Через несколько дней дядю привезли домой умирающим, почти без сознания. Он умер, когда я сидел подле его постели. Вздохнул с облегчением и закрыл глаза.
7
Черный отцовский полушубок был коротковат мне, а в плечах -- широк. Он был сильно потерт, и потом, уже в Москве, я замазывал чернилами те места, где проступала грязно-серая кожа. Из других запомнившихся вещей я взял с собой плащ-крылатку, застегивавшуюся на медную цепочку с львиными, тоже медными мордами, в которых были спрятаны петля и крючок. Крылатка была из толстого сукна, с клетчатой изнанкой. Служа мне (весной и осенью) шинелью, она была неизменным спутником моей внутренней жизни. Кем только не воображал я себя в этой крылатке! Иногда я просто стоял где-нибудь на пустынной улице в сумерках, закинув одну полу на плечо и дожидаясь, когда случайный прохожий заметит мою таинственную фигуру. Прохожие замечали и, случалось, опасливо обходили меня.
Весело посвистывая, укладывал я свой чемодан. Прощай, Псков! Гардероб был небогатый. Кроме крылатки, запасной серой рубашки с гимназическими пуговицами, пары брюк из чертовой кожи и белья я положил на дно чемодана тетрадку стихов, переписанных Валей, две трагедии и рукопись первого рассказа.
Я давно пытался перейти на прозу -- еще когда Юрий сказал мне, что "в тринадцать лет все пишут такие стихи". Для начала мне показалось полезным записывать застольные разговоры. Но едва ли могли они пригодиться для будущей прозы! Мама говорила о знаменитой пианистке Бариновой, игравшей в почти пустом зале, Саша -- о какой-то бородатой женщине Юлии Пастрана или о новостях техники, вычитанных из сборника "Знание", старшая сестра -- о том, что труппа Гайдебурова напрасно поставила "Гамлета", и т. д. Каждый говорил о своем.
Я сравнил свои записи с разговорами в романах Тургенева и Гончарова. Ничего общего! По-видимому, разговоры надо было не записывать, а сочинять, и рассказ, который я взял с собой в Москву, весь состоял из воображаемых разговоров.
Прощай, Псков! Из книг я увозил "Фауста" и сборник "Стрелец". Первую часть "Фауста" я знал почти наизусть, вторую прочитал через много лет в переводе Пастернака. Футуристический сборник "Стрелец", в котором были напечатаны стихи Маяковского и Бурлюка, я купил на книжном развале. Бурлюк писал:
Мне нравится беременный мужчина.
Лишь он хорош у памятника Пушкина.
Я был поражен -- не стихами, которые мне не понравились, а тем, что эти поэты жили и писали, не думая о том, что одновременно с ними живет и пишет Александр Блок. Это было открытием...
Прощай, Псков! В гимназии письмоводитель Никитин выдал мне свидетельство об окончании пяти классов. Мне показалось, что на его грубом бородатом лице мелькнуло удовлетворение.
С Валей я стал прощаться в тот день, когда было решено, что Лев берет меня с собой в Москву. Накануне отъезда заглянул -- входная дверь была почему-то открыта -- и застал Валю спящей. Свет зимнего солнца косо летел через комнату прямо к ней, она ровно дышала -- и не проснулась, когда я вошел. Впервые в жизни я увидел ее спящей. Прикрытая знакомой старенькой шалью, она уютно подогнула колени, подложив обе руки под разгоревшуюся смуглую щеку...
Летом семнадцатого года, уезжая на две недели к родственникам в Ростов-на-Дону, она оставила мне свои часики, и каждый вечер, ложась спать, я целовал их и клал под подушку. Теперь мы стали другими, и разлука предстояла совсем другая, ничего не обещавшая, неопределенная, безнадежная...
Долго сидел я, прислушиваясь к еле слышному дыханию. Тихо было, и если бы не солнечный свет, медленно передвигавшийся вдоль полосатой спинки дивана, можно было вообразить, что время остановилось и вместе со мной терпеливо ждет, когда Валя откроет глаза.
8
В день отъезда я рано встал, оделся, поднял штору -- и мне почудилось, что я еще сплю: под окном стоял, раздеваясь, китаец. Утро было морозное, но он неторопливо снял толстую синюю кофту, потом заношенную рубашку, достал из мешка другую и стал натягивать ее на худые желтые плечи. Штаны на нем были тоже синие, простеганные, а на ногах -- чуни, не пеньковые, а теплые, войлочные. Он переоделся, вздохнул и ушел.
Я побежал в гостиную, чтобы посмотреть на него из окна, выходившего на Гоголевскую,-- и остолбенел. По Гоголевской шли китайцы -- старые и молодые, с солдатскими мешками за спиной, мужчины -- с косами, болтавшимися поверх мешков, женщины -- с прическами, высокими, неприкрытыми, в подпоясанных халатах, и многие -- с детьми, которых они несли за плечами, с трудом ступая маленькими, похожими на костылики, ногами. Откуда они пришли? Куда направлялись? У них был такой вид, как будто они явились в Псков, чтобы остаться здесь навсегда.
И днем, когда мы ехали на вокзал в санках, с чемоданами в ногах, с мешками на коленях, они все еще шли и шли во всю ширину Кохановского бульвара. Извозчик был знакомый, и Лев спросил о китайцах.
-- Да кто же их знает? Нынче разве что разберешь? -- сказал извозчик.-Говорят, их будут в армию брать. А баб куды? И какое из косастых войско?
Впоследствии я узнал, что в 1916 году по решению правительства десятки, а может быть, сотни тысяч китайцев были завербованы для работы на рубке леса, на фабриках и в портах. После революции, когда деньги потеряли цену, они разбрелись по всей стране. Одна из многочисленных партий в 1918 году ненадолго задержалась в Пскове.
...Не впервые я уезжал из дома, но это были поездки, начинавшиеся и кончавшиеся в Пскове и, быть может, поэтому оставившие чувство мимолетности, непрочности, необходимости возвращения.
Зимой 19-го года мы с Львом не ехали, а продирались в Москву. Мы продирались в здание вокзала, а потом, прождав четыре часа, продирались из здания к костру, который горел на площади. Мы продирались в вагон, а потом в другой вагон, потому что первый оказался неисправным.
Когда это продиранье, ругательства, тасканье вещей кончились, я увидел себя на полу, в коридоре, слабо освещенном свечой, которая горела в фонаре, висевшем над дверью. Дверь не закрывалась, хотя это была дверь в уборную. Ноги торчали со всех сторон, в сапогах, валенках, босые, и от одной корявой голой ноги мне приходилось то и дело отодвигаться, потому что она лезла мне в лицо. Люди лежали, полулежали, сидели, полусидели, были скорчены, стиснуты и распластаны от потолка до пола. В уборную, из которой несло холодом и вонью, все-таки ходили.
Теперь мне казалось, что самый поезд с трудом продирается сквозь гудящие заслоны снега, сквозь черный свистящий воздух, морозный туман. Лев спал, прислонившись к мешку с картошкой, за который обеими руками держалась испуганная, измученная женщина. Во сне он не заметил, что с головы свалилась шапка, и мы долго искали ее, шарили среди вещей, заглядывали под нижнюю лавку. Он повторял жалобно: "Хорошая шапка". Но хорошая она была или плохая, страшно было и представить себе, как он без шапки доедет до дома, а нам предстояла еще пересадка. Соседи не ругались, сочувствовали, искали вместе с нами, и шапка наконец нашлась.
Не помню станции, на которой мы должны были пересесть. Дожидаясь поезда, мы стояли, озябшие, усталые, грязные, на зашарканной платформе, когда к брату подошел худенький черненький солдатик в папахе с красной ленточкой, в длинной, не по росту, шинели, и сказал негромко:
-- Идите за мной.
Чекисты, дежурившие на станции, заинтересовались братом -- может быть, потому, что он действительно походил на офицера со своей плечистостью, твердой осанкой и манерой держать голову по-военному прямо? Он ушел с солдатом, я остался один -- и боже мой, каким подавленным, испуганным, одиноким почувствовал я себя на этой продутой ледяным ветром платформе! Блок, трагедии в стихах, речи, персона грата, слава, которая войдет бесшумно и скажет: "Я -- слава",-- голодный, усталый, подавленный, подбадривавший себя мальчик стоял, грея руки дыханьем и не сводя глаз с чемоданов и мешков, как строго приказал ему брат.
Он вскоре вернулся и сказал, что все в порядке. Чекисты проверили документы, убедились в том, что он -- не офицер, а заместитель председателя совета старост медицинского факультета, и сказали: "Можете идти".
Поезд подошел, и снова началась давка, толкотня, матерщина. Лев ругнул и меня -- по его мнению, надо было энергичнее действовать локтями.
Нам повезло, в вагоне второго класса можно было растянуться на полу, подбросив под голову мешок. Я уснул, едва тронулся поезд...
Поразившие меня сны я стал записывать через много лет после того, как уехал из Пскова, в конце тридцатых годов. Сон, приснившийся мне в поезде, запомнился потому, что он много раз повторялся -- в вариациях, которые были одна грустнее другой. То я рисовал себя мелом на классной доске, а потом какой-то вежливый человек в визитке -- может быть, Рудольф Карлович Гутман -- подходил и, неопределенно улыбаясь, стирал меня с доски мокрой тряпкой. И я исчезал. То, спасаясь от преследователей, я прыгал с конки и летел прямо в пруд, разбивая собственное зеркальное отражение.
Каждый раз я раздваивался, и либо я, либо мой двойник стушевывался, стирался, и каждый раз я напрасно старался найти его, мучаясь тоской и надеждой.
Хлебников писал, что у человека два разума -- дневной и ночной. Он не стал описывать их, очевидно полагая, что эта мысль не требует доказательств.
Мне кажется, что в ночном разуме сознание невольно возвращается к предчувствиям, преувеличениям и страхам, давно (или недавно) отброшенным при свете дня. Дневное "мне некогда" заменяется неторопливостью ночи. Прислушиваешься к шорохам, а слышишь далекую музыку прошлого.
Но в шестнадцать лет у меня еще не было прошлого. Откуда же взялся этот лихорадочный, перепутанный сон? Мне приснилось, что из Пскова я еду в какой-то маленький город и брожу там веселый, радуясь, что обманул кого-то и остался один. Потом спохватываюсь, что пора вернуться. Но как? Конка ушла, когда придет -- неизвестно. Кто-то говорит: "Идите пешком". Я иду, но никак не могу выйти из города. Кажется, еще поворот -- и за углом откроется наш дом, садик с молодой березой, у которой любили сниматься студенты, товарищи брата, дровяной сарай, где я напугал мальчика топором. Нет и нет. Тупики -и все чудится, что за мною кто-то идет. И вдруг я попадаю в толпу мужчин, которые, посмеиваясь, толкают меня от одного к другому. Толкают сильно, почти перебрасывают, коренастые, усатые, некоторые -- в поддевках и ямщицких шапках. Я бегу от них через проходные дворы и знаю, что они бегут за мной. Это знают и те, кого я встречаю, но притворяются, что не знают, потому что я все равно обречен. У меня мелькает надежда, что все это снится, я бросаюсь к какому-то неопределенно доброму человеку и спрашиваю его: "Это сон?" Он молчит, и я понимаю, что, если он ответит, ему придется бежать вместе со мной. Он молчит, но мы уже бежим вместе, сперва по коридорам нежилого здания, потом по колодцу, который из вертикального становится горизонтальным, чтобы вдоль него было легче бежать. Колодец кончается щелью, заваленной мусором. Мы протискиваемся с трудом, прислушиваясь к приближающимся развязным, беспечным голосам. Наконец становится тихо, мой спутник встает, его неопределенное лицо проясняется, и я вижу, что это -нищий, который прятался во дворе дома баронессы Медем, в ящике из-под рояля "Миньон". Он ведет меня в баню, я хочу раздеться, но меня уже нет. Здесь должны быть руки, здесь -- ноги. Пусто. Не могу найти себя в курточке. Нищий тоже ищет меня, читая молитву, и не находит.
Я обрадовался, когда брат разбудил меня. Поезд приближался к Москве.
1970--1973
КОММЕНТАРИИ
Агаповская гимназия -- частная гимназия М.И. Агаповой (дочери известного краеведа И.И. Василева, супруги городского головы) была открыта 1/IX 1903 г. Сначала гимназия размещалась в собственном доме Агаповых, позднее в доме на Сергиевской ул. (теперь на этом месте д.10 по Октябрьскому проспекту). Гимназия известна своей демократичностью.
Анастасиевский садик -- сквер при ц. Анастасии Римлянки "в Кузнецах". Устроен в 1854 г. В 1890 г. огорожен металлической решеткой на гранитном основании.
Аптека Лурьи -- располагалась в доме архитектора Гермейера, а затем в доме Гладкова, оба не сохранились, стояли на месте современной Октябрьской площади.
Балтийский кожевенный завод -- кожевенный завод Русско-Балтийского акционерного общества располагался на Завеличье (территория современного радиозавода).
Ботанический сад -- создан первым директором реального училища Н.И. Раевским для занятий учащихся по биологии. В 1875 г. городская дума отвела для него участок вдоль стены Окольного города от Великих до Сергиевских ворот. Официально открыт в 1878 г. До 1917 г. в него иногда пускали публику по билетам. Сейчас это часть парковой зоны города.
Булочная Шофф -- третий дом от ц. Михаила архангела по Великолуцкой (ныне Советской) ул. Разрушен во время Великой Отечественной войны. Теперь на этом месте почтамт. Е. Шофф славилась как хозяйка лучших в городе булочных с пекарнями.
Вольфрам... -- книжный магазин Ю. Вольфрама располагался в доме Шофф.
Гоголевская ул. -- древнее название Ивановская, современное -- ул. Гоголя.
Гостиницы "Лондон" и "Палермо" -- располагались рядом друг с другом по Сергиевской ул. (Октябрьский пр.) напротив здания госбанка. Дома не сохранились, сейчас на этом месте сквер Псковских партизан.
Государственный банк -- Советская, 44. 1-й банк в Пскове. Был открыт в 1865 г. Специальное здание для него (арх. Э.А. Гермейер) построено в 1910 г. Сейчас в нем размещается музыкальная школа им. Римского-Корсакова.
Губернаторский садик -- тенистый парк при губернаторском доме (ныне Октябрьский пр., д.7а), Детский парк.
Дом барона Медем на Сергиевской -- усадьба Медем, вице-губернатора, а затем губернатора Псковской губернии, занимала квартал между Губернаторской (Некрасова) и Гоголевской (Гоголя) ул. Сначала супруги жили в собственном доме на углу Губернаторской и Сергиевской (Октябрьский пр.), но вскоре переехали во вновь построенный дом (современный адрес -- Гоголя,10). На втором этаже дома Медем на углу Губернаторской и Сергиевской с 1904 года почти 10 лет в нем снимала квартиру семья Зильберов.
Дом Лохова -- в начале XX в. Лоховым принадлежало несколько домов. Два из них находились на углу Великолуцкой (Советской) и Плоской (Профсоюзной) напротив дома Гладкова, где располагался магазин музыкальных инструментов родителей Каверина (ныне Октябрьская площадь).
Дом предводителя дворянства на Кохановском бульваре -- В. Каверин ошибся: на Кахановском бульваре (современный адрес -- Октябрьский пр-т, 7а) находился дом губернатора. Название "Дом предводителя дворянства" (палаты на Романовой горе) закрепилось в Пскове за домом по ул. Советской (бывшая Великолуцкая) 52а. Здание построено в конце XVII в., но его верхний этаж значительно перестроен в XIX в. Использовалось как дом Дворянского собрания, в XX в. в нем располагался народный суд, общежитие, культпросветучилище, филармония.
Дом с мозаичным фасадом -- ул. Конная, 1. Дом купца-старообрядца П.Д. Батова. Построен около 1913 г. Украшен декоративным панно из майоликовых плиток.
Застенная -- (на плане Н.Ф. Окулича-Казарина) Стенная ул. -современная ул. Свердлова.
Кадетский корпус -- ул. Некрасова, 23. Двухэтажное здание было построено в 1784-1788 гг. В результате его перестройки в 1854-1859 гг. появились третий этаж и боковые крылья. До 1824 г. в нем находились палаты гражданского уголовного суда, генерал-губернаторское управление, городской магистрат, губернский архив. С 1882 по 1917 г. в нем располагался кадетский корпус, после Октябрьской революции - советские военные учреждения, с 1920 -- губком и губисполком. С 1925 г. здание получило название Дом Советов. В настоящее время в нем находится Администрация области и Областное собрание депутатов.
Казармы Иркутского полка -- здание казарм Иркутского полка 24-й пехотной дивизии -- Октябрьский пр., д.54 -- возведены в 1834-40-х гг. Ныне -- производственный корпус объединения "Псковмаш". Напротив казарм располагалась военная площадь, ограниченная Кахановским бульваром, Бастионной, Штабной и Вокзальной улицами. На нее садился в 1912 г. летчик С.И. Уточкин.
Казармы Омского полка -- строительство казарм для 96 Омского пехотного полка началось в 1894 г. В середине 1895 военный городок на Завеличье вступил в строй. На ул. Мирной, д.1 расположен бывший полковой храм -- ц. Александра Невского. Ряд лет капельмейстером полкового оркестра был А.А. Зильбер -- отец В. Каверина.
Кинематограф "Модерн" -- находился на Пушкинской ул.
Кирха -- лютеранская церковь, находилась на углу Октябрьского пр. (бывш. Сергиевской) и ул. Некрасова (бывш. Губернаторской). Разрушена в годы Великой Отечественной войны. Сейчас на этом месте садик.
Колбасная Дайбер -- располагалась в доме, находившемся на месте современной центральной аптеки.
Коммерческое училище -- открылось в 1910 г. Располагалось в наемном доме Качева на Петропавловской ул. (дом находился на месте современного здания пединститута).
Кохановский (Кахановский) бульвар - устроен в 1868-1873 гг. псковским губернатором, позднее членом Государственного совета М.С. Кахановым. Сейчас это часть Октябрьского проспекта от Сергиевских ворот (Летнего сада) до Вокзальной улицы.
Крепостной вал -- стены псковских укреплений, усиленные в петровское время сооружением земляных бастионов.
Кутузовский сад -- открыт в 1847 на углу Губернаторской (Некрасова) и Архангельской (Ленина) и Садовой (Пушкина) улиц. Название не официальное, но прочно укоренившееся и отражает историю его создания. В апреле 1847 года, прибывший в Псков под видом ревизора разорившийся молодой помещик В. Фролов, представившийся статским советником, князем И.Л. Голенищевым-Кутузовым, очаровал администрацию и горожан, и смог по переписному листу собрать необходимую на устройство сада сумму, нанял рабочих и 1 мая новый сад был торжественно открыт. Но рабочим и подрядчикам, пришедшим за расчетом было сообщено, что ревизор отбыл по делам государственной важности и когда будет -- неизвестно. Эта история произошла всего через 11 лет после первого представления комедии "Ревизор" Н.В. Гоголя. Каменная ограда поставлена в 1897 году. Сад сдавался арендаторам, устраивавшим увеселения. С 1903 года в нем играл оркестр А.А. Зильбера, отца В. Каверина. Летом 1908 года родители Каверина выступили организаторами детских праздников.
Летний сад -- был открыт на средства, собранные по инициативе псковского губернатора М.С. Каханова (1868-1872), за что ему в 1872 г. было присвоено звание почетного гражданина Пскова. К 1875 г. он занимал территорию вдоль стены Окольного города от Сергиевских до Петровских ворот (от Октябрьского пр. до ул. К. Маркса). Была установлена ограда, отделявшая его от Кахановского бульвара (Октябрьский пр.). В 1898 г. в нем был построен по просьбе любителей музыкально-драматического искусства Летний народный театр, который открылся комедией А.Н. Островского "Женитьба Белугина".
Мариинская женская гимназия -- открыта в Пскове в 1860 г. С 1868 по 1916 занимала второй этаж дома по ул. Гоголя 19. Новое здание Мариинской гимназии (Некрасова, 9) -- современный технический лицей, было построено в 1916 г.
Мужская гимназия -- учреждена в 1808 г. на базе существовавшего с 1786 г. главного народного училища. Сейчас -- 1-я средняя школа. С 1817 по 1855 г. гимназия находилась в здании по Георгиевской ул., д.4. С 1855 г. в специально для нее построенном доме (ул. Калинина, 5).
На берегу Псковы, у решеток -- имеются в виду нижние решетки, в месте впадения р. Псковы в Великую между Высокой (она же Воскресенская, Круглая, Взвозная) и Плоской башнями. В 1538 г. были сооружены итальянским архитектором деревянные решетки, в 1613 г. -- каменные (сделаны псковскими каменщиками).
На углу Плоской и Великолуцкой -- вывеска: "Бюро проката роялей и пианино" -- магазин -- "Депо музыкальных инструментов", где можно было взять инструменты и напрокат, принадлежал родителям В. Каверина -- Зильберам и располагался в доме Гладкова на углу Сергиевской и Плоской ул. Дом разрушен в годы Великой Отечественной войны. Сейчас на этом месте Октябрьская площадь и сквер Псковских партизан.
Немецкое кладбище -- лютеранское кладбище, находилось на правом берегу р. Псковы, у нового моста, на бывшей Кладбищенской (ныне продолжение ул. Кузнецкой на Запсковье). Заложено было в 30-е гг. XIX в. В 70-е гг. XX в. могилы, памятники и ограды были убраны, сделаны дополнительные посадки деревьев с целью превращения его в парк.
Новая женская прогимназия -- прогимназия Н.П. Барсуковой. Размещалась, вероятно, в доме Брячанинова (Ольгинская наб., д.2).
Петровский посад -- территория вдоль левого берега р. Псковы от Кузнецкой ул. (между Староновгородской ул., совр. ул. Толстого и р. Псковой). Получил название от Петровского конца. Сейчас о нем напоминает ул. Плехановский посад.
Плоская ул. -- современная Профсоюзная ул. В начале XX в. площади не было и она продолжалась до Сергиевской.
"Псковский небоскреб" -- дом Викенгейзера на Архангельской ул. (ул. Ленина,5), построенный в 1881 г., был пятиэтажным: верхний этаж занимал резервуар городского водопровода. Он не был восстановлен после разрушений Великой Отечественной войны.
Псковский учительский институт -- открыт в 1909 г., должен был готовить учителей для городских школ (для сельских их готовила учительская семинария). Являлось средним учебным заведением с трехлетним сроком обучения. Открылся в наемном доме на Завеличье, через два года был переведен в старое здание реального училища (на ул. Калинина, бывшей Успенской) -здание не сохранилось.
Раевский Н.И. -- 1-ый директор реального училища, которое было открыто в 1873 г. на Успенской ул. в небольшом жилом доме (не сохранился). В 1877 г. Александр II разрешил сыну вел. кн. Сергею Александровичу принять покровительство над училищем. Оно стало называться Сергиевским. В 1889 г. городская дума отвела участок за Сергиевскими воротами для постройки нового здания для училища. Но деньги не его строительство были выделены в 1904 г., здание заложено в 1905 г. С 1907 г. реалисты занимались уже в новом здании (не сохранилось), которое находилось на Октябрьском проспекте, на участке от Сергиевских ворот до Кузнецкой ул. (там, где сейчас находится вход в Ботанический сад).
Сергиевская ул. -- ныне часть Октябрьского проспекта от Октябрьской пл. до Сергиевских ворот (Летнего сада). Название получила по монастырю Сергия с Залужья.
Соборный сад -- сад в детинце (на Крому) был заложен в 1886 г. Первые деревья посадили вел кн. Владимир Александрович, сын Александра II и его супруга Мария Павловна, прибывшие в Псков на открытие памятника Александру II. В 1905 г. к его обустройству и расширению были привлечены кадеты под опекой губернского земства. Сад пострадал в годы Великой Отечественной войны. Сейчас осталось несколько старых деревьев.
Степановский лужок -- Стефановский лужок -- луг в пойме р. Великой на Завеличье, к северо-западу от Ивановского монастыря. Назван по стоявшему там в древности Стефановскому монастырю. Излюбленное место отдыха псковичей.
Торговые ряды -- располагались на территории современной пл. Ленина.
Троицкий собор -- главный храм города. По преданию впервые на этом месте заложен княгиней Ольгой. Храм, сохранившийся до наших дней, третий или четвертый по счету, возведен в период с 1682 по 1699г. В конце XVIII в. в целях укрепления здания были заложены галереи нижнего этажа и снаружи пристроены контрфорсы.
Часовня св. Ольги -- стояла на берегу р. Великой, вблизи ц. Успения с Пароменья. Из-под нее бил Ольгинский ключ. Вблизи того места находится Ольгинская часовня современной постройки.
Черняковицы -- местечко под Псковом, станция железной дороги Санкт-Петербург -- Псков.
Это дом Назимова. Между окон доска: "Здесь временно проживал А.С. Пушкин". -- мемориальная доска такого содержания действительно висела на дома, расположенном на перекрестке Стенной (Свердлова) и Сергиевской (Октябрьского пр.) улиц. Но современные изыскания показывают, что этот дом (И.И Тульчиева) никогда не принадлежал Назимовым. По-видимому, тем домом, который посещал А.С. Пушкин является здание, известное псковичам как дом предводителя дворянства (Советская, 52а). Это каменная средневековая постройка, значительно реконструированная в XIX в.
Автор комментариев - кандидат исторических наук З.А. Тимошенкова.
При составлении комментариев использованы "Спутник по Древнему Пскову" Н.Ф. Окулича-Казарина, "Псков через века", работы Н.Ф. Левина, Н.Н. Новиковой, Л.А. Огневой. Автор выражает благодарность за консультации М.Т. Марковой, А. В. Филимонову.