Глава 12ВЕТЕР ПЕРЕРОЖДЕНИЯ

Ланен

Проснувшись в середине дня, я увидела, что пещера заполнена сероватым светом, исходившим из отверстия у меня над головой. Акор лишь недавно отлучился: золото пола все еще хранило его тепло. Я выбралась наружу и отправилась через лес, чтобы справить естественные надобности и напиться из озерца. Как я и предположила минувшей ночью, исходя из доносившегося до меня шума, озерцо это не было стоячим, а представляло собой расширенную часть небольшой речушки. Вода была свежей и чистой, но при этом ледяной.

Это вполне соответствовало дню. Высокие облака заволакивали солнце, придавая небу зимнюю сероватость, а в воздухе веял обманчиво нежный ветерок, пробиравший меня до костей.

Я стояла на опушке леса и заплетала волосы в косу, глядя на облака, как вдруг заметила далеко в небе темное пятнышко. Либо это была очень большая птица, либо Акор, возвращавшийся к своей пещере. С каким-то даже удовольствием я наблюдала за полетом; наконец пятно приблизилось и приобрело явные очертания дракона.

Но очертания эти по-прежнему были темными.

Я бросилась к пещере. Что будет там со мною, лишенной всякой защиты? И кому известно про это место, если он сказал, что оно тайное? Может быть, его родителям, которые до сих пор живы? Или это близкий друг?

Ох, батюшки! Шикрар!

Я едва успела нырнуть в полумрак деревьев, когда дракон спустился на поляну. Что, ж, как говорится, грешникам нет покоя.

Шикрар

— Акхоришаан, ты здесь? Я ищу тебя с рассвета, ты мне нужен, друг!

Ответа не последовало, хотя я мог поклясться, что пещера не была пустой. Я просунул голову в глубь прохода.

— Акхор, ради нашей с тобою дружбы, выйди ко мне, если ты здесь.

И тут я учуял ее.

В гневе я ударился головой о низкий свод пещеры, затем выкрикнул яростно:

— Акхор, во имя Ветров, что ты творишь!

Ланен

— Господин Шикрар, — произнесла я. — Я не знаю, что ты сейчас говорил, но если ты ищешь Акора, то его здесь нет. Это я, Ланен. Мы разговаривали с тобой позапрошлой ночью, — я вышла на середину пещеры, чтобы ему было меня видно, оставаясь на удивление спокойной, чего сама от себя не ожидала. — Акор принес меня сюда прошлой ночью, чтобы мы могли поговорить, а потом я заснула. Когда проснулась, его уже не было.

В горле у него проклокотало. Это был ужасный звук, похожий на рычание невообразимо огромного медведя. У меня в голове зазвучал Язык Истины, к которой он прибегнул:

«Гедри, говори со мною об этом на Языке Истины, иначе я испепелю тебя на месте! Где Акхор и как ты попала сюда?»

Дело обернулось несколько лучше, чем я предполагала.

Изо всех сил я постаралась сосредоточиться. Представить себе окошко, как учил меня Акор, и посылать через него свои мысли. Оно не должно быть слишком большим, а мне надо думать только о том, что я хочу сказать.

«Мой господин, я говорю тебе лишь правду. Акор и я прилетели сюда прошлой ночью, чтобы говорить друг с другом. Случилось много такого, чего мы совсем не ожидали, и мы пробеседовали до рассвета. Я уснула, а когда пробудилась, его не было. Клянусь своею душой, что говорю правду. Я не желаю и никогда не желала вашему Роду зла».

Не знаю, многие ли из моих побочных мыслей он прочел. По крайней мере, Шикрар не выглядел опешившим и, похоже, не собирался впадать в еще больший гнев, хотя это наверняка случилось бы, узнай он правды больше, чем я намеревалась ему сообщить.

— Должно обсудить это на Совете. Где Акхор? — спросил он на моем языке.

— Я правда не знаю этого, господин.

— Я должен его разыскать! Он мне не ответил, его разум закрыт для меня, — при этих словах голос зазвучал удрученно. — Детище гедри, не откроет ли он свой разум тебе?

Я пыталась сдерживать дрожь, довольно твердо держась на ногах, однако голос мой трепетал и напоминал старушечий:

— Думаю, это возможно, господин. Хорошо. Я попробую.

— Выйди оттуда, снаружи это будет легче, — сказал Шикрар.

Попятившись, он освободил проход — только тут я поняла, что он был слишком велик, чтобы легко проникнуть в пещеру.

Я собралась с духом, призвав на помощь всю свою смелость, обернувшись ею, точно плащом. «Если он намерен прикончить меня там, Акору хотя бы не придется очищать свой вех-чертог от моих костей, — думала я. Я вышла на середину поляны. — Дыши глубже, Ланен, девочка. Узри его разумом, воззови к нему».

«Акор, где ты? Это Ланен».

Он сейчас же мне ответил. В голосе его слышалась улыбка.

«Добрый день, дорогая моя! Я уже возвращаюсь к тебе. Я охотился, чтобы нам обоим было что поесть. И спасибо, что упомянула свое имя, милая, однако я различил бы голос твоего разума из тысячи других. Скоро я буду с тобой».

«Оставайся сосредоточенной, девочка. Шикрар слышит лишь твою речь, разум Акора ему недоступен», — напомнила я себе.

«Акор, господин, твой друг Шикрар здесь и хотел бы поговорить с тобою. Что-то его очень сильно тревожит».

Я старалась, чтобы страх мой не закрался ненароком в последние слова, но, думаю, у меня не очень-то это получилось.

Акхор

«Акор, господин, — спокойствие, сохранять полное спокойствие — твой друг Шикрар здесь — он рычит на меня — и хотел бы поговорить с тобою — с утра пытается сделать это, я могу говорить с тобой, а он не может, и это его обижает. — Что-то его очень сильно тревожит — страшно расстроен, пока еще не убил меня, но я боюсь за свою жизнь».

Я немедленно дал Шикрару доступ к своему разуму. Ему даже не обязательно было говорить мне все, — я увидел источник его тревоги, едва до меня долетели его первые слова:

«Акхор, сердечный мой друг, наконец ты мне ответил. Нет, не мне — гедри, ну да ладно, сейчас не время. Акхор, умоляю тебя! Все дело в Миражэй: ей пришла пора рожать, но что-то происходит не так, что-то ужасное. Помоги мне! Я не знаю, как мне быть».

Иногда случается, что роды проходят сложно. Раньше такое бывало редко, но даже в те времена мы боялись этого.

Я сейчас же выпустил животное, которое нес в когтях.

«Я лечу к Родильной бухте, Шикрар, но ты должен поклясться мне кое в чем».

«В чем угодно».

«Принеси с собой Ланен».

«Нет!»

«Хадрэйшикрар, сердечный друг мой, ты должен сделать это. Ты же знаешь, что я прошу об этом не просто так! У меня возникла одна мысль. Ты должен принести ее ради спасения Миражэй. Пообещай мне. Ради спасения твоего сына».

Он согласился; в голосе его слышалась такая мука, что я содрогнулся.

Мчась на крыльях Ветра к Родильной бухте, я воззвал к Ланен и поведал ей о нашем разговоре.

Ланен

Воспользоваться услугами Шикрара для меня было не большим желанием, чем для него самого. Он держал меня на некотором расстоянии от себя, и ему пришлось крепко заключить меня в свои когти. Я ценила его отношение ко мне, однако очень быстро продрогла. Не будь его лапы сами по себе теплыми, я бы промерзла насквозь.

Полет был долгим, но на этот раз мне хотя бы было видно, где мы летим. Похоже, Родильная бухта находилась на северо-западной оконечности острова, так что у меня было достаточно времени хорошенько рассмотреть простиравшиеся подо мной земли.

Нам пришлось лететь через центральную часть острова; это было дольше, чем если бы мы летели напрямик, но только так Шикрар мог миновать горную цепь, разделявшую остров на две половины, южную и северную. Лишь в одном месте этот устрашающего вида хребет был пересечен ущельем — через него мы и полетели.

Северная часть острова существенно отличалась от южной. Леса здесь встречались гораздо реже; зачастую под нами на многие лиги простиралась лишь черная скалистая пустошь. Один из отрогов горного хребта тянулся далеко на север, у оконечности вздымаясь еще одной горой, зловеще курившейся сотней дымов. Один из склонов горы был черен, покрытый, как мне показалось, расплавленной и застывшей горной породой. Я не могла себе представить силищу, способную заставить камень течь, будто грязь.

На краю этой пустынной местности мы и снизились по прошествии нескольких часов. Солнце уже клонилось к закату, но в серых сумерках мне был виден каменный утес, а под ним — темное, усеянное обломками скал побережье морского залива и небольшое озеро неподалеку.

Нас поджидали четверо кантри. Самый большой, размерами лишь немного уступавший Шикрару, был цвета меди. Второй сидел в озере у берега, и кожа его сияла, словно натертая до блеска латунная поверхность, несмотря на довольно пасмурный вечер. Еще один находился подле воды и цветом напоминал темно-бронзового Шикрара. Четвертый сиял чистым серебром — наконец-то я перевела дух — резко выделяясь среди прочих. Серебряный царь, явившийся, чтобы помочь своим сородичам.

Шикрар выпустил меня за миг до того, как лапы его коснулись земли. Следует отдать ему должное: он постарался сделать это как можно осторожнее, однако я настолько замерзла, что мои окоченевшие ноги отказались мне служить. Вскрикнув, я повалилась на каменистую поверхность.

Акор вмиг оказался подле меня.

«Что с тобою, милая?» — обратился он ко мне мысленно, и голос его звучал тепло и любяще.

— Я вся закоченела, — ответила я, стуча зубами.

Не говоря ни слова, он дохнул на меня. Нежно, ровно — словно теплый ветерок, веющий сквозь столь же теплый туман. Было чувство, будто принимаешь паровую ванну.

Сначала тепло доставило мне не меньше неудобства, чем холод; но очень скоро тело мое начало оттаивать. Лицо, руки и ноги у меня все еще ныли, но сейчас я могла хотя бы двигаться, чтобы не дать крови застыть.

«Смотри, малютка, — вновь обратился ко мне Акор на Языке Истины, не прекращая при этом вдыхать в меня свое тепло. — Ту, что находится ближе всего к тебе, зовут госпожа Идай. Вторая, что помоложе и ярко сверкает, — это Миражэй, у нее возникли трудности при родах. Рядом с ней — ее супруг Кейдра, сын Шикрара. Я рад, что ты здесь. Возможно, мне понадобится твоя помощь, если иные средства окажутся бессильны».

— Я сделаю все, что смогу, — ответила я вслух.

Я вспомнила о том, что он говорил мне минувшей ночью. Ребенок Кейдры — это первый детеныш, который должен был родиться за последние триста лет, и ему угрожала опасность. Я чувствовала их смятение; несмотря на их неподвижные лица, я с первого взгляда могла бы сразу сказать: что-то не так.

Акхор

Мы с Шикраром направились к Идай, которая казалась самой спокойной из всех. Но стоило ей обратиться ко мне, как ее тревога стала очевидной, как и ее гнев:

«Акхор, господин мой, я отослала всех остальных в их жилища. Никто из них не помнит больше, чем помню я, даже КериД'жан, и все они могли лишь стоять вокруг Миражэй и выражать ей свое сочувствие, а это ей сейчас нужно менее всего. Акхор, я боюсь за нее. У нее потуги с прошлого вечера. Даже самые сложные роды никогда не длились более полусуток. Тех, кто мучился дольше, мы в конце концов теряли».

«Мать или ребенка, Идай?»

«Обоих, мой господин. Обоих, — она воззрилась на меня, теперь уже явственно выражая всем своим видом гнев. — А ты еще решил притащить сюда своего питомца-гедри, чтобы тот был свидетелем всего этого! Как мог ты предать свой народ? Тебя настолько мало заботят чувства Шикрара, счастье Миражэй и Кейдры, что ты готов привести сюда врага нашего племени? Щикрар рассказал мне о вашей встрече и о твоей одержимости. Не должно так поступать, Акхор. Этому существу следует удалиться, иначе я уничтожу его на месте. Никогда за всю историю мира гедри не появлялись в столь священном месте. Этому не бывать!»

Я почувствовал, что и сам начинаю проявлять гнев. Но ради Миражэй я сумел совладать с собой и сохранить хоть чуточку спокойствия, что было нелегко, когда Идай угрожала жизни моей возлюбленной.

«Госпожа Идай, ты считаешь меня совершеннейшим глупцом? — ответил я сурово на Языке Истины. — Или ты думаешь, что я настолько сошел с ума, подвергся влиянию зла, лишился сердца, что готов открыто пренебречь даже взглядами Шикрара, зная, насколько он не приемлет гедри? Эта дочь гедришакримов — Ланен — находится здесь и станет свидетельницей, но не смерти, а рождения; и, может случиться, нам понадобится ее помощь. Она останется».

«Нет, Акхор! Ты что, одурманен злыми чарами? Так не может быть, это противится природе вещей, я не позволю!»

«Я не спрашиваю твоего позволения, Идай. Ты не причинишь ей вреда, и она останется здесь».

«Нет!» — вскричала Идай не своим голосом и бросилась к Ланен.

Ланен

Я направилась к озеру. Почему-то мне казалось неудобным просто стоять и глазеть. Подойдя, я поклонилась той, что сидела в воде. У самого берега, и ее супругу, ожидавшему в некотором отдалении. — Меня зовут Ланен, — сказала я.

Миражэй устремила на меня неопределенный взгляд, но не пошевельнулась и не ответила. Ее супруг наклонил голову, стараясь получше меня рассмотреть. Он что-то громко произнес, но я не поняла его, однако в следующее мгновение разум мой услышал, как он обращается ко мне на истинной речи.

«Ланен, люгу ли я обратиться к тебе.? Меня зовут Кейдра».

«Конечно, я совсем не против. Ты сын Шикрара?»

«Потрясающе! Выходит, Акхор и в самом деле говорил правду. Гедри, владеющая Языком Истины! Ты — друг Акхора?»

«Да, — ответила я. — Сожалею, что твоей госпоже приходится так тяжко. Нужно ли что-нибудь сделать?»

Он, должно быть, что-то ответил, но тут меня отвлекло громкое шипение, и передо мною внезапно оказалась та, вторая, что была покрупнее и которую Акор назвал Идай. В следующий миг перед глазами у меня закружился расплывчатый вихрь. Существа двигались так стремительно, что я не могла разобрать, что происходит, пока все не прекратилось. Оказалось, что Миражэй, сидевшая в воде, метнулась вперед и преградила путь Идай своей головой, зашипев на нее. Идай, по-видимому, настолько опешила, что отступила, едва уклонившись от челюстей Миражэй. Я лишь заметила, как Идай опускает свою огромную лапу с пятью острыми, подобно мечам, когтями. Я была бы сейчас мертвее, чем Перрин, а еще сильнее удивлялась бы, как же это меня угораздило умереть.

Акхор

Хвала Ветрам, что Миражэй оказалась рядом; я слишком поздно угадал намерение Идай. Когда опасность миновала, я не спеша отошел к морю.

«Идай».

Она не в силах была пошевельнуться от удивления, а голова Миражэй по-прежнему преграждала Идай путь к Ланен, которая даже не отпрянула.

«Идай! Предстань перед своим владыкой и держи ответ!» — повелел я, прибегнув к державной речи правителя.

Как и следовало ожидать, это привело ее в трепет. Она приблизилась ко мне, стоявшему у кромки моря, и поклонилась, как того требовала верность государю.

«Идай, на тебя возложена ответственность быть для Миражэй родильной сестрой; ты же вместо того, чтобы заботиться о ней, заставила ее, всегда столь смиренную, бросить тебе отчаянный вызов. Что скажешь ты в свое оправдание?»

«Я скажу, что ты сам вынудил меня на это, мой государь, и тебе придется ответить перед лицом Совета!»

«Хорошо. Тогда мы оба ответим. Но ты поклянешься, что оставишь эту гедри в покое, пока мы здесь, а иначе я изгоню тебя прочь, пусть даже ты и родильная сестра».

— Хорошо, — сказала она вслух, стиснув при этом зубы. — Пусть живет, несмотря на всю мою ненависть. У нас есть более важные заботы.

— Согласен. Прежде следует помочь Миражэй родить малыша. Ты сказала, что тебе знакомо подобное. Чем вызвано затруднение?

Она преклонила голову, и я начал понимать, что ее гнев наполовину вызван отчаянием и беспомощностью.

— Акхор, малыш развернут неправильно. Он не может помочь себе появиться на свет.

Это была самая худшая из всех возможных вещей.

— И ничего нельзя сделать?

— Прежде, в редких случаях, если при родах присутствовала молодая помощница, она могла проникнуть в родовой канал и вытащить малыша, — она понизила голос. — Иногда новорожденный выживал; но наши руки не приспособлены для подобного. Эти когти даны нам Ветрами для обороны, чтобы мы могли добывать себе пропитание или умерщвлять своих врагов, они слишком грубые. Но даже в тех редких случаях, когда малыш оставался жив, мать все равно погибала.

— Всегда?

Она отвернулась от меня, всем своим видом выражая горесть:

— Всегда…

Я увидел, что Шикрар и Кейдра объяты страхом, смешанным с озабоченностью, однако оба стараются сохранять спокойствие, чтобы их тревога не передалась Миражэй. Сама же она лежала теперь на спине, погрузившись в теплую воду родильного озера, закрыв глаза. Тело ее, так прекрасно изменившееся с зарождением в ней новой жизни, напрягалось: она пыталась тужиться, но все понапрасну. Самоцвет ее души потускнел. С удивлением я увидел, что моя милая Ланен опустилась на колени возле самой воды, и лицо ее сморщилось от переживаемой ею горести. Она не понимала нашу с Идай Речь, ибо мы говорили на своем языке, но каким-то образом знала, что дела очень плохи.

Теперь Идай сопровождала свою горесть выражением боли; в Душе я вторил ей, испытывая страх и страдания.

«Государь, я не вижу иного выхода. Я должна попытаться спасти малыша, иначе погибнут оба».

— Подожди, — произнес я вслух.

Смутные мои мысли наконец-то обрели четкие очертания. Я завидовал тому, какие у гедришакримов руки: маленькие, гладкие, осторожные…

Два наших народа изначально жили в мире. Вместе.

— Ланен, не подойдешь ли ты к нам? — обратился я к ней на ее языке. И добавил — ей одной: «Подойди, милая. Я нуждаюсь в тебе».

«Все, что в моих силах, дорогой мой Акор. Как мне помочь этой отважной госпоже?»

Ланен.

С запозданием я поняла, что ответила ему на Языке Истины, даже не пытаясь при этом сосредоточиться, и остальные наверняка все слышали. Впрочем, в следующий миг я уже позабыла об этом.

— Ланен, ты знаешь, как совершать роды?

Несмотря ни на что, я все-таки улыбнулась. Вот так вопрос!

— Сама я с этим пока не знакома, но я не раз помогала при родах как представительницам моего народа, так и лошадям.

— Наша история рассказывает нам о целителях среди твоего народа, что умели творить великие вещи, используя могучую силу рук и разума. Владеешь ли ты подобным искусством?

Я понадеялась, что это не было для него главным.

— Нет. В детстве меня подвергали испытанию, но во мне не оказалось ни малейших признаков того, что я способна к целительству.

Акор в конце концов поддался терзавшим его чувствам — голос его зазвучал удрученно и напомнил мне голос Шикрара, когда тот прилетел к пещере.

«Пойдемте, друзья», — сказал он на Языке Истины, обращаясь сразу ко всем, и, повинуясь ему, мы все подошли к самому краю родильного озера, где лежала Миражэй, охваченная болью и страхом.

«Дорогие мои друзья, — произнес он тем же образом. — Я не стану сидеть и смотреть, как одну из моего народа терзают муки боли, я постараюсь помочь, чем смогу. Миражэй, малышка, можешь ли ты взглянуть на меня?»

Она открыла глаза — они были ярко-голубыми, красивыми — и подняла на него измученный взгляд.

«Ты спасла эту маленькую госпожу от несправедливого нападения, за что я перед тобой в вечном долгу. Сейчас я предлагаю попросить Ланен помочь нам. Ее руки не имеют когтей, подобно нашим, быть может, ей удастся убедить малыша выбраться на белый свет».

«Акхор. нет!»

«Идай, твое слово тут ничего не решает. Я спрашиваю Миражэй, ее супруга и его отца. Что скажешь ты, Шикрар? Кейдра? Позволите ли вы ей попытаться?»

Думаю, он ожидал услышать в ответ шквал обеспокоенных возгласов, однако все остальные были готовы на что угодно, даже на это, за исключением Идай, все еще не спускавшей с меня горящих глаз.

С другой стороны, я была не готова к этому.

— Акор, нет!

— В чем дело, малютка?

Я… Она ведь… Акор, я раньше никогда… — но тут я осознала, что и никто из них раньше этого не делал. — Ну, хорошо. Если госпожа позволит, — я поклонилась, глядя в добрые глаза той, что спасла меня. — Так как же?

— Она не может говорить, Ланен. Во время родов жены кантри становятся безмолвны, да и в любом случае, Миражэй не владеет твоим языком.

— А на Языке Истины она может говорить?

— Немного, хотя это ей и трудно.

Я посмотрела на нее. Даже мне было видно, как она страдает.

«Могу ли я обратиться к тебе?»

Она кивнула, а Кейдра ответил вместо нее:

— Ее зовут Миражэй.Я сосредоточилась.

«Госпожа Миражэй, я — Ланен. Позволишь ли ты помочь тебе?»

Даже Язык Истины стоил ей немалых усилий, но она сумела ответить:

«Мне не рассказывали о тебе всей правды, гедри, — ответила она, и голос ее разума был мягок, несмотря на терзавшую ее боль. — Если уж ты владеешь Языком Истины, кто знает, на что ты способна. Хорошо, попробуй, если сможешь. А-а-а!»

Я содрогнулась, ощутив разумом всю ее боль. Дела ее и впрямь были плохи. И, похоже, она не могла сдвинуться с места. Я почти не раздумывала. Сняв сапоги и плащ, сбросив толстый суконник, я осталась лишь в гетрах и рубашке — и шагнула в воду. К моему удивлению, она оказалась теплой, почти горячей. Я почувствовала такое блаженство!

Но лишь поначалу.

Я не слишком хорошо помню, что происходило потом. Солнце садилось. Становилось все темнее и темнее, и мне пришлось полагаться больше на чувства, чем на зрение. Время от времени Миражэй, находя в себе силы, обращалась ко мне на Языке Истины, а я велела ей кивать мне или мотать головой, чтобы я могла понять, когда ей становилось легче, а когда больнее.

Хуже всего было, когда я первый раз попыталась просунуть руку в родовой канал. Я думала, что потеряю сознание от боли. Мгновенно выдернув руку, я опустила ее в воду. Ее все еще жгло, хотя уже не так сильно. Но нужно было что-то делать.

Я велела Акору, чтобы он разорвал надвое мой плащ — мой замечательный зеленый плащ; в тот миг я была настолько озабочена судьбой Миражэй и ее детеныша, что даже не поморщилась при мысли, что мне придется его лишиться. Я обернула обе руки, от кончиков пальцев до плеч, этими кусками войлока. Так было гораздо лучше: толстый двойной слой, обернутый в несколько раз вокруг рук, защищал их не хуже мягких доспехов. Мне довольно долго удавалось терпеть жар. Когда же наконец я выправила смертоносное положение малыша, мне пришлось все-таки размотать кисти рук, прежде чем вытянуть его наружу. Наверное, пока детеныш выходил, я визжала так, словно рожала сама.

Но мне никогда не забыть того мига, когда я подняла над водой маленькую мягкую головку, чтобы детеныш мог сделать свой первый вздох. Я совершенно позабыла о боли, стоя по пояс в воде и держа на руках — всего лишь несколько мгновений — новорожденного дракончика. Он был не больше только что появившегося на свет жеребенка. Глаза его были открыты, и он смотрел на меня, словно говоря мне спасибо. Я рассмеялась от восторга, потом повернула его к матери. Он начал издавать звуки, которые чем-то даже напоминали плач человеческого новорожденного. Миражэй обнюхала его.