Тело, отвыкшее от фи­зической нагрузки, казалось громоздким и неуклюжим. Сэм пробе­жала около полутора километров, упрямо отказываясь поворачи­вать к дому, но в конце концов усталость взяла свое. Она повер­нула обратно и вдруг остановилась. К горлу подкатила тошнота, и Сэм осела на тротуар. Ее не держали ноги. Она не знала, что ху­же: сидеть на грязном тротуаре или чувствовать, что она больше не владеет собственным телом. Опустив голову на колени, Сэм попыталась дышать глубже, но ничего не выходило – она втяги­вала воздух мелкими, частыми глотками. Глаза наполнились слеза­ми. Что с ней? Что случилось? И как она теперь попадет домой?..

Мимо нее шли две женщины в новых тренировочных костю­мах, явно решившие сбросить лишний жирок, который накопи­ли на Рождество.

– Вам плохо? – осторожно спросила одна из них. Сэм покачала головой.

– Я бежала трусцой и вдруг почувствовала, что теряю созна­ние. – Она попыталась улыбнуться. – Мне нужно немного отдо­хнуть. Через минуту все пройдет. Я живу всего в километре отсюда.

– Вы белая как мел, – сказала вторая. – Вам не пройти и метра.

– Все в порядке, честное слово, – возразила Сэм и уцепилась за дерево.

Женщины посмотрели друг на друга, и первая вынула из кар­мана крошечный мобильник.

– Я позвоню Майклу, чтобы он приехал на машине, – реши­тельно сказала она. – Мы не можем оставить вас здесь.

Через десять минут прибыл Майкл в сверкающем новом «Рейнджровере» и посадил в машину всех троих. Сэм была слиш­ком слаба, чтобы протестовать. Она сидела сзади и пыталась по­нять, что с ней стряслось.

Они остановились у ее дома.

– Не знаю, как вас благодарить, – со слезами на глазах сказа­ла Сэм. – Пожалуйста, скажите, как вас зовут, чтобы я могла чем-нибудь отплатить вам.

– Глупости, – улыбнулась жена Майкла. – Это тот самый хо­роший поступок, который скауты должны совершать каждый день. Позаботьтесь о себе, дорогая. Вам нужно показаться врачу.

Очутившись дома, Сэм сразу легла на кровать. Кроссовки ос­тались на ногах, но ей было абсолютно все равно, что они пачка­ют постельное белье.

Эти люди были так добры к ней! Если бы она сама увидела не­знакомую женщину, привалившуюся к дереву, то подумала бы, что это наркоманка, и постаралась бы как можно скорее пройти мимо. Сегодня она узнала, что на свете есть хорошие люди. Лю­ди, лишенные цинизма. В отличие от нее самой.

Да, она обязательно позвонит врачу. В понедельник.

Сэм редко болела. Она принимала витамины, была уверена, что как следует заботится о своем здоровье, и не тратила времени на посещение врачей. Сегодня она ерзала на стуле, то и дело све­рялась с часами и сердито смотрела на дверь кабинета. Она заня­тая женщина, у нее нет времени ждать, пока другие болтают с врачом! Предыдущая пациентка не выходила из кабинета целую вечность. Что она там делает? Удаляет миндалины?

В конце концов ей пришлось смириться, и она стала переби­рать зачитанные журналы, лежавшие на кофейном столике. По­скольку единственным журналом, в котором не говорилось, как найти себе мужчину, очаровать мужчину или готовить для муж­чины, был «Тайм», Сэм взяла его, углубилась в статью о компью­терных пиратах и тут услышала свое имя.

В кабинете сидел усталый мужчина лет сорока с лишним. Сэм описала симптомы так лаконично, словно выступала на летучке. Усталость, боли, тошнота.

– И тяжелые месячные?

– Ну да… – призналась она.

– И давно вы испытываете эти проблемы? – спросил врач, изучая ее медицинскую карту.

– Шесть месяцев, – буркнула пристыженная Сэм. – Я была занята… – начала она, нарушив собственное правило никогда не объяснять то, что понятно без слов.

– Никакая занятость не должна мешать человеку заботиться о собственном здоровье, – строго сказал врач.

Сэм притворилась глухой.

Он задал ей множество вопросов о регулярности и обильности месячных, о том, где именно у нее болит, о ее диете и стуле, а потом предложил зайти за ширму и раздеться.

Сэм легла на смотровой стол, чувствуя себя странно беззащит­ной. Обнаженная нижняя часть тела казалась смешной по срав­нению с верхней. Врач прошел за ширму и, не подняв глаз, при­ступил к осмотру. Холодные руки ощупывали ее живот, ловкие пальцы скользили по бледной коже. Она поморщилась.

– Что, больно? – спросил он.

– Угу, – закусив губу, ответила Сэм.

Врач нажал еще раз, и она поморщилась снова.

Спустя несколько минут он надел перчатку, сбрызнул ее гелем и полез внутрь. Когда его пальцы проникли во влагалище, Сэм показалось, что оно растягивается, как резиновое. О господи, что он делает? Ищет там золото? Или ключи от своей машины?

– Расслабьтесь, – буркнул врач.

«Легко сказать, – мрачно подумала Сэм. – Расслабишься туг, когда совершенно незнакомый мужик сует в тебя здоровенную волосатую лапу!» Она промолчала, пытаясь не обращать внима­ния на причиняемую им боль.

Наконец осмотр подошел к концу. Сэм быстро оделась и по­чувствовала себя куда увереннее.

– Ну что ж, порадовать вас ничем не могу, – резко сказал врач. – У вас фиброиды и раздражение кишечника.

– Что такое фиброиды? – спросила Сэм. Что такое раздраже­ние кишечника, она прекрасно знала: им страдали все знакомые женщины. Ни один обед в Лондоне не проходил без бесед о последних методах лечения и лекарственных травах, лучше всего по­могающих от желудка. Сэм терпеть не могла эти разговоры.

– Фиброиды – это мелкие доброкачественные опухоли мат­ки. Они могут вызывать анемию, которой, скорее всего, и объяс­няются ваша усталость, продолжительные и болезненные месяч­ные, боль в тазу и животе и неприятные ощущения при половых сношениях.

Сэм нахмурилась. Последней проблемы у нее не было.

– Для окончательной уверенности вам нужно пройти ультра­звуковое исследование, – продолжал врач. – В вашем возрасте есть несколько вариантов лечения, но лично я считаю, что самый надежный способ – это гистерэктомия. Все зависит от того, хо­тите вы детей или нет.

Сэм открыла рот, собираясь сказать «не хочу», но тут же за­крыла его. Сколько раз она говорила это подругам, Хоуп и тете Рут! Когда тетя Рут была жива, она энергично кивала: «Правиль­но, Саманта. Ты не создана для детей». Хоуп же грустно вздыхала и говорила сестре, что она всегда может передумать. Сама Хоуп очень хотела детей. Сэм знала, что сестра мечтает создать такую семейную атмосферу, которой они сами были лишены. Но на­дежды на это было мало. Упущенного не наверстаешь, даже если станешь матерью, окруженной большой, любящей семьей. «А чем я отличаюсь от сестры? – мрачно подумала Сэм. – Тоже пыта­юсь наверстать упущенное. Только на свой лад. Утверждая, что не стану производить на свет детей, которые будут брошены на попечение суровой одинокой тетки».

Врач скрипел ручкой, и Сэм все пыталась подсмотреть, что именно он пишет, но она не умела читать латинские слова вверх ногами. Для человека, занятого кабинетной работой, умение раз­бирать чужие заметки было жизненно важно. Но сегодня ее это не волновало. Она рассеянно теребила ремешок часов.

– Если вы придете завтра, я оставлю для вас направление к специалисту. После этого нужно будет проверить и ваш кишеч­ник. Но только для страховки.

– Относительно гистерэктомии… – начала Сэм. – Я так по­няла, что есть и другие варианты?

– Да, конечно. Некоторые женщины не хотят и слышать о гистерэктомии, но мне показалось, что перспектива такой опера­ции вас не слишком волнует. В вашем возрасте женщины либо уже имеют детей, либо не хотят их иметь.

– Слишком смелое предположение! – бросила Сэм. – Инте­ресно, вы так же «вежливы» со всеми пациентами?

– Я не хотел вас обидеть, – удивился врач. – Разумеется, мы можем обсудить и другие варианты. Применить некоторые ле­карства, которые уменьшают опухоль…

Закончить фразу он не успел – Сэм стремительно вышла из кабинета. Она пойдет к специалисту, и если тот тоже будет ей грубить, она его просто убьет!

Возвращаться на работу не имело смысла, поэтому Сэм поеха­ла домой, сняла костюм и надела старую серую майку, черные тренировочные брюки и кардиган из овечьей шерсти. Потом взя­ла битком набитый «дипломат» и села за обеденный стол, чтобы поработать. Но отчеты о состоянии рынка и бухгалтерские сметы ее не вдохновляли. Она сварила кофе, взяла чашку и подошла к окну столовой. Сад занимал весь внутренний дворик, за исклю­чением полоски у забора. Пара с нижнего этажа держала там не­сколько больших горшков, и растения зеленели даже в плохую погоду.

В соседнем саду .несколько лет росли только сорняки в рост человека, но сейчас на их месте была свежевскопанная земля, а на ней лежало несколько плит, которых она еще вчера не видела. Любопытная Сэм высунулась в окно, чтобы посмотреть, что там делается, и тут у нее перехватило дыхание.

Ее загадочный сосед шел со стороны дома и нес огромную ка­менную плиту. Убедившись, что ее частично скрывает тяжелая парчовая штора, Сэм следила за тем, как сосед осторожно кладет плиту рядом с остальными. «Он мостит внутренний дворик! – с изумлением поняла Сэм. – Кто бы мог подумать, что Мистер Рантье-Плейбой способен заниматься такими вещами?» Видно, мороз его не брал, потому что на нем были только джинсы и белая майка. Сэм держала в руках забытую чашку и смотрела, как он работает. Это было интересно. По каждому камню он долго стучал кувалдой, потом возился с какими-то кусками лески и с помощью непонятного инструмента проверял, ровно ли лежит плита. Пару раз Сэм замечала, что он посматривает в ее сторону, но была уверена, что ее не видно…

Через несколько минут он вдруг поднял голову, посмотрел на ее окно и крикнул:

– Чем следить за мной, лучше помогли бы!

Сэм отпрянула от окна как ужаленная. Ее застали с поличным. Боже, как стыдно! Осторожно выглянув из-за шторы, Сэм обна­ружила, что соседа во дворе уже нет, и вздохнула. Зачем она тра­тит время, наблюдая за ним? Не видела, что ли, красивых мужи­ков?

Когда спустя минуту раздался звонок в дверь, Сэм вздрогнула.

Кто бы это мог быть? Она никогда не бывала дома в такой час. Должно быть, кто-то ошибся адресом. Какие-нибудь мойщики окон.

– Да? – сказала она по домофону.

– Доставка цветов, – ответили ей.

Сэм оторопела. Цветы! Как мило… Наверняка от Карен Сторин. Решила поддержать больную подругу.

Она взяла ключи от входной двери и с улыбкой спустилась по лестнице. Выходит, кому-то есть до нее дело…

Открыв дверь, Сэм ахнула. На пороге стоял ее сосед. На нем по-прежнему были джинсы и испачканная белая майка, в руках он держал букетик диких нарциссов.

– А я-то гадала, кто прислал мне цветы… – пробормотала оторопевшая Сэм.

– Вот они.

Незнакомец вручил Сэм нарциссы, и она инстинктивно зары­лась в них носом, вдохнув нежный аромат. Потом она осторожно подняла взгляд и увидела темные прищуренные глаза коршуна, следящего за своей жертвой. Сходство, с коршуном усиливал крючковатый нос. Очень хищный. Сэм сама не знала, что в нем такого страшного, но по ее спине вновь побежали мурашки. Вбли­зи этого мужчины с ее кожей начинало твориться что-то странное.

– Что вам нужно? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал нормально.

– Поскольку вы явно скучаете, я хочу попросить вас о помо­щи, – сказал сосед, разглядывая ее серую майку и тренировоч­ные брюки.

– Я не скучаю, – возразила она. – Я изучаю отчеты.

– Глядя из окна на мой задний двор?

Какое-то время Сэм пыталась подыскать насмешливую реп­лику, но ничто не приходило на ум. Она прислонилась к двери и тяжело вздохнула.

– Да, вы правы. Сегодня я никак не могу сосредоточиться на работе. Убийственная мигрень, – солгала она. – Правда, сейчас все прошло.

Красивое лицо незнакомца озарила широкая улыбка, и он тут же превратился из хищного самца в симпатичного соседа.

– Я решил, что вы заболели, потому что днем вас никогда не бывает дома. А потом увидел вас за окном и догадался о вашем чудесном исцелении.

– Как вы узнали, что днем меня не бывает? – спросила она.

– Я вижу, как вы каждое утро выходите из дома и идете по улице.

– Так вы наблюдаете за мной? – подняла брови Сэм.

– Как видно, эта болезнь заразна, – не моргнув глазом, пари­ровал он.

Сэм пришлось улыбнуться.

– И в чем же должна заключаться моя помощь?

– В руководстве, – ответил он. – У вас вид типичного руко­водителя. Так я жду вас внизу, – нахально добавил он.

– Зачем я это делаю? – бормотала Сэм, разыскивая кроссов­ки и что-нибудь теплое, чтобы накинуть поверх кардигана. – Должно быть, я сошла с ума. Я не знаю этого человека. А вдруг он серийный убийца, собирающийся заманить меня к себе в дом и зарыть под плитами патио? Глупости, – возразила она себе. – Мне было скучно, а он – какая-никакая, но все же компания. Даже если он бездельник и плейбой. Я же не на свидание к нему иду. Дело соседское. Кроме того, я для него слишком стара. Он и не смотрит на женщин, возраст и коэффициент умственного раз­вития которых превосходят размеры их талии в дюймах.

– Готовы? – любезно спросил он, когда Сэм вышла из две­рей.

– Готова, – невинно улыбнувшись, ответила она.

Он провел Сэм к задней двери, где лежала куча плит. Полови­на их уже была поставлена на место. Сэм пришлось признаться, что все сделано очень профессионально. Это произвело на нее впечатление.

– Вы не хотите представиться? – спросила она, пытаясь скрыть удивление.

– О, разумеется. Прошу прощения, что не могу подать вам руку. Она вся в цементе. Меня зовут Морган Бенсон.

– Сэм Смит, – лаконично ответила она.

– Я знаю, – ответил Бенсон.

– Откуда? – удивилась она.

– Мне нравится знать о своих соседях все. – Морган снова улыбнулся, и Сэм заметила, что его глаза окружают симпатичные тонкие морщинки. – Особенно о тех, которые разгоняют мои ве­черинки.

Лицо Сэм вспыхнуло.

– Если вы привели меня сюда для того, чтобы оскорблять… Морган невозмутимо протянул ей странный продолговатый металлический прибор с тремя окошками, в которых плавали пу­зырьки.

– Это ватерпас. Вы будете помогать мне, проверяя, ровно ли лежат плиты, о'кей? Я привел вас сюда не для того, чтобы оскор­блять, а чтобы подружиться.

– Друзей у меня хватает и без того! – воинственно заявила Сэм.

– Не кипятитесь. – Он нагнулся и стал придирчиво рассмат­ривать плиту, уложенную последней. – Сейчас я покажу вам, как пользоваться этой штукой. Весь фокус в том, чтобы плиты не имели наклона, иначе на дворе будут скапливаться лужи, – объ­яснил он.

Сэм поняла, что злиться на Моргана бесполезно: он на это просто не реагирует.

Некоторое время они работали молча, потом Сэм не выдержала.

– Где вы этому научились? – спросила она. – Вы явно не от­носитесь к типу умельцев на все руки.

У Моргана приподнялись уголки губ.

– А к какому типу вы меня относите? Наверно, к типу люби­телей вечеринок?

– Вы не ходите на службу, но при этом достаточно обеспече­ны, чтобы купить такой дом. Поэтому я не отнесла вас к типу мужчин, которые сами мостят свое патио. Я думала, что вы кого-то наймете.

– Какой смысл? Я сам это умею, а платить тому, кто умеет то же, что и я, значит просто бросать деньги на ветер. Кроме того, я люблю работать руками.

«Да уж», – подумала Сэм, представив себе, как эти длинные пальцы ласкают многочисленных женщин, проходящих через его дом.

– А в чем заключается ваша основная работа? – спросила она.

– Я в отставке, – бесстрастно ответил Бенсон.

«Есть!» – возликовала Сэм. Он действительно либо рантье, либо нажил миллионы на Интернете. Кто еще мог уйти в отстав­ку в сорок лет и разгуливать по участку в одних джинсах и старой майке? Впрочем, к интернетовским миллионерам она относи­лась с куда большим уважением, чем к бездельникам.

– Кажется, вы замерзли, – заметил он. – Хотите чаю?

Сэм кивнула, и Морган провел ее на кухню, которая мало из­менилась за время, прошедшее с той незабываемой встречи. Сэм села на край скамьи, усеянной цветными кляксами.

– Мне нравится, как у вас получается, – серьезно сказала она, осматривая банки с краской и недоделанные кухонные полки. – А что еще вы собираетесь здесь делать?

– Отделать все кленом, – сказал Морган, ставя на стол две кружки, пакет печенья и садясь на старый складной стул. – Когда-то я жил в доме, где все было отделано старой сосной, и больше не хочу этого.

– Раз так, значит, у вас была и экономка, – пошутила Сэм.

– Как вы догадались? – удивился он.

– Я так и вижу вас в роскошном особняке с экономкой и дво­рецким.

На мгновение Морган развеселился, но потом покачал голо­вой и со странным блеском в глазах сказал:

– Экономка была, дворецкого не было. Как по-вашему, в ка­ком доме я жил?

Сэм пожала плечами:

– В большом. С фамильным серебром.

– Верно, фамильное серебро у нас было, – сказал Морган с тем же странным блеском в глазах.

Сэм улыбнулась. Она так и знала.

– А вы будете жить здесь, когда избавитесь от старой сосны? – спросила она.

– Пока не знаю.

– Не рассказывайте мне сказки! Вы наверняка собираетесь продать этот дом в десять раз дороже, чем купили.

– А вы это осуждаете? – Он разорвал пакет с печеньем.

– Отчего же? В этом нет ничего плохого…

– Нет, осуждаете. Вы вообще мало что одобряете, мисс Смит, – сказал Морган, передавая ей пакет. – Это мигрень, или вы всегда такая? Я спрашиваю, потому что не люблю трудностей. Если мы станем друзьями, то вам придется каждый раз предупреждать меня, что настал день Страшного суда.

День Страшного суда?! Сэм бросила печенье, словно оно было отравлено.

– Прошу прощения, – искренне сказал Морган. – Я не хотел вас обидеть. Просто пытался пошутить.

– Сегодня мне не до шуток, – мрачно сказала Сэм. Она чув­ствовала себя бомбой, готовой взорваться в любую минуту. День выдался тяжелый: сначала врач, а потом этот ужасный человек, который должен был ее развлекать, а вместо этого говорит гадости.

– Пожалуйста, останьтесь. – Морган крепко взял ее за руку. – . Прошу прощения за то, что распустил язык. Я не привык к обще­ству дам.

Сэм недоверчиво захлопала глазами. И это говорит он, у кото­рого нет отбоя от женщин?

– Нет. – Сэм вырвалась. – Я должна идти. Мне нехорошо.

– Что, опять мигрень?

– Э-э… да, – сказала она, ухватившись за подсказку. Морган улыбнулся.

Во вторник Сэм позвонила на работу, сказала, что заболела, а затем поехала к врачу за направлением. Регистраторша сказала, что консультант примет ее через три недели.

– Так долго? – в ужасе воскликнула Сэм.

– Это еще быстро, – ответила регистраторша. – Вас напра­вили к лучшему специалисту Лондона, а она очень занята. Мы получили направление только потому, что врач настаивал на срочном осмотре, а кто-то как раз отказался.

Настаивал на срочном осмотре? Звучит зловеще… Сэм попы­талась выкинуть это из головы и по дороге домой зашла в мага­зин, чтобы пополнить запас продуктов. Хорошая еда – вот что ей сейчас нужно.

С проволочной корзиной в руке она шла по овощному отделу, как вдруг услышала знакомый голос:

– Привет!

Это был Морган. Как обычно, он выглядел не слишком рес­пектабельно, чему способствовали двухдневная щетина, рубашка с расстегнутым воротником и коричневый замшевый пиджак, без которого он не выходил на улицу. Она видела Моргана в этом пиджаке тысячу раз. Нет, она не следила за ним. Просто трудно не заметить человека, если он проходит мимо окна, у которого ты сидишь.

– Привет, – хмуро ответила Сэм, отвернулась и положила в корзину большой авокадо.

– Думаю, его не вернет к жизни даже открытый массаж серд­ца, – заметил Морган.

– Ха-ха, – без всякого выражения сказала она. – Вы никогда не мечтали стать комиком?

– Сегодня у вас опять мигрень или вы просто надышались свежего воздуха? – невозмутимо спросил он.

– Ни то, ни другое, – огрызнулась Сэм. Неужели Морган не понимает намеков? Она хочет покоя!

Поскольку избавиться от Моргана не удавалось, Сэм решила его смутить. Она подошла к отделу товаров женской гигиены, ос­тановилась перед витриной с тампонами и стала изучать их так тщательно, словно собиралась писать диссертацию на тему о том, какие из них лучше – с аппликаторами или без. К ее досаде, Морган тоже начал изучать тампоны, потом взял голубую пачку и положил в тележку.

– А это вам зачем? – удивилась Сэм.

– На всякий случай. А вдруг пригодится, – иронически отве­тил Бенсон.

Сэм сунула в корзину свое обычное средство и угрюмо зашага­ла к кассе. Морган, разумеется, отправился за ней.

– Привет, Морган! – сказала девушка, сидевшая за кассой. – Как дела?

– Отлично, Тина, – с улыбкой ответил Бенсон, обнажив бе­лые, как у волка, зубы. – А как у тебя?

Сэм не верила своим ушам.

Она не знала даже названия супермаркета, не говоря об име­нах здешних кассирш. Впрочем, чему удивляться? Она стояла ря­дом с мужчиной, который притягивал малолеток, как магнит. Его дом был маяком для всех молодых женщин западного Лондона. Наверно, он знал имя каждой жительницы мегаполиса от двадца­ти до двадцати пяти лет, не говоря об их любимых позах и о том, какие тампоны они предпочитают!

Расплатившись, Сэм упаковала продукты и вышла, не сказав ни слова.

До дома было подать рукой, поэтому Сэм не стала брать такси и, разумеется, сразу устала. Казалось, ее мышцы превратились в желе.

– Вам помочь? – спросил Морган. Должно быть, он бежал за ней от самого супермаркета.

– Сама справлюсь! – огрызнулась Сэм. Она знала, что ведет себя по-свински, но уже не могла остановиться.

Бенсон смерил её задумчивым взглядом:

– Знаете, Сэм, женщина вы симпатичная, но склочная. Я все­го лишь предложил вам помощь.

– Не нужна мне ваша помощь! – рявкнула она. – Я взрослая женщина, а не одна из ваших школьниц, которым нужно помо­гать завязывать шнурки и делать домашнюю работу по математике!

К величайшей досаде Сэм, Морган вдруг согнулся пополам и захохотал так, что женщина с коляской испугалась и перешла на другую сторону.

– Прекратите! – прошипела Сэм. – Перестаньте валять дурака!

– Сэм, вы просто уникум, – с трудом выдавил он. – Или, как выражалась моя бабушка, трудный случай!

Она подхватила свои сумки и зашагала прочь. Кто бы мог по­думать, что гнев может добавить человеку сил. Добравшись до перекрестка, она позволила себе обернуться. Морган не шел за ней. Он исчез. Чувствуя странное разочарование, Сэм пошла дальше. Но усталость тут же вернулась.

Выложив на кухне продукты, Сэм тяжело вздохнула. Она сама не знала, с чего окрысилась… Да нет, знала. Она думала о нем, испытывала к нему влечение и так далее. А поскольку стало ясно, что женщины ее возраста Моргана не интересуют, она решила говорить ему гадости. «Сука, взбесившаяся сука!» – горько поду­мала она.

Господи, да что же с ней происходит? У нее прекрасная новая работа, она одна из немногих женщин, которым удалось дорасти до поста директора-распорядителя крупнейшей компании. Она сделала умопомрачительную карьеру и все же чувствует пустоту внутри. «Нет, – поправила себя Сэм, – это не пустота, а отчая­ние. Именно отчаяние». Куда бы она ни смотрела, всюду было одно и то же. Никакого просвета. Никаких надежд на будущее. Только тоскливое одиночество до конца жизни.