- Никита! Ты волшебник! Говоришь, словно в тебе сосредоточены точнейшие аналитические приборы. Или шутишь, как всегда?
      - И опять я не шучу. Просто я знаю состав соседнего обломка Дикого спутника, который был вышиблен из него случайным метеоритом и вместе с ним упал в Москву-реку, чтобы соединить нас, как я уже имел честь объяснить.
      - Ты опять хорошо сказал: "Соединить нас!", но... подвергнув тебя таким испытаниям.
      - Чтобы крепче быть к тебе привязанным.
      - А-а! Вот они где, голубчики мои, воркуют, - послышался знакомый Вязову голос.
      Никита вскочил, встречая Бережного своей подкупающей улыбкой.
      - Георгий Трофимович! Как же вас из госпиталя выпустили? После реанимации?
      - Так она скоро двести лет как известна. Клиническая смерть еще не конец. Не первого меня обратно с того света вызволили. Черепную коробку шлем спас, а перелом - это для института имени Илизарова дело поправимое. Конечности заново отращивают, а не то что у меня. Соединили по методу старого волшебника кость металлическими кольцами и заставляют ее зарастать на ходу. Вот поглядите, в каких "кандалах" гулять нас медики выпускают. Вы извините, - обратился он к Наде, здороваясь с ней и чуть приподнимая штанину, чтобы показать несложный аппарат из двух колец и винтов, надетый на его ногу. - Вот так и вернули меня к жизни досрочно. Позволили важную находку сделать, не все тебе, Никита, ими хвастаться. Потом я вместо того, чтобы лежать с подвешенными руками и ногами, как подобные мне бедняги в старину мучились, добыл для вас сюрприз! Притом столетней давности!
      - А у меня есть такая же старая тетрадь. Она меня питает.
      - А меня питает, да и вас, надеюсь, тоже питать будет старенькая, как ваша тетрадка, газетка, "Социалистическая индустрия" от 27 января 1985 года! Старина-то какая, а какие новости и для нас преподносит! Прочитайте-ка статью "Удивительная находка"! А по соседству - прямо проба Дикого спутника!
      - Так ведь Никита тоже нашел.
      - Да ну! - обрадовался Бережной. - А ну-ка, покажи. Тогда сравнить надобно.
      Он сел рядом с молодыми людьми, разглядывая остроугольный серебристый кусок. А Надя с Никитой, соприкоснувшись висками, так что их волосы смешались, читали старую пожелтевшую газету в пластмассовой пленке.
      Глава вторая
      ЛУННЫЙ СВЕТ
      В подлунном, волнующем мире
      Светила луна нам сама.
      В серебряном нежном эфире
      Сходили мы вместе с ума!
      Из сонета автора.
      Кассиопея осталась ночевать у Нади в ее "светелке" со скошенным потолком под самой крышей. Из открытого окна в комнату лился завораживающий лунный свет.
      Надя легла в постель, а Кассиопея подошла к окну, глядя вниз на обрыв глубокого оврага, начинающегося у самой стены дачи.
      - Смотришь, как с одиннадцатого этажа, - сказала она. - Даже жуть берет.
      Надя не ответила.
      Кассиопея распустила волны черных волос, сняла свои цыганские серьги и села у окна, подперев рукой словно изваянное самим Фидием лицо.
      - А помнишь, - задумчиво сказала она, - как князь Андрей из "Войны и мира" невольно подслушал разговор двух девушек у окна?
      Надя опять не ответила, а Кассиопея стала смотреть вниз.
      Деревья там были залиты платиновым светом и казались застывшими бурунами седого потока.
      - Недаром лунный свет зовут волшебным, - обратилась она словно к самой себе, а не к спящей Наде. - Я бы столько сделала! Прежде всего сбила бы спесь с кое-каких мужчин. Когда они поймут, что без нас бессильны, не продолжить им человеческого рода, хоть и стараются они создать человекоподобных роботов с искусственным интеллектом, способных производить себе подобных. Пусть я гуманитарианка, но, как женщина, никогда не приму этого тупикового развития цивилизации! Надя, ты спишь?
      И опять Надя не отозвалась. Кассиопея взглянула на свернувшуюся калачиком подругу, вздохнула и чуть высунулась из окна.
      Снизу на нее пахнуло теплой свежестью ветерка.
      - Голова кружится, а все-таки хочется, как Наташе Ростовой, пролететь над этими серебристыми купами деревьев. Жаль, крыльев нет!
      Внезапно Надя выскочила из-под одеяла и в одной ночной сорочке подсела к подруге, прижавшись щекой к ее плечу.
      - Звездочка, мне страшно, - проговорила она.
      - Почему страшно? - удивилась Кассиопея. - Никто тебя не заставляет прыгать вниз.
      - Нет! По-другому страшно! Я не хотела говорить, но... не могу. Я раскрыла нечто ужасное.
      - Что с тобой, Наденька? Приснилось что-нибудь?
      - Я не спала! Я думала!
      - Тогда рассказывай, легче станет. Только нам, девушкам, дано понять друг друга. Дурочка ты влюбленная, вот ты кто!
      - Мне жутко, Звездочка. Только тебе могу сейчас раскрыться... Ведь до отлета звездолета осталось так мало времени! Все перевертывается!
      - Да перестань ты дрожать. Совсем даже не холодно. Просто лунная ночь. Я понимаю лунатиков. Самой хочется пройтись по карнизу над пропастью, а тебе?
      - Мне хочется умереть.
      - Ты сошла с ума! В чем дело? Разлюбила Никиту?
      - Ну что ты! Совсем наоборот! Боюсь потерять его навсегда!
      - Навсегда, навсегда! Затвердила, как попугай! Лучше слушай своего деда или Константина Петровича. Они точно высчитали, когда твой штурман вернется из дальнего плавания.
      - Он не вернется... при нас...
      - Это почему же?
      - Ты не поймешь, Звездочка! Это очень страшно! То, что я узнала!
      - От кого узнала? Что он, умнее всех, этот твой советчик ночной?
      - Это не советчик! Это факт, который опрокидывает все научные домыслы современности.
      - Какой еще факт?
      Надя дрожала, озноб бил ее. Кассиопея крепче прижала ее к себе, обняв одной рукой.
      - Ну, давай, рассказывай, легче будет, - повторила она.
      - А ты поймешь?
      - Постарайся так рассказать, чтобы не только я, но и дети несмышленые поняли бы.
      - Все дело в тех находках, которые сделал Никита и люди прошлого века на реке Вашке.
      - Что это за река? Где она? В Африке? Или приток Амазонки?
      - Это небольшая река у нас на севере, в Коми. Там найден обломок инженерной конструкции, сделанный из сплава редкоземельных металлов, притом не на Земле!
      - Чужепланетные сказки!
      - В том-то и дело, что не сказки, а действительность.
      - Сказки люблю, а действительность... она теплая, но сырая, как этот воздушный поток, поднимающийся из вашего оврага.
      - Со Светлушки, - сквозь слезы улыбнулась Надя.
      Она действительно заливалась слезами, лежа под одеялом, пока Кассиопея любовалась лунным пейзажем.
      - Ну и что же это за факт? - спросила Кассиопея, гладя подружку по голове.
      - Понимаешь, еще знаменитый русский академик Иван Петрович Павлов говорил, что в науке никаких авторитетов нет, кроме авторитета факта!
      - Ах, опять эта наука. Как будто без науки жизни нет!
      - Нет. Особенно сейчас для меня.
      - И что же этот авторитетный факт? Солидный? С бородкой?
      - Ты слышала когда-нибудь про атомные часы? Время там отмечается количеством распавшихся радиоактивных элементов. Еще в прошлом веке научились измерять время таким способом с точностью до четырнадцатого знака.
      - Зачем такая нелепая точность? Чтобы не опаздывать на свидания?
      Надя, не обращая внимания на иронические реплики подруги, продолжала:
      - Почти в любом земном или космическом куске вещества есть радиоактивные элементы, по которым можно судить о его возрасте.
      - Предпочитаю, чтобы мой возраст определялся иным способом: по внешнему виду, а когда-нибудь позже - по числу детей. Но у меня их не будет, сколько бы Бурунов ни просил.
      - В вашкской находке в 1976 году обнаружили торий и по следам его распада установили возраст сплава редкоземельных элементов в 30 лет. А теперь, снова вернувшись к нему, более точным способом - в 170 лет. Что означает: он был сделан в 1906 году. Это мне только вчера Никита сообщил, не подозревая, что сам произнес себе приговор!
      - Какой приговор? Ничего не понимаю!
      - Пойми, Звездочка! Все очень просто. Взрыв в тунгусской тайге произошел в 1908 году. После установления идентичности вашкской находки с отложениями редких элементов в годичных слоях уцелевших в эпицентре взрыва деревьев сомнения в том, что тунгусское тело было инопланетным кораблем, исчезло. К тому же вашкский кусок был найден на точном продолжении траектории тунгусского тела и был отброшен во время взрыва в том же направлении, в котором летел перед гибелью космический корабль.
      - Это сказка?
      - Нет, ужасающая реальность.
      - Почему ужасающая?
      - Потому что звездолет с другой планеты взорвался всего через два года после своего сооружения.
      - Ну и что?
      - А то, что он не мог за эти два года преодолеть расстояние от обитаемых планет у других звезд до Земли, десятки и сотни световых лет! Свету нужно лететь эти годы.
      - Но ведь долетел же их звездолет! Константин Петрович говорит, что звездолет может развить любую скорость.
      - Долетели, потому что достигли скорости света, когда по теории относительности время останавливается, и они, разогнавшись, преодолевали потом любое расстояние без затраты своего времени. Так, по теории относительности следует, что предел скорости, а главное, сокращение времени при скорости света существуют.
      - А тебе-то что? Ты чего страшишься?
      - Страшусь того, что Никита, вылетев на звездолете и достигнув скорости света, будет жить при остановившихся часах.
      - Так что, они часы починить не смогут?
      - Не часы остановятся, а время (с нашей, земной точки зрения). У них на корабле этого не заметят. А у меня и у тебя пройдут десятилетия. Я стану дряхлой старушкой, а он, потягиваясь после сна, только утреннюю разминку будет делать, а когда закончит ее, меня уже похоронят... и тебя тоже... и всех нас...
      - Это лунная ночь нагнала на тебя эти страхи. Ложись спать. Я лягу вместе с тобой, чтобы тебе не было страшно.
      - Звездочка, милая, как ты не поймешь! Это же все правда! Я могу потерять Никиту, если завтра же не оповещу весь мир о трагической ошибке современной науки, отказавшейся от предупреждений теории относительности. Звездный рейс надо отменить! Никита должен остаться со мной!
      - Постой, постой! Как ты сказала? Сообщить всему миру о трагической ошибке ученых? Это каких же ученых? Твоего деда, академика Зернова, и его первого ученика, профессора Бурунова? Это уже меня вплотную касается? Ты понимаешь, что говоришь?
      - Прекрасно понимаю. Потому я и в ужасе.
      - Теперь и я готова ужаснуться. Скомпрометировать собственного деда, разоблачить моего Бурунова, лишить его профессорского звания, превратить в научное ничто! Ты поистине сошла с ума! Нет, дорогая моя! Я этого не допущу.
      - Как это не допустишь?
      - А вот так!
      Кассиопея вскочила, проворно забрала всю Надину одежду, оставленную на стуле, захватила ее туфли и выскочила за дверь, заперев ее снаружи на ключ. И через дверь крикнула:
      - Из-за своей девичьей блажи ты готова сделать и меня несчастной! Не позволю! Тигрицу лучше не трогать, когда речь идет о ее детенышах, а Константин Петрович на них рассчитывает.
      - Звездочка, перестань дурить! Сейчас же открой!
      - И не подумаю! Посиди! Из окна не выпрыгнешь, одумайся! Улетит твой Вязов, обратишь внимание на любого из твоих воздыхателей, которых у тебя не меньше, чем у меня. Вот так! - И каблуки Кассиопеи застучали по жалобно заскрипевшим ступенькам, которые Надя считала своими тайными друзьями.
      Надя расплакалась. Она никак не ожидала такой выходки от лучшей подруги.
      Однако поделать ничего не могла, боясь поднять шум в доме, разбудить больного деда, рассердить маму. Какое глупое положение! Сидеть запертой в собственной комнате, когда каждая минута дорога! Ведь для того, чтобы задержать звездный рейс, надо действовать немедленно!
      Эта мысль пронзила Надю. Действовать немедленно! Как жаль, что она еще не совершила свой подвиг зрелости и не получила браслет личной связи, не может вызвать Никиту! Ближайший аппарат связи, не считая дедушкиного, лишь на заброшенной железнодорожной платформе "55-й километр". Это не так уж далеко, но...
      Решение Нади было мгновенно. Противная Звездочка утащила всю ее одежду, а платья все у мамы в шкафу. Ну что ж! Сойдет и ночная рубашка!
      Надя полезла под кровать и достала заключенный в заплечный футляр ее любимый дельтаплан.
      Потом Надя, стоя на подоконнике и держа в руках тонкую трапецию дельтаплана, нажала кнопку и как бы выстрелила сложенным аппаратом в пустоту. Там, вверху, он с легким звоном раскрылся, как былой зонтик, затянув подвески трапеции.
      Когда-то Наташа Ростова, как вспоминала Кассиопея, мечтала вылететь из окна в сад, а девушка конца XXI века смело шагнула в душную пропасть и почувствовала привычное ощущение падения. Она не считала, что совершает подвиг, но почему-то вспомнила о Жанне д'Арк, которой восхищалась с детства, потом по подлинникам узнавая все о ней.
      Умелая дельтапланеристка, она несколько секунд, казалось бы, падала в овраг, но, подхваченная вертикальным потоком "парного" воздуха, стала набирать высоту.
      Выше, выше... По прямой до старой железнодорожной платформы, заброшенной после установления пригородного взлетолетного сообщения, не так уж далеко, километра три, не больше, нужно только набрать не столь уж большую высоту.
      Надя долетела до Вори. Здесь воздушный поток снова подхватил ее, почти задевавшую верхушки деревьев. Вот уже видна древняя насыпь железнодорожного полотна с блестевшими в лунном свете полосками рельсов.
      Надя, маневрируя, полетела вдоль насыпи, теряя высоту.
      Вот и запруда, где она часто купалась, оставляя деда в парке у Аленушкиного пруда. Впереди железнодорожная платформа с желанным аппаратом связи. Но долетит ли она?
      "Ну и что? Не долетит, так добежит, оставив дельтаплан в кустах!".
      Влюбленная парочка, целовавшаяся под насыпью, заметила, как что-то пронеслось над ними.
      - Ну, совсем ты меня заворожила! Даже фея мне привиделась, - пробасил парень.
      - Глупый, это наш ангел любви к нам прилетал, - ответила девушка, притягивая к себе голову любимого.
      Надя приземлилась у самой платформы.
      Сложив свои сказочные крылья, она уже без них вспорхнула по ступенькам и подбежала к будке с аппаратом связи.
      Хорошо, что плата за пользование им давно отменена. Ведь в ночной сорочке у Нади не было ни крупных, ни мелких монет!
      Никита Вязов, вскочив с постели, был поражен требованием Нади немедленно прилететь к ней на платформу "55-й километр", потому что "она здесь босиком, в одной сорочке, замерзла, и это касается всего человечества!".
      - Надеюсь, всего одетого человечества? - осведомился Никита. - А если не отличаться от него?
      - Я не могу. И мне холодно. Я убежала из дому.
      - А теперь вместе будем в бегах?
      - Конечно, вместе. И немедленно. У вас есть взлетолет для экстренных нужд. Попроси его у Георгия Трофимовича. Скажи, иначе я погибну. Вы же спасатели!
      - Но для этого нужно считать тебя затерянной где-то в космосе. Правда, и земной шар летит в космосе, так что, пожалуй, вызов можно обосновать.
      В ответ Надя всхлипнула и выключила связь.
      Пришлось Никите вызывать Бережного.
      - Что тебе не спится, штурман? Забыл, что нам скоро вылетать в рейс? По-настоящему тебе уже на модуле пора быть. А ты...
      - Но пока я на Земле, прошу поручить мне сердечноспасательную операцию.
      - Сердечноспасательную? - удивился Бережной.
      - Надя Крылова, о которой вы от меня все знаете, погибает "босиком, в одной сорочке в предутреннем тумане, на заброшенной станции, ради спасения человечества".
      - Ну и задаешь ты мне задачу, спасатель!
      - Я слетаю, только дайте взлетолет для экстренных Нужд. Тут всего полсотни километров. Я быстро. Через полтора часа вам доложу о спасении человечества.
      - А я через полтора часа еще спать буду, дотерпи до утра, штурман. Тогда и доложишь о своей кардиоспасательной операции. А взлетолет возьми, черт с тобой!
      - Есть, черт со мной! - обрадованно отрапортовал Вязов.
      Чтобы преодолеть 50 километров, Вязову потребовалось каких-нибудь четверть часа. За это время Надя успела замерзнуть от предутренней свежести и, сжавшись в комочек, пристроилась на поросшей травой скамеечке, давно не используемой по назначению.
      Охватив колени руками, она сидела в ожидании, когда Никита прилетит. А он еле разглядел ее жалкую фигурку в сгустившемся тумане.
      Подойдя к ней, он с присущей ему шутливостью сказал:
      - Вот именно в такой воинственной позе и надо спасать человечество!
      - Мне холодно, - только и могла выговорить Надя.
      - Приглашаю для совершения подвига в кабину взлетолета. Там теплее.
      - Нет, - решительно отказалась Надя. - Выслушай меня здесь!
      - Может быть, в моей куртке это прозвучит значительнее?
      - Хорошо, - согласилась Надя, закутавшись, как в плед, в слишком просторную для нее куртку космического штурмана. - Какие у тебя нашивки? Похожа я на звездолетчицу?
      - Не больше, чем на мамонта, - улыбнулся Никита.
      - А ты без куртки?
      - Как в космосе без парадной куртки обойтись, признаться, не подумал.
      - А я подумала! Этой куртки ты больше не получишь!
      - Как так? - удивился Вязов.
      - Вот так! - В голосе Нади прозвучала недавняя интонация Кассиопеи. Не по-лу-чишь! Потому что никуда не полетишь!
      - Если только в этом смысл моей ночной спасательной операции, то головы мне не иметь. Бережной снесет.
      - Ему придется снести совсем другое.
      - Что именно?
      - Отмену вашего звездного рейса!
      - Если даже вздремнуть здесь, то как можно такое во сне увидеть?
      - Ты сам доказал, что рейс вашего звездолета невозможен.
      - А не доказал ли я еще, что крокодил солнце проглотил? И какие тому доказательства я привел?
      - А твои обломки? Один, взятый тобой в космосе, другой, поднятый тобой же со дна реки, а третий, найденный еще сто лет назад на берегу Вашки? И будто все они идентичны.
      - Разумеется. Мы с тобой сразу сравнили и по старой газете.
      - Полностью идентичны, да не совсем! Вашкинский обломок, как определили по следам распада в нем тория, просуществовал будто бы 30 лет, а современные обломки 170 лет.
      - Верно. Но не я ли сообщил вчера уточненные данные о старом обломке? Все его три части обнаружены на складах научных учреждений, когда-то их исследовавших. И теперь, спустя 100 лет, вновь установили более точными методами, что возраст всех трех частей старой вашкинской находки те же 170 лет, что и у современных обломков космического корабля. Все они "близнецы"!
      - В этом вся трагедия! Ух, как, однако, холодно! Твоя куртка не греет. Пойдем в кабину. Зуб на зуб не попадает. Ты отвезешь меня к деду на дачу. Это все Звездочка! Кассиопея прекрасная! Ее штучки! Испугалась, что я опровергну и деда, и ее Бурунова.
      - Перевернешь, как Архимед, Землю. Точку опоры уже нашла? - улыбался Никита, усаживая Надю в кабину.
      - Нашла! Знаешь, где? В дате постройки чужепланетного звездолета!
      - Может быть, выпьешь горячего кофе по случаю стасемидесятилетия со дня его постройки?
      - В каком году?
      - Если сейчас по-прежнему 2076 год, то надо думать, что 170 лет назад, если без компьютера считать, был 1906 год.
      - Вот-вот! К этому я и веду! Тут совсем простая математика. Софье Ковалевской здесь делать бы нечего было, а я занялась.
      - И что же? Бери, кофе уже согрелся.
      - Откуда кофе?
      - Из комплекта спасателей! Чудо-напиток! Так что же?
      - А то, что в 1908 году, когда инопланетный корабль взорвался над тунгусской тайгой, со времени его постройки прошло только два года! Как же они могли долететь до Земли за это время от своей планеты, удаленной на десятки или сотни световых лет? Как?
      - Ну, как кофе? А как озноб? Не простудилась бы ты.
      - Вот и хорошо! Пусть умру! Зачем ждать старости, когда ты через тысячу лет прилетишь после возвращения из звездного рейса на мою могилку. Попрошу зарыть меня где-нибудь здесь, у Аленушкина пруда. Имей это в виду. Найдешь?
      - Ты поистине бредишь.
      - Нисколько! Если факт говорит о том, что инопланетяне прилетели из отдаленного космоса всего за два года, то могли это сделать, лишь достигнув световой скорости, когда их собственное время почти остановилось, и они преодолевали огромное расстояние без затраты времени (по их часам!), хотя на Земле и сменялись столетия. Значит, сократившееся время будет существовать и для тебя, и для Бережного, и для всех остальных спасателей. И полетите вы следом за папой в безвременье, по крайней мере для меня. Я попросила бы тебя рассказать папе, когда вы догоните его звездолет у далекой планеты, как я тосковала по нему, да не состоится ваш полет! Не позволю я этого! Завтра, нет, уже сегодня об этом узнает весь мир!
      - Что он узнает? Результаты неточных анализов, которые пересматриваются в части распада тория? Едва ли это окажется достаточным основанием для отказа от выполнения нашего Долга спасателей. Ведь эйнштейновская теория относительности с ее ограничениями скорости и сокращением времени отвергнута ныне наукой, и твои доводы опровергают теорию не более чем наблюдение полета комара - теорию всемирного тяготения Ньютона. Пока нынешние взгляды науки математически не опровергнуты, тебя и слушать никто не станет.
      - А ты? Ты тоже никто?
      - Нет. Я слушаю тебя и дивлюсь. Оказывается, количество следов распада тория в образцах способно вызывать галлюцинации и может служить поводом для измерения твоей температуры.
      - Пожалуйста, не надо! Значит, ты считаешь, что ваш рейс можно задержать только математическим опровержением теории абсолютности, отказавшейся от ограничений Эйнштейна?
      - По меньшей мере доказав, что взлет подброшенного с Земли камня и отталкивание земного шара от этого камешка - одно и то же. Словом, обвинив вновь Коперника, выступившего против догм церкви, утверждая, будто Земля движется вокруг Солнца, вопреки мнению Птоломея и обывательскому представлению, что Солнце всходит и заходит над Землей, доказавши, что все это будто бы одно и то же, опровергнув при этом современные научные взгляды и совершив тем научный подвиг!
      - И тогда ты не полетишь?
      - А как же мне полететь, если земной шар, как мячик, отскочит от меня и я и по Эйнштейну неподвижным останусь?
      - Останешься? - ухватилась Надя за последнее слово. - Даешь мне слово остаться со мной?
      - Слово даю, что истинно так говорю.
      - Принято! Слово дал! Я услышала это не только умом, но и сердцем!
      - Сердцем? Ну пусть будет так, - как маленького ребенка утешал Надю Вязов.
      - Да будет так! - торжественно произнесла Надя. - Если существует факт, о котором я говорила, то должно существовать и опровержение того, что он отрицает. Софья Ковалевская нашла бы опровержение вашей теории абсолютности!
      Никита Вязов, взлетев на своем аппарате с Надей, не забывшей захватить свой сложенный дельтаплан, доставил ее в академический городок, где уже всполошились, начав поиски пропавшей.
      Кассиопея, вся в слезах, бросилась ей на шею.
      - Иди к деду. Он с ума сходит, - строго сказала Наталья Витальевна.
      Надя обернулась к Никите, стоявшему подле взлетолета, и помахала ему рукой:
      - Ты дал слово! - крикнула она.
      Глава третья
      БЕСЕДЫ
      Слово, жаром опаленное,
      Мысли, в сердце затаенные.
      Из народной мудрости.
      Чтобы явиться к деду, Надя сначала проскользнула к маме в комнату, переоделась в любимый дедушкой халатик-тунику, повертелась у зеркала, укладывая волосы в греческий узел на затылке, чтобы дед "вспомнил об Олимпе", и, собравшись с духом, бесшумно открыла дверь в кабинет. Там, спиной к ней, ссутулившейся громадой с гривой седых волос до плеч, сидел так и не ложившийся спать Виталий Григорьевич.
      Надя на носочках подкралась к нему и нежно обвила руками его шею, сплетя пальцы под спадавшей на грудь бородой.
      - Дедушка, милый, - ласково начала она. - Я такая нехорошая, что заставила вас тревожиться, но я исправлюсь, непременно исправлюсь.
      - Явилась, озорница непутевая. Набедокурила, а теперь совесть в тебе кувыркается.
      - Это все ночь, лунным светом наэлектризованная. Почему-то такие ночи зовут "воробьиными", из-за того будто, что птички на землю падают.
      - Про воробьев, наземь падающих, не слыхивал, а вот про некоторых чужекрылых, в воздух поднимающихся, доводилось.
      - Вы уже все знаете. Сама не пойму, как это меня угораздило к окну подойти. Не окажись там дельтаплана, я в овраг бы свалилась.
      - Падать не то что в овраг, но и на ровном месте не рекомендую. Лучше летай на своих планерах, наслаждайся высотой, пташка ты моя летучая.
      - Вы не сердитесь, дедушка, правда? - обрадовалась Надя. Представляю, какой у меня был нелепый вид, - рассмеялась она, - под прозрачным крылом в одной ночной сорочке! Я, кажется, какую-то парочку спугнула. Верно, за приведение меня приняли! Но вернулась я к вам во плоти. Это все луна виновата! - и она процитировала:
      В подлунном волнующем мире
      Светила луна нам сама.
      В серебряном нежном эфире
      Сходили мы вместе с ума!17
      - Ох уж эта луна! И чего только на нее не навешивают! Одни лунатики чего стоят!
      - Но я не лунатик! Я с открытыми глазами! Я не спала!
      - Да уж знаю, - отозвался Виталий Григорьевич, сжимая в кармане халата ключ от Надиной комнаты, который Наталья Витальевна отобрала у Кассиопеи, выведав у нее все о Наде. Об этом она и рассказала академику, вручая ему ключ. - А насчет полетов ночных или звездных я советую тебе воспользоваться утренним рейсом взлетолета, чтобы застать в университете профессора Дьякова. Думаю, он тебе сейчас особенно нужен, - закончил дед.
      Надя удивленно смотрела на него, не понимая, как он читает ее мысли.
      - Ну иди, ласточка моя легкая, а я, пожалуй, завалюсь спать. А то твоя "воробьиная ночь" и мне покою не дала. А какой я воробей? Разве что "стреляный"! Ну иди, лети, - и он поцеловал внучку в лоб.
      Профессор Дьяков находился в своем кабинете заведующего кафедрой релятивистской физики, когда в его браслете личной связи раздался голос академика Зернова. Дьяков, скрыв свое удивление, согласился на видеосвидание, для чего должен был спуститься на одиннадцатый этаж в университетскую кабину видеосвязи.
      Почему-то он волновался, раздражаясь на задержку вызванного им на свой этаж лифта.
      Длинный, худой, с мефистофельскими залысинами высокого лба и, под стать им, демоническим горбатым носом, он вошел размашистым шагом в кабину видеосвязи. Стены и потолок ее были обиты звуконепроницаемым покрытием, напоминающим тисненую кожу старинных переплетов книг. Проем в одной из стен казался открытым окном, как бы в соседнюю комнату, где у действительного окна в сад с разбитыми там цветниками сидел уже ожидавший академик Зернов.
      Дьяков вежливо поздоровался, извинившись за задержку лифта.
      Эффект присутствия был так велик, что обоим хотелось обменяться рукопожатием.
      - Чем обязан, уважаемый Виталий Григорьевич? - деловым тоном спросил Дьяков.
      - Обязаны, уважаемый Михаил Михайлович, - отозвался академик, - своей несомненной приверженностью к истине.
      - Но ведь истина, как мне кажется, у нас разная.
      - Истина одна, понимание ее разное.
      - Готов согласиться с вами, Виталий Григорьевич.
      - И правильно сделаете. Для установления истины надобно объединиться, а по старинной диалектической формуле прежде надлежит размежеваться.
      - Разве размежевание наше не четко?
      - Не вполне. Я намереваюсь указать вам на самое уязвимое место в отстаиваемой вами теории относительности.
      - Я весь внимание, Виталий Григорьевич!
      - Тогда извольте доказать, какое из двух движущихся тел надлежит считать неподвижным: космический корабль, от которого якобы отлетел земной шар, или наоборот?
      - Старинное, противоречащее логике утверждение профессора Дингля, пытавшегося опровергать так Эйнштейна.
      - Вот-вот! Противоречащее логике, которую вы вынуждены привлекать в помощь своим формулам, чтобы избежать абсурда, ибо не можете разобраться, кто из братьев-близнецов улетел то ли на космическом корабле, то ли на земном шаре?
      - По теории относительности, конечно, каждый из них мог бы считать себя неподвижным, а другого - достигшим субсветовой скорости и потому нестареющим. Однако это было бы так при равномерном, а не ускоренном движении звездолета.
      - Профессор Дингль напрасно упустил возможность разбить это возражение, ибо разгон звездолета с ускорением, равным ускорению земной тяжести, длится год, торможение в тех же условиях - еще год. Вместе с возвратным маневром неравномерное движение составят всего четыре года, а длительность всего рейса с субсветовой скоростью по часам наблюдателя будет длиться тысячу лет. И все это движение равномерно. Почему же оно не сопоставимо с вашей теорией относительности? Попробуйте возразить.
      - Все было бы так, уважаемый Виталий Григорьевич, если бы не было других логических посылок. Например, гибель одного из братьев в полете далеко от Земли. Очевидно, лишь его можно признать движущимся.
      - Вот видите, к каким уловкам приходится вам прибегать, выгораживая абсурдные утверждения теории относительности, формулы которой не отражают этих экстремальных условий. Эйнштейн неправомерно не учитывал отношение масс улетевшего и оставшегося тел, ограничиваясь лишь отношением скоростей летящего тела и света.
      - В этом нет никакой нужды, ибо формулы Лоренца, положенные Эйнштейном в основу специальной теории относительности, безупречны и введение в них еще какого-либо отношения, скажем, масс, только исказит их.
      - Вот-вот! Введя в свои формулы отношение масс, которым нельзя пренебрегать, вы убедитесь в полной абсурдности всей вашей теории. То, что я пока говорю вам наедине, скоро скомпрометирует вас в глазах всего научного мира.