Глава четвертая. НА «СЕДЬМОМ НЕБЕ»

Посетители вращающегося ресторана ни Останкинской телебашне разом

— повскакали с мест. Гул прошел по залу.

Вике показалось, что она перенеслась на годы назад и что все это однажды уже было: за столиком сидели те же люди и на скатерти была развернута та же книжечка с магнитными шахматами…

Первым не выдержал заокеанский гость. В своем элегантном спортивном костюме он перебегал от столика к столику и снимал кинокамерой через круговое ресторанное окно необыкновенное зрелище.

Вика переглянулась с Костей. Оба улыбнулись.

— Поздравляю вас, родные мои! — сказал полковник Гусаков и протянул через стол руку.

Рукопожатие его было крепким и ласковым.

За окном, опоясывающим весь зал, медленно поворачивалась панорама исполинского города. Казалось, его объемный план разостлан там, внизу. Но по ленточкам улиц шныряли крохотные, отнюдь не нарисованные машины, а на перекрестках скоплялись движущиеся точки пешеходов.

Знакомые районы узнавались по приметным высотным зданиям. Силуэты их чем-то напоминали контуры кремлевских башен и ярко очерчивались на ясном небе.

Море домов уходило в дымчатую даль. На размытом горизонте угадывалась зелень подмосковных лесов.

Вика с Костей стояли перед окном взявшись за руки, и у обоих было такое ощущение, будто они без всякого усилия парят в воздухе, как это бывало в детских снах. Фантасты говорят, якобы где-то в генной памяти человека запечатлено чувство невесомости, испытанное его неведомыми предками, быть может из космоса прилетевшими на Землю… Теперь подобный полет Вика с Костей ощущали не во сне, а наяву. И внутри них все пело, а они слоило неслись на крыльях — пли, вернее, без крыльев — над столицей.

Час назад они ждали друзей у подножия башни.

Катя с мужем, проездом на юг оказавшиеся в Москве, обещали приехать, но недопустимо опаздывали. Из-за них можно было пропустить все событие! Вика, смеясь, порвала их билеты и пустила обрывки по ветру.

— Я выполнила ритуал, — сказала она. — Придется теперь все остальное тоже повторять, называя меня «заслуженной артисткой без публики».

— Из театра Сатира! — подхватил Александр Maксимович, ван дер Ланге, специально приехавший из Америки, чтобы быть в этот день вместе с ветеранами трубоэнергетики. — Я готов. Mне следует присоединиться к вам наверху. Не правда ли?

— Нет. Старое будет по-новому! — решила Вика и, взяв Александра Максимовича под руку, направилась к лифтам.

Костя пошел следом в сопровождении Ивана Тимофеевича Гусакова. Форма полковника, пожалуй, молодила его.

Вика проявила свой характер. Она отыскала важного, но благорасположенного метрдотеля, уверила его, что он ничуть нс изменился за столько лет, и упросила, чтобы он непременно посадил их за семнадцатый столик.

Оказывается, он помнил, что во время давней паники за этим столиком играли в шахматы. И он выполнил просьбу, предположи и, что шахматы и на этот раз появятся на столе.

Ван дер Ланге церемонно раскланялся, прежде чем сесть:

— Сочту за честь разделить трапезу.

Он помнил свою первую сказанную здесь фразу!

Вика потребовала, чтобы Костя вынул свои карманные шахматы.

— У нас еще есть время. Ты должен показать свой новый этюд, как тогда,

— предложила она.

— Опять взаимный пат? — улыбнулся Иван Тимофеевич.

— Нет. Тоже взаимное, но… превращение не в ту фигуру, — рассмеялся Костя.

— Ради ничьей? — поинтересовался Александр Максимович.

— Нет. Во имя победы.

— Вот это правильно! — подхватил Гусаков, — А ну, показывай, как это кони ходят!

— Сейчас вы поймете, как и зачем они ходят, — пообещал Костя и стал расставлять фигуры. — Надо выиграть! (71)

— Трудновато тут выиграть, — заметил полковник. — Черные того и гляди поставят ферзя на f1, притом с шахом…

— А мы первым ходом отойдем королем. Вернее, начнем им наступление на черных.

— Батькой? Значит, 1. Kpg6.

— Верно. Теперь черные ферзя не поставят. Белые сыграют 2. Kpg7, сами проведут ферзя с шахом и выиграют.

— Придется черным играть 1…Kd6, — решил Гусаков.

— Пожалуйста. Белые сразу не пойдут пешкой «h», а предварительно отдадут свою пешку на f8: 2. f8Ф+ Kp : f8 (72).

— Зачем это? — удивился ван дер Ланге.

— Увидите, — загадочно пообещала Вика.

— 3. h7 Kt7 4. Cd5 Kh8+ 5. Kph6 (73).

— Фу ты! — фыркнул Иван Тимофеевич. — Пятый ход! А он никак нам не давал ферзя поставить.

— Не вздумайте сейчас поставить: мигом проиграете!

— Да ну?

— А вот: 5…f1Ф? 6. g6 Фf5 7. g7+ Kpe7 8. g8Ф (74), но не 8. gh? из-за 8…Фg5 мат! Теперь же на любой ход черных — или размен ферзями на g5, или 9. Kpg7 с последующим взятием коня на h8 и выигрышем.

— Ясно, — согласился Гусаков.

— Поэтому черные, рассчитав все это, поставят не ферзя, а коня — 5…f1K!

— А что с него толку? — усомнился полковник.

— Иван Тимофеевич! Кони ходят через клеточку на поле другого цвета, — подзадорила Вика.

— Ну и ну! — покачал головой Гусаков. — Надо думать, теперь белым в ферзи спешить пора — 6. g6.

— 6…К : еЗ, — за черных ответил Костя. — 7. g7+. Вот для чего нужно было отдать пешку на f8, чтобы сейчас шах был! 7…

Kpe7 (75) и теперь 8. g8K+!

— Парадоксально! — воскликнул ван дер Ланге. — Непременно конь? И никак нельзя поставить ферзя на h8 или g8?

— Нельзя. Смотрите: 8. ghФ? Kf5+ 9. Kpg6 Kh4+ 10. Kpg7 Kf5+ 11. Kpg8 Kh6+ и так далее.

— Вечный шах! Подумайте только, как экстравагантно! И не представляется возможным вырваться! Прелестная «вечность»! — восхищался Александр Максимович.

— Вот он, оказывается, как конь ходит! — глубокомысленно заметил Гусаков. — А ежели 8. g8Ф?, то белым еще хуже будет:

8…Kf5 мат. И вся недолга!

— Поэтому выигрывает превращение белой пешки в коня — 8. g8K+1 (76)

— В порядке взаимности, — улыбнулся в усы Гусаков.

— Тут предстоит еще, я бы сказал, длительная борьба, — предположил Александр Максимович. — Эндшпиль — по две фигуры и по три пешки. Силы равные!

— И тем не менее черным худо. Сильнейшее продолжение за них — 8…Kpf8, чтобы поближе быть к королевскому флангу и опасным белым пешкам. 9. К : f6 К : d5 10. К : d5 Kpf7 11.

Kpg5 (77) — белые сами отдают свою грозную пешку, но: 11…Kpg7 12. h6+ Kp : h7 13. Kf6 мат! (78)

— Мат одним конем, притом превращенным! — воскликнул ван дер Ланге.

— Толково, — заключил Гусаков, — Вырос ты, брат Костя.

И в шахматах тоже.

— Я запишу этот этюд, чтобы показать в Америке.

— Покажите его Фишеру, — посоветовала Вика.

— Я опасаюсь, что он за это потребует от меня контрольный пакет акций «Электрик пайн компани», — улыбнулся ван дер Ланге.

Вика пристально изучала серьезное лицо ван дер Ланге. Оно уже не казалось ей, как прежде, надменным.

— Как вы справляетесь с близнецами? — спросила она его.

— О-о! Прекрасно, — расплылся в улыбке Александр Максимович. — В помощь жене я выписал из Канады одну из своих шестерых сестер. Пусть поможет нам воспитать Постоянство и Победу.

— Постоянство и Победу? — переспросила Впка.

— Я так назвал наших детей. Сына — Константином, Костей, дочь — Викторией, Викой.

— Спасибо, Саша, — тихо сказала Вика и коснулась пальцами его лежащей на столе руки.

— Спасибо вам! — отозвался ван дер Ланге. — Это с вас, отсюда вот, началась моя настоящая жизнь, хотя я и живу в Америке.

— Ваши дети будут считаться американцами. Ведь они родились в США!

— Я тоже получил американское гражданство. Вы знаете?

— Знаем, — вставил Иван Тимофеевич. — И даже больше.

— Вот как? Что же больше?

— Например, что вы вступили в Коммунистическую партию Соединенных Штатов Америки.

— Это верно? — оживилась Вика, пытливо глядя на гостя.

— Надо верить сведениям товарища полковника. — рассмеялся Александр Максимович. — Как видите, и бизнесмены идут к коммунистам. Впрочем, у них есть пример самого Фридриха Энгельса, владевшего фабрикой, или московского заводчика-революционера Шмита. Однако, полковник, вы сказали так, словно могли что-то добавить.

— Добавить можно, что с коммунистами идут те, кто верит в будущее, — вставил Костя.

— Я думаю, что вы и это, да и многое другое сами знаете, — сказал Гусаков.

— Вы имеете и виду борьбу против нашей ветроэнергетики?

— К вам под видом вернослужащих проникали наемники одной из монополии, выведывали слабые места трубоэнергетики и теперь будут «противостоять» вам.

— Ах вот как? Значит «троянский конь»?

— Да, и вашу «Трою» — «Электрик пайн компани» — обвиняют в неспособности дать в своих установках стабильную мощность. И предлагают «похитить Гольфстрим».

— Что? — поразился ван дер Ланге.

— Был такой старый фантастический роман — забыл его автора. Его герой перегородил Гольфстрим плотиной. Можно было угрожать Европе лютым холодом и диктовать ей свои условия.

Ваши конкуренты хотят сделать нечто подобное, но не просто отвести в сторону теплое точение, а пропустить его воду через турбины, получив энергию во много раз большую, чем имеет сейчас человечество.

— Чудовищно! — воскликнул ван дер Ланге. — Задача современности сохранить планету, а не уродовать ее. Если течение отдаст свою кинетическую энергию, оно перестанет течь. Прекратится перенос тепла. Что произойдет с восточным побережьем США, с Канадой?!

— Не говоря уже о Европе, — добавил Гусаков.

— Конечно, и Европа, — согласился ван дер Ланге. — Этого нельзя допустить! Как плохо мы охраняем свои интересы! Экономические шпионы запросто проникают к нам! Но мы предотвратим это готовящееся злодеяние, поставим о нем вопрос в Конгрессе!

— Вам поможет Организация Объединенных Наций, где этот вопрос уже ставится европейскими странами при нашей поддержке.

— Ну, полковник, теперь я убедился, что вы стоите на страже… всего человечества! Ах, эта нестабильность мощности, наша ахиллесова пята!..

— Об этом мне и хотелось поговорить с вами со всеми. Вот, Костя, не знаю я, чем ты моего молодого друга зачаровал, изобретательством занозил. А изобретатель — это надолго.

— Может быть, проблемой космического корабля «Земля»? — осторожно спросил Костя, вспоминая памятную встречу. — Что же он изобретает?

— Да у него та же беда, только наоборот. Когда у вас нет мощности — зимой, скажем, — у него есть. А летом его установка не тянет.

— Это что за установка? — поинтересовался ван дер Ланге.

— Бутановая.

— Бутановые станции! — воскликнул Костя. — Как же я сам не додумался! — и он хлопнул себя по лбу. — Что же вы до сих пор молчали, Иван Тимофеевич, и он, чудак, почему молчал? Ведь наши оппоненты и Сашины конкуренты давно бы на лопатках лежали!

— Так уж и на лопатках?

— Конечно, на лопатках. На лопатках паровой турбины.

Вы сами не догадываетесь. Иван Тимофеевич, какого джинища из бутылки выпустили. Второй раз при вас! Помните, Вика предложила мягкую трубу и стала моим соавтором? Теперь вот Власов выдумывает комбинированную систему из ветротруб и бутановых станций, дополняющих одна другую. Это же полный переворот! Земное тепло — на пульт!

— Подожди, постой, — с улыбкой остановил Костю Гусаков. — Экий ты торопыга! Прежде всего, комбинированную энергосистему не он, а ты предлагаешь. Теперь сразу тебе земное тепло подавай. Давно ли сам боялся перегреть планету! А переохладить не страшно?

— Да что вы! Это же опять энергия, рожденная Солнцем! Как и у нас! Солнце нагревает поверхность Земли.

Беря в бутановых станциях часть этого тепла, мы лишь предотвратим перегрев планеты, который грозил ей в грядущем.

— Правильно, — кивнула Вика. — Об этом мы и завели тогда речь.

— Как же думаешь сочетать столь разные системы? — спросил Гусаков, косясь на ошеломленного услышанным ван дер Ланге.

— По принципу противоположностей. Диалектика! Ветроэнерготруба уходит вверх на километр, а нагреватель бутана — вниз на тог же километр в недра Земли. Такую скважину сделать или старую шахту использовать — раз плюнуть. Эх, нет больше Сергея Александровича… Как он допекал нас нестабильностью нищих мощностей.

— Зато есть более корыстные и злобные «похитители Гольфстрпма»! — вмешался ван дер Ланге. — Не откажитесь разъяснить мне смысл нового предложения.

— Это просто, Саша. Жидкий бутан по трубам попадает в подземный нагреватель, змеевик, соприкасающийся с земной породой, всегда теплой внизу. В змеевике бутан за счет земного тепла испаряется и обретает нужное давление.

— Это что же? Паровой котел без топлива? — спросила Вика.

— Пожалуй, так. Топка котла как бы вынесена прямо на Солнце, которое компенсирует нагревом ту часть земного тепла, которую использует станция. В конечном счете именно оно, Солнце, поднимает давление бутана до рабочего. А дальше — пары бутана по другим трубам устремятся вверх и попадут на лопатки турбины. Она вместе со своим электрогенератором может стоять в том же зале, где и ветротурбина. Отработанный пар бутана будет сжиматься при низкой температуре зимнего наружного воздуха. Так и будут работать турбины — одна летом, другая зимой.

— Кажется, я останусь без конкурентов! — воскликнул канадец.

— А я без помощника, — улыбнулся полковник.

— Он кандидат наук, к тому же изобретатель… Отпустите его к нам, — стал Костя убеждать Ивана Тимофеевича.

— В современной армии, друг мой. инженеры ой как нужны!

— А передвижные трубоэнергостанции не помешали бы?

— Армии? Еще как потребуются!

— Ну вот! Прикомандируйте его к нам. И будет вам передвижная трубоэнергостанция на любую потребную мощность.

— Ишь ведь куда загнул! Как бы мне всех вас не привелось в кадры армейские привлечь. Ты на капитана потянешь, а то и выше. Вика со старшего лейтенанта начнет.

— Да мы неисправимо гражданские. Вы-то, небось, в армии очутились неспроста. Сами мне признавались, что заочно на инженера учились. И опыт участника Великой Отечественной войны.

— Опыт у военных приобретается. Все мы с сугубо гражданских дел начинаем. Армия сейчас техникой богата. Это вам не лук со стрелами, не арбалеты или кремневые ружья, даже не автоматы Калашникова. Теперь высшие технические задачи бойцам будут служить, чтобы гражданские дела в стране мирно свершались.

И совсем но в шутку говорил это старый полковник.

Пока на высочайшей точке над Москвой в ожидании предстоящего события ветераны новой энергетики рассуждали оо энергии, рожденной Солнцем, на другой московской высоте, на обрывистом берегу Москвы-реки, перед зданием Университета, откуда так удобно любоваться видом города, собралось немало пароду.

Поглядывая на часы, к баллюстраде. отделявшей обзорную площадку от обрыва, спешили пожилые супруги Нелидовы.

Викентий Петрович опирался на палку, слегка приволакивая ногу. Агния Андреевна опасливо поглядывала на него.

— Пожалуйста, не спеши. Успеем насладиться.

— Наслаждение — цель бытия, — тяжело дыша, произнес Нелидов. — Ты захватила бинокль?

— Себе театральный, а тебе — цейсовский, призматический.

— Ну что ж. Такова судьба. Полюбуемся в былые служебные часы на упущенные возможности. — вздохнул Викентпп Петрович.

— Пожалуйста, но говори так. Это тебе дорого стоило.

— Это стойло так дорого стоило, что его и строить не стоило, — отшутился Викентий Петрович.

— Не думай, что тебе эта трубоэнергетика помешала. Тебя непременно назначили бы заместителем министра, если бы не новый инсульт. Счастье, что ты ходишь. Я холодею от воспоминания об этом Верейском. Совсем молодой человек — и инфаркт. Всего только один. И его нет. Ужас!

— Что делать! Он любил острые ощущения. Скончался на бегах, поставив крупную сумму на Цезаря, а тот засбоил.

— Да, — вздохнула Агния Андреевна. — Он был убежденный игрок, но очень обаятельный человек. Остановись, отдохнем.

— Стоять лучше, чем ходить. Сидеть лучше, чем стоять. Лежать лучше, чем сидеть. Спать лучше, чем лежать…

— Замолчи, Вика! Не продолжай дальше. Ты разрываешь мне сердце!

— Древнеиндийская мудрость. Специально для пенсионеров вроде меня.

— Ты не обычный, а персональный. Союзного значения.

— Да, проводили на пенсию с помпой. И сразу дело пошло.

— Какое дело?

— Да вот которым любоваться будем.

— Надо кончать войну Алой и Белой розы. Вот что. Давай пошлем поздравление Вике с Костей. Пора нам внуков вернуть.

Нелидов не ответил. Взял у жены тяжелый полевой бинокль и, присоединившись к толпе у балюстрады, поднес его к глазам.

А на «Седьмом небе» инженеры и полковник все обсуждали комбинированную систему энергостанций.

— Как же мы сами до этого не додумались! — воскликнула Вика. — Ведь это давно известно!

— Новое — это весьма забытое старое, — глубокомысленно изрек Александр Максимович.

И тут все посетители ресторана вскочили с мост. У многих оказались бинокли. Полковник тоже их принес, и не только для себя, но и для Вики и Кости.

Он передал их молодым людям после того, как ласково пожал им руки.

Вика обводила биноклем туманный горизонт. На нем теперь отчетливо виднелись тонкие оранжевые иглы.

— А первая труба была синяя, — почему-то сказала Вика.

По всему гигантскому кругу, окаймлявшему Москву, в небо поднимались вслед за серебристыми звездочками вертолетов золотистые энерготрубы.

— Ура! — закричал кто-то с соседнего столика, косясь на Вику и Костю. Их узнали.

— Ура! — подхватили и другие смотрящие в окно телебашни.

Вика опустила бинокль и взглянула па Костю. По ее щекам катились слезы.

Костя обнял ее за плечи.

Иван Тимофеевич методично считал поднявшиеся в небо подмосковные энерготрубы. Он сосчитал их пятьдесят.

— Миллион киловатт! — сказал он с гордостью.

— Так будет всюду, везде, по всей стране, по всему миру! — отозвался Костя.

— Так держать на космическом корабле… «Земля!» — сказал Иван Тимофеевич и, дотянувшись через стол до Кости, пожал ему руку выше локтя.

— Идет, капитан?..

— Я никогда не думала, что это так красиво! — обернулась Вика, счастливая, сияющая.

— Красота — это воплощение того, что приносит счастье, — заключил Гусаков.

ЭПИЛОГ

Чтобы постигнуть бездонные глубины мысли, возьми клетчатую доску, расставь на ней разные фигуры и оживи их в борьбе.

Читатель! Последуй этому совету и достань шахматы.

«Катенька, старушка ты моя!

Ну как ты можешь писать, что чувствуешь годы? Какие там годы! Это в девятнадцатом веке считалось, что «бабий век — сорок лет». Женщин ценили лишь по способности заинтересовать мужчину. А ты!..

Вот опять и восстановилась наша с тобой переписка. Нет худа без добра. Я сначала очень расстроилась, узнав, в какую даль после Москвы направили твоего Ваню и тебя вместе с ним. Я давно говорила, что он у тебя «далекоидущий», вот и пошел в полном смысле слова далеко! Директор комбината в вашем медвежьем углу, пожалуй, что-то вроде удельного князя. Думаю, ему действительно следует задуматься о строительстве трубоветровой электростанции. Ваши морозы теперь не помеха. Мы уже давно строим комбинированные ветротрубные и бутановые установки.

Пусть твой Ваня даст «добро», и я первая приеду к вам. И, может быть, даже с Никитой, хотя он и занят сейчас на проектировании типовой комбинированной энергостанции на миллион киловатт. Для вас, пожалуй, многовато?

Никита — наша гордость. Он принял от нас с Костей эстафету. Впрочем, это не вполне верно. Передать эстафету-это не нести ее самим. А мы с Костей продолжаем держать «эстафетную палочку», как знамя. Никита просто встал в строй рядом и идет с нами в ногу. Это высшая награда нам с Костей.

Мы гордимся тем, что Никита внес в наше дело большой творческий вклад. Он предложил использовать ветер, который при большой силе вынуждал класть трубу на землю, останавливая ветротурбину. Так вот он, наш Никита, и решил на это время в турбину подавать воздушный поток этого же самого «злого ветра». Таким образом наша энергосистема стала тройной. Не только с трубой, создающей исскусственный ветер, не только с паровой установкой, работающей на бутане, но и с ветросиловой частью, использующей сильный ветер. Теперь наша энергосистема имеет устойчивую мощность при любых условиях.

Маленькие дети — малые заботы. Выросшие дети — большие заботы. Говоря о Никите, можно было усомниться в этой поговорке. Когда он поступал в институт, мы с Костей не знали никаких тревог, обычно терзающих родителей. Он все делал сам — сам готовился к экзаменам (в школе всегда был отличником!), сам выбрал специальность, сам решил идти по дороге отца с матерью.

Ты помнишь, как он разом вымахал? Когда мы с Костей встретились, у него были длинные пышные волосы, а у Никитенка они вдруг сразу завились перед окончанием школы. Так и стал он у нас кудрявым гигантом — я ему едва до плеча достаю.