— Приветствую тебя, комиссар, — произнес Никсос. — Как я вижу, наши хозяева не слишком придерживаются церемоний?
Леюнг снял фуражку и аккуратно положил ее на согнутую руку, продолжая стоять по стойке «смирно».
— Магос не признает главенства Имперского Флота и его старших офицеров, — ответил он. — Она с трудом выносит мое присутствие.
Леюнг держался и говорил напряженно, короткими, отрывистыми фразами.
— Что ж, Механикус всегда настаивали на своей независимости, — сказал Никсос, после того как кивком поблагодарил офицера, помогавшего ему сойти с последних ступенек трапа. — Они готовы меня принять?
— Надеюсь, что готовы, — ответил Леюнг. — Хотя мне самому придется проводить вас в ваши покои.
— Это благородно с твоей стороны. Отведи меня туда, если не трудно.
— Конечно.
Внутреннее убранство «Образцового» разительно отличалось от интерьеров «Трибунала». Создавалось впечатление, что корабли были построены представителями различных рас или в разные эпохи. Вместо строгих элегантных готических линий «Трибунала» здесь царила жесткая функциональность, которой Адептус Механикус придерживались абсолютно во всем. Повсюду, даже на массивных блоках стен и на полу посадочной палубы, виднелись высеченные символы — шестерня и череп.
Неподалеку стояли еще несколько мелких кораблей и челноков современной постройки, которых обслуживали тяжелые сервиторы и несколько механикумов в надвинутых на лица капюшонах. В воздухе висел густой удушливый запах нагретого машинного масла, но, что необычно, на палубе не было никакого шума. Никсос знал посадочную палубу как место, где многочисленные рабочие постоянно перекрикиваются друг с другом, и чаще всего такой скороговоркой, что постороннему человеку нелегко понять, о чем идет речь. Механикумы занимались своими делами в зловещей тишине, а вместо человеческих голосов слышались шипение гидравлических механизмов и приглушенный стук поршней где-то под палубой.
— Какое у тебя сложилось впечатление о магосе? — на ходу спросил Никсос.
— Впечатлений немного, — ответил Леюнг. — Магос Корвейлан не испытывает должного уважения к имперским властям, за исключением высших персон из числа механикумов. Даже мой собственный ранг для нее почти ничего не значит.
— Будем надеяться, к Инквизиции она отнесется иначе, — сказал Никсос. — Как ты думаешь, она будет выполнять приказы контр-адмирала?
— Возможно, — кивнул Леюнг. Никсос заметил, что комиссар не просто идет рядом, а марширует, словно на параде. — Но она предпочитает действовать самостоятельно. По-видимому, ее больше интересует Каэрония, а не имперская флотилия, прибывшая для обследования планеты.
— А тебе известно, кому из архимагосов она сейчас подчиняется? — продолжал расспрашивать Никсос.— Или после того, как была утрачена связь с Сафентисом, она действует по своему усмотрению?
— Сомнительно. Магос часто обменивается с кем-то зашифрованными посланиями. Я думаю, что с командованием подсектора Адептус Механикус. Но она не слишком откровенна относительно структуры механикумов.
— Ну, мне придется убедить ее стать более открытой.
Леюнг, Никсос и сопровождавшие их воины дошли до грузового подъемника, и комиссар ввел последовательный набор символов, активирующий механизм. Платформа двинулась вверх по широкой прямоугольной шахте, мимо промежуточных палуб. Никсос мельком рассматривал их по мере подъема.
Одни помещения были похожи на научные лаборатории: бесконечно длинные столы, заставленные загадочными приборами, техножрецы в накидках, склонившиеся над тиглями и микроскопами. В других залах громоздились массивные блоки регистраторов, а над полом, словно стоячие озера, клубились облака охлаждающего газа. На внутренних площадках из кованой бронзы проходили учения техностражей, в отсеках подзарядки неподвижно висели ряды сервиторов. Гигантские сооружения распределяли энергию плазменных реакторов по всему кораблю. Доминирующими цветами были ржаво-красный и медный; над всеми шумами преобладал механический гул. Временами его перебивали странные ритмы хоровых молитвенных песнопений сервиторов, просачивавшиеся из ритуальных залов.
По всей видимости, неисчерпаемые ресурсы и процветающие технологии Механикус сделали «Образцовый» превосходным кораблем. Был ли он так же замечателен в военном отношении, как в научном, Никсос не мог сказать, но старый инквизитор понимал, что Адептус Механикус ради исследования Каэронии рискнули очень ценным судном.
Подъемник добрался до командной палубы. Здесь царила все та же строгая функциональность. В стенах помещений имелось множество ниш с искусно расставленными святынями культа Омниссии. С каждой колонны пустыми глазницами смотрели символы Адептус Механикус — наполовину металлические черепа. Воздух казался тяжелым от запаха ароматического дыма из курильниц, в которых горело машинное масло.
Подъемник остановился на уровне широкого коридора, застеленного ржаво-красным ковром. Стены и потолок были испещрены сложными геометрическими узорами. По коридору в сопровождении работников, сервиторов и младших адептов проходили техножрецы. Несколько пар глаз — как бионических, так и натуральных — обратились в сторону пришельцев, словно Никсос не имел права вторгаться на священную для механикумов территорию.
Размышления инквизитора прервали громкие завывания сирены. Источник звука, расположенный где-то внизу, издавал отрывистое стаккато — явно извещение о тревоге, воспроизводимое в машинном коде.
— Что случилось? — воскликнул Никсос, стараясь перекрыть гул.
Техножрецы и работники уже торопливо суетились вокруг.
— Возможно, сигнал о военной опасности, — предположил Леюнг. — Или предупреждение об опасном сближении.
— Проклятье!
Никсос включил персональный вокс-передатчик. Инквизитор предпочитал не пользоваться им, кроме как в критических ситуациях, но сейчас был именно такой момент. Очень редкое и древнее устройство было заключено в лакированную шкатулку, спрятанную на груди Никсоса под одеждой. Оно давало возможность настроиться на любой местный канал, так что инквизитор мог перехватывать все передаваемые сообщения.
— Говорит инквизитор Ордо Маллеус Никсос! — рявкнул он, настроившись на частоту корабля. — Я требую разъяснений по поводу этой тревоги.
— Занимайтесь своим делом, — ответил ему женский голос, и инквизитор узнал магоса Корвейлан.
— Это дело Императора, магос, — сказал Никсос. — И не заставляйте меня доказывать правомерность моих требований.
Последовала долгая напряженная пауза.
— Ну, хорошо, — наконец ответила Корвейлан. — Наши датчики засекли нацеленные на «Образцовый» торпеды. Готовые нанести удар.
Под уровнями мануфакториума Ноктис лежали остатки старой Каэронии — последние следы мира-кузницы, верного Марсу и Императору. Только здесь была жива давняя архитектура Адептус Механикус — украшенные колоннами промышленные строения и религиозные сооружения, в которых присутствовали символы в виде зубчатой шестерни и черепа. Старинные часовни, заводы, ритуальные залы и священные хранилища сохранились в изолированных зонах, куда никогда не проникала биомеханическая масса развращенных Хаосом техножрецов.
Спустя два часа пути после нападения еретиков Аларик со своим немногочисленным отрядом достигли одного из таких мест. Здесь в неподвижном воздухе пахло древностью, но отвратительная вонь биомеханики — разлагающейся плоти и старого машинного масла, присущая техножрецам-еретикам и их работникам, отсутствовала.
Аларик вошел под своды обширного зала, держа наготове болтер. Юстициарий до сих пор не знал, обрели ли они союзника на Каэронии или вот-вот попадут в очередную ловушку.
— Рассредоточиться, — приказал он.
Воины веером разошлись по залу, двигаясь с такой легкостью и осторожностью, что обычный человек, глядя на их массивные доспехи, счел бы это невероятным. Аларик оглянулся на единственного оставшегося в живых техностража.
— Оставайся здесь, — сказал он, — и охраняй дознавателя.
Дознаватель Хокеспур не стала возражать против личного телохранителя и присела на корточки у входа в зал. Рядом с ней примостился Сафентис.
Войдя в помещение, Аларик увидел перед собой огромную, размером с целый собор, часовню, посвященную Омниссии. Круглое отверстие в центре сводчатого потолка когда-то выходило в небо Каэронии, но теперь было завалено тоннами обломков и мусора. Вес стоящего наверху города деформировал купол, придав ему странные биологические очертания. Из трещин в потолке сочились ручейки грязной воды, подмывая и так уже обесцвеченные временем и сыростью древние фрески с изображениями сложных ритуалов техножрецов.
По окружности зала стояли колонны, высеченные в виде статуй техножрецов, вероятно живших в далеком имперском прошлом Каэронии. Пол покрывали круги сложных уравнений, длинные последовательности чисел и символов. Без сомнения, они играли важную роль в замысловатых обрядах культа Адептус Механикус. Теперь бронзовый пол был покрыт выбоинами и позеленел от сырости. В одном конце зала помещался большой алтарь — монолитный блок из серого, металлически блестящего вещества, в котором Аларик узнал чистый углерод. Вокруг алтаря валялись полуистлевшие чаши для возлияний и канделябры на шесть свечей.
— С этой стороны чисто, — доложил по воксу брат Дворн.
— Здесь тоже,— подтвердил Холварн.
— Сканирующий ауспекс не показывает никаких признаков жизни, — добавил Сафентис, сверившись с электронным прибором, раскрытым в руке с пальцами-лезвиями.
Аларик, все еще настороже, прошел в центр зала. Вокруг было тихо, на такую большую глубину не проникал даже монотонный гул городских промышленных предприятий. В тяжелом воздухе витали воспоминания о важных ритуалах, исполнявшихся здесь до падения Каэронии, когда техножрецы, поколение за поколением, постигали тайны Омниссии путем молитв и медитаций.
— Космодесантники, — раздался голос из тени в противоположном конце зала. — Неудивительно, что они так быстро мобилизовались.
Аларик пригнулся за ближайшей колонной и, держа палец на спусковом крючке, повернул болтер в направлении звука. По стуку керамитовых пластин он понял, что и остальные воины отделения последовали его примеру.
— Прошу вас, не стреляйте. Это мы вас спасли.
Из полумрака позади алтаря появилась тощая нескладная фигура с поднятыми руками. По виду это был техноадепт, чье тело состояло по большей части из биомеханических устройств. И металлические руки, и лицо стали красно-коричневыми от ржавчины, а ветхое одеяние совершенно истрепалось.
— Прошу прощения, — смущенно продолжал он. — Во мне осталось так мало плоти, что ваш ауспекс не может ее засечь. Я не хотел застать вас врасплох.
Аларик, все еще направляя оружие на незнакомца, выпрямился.
— Кто ты такой? — резко спросил он.
Техножрец, не опуская механических рук, прошел немного вперед. За его спиной в полутьме появилось еще несколько фигур.
— Юскус Галлен, — ответил он. — Младший адепт. А это — мои товарищи.
Он указал рукой на группу техножрецов, вышедших следом за ним в зал. Они находились не в лучшем состоянии, чем сам Галлен: между едва работавшими биомеханическими узлами совсем не было видно живой плоти.
— Это вы вывели нас вниз из крепости? — спросил юстициарий.
— Мы? Да простит меня Омниссия, это не мы. Мы бы этого не сумели. Вам помог магос, которому мы служим.
Сафентис, больше не беспокоясь о безопасности, выступил вперед:
— Как архимагос, действующий по приказу генерального фабрикатора, я требую присутствия этого магоса.
Галлен взглянул на Сафентиса, и в его единственном натуральном глазу мелькнуло удивление:
— Архимагос! Значит, на Каэронию вернулись истинные механикумы? И привели с собой космодесантников, чтобы, наконец, очистить этот мир?
— Нет, ничего подобного! — раздался еще один голос, низкий и гулкий.
Из-за алтаря послышался металлический скрежет, и перед Алариком предстал изрядно потрепанный сервитор-подъемник. Голос звучал из висевшего у него на шее вокс-узла. Имевшиеся когда-то человеческие органы сервитора давным-давно отмерли. Теперь они иссохшими обрывками болтались между двигательными узлами и силовыми устройствами, заменявшими плечи. Как правило, в случае гибели нервной системы, контролирующей устройства сервиторов, они совсем переставали двигаться.
— Это все, кто спустился на планету, — продолжал сервитор. — Нет никакой армии, чтобы очистить Каэронию. Я прав?
Аларик вышел из-за колонны.
— Это действительно так, — сказал он. — Мы выполняем исследовательскую миссию по приказу Имперской Инквизиции. Архимагос находится здесь в качестве советника.
— Какой стыд, — прошептал сервитор. — Но придется вам это сделать.
— Объясни! — жестко потребовал Сафентис.
— Да, конечно. Я и так допустил грубость. Надо было представиться по всем правилам. Но ведь мы уже встречались в крепости и раньше — в башне мануфакториума, хотя вы, вероятно, этого и не осознали. Я магос Антигон и, как выяснилось, осуществляю ту же самую миссию. Следуйте за мной, и я вам все расскажу.
ГЛАВА 12
Очень часто грань между триумфом и ересью определяется лишь временем.
Инквизитор Кьюксос (источник утрачен)
Владения Антигона занимали несколько уровней завода и религиозных зданий, удержавших тяжесть верхнего города, возводившегося столетиями. Вслед за безобразным сервитором Аларик прошел арсеналы краденого оружия и плененных боевых сервиторов, затем — казармы, где беглые техножрецы безуспешно пытались противостоять натиску времени и заменяли умиравшую плоть биомеханическими устройствами. Юстициарий увидел гигантскую цистерну с водой, где в нескольких разделенных прудах выращивались скользкие зеленые водоросли. Затем они перерабатывались в малоаппетитное вещество, пригодное для поддержания жизни небольшой коммуны.
Повсюду виднелись выходы в запутанные туннели, ведущие наверх. Каждый из проходов был защищен взрывными устройствами и автоматическими часовыми, способными в течение нескольких месяцев удерживать противника на расстоянии. Это был тесный и душный мир, в котором царили упадок и отчаяние. Но, в отличие от города наверху, здесь не было признаков разложения.
По пути Аларик и Антигон разговорились.
— Значит, — спустя некоторое время заметил Аларик, — ты мертв?
— Все зависит от того, как на это посмотреть, — ответил Антигон. Он катился по огромному ангару, в котором техножрецы ремонтировали и переделывали танки и самоходные орудия — свой давно устаревший моторизованный парк. — У меня не было живого тела уже целое тысячелетие.
— В реальном мире прошло только сто лет, — заметил Аларик.
— Что ж, в любом случае это слишком долгий период без физического тела. Я думаю, это сильно на меня повлияло. Не сомневаюсь, что наши отклонения от догм культа Адептус Механикус приведут вашего архимагоса в ярость.
— Но как же тебе удалось здесь остаться?
— Это непростой вопрос, юстициарий. Каэрония — очень старая планета. На ней сохранились следы технологий, недоступных для понимания моих современников. И как мне кажется, в ваши дни ничего не изменилось. У нас оставались регистраторы и хранилища информации такой емкости, какой не удавалось достичь механикумам нашего времени. Эти средства были настолько мощными, что их могло хватить для преобразования человеческого мышления. Можно было направить его в любую сторону согласно чьей-то воле. Я был прислан сюда с Марса для проверки возникших слухов о техноереси. Когда я обнаружил, что сведения правдивы, еретики меня выследили и организовали погоню. Они сочли меня мертвым, но в момент гибели мне удалось поместить свое сознание в двигатель древнего регистратора.
— Только твою мысль?
— Ты верно сказал, юстициарий, только мысль. Не знаю, сколько я провел там времени, пока не сумел себя реконструировать. Юстициарий, я был ничем. Я не существовал. Это состояние невозможно описать. Я был просто набором идей, которые когда-то принадлежали магосу Антигону. Думаю, прошло не меньше ста лет, пока мне не удалось собрать себя воедино. Я обнаружил, что могу передвигаться от одной машины к другой, если только их индивидуальные духи не были слишком сильными, чтобы мне противостоять. Мне пришлось преодолеть несколько уровней исторических сведений — так я узнал, что происходило с Каэронией, пока я был мертв. И эти знания не доставили мне никакой радости. Таким образом, я исследовал и изучил все, до чего смог добраться, выяснил, что могу делать, а что мне не под силу. А потом спустился сюда, вниз, и собрал немногих оставшихся верными долгу техножрецов. Вместе мы образовали движение сопротивления.
— Не хочу никого обижать, магос, но не похоже, чтобы вы достигли больших успехов.
Сервитор на ходу пожал мощными пневматическими плечами:
— По всем стандартным понятиям, ты прав. Но нам известно о Каэронии и здешних техножрецах гораздо больше, чем тебе, юстициарий, а ты больше нас знаешь о сражениях с врагами. Что еще важнее: раз Каэрония вернулась в реальное пространство, значит, у техножрецов имелась на это своя веская причина. Что бы они ни замышляли, я не думаю, что это направлено на благо Империума. А отсюда следует, что мы нужны друг другу.
Аларик и сервитор Антигон миновали ангар и вошли в длинный коридор, уставленный статуями бывших архимагосов, которые правили Каэронией до того, как ересь пустила корни.
— Вот, — произнес Антигон, указывая заржавленной механической рукой на одну из статуй.
Изваяние изображало техножреца в архаических одеяниях Механикус. Его лицо еще сохраняло индивидуальность, хотя черты уже начали стираться вследствие разрушения камня. Глаза заменяли крохотные диски, вставленные в глазницы, а с нижней части головы свисала охапка длинных щупалец — механорук, цепких и гибких отростков, которые использовались техножрецами для тонкой работы. Полустертые буквы, высеченные на постаменте статуи, гласили: «Почитаемый архимагос Скраэкос».
— Это один их них. Возможно, предводитель. Или техноересь пошла на этой планете от него, или он был их самым главным неофитом. Это он меня убил. Могу держать пари, что он также возглавил усилия по приведению Каэронии в варп. Он управлял технопроклятием, которым заразил меня, и, возможно, всеми программами-охотниками, стражами информационных хранилищ.
Аларик внимательно взглянул на статую. Изваяние имело странный вид, как и все техножрецы, которых он видел. Юстициарию было известно, что звание почитаемого архимагоса — одно из высших в иерархии техножрецов, обитающих в мирах-кузницах. Потому-то ересь на Каэронии распространилась столь быстро и в первую очередь поразила самую верхушку.
— Это были не программы-охотники, — сказал Аларик. — Это были демоны. Согласен, они не совсем обычные, поскольку формируют свои тела из информации, а не при помощи магии. Но, тем не менее, это были демоны. Именно потому мы и смогли их победить.
Антигон повернулся к Аларику, и металлическое лицо сервитора сумело выразить удивление.
— Демоны? А я считал, что это лишь очередной обман технопроклятия.
Аларик покачал головой:
— Возможно, машинное проклятие поведало правду. Демонам случается говорить правду, но лишь в тех случаях, когда они знают, что им никто не поверит.
— И ты сказал, что вы их победили? В информкрепости?
— Да. Я и мои боевые братья.
— А вам удалось получить доступ к информации? Мы бились над этим не одно десятилетие.
Аларик вздохнул:
— Об этом тебе придется спросить архимагоса Сафентиса. Он не всегда расположен делиться со мной информацией. Возможно, ты — как его коллега, техножрец, — добьешься большего.
— Как известно, мы, техножрецы, не обращаем слишком много внимания на общественные отношения, и все же я заметил между вами некоторую напряженность.
— Сафентис представляет интересы Адептус Механикус. Они не всегда совпадают с целями Инквизиции.
— Ты его в чем-то подозреваешь?
— Его сопровождал еще один техножрец, женщина. Она исчезла, а Сафентис, по-моему, не очень-то обеспокоен этой утратой. Кроме того, мне кажется, он испытывает восхищение перед тем, что произошло на Каэронии.
Антигон продолжил путь по извилистому коридору к импровизированным баракам, где воины Аларика, Сафентис и Хокеспур могли бы получить помощь от техножрецов-медиков.
— Твои подозрения могут оправдаться, юстициарий. Именно техножрец высокого ранга впервые занес ересь на Каэронию. Но, тем не менее, я последую твоему совету и поговорю с Сафентисом. Возможно, в информкрепости он узнал нечто такое, что поможет нам, наконец, нанести удар по нынешним правителям планеты.
— Раз уж Каэрония вышла в реальный мир,— согласился Аларик, — это наш единственный шанс. Но нам необходимо кое-что еще. Вы можете связаться с находящимся на орбите кораблем?
Антигон как будто задумался, и голова сервитора склонилась набок.
— Может быть, — сказал он, наконец. — Но не могу обещать ничего определенного.
— Это уже хорошо. Хокеспур надо связаться с инквизитором Никсосом и рассказать ему обо всем, что здесь происходит.
— А что требуется тебе?
— Мне? — переспросил Аларик.
— Я не сомневаюсь, что ты устал и ранен, Рыцарь. И могу предположить, что ты не отдыхал с того самого момента, как впервые ступил на поверхность планеты.
Аларик поднял штурмболтер, вмонтированный в доспехи предплечья. После длительной стрельбы дуло почернело от копоти.
— Мне не мешало бы возобновить боезапас, — сказал он.
— Я посмотрю, чем тут можно помочь. А пока поговорю с Сафентисом. На нашей он стороне или нет, но ему может быть известно о Каэронии больше, чем нам.
Коридор вывел их к баракам, где вдоль стен стояли заржавевшие металлические скамьи, а из личных святилищ в честь Омниссии, устроенных в нишах, поднимались струйки дыма от горящего машинного масла. Воины отделения Аларика тотчас приступили к обряду ухода за оружием. Бормоча собственные молитвы, они принялись чистить штурмболтеры и орудия Немезиды.
Брат Дворн, сняв верхнюю часть доспехов, ремонтировал многочисленные пулевые пробоины и царапины на керамитовых пластинах. Дворн, даже по меркам космодесантников, обладал могучей мускулатурой и в любых рукопашных схватках, как правило, оказывался в первых рядах. Кардис серьезно пострадал от рук демонов, и теперь его расколотую грудную клетку вправляли и перевязывали техножрецы Антигона. У Кардиса была также сломана рука, и после примитивной операции по соединению осколков кости на бицепсе остался ярко-красный рубец. Но повреждения грудной клетки, образованной из сросшихся ребер, были гораздо тяжелее. Осколки костей наверняка впились во внутренние органы. Это означало, что Кардис будет слабее и медлительнее собратьев космодесантников, и его состояние станет только ухудшаться, до тех пор пока он не доберется до настоящего апотекариона.
Каждому из трех своих боевых братьев Аларик был обязан жизнью просто благодаря тому, что в сражении они прикрывали его спину. Все они были обязаны друг другу: ни один Серый Рыцарь без поддержки товарищей не смог был продержаться на Каэронии и дня. И на Аларике лежала ответственность за их поведение в сражениях и духовное состояние. Это была тяжелая ноша, но Аларик принял ее, поскольку, кроме него, мало кто смог бы на такое решиться.
Аларик подошел к сидящей на скамье Хокеспур. Дознаватель расстегнула и опустила до пояса свой скафандр. Одежда под защитным костюмом была достаточно тонкой, чтобы Аларик мог разглядеть выступающие ребра женщины. За несколько дней на Каэронии Хокеспур сильно исхудала. И большую часть ее сил, видимо, отнимала борьба с голубовато-серыми опухолями под кожей горла и верхней части груди. Лицо Хокеспур было бледным, как воск, а короткие пряди черных волос прилипли к покрытому испариной лбу.
— Хокеспур? Как ты себя чувствуешь? — спросил Аларик.
Хокеспур пожала плечами:
— Я сопротивляюсь болезни.
— Как долго ты еще сможешь продержаться?
— Насколько хватит сил. По моим предположениям, около недели. Но я всего два года изучала курс медицины. Может, больше протяну, а может быть, и меньше.
— Антигон обещал попытаться наладить связь с орбитой. Если ему это удастся, я мог бы оставить тебя здесь.
— Нет, юстициарий. Я представляю Инквизицию на этой планете. И я должна немедленно узнавать обо всем, что вы обнаружите. Нельзя подвергать миссию риску провала только из-за того, что мое время ограничено.
Хокеспур натужно закашлялась, и рядом с ней тотчас возник техножрец с потрепанным медицинским боксом. Аларик оставил их вдвоем, а сам направился к своему отделению.
— Братья, — обратился он к товарищам. — Магос Антигон может оказать нам неоценимую помощь. Ему известно многое о том, что здесь происходит, и о структуре организации врагов. С его помощью мы, вероятно, сумеем нанести удар в самое сердце еретиков.
— Это хорошо, — откликнулся брат Дворн. — Мне надоело блуждать в потемках. На этой планете не найдется никого, кто мог бы нам противостоять в бою лицом к лицу. Все, что нам требуется, так это выяснить, где скрываются противники.
— Надеюсь, что это действительно так, — сказал Аларик. — Но все не так просто. Антигон будет пытаться наладить для нас связь с Никсосом. Тогда мы ознакомим его с ситуацией и, возможно, получим новые приказы.
— Кто бы ни контролировал сейчас эту планету, — вмешался брат Холварн, — они не случайно организовали переход в реальный мир. И они понимают: рано или поздно имперские власти узнают о том, что Каэрония захвачена еретиками и демонами. Они оказались здесь по какой-то причине и должны торопиться. Не знает ли Антигон, почему они выбрали для возвращения именно этот момент?
Аларик опустился на ближайшую скамью, и она прогнулась под его весом. Юстициарий положил на пол алебарду Немезиды и стал расстегивать массивные замки керамитового нагрудника.
— Нет, это ему неизвестно. Зато нам известно кое-что, о чем Антигон не знает.
Холварн приподнял одну бровь:
— Око Ужаса?
— В ходе Тринадцатого Черного Крестового Похода в пределы Империума попало больше кораблей Хаоса, чем за время любой другой подобной операции в последнее тысячелетие. Возможно, это простое совпадение, возможно, нет. Но если повелители Каэронии собираются способствовать Черному Крестовому Походу, то мы, одержав здесь победу, поможем тем, кто принял на себя тяжесть вторжения в Оке Ужаса. Не сомневаюсь, что до вас дошли слухи о чрезвычайной необходимости известий о победах.
Аларик снял нагрудную пластину и увидел кровоподтеки и ссадины, отмечавшие схватки последних нескольких дней. Он сильно устал, чувствовал боль и не сомневался, что к этим шрамам вскоре добавятся и новые отметины. Если, конечно, он до этого доживет. Каэрония наверняка готовит ему бесчисленное количество преград, о которых он еще не знает.
— Но пока от нас зависит очень немного, — продолжал Аларик. — В настоящий момент мы должны сосредоточиться на том, что можем изменить. А в первую очередь — на самих себе. Наше оружие повидало на этой планете слишком много скверны, и надо снова его освятить. То же самое относится к нашим телам и мыслям. Холварн, начинай обряд очищения оружия. Арчис, поговори с духом своего огнемета. До следующей битвы осталось не слишком много времени, и его надо употребить должным образом.
Брат Холварн своим низким голосом стал выпевать ритмичные строфы посвященной оружию молитвы. В ней он упрашивал духов доспехов и оружия даровать прощение воинам за то, что им пришлось столкнуться с моральной угрозой Каэронии. Все боевые братья присоединились к его пению. И каждый, кто видел их в этот момент, не мог не понять, в чем заключалась истинная мощь Серых Рыцарей: не в усиленных телах и священном оружии, и даже не в бесконечных тренировках, которые учили их сражаться с врагами. Настоящую силу им придавала вера, ее непробиваемый щит хранил их разум от обольщений Хаоса и лжи демонов. Никто, кроме них, во всем Империуме не мог похвастаться такой несокрушимостью духа — вот почему существовали Серые Рыцари, вот почему им доверяли одерживать самые яркие победы во имя Императора.
И хорошо, что они обладали этой силой. Потому что на Каэронии у них не оставалось ничего другого.
Инквизитор Никсос, не слушая протестов ответственного за протоколы адепта, решительно прошел сквозь кордон молчаливых техностражей. Никсос полагался на сопровождавших его офицеров флота, которые бы не допустили, чтобы нежеланного гостя остановили при входе. Тревожный сигнал, предупреждающий о начале торпедной атаки, все еще звучал, и на мостике усиливалась суматоха, свойственная каждому кораблю при подготовке к бою. Повсюду сновали работники, разносившие важные послания или доставлявшие необходимое оборудование с одной палубы на другую. Техножрецы отдавали бесконечные приказы, выкрикивая команды на особом техническом наречии, и машинный код звучал вокруг отрывистыми оружейными очередями.
Войдя в капитанскую рубку, Никсос тотчас понял, почему магос Корвейлан так неохотно принимает посторонних на своем корабле. Телом ей служил плотный блок из ячеек памяти и узлов регистратора, сформированный в виде объемистого квадратного столба с прикрепленными к нему проводами. Остатки физического тела магоса — грудная клетка, позвоночник, сердце и легкие, вместе с центральной нервной системой — были заключены в пластиглассовый цилиндр, стоящий на крышке регистратора. Лишенное кожи лицо поддерживалось сеткой из химически чистого металла. Магос буквально вросла в пол, и двигаться могли только ее руки: пальцы ловко управлялись с клавиатурой электронного планшета, также заключенного в прозрачном цилиндре. Более «нормальное» лицо — то самое, которое использовалось при включении видеосвязи с другими кораблями, — стояло рядом с приборной доской системы коммуникаций. Это был обычный робот, создававший впечатление, что магос Корвейлан ничем не отличается от техножрецов, которых Никсос видел по пути к рубке.
Едва инквизитор вошел в помещение, Корвейлан оглянулась. Ее лицо состояло только из мышц и костей, так что Никсос не мог различить никакого выражения, но механический голос, раздавшийся из стоящих перед механическим телом динамиков, звучал официально и раздраженно:
