Глава ДЕВЯТАЯ

Но в ту ночь у миссис Фейбер оказался в запасе еще один сюрприз для семьи, и в два часа пришлось посылать за местным врачом. Он сообщил, что у нее сердечный приступ, и следующие несколько дней ей необходим абсолютный покой и тишина.

Услышав новость, Нерисса объявила, что она отказывается от всякой мысли о возвращении домой, пока состояние матери вызывает беспокойство, и Гидеон, казалось, смирился, что сестра пробудет в доме, по крайней мере, несколько дней. О том, что эти двое сплотились и временно зарыли топор войны, Ким могла только догадываться, но ее, конечно, удивило, что общая беда немного сблизила противников. Они смотрели друг на друга вопросительно, с каким-то даже виноватым видом. Нерисса почти весь день тихо сидела в комнате матери, а Гидеон отдал несколько распоряжений, чтобы не появляться в ближайшую неделю в своем офисе.

Прибыли две медсестры и принялись ухаживать за миссис Фейбер. Одна сиделка дежурила в дневное время, другая — ночью.

Ким было жаль Траунсер, которой не позволяли подолгу находиться возле своей госпожи, как было заведено. Не считая ночи, когда хозяйка заболела, а верная Траунсер отказалась покинуть ее до тех пор, пока доктор не объявил, что серьезная опасность миновала, служанка вдруг оказалась ненужной в доме. Точно так же Ким начала ощущать свое собственное присутствие лишним. Траунсер ходила по дому, как тень, с несчастным и подавленным видом, и только редкие визиты на кухню и разговоры с поварихой, казалось, могли приободрить ее.

Ким знала, что Траунсер и экономка не ладят друг с другом, но повариха, добрая душа, любила почесать языком, особенно за чаем, в чаинках которого, как она уверяла, можно увидеть все грядущие события, и большая неуклюжая женщина, всю жизнь преданно служившая миссис Фейбер, черпала успокоение в такого рода исследованиях.

А когда Траунсер не сидела на кухне или молча и скорбно не бродила по дому, то могла отнести поднос в покои больной и оказать какую-нибудь услугу дежурившей медсестре.

Ким по-настоящему чувствовала себя ненужной, понимая, что если здоровье миссис Фейбер в ближайшее время не улучшится, она будет получать жалованье буквально за безделье. Но, когда Ким заговорила об этом с миссис Хансуорт, та невразумительно ответила, что, конечно, ей следует остаться, пока мать не поправится и не воспользуется ее услугами, для которых ее наняли; а Гидеон Фейбер, когда Ким попыталась получить от него подтверждение, что он думает так же, даже слегка удивился, что она сочла нужным поднять этот вопрос.

— Разумеется, вы должны остаться, — сказал он резким тоном.

Он только что побывал в комнате матери и теперь мерил шагами длину своего кабинета, словно в глубокой задумчивости, и, похоже, мысли, которые одолевали его, были мало утешительны. Ким робко постучалась к нему, чувствуя себя так, словно ей предстояло войти в клетку со львом, и, войдя в кабинет, извинилась, что потревожила его в неподходящий момент. Он резко обернулся и взглянул на нее, нетерпеливо и одновременно с удивлением.

— Не понимаю, отчего вас занимают такие пустяки, — сказал он. — Ваше жалованье не имеет никакого значения, как не имеет значения и то, чем вы сейчас занимаетесь. Моя мать больна, серьезно больна, и это единственное, что меня волнует. Если вы находите, что время нестерпимо тянется, то, боюсь, ничем не смогу вам помочь. Поищите сами, чем бы вам заняться или развлечься…

— Но я имела в виду совсем другое! — Ким даже задохнулась от возмущения. — И мне совсем не нужно, чтобы меня развлекали, я просто хотела заняться делом. Мне ненавистно положение, при котором я должна навязывать свое общество… в данном случае навязываться человеку, который платит мне жалованье!

Брови Гидеона Фейбера поползли вверх, выражение лица изменилось. Он замер перед Ким, посмотрев на нее с любопытством.

— Вы в самом деле так прямодушны? — тихо спросил он.

— Надеюсь, — ответила она, чувствуя, как вспыхнуло ее лицо. — Я искренне надеюсь на это.

— И вам здесь не скучно?

— Скучно? — Ким взглянула за окно на террасу с каменными вазами и ступенями, спускавшимися к бархатным лужайкам, за ними вдали виднелись голые деревья, над верхушками которых кружили грачи. Она плотно сцепила пальцы в решительном жесте. — По правде говоря, я с ужасом ждала минуты, когда вы скажете, что в моем присутствии здесь больше нет необходимости, — призналась она или, скорее, выпалила. — Видите ли, я уже начала мечтать, как устроюсь здесь и буду счастлива, и тут вдруг…

— Моя мать повела себя немного неразумно, после чего и заболела?

— Да.

— И это, естественно, положило конец всем мемуарам!

— Разве? — Ее голос выдавал, что она услышала самое худшее, что могло быть. — Значит, вы действительно полагаете…

— Нет, не полагаю, — ответил он резковато, но в то же время вполне любезно. — Думаю, моя мать, если поправится, с удовольствием обрушит на вас все секреты своей молодости, а пока что вам придется успокоить свою совесть обманными заверениями о важности вашей роли в этом доме. Скажите себе, что в вас нуждаются, если не моя мать, то кто-то другой.

Ким снова густо покраснела. Ее голубые глаза ярко блестели.

— А не могла бы я помочь вам, мистер Фейбер? — предложила она. — Разве здесь не найдется какой-нибудь секретарской работы для меня?

С минуту, длившуюся очень долго, он пристально вглядывался в нее, а затем улыбнулся удивительно приятной улыбкой.

— Вот что я скажу, мисс Ловатт, — произнес он. — Моя мать всегда вам рада и готова принимать вас всякий раз, как вам захочется заглянуть в ее комнату. Дежурная сестра не будет возражать.

— О! — воскликнула Ким, почувствовав огромное облегчение и непонятно почему удовольствие. — В самом деле?

— В самом деле. И коль в вашем разговоре самой волнующей темой явится обсуждение, какое она надела платье на свой первый бал и сколько кавалеров сделали ей предложение, прежде чем она наконец решилась выйти замуж за моего отца, тогда доктор, я уверен, не будет против. Вы можете даже предупредить ее, чтобы в будущем она воздерживалась от шампанского и не была такой жадной, когда почувствует запах пирога!

— Обязательно! — заверила его Ким. — Я сделаю все, что вы считаете нужным.

— А вот пирог, определенно, таковым не был, — сухо прокомментировал он.

Мягкие яркие губы Ким слегка дрогнули.

— Все равно, я уверена, ваша мама отлично провела вчерашний вечер, — сказала она.

Он пожал плечами. Последовало восклицание:

— Женщины! Никогда их не понять… Даже ту, которая приходится мне матерью!

На столе зазвонил телефон, и Ким хотела было удалиться, но Гидеон Фейбер поднял руку, останавливая ее. Закончив разговор, он положил трубку и обошел вокруг стола, приблизившись к девушке.

— На днях вы упомянули что-то о прогулке на одной из моих лошадей, — напомнил он Ким.

Ким посмотрела на него, широко раскрыв глаза.

— Но я сказала это просто так! То есть… мистер Дункан решил, что, возможно, вы согласитесь позволить мне иногда прокатиться.

— В его компании?

— Нет, конечно. — Она снова залилась румянцем. — То есть… в общем, возможно, иногда…

Он расхохотался.

— Дорогая мисс Ловатт, вы прекрасно сознаете, что Дункан столь же восприимчив, как любой, кто встречался на вашем пути, ведь не обратить на вас внимание очень трудно. Я хочу сказать… вы, полагаю, когда-нибудь смотритесь в зеркало? Я недавно узнал от сестры, что моя мать велела ей поставить перед агентством условие, чтобы сюда прислали только «очень привлекательную» молодую женщину, и прислали вас! Так неужели вы еще сомневаетесь в своей внешности?

Ким была совершенно сбита с толку и удивлена, даже не могла поднять на него глаз, чувствуя, к стыду своему, что ее лицо раскраснелось и горит огнем, словно у школьницы, получившей комплимент. К тому же, заговорив, она стала запинаться.

— Какая чепуха! В агентстве работают компетентные люди. Они не прислали бы ту, которая не была бы… не была бы…

— По настоящему красива?

— Прошу вас, мистер Фейбер, — она поймала взгляд серых глаз, сияющих и насмешливых, и отчего-то почувствовала, как у нее перехватило дыхание, словно она взбежала по лестнице. Такого с ней раньше не случалось, к тому же в ногах появилась какая-то слабость. И хотя к двадцати пяти годам у Ким уже было много поклонников, которые приглашали ее на свидания и говорили почти одно и то же, а один как-то раз даже по-настоящему поцеловал ее, никогда она не испытывала такого волнения, как сейчас. Ей было трудно скрыть свое замешательство. — Вы мне льстите, мистер Фейбер, — тихо произнесла Ким, справившись со смущением.

Он заверил, что не стремился ни к чему подобному.

— Я просто считаю, что вы действительно красивы, — произнес Гидеон Фейбер, сделав ударение на последнем слове.

Ким повернулась и, ничего не видя перед собой, направилась к двери, когда почувствовала его ладонь на своем плече.

— Не убегайте! — сказал он. — Если у вас нет другого занятия — вы только что жаловались, что вам нечего делать! — мы пройдем на конюшню и выберем вам лошадь.

Утро довольно теплое, но лучше что-нибудь накинуть. Пойдите переоденьтесь.

Когда Ким вернулась, он ждал ее в холле, одетый в твидовою рабочую куртку, спортивный свитер и слегка потрепанные вельветовые брюки, которые любил надевать, когда проводил утро дома, и Ким подумала, что выглядит он невероятно привлекательно. Она же просто поменяла твидовую юбку на пару хорошо отглаженных брюк и надела короткую курточку, отороченную мехом. С непокрытыми головами они вместе отправились на конюшню.

Пересекая розарий — самый короткий путь до конюшен, — они подошли к каменным ступеням, грозившим раскрошиться, и Гидеон крепко сжал ее руку ниже локтя, чтобы поддержать, если она оступится на шатком камне. Они остановились на секунду, любуясь панорамой розария, и Ким сказала, что летом здесь должно быть чудесно и что вся усадьба Мертон-Холла прекрасно распланирована.

Гидеон, не отпуская ее руки, вопросительно взглянул на нее.

— Значит, насколько я понимаю, вам нравится Мертон-Холл? — спросил он.

Ким вздохнула.

— Я просто влюблена в него, и мне будет очень горько уезжать отсюда.

— Кажется, сегодня утром мы уже решили, что в ближайшее время вам это не грозит.

— Я знаю, но… — Она посмотрела на него, потом отвернулась. — Когда-то мне придется уехать…

— Когда-то — это может быть очень далекое будущее, — заметил он, не сводя глаз с Макензи, который пытался вырыть что-то из-под клумбы, но выговор собаке хозяин делать не собирался. Следить за уроном, причиняемым собаками, входило в обязанности садовников — таково, видимо, было его отношение к происходившему. — Когда я был ребенком, мы любили гадать на вишневых косточках, вот так примерно: «В этом году, в следующем году, когда-нибудь, никогда». Вы так играли в детстве?

На этот раз, посмотрев на своего спутника, Ким увидела, что он намеренно отвернулся. Возможно, он решился, в конце концов, высказать пару резких слов в адрес Макензи. А может быть, именно в этот момент мистера Фейбера отвлекла какая-нибудь птица на дереве. Ким ответила с легкой ноткой удивления:

— Да.

Его взгляд вновь обратился к ней.

— Вишневыми косточками?

— И косточками от слив. Вообще-то любыми косточками… — Она как-то странно рассмеялась. — Иногда мы приговаривали: «Жестянщик, портной, солдат, моряк, богач, бедняк, нищий, вор». Мне обычно не везло — очень часто выпадало, что мое будущее будет связано с бедняком.

— Любовь в шалаше? — прозвучал высокомерный вопрос. — И вы в это верите?

— А вы нет? — поинтересовалась она. А затем добавила, лишив его необходимости отвечать: — Хотя это, конечно, к вам не относится… ведь вы богач!

— Я владею Мертон-Холлом, — кивнул он, — а еще большим количеством маленьких домиков.

— Да, я знаю, — сказала она с легким вздохом. — Ваша мама рассказала об одном, в котором прошел ее медовый месяц. А еще она рассказала, что в нем родились вы!

— «Шанс Гидеона»? — скромно спросил он. — Я подумываю о том, чтобы снести его. Он совсем уже обветшал.

— О нет! — невольно воскликнула она и тут же остановилась, потому что он сухо улыбнулся.

— Я не сентиментален, — напомнил он. — И мне казалось, вы уже хорошо поняли это!

Когда они подошли к денникам, конюх вывел красивую гнедую лошадку, и Ким почувствовала, что с такой она легко справится. Животное было послушное, но не вялое, и, казалось, сразу прониклось доверием к Ким, как и та к нему. Гидеон Фейбер небрежно заметил, что Ким может брать эту кобылу, когда ей вздумается, а затем огорошил ее предложением прокатиться вместе после ленча в любой час, который она сочтет подходящим. Сегодня должен приехать поездом его брат Чарлз, но они успеют вернуться к чаю, и, по крайней мере, она получит возможность осмотреть больше окрестностей, чем можно увидеть во время короткой прогулки с собаками.

Ким внезапно охватило такое радостное чувство, что она вся порозовела. Все еще сохраняя слегка небрежный тон, Гидеон сообщил девушке, что его сестра держит в Мертон-Холле довольно значительный гардероб, и если у Ким нет с собой ничего подходящего для верховой езды, то Нерисса, несомненно, одолжит ей кое-что из вещей.

— Но я привезла с собой все необходимое, чтобы ездить верхом, — призналась Ким.

— Вы хотите сказать, что приехали подготовившись? — сухо заметил Гидеон, и ее радость исчезла так быстро, как исчезает огонек свечи, погруженной в воду. Сердито прикусив губу, она попыталась объяснить:

— Я приехала, подготовившись к работе! Естественно, я понимала, что самое главное — это работа! Но я также предвидела, что у меня будет какое-то свободное время, а так как я приехала в загородный дом, то здесь можно делать то, чего нельзя в городе, например, ездить верхом… Я думала, что найму клячу, — добавила она с вызовом.

Он улыбнулся, и это была по-настоящему веселая улыбка.

— Пощадите! — взмолился он, подняв руку. — Вам совершенно незачем нанимать клячу, и я очень надеюсь, что вы постараетесь побороть свою привычку принимать в штыки любое мое высказывание. Знаю, при нашей первой встрече я произвел на вас неблагоприятное впечатление, но, честное слово, я не всегда так неприятен… По правде говоря, даже очень редко бываю таким!

— Простите, мистер Фейбер, — смущенно извинилась она. — Я никогда и не думала, что вы неприятны.

— Разве? — Они вновь оказались в розарии, и опять его пальцы очень твердо, может быть, чересчур твердо сжали ее локоть. — Даже когда я не обратил внимания на то, что Макензи разорвал вам чулки в день вашего приезда?

Ким недоуменно посмотрела на него.

— А я не знала, что вы это заметили.

— Я замечаю почти все.

Она задумчиво кивнула.

— Да, не сомневаюсь.

— Благодарю вас, — прозвучало очень сухо. — Не знаю, удивлю ли я вас, если скажу, что был настолько огорошен тем, что увидел, войдя в тот день в библиотеку, что напрочь забыл о своих манерах, если таковые имеются, и открыто уставился на вас? Видите ли, мне никогда не приходило в голову, что секретарь может выглядеть, как вы!

Ким пролепетала, заикаясь от неловкости:

— А к-как же та девушка, что работает у вас секретарем, мистер Фейбер? Как она выглядит?

— Не так, как вы!

— О! — только и сказала Ким.

Они дошли до террасы, у подножья которой он выпустил ее руку.

— Увидимся за ленчем, — тихо произнес он.

Она осмелилась неуверенно улыбнуться ему.

— Да, мистер Фейбер.

Глава ДЕСЯТАЯ

Прогулка верхом оказалась очень приятной, гораздо более приятной, чем Ким могла себе представить, переступив порог Мертон-Холла немногим более двух недель назад.

Погода для этого времени года выдалась на редкость теплая, казалось, в воздухе витают ароматы весны и вот-вот начнут распускаться деревья в молчаливых лесах. Ким обнаружила, что ее гнедая слушается легчайшего прикосновения, и когда тропинка сузилась, Ким поехала вслед за Гидеоном Фейбером, который все дальше забирался в глубину дикого елового леса.

Когда всадники выехали на поляну, Гидеон указал на дом, принадлежавший хозяйке Фэллоу-филда. Ким хорошо разглядела его: по-зимнему окоченевший, окруженный садом красивый дом в стиле королевы Анны. Он предполагал наличие весьма приличного дохода и отсутствие алчности у миссис Флеминг. Если ее и интересовал старший Фейбер, то вовсе не потому, что она собиралась обогатиться, так как было очевидно: она сама состоятельная женщина.

Ее муж, должно быть, оставил ей хорошее обеспечение.

Гидеон кинул взгляд на фасад дома, словно ожидая, что появится сама хозяйка. Перед ступенями, ведущими к парадной двери дома, стояла светлая элегантная машина, как он объяснил Ким, она принадлежала Монике.

— Я помог выбрать машину, — коротко бросил он. — Как и большинство женщин, Монику больше увлекает внешний вид, чем содержание.

— Мне не показалось, что миссис Флеминг принадлежит к тому типу женщин, которые легко увлекаются чем-то… — сказала Ким, когда они пробирались сквозь лес по другую сторону дороги.

— Вот как! — Он с интересом бросил взгляд через плечо на свою спутницу. — А какой она вам показалась? Кроме того, что она волевая?

— Думаю, она властная, — призналась Ким. — Умная и… необычайно красивая, — поспешно добавила она на тот случай, если он ждал именно этих слов. — Мне не приходилось видеть таких чудесных глаз, как у нее.

Он кивнул, не отрывая взгляда от белого пятна между ушами своей лошади.

— Замечательные глаза, не правда ли? — согласился он почти вежливо. — Они даже гипнотизируют. Думаю, тот, кто попадет под ее влияние, не легко от него избавится. — На этот раз в его голосе послышалась задумчивость. — Однако больше всего меня в ней восхищает уменье властвовать собой. У Моники нет и намека на слабость или ложную чувствительность… Она восхитительно женственна, и лучшей хозяйки дома я не встречал, но в то же время она не стремится, как большинство женщин, выпустить жадные коготки и прилипнуть. Когда Моника снова выйдет замуж, она сделает своего мужа счастливым, не лишая его при этом собственной индивидуальности. Он сможет продолжать вести свои дела, зная, что дома его ждет очаровательная женщина, у которой есть свои собственные интересы, и ему не нужно отказываться от своих привычек.

Ким почувствовала, как между ними пробежал холодок, внутри у нее стало пусто, словно от небольшого потрясения.

— А что, миссис Флеминг вскоре собирается снова выйти замуж? — тихо поинтересовалась она.

Всадники подъехали к высокой калитке, перед которой Гидеон Фейбер спешился и открыл ее, потому что гнедая отказалась взять пару препятствий.

— Думаю, да, — ответил он, посмотрев на Ким снизу вверх серыми глазами, в которых читалась усмешка. — Такая женщина, как Моника, вряд ли долго пробудет одна, не правда ли?

— Нет… то есть да, конечно, — ответила Ким, избегая его взгляда.

— Я хочу сказать, это было бы неразумно. Я только что перечислил некоторые ее достоинства, но могу вас заверить, что их гораздо больше. — Он гладил гнедую по носу тонкими загорелыми пальцами и в то же время продолжал смотреть на Ким снизу вверх, а ее маленькая ножка, посаженная в стремя, касалась его, пока он стоял на грязной дороге. — Моника освежает, как прохладный бриз, и вдохновляет, как мартовский день. Для человека, вроде меня, ее обаяние неотразимо… Только, как вы знаете, я считаю, что брак — удел немногих, поэтому все это очень сложно.

— Быть может, вы измените свое мнение, — заметила Ким, наклоняясь вперед, чтобы поближе изучить кончик лошадиного уха.

— Быть может.

— Когда люди женятся — это так естественно. Поэтому, вероятно, вы скоро передумаете.

— Вероятно, передумаю.

Но в серых глазах ясно читалась насмешка, и Ким почему-то показалось, что смеются над ней. Он постоял еще немного возле нее, закурил сигарету и выпустил вверх тонкую струйку ароматного голубого дыма, а затем легко вскочил на своего коня, и они продолжили прогулку.

Он показал ей интересный пейзаж, небрежно махнул кнутовищем в сторону аккуратного домика Боба Дункана, а затем вновь свернул в лес, окружавший Мертон-Холл, и они поехали назад.

На подъездной аллее стоял блестящий черный «роллс-ройс», и Гидеон Фейбер без энтузиазма заметил, что приехал его брат.

— Мистер Чарлз Фейбер?

— Да. Тони где-то в Европе. Нам пока не удалось с ним связаться.

— Значит, вы пытались… Я хочу сказать, вы сочли это необходимым?

— В таком возрасте, как у матери, сердечный приступ дело нешуточное, — ответил он.

Она доехала с ним до конюшен, а оттуда они вместе прошли к дому, на этот раз срезав путь через кустарник. Ким показалось, что Гидеон Фейбер не очень рад предстоящей встрече с братом. Когда они вошли в холл, лицо его приняло другое выражение, и она готова была поклясться, что он распрямил плечи и выпятил подбородок, словно готовясь к небольшой стычке, прежде чем коротко поинтересовался у Пиблза, приехал ли ожидаемый гость.

— Да, сэр. Он наверху с миссис Хансуорт, — ответил Пиблз.

— Он уже виделся с миссис Фейбер?

— Пока нет, сэр. По правде говоря, сэр… — Пиблз, похоже, был чем-то расстроен и потупил взгляд, — с час назад миссис Фейбер не очень хорошо себя почувствовала, так что пришлось послать за доктором. Он все еще наверху с миссис Хансуорт и мистером Чарлзом. Речь идет о консилиуме.

— О! — воскликнул Гидеон. Ким, которая так и стояла возле него, не смогла решить, был ли он потрясен, потому что в эту минуту на лестнице появился мужчина, очень на него похожий, но только по виду старше, хотя на самом деле он был моложе, и братья поздоровались без малейшего признака удовольствия.

— Маме хуже, — отрывисто произнес Чарлз. — Доктор Давенпорт не совсем удовлетворен ее состоянием, хотя рецидива пока не случилось. Давенпорт связался с каким-то коллегой в Лондоне, кардиологом, и если повезет, тот приедет сегодня до полуночи. Если нет — завтра рано утром.

— Ты еще не виделся с ней? — поинтересовался Гидеон.

Чарлз расстроено развел ухоженными руками.

— Врач отсоветовал. Слишком большое волнение и все такое прочее. Но я проделал такой путь, чтобы повидаться с ней, и надеюсь, что скоро мне разрешат это сделать.

Гидеон указал на дверь в библиотеку и повернулся к Ким.

— Вы можете оказаться полезной наверху, мисс Ловатт, — сказал он ей чуть холодно и очень официально. — В любом случае, мне придется попросить вас прервать на какое-то время работу в библиотеке. Нам, возможно, понадобится провести там несколько консультаций.

— Разумеется, — ответила Ким, удивляясь, почему он даже не сделал попытки познакомить ее со своим братом.

Ее отсылали наверх, как небрежно отпущенную домашнюю собачку, даже не заботясь о том, что нужно представить друг другу незнакомых людей.

Но Чарлз Фейбер не собирался мириться с таким положением дел. Он уже давно с любопытством поглядывал на девушку, а теперь обратился за разъяснением к брату:

— Разве ты не хочешь представить меня, Гидеон? Не очень вежливо после прогулки верхом с очаровательной молодой дамой скрывать ее имя от члена семьи, — подчеркнуто сухо произнес он. — Кроме того, Нерисса только что мне рассказала о некой мисс Ловатт, которая здесь работает. Это, разумеется, не мисс Ловатт?

— Это она, — холодно ответил Гидеон. — Мисс Ловатт приехала, чтобы помочь маме написать книгу, но теперь, думаю, эта книга останется ненаписанной.

— Полно тебе! — Чарлз пожал Ким руку и послал ей улыбку, которая не совсем ей понравилась. — Мама у нас крепкая, как мы знаем, она справится с этим приступом и через несколько недель будет снова бодрой и веселой. Я уже несколько лет слышу об этой книге, которую она собирается написать, а мисс Ловатт, похоже, именно тот человек, который окажет ей всестороннюю помощь!

Ким поднялась в свое крыло и принялась ждать, охваченная волнением. Вскоре к ней присоединилась Нерисса. Сетуя, как такое могло случиться именно в то время, когда она считала, что уехала из дому совсем ненадолго, Нерисса взмахнула руками, демонстрируя Ким свое бессилие.

— Если бы знать заранее, я бы перед отъездом дала распоряжения, — сказала она. — Ненавижу уезжать из дому, потому что все проблемы повисают в воздухе и остаются не решенными. Филип — очень занятой человек, за ним нужен глаз да глаз, а от Ферн нет никакого толку, когда речь идет о том, чтобы взять на себя часть обязанностей.

— Я думала, она собирается приехать пожить сюда, сказала Ким, пока Нерисса, очень обеспокоенная состоянием матери, вышагивала по комнате.

— Да. — Миссис Хансуорт изобразила покорное выражение. — Наверное, и за Филипом придется послать, если маме не станет лучше. Правда, ему очень не понравится, если его оторвут от дел. Он такой.

— Миссис Фейбер стало гораздо хуже во время нашего отсутствия? — спросила Ким, втайне желая, чтобы члены этого странного разобщенного семейства проявляли чуть больше беспокойства о хрупкой пожилой даме, которой так хотелось написать мемуары и увидеть их изданными. И которая, между прочим, приходилась им матерью.

На секунду на лице Нериссы промелькнуло неподдельное волнение.

— Да. — Красивые глаза подобрели и даже слегка увлажнились. — Приступ длился довольно долго, и нам повезло, что доктор Давенпорт был дома, не успел отправиться на дневной обход пациентов. Он приехал сразу же после звонка Пиблза. Я жалела, что Гидеона не оказалось рядом, потому что все это было очень тревожно. — Она с легким укором взглянула на Ким, которая тут же почувствовала вину за то, что хозяин дома отсутствовал.