Каллин тем временем поставил на пол чашку, достал из сумки мыло и осколок зеркала и устраивался на полу на коленях, чтобы побриться. Он всегда брился своим серебряным клинком. Когда отец вынул его из чехла, Джилл увидела изображение, выгравированное на лезвии, – парящий сокол. Этим знаком были отмечены все вещи Каллина.

– Папа, кинжал, похоже, очень острый? – спросила Джилл.

– Да, конечно, – отозвался Каллин и начал бриться. – Ты видишь, он не чисто серебряный – он сделан из сплава. Поэтому он не темнеет так быстро, как чистое серебро, и лезвие долго не тупится, этот сплав прочнее любой стали. Только несколько серебряных дел мастеров во всем королевстве знают его секрет и никому не открывают эту тайну.

– Почему не открывают?

– Откуда я знаю? Такие уж они скрытные люди… Я говорил тебе, что не только тот, кто изгнан или опозорен, может купить себе такой клинок. Любой воин может раздобыть серебряный кинжал и разъезжать с ним повсюду… вроде как чтобы показать себя… а затем вступить в отряд.

– Ты должен доказать, что можешь хорошо сражаться?

– Не просто хорошо, а отлично, – Каллин брился точными, короткими движениями. – Это, конечно, кое-что значит, но это не все. И у серебряных кинжалов есть свои понятия о чести. Мы все не ангелы, это так, но мы не воруем и не убиваем. Знатные лорды знают об этом, поэтому они доверяют нам и пользуются нашими услугами. И если пара негодяев придет в отряд и запятнает нашу репутацию, мы все умрем с голоду.

– Папа, а почему ты решил стать серебряным кинжалом?

– Не разговаривай с набитым ртом. Я не хотел, но другого выбора у меня не было, вот и все. Я не такой дурак, чтобы зарабатывать с клинком на жизнь просто потому, что мне так хочется.

– Я не понимаю.

Каллин продолжал, стерев остатки пены с верхней губы тыльной стороной ладони:

– Ну, ни один человек не станет кинжалом, если он имеет возможность вести приличную жизнь в крепости. Иногда люди поступают необдуманно и совершают такие глупости, из-за которых им заказан путь в приличный отряд. И когда такое случается… ну, тогда носить клинок – намного лучше, чем чистить конюшни или что-нибудь в этом роде. Тогда хотя бы ты зарабатываешь на жизнь, сражаясь как мужчина.

– Разве ты мог сделать глупость?!

Губы Каллина дрогнули в мимолетной улыбке.

– Выходит, что мог. Когда-то давным-давно твой папа был всадником в Керморском отряде, но потом сам накликал на себя беду. Никогда не позорь свое имя, Джилл. Послушай меня. Позор прилипает к тебе, как грязь липнет к рукам. Мой лорд выгнал меня, и правильно сделал. И мне ничего не оставалось, кроме длинной Дороги.

– Кроме чего?

– Длинной Дороги. Так серебряные кинжалы называют свою жизнь.

– Папа, а что ты такое сделал?

Каллин повернулся и бросил на нее такой холодный взгляд, что Джилл даже испугалась: не собирается ли он ударить ее?

– Когда ты поешь, – сказал он, смягчившись, – мы пойдем на базар и купим тебе какую-нибудь мальчишечью одежду. Платье не годится для езды верхом, да и мало ли что ждет нас в пути.

Джилл поняла, что у нее больше никогда в жизни не хватит смелости снова задать ему этот вопрос.

Каллин сдержал слово и в самом деле накупил много вещей: башмаки, штаны, рубашки, хороший шерстяной плащ и маленькую круглую брошку вместо застежки. Джилл никогда не видела, чтобы у него было так много денег прежде, настоящих денег – блестящих серебряных монет. Заметив ее вопросительный взгляд, отец объяснил, что захватил сына знатного лорда на поле боя, и эти деньги были платой за то, что он вернул сына родителям.

– Ты поступил благородно, папа, – заметила Джилл. – Ты не убил его, а отпустил на свободу.

– Благородно? – Каллин едва улыбнулся. – Я скажу тебе, дочка, что это мечта каждого серебряного кинжала — захватить в плен знатного лорда. Это приносит деньги, а не славу. И, проклятье, таким способом многие бедняки превратились в богачей.

Джилл была искренне удивлена. Взять в плен, чтобы заработать на этом деньги, – об этом никогда не упоминалось в народных песнях и великолепных сказаниях о войне. И все же она по-детски радовалась, что у них достаточно денег, особенно когда Каллин купил ей серого пони, которого она тут же назвала Гвиндик – по имени великого героя древности. Когда они вернулись на постоялый двор, Каллин сменил ей одежду, а потом бесцеремонно обрезал волосы серебряным клинком. Теперь она была похожа на мальчика.

– Длинные волосы будут помехой в дороге, – пояснил он. – Я не могу тратить свое время на то, чтобы ухаживать за тобой как нянька.

Джилл согласилась с ним, но, взглянув на себя в осколок зеркала, вздрогнула. Ну вот, теперь она даже не знает толком, кем отныне ей предстоит стать. Это ощущение не покидало ее и тогда, когда они спустились в таверну постоялого двора, чтобы подкрепиться. Она почувствовала, что должна встать и помочь хозяину постоялого двора Блэйру обслуживать посетителей, вместо того чтобы обедать со всеми. Был базарный день, таверна была полна торговцев, в широких штанах, что служило признаком их общественного положения. На Каллина они смотрели с презрением и по возможности избегали общения с ним.

Джилл только что покончила с тушеным мясом, когда трое молодых воинов ввалились в таверну и заказали эль. Джилл поняла, что это всадники из отряда лорда, потому что их рубашки на груди были украшены гербами с изображением бегущих оленей. Они остановились справа у двери и долго что-то оживленно рассказывали Блэйру. Каллин захотел еще эля, и ему пришлось самому идти к стойке.

Возвращался он с полной кружкой мимо трех парней. Один из них намеренно шагнул вперед и толкнул его под руку, так что из кружки плеснулся эль.

– Смотри, куда идешь, серебряный кинжал, — усмехнулся один из них.

Каллин поставил кружку и повернулся к нему лицом. Джилл забралась на стол, чтобы ей было видно, что происходит. Скаля зубы, двое других отступили к стене, оставив свободным пространство между Каллином и их приятелем.

– Хочешь затеять драку? – спросил Каллин.

– Хочу только научить неотесанного серебряного кинжала приличным манерам, – ответил парень. – Как тебя зовут, отребье?

– Каллин из Кермора. А тебе какое дело?

В комнате воцарилась мертвая тишина, и все повернулись в их сторону. Двое отошедших к стене пытались отговорить своего приятеля, удерживая его за плечи:

– Идем, Груффид. Допивай свое проклятое пиво. Ты еще слишком молод, чтобы умереть.

– Отойдите, – прорычал Груффид. – Вы хотите сказать, что я трус?

– Хотим сказать, что ты дурак, – не выдержал его приятель. – Извини нас, – обратился он к Каллину.

– За меня не извиняйтесь, – сказал Груффид. – Послушай, серебряный кинжал. Не может быть, чтобы хоть половина басен, которые сочинили о тебе, оказались правдой.

– Неужели? – Каллин положил руку на рукоятку своего меча. Казалось, будто сама комната застыла в ожидании, даже стены. Джилл зажала руками рот, сдерживая крик. Испуганные люди отодвигались назад, расступаясь и оставляя Каллина и Груффида наедине друг с другом.

– Эй, послушайте! – крикнул Блэйр. – Только не в моей гостинице.

Но было уже слишком поздно. Груффид выхватил меч. Раздраженно улыбнувшись, Каллин тоже извлек меч из ножен, но опустил руку с мечом вниз так, что кончик лезвия касался пола, В комнате воцарилась такая тишина, что Джилл слышала, как бьется ее сердце. Груффид сделал выпад и нанес удар – меч вылетел из его руки. Отскочив в сторону, он с грохотом упал на пол, а перепуганные посетители с визгом разбежались по комнате, от греха подальше. Каллин поднял лезвие своего меча, но не для того, чтобы нанести удар, а как будто указывая им на что-то. На мече было пятно крови. Выругавшись шепотом, Груффид стиснул запястье правой руки левой. Кровь сочилась сквозь пальцы.

– Я прошу всех быть свидетелями, что он нанес удар первым, – устало проговорил Каллин.

Комната наполнилась возбужденным шепотом, когда друзья Груффида удалились со своим раненым товарищем. Побледневший Блэйр бросился вслед, захватив меч Груффида. Каллин тем временем вытер лезвие о штанину, вложил меч в ножны, затем взял кружку и повернулся к своему столу.

– Джилл, а ну-ка слезай со стола, – сказал он раздраженно. – Что за невоспитанность?

– Я только хотела посмотреть, папочка, – ответила Джилл, спрыгивая вниз, – это было так здорово! Я даже не заметила твоего движения.

– Так же как и он, – сказал Каллин. – Ну ладно, Джилл, я допью эль, потом мы уложим все вещи и двинемся в путь.

– А я думала, мы останемся здесь ночевать.

Все еще возбужденный, Блэйр подбежал к ним:

– Проклятье, и часто с тобой такое случается?

– Частенько, – ответил Каллин. – Каждый из этих щенков думает, что его сильно зауважают, если он убьет Каллина из Кермора. – Он отпил эль большим глотком. – Все они хотят прославиться, поэтому цепляются ко мне, но мне это уже чертовски надоело.

– Еще бы, – Блэйр дрожал, как будто от холода. – Вот видишь, девочка, какая жизнь тебя ожидает в странствиях с отцом. Странная жена из тебя выйдет, когда ты повзрослеешь…

– А я выйду замуж только за человека, который будет таким же хорошим фехтовальщиком, как мой папа, – нашлась Джилл. – Хотя, скорее всего, я вообще никогда не выйду замуж.

Весь день они ехали быстро, не останавливаясь, и только к вечеру, за час до заката, Каллин решил, что они отъехали уже довольно далеко от отряда Груффида и теперь могут передохнуть. Они отыскали фермера, согласившегося продать немного овса для лошади Каллина и нового пони Джилл и разрешившего им расположиться на ночлег на обочине своего пастбища. Пока Каллин собирал дрова для костра в соседнем лесу, Джилл взяла под уздцы лошадей и повела их за изгородь. Ей пришлось тянуть их изо всех сил, пока она наконец не заманила их туда. Она уже возвращалась назад в лагерь, когда рядом неожиданно возник серый гном, который прыгал возле нее вверх и вниз. Джилл, смеясь, взяла его на руки.

– Ты следовал за мной? Я так рада!

Гном широко оскалился и улыбке и обнял ее за шею. На ощупь кожа его была сухой, покрытой чешуйками, и от него пахло свежевскопанной землей. Не раздумывая, Джилл взяла его с собой в лагерь и рассказала ему обо всем, что случилось с ними в дороге. Сначала он слушал внимательно, но вдруг нервно засуетился у нее на руках. Джилл обернулась и увидела Каллина, спешащего назад с охапкой дров, глаза его горели негодованием. Гном исчез.

– Во имя всех богов, Джилл! – сказал отец раздраженно. – Сколько можно играть в эти нелепые игры?! Бормочешь себе под нос и делаешь вид, будто что-то таскаешь в руках…

– Это ничего, папочка. Просто игра.

Каллин бросил охапку дров на землю.

– Чтобы я такого больше не видел. Ты выглядишь как полоумная. Прекрати эти дурацкие разговоры. Я куплю тебе куклу, если тебе так уж хочется с кем-то поболтать.

– У меня есть кукла. Спасибо.

– Тогда почему ты не поговоришь с ней?

– Хорошо, папа, я так и сделаю, обещаю.

Каллин внимательно посмотрел на нее.

– Ну, и во что же ты играла? – спросил он. – Опять какие-нибудь небылицы о диком народце?

Джилл опустила голову и начала ковырять траву носком ботинка. Каллин ударил ее по лицу.

– Не желаю больше слышать об этом. И прекрати бормотать себе под нос.

– Я больше не буду, папа, обещаю, – Джилл обиженно кусала губы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.

– Ну, будет тебе. – Он вдруг опустился перед ней на колени и положил руки ей на плечи. – Прости, что ударил тебя, милая. Твой отец сегодня весь на нервах. – Он выглядел растерянным и пристыженным. – Джилл, послушай меня. Многие в королевстве верят в то, что дикий народец в самом деле существует. Но ты знаешь, что люди говорят? Что все, кому дано их видеть, – колдуны и ведьмы. Ты понимаешь, что может случиться с тобой, если кто-нибудь услышит твои разговоры о диком народце? Хоть ты еще и маленькая, все равно могут быть неприятности. Я не хочу с мечом прорубаться сквозь толпу каких-нибудь злобных крестьян, которые решат тебя забить до смерти.

Джилл вмиг похолодела и задрожала всем телом. Каллин прижал ее к себе, но ей хотелось оттолкнуть его прочь и броситься в лес. «Я ведь вижу их! – думала она. – Значит, я ведьма? И теперь я стану старой каргой с дурным глазом, которая отравляет людей зельем…» Хуже всего, что она даже не могла поделиться с отцом своими страхами. Джилл разрыдалась.

– Ну ладно, ладно, – проворчал Каллин, – не сердись на меня. Хватит об этом, нам надо немного перекусить. Но теперь ты знаешь, почему не стоит упоминать о диком народце при посторонних.

– Я не буду, папа. Я очень, очень постараюсь.

Посреди ночи Джилл вдруг проснулась и обнаружила, что все вокруг сделалось серебристым в лунном свете. Серый гном примостился у изголовья, как будто охраняя ее. Каллин громко храпел, и Джилл отважилась прошептать:

– Ты мой самый лучший и верный друг, но я не хочу быть ведьмой.

Гном отрицательно затряс головой.

– Это правда, что только колдуны видят тебя?

И вновь последовало успокаивающее «нет». Он мягко дотронулся до ее лица, а затем исчез, унесенный порывом ветра, и это было похоже на танец в лунном сиянии. Джилл еще долго лежала без сна, улыбаясь сама себе с глубоким облегчением. И в то же самое время она понимала, что папа был прав; впредь она будет очень осторожной.

Обитатели Дэверри всегда были неугомонным народом. В давние времена Рассвета они исколесили тысячи миль, прежде чем основали старое королевство, Девецию Рига, что была частью Галлии. Барды до сих пор рассказывают в своих сказаниях о том, как они избегали вторжения руманов, бороздя океан под предводительством короля Брана в поисках Западных островов. Затем они объехали все острова, прежде чем король Бран увидел знамение – священную белую свинью, указавшую, где основать Дан Дэверри. Даже во времена Джилл эти люди проводили большую часть жизни в дороге – купцы с их караванами, мелкие торговцы с тюками, лудильщики, странствующие жрецы, молодые люди, переезжающие от одного лорда к другому в надежде найти место в отряде, и, конечно, серебряные кинжалы.

После нескольких недель беспокойной жизни вместе с отцом Джилл почувствовала, что соблазн кочевой жизни завладел ею. В пути всегда можно было увидеть что-нибудь необычное, повстречать новых людей, и теперь Джилл удивлялась, как она могла провести всю жизнь безвыездно в маленькой деревеньке.

У Каллина оставалось еще достаточно денег, поэтому Джилл удивилась, узнав, что он начал подыскивать новую службу. Все время, пока они двигались на восток по Керргонни, он постоянно расспрашивал о новостях, касающихся кровной вражды и пограничных войн.

– Лето почти миновало, – сказал он Джилл однажды ночью у костра во время привала. – Серебряный кинжал должен позаботиться о зиме. Конечно, далеко не всех в моем отряде так волнуют деньги, но ведь у них нет дочери, о которой надо заботиться.

– Это правда, папочка. Тебе когда-нибудь приходилось спать прямо на снегу?

– Нет, потому что я всегда мог вернуться на зиму к твоей маме. – Неожиданно Каллин погрустнел, его лицо увяло, он выглядел опустошенным. – Боги, единственная надежда на то, что она ничего об этом не узнает на том свете. Ее единственное дитя таскается по дорогам с таким человеком, как я!..

– Папа, ты очень славный, и мне с тобой нравится. Когда я вырасту, я тоже стану серебряным кинжалом, как ты.

– Ты только себя послушай! Девчонки не могут быть воинами.

– Почему? Так бывало во времена Рассвета. Я буду как Айва. Ты слышал эти сказания, папа? Бард лорда Мелина заходил к нам в таверну и пел для меня иногда. Я всегда просила его спеть об Айве. Она была великолепна. Ты знаешь, она была Ястребом.

– Да, я слышал такие легенды. Но это было очень давно. С тех пор все изменилось.

– Почему? Вовсе нет. Была ведь еще госпожа Гвенивер, и она жила в период Волнений, а не при Рассвете. Помнишь, мужчины надругались над ней, и она отплатила им за это. – Джилл положила руку на сердце, точно так, как делали барды: – «Навзничь они валились, и кровь цветки свои распускала на шлемах их и доспехах, дабы демоны ада могли их признать на входе…» Я заучила этот отрывок наизусть.

– Если когда-нибудь мы вернемся в Бобир, то я скажу барду лорда Мелина пару слов. Боги, кого это я произвел на свет?

– Ребенка, как две капли, похожего на тебя. Так мама всегда говорила. Она говорила, что я такая же упрямая, как ты, и совершенно несносная, когда на меня находит.

Каллин негромко рассмеялся. Джилл первый раз слышала, чтобы он смеялся вслух.

Наконец спустя два дня Каллин услышал интересные вести о найме солдат. Они остановились в дубовой роще, чтобы пообедать и как раз принялись за хлеб с сыром, как Джилл вдруг услышала топот двух коней, быстрой рысью приближавшихся к ним. Не успела она отреагировать на шум, как Каллин уже вскочил на ноги и стоял с Мечом наготове. Джилл поднялась только тогда, когда лица всадников, продиравшихся сквозь кустарник, уже были отчетливо видны. Они были вооружены, одеты в кольчуги и держали в руках обнаженные мечи.

– Стоять и не двигаться! – крикнул один из них. Когда они выехали на поляну, Каллин молча встал между ними и Джилл. Всадники остановили коней и вдруг заулыбались. Старший наклонился вперед в седле.

– Простите. Я думал, что вы люди лорда Иниса.

– Никогда даже не слышал о нем, – сказал Каллин. – А что мы натворили? Случайно явились в разгар междоусобицы?

– Вот именно. Мы служим тирину Браэду. Эти леса принадлежат ему, клянусь всеми богами!

– А я этого и не отрицаю. А что, лорд Инис возражает?

– Вот именно. Послушай, ты, похоже, серебряный кинжал. Ищешь работу? Очень кстати, нас только четверо против семерых из отряда лорда Иниса.

– Проклятье! – вскинул голову Каллин. – Кровавая, наверное, была драка!

– Ну, не совсем. Видишь ли, поначалу нас было пятеро против семерых. Но прежде тебе надо договориться с нашим лордом. Крепость всего в двух милях отсюда. Мимо нее не проскочишь.

И всадник, разумеется, оказался прав. В центре расчищенных пахотных земель виднелся невысокий холм. Крепость тирина была окружена толстыми каменными стенами. За ними располагалась четырехъярусная круглая башня, на крыше которой развевался красный с серым флаг. Как только они приблизились к крепости, Джилл разглядела, что большие обитые железом ворота в стене были только для вида. Стены давным-давно были разрушены. Три пролома в стене были такой ширины, что в них свободно могла проехать подвода. Плющ рос сквозь щебень, покрывавший землю. Внутри, за стеной, они обнаружили грязный двор, в котором когда-то было много построек, о чем свидетельствовали остатки фундамента и обломки стен, валявшиеся среди высокой травы. В одной башне верхняя часть стены была разрушена напрочь, так что Джилл могла видеть крохотные пустые комнатки.

– Что тут произошло, пап?

– Катапульта, не иначе.

Двор казался пустым и безмолвным, если не считать стаи больших белых гусей, ищущих улиток среди поросших плющом камней. Когда Каллин прокричал приветствие, из башни выбежал мальчик, одетый в грязный красно-серый плащ поверх рубахи и брюк.

– Вы кто? – спросил он.

– Каллин из Кермора. Я хочу поговорить с твоим лордом.

– Он сейчас говорит с моим отцом, но они не станут возражать, если вы просто войдете.

– Так не годится, – сказал сурово Каллин. – Ты должен поклониться мне и сказать: «Я осведомлюсь, любезный господин, но знатный тирин Браэд сейчас может быть занят важными делами».

Но он же не занят! Он ничего не делает, только воюет с лордом Инисом. А сегодня даже войны нет…

Приемный зал тирина Браэда в действительности оказался большой круглой комнатой, расположенной в нижнем ярусе башни. В зале было два больших каменных камина, украшенных резными изображениями львов. Между каминами могло разместиться около двух сотен людей. Дальний камин был оборудован под кухню, неряшливая девица стояла около кухонного стола и крошила морковку и турнепс на гарнир к баранине, которая жарилась на вертеле над огнем. Около ближнего камина были выставлены три стола и неустойчивые на вид скамейки. На одной из них за столом сидели двое мужчин и пили эль: мужчина средних лет с курчавой черной бородой и юноша лет семнадцати с длинным носом, почему-то напомнивший Джилл кролика. Он был одет в клетчатые брюки и рубаху, украшенную львами, – парень, скорее всего, и был тирином. Юный паж подбежал к столу и дернул лорда за рукав:

– Ваша милость, там пришел серебряный кинжал. Его зовут Каллин из Кермора.

– Правда? – Браэд поднялся с места. – Это кстати. Присоединяйтесь к нам.

Без всяких церемоний Браэд усадил Джилл и Каллина на скамью и отправил мальчика, которого звали Абрин, принести побольше эля. Сидящий рядом человек оказался его советником по имени Глин. Когда тирин снова уселся, его стул пугающе заскрипел.

– Я встретил двоих ваших людей в дубовой роще, ваша милость. Они рассказали мне о вашей междоусобице.

– Да, с Инисом, этим ублюдочным слизняком! – Браэд уныло глотнул пива. – Действительно, я бы хотел нанять тебя, но, к сожалению, моя казна в таком же плачевном состоянии, как и стены крепости. – Он посмотрел на Глина. – Может, мы наскребем еще хоть что-нибудь?

– Разве что коня. Он всегда сможет продать его в городе.

– Верно, – заухмылялся Браэд. – Или… как насчет капусты? У меня ее полным-полно. Ну же, серебряный кинжал, подумай только, какая это полезная вещь – капуста. Если оставить ее сгнить, то ею можно потом забросать врагов на улице. Если ты ухаживаешь за девушкой, то можно подарить ей свежий кочан, это будет так неожиданно для нее, или…

– Ваша милость! – прервал его Глин.

– Ну ладно, я увлекся, – Браэд сделал еще глоток эля, – но если ты согласен, то мы дадим тебе лошадь, а также поставим на довольствие и тебя, и твоего оруженосца.

– Я согласен, – сказал Каллин, – но это не оруженосец, это моя дочь.

– И правда. – Браэд наклонился поближе. – Ты чтишь своего отца, дитя.

– Больше всех на свете, – ответила Джилл, – кроме короля, конечно, но я его никогда не встречала.

– Прекрасно сказано, – Браэд громко рыгнул. – Какая жалость, что этот гнойный прыщ по имени Инис не имеет такого почтения к королю, как это невинное дитя.

Каллин повернулся, адресуя свой вопрос советнику Глину:

– А в чем причина вражды, любезный господин? Ваши люди сказали мне только, что спор возник из-за леса.

– В общем-то, да, – сказал Глин, задумчиво поглаживая свою бороду. – Вражда длится уже давно, еще с тех пор, когда дед лорда Иниса объявил войну деду их милости. В те дни они сражались за титул тирина и по прочим серьезным поводам, но понемногу все улеглось. Однако, видите ли, лес расположен как раз на границе двух поместий. Это последнее, что осталось решить.

– Инис так думает! – Браэд ударил рукой по столу. – Советник самого верховного короля лично рассматривал это дело и принял мою сторону.

– Ну, ваша милость, – примирительно сказал Глин, – Инис оспаривает только часть решения суда. Он уступил вам деревья.

– Да, но каков мерзавец! Утверждает, будто его свиные права древнее наших!

– Свиные права? – изумленно переспросил Каллин.

– Свиные права, – подтвердил Глин. – Понимаете, по осени крестьяне выпускают в лес свиней, чтобы те лакомились желудями. Но на всех свиней желудей не хватает…

– Так вот, этот высохший ослиный хвост утверждает, что желуди – его, – вмешался Браэд. – Его люди убили одного из моих парней, когда прошлой осенью мы гнали их свиней из леса.

Каллин вздохнул и сделал очень большой глоток эля.

– Папа, мне непонятно, – сказала Джилл. – Неужели человека можно убить из-за свинячьей еды?

– Это вопрос чести! – Браэд стукнул об стол своей кружкой с такой силой, что пиво расплескалось. – Я ни одному человеку не позволю лишить меня того, что мое по праву. Честь клана взывает к мести! Мы будем драться до последнего человека!

– Жаль, что мы не можем вооружить свиней! – заметил Каллин. – Каждый должен сам сражаться за себе пропитание.

– Вот было бы здорово! – воскликнул Браэд, радостно осклабившись. – Надеть на них маленькие шлемы, вместо мечей – клыки, а мы обучили бы их идти в атаку под звуки рога.

– Ваша милость! – взвыл Глин.

– Ну хорошо, действительно, я снова увлекся.

Глин с Абрином, который оказался сыном пожилого советника, отвели Джилл и Каллина в казарму, расположенную во дворе позади всех построек. Как это и было принято, стражники спали прямо над конюшнями. Зимой тепло от лошадиных тел помогало людям согреться. Но сейчас, в эти знойные летние дни, здесь стоял невыносимый запах. Глин показал Каллину пару свободных коек, потом помедлил, наблюдая, как Каллин разбирает свои принадлежности.

– Ты знаешь, серебряный кинжал, — сказал Глин, – я не стесняюсь признать, что очень рад твоему появлению. Нам очень нужен человек с твоим опытом.

– Спасибо, – ответил Каллин. – Вы давно служите у тирина, добрый господин?

– Всю его жизнь. Сначала я служил у его отца. И, надо сказать, он был великим человеком, одним из тех, кто пытался разрешить конфликт с помощью закона, а не меча. Боюсь, что лорд Браэд пошел в своего деда. – Глин замолчал, повернувшись к Абрину. – Джилл – наша гостья, Абрин, поэтому будь с ней вежлив. Идите, поиграйте на улице.

– Это означает, что разговор обещает быть интересным, – усмехнулся Абрин.

– Джилл, – сказал Каллин. – Кыш отсюда.

Джилл взяла Абрина за руку и повела его из казармы.

Они задержались возле конюшни, наблюдая, как гуси ходят среди камней, переваливаясь из стороны в сторону.

– Эти гуси щиплются? – спросила Джилл.

– Еще как. Держу пари, что ты их боишься.

– С чего ты взял?

– Ты девчонка. А девчонки всегда боятся.

– Неправда.

– Правда. И имя у тебя тоже странное. Джилл – это не настоящее имя. Так зовут только крестьянок.

– И что?

– Как что? Быть крестьянином – это хуже всего. И еще ты носишь штаны!

– Я никакая не крестьянка. А штаны купил мне папа.

– Твой отец – серебряный кинжал, а они все – отребье.

Джилл размахнулась и что было силы съездила ему прямо по лицу.

Абрин закричал от неожиданности, а затем ударил ее в ответ, но Джилл увернулась и стукнула его кулаком по уху. С воплем он прыгнул на нее и повалил на землю, но она била его локтем в живот до тех пор, пока он не освободил ее. Они боролись, пинали друг друга ногами, дрались кулаками, пока наконец Джилл не услышала, как Каллин и Глин кричат им, чтобы они прекратили. В следующий момент Каллин схватил Джилл за плечи и оттащил ее от беспомощного Абрина.

– И что все это значит? – спросил он раздраженно.

– Он сказал, что все серебряные кинжалы — отребье. И я его стукнула.

Абрин поднялся с земли и сел, хныкая и вытирая окровавленный нос. Каллин было широко улыбнулся Джилл, а потом поспешил снова сделать строгое лицо.

– Послушай, Абрин, – сказал сыну Глин, – так нельзя обращаться с гостями. Если ты не обучишься вежливости, то как же ты сможешь потом служить знатному лорду?

Глин повел Абрина в башню, нещадно ругаясь. Каллин начал счищать грязь с одежды Джилл, приговаривая:

– Во имя всех богов, моя дорогая, где ты научилась так драться?

– В Бобире, где же еще! Дети постоянно обзывали меня незаконорожденной, и я дралась с ними, а потом научилась побеждать.

– Что верно, то верно. Ты и впрямь дочь Каллина из Кермора.

До конца дня Джилл и Абрин старались избегать друг друга, но на следующее утро Абрин не выдержал. Он присел на землю около ее ног и пнул кусок дерна носком башмака.

– Извини меня за то, что я назвал твоего отца отребьем. Мой папа говорит, что у тебя может быть какое хочешь имя, и ты можешь ходить в штанах сколько угодно, и все такое. Извини.

– Спасибо. Я тоже сожалею, что разбила тебе нос до крови. Я не хотела так сильно ударить.

Абрин посмотрел на нее и улыбнулся.

– Хочешь, поиграем в войну? – предложил он. – У меня есть пара деревянных мечей.

Следующие несколько дней жизнь в крепости верховного лорда Браэда текла спокойно. По утрам Каллин в сопровождении двух всадников отправлялся патрулировать дубовую рощу.

После обеда Браэд с другими двумя всадниками приезжал ему на смену. Джилл помогла Абрину выполнить его обязанности по дому, после чего у них оставалась еще уйма времени, чтобы поиграть с мечами или кожаным мячом.

Единственной проблемой для Джилл была мать Абрина, которая считала, что девочке надлежит учиться шитью, а не бегать вокруг крепости. Но Джилл была настолько сообразительной, что наловчилась избегать ее. За обедом отряд ел за одним столом, а семьи лорда и Глина – за другим.

Иногда советник возвращался в свои комнаты сразу после обеда, а Браэд подходил выпить вместе со своими воинами. Он, как всегда, заводил разговор о семейной вражде, подробности которой обсуждались из года в год. Он знал наизусть обо всем, что случилось задолго до его рождения, но припоминал и все свежие обиды.

Так прошла неделя размеренной спокойной жизни. Однажды вечером к столу, за которым ужинали бойцы отряда, торопливо подошел Браэд; его светлые глаза блестели, выдавая возбуждение.

У него были новости: один из слуг был в деревне и слышал сплетни о планах Иниса.

– Безродный гнойник! Утверждает, что раз свиные права за ним, то он может посылать своих хрюшек в лес хоть летом, хоть осенью. И он намерен приставить к своим свиньям вооруженную охрану!

За исключением Каллина, весь отряд начал возмущаться, демонстративно грохая кружками об стол.

– А я говорю, что ни одна свинья и шагу не ступит по моему лесу, – продолжал Браэд. – И с этой минуты весь отряд целиком будет выезжать в дозор.