- То есть как это наполовину? - нахмурился академик.
      - Вы правы только в том, что нельзя перенести неподвижного наблюдателя с большей массы на меньшую, скажем, с земного шара на летящего комара.
      - Разумеется. Тебе хвала, что ты это убедительно доказала математически. Очевидное трудно доказуемо.
      - Но в остальном прав Эйнштейн! Никому не превзойти скорость света, не будет у наших звездолетчиков, достигших субсветовой скорости, того же масштаба времени, как у нас с вами на Земле, тщетно их ожидающих.
      - Это почему же, позвольте узнать? - грозно спросил Виталий Григорьевич, тяжело поднимаясь со скамейки.
      Проходившие мимо две почтенных туристки из числа посетителей музея-усадьбы удивленно посмотрели на ссорившихся девочку и старца.
      - Посмотрите, Лидочка, на эту неравновозрастную пару! - сказала одна из них, седая и сухопарая с птичьим носом на восковом лице. - Для нашего времени всеобщей борьбы за высокую нравственность невозможно пройти мимо.
      - Но я умоляю вас, Генриетта Генриховна. Не надо! Нас не поймут.
      - Понимать надо лишь высшую мораль. Если все будут проходить мимо... то станут дикарями.
      И она решительно подошла к заветной скамейке Виталия Григорьевича.
      - Уважаемый пожилой человек и юная девушка! Сердце обливается кровью при виде непочтительности молодых к пожилым.
      - Чем обязаны? - вежливо осведомился Виталий Григорьевич.
      - Ах, только желанием помочь вам. Нам показалось, что ваша юная собеседница вывела вас из равновесия, не проявляя к вам должного уважения, на что указывает хотя бы то, что она сидит, а вы стоите. Это можно объяснить лишь плохим воспитанием.
      - Плохим воспитанием, как мне кажется, было бы сидеть перед стоящей дамой. А стоять же перед сидящей - естественно для мужчины.
      - Но не нужна ли вам наша помощь? - настаивала Генриетта Генриховна.
      - Мы искали здесь уединения и будем благодарны каждому, кто поможет нам в этом.
      Сконфуженные туристки удалились, вполголоса споря между собой.
      Испуганная Надя вцепилась в дедушкину руку и умоляюще смотрела на него снизу вверх.
      - Дедушка, милый, вы не сердитесь ни на меня, ни на них! Ничего я еще не доказала. Я только хочу ввести свой "коэффициент несчастной любви" не сомножителем, а слагаемым, притом со знаком минус.21
      - Похвальное намерение, - отдуваясь и сердито глядя вслед ушедшим дамам, он снова сел на скамейку. - Стало быть, пока что ты академика Зернова еще не раздела в научном плане донага и в Африку не пустила?
      - Ну что вы, дедушка! Я же совсем не против вас!
      - Я и думал сперва, что ты за меня...
      - Доказательств против вас у меня нет... пока...
      - Пока? - снова взъерошился старый ученый.
      - Да, пока... до появления факта, высшего и единственного авторитета в науке.
      - Мудрые эти слова академика Павлова Ивана Петровича! Мудрые... Нынче научные деды для научных внучат не авторитетны. И правильно!
      Академик оборвал себя и, привычно опершись подбородком о конец прогулочной палки, задумался, мысленно безжалостно расправляясь с собой: "Научный олух в академической мантии! - вот ты кто, Зернов! Если сам же ты подсказал Дьякову, что нельзя пренебрегать отношением масс разлетающихся тел, то чего же теперь дивиться найденным результатам? И как же ты, считавшийся в юности феноменом, состязаясь с компьютером в математических вычислениях, не увидел, как можно ввести это отношение под корень их же формул? Притом, как говорится, на любой вкус: хочешь сомножителем в пользу Зернова, хочешь слагаемым во славу Эйнштейна, с вежливой поправочкой его неточностей. Ведь это лежало на поверхности! А ты, маститый, даже не нагнулся! Впрочем, задача-то еще не решена!".
      После долгой паузы наконец он сказал:
      - Ты вспомнила авторитет факта по Павлову, более обобщенно можно сказать о конечном авторитете во всяком вопросе Природы! Без участия Природы, видимо, задача чисто теоретически решена быть не может. Ты как бы шла по кругу и пришла к начальной точке, где Эйнштейн ввел постулат непревосходимой скорости света. Я отверг этот постулат, как не доказанный, сам доказательств противного не имея. А ты с чисто женским изяществом выразила наш спор лаконичным математическим приемом. И снова встал коварный вопрос: куда нулик поставить. И оказалось, теперь ты перед искушением произвола, как и твои научные пращуры. Я сейчас мысленно корил себя, что сам до твоих выводов не додумался. А может, зря корил? Требуют они, как видим, согласования с матушкой Природой, с милостиво предоставленным ею фактом.
      - Я это понимала, дедушка, но не смела высказать. Все главные возражения против теории относительности опирались на произвольность выбора места неподвижного наблюдателя. У меня они отпадают. Но суть теории Эйнштейна, благодаря этому, остается чистой и неприкосновенной вместе с ее постулатами и выводами. Увы, не превзойти никому световой скорости, не вернуться в свое родное время нашим звездолетчикам, - и Надя всхлипнула.
      Старику стало жаль внучку, и он, сердясь на себя, снова откинулся на спинку скамьи, словно впервые рассматривая внучку:
      - Удивительная ты у меня, Надежда Крылова! С одной стороны на тебя посмотреть - девчонка девчонкой с веснушками и глупыми фокусами, которые тебе сходят с рук. А с другой стороны: мудрец мудрецом, хоть в тунику Дельфийской пифии наряжай. Скажу я тебе, если появится факт в твою пользу, то станешь ты автором не какой-нибудь теории относительности или абсолютности, а теории абсолютной относительности.
      Сказав это, академик склонил голову, как будто к чему-то прислушивался.
      Действительно тихий сигнал был вызовом браслета личной связи на руке академика.
      Виталий Григорьевич приложил браслет к уху.
      Лицо его стало серьезным.
      - Немедленный вызов к видеоэкрану. Чрезвычайное событие. Скорее! Англичане начали прямую передачу из Мальбарской радиообсерватории очень важных космических сигналов. Надо торопиться.
      При поспешной ходьбе дед несколько раз прикладывался ухом к браслету, но только ускорял шаг, ничего Наде не объяснив.
      Уже при подходе к академическому дачному городку их встретила парочка: идущие под руку Бурунов с Кассиопеей.
      - Скорее, спешите к обеду, - начал Бурунов, - Наталья Витальевна...
      - Да-да, скорее! Включайте видеоэкран. Бегом, - задыхаясь, произнес Зернов.
      Когда все вошли в столовую, на экране стояла привлекательная коротко стриженная девушка.
      - Как дикторшу-то обкорнали! - шепнула на ухо Наде Кассиопея.
      - Леди и джентльмены! - послышался мужской голос за экраном. Позвольте представить вам стажерку Мальбарской радиообсерватории, мою дочь, мисс Мэри Хьюш, которой мы с супругой, уважаемой профессором Джосиан Белл, как руководители радиообсерватории, предоставляем слово.
      - Почтенные коллеги! - звонко начала Мэри. - Нашей радиообсерватории удалось принять космические радиосигналы, чрезвычайно растянутые во времени. Появилась надежда на их разумное происхождение одновременно с предположением, что они переданы из другого масштаба времени.
      Она говорила по-английски, и хотя все присутствующие владели этим, таким же международным, как и русский, языком, профессор Бурунов нашел нужным переводить все сказанное, сопроводив последние слова Мэри возгласом:
      - Как это из другого масштаба времени? Науке такие масштабы времени неизвестны.
      Академик шикнул на него, и он замолчал, больше уже не переводя.
      - Расшифровка сигналов нами еще не завершена, - продолжала Мэри Хьюш. - Однако возможная важность этого сообщения из космоса заставляет нас привлечь внимание всего научного мира.
      Профессор Бурунов с горечью посмотрел на свой браслет связи, не пригласивший его лично на видеопередачу.
      - ...ибо лишь общими усилиями можно добиться успеха в расшифровке весьма несвязных отрывков.
      - Ну же, ну! - торопила англичанку Надя, которая чувством своим уже угадывала смысл этих загадочных отрывков. Но Мэри не слышала ее и размеренно продолжала:
      - Я надеюсь, что меня равно со вниманием слушают и в России, и в Америке, и в Канаде... - Она на мгновение задержалась на последнем слове, но сразу же, вдохнув воздух, продолжала:
      - Первоначально наша аппаратура на очень большой скорости, компенсирующей несоответствие масштабов времени, записала вот такие излучения.
      На экране возникла бегущая лента со всплесками сигналов, отдаленно напоминающих электрокардиограмму сердца, которую каждый видел.
      Однако идеальной четкости в этой записи не было, хотя схожесть отдельных всплесков подсказывала их искусственное происхождение.
      Особенно заметны были большие пропуски, когда сигналы исчезали.
      - По инициативе одного из руководителей радиообсерватории, моего отца, почтенного профессора Джорджа Хьюша-младшего, сигналы были переписаны с еще большей скоростью, чтобы перевести их в звуковой диапазон. После ряда попыток нам все же удалось услышать голос из космоса, с которым мы и решили ознакомить наших коллег в Европе, Азии, Южной Америке и Канаде, - с ударением на последнем слове закончила она.
      - По-видимому, это обрывки земной речи, - вступил снова мужской голос, на экране появился теперь сухой и седой профессор Хьюш-младший. - Повторы сигналов помогли уточнить звуки, но... К сожалению, леди и джентльмены, наше знание земных языков оставляет желать лучшего, а потому мы обращаемся ко всем тем, кто лучше нас может решить новую космическую загадку. Наша торопливость объясняется тем, что мы не исключаем смысл этого послания, как "сигнал бедствия".
      - Сигнал бедствия! - в ужасе воскликнула Надя. - Я так и знала!
      - Мы уже разослали всем радиообсерваториям мира режим, в котором нам удалось принять космические сигналы, чтобы при их повторе или при анализе прежних незамеченных записей можно было бы судить о смысле принятых обрывков скорее всего русской речи, судя по первому слову, близкому к названию романа писателя Гончарова. А также несомненно русских слов: "был" и "рыло". Едва ли нас можно упрекнуть в повторе "космического ребуса". Мы с моей супругой, профессором Джосиан Белл, находим, что вторичное обнаружение Мальбарской радиообсерваторией радиосигналов, ускользнувших от общего внимания, говорит в ее пользу, тем более что сто лет назад такой же случай привел к открытию пульсаров, нейтронных звезд. Особо символичным нам представляется расшифровка нашего предыдущего открытия в инфракрасном диапазоне, оказавшимся прекрасным русским словом "надежда", и мы хотим, чтобы надежда и на этот раз осветила принятое нами загадочное послание, звуки которого вы сейчас услышите.
      После этой научно изысканной речи профессор Хьюш исчез с экрана, где снова появилась бегущая лента с записанными радиовсплесками. Одновременно послышались шумы, треск, хрипы и отдельные слова или части их с провалами звучания.
      Бурунов догадался включить магнитофон.
      "Обры... ра... пом... был... ну... сер... рыло...".
      - Здесь что-то не так! - заметил профессор Бурунов. - Другой масштаб времени - это же антинаучно! Скорее отражение и искажение в космосе земных сигналов. Эффект Штермера. Начало XX века.
      - Я не знаю расшифровки этого послания, но последнее слово это никак не рыло, это подпись Крылов. Папа жив!
      - Тогда это факт для новой теории, - заметил академик, выразительно взглянув на внучку.
      - Обрыв? - сказала Кассиопея. - А я думала, что в космосе гладкая дорога.
      - Я лечу в Звездный комитет, - объявил академик. - Вас, Константин Петрович, с помощью нашей математички Нади попрошу запрограммировать мой персональный биолазерный компьютер на расшифровку послания. Все-таки миллиард попыток в секунду! Разгадает!
      Наталья Витальевна и Кассиопея убирали со стола нетронутые тарелки.
      ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ
      Мужество в несчастье - половина беды.
      В. Гёте.
      У костра сидели трое.
      Вечер обещал быть длинным, заря долгой. Высокие облака над нежно-оранжевой частью неба казались темными, но с раскаленными добела краями, освещенными уже зашедшим солнцем. Вода в реке выглядела тихой, озерной, с отраженными в ней, перевернутыми деревьями другого берега. Причаленная возле костра лодка словно приглашала сесть в нее, чтобы перебраться туда.
      Седой человек, невысокий, плотный, одетый в жесткую рыбачью робу, привстав на коленки, перемешивал деревянной ложкой похлебку в котелке над светлыми углями.
      - Не беда, коль рыбы не наловивши, уху не сварим, - посмеиваясь, говорил он. - Нам к консервам за год пора привыкнуть. А от похлебки настоящим земным духом пахнет, под стать окружающей красоте.
      - Да уж красиво, чего говорить! - низким басом заметил высокий худой мужчина в ватной, припасенной для рыбалки телогрейке. Лицо у него было длинное, скуластое и суровое. - Но вот звезд, главное, не видно, - вздохнул он.
      - И от них отдохнуть не мешает, - отозвался первый.
      - Дядя Крылов, - вступил третий, тоже в робе, самый молодой, но рано лысеющий, а потому без юношеских кудрей, но с юным задумчивым лицом. - Вы ведь так позволили себя называть у костра.
      - А как же! На рыбалке - как на рыбалке! Без звезд и чинов.
      - Правда, что дед ваш или прадед Крылов, кажется, Иван Кузьмич, в тайгу за Тунгусским метеоритом вместе с самим Куликом ходил? Примечательный, должно быть, человек был?
      - Кое-что о прадеде своем знаю. Простой, но "себе на уме" был старичок. Желудем себя называл, дескать, от желудей дубы растут.
      - Вот вы и выросли.
      - Эй, Галлей, меду командиру не лей! - вставил высокий.
      - Нет здесь командиров, рыбаки одни, - строго произнес Крылов. - А с Тунгусского метеорита все наше дело и началось. Особенно после одной находки во время такой же вот рыбалки, даже вроде бы на этом самом месте, если хотите знать.
      - Редкоземельный кусок инопланетной инженерной конструкции! обрадованно воскликнул Галлей. - Найден обломок цилиндра в 1976 году на реке Вашке, - и он показал рукой на лодку с уключинами и веслами, лежащими на ее дне. - За тысячу километров от тунгусской тайги, но точно на продолжении траектории взорвавшегося над нею тела.
      - И все-то он знает, наш Галлей! - пробасил высокий.
      - На то он и физик. Однако похлебка, друзья, поспела. Помянем добрым словом погибший над Землей сто семьдесят лет назад инопланетный звездолет неведомых героев!
      - Звездолет едва ли, - возразил Галлей. - Скорее всего они его оставили на околоземной орбите, а спускались на вспомогательном модуле. Он и взорвался.
      - До чего же сказки живучи! - заметил высокий. - Сотни лет им нипочем.
      - Я эти сказки, Федор Нилыч, еще дома по первоисточникам прове... горячо начал Галлей, но замолк на полуслове.
      Внезапно "на берегу" произошло нечто невероятное. Все трое сидевших у костра вместе с котелком взлетели в воздух, беспомощно пытаясь обрести равновесие и вернуться назад.
      Одновременно река, берег с лодкой, тускнеющая заря и речной туман исчезли, обнажив экраны, на которых только что с поразительной реальностью в объеме и цвете виднелось голографическое изображение далекого земного пейзажа...
      У звездолетчиков стало традицией уединяться в свободные часы в какое-нибудь земное местечко, с завораживающей достоверностью возникавшее с помощью голографии вокруг них в отсеке отдыха. И легко было воображать себя то на рыбалке, то на прогулке с осмотром былых любимых мест, дорогих им памятников, родных улиц города или невиданных дома земных чудес: водопадов, диких животных, словно бродивших в зарослях совсем рядом, или, наоборот, тихих уголков, ставших во время полета желанными пристанищами звездонавтов.
      Теперь все исчезло вместе с тяготением. Оно создавалось тягой технического модуля через стокилометровый буксир. Летя впереди, технический модуль разгонялся с ускорением, равным ускорению земной тяжести, привычным для людей. Поэтому они и ощущали себя как бы в земных условиях. Это ускорение и исчезло вместе с нарушенным энергоснабжением. С округлого потолка отсека вместо вечернего северного неба тускло светила лампочка аварийного освещения.
      Котелок плавал в воздухе между потерявшими вес людьми, а разливающаяся из него похлебка превращалась у них на глазах в горячие большие и маленькие шары, обретавшие собственное движение внутри отсека отдыха между его матовыми экранами.
      - Что случилось, командир? - тревожно спросил Галлей.
      - Ты физик корабля. Тебе первое слово, - отозвался Крылов.
      - Видно, что-то с техническим модулем приключилось? - предположил штурман корабля Федоров.
      - Едва ли, - возразил Галлей, отталкивая от себя все еще обжигающий котелок. - Скорее всего оборвался буксир.
      Только сейчас физик со штурманом заметили, что командира звездолета не было с ними. Ловко перебирая руками по потолку, он направлялся к пульту управления, и уже оттуда послышался его голос:
      - Обрыв, полный обрыв и буксира, и кабеля управления.
      - Но как это может быть? - поразился штурман. - Обрыв кабеля в пустоте? Что он, о звезды перетерся, что ли?
      - Не о звезды, а о кванты вакуума, - заметил молодой физик, не столько напуганный, сколько увлеченный необычностью произошедшего.
      - Хватит удивляться! - прервал командир. - Надо перейти на дублирующее радиоуправление.
      - Есть перейти на радиоуправление. Я уже у аппаратов, командир. Но радиосвязи с техническим модулем тоже нет!
      - Меняй частоту! Ищи! Надо во что бы то ни стало дать команду "стоп" разгонным двигателям, не то улетит наш "передок" невесть куда. Смотри на обратную связь.
      - Один шум и треск в ушах. Оглохнуть можно! У всех приборов обратной связи стрелки на нулях. И компьютер на аварийную ситуацию зря сработал. Его команда так и не принята ведущим модулем.
      - Очевидно, виной всему электромагнитная буря в вакууме небывалой мощи, - заметил физик Галлей.
      - Думаешь, потому и радиосвязи у нас с Землей нет? - обернулся к нему командир.
      - Не только, Алексей Иванович. Обрыв буксира также из-за бури.
      - Ну, Вася Галлей, это ты уже загнул, - заметил Федоров. - Пустота она и есть пустота.
      - Однако внутривакуумную энергию из этой "пустоты" наш беглый технический модуль извлекал и отталкивался от нее, от "пустоты", без помощи реактивного движения.
      - Вот-вот! - подхватил Федоров. - В том-то и дело, что "беглый"! Удирает он от нас! Командир, терять времени нельзя! Пусть физик теоретически все обмозгует, а мне позволь в скафандр влезть - и в открытый космос вдогонку за беглецом. Дам двойное ускорение. Как-нибудь переживу, а сто километров при наших пройденных парсеках - ерунда! Рукой подать!
      - Нельзя! Нельзя догонять модуль в скафандре! Не позволяйте, командир! - запротестовал Галлей.
      - Почему? - возмутился штурман.
      - Да потому, что скорость любого тела, в том числе и модуля, и скафандра, не может превзойти световую!
      - Эк, куда хватил! Старина-то какая! Ты бы еще древнегреческие мифы вспомнил.
      - Это не миф! Командир, это... это моя тайна. Я потом открою ее вам. Только не отпускайте его. Он будет приближаться к улетевшему модулю и никогда, понимаете, никогда не приблизится к нему, как бы ни старался. Это закон Природы.
      - Стоп, - прервал Крылов. - Так не из-за твоей ли тайны мы нашу связь с Землей потеряли? Без магнитной бури!..
      - Двустороннюю потеряли, но нас они услышат, правда, с запозданием.
      - Эйнштейна вспомнил! Ладно, потом разберемся с твоей тайной. Пусть с запозданием нас услышат на Земле, но дать им знать о случившемся наш долг. Штурман, передавай сообщение об аварии. Проси помощи, но поделикатнее! Спасательный звездолет еще при нас строили.
      - Есть передать сообщение! - отозвался штурман. - Я уже подготовил. Подпишите, командир.
      - Давай, - потребовал протянутую ему планшетку Крылов и, передавая ее обратно, сказал: - Передавать ежечасно...
      - Эх, сколько же энергии израсходуется! - произнес Галлей, смотря на тусклую аварийную лампочку. - В темноте останемся. Аккумуляторов надолго не хватит.
      - Важно, чтобы нас хватило. А темнота? Что темнота! Слепые в кромешной тьме, но живут, а у нас звезды будут. Неиссякаемые источники света. Позволят нам дождаться ребят с Земли.
      - Пока они там соберутся... - начал было Галлей, но командир прервал его:
      - Пусть нам годы лететь надо, выстоим! А ребята прилетят! Обязательно прилетят! Однако при раскрытии твоей тайны кое-что выяснится. На Земле вроде бы все ускоренно для нас произойдет?
      - Это как же? - заинтересовался штурман.
      - Я еще не раскрыл вам тайну, Алексей Иванович, а вы уже выводы делаете.
      - Это не ты открыл, а я могу тебе ее сам открыть. Штурман! Передавать сигналы на Землю двенадцать раз, ежечасно, а потом - спать! Жизнь на звездолете "Скорость" продолжается даже при световой скорости. Расписание прежнее.
      Двенадцать раз выходил Федоров в эфир, передавая сигнал бедствия на Землю.
      - Не может быть, чтобы нас не услышали, - заключил он, покидая свой пост у радиоаппаратуры.
      Ложились спать в спальном отсеке на своих койках. Чтобы удержаться на них в условиях невесомости, решили обвязаться ремнями.
      - Ну, командир, - обратился к Крылову Федоров. - Какую же вы тайну нашего Васи Галлея открыли?
      Звездолетчики не говорили о том, что обречены на вечное скитание меж звезд в темноте и холоде отсеков, не обсуждали, как будут один за другим умирать от голода и низкой температуры, когда кончатся запасы еды и энергии, они беседовали, казалось бы, о совершенно постороннем, о какой-то личной тайне одного из них. Но в этом, пожалуй, выражалась общая для всех троих черта характера, приведшая их в звездный рейс.
      Однако тайна оказалась не такой уж посторонней для каждого из них.
      - Твою тайну, Вася, не так трудно было разгадать, - говорил, обращаясь в темноте к молодому человеку, Крылов. - Наблюдал я за тобой, когда ты бывал у меня дома. Зачастил ты по довольно понятной причине, юношам свойственной.
      - Нет-нет, конвенсия моя не из-за вашей Нади!
      - И это знаю, что не из-за дочурки моей рыженькой, а скорее всего из-за подружки ее, недоступной красавицы чернокудрой, Звездочки.
      - Да, Кассиопея, - со вздохом признался Галлей.
      - Постой, постой! - вмешался еще не спавший штурман. - Выходит дело, несчастная любовь нашего доброго молодца Васю Галлея нам подкинула? Звездочка какая-то его к звездам привела?
      - Выходит, так, - согласился Крылов. - Но я заметил в тебе, Васенька, еще и теоретические колебания между профессором Дьяковым и академиком Зерновым.
      - И что же! Почему, в таком случае, вы взяли меня с собой?
      - То, что ты решил вернуться на Землю в другом столетии уже без гордой и недоступной теперешней красавицы, догадаться нетрудно было. Ну а я-то считал, что мы вернемся в рассчитанный академиком Зерновым срок, а что касается Галлея, то такая голова...
      - Эх, Галлей, Галлей, - с укором пробасил штурман. - Непутевая твоя голова!
      - Вот эта "непутевая" голова нам в рейсе нужна будет, рассудил я. Но виду не подал, что тебя разгадал.
      Аварийная лампочка из экономии была давно погашена, и трудно было разобрать, как "непутевая, но нужная" голова Васи Галлея поникла у него на грудь, а сам он старательно цеплялся за койку, на которой сидел, чтобы не взмыть в воздух.
      - Вот и вся твоя тайна, - закончил Крылов.
      - Моя, может быть, и вся, но наша общая, Алексей Иванович, еще впереди, - сказал наконец Галлей.
      - Что ты имеешь в виду? - поинтересовался Крылов.
      - Что Закон Природы описывается не теорией абсолютности, это я еще на Земле понял, как вы догадались, а теорией относительности. И только ее мы должны учитывать теперь при всех наших расчетах.
      - И это я уже усвоил, Галлей. Жаль, что мы с тобой раньше не догадались.
      - Жаль, - согласился Галлей.
      - Тогда давай сообразим, а то Федору это так и не понятно, почему обрыв буксира произошел?
      - Можно выдвинуть гипотезу, Алексей Иванович, вполне достоверную. Я как-то сразу подумал... Вот штурман говорил о пустоте. Но почему из этой пустоты мы энергию извлекаем, от нее отталкиваемся? Почему? Да потому, что она материальна и в известных условиях может становиться вещественной.
      - Ясно, материальна, - вставил басом очевидно все слышавший Федоров. Но почему вещественна?
      - В вакууме проносятся электромагнитные бури, даже тайфуны! При малых скоростях возбужденные ими кванты вакуума незаметны, но при субсветовой скорости они ощутятся как возникающее в пустоте вещество с его физическими свойствами.
      - Стоп, стоп, Вася! Не забегай! Тут и без банальной бури все объяснить можно. Похитрее! - вмешался штурман. - Мы, радисты, флюктуации скорости света в различных частях вакуума уже сто лет учитываем. Не в ней ли дело? Если скорость света становится то больше, то меньше, это приводит к рывкам. Вот и причина обрыва буксира. Рванулся технический модуль. И все!
      - Нет, Федор Нилыч! Не выйдет! - возразил Галлей. - Мы с вами не радиоизлучение, а физические тела, разгоняемые до скорости света. Мы достигаем этого предела, а не скорость света разгоняет или притормаживает нас. Это флюктуация предела, а не физическое его воздействие на наш полет. Так что никаких рывков от этого быть не может.
      - Так уж и не может, - упрямо возражал Федоров.
      - А вы поймите, что кванты вакуума - это как бы на пружинках вибрирующие под влиянием электромагнитного излучения протоны и антипротоны. При банальной электромагнитной буре этот процесс для нас отнюдь не банален, ибо в своих крайних положениях частички вещества и антивещества уже не полностью компенсируют физические свойства друг друга... Тогда и начинают проявляться эти скрытые в "состоянии пустоты" физические свойства материального вакуума, появляется некая его плотность, молниеносно возникающая и исчезающая. И эти песчинки как бы "жалят" летящий в вакууме предмет (при магнитной буре, разумеется, и при субсветовой скорости движения).
      - Это как же выходит, - начал сдаваться штурман, принимая объяснения физика. - Вроде комары появляются на нашем пути. И жалят проклятые.
      - Не столько комары, сколько "космический наждак". При малых скоростях он незаметен, но при субсветовой скорости за единицу времени приходится столько столкновений с "ожившими" квантами вакуума, что они в состоянии перетереть буксир.
      - Может быть, и так, коли не врешь, - окончательно сдался штурман, поворачиваясь на другой бок, хотя в условиях новой для них невесомости в этом, казалось бы, не было смысла.
      - Любопытно, - вставил теперь Крылов. - Я вот развиваю твою гипотезу и прихожу к выводу о чисто физическом пределе, что возникает в вакууме при световых скоростях.
      - Правильно! - обрадовался Галлей. - И я так же думаю. При световой скорости проницаемость вакуума, его "свойство пустоты" исчезает! Тело не то что упрется в преграду, но, достигнув скорости света, будет ощущать уже иные свойства вакуума, который становится непроницаемым, и тело сможет двигаться лишь с субсветовой скоростью. Потому-то и невозможно превышение движущимся телом скорости света.
      - Ты считаешь, что при достижении скорости света мы упремся в твердую стену?
      - Не то что упремся, а вынуждены будем как бы скользить вдоль нее.
      - Лихо, ничего но скажешь! - похвалил Крылов. - Ради одного этого стоит вернуться на нашу матушку-Землю.
      - Очень... очень понятно, - согласился штурман. - Но лучше бы этого не было.
      - Конечно, лучше бы этого не было, - отозвался командир, - но раз уж случилось, будем вести себя достойно, продолжать жизнь в модуле до прибытия помощи с Земли.
      - Да я о том же думаю, - признался Федоров. - Вот и прикидываю, сколько времени наш сигнал до Земли будет идти. Ведь расстояние-то какое мы за год преодолели! Радиосигналам по меньшей мере полгода понадобится, чтобы до Земли добраться.
      - Это по земным часам, Федор Нилыч. А по нашим звездолетным несколько минут, - разъяснил Галлей.
      - Это он верно прикидывает, - поддержал его Крылов. - Ежели Эйнштейн прав, конечно.
      - А если бы он был не прав, с нами ничего не случилось бы, - быстро ответил Галлей.
      - Может, и впрямь от этой теории относительности нам хоть кое-какая польза будет, - пробурчал штурман. - Спасателям их год разгона, а у нас какие-нибудь сутки. Так, что ли?
      - А я о другом думаю, - сказал Галлей, - кроме масштаба суток.
      - О чем еще? - спросил Крылов.
      - Догадаются ли на Земле, что наши сигналы будут чрезвычайно растянуты во времени. Их можно и не заметить.
      - Это почему? - возмутился Федор. - Ты что думаешь, я их неладно передавал?
      - Нет, не от тебя это зависит, а от масштаба времени, в котором ты, да и все мы сейчас живем, но там, увы, неизвестном.
      - Ну и загибаешь ты, Вася, с масштабом времени. Я, пожалуй, для его сокращения всхрапну.
      И штурман, быть может, и в самом деле утешившись, что его сигналы примут и помощь придет быстро, действительно уснул, бесспорно сокращая этим время на остатке звездолета.
      Командир не спал и чутко прислушивался к тревожным вздохам Галлея, пока дыхание того не стало ровным.
      Крылов думал о далекой Земле, о рыженькой дочурке Наде, увлекавшейся математикой и планеризмом, о жене Наташе, сдержанной и гордой, никогда слова не говорившей мужу, что он покидает ее. И Надю она не останавливала в ее причудах. Одно увлечение французским языком и историей Франции чего стоило! Притом непременно по первоисточникам на старофранцузском языке. Что-то из девочки выйдет? Чего доброго, совсем взрослой он ее застанет, то ли профессором математики, как Софья Ковалевская, то ли историком, постигшим все романские языки вместе с латынью, что с таким трудом ему самому давалась.
      - Командир! - вдруг послышался рядом голос проснувшегося Галлея.
      - Я не сплю, - отозвался Крылов.
      - Мне приснилось, что она прилетела за нами.
      - Кто? Надя моя? - невольно назвал ее Крылов.
      - Нет, что вы! Кассиопея.
      - Ну, она, брат, не полетит. Это тебе взамен кошмара привиделось. Посмотри лучше, как штурман спит.
      - Уж очень храпит, прямо под ухом.
      - Ну и ты храпи.
      - Я постараюсь, - пообещал Галлей, поудобнее устраиваясь под ремнями на койке.