– Это не игры! – вспыхнула Алекс.
      – Если ты не желаешь узнать, почему Крис распорядился так, а не иначе, значит, не хочешь взглянуть правде в лицо. А теперь не спорь. Приезжай как можно скорее.
      – Но у меня нет американской визы, – чувствовалось, что Алекс начинает уступать Памеле.
      – Это очень легко устроить. Я скажу Максу…
      – Нет! – Алекс понизила голос, словно он мог услышать ее. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о том, что я приезжаю, пока сама не решу, что делать.
      – Как знаешь. У меня есть к кому обратиться, кроме него. Побудь у телефона. Я скоро перезвоню. – Памела положила трубку, Алекс осталась в состоянии недоумения и растерянности. Но, как и просила ее Памела, она продолжала сидеть у телефона, отпивая кофе и стараясь не смотреть на часы. «С чего это я должна нестись в Нью-Йорк? – убеждала она себя. – Что за спешка такая?» Алекс нашла массу доводов против поездки. Но когда Памела позвонила ей через полтора часа, все они рассыпались, как карточный домик от порыва ветра, влетевшего в комнату.
      – Все устроено, – быстро проговорила Памела, переводя дух, и без всякого вступления. – Единственное, что тебе надо сделать, – это сейчас же отправиться в американское посольство в Женеве. С паспортом. Они ждут тебя в два часа. Как только получишь визу, поезжай в аэропорт. Самолет вылетает в Лондон без пяти четыре по местному времени. А в семь часов оттуда в Америку вылетает «Конкорд». Билет для тебя уже заказан и оплачен. Нужно его просто взять в агентстве. Я тебя встречу. Все поняла?
      – Памела, я…
      – Ты все запомнила?
      – Да, но…
      – Не спорь. Все выскажешь мне, когда прилетишь. Мы сможем разговаривать хоть всю ночь. Это необходимо, Алекс. Я уверена.
      С того момента, как Алекс поехала в юридическую контору, ее не покидало ощущение, что события развиваются независимо от нее.
      – Хорошо… – проговорила Алекс, думая о том, что за ликом мадонны у Памелы таится сильный и настойчивый характер.
      Перед отъездом Алекс зашла в комнату, где лежал Ласло Ковач.
      – Недавно он проснулся, поел бульона и снова заснул, – сказала медсестра. – Ему надо много времени, чтобы оправиться.
      – Мне необходимо уехать на несколько дней, но я буду звонить каждый вечер.
      – Да куда же он денется, – сказала медсестра. – Когда еще он начнет ходить.
      В посольстве к ее приезду все было готово. Оставалось только заполнить нужные бумаги, ответить на положенные вопросы, после чего в паспорте поставили соответствующие печати и отметки. Алекс понятия не имела, к кому обратилась за помощью Памела, но, судя по тому, как с ней обращались, – это была очень высокопоставленная особа.
      Алекс вполне успела к лондонской пересадке, и в Хитроу все прошло без сучка и задоринки. Кресла в «Конкорде» были удобны и просторны. Расположившись, Алекс достала книгу, которую захватила с собой, – критический разбор викторианской женской новеллы с точки зрения феминистского движения… Но книга так и осталась лежать у нее на коленях. Алекс смотрела в кобальтовую синеву неба, потягивала холодное шампанское и думала. От обеда она отказалась. Ее не покидало ощущение, что камень уже заправлен в катапульту. «Конкорд» стремительно уносил ее в неизвестную жизнь, и уже ничего нельзя было изменить. От этого возникало ощущение беспомощности. Но тут ей вдруг вспомнились слова Арнольда Беннета: «Что бы ни случилось, ведите себя так, словно ничего не случилось». «Что ж, – решила Алекс, – попытаюсь последовать его совету».
      Памела ждала ее в аэропорту. Она бросилась к Алекс с объятиями и поцелуями.
      – Ну как ты? – радостно спросила она. – Молодец, что решилась!
      – После того как самолет приземлился, стало легче, – честно ответила Алекс. – Теперь уже ничего не поделаешь.
      – Это только начало, – пообещала довольная победой Памела. – Машина ждет, идем.
      Они быстро прошли через таможенный и эмиграционный контроль и вскоре уже мчались в Манхэттен по скоростному автодуту.
      – Я отправила сегодня Консуэллу, чтобы мы могли побыть вдвоем. Телефон отключен, шампанское охлаждается. Я сходила в «Забар», накупила всевозможных деликатесов, – так что садись. Хочешь – забирайся в кресло с ногами, хочешь – на американский манер – задирай их на стол. Нам предстоит долгий разговор. Она прошла в свою уютную кухню, вынула из холодильника две бутылки шампанского, разложила на тарелки копченую лососину, перепелиные яйца, пять сортов оливок, маисовые лепешки с начинкой из мяса и лука, сыры нескольких сортов. Батон Памела поставила разогревать в микроволновую печь.
      – Сейчас приступим, – торжественно провозгласила она, расставляя тарелки на столе. – А пока мы выпьем шампанского.
      Памела предчувствовала, как трудно будет ей встретить тяжелый взгляд Алекс, как однажды сказал о ней Крис: «доктор Брент, подвергающая все и вся глубокому критическому разбору». Но Памела решила, что она сделает все – пусть даже придется из кожи вылезти, – но не позволит Алекс вернуться обратно в том же состоянии, в каком она прибыла сюда.
      – Держи, – протянула она Алекс бокал с шампанским и налила себе. – А теперь выпьем за удачный перелет, и ты ответишь мне на вопрос, почему у тебя такой унылый вид, когда полагается радоваться от всей души.
      – Ты считаешь, что Крис все продумал, когда писал это завещание?
      – А ты, конечно, уже готова отказаться от своей доли?
      – Если не пойму, что заставило его принять такое решение…
      – Но почему, скажи ради Бога?
      – Потому что я не могу забыть о том, что Крис оставил нам деньги Бингхэмов, клана его отца, к которому мы не имеем никакого отношения. Они перешли к нему только потому, что Ева обвела его отца вокруг пальца и надела на него обручальное кольцо. Это деньги Бингхэмов, они были накоплены в течение многих лет, и они принадлежали им, пока не появилась моя мать…
      – Я так и знала! Твоя мамаша, как чертик из табакерки, всюду выскакивает и все выворачивает наизнанку. Ты на ней просто свихнулась, ты что, не понимаешь? Она на тебя действует, как на павловскую собаку свет зажженной лампочки, тут же выдаешь одну и ту же закрепленную реакцию.
      – Нет. Неправда. Она меня больше не волнует. Все, что касается воли Криса, с ней не связано никак. Поскольку она не захочет, чтобы в газетах трепали ее имя в связи с этой историей, она не станет ничего опротестовывать. В этом у меня нет ни малейшего сомнения. Ева не пожелает выставлять себя в невыгодном свете. Ведь в представлении общества ее имя всегда связано с победами. Поражения ей не к лицу. Возмущаться тем, что ее обожаемый сын оставил половину денег своей никому не известной сводной сестре и женщине, которую любил, Ева не будет. Но принять деньги – означает стать ее соучастницей в деле, которое она затеяла давным-давно. Вот и все. Что тут непонятно?
      – Ты хочешь сказать, что Крис не имел права наследовать деньги отца? – Памела была так потрясена, что голос ее дрогнул.
      – Нет. Но я не считаю, что у меня есть на них какие-либо права.
      – А как насчет меня?
      – Крис любил тебя. И если бы он остался в живых, вы бы поженились. Да и без того – вы прожили вместе почти шесть лет, – на мой взгляд, это была настоящая семейная жизнь. И все деньги должна получить ты одна.
      Памела онемела от удивления. Но молчание ее длилось недолго.
      – Знаешь, – проговорила она, – большей чепухи я в своей жизни не слышала. Во-первых, какое мне дело до того, почему твоя мать вышла за Кристофера Бингхэма? Никого не касается, чем она руководствовалась. Но после его смерти все деньги перешли по наследству Крису. А он оставил их нам – это его право. И меня совершенно не волнуют эти Бингхэмы. Тем более что, по существу, клана Бингхэмов уже нет. Крис – последний мужчина в их роду. Если ты имеешь в виду его тетушек, то позволь мне напомнить, что они уже давно носят другие фамилии, не Бингхэмы. Они разделили между собой то, что оставила им миссис Бингхэм после своей смерти. И они не имеют никаких – слышишь! – абсолютно никаких прав на то, что унаследовал Крис. А он имел право оставить наследство тому, кому считал нужным. Как ты думаешь, почему он составил завещание в женевской юридической конторе как швейцарский гражданин, а не в Америке, хотя у него было двойное гражданство? Только для того, чтобы эти ведьмы не попытались наложить лапу на наследство. Разве тебе юристы не объяснили, как он перевел свое наследство в золото? Что «Бингхэм и компания» больше не существует, потому что он продал ее международному концерну? После чего перевел деньги в швейцарский банк – подальше от ловких американских юристов, под охрану швейцарских законов? И просто удивительно, как ему удалось предугадать кризис, который разразился в октябре и привел к банкротству многие компании?! Такое впечатление, что он предчувствовал это. Оказывается, у него было прекрасное финансовое чутье.
      Памела помолчала и продолжила уже более спокойным тоном:
      – Это еще раз доказывает, что Крис предчувствовал и то, что жизнь его будет не очень долгой. Бог знает почему, но он часто говорил о смерти, подтрунивал над собой. Я воспринимала его слова как шутку… – Памела поднялась и подошла к письменному столу. – Он предугадал и то, как ты отреагируешь на его завещание… Это можно понять из письма, которое он мне оставил. В нем он еще раз выражает свою волю… – Памела взяла со стола письмо и протянула его Алекс.
      Та покачала головой:
      – У меня нет привычки читать чужие письма.
      – Оно адресовано мне, но речь идет о нас обеих.
      – Тогда прочитай то, что считаешь нужным.
      – Хорошо, – согласилась Памела и, откашлявшись, начала читать: – «Ты всегда уверяла меня, что любишь не из-за моих денег, и за время нашей совместной жизни я убедился в искренности твоих слов. То, что я решил сделать, – всего лишь способ выразить свои чувства. Это единственное, что я могу оставить взамен себя. Я делаю это с чувством любви и признательности. Это касается вас обеих, потому что Алекс унаследует вторую половину моего состояния. Она – еще один человек, к которому я привязан, но у меня никогда не было возможности сказать ей об этом достаточно внятно, поскольку мамочка постаралась сделать все, чтобы помешать нашему общению. Может быть, на этот раз она поверит мне, хотя, зная Алекс, представляю, с каким трудом она пойдет на то, чтобы принять мой дар. Но я хочу сделать его, потому что она никогда не отвергала меня…» Дальше, – сказала Памела, складывая письмо, – он обращается лично ко мне.
      Алекс сидела неподвижно.
      – Я никогда не знала… – прошептала она, с трудом подбирая слова.
      – Что Крис любил тебя? Что он может полюбить тебя, да?
      Алекс молчала.
      – Так ведь? – настаивала Памела. – Он понимал тебя лучше, чем ты думала. Видишь, что он говорит о матери? Да, это она внушила тебе мысль о том, что тебя никто не сможет полюбить, и такую неуверенность в себе, потому что ты тогда была слишком маленькой, чтобы осознать, какими мотивами она руководствуется. А когда правда вышла наружу, было уже поздно – бетонная стена недоверия и отчужденности застыла. Крис оставил эти деньги тебе только по одной-единственной причине. Потому что он любил тебя. А теперь ответь: ты и сейчас продолжаешь считать, что не имеешь прав на наследство?
      Алекс отрицательно покачала головой.
      – Тогда пей шампанское. – Памела подняла бокал. – За Криса! – сказала она.
      Алекс выпрямилась. Глаза ее были такими огромными и сияющими, и в них застыло такое выражение, какого Памела еще никогда не видела. Сначала она не могла понять, что оно означает. А потом осознала: в глазах Алекс светилась гордость.
      – За Криса! – мягко проговорила Алекс.
 
      – Нет, нет и нет! – Ева бросала фотографии на стол, как карточные игроки бросают карты. – Ни одна не подходит…
      – Но здесь все девушки, которые работают в студиях, – заметил Макс. – Других нам просто не найти. Каждая из них хороша по-своему.
      – Хороша для кино, но не для рекламного плаката.
      – Но если ты отвергаешь признанных красавиц, то где прикажешь искать лучших?
      – Везде! Телевизионных ведущих просматривал?
      – А как насчет совсем новеньких, кого никто не знает?
      – Почему бы нет? Приводи их сюда, и мы решим.
      – Если бы вы могли сказать более конкретно, что вы хотите, – вздохнул рекламный агент. – Что-нибудь насчет цвета кожи, особенностей…
      – Цвет не так важен. Наши визажисты добьются нужного оттенка. А что касается особенностей… Она должна выглядеть сдержанной, холодноватой, недоступной и неприступной. Сражающей наповал.
      Представитель агентства взглянул на Макса и усмехнулся.
      – Я собираюсь выставить на продажу необыкновенные духи – это переворот в области парфюмерии! – с пафосом произнесла Ева. – И лицо должно точно соответствовать образу нового запаха. Эти девушки слишком молоды. Им не хватает внутренней значимости. Лицо на рекламном плакате должно быть задумчивым, погруженным в себя, отрешенным… Эта женщина должна олицетворять аромат духов.
      – Не могу себе представить, – честно ответил рекламный агент.
      Ева взорвалась:
      – Такое впечатление, что я разговариваю с глухим. Я описываю все до мельчайших подробностей. Повторяю снова и снова!
      – При всем моем уважении к вам, мадам, должен заметить, что описания – это одно, а реальность – другое. Как мы можем найти нужное вам лицо, если оно существует только в вашем воображении? Мы ищем черную кошку в темной комнате.
      «Что лишний раз подтверждает, с какими кретинами мне приходится работать, – подумала раздраженно Ева. – Ну почему они не в состоянии увидеть то, что она так ясно себе представляет? Достаточно закрыть глаза, вообразить то, что она описала, и найти нужное лицо».
      С того самого момента, как прилетела в Нью-Йорк, Ева находилась в своем приподнято-возбужденном состоянии. Лаборатории работали днем и ночью. Они предложили уже не один вариант, и все она отвергла самым безжалостным образом только потому, что они, по ее мнению, не дотягивали до уровня шедевра. Из каждой новой партии она выбирала капельку одного, капельку другого, добавляла третье, смешивала, снова просила найти новое сочетание… и так до бесконечности. Наконец, удалось выбрать три варианта, в которых, как заявила Ева, наконец-то просматривается «идея» будущих духов:
      – Ступайте и принимайтесь за работу, – скомандовала она. – И побыстрее! Нам надо еще столько сделать, а времени – в обрез. Мы должны выступить с нашими духами, как только «Эта Женщина» устроится на жердочке со своим товаром. Тут мы ее и скинем с насеста!
      Она торопила, мучила своих подчиненных, требовала, спускала с них три шкуры, теряла терпение оттого, что вынуждена иметь дело «с такими недалекими людьми», которые не в состоянии понять, чего она ждет от них.
      «Никто не понимает меня, – возмущалась она. – Никто!» А затем спохватывалась, понимая, кто она и кто они. На свете существует одна Ева Черни. «Спокойнее, спокойнее, – уговаривала она себя. – Все получится. Разве не так бывало и прежде, и разве прежний опыт ничему не научил тебя? Ты должна снова и снова дотягивать их до уровня, который установила сама».
      «Значит, мне надо снова и снова воодушевлять их, – подумала она, натягивая перчатки. – Это будет вершина всей моей карьеры. Эти духи окончательно утвердят мое имя как имя королевы красоты. Отныне, пытаясь представить себе образ красоты, которая существует в различных проявлениях, женщины будут вспоминать только меня, мои запахи, мое лицо. Эти образы будут слиты неразрывно».
      Поджидая вызванную машину, Ева смотрела в окно своего офиса и видела, как город медленно затихает. Очертания зданий растворялись во тьме, над ними вспыхивали звезды. Внизу простиралась Мэдисон-авеню со своими особянками, откуда выходили нарядно одетые мужчины и женщины. Их лица выражали предвкушение приятного вечера, который уготовил им необыкновенный и неповторимый город. Концерты, коктейли, театральные премьеры, рестораны, вечеринки. И все они пользовались тем, что им предоставляла Ева Черни, оттесняя своих соперников.
      «Вот в чем мое предназначение, – подумала она с воодушевлением. – И чтобы исполнить его, мне хочется работать. Взойти на вершину. Нести людям красоту, без которой женщины никогда не могут существовать. Это мой дар миру. И по этой причине я обречена на одиночество. Я творю этих женщин, как в свое время лепила самое себя. То, что я даю, позволяет им становиться красивее и богаче и добиваться успеха». Ева раскинула руки, словно хотела заключить весь город в свои объятия.
      Прожужжал зуммер, означавший, что машина подошла к подъезду. Ева с довольной улыбкой на лице шагнула к дверям.

20