Глава 3

Блэз собирался позвонить Доминик, как и обещал, сразу после встречи с Кейт Меллори, однако после разговора с Ролло Беллами последовал целый ряд деловых звонков, и, когда Блэз наконец освободился, его жена, как это нередко с ней случалось, уже успела разом изменить все планы, решив перенести вылет на сутки. Доминик и Катрин сопровождали гроб с телом Чарльза Деспарда. С самолетом проблем не возникло: в аэропорту Кеннеди всегда находился свободный самолет. На этот раз это был «боинг-737». Доминик позвонила сначала в похоронную фирму Фрэнка Кэмпбелса и сделала необходимые распоряжения, а затем — горничной матери.

К тому времени, когда Блэз стал разыскивать ее по всему Манхэттену, траурный кортеж уже направлялся в аэропорт, и вскоре гроб с телом Чарльза Деспарда поместили в багажное отделение, а Катрин устроили в салоне самолета, напоминавшем гостиную на Парк-авеню. Сама Доминик давала инструкции французскому поверенному, который должен был сопровождать мадам и тело покойного мсье в Париж, где гроб погрузят на маленький самолет, вылетающий в Марсель. В Марселе их будет ждать катафалк, который и доставит тело в скромную церковь близ деревушки Вант. Когда-то Чарльз купил и заново отстроил здесь старый дом, где любил проводить свободное время. Двести лет назад его прапрапрапрадед, Гастон Деспард, покинул родной Прованс и отправился в Париж, где, став ростовщиком, положил начало благосостоянию семьи. Теперь Чарльз вернется в родные края и обретет покой под старым, уже одичавшим кустом белых мальмезонских роз, которые он очень любил.

Когда Доминик сообщили, что звонит ее муж, она не взяла трубку. Ей не хотелось посвящать его в свои планы.

Блэз может подумать, что она вмешивается в его дела, и у них опять возникнет спор, а спорить ей хотелось меньше всего. Она попросила передать мужу, что отдыхает и просит ее не беспокоить. После того как все уладится, подумала она, у нее будет достаточно времени для объяснений.

В магазине, кроме Кейт, никого не было. По субботам Ролло обычно на час-другой уходил в свой любимый паб, где собирались театралы и гомосексуалисты. А Кейт в это время перекусывала сандвичем с чашкой кофе: суббота считалась для нее удачным днем. Поэтому, услышав звон колокольчика над дверью, она стремительно поднялась, надеясь увидеть еще одного выгодного покупателя.

Час тому назад какой-то невзрачный мужчина выложил восемьсот фунтов наличными за редкий стаффордширский кувшин, который она откопала на деревенском рынке среди всякой рухляди. Она уплатила за него пять фунтов, очистила от слоя вековой грязи, и перед ней оказался чудом сохранившийся образец великолепной стаффордширской керамики. Подобные находки случались крайне редко, но цепкий взгляд и врожденное чутье никогда ее не подводили. Кейт вышла из-за ширмы с улыбкой, которая тут же исчезла, когда она увидела, кто к ней пожаловал.

Кейт узнала посетительницу по многочисленным фотографиям в газетах и журналах. Однако, увидев ее перед собой, она вдруг ощутила острый приступ бессильной зависти и отвращения к себе. Доминик дю Вивье выглядела так, как мечтает выглядеть любая женщина. Черный бархатный костюм с высоким меховым воротником и узкой юбкой облегал все волшебные изгибы ее тела, плотно охватывая тонкую талию. Высокие каблуки подчеркивали все достоинства ее точеных ног. На черных блестящих волосах сидела маленькая шляпка с вуалеткой. В ушах сверкали сапфиры. Вокруг нее витал пьянящий аромат порока.

Но самое главное было в другом: как ни мучительно это признавать, Доминик дю Вивье окружала плотная атмосфера чувственности.

Ее улыбка заставила Кейт вздрогнуть.

— Ну конечно, — сказала она по-французски. — Это она. Такая высоченная… Такая лохматая… — Последнее слово было произнесено с легкой дрожью, словно волосы Кейт были оскорблением хорошему вкусу. Затем, одним ударом уничтожив все, что осталось от достоинства Кейт, она произнесла:

— Вы, разумеется, поняли, кто я такая?

— Да, поняла, — ответила Кейт на том же языке, и при звуках безупречного французского тонкие черные брови Доминик поползли вверх.

— Ну конечно. Папа научил вас своему родному языку. — И, повернувшись к креслу эпохи Людовика XVI, спросила:

— Я могу сесть?

— Садитесь, если хотите, — нелюбезно ответила Кейт.

Она понимала, что ведет себя не лучшим образом: ей снова приходилось защищаться.

— Благодарю. — Доминик легко, как перышко, опустилась на стул. Она не могла не чувствовать ничем не прикрытую враждебность Кейт.

— Я решила, что, раз уж мы оказались в этой немыслимой ситуации, которую создал папа, нам лучше побеседовать с глазу на глаз, без свидетелей и посредников.

Кейт напряглась, выставив вперед подбородок, болезненно ощущая свою некрасивость, несуразность одежды, всклокоченные волосы. Она чувствовала себя оскорбленной и раздавленной. И неуклюжей, как танк.

Доминик закинула ногу на ногу, эта позиция была у нее отработана блестяще.

— Надеюсь, вам ясно, что из этого ничего не выйдет.

Папа был очень сентиментален. Хотя вы, вероятно, его почти не помните? Вы с ним давно не виделись… — Это был прямой выпад. — Двенадцать лет — долгий срок, вы жили вместе немногим больше. И были тогда совсем ребенком. Конечно же, это злополучное решение он принял потому, что не в меру расчувствовался.

«Да как она смеет говорить в таком тоне об отце? — возмущенно подумала Кейт. — И называть его папой, хотя он ей вовсе не отец. Он мой отец. Мой!»

— Отчего же, я хорошо его помню, — холодно произнесла Кейт. — Отец был не из тех, кто принимает решение под воздействием чувств. Для этого он был слишком французом. И всегда точно знал, чего хочет.

— Вот как — прозвучал нежный голосок. — Можно ли из этого заключить, что вы изменили о нем свое мнение?

— Мое мнение остается при мне, я просто излагаю факты так, как их помню, — уточнила Кейт, понимая, что перед ней опасный противник.

— Значит, вы по-прежнему относитесь с нему враждебно? — Сапфировые глаза смерили Кейт еще одним уничижительным взглядом. — Или большие деньги, не говоря уже о связанной с ними власти, внесли в ваши чувства некоторые коррективы?

Кейт и не думала о деньгах. Ее слова были ответной реакцией на причиненную ей боль.

— Если я и соглашусь принять наследство, — произнесла она с презрением, — то только потому, что моя фамилия Деспард и я имею на него законное право.

— Но ведь, когда отец ушел от вас, вы отказались носить его фамилию, — произнесла Доминик с медовой улыбкой «Точнее, когда вы с вашей матерью увели его», — готово было вырваться у Кейт, но она промолчала, сообразив, что эта красотка наверняка задалась целью спровоцировать ее на ссору иди скандал — Я последняя в роду Деспардов, — произнесла она с такой неподдельной гордостью, что брови Доминик поползли вверх. — И мой отец никогда не забывал об этом.

То, что Доминик дю Вивье позволила себе выставить отца сентиментальным чудаком, больно задело Кейт.

Только она одна имеет право думать и говорить о своем отце что угодно: она его дочь, его плоть и кровь. У Доминик такого права нет.

— Мне кажется, — сказала Доминик, — что, прожив столько лет в Англии, он стал совсем англичанином. Настоящий француз никогда не написал бы такого странного завещания. Но вы не можете судить о своем отце — вы давно не жили с ним вместе, вы даже не прочли ни одного его письма. Я понимаю, — продолжала она с фальшивым участием, — очень больно, когда тебя бросают. К тому же для всякой женщины отец — это первый в жизни мужчина. Образ отца влияет и на последующий выбор… — «А ведь у тебя никого нет, голубушка, и я это знаю», — говорила ее ехидная улыбка. — Вы совсем на него не похожи, — продолжала она, всем своим деланно сочувствующим видом давая понять, что это обстоятельство достойно всяческого сожаления.

— Люди, знавшие моего отца, говорят, что у меня его характер, — отпарировала Кейт, возведя Ролло во множественное число.

— Тогда, коль скоро вы унаследовали его замечательный здравый смысл, — с издевкой произнесла Доминик, — то должны понимать, насколько абсурдно его завещание Ну что вы знаете о «Деспардс»?

Так, значит, речь идет о «Деспардс». Еще одна разгадка.

— Я знаю «Деспардс» с пяти лет, — гордо ответила Кейт.

— С тех пор многое изменилось.

— Но не в «Деспардс». Отец был не из тех, кто ищет перемен ради самих перемен Он никогда ничего не менял, не имея на то веских оснований — Так вы полагаете, что знаний, полученных вами в раннем детстве, достаточно? Но это нелепость. «Деспардс» принадлежит мне. Я вложила в него столько сил. Папа обещал мне…

У Кейт перехватило дыхание. Потому что ее сводная сестра лгала. Отец оставил «Деспардс» не Доминик, а Кейт…

— Если б отец обещал, он сдержал бы слово. Но, если вы остались ни с чем, значит, никакого обещания не было. — Кейт постаралась, чтобы голос ее звучал спокойно.

— «Деспардс» принадлежит мне по праву! — Доминик начала терять самообладание.

— Но мой по крови!

Удар пришелся точно в цель. Однако Доминик не думала сдаваться.

— Не слишком ли поздно вы об этом вспомнили? — язвительно заметила она. — Впрочем, англичане известны своим лицемерием.

— Лучше поздно, чем никогда. И лицемерие здесь ни при чем.

«Я всегда надеялась, — подумала Кейт. — Всегда в глубине души верила». Она вдруг осознала, что все двенадцать лет знала, что когда-нибудь все будет именно так.

Словно тяжелая ноша свалилась с плеч. Кейт выпрямилась, подняла голову. Поняв, что это означает, Доминик взвилась от ярости:

— И у вас хватит наглости взять то, что вам давно не принадлежит ни по совести, ни по закону?

— Мой отец, очевидно, так не думал. — Кейт торжествующе улыбнулась. — Он часто говорил мне, что главное в его жизни — я.

— И потому ушел к моей матери? — Смех Доминик ранил в самое сердце.

Но Кейт не сдавалась. Новые оскорбления лишь прибавили ей решимости.

— Второй любовью моего отца был «Деспардо, а я — Деспард.

— Но вы совершенно не француженка, вы типичная англичанка, только англичане не стыдятся собственной двуличности.

— Я не собираюсь ничего скрывать и честно заявляю, что хочу получить «Деспардс».

— Так значит, это я веду себя нечестно?

— О, я не стану отрицать, что «Деспардс» дорог вам, но только потому, что он дорого стоит.

Тут Доминик разразилась потоками французской брани. Многих слов Кейт в жизни не слышала, даже от отца. Доминик слишком поздно поняла свою ошибку: Кейт поразительно похожа на отца — так же бесстрашно принимает любой вызов, так же гордится своими предками.

Не нужно ей было сюда приходить. Пускай бы Кейт и дальше оставалась в плену своих нелепых, разрушительных идей. Она своими руками помогла ей освободиться.

«Дура! — в ярости ругала Доминик саму себя. — Безмозглая идиотка'«

Кейт не двинулась с места, хотя ей и хотелось убежать.

Из сапфировых глаз Доминик дю Вивье на нее глядела злобная фурия. Она не слишком ошиблась, посчитав Доминик и ее мать своими злыми демонами. За ангельской внешностью этой красивой женщины скрывалось настоящее чудовище.

— Ты еще пожалеешь об этом, — прошипела она.

— Не думаю. Что бы ни происходило между мной и отцом, вас это не касается. Я — его плоть и кровь. Мне наплевать, что вам кажется справедливым, а что — нет.

Можете говорить и делать что угодно. Двенадцать лет вы старались занять мое место, но перед смертью отец думал обо мне. — Платя за жестокость жестокостью, Кейт улыбнулась. — Я с благодарностью приму дар моего отца. Кейт Деспард вступит в свои законные права!

— Ненадолго! — Доминик пулей вылетела из магазина, хлопнув дверью с такой силой, что стекла в витрине задребезжали, а колокольчик захлебнулся.

— Навсегда! — крикнула Кейт ей вслед.

Кейт опустилась на стул. Руки у нее дрожали. Неужели это правда? То, что отец оставил ей «Деспардс».

Не может быть… Но это так. Иначе эта ведьма не примчалась бы сюда. Причиной тому лондонский «Деспардс» — жемчужина «Деспард и Ко».

— Да, это так, — произнесла Кейт вслух. Поднявшись с места, она направилась к лаковой ширме. Мысли ее лихорадочно метались. Боже, зачем я прогнала того человека? Почему не выслушала его? Нужно как можно быстрее с ним связаться, сказать, что я передумала… Его визитка! Где она? Встав на колени, Кейт принялась рыться в корзине для бумаг. Визитки не было! Как его зовут?

Блэз… А дальше как? Чандлер! Душеприказчик отца!

В «Деспардс» должны его знать, нужно им позвонить.

И вдруг Кейт осознала, что ярость, которая захлестывала ее при одном упоминании об отце, исчезла. Она ч покинула Кейт в ту минуту, как Доминик отозвалась об отце как о сентиментальном чудаке. А отец Просто помнил о ней всегда и оставил ей главное дело своей жизни.

Отныне ей не придется бороться с ураганом оскорбленной гордости: корабль поменял курс, и ветер доверия наполнил его паруса. Она сделает все, чтобы оправдать надежды своего отца.

Теперь, невидящими глазами глядя на оживленную Кингс-роуд, она чувствовала, что приняла самое важное решение за последние двенадцать лет, если не считать поступления в Куртолд. Тогда, как и сейчас, она подумала: папа был бы мною доволен… Кейт никак не могла успокоиться. Да как эта надменная дрянь так смела говорить об отце? Им руководила любовь, глубокая любовь. Сентиментальные жесты не в его характере. Нет. Доминик ничего не поняла. Она переоценила себя. Ей слишком многое досталось даром: ум, красота, элегантность. Вот она и вообразила, что получит еще и «Деспардс».

«Ах, папа, прости, пожалуйста, прости. Я слишком долго была капризным ребенком. Сегодня я наконец стала взрослой…»

Едва взглянув на Кейт, Ролло спросил:

— Что-нибудь случилось?

— У меня только что была посетительница, — сообщила Кейт. — На редкость наглая особа. Она меня просто взбесила, Ролло. Она заявила, что завещание — всего лишь глупый жест моего отца и что в моих же интересах от него отказаться. Ну нет, этого она не дождется! Черта с два я откажусь!

Ролло молча смотрел на Кейт с таким выражением, что она вспыхнула.

— Я понимаю… — пробормотала она. — Я развернулась на сто восемьдесят градусов. Но ведь еще не поздно? — спросила она с тревогой. — Не поздно поговорить с мистером Чандлером?

Ролло скроил такую кислую мину, что Кейт мгновенно побледнела.

— О Боже! Слишком поздно? Но ведь он сам говорил, что нужно подписать отказ.

— Вчера вечером Блэз Чандлер уехал из Лондона, — сказал Ролло. — В Париж, на похороны твоего отца.

Кейт замолчала. Она подошла к окну и отвернулась.

Угадав ее мысли, Ролло подошел к ней и положил руку на плечо.

— Нет, дорогая, ничего не получится. Мадам Деспард не потерпит твоего присутствия. Позже ты сможешь прийти к отцу на могилу.

— Как это странно… — Голос Кейт дрогнул. — Я ведь и вправду думала, что для меня отец мертв. Была уверена… Но почему мне так больно, Ролло, почему?

— Твое отношение к отцу было для тебя лишь средством заглушить боль. Ты никогда не переставала его любить, Кейт. Это испортило тебе жизнь, но, может быть, ты наконец прекратишь сводить счеты с прошлым и начнешь смотреть вперед. Не приукрашивай прошлого. Но Бог с ним, с прошлым, поговорим лучше о будущем. — Он повернул к ней бесстрастное лицо и, выдержав многозначительную паузу, произнес:

— Имею честь сообщить, мисс, что ваш отец оставил вам самую ценную часть своего состояния — лондонское отделение «Деспардс».

Хотя эти слова лишь подтвердили ее предположения, Кейт не могла побороть охватившего ее волнения.

— Доминик дю Вивье недаром всполошилась, ведь ей достались филиалы помельче: Париж, Женева, Рим. Вы обе вправе заниматься нью-йоркским отделением, а через год та, у которой результаты будут лучше, получит «Деспардс Интернешнл». На следующей неделе мы встретимся с Блэзом Чандлером и выясним детали. А теперь мне придется рассказать тебе кое-что о так называемом счастливом браке твоих родителей.

— Сама во всем виновата! — Вот первые слова, которые произнес Блэз, встретившись со своей женой в Марселе.

Доминик с удивлением смотрела на него.

— Ролло Беллами поспешил ввести меня в курс дела.

— Что ж, признаю, я ошиблась, — пожала плечами Доминик. — Но больше я не ошибусь.

В глубине души Блэз был доволен случившимся, но не стал обнаруживать свои чувства.

— Зачем ты к ней пошла? — спросил он с любопытством. Теперь он даже испытывал к Доминик сочувствие. — Твой приход был для нее как красная тряпка для быка.

Достаточно было тебя увидеть, и она тут же изменила решение и ринулась в бой.

— Я ее недооценила, — откровенно призналась Доминик. — Забыла, что она наполовину англичанка, а значит, способна говорить одно, а делать другое. Англичане умеют отказаться от малого, чтобы заграбастать все.

— По-твоему, ей хочется именно этого?

— Неважно, что ей хочется. Желания не Всегда совпадают с действительностью.

— Знаю, — сказал Блэз. — Но я бы не советовал тебе недооценивать ее таланты. По всем отзывам, они у нее есть.

— Талант не заменит опыта. — Доминик раздраженно махнула рукой.

— Ошибаешься. Это опыт не заменит таланта. В Лондоне я расспросил знающих людей, и все в один голос утверждают, что она прекрасно ведет свои дела и это у нее «от природы».

Доминик рассмеялась. Этот воркующий смех сводил мужчин с ума.

— Верно подмечено, она дика, как сама природа.

— И тебе не следует об этом забывать, — отпарировал Блэз. — Некрасивые женщины терпеть не могут красоток вроде тебя. У тебя есть все, чего нет у нее. К тому же это ты, а не она была рядом с ее отцом последние двенадцать лет. О чем ты только думала?!

— Конечно же, о том, что все должно достаться мне!

В Нью-Йорке я убедилась в этом окончательно. И цель была так близка, а теперь мне придется ждать. Но не сомневайся, Кейт Деспард, победа останется за мной. Я всегда выигрываю.

— Теперь рассказывай, Ролло. Что ты имел в виду? сказала Кейт.

Они поужинали. Посуда была вымыта и сложена в буфет, а Ролло удобно расположился в кресле с рюмкой любимого «Курвуазье» и чашкой кофе. Кейт уселась на полу рядом с ним, у газового камина с фальшивыми углями.

Ролло неторопливо потягивал коньяк.

— Будь твоя матушка немного посмелее, она уже давно рассказала бы тебе эту историю. К несчастью, она никогда не считалась с собственными чувствами — как, впрочем, и с чужими. Мысли-то у нее всегда были кристально чистыми, а о чувствах она заботилась меньше.

Мне часто хотелось надрать тебе уши, которые ты упорно затыкала, не желая ничего слышать о своем отце. Мать не решилась развеять твои иллюзии. Она никогда не забывала, что ты — дочь своего отца, к тому же злопамятная и упрямая.

— Ах, что за текст! Кто его автор? — спросила Кейт, ничуть не рассердившись. — Бомонт или Флетчер? Ты слишком давно не выходил на сцену.

— Я почил на лаврах.

Пытаясь обратить все в шутку, Кейт улыбнулась.

— И хочешь увенчать лаврами меня? Насколько мне известно, ты никогда не любил моего отца.

— Мы говорим о твоей любви, моя милая, не о моей.

— Тогда переходи к делу, если, конечно, ты еще не забыл, о чем собирался рассказать.

— Эту историю трудно забыть, она по-своему очень интересна. Вряд ли ты знала, что твой отец женился на твоей матери только потому, что она от него забеременела.

Настала мертвая тишина, которую нарушало лишь тиканье часов и еле слышное шипение газа. Кейт широко раскрытыми глазами глядела в немигающие глаза Ролло.

— Однажды, случайно встретив свою давнюю любовь — ту женщину, из-за которой он оставил впоследствии твою мать, — Чарльз Деспард чудовищно напился, разбил машину и угодил в полицию. Твоя мать поручилась за него и отвела к себе домой. Ему тогда было абсолютно безразлично, где и с кем он находится. Чарльз переспал с твоей матерью… Все, что он чувствовал к Катрин — так звали ту женщину, он излил на твою мать. И она прекрасно это поняла.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила Кейт, когда к ней вернулся дар речи.

— От твоей матери.

Кейт сидела не шелохнувшись, пристально глядя на языки пламени.

— Как и все другие истории, эта началась давным-давно, в 1946 году. В тот год твой отец вернулся во Францию, чтобы восстановить то, что осталось от «Деспардс».

Он отправился в Иль-де-Франс к маркизу де Вильфору.

Во время немецкой оккупации «Деспардс» прекратил свою деятельность. Летом 1939 года твой дед предусмотрительно отправил сына в Лондон, а вместе с ним и все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Когда в Париж вошли немцы, «Деспардс» закрылся и твой дед с полным правом заявил, что у него ничего нет. Погиб он в концлагере. Вернувшись во Францию, Чарльз захотел восстановить дело отца. И вот тогда маркиз де Вильфор предложил ему приобрести коллекцию севрского фарфора, которую он спрятал во время войны в крепостном рву.

Чарльз отправился в замок к маркизу. И там впервые увидел свою прекрасную Катрин. Ей было восемнадцать. Ее красота ошеломила твоего отца, и он влюбился без памяти. — Ролло сделал паузу. — Она и впрямь была чудо как хороша. Твоя мать показывала мне фотографию, с которой Чарльз не расставался.

Кейт молчала, не в силах вымолвить ни слова.

— К тому времени Катрин уже была помолвлена с Ги дю Вивье, деньги, полученные за фарфор, предназначались на ее приданое.

Когда Катрин сказала, что хочет расторгнуть помолвку, и не скрыла причину своего неожиданного решения, родители сочли ее слова бредом и просто посадили ее под замок. Они и слышать не хотели о никому не известном молодом человеке, владельце антикварной лавки.

Чарльзу дали понять, что ему не на что надеяться, не забыв при этом заключить с ним сделку на выгодных для Вильфоров условиях — это так по-французски, — а Катрин выдали замуж. Твой отец, кажется, даже пытался ее выкрасть, но безуспешно — ее неусыпно стерегли. Уже в Лондоне он прочел в одном из французских журналов о ее пышной свадьбе.