Повелитель марионеток

Им ведь тоже полной воли давать нельзя, Румбо это понимать должен. Если предположить, что я прав, если просто мою информацию до людей довести, то Комитет без поддержки окажется, а если не сделать этого, глядишь, силы у повстанцев таять начнут. Ведь не профессиональные же вояки - фермеры все, тихие, мирные, законопослушные. Прижали их - вот и встали на дыбы, а чуть пройдет угар - успокоятся. Прикинут, что против Метрополии им выступать все одно не резон - вот и конец повстанцам. Разбегутся по планете - собери их потом. Мэрия взорвана, кернеммиты, наверное, все уже перебиты, за себя им бояться особенно нечего. Разбегутся, почти все разбегутся. И тогда все пропало, тогда и мне останется только бежать. Но куда?
      Румбо - человек умный, он это понимать должен. Он же вцепиться должен в информацию, что я ему принес! Даже если он и не верит мне. Он же должен заставить других поверить, чтобы они пошли за ним! Даже если ему наплевать на захват Станции, на установление связи - склады-то он ведь должен захватить. Сейчас на Сэлхе склады - это главное. И они в руках Комитета.
      Я пошевелился, и колено снова заныло. Вот тоже проблема. В Метрополии меня вмиг в госпитале бы на ноги поставили, а здесь? У них даже техники толковой нет, чуть ли не вручную лечат. Этот костоправ, Пао Зикро, интересно, жив или нет. И на чьей он стороне?
      Дверь отворилась, в щель просунул голову молодой парень - один из двоих, что стояли наверху, у входа.
      - Идемте, шеф вызывает, - сказал он нам.
      Высокий поднялся, встал у выхода, поджидая меня. Я протиснулся мимо него, стал подниматься по ступенькам. Парень шел впереди, без оружия. Оставил он его, что ли? Сверху пробивался дневной свет. Бог ты мой, уже, оказывается, рассвело! Мы вышли из подвала, жмурясь с непривычки. Солнце еще не встало и было нежарко. Справа я заметил развалины дома, ночью, когда меня сюда провели, их было не разглядеть. Угол был обрушен взрывом, внутри все выгорело, крыша провалилась. Века, наверное, дом простоял, все ураганы выдержал, сколько поколений в нем жило. Впрочем, мне-то какое дело? Это их проблема, это они себе устроили. Эх...
      Мы пошли по тропинке между рядами кеарбов в два человеческих роста высоты. Крайние пожухли в пламени пожара, тропинка была усыпана обвалившимися с них недозрелыми шариками плодов, которые раскатывались под ногами. Метрах в тридцати тропа повернула налево, и мы вошли в лес. Интересно, чья это ферма? Обычно они не строят так близко к лесу, обычно отделяются от него полями. Или поля - с другой стороны от дома, и я их просто не заметил?
      - Смотри под ноги, здесь много улиток, - сказал провожатый, не оборачиваясь. Вовремя сказал - я чуть не наступил на одну, с кулак величиной, в черном, отливающем синевой панцире. Эрибантумы, завезенный вид. Наверное, расползлись из садка после пожара. Деликатес.
      В лесу было сыро и сумрачно. Густой подлесок обступал тропу с обоих сторон, так что в метре от тропы можно было бы спрятаться и оставаться незамеченным. Они не боятся, что я убегу - это уже хороший признак. Под ногами иногда попадались красные ягоды эгиара, сверху изредка свешивались листья шаруков, но самих деревьев видно не было. Ярусный лес. Здесь он еще приручен, столетиями переселенцы приспосабливали его под себя. На Континенте не так, там лес чужой и опасный. Искать тех, кто скроется на Континенте не имеет смысла. Если они сами не выйдут навстречу - ни за что не отыскать. Это успокаивало. Лишь бы те, кто скроется, не стали выходить сами. Как не станут сейчас выходить кернеммиты, если, конечно, хоть один из них остался в живых.
      Наконец лес расступился, и мы оказались на небольшой поляне, окруженной гигантскими эгиарами с лимонно-желтой корой. Кроны их смыкались где-то далеко вверху, закрывая небо, но здесь было гораздо светлее, чем на тропе в глубине леса. Пахло прелыми листьями и дымом. Но не дымом пожара, а обычным костром. Он горел на другом конце поляны, перед небольшим домиком из красного кирпича. У костра сидело трое мужчин, разговаривая вполголоса. Карабины свои они прислонили к стене домика, и на нас особого внимания не обратили, лишь кивнули нашему провожатому и продолжили так же вполголоса свой разговор. Все было так мирно и спокойно, что если бы не прислоненное к стене оружие, да не тяжелое дыхания моего высокого спутника над самым ухом, то можно было бы подумать, что это всего лишь сон. Не верилось, что в каких-то двух-трех десятках километров отсюда дымятся развалины поселка, улицы которого завалены трупами людей, еще так недавно и не предполагавших о столь ужасном конце. Не верилось, что всего в нескольких сотнях метров среди старого кеарбового сада стоит разрушенный и выгоревший дом, что все население планеты за несколько суток буквально обезумело и ринулось друг на друга, не понимая толком во имя чего и против чего оно воюет.
      Мы поднялись вслед за провожатым по ступенькам к двери и вошли внутрь. За дверью оказался узкий коридорчик, освещенный лишь падавшим из узкого окна под потолком дневным светом. Одна дверь вела налево, другая находилась в конце коридорчика, метрах в двух впереди. В щель из-под этой двери пробивался свет, слышались негромкие голоса. Когда мы вошли, все замолчали, обернувшись в нашу сторону.
      Их было человек двадцать. Комната метров пять на пять не имела окон и освещалась потолочными панелями. Раньше здесь, видимо, располагался какой-то склад или подсобное помещение, но сейчас все из комнаты было вынесено, кроме несколько грубо сколоченных скамеек и ящиков, на которых кто как расположились собравшиеся. Двое в дальнем углу сидели просто на полу - для них не хватило места. Все смотрели на меня, наш провожатый вышел, высокий Дьелле отошел в сторону и прислонился к стене.
      Я на секунду закрыл глаза, чтобы не выдать своей радости. Сжал и разжал кулаки.
      Все. Это - победа.
      Как бы дальше не пошли дела - это победа. Теперь все от меня зависело.
      Судя по всему, Румбо никого не предупредил о моем приходе - на лицах почти всех присутствующих читалось удивление и недоумение. Некоторых я знал. Справа в углу сидел сын Тэррена, кажется, его звали Глан. Рядом две женщины средних лет, явно с примесью тиерской крови. Смуглые, большеглазые, со слившимися над переносицей черными бровями. Сестры Гринские с Северо-Востока. Та, что постарше, Анна, входила в прошлый состав Совета. Дэн Корбин - Советник с Континента. Еще нескольких я видел, но по именам не помнил. У самой двери сидел А-Курр. Этот и на собрании с оружием не расставался, держал его в руках, чуть ли не стрелять собрался.
      - А вот и наш гость, - сказал вполголоса Румбо. - Я полагаю, представлять его нет надобности, все и так должны его хорошо знать.
      - А что ему здесь надо, эст Румбо? - спросил худощавый высокий старик слева. Неприятный у старичка голос, как у птицы тибру с Рикпоста.
      - Он сам нам обо всем расскажет. Насколько я понимаю, вы этого и добивались, эст Онкур?
      - Похоже на то. Насколько я понимаю, здесь собрались руководители восстания?
      Собравшиеся зашумели.
      - Чего он мелет?! Мы, что ли, правительство свергли? Какое восстание? - послышалось с разных сторон.
      - Мы не повстанцы, Мэг, - сказал Корбин. - Мы выступаем за восстановление прежней формы правления.
      - Не будем ссориться из-за терминов, - вмешался Румбо. - Суть от этого не меняется. Вы правильно поняли, эст Онкур, здесь собралось руководство оппозиции Чрезвычайному Комитету, самовольно захватившему власть на Сэлхе.
      - Хорошо. Судя по боям, что шли в поселке, силы у вас значительные. По крайней мере, не меньшие, чем у Комитета. Я предлагаю вам свое сотрудничество.
      - А вы и так обязаны сотрудничать с нами, Мэг. Мы - законное правительство Сэлха, - сказал Корбин.
      - Нет. Вы - лишь одна из противоборствующих группировок. Устав Службы Связи предписывает нам в подобной ситуации сохранять нейтралитет. Если бы мэр был с вами...
      - Мэр погиб. Убит.
      - Да? - я не удивился. Я так и думал - Что ж, я догадывался, что они это сделают.
      - Они сбросили их прямо со скалы. Сверху. Даже везти далеко не стали...
      - Эти Гэптоки... - сказал кто-то слева. - На Сэлхе такого никогда не было. Это все от вас, из Метрополии.
      - Поселок тоже мы разрушили?
      Ответа не последовало.
      - Так вот, я предлагаю вам сотрудничество. Не как Офицер Службы Связи, а как человек, Мэг Онкур, обладающий некой полезной для вас информацией. И имеющий доступ к средствам связи. Вам решать - согласны вы на такое сотрудничество или нет.
      С разных сторон раздались вопросы:
      - Это вы что же, устав свой нарушаете?
      - А что нам ваши средства связи?
      - Сначала пусть изложит свою информацию. Потом и решать будем.
      - Хорошо, - сказал я. - Изложу вам то, что знаю. Я уже рассказывал все Энхару Румбо, и он мне не поверил. Я повторю все это вам. Итак, всем вам известно, что до прибытия рейдера из Метрополии осталось примерно двадцать семь стандартных суток. Меньше двадцати пяти ваших. Совсем немного. Так вот, мною получено сообщение, что в назначенный срок рейдер не прибудет, поскольку обстановка потребовала его переброски на другой участок.
      Все зашевелились. Новость произвела впечатление.
      - Это было официальное сообщение, - продолжал я. - Но я получил и информацию другого рода. Мне удалось перестроить аппаратуру на волну, используемую боевыми кораблями в нашем секторе. Это, кстати, тоже нарушение устава. Я принял большое количество шифрованных сообщений и сумел частично расшифровать их. Так вот, все сходится на том, что рейдер был попросту уничтожен повстанцами.
      Вот это их пробрало! Все разом заговорили, чуть не закричали. Что-то спрашивали, но слов было не разобрать - такой поднялся шум. Наконец, Румбо вскочил и заорал во все горло:
      - Ну хватит! Чего расшумелись? Пусть он до конца все расскажет, тогда и шуметь будете!
      Это возымело действие - все понемногу угомонились, снова расселись по местам. Когда разговоры стихли, я продолжил:
      - Тут эст Румбо мне вопрос задавал по поводу как я сумел дешифровку произвести. Вас он, наверное, тоже интересует. Все очень просто. Каждый корабль в обычных условиях ведет переговоры лишь с центром и со своим флагманом, с которым они могут контактировать не только на субрезонаторной связи, но и на обычных радиоволнах. В этих переговорах используются коды, расшифровать которые практически невозможно. Они используются и сейчас для каждого корабля свои. Но с началом боевых действий впервые за сотни стандартных лет пришлось организовать взаимодействие между различными эскадрами, которые стекаются в соседние сектора для противодействия мятежу. Связь между ними не предусмотрена, и командованию пришлось разрешить обмен информацией с использованием обычных кодов, расшифровка которых оказалась вполне возможной.
      - Мы здесь, Мэг, люди простые, мы ваших академий не кончали, - сказал Корбин. - Вы бы лучше о деле говорили. Что там удалось узнать?
      - Некоторые очень интересные вещи. В частности - я скажу вам сразу самое главное - удалось принять передачи Станций Связи, перешедших в руки повстанцев.
      - Что?! - вырвалось едва ли не у всех. Вот это их сразило наповал.
      - Повторяю - я принял сигналы Станций Связи, перешедших в руки повстанцев. Что может иметь лишь одно объяснение - Офицеры Службы связи, ответственные за их функционирование, также перешли на сторону восставших.
      - А я в это не верю! - крикнул Румбо, стукнув кулаком по спинке скамьи. - Не верю!
      - Почему? - спросило сразу несколько человек.
      - Потому что это невозможно. Их же всю жизнь готовят к службе, их же с детства обрабатывают так, что такое просто становится невозможным. Я не знаю как - блоки там в них психические вдалбливают, или еще как, но они не могут - ну не могут, не способны! - предать Метрополию. То что он говорит - чушь, абсурд, провокация! Что угодно! Может, он с ума сошел!
      - Может, говорите, я с ума сошел? - спросил я, стараясь перекричать шум. - Ну тогда деваться некуда. Но посудите сами, что я сейчас-то делаю? Я же устав нарушаю, я же... Ну да, я самым натуральным образом предаю, именно предаю Метрополию! Где тут ваш блок психологический?
      - А в самом деле, где? - спросил старик с противным голосом.
      - А черт его разберет. Не верю я ему, и все, - сказал Румбо, опуская голову.
      - А я вам скажу, где у меня психологический блок, я вам скажу. Вы что же думаете я робот запрограммированный, не человек? Вы думаете, меня в пробирке вырастили? Вы думаете, они меня с потрохами купили, на веки вечные? Никто меня купить не может. Ни они не купили, ни вам не купить! Я сам по себе, я всегда был сам по себе. Кто, вы думаете, управляет миром? Роботы? Нет, люди. И многие из них прошли тот же путь, что и я, многим из них так же пытались внедрить всякие психологические блоки. Да не со всеми это проходит. И не все за это благодарны бывают. Может Сен-Ку, что до меня здесь служил, может он и был счастлив. Только вы по нему обо всех не судите. Я не такой. Никакая система не гарантирована от поломок. Всему рано или поздно приходит конец. И Служба Связи тоже от поломок не гарантирована, как бы не старались они отбирать своих офицеров. У повстанцев есть связь - значить, я не один такой. У них есть связь, и значит, есть шанс отбиться от Метрополии. Метрополия тоже не вечна, ей тоже рано или поздно конец придет.
      Теперь все молчали. Я их хорошо огорошил. Один из тех, что на полу сидел, даже головой стал вертеть, как бы от навязчивого видения избавляясь.
      - Ну, ладно, Мэг, - нарушил наконец молчание Корбин. - Бог с ним, со всем. Нам-то какое до всего этого дело? Сэлх - мир отдаленный от всех, слабый. Мы ни тем, ни другим помочь не можем, ни от тех, ни от других нам не защититься. Тут уж нас никто не спросит, кто верх возьмет, тому и подчинимся. Что вы от нас-то хотите?
      - Вот именно, - бросил кто-то слева. - Нам-то какое до этого дело?
      - Я объясню, какое вам до этого дело. Вы вот тут отсиживаетесь и думаете, что в безопасности находитесь. Как бы не так. Склады-то у так называемого Комитета Чрезвычайного. А на складах много такого, что у вас быстро кончится. Топливные элементы хотя бы. Боеприпасы. Да мало ли что еще. В поселке, хоть он и разрушен, все же мастерские ремонтные восстановить можно. Да на всем остальном Сэлхе не наберется и десятой доли тех производственных мощностей и запасов невосполнимого оборудования, что остались в поселке, в руках у ваших врагов. Сейчас вы, может, рассеетесь по планете, и будете считать, что в безопасности живете. А эдак через год или через два Комитет все восстановит, да и начнет помаленьку вас из лесов выкуривать либо в пещеры загонять.
      - Вам-то какая забота? - спросил старик с противным голосом.
      - Объясню, - ответил я, оборачиваясь к нему. - Всему свое время, погодите немного. Я вот что хочу сказать. Если все на самотек пустить, если на связь ни с кем не выходить, то нескоро у них до Сэлха руки дойдут. Не до Сэлха им. И придется вам тут жить вместе с Комитетом, вместе с их ополченцами. Либо мириться с ними, либо воевать. Сегодня вы еще можете их победить. А через год? Или на поклон к ним пойдете?
      - Ну уж нет. К Гэптокам мы на поклон не пойдем, - заявила Анна Гринская, и все согласно закивали. - Либо мы, либо они.
      - Мне тоже с Комитетом не ужиться. Они к Метрополии привязаны, они ни на какую связь с повстанцами не пойдут. И если они верх возьмут, то для меня все дороги закрыты. Только на Континент бежать. Метрополия, если меня настигнет, не простит. А если вы победите - тогда я впоследствии примкну к повстанцам, за которыми, уверен, будущее.
      - А почему вы думаете, что мы позволим вам связаться с повстанцами, Мэг? - снова спросил Корбин.
      - Потому что вы захотите торговать. Метрополия ограничила ввоз концентрата Гла-У - искусственно ограничила воз, специально, чтобы прижать вас с реенгритом - а повстанцам концентрат наверняка потребуется. В их секторе его не производят, вы для них - самый удобный поставщик. Если они победят, Сэлх получит выгодный рынок сбыта.
      Все оживились. Видно было, что я попал в самую точку. Для них возвращение к торговле концентратом Гла-У значило возвращение к прошлой мирной жизни, которую они для себя уже не мыслили. И это для них было главным - не вопросы высокой политики, не проблемы борьбы повстанцев за независимость от Метрополии - торговля Гла-У, мирная тихая спокойная жизнь. Ради этого они были готовы на все. Даже на то, чтобы сейчас воевать.
      Несколько минут они обсуждали все это между собой. Только Румбо да высокий Дьелле у двери не принимали в этом обсуждении никакого участия. Румбо молчал, сидел, ни на кого не глядя, и о чем-то думал. Наконец, он встал, и все, взглянув на него, понемногу затихли.
      - Значит, так, - начал он. - Поговорили мы, послушали, пора и решение принимать. Я вам вот что скажу. Никто - я это повторяю - никто! - не может нам сказать, правду он нам говорит насчет рейдера или врет, правду говорит насчет повстанцев или нет. И решение наше не должно приниматься под воздействием этих его слов. Мы должны о другом думать. В чем он прав - так это в том, что с Комитетом надо кончать. Кто бы там в Галактике не победил, здесь, на Сэлхе, нам надо кончать с Комитетом. Потом будет поздно, в этом он прав.
      - Да уж конечно, кончать с этими подонками, и нечего разговаривать, сказали из угла.
      - Поэтому, - громко сказал Румбо, - я предлагаю начать собирать силы. Будем готовиться к захвату поселка. Кто за? Против? Воздержался?
      Против никого не оказалось. Они делали то, чего хотел я.
      Высокого звали Дьелле Сунгар, и он не был членом Совета повстанцев. Вот и все, что я узнал о нем за эти дни. Он неотступно следовал за мной, куда бы я ни направлялся - для моей же безопасности, как сказал Румбо с самого начала. Но со мной он не разговаривал, и на все мои расспросы отвечал односложно, если вообще отвечал. Меня, правда, это не очень волновало, но через несколько дней его постоянное молчаливое присутствие начало меня раздражать. Правда, пока не настолько, чтобы я решился что-то предпринять.
      В остальном же все шло по плану, так, как я хотел. Они собирали силы для нападения на поселок и захвата складов. Судя по всему, Румбо сумел организовать все так, что подготовка проходила быстро и эффективно. Правда, повстанцам не хватало оружия и боеприпасов - этого от меня не скрывали. За пять дней они сумели собрать около пятисот добровольцев, но лишь половина из них была экипирована должным образом - имели карабин и пару запасных обойм к нему. Остальные вооружались кто чем, я видел даже, как на поляне у дома, где происходило совещание, тренировались лучники. Более тяжелого оружия фактически не было - сказывался запрет на ввоз его на Сэлх, постулированный в конституции планеты. Как и всякое ограничение, это имело оборотную сторону - чтобы воевать без оружия, приходилось привлекать к войне больше людей, и цель достигалась, фактически, теми же жертвами, что и при применении самых современных видов вооружения.
      А-Курр с лучшими стрелками - ими, конечно же, были жители Континента - в первый же день организовали блокаду поселка. Правда, ополченцы сумели хорошо укрепиться и серьезного ущерба от блокады не испытывали. Снайперам А-Курра не удалось занять ни одной удобной позиции над поселком - на всех высотах уже окопались ополченцы и при попытке захватить одну из них отряд А-Курра потерял сразу троих бойцов.
      Использование машин в боевых действиях также исключалось. Во-первых, сказывалось отсутствие достаточных запасов энергетических элементов, хотя их сбор и был организован по всему острову и Континенту. Да к тому же ополченцы каким-то образом сумели наладить в поселке производство самонаводящихся ракет, не слишком, правда, опасных, но попадающих без промаха. Две наши машины, появившиеся над поселком, были обстреляны и получили значительные повреждения, хотя никто из членов экипажей не пострадал.
      Насколько я понял, в ходе конфликта бои происходили лишь на острове, а весь Континент остался в стороне. Да и тут они принимали характер скорее стычек, чем настоящих боев, лишь в поселке развернулось единственное сражение - первое в истории Сэлха. До конфликта на острове жило больше трех с половиной тысяч человек. Часть погибла в поселке, большинство улетело на Континент, переполнив те несколько небольших освоенных участков, что там были. Какая-то часть населения просто скрылась на Континенте - это, в основном те, кто опасался за свою жизнь из-за родственных отношений с кернеммитами. "Чистокровных" кернеммитов, судя по всему, не осталось, или же все они также сумели укрыться в дебрях Континента.
      Но вообще чувствовалось, что напряжение, приведшее к такой острой стычке, спадает. Конечно, оставались те, кто в схватке потерял близких, чьи дома разрушили, кто жаждал отомстить за происшедшее, но все больше людей воевать больше просто не хотело. Даже если это была война за то, чтобы вернуть привычную спокойную жизнь. Румбо понимал это, и спешил с организацией штурма.
      Правда, таяли и силы ополченцев. Многие из них оказались в ополчении случайно, и теперь при первой возможности спешили его покинуть. Комитет ввел суровые порядки - наблюдатели видели издали, что на главной улице поселка, напротив развалин особняка Крандалоса были возведены виселицы, на которых каждый день появлялись фигуры новых осужденных. Только за три последних дня из поселка бежало двадцать четыре ополченца. Они-то и рассказали о присяге Комитету, которую заставили принести всех, кто оставался в поселке, о численности и вооружении ополчения - их оставалось около трехсот человек, но вооружены они были гораздо лучше, чем армия Румбо. И еще о том, что в районе складов специальная группа ополченцев из числа наиболее преданных Комитету, готовит какое-то новое оружие.
      Все это заставило Румбо ускорить подготовку к штурму поселка.
      Атака была назначена на утро, через восемь суток после принятия решения о штурме поселка.
      Все-таки воевать они не умели. Сначала, когда кое-как сделанные самодельные ракеты были выпущены сразу с трех сторон по позициям ополченцев, когда густой дым закрыл видимость и стрельба обороняющихся пошла наугад, совершенно бесцельно, они бросились вперед именно так, как и следовало - одновременно с двух сторон поселка, с целью соединиться где-то между мэрией и складами и рассечь силы ополченцев надвое. И им бы удалось это, если бы не ветер. Ветер в то утро был сильнее обычного, и уже через пять минут он сдвинул густое облако дыма, покрывшее сначала поселок, и понес его, постепенно рассеивая, в сторону океана. Делать дымовую завесу вторично оказалось незачем.
      Огонь ополченцев сразу же стал прицельным, и нападающие залегли, не продвинувшись вперед и на пятьсот метров. Дул ветер, жарило солнце и снайперы из поселка стреляли по каждому, кто пытался хоть чуть приподняться из-за укрытия. Казалось, все потеряно для повстанцев. И вот тут случилось то, чего не ожидал никто из нас - с холма, на котором стояла Станция Связи послышалась беспорядочная пальба и громкие крики, несколько человек выскочило из окопов и бросилось бежать к поселку, на западном склоне разорвалось два-три заряда, и оттуда, с главного, самого удобного бастиона оборонявшихся, начал вестись прицельный огонь по позициям ополченцев, перед которыми залег отряд, наступавший с юга. Огонь по этому отряду - а им командовал А-Курр - сразу же практически прекратился, и они, не понимая еще, что случилось, встали и ворвались в поселок. Ополченцы не выдержали и побежали. Многие бросали оружие и поднимали вверх руки. Через полчаса все было кончено, лишь кое-где раздавались выстрелы, когда повстанцы, прочесывающие развалины поселка, натыкались на сопротивляющихся ополченцев.
      Вспышки я не видел.
      В момент взрыва я как раз оглянулся, потому что мне показалось, что Сунгар, как всегда нависавший у меня над головой, что-то сказал.
      Я лишь почувствовал толчок под ногами и упал, не понимая толком, что же случилось. А в следующее мгновение воздух, вдруг ставший твердым, как скала, ударил меня в бок и отбросил назад.
      А потом навалился грохот.
      Я лежал на спине и с каким-то безразличием, как бы со стороны смотрел, как в том месте, где раньше находились склады, поднимался гигантский черный столб.
      Постепенно вершина его стала клубиться и расползаться в стороны, но правильного, классического гриба не получилось. Сильный ветер, что раньше сдул дымовую завесу над поселком и здесь сделал свое дело. Вершина гриба деформировалась, растянулась в сторону океана, а столб, ее поддерживающий, изогнувшись дугой, медленно оседал вниз. Сверху что-то падало - какой-то пепел и песок, но тихо, совершенно бесшумно.
      Я вообще не услышал ни звука.
      И только потом я почувствовал, что что-то придавило мне ноги и сел.
      Меня спасла защитная форма. Перед атакой мне вернули шлем, и сам Румбо проследил, чтобы я был полностью экипирован. А еще помогло, что мы находились в стороне, вдалеке от эпицентра взрыва. Мы просто наблюдали, хотя Сунгар и рвался в бой - я это видел. А теперь он лежал, придавив мои ноги, полузасыпанный пеплом, и не подавал признаков жизни. Кое-как я сдвинул его в сторону и встал.
      Вокруг я увидел серую пустыню.
      Поселка больше не было - лишь остовы зданий кое-где торчали из пепла, да в том конце, где располагался особняк Крандалоса, выстояло несколько уже разрушенных раньше развалин. А там, где были склады, теперь зияла огромная воронка.
      И я был единственным живым в этой пустыне.
      Пепел падал сверху легкий, как снег. Черный пепел из черной тучи над головой. Иногда порывы ветра подхватывали его, и он черными струйками вился по земле, не находя за что зацепиться. Я сделал несколько шагов. Обо что-то споткнулся и чуть не упал. Пошарил руками - это оказался чей-то карабин. Наверное, Сунгара. Я хотел было бросить его, потом передумал, закинул ремень за плечо. И медленно пошел в сторону Станции.
      Я по-прежнему ничего не слышал.
      Я не думал, что они решатся на это.
      Я не думал, что такое вообще возможно на Сэлхе.
      "Единственное, чего я боюсь - это предательства".
      Эти слова сказал не я. Я вообще говорю мало. По сути дела, я и права голоса, наверное, не имею. Я же не гражданин Сэлха. Правда, такие формальности мало что теперь значат.
      Это сказал Эни Салдо, уже перед тем, как все стали расходиться. Сказал просто так, как бы про себя. И никто ему ничего отвечать не стал не для того ведь это говорилось. Мы просто вышли из дома на крыльцо и стояли там, дыша свежим воздухом. Ничего здесь не изменилось. Теплый ветер дул в сторону океана, клонилась к горизонту Маола, из-за облаков, что висели над горами, пробивался тусклый свет Ситэлха. Сверкали звезды. Кричали какие-то зверьки в кустах, да иногда раздавалась трель куанча. Еле слышно доносился шум прибоя снизу. И Эни Салдо произнес:
      - Единственное, чего я боюсь - это предательства.
      Мы постояли еще несколько минут и разошлись. Но такие слова не проходят даром. Я знал, что рано или поздно они отзовутся - завтра, послезавтра, через десять дней.
      Было тридцать шестое эланга по местному календарю. Взрыв в поселке произошел двенадцатого. Рейдер, прибытия которого ожидали три дня назад, не появился - то, что я говорил Румбо, оказалось правдой. Но Румбо уже не было - как не было в живых уже почти никого из тех, кто принимал участие в штурме поселка. Как не осталось никого из тех, кто сражался в ополчении. Как не было больше и самого поселка.
      На Континенте было тихо и спокойно. Здесь никто ни в кого не стрелял и никто никого не преследовал. Здесь вообще было очень мало народа - сотни полторы в нашем временном поселке, сооруженном вокруг дома Оланга, погибшего еще в первые дни конфликта, не больше полутора тысяч в других местах. Здесь находилось много женщин - раза в полтора, наверное, больше, чем мужчин. Много детей. Почти ни одной целой семьи. Все в этом конфликте потеряли хоть кого-то из близких. Все ненавидели войну и то, что привело к ней. Но слова о предательстве были произнесены - ничего еще не кончилось.
      Оланг был запасливым хозяином. Впрочем, как и все на Континенте. Это же не остров с его прирученной природой, где даже ураганы редко наносили серьезный ущерб. Здесь еще не было ничего устойчивого, постоянного. Здесь разливались реки и извергались вулканы, приходили засухи и выползали из лесов, съедая все на своем пути, полчища риалов, которых можно остановить только огнеметом. Оланг был запасливым и удачливым хозяином - незадолго до конфликта он собрал богатый урожай карриса, и его киберы, как всегда деловитые и неутомимые, хотя уже, наверное, лет на сто пережившие свое время, готовили поля под новые посадки, так что о пище некоторое время мы могли не заботиться.
      Нас заботило другое - директива об очистке Сэлха.
      Еще пару месяцев назад, до конфликта, до того, как они сами начали убивать друг друга, почти никто на Сэлхе не поверил бы, наверное, что такое возможно. Да здесь, в этом маленьком сообществе, такого никогда бы и не случилось. Они просто не поверили бы, если бы я сказал, что вышла такая директива. Лишь некоторые, те, кто родились не на Сэлхе - да и то не все из них, а лишь те, кто как личность сформировался в Метрополии, как Гэптоки, например, или Ба-Кмона - лишь они бы, может быть, поверили. Потому что каждый из нас примеряет к себе поступки и желания других людей, их жизненные идеалы и их стремления. И любому из жителей прежнего, мирного и спокойного Сэлха принятие такой директивы показалось бы диким и невозможным. Они не поверили бы, и спокойно жили бы, как раньше, не особенно тревожась о своем будущем. И дождались бы высадки Особых Отрядов.
      Правда, еще два месяца назад они бы, скорее всего, так и не узнали бы ничего до тех самых пор, пока Особые Отряды не согнали бы всех их на остров или куда-нибудь еще и не начали бы быстро и весьма эффективно производить так называемую "проверку", после которой не остается никого, кто бы мог рассказать, в чем она заключается. Даже я сам ничего не узнал бы тогда и тоже, наверное, несмотря на свой статус, подвергся бы "проверке". Там, где работают Особые Отряды не должно оставаться свидетелей.
      Но я-то знал бы, что происходит, я-то сразу бы понял, что все это реально и вполне возможно, даже более того - неизбежно. Это здесь, в маленьком обществе, на малонаселенной планете, где каждый человек неизбежно воспринимается как личность, здесь такое трудно себе вообразить.