13

Вечером должно было состояться первое заседание клуба мак­раме после долгого перерыва. Вирджиния купила головку мест­ного сыра и бутылку белого вина. Таков был ее вступительный взнос, хотя Мэри-Кейт не велела ничего приносить с собой.

– Главное – приходите сами, – сказала она. – Этого будет вполне достаточно. Мы с Дельфиной уже все приготовили. Только не садитесь за руль и приготовьте на утро несколько таблеток рас­творимого анальгина.

– Вы как профессионал предрекаете, что завтра мы все будем страдать похмельным синдромом? – спросила Вирджиния.

– Ничуть, – лаконично ответила Мэри-Кейт. – Просто мне нравится быть во всеоружии.

Вирджиния посмотрела на часы и решила, что выйдет через полчаса. Но до того ей нужно было проверить спальни для гостей. Джейми и Лоренс со своей новой подружкой по имени Барбара обещали приехать на пару дней, и она хотела убедиться, что все готово.

Розовый будуар был в полном порядке, но зато во второй ком­нате на стене красовалось влажное пятно. «Старые дома подобны дамам в возрасте, – вздохнула Вирджиния. – Стоит справиться с одним недугом, как тут же появляется другой». Несмотря на мо­роз, ее бедро не болело уже неделю, однако вернулась боль в пле­че, которой она не испытывала несколько лет. И это случилось именно тогда, когда от Вирджинии потребовались физические усилия! При детях она должна была выглядеть живой и здоровой, а не немощной старухой, требующей ухода.

«Они не дети, – поправила себя Вирджиния. – Они взрослые. Двадцать семь и двадцать пять». Но в глубине души она знала, что всегда будет считать Лоренса и Джейми детьми, хотя они жили собственной взрослой жизнью и работали не покладая рук. У Ло­ренса был в Суордсе зубоврачебный кабинет, а Джейми преподавал математику в закрытой школе для мальчиков. Вирджиния горди­лась всеми тремя своими сыновьями и надеялась, что сумела дать им, как гласит пословица, «корни и крылья». И все-таки она чув­ствовала себя эгоисткой за то, что уехала из Дублина, бросив Ло­ренса и Джейми. Слава богу, Доминик счастливо жил в Лондоне с Салли и маленькой Элисон…

Джейми и Лоренс не были в Килнагошелл-хаусе с тех пор, как перевезли ее сюда, и предстоящий визит сыновей почему-то тре­вожил Вирджинию. Барбара и Лоренс встречались четыре меся­ца, однако Вирджиния еще не была знакома с девушкой. Будь жив Билл, Барбара наверняка была бы в их доме таким частым гос­тем, что сейчас стала бы почти членом их семьи. В этом был весь Билл – гостеприимный и щедрый. При нем сыновья с самого на­чала приводили в дом своих подружек.

Вирджиния тяжело вздохнула. Ей Лоренс рассказал о Барбаре по телефону. По его словам, она была «добрая, умная и очень, очень милая». Вирджиния тут же позвонила Джейми в расчете на более объективную информацию и услышала совсем другую оценку.

– Она раздражающе беспомощная, – сказал Джейми. – И в то же время властная. Иными словами, пассивно-агрессивная, – добавил он.

Вирджиния улыбнулась. Джейми успешно применял на прак­тике знания психологии, полученные в университете.

– Хочешь сказать, что она тебе не нравится?

– Ни капли, – с непривычной для него решительностью от­ветил Джейми.

Вирджиния снова вздохнула. Ах, если бы сейчас Билл был с ней! Воспоминание о муже сделало свое дело, и она, как всегда, полезла за платком. «Думай о чем-нибудь другом! – велела она себе. – Не хватало еще явиться к Мэри-Кейт в слезах и испортить людям вечеринку».

– Знаете, я боялась, что вы не приедете, – сказала Мэри-Кейт, когда гостья отдала ей сыр, вино и букет нарциссов, которые она нарвала на краю луга у Килнагошелла.

– Я и в самом деле чуть не передумала, – улыбнулась Вирд­жиния, с любопытством разглядывая дом Мэри-Кейт. До сих пор ей не приходилось бывать здесь. .

– Вы знаете наши правила, – решительно сказала Мэри-Кейт, проводя ее в комнату, оклеенную темно-красными обоями. – Если сегодня вечером у вас неважное настроение, оставьте его за дверью. На то и существует клуб макраме.

Именно за это Вирджиния и любила свою новую подругу: с Мэри-Кейт можно было не притворяться.

– Потрясающая комната, – прошептала она.

Гостиная выглядела как голливудская версия Шанхая тридца­тых годов. Напротив друг друга стояли два огромных дивана с пухлыми валиками, обтянутые восточной парчой. Между ними расположился большой низкий стол темного дерева, который ук­рашали изящные безделушки, деревянные фигурки животных и шахматная доска из резного нефрита. На стенах висели картины в восточном стиле, окна были задернуты элегантными розовыми шторами, лампы под старинными абажурами с бахромой заливали комнату темно-янтарным светом. С каминной полки на них смот­рел Будда, окруженный горящими свечами, которые наполняли воздух ароматом пряностей и корицы. Для полноты картины тре­бовалось, чтобы на Мэри-Кейт было кимоно.

– Очень красиво, – искренне сказала Вирджиния.

– Может быть, немного аляповато, но мне нравится, – отве­тила Мэри-Кейт. – При моей матери эта комната была очень не­уютной гостиной, ею почти никогда не пользовались. А мне хотелось чего-то другого. И поскольку я никогда не путешествовала, эта комната стала моим убежищем, где я слушаю музыку.

– Невероятно, – вздохнула Дельфина, принеся с кухни под­нос, на котором стояли стаканы для мартини, шейкер и все при­надлежности для коктейлей. – Непременно устрою у себя что-нибудь подобное. Вирджиния, хотите выпить?

– Не откажусь.

Мэри-Кейт включила музыку, и Вирджиния сделала глоток мартини.

– Боже, как хорошо! – вздохнула она, когда жидкость скольз­нула по пищеводу, словно ртуть.

– Я говорила вам, что она великолепно смешивает коктей­ли, – откликнулась Дельфина. – В нью-йоркском отеле «Плаза» ей платили бы кучу денег, а она сидит в Редлайоне и составляет смеси от кашля!

– А вы подумали о том, что тогда нам пришлось бы остаться без нее? – улыбнулась Вирджиния.

– Расскажите мне лучше, кто придет, иначе я ляпну что-ни­будь невпопад.

– Во-первых, Хоуп, – сказала Мэри-Кейт. – Вы познакоми­лись с ней во «Вдове». Она приведет с собой сестру Сэм, которая вчера прилетела из Лондона.

Вирджиния кивнула. Она помнила хорошенькую Хоуп Паркер с тревожными глазами и ее красивого, уверенного в себе мужа.

– Во-вторых, Гизелла. Она немка, руководит яслями «Ханни-банникинс», недалеко от отеля. Живет здесь много лет и была од­ной из шести основательниц первого клуба макраме. Для начала всегда требуется шесть человек.

Вирджиния попробовала кусочек сыра.

– А с чего вообще все это началось? – спросила она.

– Первой осенило Шейлу. Мы когда-то учились с ней в одном классе, но связи практически не поддерживали. Я жила в Дубли­не, она здесь. А потом муж бросил ее и удрал с докторшей. Они оба были очень славными людьми. Кто же знал, что так получится?..

Вирджиния широко раскрыла глаза.

– Когда я вернулась из Дублина, мы с Шейлой возобновили знакомство. Нам обеим хотелось как-то отвлечься от сплетен – очень уж всех интересовало, почему от Шейлы ушел муж и поче­му я вернулась в Редлайон с поджатым хвостом и без супруга.

Вирджиния промолчала, хотя ее тоже интересовало-, почему Мэри-Кейт не вышла замуж.

– Гизелла еще раньше очень дружила с Шейлой, даже пару раз брала ее детей к себе, когда Шейла ездила к мужу, пытаясь угово­рить его вернуться. Но из этого ничего не вышло. Кончилось тем, что шестеро отверженных собрались у Шейлы, отлично провели вечер, а затем решили встречаться раз в месяц и перемывать кос­точки знакомым. Это прекрасное лекарство. А почему мы назва­ли его «клубом макраме», я вам уже рассказывала.

– Жаль, что Шейлы не будет, – заметила Вирджиния.

– Да. Теперь она живет на юге Франции с человеком, зарабо­тавшим миллионы на электронике. Но когда она прилетает на праздники, мы непременно устраиваем заседание клуба. Шейла говорит, что только эти заседания позволили ей в свое время не сойти с ума. И мне, кстати, тоже. – Мэри-Кейт грустно улыбну­лась, но тут же тряхнула головой. – Итого: трое нас, Хоуп, ее се­стра Сэм, Гизелла и Мэй Хонда. Она японка, ее муж работает на компьютерной фабрике.

– После отъезда Шейлы мы никак не могли собрать полный кворум, – сказала Дельфина.

Тут прозвучал звонок, и Дельфина пошла открывать.

– Гизелла и Мэй, добро пожаловать! – весело сказала она. – Что-нибудь выпьете?

Хоуп и Сэм опоздали. Заподозрив, что мать и тетка куда-то со­бираются без нее, Милли отказалась надевать пижаму, закаприз­ничала, и пришлось попросить Мэтта уложить ее спать. После этого Милли тут же стала паинькой, захлопала отцовскими пу­шистыми ресницами и сделала все, что ей велели.

– Кошмарный ребенок! – весело прошептал Мэтт Хоуп, пока Милли рылась в коробке, разыскивая самый толстый сборник сказок.

– Ребенок, который обожает вить веревки из своего отца, – шепнула в ответ Хоуп.

Теперь они шли по дорожке дома Мэри-Кейт. Сэм держала бу­тылку вина. Хоуп, которая раньше всегда нервничала при мысли о компании незнакомых женщин, теперь была совершенно спо­койна: она была обязана заботиться о старшей сестре. А вот Сэм нервничала. Ее мир заколебался, все сместилось, и она чувство­вала себя так неуютно, как никогда в жизни. Но едва она вошла в дверь и ощутила атмосферу этого дома, как тут же успокоилась. Все уже выпили по бокалу мартини и смеялись, глядя на огром­ного черно-белого кота, который гонялся за игрушечной мыш­кой. Такого Сэм не ожидала. Не привыкшая к сугубо женским компаниям, она боялась, что это будет похоже на кофейный ут­ренник из телесериала «Степфордские жены», где почтенные да­мы обсуждали достоинства того или иного стирального порошка.

Но тут все было по-другому. На кофейных утренниках не пили крепкие коктейли с водкой, не закусывали оливками и не вели оживленную беседу о мужчине своей мечты. На кофейных утрен­никах говорили только о мужьях, а здесь Гизелла с удовольствием вспоминала свою первую любовь, мальчика очень красивого, но, судя по всему, отнюдь не гения.

– Клаус совсем другой, – сказала Гизелла, имея в виду своего любимого супруга. – Я предпочитаю ум красоте, но тот мальчик был так хорош собой, что я не обращала внимания на его моз­ги, – вздохнула она. – Вернее, на их отсутствие.

– Не вижу в этом ничего плохого, – невозмутимо сказала Мэ­ри-Кейт. – Я сама была бы не прочь познакомиться с таким мальчиком.

Лед был сломан. Женщины взялись за сыр и крекеры и начали весело болтать обо всем на свете, потягивая коктейли. Сэм, кото­рая не привыкла к откровенности, вдруг осознала, что сидит рядом с Мэри-Кейт и рассказывает о том, что заставило ее сломя голову примчаться к сестре.

– Теперь я понимаю, глупо считать себя тяжелобольной без медицинского освидетельствования, – закончина она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.

– Считать себя больной не глупо, – мягко возразила Мэри-Кейт, – но не стоит устраивать собственные похороны раньше времени.

Сэм слабо улыбнулась, а Хоуп сказала, что Мэри-Кейт вели­колепно умеет приводить людей в чувство.

– Я хочу сказать, что вы ничего не знаете наверняка, – реши­тельно продолжила Мэри-Кейт. – Я знаю, что врачи иногда со­вершают чудовищные ошибки, но, судя по тому, что вы рассказа­ли, это не тот случай. Если бы он думал, что вы серьезно больны, то не отпустил бы вас на все четыре стороны с направлением на прием через месяц. Хорошо, что вам осталось ждать всего два дня. Когда все выяснится, вам станет легче. Так что не впадайте в па­нику. – Она улыбнулась Сэм. – Поверьте мне. Я старый фарма­цевт и знаю, что говорю.

– От души надеюсь, что я преувеличила, – серьезно сказала Сэм. – Но, знаете, я не из тех женщин, которые делают из мухи слона. Честное слово.

– Если так, то, значит, ваше тело пытается вам что-то сооб­щить, – кивнула Мэри-Кейт. – Вы должны прислушаться к не­му и найти выход.

– Никогда в жизни не прислушивалась к своему телу, – криво усмехнулась Сэм. – Наоборот, много лет заставляла его слушать­ся меня. «Вставай с постели; нет у тебя никакого гриппа. А даже если заболела, то держись». Примерно так.

– Тогда вам придется измениться. Другого выхода нет. Пред­ставьте себе, что вы тяжело заболели. Вам волей-неволей при­шлось бы поменять свою жизнь. Так почему бы вам не поменять ее сейчас? Сэм, вы переживаете кризис и сами знаете это.

Сэм кивнула:

– То, что я со всех ног бросилась к Хоуп, безусловно, о чем-то говорит. До сих пор я ничего подобного не делала. Мои коллеги несказанно удивились бы, узнав, что стерва номер один может чувствовать себя беспомощной.

Мэри-Кейт склонила голову набок и смерила Сэм взглядом:

– Вас так называют в офисе? Сэм пожала плечами:

– Не всегда. Но я чувствую, что действительно становлюсь стервой. Не хочу, но…

– Тогда изменитесь! – решительно сказала собеседница.

– Это не так легко.

– Почему? Хоуп, например, считает вас совсем другой. Она говорила, что вы добрая, заботливая и любящая сестра.

– Для родных мы всегда другие, – возразила Сэм.

– Просто на работе вы пытаетесь быть не тем, что вы есть. Считаете, что это единственный способ остаться смелой и реши­тельной.

– Туше! – засмеялась Сэм. – У вас это хорошо получается, но я сомневаюсь, что выдержу еще один сеанс психоанализа.

– Выдержите. Вы сильная женщина и нуждаетесь в сильных подругах, которые смогут сказать вам все. – Мэри-Кейт с минуту молчала. Было видно, что она колеблется. – Когда-то у нас в клу­бе была игра… Если у кого-то возникали трудности, мы говорили о них. Откровенно говорили, чего хотим от жизни, и просили ос­тальных высказать свое мнение. Это, между прочим, было самым трудным, – добавила она.

Гизелла рассмеялась.

– О да, я прекрасно помню. Кстати, после одного из таких ве­черов родился мой младший ребенок. Стоит принять лекарство Мэри-Кейт, как ты забываешь пользоваться противозачаточны­ми колпачками!

– А что это за лекарство? – спросила Сэм. Мэй улыбнулась.

– Лекарство правды. Фирменное лекарство клуба макраме.

– Ой, давайте сыграем! – взмолилась Дельфина. – Как инте­ресно! Я обожаю слушать вечерние женские исповеди.

– Это нелегко, – предупредила Гизелла. – Можно услышать о себе не слишком приятные вещи. Но плюс в том, что здесь ты можешь без опаски говорить обо всем и знать, что это тебе ничем не грозит. Никто не вспомнит об услышанном, а сказанное не выйдет за пределы комнаты.

– Ну что ж, если никто не возражает, можно начинать, – ска­зала Мэри-Кейт. – Каждый должен честно рассказать о том, что ему хочется изменить в себе, а потом мы попробуем дать совет. Конечно, если сможем. Дельфина, ты первая!

– Почему я? А впрочем, какая разница… – Дельфина задум­чиво помолчала. – Знаете, недавно одна знакомая сказала про меня, что я милая, сексуальная, но не умею постоять за себя. Я по­том много думала и поняла, что она была права. Это действитель­но так: я не могу постоять за себя.

– Я тоже, – сказала Хоуп, ей не хотелось, чтобы Дельфина чувствовала себя неловко.

– Но ведь это ужасно, правда? – воскликнула Дельфина, кру­тя в пальцах шпажку с оливками. – Я чувствую, как это мешает мне жить!

– Значит, тебе хотелось бы измениться? – спросила Гизелла. Дельфина решительно выпятила подбородок:

– Конечно! Но как это можно сделать?

– Нет ничего проще, – вмешалась Мэри-Кейт. – Выходи за­муж за Юджина.

Дельфина испуганно уставилась на нее.

– Ты же знаешь, почему мы не можем пожениться… – проле­петала она.

– Знаю. Потому что ты не можешь постоять за себя перед По­линой, – ответила ей тетка.

– Расскажите, в чем дело, – попросила Сэм. – Иначе как же мы сможем дать совет?

Дельфина сделала большой глоток мартини.

– Видите ли, мой жених уже однажды был женат и развелся. Мы с ним давно уже живем вместе, у нас все хорошо, но моя мать не желает даже знакомиться с ним, не говоря о том, чтобы прий­ти на свадьбу. Мы все надеялись, что она передумает и смирится, но этого не случилось. Мой отец познакомился с Юджином – конечно, тайком, потому что иначе мама его убила бы. Она счи­тает, что выходить замуж за разведенного – значит губить свою бессмертную душу. Она хочет, чтобы я венчалась в церкви, а это невозможно, потому что Юджин в разводе.

– Бедняжка, – сказала Мэй, погладив Дельфину по плечу.

– Это классический пример неумения постоять за себя, – за­явила Сэм. – Все очень просто: вы должны назначить день свадьбы, пригласить мать, а если она откажется, это ее проблема. Вы должны принять решение, а как она будет реагировать, ее дело.

Дельфина смотрела на нее во все глаза, вспоминая, как Хоуп рассказывала им о своей поразительно умной сестре и ее неверо­ятной карьере. Несмотря на худобу, усталость и темные круги под глазами, Сэм излучала энергию и решимость, она казалась очень уверенной в себе.

– Такому человеку, как вы, это легко, – пробормотала Дель­фина.

Сэм горько рассмеялась.

– Дельфина, я делаю ошибки всю свою жизнь, но за себя по­стоять умею. Можно сказать, что на этом я собаку съела. Так вот, когда на работе мне нужно принять трудное решение, я всегда пытаюсь упростить проблему. Допустим, вы решили выкрасить волосы в розовый цвет, но боитесь, что матери это не понравит­ся. Что вы будете делать? Покраситесь и поставите ее перед фак­том? Или не покраситесь и будете всю жизнь злиться из-за того, что позволили ее чувствам взять верх над вашими.

– Вы великолепно упрощаете проблему, – с восхищением за­метила Мэри-Кейт.

– Да уж… Как говорится, чужую беду руками разведу, – криво усмехнулась Сэм.

– Кажется, я поняла, – сказала Дельфина. – Я должна выйти замуж, не обращая внимания на то, что скажет мама.

– Полина все равно с тобой не разговаривает, – деловито на­помнила Мэри-Кейт. – Так что терять тебе нечего. Может быть, как раз ей нужен такой пинок в зад, чтобы понять, что она не пуп земли.

В глазах Дельфины вспыхнул пыл новообращенного.

– Вы правы. Так я и сделаю. Идите покупать новые шляпки – моя свадьба состоится через месяц!

– Тост! – воскликнула довольная Мэри-Кейт. – За Дельфи­ну, Юджина и чудодейственное лекарство правды!

Принесли новую порцию крекеров и сыра, чтобы было чем за­кусить.

– Сэм, хотите быть следующей? – серьезно спросила Мэри-Кейт.

Сэм поморщилась.

– Вообще-то я небольшой любитель таких вещей… – призна­лась она. – Выслушивать советы – то же, что принимать горькое лекарство. Не хочется, но нужно.

Ей понадобилось пять минут, чтобы рассказать о событиях последних месяцев. На этот раз она призналась, что приняла слу­чившееся слишком близко к сердцу, бросила все, прилетела в Редлайон, чтобы повидаться с Хоуп, и теперь ей очень неловко.

– Что же тут такого? – удивилась Дельфина. – Вам захоте­лось побыть с сестрой. Это вполне естественно.

– Да, но обычно я не позволяю себе таких вещей, – вздохнула Сэм.

– Ага! – воскликнула Мэй. – Тут другое… Может быть, это не болезнь, а признак кризиса? Тогда вам нужно что-то изме­нить. Сложить картинку заново!

– Но что я могу изменить? – беспомощно спросила Сэм. – У меня есть работа, долг, обязанности…

– Найдите время для общения с людьми. Вы ведь сами чувст­вуете, что отдалились от своих друзей, довели себя до предела, а отдачи никакой, – впервые за весь вечер подала голос Вирджи­ния.

– Позаботься о себе! – с жаром сказала Хоуп. – Я молюсь, чтобы все кончилось хорошо, но убью тебя собственными рука­ми, если узнаю, что ты жжешь свечу с двух концов. Ты ничего не ешь, никогда не отдыхаешь и не расслабляешься. А потом удив­ляешься тому, что твое тело начинает бунтовать!

– Перестаньте отталкивать от себя людей, – серьезно сказала Дельфина, желая помочь женщине, которая научила ее уму-разу­му. – Вы должны преодолеть внутренние барьеры. Вам понра­вился симпатичный сосед, но, когда он попытался подружиться с вами, вы оттолкнули его. Сэм, вы с ума сошли! Вы же настоящая красавица. Я отдала бы все на свете, чтобы выглядеть как вы. Так почему вы не пользуетесь своими преимуществами? Ведь этот мужчина может оказаться вашей второй половинкой!

– Понимаете, я никогда не хотела замуж, – объяснила Сэм. – Но оставаться старой девой тоже не собиралась. Все вышло само собой. Пару раз у меня брали интервью, и журналистам всегда хо­телось знать, как я сделала выбор между карьерой и семейной жизнью. Но я не делала никакого выбора! Разве можно планиро­вать собственную жизнь? Я терпеть не могу оправдываться… – Она чуть не плакала.

Мэри-Кейт наклонилась к ней и серьезно сказала: – Сэм, никто не требует от вас оправданий. Ваша жизнь ценна так же, как всякая другая. Дело не в том, что у кого-то есть дети, мужья и бойфренды, а у вас их нет.