Глава пятьдесят вторая

Они стояли вплотную друг к другу у сломанного парапета на все той же крыше, а вечернее небо над ними становилось сернисто-желтым из-за практически никогда не исчезающего смога; они были похожи на двух последних обитателей мегаполиса, уничтоженного термоядерной бомбой.

Дождь прекратился. В воздухе пахло прелым хлебом.

– А я думал, ты смылся. Смылся и бросил меня, – сказал Диппер.

– С какой стати? – возразил Котлета. – А кроме того, позавчера, когда я встретил тебя в компании с Рочем и Даки, мне показалось, что именно ты собираешься от меня смыться.

– Ты что?

Диппер искренне удивился. Его лицо сморщилось; он изо всех сил пытался вспомнить, правда ли это.

– Но почему ты решил так поступить?

– Не знаю.

– У тебя должны были быть свои причины.

– Пожалуй, у меня были причины, – с трудом выговорил Диппер, словно вознамерившись вдруг доказать, что он вовсе не такой идиот, каким кажется.

– Это из-за того, что ты решил, будто я на тебя разозлился?

– Нет, не думаю.

– Я хочу сказать, с какой стати мне было на тебя злиться?

– Ясное дело, никакой.

– Так, может, из-за того, что ты что-нибудь видел?

– Что?

– Ну, не знаю. Может, тебе показалось, будто ты что-то видел.

– Когда? Когда? Когда?

Придя в волнение, Диппер принялся раскачиваться то вперед, то назад. Ему казалось, что Котлета задает ему все эти вопросы, потому что хочет, чтобы он, Диппер, что-то вспомнил.

– Я хочу пи-пи, – сказал он.

– А ты знаешь, Диппер, что тебя разыскивают легавые? Ты это знаешь?

– Так, может, мне лучше убежать?

– Интересно, куда?

Поразмыслив над этим, Диппер покачал головой.

– Я хочу пи-пи.

– Я хочу сказать, если они тебя даже поймают, может быть, это и не будет так плохо. Зададут тебе несколько вопросов – только и всего. Так оно, наверное, и будет. Они спросят тебя, что ты видел, пока прятался здесь, на крыше.

– Я видел, как этот мужик трахал Му.

– А потом он трахал Мими, а потом ударил ее и зарезал?

Диппер, зажмурившись, схватился за яйца.

– Нет. По-моему, нет.

– Что это значит: по-моему, нет? Как ты можешь запомнить одно и не запомнить другого?

– Иногда я кое-что помню, а иногда помню кое-что другое.

– Например, что тебе хочется пи-пи? – Да.

– Так поди пописай.

– Где? Ты всегда учил меня, чтобы я не писал в углу.

– Выходит, такие вещи ты запоминаешь?

– Ясное дело.

– Но сейчас мы не в помещении. Мы на крыше. На крыше можно ссать. Строго говоря, можно ссать с самого края крыши. Тогда твоя ссака летит на сотню футов.

Диппер, ухмыльнувшись своей безмятежной ухмылкой идиота, поднялся на ноги.

– Уж этого я не забуду. Уж это я навсегда запомню.

Он подошел к краю крыши за обломками парапета и приспустил штаны.

– Вот что меня немножко беспокоит, – сказал Котлета. – Что же ты все-таки запомнил, а что забыл.

Он тоже поднялся на ноги.

– Что ты сказал?

– Я спросил у тебя, как ты поживаешь.

– Послушай, – сказал Диппер. – При чем тут это?

Котлета был за спиной у него на расстоянии трех шагов, когда дверь на крышу внезапно открылась.

Появился Свистун. Котлета посмотрел на него, и даже при скудном освещении они оба прочитали мысли друг друга насквозь.

– Хватит, Котлета, – сказал Свистун. – Всех на свете все равно не убьешь.

Эпилог

Сисси вразвалочку подошла к Рочу и Даки, которые по-прежнему ошивались у Четырех Углов. В первую минуту они не узнали ее. Она выкрасила и подбрила волосы на панковский манер. В ушах у нее целыми гроздьями висели булавки, прошитая металлом юбочка шелестела на бедрах, впрочем, практически ничего не скрывая.

– Сисси? Ты? – заорал наконец Даки.

– Где тебя носило? – изумился Роч.

Они принялись целоваться и обниматься; Сисси была счастлива тому, что вернулась домой, и друзья оказались рады ее возвращению.

– Ездила в Пенсильванию. В Питтсбург.

– Чего ради?

– Посмотреть, жива ли еще моя мамашка.

– И как она?

– Да все такая же. Только потолстела и пары зубов у нее не хватает.

– Твой старик поколачивает ее?

– Уже не мой. У нее теперь новый старик. Она то и дело заводит себе какого-нибудь нового старика. А нынешний мудак полез ко мне, стоило мне перешагнуть через порог. Сразу стало ясно, что я там долго не задержусь.

– А мы-то гадали, куда ты пропала. Думали даже: может, кто тебя украл.

– Изнасиловал.

– Перерезал горло.

– Господи, это вы вместо «здрасьте»? Какого черта вы все это несете?

– Потому что именно это произошло с Мими и с Му.

– Что-о-о?

– Ты что, телевизор не смотришь? И газет не читаешь?

– А чего ради? Там одни страхи. Убийства, изнасилования…

– Что верно, то верно, – сказал Даки.

– Так вы меня разыгрываете?

– А вот это нет. Мими убили бутылочной «розочкой» в пипку на крыше. Му перерезали горло в каком-то приюте…

– В приюте Святой Магдалины, – пришел Роч на помощь к другу, уже позабывшему это название.

– Это откуда женщина с горячим шоколадом и такой здоровущий ниггер?

– Да.

– Эту женщину тоже зарезали.

– Господи Боже мой! – Сисси огляделась по сторонам, только теперь обратив внимание на то, как поредели ряды ее друзей и подруг. – А где Хоган и Диппер? Где Котлета?

– Хоган тоже мертв.

– Чтооо?

– Упал с крыши. И напоролся на какую-то ржавую решетку. Она прошила его насквозь.

– Господи Боже мой!

Она стояла разинув рот. Она не могла поверить собственным ушам.

– Диппер в дурдоме, – сказал Даки.

– В учреждении для социально неполноценных, – щегольнул услышанным где-то выражением Роч.

– А Котлета? Что с Котлетой?

– В тюрьме.

– Чтооо?

– Это ведь он сделал.

– Что сделал?

– Убил Мими на крыше. А потом доказали, что он убил Му и эту женщину в приюте Святой Магдалины.

– Просто не могу поверить, – сказала Сисси.

– А знаешь, как они это доказали? – сказал Даки.

– Как?

– Нашли отпечатки его зубов на яблоке.

– На яблоке?

– Яблоко было в пепельнице в приюте Святой Магдалины. И этот прикус сравнили со следами зубов на теле Мими.

– Чтооо?

– Засаживая ей бутылку, он искусал ей ляжки, – пояснил Роч.

– Просто не могу поверить, – сказала Сисси таким тоном, словно ей только что пересказали сюжет новой кинокартины. – Стоит уехать на пару недель проведать мать – и вы только посмотрите, что здесь творится!

Свистун наблюдал за ними из-за столика в нише "У Милорда" – за толпой наркоманов, неудачников, недотеп всех мастей. Он поневоле удивлялся тому, что венерические болезни, изнасилования, чахотка и чесотка, герпес, СПИД и наконец возраст не делают здешнюю панель менее многолюдной.

Боско принес кофейник, налил в чашку Свистуну, подсел за столик.

– Не иди за истиной след в след, или она вышибет тебе все зубы, – сказал Боско.

– Ну, и что, по-твоему, это должно означать? – удивился Свистун.

– Может ли случиться такое совпадение? – задумчиво произнес Боско. – Чтобы мальчика продали в горах Кентукки людям, едущем в Луизиану, а он бы сбежал и очутился в Лос-Анджелесе, где его отец прикончил трех женщин?

И как может случиться, чтобы его отца досрочно освободили и он направился бы прямиком в те места, где его сын живет с ватагой ребят в заброшенном здании, и чтобы одну из тамошних девиц убили, а на другую напали, а арестовали бы отца – но не за это, а за то, что он приставал в пивном баре к полуголой официантке и ухитрился при этом порезаться?

И как может случиться, чтобы мать мальчика вернулась в тот же самый город и стала работать в приюте для малолетних проституток, так что начала подбирать их на улице и заступаться за них в суде, а в результате девицу, на которую напали, отправили бы в приют ей под крылышко?

– Сперва примерим, а уж потом подгоним по фигуре, – сказал Свистун.

– И как может случиться, чтобы они все сошлись в одно и то же время в одном и том же месте, в результате чего и разыгралась та трагедия, которая здесь разыгралась? – Под рукой у Боско лежало современное адаптированное издание "Царя Эдипа". – Иногда услышишь, что где-то нашли мертвое тело, и подумаешь: ничего себе картинка. А это не картинка, это всего лишь фрагмент мозаики.

Вошел Канаан. И вид у него был такой, словно он сейчас расплачется.

– Что на первое?

– Мясной бульон с овощами, – ответил Боско.

– Баночный?

– Свой.

– Как тут может быть свой? Это же кофейня!

– Нам готовит его одна пожилая дама из Океанского парка.

– Ладно, дай тарелку. И не с крекерами, а с хлебом.

Боско передал заказ Ширли Хайтауэр, хотя ее смена уже заканчивалась, но он знал, что она симпатизирует Канаану и ей наверняка захочется обслужить его.

– Какого черта все эти несчастные птенцы слетаются сюда? Ведь им тут выклюют сердца, – сказал Свистун.

– В их возрасте живешь только сегодняшним днем, – ответил Канаан. – И если сегодня хорошо, значит, и всегда будет хорошо. Ты же понимаешь, что я хочу сказать. Каждый здешний заморыш не сомневается в том, что весь мир вращается вокруг его пупка.

– Но почему мы не можем обустроить свои города так, чтобы в них жилось хотя бы малость полегче?

– Брось, – сказал Боско. – Самый грязный и паршивый угол кто-нибудь непременно считает родным домом.