- Хватит шуточек! - крикнул самый высокий судья. - Теперь мне ясно: обвиняемый Фердинанд Великолепный и в самом деле совершил те деяния, в которых он обвиняется. На основании чего обвиняемый приговаривается к уплате пятидесяти тысяч злотых штрафа с заменой такового в случае неплатёжеспособности обвиняемого тюремным заключением сроком на пять месяцев.
      - Браво! - воскликнул Фердинанд, захлопав в ладоши. - Высокий суд замечательно это выразил! Браво, браво, ещё раз браво!
      Судьи посмотрели друг на друга и поспешно покинули зал. За ними скользнул, словно тень, секретарь с квакающим голосом.
      Едва они очутились за дверями, главный судья сказал:
      - По-моему, он сумасшедший!
      - Нам тоже так кажется, - шёпотом согласились с ним остальные.
      V
      - Ничего не поделаешь, дорогой Фердинанд, придётся платить штраф, - заявил старичок дежурный, когда Фердинанд рассказал ему о происшедшем. - Приговор вступил в силу и обжалованию не подлежит.
      - Откуда я возьму столько денег? - спросил расстроенный вконец Фердинанд.
      - Наверно, дома у вас есть кое-какие сбережения...
      - По правде говоря, денег у меня никогда не было. Да я о них и не думал.
      - В таком случае, может быть, попросите в долг?
      - У кого? - с грустью отозвался Фердинанд.
      - Тогда выход только один: деньги надо за-работать. Иначе не миновать вам тюрьмы, - заключил старичок.
      - Тюрьма так тюрьма!
      - Вы даже не представляете себе, дорогой Фердинанд, что такое пять месяцев тюрьмы! Это более чем сто пятьдесят дней. Понимаете вы это?
      - Подумаешь, - проговорил в отчаянии Фердинанд. - Отсижу и выйду.
      - Иногда один день на свободе, бывает, тянется до бесконечности. Так что ж говорить про сто пятьдесят дней в тюрьме? Вы когда-нибудь сидели?
      - Ни разу.
      - Те, кому это довелось, говорили, что удовольствие маленькое.
      - Жизнь состоит не из сплошных удовольствий, - философски заметил Фердинанд.
      Счастье не всегда бывает с нами:
      Солнца нет порой над головой,
      Кошки нет порой на мостовой,
      И жаркого тоже нет с костями.
      - Хорошенький стишок, - заметил дежурный. - Я ещё ни разу его не слышал. Что-то новенькое?
      - Я только что сам его сочинил, - скромно пояснил Фердинанд.
      - Вы пишете стихи? - спросил с удивлением дежурный.
      - Иногда.
      - Стихотворение прелестное, но, по правде сказать, я не всё понял.
      - Например?
      - Я не понял про кошку... А потом, при чём тут кости?
      - Послушайте, да ведь это ж поэзия! - воскликнул Фердинанд. - В поэзии встречается и непонятное. Порой там скрыта глубокая мысль, и надо подумать, прочитать стихотворение несколько раз подряд, прежде чем дойдёшь до сути. Это стихотворение, однако, очень простое.
      - И всё-таки про кости я никак не могу понять.
      - Неважно. Поэзия должна быть, как бабочка: пролетела - исчезла.
      - Знаете что! - хлопнул себя по лбу дежурный. - У меня есть идея! Такая, что только держись!
      - Вы её запишите, - посоветовал Фердинанд. - Если сразу не запишешь, потом ни за что не вспомнишь.
      - Так ведь эта идея для вас.
      - Для меня?
      - Для вас! - заволновался дежурный. - Надо ж вам заработать на штраф!
      - Что ж это за идея? - заинтересовался Фердинанд.
      - Вы только послушайте... Был я однажды в цирке...
      - Ну и что? - со скучающим видом спросил Фердинанд.
      - И был там один артист...
      - Тоже ничего особенного...
      - Этот артист выходит на арену... Вы меня слушаете?
      - Слушаю, слушаю...
      - Так вот, выходит он на арену...
      - Наверно, дрессировщик, - подсказал Фердинанд.
      - В том-то и дело, что нет, - замахал руками дежурный. - Он выходит на арену...
      - И показывает фокусы.
      - Вовсе даже не фокусы. Он выходит на арену...
      - Знаю! - воскликнул Фердинанд. - Акробат.
      - Никакой не акробат, - начал уже сердиться дежурный. - Он выходит на арену...
      - И наверно, играет на редком инструменте: на пиле или на полене!
      - Ничего подобного! И он вообще не играл. Он на арене...
      - Танцевал...
      - Нет.
      - Ну, тогда я не знаю, - сдался Фердинанд.
      - Он, понимаете ли, на арене говорил стихами.
      - Стихами?
      - Да-да, стихами. В рифму. Было это так забавно, что все покатывались со смеху.
      - Такие мастера бывают, - протянул Фердинанд.
      - А что, если и вам попробовать? - предложил дежурный.
      - Попробовать мне?
      - Ну да. Что, если вам говорить в цирке стихами? Вам хорошо заплатят!
      - Зачем мне деньги? - простодушно спросил Фердинанд.
      - То есть как "зачем"? - изумился дежурный. - Вы что, забыли, что вам предстоит платить пятьдесят тысяч штрафу?
      - Забыл, забыл, - признался Фердинанд.
      - Ведь вы умеете говорить стихами...
      - Немножко умею. Только мне кажется, для выступления в цирке я не такой уж забавный.
      - Забавный, Фердинанд, вы забавный! - громко стал разубеждать его дежурный. - Забавный! Несомненно забавный! Вы даже не представляете, какой вы забавный!
      Фердинанду показалось это обидным.
      - А я-то думал, что серьёзный.
      - Одно другому не мешает. Серьёзные часто бывают забавными, дорогой Фердинанд. Вы и сами, наверно, это замечали. Мне кажется, приятно быть забавным. Я готов дать что угодно, только б люди надо мной смеялись.
      - А не смеются?
      - Крайне редко. Суд не подходящее место для смеха. Другое дело - цирк!
      - У меня, к сожалению, - сказал с грустью Фердинанд, - знакомств в цирке нету.
      - А у меня есть, - выпалил дежурный.
      - Может, вы знакомы с директором?
      - Должен вам сказать, директор в цирке - не фигура.
      - Тогда, может, с кассиром?
      - Тоже нет.
      - Тогда с дирижёром оркестра?
      - Опять не угадали. Я, знаете ли, знаком с таким лицом, которое поможет всё наилучшим образом устроить.
      - Сдаюсь, - ответил Фердинанд, - опять не угадал.
      - Мой хороший приятель работает рассыльным в самом большом цирке. Вы пойдёте к нему...
      - Ну и дальше? - спросил Фердинанд.
      - Пойдёте к нему, и он велит директору с вами поговорить. Тогда вы растолкуете что и как и скажете директору, что умеете говорить стихами, что вы вообще забавный малый. Может, он и вставит вас в номер.
      - А это очень больно, когда вставляют в номер? - спросил, слегка робея, Фердинанд.
      - Больно? Так ведь "вставить в номер" означает включить в программу. Вы что, не знали?
      - Не знал, - признался Фердинанд.
      - Когда артист делает что-нибудь в цирке или на эстраде, не говорят, что он выступает, а говорят, что его вставили в номер. Звучит солиднее.
      - Я люблю, когда солидно звучит, - заметил Фердинанд. - Я побежал!
      - Минуточку!.. Сейчас я вам напишу записку к своему приятелю, - заявил дежурный, взяв ручку и с важным видом макая перо в чернила.
      VI
      Директор цирка принял Фердинанда без промедления.
      - Что вы умеете? - спросил он, раскуривая трубку.
      - Я умею сочинять экспромтом стихи, - сказал Фердинанд.
      Директор окутался клубами табачного дыма.
      - Стихи, стихи... - пробурчал директор. - Это не чудо сочинять экспромтом. Я многих знаю, которые сочиняют.
      Фердинанду стало не по себе.
      "Вот тебе и на! - подумал он. - Придётся, Фердинанд, познакомиться тебе с тюрьмой. Не заработаешь на стихах - угодишь за решётку, с судом шутки плохи".
      - Можно, разумеется, сочинять и стишки, - послышался голос из табачного облака. - Но надо сопровождать это каким-нибудь трюком. Вы понимаете, что значит "сопровождать трюком"?
      - Сопровождать - значит сопровождать, - сказал, не задумываясь, Фердинанд, - а трюком - это... - И тут он запнулся.
      - Трюком в цирке называется, как бы это вам сказать... - Директор помедлил, подбирая подходящее слово. - Короче говоря, под словом "трюк" подразумевается трюк. Вы меня понимаете?
      - Мне кажется, понимаю, - поспешно согласился Фердинанд, который старался произвести на директора как можно более благоприятное впечатление.
      - Так вот. Дело заключается в том, чтоб номер был интересным и оригинальным. Надеюсь, Великолепный, вы знаете, что значит "оригинальный"?
      - Откровенно сказать, не очень, - признался Фердинанд, который опасался всякого незнакомого слова, считая, что может попасть впросак.
      - Оригинальный - это значит единственный в своём роде, такой, какого до сих пор никогда не было.
      - Как вы считаете, директор, я оригинальный? Единственный ли я в своём роде? Такой ли я, какого до сих пор никогда не было? - одним духом выпалил Фердинанд.
      Директор вышел на минуту из облака табачного дыма и стал разглядывать Фердинанда. Он обошёл его несколько раз вокруг, затем приблизился настолько, что Фердинанду показалось, будто он его обнюхивает.
      - Несомненно, Великолепный, в своём роде вы единственный, вы такой, какого до сих пор никогда не было. Одним словом, вы оригинальный! - заявил директор, завершив осмотр.
      - Урра! - закричал Фердинанд.
      - Да вы особенно не радуйтесь, - охладил его пыл директор. - Вид - это ещё не всё. Вид у некоторых оригинальный, а способности к искусству весьма средние, а то и вовсе никаких.
      Сказав так, директор сделал несколько шагов назад и вновь погрузился в своё облако. Фердинанду даже показалось, что он общается с таинственным духом, обитающим среди тумана, который то появляется оттуда, то исчезает.
      - Итак, вы утверждаете, что можете сочинять экспромтом стихи? осведомился исчезнувший в своём облаке директор.
      - Совершенно справедливо.
      - Где до сих пор случалось вам выступать?
      - В разных местах...
      - Ну всё-таки? - настаивал директор.
      - В основном в частных домах...
      - У тётушки на именинах?
      - И даже очень часто! - с гордостью подтвердил Фердинанд. - Вы себе не представляете, сколько у меня тётушек.
      - Выходит, вы просто любитель?
      - Да, да, я большой любитель этого дела.
      - Вы меня не поняли, - сказал директор. - Впрочем, неважно. Видите, сочинение стихов только тогда имеет смысл, когда из этого можно было сделать интересный номер. Допустим, публика станет задавать вам вопросы, а вы будете отвечать на них стихами.
      - Пожалуйста, пусть публика задаёт вопросы.
      - Но и это ещё не всё, - заметил директор. - Будет неплохо, если одновременно с этим вы станете делать гимнастические упражнения на трапеции под куполом цирка...
      - Я согласен, - упавшим голосом сказал Фердинанд.
      - Держась одной только рукой за трапецию...
      - Мне уже всё равно, могу и одной...
      - За трапецию, которая раскачивается взад и вперед?..
      - Пусть себе раскачивается, - согласился Фердинанд.
      - А вы в этот момент будете висеть вниз головой...
      - Ладно, пусть вниз головой!
      - Тогда всё в порядке! - радостно воскликнул директор, появляясь из дыма. - У нас есть сенсационный номер для ближайшей программы!
      - Минуточку, директор, - холодно возразил Фердинанд. - Номера пока ещё нет.
      - За чем же дело стало? - удивился директор. - Может, вы испугались?
      - Испугался? - рассмеялся Фердинанд. - Что за мысль пришла вам в голову, директор? Никто из Великолепных ещё не ведал страха.
      - Тогда объяснитесь! - воскликнул директор, размахивая своей огромной трубкой.
      - Всё это не так существенно. В иной ситуации я б и не заикнулся об этом... Мне хочется знать, сколько денег за сочинение стихов экспромтом в ответ на заданные публикой вопросы в положении вниз головой, ухватившись одной рукой за трапецию, которая раскачивается взад и вперёд под куполом цирка, могу я заработать?
      Директор выпустил изо рта огромный клуб дыма.
      - Что же... - сказал он. - Я могу предложить вам сто тысяч злотых.
      - Слишком много, - помотал головой Фердинанд.
      - Вы это серьёзно? - осведомился директор.
      - Совершенно серьёзно. Предложите мне половину этой суммы.
      - За такой номер вы требуете всего-навсего пятьдесят тысяч злотых? удивился директор.
      - Этого мне вполне достаточно.
      - Подпишем тогда контракт.
      - Подпишем.
      Когда контракт подписали, директор протянул Фердинанду руку.
      - Я рад, что вы будете в моей труппе! Если желаете, мы можем подписать контракт еще на одну программу.
      - Это от нас никуда не уйдёт, - пробурчал Фердинанд. - Будем надеяться, что с телевизором меня больше не накроют...
      - Это вы о чём? - спросил директор. - Не слышу.
      - Это я так, - ответил Фердинанд. - Ничего особенного.
      - Прошу вас убедительно только об одном, Фердинанд: начните репетиции как можно скорее.
      - Можете быть спокойны, - заверил директора Фердинанд. - Начну с сегодняшнего дня, особенно буду разучивать эту позу вниз головой...
      Когда хозяин с хозяйкой вернулись вечером домой, Фердинанд лежал в кресле в весьма странной позе: задние лапы вместе с хвостом - на спинке, а передние вместе с головой - на полу у самых ножек. Кресло стояло перед включённым телевизором.
      - Опять ты забыл выключить телевизор! - сказала хозяину хозяйка. - В который уже раз...
      - Забыл, ты полагаешь? - отозвался хозяин. - Ничего подобного! Я нарочно оставил включённый телевизор, чтоб Фердинанд без нас не скучал.
      - Так ведь он спит...
      - Спит?
      - И вдобавок в такой странной позе, посмотри: головой вниз.
      - В самом деле, - сказал хозяин, приблизившись к креслу. - Да и вообще он странный пёс, этот наш Фердинанд. - И, хлопнув Фердинанда несколько раз по спине, хозяин со смехом крикнул: - Эй, Фердинанд, проснись!
      ГЕНЕРАЛ
      I
      - Осмелюсь доложить, - сказал адъютант, вытянувшись в струнку перед Фердинандом, - только что получено сообщение: в ближайшее воскресенье на Площади Увеселений состоится большой парад.
      Фердинанд глянул краешком глаза в зеркало, висевшее рядом на стене, и с удовольствием убедился, что на нём генеральский мундир, весь раззолоченный, с галунами, с множеством блестящих пуговиц, орденов и аксельбантов.
      "Как забавно, - подумал Фердинанд, - никогда в жизни не носил такого мундира. Признаться, он мне к лицу".
      - Согласны ли вы, генерал, принимать в воскресенье парад? - спросил, замирая перед Фердинандом, адъютант.
      - Что за глупый вопрос! - ответил Фердинанд. - Конечно, согласен. Принимать парад - дело приятное. А вы кто такой?
      - Ваш адъютант, генерал, - ответил молодой человек, вытягивая руки по швам.
      - Понятия не имею, что это значит. Впрочем, неважно... - проворчал про себя Фердинанд. - Адъютант - красивое слово. Кто знает, может, и мне суждено стать когда-нибудь адъютантом, - размечтался вдруг Фердинанд.
      - Генерал не может быть адъютантом, - ответил, склоняя голову, адъютант.
      - Это почему же, уважаемый, я не могу быть адъютантом? - хорохорился Фердинанд. - Если вы можете, то я тем более могу, понятно?
      - Вы генерал, - пояснил адъютант, - а генералы не бывают адъютантами.
      - Захочу - буду адъютантом, и точка.
      - Адъютанты существуют, чтобы служить...
      - Ты что, молокосос, - заорал вне себя Фердинанд, позабыв о всяких правилах вежливости, - думаешь, я служить не умею? Если б не этот мундир, который мне тесноват, я б тебе показал, как служат! Надо присесть на задние лапы, передние вытянуть вперёд, вот так, видишь?..
      - Вижу, генерал, вижу... - сказал адъютант и, не в силах удержаться, расхохотался.
      - Чего смеёшься? - спросил рассерженный Фердинанд.
      - Замечательная шутка, генерал. Вы и в самом деле здорово умеете служить.
      - А ты умеешь?
      - Конечно, умею. Вы только посмотрите, генерал.
      Сказав так, адъютант присел слегка на корточки и уморительно замахал руками в воздухе.
      - Превосходно! - воскликнул Фердинанд. - Я вижу, мы с тобой прекрасная пара.
      - Рад стараться! - И адъютант вновь почтительно вытянулся. - Итак, могу я сообщить, что вы согласны принимать в воскресенье парад?..
      - Разумеется, согласен. А во сколько?
      - В десять утра.
      - Какая рань! - простонал Фердинанд. - Утром в воскресенье я люблю поспать.
      - Может быть, парад назначить несколько позже, - предложил адъютант, скажем, днём?
      - Днём в воскресенье часто бывает дождь, - заметил Фердинанд.
      - Это верно, - подхватил адъютант. - Днём в воскресенье часто бывает дождь.
      - Впрочем, случается в воскресные дни дождь и с утра, - заметил Фердинанд.
      - Случается, случается, - поддакнул адъютант.
      - А иногда бывает и с утра и днём...
      - Может, перенести парад на другой день? - спросил адъютант.
      - Мысль неплохая, - обрадовался Фердинанд. - Только на какой?
      - Действительно, в неделе столько дней... Выбрать что-нибудь подходящее и в самом деле трудно, - со вздохом заметил адъютант.
      - Может, понедельник? - предложил Фердинанд.
      - Устраивать в понедельник парады не очень-то хорошо, - отозвался адъютант.
      - Это почему же? - поинтересовался Фердинанд.
      - В понедельник люди не могут прийти в себя после воскресенья.
      - Тогда давайте во вторник...
      - Во вторник нельзя, потому что по вторникам в казармах генеральная уборка.
      - Генеральная? А мне приходить надо?
      - Не обязательно.
      - Тогда давайте в среду...
      - Исключено! - воскликнул адъютант. - По средам упражнения по команде "лечь - встать!"
      - А что, если в четверг, а?
      - Четверг... четверг... Что такое у нас в четверг? - задумался адъютант. Четверг тоже отпадает, потому что каждый четверг генеральская инспекция.
      - Генеральская? - спросил, заинтересовавшись, Фердинанд. - Это, выходит, чья же?
      - Ваша!
      - Моя?
      - Да, ваша, генерал.
      - Тогда в четверг ничего не получится. Давайте перенесём его на пятницу!
      - Ой, генерал, пятница скверный день!
      - Это почему же? - удивился Фердинанд.
      - Ещё ни один парад, назначенный на этот день, не обошёлся без происшествий. Старики ветераны не помнят ни одного удачного парада в пятницу. Обязательно кто-нибудь оплошает. То солдаты собьются с ноги у трибуны, то лошадь вдруг начнёт брыкаться, то пушка сама собой выстрелит. Нет, нет, решительно не советую...
      - Может, оно и верно, - согласился Фердинанд. - Зачем рисковать? Перенесём его в таком случае на субботу. Что вы скажете о субботе, мой друг?
      - Суббота и в самом деле идеальный день для парада, - ответил адъютант. Но у субботы есть один недостаток, генерал...
      - А именно? - осведомился Фердинанд.
      - Суббота всегда накануне воскресенья, и все к нему готовятся. Одни идут к парикмахеру, Другие принимают ванну, третьи гладят дома костюм и так далее... Кто будет любоваться парадом?.. А без зрителей парад - не парад. Вы ведь, наверно, и сами так считаете?
      - Весьма справедливо, - снова согласился Фердинанд. - Без зрителей парад не парад. Надо будет записать: в этой фразе таится великий смысл. Без зрителей парад - не парад... Без зрителей парад - не парад...
      И Фердинанд несколько раз подряд повторил эти слова, наслаждаясь их звучанием и взвешивая скрытую в них глубокую истину.
      - В какой же день мы можем, по вашему мнению, рассчитывать на наибольшее количество зрителей?
      - Мне кажется, - ответил, поразмыслив, адъютант, - наибольшее количество зрителей бывает в воскресенье.
      - Значит, вы считаете, что воскресенье больше всего подходит для парада? спросил Фердинанд, испытующе глядя на своего офицера.
      - Я думаю, да, генерал, - с уверенностью произнёс адъютант.
      - Что ж голову ломать? - сказал Фердинанд. - Устраиваем парад в воскресенье, и делу конец.
      - Слушаюсь, генерал. В воскресенье в десять утра, не так ли?
      - Нельзя ли позднее? - простонал Фердинанд. - Я так люблю поспать в воскресенье.
      - Днём бывает жара, генерал. А когда жарко, вид у солдат несвежий. Не то что с утра. Поэтому я советовал бы часов в десять.
      - Ладно, - вздохнул Фердинанд. - В десять так в десять.
      - И ещё одно, генерал... - заметил адъютант.
      - Слушаю.
      - Помните ли вы о том, что нам сегодня к портному?
      - Понятия не имею.
      - Вы, по-видимому, изволили забыть об этом.
      - Возможно, - согласился Фердинанд. - А для чего, собственно, нам к портному? Не можете ли вы открыть мне эту тайну?
      - Вам надлежит примерить новый мундир, - отрапортовал, вытягиваясь по струнке, адъютант.
      - Тот, который на мне, очень мне нравится, - признался Фердинанд, любуясь своим отражением в зеркале. - Я думаю, вы со мной согласитесь: мундир у меня отличный.
      - Соглашусь, - ответил адъютант. - Мундир у вас в самом деле красивый, но тот будет ещё красивее. Принимать парад в старом мундире не полагается.
      - В каком? В старом?.. - крикнул в негодовании Фердинанд.
      - Тысячу раз простите, - пролепетал испуганный адъютант. - Я не хотел вас обидеть...
      - А я ни капельки не обиделся, - весело отозвался Фердинанд. И тут же, изменив голос, грозно прорычал: - Но мой мундир обиделся. Невежа, ты должен немедленно извиниться.
      Адъютант стоял бледный, не в силах произнести ни слова.
      - Почему молчишь? - спросил Фердинанд.
      - Потому что не знаю, с че-че-чего начать, - заикаясь, пробормотал адъютант.
      - Тебе не приходилось просить прощения у мундира?
      - Ни разу.
      - Хорошо. Тогда повторяй за мной: "Прости меня..."
      - Прости меня... - повторил адъютант.
      - ...прекрасный мундир...
      - ...прекрасный мундир...
      - ...за то, что я...
      - ...за то, что я...
      - ...осмелился...
      - ...осмелился...
      - ...назвать тебя старым...
      - ...назвать тебя старым, - повторил, как эхо, адъютант.
      - Больше никогда...
      - Больше никогда...
      - ...я этого не скажу...
      - ...я этого не скажу...
      - ...и прошу тебя...
      - ...и прошу тебя...
      - ...простить мне...
      - ...простить мне...
      - ...эти глупые слова.
      - ...эти глупые слова.
      - Прощаю! - отозвался басом мундир Фердинанда.
      - Видишь, какой он великодушный? - сказал Фердинанд.
      - Невероятно!.. Это невероятно! - пробормотал адъютант. - Вот уж не думал, что мундиры разговаривают.
      - Не все, друг мой, не все, - ответил Фердинанд, гордо выпячивая грудь.
      Он и сам поразился, когда мундир вдруг заговорил, но был достаточно умён, чтобы скрыть это.
      "Когда останусь один на один с мундиром, - подумал Фердинанд, - я с ним потолкую. Наверняка он расскажет мне что-нибудь интересное. Не имею понятия, каким образом он на мне очутился, но вижу, что это не первый встречный мундир. Похоже, что он очень и очень умный".
      - Теперь вы поняли, - обратился к адъютанту Фердинанд, - почему я ни за что на свете не желаю расставаться с этим мундиром?
      - Да, генерал. Теперь я понял.
      - Ни к какому портному мы не поедем, а парад я буду принимать в этом мундире, ясно?
      - Так точно, генерал. И нисколько даже неудивительно.
      - В воскресенье в десять ноль-ноль мы появимся на трибуне вдвоём: я и мой мундир! - произнёс Фердинанд.
      - Слушаюсь, генерал!
      - Кругом марш!
      Щёлкнув каблуками, адъютант вышел из комнаты, а в коридоре, прикрыв за собой дверь, долго крутил в изумлении головой.
      II
      - Как это ты на мне очутился? - спросил у мундира Фердинанд, когда они остались одни.
      - О, это длинная история, - пробасил в ответ мундир.
      - Расскажи хоть в двух словах, - попросил Фердинанд, который обожал слушать истории.
      - Сядем где-нибудь, - произнес мундир, - стоя неудобно рассказывать.
      - Прошу... - ответил Фердинанд, указывая на большое глубокое кресло. Тебя это кресло устраивает?
      - Пожалуй... - отозвался мундир. - Итак, сядем.
      И они сели в одну и ту же секунду. Хотя, по правде сказать, на какую-то долю секунды мундир уселся раньше Фердинанда, по той причине, что мундир был снаружи, а Фердинанд внутри.
      - Как я на тебе очутился?.. - заговорил мундир, удобно расположившись в кресле. - Насколько я припоминаю, такой именно вопрос задал ты мне в начале нашего разговора...
      - Да, - ответил Фердинанд. - Это меня очень интересует.
      - То, что я очутился на тебе, а не на ком-нибудь другом, является всего лишь стечением обстоятельств, - сказал мундир. - Просто я случайно напялился на тебя, вот и всё, понятно?
      - То есть как "напялился"? - не удержался от вопроса Фердинанд.
      - Видишь ли, - заметил мундир, понижая голос, - уже много лет живу я в музее. В музее приходится скучать, и вот, чтоб немного проветриться, я выхожу время от времени в город. Но поскольку я мягкий, гулять сам по себе я не могу, и я ищу всегда попутчика, который меня носит...
      - Начинаю догадываться, - протянул Фердинанд.
      - Разумеется, я стараюсь напялиться на кого-нибудь посимпатичней. Я думаю, ты знаешь и сам: лучше путешествовать с кем-нибудь симпатичным...
      - Ещё бы, - согласился Фердинанд.
      - На этот раз я напялился на тебя, ты показался мне симпатичным, и это всё. Кроме того, я очень удачно тебя облегаю, что тоже имеет немалое значение. Иначе говоря, я на тебе красуюсь.
      - Я очень рад, - поспешно проговорил Фердинанд, который, как многие из нас, радовался, услышав про себя приятное слово.
      - Прошу тебя только об одном: вынь руку из моего кармана, - заметил мундир. - Когда руку держат в кармане, карман оттопыривается, и вид теряется.
      - Вынул, вынул, - послушался друга Фердинанд. - Интересует меня ещё одно, мой дорогой мундир...
      - Да, да...
      - Один ли ты на свете или у тебя есть родственники?
      - Мои родственники, дорогой Фердинанд, разбросаны по разным музеям. Мой отец, который погиб много лет назад от нападения этой проклятой моли, тоже был генеральским мундиром...
      - А мать? - спросил Фердинанд, чьё любопытство росло.
      - Моя мать была платьем одной генеральши.
      - А мать жива?
      - Жива. Должен тебе сказать, она хорошо сохранилась. В прошлом году её омолодили с помощью операции, и, надо признать, выглядит она сейчас восхитительно.
      - Ты с ней где-то встречался?
      - Нет, - ответил мундир. - Вот уже много лет, как мы не виделись. Но мне показали её последнюю фотографию. Директор моего музея получил её от директора того музея, где хранится моя мать. Мне довелось также видеть одного из моих прапрапрапрадедов, который был гусарским панцирем, а также одну из моих прапрапрапратёток, которая прославилась как старинное японское кимоно.
      - Она была японка? - заинтересовался Фердинанд.
      - Ничего подобного. В юности она была великолепным бальным платьем с длиннейшим шлейфом, на много метров. Но её похитили японские пираты и перешили на кимоно.
      - Это ужасно! - посочувствовал Фердинанд.
      - Отнюдь, - возразил мундир. - Моя прапрапрапратётка чувствует себя замечательно и очень довольна.
      - К чему не привыкнешь, - отозвался Фердинанд. - Должен, впрочем, заметить, что о японцах я знаю очень мало: всегда такие замкнутые, подтянутые, застёгнутые...
      - Застёгнутые?..
      - Да, застёгнутые... На все пуговицы.
      - Пуговицы!!! - застонал мундир. - Спасибо, что напомнил!
      - О чём?
      - О пуговицах! О двух пуговицах!
      - Я говорил о всех пуговицах.
      - А мне припомнились две, - пояснил мундир и шёпотом добавил: - Проигрался я, страшно проигрался...
      - Что же ты проиграл?
      - Две пуговицы. Посмотри.
      Сказав так, мундир оттопырил два ряда золотых, горящих, словно крохотные солнца, пуговиц. В одном ряду не хватало пуговицы внизу, в другом - наверху.
      - Видишь?
      - Вижу, - ответил Фердинанд.
      - Отец с матерью всегда мне твердили: не играй в пуговицы! Но я неисправим. Стоит мне только увидеть, что где-то играют, никак не удержаться. Вот и сегодня... Как только вышел из музея, увидел мальчишек, которые играли в пуговицы, остановился, стал смотреть...
      - Я тоже люблю...
      - Что "люблю"?..
      - Стать так и посмотреть.
      - Ещё бы! Каждый любит. Смотрел я, смотрел, потом подумал: "А что, если рискнуть разок-другой, одна пуговица, в конце концов, погоды не делает". Поставил и проиграл. Потом ещё, и ещё проиграл... Ты погляди, какой у меня теперь вид!
      - В самом деле, - согласился Фердинанд.
      - Если на мундире не хватает даже полпуговицы, это бросается в глаза, простонал мундир.
      - Ты прав. На обыкновенном костюме пуговица не такая важная вещь, но на мундире...
      - В том-то и дело! Не могу ж я в таком виде вернуться в музей...
      - Не можешь, - подтвердил Фердинанд.
      - Надо что-то предпринять...
      - Надо, - снова поддакнул Фердинанд.
      - Но что?
      - Думаешь, я знаю?.. - произнёс Фердинанд и почесал в затылке. - Если не отдадут по-хорошему, мы их покусаем!
      - Ты забываешь, что зубов у мундира нет.
      - Зато у меня есть, - заверил своего друга Фердинанд. - Хватит на нас обоих. Вот увидишь, сразу отдадут.
      - Мы не имеем права действовать таким образом, - возразил мундир. - Раз выиграли, значит, выиграли. Я сам виноват... Зачем полез играть?
      - Тогда никакого выхода я не вижу.
      - Выхода... Выход есть.
      - Какой?
      - Надо поискать по городу...
      - Поискать?..
      - Да, поискать...
      - Где ж ты собираешься их искать?
      - Как это "где"? В магазинах, где продаются пуговицы, - пророкотал мундир.
      - Думаешь, найдём точно такие же? - спросил с сомнением Фердинанд.
      - Попробуем, мой друг, - ответил мундир. - Попробуем! Нечего тут сидеть!
      Оба они разом поднялись с кресла - Фердинанд в мундире и мундир на Фердинанде - и направились к двери.
      III
      Прохожие на улице с изумлением наблюдали за странным человеком в нарядном мундире, который всё время сам с собой разговаривал, да ещё разными голосами. Откуда им было знать, что один из голосов, басовитый, - это голос мундира. Фердинанд заметил, что все обращают на него внимание.