8

Сэм сидела на первом совещании по маркетингу в новом году и внимательно слушала последний сингл сексуальной, исключи­тельно женской группы «Жареные бананы» из Бирмингема, штат Алабама. За длинным полированным столом собрались девять человек; перед каждым лежал набранный мелким шрифтом отчет о продажах, блокнот формата А4 и стояла пластмассовая чашка с кофе (поскольку фирменные фаянсовые кружки неизменно ис­чезали, другого выхода не было).

На огромном плоском экране вмонтированного в стену теле­визора «Жареные бананы» отплясывали с группой чернокожих мужчин-танцоров. Пять маленьких смуглых блондинок кружи­лись с мускулистыми атлетами и прижимались к ним так, что становилось неловко. Ведущая певица, девушка с самыми длин­ными светлыми волосами и в самой короткой мини-юбке, надула пухлые губки и выдохнула последние слова в камеру. Девушке было девятнадцать, выглядела она на семнадцать и была расписа­на тюремной татуировкой с головы до ног.

– Хороший клип, – сказала Сэм, развернув серое кожаное кресло к столу, на котором стоял пластмассовый стаканчик с ши­пучим анальгетиком. У нее чудовищно болел живот. Это было нечто среднее между болью от мучительных месячных и болью от аппендицита. Она размешала содержимое стакана шариковой руч­кой, следя за тем, как растворяются остатки таблетки. – И что мы будем с ними делать?

Следующие четверть часа все девять человек, сидевшие за сто­лом, обсуждали, как выпустить первый альбом «Жареных бана­нов» к апрелю. Было запланировано несколько интервью в сред­ствах массовой информации. Карен сумела договориться, что их фотография появится на обложке журнала «Смэш хите». Кроме того, они должны будут выступить в двадцати телешоу и в суббот­ней утренней развлекательной программе для подростков.

– В длинных юбках, – добавила Карен, помня о том, как шо­кирует родителей, когда перед их впечатлительными десятилет­ними отпрысками появляются полуголые певцы.

Кроме того, группе предстояло месячное турне по стране в со­провождении мужской группы «Эль-Мега», которая в последнее время занимала второе место среди синглов, но имела договор с другой компанией.

– Только пусть держатся от парней из «Меги» подальше, – посоветовала Карен турменеджеру. – Ходят слухи, что двое ре­бят оттуда принимают сильные наркотики.

Все поморщились. Было до слез обидно, когда группа, ради которой ты работал как вол, начинала увлекаться тем, что явля­лось худшей стороной богемной жизни. Группы типа «Эль-Ме-ги» обращались главным образом к девочкам-подросткам, а по­тому должны были быть выше всяких подозрений. Достаточно было намека на привычку к героину, чтобы репутация группы рухнула, как карточный домик.

– Это сводит меня с ума! – гневно сказала Черил из отдела рекламы, работавшая с рок-группой, которая появилась одно­временно с «Эль-Мегой», но успеха не имела. – Я бы промолча­ла, если бы у них была хоть видимость таланта. Но они поют чушь, которую сочинил кто-то другой, а перед поклонниками притво­ряются, что написали ее сами!

Все рассмеялись.

– Черил, если бы в чарты попадали только те, кто сам пишет песни, то «Мьюзик уик» публиковал бы не «горячую сотню неде­ли», а «горячую тройку», – пошутил кто-то.

– Ну а теперь переходим к «Энчантинг», – сказала Сэм, кото­рой еще предстояло совещание по бюджету, назначенное на пять часов. До этого нужно было закончить все важные дела.

Группа «Энчантинг» дасталась Сэм в наследство от предшест­венника. Версия «Иерусалима» в исполнении хорошеньких лон­донских двойняшек с почти одинаковыми сопрано вызывала у слушателей слезы на глазах, но как только Сэм пришла в «Титус», она тут же поняла, что семнадцатилетние Стеффи и Кэти Сесил не созданы для подмостков. Стеснительные до умопомрачения, сестры отказывались встречаться с интервьюерами, и Карен об­наружила, что их мать, настоящее исчадие ада, перед выходом на сцену давала им бета-блокаторы для успокоения нервов. Кроме того, Карен была убеждена, что Стеффи страдает анорексией и что обе девушки не выносят журналистов. Звезды вынуждены мириться с тем, что их личная жизнь становится достоянием пуб­лики, а Сэм сомневалась, что ее новые протеже смогут с этим справиться. При мысли о паблисити девочки едва не лишались чувств, альбом продавался плохо, а их мамаша тратила гонорар дочерей в магазине «Версаче», покупая чересчур откровенные платья для презентации которая еще даже не была назначена.

Кое-как покончив с внушающим беспокойство семейством Сесил, перешли к красивому певцу из Южной Америки, который уже успел продать миллионы записей и не собирался останавли­ваться на достигнутом.

– Ах, были бы все такими, как Маноло, – вздохнула Сэм, увидев данные о продаже его двух последних альбомов. Надеж­ный, умный, очень ответственный и исключительно профессио­нальный, Маноло никому не доставлял беспокойства. А неук­лонный рост продаж его дисков мог хотя бы частично компенси­ровать гигантские затраты на пока что бесполезных Сесил.

Сэм смотрела на обложку альбома, где Маноло был в белой ру­башке. Его бронзовая кожа создавала почти пугающий контраст с тканью. На мгновение она вспомнила другого мужчину в сексу­альной белой рубашке, с зовущими глазами, который мог бы дать фору Маноло – красавчику с имиджем, созданным дорогим сти­листом.

– Вот что значит профессионал, – тепло сказала Карен, изло­жив длинный список обязательств, которые Маноло был согла­сен выполнить. – В Дорчестере он целых три дня давал интервью для телевидения и прессы и ни разу не пожаловался.

– Отлично, – рассеянно ответила Сэм, пытаясь не думать о мужчине из соседнего дома. Она не видела его с того памятного дня, хотя строители стучали там молотками с утра до вечера. Вре­мя от времени она даже специально выглядывала в окно (конечно, при спущенных шторах), но ни разу не заметила, чтобы он вхо­дил или выходил.

– Кстати, о жалобах, – вмешался один из менеджеров произ­водственного отдела. – У нас есть проблемы с «Денсити».

У Сэм тут же заныли внутренности. Очевидно, от стресса, вы­званного упоминанием названия этой группы.

– Что на этот раз? – спросила она.

– Сэм, если вы не против, мы поговорим об этом позже, – вмешалась Карен, бросив грозный взгляд на менеджера.

Сэм удрученно кивнула. Одной заботой больше. Видно, дела плохи, если Карен хочет обсудить их наедине.

Еще час они трудились над перечнем, обсуждали ансамбли и солистов. Сэм ерзала в кресле, пытаясь сесть поудобнее, но тщет­но. Живот болел, и как бы она ни села, это не помогало. Так же, как и анальгетики. Она с облегчением вспомнила, что в ящике стола есть еще пачка. Черт побери, если ей так плохо сейчас, то что будет, когда начнутся месячные?

Наконец совещание кончилось.

– Спасибо всем, – сказала Сэм, стараясь, чтобы ее голос зву­чал бодро и деловито, но потерпела очередную неудачу.

– Что с тобой? Ты выглядишь усталой, – сказала Карен, когда все вышли из комнаты.

– Бессонная ночь, – с улыбкой ответила Сэм.

– Везет тебе! – засмеялась Карен: – А я уже в десять вечера лежала в постели и смотрела «Элли Макбил».

«Как и я сама», – подумала Сэм.

Оставшись одна, она посмотрела в зеркало пудреницы и по­морщилась. Нет, это не усталость. Ее лицо было серым и потным. Сэм быстро напудрилась. Грим и яркая помада сделали свое дело, и она стала выглядеть чуть более презентабельно. В завер­шение она бросила в воду еще пару таблеток, стараясь не смот­реть на инструкцию, в которой оговаривалась максимальная су­точная доза.

На совещании по бюджету присутствовали Стив и два парня из финотдела. «Энчантинг» пробили в бюджете пугающую брешь. Было уже ясно, что их альбом вряд ли окупится, а съемки дорого­го видеоклипа задержались на два дня, потому что режиссеру то и дело приходилось уговаривать звезд улыбаться. Стив был крайне недоволен и хотел знать, почему пришлось отложить презента­цию альбома. А Сэм слишком плохо себя чувствовала, чтобы дипломатично смягчить положение дел.

– Не нужно было вообще подписывать с ними контракт, и вы сами это знаете, – заявила она, смерив босса взглядом. – В луч­шем случае мы имеем здесь дело с двумя невротичками. Когда в студию входит незнакомый человек, они отказываются петь. Все очень просто: у девочек прекрасные голоса, но они не артистки.

Мать требует от них слишком многого. Если бы эта женщина умела петь, то уже заработала бы миллионы, потому что у нее са­мой бесстыдства хоть отбавляй. А дочерям это качество не пере­далось. Черт побери, ждать от них успеха не приходится. Если им повезет, это будет просто фантастика. Нам не остается ничего другого, кроме как выпустить альбом в продажу без презентации и рекламной кампании. А если вы нуждаетесь в директоре-распо­рядителе, который будет говорить только то, что вам нравится, ищите себе кого-нибудь другого. Согласны?

Два сотрудника финотдела заморгали. Стив громко крякнул, а затем вдруг захохотал так, что задрожал стол.

– Смит, вы просто неподражаемы! Могу сказать только одно: нам с вами повезло!

Свидетели, довольные тем, что Стива не хватил инсульт, при­соединились к боссу. Даже Сэм сумела выдавить улыбку.

Когда около восьми вечера она вышла из здания «Титуса», на улице хлестал дождь. Утром Сэм ушла из дома в кожаном пальто и без шляпы. После Тропической жары офиса она дрожала, как щенок, и мечтала поскорее поймать такси. Доехать на метро бы­ло бы намного быстрее, да и станция была буквально в двух ми­нутах ходьбы, но Сэм не могла заставить себя спуститься под зем­лю. Она слишком устала. В последние дни Сэм постоянно ощу­щала усталость и надеялась, что это просто январская хандра. Иначе ей придется обратиться к врачу.

От Хоуп поступило сообщение по электронной почте. Впе­рвые после долгого перерыва.

«Привет, Сэм, как дела ?

В воскресенье у тебя был усталый голос. Ты должна приехать к нам – я откормлю тебя здоровой деревенской едой. Глоток свежего воздуха Керри тебе тоже не повредит. Надо же! За два месяца я стала выражаться как местные. Честно говоря, тебе следовало прилететь к нам на Рождество. Знаю, ты обещала Катрине и ос­тальным, как обычно, приехать в Брайтон, но в Редлайоне на Рож­дество просто чудесно. Если не считать дождя!

Мэтт работает как каторжный, а Милли и Тоби на следующей неделе пойдут в ясли. Я не могу дождаться этого, и они тоже. А еще я не могу дождаться, когда же ты наконец возьмешь отпуск и при­едешь к нам. Мы все будем очень рады. Пожалуйста, приезжай ско­рее. Я скучаю по тебе».

Сэм проглотила комок в горле. Она тоже скучала по Хоуп. В детстве и юности сестры были очень близки, но после появле­ния Мэтта между ними выросла невидимая преграда, преодолеть которую у Сэм не было сил. Конечно, это было естественно: ког­да братья и сестры обзаводятся собственными семьями, их пути расходятся. Ревновать и чувствовать себя одинокой не имело смысла. Но в последнее время Сэм все сильнее тосковала по Хо­уп. Она понимала, что это тоска по семье, которой у нее не было. Все эти годы ей заменяла семью компания друзей, однако те­перь этого было недостаточно. Ей хотелось чего-то большего, но гордость мешала признаться, что сильная и привыкшая гулять сама по себе Сэм Смит нуждается в близком человеке, которого у нее нет. Это было бы слишком унизительно. Именно поэтому она не поехала в Ирландию, хотя и чувствовала себя очень виноватой перед Хоуп.

Сэм сидела за компьютером и пыталась представить себе жизнь сестры. Что значит чувствовать себя членом семьи, постоянно думать о других людях, волноваться из-за обеда или из-за того, что некому присмотреть за детьми? Неужели это не странно? Кто-то каждую ночь спит в твоей постели; двое малышей полнос­тью зависят от тебя, занимают все твое время и не оставляют ни минуты на то, чтобы заняться собственными делами. Неужели можно быть только женой, матерью и больше ничем? Странно…

Она нажала на клавишу «ответ» и начала писать письмо.

«.Привет, сестренка! Я чувствую себя отлично, – солгала она. – Очень занята на новой работе, и конца этому не предвидится. В ближайшие месяцы реализуем несколько новых проектов, так что дел выше головы. Я знаю, что ты любишь Маноло. Посылаю тебе его новый альбом. Я часто его вижу и могу сказать, что он очень симпа­тичный. Через неделю лечу в Брюссель на конференцию. Думаю, бу­дет интересно. Я никогда не бывала на подобных мероприятиях в качестве директора-распорядителя. Обычно такие конференции очень утомительны, но, по крайней мере, в гостинице у меня будет „люкс“. Там должно быть много важных шишек. Карен Сторин ле­тит тоже. Я тебе о ней рассказывала, она прелесть».

Перечитав ответ, Сэм поняла, что написала только о работе. Возможно, потому, что трещать о симпатичных сослуживцах и новых проектах было легче, чем говорить о том, что она чувствует себя больной, несчастной и одинокой. Да, именно одинокой. Она пятнадцать лет выбивалась из сил, чтобы получить шикар­ный кабинет с красивым видом из окна, а оказалось, что смот­реть не на что. Удовлетворение от работы исчезало быстрее, чем последние месяцы сорокового года ее жизни.

Она сделала еще одну попытку.

«Сегодня обеду Катрины и Хью. Пойду на него с Джей, с кото­рой, кстати, я в последний раз разговаривала на Рождество, почти месяц назад. Совсем закрутилась. По дороге нужно купить цветы или бутылку вина, так что пора выходить. Скоро позвоню.

С любовью, Сэм».

О планах приезда в Керри она не сказала ни слова. В Лондоне еще можно было поддерживать видимость того, что все идет нор­мально. Но Сэм знала, что стоит ей увидеть тревожные и всепо-нимающие серые глаза Хоуп, как эта видимость рухнет.

Она оставила в такси бумажный пакет с бутылкой шампанского, побежала к подъезду и нажала на кнопку с именем Джей Раскин.

– Джей, это Сэм, – сказала она, когда подруга ответила. – Такси ждет, так что давай поскорее.

– Минутку, – ответила Джей с протяжным акцентом урожен­ки Атланты, который так и не исчез за двадцать лет жизни в Анг­лии.

Сэм вернулась в такда и устало откинулась на спинку сиденья. Она уже жалела, что не переоделась и осталась в деловом черном костюме и белой блузке, похожей на мужскую рубашку. В сочета­нии с пучком на затылке это выглядело чересчур официально. Но у нее просто не было сил сменить одежду.

Катрина всегда одевалась изысканно и в любую минуту выгля­дела так, словно ее собирались фотографировать для журнала в глянцевой обложке. Сегодня на ней наверняка будет что-нибудь от неизвестного дизайнера, портрет которого через месяц по­явится в «Вог».

Сэм утешало только одно: наряд Джей тоже будет неподходя­щим для вечеринки. Хотя по совсем другой причине. Стиль Джей был чем-то средним между стилем продавщицы магазина музы­кальных инструментов и хиппи шестидесятых годов. Ее люби­мым нарядом была старинная кружевная юбка, ботинки мото­циклиста и майка с какой-нибудь надписью. Это не имело ниче­го общего ни со стилем деловой дамы, которого придерживалась Сэм, ни с королевским величием Катрины.

Когда они куда-нибудь ездили все вместе, Сэм замечала, что люди смотрят на их пеструю компанию с удивлением. Джей вы­глядела гораздо моложе остальных, а Хью – сильно старше. Ни­кто не догадался бы, что все они когда-то были однокурсниками.

Хлопнула парадная дверь, Сэм подняла глаза – и ошеломлен­но заморгала. Джей была не похожа сама на себя. Вместо обыч­ного наряда на ней была фисташковая юбка в обтяжку, едва до­ходившая до колена, и туфли на высоких каблуках – судя по всему, от Джимми Чуза. Она была не в своей пресловутой мерлушковой шубе (купленной на распродаже за восемь фунтов), а в белом кашемировом пальто из дорогого бутика. Раньше Джей бе­гала от бутиков как от чумы.

Сэм продолжала хлопать глазами, а Джей между тем уселась рядом с ней и придержала дверцу для идущего следом мужчины.

– Кажется, ты еще не знакома с Грегом? – спросила она.

– Привет, – вежливо сказала Сэм, пытаясь справиться с по­трясением. Джей клялась не иметь дела с мужчинами после того, как ее бойфренд Стивен, футуролог по профессии, ушел от нее к лучшей подруге своей сестры. Чтобы забыть о нем, Джей понадо­бился год и море водки, выпитое вместе с Сэм.

– Рад познакомиться, – с обворожительной шотландской улыбкой ответил Грег.

Сэм пожала его широкую ладонь и начала исподтишка рас­сматривать нового дружка Джей. Он был невысок, жилист и слег­ка рыжеват. Пронзительно голубые глаза искрились умом и весель­ем, так что Сэм понимала, почему у Джей такой томный и счас­тливый вид. Зато она не понимала другого: почему Джей ни слова не сказала ей о своем романе.

Грег сидел на дополнительном сиденье, улыбался сидевшей напротив Джей, а та улыбалась ему в ответ. Сэм никак не могла опомниться.

– Мы познакомились в Лансароте, – сказала Джей подруге, улыбаясь Грегу.

– Я и не знала, что ты была в Лансароте, – небрежно замети­ла Сэм.

Джей похлопала ее по колену.

– Ты была так занята своей новой работой и всем остальным, что после Рождества мы даже ни разу не созвонились. Я собра­лась в мгновение ока. Мне было нужно развеяться. Неделю по­грелась на солнышке.

Грег попросил шофера подъехать к киоску.

– Я на минутку, – сказал он и пружинисто выпрыгнул из ма­шины.

– Ах ты, скрытница! – воскликнула Сэм, когда за ним за­хлопнулась дверца. – Почему так долго молчала?

– Хотела сделать тебе сюрприз, – улыбнулась Джей.

– И это тебе удалось. А теперь выкладывай все. Джей стала загибать пальцы:

– Ему тридцать четыре года, он дизайнер по ландшафту, ни­когда не был женат, шотландец, родом из графства Файф, и я от него без ума… Сэм, мы знакомы всего три недели, но я чувствую: это настоящее!

Сэм крепко обняла ее.

– Я так рада! – Она на мгновение задумалась. – А Катрина знает, что он придет?

Джей кивнула и отвела глаза, сделав вид, что смотрит в окно.

– Они знакомы. Мы вместе ходили на выставку на Дьюк-стрит.

Сэм тут же почувствовала себя ребенком, с которым никто не хочет играть. Она знала Катрину, Джей и Хью целую вечность, они дружили еще со студенческих времен. А сейчас она ощущала себя отверженной.

Кстати, когда она в последний раз была на выставке или ходи­ла куда-нибудь не по делам службы?..

Хью, выглядевший типичным удачливым адвокатом, встретил их в дверях. На нем была полосатая рубашка, не скрывавшая из­рядного брюшка. Конечно, он никогда не стал бы Мистером Все­ленная, но у этого человека были самые добрые глаза в мире.

Увидав Сэм, Хью сразу по-медвежьи облапил ее.

– Где это вы скрывались, мадам директор-распорядитель? Неожиданно глаза Сэм наполнились слезами, и она зарылась лицом в пухлое плечо Хью.

– Нигде я не скрывалась, – ответила она. Потом высвободи­лась из его объятий и устремилась в прихожую, чтобы никто не заметил ее мокрых глаз. – А где Катрина?

– Прикована к плите, – пошутил Хью. Сэм улыбнулась.

Она прекрасно знала, что блюда Катрине привозили из ресто­рана. Оставалось только разогреть их и присыпать сверху уже го­товой гвоздикой.

Сэм нашла подругу на кухне. Красивое вечернее платье цвета лосося и безукоризненный макияж не допускали и мысли о том, что Катрина готовила обед на шесть персон.

– Сэм, дорогая, привет! – Катрина подставила ей щеку, бла­гоухавшую духами от Элизабет Арден. – Ты выглядишь уста­лой, – прямо сказала она.

Сэм, вздохнув, пожала плечами:

– Тяжелый день. Сейчас я поставлю вино в холодильник и по­могу тебе.

– Никакой помощи не требуется, – заверила ее Катрина. – Но можешь открыть бутылку белого. Оно в холодильнике. Я знаю, ты любишь белое вино. Все уже собрались. А наши юные влюбленные, наверно, еще помогают друг другу снять пальто?

Сэм улыбнулась.

– И не говори! Когда я увидела Грега, меня чуть удар не хватил.

– Он подходит ей, – сказала Катрина. – Посмотрела бы ты на них в Лансароте! Я никогда не видела Джей такой счастливой. Она проводила целые…

Остального Сэм не слышала: она была слишком потрясена. Так, значит, они все были в Лансароте, но никто и не подумал сказать об этом ей. Черт побери, и это называется лучшие друзья! Сэм смотрела на стоящую перед ней миску с салатом и чувство­вала себя преданной.

– Ты не обиделась? – тут же насторожилась Катрина. – По­нимаешь, все произошло в последнюю минуту. Когда ты уехала в Лондон, у нас в Брайтоне не попадал зуб на зуб, и Хью предложил недельку погреться на солнце. Сэм, ведь все знают, что ты тер­петь не можешь жару. Помнишь ту неделю на Крите? Ты сказала, что сойдешь с ума, если еще хоть минуту пролежишь на солнце.

Сэм кивнула, пытаясь сделать вид, что в случившемся нет ни­чего особенного. Нет, она все равно никуда не поехала бы, но по­чему ей даже не предложили отправиться с ними?

В столовой Сэм обнаружила Энди – еще одного бывшего од­нокурсника. За год, прошедший после развода, Энди похудел еще сильнее; когда они обнялись, Сэм почувствовала ребра под меш­коватым свитером.

– Энди, ты совсем отощал, – сурово сказала она, глядя в се­рьезные глаза за очками в черепаховой оправе. Энди надел их, когда начал работать учителем.

– Ну, ты, положим, тоже потеряла несколько килограммов, – заметил он.

– Эта диета называется «Стресс», – хмуро ответила Сэм.

– Что, тяжело приходится? – тут же всполошился Энди. – Извини, что давно не звонил тебе. Но ты была так занята своими проблемами…

Сэм вдруг почувствовала себя последней тварью. Она пережи­нала из-за того, что не полетела с остальными в Лансароте, но это было ерундой по сравнению с проблемами Энди. Его развод был настоящим мучением, а сейчас он судился с бывшей женой, ко­торая не разрешала ему видеться с детьми. Когда Сэм и Энди встре­тились в прошлый раз, он жил в убогой однокомнатной квартир­ке. После выплаты алиментов ничего другого он позволить себе не мог: на жалованье учителя не разгуляешься. Энди тогда казал­ся совершенно разбитым. Ему было тридцать девять, а выглядел он на все пятьдесят.

«Это было шесть месяцев назад, – виновато подумала Сэм. – Ничего себе подруга…»

Еда была превосходная, музыка не хуже, но настроение Сэм нисколько не улучшалось. Она явно отставала от компании и ря­дом с двумя счастливыми парами казалась себе такой же неудач­ницей, как Энди.

В одиннадцать часов Сэм решила, что пора ехать домой. Она допила кофе и стала думать, как уйти первой, не обидев хозяев. Она надеялась уехать с Джей и по дороге пожаловаться подруге на усталость и болезненные симптомы. Но теперь это было не­возможно: даже если Джей поедет с ней в такси, то и Грег тоже будет рядом.

– У нас есть важная новость! – внезапно сказала Катрина, и ее глаза гордо блеснули.

Хью, сидевший напротив, широко улыбнулся жене.

– Ты стала партнером компании? – обрадовалась Сэм. – Ох, Катрина, это замечательно!

Хью и Катрина дружно рассмеялись.

– Сэм, ты действительно трудоголик! – любовно сказал ей Хью. – Катрина беременна. У нас будет ребенок.

Все присутствующие разразились приветственными криками, а потом стали поздравлять хозяев. Каждый встал и обнял счаст­ливую пару.

– Это чудесно, – Оказала изумленная Сэм, крепко обнимая Катрину. – Я так рада за вас!

– Спасибо, – ответила подруга.

Сэм смотрела на нее и хлопала глазами. Как же она не догада­лась об этом раньше? У Катрины был цветущий вид, лицо горело от радости и гордости, но ее стройная талия располнела, а живот выдавался так, как бывает на четвертом месяце… Сэм горько улыбнулась. Все-таки поразительно, как она разоблачила себя! Нормальные люди сразу бы поняли, что к чему. Только «синие чулки» считают, что хорошая новость может означать лишь по­вышение по службе.

Когда за здоровье будущего младенца выпили еще пару буты­лок шампанского, Сэм наконец начала прощаться.

– Мне очень жаль, что я нарушаю компанию, но в половине восьмого у меня совещание, – солгала она. То, что никто не стал уговаривать ее остаться, отнюдь не улучшало настроения. Види­мо, она уже официально стала занудой, уходу которой радуются больше, чем приходу.

У двери Катрина и Хью поцеловали ее.

– Замечательная новость, – сказала Сэм, и ее глаза вдруг на­полнились слезами. – Я счастлива за вас.

Катрина с чувством сжала ее руки:

– Не волнуйся, Сэм, все будет в порядке. Тебе тоже еще не поздно. Мы и сами думали, что слишком задержались, но оказа­лось, что это не так.

У Сэм сжалось сердце. Так вот оно что… Все жалели не только подавленного разводом Энди, но и ее. Все остальные имели пару, были счастливы, а она представляла собой классическую дело­вую женщину, слишком занятую, чтобы иметь мужа и детей, оди­нокую женщину, которая готовит только для себя и коротает ве­чера с пультом дистанционного управления в руке.

Гордость заставила ее беспечно рассмеяться.

– Мне? – переспросила она. – Ох, Катрина, ты будешь пре­красной матерью, но эта стезя не для меня. Пока! – еще более беспечно сказала она, помахала рукой, улыбнулась и пошла к прибывшему такси.

Шофер остановился не у того дома. Поскольку он был глухо­ват и ему с самого начала было трудно втолковать, куда ехать, Сэм не стала его поправлять.

– Большое спасибо, – сказала она и передала водителю день­ги через боковое окно.

Сэм медленно шла по улице, слишком уставшая, чтобы смот­реть по, сторонам. Услышав позади чьи-то шаги, она занервнича­ла и оглянулась. Но за ней шел не грабитель, а девушка с длинны­ми темными волосами, в пушистой шубе и туфлях на высоких каблуках. В таком наряде не побегаешь. Девушка обогнала.ее, и тут Сэм поняла, что это та самая красавица с глазами серны, ко­торая после вечеринки уходила от мужчины из соседнего дома. И что она плачет.

«Ну, настоящая „мыльная опера“! – подумала Сэм. – Осле­пительные девушки в серебряных платьях уходят из дома, а через минуту, безутешно рыдая, бегут обратно». Она с интересом сле­дила за тем, как дверь открылась и на пороге появился ее загадоч­ный сосед.

– Мэгги! – воскликнул он, когда девушка упала в его объ­ятия. – Моя бедная девочка, что случилось?

Сэм громко хлопнула калиткой. Час от часу не легче! Никто из соседей до сих пор не афишировал свою личную жизнь.

Услышав стук калитки, мужчина поднял глаза и увидел Сэм. Выражение осуждения на ее лице заставило его нахмуриться.

Сэм фыркнула, надменно задрала нос и вынула из сумочки ключи, не обращая на него внимания.

Ну и вечер… Ее лучшие друзья ездили в отпуск, даже не сооб­щив ей об этом. Она была свидетельницей чужой любви сначала в доме Катрины, а затем в доме соседа. Любви молоденькой де­вушки и старого плейбоя. Это было больно и несправедливо. Муж­чины могли волочиться в любом возрасте, встречаться с женщи­нами на миллион лет младше себя, но этим женщинам ни в коем случае не должно было быть больше тридцати.

Сэм мрачно думала о журнальных статьях, утверждавших, что пик сексуальной активности приходится у женщин как раз на сорок—сорок пять лет. Но тогда какого черта никто не хочет с ними спать?

Она залпом, как текилу проглотила обезболивающее, закуси­ла его таблеткой снотворного и легла в постель.

Проснувшись рано утром, Сэм вспомнила, что сегодня суббо­та. Она пила кофе, сидя в кресле у окна с видом на улицу, и чита­ла газету. Внезапно ее внимание привлекли люди, вышедшие из соседнего дома.

Он! И девушка, на этот раз одетая в мешковатые джинсы, под­вернутые снизу. Его джинсы. «Как мило, – кисло подумала Сэм. – Чертовски мило!» Она поспорила бы на десять фунтов, что эта девица все утро проходила в его рубашке, надетой на голое тело, щеголяя загорелыми длинными ногами. Конечно, если у него есть приличная рубашка. Обычно такие типы их не имеют. Они носят дорогие майки, купленные на унаследованные денежки, и не признают рубашек, потому что рубашка означает работу, а эти богатые лодыри считают, что работа, как и налоги, существует только для маленьких людей.

Сэм была абсолютно уверена, что он бездельник. Об этом го­ворило все: дикие оргии, отсутствие видимых источников дохо­да, девушки, ползущие у него из ушей… Она ненавидела таких мужчин.

После завтрака Сэм решила немного пробежаться, вспомнив, что не бегала почти три месяца. Январский воздух был ледяным. По улицам неторопливо шли люди, направлявшиеся в магазин или на ранний ленч. Сэм глубоко дышала и пыталась вспомнить свой прежний ритм. Но это не удавалось.