Дождь лил с ночи, не переставая. И, хотя время зажигать фонари еще не подошло, на улице было темно, и прохожие старались выбирать освещенные витринами улицы, спеша домой после очередного трудового дня. Под окнами проплывали разноцветные зонтики, казавшиеся одинаково серыми, с шелестом проносились автомобили. А из плотно занавешенных окон лились смягченные тканью отсветы, в которых изредка можно было угадать силуэты хозяев. Но чаще окна полностью закрывали жалюзи, и невозможно становилось понять - есть там кто, в доме, или хозяева еще не вернулись с работы.
      Крайняя улица, которую называли Кольцевой, не считалась престижным местом для проживания - совсем близко к городской стене, а от центра города со всеми его развлечениями - далековато. Пешком не дойдешь. Но ведь те, кто жил в центре, пешком ходили разве только по квартире и, надо сказать, правильно делали: за свою жизнь приходилось опасаться не только тем, у кого есть, что взять. Потому-то все жители города, если была возможность, старались проехать хотя бы на метро.
      Однако девушка, сидевшая в окне седьмого этажа старого дома на Кольцевой, считала, что ей повезло: в проем между зданиями на другой стороне улицы она видела небо. Небо начиналось от городской стены и уходило ввысь. Оно словно бы накрывало город своим куполом. Чаще всего небо имело грязно-серый цвет, но даже тогда можно было разглядеть над самым краем стены переливы невиданных красок, особенно вечером, когда садилось солнце. Тогда небо над стеной становилось ярко-алым, а иногда огненно-рыжим, и, постепенно темнея, меняло оттенки. Солнце уходило туда раскаленным докрасна кругом, опутывая закатными лучами клочья удивительных фиолетовых облаков.
      Но сегодня буйства красок было не дождаться. Дождь заполнил собой все пространство до самой стены, и бесполезными оказывались попытки рассмотреть хоть что-нибудь за серо-бурой пеленой воды. Капли летели мимо окна, как всегда грязные, неприятные, после которых на одежде вполне могли остаться желтоватые пятна. Подозревая, что эта грязь вовсе не безвредна, люди старались под льющуюся с неба воду не попадать, а если уж случалось такое - тщательно мылись под горячим душем.
 
      Девушка переменила позу, устраиваясь на подоконнике поудобнее. Одна створка окна оставалась открытой, и шум воды наполнил комнату, в которой нескоро еще включат свет. Очень приятно сидеть в темноте, когда ничто не отвлекает от грез, рождающихся под спокойную песню дождя. Девушка сидела на подоконнике, глядя поблескивающими глазами куда-то вдаль, и видела она, наверное, не только это хмурое небо, а еще что-то, ведомое ей одной.
      Дверь вдруг отворилась, полоса света перерезала комнату на две части, и в проем просунулась курчавая женская головка.
      - Не спишь?
      - Не сплю, - нехотя отозвалась девушка.
      - Ну, тогда иди поужинай!
      Дверь снова прикрыли, но не плотно. Девушка сидела еще некоторое время неподвижно, но пробивавшаяся из гостиной полоска света мешала вновь отгородиться от окружающего мира, и потому ничего не оставалось, как спрыгнуть с подоконника выйти туда, где горел свет.
      Кухонька, служившая одновременно и прихожей, и гостиной, обходилась без окон. Здесь постоянно горели электрические светильники, вернее постоянно с тех пор, как небольшое семейство тетушки Полианы приехало погостить у своей племянницы. Постоянно с тех пор, как в городском крематории сгорело тело последнего близкого и любимого человека.
 
      - Ну-ка, Машка-Ромашка, кушай быстрее, пока не остыло!
      Тетя весело хлопотала на кухне, ее муж и маленький сын уютно устроились на угловом диванчике, доедая десерт. Девушка села за стол и взяла ложку.
      Вообще-то ее звали Ромашкой. Странное имя очень ей досаждало, потому что легко рифмовалось с чем угодно, чаще всего обидным. Отец рассказывал ей, что имя это означает "прекрасный цветок, подобный солнцу", но отец был романтиком, а долгие и упорные поиски в архивах электронных библиотек дали свои результаты, и теперь Ромашка твердо знала, что назвали ее в честь какой-то сорной травы, которую еще в давние времена изгоняли с пастбищ, чтобы не давала молоку неприятного запаха.
      Длинное имя пытались заменить в обиходе на привычные, но давно уже немодные имена, кликая девочку то Ромкой, то Машкой - не прижилось. Машкой-Ромашкой звала ее, правда, не только тетя, а вот просто Машей - никогда.
      Часто Ромашка завидовала своим знакомым, имена которых были куда более благозвучны. Новая волна моды принесла имена, означавшие названия диковинных цветов, растений и животных, которых редко кто видел даже на картинке. Так, например, бывший одноклассник Ромашки, задавака и хулиган, носил имя Рысь, которое, по мнению девочки, ему вовсе не подходило, ведь рысь - это мягкий, пушистый зверь с кисточками на ушах, пусть и хищный, но внушающий уважение, желание любоваться собой. А лучшую подругу Ромашки звали Дельфиной. Ромашкин папа когда-то, очень давно, рассказывал, что дельфинами называли прекрасных и очень умных морских существ. И тут он не ошибался - дотошная доченька все проверила, и когда показала подруге картинку с дельфином, той очень понравилось. Ну, ясное дело, всем достались имена красивые не только по звучанию, но и по значению. Ромашка чувствовала бы себя несправедливо обиженной, если бы не знала наверняка - имя для нее выбирала бабушка.
      О, бабушка Ромашки была почти легендой! Поговаривали, что родилась она не в городе, а на хуторе, да только существовал ли этот таинственный хутор на самом деле - никто толком не знал. Бабушка умерла почти сразу после рождения внучки, поэтому Ромашка ее совсем не помнила, зато ее сына, а своего отца, помнила очень хорошо: невысокий, с добродушным лицом и басистым голосом, он казался ей большим и очень-очень надежным. Его Ромашка вспоминала куда чаще, чем мать, хотя и сожалела порой, что природа не наделила ее маминой внешностью. Мама была очень красивая, высокая и тоненькая, темноволосая, с большими синими глазами, и невероятно хрупкая. Мама часто болела, и Ромашка слышала, что только бабушкино лечение помогало маме надолго. А не стало бабушки - и мама не вылезала из постели. Денег на лечение давно уже не хватало, а надежного друга-врача, который мог бы, не считаясь с запретами, помогать маме на дому, так и не нашлось. Да только болезни не суждено было забрать ее. Все случилось по-другому, разом оставив и Ромашку, и ее старшего брата круглыми сиротами.
 
      После того, как девушка послушно вычерпала, ложка за ложкой, жидкий суп, тетушка Полиана поставила перед нею тарелку с картофельным пюре, минуту назад разведенным из порошка горячей водой. Тратить деньги на более разнообразную еду, с точки зрения тети, было неразумно.
      - Кушай!
      Ромашка ела. Пережевывать почти безвкусную массу не было необходимости, и девушка медленно отправляла в рот очередную порцию, глотала и долго ковыряла ложкой в тарелке, прежде чем снова зачерпнуть. Тетя, еще молодая и красивая женщина, с крашенными огненно-красными локонами вокруг маленького доброго личика, присела напротив, с беспокойством глядя на племянницу. Ромашка знала, что тетя жалеет ее, дурнушку и неудачницу, все еще не пришедшую в себя после постигшего ее горя, и очень удивляется, потому что ни разу за это время не видела, чтобы Ромашка плакала.
      Все слезы девушка выплакала еще тогда, четыре недели назад, в самую страшную ночь - ночь после похорон брата. Сейчас Ромашка знала, что жизнь продолжается, что никакое горе не избавит ее от повседневных забот, которыми она сначала по-привычке, а после уже сознательно заполняла свое время. Но только что-то в этой жизни потерялось безвозвратно и навсегда, а что именно - Ромашка полностью осознала лишь недавно. Не было больше цели, не было смысла жить.
      Изменилось что-то в ней самой. Тогда, четыре недели назад, она впервые, прослушав сводку новостей, поняла, что за каждой цифрой статистики преступлений, совершенных в городе за прошедший день, стоит чья-то жизнь, чья-то судьба. И в тот момент, когда эти цифры перестали быть для нее просто цифрами, она вдруг ощутила, насколько же эта жизнь жестока и несправедлива. И, что самое обидное, не чувствовала в себе сил как-то это изменить. А еще больше ужаснулась, когда поняла: почти никто из ее знакомых не считает все происходящее чем-то неправильным, просто каждый надеется, что в сводке криминальных новостей за истекший день еще не скоро появится цифра, означающая конец именно его жизни…
      Однако, несмотря на то, что Ромашка в последнее время часто чувствовала себя чужой, не такой как все, может даже и особенной, она оставалась во многом похожей на большинство девушек ее возраста, когда зрелые размышления вполне сочетаются с такими, что свойственны скорее ребенку, нежели взрослому человеку. Вот и сегодня в душе засела глухая обида на парней, потешавшихся над ее малым ростом и нескладной фигурой. Поэтому, когда тетя Полиана попыталась подсунуть ей добавки, уговаривая съесть еще хоть немного, Ромашка отказалась, а про себя подумала невесело, что скоро ее начнут дразнить толстухой. Кто ж виноват, что и лицом, и фигурой она пошла не в красавицу-мать? Слабо утешало и то, что, возможно, всему причиной гены бабушкиных родичей, проживавших на таинственном хуторе.
      А дождь все лил и лил…
      После ужина Ромашка вновь вернулась в свою комнату и села на подоконник. Наутро небольшое семейство тетушки уедет домой, на другой конец города, а пока Полиана болтала с мужем и переключала каналы телевизора, попадая то на новости, то на рекламу, то на развлекательное шоу. Шум телевизора не мешал Ромашке, к тому же дождь приглушал все звуки.
 
      Осень поливала город дождем уже два месяца, когда кому-то из бывших одноклассниц пришло на ум организовать встречу выпускников. Парни слабо поддержали затею, не понимая, для чего куда-то идти, если можно узнать все новости по сети, а заодно и поболтать. Поэтому встреча не удалась, но Ромашка вскоре опять получила приглашение от одной из активисток. На этот раз планировали собраться только женским коллективом и вдоволь посплетничать о недостатках сильного пола.
      Девичник, как бывало и раньше, собрали у Дельфины. Среди рослых красивых подруг Ромашка чувствовала себя едва ли не карликом. Девушки весело щебетали, обсуждая кого-то из знаменитостей. Ромашка не совсем понимала, что интересного остальные находят в обсуждении подробностей личной жизни ведущих телешоу и героев бесконечных сериалов, и удивлялась про себя поведению подруг Дельфины. Именно подруг Дельфины, но не своих. Зная, как все эти красавицы перешептываются у нее за спиной, Ромашка пришла сюда только ради Дельфины, и грела себя одной мыслью - что сегодня останется у подруги ночевать, и уж тогда никто не помешает им вдвоем вдоволь поговорить о том, что действительно интересно.
      Ромашка отошла от остальных к окну, спряталась за плотную штору и прильнула к стеклу.
      Дельфине не повезло так, как ей: из этого окна неба было видно лишь чуток - где-то высоко, между крышами стоящих рядом домов, виднелась серая полоска. Впрочем, сегодня небо отливало синевой, и Ромашка долго смотрела на эту полоску, а потом, когда на город опустились первые сумерки, принялась разглядывать свое отражение в стекле.
      Ее русые волосы были пепельного оттенка, почти серые. И глаза серые. Мягкий овал лица, простые, неприметные черты. И что-то, по-видимому, отталкивающее в выражении глаз, из-за чего многие не могли выдержать ее взгляда. Это "что-то" появилось совсем недавно, после похорон брата, и часто делало взгляд молодой девушки тяжелым. Однако это не мешало обидчикам бросать насмешки и в спину, и в лицо - за Ромашку теперь некому было заступиться.
      - Чего тут стоишь?
      Сзади тихо подошла Дельфина и встала за ее спиной. Ромашка видела лицо подруги в оконном стекле - Дельфина была почти на целую голову выше.
      - Пошли к нам.
      Ромашка молча кивнула и вернулась на диван.
      - Чего это ты пряталась за шторой? - высокий голос принадлежал красивой длинноногой девушке с шикарными золотыми волосами. Она сидела, скрестив ноги, и короткое синее платье почти не прикрывало бедер. - В прятки, что ли, играла?
      - Ты, Ромашка, в следующий раз так не прячься! - подхватила другая. - А-то придется нам просить Дельфину микроскоп с работы принести!
      Девушки захихикали. Все, кроме Дельфины, которая прошептала:
      - Лолла, не надо.
      Ромашка беспокойно заерзала на диване. Ее маленький рост давно уже стал причиной постоянных подковырок, но каждый раз девушка не могла придумать достойного ответа, а огрызаться считала бесполезным.
      - Да ладно, Ромашка, ты ведь не обижаешься, правда! - голос Лоллы словно сочился сладкой патокой, заставляя Ромашку ожидать подвоха. - Ты ведь не виновата, что ростом не вышла. Зато ты у нас самая умная. Так что не сердись, мы ведь по-доброму, любя…
      Конечно, Ромашка не верила, что любя, но старалась не лезть на рожон - не хотела портить настроение Дельфине, которая сидела словно на иголках, беспокойно наблюдая за происходящим. Но вот разговор зашел о парнях, и Дельфина расслабилась. А Ромашка сначала слушала болтовню своих бывших одноклассниц, потом задумалась о своем.
      Нельзя сказать, чтобы она была настолько ниже всех ростом, что казалась карликом. Нет. Всего-то сантиметров десять-пятнадцать. Однако ко всему прочему от природы ей досталась еще и фигура совершенно нестандартная, из-за чего Ромашка постоянно казалась себе безобразно-толстой. Когда-то она думала, что сможет исправить этот недостаток, занимаясь спортом, но ничего не вышло: бедра никак не становились уже, а живот - площе. Разве только от постоянных упражнений резче обозначились мышцы.
      Лолла первой вынула длинную сигарету. Зная, что большинство девушек сейчас сделают то же самое, Ромашка сперва отошла к окну, а потом, ощутив вдруг приступ голода, тихонько двинулась к кухонной стенке. Сначала она очень стеснялась, опасаясь вызвать новые насмешки, но желудок требовательно заурчал, и Ромашка, не оглядываясь на остальных, занялась поисками съестного. За спиной тут же послышался осуждающий шепоток.
      - Эй, Ромашка! - окликнула ее темноволосая Лиса, - Забыла поговорку? "Ужин отдай врагу"!
      - Я сегодня не обедала, и даже почти не завтракала, - отозвалась Ромашка, разводя горячей водой остатки лапши.
      Девушки смотрели на нее с недоумением.
      - Не понимаю, как можно такое есть! - пожала плечами Лиса.
      Когда-то Дельфина под большим секретом поведала Ромашке, что Лиса сидит на таблетках. Теперь это не было тайной ни для кого, к тому же многие девчонки следовали примеру Лисы, практически отказываясь от еды.
      - Разве это безопасно? - спросила тогда Ромашка свою подругу-медсестру.
      - Да как сказать, - Дельфина пожала плечами и улыбнулась: - Красота требует жертв. А у Лисы бедра широковаты, вот ей и кажется, что она толстая.
      Сейчас, вспоминая этот разговор, Ромашка смотрела на Лису и видела пред собой невероятно истощенное существо, у которого кости едва ли не просвечивали сквозь кожу. И все же она немного завидовала Лисе: вот уж у кого действительно есть сила воли!
 
      Гостьи ушли, когда на улицах уже включилось освещение.
      - Ты не обижайся на них, - сказала Дельфина подруге, когда они остались вдвоем.
      - Да я и не обижаюсь. Привыкла…
      Разложив диван и отодвинув закрывающие окно тяжелые шторы, Дельфина и Ромашка улеглись рядом, глядя на отсветы огней и прямоугольники окон соседнего дома. Они еще не знали, что красавица Лолла не вернется сегодня домой, пополнив собой статистику происшествий в уголовной хронике, а через две недели, несмотря на все усилия врачей, в больнице скончается от чрезмерного истощения так весело смеявшаяся сегодня Лиса.
 

 
      Ромашка шла знакомой улицей. Она уже давно не бросала недоуменного взгляда на щит-вывеску больницы скорой помощи. Раньше девушку всегда удивляло, почему на этом щите крест нарисован зеленый, а не красный. "Словно дальтоники рисовали" - возмущалась она про себя. "Они там не людей лечат, а зеленых человечков, - шутил когда-то брат. - Вот и крест зеленый нарисовали, потому что кровь у них не красная, как у людей, а зеленая". Но Ромашка, конечно, не верила, и все равно удивлялась.
      Однако тот период удивления давно прошел. В своем городе она видела две таких больницы, и на вывеске второй из них крест был синим. И машины скорой помощи также были разукрашены согласно этим знакам: автомобили с зелеными крестами ехали в эту больницу, а с синими - в другую. Возможно, где-то встречались и автомобили с красными крестами, но Ромашка таких не видела.
      А вот сегодня почему-то давние размышления о дальтониках, нарисовавших зеленый крест вместо красного, вновь пришли ей на ум. И, похоже, не только ей. Человек, который вышел, а вернее выпал из дверей больницы, тоже с недоумением покосился на эту вывеску. И устало привалился к перилам. Выглядел этот человек, мягко говоря, неважно. Лицо, наполовину заросшее светлой бородой, носило следы недавних побоев. Волосы обрезаны неаккуратно чуть выше плеч, одежда местами рваная. Левую руку он прижимал к груди, и, Ромашке показалось, под его пальцами расплывалось бурое пятно.
      Беспомощно оглянувшись на белоснежные двери больницы, незнакомец скукожился и, придерживаясь правой рукой за перила, начал неуверенными шагами спускаться по ступенькам.
      Сердце Ромашки болезненно сжалось. Она, конечно, успела повидать немало за свои двадцать два года, как, впрочем, и любая горожанка, а потому доподлинно знала, что человека этого не пустят даже на порог. Ведь перестал же доктор приходить к маме, когда в семье закончились деньги. К тому же по незнакомцу видно было сразу, что платить ему нечем. И оказаться он мог кем угодно, даже опасным преступником: к чему в таком случае еще и неприятности с полицией? Однако что-то в этом человеке, а может и в ней самой, заставило ее остановиться в двух шагах от широкого крыльца.
      Незнакомец с большим трудом опустился на нижнюю ступеньку, поднял голову и еще раз оглянулся на дверь. Потом на вывеску и снова на дверь. И на лице его была какая-то почти детская обида, искреннее непонимание происходящего. Некоторое время он смотрел прямо перед собой, потом заметил подошедшую Ромашку.
      - Девушка, - она услышала слабый, срывающийся голос, - скажи, пожалуйста, это больница?
      - Больница, - выдохнула Ромашка.
      Незнакомец отвел взгляд и снова замер. Вид у него был потрясенный. И девушке показалось, что куда больше этого странного человека беспокоил не тот факт, что он, по-видимому, ранен, а тот, что это действительно больница…
      Что произойдет в ближайшие несколько минут, Ромашка знала наверняка: сначала из-за белоснежной двери выглянет охранник и очень настоятельно попросит незнакомца убраться с крыльца и не пачкать ступени, потом вызовут полицию. И уж совсем неожиданно для самой себя она подошла еще ближе и произнесла:
      - Вы сможете встать? Давайте, я вам помогу.
      Незнакомец удивленно встрепенулся, но от помощи не отказался. Он послушно поднялся, поддерживаемый девушкой, и оперся о ее плечо.
      Хорошо, что до дома было недалеко.
      - Постарайтесь притвориться, что вы не больны. Что все хорошо, - бубнила Ромашка по дороге. - Вы же не хотите попасть в тюрьму, правда?
      Кажется, последние слова до него дошли. Незнакомец сделал над собой усилие и выпрямился, стараясь ступать тверже. Ромашка вздохнула с некоторым облегчением, хотя, конечно, радоваться было еще ох как рано! Бдительные соседи обязательно заинтересуются подозрительным типом, которого ведет к себе девушка, и если вдруг что заподозрят - через две минуты полиция будет уже у подъезда. Странно, но обо всем этом Ромашка подумала как-то отвлеченно, да, в принципе, и не в ее силах было предусмотреть все случайности.
 
      Ромашка сочла поистине чудом то, что ей удалось беспрепятственно добраться до подъезда и даже войти в квартиру. Закрывая за собой дверь, она запоздало подумала, что поступает весьма опрометчиво, приводя абсолютно незнакомого человека с внешностью бродяги к себе в дом.
      Она усадила незнакомца на диван. Тот по-прежнему держался рукой за грудь, и Ромашка содрогнулась при мысли, что ей придется осматривать рану. И все же, поборов неожиданный страх, сказала:
      - Покажите, что у вас там…
      Под старой вязаной кофтой, явно с чужого плеча, на нем была полотняная рубаха. Задрав промоченную кровью ткань, Ромашка увидела рану, очень большую, как ей показалось, и сильно кровоточащую. В первый момент ее замутило, но девушка тут же взяла себя в руки. В медицине она понимала очень мало, но и ей стало ясно, что без врача здесь не обойтись.
      - Сейчас, подождите минутку, - пробормотала она. - У меня подруга - медсестра, я ей позвоню.
 
      Дельфина сняла трубку почти сразу и тут же услышала взволнованный голос подруги:
      - Это я. Слушай, ты можешь прямо сейчас ко мне прийти? Это очень срочно!
      Услышав утвердительный ответ, Ромашка добавила:
      - И возьми с собой все что нужно… чтобы рану зашить… Только, пожалуйста, как можно быстрее!
      Положив трубку, Ромашка обернулась к сидящему на ее диване человеку:
      - Сейчас она придет. Вы только потерпите немного. Дельфина еще не стала врачом, но она очень хорошо все делает, я знаю.
      Ромашка не стала объяснять, что настоящий врач не пришел бы лечить такого подозрительного больного, да еще и совершенно бесплатно. А, вздумай она все же обратиться за помощью, тут же настучал бы в полицию.
 
      Дельфина влетела в распахнувшуюся перед нею дверь и тут же уперлась взглядом в странного и на ее взгляд совершенно неприятного типа.
      - Где ты его подобрала?
      - На улице, - откровенно ответила Ромашка. - Он пытался в больницу зайти.
      - А-а-а, - протянула Дельфина. И вздохнула: по ее мнению, подруга совершенно зря притащила этого человека в дом. Но уже минуту спустя они вместе с Ромашкой помогали раненому лечь на стол - теперь он был всего лишь пациентом, а молодая медсестра почувствовала себя настоящим врачом и быстро освоилась в этой роли.
      Дельфина командовала уверенным голосом, и Ромашка спешно исполняла все ее поручения. Рану промыли и продезинфицировали, и теперь на отощавшем теле был хорошо виден разрез с левой стороны груди, пониже сердца. "Не слишком глубокий" - сказала Дельфина, и Ромашка наполовину успокоилась. Правда, когда пришло время зашивать рану, оказалось, что обезболивающего у Дельфины нет. Молодая медсестра честно предупредила своего пациента, что будет больно. Тот едва заметно кивнул и пальцами крепко вцепился в края стола.
      - Удивляюсь я тебе, подруга! - шепотом сказала Дельфина, когда дело было сделано, и ее пациент, как следует перебинтованный, лежал на столе с закрытыми глазами, понемногу приходя в себя. - Притащила домой неизвестно кого! Да разве так можно? А вдруг это какой-нибудь преступник!
      Ромашка молча пожала плечами. Она и сама не могла объяснить, почему поступила именно так, а не иначе, почему не прошла мимо. Почему не только сама пошла на риск, а еще и вынудила лучшую, вернее единственную подругу рисковать карьерой и профессиональной репутацией, оказывая помощь непонятно кому в неположенном месте, да еще и без разрешения начальства.
 
      На улице завыла сирена. Девушки вздрогнули.
      - Этого следовало ждать, - проговорила Дельфина. Голос ее дрожал.
      Незнакомец, все еще лежавший на столе почти неподвижно, обернулся. В этот момент Ромашка поняла, почему не побоялась привести его домой: в смотревших на нее светло-серых глазах было нечто такое, что сразу вызывало доверие. И сочувствие.
      Он нахмурился, потом с трудом поднялся и сел. Девушки запоздало подскочили к нему, когда он уже пытался встать на ноги.
      - Вы еще слишком слабы, - неуверенно произнесла Дельфина. Она-то прекрасно понимала, что для ее пациента сейчас лучшее - уносить ноги со всей возможной быстротой. Даже если он действительно не преступник.
      - Ничего, я как-нибудь… Не хочу, чтобы у вас были неприятности из-за меня.
      Отстранив поддерживающие его руки, он сделал несколько нетвердых шагов по направлению к двери, остановился, прикрыл глаза на секунду, глубоко вздохнул.
      - Спасибо вам, Дельфина, Ромашка…
      Когда дверь за ним закрылась, девушки еще стояли некоторое время неподвижно, слушая, как подъезжают к дому полицейские автомобили. Потом отошли от двери и опустились на диван.
      - Надеюсь, он не умрет, - пробормотала Дельфина. - И еще я очень надеюсь, что его не поймают.
      Ромашка молчала, но она тоже надеялась.
      Когда в квартиру ворвались полицейские, Дельфина первая пришла в себя.
      - Он угрожал нам оружием! - воскликнула девушка. - Сначала заставил подругу привести его сюда, потом - позвонить мне! И мне тоже угрожал, заставил лечить!
 

 
      Зима в этом году не отличалась от всех прошлых зим, которые Ромашка могла вспомнить. Изредка лужи на тротуарах подергивались тоненькой корочкой льда, а однажды, когда было совсем холодно, Ромашка к изумлению своему увидела на поверхности одной такой лужицы удивительнейшие узоры. К полудню узор растаял, но Ромашка еще долго вызывала в памяти ледяную картинку, на которой, словно живые, переплетались ветви невиданных растений, нарисованных морозом. Очень похожие растения Ромашка как-то видела на картинах. Вообще на картинах можно было увидеть много чего такого, что казалось невероятным: высокие горы с белоснежными вершинами, таинственные лесные озера, необъятные просторы моря… Городской жительнице все это могло бы показаться плодом фантазии художника, если б она не знала доподлинно - все это где-то существует. И не беда, что никогда раньше Ромашка не видела подобного: ходили ведь слухи про таинственный хутор, где живут люди, совсем не похожие на городских. А где еще мог находиться этот хутор, если не в таком загадочном и прекрасном лесу, как на старинных картинах? "Когда-нибудь я уйду из города и увижу все это своими глазами" - говорила себе Ромашка, в то же время понимая, что, скорее всего, это так и останется ее несбывшейся мечтой.
      Мелкие, холодные капли вновь повисли в воздухе, и прохожие принялись раскрывать зонты. "А когда-то вместо дождя зимой был снег", - вздохнула Ромашка, раскладывая старый зонт. Она как раз проходила мимо крыльца больницы, той самой, с зеленым крестом на вывеске…
      Благодаря удачной выдумке Дельфины, для двух подруг все закончилось без особых последствий. Им поверили сразу. Долго спрашивали, как выглядел тот человек, какие особые приметы, и девушки не врали, прекрасно понимая, что все их показания будут сопоставлены с описанием, которое дадут соседи. Пару раз их "приглашали" в отделение, и Ромашка тихо радовалась про себя, зная, что странного незнакомца так и не поймали. Позже, когда девушка вспоминала его, она видела перед собой бородатое лицо с удивленными светло-серыми глазами. Возраст своего нечаянного гостя девушка так и не определила для себя. Лицом он казался значительно старше ее, но вот странное выражение, застывшее в глазах незнакомца, когда он сидел на ступенях больницы, по убеждению Ромашки, могло быть только у ребенка. Или у не по годам наивного человека.
      Тускло блестящие под моросящим дождиком ступени вели к белоснежным дверям, по обе стороны от которых на стене располагались ряды аккуратных окон, плотно закрытых белыми жалюзи. Здание больницы всегда казалось Ромашке каким-то негостеприимным, а после того случая месяц назад - и подавно. "И ведь странно, - думала она. - Если бы тот человек не удивился, что его не впустили в больницу, я бы и сейчас думала, что все происходит так, как д олжно".
      Из раздумья девушку вывел негромкий возглас. Она сначала и не поняла, что обращались к ней, но возглас повторился:
      - Ромашка!
      Парня, стоявшего в нескольких шагах от нее, девушка узнала не сразу. Несмотря на то, что Рысь был ее одноклассником все двенадцать лет, Ромашка не водила с ним дружбы, и даже наоборот, недолюбливала, в основном потому, что Рысь постоянно ее дразнил. Но сейчас ей показалось, что парень рад нечаянной встрече.
      - Здравствуй, Рысь, - ответила девушка.
      - Узнала? - он засмеялся. - А ты совсем не изменилась со школы!
      Некоторое время он просто смотрел и улыбался, потом спросил:
      - Как дела? Где работаешь?
      - Учусь.
      - Ого! - Рысь искренне удивился, и даже присвистнул: поступить в ВУЗ поистине было непросто, а учитывая, что у Ромашки не было богатых родственников - так и подавно. - Ну, ты молодец! Всегда знал, что ты очень умная! Еще бы, училась лучше всех!
      - А ты как?
      Ромашка спросила не столько из интереса, сколько желая прекратить поток восхищений, а возможно и вопросов, отвечать на которые не хотелось.
      - Работаю, - сказал Рысь. - Угадай, где!
      Девушка пожала плечами, тогда бывший хулиган и забияка прищурился и произнес заговорщицким тоном:
      - В музее.
      - Да ладно! - удивилась Ромашка, вспомнив большое серое здание, уходящее, как говорили, еще и на много этажей под землю. - А кем?
      - Вообще-то сторожем, - ответил Рысь, немного смущаясь. Нет, не то, чтобы это было зазорным, да только Ромашка, кажется, ожидала другого. И верно разочарование девушки не укрылось от него.
      - Только я работаю днем, - тут же добавил он. - Хожу по залу, смотрю, чтобы никто ничего не трогал.
      - Трудно, наверное, - хмыкнула девушка. Она довольно часто, почти каждый год, ходила в музей посмотреть на картины, а потому знала: многие посетители не понимали, что все выставленные в залах предметы бесценны, и смотрителям приходится очень внимательно следить за тем, чтобы кто-нибудь не отколупнул кусочек от шедевра или не попортил его маркером.
      - Не трудно, - ответил с улыбкой парень. - Людей ходит все меньше и меньше.
      - Ясно, - кивнула Ромашка, и заметила вдруг, что Рысь смотрит на нее с какой-то странной задумчивостью.
      - Знаешь, - произнес он негромко, - я вот увидел тебя и понял, кого они мне все время напоминают…
      Ромашка так удивилась странной фразе, что даже забыла спросить, кто это - "они".
      - Слушай, - снова заговорил Рысь, - у нас открыли новую экспозицию. Недавно, всего месяц назад. Не хочешь ли пойти посмотреть?
      - А что там? - поинтересовалась девушка, хотя про себя тут же решила, что пойдет обязательно.
      - Не скажу, - улыбнулся парень, - пусть это будет сюрпризом. Когда ты сможешь?
      Девушка задумалась на минутку.
      - Давай послезавтра, - предложила она.
      - Давай! - обрадовался Рысь. - Я, правда, не смогу встретить тебя у входа… Ты сразу спускайся на этаж ниже и иди от лифта налево. Там, в самом конце коридора, будет поворот. Найдешь?
      - Конечно.
      - Ну, тогда договорились! Только ты обязательно приходи.
      - Приду, - улыбнулась девушка.
      Довольный Рысь попрощался, а Ромашка пошла дальше.
 
      В назначенный день Ромашка встала рано и была у входа едва ли не к моменту открытия. Сказать, что Рысь ее заинтриговал, значило бы не сказать ничего. Мало того, что ей обещали показать нечто особенное, так кто обещал - тот самый хулиган, так досаждавший ей во время учебы в школе! А ко всему прочему это означало еще одну долгожданную прогулку по полюбившимся с детства просторным залам с чудесными картинами. Чудесными потому, что на каждой из них было изображено какое-то чудо: снег, искрящийся под лучами восходящего солнца, бурный поток воды, низвергающийся со скал в живописное ущелье, пушистые медвежата в светлом сосновом лесу… Были еще портреты людей, но Ромашка редко задерживалась подле них, потому как люди на портретах казались ей какими-то сказочными существами, еще более невероятными, чем резвящиеся у поваленного дерева медвежата, и имеющими куда меньшее отношение к реальному миру.
      Неторопливо девушка пересекла огромный холл и остановилась у лифта. Почти сливающиеся со стенами створки тут же разъехались в разные стороны, пропуская Ромашку внутрь. Через несколько секунд девушка вышла этажом ниже, прежде чем свернуть в коридор, остановилась полюбоваться морем…
      Море было огромным, почти во всю стену. Высокие волны переливались малахитом и бирюзой, склонившееся к горизонту солнце подсвечивало вздыбившуюся воду, делая картину еще более яркой и выразительной. На переднем плане барахтались люди, цепляясь за какие-то обломки, но Ромашка почему-то никогда не обращала на них внимания.
      С трудом оторвав взгляд от картины, девушка повернулась: и перед ее глазами снова было море. Таинственные громады черных скал поднимались из воды, по которой, искрясь, бежала дорожка закатных лучей. Рядом, чуть левее, - снова море. Приветливая лазурь под ясным небом, на ней - невероятные, кажущиеся скорее порождением волн, чем творением человеческих рук, корабли с белоснежными парусами… В этом зале кругом было море. Ромашка всегда подолгу стояла здесь, среди картин. Она любила море, можно сказать, заочно, потому что никогда не видела его своими глазами. Где-то, ближе к югу, располагался город-курорт. Он стоял на самом берегу моря, и, казалось Ромашке, был не слишком далеко от ее родного города, но очень мало кто из Ромашкиных знакомых мог позволить себе отдых на побережье. Однако такое все же случалось изредка, и тогда счастливец по возвращении собирал всех знакомых и весь вечер рассказывал и показывал фотографии. Или пересылал письма и фото по сети. Несколько раз такие фотографии попадали к Ромашке, и она с жадностью принималась их рассматривать в надежде увидеть наконец, какое оно на самом деле - море. Но ее каждый раз ожидало разочарование: почему-то на фотографиях море лишь изредка показывалось бледно-голубой полосой где-то на горизонте, едва проглядывая между стен зданий и ветвями диковинных растений. Чаще всего на снимках был запечатлен крупным планом сам счастливец, отдыхавший в приморском городе: на фоне отеля, в аквапарке или в красиво обставленном номере, в выложенном мозаикой бассейне или в ресторане. Иногда Ромашка думала: "А что, если море нельзя фотографировать?", и тут же отбрасывала эту мысль - ну кому и зачем может понадобиться запретить фотографировать море! Но, так или иначе, а моря на снимках действительно не было.
      Ромашка нехотя покинула зал и направилась по коридору. Нужный поворот девушка нашла сразу, и, едва зайдя за угол, остановилась как вкопанная. Первый подземный этаж имел окна почти под самым потолком. Обычно они давали мало света, но сегодня день был необычно ясный и солнечный, поэтому слабые лучи все же проникали в зал, и в их таинственном свете Ромашка увидела вдруг множество людей: они стояли вдоль стен, замерев в разнообразных позах, величественные, изящные и прекрасные…
      Девушка моргнула, и наваждение прошло. Теперь она видела, что это не люди, но в неверном свете белый мрамор, казалось, дышал, статуи жили своей собственной жизнью и только и ждали, чтобы Ромашка отвернулась. Она сделала шаг вперед, и негромкий стук каблуков разнесся эхом, едва не напугав. А хотелось ступать тихо-тихо, чтобы подслушать почудившийся вдруг тихий шепот. Но в этот миг тишину прорезал новый звук:
      - Ромашка, привет!
      От неожиданности девушка вздрогнула всем телом и, обернувшись, увидела Рыся, спешащего к ней из дальнего угла зала.
      - Привет, - ответила она почти шепотом.
      Парень, видимо, понял, что зрелище Ромашку потрясло, и удовлетворенно хмыкнул:
      - Нравится?
      Она медленно кивнула.
      - Их совсем недавно подняли из хранилищ, - принялся рассказывать Рысь. - Как я слышал, эти статуи очень древние. Ну, конечно, их вряд ли создали еще до Большого Ледника, но уж точно задолго до Каменного Дождя!
      Ромашка слушала молча, но Рысь правильно рассудил: это вовсе не потому, что ей неинтересно, - просто девушка все еще не оправилась от потрясения.
      - Так вот, когда я впервые их увидел, я подумал, - тут Рысь понизил голос, оглянулся, и продолжил уже едва слышным шепотом, - я подумал, что если хутор в лесах существует на самом деле, то тамошние люди должны быть похожи на них. И еще я подумал о тебе…
      Ромашка шла, стараясь ступать как можно мягче. Робко, словно опасаясь обидеть мраморное изваяние, и в то же время внимательно, девушка разглядывала фигуры и лица людей, в первый момент показавшихся ей живыми. На портретах, созданных художниками до Каменного Дождя, люди тоже были непохожи на современников Ромашки, и оттого девушка почти не воспринимала их, как изображения реальных, когда-то живших людей. Здесь же все было по-другому: недаром в первый момент статуи показались ей живыми.
      Она переходила от одной фигуры к другой. Чаще всего они были ниже ее ростом, хотя, стоя на постаментах, и казались выше. А еще они совсем не были похожи на людей, вернее, на тех людей, которых Ромашка знала. Мужчины в городе редко занимались работой, где требовалась физическая сила - всё делали роботы, потому-то Ромашкин отец смотрелся против них богатырем, хотя ростом часто оказывался ниже остальных на целую голову. Многие, правда, пытались усовершенствовать свое тело, занимаясь в спортзалах или глотая специальные таблетки, и их сила, так явно выпяченная напоказ широченными - не обхватишь и двумя руками - буграми мышц под одеждой, вселяла страх. Но, глядя на мраморные фигуры, Ромашка думала почему-то, что вздумай ожить один из замерших у стены воинов - и никто из местных хулиганов не выстоит против него в честном поединке. Правда, честного поединка такому воину вряд ли следовало ожидать.
      А женщины! Они казались Ромашке уж совсем странными: широкие бедра, небольшие груди, плавные линии тела - модели, с которых ваяли скульпторы свои шедевры, сейчас обязательно получили бы обидные прозвища и считались бы если и не уродинами, то уж во всяком случае дурнушками. Хотя… может, как раз такой и была ее бабушка?
      - Я так и знал, что тебе понравится, - раздался за спиной довольный голос Рыся. - Другим они почему-то не нравятся. Вчера приходили несколько человек, - он умолк на секунду, а когда Ромашка обернулась, опустил глаза и сказал: - Ржали как ненормальные!
      Ромашка отвернулась, и на лице ее появилась недоверчивая улыбка. Вот как, значит, отпетый хулиган так проникся искусством, что ему обидным и неприятным показалось поведение вчерашних посетителей. Да что показалось - так оно и было! Но вот уж от кого-кого, а от Рыся девушка меньше всего ожидала подобной реакции. Наверное, что-то в этом здании есть такое, что может поселить чувство прекрасного даже в самую черствую душу. А может, дело в самом Рысе, который оказался лучше, чем она, Ромашка, думала?
 
      Рысь провел ее только до выхода в коридор.
      - Слушай, Ромашка, а у тебя есть уже какие-то планы на вечер?
      Вопрос застал девушку врасплох, и потому она едва вспомнила, что сегодня у нее много дел, особенно после полудня, и домой она вернется поздно, к тому же, скорее всего, уставшая.
      - Сегодня я буду занята, - пробормотала она.
      - А завтра?
      - Завтра? Наверное, свободна… А что?
      - Давай встретимся завтра вечером, - предложил Рысь.
      - Давай, - нерешительно ответила девушка.
      - Договорились! - воскликнул Рысь. - Завтра вечером в пять на перекрестке Кольцевой и Музейной. Идет?
      - Идет.
 
      Домой Ромашка вернулась уже затемно. На Кольцевой освещение включали всегда вовремя, потому что этот район города считался очень неспокойным. Девушка старалась держаться как можно ближе к обочине, опасаясь, что из какого-нибудь подъезда или арки вдруг выскочит темная тень и на нее набросится. Однажды она была свидетелем того, как черная тень кинулась из-под арки на прохожего и уволокла куда-то в темноту. До той арки было далеко, и девушка, понимая, что сама не сможет помочь, подняла крик. Как и следовало ожидать, ее просто проигнорировали. Бросившись назад, к перекрестку, Ромашка наткнулась на полицейского, но уговорить его сдвинуться с места не смогла, да еще и сама едва не угодила в отделение за нарушение общественного порядка.
      Услышав позади резкий визг тормозов, девушка метнулась от тротуара к стене дома и едва ли не побежала. Уже удалившись на приличное расстояние, Ромашка поняла, что никто за ней не гонится, и машина, скорее всего, просто привезла домой своего хозяина. На Кольцевой мало кто имел свой автомобиль, потому девушка всегда подозрительно относилась к машинам, останавливающимся на этой улице, да еще так резко. Один раз такая подозрительность, а также быстрые ноги спасли ей жизнь.
      Закрыв за собой дверь квартиры, Ромашка облегченно выдохнула и, разувшись, сразу двинулась к кухонной стенке. Наскоро приготовив себе еду, она взобралась на широкий подоконник в комнате. Полоса неба над стеной была, как всегда, ярче, и Ромашка по-привычке устремила усталый взгляд именно туда. В следующее мгновение забыта была и едва, и все волнения сегодняшнего дня: над самой стеной мерцали два огонька. И девушка долго неподвижно сидела, вглядываясь в них, пока не устали глаза, потому что на небе даже в ясную погоду нечасто можно увидеть звезды.
 
      На следующий день без десяти минут пять Ромашка уже подходила к перекрестку. Ей почему-то было важно, чтобы Рысь пришел раньше нее. Дойдя до перекрестка, девушка выглянула на Музейную и тотчас заметила бегущего со всех ног Рыся. Решив, что в таком случае можно и показаться, Ромашка вышла на середину тротуара и с улыбкой ждала, пока парень подбежит к ней.
      В этот вечер они долго гуляли по тротуарам близлежащих улиц. В основном разговаривали о музее. Рысь работал там недавно, но успел обойти, наверное, все доступные залы. Когда включили освещение, Ромашка сказала, что ей пора домой. Рысь засмеялся.
      - Ну, пойдем, - сказал он. - Я тебя провожу.
      Уже возле подъезда парень остановился, немного смущенно глядя на Ромашку.
      - Тебе понравилось гулять? - вдруг спросил он.
      Девушка кивнула, и лицо Рыся расцвело улыбкой.
      - Слушай, а запишешь мне свой телефон!
 
      - Рысь? Это тот самый хулиган?
      Удивленный возглас Дельфины заставил Ромашку рассмеяться.
      - Да, тот самый.
      В наушниках раздалось недоверчивое хмыканье.
      - Ну, я не знаю, может, он и исправился сейчас, - произнесла Дельфина. Старый телефон Ромашка уже не раз самостоятельно ремонтировала, но все равно голос подруги, доносившийся из динамиков, постоянно прерывался шипением и треском. - Помнишь Нарциссу? Мы с ней как-то виделись, и она рассказывала, что Рысь пытался за ней ухаживать.
      - Ну и что? - тут же отозвалась Ромашка.
      - А то, что ухажер из него оказался никудышный! Нарцисса его бросила, потому что он зануда и совершенно не умеет себя вести!
      - Нарцисса его бросила, потому что он, наверное, предложил ей погулять по улицам, вместо того, чтобы повести в ресторан или кафе! - резко ответила Ромашка.
      Сначала в наушниках раздавалось только шипение, потом Дельфина хихикнула:
      - А ведь ты права! - она вздохнула и добавила: - За Нарциссой, я слышала, сейчас какой-то богач ухаживает. Она даже пешком перестала ходить - все на его машине катается.
      - Ну и пусть катается, - буркнула Ромашка.
      - Ты только смотри, - в голосе Дельфины прозвучали покровительственные нотки, - не позволяй ему слишком многого. Кто знает, что у него на уме?
      Вскоре девушки попрощались. От разговора с подругой у Ромашки остался неприятный осадок: почему-то ей казалось, что если б Рысь был богачом или хотя бы просто обеспеченным человеком, Дельфина посоветовала бы ей наплевать на все чувства и держаться за такого ухажера руками и ногами. А правильно это или нет - Ромашка не знала. Наверное, правильно, да только родители воспитали ее по-другому, и жизни никак не удавалось вытряхнуть из нее это никому ненужное и такое непрактичное воспитание.
 
      Рысь позвонил через два дня, и они снова встретились. И снова гуляли по улице, благо, темы для разговоров как-то сами находились. Провожая девушку домой, Рысь задержался на пороге подъезда и неуверенно предложил:
      - Может, пригласишь меня?
      Разочарование отразилось на ее лице в ту же секунду, что сначала удивило парня, потом глаза его подозрительно сузились.
      - Что-то не так? - с вызовом спросил он.
      "Наверное, все так, - думала Ромашка, - просто мне почему-то не хочется тебя приглашать". Она смотрела на Рыся и молчала. Своего лица в этот момент девушка, естественно, видеть не могла, но Рысь прекрасно его видел. Грусть, появившаяся в ее серых глазах, не осталась незамеченной.
      - А ты как думала? - зло бросил Рысь. - Если я тебе не нравлюсь, то чего приходишь на встречи?
      "Нравишься", - хотела было возразить Ромашка, но не нашла в себе сил ответить.
      - Или ты так же, как остальные, ждешь, что какой-нибудь богач поведет тебя в ресторан и накупит дорогих шмоток? Тогда зачем морочила мне голову?
      - Ты говоришь глупости и гадости, - медленно, чеканя каждое слово, ответила Ромашка.
      - Глупости?
      Девушка решительно не понимала, чем она могла так разозлить Рыся, а тем более обидеть настолько, чтобы парень сказал ей то, что сказал. Но сказанного не воротишь, и потому, понимая даже, что со злости всякого можно наговорить, Ромашка почувствовала, как болезненно сжалось сердце. То же самое она чувствовала, когда, еще в детстве, они с мамой купили цветущее растение в горшке и несли его домой, а какой-то хулиган толкнул ее, и горшок упал на асфальт, да так неудачно, что весь стебель изломался. Правда, тогда мама подсказала Ромашке, что можно взять кусочек стебля и поставить его в воду, а потом посадить в новый горшочек - и вырастет цветок даже лучше, чем был.
      Но Рысь злился. Может, припомнил неудачу с Нарциссой? Ромашка вздохнула.
      - Я пойду, - прошептала она и, отвернувшись, взялась за ручку двери.
      - Иди, иди! - прозвучало в спину.
      Девушка уже закрывала за собой дверь подъезда, когда до нее донеслось:
      - А те статуи действительно безобразные. Уродливые. Как и ты!
      Ромашка замерла, перевела дыхание и выглянула наружу. Рысь, кажется, и сам испугался своих слов, и теперь смотрел на нее даже растерянно.
      - Мне и правда было с тобой интересно, - сказала девушка. - Ты просто дурак! - и закрыла дверь.
 
      Она провалялась все утро в постели. Благо, спешить было некуда. Хотя, с распространением сети, понятие выходного дня несколько размылось, потому что выполнять работу можно было и на дому, не стесняя себя рамками рабочего дня. Но все-таки сегодня был выходной. Девушка сладко потянулась и долго лежала с открытыми глазами, глядя то в окно, то в потолок. Вспомнив вчерашний вечер, Ромашка подумала, что, может быть, Рысь не зря на нее обиделся: он все же попросился в гости не на первом свидании. Терпеливей оказался…
      Вместе с Дельфиной они погуляли в центре, прошлись даже по магазинам. Правда, их пускали не везде, а в иных местах продавцы явно выказывали неудовольствие от того, что две девушки бесцельно разглядывают витрины, не собираясь ничего покупать. Но подруги уже привыкли к этому и не обращали внимания. В парке, несмотря на зимнюю сырость и прохладу, было людно. Какофония звуков, смешавшая в себе и громкую музыку, и надоедливые рекламные лозунги, и выкрики лоточников, необъяснимым образом поднимала настроение. В такой шумной толпе легче всего затеряться среди самого разного люда, половина из которых, хотя и не могли себе позволить прокатиться на аттракционе "Крутые виражи", но зато получали возможность вдоволь насладиться визгами тех, кому такое развлечение было по карману.
      Правда, случались и неприятные моменты. Какой-то парень в толпе принялся лапать Дельфину, и девушкам пришлось удирать от него, лавируя в пестрой массе народа. К их огромному облегчению, верзила вскоре потерял подруг из виду. Это было обычным делом, и девушки уже давно усвоили, что в подобных случаях нечего обращаться за помощью или пытаться вразумить приставучих парней. Лучше всего - быстренько скрыться. Правда, однажды к Дельфине привязался человек в форме полицейского. Неизвестно, чем бы все кончилось, если б Ромашка не изловчилась пнуть его как следует. После того случая девушки еще месяц не показывались в парке, опасаясь, что их узнают.
      Сегодня же все обошлось лишь одним неприятным моментом, и под вечер подруги, довольные, разошлись по домам.
      А закат этим вечером выдался на удивление красочный. Ромашка долго смотрела в окно, потом открыла ящик стола, достала краски, кисточку, папку с бумагой. Набрала в чашечку воды и обмакнула кисть. Она не рисовала уже очень давно, не вынимала краски и кисть с тех пор, как погиб ее брат. А вот сегодня отчего-то захотелось рисовать.
      В том же ящике, откуда девушка достала краски, лежала еще одна папка - с рисунками. Эти рисунки были все одинаковы: два дома по бокам, между ними, на треть высоты листа, стена, - это нарисовано черной акварелью. А над стеной - разноцветное небо. Каждый раз небо получалось у Ромашки другим, но все-таки ее рисунки были очень похожи друг на друга. Когда Дельфина увидела их, то посоветовала Ромашке никому не показывать. И Ромашка так и не поняла, почему: то ли потому, что одинаковые - явный повод для какого-нибудь психиатра усомниться в здравости рассудка художницы, а может по той причине, что, хотя Ромашка сама за городскую стену не выходила, небо, видимое ею из окна, было не городским. А, как известно, каждый, кто проявляет чрезмерный интерес к тому, что находится за городом, за стеной, рано или поздно оказывается зарезанным под темной аркой или пропадает без вести.
 
      Телефон пиликал так громко и надоедливо, что Ромашка оторвалась от своего занятия и включила связь.
      - Ромашка… Привет, это я.
      Девушка с легким удивлением узнала голос Рыся. Она слушала, но не собиралась пока отвечать.
      - Слушай, я это… Я действительно глупость сказал, извини.
      Ромашка все еще молчала.
      - Ты это… Ты прости меня, ладно? Я сам не знаю, чего это вдруг.
      Рысь тоже замолчал, и девушка вдруг подумала: "интересно, кто кого перемолчит?". Но парень снова заговорил:
      - Мне поговорить с тобой надо. Давай встретимся, а?
      Девушка сомневалась, буквально разрываясь между желанием сказать высокомерным тоном: "Я подумаю" и просто согласиться: "Хорошо, давай". В конце концов она, наверное, согласилась бы, но голос Рыся в наушниках произнес:
      - Не хочешь, значит?
      - Не хочу, - спокойно сказала Ромашка и отключила телефон.
 
      - Ромашка! Ромашка, постой, подожди!
      Девушка не оглядывалась. Она спешила домой. Было пасмурно, а освещение еще включат не скоро, так что минут через десять-двадцать станет совсем темно, и к этому времени лучше быть уже дома, в своей квартире, за запертой дверью. К тому же Ромашка сразу узнала голос Рыся.
      Парень все-таки догнал ее и забежал вперед. Пришлось остановиться.
      - Ромашка, пожалуйста, не уходи, - произнес он, силясь побороть отдышку. - Послушай, я не хотел тебя обидеть, оно само как-то вырвалось. Честное слово, не хотел. Давай завтра встретимся. Я больше не буду напрашиваться в гости, пока сама не позовешь. Ты мне веришь? Ну, так как? Ты согласна.
      Девушка ответила честно:
      - Я подумаю.
      Рысь улыбнулся с явным облегчением, но улыбка тут же стерлась с его лица: из темного проулка вышли двое парней примерно одного с ним роста, такие же мускулистые, да ко всему прочему у одного из них была металлическая дубинка.
      - Что Рысь, девчонку клеишь? - поинтересовался один, с лицом отчаянного головореза и в шапке до бровей, а второй, лысый, неприятно осклабился, оглядывая Ромашку с ног до головы.
      - Вижу, у тебя дела совсем плохи, раз ни на что поприличнее денег не нашлось, - сказал он и, выругавшись, сплюнул.
      - Что вам надо? - встрепенулся Рысь, да только девушка сразу почувствовала его страх: еще бы ему не бояться.
      - Ты нам должен, забыл?
      Лысый схватил Рыся за курточку и поволок в сторону проулка. Тут бы Ромашке и дать деру, но девушка замешкалась, и в следующий миг тот, что в шапке, сгреб ее за плечо и потащил туда же.
      - Я все верну. Совсем скоро, - оправдывался Рысь. - Я уже нашел покупателей и, думаю, дело выгорит. Обещаю, что скоро…
      Лысый с силой тряхнул Рыся, и Ромашка услышала, как голова парня глухо ударилась о стенку.
      - Смотри! Если не вернешь, мы тебя живого наизнанку вывернем, - процедил лысый сквозь зубы.
      Рысь закивал, видимо полагая, что разговор окончен и на сей раз ему суждено отделаться только испугом, но второй головорез, который держал Ромашку, вдруг выпустил ее плечо, оттолкнув вглубь проулка, а сам подошел к Рысю.
      - Только деньги нам нужны через три дня, запомнил?
      Рысь опять закивал.
      - А чтобы ты получше об этом помнил…
      Он не договорил, а вместо этого ударил Рыся кулаком в челюсть. Что происходило с Рысем дальше, Ромашка не видела, потому что две широкие спины заслонили парня от ее взгляда, только мелькали руки и ноги бандитов, и слышались стоны и крики. И Ромашка тоже закричала:
      - Помогите! Помогите!
      До этого в некоторых обращенных в проулок окнах горел свет. Как по команде, все окна погасли, но Ромашка не заметила этого. Она бросилась мимо бандитов на улицу, чтобы позвать на помощь там, но ее схватили за шиворот и швырнули на мокрый и грязный асфальт. Она видела, как приближается к ней огромная тень, но прежде, чем лысый схватил ее, девушка взвизгнула, вскочила на ноги и побежала. Только бежала она теперь не к Кольцевой, а вглубь темного проулка. Новые попытки позвать на помощь вызвали лишь смешки у невидимых теней, что прятались в этой темноте. Несколько силуэтов отделились от стен домов и тоже двинулись следом за нею. Однако Ромашка еще надеялась убежать, надеялась вплоть до того момента, как перед нею внезапно выросли, словно из-под земли, три человека. Шаги лысого, все еще преследовавшего Ромашку, приближались стремительно и вот остановились прямо у нее за спиной.
      - Чего орешь, дура! - прошипел бандит.
      Ромашка была с ним совершенно согласна: конечно, какая же она дура! Надо было тихонько бежать, пока оставалась такая возможность, и не орать. Все равно ведь никто не рискнет вступиться ни за нее, ни за Рыся. Но разве можно было бросить Рыся одного на расправу этим головорезам?
      Чьи-то руки ощупали ее. Один из бандитов присвистнул и усмехнулся:
      - Странная же подружка у этого Рыся!
      Ромашка попыталась вырваться, но в ответ получила кулаком в живот. От удара ее скрутило, и какое-то время девушке казалось, что она вот-вот задохнется. Вокруг злорадно захохотали.
      - Не дергайся лучше, - посоветовал кто-то.
      Девушка снова предприняла попытку вырваться, более слабую, так как после удара еще не пришла в себя. Решив, что ее силы уже на исходе, лысый бандит ослабил хватку, и тогда она изловчилась и изо всех сил выбросила вперед колено. Нападающий согнулся пополам и отпустил девушку, зато его товарищ подоспел и, пока бандит, отчаянно ругаясь, приходил в себя, держал девушку за руки.
      Наконец лысый выпрямился.
      - Ты об этом пожалеешь, - прорычал он. - Очень сильно пожалеешь!
      Огромные пальцы сгребли ворот Ромашкиной куртки. Теперь ее никто не держал, кроме лысого. Наверное, остальные собирались спокойно посмотреть, как бандит будет расправляться с девчонкой. И верно: от предчувствия того, что ей, рыча и плюясь, пообещал лысый, девушка почти потеряла остатки рассудка. Сил хватило на одну, последнюю отчаянную попытку, но ее рука лишь бесцельно трепыхнулась в воздухе.
      - Ах, так! - лысый проревел еще что-то нечленораздельное, а потом повернулся к стене дома и с силой приложил свою жертву головой о бетонную плиту.
      На короткий миг Ромашка увидела звезды, много звезд. Потом во мраке вновь всплыли силуэты приближающихся бандитов, но тут в глазах вдруг сделалось совсем темно, а в ушах зашумело. Девушка успела понять, что теряет сознание, и еще услышать, как где-то неподалеку раздался голос:
      - Остановитесь!
 

 
      Как же болела голова! Боль была первым, что почувствовала Ромашка, когда сознание вернулось к ней. И тут же испуганно встрепенулось сердце: девушка не знала ни что с ней произошло, ни где она находится. Чувствовала только, что лежит на чем-то мягком, прикрытая одеялом. И, кажется, без курточки. Рядом вдруг послышался негромкий звук, словно хлюпнула вода, тогда девушка, наконец, решилась открыть глаза.
      Это оказалось непросто сделать. Будто налитые свинцом веки не хотели подниматься, но все же Ромашка пересилила боль и усталость. Перед глазами все расплывалось, и девушка увидела только склоненную над нею фигуру, но кто это - рассмотреть не могла. Со стоном Ромашка опять закрыла глаза. Голова болела пуще прежнего, но девушке необходимо было узнать, где же она находится и что происходит. Глаза щипало от подступающих к ним слез, и Ромашка во второй раз подняла мокрые ресницы.
      - Болит? - прозвучало у нее над ухом.
      Голос был мужской. Ромашка отчаянно заморгала, пытаясь смахнуть слезы и разглядеть, кто же это. Силуэт все еще расплывался перед глазами, когда девушка увидела занесенную над собой руку…
      Неизвестно, что они сделали с Рысем, а вот ее, видно, решили привести в чувство только лишь затем, чтобы мучить дальше. Ромашка вскрикнула и попыталась отстраниться, однако движение причинило новую боль, и девушка замерла, выставив перед лицом руки.
      Ее никто не тронул, но Ромашка дрожала, ожидая удара если не сейчас, то в следующую секунду. Удара не последовало. Силуэт перед нею тоже замер, и когда девушке удалось сфокусировать зрение, она увидела перед собой незнакомое лицо, с которого удивленно смотрели большие светло-серые глаза.
      - Ты что? - человек чуть наклонил голову вбок и нахмурился недоуменно. - Ты меня боишься?
      Он снова протянул к ней руку, и девушка дернулась и зажмурилась, но вместо все еще ожидаемого удара ощутила, как на лоб ей легло что-то мокрое. Ромашка замерла, и тут же почувствовала, как от смоченной водой ткани поползли по вискам холодные капли.
      Компресс приятно охлаждал кожу, отодвигая даже боль, от которой еще минуту назад хотелось плакать. Еще не вполне веря в то, что ей не причинят вреда, Ромашка снова осторожно открыла глаза. Человек смотрел на нее, слегка хмурясь. Потом неуверенно улыбнулся:
      - Ты меня не узнала, - сказал он.
      "Не узнала? Почему я должна была его узнать?"
      На вид он был если и не ровесником самой Ромашки, то ненамного ее старше. Ромашка могла бы поклясться, что не знает этого человека, если бы не глаза, которые теперь показались смутно знакомыми.
      - А вот я тебя сразу узнал, Ромашка, - голос был мягкий, тихий. Почему-то девушке не захотелось сейчас выяснять, откуда этот человек ее знает. Он, по-видимому, действительно не собирался причинять ей вреда. Но один вопрос ей все же хотелось выяснить.
      - Где они?… - пробормотала Ромашка, удивляясь, насколько плохо язык ее слушается.
      Незнакомец приложил палец к губам, призывая ее помолчать.
      - Не бойся, - сказал он. - Здесь никого больше нет.
      Но Ромашку подобный ответ не устраивал.
      - Где те… которые…
      Он пожал плечами:
      - Не знаю. Наверное, уже пришли в себя и разошлись по домам. Ты помолчи лучше.
      - А где Рысь? - не унималась девушка.
      Он снова пожал плечами.
      - Не знаю. Извини.
      Девушка вздохнула и попыталась оглядеться. Бетонные стены уходили вверх и смыкались над головой. Вдоль трех стен стояли картонные коробки рядами почти до потолка, две старые табуретки, столик и одно кресло, видимо, до того изорванное, что хозяину этого непритязательного жилища пришлось укрыть его какими-то покрывалами, тоже неновыми. У четвертой стены располагался маленький, неожиданно приличный диванчик, на котором лежала она сама.
      - А… где мы?
      - Под землей. Под городом.
      - Под городом? - удивилась Ромашка.
      Ей вдруг стало жутко, но голос, в котором ей поначалу даже почудилась насмешка, успокоил:
      - Не бойся. Здесь неопасно. Во всяком случае, не опаснее, чем наверху.
      Мысленно Ромашка тут же с ним согласилась, а также сообразила, что незнакомец и не думал насмехаться над ней. И вновь прикрыла глаза, почувствовав облегчение от того, что не надо больше напрягать зрение. Сквозь непрекращающийся шум в ушах она услышала неясный гул, но решила пока не обращать на него внимания. Возможно, где-то рядом проходит ветка метро.
      Пальцы незнакомца осторожно коснулись ее лба, подхватив высохший платок. Снова тихо плеснула вода, и девушка замерла, зная, что сейчас мокрая, холодная ткань ляжет на лоб. Боль утихала, а Ромашка вновь стала задумываться о личности своего спасителя - в том, что он ее спас, Ромашка не сомневалась, хотя на вид он был худощав и казался намного слабее тех, с кем ему пришлось, по всей видимости, иметь дело.
      - Кто ты? - спросила Ромашка.
      Теперь, когда она вопросительно смотрела в светло-серые глаза, девушка уже твердо знала, что видела эти глаза раньше. Но вот когда?
      - Не узнала? - на губах незнакомца появилась улыбка, спокойная и немного печальная. - Понимаю, с бородой я, наверное, выглядел по-другому…
      И вот тут-то Ромашка его узнала. Словно вспышка озарения осветила вдруг ее сознание, и она вспомнила, где и когда видела эти глаза: ну, конечно же! Тот самый человек, которого не впустили в больницу, и которому Дельфина зашивала рану прямо у Ромашки в квартире. Теперь девушка всматривалась в черты его лица и понемногу находила сходство с тем, изможденным и посеревшим, заросшим светлой бородой.
      - Хорошо, что тебя не поймали, - прошептала она. Боль потихоньку уходила, и Ромашка почувствовала себя несколько уверенней. Ей, конечно, было очень непривычно и даже неловко принимать помощь от постороннего мужчины, который, помимо всего прочего, еще и следил за тем, чтобы не высыхал на ее лбу платок. Чтобы прогнать смущение, Ромашка тихонько спросила:
      - Как же ты ушел от них тогда? Ты ведь ранен был.
      - Да как… Через крышу. Сначала на вашу выбрался, а там - на соседнюю. Так и ушел.
      Ромашка представила себе человека с только что зашитой, свежей еще раной, скачущего по крышам, и на лице ее отразилось недоверие. Угадав, что девушка сейчас опять что-нибудь спросит, ее собеседник снова приложил палец к губам.
      - Твоя подруга меня хорошо зашила. Не разошлось.
      - И все же не представляю, как ты смог от них сбежать…
      - Смог. Очень уж не хотелось снова к ним попасть.
      Ромашка удивленно вскинула ресницы, и уже приоткрыла рот, но…
      - Тихо, тихо, - прошептал человек, глядя на нее с легким упреком. - Закрой глаза и не разговаривай. Ты очень сильно ударилась, как бы сотрясения мозга не было.
      Ромашка послушно закрыла глаза. И вздохнула. Тишина ее не то, чтобы пугала, просто сердце беспокойно трепыхалось, да еще нечему было отвлечь ее от ноющей боли в затылке. И к тому же Ромашка очень хотела спросить, как же он оказался в полиции? А, может, он сидел в тюрьме? Нет, девушку это нисколько не напугало бы. Брат когда-то говорил, что в некоторых тюрьмах собирают самое интеллигентное общество, и точно так же в больницах для душевнобольных зачастую можно встретить среди пациентов людей вполне здравомыслящих.
      Наверное, человек, который находился рядом, понял, что, не ответив на вопросы девушки, в том числе и невысказанные, он не убедит ее помолчать.
      - Когда я только попал в ваш город, то, честно говоря, вел себя очень неосторожно. Боюсь, во мне было просто разгадать чужака, только не знаю почему. - Голос его был тихим, но не настолько, чтобы возникала необходимость прислушиваться к словам, и убаюкивал, словно колыбельная. - Скорее всего, я плохо изучил ваши законы. Однажды вечером я шел по улице и услышал крики. Кричала женщина. Естественно, я побежал туда. Оказалось, двое каких-то нелюдей напали на нее в темной арке. Тогда я был уверен, что поступаю правильно, и, честно говоря, тем двоим еще мало досталось. Женщина убежала сразу, кажется, она меня испугалась. А потом меня догнала на улице полицейская машина. В ней сидел один из тех, кто был под аркой. Как я понял, меня обвинили в том, что я напал на него и его сотоварища.
      Голос, в котором послышалась обида, умолк на минутку. Но Ромашка хотела услышать продолжение истории, хотя знала уже заранее почти все, что должно было случиться дальше.
      - Я рассказал им все, как было, но мне не поверили. И еще мне сказали, что нашли ту женщину, и что она тоже говорит, будто это я напал… Наверное, соврали.
      Ромашка не в силах была сдержать грустной улыбки. Вероятнее всего, один из тех двоих был сыном какого-нибудь серьезного и богатого человека, и ему поверили бы даже, если б он нес откровенную чушь. А женщина… да и ее припугнули! Не станет же она рисковать жизнью из-за незнакомца, которого и видела-то всего один раз, пусть даже он и заступился за нее.
      - Вот так все и получилось, - Ромашка услышала тихий вздох. - Потом и вовсе что-то странное происходило. Знаешь, я подумал, наверное, ваши полицейские - не совсем люди.
      Ромашка уж и не знала, плакать ей или смеяться над наивностью этого человека. "Не совсем люди? Да такие же, как все, только в форме!" - подумала она, но вслух не сказала. Человек помолчал, потом снова заговорил:
      - У меня все отобрали, поэтому я слегка зарос. Нечем было побриться. В камере я просидел больше месяца, они все выясняли кто я да откуда. Как-то сразу поняли, что нездешний. Я догадался притвориться, что ничего не помню, и мне поверили. Перед тем как спрашивать, они колют какую-то жидкость… Наверное, ваши люди под ее воздействием не могут обманывать, а у меня получилось. Потом мне удалось сбежать. Ночью меня приняли к себе люди, что живут в подвалах небольшими общинами. Я не знаю, что случилось, но на вторую ночь один из тех, кто разделял со мной пищу и кров, решил меня убить. Я, естественно, этого не ждал, и был ранен. А остальное ты знаешь.
      Он хмыкнул, и Ромашка, таки открыв глаза, увидела улыбку, такую, как если б он собирался посмеяться над самим собой.
      - Кстати, - сказал человек, заметив, что девушка смотрит на него во все глаза. - После того случая я, как только пришел в себя, решил проверить остальные больницы в вашем городе. И знаешь, что?
      Он, кажется, собирался ее удивить. Ромашка вздохнула:
      - Знаю.
      Он растерянно моргнул, потом нахмурился и отвернулся. Девушка теперь только заметила, что русые волосы его спускаются почти до лопаток и стянуты ремешком на затылке.
      - Ты, наверное, и впрямь издалека приехал, - прошептала она.
      - Да, издалека, - коротко ответил он, вновь оборачиваясь и протягивая ей кружку с какой-то жидкостью.
      Ромашке вдруг стало неловко. Она как-то почувствовала: этот человек понял, что она считает его наивным и едва ли не сумасшедшим. Еще бы! Мало того, что его так удивляют в принципе обычные вещи, так и теперь он спокойно рассказывает о себе почти незнакомой девушке. И, ко всему прочему, стал бы нормальный человек лезть выручать ее после того, как уже обжегся один раз и даже просидел почти два месяца, в общем-то, ни за что?
      Девушка сделала глоток из кружки и скривилась - фу, кислятина! Но все-таки глотнула еще раз.
      - А зачем ты к нам приехал?
      - Я должен прожить здесь год. Так надо, - ответил он и добавил. - Только не спрашивай, зачем. Я не хочу врать, а рассказать все как есть не могу… пока.
      - Хорошо, - согласилась Ромашка.
      И снова услышала далекий гул. "Метро, это точно" - решила Ромашка. Вручив пустую кружку своему собеседнику, она расслабилась, веки снова отяжелели и опустились. Боль почти совсем прошла, и теперь Ромашке хотелось одного - спать. Вот только перед тем, как провалиться в дремоту, девушка желала непременно задать еще один вопрос.
      - А зовут тебя как?
      - Мирослав.
      - Мирослав? - даже сквозь подступающий сон удивилась Ромашка. - Какое странное имя…
 
      Проснувшись, Ромашка поначалу не сразу сообразила, где она. Но, собравшись с мыслями, успокоилась, а так как чувствовала она себя уже достаточно хорошо, да и голова вроде не болела, девушка попыталась подняться. Мирослав сидел на корточках, глядя на пар, поднимающийся из носа закипающего чайника. От двери, сооруженной из картона и досок, тянулся по полу провод, а у стены заканчивался самодельной розеткой. К розетке была подключена маленькая, в одну конфорку, плитка, на которой и стоял чайник. Вода в нем закипела, и Мирослав повернул ручку, а заодно и снял с раскаленной конфорки чайник и наклонил его над кружкой. Вода полилась с шипением и бульканьем, и тут же из кружки пошел пар. Теперь только Ромашка разобрала, что запах был не обычный, какой исходит от залитого кипятком чайного пакетика.
      - Тебе лучше? - спросил Мирослав, осторожно передавая кружку из своих рук в ее.
      - Да, - ответила девушка.
      Она пила чай медленно, наслаждаясь необычным вкусом, растягивая удовольствие, и думала о том, что там, снаружи, вернее, наверху, сейчас уже день. Или даже вечер. Ромашка не знала точно, сколько она проспала, но чувствовала себя отдохнувшей. По телу разливалось приятное тепло, а напиток странным образом бодрил.
      - Идти сможешь?
      Ромашка ответила утвердительно. Неизвестно, как долго она была здесь: вдруг кто-нибудь хватится? Хотя кто мог о ней беспокоиться, кроме Дельфины. А все же не стоило стеснять человека, которому она и так обязана жизнью.
      - Не сердись на меня, Ромашка, что я не предлагаю тебе подольше отдохнуть здесь, - сказал вдруг Мирослав. - Дома тебе будет удобнее, да и сюда могут нагрянуть ваши полицейские. На этот раз я, кажется, неплохо спрятался, но лучше тебе тут не задерживаться.
      И Ромашка с ним согласилась.
 
      Они вышли через подвальную дверь ничем не примечательного снаружи старого дома, а, пройдя всего каких-то четыре квартала, оказались прямо перед серым зданием музея. Ромашка даже удивилась, потому что не заметила, как они сюда пришли - всю дорогу украдкой наблюдала за спутником. Одетый в нелепую старую курточку, он шагал, свободно расправив плечи, причем выглядело это так естественно, что Ромашка подумала: в нем не заподозрит чужака лишь слепой! Да только люди почему-то не обращали на Мирослава никакого внимания: ссутулившись, глядя себе под ноги, они спешили поскорее добраться до дома, пока сумерки не сгустились окончательно, чтобы не оказаться на улице в самое страшное и темное время - когда уже темно, а освещение еще не включили. Пройдет полчаса, и эти люди на улицах начнут опасливо жаться к краю тротуаров, шарахаясь от каждой тени, пугаясь визга тормозов за спиной. Тогда-то Ромашка и подумала спросить Мирослава, не боится ли он вот так ходить по улице - а вдруг полиция? На это Мирослав ответил, что если кто и ищет его, чужака, то это не касается обычных уличных полицейских, которые просто за порядком следят, а не выискивают преступников.
      Мирослав попрощался с девушкой, не дойдя до ее дома пару кварталов, но Ромашка сегодня шла, не опасаясь негаданного нападения. Она не успела расспросить, как он расправился с бандитами, но раз уж сумел, значит… Значит можно идти спокойно по улице, пока серые глаза прислонившегося к стене дома человека смотрят ей в спину. А, войдя в квартиру и заперев за собой входную дверь, Ромашка первым делом, как и обещала, включила свет в комнате. Как только окно ее загорелось желтоватым светом, человек в потрепанной курточке, русоволосый и сероглазый, удовлетворенно кивнул и, развернувшись, пошел прочь.
 
      Утро занималось серое, как всегда. Рассеянный свет прокрался в окошко, осветив лицо сидящей на диване девушки. Она почти не спала, лишь ближе к рассвету вздремнула немного: ей было о чем подумать этой ночью, но мысли путались, и потому девушка чаще сидела, будто в оцепенении, а мысли текли медленно, словно бы нехотя. На Ромашкиной ладони лежал небольшой ключик. Вчера, когда они вышли из подвала, Мирослав закрыл ведущую в подвал дверь этим ключом и положил его на ладошку девушки.
      - Если вдруг я тебе понадоблюсь или случится что-нибудь - приходи, - сказал он и, предупреждая вопрос, для которого Ромашка уже приоткрыла рот, добавил с улыбкой: - У меня есть второй ключ.
      Теперь Ромашка думала, что хотя Мирослав и очень странный человек, но, возможно, это оттого, что он привык к другой жизни, и хотя находится в этом городе уже, наверное, полгода, если не больше, а все никак не приспособится. Даже живет где - под землей! Под городом! На поверхности для него места, видать, не нашлось.
      Потом Ромашка мысленно вернулась к страшному происшествию, которое без вмешательства неожиданного заступника, могло окончиться весьма плачевно, и тут же вспомнила про Рыся. Его-то ведь некому было спасать! Небось, избили так, что теперь и на работу пойти не сможет, или вовсе убили. Перепуганная Ромашка кинулась было к телефону, но сообразила, что не знает номера Рыся. Тогда девушка решила, что пойдет прямо к зданию музея и будет ждать парня там.
      Было сыро и зябко. Ромашка стояла недалеко от широкого крыльца, поджидая Рыся. Мимо нее проходили люди совершенно разные, но после вчерашнего девушка почему-то подумала: как же они все похоже ходят! Теперь ей бросались в глаза и ссутуленные спины музейных работников, и озабоченные выражения лиц. Это были люди в основном среднего возраста, а то и вовсе пожилые, и Ромашка пожалела их: наверное, зарплаты у них совсем маленькие, почти как ее стипендия, ведь в музей сейчас мало кто ходит, даже не смотря на то, что билеты все дешевеют и дешевеют. А ведь у этих людей семьи… Что Ромашке? Она одна, и у нее все есть: и квартира, и одежда, и в еде она непритязательна - как-нибудь да проживет.
      Рысь появился за пять минут до открытия. Вид у него был очень и очень помятый. Парень смотрел в асфальт, и потому не заметил поджидавшую его девушку, пока она не встала прямо перед ним.
      - Ты? - удивился он. - Я тебе звонил вчера. Где ты была?
      - Тебе сильно досталось? - спросила Ромашка.
      - Да так, прилично. Но, благодаря тебе, я дешево отделался. Кастет услышал шум и пошел за Лысым. Ну, я и убежал потихоньку.
      Сначала девушка удивленно моргнула, услышав, как назвал Рысь своих "дружков", но сначала сообразила, что это все же не имена, а клички, а потом поняла, что удивляться ей надо было не этому.
      - Убежал, значит, - пробормотала она.
      - Ну да, убежал. Тебе спасибо, - хмыкнул парень.
      Ромашка вдруг улыбнулась, а потом неожиданно расхохоталась, да так громко, что прохожие начали оборачиваться.
      - Ты что, с ума сошла! - шикнул на нее Рысь. Он обошел девушку и направился к дверям. А Ромашка все смеялась, не обращая внимания на косые взгляды, потом притихла. Еще чего доброго полицию вызовут - объясняй потом, чего ведешь себя так, будто совсем мозги потеряла. С неестественно застывшей на лице улыбкой Ромашка медленно пошла домой.
      "Чужака-Мирослава сочла наивным, а сама-то, дурочка! Кого защищала или пыталась защитить? Человека, который при первой же возможности убрался восвояси, радуясь, что бандиты переключились на тебя?"
      И еще Ромашка жалела, что не сможет рассказать обо всем подруге, ведь тогда придется объяснять, как она спаслась из рук головорезов, а Ромашка нутром чувствовала, что про странного человека по имени Мирослав лучше пока помалкивать.
 
      Сегодня на улице было неспокойно. Ромашка, заслышав выстрелы, отошла от окна подальше: маловероятно, конечно, что в ее окно попадет случайный снаряд или пуля, но кто знает? Район между Кольцевой улицей и городской стеной считался особенно неблагополучным, и потому там часто устраивали облавы. Каких преступников там ловили - Ромашка не знала. Говорили, что за стеной - пустыня, что человек там не выживет, что ядовитые испарения оттуда иногда переползают стену, прикинувшись безобидным туманом, и сводят людей с ума. Потому полиция часто ловила в том районе сумасшедших, которые все стремились пробраться за стену, навстречу своей погибели.
      А за стену, как известно, вел только один путь - тоннель, по которому скорые поезда возили богатых горожан отдохнуть под южным солнцем. Тоннель тщательно охранялся, но желающие выйти из города этим путем находились всегда - так брат говорил. А еще он рассказывал, что, даже если и пройти незаметно в тоннель, то все равно живым из него выбраться нельзя. Или просто еще не придумали как. И что есть еще ворота в стене, но к ним подобраться и вовсе невозможно. Ромашка слушала рассказы брата, словно страшные сказки, и только теперь начала задумываться: а что, если брат сам искал пути наружу? Но стена охранялась, это знали все. А за стеной была ядовитая пустыня, и это тоже все знали. А потому, рассуждала Ромашка, вряд ли было разумным предпринимать попытки к бегству…
      "Бегству"? Само это слово, мысленно произнесенное, заставило девушку насторожиться и задуматься: странно, но о выходе из города она думала теперь как о побеге. Наверное, так думают о побеге заключенные в городских тюрьмах. Так может город - это и есть тюрьма? Одна большая тюрьма на миллионы людей?
      От таких мыслей Ромашке стало жутко, и она постаралась быстрее прогнать их из головы. Но все же девушка дала себе зарок обязательно выпытать у Мирослава, что находится там, за стеной. Если, конечно, представится им еще случай свидеться.
      Что-то прогрохотало совсем рядом, заставив девушку вздрогнуть и прикрыть руками голову. Зазвенели стекла, и перепуганной Ромашке показалось, что стены тоже задрожали и вот-вот обвалятся. Но ничего такого не случилось. "Что ж это я все не привыкну", - с досадой подумала девушка, и тут заметила, что на стекле ее окна появилась трещина. Она спускалась блестящим шрамом от левого верхнего угла по диагонали, и, пройдя лишь треть пути к центру, резко поворачивала вверх. Ромашка долго смотрела на эту трещину, и лицо ее не меняло выражения, потом девушка вынула из стола краски, кисть и положила перед собой чистый лист бумаги.
 

 
      Почему-то Ромашке снова захотелось сходить в музей. Благо, в последнее время цены на билеты все снижали и снижали. На сей раз девушка позвала с собой подругу. В выходные Дельфина любила поспать до обеда, но Ромашка долго убеждала ее, что лучше всего прийти в музей пораньше утром. Хорошо бы как раз к открытию. Тогда они договорились, что Ромашка позвонит подруге и разбудит. Но погода наутро была отвратительной, и Ромашка сама проспала. А когда открыла глаза - было уже десять, и под баюкающий шелест дождя хотелось еще нежиться в постели. Пересилив себя, девушка встала, выпила горький-прегорький кофе и принялась звонить Дельфине.
      Около двенадцати часов дня подруги купили по билету и вошли в просторный холл первого этажа музея. Путеводителей и услуг экскурсовода им не требовалось - Ромашка могла рассказать все, что рассказывали экскурсантам, и даже, наверное, больше. Дельфина же была здесь впервые за всю свою сознательную жизнь. То есть когда-то, в детстве, родители водили ее сюда, но это же было так давно!
      Предвкушая, как будет показывать Дельфине сначала море, а потом статуи, Ромашка вместе с подругой прошла по холлу, в котором висело всего несколько картин, а потом повела Дельфину к лифту. Кабинка почти мгновенно опустилась на один этаж, и двери бесшумно разъехались в стороны. Ромашка вышла первой и замерла с широко открытыми глазами - моря не было.
      То есть были, конечно, картины на боковых стенах, но самого главного, огромного, во всю стену - не было. Ромашка растерянно моргала, глядя на пустую белую стену, и не сразу заметила табличку, надпись на которой гласила: "картина на реставрации". Девушка перечитала надпись несколько раз, не понимая, почему по ее спине вдруг поползли мурашки. Но вот рядом раздался приглушенный возглас Дельфины, разглядывавшей ясное море с белыми крыльями парусов над водой:
      - Какая красота!
      И Ромашка повернулась к подруге.
      Дельфина долго как завороженная смотрела на море.
      - Ты знаешь, - сказала она, наконец, - я ведь его тоже никогда не видела…
 
      Статуи, так поразившие Ромашку, смотрелись в электрическом освещении совершенно по-другому, но Дельфина все равно заинтересовалась ими и долго ходила от одной фигуры к другой, разглядывая их внимательно и с искренним удивлением на лице.
      - Мужчины красивые, - вынесла она свой приговор. - Странные немного, но красивые. Если бы вот этого, - она указала на мраморную фигуру обнаженного спортсмена, - сделать повыше ростом и оживить, да еще дать ему не самый скверный характер, я бы не отказалась стать его девушкой!
      - А женщины тоже странные, - задумчиво продолжила Дельфина. - Я не знаю, можно ли назвать их красивыми… Наверное да, но они такие другие!
      И тут Ромашка вдруг вспомнила, что в этом зале должен бы находиться Рысь. Она быстро огляделась по сторонам, но парня нигде не было. Вроде бы строило обрадоваться такому стечению обстоятельств, потому как встречаться с Рысем у девушки не было никакого желания, но что-то ее беспокоило. "Может, он дежурит в другом зале? - подумала Ромашка. - Тогда сегодня мы его, наверное, увидим".
      Девушки ходили по этажам и залам до тех пор, пока голос в динамиках, прервав негромкую музыку, попросил посетителей заканчивать осмотр и направляться к выходу. Рыся Ромашка так и не увидела.
      Подруги вышли последними. Уже темнело, и девушки заспешили домой. Когда они оказались на Кольцевой, Дельфина сказала:
      - Ты знаешь, недавно нас всем потоком водили в музей современного искусства. Мне там не очень понравилось.
      - Да, мне тоже, - ответила Ромашка. Она была там всего один раз, и впечатления после этого остались не самые приятные.
      - Мне кажется, - задумчиво произнесла Ромашка, - что в тех картинах и статуях, которые создали после Каменного Дождя, не хватает чего-то очень важного.
      Дельфина согласилась. А Ромашка еще очень долго думала, чего же именно не хватает и почему.
 
      Вечером Ромашка сидела у окна, как делала всегда, когда у нее появлялось свободное время. Она все смотрела на полоску неба над стеной и гадала, появятся ли там сегодня звезды. День был пасмурный, но к вечеру небо прояснилось и стало приятного синего цвета. Конечно не везде над городом, а только там, над стеной. Вдруг тишину прорезал громкий крик, и волна ледяного холода пробежала по всему телу девушки от макушки и до пяток: кто-то кричал почти так же, как недавно, в темном проулке, кричала она сама. Крики быстро оборвались. Ромашка замерла, прислушиваясь, но на улице теперь было тихо - до слуха доносился лишь привычный шорох колес по дороге. И все же руки Ромашки дрожали, а по коже словно гулял холодный ветер. "А вдруг Мирослав там? Ведь с него станется ввязаться", - подумала со страхом девушка, и тут же отругала себя за эту мысль: если б этот человек не был тем, кем был, что тогда стало бы с нею самой в ту ночь?
      Дрожь не проходила, и девушка, стараясь стряхнуть испуг, вышла в гостиную. Свет включился сразу же, среагировав на движение - это тетушка Полиана так настроила включатель, а Ромашка с тех пор ничего не меняла. Пульт от телевизора валялся на диване, и девушка, подхватив его все еще дрожащей рукой, наугад нажала какую-то кнопку.
      Экран на стене напротив мгновенно загорелся, и Ромашка села, приготовившись переключать каналы. Лицо дикторши, появившееся в центре экрана, было очень красивым и приятным. Молодая женщина рассказывала что-то о политике, об экономике, и Ромашка слушала, не особо вникая, но тут на экране появилось сначала здание музея, а потом большой холл, картины на стенах… вот в кадр попала табличка "картина на реставрации", и девушка прислушалась.
      А минуту спустя в квартире Дельфины запиликал телефон.
      - Привет, это я! - взволнованный голос Ромашки донесся из динамика на стене - наушники лежали далеко, и Дельфина включила громкую связь. - Слушай, мне срочно нужно найти Рыся. Ты не знаешь, у кого из наших можно узнать телефон или адрес?
 
      Рысь жил в высотном доме на одной из улиц, что лучиками расходились от центра города к его окраинам, упираясь в Кольцевую. Квартира, которую он делил с родителями и братом, находилась на первом этаже, а потому в ней почти всегда было холодно и немного сыро. Зато в этой квартире, кроме кухни-гостиной, было еще две комнаты, и в каждой из них - по окну. Когда-то здесь жил еще дедушка Рыся и его тетя с дочкой, но потом дедушка умер, а тетя вышла замуж и уехала, и вся квартира осталась в распоряжении семьи из четырех человек. Правда, платить за эту квартиру приходилось немало, но родители Рыся решили, что уж лучше они будут экономить, спать на старых диванчиках и не покупать новой мебели, чем переберутся в однокомнатную. Экономить приходилось практически на всем - и на одежде, и на еде, но ради привольной жизни в двух комнатах семья готова была на подобные неудобства.
      В прошлом году случилось несчастье: отец Рыся вдруг заболел. Никто не знал, что с ним, подозревали, правда, что он отравился испарениями на химическом заводе, когда за добавку к ежемесячной зарплате выполнял какую-то работу. Добавку он все-таки получил, но на завод больше не пошел - не смог. Теперь отец Рыся редко вставал с постели. С завода его уволили сразу же, и денег в семье стало куда меньше. Мать и старший брат работали теперь с утра до ночи, Рысь поначалу тоже работал, но платили ему мало, и парень решил придумать какой-нибудь другой способ раздобыть денег, иначе скоро не то, что лекарства для отца покупать, а и жить станет не на что.
      В один из первых весенних дней, ничем не отличающихся от предыдущих зимних, Рысь пришел домой под утро вымотанный и уставший, разминувшись с ушедшими на работу матерью и братом всего на две минуты. Сегодня он собирался отоспаться как следует. Не позарившись на оставшуюся с вечера лапшу, Рысь повалился на старый диван, жалобно скрипнувший под ним, и попросту отключился. Надоедливая трель дверного звонка долго не могла разбудить его, и Рысь, услышав сквозь сон громкие, разносящиеся по квартире, звуки, ворочался, не понимая, во сне ли он это слышит или наяву. Но в какой-то миг до него дошло, что кто-то стоит под входной дверью и трезвонит. Рысь вскочил. "Полиция!" - пронеслось у него в голове. Он осторожно подошел к двери и прислушался. "Если б полиция, они бы уже дверь выломали" - в конце концов решил Рысь, и глянул в глазок. В следующий миг он отпер замки и зло рванул дверь на себя.
      - Ты! - прорычал он. - Ты чего пришла!
      - Ты хочешь, чтоб я ответила на твой вопрос прямо сейчас? - строго спросила Ромашка. - Хорошо. Я знаю, что ты украл из музея картину и продал…
      Она не договорила. Рысь схватил ее за курточку и буквально втащил внутрь.
 
      - Ты что несешь! - зашипел он, закрыв сначала входную дверь, а потом и дверь комнаты родителей.
      - Я не несу! Я знаю! - ответила девушка, понижая голос и переходя на шепот. - Те двое, которые на нас напали, говорили, что ты им денег должен. А ты сказал, что уже нашел покупателя! А вчера в новостях передали, что из музея похитили картину, ту большую, с морем!
      Все это девушка выпалила на одном дыхании и теперь стояла, ожидая реакции Рыся. Тот сначала молча смотрел на нее, потом тихо выругался.
      - Я не брал картину, - сказал он. - Ее украл другой человек, а я действительно нашел для него покупателя, и получил за это свой процент.
      Ромашка, уверенная в своей правоте, все же до последнего надеялась, что Рысь окажется здесь не при чем. Потому его спокойное признание повергло-таки девушку в шок.
      - Все равно, Рысь, ты соучастник! Ты хоть понимаешь, что ты сделал?
      - А еще, - спокойно продолжал Рысь, - я нашел и скопировал не только подробные планы этажей музея с сигнализацией, со всеми служебными лестницами, а еще и план хранилища. И продал их за хорошие деньги.
      Плечи Ромашки поникли.
      - Зачем? - прошептала она.
      - Глупый вопрос, - огрызнулся Рысь.
      В этот момент из-за закрытой двери в родительскую комнату раздался стон, и парень быстро метнулся туда. Дверь за собою он прикрыл, но не плотно. Ромашка слышала, как Рысь тихо разговаривал с кем-то, потом парень вернулся в гостиную. Вид у него был мрачный и уставший.
      - Кто там? - тихо спросила Ромашка, запоздало сообразив, что лезет не в свое дело.
      - Отец, - ответил Рысь.
      Девушка смущенно опустила глаза. Как она помнила, отец у Рыся был еще совсем не старый, а если так, то есть только одна причина, почему он сейчас дома, а не на работе.
      - Давно болеет? - вопрос прозвучал едва слышно.
      - Уже почти год, - Рысь вздохнул. - Последний месяц вообще на ноги не встает.
      Ромашка украдкой посмотрела на закрытую дверь и почувствовала себя неловко. Она, конечно, не могла себе полностью представить, насколько тяжело ухаживать за прикованным к постели больным человеком, но понимала теперь, почему Рысь отважился на преступление. И почему нисколечко в нем не раскаивается. Наверное, на самом деле этот парень не так уж плох, просто обстоятельства вынудили поступить против совести. Так смеет ли она осуждать его?
      Ромашка вспомнила ту страшную ночь, когда за ней гнались бандиты, и то, как спокойно Рысь признался, что убежал сразу, как только смог, не заботясь о судьбе девушки… и окончательно запуталась. Она повернулась, намереваясь уйти, но перед самой дверью обернулась и спросила:
      - Скажи, а зачем ты встречался со мной, приглашал в музей, а потом на прогулки?
      Рысь отчего-то смутился и не стал отвечать, тогда Ромашка ответила вместо него:
      - У тебя сейчас трудности с деньгами, и поэтому тебе нужна была девчонка, которая не попросила бы тебя повести ее в ресторан, а согласилась бродить по улицам. И которая, в благодарность за то, что ее слушали и поддакивали, пригласила бы к себе на ночь. Так? Никаких растрат, сплошная экономия! Можно сказать, бесплатное удовольствие!
      Ромашка чувствовала, что говорит чушь, что от своих слов сейчас расплачется сама, но остановиться не могла. А потому, договорив, быстро отвернулась и вышла из квартиры. Рысь не сразу закрыл за ней дверь.
      - Ты себя в зеркало видела! Какое удовольствие? Такое только даром и предлагать! - бросил он ей вслед. Ромашка услышала грохот с силой захлопнутой двери и ускорила шаг.
      Горькая обида жгла изнутри, и перед полными слез глазами все расплывалось. Девушка подумала еще о том, что теперь, наверное, никогда больше не увидит ту картину, и никогда не сможет показать ее Дельфине. Но, тем не менее, она точно знала, что как ни гадко поступил с нею Рысь, она его все-таки не выдаст.
 
      Дельфина с удивлением увидела Ромашку у себя на пороге - обычно подруга не приходила без предупреждения.
      - Можно к тебе? - спросила Ромашка.
      - Можно, - растерянно пробормотала Дельфина.
      Ромашка зашла внутрь, разулась, повесила курточку на вешалку у двери, а сама примостилась на диване. Дельфина села рядом с ней.
      - Что случилось?
      Вместо ответа Ромашка вдруг уткнулась в плечо подруги и громко зарыдала.
 

 
      Первый ясный день после нескольких недель непрекращающегося дождя был так прекрасен и радостен, что даже к вечеру, когда солнце спряталось за темными громадами домов, хорошее настроение Ромашки не улетучилось. Она беспечно задержалась в центральном здании университета, а после еще и отправилась домой пешком. Сегодня все плохое, могущее огорчить ее, словно ускользало от взгляда - не видать было и сгущающейся тени под арками домов, ни мусорных куч, зловоние от которых выползало из подворотен, ни озабоченных лиц прохожих, оглядывающихся по сторонам. Наверное то, что Ромашка, находясь в таком мечтательно-рассеянном состоянии, благополучно дошла почти до Кольцевой, можно было назвать чудом, но это были не все чудеса, которыми собирался удивить ее сегодняшний день.
      - Здравствуй, Ромашка, - услышала вдруг девушка знакомый голос. - Поздно ты нынче.
      Ромашка обернулась, мгновенно ощутив, как сердце в груди кувыркнулось, но не от испуга - от радости. А она-то уже почти перестала надеяться на встречу! И вот теперь у нее даже не нашлось слов, чтобы поприветствовать Мирослава, так неожиданно появившегося и спокойно идущего рядом с нею широкими, уверенными шагами.
      - Вечером у вас небезопасно, - сказал он, словно сообщил ей не абы-какую новость, и тут же добавил: - За тобой парень идет какой-то. Мне он не понравился - глаза нехорошие.
      Ромашка тут же захотела обернуться, но Мирослав предупредил: "не надо".
      - Ростом с меня. Волосы темные, вьющиеся. Курточка коричневая.
      - Не знаю, - прошептала Ромашка. - Наверное, Рысь.
      - А что ему нужно? Как думаешь?
      - Не знаю, - растерянно пробормотала девушка.
      - Вот и я не знаю. - Мирослав смотрел прямо перед собой, потом глянул на девушку, улыбнулся, и тут же нахмурился: - Но глаза у него нехорошие. Кабы не обидел.
      Вспыхнули фонари. Тени под арками и в проулках теперь казались еще резче, еще чернее, но Ромашка, вопреки обыкновению, не бросала в них опасливые взгляды. Она глядела на лицо своего спутника, а когда серые глаза из-под нахмуренных бровей посмотрели в ее сторону, смутилась, сама не зная отчего. Они свернули за угол.
      - Лучше все-таки выяснить, что ему от тебя нужно. Если сейчас не узнаем - и в другой раз за тобой увяжется.
      Еще один поворот.
      Мирослав вдруг остановился.
      - Постой здесь и подожди, пока он подойдет.
      - Как это? - не поняла Ромашка.
      Серые глаза Мирослава посмотрели на нее не то с удивлением, не то с жалостью.
      - Не бойся. Я здесь буду, совсем рядом.
      Он отступил буквально на пару шагов в тень, что тут же сделало его невидимым, а Ромашка осталась стоять посреди тротуара, поджидая, пока из-за поворота выйдет Рысь. И действительно: парень вскоре показался на улице и оторопело замер, увидев, что Ромашка стоит и смотрит прямо на него. Деваться было некуда, и Рысь пошел к ней.
      - Ты зачем за мной шел? - грозно спросила Ромашка, когда Рысь остановился в двух шагах от нее.
      Рысь молчал. Ромашке казалось, что он хочет что-то сказать, но не может решиться. Парень, однако, колебался недолго, - он сунул руку под курточку и… и вдруг закрыл глаза и мягко осел на руки мгновенно появившегося за его спиной Мирослава. Что-то звякнуло об асфальт - это из разжавшихся пальцев Рыся выпал и блеснул узким лезвием нож.
 
      Они сидели в арке. Было темно, и редкие прохожие, спешащие по улице, не замечали их. Глаза Ромашки понемногу привыкали к темноте, и она уже смутно различала лицо Мирослава, который, как обычно, хмурил брови, а также неподвижно лежащего с закрытыми глазами Рыся, и у нее никак не укладывалось в голове, что Рысь, бывший одноклассник и несостоявшийся ухажер, только что собирался ее убить.
      Поначалу ей показалось, что Рысь умер, но Мирослав объяснил, что парень просто спит. И молча ждал, пока девушка придет в себя, думая о чем-то своем.
      - Не понимаю, как же так…
      - А мне казалось, я один здесь чего-то не понимаю, - хмыкнул ее спаситель.
      Девушка поежилась, и Мирослав это заметил. Он снял куртку и протянул ей.
      - Нет-нет, - поспешно отказалась Ромашка. - Это не от холода.
      - А отчего же?
      - От страха, наверное, - робко призналась она. - Пожалуйста, надень куртку. Сейчас ведь холодно, и… и мне как-то неловко.
      - В вашем городе не бывает по-настоящему холодно, - возразил Мирослав и, несмотря на протесты, накинул-таки свою куртку на плечи Ромашки. - Согреешься - отдашь.
      Смущенная и согретая не столько старенькой курточкой, сколько позабытым уже ощущением искренней заботы о себе, Ромашка смотрела, как Мирослав вновь садится, а его рука поднимается, чтобы убрать со лба выбившуюся светлую прядь. Ромашка вздохнула: она вдруг поняла, отчего Мирослав постоянно хмурится: не оттого, что сердится, а потому что все время пытается что-то понять и никак понять не может. "Неужели их жизнь настолько отличается от нашей?" - удивленно подумала она. Потом взгляд ее упал на все еще неподвижного Рыся.
      - Это, наверное, потому, что я узнала о его соучастии в краже, - сказала девушка, и, в ответ на вопросительный взгляд Мирослава, объяснила: - У нас из музея украли картину. Рысь в этом участвовал. Он, правда, сам не воровал, но нашел покупателя, а еще планы этажей кому-то продал. Я узнала об этом, и поэтому Рысь решил меня убить. Чтобы не выдала.
      - Интересно, кому и зачем могло понадобиться красть картину? - задумчиво пробормотал Мирослав, и Ромашка отчего-то вдруг рассердилась: да как же можно быть таким непонятливым?
      - Она же дорогая!
      Мирослав смотрел на нее с недоумением.
      - Она очень дорогая! За нее дадут кучу денег! Ну, как ты не понимаешь? Какой-нибудь богач ее купит и повесит у себя дома или где-нибудь еще, я не знаю…
      Ромашка замолчала, услышав тихий смех, и вспылила еще больше. Она решительно не понимала, над чем смеялся Мирослав.
      - Прости меня, Ромашка, - сказал он, наконец. - Я не над тобой смеюсь, а над собой. Я в свое время изучал психологию людей, живущих в обществе, подобном вашему. Никогда не думал, что эти познания так сложно применять на практике.
      - Значит, вы еще и специальную психологию про нас придумали! - прошипела Ромашка. - Ну-ну…
      - Пожалуйста, не обижайся, - попросил Мирослав, - я не хотел тебя обидеть. И… и тут, у вас, действительно все по-другому.
      Ромашка хотела еще что-то сказать, но как-то сникла. Потом тихо сказала:
      - Спасибо. Ты опять меня спас.
      - Не за что, - пожал плечами Мирослав.
      - Нет, очень даже есть за что. Если б не ты, и тогда, и сейчас, мне бы никто не помог.
      - Этого не может быть. Просто я оказался рядом - и помог. Не я, так кто-нибудь другой.
      - Нет. Пойми, у нас, как ты сам сказал, все по-другому. Сколько бы я не звала на помощь - никто бы не пришел! - она вздохнула и, видя, что Мирослав вновь собирается ей возразить, добавила едва слышно: - Вспомни лучше эту свою специальную психологию.
      После этих слов он не стал отвечать. Ромашка тоже помолчала, а потом встала и протянула Мирославу его куртку:
      - Я уже согрелась, правда. Возьми.
      Он не стал спорить. Ромашка вновь присела, облокотившись о стену. Непроглядная темнота двора, куда вела эта арка, пугала ее, и вскоре девушка осмелилась спросить:
      - А ты не боишься, что какие-нибудь хулиганы увидят нас здесь?
      - Обычно они меня не трогают, - ответил Мирослав.
      Ромашка с сомнением окинула взглядом худощавую фигуру своего собеседника, и тут же вспомнила бандитов, которые напали на нее и Рыся. Против них Мирослав смотрелся как-то маловнушительно, но ведь смог с ними справиться… Да только спросить как, Ромашка не решилась. Вместо этого она подумала о другом.
      У них обычно предпочитали короткие имена, а длинные всегда сокращали. Так, еще в школе, многие Нарциссу называли Цисси, а Дельфину - Дилли. Ромашке это не нравилось - чаще всего имена теряли при сокращении и красоту, и смысл. Но она попыталась по-привычке сократить имя своего нового знакомого, и к своему удивлению получила слово простое и понятное.
      - Мир, - прошептала Ромашка.
      Мирослав удивленно поднял голову.
      - Мир, - повторила Ромашка. - Ты знаешь, у нас принято сокращать длинные имена.
      - А у нас обычно не сокращают, - ответил Мирослав.
      - Слушай, - попросила вдруг Ромашка, - а расскажи мне, что находится там, за стеной?
      - Не сегодня, Ромашка.
      Девушка огорченно вздохнула.
      - Ты знаешь, где живет этот Рысь? - неожиданно спросила Мирослав. - Скажи мне адрес. Когда он придет в себя, я с ним поговорю немного и, может быть, придется его еще домой вести. А пока… - Он поднялся на ноги, выпрямился и протянул руку Ромашке, помогая ей встать с корточек, - пойдем, я провожу тебя.
      Перед тем, как попрощаться, Ромашка наконец решилась и спросила робко:
      - А когда я снова тебя увижу?
      - Не знаю, Ромашка, - ответил Мирослав. - Пока не знаю. И все-таки, думаю, скоро.
 
      Сидя на широком подоконнике, Ромашка смотрела на небо, уже потемневшее и, как обычно, беззвездное. "Интересно, - думала она, - а что находится там, за стеной?" Девушка ненадолго прикрыла глаза, пытаясь представить себе, что же там может быть. Перед ее мысленным взором вставали виденные в музее картины, но почему-то девушка точно была уверена, что таких чудес, как на старинных полотнах, она не увидит за стеной. Вряд ли сразу, за городом, начнутся вековые леса с тенистыми озерами и веселыми ручейками, вряд ли встанут величественные пики горных вершин, укрытые сияющими невероятной белизной снегами. Вряд ли… Но все-таки там обязательно должно быть что-то интересное, и очень необычное, разительно отличающееся от всего того, что она видела в жизни. Ведь мир - он такой огромный! Неизвестно, правду ли говорят о сплошной ядовитой пустыне. А вдруг нет? Ведь пришел же откуда-то из-за стены чужак-Мирослав?
      Ромашка встала, подошла к столу и вынула из ящика коробку с красками. Еще через минуту на столе стояла чашка с водой, рядом белел чистый лист. Ромашка окунула кисточку в воду и взяла немного черной краски: и вот на листе появились зловещие прямоугольники домов, между которыми Ромашка каждый день видела стену и небо. Да только сегодня девушка не стала рисовать стену, а представила себе, будто ее и вовсе нет. Тогда сразу, за домами, желтой краской, постепенно переходящей в свежую зелень, обозначились небольшой пустырь и луг, тянущийся до самого горизонта. Более темной зеленой краской Ромашка нарисовала лес, а за лесом - холмы. И над холмами, на фоне яркого голубого неба, сияло солнце.
 

 
      А жизнь между тем текла своим чередом. Дни стали теплее и ярче, прохожие сбросили куртки и все чаще забывали дома зонтики. Лужи наконец-то исчезли с тротуаров, а темнело вечером теперь куда позже, и потому можно было дольше гулять на улице, чаще ходить пешком и вообще не слишком спешить домой.
      Сколько раз во время таких прогулок Ромашка намеревалась свернуть с Музейной, пройти квартала четыре до старого дома, на первый взгляд ничем не выделяющегося из серого ряда точно таких же домов, пробраться в подъезд и отпереть подвальную дверь… Но ключ так и лежал в тайнике за плинтусом, а Ромашка каждый раз проходила мимо. Не то, чтобы ей не хотелось увидеть Мирослава, - напротив, очень хотелось, но девушка знала, что ключ он ей дал на случай, если произойдет что-то из ряда вон выходящее, а пока ничего такого не случалось. "И хорошо", - убеждала себя Ромашка, вернее пыталась убедить, потому как скучала. И, может быть, не столько по самому Мирославу, сколько по всему, что он собой олицетворял - искреннюю заботу, доброту, надежду на что-то очень-очень светлое и почти несбыточное. И, может быть, Ромашка отважилась бы все-таки прийти к нему, но не пускал страх, боязнь того, что она, сама того не зная, может кого-то привести к нему. А вдруг за нею следят, а она просто этого не замечает? Маловероятно, конечно, но вдруг? Как же она сможет посмотреть в глаза Мирослава, если из пустого каприза приведет кого-то туда, где он прячется от всего города.
      Весна подходила к концу, и в центральном парке зацвели деревья. Это были хилые, из последних сил тянущиеся к солнцу стволы с редкими ветвями ближе к верхушке. Такие тонкие, что Ромашка могла едва ли не каждое дерево обхватить ладонями. Но они цвели, и в эту пору казались Ромашке самым прекрасным, что может быть на свете. На них хотелось смотреть и смотреть бесконечно долго, и принюхиваться, силясь уловить в невероятном сплетении запахов тонкую нить пряно-сладкого цветочного аромата.
      И Ромашка смотрела и принюхивалась, стоя у столба на аллее центрального парка. Дельфина со своим новым парнем по имени Кит сейчас каталась на аттракционе. Они предлагали и Ромашке, но та отказалась. Понаблюдав немного, как кружатся и переворачиваются вверх ногами Дельфина, Кит и еще человек четырнадцать счастливцев, нашедших деньги на билет, Ромашка отошла в сторонку и замерла, глядя на цветущие ветви. Возможно, со стороны ее поведение могло показаться странным: обычно никто не приходил в парк лишь затем, чтобы поглазеть на цветущие деревья. Люди вообще редко смотрели вверх, куда чаще - себе под ноги, но сегодня Ромашка не думала об этом. Ей хотелось прикрыть глаза, но вот этого делать не следовало ни в коем случае: мигом обворуют, либо пристанет кто-нибудь, поэтому девушка смотрела и смотрела вверх, не забывая изредка окидывать взглядом окружающую ее толпу. Впрочем, делала она это несколько небрежно, а потому не заметила сразу, что рядом с нею остановился человек и тоже прислонился к столбу. Почувствовав же, что кто-то стоит совсем близко справа от нее, Ромашка ощутила лишь досаду: ее символическое уединение было прервано.
      - Здравствуй, Ромашка.
      Ноги вдруг стали ватными: вот уж поистине, когда она и не думала, не гадала о встрече… Ромашка очень медленно и осторожно повернула голову.
      - Ты! - выдохнула она.
      Мирослав, чуть щурясь, смотрел на нее своими светлыми глазами. Лицо его было очень бледным, щеки ввалились, резче обозначив скулы, на лбу, у переносицы, залегла морщина, которой Ромашка не помнила. В остальном же он не изменился: глаза все те же, все так же собраны ремешком на затылке гладкие, светло-русые волосы. Ромашка разглядывала его, смущаясь и опасаясь хоть на минуту отвести взгляд: кто знает, может это всего лишь мираж, который, только она моргнет, тут же исчезнет. Но все сомнения в реальности происходящего рассеялись, когда сильные пальцы уверенно сжали ее ладонь.
      - Пойдем. Я знаю тут место…
 
      Как они шли - Ромашка почти не помнила. По дороге она позвонила Дельфине, предупредив, чтоб не искали ее, и подругу не так-то легко оказалось убедить, что Ромашка действительно спокойно погуляет сама. Потом была какая-то улица, дверь дома, подъезд, лифт и скрип решетчатой двери, ведущей на чердак. Все это время Ромашка боялась, как бы Мирослав не выпустил ее ладонь и не потерялся в толпе. В лифте она стояла рядом с ним напряженная, словно натянутая струна, а стоило им оказаться наверху, в высоком чердаке, где постоянно жутко скрипели и гудели механизмы лифтов, вдруг почувствовала слабость в ногах.
      - Здесь никого нет, - начал Мирослав, - можно спокойно поговорить. Ты знаешь, Ромашка… Ромашка? Ты что, плачешь?
      Она действительно плакала. Наверное, это было очень некрасиво с ее стороны и неправильно, но она плакала, улыбаясь сквозь слезы.
 
      Они устроились на ступеньке перед самым выходом на крышу. Ромашка уже почти успокоилась, только, глядя на Мирослава, не в силах была сдержать улыбку, которая то и дело озаряла ее лицо.
      - Ты знаешь, Ромашка, - рассказывал тем временем Мирослав, - у вас, оказывается, есть люди, которые хотят сделать подкоп под стеной. Я узнал об этом случайно и все пытаюсь выйти на них. Пока безуспешно, к сожалению.
      - Ты им помочь хочешь? - спросила девушка.
      - Нет. Отговорить.
      - Отговорить? Но почему?
      - Потому что ничего у них не выйдет.
      - Почему же обязательно не выйдет? - Ромашка даже почувствовала обиду за неизвестных ей заговорщиков. - Я, конечно, понимаю, что мы кажемся тебе странными. Но ведь не тупыми же?
      Сказала и подумала, что зря вспылила. Мирослав, к счастью, не обиделся, и Ромашка, хоть и вздохнула с облегчением, начала уж подумывать: а можно ли его вообще хоть чем-то обидеть?
      - Смотри сюда, - улыбнулся он и пальцем начертил на верхней, покрытой слоем пыли ступеньке круг, а внутри него - еще один.
      - Вот ваш город, - объяснял он, - а вот - ров у подножья стены. Он достаточно глубокий, к тому же сейчас в нем вместо воды ядовитая смесь. И еще: стена очень толстая, без техники они ее не пройдут, а с техникой - их быстро заметят. Стена уходит глубоко под землю и нижней частью упирается в скальные породы, так что затея с подкопом обречена. Можно, конечно, взорвать какой-то участок стены, но, опять же, ров, а за ним - километров восемь мертвой земли.
      Мирослав очертил свой рисунок еще одним кругом, и края этого круга не поместились на ступеньке.
      - В жаркие дни над мертвой землей поднимаются ядовитые испарения, а сейчас уже почти лето. К тому же воздух там плохой и зимой, и если человек будет бежать по мертвой земле, а значит интенсивно дышать, он долго не продержится. Разве что в противогазе… Ну и беглецов, я думаю, будут ловить те, кто оснащен гораздо лучше. Так что уйти им не дадут. Поймают, да еще и в тюрьму посадят.
      "А то и просто расстреляют на месте" - додумала про себя Ромашка.
      - Но они ведь не могут вообще не знать, что ждет их за стеной! - возразила она вслух. - Наверное, уже увидели с какой-нибудь крыши, что там пустыня, или…
      - А ты когда-нибудь была не крыше? - тихо спросил Мирослав. Ромашка отрицательно покачала головой, сама не только удивившись, а и ужаснувшись тому, что ни разу за свою жизнь не удосужилась забраться на крышу и посмотреть оттуда на город, на то, что за городом… Ей просто не пришла бы в голову такая идея.
      - Если мы сейчас поднимемся по этим ступеням на крышу, - услышала она, - то увидим только множество таких же крыш. Ты разве не знала, что самые высокие дома располагаются сразу возле стены, а все остальные ниже, и к центру города постепенно высота домов уменьшается. Не намного, но этого хватает, чтобы с крайних зданий видеть весь город как на ладони, и крыши домов в том числе. Есть в центре, правда, несколько домов, возвышающихся над остальными, но…
      - Здание правительства, - подсказала Ромашка.
      - Да-да, и тому подобное.
      - А крайние?
      Мирослав вдруг улыбнулся:
      - Крайние? А у этого чуда архитекторской мысли вообще нет окон со стороны стены. У большинства из них окна только в стене, что выходит на вашу Кольцевую.
      Ромашка молча обдумывала полученную информацию. Как странно, она столько лет жила в городе и не знала всего того, что только что сообщил ей чужак, проведший здесь меньше года.
      - Да… - произнесла она вслух. - Значит, у них действительно не получится сделать подкоп. Жалко. Мне бы тоже очень хотелось побывать там… за стеной.
      Мирослав некоторое время смотрел на свой рисунок, потом вдруг сказал тихо:
      - Как только я выполню свое задание, я смогу забрать тебя отсюда. Хочешь?
      - Хочу! - тут же ответила девушка. - А когда это будет?
      - Мне осталось жить здесь всего два месяца. Даже меньше - всего-то семь недель.
      - И ты правда меня заберешь? - недоверчиво переспросила Ромашка. Она не привыкла все же настолько доверять людям, хотя чужаку-Мирославу верить хотелось.
      - Да. Но не сразу. Сначала мне надо вернуться домой и довести дело до конца, а потом я обязательно за тобой вернусь.
      - А-а-а, - разочарованно протянула девушка и неторопливо поднялась на ноги, отряхнула одежду. Теперь-то уж она и вовсе не верила. Конечно, станет он возвращаться сюда неизвестно ради кого и чего! Но Мирослав словно прочитал ее мысли, и глянул с легким укором… Ромашка опустила глаза.
      - А что у тебя за задание?
      Он помедлил с ответом, и девушка, невесело усмехнувшись, сказала:
      - Ладно. Не надо, не отвечай, если это тайна. Выполняй задание и уходи из города. Тебе ведь здесь не нравится? Да? И порядки странные, и люди странные. У тебя дома, наверное, лучше.
      "Теперь-то он точно обиделся", - подумала Ромашка с непонятным ей самой злорадством. Только что она рада была, что Мирослав, наконец, объявился, но теперь он обещает, как это делают все, то, чего не собирается выполнять… И кто его, спрашивается, тянул за язык? Зачем говорил, что заберет ее из города?
      - Наверное, вы слишком часто друг друга обманываете, поэтому ты, Ромашка, привыкла кругом видеть обман и никому не доверять, - услышала девушка глухой голос. - Может, так оно и лучше. В вашем городе я встретил очень мало хороших людей, но достаточно тех, кого и людьми-то назвать язык не поворачивается. Одно слово - нелюди.
      - А ты знаешь, зачем я сюда ехал? - продолжил он после небольшой паузы. - Наверное это звучит смешно, но я должен доказать, что вы не такие страшные как про вас рассказывают.
      - Это как? - не поняла Ромашка. Смешно ей не было, наоборот, девушка как раз размышляла, стоит ли ей еще и на это обидеться.
      - Да как угодно. Во-первых, я должен был прожить у вас год и вернуться. Я только здесь понял, что смысл задачи - хотя бы просто выжить. Надеюсь, у остальных дела получше или хотя бы не хуже, чем у меня.
      - У остальных? - воскликнула Ромашка. - Так вас тут много?
      - Кроме меня еще семь человек в других городах. И наша задача, прожив год в городе, вернуться и доказать на Совете, что… - Мирослав замолчал, посмотрел на Ромашку почти виновато, и закончил, - что нет необходимости уничтожать город.
 
      Гулкие щелчки лифтового механизма отражались эхом от бетонных стен. Где-то, очень далеко, шумели автомобили.
      - Что? - тихо спросила Ромашка.
      Мирослав молчал.
      - Вот как! Значит вы, живущие там, за стеной, будете решать, стоит нам жить или нет?
      Он все еще молчал. А Ромашка вдруг ощутила себя так, будто ее вытолкнули из окна, и она летит и летит куда-то вниз… Действительно, голова закружилась, и девушка схватилась рукой за поручень. Как-то пусто стало вдруг в душе. Злости не было, только какое-то непонятное отупение. Ноги подкосились, и Ромашка вновь опустилась на ступеньку, одновременно пытаясь отодвинуть от себя придерживающие ее руки.
      - Не… не надо! Не надо! - заикаясь, пробормотала она. Мирослав убрал руки, потом отошел. Ромашка не смотрела на него - она пыталась осмыслить то, что услышала, но как-то не получалось. Потом девушка услышала тихий голос и поневоле прислушалась.
      - Мы пытаемся договориться с вашими правителями уже более ста лет. За это время границы мертвой земли вокруг города расширились, кроме того, вода в реках вокруг больше непригодна для питья. После Каменного Дождя уцелело не так много городов, но они разрастаются, и со временем, я уверен, ваши правители решат, что могут угрожать нам. Поэтому Совет вынес на обсуждение решение об окончательном уничтожении городов.
      - Но ведь тут же мы… тут же люди! - едва слышно возразила Ромашка.
      - Люди… - словно эхо повторил за ней Мирослав. - Люди… У нас многие не были готовы принять предложение Совета, и тогда, сообща, вынесли решение: отправить по одному человеку в восемь разных городов, чтобы они прожили там один год, а потом вернулись и рассказали о том, как живут здесь люди, можно ли обратиться к ним, можно ли дать им еще время исправить ситуацию. А время это ограничено, потому что мертвые воды скоро заразят собою великие реки, и тогда будет настоящая катастрофа. Ты понимаешь, Ромашка? Сейчас вокруг города большая пустыня, и если ничего не делать, она будет расти и дальше, и расти очень быстро, с каждым годом все быстрее. Разве ты не замечаешь? Вы почти не видите солнца и звезд, у вас круглый год тепло и не бывает ветра.
      - Мы привыкли…
      - Вы привыкли! - Мирослав усмехнулся, и Ромашка, наконец, подняла глаза. - В городе у вас действительно страшно, а то, что происходит за стеной из-за вас - еще страшнее. Но вы привыкли, и вам не хочется ничего менять. Вами, как марионетками, управляет жалкая кучка нелюдей, а вы…
      Он встал и стер носком ботинка рисунок с пыльной ступени.
      - Через семь недель, - сказал Мирослав, - я должен вернуться домой и рассказать на совете обо всем, что здесь видел, и попытаться доказать, что у нас с вами еще есть шанс все изменить. Понимаешь, Ромашка?
      Ромашка не сразу смогла ответить.
      - Понимаю, - пробормотала она вдруг осипшим голосом. - Понимаю… Нелегко тебе придется на совете. Будешь доказывать, что черное - это белое?
      Голос Мирослава был грустным.
      - И, тем не менее, я не изменил решения. Я сделаю все возможное, чтобы Совет принял нашу сторону. Я пока еще верю, что в городе есть люди, которым небезразлично то, что происходит.
      - Все еще веришь?
      - Да, Ромашка, пока верю. Хотя я все еще многого не понимаю…
 
      Уже смеркалось, когда Ромашка и Мирослав вышли из подъезда. Серое небо, как обычно, без звезд, накрывало город, словно купол. Навстречу попадались и одинокие, спешащие домой, прохожие, и группки по нескольку человек. Ромашка очень надеялась, что сегодня они доберутся до ее дома без приключений - а-то вдруг Мирослав все-таки разочаруется в людях. Жизнь в городе почти излечила его от излишней доверчивости и научила осторожничать, ожидая опасности, но вера в людей, в то, что до души каждого человека можно-таки достучаться, осталась неизменной.
 
      В этот вечер Ромашка стояла на коленях пред распахнутым окном. Лист бумаги и баночка с водой - на подоконнике. Сначала девушка нарисовала два дома, два черных дома, а потом… потом скомкала рисунок и бросила на пол промоченный акварелью, комок. Взяла новый лист. Она все еще сомневалась, с чего начать, и выходило, что без этих двух домов она никак обойтись не могла, потому что хоть что-то на ее рисунке должно быть привычным, реальным. Вздохнув, Ромашка снова обмакнула кисть в черную краску и нарисовала эти два дома, но на сей раз уделила им на листе намного меньше места. "Это как будто я забралась на крышу своего дома, или даже еще выше" - решила Ромашка. Стену она рисовать не стала, вместо нее обозначила край города рвом. Ромашка не знала, как должна выглядеть ядовитая вода, но уж явно голубой краской ее рисовать не стоило, и поэтому жидкость во рву получилась желто-зелено-бурой, а за рвом Ромашка нарисовала мертвую землю. Мертвую, думала она, это значит без зелени, то есть пустыню, но не такую, где песок… Поэтому мертвая земля была у нее на рисунке красно-желтая, с темными трещинами, которые паутиной уходили к горизонту. А за мертвой землей - тут уж Ромашка не удержалась - высился зеленый холм с густым лесом у самого подножия, и все это освещало застывшее высоко в небе яркое, лучистое солнце.
 
      На третий день после встречи с Мирославом случилось, в общем-то, самое обычное: вечером где-то в городе сначала раздался неимоверный грохот, потом, несколько минут спустя, послышались выстрелы. Ромашка бы и не обратила на это никакого внимания, если б наутро в новостях дикторша с милым лицом не сообщила, что вчера проводились ремонтные работы возле стены, из-за чего граждане могли слышать грохот. Диктор очень старалась успокоить людей и уверить, что ничего особенного в тот вечер не произошло, и вот это как раз показалось Ромашке подозрительным. Когда, через некоторое время, стали рассказывать о нападении каких-то бандитов на патрульных полицейских, девушка, сопоставив звук взрыва и выстрелов с представленной в новостях информацией, решила про себя, что на самом деле все было по-другому: ведь говорил же Мирослав, что пытается отговорить каких-то людей делать подкоп или взрывать стену. Наверное, они так и не послушались. Ромашка пожалела про себя смельчаков, которых, скорее всего, сейчас уже допрашивали в отделении. "Наверное, в новостях больше ничего не скажут" - подумала она, но рука ее задержалась до того, как пальцы нажали кнопку переключения на пульте.
      - Во время вчерашнего нападения, - говорила диктор, - были зверски убиты пять человек. После опроса свидетелей полиции удалось составить фото-робот преступника. Если вы обладаете информацией о возможном местонахождении этого человека или…
      С экрана смотрело с трудом, но все же узнаваемое лицо чужака-Мирослава.
 

 
      - Этого не может быть!
      С такой мыслью Ромашка ложилась спать и просыпалась уже несколько дней. От Мирослава вестей не было, но девушка точно знала, что его пока не нашли - в каждом выпуске новостей сначала показывали его фото-робот, а потом и фотографию. Увидев ее впервые, девушка испугалась, но потом вспомнила, что Мирославу уже довелось познакомиться с полицией. Наверное, его фото, сделанное при аресте, нашли в базе данных.
      - Он просто не мог этого сделать, - повторяла Ромашка сама себе каждый раз, когда видела его лицо на экране. Для такого, как этот чужак, убить человека, наверное, было чем-то невообразимо страшным. Ромашка верила, что он так и не пересилил в себе внутренний запрет на жестокость, хотя обстоятельства, без сомнения, часто его к этому вынуждали.
      Через день к списку злодеяний всюду разыскиваемого чужака прибавили еще четыре убийства, а потом еще два. О преступнике, покушавшемся на жизнь горожан, теперь говорили даже в университете, куда девушка забежала побеседовать с преподавателем насчет своего дипломного проекта. Неизвестный человек, которого каждое утро, день и вечер, показывали по телевизору, внушал страх. Но, тем не менее, когда в присутствии Ромашки преподаватели принялись обсуждать последние новости, ее руководитель только посмеялся тихо.
      - Я не знаю, кто на самом деле этот человек, - сказал он Ромашке, - но думаю, что, несомненно, положительный.
      Когда девушка посмотрела на преподавателя огромными от удивления глазами, тот лишь приложил к губам палец и хитро подмигнул.
      - Множество преступлений происходит каждый день, и ведь не об одном из них не трубят на всех каналах, хотя сколько достойных людей гибнет просто по дороге домой! Вспомнить хотя бы декана нашего - замечательнейший был человек! - пожилой преподаватель вздохнул, - Неспроста это все, неспроста…
 
      По дороге домой Ромашка едва не столкнулась с Рысем. Парень брел, опустив голову, по той же стороне улицы, и сначала не видел ее, потом поднял глаза и остановился. Похоже, желания встречаться с нею у Рыся было еще меньше, чем у самой Ромашки, потому что, едва дойдя до перехода, парень поспешил перебраться на другую сторону улицы. Ромашка не провожала его взглядом, хотя ей и было любопытно - обернется Рысь или нет, но еще больше девушку занимал вопрос: что же такого сказал Рысю Мирослав, что несостоявшийся убийца боялся теперь встречаться со своей предполагаемой жертвой. А еще девушка надеялась, что Мирослав не позволил Рысю увидеть своего лица, иначе теперь ее бывший ухажер быстренько настучит в полицию. А может и не настучит - побоится стать следующей жертвой маньяка?
      Было еще совсем светло, когда Ромашка вернулась домой и набрала номер Дельфины.
      - Я сейчас в метро! - раздался голос ее подруги. - Ты знаешь, Кит пригласил меня сегодня в ресторан. Было так хорошо! Жаль только, что у него дела вечером, и он не мог задержаться дольше.
      - Так ты домой едешь? - спросила Ромашка.
      - Да. Еду домой, - было слышно, что Дельфина улыбается. - А хочешь, я к тебе зайду?
      Первым побуждением было сказать: "Да, конечно хочу!", но почему-то Ромашка сказала совсем не то, что хотела:
      - Ты, наверное, устала, так что иди домой, отдыхай.
      - Ничего я не устала! - возразила Дельфина. - Но если ты не хочешь меня видеть или занята…
      Кажется, подруга обиделась. Ромашка сказала, что занята, и они с Дельфиной попрощались. Небо все больше серело, и, хотя погода стояла ясная, а вскоре небо над стеной должно было расцвести всеми красками заката, Ромашка ушла в гостиную и включила телевизор. На одном из каналов девушка нашла новости и теперь напряженно смотрела на экран: покажут или нет фотографию Мирослава? Если да, то, значит, он все еще на свободе…
      Зазвонил телефон.
      - Ромашка! - раздался довольный голос Дельфины. - Хоть ты и бука, но все-таки я к тебе зайду! У меня такое настроение, такое настроение, что я просто обязана поделиться с тобой! Ты слышишь?
      Представив себе, как откроет дверь и впустит Дельфину, как они вместе будут сидеть на диванчике и болтать, как Дельфина будет рассказывать ей о своем парне, Ромашка почувствовала себя почти счастливой. "И с чего это я вдруг?… - подумала она, вспоминая свой отказ. - Я ведь так соскучилась по Дельфине, и очень хочу ее видеть!"
      - Прости меня, Дельфина, я действительно бука, - улыбнулась Ромашка, отключая звук телевизора, чтобы не мешал разговаривать. - Конечно, приходи!
      - Я уже вышла из метро и иду к тебе, - сообщила Дельфина. - Ждешь?
      "Жду" - хотела ответить Ромашка, но не успела. В уши ей вдруг ударил громкий, высокий звук. Одновременно с этим эхо донесло до окна ее квартиры отголосок женского крика.
      - Дельфина! - заорала Ромашка в микрофон, но в наушниках теперь слышалось лишь шипение и треск - то ли помехи, то ли, как обычно, отошли контакты. То ли телефон Дельфины больше не работал.
 
      Лифт опускался бесконечно долго. Стремглав выскочившая из квартиры Ромашка нервно застыла перед закрытыми створками, сжав кулаки, а едва двери лифта открылись, вылетела из подъезда и помчалась по улице.
      Ближайшая станция метро находилась на перекрестке Кольцевой и Музейной. Ромашка знала, что Дельфина должна была идти оттуда, и бежала по тротуару, заглядывая в каждую арку, в каждый проулок. Время от времени Ромашка звала подругу:
      - Дельфина!
      Но ответа не было.
 
      Она была уже недалеко от Музейной, когда, заглянув в проем между домами, увидела там каких-то людей. Сумерки еще только-только легли на город, и тень не стала такой непроглядной, какой бывала ближе к ночи, поэтому фигуры в темной одежде вырисовывались довольно отчетливо. Ромашке было страшно, очень страшно, но тут ее слуха достиг приглушенный вскрик, и Ромашка узнала голос Дельфины. Отбросив разом и страх и сомнения, девушка истошно завопила и бросилась в проулок.
      Наверное, ее вопль вызвал секундное замешательство среди тех, кто скрывался в тени. Ромашка успела ударить кого-то, но ощутимого урона бандитам ее стремительная атака не нанесла. И все-таки она дралась, отчаянно дралась, лупя всех, кто оказывался рядом, руками и ногами, пытаясь даже укусить. Когда ее швырнули на асфальт, Ромашка вскочила и ринулась в бой. Она почти не чувствовала ударов, не ощущала жжения исцарапанной шершавым асфальтом кожи, потому что где-то совсем рядом пыталась кричать и вырываться Дельфина.
      Словно маленький хищный зверек, Ромашка раз за разом бросалась на бандитов, почти не переставая кричать. Где-то в подсознании билась надежда на то, что кто-нибудь не только услышит ее крики, а еще и попытается помочь, или что полиция, привлеченная шумом, приедет вовремя. Наконец, бандитам стало понятно, что просто так от надоедливой девчонки не отделаться, и Ромашку, брыкающуюся и извивающуюся всем телом, подхватили под мышки. Ноги девушки оторвались от земли, и в этот миг Ромашке показалось, что она увидела лицо Дельфины, но тут же вместо подруги перед нею оказались рослые головорезы, и девушка поняла, что пропала. Что они обе - и она, и Дельфина, - останутся сегодня ночью лежать в темном проулке, глядя стекленеющими глазами в ночное беззвездное небо. Что на следующий день к уголовной статистике прибавятся еще две единички. Поняла и закричала еще громче, черпая силы из той самой последней надежды, что, как водится, умирает только вместе с человеком.
 
      Из-за собственного крика она не услышала приближающийся топот ног, а поняла, что ситуация изменилась, только тогда, когда ее вдруг отпустили, и Ромашка упала на асфальт. Ей показалось, что громоздкие фигуры головорезов сами собой разлетелись в разные стороны, и девушка в глубине души точно знала, кто пришел ей на помощь, но сейчас она не думала ни об этом, ни о том, почему еще четыре человека, появившиеся в проулке вслед за Мирославом, не нападают на него. Ромашка смотрела вперед. Прямо перед ней, возле кучи картонных ящиков, которые жители дома разбросали у мусорного бака, лежала Дельфина: тоненькая, длинноногая, в изящных босоножках на высоком каблуке и нарядном летнем платье. Платье девушки было разорвано на груди, и по светлой ткани расползалось зловещее темное пятно.
      - Дельфина!
      Крик Ромашки прозвучал в полнейшей тишине. Она бросилась к подруге, заглянула ей в лицо и с ужасом отпрянула - синие глаза Дельфины безжизненно смотрели куда-то вверх, и хотя живая кровь все еще вытекала из раны, а пальцы сжимали ремешок сумочки, Ромашка как-то сразу поняла, что уже все кончено. И все-таки позвала тихо-тихо:
      - Дельфина!…
      Она не видела, как замер с огромными от ужаса глазами Мирослав, и как затем обернулся к поднимающимся на ноги бандитам. И уж тем более Ромашка не знала, что на самом деле именно сегодня ему впервые пришлось убивать. Те четверо, что пришли вслед за Мирославом, не подходили к нему, не помогали и не мешали.
      Ромашка не плакала. Горе оказалось настолько велико и неосознаваемо сразу, что слезы не просились на глаза. Бережно и осторожно Ромашка погладила темные волосы подруги и подтянула разорванную ткань платья, прикрывая ей грудь. Потом спокойно, словно ей уже приходилось делать это не раз в своей жизни, протянула руку и закрыла безжизненные глаза. И сразу вдруг стало легче. Теперь, когда не было этого пугающего взгляда мертвых глаз, Ромашке казалось, что Дельфина просто спит. Ну и что, что платье порвано и все в крови?
      - Дельфина, - прошептала Ромашка, изо всех сил надеясь, что сейчас случится чудо, и подруга вдруг откроет глаза и улыбнется. - Дельфина!
      Но Дельфина не открывала глаз.
      На плечо Ромашки тяжело опустилась рука, и девушка, сделав над собой усилие, оторвала взгляд от лица подруги и обернулась. Наверное, Мирослав тоже долго смотрел на Дельфину, и теперь глаза его вдруг показались Ромашке такими же безжизненными, как и у подруги. Девушка моргнула, и попыталась позвать его по имени, но у нее ничего не получилось - что-то сжимало горло и мешало говорить, выпуская наружу лишь невнятный шелест. Мирослав среагировал на этот звук и посмотрел на нее. Четыре темные фигуры стояли чуть поодаль, и голос одного из этих незнакомцев заставил, наконец, Ромашку очнуться.
      - Полиция едет.
      Девушка прислушалась: где-то еще очень далеко выла сирена.
 
      Они не выходили на Кольцевую, а побежали темными дворами. Ромашка почему-то не могла двигаться, и поэтому ее подхватили на руки. Ей было уже безразлично, куда ее несут, она не смотрела по сторонам, а прятала лицо на груди человека, чьи руки так легко и бережно несли ее через темноту.
      И неожиданно Ромашка поняла, что принесли ее не куда-нибудь, а домой. В ее квартиру. Спустились через крышу на этаж, помогли открыть дверь и уложили на диван. Ей что-то еще говорили, но Ромашка не слушала до тех пор, пока ее самым бессовестным образом не облили холодной водой. Словно проснувшись, Ромашка заморгала, стряхивая воду с длинных ресниц, а потом вдруг с рыком бросилась на Мирослава, неосознанно вымещая на нем всю кипевшую в душе злобу, и притом почему-то больше всего обижаясь именно на неожиданный холодный душ. Мирослав не сразу схватил ее за руки, позволив девушке некоторое время лупить себя твердыми кулачками. Сил у Ромашки оставалось все меньше и меньше, и, в конце концов, девушка уткнулась лицом в его рубашку и зарыдала.
 
      Солнце в этот день показалось Ромашке нестерпимо ярким. Во время похоронной церемонии девушка стояла рядом с матерью Дельфины. Молодая, красивая женщина почти полностью закрывала платком покрасневшее от слез лицо, а Ромашке порой казалось, что это возле нее стоит сама Дельфина - до того мать и дочь были похожи.
      После похорон Ромашка вернулась домой, в свою квартиру, но не пошла к окну, не села на подоконник, как делала это обычно, а упала на старый диванчик в гостиной. Девушка не ощущала больше себя живым человеком, а скорее бессмысленной оболочкой, из которой смотрит на мир перепуганными и бесконечно удивленными глазами душа. А ведь ей казалось, что после смерти брата ее жизнь опустела настолько, что уже ничто не сможет ранить ее больнее. Как же так? Она не понимала. Вернее, душа ее не понимала, сердце не понимало, а разум, функционирующий словно сам по себе, ехидно подсказывал: почти каждый день случается что-то подобное, и твоя подруга, Дельфина - всего лишь одна из многих, из очень многих.
      Вечером, проходя мимо зеркала, Ромашка вдруг замерла и присмотрелась, не вполне осознавая, что именно ее встревожило: серые глаза собственного отражения смотрели на нее из-за стекла взглядом Мирослава.
 
      Полиция, кажется, сразу причислила дело об убийстве молодой симпатичной девушки к разряду самых заурядных уличных убийств, совершаемых похотливыми головорезами едва ли не каждый день, поэтому ни родных, ни знакомых Дельфины особо не расспрашивали. Ромашка тогда впервые подумала, что Мирослав, наверное, правильно поступил, не взяв ее с собой. Мирослава разыскивал едва ли не весь город, его лицо каждый день смотрело с экрана телевизора, наводя непонятный самой Ромашке ужас на мирных жителей, подземное убежище чужака вот-вот могли обнаружить… Нет, взять с собой Ромашку он определенно не мог. Но после смерти подруги одиночество стало настолько невыносимым, что порой хотелось выть, глядя на затухающее пламя заката. Сейчас Ромашка согласилась бы разделить любую опасность вместе с человеком-чужаком, мысль о котором была теперь единственной соломинкой, не дающей Ромашке полностью раствориться в своем горе.
      Ромашка почти не выходила на улицу. Если раньше ей невыносимо было целый день просидеть дома, то теперь выходить из квартиры попросту не хотелось, но уже буквально через день Ромашка вдруг обнаружила, что у нее совсем нечего есть, и выйти-таки пришлось.
      Солнечный свет резал глаза, и хотя раньше Ромашка обязательно обрадовалась бы такому ясному дню, то сегодня яркое солнце казалось ей насмешкой над бесконечным, еще даже неосознанным до конца горем. И к тому же со всех сторон, со стен домов и со столбов на нее смотрели лица, в которых Ромашка узнавала Мирослава. Еще в день похорон Ромашка видела, как расклеивают плакаты, но тогда не обратила внимания, что, вернее кто на них изображен. Теперь же девушка испугалась не на шутку. Ей было отчего-то страшно возвращаться домой. Одетая в легкое летнее платье и босоножки, девушка долго ходила по магазину, выбирая покупки, потом стояла в очереди в кассу, а, оказавшись на улице с небольшим продуктовым пакетом в руках, робко озиралась по сторонам. Ноги, словно на автомате, несли ее к дому, а Ромашка в это время думала, что уж чего ей больше всего не хочется, так это снова запереть себя в квартире. Однако она поднялась на этаж, открыла, а потом закрыла за собой входную дверь и… и забилась в чужих руках, которые обхватили ее за туловище, закрыли рот, а потом что-то кольнуло в шею и ни сил, ни воли к сопротивлению не осталось.
 

 
      Ее мутило, в голове шумело так, как, наверное, шумит море в очень ветреный день, и еще будто кто-то кричал, звал ее издалека, но до слуха доносились лишь отголоски эха. Потом странные звуки утихли, и Ромашка нашла в себе силы поднять веки.
      Сначала она ничего не увидела, но внезапно по глазам резанул яркий свет, заполнивший собой все вокруг, и девушка резко зажмурилась и отвернулась. Свет жег глаза даже сквозь веки, и она хотела поднять руку, попытаться закрыть лицо, но обнаружила, что рука не двигается. А потом до сознания дошло, что руку просто держат жесткие ремешки, крепко прижимая запястье к подлокотнику кресла. На другой руке Ромашка тоже ощутила ремни. Тогда она попыталась хоть чуть-чуть приоткрыть глаза и поглядеть, есть ли кто рядом. Она не сомневалась, что есть, но было что-то особенно унизительное в таком вот беспомощном состоянии, когда невозможно даже поднять на своих пленителей глаза.
      Ромашка никого не увидела. Яркий свет, направленный прямо в лицо, делал невидимыми тех, кто стоял перед нею. Она слышала их движения, их дыхание, но увидеть никак не могла. Тогда девушка решила пока не дергаться и, отвернувшись, насколько это было возможно, от лампы, попыталась успокоить участившееся дыхание.
      На нее смотрели. Она чувствовала это кожей. Короткое легкое платьице открывало коленки, и от этого девушка ощущала себя еще более беззащитной, проклиная в душе летнюю жару, из-за которой сегодня была так непрактично одета. Люди вокруг ходили, шептались, и Ромашка силилась расслышать, что они говорят, но тут негромкий, но отчетливый голос обратился прямо к ней:
      - Открой глаза.
      Девушка исполнила прозвучавший приказ с трудом. Перед ее слезившимися глазами чья-то рука, вынырнувшая из темноты, держала фотографию Мирослава.
      - Ты знаешь этого человека?
      Ромашка не колебалась:
      - Нет.
      И тут же пощечина обожгла ей щеку, и голова мотнулась в сторону.
      - Врешь!
      Чьи-то пальцы больно впились в подбородок и заставили повернуть голову.
      - Смотри сюда!
      Девушка вновь приоткрыла глаза и, несмотря на страх, почувствовала в первую очередь удивление - ей показывали ее рисунок. Два черных дома, в просвете между ними - черная стена, над стеной - разноцветное небо заката. Это был один из давних ее рисунков, и девушка не поняла, чем простые картинки могли кого-то заинтересовать. Она хотела снова закрыть глаза - они все еще болели, но удовольствовалась тем, что прикрыла правый глаз, глядя перед собой прищуренным левым. Лампа все еще светила ей в правую щеку, и вместе с ярким светом источала тепло, вернее, жар, ощутимо обжигающий кожу.
      Рисунок перед ее глазами поменяли, но он был почти такой же, как предыдущий - разве что небо в других оттенках. Потом - следующий рисунок, на котором, движимая непонятным порывом, Ромашка запечатлела трещину в оконном стекле. Ромашка смотрела на него недолго - всего несколько секунд, но когда лист перед нею пропал в темноте, чтобы смениться другим, она вдруг все поняла, и в отчаянии подумала, что очень зря не выкинула краски и кисточку еще в детстве… Перед нею возник тот самый рисунок, где Ромашка впервые не нарисовала стену.
      - Что это значит?
      Пришлось отвечать, правда, ей не пришлось что-нибудь придумывать или врать.
      - Это просто… фантазии, - произнесла она, прекрасно зная, что, когда ей покажут следующий рисунок, так просто она уже не отговорится.
      Но ее похитителей почему-то не устроил такой ответ.
      - Почему ты не нарисовала стену?
      - Я… я просто подумала, чтоможет быть там, за стеной, - пролепетала девушка. - Просто придумала и нарисовала.
      - Но почему ты не нарисовала стену? Ты представляла, что ее нет?
      Отнекиваться было бесполезно, и Ромашка лихорадочно соображая, что еще может сказать в свое оправдание, решила прикинуться дурочкой:
      - Но ведь когда-нибудь стены не будет! Когда там, снаружи, станет безопасно, то, наверное, стена будет уже не нужна…
      Некоторое время вокруг было тихо, и девушка поспешила порадоваться, что ее уловка удалась, но не тут-то было.
      - Значит, ты хочешь, чтобы стены не было.
      Еще одна пощечина, не такая сильная, как предыдущая - ей просто давали понять, что ответом недовольны. Зажмурившаяся было Ромашка совсем не спешила открывать глаза, потому что знала, что увидит, а вот что будет говорить - не придумала. Но приказ прозвучал:
      - Смотри!
      И Ромашка посмотрела. Теперь она проклинала себя за то, что, под впечатлением от рассказанного Мирославом, взялась за кисть.
      - Откуда ты знаешь, что находится за стеной?
      - Я просто придумала.
      Снова пощечина. На этот раз Ромашка ощутила привкус крови из разбитой губы. Вопрос повторили:
      - Откуда ты знаешь, что находится за стеной?
      - Все знают, что там ядовитая пустыня, - проговорила она, - а ров я придумала. Раньше, в древности, города окружила не только стенами, но и рвами, вот я и нарисовала…
      - Врешь!
      Из темноты вынырнула еще одна рука, и Ромашка даже различила силуэт человека. Этот человек взял ее за подбородок и приподнял лицо, как если бы собирался заглянуть ей в глаза. Но поединка взглядов не состоялось: мало того, что Ромашка не видела даже лица неизвестного, но и не могла гордо глядеть в темноту, потому как свет от лампы все еще слепил глаза, и они слезились и болели, и просто-таки не желали полностью открываться.
      - Тебе рассказал об этом чужак, не так ли? - раздался голос из тени.
      - Я не знаю никакого чужака!
      - Врешь!
      Девушка снова ожидала удара, но пальцы отпустили ее подбородок, а удара не последовало. Безликий снова заговорил:
      - После того, как вы с подругой зашили чужака, мы провели обыск и у тебя и у нее в квартире. У твоей подруги ничего интересного не обнаружилось, но твои рисунки нам не понравились, и мы решили держать тебя на примете. Ты знаешь, как была убита твоя подруга?
      Ромашка отрицательно качнула головой, продолжая сидеть с зажмуренными глазами:
      - Нет.
      - А ты знаешь, что возле ее тела нашли еще пять трупов?
      - Нет.
      На этот раз ее схватили за горло, и на какое-то время Ромашка потеряла не только способность дышать, но и соображать.
      - Ты понимаешь, кого выгораживаешь? Чужака, зверски убившего пятерых человек!
      Ромашка ничего не смогла ответить, и пальцы разжались. Девушка с трудом перевела дух. "Зверски, значит, убившего? - пронеслась в ее голове мысль. - А Дельфина? Ее, значит, не зверски?" Мысль была какая-то злая и бесполезная, и вскоре злость уступила место более здравым рассуждениям, тоже, в принципе, бесполезным. "Они разговаривают со мной так, словно уверены, что я все знаю про Мирослава. И не упомянули всех тех преступлений, которые ему приписывали в уголовной хронике и новостях. Значит… Значит, тех преступлений и правда не было."
      - Нам нужна вся информация о чужаке.
      Ромашка промолчала. Что она могла ответить? Ей не верили, да и не поверят.
      - Я повторяю, - прогремел голос почти над самым ее ухом, - нам нужна вся информация о чужаке. И будет лучше, если ты дашь ее добровольно. Ты будешь говорить?
      Она упрямо молчала. Следующая пощечина вновь заставила ее голову дернуться в сторону, и девушка больно ударилась о спинку стула. Ей было плохо, голова гудела, яркий свет немилосердно жег глаза, а крови во рту стало больше. Ромашка глотнула, но это стало последней каплей, и тошнота тут же подступила к горлу. Силясь справиться с дурнотой, Ромашка попыталась успокоиться, выровнять дыхание, но отчего-то к тошноте прибавилось еще противное чувство, будто голова ее поплыла куда-то отдельно от тела. Девушка тихо застонала. Головокружение не проходило, и было плохо так, что хотелось плакать. Голос, показавшийся ей очень громким вначале, теперь доносился словно из глубокого колодца, и Ромашка даже успела со стыдом подумать, что теряет сознание, причем не от боли, нет, - от самого обыкновенного страха. А еще решила, что это, возможно, и к лучшему…
      Но уйти в беспамятство ей не дали. Холодная вода плеснула в лицо, заставив мигом прийти в себя. "Выключили бы лампу", - подумала она, но лампа, по-видимому, была немаловажным фактором воздействия, и поэтому ее никто не выключал. А может, неизвестные просто прятали лица, желая и в дальнейшем остаться безликими.
      - Ну что ж, если не хочешь по-хорошему - будем по-плохому.
      В голосе прозвучала угроза, и Ромашка напряженно прислушалась. Кто-то подошел к ней почти вплотную, а лампа, кажется, еще больше приблизилась к лицу. И в то же время кто-то, как показалось Ромашке, вышел из помещения - негромко хлопнула дверь. Но и сейчас девушка слышала дыхание нескольких человек или, скорее, она просто ощущала их присутствие рядом с собой.
      На ее колено легла тяжелая ладонь и поползла выше. Девушка дернулась, пытаясь отстраниться, но ее бедра уперлись в спинку кресла, а чужая рука поднималась и бесцеремонно шарила под подолом платья. Это оказалось настолько неприятно и мерзко, что Ромашка не удержалась и всхлипнула, а потом попыталась закричать, хотя и знала точно, что это бесполезно. Чужая рука оставалась на месте, но теперь рот девушки был закрыт второй пятерней. Тогда Ромашка принялась пинать ногами наугад.
      Неизвестно, чем бы это закончилось, если б дверь вновь не открылась. Рука, наконец, выбралась из-под платья и оставила девушку в покое. Что-то звякнуло, как если бы на стол поставили металлический поднос с инструментами. О том, что там могли быть за инструменты, девушке думать не хотелось, но страх поднялся неудержимой волной, и теперь ее действительно трясло мелкой дрожью. Девушка крепко сжала зубы, потому что они порывались отбивать дробь.
      Ее страх не остался незамеченным.
      - Ну что? Будешь говорить? - это был уже другой голос, злорадный, ехидный. - Нет? Ну тогда… Смотри-ка, что у нас тут есть!
      Ромашка, естественно, так и не смогла посмотреть - мешала ненавистная лампа - да и не больно-то хотелось.
      - Не хочешь? Боишься? - голос продолжал насмехаться над ней, и от насмешки этой кровь постепенно превращалась в лед. - Ну что ж, тогда не подскажешь ли, с чего начать? Может, выколоть глаза? Или повыдирать ногти?
      К своему неописуемому ужасу Ромашка ощутила, как кто-то взял в руку ее кисть и принялся перебирать пальцы, вертеть их, будто разглядывать. Теперь девушка окончательно поняла, что сейчас начнется самое страшное, и самым постыдным образом тряслась уже, как в лихорадке. Но вместе с этим почему-то появилась твердая уверенность в том, что безликие ничего от нее не добьются. Она не выдаст Мирослава. Она ничего им не скажет. Никогда. Чем бы они ей не угрожали, и чего бы не сделали. Потому что жизнь чужака-Мирослава бесконечно дороже и ценнее ее собственной никчемной жизни, потому что, если не будет Мирослава - не будет и надежды, свет которой уже успел озарить существование города, отгороженного от всего живого, всего настоящего высокой стеной. Потому что, если Мирослав не выполнит свое задание, никакого города не будет. Не будет всех тех людей, что окружали Ромашку ее двадцать с лишним лет - ни тети Полианы, ни матери Дельфины, ни даже Рыся, никого…
      Решимость придала ей хладнокровия, и Ромашка с некоторым удивлением почувствовала облегчение. Виски словно бы обдало прохладой, и девушка подумала, что теперь готова ко всему. Что выдержит любое издевательство. Должна выдержать. И только не понимала, почему медлят ее палачи. Что-то звякнуло о поднос. Ромашка, разом потеряв свое хладнокровие, вцепилась в подлокотники кресла и напряженно ожидала чего-то. Только бы не закричать, только бы сразу не закричать!…
      Действительность оказалась еще страшнее.
      - Хватит, - сказал первый голос, предоставив Ромашке целых несколько секунд, чтобы осознать короткое слово и обмякнуть в кресле, чувствуя невероятное облегчение. - Давай, делай ей укол. Сейчас она нам все расскажет сама, без принуждения.
      - Нет! - Ромашка не сразу поняла, что выкрикнула это вслух. - Нет!
      Она готова была терпеть любые мучения, но оказалось, этой жертвы от нее не требовалось. Все будет намного проще: сейчас ей вколют "сыворотку правды", и она расскажет все, что знает про чужака-Мирослава, да еще и укажет дорогу в его убежище.
      - Нет! - снова закричала Ромашка, отчаянно и безнадежно пытаясь высвободить запястье. Жесткие ремни врезались в кожу, но девушка почти не ощущала боли. Ей было безразлично, что будет с нею, но становиться предательницей Ромашка не хотела. Ни за что!
      Ее левый локоть внезапно словно оказался в железных тисках, и чей-то шершавый палец провел по коже там, где чуть ниже сгиба голубела вена. В следующий миг Ромашка почувствовала укол. Напряженно замерев, она беспомощно смотрела, как из шприца уходит в ее тело мутновато-белая жидкость. Когда шприц опустел, иглу вынули и быстро заклеили маленькую ранку, из которой уже показались капельки крови.
      Ромашка ждала. Пока она не чувствовала ничего необычного, кроме вновь подступившей дурноты, и надеялась, что, возможно, препарат на нее не подействует. Безликие стояли прямо перед нею, но Ромашка по-прежнему не могла их видеть. Она прикрыла глаза и сосредоточилась, стараясь выровнять дыхание, успокоить бешеное биение сердца.
      - Все хорошо, хорошо, - мысленно говорила она себе.
      Далеко не сразу Ромашка поняла, что уже теряет контроль не только над телом, но и над собственным сознанием. Девушка пыталась сопротивляться, но голова вдруг показалась какой-то тяжелой, а мысли потекли медленно и лениво, и когда Ромашка попыталась сжать подлокотники кресла, пальцы не послушались ее.
 
      - Ромашка!
      Девушка увидела Мирослава. Он склонился над нею, прядь его светлых волос, выбившаяся из-под ремешка, почти касалась ее лица. В руке Мирослава был мокрый платок, который он собирался положить Ромашке на лоб. Они находились в его подземном убежище, и Ромашка вспомнила, что теперь об этом убежище знает полиция.
      - Нам нужно уходить отсюда! - зашептала она, с удивлением слыша свою неразборчивую речь. Кажется, Мирослав не понял, что она хочет сказать.
      - Нам нужно уходить! - повторила Ромашка. - Сейчас сюда придут. Мирослав, нам нужно уходить.
      Он молчал. Неужели, он не слышит, не понимает?
      - Мирослав! - из последних сил выкрикнула Ромашка. - Я предала тебя, Мирослав, я все рассказала. Я нечаянно. Я не хотела!…
      Мирослав смотрел на нее своими светлыми глазами, очень грустными, не то с жалостью, не то с сочувствием.
      Где-то недалеко послышался шум.
      - Уходи! Уходи скорей! - крикнула Ромашка, но в эту минуту за спиной Мирослава раздались выстрелы, и девушка, хоть и не видела крови, вдруг поняла, что он ранен и сейчас упадет.
      - Нет! - закричала она…
      …и проснулась.
      Она лежала возле стены дома в проулке. Вокруг сгущались сумерки. Ромашка попыталась оглядеться, но повернуть голову ей удалось лишь с огромным трудом. Было холодно. Прямо перед нею, на куче пустых коробок, что-то белело, и Ромашка хотела было подойти и посмотреть, что там, но не смогла встать на ноги. Тогда она поползла на четвереньках.
      Сначала девушка увидела ноги, обутые в изящные босоножки на каблучке, потом - подол летнего платья. А, подняв голову, встретилась взглядом с синими глазами Дельфины.
      - Ромашка! - Дельфина улыбнулась, и Ромашка хотела ответить ей, но тут только заметила, что платье подруги разорвано и все в крови. Ромашка с воплем отскочила в сторону и…
      …и снова проснулась. На этот раз окончательно.
      Сначала она ничего не видела, и глаза ее, огромные от пережитого во сне ужаса, смотрели пустым взглядом словно бы не наружу, а куда-то вглубь ее самой. Потом девушка глубоко вздохнула, взгляд ее стал осмысленным, хотя тень кошмара все еще отражалась в черной глубине зрачков.
      Скудный свет висящей у потолка, забранной в решетку лампы щадил уставшие, с покрасневшими белками глаза Ромашки, в которых до сих пор ощущалась сильная резь. Как следует сфокусировать взгляд не получалось - контуры предметов то и дело расплывались, а еще смотреть мешали темные пятна, пляшущие перед глазами.
      - Да что же это такое, - прошептала она.
      Девушка приподнялась на руках, села и принялась тереть глаза, но лучше от этого не становилось - наоборот. Тогда Ромашка прикрыла веки и посидела немного так. Потом снова открыла.
      Черные пятна стали вроде бы меньше, и уже не так мешали смотреть. Теперь Ромашка видела, что находится в тесном помещении с тяжелой, железной дверью, в которой имелось маленькое зарешеченное окошко. У одной из стен помещения крепились двухъярусные нары. Девушка сидела на нижнем ярусе и находилась здесь в полном одиночестве.
      Ромашка не очень хорошо знала, как должна выглядеть тюремная камера, но решила, что ее уже посадили в тюрьму. Она попыталась встать, однако тут же голова закружилась, и все снова поплыло. Девушке вдруг показалось, что ее внутренности сжались в комок и пытаются выпрыгнуть наружу через горло. Она почти скатилась на пол и успела доползти до дальнего угла, прежде чем ее вырвало.
      Пустой желудок еще долго болезненно сжимался, но Ромашка смогла успокоиться и вернуться на полку, где лежала до этого. Подобрав ноги, девушка прислонилась к холодной стене.
      Ромашка почти ничего не помнила после того момента, как ей сделали укол - лишь какие-то урывки мыслей, фраз, но знала точно, что рассказала все: и про подземное убежище, и про дверь подвала, и про ключик в тайнике за плинтусом. Теперь они без труда найдут чужака-Мирослава в его убежище, а если и не застанут, то обязательно устроят засаду… При мысли об этом холодная волна прокатилась по телу девушки, и она тихо застонала.
      - Прости меня, прости! - прошептала Ромашка.
      Вскоре ей стало холодно. Девушка сжалась в комочек, обхватив руками колени. Глаза ее были закрыты, из-под ресниц сочились прозрачные капельки слез. Угрызения совести не давали Ромашке покоя, и хотя она знала, что в самом деле бессильна была сопротивляться действию "сыворотки", в собственных глазах она была предательницей.
      Кругом было тихо, очень тихо, лишь изредка в коридоре за дверью слышались шаги. Девушка пыталась уснуть, чтобы хоть как-то сократить это ожидание неизвестно чего, но на голодный желудок, да еще при том, что тело уже просто тряслось от холода и сырости, заснуть не получалось.
      Скрип отворяющейся двери застал ее врасплох. Сердце подпрыгнуло, и Ромашка, вздрогнув, открыла глаза. В камеру вошел совсем еще молодой парень в форме полицейского.
      - Очухалась?
      В этом вопросе не было ни интереса, ни участия. Пустое злорадство. Похоже, этому молодцу доставляло удовольствие зрелище перепуганной, дрожащей девушки. Ромашка постаралась взять себя в руки, но заставить свое тело перестать вздрагивать не смогла.
      - Мерзнешь? - парень хихикнул. - Ничего, сейчас я тебя согрею.
      Ромашка окинула его злым взглядом и, отрывисто, четко произнесла:
      - Что, на проститутку денег не хватило?
      Несколько мгновений парень зло хрипел, потом бросился на нее. Ромашка не успела соскочить с полки - ее скинули, но выместить на ней свой гнев парень все-таки не успел. Дверь открылась, и в камеру заглянул еще один полицейский.
      - Тащи ее сюда, - скомандовал он.
      Ромашка не стала ждать, пока ее поднимут с пола и потащат к выходу - встала самостоятельно. Однако раздосадованный тем, что расправа не удалась, парень все-таки схватил ее за плечо и вытолкал в коридор.
      Они шли недолго. Перед Ромашкой и ее конвоиром два раза открывались и закрывались двери, а потом ее завели в просторный кабинет. На столе у занавешенного окна стояла большая настольная лампа на гибкой ножке, и девушка сразу узнала в ней, пусть и погашенной, ту, от которой до сих пор болели глаза. И кресло узнала. Ее вновь усадили на то же место и застегнули ремешки на запястьях.