– Любила! Да такой любовью убить можно!

Мать вжалась в подушки.

– Как ты смеешь мне говорить подобное?

– Потому что наконец я могу это сделать.

– Я ни в чем тебе не отказывала, ни в чем! – страстно воскликнула она. За восклицанием последовал слабый стон. – Кто так тебя изменил? Кто отравил твой ум и настроил против меня? Наполнил его этой чудовищной ложью?

– Правда чудовищна, не ложь!

– Я с ума сходила от беспокойства. Никто не мог мне сказать, где ты, даже мои собственные дочери сговорились против меня. Меня предали мои же собственные дети!

– А в предательстве ты эксперт, верно?

На этот раз стон прозвучал громче.

– Как ты можешь говорить такие вещи?

– Теперь могу.

– Я всегда так тебя любила, больше я ни в чем перед тобой не виновата!

– Ты хочешь сказать, любила, чтобы владеть! Любить – не означает брать, так, как ты брала, брала и брала. Любить – это отдавать, хотеть, чтобы тот, кого ты любишь, был счастлив. У тебя же на первом месте, на последнем, на любом – всегда ты сама. Тебе всегда было безразлично, в чем я нуждаюсь, что нужно мне!

– Ложь, ложь… – Голос жалкий, слабый. – Я ни в чем тебе не отказывала!

– Лишь в праве быть самостоятельным человеком! Как только я родился, ты надела мне петлю на шею и душишь меня с той поры.

Лицо леди Эстер передернулось.

– Как смеешь ты говорить мне такое! Никто, даже ты, не имеет права так меня оскорблять! И я отказываюсь оправдываться перед тобой, да, да, даже перед тобой!

– К тому же это было бы совершенно бесполезно. Меня интересует только Дженни. Где она и что ты с ней сделала?

– Я ничего тебе не скажу! Как смеешь ты разговаривать со мной в таком тоне? Я тебе не горничная, я не разрешу тебе указывать мне в моем собственном доме! Вспомни, кто ты, и вспомни, кто я!

– Как будто я могу забыть!

Она незамедлительно сменила тактику.

– Ах, – вздохнула она, положив руку на сердце. – Зачем ты со мной так… – Глаза увлажнились, умоляя его. – Мы будем жалеть о том, что сегодня наговорили, мы ведь это сгоряча. Мы с тобой никогда не ссорились, и не только потому, что я знаю, как это для меня опасно.

– Пожалуйста, без эмоционального шантажа! Говори, где Дженни, и я больше не стану тебя беспокоить.

– Перестань утверждать, что я знаю, где она! – Голос звучал на октаву выше.

– Не выйдет, потому что ты в самом деле знаешь. Я знаю, ты ее где-то спрятала…

– Да ничего ты не знаешь, ничего! – Она снова откинулась назад и закрыла лицо руками. – Что я сделала, чтобы заслужить такое? – проговорила она надтреснутым голосом.

– Все твои мерзости. Все, что ты делала во имя своей драгоценной любви! Да к черту такую любовь! Никогда ты меня не любила, только себя!

Она жалобно рыдала, склонившись к коленям, закрыв лицо руками.

– Мой сын, мой сын… что ты со мной делаешь? Поверить не могу, чтобы ты принял всерьез пьяные бредни своей жены, ведь она все эти годы просто старалась настроить тебя против меня. – Леди Эстер подняла заплаканное лицо. – Иди сюда, сядь рядом, мы обо всем поговорим. Все еще можно исправить. Разве я всегда не направляла тебя на путь истинный?

– В самое дерьмо, туда, где тебе хотелось меня видеть.

Согбенная спина стремительно выпрямилась.

– Не смейте дерзить, сэр! Ты начинаешь мне надоедать своими грубостями и беспочвенными обвинениями. Еще раз повторяю, не смей так со мной разговаривать! Я не стану терпеть этого ни от твоей жены, ни от тебя!

– Плевал я на то, что ты будешь или не будешь терпеть. Хватит тянуть время. Повторяю, где Дженни?

– Я не стану слушать! – Она ладонями зажала уши. – Не позволю с собой так обращаться. Никто не смеет ничего от меня требовать, даже ты! Я многое тебе спускала, но есть предел моему, терпению.

– Тогда было бы неплохо, чтобы я сам поднабрался терпения.

– Похоже, ты за последнее время много чего поднабрался. И все без исключения отвратительно. Я вижу, ты совсем обо мне не думал.

– Уверяю тебя, мама, я ни о чем другом почти не думал.

– И все из-за этой гадкой, бесплодной женщины, твоей жены!

– Я не видел Кэролайн с того же времени, что и тебя.

– Чтобы ты мог поверить ей, плебейке и ничтожеству, а не мне, твоей матери! Как ты мог! Мой любимый сын. Как ты мог!

– Это было непросто.

– А мне? Мне, думаешь, было просто? Ты сбежал, ни слова не говоря, оставив меня в волнении. Потом, когда ты решил вернуться, ты принялся обвинять меня в самых диких, невозможных вещах! Никогда бы так о тебе не подумала, ведь ты – мой сын!

– Это потому, что я тебе больше не сын.

Эти слова заставили ее снова поднять голову и взглянуть на него полными ужаса глазами.

– О нет. – И снова протянута дрожащая рука, снова в глазах мольба. – Ты не можешь так поступить…

– Я провел пять худших в моей жизни часов в самолете, и я отвечаю за каждое свое слово. Тебе до сих пор все безразлично? Все, что я сказал, каким я стал – все это не имеет для тебя ни малейшего значения? Тебе нужно только удержать меня в узде, согнуть под нужным тебе углом. Все, мама. Ты меня слышишь? С этим все!

Ярость в его голосе и взгляде заставили ее замолчать. Еще раз ее лицо скрылось в ладонях, но мозг лихорадочно работал.

– Ты не в себе, – наконец заявила она. – Я тебя не узнаю. Что случилось с моим сыном?

– Он наконец вырос, вот что. Погляди повнимательнее, мама, я больше не твой маленький мальчик.

Она и в самом деле посмотрела на него, затем ее взгляд как молния метнулся по комнате, но угас, наткнувшись на яростный взгляд Брэда.

В отчаянии она снова упала на подушки в позе великомученицы.

– Дорогой мой мальчик, что случилось с нами? Ты причиняешь мне такую боль. – По щекам ее текли обильные слезы. – Если я сделала что-то не так, я прошу прощения за то, что, как ты считаешь, я сделала. За то, что слишком тебя любила. На тебя это не похоже – так грубо относиться к моим чувствам…

– Тебе всегда было плевать на мои.

Она издавала жалкие стоны, плечи вздымались от рыданий, но сквозь слегка раздвинутые пальцы леди Эстер внимательно следила за сыном.

– Ты ответишь, даже если мне придется проторчать здесь весь день. Где Дженни? Ты что, не представляешь себе, что ты делаешь с Джулией? Тебе это безразлично?

– А тебе безразлично, что ты делаешь со мной? – пронзительно закричала она, не сводя с него горящих глаз. – Теперь я вижу, кто тебя настроил, чье здесь злостное влияние. Этой женщины! И после того, что она сделала тебе!

– Ты хочешь сказать, что ты сделала ей.

Он видел, как шея матери покрывается красными пятнами, что служило первыми признаками гнева, но сейчас его это не страшило.

– Я знаю все, мама. Я видел Джулию, она рассказала мне правду, А ты еще называешь себя любящей матерью! Да кошка лучшая мать, чем ты. Ни один человек, имеющий представление о любви, не сделал бы то, что сделала ты – другой матери! Ты, которая без конца провозглашала безмерность материнской любви! Чего ты не учла, так это того, что я знаю, что такое быть отцом. Я хочу вернуть свою дочь! Поняла? Мою дочь!

Из горла леди Эстер вырвался вой на высокой ноте.

– Твою дочь! Твоя дочь! Ты должен думать о твоей матери!

– Ты сама думаешь о себе, причем с избытком.

Он увидел, как она схватила чашку, чтобы швырнуть в него, и сумел уклониться: Чашка ударилась о дверь и разлетелась вдребезги. За ней последовал чайник. Все еще горячий чай окатил его. Он рванулся к кровати и, прежде чем она успела поднять руки, схватил ее за горло.

– Будь ты проклята! – крикнул он. – Ты не мать, ты исчадие ада! Почему ты не говоришь мне, где Дженни? Ты хочешь, чтобы я вырвал из тебя признание? – Ему сдавило горло от гнева и боли, в душе он не мог поверить тому, что делал, и вместе с тем не мог заставить себя отпустить руки. Ему казалось, что боль от каждого нерва передается ему в голову, скапливается в затылке и вот-вот разорвет череп. Точно такую же боль он испытывал прошлой ночью.

– Говори, что ты сделала с моей дочерью! – Он резко встряхнул ее. – Говори!

Но ее глаза, не отрывавшиеся от его лица, горели фанатичным огнем.

– Давай, убей меня! Покончи со мной! Разве я не говорила тебе всегда, что через тебя приму смерть?

Выругавшись, он отбросил ее от себя, что-то внутри не давало ему полностью потерять контроль над собой, и в этот момент он осознал, что стук раздается не у него в голове. Кто-то стучит в запертую дверь.

– Брэд, впусти меня! Брэд, Брэд, пожалуйста… Это Джулия. Впусти меня…

– Все нормально, Джулия. – Он постарался говорить спокойно, хотя на самом деле его всего трясло.

– Но я знаю, где Дженни. Маркус действительно увел ее. Томас видел ее в машине…

Он распахнул дверь так внезапно, что стоящие за ней Джулия и Эбби едва не упали.

– Ты! – Голос леди Эстер напоминал шипение кобры. – Как же я сразу не догадалась! – Она начала приподниматься с кровати, готовясь к удару.

– Что видел Томас? – настойчиво спросил Брэд.

Ответила Эбби.

– Маркус заехал на Маунт Вернон-стрит, чтобы забрать ключи от старых складов, мать велела Томасу их отдать. Когда он закрывал дверь, он увидел на заднем сиденье машины Маркуса маленькую рыжую девочку…

– Поберегись! – То был Сет, вышедший из-за спины Эбби и так резко оттолкнувший Джулию, что она упала.

Леди Эстер, умудрившаяся встать с кровати, надвигалась на нее, размахивая палкой. Но удар достался Брэду, другой рукой он вырвал трость у нее из рук.

– Это ты виновата! – завопила леди Эстер, обращаясь к Джулии. – Мне следовало с тобой разделаться окончательно, как я поступила с другой рыжей сукой, которая хотела забрать то, что принадлежит мне!

Оскалив зубы, она бросилась к Джулии, готовая выцарапать ей глаза, но снова между ними стал Брэд, а рванувшийся вперед Сет схватил тещу за руки. Пытаясь удержать вырывающуюся женщину, он говорил Брэду:

– Уходи! Возьми Джулию и поезжай за Дженни. Мы тут управимся. Уходи! От твоего присутствия ей только хуже. – Но Брэд не мог отвести глаз от чудовищно искаженного лица матери. Взяв его за руку, Джулия почувствовала как он напряжен, глаза его не отрывались от матери, а на лице было выражение человека, краем глаза заглянувшего в ад.

– Брэд! – Он взглянул на нее, и его боль передалась ей. – Дженни.

– Дженни, – повторил он и глубоко, судорожно вздохнул. – Да… Дженни.

Резким движением он схватил Джулию за руку и потащил за собой из комнаты вниз по лестнице. Когда он исчез, леди Эстер удалось вырваться, но она услышала хлопок входной двери, и из ее груди вырвался вопль, от которого у присутствующих мурашки пошли по коже.

– Брэд! Брэ-э-д! Брэ-э-д! – Жилы на шее напряглись. – Мой сын, мой сын! Я потеряла сына!

Какое-то мгновение Эбби, Сет и Энни не в состоянии были двигаться от ужаса, чем воспользовалась леди Эстер и, вырвавшись, схватила трость, которую отбросил Брэд. Она сразу же завертелась, как бешеная, ломая все вокруг. Она металась по комнате и крушила все, что попадалось на пути. Картины валились со стен, хрусталь, фарфор, все, чего касалась трость, разлеталось вдребезги. То была настоящая оргия разрушения. Уворачивась от ударов, Эбби и Сет старались схватить леди Эстер, хотя им то и дело чувствительно доставалось. И тут Эбби осознала, что имя, которое выкрикивает мать, изменилось. Она уже больше не звала сына. Она кричала:

– Папа! Папа! Вернись ко мне, папа! Зачем ты меня покинул? Вернись ко мне, папа!

Только Энни с ее сообразительностью простолюдинки догадалась подставить ей ногу, отчего леди Эстер полетела на пол, выронив трость. Джонас схватил палку, а Сет и Эбби тем временем подняли упавшую женщину, которая теперь выкрикивала самые грязные ругательства. Эбби с тоской вспомнила о смирительных рубашках, но тут почувствовала, что тело ее матери выгнулось. Крик замолк, как будто кто-то сжал ей горло, рот беззвучно открывался и закрывался, а лицо начало приобретать неприятный красный оттенок, постепенно переходящий в пурпурный.

– Астма! О Господи! Ингалятор, быстрее, ради Христа, в верхнем ящике комода, поторопитесь!

Джонас дернул ящик так резко, что он вывалился целиком и все содержимое рассыпалось по полу. Он быстро нагнулся, нашел ингалятор и сунул его Эбби, которая, в свою очередь, вставила его в рот матери, пытаясь не дать ей исцарапать себя. Энни с мрачным видом помогала ей удерживать больную. Неожиданно обе женщины почувствовали, как тело леди Эстер резко выгнулось. Она издала полустон-полурычание, и Эбби ощутила, что у нее по пальцам течет что-то теплое. Внезапно дурно запахло, и Эбби с ужасом увидела, как лицо матери становится серым, тело обвисло, как мешок с крупой, а из носа течет струйка крови, пачкая уже изгаженную и порванную ночную рубашку.

– Мама! – в ужасе воскликнула Эбби. – О Господи, мама!

Брэд вел машину так, будто он помешался, как и его мать: с ходу беря повороты, все повышая и повышая скорость. Дождь сделал дорогу скользкой, машину постоянно заносило, один раз она развернулась на сто восемьдесят градусов, но Брэд справился и снова вжал в пол педаль газа. Джулия сидела, упершись ногами и вцепившись в дверную ручку, но не произносила ни слова. Она из кухни слышала достаточно, чтобы теперь молчать. Вскоре они оказались в старой, полуразрушенной части города. Встречающиеся в этот ранний час прохожие были, в основном, представителями этнических меньшинств. В этой части Бостона вместо высоких зданий с изящными фронтонами стояли грязные дома, в которых жили по нескольку десятков семей, а узкие, извивающиеся улочки, типичные, как выяснила Джулия в свой первый приезд в этот город, для Бостона, были замусорены. Когда Брэд свернул в узкий проезд, где стены обросли плесенью и повсюду свисали ржавые пожарные лестницы, Джулия внутренне застонала. О, Дженни, Дженни…

Они остановились перед высокими деревянными воротами с маленькой дверью. Крикнув: «Пошли скорее!», Брэд толкнул дверь и придержал ее, чтобы Джулия могла войти. Они оказались в большом, вымощенном булыжником дворе, заставленном ржавеющей техникой. В конце двора они увидели полуразвалившееся здание на сваях, сделанное наполовину из дерева, наполовину из железных листов. Джулия бежала за Брэдом, вглядываясь в окна с выбитыми стеклами, и вдруг увидела в одном из них грязную мордашку своей дочери – все еще в красной индейской шляпе.

– Дженни! Маленькая моя!.. – выкрикнула она, врываясь в дверь как раз в тот момент, как Брэд набросился на Маркуса, сидящего за маленьким столом, заваленным комиксами.

– Мама! Где ты была? Я так долго ждала!

– Дженни, милая! – Джулия опустилась на одно колено и прижала к себе хрупкое тельце бросившейся к ней девочки. Между энергичными поцелуями Дженни жаловалась:

– Я ждала и ждала, и я есть хочу! Маркус обещал мне биг-мак, но так и не принес… – Она прекратила ныть, потому что в этот момент перевернулся маленький столик. – Почему дядя Брэд бьет Маркуса?

Взяв ее на руки, Джулия отошла в конец комнаты, подальше от борющихся тел, от вскриков, от звуков ударов.

– Потому что он рассердился на Маркуса за то, что он забрал тебя, не сказав нам. Дженни, малышка, почему ты ушла с Маркусом? Я так беспокоилась.

– Но Маркус сказал… – Дженни, вскрикнув, прижалась к Джулии, потому что Брэд схватил стул и ударил им Маркуса по голове. Один взгляд на его лицо заставил Джулию закричать:

– Брэд! Брэд, ради Бога! Ты убьешь его!

Она никогда не видела ни у кого такого дикого гнева и, хотя понимала, что таким образом Брэд освобождается от печали и боли, пыталась остановить его. Маркус был крупнее, но Брэд обладал силой, которую дает безумие. Теперь он бросил Маркуса на пол и, схватив его за горло, сжимал, сжимал и сжимал.

– Брэд! – Отодвинув Дженни в сторону, Джулия подбежала к нему. Глаза Брэда были широко раскрыты, зубы оскалены, а руки все сжимали горло противника. – Брэд! – Джулия размахнулась и изо всех сил ударила Брэда по лицу. – Прекрати! Прекрати! – закричала она. – Он не стоит того, чтобы его убивать! – Дженни захныкала, и Джулия снова закричала: – Ты пугаешь Дженни!

Имя дочери сумело пробиться сквозь ярость Брэда, и Джулия увидела, что он ослабил хватку. Она сама отняла его руки от горла Маркуса. Маркус закашлялся и остался лежать с закрытыми глазами, хватая ртом воздух. У Брэда текла из носа кровь, на лице виднелись следы от ударов Маркуса, один рукав рубашки был порван. Тяжело дыша, он пробормотал:

– Я мог бы убить эту сволочь!

– Что ты почти и сделал.

– Дженни в порядке?

– Да, но ты ее напугал.

– Извини, – сказал Брэд, вовсе не чувствуя себя виноватым. – Он это заслужил.

Дженни, сообразив, что опасность миновала, подбежала к матери.

– Мне здесь не нравится, – заявила она. – И я есть хочу.

Брэд рассмеялся. Настроение его внезапно переменилось.

– Я должен был догадаться. – Он присел перед ней на корточки и спросил строгим голосом и с серьезным выражением лица: – Почему ты не сказала мне, что уходишь с Маркусом?

– Он мне не велел, – послушно ответила Дженни. – Он сказал, что это сюрприз. Мы летели в самолете, и он купил мне кока-колу и мороженое…

– Я полагал, что тебе не разрешалось ни с кем уходить без разрешения мамы.

– Но ведь это Маркус, – терпеливо объяснила Дженни.

– Ну и что? Ты так больше поступать не будешь, поняла?

Дженни взглянула на мать, которая строго смотрела на нее.

– Даже с Маркусом? – спросила она тоненьким голоском.

– Ни с кем, даже со мной. Поняла?

Дженни кивнула.

– Твоя мама очень расстроилась. Ты знаешь, как она беспокоилась, разыскивая тебя, не? зная, куда ты подевалась?

По щеке Дженни скатилась крупная слеза.

– Но Маркус сказал…

– Неважно, что сказал Маркус. Ты больше никогда не будешь уходить ни с кем, повторяю, ни с кем, если мама не разрешит. Ясно?

Дженни кивнула. Джулия тоже наконец поняла. То, чему она не могла поверить, когда была за ним замужем: что он может быть суровым, что его следует остерегаться и лучше не стоять на его пути. Она никогда не видела его на работе, так что не знала его с этой стороны. Она знала только легкого Брэда, охочего до удовольствий, эксперта в постели, красивого и притягательного мужчину, или другого – связанного по рукам и ногам, испуганного, эмоционально шантажируемого матерью… Тот человек, который сейчас наставлял Дженни, причем так, что она мгновенно подчинилась, был тем Брэдом, который, как утверждал Сет, да и Эбби, тоже существовал – если взять на себя труд заглянуть поглубже, «А я, – с горечью подумала Джулия, – именно этого и не сделала. И не только в отношении него, но и его матери. Только потому, что он никогда не демонстрировал мне свою сильную сторону, поскольку в этом не было нужды, я не верила, что она у него есть. Господи, прости меня, – подумала она. – Я сама во всем виновата».

– Прости меня, – говорила тем временем Дженни тонким голоском.

– Вот и молодец. – Брэд поднял ее и поцеловал. Она обняла его за шею и тоже поцеловала.

– Я с голоду умираю, – сказала она с надеждой. – Маркус обещал мне биг-мак, но так и не принес.

– Значит, ты получишь его сейчас. Тут, кстати, «Макдональдс» в конце улицы.

– И еще я хочу картошку и молочный коктейль и…

– Все, что пожелаешь, – согласился Брэд. Джулия воспользовалась удобным случаем.

– Почему бы вам с Брэдом не пойти и не заказать еду на троих? – жизнерадостно предложила она. – Я присоединюсь к вам, вот только перекинусь словечком с Маркусом.

Брэд повернулся, но, прежде чем он успел что-нибудь сказать, Джулия тихо заметила:

– Этого оставь мне. – Их глаза встретились, и Брэд согласно кивнул.

– Тогда пошли, – обратился Брэд к дочери. – Тут во дворе есть кран. Давай немного умоемся, а то нас не станут обслуживать.

– Что тебе заказать, мам? – спросила Дженни, когда они подошли к двери.

– Кофе и биг-мак. Но побольше горячего кофе. – Она постаралась улыбнуться, но едва не заплакала при виде грязной майки Дженни, засохшего кетчупа в уголках рта, грязных рук и ног. Но, несмотря на все это, индейская шляпа прочно держалась на ее голове. Брэд был весь в царапинах и синяках, а под глазом набухал фонарь.

– Идите, – сказала она им. – Я скоро. – Они снова обменялись взглядами с Брэдом, и дверь за ними захлопнулась.

Джулия повернулась к Маркусу.

Он дотащился до кресла и сидел, прикладывая к ссадине под глазом носовой платок.

– Что касается тебя… – начала она с отвращением.

– Да ладно, Джулия, – Маркус поморщился, так как из-за расшатавшегося зуба ему было больно говорить. – Я не в форме.

– Как ты мог, Маркус? Я полагала, мы друзья.

– Да очень просто. Так всегда бывает, если у тебя нет выбора. Старуха крепко держала меня за загривок.

– Но похитить Дженни! Я думала, ты ее любишь.

– Люблю. Но свободу я люблю больше.

– Зачем, черт побери, ей это понадобилось? Она же должна была понять, что я догадаюсь.

– Да она мало что соображала, потому что потеряла своего сына. Я ей сказал, что это идиотская затея, но она не хотела слушать. Я ей сказал, что Дженни не пойдет с незнакомым человеком, что ты ее так научила. Но я зря терял время. Она была в таком бешенстве, что ничего не понимала.

– Я понимаю ее чувства. Ты обманул меня. С самого первого момента, когда ты явился ко мне в коттедж, ты обманывал меня. Сделал вид, что удивлен моей беременностью. А ведь именно поэтому она тебя и послала, так? Правильно?

– Ну, следила она за тобой. Что тут нового?

– То, что ты оказался лжецом, вором и еще похитителем детей. Ты ведь поддерживал меня, используя ее деньги, верно?

– Конечно, откуда у меня свои?

– А двадцать процентов, их тоже она получала?

– Пятнадцать. Она великодушно оставляла мне жалкие пять! – Голос обиженный.

Типично для Маркуса. Он не жалел о содеянном, горевал только о том, что его поймали.

– Только подумать, ведь я тебе доверяла, – проговорила Джулия.

– Послушай, если бы я не сдерживал старуху, она давно бы с тобой покончила. Когда я тебя узнал, я принял твою сторону.

– Вот только не предупредил меня. Ты играл на обе стороны, так? Как раз посередине, так ведь удобнее.

– Я делал то, что должен был делать, – устало сказал Маркус. – Если бы ты сделала то, что сделал я, да побывала там, где побывал я, ты бы быстро узнала, где твое место.

– Я полагала, тебя не сажали в тюрьму, – жестко заметила Джулия.

– В тот раз нет, – согласился Маркус, к которому вернулся его привычный юмор.

Джулия недоверчиво рассмеялась.

– А твои попытки затащить меня в постель – это тоже ее идея?

– Но мое собственное желание, – галантно ответил Маркус.

Он взглянул на нее, и она поверила, что он говорит правду. Хотя, впрочем, какая разница?

– Я просто не нахожу слов, – наконец заключила она.

– Такое ведь случилось в первый раз.

– И в последний, что касается меня. Ты можешь взять свои двадцать процентов и засунуть туда, где побольнее.

Он дотронулся до шатающегося зуба.

– Больно.

– Хуже, чем стать объектом шантажа? Ведь так оно и было, признайся? Или тюрьма, или…

– Я делал за нее грязную работу задолго до того, как меня уволили. За тем меня фирма «Брэдфорд и сыновья» и наняла. Именно я докупал и продавал, давал взятки, откупался, организовывал то, что сейчас называют промышленным шпионажем. Поэтому-то она в суд и не подала. Слишком я много знал. Ей пришлось меня отпустить. К тому времени подрос ее драгоценный сыночек.

При этих словах лицо Маркуса исказилось.

– Ты ненавидишь Брэда, верно?

– А чего там вообще любить? Зазнайка и все. Первый в Гарварде. Иностранные спортивные машины, лучшие девки из Редклиффа, полный кредит во всех забегаловках, ужины в «Ритце». Почему одному человеку дается так много? У меня же были только мои мозги. Даже настоящего имени не было. Никто не мог правильно произнести фамилию моего деда, когда он появился в этой благословенной стране, так что ее переделали просто в «Левин». Он из России даже своего собственного имени не вынес!

С большим опозданием Джулия поняла, что под личиной беспечного, жадного до денег человека скрывалась застарелая ревность, ненависть и зависть, то есть те черты, которые умело использовала леди Эстер.

– Я крал у Брэдфордов, потому что у них было что красть. Сам виноват, что потерял бдительность и в последний раз попался. С той поры она занесла меня в черный список.

– Ты, наверное, и помрешь смеясь, – горько заметила Джулия.

– Слушай, работать на Эстер Брэдфорд – тут не обхохочешься.

– Когда ты будешь перед нею отчитываться, и да поможет тебе Бог при этом…

– Да не собираюсь я перед ней отчитываться, – заявил Маркус, все еще пытаясь остановить кровь. – И если она решит меня преследовать, можешь ей сказать, что у меня имеются копии некоторых документов, из-за которых она сама загремит в тюрьму. «Брэдфорд и сыновья» превратятся в «Брэдфорд и преступники». Вряд ли ей этого захочется.

Джулия закатила ему такую пощечину, что он едва не свалился с кресла.

– Вот это последний мой тебе привет.

Она вышла, и дверь с громким стуком захлопнулась за ней.

Она все еще кипела, когда вошла в тепло ресторанчика «Макдональдс». Когда она отыскала глазами своего бывшего мужа и дочь, ей захотелось рассмеяться. Дженни с упоением поглощала биг-мак, а Брэд, положив подбородок на руки, не сводил с нее восхищенных глаз. От запаха горячего кофе у нее потекли слюнки, но, когда она села за их столик, ее неожиданно охватила апатия, так что она просто положила голову на стол и закрыла глаза. Брэд пододвинул ей стаканчик с кофе. Она сняла крышку, вдохнула аромат, отпила и вздохнула.

– То, что надо.

– И вот это твое, ма, – сказала Дженни, подвигая ей биг-мак. – Поторопись, а то остынет.

Джулия улыбнулась, но не сделала попытки открыть крышку.

– Ты что, не хочешь есть? – удивленно спросила Джулия. – Дядя Брэд тоже не захотел, так что я съела его порцию.

Джулия расхохоталась.

– Ты съела два биг-мака?

Брэд усмехнулся.

– У нее аппетит, как у голодного тигра, – заметил он. – Ну как там у тебя?

– Все, что я думала, оказалось правдой. Он был ее шпионом. Много лет. Он также просил передать, что если вы захотите его преследовать, то у него есть какая-то информация, в результате которой вам придется менять название фирмы на «Брэдфорд и преступники».

Брэд нахмурился.

– Интересно.

Джулия переставила свою чашку с кофе.

– Он сказал… он сказал, что занимался тем, что ты делаешь сейчас, после того как начал работать в фирме. – Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Он имел в виду грязную работу.

Брэд не отвел взгляда.

– Верно, – ответил он. – Я на ней учился. Но мне удалось кое-что изменить, после того как у меня появилась власть. Матери не было нужды делать и половины того, что она делала. Ей это просто нравилось.

Джулия кивнула. Ее огорчило и обрадовало, что Брэд сказал ей правду. «Теперь, – подумала она, – может, действительно между нами будет только правда».

– Что дальше? – спросила она.

– Я вернусь на ферму. Но сначала отвезу вас на Маунт Вернон-стрит. Не хочу, чтобы вы были рядом с матерью.

– Достань нам билеты, и мы улетим в Калифорнию.

– Мне кажется, вам сначала следует выспаться. Лучше завтра?

Она поняла, что ему не хочется, чтобы они торопились, поэтому просто сказала:

– Хорошо. – И добавила: – Я ничем не могу тебе помочь?

– Нет, не хочу, чтобы ты в это ввязывалась.

– Слишком поздно. Я уже ввязалась, из-за Дженни.

– Возможно, но мы ее нашли, слава Богу. Мне теперь следует разобраться с остальным.

Зная, что он думает о тех воплях, которые доносились до них сквозь закрытые окна, она с надеждой сказала:

– Эбби справится.

– Я именно это и имею в виду. Она тут ни при чем. Это моя забота.

Она почувствовала, что сейчас, когда радость и злость потихоньку улеглись, он снова весь напрягся. Кроме того, от тепла ресторана и ощущения того, что кризис миновал, на нее навалилась тяжелая усталость. Глаза слипались. Дженни тоже начала клевать носом, там и не справившись со вторым гамбургером. Она положила его на стол и зевнула.

– Я устала, мама…

Брэд так стремительно поднялся, что Джулия поняла, как ему хотелось побыстрее начать двигаться. «Разумеется, – подумала она, – как бы там ни было, она все еще его мать».

Дженни уснула у нее на коленях, не сумев побороть комбинации из полного желудка и чувства полной безопасности. Джулии самой не терпелось добраться до постели.

Но открывший им дверь Томас был непривычно расстроен и напряжен.

– Мистер Брад, слава Богу, что вы вернулись!

Брэд нахмурился.

– Что случилось?

– Ваша мама, сэр. С ней случился удар рано утром. Миссис Эмори не так давно позвонила и сообщила, что ее увезли в больницу. Я объяснил, что вас здесь нет, но она велела сообщить вам об этом, как вы только появитесь.

У Брэда ноги приросли к полу.

– Удар!

– Да, сэр. Миссис Адамс тоже в больнице, и я сообщил другим членам семьи.

Джулия быстро приняла решение.

– Не могу я где-нибудь уложить Дженни в постель? Она так устала, что не проснется, но было бы неплохо, если бы кто-нибудь за ней присмотрел.

Глаза Томаса расширились, когда он увидел, кто стоит перед ним с ребенком на руках.

– Миссис… мисс Джулия! Ну конечно, конечно. Простите. Я так огорчен, сами понимаете.

– Подожди, – приказала Джулия Брэду. – Я поеду с тобой.

Он промолчал.

Джулия поспешно уложила Дженни на кровать в первой же спальне, указанной ей Томасом. Девочка не проснулась, только свернулась клубочком и засунула большой палец в рот.