— А разве все это не вредит человеку, играющему в обычные шахматы?
— С тридцатого года идет что-то вроде малой войны, — признал Вуд. Игроки-консерваторы, точнее, некоторые из них, называют сказочные шахматы выродившейся формой, которую невозможно принять. Однако у сказочных шахмат достаточно много энтузиастов, чтобы периодически организовывать турниры.
По-настоящему гибкий разум… не ограниченный множеством общепринятых норм и условностей… человек, сам устанавливающий правила.
Есть!
Открывая папку, Дю Броз зажал в кулак большой палец.
Три часа спустя Эли Вуд сдвинул очки на лоб и отложил трубку с причудливо изогнутым чубуком.
— Это завораживает, — сказал он. — Самая необычайная вещь, которую я видел в своей жизни.
— Но возможно ли это? Можете ли вы принять…
— Я всю жизнь имел дело с мнимо абсурдными вещами, — сказал Вуд. Мне часто приходилось сталкиваться с необычным. — Он не стал развивать эту тему. — Итак, ваше уравнение основано на принципе изменчивости тривиальных истин и физических констант.
— Я плохо в этом ориентируюсь. Во всяком случае, на изменчивости некоторых комплексов истин.
— Разумеется. На нескольких наборах. — Вуд поискал свои очки, нашел их на лбу и вновь сдвинул на нос, потом взглянул на Дю Броза. — Если существуют взаимоисключающие истины, то это доказательство того, что они не противоречивы… разве что, — осмотрительно добавил он, — все-таки являются таковыми. Это тоже возможно. Это просто сказочные шахматы, увеличенные до размеров макрокосма.
— Насколько я помню, из одной части уравнения следует, что свободно падающее тело ускоряется на сто пятьдесят метров в секунду, а с какого-то момента на двадцать два сантиметра в секунду.
— Черные никогда не делают ход, более длинный, чем предыдущий, помните? Я бы сказал, что здесь действует именно этот принцип.
— Предполагая заранее определенную расстановку фигур…
— Что было бы постоянным фактором. Не знаю, что из этого следует. Но это потребует серьезной работы.
— Значит, вы можете нейтрализовать гравитацию…
— Реализация некоторых вариантов на обычной доске невозможна. Но достаточно найти подходящую доску, на которой не действует гравитация, и задача решена.
Возьмем макрокосмическую доску, одним из правил которой является то что Земля не вращается. В пределах этой доски — она действительно не вращается, несмотря ни на что. Галилей ошибался.
— Вы можете решить это уравнение?
— Могу попробовать. Это будет увлекательная задача. Нужно было обговорить еще несколько вопросов, но в конечном итоге Дю Броз остался доволен. Он попрощался с Вудом, добившись обещания, что тот займется уравнением в первую очередь. Уже в дверях, мучимый сомнениями, Дю Броз повернулся.
— На вас не производит особого впечатления идея изменяющихся истин?
— Дорогой мой, — мягко ответил математик. — В этом-то мире? — Он рассмеялся, поклонился и задвинул дверь.
Дю Броз вернулся в Нижний Чикаго.
10
Дю Броза ждали два разговора, и он включил приставку автоответчика. Собственно говоря, первенство принадлежало Военному Секретарю, но все-таки он начал с Нелы Камерон.
— Бен… Я хотела поговорить с Сетом, но его не было. Я беспокоюсь за Боба. Он полетел в Нью-Йорк к доктору Филдингу. Есть там такой, Вероятно, это как-то связано с какими-то сложностями в работе. Позвони мне, если появится что-то, о чем я должна знать, хорошо? Это все.
Доктор Филдинг. Дю Броз знал его — психиатр. С Камероном что-то происходит.
Военный Секретарь сообщил о непоправимой ошибке:
доктора Эмиля Пастора засекли, когда он покидал нижний Денвер. Он был ранен, но ушел живым.
Результат: пропал весь отряд охраны, выделенный для задержания, а Пастор исчез бесследно. Но он не мог уйти далеко. Календер распорядился удвоить меры предосторожности. Пастор должен быть убит на месте.
Есть ли какие-нибудь предложения?
Дю Брозу ничего не приходило в голову. Календер завалил это дело, и теперь могло произойти что угодно.
Он оставил сообщения и вышел: следовало поскорее добраться до Нижнего Манхеттена. Нет смысла разговаривать с доктором Филдингом по видеофону. Хорошо бы Камерон ушел от него до появления Дю Броза, тогда Бен сумел бы получить от психиатра какую-нибудь информацию.
С шефом явно происходило что-то неладное.
Летя на восток, Дю Броз думал об Эли Вуде. Сможет ли математик решить уравнение? Человек, привыкший к изменчивости сказочных шахмат… Сам факт, что Вуд занимался сказочными шахматами, говорил о гибкости его разума. Дю Броз вспомнил, что Пастор создавал на оборудовании Сказочной Страны необычные истории собственного сочинения. Но почему Военное Министерство до сих пор не передало уравнение Вуду?
Ответ был очевиден: для решения уравнения выбирали самых известных. Вуд был достаточно компетентен, но в его деле не было ничего, что могло бы привлечь внимание солдафонов. Кроме того, он не принимал участия ни в одном из банкетов с обильными возлияниями.
Сойдет ли математик с ума так же, как остальные?
Нельзя мерить всех одной мерой. Может, есть еще какой-нибудь ученый, играющий в сказочные шахматы, или занимающийся чем-то в этом духе.
Вертолет, ревя двигателями, несся к ближайшим Воротам, ведущим к Нижнему Манхеттену. Дю Броз попытался представить Сета.
— Что-то странное творится с шефом.
"Почуял, в чем дело, Бен?"
— Не знаю. Как жалко, что тебя нет. Будь я уверен, какой из ходов лучший…
"Ты запряг в эту работу Эли Вуда, а это немало. Что касается шефа, то хоть он и Директор Департамента Психометрии, но в голове у него коллоид. Ты же психотехник, так что берись за дело сам".
— Попытаюсь. Однако, похоже, я балансирую на шести канатах одновременно.
"Есть только один Бог, который был замучен…
Есть только один Бог, чье сердце…
Пробило острие копья солдата!"
Что это было? Какой-то древний поэт, он не мог вспомнить имя.
"Они пытались меня убить… своего Бога"!
Он среагировал инстинктивно — безусловный рефлекс самообороны. В тот самый момент, когда страшная боль пронзила руку, он применил свою мощь, и все исчезли.
Сейчас левая рука его безвольно свисала, мертвая и бесполезная. Боль ошеломляющим ритмом пульсировала в голове и всем теле, но он шел дальше. Звезды сверкали, холодные и недоступные, но он мог бы их погасить, если бы только захотел. Мог бы на все времена погрузить этот искрящийся свод в темноту.
Эмиль Пастор. Доктор Эмиль Пастор. Дорогой Эмиль. Фамилия словно пятнышко теплого, дружелюбного света в безумном вихре…
Но что такое "доктор Эмиль Пастор"? Что такое "дорогой Эмиль"?
Если бы только он мог найти дорогу к этому пятнышку света…
Где же оно? Вокруг была только темнота, ночной ветер и трав", шелестящая под ногами. Впереди замаячило дерево, и он машинально уничтожил его. Только потом пришло осознание того, что он сделал. Существовала какая-то причина, по которой он не должен был пользоваться своим даром.
Добрые намерения. Тот, второй Бог тоже пришел с добрыми намерениями, и все-таки его пытали и ненавидели… Он же был выше мести… Ну, а потоп?
"Дорогой Эмиль"… Это что-то значило. Это означало покой и безопасность, слова, которые он уже почти не помнил. Hd самом-то деле он вовсе не хотел быть Богом Ему не нравилось быть Богом. Если бы он мог сейчас добраться до места, где оставил доктора Эмиля Пастора, то выскользнул бы из этого тела и вновь нашел бы покой. Но он не знал, где это место.
Колорадо… он был где-то в Колорадо, однако это ничего ему не говорило. Без транспорта и связи он был потерян. Даже Он.
Женщина…
Это к ней он шел, чтобы найти доктора Эмиля Пастора, которого с ней оставил. Она могла ему помочь, и он дойдет к ней.
И ничто его не остановит!
Дю Броз встретил директора Департамента Психометрии у двери кабинета доктора Филдинга. Лицо Камерона осунулось, седые волосы спутались, а в глазах не было прежней уверенности в себе.
— Чего хочешь? — спросил он.
— У нас неприятности, — коротко ответил Дю Броз.
— Это Нела сказала тебе, что я здесь?
— Да, она сказала, что вы отправились на прием к доктору Филдингу.
— Ты не задумывался, с какой целью?
— Нет ничего необычного, что человек из нашего департамента время от времени консультируется с психиатром, — сказал Дю Броз. — Но вы вели себя несколько странно. Раз уж вы спросили… да, я думал над этим.
Камерон взглянул поверх его плеча, негромко вскрикнул, повернулся и сделал Дю Брозу знак идти за ним.
— Это был Риджли? — спросил он, не оборачиваясь.
— Да.
К удивлению Дю Броза директор вздохнул с облегчением.
— Значит, это не галлюцинация. Я вижу его повсюду сегодня вечером… бродил по всему Нижнему Манхеттену, чтобы от него оторваться. Я еще не виделся с Филдингом.
Дю Броз проводил Камерона до Дороги. Он видел, что курьер по-прежнему следит за ними, хотя и сохраняет безопасную дистанцию — Что случилось?
— Я вышел в Пространство, — ровным голосом сказал Камерон. — Пытался от него скрытьсл. Доходит до того, что я не могу… — он умолк, его вопросительный взгляд остановился на Дю Брозе. — Где Сет?
— Я не могу вам сказать, шеф. Хотел бы, но не могу. Почему вы мне не верите?
— Этот… Риджли. Зачем ему следить за мной? Я уже дважды обращался к охранникам, но каждый раз, едва они начинали его искать, он исчезал.
— Я попросил Военного Секретаря взять его под наблюдение. Мы подозреваем, что он работает на фалангистов.
— Он фалангист?
— Нет, у него какой-то свой интерес.
— Покушение на мою жизнь меня не особо пугает, — сказал Камерон. Зато другое… — он снова умолк.
Дю Броз глянул на знак над головой и потянул директора на скоростную Дорогу. Несмотря на позднее время,
Нижний Манхеттен был полон народу. В три смены работал даже персонал кладбища.
— Пытаетесь уйти от Риджли, Бен?
— Я знаю одно место, где можно от него освободиться. Во всяком случае, надеюсь на это.
Райский Сад был довольно известным местом. У монументального входа в него Дю Броз вынул голубой ключ и показал его как пропуск.
— Я не знал, что вы пользуетесь этими развлечениями, — заметил Камерон.
— Я получил этот ключ от Сета, — объяснил Дю Броз. — Он считал, что мне нужен эмоциональный катарсис. Вы уже бывали здесь?
— Нет, но Сет мне рассказывал. Я слышал, это производит сильное впечатление, но… — Он взглянул на Дорогу. Курьера на ней не было.
— Он не может проходить сквозь стены, — сказал Дю Броз. — Чтобы достать такой ключ, ему понадобится время, и я вовсе не уверен, что он сможет его раздобыть.
Они шли по увешанному зеркалами холлу, сквозь бледные, слегка опалесцируюшие испарения. Появился служитель.
— Что желают господа? Какой вид развлечений вас интересует? У нас есть новые сценарии "Гусиных Кож"…
— Хорошо, — сказал Дю Броз. — Куда нам пройти? Облака заколыхались и окутали их; в теплой мгле ощущалось какое-то движение. Откинувшись на мягкие подушки, они заметили, что движение прекратилось. Послышался мелодичный голос служителя:
— Испарения станут еще гуще. Мы не используем стесняющих движения подключений к нервным окончаниям. Роль проводника выполняет водяной пар.
— Минуточку, — сказал Дю Броз. — Предположим, мы захотим прервать сеанс. Как выключается программа?
— Рычагом рядом с вашей правой рукой. Начинаем…
Испарения стали гуще. Дю Броз не мог бы сказать с уверенностью, вышел ли служитель. Он ждал, и вот по телу его побежала первая вибрация нейроматрицы "Гусиной Кожи". Он почувствовал сонливость, уют, бесконечную расслабленность. Перед его мысленным взглядом медленно двигались образы.
Одной из ранних форм массовых зрелищ были греческие театры, позднее появились кинотеатры и телевидение. Все эти виды искусства были направлены на отождествление зрителя с артистом. "Гусиные Кожи", предлагавшие утонченные, чисто чувственные переживания, являлись новейшим достижением в этой области. Дю Броз уже чувствовал однажды — ибо их нельзя было увидеть — воздействие "Гусиных Кож", и знал их несравненную развлекательную ценность. Однако этот полулегальный материал был иным.
Он был грубым!
Сквозь сонное безволие в мозг Дю Броза непрерывным потоком поступали чувства и ощущения. Страх, ненависть, ярость — эти и другие эмоции, неестественно усиленные, смешивались друг с другом в диссонантной симфонии, опьяняя его. Дю Броз рванул рукой рычаг, и шквал чувств, сотрясающий его тело, стих. Он сидел, весь залитый потом.
Испарения поредели, Камерон, сидевший рядом, неуверенно улыбался.
— Это лучше турецкой бани, — заметил он. — Не надо включать. Я хочу видеть окружающее на случай, если появится Риджли.
Дю Броз сделал несколько глубоких вдохов.
— Вы представляете хоть немного, почему он за вами следит?
— Возможно. А ты?
— Я уже сказал, что он, вероятно, работает на фалангистов. Почему вы не расскажете мне того, что вас на самом деле мучает, шеф?
— Не могу. Еще не сейчас. Разве что… ты ответишь мне на один вопрос. Не случилось ли в последнее время чего-то, что сделало меня… незаменимым?
Дю Броз задумался. Он был психотехником и мог проверить, насколько Камерон близок к срыву. Если бы он пошел на этот риск, нашлось бы решение многих вопросов.
— Гммм… сначала вы ответьте на мой вопрос.
— Рискну, скрестив пальцы.
— Вы помните то гипотетическое уравнение, о котором мы разговаривали вчера?
— Переменные истины? Помню.
— Мог бы решить такое уравнение человек, играющий в сказочные шахматы? Не сошел бы он с ума?
Камерон почувствовал важность этого вопроса. Глаза его сузились, он долго молчал, потом ответил:
— Он мог бы его решить. Мне кажется, если это вообще кто-то может сделать, то только такой человек.
Дю Броз сглотнул. — Ну, а… если бы не смог… вы получили бы от него достаточно данных, чтобы найти кого-нибудь еще. Я… я отвечу на ваш вопрос, шеф. Мне не хочется этого делать, но меня очень беспокоит то, что с вами творится. Вы ходите, как помешанный, и не говорите почему. Держу пари, все это связано с этой аферой.
— С Риджли?
— Он тоже замешан в этом. Мы с Сетом не могли сказать вам раньше…. Мы боялись, что осознание ответственности… плохо на вас подействует. И теперь… вы знаете ответ.
— Какой ответ?
— Это уравнение вовсе не гипотетическое, — выдавал Дю Броз. — Оно попало в руки фалангистов, и они его частично решили, а теперь используют против нас. У нас оно тоже есть, но мы не в силах его решить. Наши ученые сходят с ума. От вас зависит найти такого человека, который смог бы справиться с уравнением.
Камерон не шевельнулся.
— Продолжай.
— Мы с Сетом не могли допустить, чтобы вы осознали лежащую на вас ответственность. Теперь вы знаете, почему мы темнили, правда?
Директор медленно кивнул, однако продолжал молчать.
— Мы представили вам эту проблему как сугубо теоретическую. Боялись, что вы сообразите, в чем дело. Но вчера вечером я виделся с человеком, глубоко увлеченным сказочными шахматами. Он уверен, что сможет решить это уравнение. Даже если ему не удастся, мы знаем теперь тип человека, который может оперировать переменными истинами. Это просто вопрос отбора. Если вы не сумеете, то потому, что найти подходящего человека просто невозможно. Это не будет вашей виной: ведь вам известно лишь, какого типа разум нужно искать.
— Это почти казуистика, — сказал Камерон, — но звучит логично. Впрочем, я слишком плохо ориентируюсь в ситуации. Но где же Сет?
— Он погиб. Пауза, потом:
— Начни с самого начала. Закончим с этим побыстрее, Бен.
Час спустя Камерон сказал:
— Если бы я знал все с самого начала, это избавило бы меня от неприятностей с самим собой. Но если бы вы сразу описали мне ситуацию, тяжесть ответственности, вероятно, свела бы меня с ума. Теперь слушай… Он рассказал Дю Брозу про зеркало, идущее волнами, про мягкую дверную ручку, ложку с губами, про движущийся пол. — Все это нацелено на мое чувство безопасности, понимаете? Меня стараются довести до такого состояния, чтобы я не мог принимать решений. Мягко говоря, у меня развивают невроз страха. Я знал, что это невозможно, разве что применяются способы, еще неизвестные нам.
Однако…
У Дю Броза пересохло в горле.
— Боже! Если бы только вы нам сказали!
— Я не смел. Поначалу я сам не знал, что со мной происходит. Думал, что это объективные видения, и пытался найти разумное объяснение, но не нашел никакого. Существовали два возможных ответа: или я сходил с ума, или стал жертвой планомерной кампании. Во втором случае должен был существовать мотив… вот только я не знал, какой. Однако догадывался, что цель — довести меня до безумия искусственными средствами. Тогда я решил делать вид, что будто не понимаю, в чем дело. Я знал, что за мной могут следить сканирующим лучом. Каждое слово, произнесенной мною, могло быть перехвачено… фалангистами или, кто там меня допекает. — Камерон вздохнул. — Это было нелегко. Я пришел к выводу, что смогу узнать больше, изображая веру в субъективизм этих проявлений. Благодаря этому противник мог оставить меня в покое, и тогда появился бы шанс понять, что им нужно. Я знал, что вы с Сетом работаете над чем-то, и догадывался, что это как-то связано с моими видениями, но я верил Сету. Больше, чем тебе, Бен. Вплоть до этого момента.
— Значит, вы все время вели игру… — пробормотал Дю Броз.
— Это кажется очень простым, правда? Но человек никогда не может быть уверен, что не сходит ли он с ума. Я тоже не был уверен. Мой разум… я находился в состоянии подлинного, искусственно индуцированного нервного срыва. В этом они добились успеха. Сегодня я был вынужден обратиться за помощью. Но у меня хватило здравого смысла, чтобы не выдать себя, встречаясь с тобой или… с Сетом, Я подумал, что, разговаривая с психиатром, смогу очистить свой дух, не раскрывая при этом своих подозрений, но теперь это уже не имеет значения. Даже если сейчас за мной следят сканирующим лучом… фалангисты не смогут использовать информации, которую получают. Потому что не сумеют нас остановить.
— Нельзя их недооценивать, — сказал Дю Броз. — Они решили уравнение и могут использовать его в качестве ору жия. Например, они знают, как делать бомбы, проходящие сквозь силовые поля. И, держу пари, это еще не все.
Камерон закрыл глаза.
— Давай подумаем. Во-первых, нужно решить уравнение. Это уравновесит наши шансы с шансами фалангистов. Во-вторых, нужно решить контруравнение, но я не знаю, сможет ли кто-либо справиться с ним, даже игрок в сказочные шахматы.
Дю Броз замер — такого поворота он не предвидел. Всплыла на поверхность совершенно новая, неожиданная форма ответственности необходимость найти человека, который не только решит уравнение, но к тому же нейтрализует результаты его действия.
— Эли Вуд прекрасный математик.
— По меркам нашего времени. Он сможет решить уравнение, в этом я не сомневаюсь. Анализировать легче, чем творить. Бен, неужели ты еще не понял, откуда появилось это уравнение?
— От фалангистов…
— Ну ладно, — сказал Камерон, вставая. — Нас ждет много работы. Однако, я чувствую себя лучше. Я… теперь я знаю, что не схожу с ума, и не дам довести себя до безумия. Я уже начинал чувствовать себя, как средневековый крестьянин, приписывающий все то богу, то нечистой силе. А сейчас…
Он повернулся к сводчатому проходу, видневшемуся сквозь поредевшие испарения.
— Сейчас поищем монитор, и побыстрее. А потом сведем материал воедино. Идем, Бен. Ты должен быть готов принять от меня эстафету… так, на всякий случай.
— Но ведь вы чувствуете себя хорошо, шеф. Вам известно, что хотели сделать с вами фалангисты.
— Да, известно, — холодно ответил Камерон. — Но ты забыл об одном: несмотря ни на что, они все еще могут добиться успеха. Могут довести меня до безумия обычным давлением. Могут использовать против меня уравнение до тех пор, пока мой разум не спасует и, защищаясь, не отступит в безумие.
— Это продолжается?
— Сороконожки, — сказал Камерон. — Клопы и пауки. Если бы я снял одежду и посмотрел, то не увидел бы ничего. Но они ползают по всему моему телу, Бен, и безумие доставило бы мне облегчение.
Дю Броза передернуло.
11
Они связались с Календером с общественной станции. Военного Секретаря не было в Главном Штабе, но переключение коммуникационного луча заняло немного времени.
На суровом лице Календера легко читалось беспокойство.
— Вы наконец-то решили со мной поговорить? Я польщен и благодарен, мистер Камерон.
— Дю Броз выполнял мои распоряжения, — отрезал Камерон, не желая начинать ссору. — Было важно, чтобы я не имел связи с миром, пока работал над одним вопросом. Малейшее отвлечение внимания могло бы повлечь фатальные последствия.
— Вот как?
— Что нового в деле доктора Пастора? Дю Броз пересылал мне все текущие материалы.
— Вы решили уравнение? Или нашли кого-нибудь, кто сможет это сделать?
— Пока нет, — ответил Камерон, — Но прилагаю все усилия. Так что с Пастором?
— Ну… в общем, ничего. Мы закинули сеть и ждем.
Ваш человек, этот Дю Броз, считает, что он может податься к себе домой. Там установлен кордон. Столько замаскированного оборудования, что хватит распылить его на электроны. И даже на кванты. Мы ничего не сказали его жене. Если он появится…
— Он не оставил никаких следов?
— Следов… уничтожения? Нет. Сомневаюсь, чтобы он использовал свои способности.
— Вы делаете все, что в ваших силах, — сказал Камерон. — А как дела с Даниэлем Риджли?
— Это абсурд! — взорвался Календер. — Этот человек незаменим для нас. Дю Броз, должно быть, ошибся.
— Вы проверили его личное дело?
— Разумеется. Все в порядке.
— Его нельзя было подделать?
— Это не так-то просто.
— Но все же возможно, правда?
— Он не может быть фалангистом! — рявкнул Календер. — Если бы вы знали, какую информацию мы получили благодаря его разведывательной работе…
— Это нам сейчас мало поможет, — заметил Камерон. — Уравнение может просто уничтожить нас — и вам это известно. Вы засекли Риджли сканером?
— Нам не удалось его локализовать. Я вызывал его на личной частоте, но его приемник выключен. Директор не стал это комментировать.
— Он находится в Нижнем Манхеттене. Направьте сканер на меня — вот номер монитора, которым я пользуюсь. Мне кажется, Риджли попытается связаться со мной, и если он это сделает, вы его засечете. Только не потеряйте потом! Лучше направить на этого человека три или даже четыре луча.
Дю Броз что-то прошептал ему на ухо, и Камерон кивнул.
— Тут со мной Бен Дю Броз. Его тоже сканируйте. Нельзя упустить ничего, что поможет найти Риджли.
— Вам нужна охрана? — спросил Календер.
— Нет, никаких стражников. — Камерон на мгновение задумался. — Я хочу только, чтобы Риджли оказался под постоянным наблюдением. Но пусть идет куда хочет. Это важно. У меня есть одна идея.
— Вас обоих уже сканируют, — сообщил Секретарь, кивнув предварительно кому-то за кадром. — Что-нибудь еще?
— Пока нет. Желаю удачи.
— Взаимно.
— Вы сказали ему что мы не нашли никого, способного решить уравнение, — заметил Дю Броз, когда лицо Календера исчезло с экрана.
— Дело в том, что коммуникационный луч может прослушиваться. Мы же не хотим, чтобы Вуда убили. Вероятно, фалангисты уже сканируют меня, иначе они не смогли бы так точно управлять своими штучками. Этого никогда не бывает в присутствии свидетеля, который мог бы что-то заметить.
— Они по-прежнему вас… обрабатывают?
— Да, — сказал Камерон. — Ну ладно, позвоню Неле, а потом…
— Что потом, шеф?
— У Сета была недвижимость недалеко от Нижнего Манхеттена. Я хочу проверить, не оставил ли он чего там.
— А что с Риджли?
Камерон взглянул Дю Брозу в глаза и улыбнулся. Действительно, что с Риджли? Курьер был почти такой же неизвестной величиной, как само уравнение.
Они сели в пневмовагон.
"Недвижимость" Сета оказалась большим домом, оборудованным с мыслью об удобстве, почти граничащем с гедонизмом. Камерон знал комбинацию замка. Когда они вошли внутрь, автоматически включились цветные флуоресцентные лампы и тихо заурчали аэротермические регуляторы. Дю Броз с любопытством оглядел большую уютную комнату. Он никогда прежде не бывал здесь.
— Это убежище Сета, — сказал Камерон. — Сюда… Он подошел к стене со сценой ночного сражения, и она ритмично заволновалась. Вверх устремились белые тела ракет, слабо запульсировали подсвеченные красным клубы дыма. Камерон остановился, глядя на картину, потом просвистел несколько тактов. Стена раздвинулась.
Директор вынул два вибропистолета, вручил один Дю Брозу и прошел в другой конец комнаты.
— Это не поединок, — сказал он. — Назовем это засадой. Так, на всякий случай. Когда-нибудь Риджли настигнет нас, а сейчас, впервые с тех пор, как я оказался в Нижнем Манхеттене, нас не защищает толпа. Оставайся в том углу комнаты.
Дю Броз кивнул и взглянул на пистолет. Он никогда в жизни не стрелял, но это не имело значения. Прицелиться и нажать — очень просто. Он посмотрел на дверь. Камерон раздвинул еще одну плиту в стене, и открыл сейф. Затем отключил силовое поле.
— Пожалуй, тут ничего нет, — буркнул он, просматривая бумаги. — Я и не ожидал ничего особенного: Сет. редко брал работу в убежище.
Дю Броз продолжал осматривать комнату. Это было элегантно обставленное жилище холостяка, диаметральная, противоположность сорочьему гнезду Пастора. Полки заполняли тысячи книг, как старых, так и новых; кроме того, на них стояли коробки с пленками. Подушка, лежавшая на низкой кушетке, еще хранила отпечаток головы Пелла.
— Сет сказал мне однажды, что он человеконенавистник, — заметил Дю Броз. Камерон кивнул.
— Пожалуй, так оно и было. У него было мало друзей, его дружбу нужно было заслужить. Легко было счесть его антиобщественным типом, но это было бы ошибкой. Он удивительно умел приспосабливаться.
— Он любил свою работу.
— Сет приспособился бы к любой работе. — Камерон вытащил из сейфа книжку, пролистал ее и бросил обратно. — Он верил в то, что войны неизбежны, говорил, что они — продолжение индивидуальных линий судьбы. Большинство людей переживают серию личных войн — эмоциональных, экономических и так далее. Они созревают в них, если, конечно, им удается выжить. Может, это и не обязательно, но по мнению Сета, неизбежно, если принять во внимание общие законы, управляющие миром. Выживание видов и инстинкт самосохранения — вот главные факторы. И они находят свое отражение в войнах индивидуальных и всенародных.
— Это смахивает на болезненную философию.
— Нет, если не ждать счастливого конца. Нельзя ждать, Бен, что когда закончится эта война с фалангистами, наступит всеобщее счастье. Сет сказал бы, что любая война — это удар молота, кующего меч. Удар, который его укрепляет. Точно так же война действует и на отдельных людей, возможно, даже на всю расу. Люди, которые жили бы в Утопии, не имели бы шансов на выживание. Твой пистолет, Бен.
Дю Брозу пришлось поднять ствол всего на дюйм, чтобы взять на прицел плотную рыжеволосую фигуру, стоявшую в дверях. Темно-коричневый мундир Риджли был безупречно чист, в свете подкрашенных ламп поблескивали регалии в петлицах.
Дю Броз смерил пришельца взглядом. Почти без шеи, плотный, мускулистый, он был и ловок, и силен. Ничто не указывало бы на то что курьер прибыл из иного времени, не будь странного торжества, горевшего в черных глазах.
У Риджли не было оружия, но Дю Броз помнил таинственный сверкающий предмет, который тот однажды уже направлял на него.
— Я не знаю твоих возможностей, Риджли, — заговорил Камерон. Возможно, ты сумеешь убить нас обоих, прежде чем мы убьем тебя. Однако тебе грозит оказаться под перекрестным огнем — ты стоишь между мною и Дю Брозом!
Лицо Риджли не выражало никаких чувств.
— Что ж, я могу погибнуть от вашей руки, — беззаботно согласился он. — Я допускаю такую возможность, но люблю риск.
— Ты хочешь нас убить?
— Во всяком случае, попытаюсь, — сказал курьер. Дю Броз чуть передвинул свой Пистолет. Риджли тоже совершал ошибки; к этому времени его уже наверняка засекли сканирующим лучом. Знал ли он об этом? Как бы то ни было, он сам признал, что может проиграть.
Человек из будущего вовсе не обязательно супермен и у него есть своя слабина.
— У меня в рукаве туз, — сказал Камерон, — поэтому не начинай, пока мы не закончим разговор. Мне кажется, я смогу убедить тебя изменить планы.
— Ты так думаешь?
— Во-первых, как ты смотришь на обмен информацией?
— Не вижу необходимости.
— Может, скажешь, чего ты хочешь?
Риджли не ответил, но в его черных глазах появилась насмешка.
Дю Броз одним глазом следил за курьером, а другим — за Камероном, ожидая знака. Он чувствовал щекотку — струйки пота стекали по ребрам.
— Мы с Дю Брозом хотим остаться в живых, — продолжал Камерон. — Ты, конечно, тоже. Эта схватка может состояться сейчас или ротом. Ты со мной согласен?
— А почему не сейчас?
— Потому что сейчас она ничего не решит. Ты знаешь, что случилось с доктором Пастором?
— Нет, — признал Риджли. — В последнее время я ни с кем не связывался, считая, что так будет разумнее. Пастор, Пастор… это не тот ли, что работал над уравнением?
Да, у курьера была слабина. Дю Броз следил за ним, стараясь разглядеть что-нибудь под этой бесстрастной маской, а Камерон тем временем излагал историю Пастора.
— Итак, существует прямая угроза, — закончил он. — Мы могли бы убить тебя, ты мог бы убить одного из нас или даже обоих, а может быть, и то и другое вместе, но Пастор по-прежнему остался бы на свободе Ты понимаешь опасность?