- Вы прекрасно знаете, что это гнусная ложь! Впрочем, ложь - ваша сущность, вы не мыслите себе в жизни ничего иного, кроме лжи, - гордо сказала Надежанна, цепенея от ужаса и своих собственных слов.
      Папиец сокрушенно покачал головой.
      По мере того, как рыцарь О Кихотий говорил, глаза Лилии де Триель расширялись. Иногда она вскрикивала от неожиданности или от восхищения, влажным взором глядя в лицо этого чем-то отличающегося от всех человека.
      - Я сделаю все, что вы хотите, - сказала она, когда Никита закончил. Но я не вижу пути к освобождению Надежанны. Потайная дверь, которой воспользовался в первый день ее заключения этот молодой человек, обнаружена и строго охраняется.
      - Надежанна отказалась от побега, теперь следует избавить ее от поползновений слуг увещевания на ее доспехи и достоинство, дабы не посмели изуверы унизить ее.
      - Разве это спасет ее? - удивилась де Триель.
      - Это поможет нам, - загадочно ответил Никита.
      - Ах, лучше бы я остался тогда на месте божественной Надежанны! воскликнул Сандрий.
      - Еще лучше, дорогой мой Санчо, если бы она не осталась на коронацию, - ответил О Кихотий и обратился к молчаливому бородачу: - Гневий, тебе придется вспомнить свое раменское прошлое...
      - Я все понял, еще когда восхищался мудростью возвращенного вашей доблести браслета.
      - Это были мудрые советы моих друзей с такими же браслетами, друзей, рассеянных по всему свету.
      Дождь усилился, лодка причалила к своему прежнему месту, а две тени снова растворились на фоне стен замка.
      Девица де Триель появилась в холодном полутемном зале пиршеств и потребовала у стражей немедленно вызвать из королевских покоев герцога Ноэльского.
      Один из двух стражей повиновался и вскоре вернулся, со стуком приставив алебарду к ноге.
      Наконец появился наскоро одетый, недовольный и сонный герцог Ноэльский.
      При виде дамы в мокром плаще он не удержался от привычного ему насмешливого тона.
      - Вы всегда гуляете, миледи, по ночам в такую погоду? Вам надлежало бы жить на наших островах, там непогода чаще.
      - Тем не менее я напомню вам, что непогожая ночь стоит сейчас во Френдляндии, в осажденном вашими врагами Ремле, очень благоприятствуя началу штурма и возможного конца...
      - Ах, вы не досмотрели кошмар и решили поделиться им со мной.
      - Да, ваше всесилие, поделиться некоторыми кошмарными тайнами.
      - Если это не милая шутка, то беседу нашу следует продолжить в более благоприятном месте, миледи. В замке есть помещения, откуда не вырваться ни одному звуку.
      И герцог, продолжая зевать, прикрывая рот рукой, повел девицу де Триель к двери в тюремную башню, но не наверх, по ступеням в круглый зал и спальню-клетку Надежанны, а вниз...
      - "Камера откровенности", - объявил герцог. - Стоит ознакомиться с ее достопримечательностями. Вот полюбуйтесь. Эти клещи не для вытаскивания углей из камина, а для вырывания каленым железом живого мяса при увещевании, а другие, поменьше, - только для вырывания ногтей. Менее эффектно, но, уверяю вас, очень болезненно, судя по отчаянным воплям.
      Лилия поморщилась.
      - Но это пустяки по сравнению с такими орудиями, как, скажем, железный сапог, сдавливаемый винтами. Что может быть ужаснее тесной обуви? А здесь дробятся кости, с хрустом, моя миледи. Еще страшнее "Железная Дева". Их несколько разных размеров, есть и для дам. Они напоминают футляр для драгоценностей, куда в живом виде помещаются допрашиваемые. Вот так, смотрите, я открыл, и вы убедитесь, что вся внутренняя часть футляра усеяна, как иглами, кинжалами, вонзающимися в тело увещеваемого или увещеваемой ради их откровенности и достижения небесной дали блаженства, ждущих их. А дыба, я думаю, известна каждому. Ну как?
      - Могу сказать вам, ваше герцогское всесилие, что не хотела бы видеть вас после штурма Ремля здесь в виде принуждаемого к откровенности.
      - Ну знаете ли... если ваши тайны так же успокаивающе действуют, как ваши обещания, то я предпочитаю быть в покоях своего царственного брата.
      - Вот о всяческом родстве, ваше всесилие, и пойдет речь.
      - О родстве? - удивился герцог.
      - Да, о родстве, предусмотренном условием введения в действие мирного договора между тритцами и френдляндцами, который избавил бы вас, ваше всесилие, от неприятностей, связанных с вашим пребыванием в этой "камере откровенности".
      - Вы правы, несравненная, если имеете в виду женитьбу Кардия VII. К сожалению, прибытие его невесты, юной принцессы, моей сестры, задерживается.
      - Должна вас огорчить, юная принцесса не приедет.
      - Почему же? Ее не пропустят лютеры?
      - Это тоже послужило бы препятствием, но дело хуже. Ваша милая сестра умерла от оспы.
      - Умерла от оспы? Вы шутите?
      - Оспой не шутят, ваше всесилие. Каждый из нас мог бы последовать за нею следом, если бы она успела приехать и повенчаться с моим королем.
      - Так, - яростно затеребил свой ус герцог. - Чем еще вы меня сразите?
      - Тем, что ваш всевластный отец жив и здоров, что радует меня не в меньшей степени, чем вас.
      - Благодарю за вежливое участие.
      - Это не участие, а родственные чувства.
      - Родственные, вы сказали?
      - Да, вам придется выслушать некоторые тайны королевской крови, вашей в том числе.
      - Не заставляйте меня забыть, что вы дама.
      - Не только дама, но и родная ваша сестра, ваше всесилие, горюющая вместе с вами о кончине юной принцессы, тоже сестры моей.
      - Может быть, вы плохо спали, или у вас привычка будить людей, чтобы рассказывать им свои сны?
      - Ничуть, ваше всесилие. Двадцать пять лет назад тогда еще юный король Великотритцании Керней III впервые вторгся во Френдляндию, позволив своим войскам грабить, жечь, насиловать и захватывать любые трофеи. Сам он, как вы, вероятно, знаете, тоже не отставал от них. Но будучи бескорыстным, с одной стороны, и мужчиной из мужчин...
      Герцог поклонился.
      - Ваш батюшка в качестве трофеев предпочитал пользоваться лучшими красавицами Френдляндии, и первой из них считалась моя мать.
      - Вы, безусловно, унаследовали ее внешность, - галантно произнес герцог, стараясь скрыть недоумение и заинтересованность.
      - Моя мать тогда еще не была замужем, и ваш батюшка по-королевски одарил ее своим вниманием, она же благодарно, будучи еще незамужней, одарила его, тайно родив королю Великотритцании сразу двух девочек. Конечно, этот неблаговидный случай пришлось скрыть. Возлюбленной короля тритцев нужно было как ни в чем не бывало вернуться ко двору, а девочек отдать на воспитание в село, старосте Гарию Лютому. Когда они подросли, их обучали в монастыре святых Девственниц, о чем позаботился мудрый старец, впоследствии птипапий Пифий.
      Вернувшись на свои острова для подготовки нового набега на Френдляндию, ваш всевластный отец Керний III не забыл своей френдляндской привязанности, с королевской щедростью обеспечил мою мать завидным приданым, выдав замуж за неимущего рыцаря де Триель, который за полученное приданое должен был признать девочек своими дочерьми, что, верный рыцарской чести, готов был сделать, но...
      - Какое еще "но"? Еще одна оспа, унесшая вашу сестру?
      - Не только мою, но и вашу, ваше всесилие. Отец-то у нас общий. Нет, не оспа, а проклятые кочующие рамены. Они украли девочку из монастыря, обучив ее в своем таборе чернокнижным гаданиям, внушениям и даже умению летать по воздуху.
      - О, всевышний! Когда же настанет конец мучившим вас сегодня кошмарам?
      - Вы можете не поверить мне, но не увидеть в том, что я говорю, выгоду для себя просто неразумно, ваше всесилие.
      - Какая выгода? В чем?
      - Вы удивляете меня, ваше всесилие, своей недогадливостью. Разве не мирный договор, введенный в действие, снимает осаду с Ремля?
      - Допустим, - неохотно согласился герцог.
      - Для этого требуется венчание короля Френдляндии с вашей сестрой, ваше всесилие. Не так ли?
      - Но оспа унесла ее.
      - Ее, увы, да! Но ваша сестра, готовая идти под венец с Кардием VII, стоит перед вами, ваше всесилие.
      - Вы? Королева Френдляндии? - расхохотался герцог.
      - В моих жилах течет не меньше королевской крови, чем в ваших, герцог, найденный брат мой!
      - Г-м, - проворчал лорк Стемли, исподлобья глядя на фаворитку своего "царственного брата", породниться с которой ему было так необходимо, чтобы вырваться живым из кольца осады Ремля и не попасть в камеру откровенности или прямо на эшафот.
      - Осада будет немедленно снята, - словно читая его мысли, дерзко произнесла девица де Триель. - При условии, что вот в эту камеру никто не войдет.
      - Допустим, - раздумчиво произнес герцог.
      - Но сестра моя и ваша, герцог, нашлась. В зале пиршеств находится рамен из похитившего ее табора, который вам все объяснит.
      - Какой еще рамен? - проворчал герцог.
      Девица де Триель хлопнула в ладоши, и в комнату пыток смело вошел чернобородый Гневий Народный, очевидно, ждавший у дверей сигнала.
      - Ну? - уставился на него герцог. - Так кого же ты похитил, любезнейший бродяга?
      - Ту, которую вы зовете Надежанной, ваше всесилие, - поклонился рамен.
      - И ты готов дать в том клятву?
      - С той же искренностью, ваше всесилие, как и в ненависти своей ко всякому угнетению.
      - Послушайте, самозваная моя сестрица! Не думайте, что я поверил хоть одному слову.
      - Я вам уже сказала, что верить вовсе не требуется, - пожала плечами Лилия де Триель. - Надо рассчитывать.
      - Что рассчитывать?
      - Выгоду, ваше всесилие. Разве вас устроит быть вздернутым на дыбу, едва лютеры ворвутся в Ремль? Не проще ли решить все полюбовно, а главное, достоверно. Ведь достоверно то, что достаточно верно для достижения цели, а ваша цель может совпасть с моей.
      - С вашей, м-м... может быть... но вот Надежанна. Боюсь, что ваши расчеты необоснованны.
      - Почему же?
      - Она не в моих руках, а в когтях Святой Службы увещевания. И хорошо, если слуги ее во главе с папийцем св. Двора Кашонием не приступят здесь к кровавому увещеванию.
      - Ни одна капля королевской крови не может быть пролита, - твердо заявила Лилия де Триель. - Это закон святой папийской религии, твердой, как скала, веры. Сам Великопастырь всех времен и народов подтвердит это. Надо объявить ее кровь, как и мою, королевской.
      - Хорошо, - решил герцог. - Пусть ваше венчание с Кардием VII послужит лютерам знаком к отмене их штурма Ремля.
      - Гневий передаст это известие лютерам немедленно.
      Рамен поклонился и удалился.
      Герцог крикнул стража и приказал ему пригласить папийца св. Двора Кашония.
      Тот появился немедленно, видимо, наблюдая за всем происходящим.
      - Что сообщила вам прелестная наложница короля Кардия VII? - опустив пытливые глаза, осведомился Кашоний.
      - Не наложница, ваша святость, а невеста короля и моя кровная сестра Лилия, которую вы завтра же обвенчаете с Кардием VII в соборе.
      - Ваша сестра?! - удивился папиец.
      - Да, моя и вашей узницы, хотя и воспитанной в раменском таборе, в жилах которой течет кровь моего отца, что вам следует хорошенько уяснить, ибо ни одна капля королевской крови по законам скалийской религии не может быть пролита.
      - Мы только начали словесное увещевание, которое будет продолжено. Ее раменское воспитание выведет нас на верный путь.
      - Упаси вас всевышний уронить не только рыцарское, но и королевское достоинство Девы-воительницы. Неужели вы думаете, что простая дочь земледельца могла нанести поражение таким славным бойцам, как тритцы?
      - Все видит всевышний, ваше желание будет исполнено, но...
      - Что еще? - нетерпеливо спросил герцог.
      - Великопастырь всех времен и народов, великий папий И Скалий может лишить вас своего расположения, если побочная дочь короля, став ведьмой в раменском таборе, не заслужит небесных далей блаженства, хотя бы завершив свою жизнь в монастыре.
      - С великим папием я заранее на все согласен. Только венчайте скорее Кардия VII с моей новоявленной сестрой, предотвратите штурм лютеров, от которого нам с вами не поздоровится. Сестра сейчас переодевается в подвенечное платье.
      - Да будет так! - произнес папиец, опустив глаза.
      И вскоре он опять посетил Надежанну в ее заточении.
      - Великий папий И Скалий, наместник всевышнего на Землии, просвятил меня, Летающая Дева, в отношении вас.
      - Что же стало известно И Скалию обо мне?
      - Ваше королевское происхождение! И потому ваше рыцарское достоинство не будет затронуто следствием. Вам лишь следует подтвердить то, что вы действительно летали по воздуху. Это так?
      - Да, это так, я летела до Орлана от Горного замка, откуда родом сам И Скалий. И поскольку И Скалий не может происходить из ада, я - также не из ада, как вы изволили в прошлый раз внушать мне.
      - Суду достаточно будет вашего признания о полете, несвойственном обычным людям.
      Лукавый папиец поклонился узнице и удалился.
      Надя пыталась понять, что означает это свидание.
      Кто и каким образом добился сохранения ее космического скафандра, который считался рыцарскими доспехами?
      Что ждет ее? Неизбежная гибель?
      Ледяное отчаяние, подобно воде в проруби, охватило ее, сдавив дыхание, останавливая сердце в груди. Мрак, как черный провал обрыва, ощущался впереди.
      Есть от чего потерять власть над собой. Неужели здесь все будет с ней так же, как с Жанной д'Арк на родной Земле?
      Однако не тот был у Нади характер, чтобы сдаваться. Ведь и во Франции распространялись настойчивые слухи, будто Жанна не крестьянская дочь, а высокородная особа королевской крови, ибо лишь этим якобы можно объяснить ее необыкновенный военный талант!
      Интересно и то, что Жанна д'Арк была не единственной.
      Ведь спустя пять лет после ее сожжения живая Жанна появилась во Франции, была признана своей матерью и братьями, а также королем Карлом VII, которого сама короновала. И с ним вместе новая (или прежняя) Жанна приняла участие в праздновании освобождения Орлеана руководимыми ею войсками. Более того, узнавший ее маршал Жан де Ре поспешил назначить ее на высокий военный пост, для вступления на который она отправилась в Париж. Но по дороге в столицу ее перехватили посланцы связанного с англичанами Парижского парламента (выполнявшего в ту пору судебные функции). Угрозами позорного столба и казни ее вынудили признаться, будто она самозванка. Освобожденная такой ценой, она исчезла, появившись уже под именем Жанны д'Армуаз, выйдя замуж за влиятельного сеньора Роберта (который, по уверениям его потомков, никак не мог бы взять в жены неизвестную женщину). Некоторое время она играла заметную роль в своем новом качестве на севере Франции и в Люксембурге.
      Надя увлеченно изучала все, что касалось полюбившейся ей героини, прочитала около двух тысяч книг, специально изучив старофранцузский язык.
      И узнала, что, помимо Жанны д'Армуаз, на роль Девы Франции претендовали еще две "девы", разоблаченные как авантюристки. Но версия о спасении Жанны продолжала существовать, пока в 1920 году, спустя почти пятьсот лет, католическая церковь не сочла возможным и выгодным погибшую на костре причислить к лику святых, поскольку еще при жизни Карла VII на контрпроцессе суда в Руане с Орлеанской девы были сняты нелепые обвинения в колдовстве.29
      Если эти версии или легенды о Жанне д'Арк действительно имели под собой реальную почву, то можно представить себе двуличное поведение судьи Жанны епископа Кантона, который, затягивая процесс Жанны и освободив ее от пыток, завершил церковный суд, предоставив судить светскому суду, быть может, уже не Жанну, которой дал возможность бежать из заключения, предоставив новое местопребывание, откуда она была освобождена уже по новым политическим соображениям.
      Если не полностью повторяется история на планете-двойнике Земли, если хоть малый шанс на спасение еще существует для Нади, допустимо ли ее отчаяние? Звездолетчица была готова на все, отправляясь на спасение неизвестных людей Вселенной, без колебания войдя в бездны Пространства и Времени.
      Случайно ли папиец Кашоний объявил Надежанне, что ее рыцарское достоинство и доспехи неприкосновенны и она не попадет в "камеру откровенности"? Не означает ли это, что во имя веры в грядущее надо пережить отчаяние? "Будь отчаянья сильнее и победишь ты, верь, всегда!", как слышала она еще в детстве.
      И Надя с присущей ей твердостью решила оказаться сильнее позорного чувства слабости.
      Глава шестая
      РЫЦАРЬ ГОРЬКОГО ОБРАЗА
      - А я вступаю в жестокий и неравный бой!
      Сервантес.
      В этот день всеобщего торжества, под колокольный звон и крики ликующей толпы, Френдляндия обрела новую королеву.
      Навечно соединенная с супругом королем Кардием VII, вышла она из гремящего торжественным хором собора, сияя от счастья. При каждом ее шаге из-под золототканого подола кокетливо показывались носочки крохотных туфелек. Маленькая золотая корона венчала ее высокую прическу.
      Королевская чета, обойдя ожидавшую их нарядную карету, пешком направилась по живому коридору восторженных горожан к королевскому замку.
      За ними двигалась блестящая свита, возглавляемая престолонаследником Великотритцании лорком Стемли, герцогом Ноэльским, лицо которого казалось сегодня едва ли не величественным. Избежав поражения и плена, он добился почетного мира, "породнился" с королем Френдляндии и сам держит в плену Деву-воительницу, и в железных рукавицах - вожжи грядущего.
      Из-за крепостных стен Ремля доносились возгласы глашатаев, возвещавших френдляндцам указ их законного короля о достигнутом мире. Земледельцам предписывалось вернуться на свои поля, а славным рыцарям - в их замки. Френдляндия вместе с Великотритцанией становятся отныне оплотом мира и благоденствия процветающих подданных.
      Осаждавшие город френдляндцы сняли свои заставы. Генерал Дезоний во главе нового военного гарнизона Ремля вошел в город, чтобы охранять короля и его прекраснейшую из всех цариц мира королеву Лилию.
      Не явился ко двору лишь отлученный от церкви Мартий Лютый, уведший своих воинственных лютеров на север освобождать простой народ от тирании Святикана.
      О таком ослаблении френдляндской армии с сожалением доложил королю генерал Дезоний, отвешивая низкие поклоны и размахивая над полом перьями шляпы.
      Кардий VII выслушал его со скучающим видом. Новобрачная же, стремясь выглядеть величественной, произнесла:
      - Конечно, мы ощущаем отсутствие духовного отца лютеров, но я думаю, что наша грусть о нем возместится радостью благоволения к нам Великопастыря всех времен и народов папия И Скалия.
      В толпе на площади вновь ощутилось оживление. К замку, приветствуемая горожанами, подъехала забрызганная дорожной грязью герцогская карета с ноэльским гербом. Долог был ее путь из Ноэля, через морской пролив на корабле, потом по френдляндским землям в Ремль.
      Когда лорку Стемли, герцогу Ноэльскому, доложили о прибытии его сестры, юной принцессы Эльзии, он не знал, как скрыть и радость, и лютый свой гнев. Расталкивая придворных, он выбежал из королевского замка.
      Юная принцесса сходила с откинутой подножки кареты, осторожно нащупывая дорожными туфлями ступеньки. Была она нескладной, тощей, голенастой, как неоперившийся птенец. Лицом чуть напоминала брата-герцога, но вместо надменности в нем ощущались робость и застенчивость. Ее везли сюда, как вещь, чтобы выдать замуж, не спросив ее желания.
      Осаждающие Ремль войска надолго задержали ее карету и не дали даже очистить ее от дорожной грязи, и принцесса, предаваясь скуке, не понимала: пленница она или нет?
      - Как я рад видеть вас, моя Эльзия, - воскликнул герцог, протянув руку. - Сейчас я представлю вас своему царственному брату и его супруге королеве Лилии.
      Тонкие, словно нарисованные брови на узком продолговатом лице принцессы полезли вверх, но дворцовая выучка не позволила ей выразить ни удивления, ни досады. Она очень устала от длинного путешествия, к счастью, окончившегося. Вот и все, что умещалось пока в ее маленькой головке.
      Другое дело герцог. В нем бушевала ярость, он чувствовал себя обманутым, униженным, обойденным, готовым крушить все вокруг.
      - Как я счастлива, что слухи об оспе, поразившей вас, были злонамеренной ложью! - милостиво произнесла нимало не смущенная королева Лилия, когда брат и сестра Ноэльские предстали перед нею. Обмахиваясь дорогим веером, она добавила: - Мы с вами близкие родственники, дети одного великого отца, которого чтит весь мир, и нам надлежит относиться друг к другу с нежной любовью. Можете рассчитывать на такое мое чувство к вам.
      Принцесса присела в глубоком реверансе, опустив голову, и ничего не ответила.
      - Г-м, г-м... - промычал Кардий VII. - Какая приятная неожиданность, а мы не рассчитывали вас дождаться, моя прелесть.
      Принцесса присела еще глубже.
      - Я не знаю, кто и на что рассчитывал, - произнес сквозь зубы герцог Ноэльский. - Но я не прочь рассчитаться кое с кем. Где этот ловкий рамен? Найти его сейчас же!
      - Ваше всесилие, если вы имеете в виду Гневия Народного, то его видели за пределами Ремля куда-то скачущего, - доложил один из вельмож.
      - Понимал, шельма, что ему лучше поспешить, - зловеще процедил герцог, до боли в пальцах сжимая кулаки.
      - Разумеется, - с невинной дерзостью отозвалась королева, - ведь бедный рамен не защищен короной. Их народ не объединен в какое-либо королевство и свободно кочует по всем нашим странам. Кроме того, он разбойник, прощенный королем.
      - Уверяю вас, что буду рад насладиться встречей с ним, - низко кланяясь, все так же сквозь зубы произнес герцог Ноэльский сначала по-френдляндски, а потом несколько слов более грубо по-тритцански.
      Его смущенная, почти испуганная сестра непонимающе посмотрела на него, ведь бедняжка ни о чем не догадывалась.
      - Во всяком случае, не всем заинтересованным "родственникам" удалось укрыться под короной или под чистым небом, - угрожающе закончил герцог и отправился отыскивать папийца Кашония.
      Они встретились за пиршественным столом, поскольку пировать по любому поводу короли и другие знатные лица того времени не упускали случая, а тут венчание френдляндского короля, появление новой королевы, приезд юной принцессы, как обойтись без кубков с вином?
      Герцог и Кашоний уселись рядом.
      Передавая папийцу кусок баранины с запекшимся жиром, герцог прошипел:
      - Раскрыт антискалийский заговор, ваша святость. Деве-воительнице принадлежит в нем заглавная роль. Колдовским искусством, заимствованным у раменов, она из тюремной камеры умудрилась обмануть высокопоставленных особ. Ваш суд должен быть быстрым и безжалостным.
      - Но, ваше всевластие, - возразил папиец, - не вы ли предупреждали меня, что ни одна капля королевской крови обвиняемой не должна быть пролита? Суд скалийской церкви уже вынес такое решение, его нельзя пересмотреть.
      - А разве в огне костра, ваша святость, проливается чья-либо кровь?
      - Ах, так! - опустил глаза Кашоний. - Сам всевышний наделил вас талантом увещевания, ваше всесилие. Повторный скалийский суд с вашим участием состоится тотчас после пира.
      - Преклоняюсь перед вашим бескорыстным служением всевышнему, ваша святость.
      - Я лишь слуга Великопастыря всех времен и народов, который, призывая к увещеванию виновных, надеюсь, одобрит ваш совет.
      - Можете не сомневаться, ваша святость. Все тритцанские копья и мечи засвидетельствуют это, сражаясь за истинную скалийскую веру.
      - Да будет так, - снова опустив глаза, завершил папиец св. Двора застольную беседу.
      Когда убрали в пиршественном зале столы, помещение стало огромным, пустым и еще более мрачным и холодным.
      По узкой винтовой лестнице в него свели Надежанну в ее "рыцарских доспехах", гордо ступавшую по каменным плитам с твердой уверенностью на лице.
      Она увидела два трона, на которых теперь вместо короля с королевой восседали судьи Кашоний и герцог Ноэльский, один со смиренным, другой со злобным выражением лица. Тяжелую статую папия водрузили между ними.
      - Подойди, Дочь Мрака, - сладко начал Кашоний. - Тебя судит святая скалийская церковь и сам Наместник всевышнего в облике принесенной сюда его золотой статуи, которую ты видишь перед собой. Ты обвиняешься в колдовстве, изученном тобой в раменском таборе нечестивых, чудовищном обмане высоких особ, самозваном присвоении себе царственных привилегий.
      - Мне ничего не известно ни о колдовстве моем, ни тем более об обмане, который я не могла совершить, находясь в заточении.
      - Мы увещеваем тебя, Дочь Мрака, - повысил голос Кашоний, прилетевшая по велению Сатаны из его обиталища Тьмы, мы увещеваем тебя, поскольку ты предстаешь перед нами в облике человеческом, и стремимся открыть для тебя небесные дали блаженства. Но вступить туда ты сможешь, лишь искренне признав себя колдуньей и ведьмой.
      - Я не ведьма, а посланница звезды, призванная избавить ваш мир от войн и кровопролития.
      - Может быть, ты, презренная, вняв увещеванию скромного пастыря добриян, отказываешься от родства с королями земными и со мной в том числе? - насмешливо спросил герцог Ноэльский.
      - Я не настаиваю на родстве с вами, ваше всесилие. Однако не могу отрицать всеобщего родства носителей разума.
      - Довольно, - махнул рукой Кашоний. - Клянусь этой алой мантией, дарованной мне Наместником всевышнего на Землии, что сказанного тобой вполне достаточно для вынесения приговора. Церковный суд не меняет своих решений. Выслушав тебя в первый раз, он признал в тебе неприкосновенную королевскую кровь и оставил твое рыцарское одеяние, которое ты можешь не снимать. Но носила ты доспехи во вред честным людям, во вред истинной скалийской вере, а потому провозглашаю приговор: "Именем Великопастыря всех времен и народов, именем самого всевышнего, восседающего в лице папия И Скалия в Святикане, ты приговариваешься, Дева-Ведьма, к сожжению на костре, где не будет пролито ни капли твоей королевской или дьявольской крови". Только милосердие религии нашей позволит тебе пройти сквозь очистительное пламя костра, открывающее тебе небесные дали блаженства.
      - Желаю вам этого блаженства, неправедные судьи, - запальчиво произнесла Надежанна. - Вы можете сжечь мое тело, но вам не сжечь идеи человеколюбия, ненависти к войнам, идеи, которая рано или поздно восторжествует и на вашей планете.
      - Закрыть извергающий хулу рот этой еретички! - воскликнул, теряя над собою власть, герцог. - Она силится убедить нас, что воинская доблесть должна исчезнуть с благодатной нашей Землии, что гнусность и низость заменят всюду рыцарство. Не бывать тому! Есть нечто важнее мирного безделья.
      С непреклонностью покидала Надежанна опустевший зал. Ее конвоировали воины с алебардами, в шлемах с закрытыми забралами, и она не могла различить ни одного человеческого лица.
      Герцог добился расправы над Надежанной, но он ничего не мог поделать с интриганкой, захватившей королевский трон рядом с его "царственным братом". Ему оставалось лишь насладиться зрелищем казни на соборной площади, где разведут костер. И он распорядился воздвигнуть там помост для особо благородных зрителей.
      Но ему предстояла еще одна малоприятная встреча со странствующим рыцарем О Кихотием, потребовавшим по рыцарскому праву аудиенции.
      Одни его серебристые доспехи, напоминавшие Надежанну, уже бесили герцога, но тем не менее он принял его.
      Для пышности он занял один из тронов в пустом зале, надменно глядя на вошедшего долговязого рыцаря.
      - Приветствую одинокого борца за справедливость, готового вступиться за слабых и обездоленных, - начал высокомерным тоном герцог. - О какой справедливости печется доблестный рыцарь, прибегая к нашей помощи?
      - Ваше всесилие! Борясь за счастье людей, я имею возможность предугадывать будущее, исходя из произошедших близ другой звезды событий.
      - Другой звезды? По ее расположению среди созвездий? Это интересно. Сам папий И Скалий не брезгует советоваться со звездами, - подбоченясь, отозвался герцог, перекинув через плечо снежно-белую меховую пелерину, знак высшей власти.
      - Я обязан предупредить вас, герцог, что казнь недавней вашей противницы, как говорит мне история иной звезды, приведет к еще большему религиозному расколу на вашей Землии.
      - О чем ты толкуешь, звездочет, рыцарь или колдун? - вскипел герцог.
      - О том, что благоразумие требует от вас отмены казни.
      - Какая дерзость! - вскочил с трона герцог. - Достойна ли она странствующего рыцаря, который лишь в поединке может отстоять свои требования.
      - Я готов отстоять это требование в единоборстве с кем угодно, заявил О Кихотий. - Даже с вами, ваше всесилие.
      - Что? - Герцог сбежал по ступенькам трона в зал, встав перед посетителем. - Да есть ли в тебе, странствующий бродяга, хоть капля царственной крови, чтобы тягаться со мной? Ты готов биться с кем угодно? Изволь. Рыцарское право дозволяет мне назначить тебе вместо себя противника.
      - Я готов сразиться с ним.
      - Значит, с любым? Так я жестоко накажу тебя за дерзость, бездомный скиталец, тебе придется встретиться с великаном, машущим могучими руками.
      - Нет рук, которые остановили бы меня.
      - Посмотрим. Ловлю тебя на слове и сам даю рыцарское обещание. Победишь моего великана - забирай себе ведьму. Проиграешь битву, не взыщи пойдешь помощником палача разжигать костер.
      - С кем надлежит мне встретиться в поединке?
      - Я же сказал, с великаном, машущим руками-крыльями. По крайней мере в нем нет ни капли королевской крови, как и в тебе самом. Ты найдешь его, выехав за ворота Ремля. Можешь выбрать себе по вкусу любого из стоящих там на пригорке на ветру.
      - Не ветряные ли мельницы вы имеете в виду, господин герцог?
      - А ты догадлив, "рыцарь горького образа", иначе не назовешь тебя.
      Никита задумался. Оскорбиться и уйти было самым простым и бесполезным. Можно ли упустить шанс, о котором и не подозревает этот напыщенный индюк? Ветер капризен, крылья мельницы связаны механизмом, который можно заклинить. А если выждать момент, более того, подготовить его, чтобы у всех на глазах остановить крутящиеся крылья ветряка? Тогда герцогу во имя его рыцарства придется освободить Надежанну. А если нет, то чем Никита рискует? Попасть в помощники палача?