словами, он представил ее, Агвен, Белую Госпожу, с белым лицом и губами, красными, как спелые ягоды, и иссиня-черными волосами. И он не знал, где нашел ее: в своих видениях или наяву в темноте; но он видел ее так же ясно, как потолок храма. Она улыбнулась ему, перебирая пальцами роскошные волосы, и кивала ему, подзывая ближе. Тени от пламени свечи попали в луч лунного света и поблекли, окружив его венком белого света. Он слышал свой голос, но слова были неразборчивыми. Последнее, что он разглядел, был жрец, силящийся разобрать его шепот.
      Затем Гверан ясно увидел себя идущим к колодцу. Маленький клочок поросшей травой земли, три тоненьких деревца, серая каменная стена колодца все было таким ясным и убедительным для него, как храм, в котором он находился, но со всех сторон нависала белая пустота, заполненная странным туманом. Агвен сидела на краю колодца и смотрела на него с едва заметной улыбкой.
      - Ты все еще мои верный слуга? - спросила она.
      - Я твой раб, моя госпожа. Я живу и умираю по твоему желанию.
      Она казалась довольной, но с ней трудно было разговаривать, потому что вместо глаз у нее были две мягкие сферы опалового тумана.
      - Чего ты хочешь от меня?
      - Дождь отказывается пасть на нашу землю, - сказал Гверан. - Ты можешь открыть мне, почему?
      - Ты думаешь, я повелеваю дождем? - спросила она.
      - Ты - мудрое существо, сверкающее в ночи, око силы, золотой свет, моя единственная любовь, мое истинное наслаждение.
      Она улыбнулась уже не так жестко и повернулась, чтобы взглянуть вниз, в колодец. Гверан слышал мягкое журчание и плеск воды, как будто колодец превратился в широкую реку.
      - Было совершено убийство, - сказала Агвин. - Но проклятия нет. И отмщение свершилось. Спроси его сам.
      Она ушла. Березы зашелестели при ее легком движении. Гверан ждал, пристально всматриваясь в белый туман, слегка окрашенный перламутровой радугой. Из тумана вышел человек, как корабль, едва различимый с туманного берега. Гверан окликнул его. Он подошел - молодой воин, светловолосый, со смеющимися голубыми глазами и улыбающийся так, словно на его груди не было раны от удара мечом. Сплошным ручейком кровь струилась по его груди, исчезая перед тем, как упасть к его ногам. Видение было таким отчетливым, что Гверан вскрикнул. Воин смотрел на него, и улыбка его была ужасна.
      - Из каких ты краев? - спросил у него Гверан. - Упокоилась ли твоя душа?
      - Земля Вепря породила меня и забрала к себе вновь. Я покоен, ибо мой брат снес с плеч голову убийце.
      - И этой мести было достаточно?
      - Достаточно? Спроси себя сам. - Призрак захохотал. - Достаточно ли этого?..
      - Почему же нет?
      Призрак взвыл от хохота, и ветер унес его смех, больше похожий на рыдания.
      - Кто ты? - спросил Гверан.
      - Ты не помнишь? Не помнишь этого имени? - Смех становился громче и громче, затем, расплывшись, призрак закружился, отбрасывая тень на туман, красное пятно стало белым, затем он растворился. Остался только туман и тихий шелест ветра. Из тумана донесся голос Агвен:
      - Он был отомщен. Прими предостережение.
      Ее голос смолк. Туман стал густым и холодным. Он окутывал Гверана кругом, душил, хлестал, словно гонимый ветром листок. Ему казалось, будто он бежит, потом скользит, а затем - падает куда-то вниз.
      Тени от свечей в храме потускнели. Обин вздохнул и распрямил спину.
      - Ты вернулся? - спросил он. - Осталось два часа до рассвета.
      Гверан, трясясь от холода, сел и попытался заговорить. В животе что-то сжалось от страха. Кружилась голова. Обин крепко схватил его за руки.
      - Ради всего святого, - прошептал он, - дайте мне воды.
      Обин дважды хлопнул в ладоши. Два молодых жреца принесли две деревянные чашки. Обин завернул Гверана в свой плащ и дал ему выпить сначала воду, а потом подслащенного медом молока. Вкус еды сразу же вернул Гверана назад, в этот призрачный мир.
      - Дайте ему хлеба, - сказал Обин.
      Гверан жадно ел хлеб, запивая его молоком, пока не вспомнил, что он находится в храме.
      - Простите, я еще не пришел в себя, - сказал он.
      - Не надо извиняться, - сказал Обин. - Ты помнишь Видение?
      Окровавленный призрак снова возник в памяти Гверана.
      - Да, помню, - ответил Гверан, дрожа. - Как вы это истолкуете?
      - Действительно, было убийство. К тому же это случилось, когда я был совсем мальчишкой, у меня сохранилось кое-что в памяти. Ты видел лорда... кажется, его звали Карил? Я не помню... Глава клана Вепря, жестоко убитый Ястребами. И действительно, как сказала твоя Белая Госпожа, он был отмщен дважды. Боги восстановили справедливость, и я не вижу причин, почему великий Бел мог бы так разгневаться.
      - Значит, над нашей землей не висит проклятие. Это все, что моя госпожа открыла мне.
      - Получается так, - Обин кивнул в знак согласия. - Мы принесем в жертву лошадь, когда луна пойдет на убыль.
      До восхода солнца Гверан отдыхал в храме. Хотя он был очень утомлен, сон не приходил к нему. В его мозгу проносились обрывки Видения. Он утонул в клубах белого тумана, а потом просто бормотал сам с собой. Этот ритуал всегда так мучительно покидал его. Некоторые барды проявляли особый интерес к этим белым краям с их чудесами, Гверан же чувствовал к этому сильное отвращение - он боялся навсегда потерять себя в вихре тумана.
      Поэтому, когда он думал над этим обычным видением, ему показалось, что оно адресовано к нему: он знал убитого лорда, знал его как своего брата. "Было ли это действительно местью? - думал он. - Да, ничего другого тут не придумаешь". Когда бледные лучи восходящего солнца заглянули в окна храма, Гверан отбросил прочь непонятные мысли и отправился за лошадью, готовясь в обратный путь.
      Гверан спал все утро, вернее, старался уснуть. В комнате все время что-нибудь происходило: то один из детей убегал от служанки, то Лисса приходила за своим рукоделием, то паж объявился, посланный лордом, чтобы убедиться в том, что бард отдыхает. Наконец служанка Каса, казавшаяся более рассеянной, чем обычно, прокралась в поисках чистых штанов для одного из мальчиков. Когда Гверан сел и начал ее ругать, она, хныкая, попятилась назад. Ее большие голубые глаза были полны слез. Ей было только пятнадцать.
      - О, прости меня, - взмолился Гверан. - Беги и скажи своей госпоже, что ее ворчливый муж отказался впасть в зимнюю спячку, и принеси мне хлеба и эля, хорошо?
      Каса поспешно отступила, сделав неуклюжий реверанс. Только она успела закрыть за собой дверь, мальчики вбежали, крича: "Папа, папа, папа", - и, забравшись на кровать, бросились в его объятия.
      Гверан обнял каждого из них и посадил на край кровати. Ему расхотелось спать. Адерин, которому было всего семь, был худеньким невысоким мальчиком с темными глазами и светлыми волосами. Младшему было два с половиной года, он был круглолицым, жизнерадостным и всегда (или это только казалось) бегал полуголым.
      - Акерн, - строго сказал Гверан, - где твои штаны?
      - Мокрые, - ответил малыш.
      - Он опять это сделал, папа, - пояснил Адерин.
      - О, боги, - сказал Гверан. - Надеюсь, мама отмоет тебя перед тем, как ты отправишься спать.
      - Разумеется, дорогой, - сказала Лисса, входя в комнату. - Если бы ты не цеплялся к Касе, она давно одела бы малыша.
      Гверан кивнул, признавая свою вину. Обрывки сна и видения всплывали в его памяти. Ему захотелось сочинить об этом песню, слова уже почти слетали с его губ. Лисса села рядом с ним, вся семья была в сборе.
      - С Касой случилось что-нибудь? - спросил Гверан. - Она стала очень обидчивой последнее время.
      - Она думает о парне, - ответила Лисса.
      - Неужели? О ком же?
      Лисса многозначительно посмотрела на Адерина, чьи маленькие ушки уже приготовились слушать, и заговорила о другом.
      Сразу же после завтрака Гверан отправился побродить по лугам. Он брел бесцельно по степи, не выбирая направления и смутно представляя себе, где находится, и сочинял песню. Он будет произносить отрывки вслух, подбирая слова, заменяя одно другим, работая над каждой строчкой до тех пор, пока она не станет безупречной. Строфа за строфой, он запомнит ее наизусть, цепочкой соединяя в памяти образы и созвучия. Он никогда не запишет ее. Если бард научится читать или хотя бы выучит названия букв, Агвен покинет его. А без нее он никогда больше не сможет сочинять песни.
      Гверан вернулся в крепость на закате, когда его разум наконец совсем успокоился. Слуги и воины разбрелись по всему двору, выйдя подышать чуть остывшим сумеречным воздухом. Они тихо разговаривали между собой, отдыхая после долгого жаркого дня. Пересекая двор, Гверан увидел Касу, сидящую на краю кормушки для лошадей и хихикающую с одним из молодых бойцов. Вспомнив намек Лиссы о том, что ее мысли заняты мужчиной, Гверан остановился, чтобы посмотреть на парня. Светловолосый, с голубыми глазами и высокими скулами южанина - в общем, внешне во всех отношениях он выглядел неплохо. Казалось, что Каса без ума от него, парень же слушал ее щебетание молча и угрюмо, и это было удивительно, потому что Каса была красивой девочкой с густыми светлыми волосами и нежными девическими формами.
      Хотя Гверан предпочитал не вмешиваться в эти дела, жена была обеспокоена, и вот по какой причине: молодые ребята имели привычку сначала погулять со служанкой, а потом отказаться жениться на ней, когда та была уже беременна. Гверан обошел двор, пока не обнаружил наконец капитана отряда. Дорин праздно сидел на маленькой скамеечке и наблюдал за тем, как угасали сумерки. Гверан сел рядом с ним.
      - Что это за новый всадник появился в отряде? - спросил Гверан. Южанин, от которого Каса потеряла голову.
      Дорин понимающе ухмыльнулся.
      - Его зовут Таник. Он приехал сюда совсем недавно, и его милость принял парня в отряд. Он хорошо владеет мечом, а это единственное, что принимается в расчет.
      - Единственное? - Гверан поднял брови.
      - Ну, по правде, он странный парень, - согласился Дорин, - держится особняком и совершенно спокоен, когда сражается. Все в ужасе от того, как хладнокровно он убивает - безо всякой жалости. Когда мы делали набег на стада лорда Кениса, Танно сохранял хладнокровие. Просто жуть берет, когда человек убивает даже без боевого клича.
      Упоминание о коровьем набеге напомнило Гверану, что он должен сочинить о нем песню. Баллады о набегах он любил меньше всего, но эта песнь была важной - ибо речь шла о вновь вспыхнувшей кровной вражде между кланами Белого Волка и Вепря - соседа с севера.
      - Я не уверен, что этот Танно готов жениться, как положено, - сказал Гверан.
      - Ах, проклятье, попробуй сам удержать Касу от него подальше, если сможешь, - сказал Дорин ухмыляясь. - Он летает в одиночку, этот Таник. Один из парней прозвал его Ястребом - в шутку, но это прижилось. Я думал, парень будет недоволен, но Танно только улыбнулся и сказал, что Ястреб ему подходит.
      - Да, но не забывай, что мать Касы из хорошего рода, и она оставила дочь на мое попечение. Если хочешь оказать барду услугу, поговори с этим Ястребом, хорошо? Скажи ему, пусть гоняется за другой полевой мышкой.
      - Кто откажется оказать барду услугу? Я с ним поговорю.
      Обсудив этот неприятный вопрос, Гверан отправился назад в башню. Его мысли опять вернулись к коровьему набегу. Он легко сможет состряпать балладу из привычных хвалебных строк, надергав их из других песен. Надо только заменить имена, решил он сам для себя; ни один из этих пьяных увальней все равно не отличит одну песню от другой.
      Рано утром, пока было еще прохладно, Таник вытащил во двор седло, тряпку, мыло и разложил все это около колодца. Он принес ведро воды, затем сел чистить снаряжение. Другие всадники проделывали это в специальном помещении, он предпочитал быть один - там, где было тихо. Он всегда помнил, что был здесь новичком и с трудом вживался в отряд. Дорин прогуливался по двору и подошел к нему как раз тогда, когда тот взялся за мыло. Наклонившись над Таником, капитан произнес:
      - Хочу поговорить с тобой, парень.
      - Конечно, капитан. Что-нибудь случилось?
      - Нет, и не должно бы случиться. Что ты скажешь о маленькой служанке барда? Нашему Гверану не нравится, что ты крутишься вокруг нее.
      - Это она крутится возле меня, капитан. Мне от этой глупой сучки ничего не нужно.
      Дорин задумался. Таник хоть и говорил правду, но считал, что ему не доверяют, просто потому что он чужак.
      - Ты меня удивляешь, - сказал Дорин. - Я боялся, что ты уже завалил ее на солому. Она-то явно не прочь.
      - Ну уж, нет. Меня она раздражает своей болтовней.
      - Мужчина всегда найдет способ, как заставить женщину замолчать.
      - Конечно. Вот сам и займись ею, если хочешь.
      Пожав плечами, Дорин встал, положил руки на бедра и стал рассматривать седло.
      - Вот и славно, - подытожил Дорин. - Значит, у тебя не будет неприятностей с бардом.
      - Никаких. Даю слово.
      Довольный, Дорин направился к казарме. Таник продолжал чистить седло. Неприятности с бардом... Ах, эта проклятая трещотка! Да теперь бы он просто из принципа завалил ее на солому, однако Таник еще раньше выбрал для себя куда более опасную цель. Он действовал медленно, поджидая удобного случая, постоянно держа под наблюдением жену барда. Обычно в это время Лисса со своими детьми спускалась посмотреть на лошадей.
      Терпение Таника было вознаграждено. Вот и она... Со своими мальчиками Лисса зашла на конюшню. Таник сидел на корточках и исподволь рассматривал ее. Было что-то такое в Лиссе, в мягком покачивании бедер при ходьбе, в том, как она улыбалась, вскидывая голову, в ее глазах, - такое, что обещало многое в постели, в отличие от того, что можно ожидать от испуганной молоденькой девчонки. Смотреть на нее было более чем приятно, это доставляло Танику огромное удовольствие. И он удивлялся, как ей не скучно с мужем, который намного старше ее. "Неприятности, ха! - подумал Таник. - Мы еще посмотрим, кто кого".
      Днем Таник выбрал себе место для наблюдения за Лиссой - в то время, когда она обедала вместе с мужем. Лорд Мароик, его семья, камергер и бард ели за столом для знати, стоявшим рядом с камином. Таник занял место за одним из столов для воинов, откуда ему было хорошо видно Лиссу. Во время еды она больше заботилась о детях, чем о муже, который, казалось, витал где-то в облаках, рассеянно откусывая хлеб и глядя в пространство. Это подтолкнуло Таника к тому, чтобы попытаться найти возможность поговорить с Лиссой наедине. Один из всадников толкнул его локтем в бок:
      - Что все это значит? Ты так смотришь на нее, словно выслеживаешь олениху в чужом лесу, мой друг.
      - А какая в том опасность, если у оленя нет рогов?
      - Оленю они и не нужны, если есть лесник, охраняющий дичь от браконьеров. Лорд Мароик выгонит тебя, если ты плюнешь барду в пиво.
      - Неужели? - Таник повернулся, мрачно глядя на него. - А ты что, побежишь к капитану с докладом?
      Парень мотнул отрицательно головой, и Таник занялся едой. Не стоит торопиться. Если он хотел Лиссу, ему надо бороться за то, чтобы получить ее, но тогда он использует для борьбы все средства, которые сочтет нужными. "Ничего в этой проклятой жизни не давалось мне легко, - подумал он. - Ничего не изменится и сейчас".
      Жаркий летний день клонился к вечеру, когда Невин въехал в деревню Блайсбир, принадлежавшую лорду Мароику. Она была очень маленькой: кучка домов и закопченная кузница. Не было даже таверны. Поэтому ему пришлось искать, где бы он мог остановиться. Невин приехал сюда для того, чтобы попытаться победить засуху. Но для этого требовалось довольно много времени. Можно было, конечно, остановиться в лесу, но это для него было тяжеловато. После пятидесяти лет, проведенных в дороге в качестве странствующего лекаря, он постарел, кости ломило, он быстро уставал, и, главное, ему надоело постоянное одиночество. Около деревенского колодца стояли с ведрами в руках три женщины, болтая между собой. Когда Невин проходил мимо них, ведя за собой мерина и мула, они приветственно улыбались ему, приветствовали его, глядя на гостя с нескрываемым любопытством. Узнав, что он лекарь, женщины стали еще приветливее.
      - Рады вас видеть, - улыбнулась одна из них. - Надолго к нам, господин хороший?
      - Еще не решил, - ответил Невин. - Хочу обследовать здесь лес и луга есть ли там целебные травы. Вы не подскажите, у кого я мог бы остановиться? Я заплачу, конечно.
      Все трое замолчали, потом вслух перебрали все дворы и наконец пришли к выводу, что комнаты свободной нет.
      - Погодите-ка, - вспомнила одна из них, - у Банны есть небольшой сарай за домом.
      - Да она и слышать не хочет о бедняках! - заметила другая.
      - Ну, тогда у кого еще есть сараи? - раздумывала вслух первая.
      На нет и суда нет, и Невин направился к ферме вдовы Банны, которая жила вместе с сыном. Невину пришлось вернуться по дороге, ведущей в крепость лорда Мароика, и проехать еще около мили. Ферма была окружена невысокой земляной стеной, ворота открыты. Невин с опаской завел лошадь и мула во двор и осмотрелся. Посреди грязного двора стоял каменный круглый дом, рядом коровник, курятник для цыплят и прочих птиц, а с другой стороны - ветхий деревянный сарай в тени тополя. Когда Невин громко поздоровался, из коровника выглянул светловолосый мужчина, держа в руке грабли.
      - День добрый. Ковил - это вы? - спросил Невин. - Мне в деревне сказали, что вы и ваша матушка можете приютить меня на время. Я странствующий травник, как видите, в некотором роде лекарь.
      - Понятно, - сказал парень, глядя мимо. Он уперся о грабли и посмотрел на мула, потом на лошадь, потом на Невина и наконец кивнул. - Может быть. Это как матушка скажет.
      - А могу я с ней поговорить? - спросил Невин. Ковил долго смотрел на него, не говоря ни слова.
      - Чуть позже. Она ушла в лес за ягодами, - произнес он задумчиво. Затем повернулся и скрылся в коровнике.
      Невин опустился на землю возле стены и стал ждать, наблюдая за мухами, назойливо кружившимися над коровами. Только он подумал о том, что лучше было бы остановиться в лесу, как увидел, что во двор вошла полная женщина; из-под вдовьей черной косынки ее свисали пряди седых волос. За ней шла красивая русая девочка, слишком хорошо одетая для того, чтобы жить на ферме, и худенький мальчик с такими огромными глазами, каких Невин никогда не встречал раньше. У всех в руках были корзинки. Рот мальчика был выпачкан ярко-красным. Невин поклонился вдове и рассказал ей все с самого начала.
      - Вы травник, господин? - переспросила Банна. - И мой бестолковый сын оставил вас здесь, на улице, вместо того чтобы, как полагается, предложить вам пива? Входите, пожалуйста, входите, гостем будете.
      В доме было немного прохладнее, но мух и запахов было не меньше, чем на улице. Пол в большой полукруглой комнате был устлан соломой. Здесь стояли мешки с овсом, кое-какая требующая ремонта мебель и утварь для фермы. Лес начинал казаться все более привлекательным вариантом. Банна и ее спутники поставили корзинки на шаткий стол. Мальчик хотел взять ягод из корзины, но девушка схватила его за руку:
      - Хватит, Адерин. Живот заболит, а нам скоро возвращаться.
      - Мне хочется еще поговорить с травником, - уперся Адерин.
      - Как-нибудь в другой раз, - твердо сказала девушка.
      - Другого раза не будет, - настаивал Адерин. Невин хотел как-нибудь успокоить мальчишку, но, взглянув на девушку, не смог вымолвить ни слова. Эти глаза были знакомы ему, он не мог оторвать взгляда от молодой особы. Исолла, точно!
      - Хорошо, - согласился Адерин. - Сударь, вы еще не собираетесь покидать нас?
      - Не знаю, что и сказать. - Невин начал приходить в себя. - Я здесь пока только для того, чтобы спросить у Банны, смогу ли я остановиться в ее сарае.
      - Я думаю, мы что-нибудь придумаем, - сказала Банна. - Небольшая плата, конечно, не помешает. Послушай, Аддо, Каса возьмет тебя с собой в следующий раз, и тогда ты сможешь поговорить с травником.
      Показывая Невину сарай, Банна с удовольствием рассказала ему о Касе, своей младшей дочери. Она получила хорошее место служанки жены барда в крепости лорда Мароика. Банна также внесла ясность, сообщив, что Адерин сын барда и его жены. Она повторила это несколько раз, чтобы Невин не подумал, что у ее дочери ребенок без мужа.
      Сарай был маленьким, с земляным полом, крошечным очагом и одним узким окном, которое было прикрыто воловьей кожей за неимением настоящих ставень. Невин решил остановиться здесь. Пока он разгружал мула и лошадь, Банна вымела мусор из сарая и покрыла пол свежей соломой. Вежливо выпроводив Банну, Невин устроил себе постель в углу у стены и развесил пучки трав напротив. Затем сложил свои седельные мешки и поставил котелок на огонь. Он сел на пол посреди сарая и осмотрел свой новый дом.
      "Итак, Исолла здесь, - думал он. - О, вернее, Каса, я не должен делать такой ошибки". Это было первой весточкой за последние пятьдесят лет, что он может встретиться с душой, некогда обитавшей в теле Бранвен из клана Ястреба. Со времени своей юности Невин постоянно надеялся на ее перерождение, скитаясь по всему королевству. Если бы она вернулась сразу же, то ей, в ее новом теле, было бы пятнадцать, а ему только тридцать шесть это был довольно молодой возраст, и он мог бы еще жениться на ней. Но владыки Судьбы, с их обычным презрением к людской суете, поступили иначе. Он не мог ее отыскать. Хотя с возрастом он все чаще утомлялся, но не чувствовал никаких признаков болезни, никаких знаков приближения смерти. Будучи на высоте мастерства двеомера, он должен был бы провидеть к этому времени дату своей смерти, чтобы строить свои планы ухода из жизни, но он ее не знал. Владыки Судьбы восприняли его клятву слишком буквально. Ему не позволят обрести покой до тех пор, пока не он найдет ее и не искупит все прегрешения.
      - И Исолла была участницей той трагедии, - заметил вслух Невин. Возможно ли, что владыки Судьбы сведут нас снова вместе?
      Никого в сарае больше не было, Невин произнес это, обращаясь к очагу, но не услышал ничего в ответ и истолковал это как знак сомнение. Придется немало потрудиться, пока он будет пытаться победить засуху. Он сможет объяснить свое присутствие тем, что он лекарь, и под этим предлогом посетить крепость лорда Мароика. Кроме того, у него появилась еще одна возможность проникнуть в крепость - сын барда Адерин.
      Он пришел навестить Невина на следующий же день. Невин был очень удивлен, поначалу приняв интерес мальчика просто за детский каприз.
      - Вы не будете против, если я посмотрю ваши травы и вещи? - спросил Адерин. - Я вам не помешаю? Папа говорит, что я всегда мешаю.
      - Нет, совсем нет, - успокоил его Невин. - Может быть, ты как раз сумеешь помочь мне. Ты не знаешь, здесь есть вокруг разрушенные или покинутые фермы? Некоторые травы растут только на земле, бывшей под паром. Вот они-то меня и интересуют.
      - Да, есть такая ферма. Лорд Вепрь говорит, что она принадлежит ему, а наш лорд считает, что ферма его, и поэтому они дерутся из-за нее. Фермер испугался и уехал оттуда, и сейчас там никто не живет.
      - Боги! Вот вам и благородные воины.
      - Вы не любите всадников, и сражения, и все такое?
      - Нет, не люблю. Но я думаю, что тебе это нравится, мальчики обычно это любят.
      - А я нет. - Адерин сморщил нос. - Я никогда не стану всадником, когда вырасту. Не хочу воровать коров. И мне безразлично, что и кто об этом будет говорить.
      Удивленный, Невин незаметно наблюдал за мальчиком. Адерин бродил по сараю и смотрел на все широко открытыми глазами.
      - Ну хорошо, - сказал Невин, - ты можешь показать мне, где эта ферма? И заодно поможешь собирать травы. Только надо сказать твоей маме, куда мы пойдем.
      - Да, могу. В крепости все равно делать нечего. Давайте пойдем отпросимся у мамы.
      Невин взял мешок, несколько чистых кусков материи, чтобы заворачивать траву, и серебряную лопатку. Вместе с Адерином, без умолку болтавшим всю дорогу, они незаметно дошли до крепости. Как только они показались в воротах, прибежала Каса и схватила Адерина за руку:
      - Ты где был? Я беспокоюсь, с ног сбилась, тебя ищу.
      - Я только навестил травника, - ответил Адерин. - Где мама? Мне надо спросить у нее, можно ли пойти погулять.
      - Она ушла навестить госпожу Кабриллу, а твой папа в большом зале, сказала Каса, глядя на Невина. - Я могу доложить госпоже о том, что вы приехали в нашу деревню, сударь? Я уверена, что она захочет посмотреть ваши травы.
      - Буду очень благодарен за это, - поклонился ей Невин. - Скажите ей, что у меня есть не только лекарства, но еще притирания, полоскания для волос и прочие женские радости.
      Глаза Касы заблестели от любопытства, а Адерин схватил Невина за рубаху и потащил в большой зал. Бард Гверан сидел за столом и потягивал эль. Это был статный тридцатилетний мужчина со светлыми волосами и длинными усами. Увидев сына с почтенным чужеземцем, Гверан встал и пошел им навстречу. За столь малый промежуток времени Невин был поражен второй раз - перед ним стоял Блайн! Кто же тогда его жена? О, боги! Неужто Бранвен вышла замуж за другого, не дождавшись его? У Невина тяжелое чувство, что владыки Судьбы посмеялись над ним.
      Гверан с улыбкой выслушал сына, обращавшегося к нему с просьбой.
      - Хорошо, - сказал он наконец. - Вы точно не возражаете, сударь?
      - Ничуть. У вас замечательный сын, любезный бард, и очень смышленый. Я с удовольствием раскрываю свои секреты для всех, кто интересуется травами.
      Их прогулка была удачной. Собрав желтый щавель, девичий перетрум и просвирняк на заброшенных полях, Невин отвел Адерина в крепость, а сам вернулся в свой сарай.
      Он привел растения в порядок, отрезал лишнее, аккуратно разложил листья и стебли на чистые тряпочки, чтобы они подсохли.
      Пока он работал руками, голова не бездельничала. Его мысли вертелись вокруг последней новости: Блайн и Исолла здесь, вместе. Он никогда не предполагал, что увидит снова других участников этой трагедии. Он искал только Бранвен.
      Время, которое отпустила ему судьба, оказалось тяжелым грузом, и это удивляло и тревожило его. "Столько жизней было сметено вместе с ее жизнью, думал Невин, - и все из-за меня и Герранта". Он решил завтра же отнести свои товары в крепость и познакомиться с женой этого барда. А сейчас хватит об этом. Он должен сделать другую работу.
      На закате Невин вышел со двора фермы и спустился на берег реки. Он нашел раскидистый ясень и устроился под его кроной, чтобы полюбоваться рекой. Медленно неся свои воды, тускло отсвечивающие в лучах заходящего солнца, река, казалось, была слабой даже в своих внутренних слоях.
      Используя второе зрение, Невин мог видеть, как скрытая сила стихии бушевала в потоке. Она распространялась, наполняя собой мир, который люди называют реальным, а также другие миры, или состояния бытия, или даже силы, если их так можно назвать. Знающие двеомер ведают об их существовании, изучают эти силы, обладают зрением, позволяющим их видеть, и знают о том, что они так же реальны, как мир, который принимает большинство людей. Человеческий мозг - это ворота между силами стихий, и они скрыты надежно, и нужны многие годы учебы и упорного труда, прежде чем эти ворота откроются, годы, которые нетерпеливые глупцы не захотят потратить на постижение этих тайн.
      Одна из этих стихий - эфир - служит корнем, основой для остальных, источником живых сил и паутиной, опутывающей каждую живую душу. Внутри или снаружи этих пространств находится сила, которую мастера двеомера называют Диким Краем, именно там и обитают элементали, которые несведущие люди именуют диким народцем...