Она подыскивала ему самых красивых девушек из респектабельных семей, которые могли бы соответствовать уровню жены заместителя главного констебля, но Марк не проявлял никакого желания даже познакомиться с ними.
В этот торжественный вечер, когда ей исполнялось шестьдесят восемь лет, она собиралась наконец выяснить, почему он так себя ведет. Сыну скоро стукнет сорок, жениться ему надо было, по крайней мере, лет пять назад. Как и все люди, которые тщательно подмечают мельчайшие ошибки других, не замечая при этом своих, она с присущей ей непоколебимостью и решительностью собиралась все-таки найти сыну достойную супругу.
Когда Марк приехал к матери, она находилась в гостиной. Ее глаза были умело подкрашены, седые волосы, как всегда, собраны в аккуратную прическу, а губы, как и в его далеком детстве, когда она была еще совсем молодой, блестели ярко-красной помадой, помадой ее молодости. На ней было надето великолепное шелковое платье цвета морской волны, в ушах – серьги с жемчугом, к плечу приколот небольшой полукруг бриллиантовых подвесок.
– Ты кого-то ждешь? – спросил Марк, целуя ее в щеку. От матери пахло изысканным «Флорис Лили оф зэ Вэлли».
– Никого. Только Люси Голдинг и Мэри Уортон обещали зайти на чашечку чаю. Так как ты не сможешь завтра приехать ко мне на праздничный обед, я решила пригласить их сегодня. Ах да... еще будет одна знакомая Мэри, они с Джорджем познакомились с ней в Бахрейне.
«Опять девица, которую надо выдавать замуж, – устало подумал Марк. – Снова одно и то же». Чайный столик был накрыт, и, когда он сел в глубокое кресло рядом с камином, Дорис, прислуживавшая его матери уже не один десяток лет и знавшая его с самого детства, принесла свежезаваренный чай.
Дорис дала ему чашку, и он увидел, что это фарфор «Рокингем». Значит, сегодня явно будут пытаться поймать рыбку на крючок. Подняв глаза, он встретился взглядом с Дорис. Она ему подмигнула. Она слишком хорошо знала его матушку и все, на что та была способна.
– Не может жить спокойно, вечно что-то улаживает, решает, спорит, – жаловалась она как-то. – У нее прямо какая-то мания, чтобы все делалось так, как хочется ей. Она, как всегда, одна знает, что лучше, а что хуже.
Марианна Стивенс сжала губы в ниточку, и ее ярко-голубые глаза, такие же жесткие и колючие, как у него, неодобрительно посмотрели на сына.
– Я попросила Дорис приготовить один из ее самых вкусных бисквитов – «Викторию». Никаких жертв не будет.
– Не употребляй, пожалуйста, в этом доме подобные слова. – Она сделала паузу. – Как ты думаешь, неужели мне не хочется видеть тебя женатым? Причем на достойной женщине? Завтра мне исполнится шестьдесят восемь лет. Шестьдесят восемь, Марк! Мне осталось не так уж много, чтобы помочь тебе...
Она изобразила на лице страдальческое выражение, а глаза засветились материнской любовью.
– Чтобы сделать тебя счастливым. – Она позволила себе на мгновение снисходительно улыбнуться.
– Я счастлив. Тем, что у меня есть.
– Но у тебя больше ничего нет с этой... как ее... актрисой?..
У его матери остались старые связи еще с тех пор, когда был жив муж. Поэтому слухи доходили до нее с оперативной быстротой.
– Нет. Все уже кончилось.
– Конечно, для тебя, – невозмутимо ответила она. Она наклонилась вперед, достала из большой серебряной коробки сигарету. Прикурила ее от такой же серебряной зажигалки. Ей уже давно советовали бросить курить, но это было единственным удовольствием, поэтому она просто уменьшила количество выкуриваемых сигарет до десяти в день.
– Я уже достаточно взрослый, мама, чтобы самому решать, что мне надо, а что – нет. К тому же мы с тобой прекрасно знаем, что все то, что нравится мне, абсолютно не нравится тебе.
– Мужчина в твоем положении, тем более на твоей должности – и теперешней и будущих, – должен иметь соответствующую жену. Сколько раз я говорила тебе, что жена может либо помочь человеку при его восхождении по иерархической лестнице вверх, либо разрушить все его надежды раз и навсегда. Она должна уметь держать себя в руках...
– И его тоже, естественно... – спокойно добавил Марк с холодным выражением лица.
– Не надо паясничать, – ледяным тоном отрезала миссис Стивенс, но через секунду ее лицо расплылось в доброжелательной улыбке, потому что в открытую Дорис дверь уже входили первые гости.
Никогда еще уик-энд не казался Марку таким долгим. Насколько он знал, эта девушка была тихой и очень мягкой по натуре. Его мать обычно называла таких «кроткими девушками». Получив хорошее воспитание дома и в частной школе, она еще прошла «сезонную» подготовку, когда вместо отдыха вынуждена была искать себе работу. Обычно в рамках этой подготовки устраивались работать агентами по недвижимости или экскурсоводами в галереях. Эта «кандидатка», насколько он знал, была профессионалкой в кулинарном искусстве. Она с мучительным стыдом осознавала, что их «многоуважаемые» мамаши собираются их просто-напросто свести, как подопытных кроликов, и, когда по материнскому обоюдному настоянию Марк «повел ее показать сад», она поделилась с ним своими подозрениями.
– Я не знаю, кто играет главную роль, ваша матушка или моя, но и та и другая просто слышать не хотят, что теперь уже не те времена, что жизнь не стоит на месте и что сейчас нет смысла подыскивать себе пару соответствующего ранга, как это делается в королевских династиях. Может быть, им это и надо, в силу их представлений о жизни, но мне-то абсолютно ни к чему!
Марку понравилась ее откровенность. К тому же нельзя было сказать, что она непривлекательна. Такая, как и все симпатичные молодые девушки. У нее прекрасная спортивная фигура. В ней чувствовалась упругость, не отягощенная неповоротливостью лишнего веса.
– Я занимаюсь бегом, – пояснила она.
– Я тоже.
Они договорились встретиться следующим утром для того, чтобы вместе пробежать шесть миль, и Марку было приятно убедиться, что бегает она очень красиво, не хватая ртом воздух при ускорениях на спусках. В коротких спортивных трусах в обтяжку и легкой майке ее фигура невольно притягивала взгляд. Девушка была умной и начитанной, с ней было легко разговаривать, и, что самое неожиданное, у нее было прекрасно развито чувство юмора. Странно, зачем же тогда ее матери требуется так усиленно рекламировать «свой товар»?
– Потому что я имела несчастье связаться с человеком, оказавшимся не просто подлецом, а отъявленным негодяем. Я влюбилась в него так, что потеряла рассудок и ничего не видела, кроме него. Ради него я сняла все деньги со своего счета в банке, а когда призналась, что беременна, он меня бросил. Десять месяцев прошло, как я сделала аборт, но мне до сих пор постоянно напоминают, «что я должна помнить, что они для меня сделали» и «что теперь я обязана компенсировать им все те неприятности, которые причинила».
Работая полицейским, Марк постоянно сталкивался со лжецами, старающимися всеми правдами и неправдами выставить себя в более выгодном свете, и сейчас он был потрясен. Он всегда высоко ценил честность и именно с такими людьми предпочитал иметь дело. К тому моменту, когда его машина подъехала к ее дому, у него в кармане был уже номер ее телефона. Всю неделю она жила и работала в Лондоне.
– Я отвечаю за президентские обеды в Сити, но на уикэнд обязана приезжать домой. Это своего рода взаимная уступка. Таким образом я хоть на время избавляюсь от назойливого внимания матери, которое в противном случае было бы постоянным.
Ей было двадцать восемь лет. Звали ее Элисон Мууди. Его мать буквально таяла от удовольствия во время праздничного обеда в честь ее дня рождения. Они расстались с ней гораздо теплее, чем когда бы то ни было. Такого в их отношениях не было уже много лет.
Однако, выехав на МП, ведущую к Лондону, Марк мысленно вернулся не к Элисон Мууди, а к Нелл Джордан.
6
Проснувшись среди ночи от очередного ночного кошмара, вся в поту, с отброшенным одеялом, Нелл решила, что ей пора наконец взять себя в руки и привести мысли в порядок.
Позвонив в одно место, во второй половине этого же дня она ехала на север.
Маргарет уже не было в психлечебнице. Ее выписали несколько лет назад и поместили в отдельное крыло специализированной больницы, где присматривали за умственно отсталыми и тихопомешанными больными. Именно такой и была Маргарет. В течение долгих лет ее болезнь постепенно прогрессировала. Она уже не могла разговаривать и теперь просто часами сидела в кресле и сосала большой палец. И еще она постоянно качалась. Но бывали случаи, когда она выходила из этого состояния и начинала проявлять необычайную агрессивность и жестокость. В последний раз, когда Нелл навестила сестру, ей посоветовали больше сюда не приезжать. Маргарет уже не узнавала ее. Казалось, что теперь она уже не узнает никого, кроме одной из медсестер, которой еще как-то удавалось достучаться до ее сознания и чей голос хоть как-то мог успокоить Маргарет во время внезапных вспышек гнева. Но сегодня она пока была спокойной. Когда Нелл вошла в палату, сестра сидела в своем любимом кресле. Оно было придвинуто к окну, откуда открывался вид на торфяные болота Нортембрайена.
– Маргарет, ну-ка посмотри, кто к тебе пришел... – обратилась к ней сестра, сопровождавшая Нелл. Но Маргарет не обратила на них никакого внимания. Она продолжала раскачиваться в кресле и сосать палец.
– Я принесла ей подарок. – Нелл достала из сумки коробку конфет. – Она очень любила именно эти. Ей можно их есть?
– Не все сразу. Попробуйте дать одну... Нелл достала конфету и протянула ее сестре:
– Маргарет, ты помнишь, как ты любила эти конфеты? Никакого ответа. Маргарет, казалось, не только не узнавала сестру, но и не слышала ее голоса.
– Не расстраивайтесь, – сказала медсестра. – Для Маргарет это вполне обычное состояние.
– Но она хоть когда-нибудь говорит?
– За те пять лет, что я здесь работаю, я ни разу не слышала ее голоса.
– Но что же она делает все это время?
– Качается и сосет большой палец.
Нелл провела с Маргарет полчаса, во время которых та так ни разу и не взглянула на нее, все время раскачиваясь в кресле и невидящим взглядом уставясь на болота. В конце концов Нелл встала и вышла из комнаты. Она спросила, с кем можно поговорить о сестре более основательно. Через несколько минут ее пригласили в кабинет, где ее ждал невысокий мужчина средних лет с рассеянным взглядом и характерным кашлем курильщика. На столе перед ним лежала толстая история болезни.
– Вы сестра Маргарет?
– Да.
– Мне кажется, что мы раньше не встречались.
– Я не была здесь уже несколько лет. Мне объяснили, что это все равно было бы пустой тратой времени. Сейчас я звоню сюда раз в две-три недели, – слабым голосом проговорила Нелл. – Она ни тогда меня не узнавала, ни сейчас. Теперь я понимаю, почему меня просили не утруждать себя и не навещать Маргарет.
– А откуда вы приехали?
– Из Лондона.
– Понятно... – Он задумчиво посмотрел на папку. – Я не могу обнадежить вас. Ваша сестра никогда не выйдет из состояния, в котором сейчас находится. Ее болезнь прогрессирует. Она неизлечима. К сожалению, она никогда больше не сможет стать нормальным членом общества, как другие больные.
– Мне сказали, что она совсем не разговаривает.
– Да, совсем.
– И что, никакой надежды?..
– Нет... Мы многого еще не понимаем в этой болезни. В конце жизни ей понадобится уход...
Нелл какое-то мгновение помолчала, а потом спросила:
– Вы знаете, что она была изнасилована собственным отцом?
– Да.
– Может быть, это послужило причиной для развития первичных признаков болезни, которые в другой ситуации могли бы не проявиться?
– Возможно. Но, повторяю, мы пока многого не знаем. Ни причин болезни, ни того, отчего она прогрессирует. Ваша сестра агрессивно реагирует на любое упоминание о мужчинах, не исключено, что в ее памяти слишком сильны впечатления детства. Ее молчание скорей всего означает защиту от окружающего мира, причинившего ей боль. Трудно сказать что-либо конкретное в отношении развития болезни. Характерно, что проявления насилия с ее стороны носят явно деструктивный характер, они настолько пронизаны неистовой яростью и ненавистью, что порой просто удивляют. Однако, выместив на чем-нибудь свою ярость, она быстро успокаивается. До следующего случая.
– Имеет ли смысл посещать ее в дальнейшем?
– Только для успокоения вашей совести. Ни для чего больше. – Врач закрыл историю болезни.
«Вот и все, – думала Нелл, проходя по длинным пустынным коридорам больницы. – Я надеюсь только, что ты уже жаришься в аду, отец. Ты должен быть там за то, что сделал с нами! Пользуясь своей властью, ты заставлял нас беспрекословно подчиняться. Я надеюсь, что ты за все получил по заслугам».
Нелл была настолько возбуждена, что не могла управлять машиной. Некоторое время еще сидела в машине без движения, чувствуя, как затихают отголоски ее ярости, вполне способные привести к необдуманному поступку.
«Маргарет ты теперь уже ничем не поможешь. Слишком поздно. Говорят, ей было поздно помогать с самого начала... Если бы я тогда могла что-нибудь сделать... остановить его... Мне надо было рассказать правду намного раньше... Если бы я сделала это, то, может быть, спасла бы свою сестру. Я должна была все рассказать...
Ну ладно, – продолжала она мысленный разговор, крепко сжимая руль, – теперь у меня наконец появился шанс хоть что-то сделать... чтобы искупить свою вину. С Маргарет я опоздала, но если сумею хорошо сыграть свою роль, то, наверное, помогу спасти других детей. Это самое малое, что я должна предпринять в сложившейся ситуации», – решила она, чувствуя в душе боль и все равно продолжая мучить себя.
Когда спустя два дня Марк Стивенс подошел к ее маленькому домику и позвонил в дверь, перед ним снова предстала знакомая и в то же время неизвестная женщина.
– Элли? – наконец произнес он.
– Да. О чем вы задумались?
Он последовал за ней в гостиную, где она прошла в другой угол комнаты и повернулась к нему, как великолепная манекенщица. Волосы были распущены и завиты мелкими локонами, лицо с великолепной косметикой, отчего ее красота как бы удваивалась: глаза подведены тонкими стрелками, рот – как два ярко-красных лепестка, легкий, почти незаметный румянец щек. Ногти накрашены ярко-красным лаком, удачно сочетавшимся с цветом губной помады. На Нелл были очень тонкие черные колготки; чулки она не могла надеть из-за слишком короткой юбки. Взяв с соседнего кресла накидку из чернобурки, она набросила ее на плечи и завернулась.
– Чернобурка снова вернулась в моду в Нью-Йорке в прошлом году. Им не надо бороться с организациями по защите животных, как у нас. Элли должна носить свои старые вещи, потому что она не может так просто их выбросить. Вся моя одежда американская, и если вы присмотритесь, то заметите, что далеко не новая. Синди тоже будет присматриваться, она всегда так делает. Она очень не любила, когда у кого-то были вещи лучше, чем у нее. Сомневаюсь, чтобы за эти годы она хоть чуть изменилась. Да, она не раз спрашивала меня, что лучше, а что хуже, потому что у нее самой не было никакого вкуса, но это не значит, что она простила бы, если бы я была одета лучше, чем она. На фотографии, которую вы показали мне в прошлый раз, я заметила, что у нее на руке часы с бриллиантами. А Элли, наоборот, будет носить вот такие. – Она протянула вперед руку, и он увидел у нее на запястье «Картье-Риволи», которые были на ней раньше. – Да, они не новые. Я попытаюсь произвести впечатление женщины, знавшей лучшие времена, а сейчас с трудом старающейся сохранить марку, не имея для этого ни средств, ни возможностей. Да, и еще: встреча обязательно должна быть случайной. Если Синди подумает, что я решила положить глаз на ее мужчину, то тогда ее ревность меня погубит. Надо продумать вариант встречи, при котором Синди должна меня узнать. Итак, как мы поступим?
Она быстро и хорошо вникла в суть дела, лаконично и точно изложила свои мысли. Но Марк вместо разговора о деле спросил:
– Что заставило вас изменить свое решение?
– Я просто долго думала об этом.
«А что еще?» – мысленно поинтересовался он. Он знал, что на уик-энд она куда-то уезжала, потому что звонил ей несколько раз, но все время включался автоответчик. Своего послания он не оставил. Может быть, она уезжала для того, чтобы поразмыслить о ситуации. Как бы то ни было, он был ей благодарен, даже если подтверждалась теория Джерри.
– Мы следим за всеми ее передвижениями... я имею в виду Синди, – сказал он. – Она раз в два дня ходит в парикмахерскую... – он назвал фешенебельную парикмахерскую в Уэст-Энде.
Нелл поморщилась.
– Что, не подходит?
– Не в моем вкусе. Платишь бог знает сколько, а потом выходишь оттуда, как будто всю ночь провалялась под забором.
– Нам всем приходится чем-нибудь жертвовать, – медленно, со спокойным выражением лица произнес Марк.
– Когда она пойдет туда в следующий раз?
– Послезавтра. Она всегда ходит в одно и то же время – в одиннадцать тридцать. Ленч у нее проходит прямо под сушилкой.
– Тогда мне придется оказаться там в это же время. Эту парикмахерскую я знаю... Когда ей будут мыть голову, она не сможет смотреть по сторонам и, следовательно, меня не увидит. Мне надо зайти туда буквально через несколько минут после одиннадцати тридцати... или даже почти одновременно с ней, шумно удивиться по поводу неожиданной встречи... В эту парикмахерскую ходят те, кто считает, что тем самым они автоматически становятся причастными к высшим слоям общества. Стоит взглянуть на клиентуру, и все сразу станет ясно. Но именно туда и должна прийти Элли, потому что это именно то место, которое котируется в известной ей среде. Они и одеваться стараются так же... Угощайтесь, выпейте, пока я пойду переоденусь.
– Нет-нет, – быстро возразил Марк. – Дайте мне привыкнуть к Элли... мне же надо знать, кто она такая, как будет себя вести, что будет говорить, как думать...
– Да, я тоже думала об этом, – согласилась Нелл. – Черт! Эти шпильки доконают меня когда-нибудь!.. – Она сбросила с ног туфли на высоких каблуках и прямо в колготках пошла к подносу с виски. – Сначала, как всегда, будет куча вопросов типа: как ты, что ты, где была, что делала, что сейчас делаешь, почему не было слышно... Короче, это будет кромешный ад, пока она все не выяснит и не удовлетворит свое любопытство. Если вы окажетесь правы в своих предположениях, то она непременно решит меня завербовать. – Нелл вернулась, держа в руках бокалы с «Уайлд Терки», и Марк с благодарностью взял один из них. – Вы говорили, что девушки, которые снимаются в этих фильмах, не обычные уличные шлюшки?
– Как ни странно, это так. Учитывая, чем они там занимаются, просто поразительно, что на это соглашаются такие суперклассные девушки.
– А какие у них требования к фигуре?
– Нельзя сказать, что в их фигурах есть что-то особенное, но все девушки выглядят очень хорошо, с довольно впечатляющими формами... – Он увидел, как Нелл недовольно сдвинула брови и поджала губы.
– Самое лучшее, что я смогу сделать... – Она прикусила губу и задумалась. – Подождите минутку...
Он слышал, как она поднялась наверх, но перед этим успел заметить ее очаровательную попку в плотно облегающем креповом платье черного цвета, когда походкой Мэрилин Монро Нелл выплыла из комнаты. Марк сделал изрядный глоток из своего стакана.
Вскоре Нелл снова появилась в комнате, на ней было только бикини: два небольших треугольничка из черного шелка на груди, ягодицы ничем не прикрыты, кроме тонкой узкой полосочки такого же черного материала, глубоко врезавшейся между ними, и такого же вытянутого черного треугольничка спереди. Марк мгновенно возбудился. У нее было стройное, гибкое тело: из-под тонкой полоски материи выбивались темные завитки волос, которые на фоне нежно-розовой кожи казались необыкновенно привлекательными; грудь была высокой и упругой, а ягодицы настолько соблазнительными, что руки буквально просились коснуться их.
– Ну как, пойдет, шеф? – развязно спросила она. – Ведь если я ее не устрою, все будет напрасно. Я должна соответствовать стандартам, которые сложились в этой сфере, к тому же я должна быть очень опытной...
Она говорила слишком увлеченно и взволнованно. Он почувствовал к ней невольное уважение. Для того чтобы что-то сказать, ему сначала пришлось прокашляться.
– Мне кажется, что у вас не возникнет никаких проблем, – проговорил он уверенно. Ее улыбка была ответом на эти слова. Он снова проследил движение из гостиной наверх, как и несколько минут назад, прекрасного тела, но только теперь практически без одежды. Нелл ушла, а Марк остался со своими физическими и моральными проблемами. «Это до добра не доведет, – мысленно убеждал он себя. – Она высокооплачиваемая проститутка, а я – высокопоставленный офицер полиции. Мне нужна скорее Элисон, а не Нелл. Да, нужна Элисон, но хочу я Нелл. Нет, это просто примитивное желание, – убеждал он себя. – Надо посмотреть, что получится в будущем. Пока у нас просто сделка, надо взять от нее то, что она может дать, и заплатить за это. Это только работа». Но чем больше он так думал, тем меньше чувствовал уверенности в том, что действительно сможет ограничиться деловыми отношениями. Просто не сможет. Единственно существенной сейчас для него была страсть к Нелл. Но он не хотел от нее только этого. Ему нужен был не просто секс. Он хотел гораздо большего, и это желание усиливалось тем, что она действительно могла ему это дать. Не здесь, не сию секунду. Надо, чтобы она избавилась от всех своих комплексов, как змея от мертвой кожи. Чтобы исчезли все ее страхи, боли, переживания, обвинения и самоненавистничество. Какая-то часть ее души уже мертва. Он хотел сделать так, чтобы она ожила. Ему не нужна была Клео и тем более Элеонор. Ему нужна была Нелл. Та настоящая Нелл, которая замкнулась в себе, чтобы ее отец не смог причинить ей боль.
Она снова спустилась вниз, теперь уже в джинсах и широкой майке. В таком наряде, со смытой с лица косметикой ей можно было дать лет семнадцать. «Настоящий хамелеон, – подумал он. – Превращается в кого хочет. Сколько же женщин она мне тут сыграла? Выдумывает их прямо из воздуха. И при этом получает удовольствие. Да, Джерри так и сказал, что для каждой новой ситуации новый образ. Но в глубине ее души живет именно та, которая нужна мне и которая для меня – все».
Внезапно он осознал, что она смотрит на него с какой-то насмешкой.
– Я что, чем-то вас обидела? – лукаво спросила Нелл.
– О нет-нет, простите... Я просто задумался над тем, как спланировать операцию, – солгал он.
– Не лучше ли, чтобы первая встреча состоялась не по запланированному сценарию, а так, как получится? Посмотрим, что она скажет и какие перспективы из этого вырисуются. Она, может, даже и не узнает меня. Может так случиться, что первой на контакт придется пойти мне. Честно говоря, предсказать заранее, что и как получится, просто невозможно. Синди редко думает о том, что ее не интересует. Значит, неоценимую помощь здесь мне может оказать только ее любопытство. Она ужасно любит слухи. Если мне удастся вставить в нашу беседу несколько пикантных историй и еще подбросить пару имен, о которых она когда-то слышала или читала в газетах, то это может ее очень и очень заинтересовать. Тогда она охотно пойдет на контакт. Она должна проявить интерес, вы согласны?
– В вашей версии все выглядит великолепно. Я, пожалуй, предоставлю вам ее режиссуру. Вы в этом деле явно специалист.
Его сухой, сдержанный тон удивил Нелл, и она заметила:
– Вы что, обижаетесь, что я вас так долго дурачила? Вас, такого опытного старого полицейского служаку?
– Не такого уж и старого, – возразил он.
– А сколько вы уже там служите?
– Восемнадцать лет. В столичную полицию я попал сразу после окончания Кембриджа в 1972 году.
– На вашем месте я бы поступила в университет, – в ее голосе прозвучали одновременно зависть и задумчивая тоска по чему-то неосуществившемуся.
– Ну а что же вам помешало это сделать?
– Мой отец хотел, чтобы я занималась домашним хозяйством. После того как умерла мама, у меня на руках осталась младшая сестра, которая не могла обходиться без моей помощи. – После этих слов она немного помолчала. – Она была больна... и сейчас тоже... Она находится в специальном заведении.
Он с пониманием кивнул головой, запоминая случайно просочившуюся информацию. Значит, отец «хотел», чтобы она была дома, а сестра «нуждалась» в ее помощи.
– Итак, – по ее тону было ясно, что к своему прошлому она больше не намерена возвращаться. – Я буду в парикмахерской около одиннадцати тридцати в четверг. Как только увижу Синди, сразу начну инсценировку. У вас есть еще какие-нибудь серьезные вопросы, которые надо обсудить?
– Нет. Возобновление знакомства является основной задачей вашей встречи в четверг. И, естественно, я надеюсь на то, что она предложит вам встретиться снова.
– А если она захочет посмотреть, где я живу?
– У вас еще нет постоянного адреса. Сейчас пока вы остановились у подруги, которая предлагает вам устроиться под крылышко ее сутенера, но ее предложение вы решительно отклонили, потому что бросили это дело много лет назад. И даже в Штатах не занимались уличной проституцией, работая только как «девочка по вызову» в одном агентстве. Если она захочет проверить, потому что Тони Панаколис в этих вопросах очень щепетилен, то я свяжусь с нью-йоркским отделением полиции нравов, контролирующим в Лос-Анджелесе одну подобную фирму, которая с удовольствием пойдет нам навстречу. Будьте очень осторожны во время первой встречи, но не бойтесь. Постарайтесь произвести впечатление женщины, у которой в Калифорнии были большие трудности. Намекните на то, что вас могли выслать из страны, но особенно не распространяйтесь. Вы не убежали оттуда, за вами никто не гнался, до этого дело не дошло. И сейчас вы не на мели, до этого еще очень далеко, но вам надо найти работу. Спросите ее, как сейчас идут дела в мире проституции, какие могут быть перспективы, где хорошо платят. Больше всего вас, естественно, интересует последний вопрос. Вы немножко поиздержались. Вам надо заработать как можно больше и как можно быстрей, прямо сейчас, а не за несколько месяцев.
Недл кивнула головой. Она смотрела на него, но было заметно, что его не видит. Наверное, она уже представляла себя в роли, может быть, корректировала сценарий и уточняла форму вопросов.
Наконец Марк спросил:
– Вы действительно уверены, что вам хочется все это сделать? – Он спросил это потому, что ему вдруг ужасно захотелось дать задний ход. Панаколис был очень опасен. Он, вероятно, заработал на этих порнофильмах целую кучу денег и теперь не остановится ни перед чем, чтобы защитить себя. Мысль о том, что Нелл сама, по доброй воле, согласилась пойти на опасный эксперимент, пугала его как мужчину, хотя как суперинтендант он хладнокровно взвесил все «за» и «против» и решил, что рисковать в данном случае можно. Она талантлива, образованна, прекрасно реагирует на быстрое изменение обстановки. Если она сделает какую-нибудь глупость, на этом деле можно поставить крест, и никто уже не поможет его раскрыть, но если она сыграет свою роль хорошо, то предоставит возможность проникнуть в те круги, куда он мечтает внедриться уже не первый год. Благодаря ей он сможет попасть в центр организации и выяснить, кто, как и где смазывает колеса этого сложного механизма, чтобы он не скрипел.
Нелл, должно быть, заметила на его лице странное напряженное выражение, потому что резко спросила:
– Не поздновато ли спрашивать меня об этом? У вас что, возникли сомнения по поводу моих способностей? – Она произнесла эти слова таким холодным голосом, будто вся была сделана изо льда.
– Я ни на секунду не усомнился в ваших актерских способностях. Просто то, что вас ожидает, мне не очень нравится. Мне не нравятся эти люди и то, что они делают. И если они каким-то образом узнают, кто вы такая и чем вы действительно занимаетесь...
– Но вы же сами сказали, что Резо Доминициан находится за границей.
– Да, и за ним ведется постоянное наблюдение, однако Панаколис подвергнет вас самой тщательной проверке.
– Ну, это уже ваше дело следить за тем, чтобы моя версия оказалась правдоподобной и вещественно подкрепленной. – Она явно смягчилась. – Понимаете, в моей профессии приходится все время быть очень осторожной и во всем видеть опасность. Найти хорошего клиента – это ведь игра в кошки-мышки. Я уже прошла и через драки, и через угрозы, и через ссоры, и нож мне к горлу приставляли, когда хотели бесплатно поразвлечься, и душили меня, когда хотелось испытать удовольствие от моей агонии...
Она рассмеялась, и он удивленно спросил ее:
– Ну и как вы выходили из положения?
– Дралась. Била по голове чем попало. Одному разбила голову какой-то драгоценной вазой и, пока он приходил в себя, убежала. Если у меня зачешется между лопатками, значит, что-то неладно. Тогда действуйте соответствующим образом.
– А у меня в такой ситуации может зачесаться шея, – улыбнулся он.
– Я всегда доверяю своей интуиции.
– Я тоже.
Они улыбнулись друг другу;
– Ну, тогда все, – заключила она.
В четверг утром Нелл не спеша прогуливалась по улице, пока не увидела, как из «Роллс-Ройса» цвета кофе с молоком грациозно выходит сама Синди Льюис. Она помпезно проследовала к дверям парикмахерской и, войдя внутрь, сразу же прошла к девушке, занимающейся заказами. Синди встречали здесь с угодливыми улыбками: было видно, что она постоянный клиент и, наверное, расплачивается со всеми по-царски. Ей помогли снять норковую шубку, и она, взяв большую наплечную сумку под крокодиловую кожу, слишком большую, чтобы быть не подделкой, села в кресло, ожидая личного парикмахера, который будет заниматься в этот день только ею. Пока не подошел мастер, ей предложили чашечку кофе.