– Я прикажу кому-нибудь из слуг посидеть с ней, – пообещал Томас.
– Спасибо, Томас. Если она проснется, в чем я сомневаюсь, позвоните в больницу.
– Будет сделано, мисс Джулия.
Брэд стоял на том же месте, где она его оставила. Она дотронулась до его руки.
– Пошли. Я отвезу тебя в больницу.
Томас успел сказать им, что леди Эстер в реанимации. Когда они вошли в приемное отделение, Джулия увидела там весь клан Брэдфордов, вплоть до двоюродных и троюродных сестер и братьев.
Эбби сидела рядом с Сетом. Они держались за руки. С другой стороны – Чарли, которую было просто не узнать – фунтов на тридцать худее и шикарно одета. За их спинами стояли сыновья, уже совсем взрослые. У окна сидела Битси, по бокам от нее – ее сыновья, муж смотрел в окно, пока не заметил Джулию.
Все смотрели на них.
Эбби сразу встала.
– Да. Что случилось?
– Как только вы ушли, она пошла в разнос, ты ведь знаешь ее припадки гнева. Это привело к приступу астмы, тяжелому, а это, в свою очередь, – к кровоизлиянию в мозг. Как сказали доктора, обширный инсульт мозга. Она в коме, ей поддерживают жизнь только с помощью аппаратуры.
– Пойдем со мной.
Они исчезли за дверями с небольшими круглыми окошечками, а Джулия оглянулась, чтобы посмотреть, нельзя ли где сесть. Но тут она встретилась взглядом с Битси, которая, казалось, хотела прожечь в ней дыры своим взглядом.
– Давай, иди, посмотри! – злобно прошипела она. – Все твоя работа! Стоит тебе появиться, как в семье возникает катастрофа!
– Битси! – резко одернул ее Сет, вставая.
– Нечего меня останавливать! Я правду говорю. Не появись она, ничего бы не случилось. Мама с Брэдом ведь из-за нее поссорились, так? И из-за нее моя мать сейчас умирает!
Сет подошел к Джулии и сжал ее руку.
– Так она же дочка Брэда, дурак! Хотела бы я дождаться того дня, чтобы она так позаботилась о моих детях!
– Справедливость! Да когда это что-либо было справедливо в отношениях Брэда и матери? Она всегда заботилась только о своем единственном, драгоценном сыночке! – Битси поднялась и двинулась к Джулии, как зверь, готовящийся к прыжку. – Зачем ты вообще влезла в нашу семью? От тебя одни беды! Ты мне и тогда не нравилась, не нравишься и сейчас, потому что ты – высокомерная стерва! Что ты, черт побери, о себе воображаешь? Да в тебе столько же жизни, как и в белом гладиолусе!
– Битси! – прогремел голос Сета. – Джулия ничего не сделала, чтобы заслужить эти оскорбления.
– Да она вообще ничего сделала, ничегошеньки, ни для меня, ни для мамы, ни для Брэда! Она просто стояла в сторонке и позволяла матери делать все, что ей заблагорассудится, так ведь? Если она любила Брэда, то почему не боролась за него? Ну нет, только не она. Ведь можно было запачкаться, так что спокойнее не обращать внимания! Она никогда ни о ком не заботилась, кроме себя, любимой!
– Ты тут нам сейчас демонстрируешь собственную самовлюбленность, Битси.
– То, что твоя мать сделала с Джулией, непростительно.
– Я молю Бога, чтобы она так же небезразлично относилась ко мне и моим сыновьям! Но у нее всегда на первом месте Брэд, Брэд, Б-р-э-д! – Джулия почувствовала, что Битси обрызгала ее всю слюной, с такой яростью она выкрикивала слова, пока к ней не подошел ее муж и она не забилась в истерике в его объятиях.
Он взглянул на Джулию холодно, обвиняюще. Все остальные как завороженные уставились в пол, словно ожидая, когда он разверзнется.
Джулия почувствовала, как кто-то взял ее за руку, и, подняв глаза, увидела, что на нее с беспокойством смотрит Сет.
– Битси вела себя возмутительно. Я прошу тебя, пойми. Она в шоке, не владеет собой.
«Почему я не в шоке?» – подумала Джулия. У нее, напротив, все внутри онемело, она была не в состоянии пальцем пошевелить.
Прицельный огонь Битси попал прямо в точку. «Она лишь высказала свое мнение, – тупо подумала Джулия. – Да, но если ты и не узнала себя на портрете, это вовсе не значит, что в нем нет сходства… Белый гладиолус? Прямой, белый, безжизненный…» – Она содрогнулась.
– Дорогая моя, – заботливо произнес Сет. – Пожалуйста, не расстраивайся. Ты ведь уже должна знать, что любая картина, нарисованная Битси, окрашена в черные краски ее ревностью к брату.
– У тебя были тяжелые сутки, – продолжал утешать ее Сет. – Мне кажется, тебе стоит вернуться к дочери и отдохнуть. Здесь ты ничем не поможешь. – Он вздохнул. – Боюсь, что мы здесь все ждем конца. Ее мозг разрушен окончательно. Иди к дочери. Я все объясню Брэду.
Она машинально пошла с Сетом, который посадил ее в машину и наклонился к окну, чтобы еще раз высказать свою озабоченность.
– Нет. Останься с Эбби. Ты ей нужен. Я справлюсь. Правда. – Вот только сама она была не слишком в этом уверена.
Он подождал, пока машина не скрылась из глаз. Но как только Джулия отъехала достаточно далеко, она заглушила мотор, положила голову на руль и почувствовала, что начала мелко трястись. Никогда в жизни никто не говорите ней с такой жестокой откровенностью. В результате придуманный ею ее собственный имидж разлетелся вдребезги. Между тем, что она думала о себе сама, и тем, как ее воспринимали другие, не было ничего общего. Безразличная? Равнодушно-спокойная и собранная? Неужели другие воспринимали ее старания контролировать себя таким образом? Неужели тот внешний образ, который она с таким тщанием создавала, был принят за ее суть? Что ж, разве не по внешности судят в первую очередь? Тетка часто говорила: «Люди встречают тебя по одежке. Следи, чтобы она была у тебя в идеальном состоянии».
Крис говорила, что она, Джулия, молится совершенству. Но та же Крис говорила ей и многое другое, от чего она отмахивалась. «Гордость, – подумала она сейчас. – Безудержная, надменная гордость. Эстер Брэдфорд сразу ее разглядела. Неудивительно, что она сумела мною манипулировать, как хотела. Она все видела, это точно. И играла на этом. Если бы она не знала заранее моей реакции, ей ни за что бы не преуспеть».
«Еще одно фиаско, – подумала Джулия, тщетно копаясь в кровоточащих обломках самоуважения. – Сначала Крис, теперь Битси. Очевидно, это правда. Я именно такая. В глазах других людей, во всяком случае. Я и представления об этом не имела, ни малейшего. Обманывала себя так долго. Например, уверяла себя, что Брэд хочет, чтобы я не делала волну», когда на самом деле он нуждался, причем отчаянно, в совершенно противоположном, даже если и не подозревал об этом сам. Дрексель Адамс говорил, что я сильная. Что я – спасение Брэда. Я ведь знала, да, да, знала, что Брэд боится матери, и все же допустила, чтобы мои собственные страхи руководили моими действиями. Я боялась испачкаться, я всегда, с давних времен, испытывала отвращение к эмоциональным дрязгам. Не пыталась понять, почему ревнует Битси, просто принимала это как должное. Почему-то вспомнились слова общей исповеди, которую она почти забыла. Как там? «…оставлять несделанным то, что должно сделать, и делать то, что делать не должно, и не дадено нам будет здоровья…» А она еще думала, что леди Эстер больна! «О Господи, – подумала она. – Что я натворила? И чего я не сделала?» Брэд покаялся в своих грехах Вечного младенца; она же покаялась в том, что, как ей казалось, было грехами эмоционального отрочества. Ни на секунду ей не пришло в голову, что она упускает тайной свой грех, как гордыня. Один из семи смертных грехов… Она припомнила, как в первый раз Брэд сказал, что восьмой грех – терять время впустую. И тут она виновата. Она теряла впустую время, потеряла мужа, все.
Она с душевным трепетом взирала на сложившийся перед ее мысленным взором «Портрет Джулии Кэрри» и видела, насколько он ужасен. Белый гладиолус. Жесткий, белый, негнущийся. Точность определения Битси не оставила от ее гордости камня на камне. Она и была жесткой и негибкой. Ни разу не пыталась понять чувствами, лишь умом. Только сейчас, испытывая боль и страдания, она осознала с ужасом, что должен был чувствовать Брэд.
У нее вырвалось рыдание, жгучие слезы потоком потекли из глаз, все тело содрогалось; «Милостивый Боже, прости меня», – просила она снова и снова. Скопившееся за последние сутки напряжение вырвалось наружу, она полностью потеряла самоконтроль. Не думала ни о чем, в первый раз в своей жизни она позволила чувствам возобладать. Она рыдала, пока больше не осталось слез, только сухие всхлипы, вздрагивая при воспоминании о словах Битси. С другой стороны, у нее было ощущение, что она прошла сквозь огонь. Но Брэд все еще поджаривался на своем.
Она выпрямилась, отбросила волосы с глаз и поискала бумажную салфетку. Вытерла лицо, взглянула в зеркальце и быстро отвела взгляд. Может, ей вернуться? Подождать вместе с остальными? Показать им, что она не станет уползать, как побитая собака, зажав хвост между ногами? Гордость! – предупредила она себя. Какая разница, что они подумают? Значение имеет лишь Брэд, как ему сейчас приходится, как он страдает. «Возвращайся к Дженни, дождись его. Ты будешь ему нужна больше, чем когда-либо. Будь на месте. На этот раз, Джулия, сделай все правильно. Ты обязана. Это твой последний шанс. Ты подвела его в первый раз. Ради Бога, ради него и себя, не повтори ошибки…»
Когда она снова завела двигатель машины, она чувствовала себя так, будто ее пропустили сквозь сито, и то, что выпало в осадок, было Джулией, лишенной/чувства превосходства. Она почувствовала, что в голове прояснилось. Вот только бы того, что осталось, хватило, чтобы пройти сквозь то, что ей предстоит. «Что ж, – подумала она. – Во всяком случае, стоит попытаться».
22
Кэролайн очнулась от того, что кто-то тряс ее и кричал:
– Да проснешься ли ты наконец, черт возьми! Кэролайн, ты меня слышишь? Кэролайн!
– Уходи, оставь меня в покое…
– Я оставила тебя в покое, и посмотри, что случилось! Ты так нажралась, что тебя узнать невозможно. Ты проснешься или нет?
– Незачем просыпаться.
– Нет, есть, именно это я и хочу тебе сказать!
С трудом открыв глаза, Кэролайн увидела нависшее над ней торжествующее лицо матери. Она моргнула, постаралась сосредоточиться и увидела, что мать держит в руках кипу газет.
– Такие новости! Эстер Брэдфорд умерла! Правда-правда! Вчера утром с ней приключился удар, а поздно вечером она умерла. Посмотри, здесь все на первых полосах.
С трудом приподнявшись, Кэролайн протерла слипающиеся глаза.
– Вот, выпей. – Мать вложила ей в руку стакан ледяного апельсинового сока. Обжигающий холод несколько прочистил мозги Кэролайн. – Смотри сама. Старая сука померла, точно! Никогда не надеялась, что доживу до этого дня! – Элайн была вне себя от радости.
Снова протерев глаза, Кэролайн уставилась мутным взглядом на протянутые ей газеты. Там она увидела фотографию свекрови и огромный заголовок: Бостонская аристократка умерла. Газета была бостонской. Элайн покупала все газеты и тщательно вырезала упоминания в них о ее дочери, миссис Уинтроп Брэдфорд, чтобы потом наклеить в альбом.
– Так это правда, – тупо проговорила Кэролайн.
– Разумеется, правда! Давай вставай. Нельзя терять времени. Ты должна вернуться в Бостон, но сначала нужно привести тебя в порядок. Посмотри на себя! Полный развал! – Мать чуть не плакала. – Сейчас же к Арден и обработка по полной программе, девочка моя. Я также позвоню адвокатам. Нужно остановить развод. Теперь в этом нет необходимости, раз старая кошелка прибралась. Вставай же! Ты разве не понимаешь, что это значит?
Эстер Брэдфорд действительно умерла! Разъеденный алкоголем мозг Кэролайн не мог воспринять этой новости. Такие люди не умирают. Они все тянут и тянут: портят другим жизнь, рушат надежды, держатся мертвой хваткой за своих сыновей.
Мать снова выскочила из ванной комнаты.
– Да встанешь же ты наконец! – Она стащила Кэролайн с измятой постели, свалив по дороге пустую бутылку. – И чтоб больше ни капли! – Элайн выбросила бутылку в мусорную корзину. – С этого момента у тебя сухой закон, поняла? Господи, как же ты кошмарно выглядишь! – Она сморщила нос от отвращения при виде опухшего лица, непрокрашенных волос, запаха винного перегара. Втолкнув Кэролайн в душ прямо в ночной рубашке, она до отказа повернула кран. Кэролайн завопила, но мать не дала ей выключить холодную воду. – Так или иначе, но ты должна быть трезва как стеклышко, когда сегодня днем появишься в Бостоне.
И Томас впустил в дом совсем другую Кэролайн. Волшебники миссис Арден сделали чудо. Лицо было великолепно подкрашено, волосы приобрели яркий золотистый цвет, костюм от Оскара да ля Рента сидел идеально, а маленькая кокетливая шляпка с вуалью помогала скрыть слегка налитые кровью глаза.
– Миссис Брэдфорд!
– Где все, Томас?
– На ферме, мадам.
– На ферме!
– Да, мадам. Все вернулись туда… после того, как леди Эстер умерла.
Черт! Ей следовало догадаться. Ведь они собирались на ферме всегда в случае рождений, свадеб и смертей. У этих Брэдфордов пунктик насчет корней. А она оделась для Бостона.
– Пойду наверх и переоденусь. – Она проплыла мимо него. – Спортивный «мерседес» на месте? Подгони его. Я сама поеду на ферму.
Она быстро покопалась в шкафах, все еще набитых до отказа одеждой. Где-то было черное шерстяное платье, оно подойдет. В самый раз для загорода. Она сменила туфли на высоких каблуках на более удобные и достала манто из русских соболей. В конце концов, она все еще жена Брэда.
Она не сомневалась, что вернет его. В такое-то время. Он сейчас того и гляди свалится. Пизанская башня двадцатого века. Она знает, как с ним обращаться.
Но когда увидела кучу машин у дома, она поняла, что все будет не так просто. Черт бы их побрал! Весь штат приносит свои соболезнования.
– Ну! – Эбби недовольно смотрела на Кэролайн. – Тебя-то мы меньше всего ждали!
– Почему? Все ведь здесь! – Огромная гостиная была наполнена людьми, которые держали в руках бокалы и разговаривали тихими голосами, соответствующими печальному событию. – Я ведь жена Брэда, забыла?
– Но, безусловно, не на долгое время. Когда ты уезжала в Филадельфию, ты орала о разводе так, что за версту было слышно.
– То было тогда. Сейчас – другое дело.
– Ну-ну! – мрачно отозвалась Эбби.
– Ты же слышала, как твоя мать разговаривала со мной, как она меня обзывала. Это она велела мне убираться из дома!
– Вот именно. Тем более что ты сама виновата. Так что довольно нахально с твоей стороны появиться здесь сегодня.
– Я имею право видеть своего мужа. Где он?
– Занят. Как ты заметила, мы здесь далеко не одни.
– Это я вижу!
– Оставь его в покое, Кэролайн. У него сейчас и так забот полно.
«Кэролайн ему только не хватает, – сердито подумала Эбби. – Будь она неладна. Да еще Джулия здесь. Но Брэд потребовал: Джулия остается, Дженни тоже». Битси бесилась, но Эбби была рада. Тут ее взгляд остановился на саквояже Кэролайн.
– Надеюсь, ты не собираешься здесь ночевать?
– Разумеется, собираюсь. Как жена Брэда…
– Слушай, хватит тебе об этом. И не трогай его сейчас. Найди какое-то дело. Займи кого-нибудь из гостей, помоги нам.
Она подтолкнула Кэролайн к группе гостей, и той ничего не оставалось, как пожимать руки и принимать соболезнования. Ладно, утешила она себя, это укрепит ее положение в семье.
Она оглядывала комнату в поисках Брэда и наконец обнаружила его среди большой группы гостей, в основном женщин. Она начала двигаться по комнате, приближаясь к нему все ближе и ближе и внимательно разглядывая его. «Он выглядит ужасно! – со злорадством подумала она. – Осунулся. И так постарел. Самое время повзрослеть. Все уже давно это сделали». Этот усталый, нервничающий, страдающий мужчина не был похож на того везунчика, за которого она выходила замуж. «И неудивительно, – мстительно подумала она. – Теперь ему придется стоять на своих собственных ногах, а он этого не умеет. Никто уже больше не станет кормить его с ложечки». С таким Брэдом она справится, подумала Кэролайн торжествующе. Такого она может взять и вылепить по своему желанию. И когда она с ним покончит, никто его не узнает.
Но когда Кэролайн наконец добралась до него, он не обрадовался при виде ее. Глаза его были мертвы. Он пожал ей руку и поцеловал в щеку, как просто хорошо знакомого человека.
– Кэро, спасибо, что приехала.
– Что ты этим хочешь сказать? Я же твоя жена, черт возьми!
Именно в этот момент к ним приблизилась старая миссис Пибоди, которая покидала свой дом только для выражения соболезнований по поводу чьей-нибудь смерти. Она шла, опираясь на руку своего младшего внука. Кэролайн увидела, как Брэд приветствовал ее с той же официальной вежливостью, что и ее. «Я этого не потерплю! Отнестись ко мне, как к еще одному посетителю…» Вся кипя от злости, она смотрела, как он провожает миссис Пибоди до дверей. Тут она заметила, что к ней приближается младшая сестра ее мужа. Она демонстративно повернулась спиной и удалилась. Эта стерва рассчитывает теперь занять место своей матери. Она подошла к бледной, заплаканной Чарли.
– Что здесь происходит? – резко спросила она. – Что с Брэдом?
Губы Чарли вытянулись в тонкую линию, выражающую отвращение.
– Его мать только что умерла.
– Это я знаю! Я имею в виду перемену в нем.
– А ты бы не изменилась, если бы это была твоя мать?
«Нет, точно нет», – подумала Кэролайн, но быстро соврала:
– Конечно, я понимаю, как это ужасно, но… да ладно, Чарли, ты ведь знаешь, что было.
– Для Брэда сейчас важно только то, что есть, – тихо заметила Чарли.
– Да, по-старому уже не будет, – согласилась Кэролайн, думая про себя: – «И слава Богу».
– Нет. Это ужасно… мама рассказывала… – Но тут она вспомнила, с кем разговаривает, и, пробормотав что-то невнятное, сбежала.
«Ужасно? – подумала Кэролайн, у которой вступило в действие ее шестое чувство. – Разве что-нибудь случилось? Что-то вызвало смерть этой старой стервы. Иначе, отчего бы Брэду так погано выглядеть?» Из того, что ей удалось вынести из соболезнований, она поняла, что смерть была внезапной и неожиданной. Но ведь с инсультами всегда так? «Интересно, – подумала Кэролайн. – Может, кто-то довел ее до такого состояния? Она ни одного дня не болела, насколько я помню, и доктор постоянно за ней приглядывал. И вдруг инсульт! Брэд! Не может быть! Или может? – подумала она злорадно. – Брэд довел ее до инсульта? Неудивительно тогда, что он выглядит так, будто ему вынесли смертный приговор».
Она не видела его с той ночи, когда он убежал с фермы. Вернувшись в Филадельфию, после того как старуха выгнала ее из дома и велела больше не показываться, она нашла утешение в бутылке. Черт! Что же она пропустила? Брэд наконец выступил против матери? Увидел в конце концов истину? Это уж точно могло довести старую перечницу до удара. «Я должна выяснить, потому что это важно. Если он виноват, мне следует знать, насколько и в чем».
Она снова оглядела переполненную комнату в поисках мужа, но тут заметила Эбби, выходившую из кабинета. По выражению ее лица Кэролайн сразу поняла, что там происходит что-то важное. Дождавшись, пока Эбби смешалась с толпой, она быстро направилась в кабинет, но оказалось, что там никого нет. Однако двери на террасу в дальнем конце комнаты были открыты. Она было вышла на лужайку, но остановилась с хриплым вскриком, какой издает человек, когда в него попадает пуля. «Вот в чем дело, – подумала она. – Она. И девчонка. Я должна была догадаться».
На качелях, привязанных к высокой ели, раскачивалась маленькая девочка. Она с радостным визгом взлетала вверх, потом падала вниз, чтобы снова взлететь от толчка. Толкал стоящий рядом Брэд. Джулия Кэрри наблюдала.
Первой ее заметила Джулия.
– Брэд… – предупредила она.
Он повернулся.
– Ну! – воскликнула Кэролайн обвиняюще. – Так вот почему ты избегаешь меня, свою жену!
– Пойдем, маленькая, – Джулия остановила качели и сняла Дженни. – Пойдем посмотрим лошадей.
– А ты стой на месте! – рявкнула Кэролайн. – Чтобы я могла знать, что ты задумала.
– Уведи Дженни к лошадям, – тихо сказал Брэд.
Дженни подняла глаза на мать, которая обещала:
– Мы потом покачаемся еще.
Когда они ушли, Кэролайн воинственно спросила:
– Что она здесь делает?
– Я ее пригласил.
У Кэролайн отвисла челюсть.
– Готова поспорить, не тогда, когда здесь была твоя мать.
– Нет.
– Ну, разумеется, нет! Ты не отдал бы ее на растерзание матери, так? Но ты бросил меня, убежал, как последний трус! Мне пришлось выслушивать все ее гадости. Я не стану из брезгливости повторять, что она говорила! Я бы с собакой так не позволила себе говорить!
– Мне очень жаль, Кэролайн. – В голосе действительно звучало сожаление. – По сути дела, – тихо продолжил он, – мне бы надо было попросить у тебя прощения за многие вещи, Кэролайн. За то, что я на тебе женился. Я теперь понимаю, что поступил неправильно. Ни ты, ни я этого не хотели, за нас решила мать.
– Неправда! Я хотела, я хотела тебя с того самого момента, как впервые увидела!
– Ты хочешь сказать, что стремилась стать миссис Уинтроп Брэдфорд.
– Потому что я любила тебя, до сих пор люблю.
– В самом деле, Кэро? Я сомневаюсь…
– Это правда. Я всегда тебя любила.
– Меня или то, что я собой представлял?
– Как можешь ты говорить такие жестокие вещи?
– Теперь могу. Разве ты не видишь, Кэро…
– Это ты не видишь! Никогда ничего не видел, кроме того, что твоя мать подсовывала тебе под нос! Ты, к примеру, не видел, какой несчастной она сделала мою жизнь! Всегда со снисходительной усмешкой, смотрела сверху вниз, презирала. Постоянно намекала, что я не настоящая женщина, потому что не могу родить ребенка… Ну, разумеется, ты этого никогда не слышал, потому что в твоем присутствии она ничего не говорила, да и все едино тебе было наплевать. Ты всегда только об одном и думал – перетрахать всех встретившихся тебе женщин!
Брэд сказал глухим голосом:
– И за это меня прости, если сможешь.
Кэролайн замолчала на полуслове.
– Что с тобой случилось? – спросила она настойчиво. – Я тебя не узнаю.
– И слава Богу.
– Что здесь происходит? Что тебя так перевернуло? И почему здесь эта женщина… и девчонка?
– Моя дочь, – поправил ее Брэд.
– Понятно. А меня, значит, на помойку, раз я не могу родить?
– Да нет, все не так. У нас с тобой ничего не получалось в прошлом, не выйдет и в будущем. Между нами ничего нет, Кэро, ты знаешь это так же хорошо, как и я. – Спокойная, но решительная твердость в его голосе привела Кэролайн в ярость.
– Если ты думаешь, что сможешь похоронить меня вместе с твоей матерью, то я должна тебя разочаровать! После всех этих лет, что я унижалась? Не пройдет номер! Я не для того провела пять лет в аду, чтобы позволить какой-то суке занять мое место в раю!
– Все впустую, Кэро. Я не могу сделать тебя счастливой, как и ты меня. Я скверно поступил, женившись на тебе, и я еще раз прошу простить меня, если сможешь. Но я не собираюсь пытаться возродить нечто, что умерло много лет назад. Воспользуйся своей свободой, Кэро, поищи себе кого-нибудь другого.
– Не надо мне другого. Я хочу тебя, и ты мне принадлежишь. Видит Бог, я тебя удержу! – Лицо ее покраснело, голос срывался на визг. – Мой отец купил тебя для меня, ты мой, мой, слышишь? Будь я проклята, если позволю тебе бросить меня из-за этой рыжей суки!
– Выбирай выражения, – посоветовал Брэд таким голосом, что красные пятна на ее щеках побелели. – Все кончено, Кэро. Многим вещам когда-то приходит конец. В том числе и нашему браку.
– Ну уж нет, если это хоть сколько-нибудь от меня зависит! Что ты о себе воображаешь, строя вдруг из себя святого сукина сына? Уж от кого-кого, а от тебя религиозности не дождешься! И все это быстро кончится! Уж я тебя знаю! Ты меня не бросишь, ты, всевластный бостонский Брэдфорд! Я подниму такую вонь, что к тебе близко по ветру никто стоять не сможет!
Но он только повторил, на этот раз решительно и окончательно:
– Мне очень жаль, Кэро, – и повернулся, чтобы уйти.
– Не смей поворачиваться ко мне спиной!
Но он повернулся и ровным шагом направился прочь.
– Подонок! – крикнула она ему вслед. – Вонючий лжец и мерзкий подонок!
– Почему эта леди кричит на дядю Брэда? – спросила Дженни, нахмурившись точно так же, как и ее бабка.
– Потому что она рассердилась.
«Несчастная дурочка, – подумала Джулия. – Запутавшаяся, как и все в радиусе действия леди Эстер. Вот только Кэролайн отказывалась страдать в одиночестве. А именно это, – подумала Джулия с тяжелым чувством, – и делает сейчас Брэд».
Вернувшись из больницы, он разбудил ее, чтобы сообщить, что мать умерла.
– Я сказал им, что они могут отключить приборы, – признался он глухим голосом, в котором звучало только поражение. – Надежды не было никакой. Абсолютно никакой. Ее мозг был почти полностью уничтожен.
Джулия встала с постели и крепко обняла его, прижавшись к нему своим теплым с постели телом.
– Все к лучшему, – сказала она, понимая, что это действительно так, причем не только в физическом смысле. – Она все равно не жила с этими машинами. Просто живой мертвец.
– Она была такой маленькой, – с некоторым удивлением заметил Брэд. – От нее ничего не осталось, а ведь она всегда казалась очень большой. Почему теперь она стала маленькой?
Она почувствовала, как по щекам у нее потекли слезы. Потому что в этот момент она поняла, что любит этого сломанного, страдающего мужчину так, как никогда не любила блистательного красавца, который побаловался с ней и оставил ее эмоционально покалеченной. К этому несчастному, потерянному человеку она испытывала такую нежность, что ей казалось, она переполняет ее через край, – как и ее любовь к Дженни с того самого момента, как она взяла дочку на руки. Этот мужчина нуждался в ней, как никто другой, он ничего не мог ей предложить, кроме многих наполненных болью и горечью лет вместе с остатками той личности, которую он тщетно пытался сохранить. И она чувствовала, что хочет его – вместе с бородавками и всем остальным, радостно подумала она, – как никого и никогда не хотела. Сердцем, не телом. В этом вся разница, поняла она. Тут не было ничего сексуального, секс к этому не имел отношения. Здесь речь шла о душе.
– Мой бедный любимый, – говорила она, качая его, как качала бы обиженного ребенка.
– Я убил ее. – Голос его был пустым. – Я чертовски хорошо знал, что для нее смертельно опасно так срываться, но довел ее до этого, потому что бросил. Она не смогла с этим смириться. Я был ее жизнью. Она мне много раз это говорила, она предупреждала, что когда-нибудь я принесу ей смерть…
– Нет! – Ярость в тоне Джулии заставила его вздрогнуть. – Ты не смеешь так думать! Твоя мать сама себя уничтожила! Если бы она научилась держать себя в руках, смирилась бы, что рано или поздно тебя придется отпустить, она бы не умерла. Но она убила себя. Потому что не смогла дать тебе уйти, не смогла принять это как должное. Да, ее убил ее собственный гнев. Потому что она не могла получить то, что хотела. Ты не должен винить себя за то, в чем ты не виноват!
Она прижалась к его лицу и почувствовала, что оно влажно от слез.
– Я так ее любил – и так глубоко ненавидел. Я отчаянно хотел от нее освободиться, что с ужасом думал, что может случиться из-за этого. Поэтому я никогда и не решался. Но она оказалась права, я принес ей смерть.
– Ничего подобного! – страстно возразила Джулия. – Она носила смерть в себе! Даже она не посмела бы это отрицать!
Она отодвинула его немного, чтобы взглянуть ему в лицо, но его глаза были закрыты. Лицо – серое от усталости. «И ничего удивительного, – подумала она с глубоким сочувствием. – Как давно он последний раз спал? По меньшей мере, двое суток на ногах». Он тяжело привалился к ней. Вырубился под действием усталости и переживаний.
– Ты устал, – прошептала она с нежностью. – Тебе надо поспать.
– Устал, – пробормотал он. – Так устал…
Она осторожно положила его на постель, где он сразу же отключился. Она сняла с него только ботинки, потом подняла ноги на кровать и прикрыла его одеялом. Затем легла рядом. Что-то бормоча, он придвинулся ближе, зарылся лицом в ее плечо таким привычным движением и обнял ее. Вздохнул еще раз и затем забылся глубоким сном.
«Бедный мой, любимый мой», – думала Джулия с щемящим чувством, радуясь тому, что может обнять его, утешить, согреть, дать все, что ему необходимо. Он нуждался в ней и раньше, тиранически нуждался, но сейчас все иначе. Это не было вынужденным, он ни от чего не бежал – он на этот раз к чему-то стремился. И в этом, как она поняла, огромная разница. «Как странно, – с удивлением думала Джулия. – На этот раз ничего сексуального». Раньше, если они так обнимали друг друга, то это являлось либо прелюдией к сексу, либо результатом секса. Но не на этот раз. Обнимая его, блаженно спящего, она тоже испытывала блаженство – ибо впервые за все время чувствовала, что он действительно целиком принадлежит ей. И не только потому, что умерла его мать. Не потому, что ему нравилось ее лицо и привлекало ее тело. Потому что он нуждался в ней, Джулии Кэрри, как личности, а не просто как в женщине. Он пришел за утешением, поддержкой, нежностью к ней, ни к кому-либо другому. И какое это счастье иметь возможность дать ему все это…
Она отвела светлые волосы у Брэда со лба, заметив, какими глубокими он изрезан морщинами.