Ручка на двери открыла голубой глаз и уставилась на него. Камерон отдернул руку и остолбенело вытаращился на нее.
      Больше ничего не произошло, и он отступил в сторону. Черный зрачок глаза переместился за ним. Его разглядывали.
      Демонстративно повернувшись к двери спиной, он медленно прошел к окну, и выпуклое стекло стало прозрачным. Остановившись перед ним, он проверил двумя пальцами пульс, одновременно автоматически считая вдохи.
      За окном расстилался зеленый холмистый пейзаж, испещренный темными пятнами тени — это по небу плыли облака. Под золотистыми лучами солнца светлели весенние цветы на склонах холмов, по голубому небу беззвучно летел вертолет.
      Полный седоволосый мужчина закончил считать свой пульс и ждал, оттягивая момент, когда должен будет повернуться. Он задумчиво смотрел на сельский пейзаж, потом с тихим недовольным ворчанием коснулся кнопки. Стекло сдвинулось в сторону и исчезло в стене.
      За окном тянулся грохочущий красноватый сумрак.
      В темноте, окутывающей подземный город, маячили контуры огромных угловатых колоссов из камня и металла. Где-то далеко в глубине ритмичное посапывание сливалось в далекий рев; в перестук титанических насосов вплетались механические хрипы. Время от времени мрак разгоняли молнии электростатических разрядов, но они жили слишком мало, чтобы высветить мелкие детали Нижнего Чикаго.
      Камерон высунулся, задирая голову. Вверху был лишь густой мрак, время от времени освещаемый ожерельями белых молний, пробегающих по каменному небосклону, внизу — совсем уж непроницаемая тьма. Именно это и было реальностью. Массивные машины являли прочный фундамент, на котором покоился весь нынешний мир. Камерон, воспрянув духом, отступил и задвинул стекло. За окном вновь распростерся пейзаж — зеленые холмы и небо с облаками.
      Камерон отвернулся. Дверная ручка была только ручкой и ничем больше. Простым по форме, увесистым куском металла. Обойдя стол, он быстро направился к двери, вытянул руку и решительно сомкнул пальцы на ручке. Пальцы не встретили привычного сопротивления. Под рукой был не металл, а какой-то студень.
      Роберт Камерон, Гражданский Директор Департамента Психометрии, вернулся за свой стол, сел, вытащил из ящика бутылку и плеснул себе порцию. Глаза его бегали по столешнице, не в силах остановиться хотя бы на мгновенье. Он нажал клавишу.
      В кабинет вошел доверенный секретарь Камерона Бен Дю Броз, невысокий, плотный мужчина лет тридцати, с голубыми глазами и взъерошенными волосами цвета тоффи. Не похоже было, чтобы у него возникли какие-то сложности с дверной ручкой. Камерон старался не смотреть ему в глаза.
      — Я заметил, что мой монитор выключен, — обвиняюще проговорил он. Это вы сделали? Дю Броз усмехнулся.
      — Но какая разница, шеф? Все равно все звонки снаружи проходят через мой коммутатор.
      — Не все, — буркнул Камерон. — Те, что из Главного Штаба — нет. Вы много на себя берете. Где Сет?
      — Понятия не имею, — ответил Дю Броз, слегка хмуря лоб. — Я бы сам хотел знать. Он…
      — Помолчите. — Камерон переключил монитор на прием и тут же раздался истерический сигнал вызова. Директор с осуждением посмотрел на секретаря. Дю Броз заметил грозные морщины на лбу начальника и почувствовал в желудке спазм холодной, безумной паники. Мелькнула даже отчаянная мысль разбить монитор… впрочем, сейчас не спасло бы и это. Куда подевался Сет!
      — Шифратор, — произнес голос из динамика.
      — Шифратор включен, — буркнул в ответ Камерон. Его сильные пальцы с торчащими суставами пробежали по клавиатуре. На экране монитора появилось лицо.
      — Камерон? — спросил Военный Секретарь. — Что там творится в вашей конторе? Я ищу вас, ищу…
      — Вот и нашли. Должно быть, дело важное, раз вы используете эту линию. Что случилось?
      — Это разговор не для телемонитора. Даже с шифратором. Возможно, я ошибся, посвятив в дело вашего Дю Броза. Можно ему доверять?
      Камерон поймал равнодушный взгляд Дю Броза.
      — Да, — медленно сказал он. — У меня нет к нему претензий. Итак?
      — Через полчаса у вас будет мой человек. Я хочу, чтобы вы взглянули кое на что. Меры предосторожности обычные. И безоговорочный приоритет. Вы поняли?
      — Я буду ждать, Календер, — сказал директор и выключил аппарат. Положив ладони на стол, он принялся разглядывать ногти.
      — Ну что ж, отдайте меня под суд, — заговорил Дю Броз.
      — Когда Календер был здесь?
      — Сегодня утром. Послушайте, шеф, я сделал это нарочно, у меня была причина. Я пытался все объяснить Календеру, но он просто болван, а у меня слишком мало звезд на погонах, чтобы переубедить его.
      — Что он вам сказал?
      — Об этом, мне кажется, вы пока не должны знать. Сет тоже согласен со мной по этому вопросу, а уж ему-то вы доверяете. И вообще, я с отличием прошел все психотссты, иначе меня бы здесь не было. Мы имеем дело с психологической проблемой, а обстоятельства требуют не посвящать вас в дело, пока…
      — Пока что?
      Дю Броз отгрыз заусенец на большом пальце.
      — Пока я еще раз не поговорю с Сетом. Очень важно, чтобы вы не были замешаны в это дело; оно выглядит слишком парадоксально. Я могу и ошибаться, но если я прав… вы даже не представляете, что это такое!
      — Значит, вы считаете, что Календер ошибается, обращаясь с этим напрямую ко мне, — буркнул Камерон. — Почему?
      — Именно этого я и не хочу вам говорить. Если скажу, все… все пойдет прахом.
      Камерон вздохнул и потер ладонью лоб.
      — Забудем об этом, — устало сказал он. — Бен, этим департаментом руковожу я. И я несу ответственность за все, что здесь происходит. — Он умолк и быстро взглянул на Дю Броза. — Это слово, похоже, имеет для тебя большое эмоциональное значение.
      — Какое слово? — бесцветным голосом спросил Дю Броз.
      — Ответственность. Ты странно среагировал на него.
      — Меня укусила блоха.
      — Вот как? Во всяком случае, слушай вот что: если возникает вопрос, касающийся Департамента Психометрии, к тому же вопрос, имеющий безоговорочный приоритет, я должен знать о нем. Война не кончится, если я уйду в отпуск.
      Дю Броз взял со стола бутылку и встряхнул ее.
      — Можешь глотнуть, — предложил Камерон, подсовывая ему пустой бокал. Секретарь налил себе янтарной жидкости и незаметно для Камерона опустил в нее таблетку.
      Однако пить не стал — поднял бокал, понюхал и отставил.
      — Пожалуй, рановато для меня. Лучше всего мне пьется ночью. Вы представляете, где можно найти Сета?
      — Да помолчите вы, — буркнул Камерон, уставившись на бокал невидящим взглядом. Дю Броз подошел к окну и посмотрел на сельский пейзаж.
      — Кажется, дождь идет.
      — Здесь, внизу, не бывает дождей, — ответил Камерон. — Нет у них на это права.
      — Но на поверхности… взгляните. Кстати, вы позволите мне сопровождать вас?
      — Нет.
      — Почему?
      — Потому что меня мутит, когда я смотрю на вас! — рявкнул Камерон.
      Дю Броз пожал плечами и направился к двери. Взявшись за ручку, он почувствовал на себе внимательный взгляд директора, но не обернулся.
      Закрыв за собой дверь, он пошел в центр связи, игнорируя чувственный взгляд девушки, сидевшей перед пультом, мигавшим разноцветными лампочками.
      — Найдите мне Сета Пелла, — распорядился он, ясно слыша тупое бессилие в собственном голосе. — Ищите везде… пока не найдете.
      — Что-то важное?
      — Да-а… очень!
      — По общему каналу связи?
      — Я… нет. — Дю Броз машинально пригладил пальцами шевелюру. — Мне нельзя, у меня нет разрешения. Вы думаете, эти болваны наверху позволят…
      — Шеф мог бы это уладить.
      — Это вам только кажется. Лучше не рисковать, Сэлли. Вы уж постарайтесь. Возможно, я выйду ненадолго, а вы узнайте, где можно найти Сета.
      — Что-то случилось, — констатировала Сэлли.
      Дю Броз одарил ее вымученной улыбкой и отвернулся. Молясь про себя, он вновь вошел в кабинет Камерона.
      Директор стоял у открытого окна, вглядываясь в красноватый сумрак снаружи. Дю Броз украдкой посмотрел на стол. Виски в б жале уже не было, и Дю Броз почувствовал мгновенную дрожь облегчения. Но даже теперь…
      Камерон не товернулся к нему, он просто спросил:
      — Кто там?
      Новичок не заметил бы разницы в голосе директора, но Дю Броз не был новичком. Он хорошо знал, что алкалоид уже добрался по системе кровообращения до мозга Камерона.
      — Это я, Бен.
      — Ага.
      Дю Броз смотрел на тучную фигуру — шеф слегка пошатывался. Впрочем, это ненадолго: период дезориентации был очень короток. Он благословил случайность, из-за которой в кармане оказалась пачка "Глупого Джека". Собственно, это было не совсем случайностью — их носили с собой большинство военных. Когда работаешь по ненормированному, максимально уплотненному графику, начинаешь постепенно спиваться, а похмелье становится профессиональным заболеванием. Некий одаренный химик, экспериментируя в свободное время с алкалоидами, изобрел "Глупого Джека": небольшие таблетки без вкуса, сравнимые по действию со стопроцентным шотландским виски. Они вызывали и поддерживали розовый жар синтетической эйфории, популярной с тех пор, как человек впервые заметил ферментизацию винограда. Это была одна из причин, по которым работники военного департамента мирились с работой до упаду над бесконечными заданиями, в долгом клинче, тянущемся с тех пор, как оба народа децентрализовались и окопались. Интересное дело: человечество жило, пожалуй, безопаснее и богаче, чем до войны; планированием и ведением военных действий занимался исключительно Главный Штаб и подчиненные ему органы. В небывало специализированной войне есть место только для специалистов: ведь ни одна страна уже не использовала для сражений солдат. Даже сержанты были из металла.
      Ситуация эта была бы невозможна без импульса, который дала Вторая Мировая война. Как первая мировая война привела к использованию воздушных сил во втором глобальном конфликте, так война сороковых годов двадцатого века стала толчком к развитию различных отраслей техники — и электроники среди прочего. И когда началась первая массированная атака фалангистов на другую половину планеты, западное полушарие оказалось готово не только отразить ее, но и привести в действие собственную военную машину с изумительной скоростью и точностью.
      Войне не нужны мотивы. Однако мотивом, стоявшим за нападением фалангистов, был, прежде всего, империализм. Они были гибридной расой, как некогда американцы; на пепелище второй мировой войны возник новый народ. Запутанный узел общественных, политических и экономических связей в Европе породил совершенно новую страну. В жилах фалангистов текла смешанная кровь дюжины народов — хорватов, немцев, испанцев, русских, французов, англичан. Фалангисты были эмигрантами, они стекались со всей Европы в свободное государство с произвольно установленными и хорошо охраняемыми границами. Это был плавильный тигель народов.
      В конце концов фалангисты объединились, приняв название, пришедшее из Испании, усвоив немецкую технику и японскую философию. Они представляли собой такую смесь, как ни один народ до них; в этом котле, под которым развели огонь, перемешались между собой и черные, и желтые, и белые. Они провозгласили расовое единство, за что враги называли их дворнягами, и нелегко было разобраться на чьей стороне правда. Американские котонисты некогда покоряли Дальний Запад, но для фалангистов ничего подобного уже не осталось.
      И вот наконец два великих народа на целые десятилетия сцепились в войне, идущей с переменным успехом приставив друг другу ножи к бронированным горлам. Экономика обеих стран постепенно приспособилась к военным условиям… и это привело к появлению штучек вроде "Глупого Джека"!
      Производство "Глупого Джека" финансировал Отдел Общественного Настроения, поддерживаемый Департаментом Психометрии. Существовало также множество других быстродействующих заменителей, которые поддерживали дух людей, работающих на военную машину. К примеру, "Гусиная Кожа", вызывающая мгновенный эмоциональный шок у тех, кому не хватает впечатлений, получаемых от субъективных фильмов. А еще "Крепкий Сон" и Сказочные Страны, которые могли отчасти компенсировать отсутствие детей или домашних животных — и даже выполнять роль психотропных средств. Немногие могли продолжать жить с комплексом неполноценности, когда ничто не мешало стать Иеговой в фантастически убедительных иллюзиях собственных маленьких мирков, населенных существами, которых ты сам придумываешь и создаешь. Они не были живыми существами: просто куклы, но такой сложной конструкции, что многие люди, смотря на Сказочную Страну, пробуждающуюся к жизни под их пальцами, нажимающими клавиши на пульте управления, с большим трудом решались вернуться в реальный мир. Эти устройства были идеальным способом бегства от действительности.
      Дю Броз внимательно следил за Камероном, он хотел покончить с делом, пока тот еще дезориентирован.
      — Нам нужно приготовиться.
      — Нам?
      — Значит, вы передумали? — Дю Броз изобразил удивление. — Уже не хотите, чтобы я пошел с вами?
      — О, разве я… я думал…
      — Лучше не оставлять окно открытым. В наше отсутствие может налететь всякая дрянь.
      — В Нижнем Чикаго нет никаких опасных газов, — буркнул Камерон, спокойно отнесясь к тому, что Дю Броз будет его сопровождать. — Даже в Пространстве.
      — Согласен, но там хватает зловонных выделений, — сказал Дю Броз.
      — Это подземный город…
      — Да. Независимо от уровня развития техники он остается подземным. Но ведь это вы ввели в обращение сканирующие окна, так почему сами ими не пользуетесь?
      Камерон задвинул стекло и взглянул на зеленые холмы, покрытые тенью густеющих дождевых облаков.
      — Я не страдаю клаустрофобией, — сказал он. — Могу месяцами находиться под землей, и ничего со мной не будет.
      — Со мной дело обстоит хуже…
      Дю Броз отметил, что Камерон хорошо держится после таблетки. Это было здорово: ему вовсе не хотелось, чтобы директор напился до беспамятства планы Дю Броза были рассчитаны надолго вперед. Посланник Военного Секретаря, вероятно, даже не заметит возбуждения Камерона. Дю Броз вдруг вспомнил, что нужно угостить шефа пастилкой для освежения дыхания, прежде чем…
      Он успел как раз вовремя. В кабинет после обязательной проверки личности ввели худого мужчину со злым лицом и двумя пистолетами на поясе.
      — Меня зовут Лок, — представился он. — Вы готовы, мистер Камерон?
      — Да. — Директор уже был в норме. — Куда мы едем?
      — В санаторий.
      — На поверхность?
      — Да, на поверхность.
      Камерон кивнул и двинулся к двери, потом остановился и нахмурился.
      — Ну, в чем дело? — поторопил он.
      — Извините. — Док открыл дверь и пропустил Камерона вперед. Когда Дю Броз хотел последовать за ним, посланник правительства преградил ему путь.
      — А вы не…
      — Все в порядке. Лок покачал головой.
      — Мистер Камерон, этот человек идет с еами? Директор оглянулся с удивленным выражением на лице.
      — Он… что? Да, да, он едет с нами.
      — Как скажете. — Лицо мужчины стало еще злее, однако он пропустил Дю Броза и сам вышел следом.
      Когда они проходили через центр связи, секретарь вопросительно взглянул на Сэлли. Девушка пожала плечами, и Дю Броз глубоко вздохнул. Итак, все ложилось на его плечи. А он очень боялся того, что могло произойти в санатории.
      Лифт доставил их на нижний уровень, и там командование принял Лок. Следом за ним они дошли до скоростной трассы. Усевшись в кресло, Дю Броз попытался расслабиться. Он смотрел, как задвигается над их головами подсвеченный потолок цвета старой слоновой кости, но это гладкое синтетическое вещество не было преградой его мыслям. Они проникали сквозь него в грохочущий мрак Пространства, где машины, пульсирующие ритмом города, заполняли эту бездну своей шумной жизнью. Там не было ни одного человека. Люди, обслуживающие машины, с удобствами сидели в искусственном климате звуконепроницаемых зданий, а сканирующие окна создавали иллюзию, будто находишься на поверхности. Если не открывать окон, можно было провести в Нижнем Чикаго всю жизнь, не отдавая себе отчета в том, что находишься почти в двух километрах под землей.
      Одной из главных проблем была клаустрофобия. Прежде чем с нею было покончено, многие неврозы переродились в настоящие психозы. Неврозы эти мучили только людей, работающих на войну, поскольку большей части гражданского населения вовсе не обязательно было жить под землей. Децентрализация надежно защищала их; никто не станет бомбить мелкие поселки.
      — Здесь мы пересядем, — через плечо бросил Лок, и Дю Броз коснулся кнопки под подлокотником своего кресла. Три кресла соскользнули с полосы быстрого движения на стоянку, затормозили и остановились. Лок молча провел своих спутников в пневмовагон, закрыл дверь и потянулся к пульту управления. Дю Броз ухватился за поручень в тот самый момент, когда тонкий палец передвинул рычажок ускорения на максимум.
      Желудок его прижало к позвоночнику; после мгновенной темноты в глазах зрение вернулось вновь. Дю Броз автоматически начал старую игру, которой грешил каждый военный — безнадежные попытки сориентироваться и угадать направление, в котором мчится пневмовагон. Разумеется, это было невозможно. Только двадцать человек — высшие офицеры Главного Штаба знали, ще находится Нижний Чикаго. Лабиринт туннелей, отходящих от города, кончался порой в местах, отстоящих от него до тысячи километров. Кроме того, туннели эти располагались так хитро, что поездка куда угодно занимала ровно пятнадцать минут.
      Нижний Чикаго мог находиться под хлебными нивами Индианы, под озером Гурон или под руинами Старого Чикаго — вот и все, что было известно. Достаточно было явиться к одним из Ворот, пройти идентификацию и сесть в пневмовагон. Через четверть часа ты уже был в Нижнем Чикаго. Вот так просто. Та же система — средство предосторожности от сверлящих бомб — была принята во всех подземных городах. Применялись и другие способы, но Дю Броз плохо в них разбирался. Ему сказали, что триангуляционная пеленгация города невозможна, и он просто принял этот факт к сведению. Современная война больше напоминала игру в шахматы, чем чреду битв.
      Вагончик остановился, и они прошли по небольшому коридору до кабины вертолета. Засвистели лопасти, рассекая воздух. Машина поднялась в воздух и повернулась на месте на сорок пять градусов. Дю Броз увидел в иллюминатор перистые ветви деревьев. Когда они взлетели повыше, под ними раскинулся сожженный солнцем холмистый пейзаж. Дю Броз задумался, какой это штат. Иллинойс? Индиана? Огайо?
      Вдруг он наклонился, обеспокоенный — что-то там было…
      — Да? — Камерон взглянул на него.
      Дю Броз быстро повернул ручку на оправе иллюминатора, и пластик посредине стал толще, образовав линзу, приближающую удаленный участок. Посмотрев через нее, секретарь успокоился.
      — Осечка, — бросил через плечо Лок; Дю Брозу сперва показалось, что тот не заметил его движения.
      — Это просто один из куполов, — буркнул Камерон, поудобнее устраиваясь в кресле. Однако Дю Броз не сводил взгляда с эродированного серебристого образования, торчавшего из склона холма.
      Это была полусфера диаметром около тридцати метров. По всей Америке их было разбросано общим счетом семьдесят четыре, и все абсолютно одинаковые. Дю Броз уже и не помнил, когда они были идеально зеркальными куполами; ему исполнилось восемь лет, когда они внезапно возникли ниоткуда, все разом, необъяснимые в своей тайне, которую так и не удалось разгадать. Никто не сумел проникнуть внутрь, ничего и никогда из них не появилось. Семьдесят четыре сверкающие полусферы появились словно из-под земли, вызвав замешательство, граничащее с паникой. Многие тогда думали, что это очередное секретное оружие противника.
      В любой момент ожидали взрыва этих образований. На время, пока эксперты пытались разобраться с ними, все гражданские лица в радиусе пятидесяти километров были эвакуированы. Миновал год, а специалисты так ни к чему и не пришли.
      Они ковырялись с этими куполами еще лет пять, но уже без прежнего энтузиазма.
      А потом на безупречной глади куполов начала сказываться эрозия. Полированная поверхность постепенно покрылась царапинами. Эта паутина разрасталась подобно сети трещин на отражающем слое зеркала, и через какоето время купола стали сплошь матовыми и потрескались. Тогда стало возможно заглянуть внутрь их, но там ничего не оказалось — одна земля.
      Однако никто так и не смог войти в купол. Вход в них преграждала какая-то неведомая сила, что-то вроде овеществленной энергии, создающей непроницаемый барьер для твердых тел.
      Уже давно общественное мнение, по-прежнему считающее эти таинственные предметы секретным оружием врага, которое почему-то не сработало, окрестило их Осечками. И название прижилось.
      — Осечка, — повторил Лок и включил вспомогательные ракетные двигатели. Пейзаж внизу расплылся и исчез.
      Дю Броз посмотрел на Камерона, гадая, долго ли еще продлится действие алкалоида. "Глупый Джек" был не таким уж безотказным средством. Случалось…
      Впрочем, спокойное, расслабленное лицо директора развеяло его опасения. Все будет хорошо. Должно быть…
      А Камерон смотрел на альтиметр, и циферблат улыбался ему.

      Доктор Ломар Бренн, ведущий невропатолог санатория, был коренастым, живым мужчиной с навощенными усами и блестящими черными волосами. У него была привычка глотать окончания слов, отчего он казался более жестким, чем был на самом деле. Сейчас он чуть прищурился при виде Камерона, но если даже и заметил возбуждение директора, то не подал виду.
      — Привет, Камерон, — воскликнул он, бросая на стол пачку историй болезни. — Я ждал тебя. Как дела, Дю Броз?
      Камерон улыбнулся.
      — Моя миссия настолько секретная, Бренн, что я даже не знаю, зачем явился сюда.
      — Ну что ж… зато я знаю. Ты здесь затем, чтобы изучить случай Эм-двести четыре.
      Директор ткнул пальцем в экран монитора на стене. На нем был виден пациент, нервно крутящийся на стуле, а расположенный чуть выше овальный вспомогательный экран, показывал лицо мужчины крупным планом. Из динамика доносился тихий голос:
      — Они за мной ходили, и с птицами бродили, а шелест деревьев тревожит и множит, слова всегда слова…
      Бренн выключил монитор. Катушка с лентой перестала вращаться, голос умолк.
      — Это не он, — объяснил врач — Это…
      — Dementia praecox, верно?
      — Да, именно так. Дезориентация, рифмование слов — в общем, все так обычно. С лечением не будет никаких проблем. Два месяца, и он вернется на поверхность.
      Это была обычная процедура лечения пациента с психическими отклонениями, прошедших курс в подземном городе-госпитале. Их отдавали под опеку специально подобранным людям, и лечение продолжалось в нормальных условиях. Дю Броз познакомился с этой системой, работая психологом.
      Бренн казался слегка смущенным. Он заметил эйфорию Камерона, но решил воздержаться от комментариев в присутствии Дю Броза и Лока.
      — Взглянем на этого Эм-двести четвертого, — сказал он.
      — Его данные секретны? — спросил Камерон.
      — Это не мое дело. Не беспокойся, Военный Секретарь потом все тебе объяснит. Я должен просто показать тебе пациента. Мистер Лок, подождите, пожалуйста, здесь…
      Тот кивнул и уселся в кресло, а Бренн вывел Камерона и Дю Броза в холодный коридор, залитый мягким светом.
      — Это мой собственный пациент. Никто, кроме меня, его не навещает, если не считать двух санитаров. Разумеется, он под постоянным присмотром.
      — Агрессивен?
      — Нет, — ответил Бренн. — Это… собственно, это не моя специализация. Этот человек… — Он повернул ключ в замке. — Сюда. У этого человека бывают галлюцинации. Это был бы совершенно обычный случай, если бы не одна деталь.
      Камерон кашлянул.
      — И каков же диагноз?
      — Мы подозреваем паранойю. Он принял другую личность. Довольно… гмм… экзальтированную.
      — Христос?
      — Нет. Пациентов, называющих себя Христами, у нас много. Эм-двести четвертый уверяет, что он Магомет.
      — Симптомы?
      — Пассивен, его приходится кормить внутривенно. Понимаешь, он Магомет после смерти Магомета.
      — Старая песня, — прокомментировал Камерон. — Возврат в материнское лоно… бегство от действительности.
      — В какой он обычно позе? — спросил Дю Броз, и Бренн одобрительно кивнул.
      — Вот именно. Он не принимает позу плода. Лежит на спине, ноги выпрямлены, руки скрещены на груди. Неконтактен. Глаза постоянно закрыты. — Невропатолог повернул ключ в замке очередной двери. — Мы держим его в изоляторе. Санитар!
      Они вошли в палату, где их приветствовал плотный рыжеволосый мужчина. В углу стоял небольшой столик; оборудование для внутривенного кормления находилось под стеклянным колпаком, а в противоположной стене виднелась пластиковая дверь с прозрачными стеклами. Санитар указал на эту дверь.
      — Пациент на обследовании, сэр.
      — Там какой-то технарь, — обратился Бренн к Камерону. — Ничего общего с медициной. Кажется, физик.
      Дю Броз уставился на шестиступенную стремянку, совершенно не подходившую к стерильной палате. Пластиковая дверь открылась, из нее выскочил взъерошенный человечек, посмотрел на них сквозь толстые стекла очков, после чего со словами: "Вот что мне нужно" схватил стремянку и исчез.
      — Ну, хорошо, — сказал Бренн. — Взглянем на него. Соседнее помещение оказалось изолятором, но достаточно комфортабельным. Кровать отодвинули от стены, на полу стояли приборы, а физик как раз толкал стремянку к постели.
      Эм-двести четвертый лежал навзничь с руками, сложенными на груди и закрытыми глазами, а его изборожденное морщинами лицо было идеально пустым, ничего не выражало. Точнее, он не лежал на кровати, а висел в воздухе, метрах в полутора над ней.
      Дю Броз машинально поискал взглядом веревки, хотя знал, что здесь не место подобным фокусам. Веревок, конечно же, не было. Не было под Эм-двести четвертым ни стекла, ни пластика. Он… левитировал.
      — Ну, что скажете? — спросил Бренн.
      — Гроб Магомета… подвешенный между небом и землей, — пробормотал Камерон. — Как это сделано, Бренн?
      Доктор тронул усы.
      — Это не моя специальность. Мы проводили самые обычные исследования: морфология, анализ мочи, электрокардиограмма, обмен веществ… и здорово с ним намучились. Он поморщился. — Пришлось привязывать его ремнями к кровати, чтобы сделать рентген. Он… висит в воздухе!
      Физик, балансируя на стремянке, проделывал таинственные манипуляции с проводами и зондами. Потом сдавленно вскрикнул. Дю Броз следил, как физик медленно перемещает взад-вперед какой-то прибор.
      — Это бессмысленно, — выдавал он.
      — Он здесь со вчерашнего утра, — сказал Бренн. — Его нашли в лаборатории, он висел в воздухе. Уже тогда он вел себя странно, но еще разговаривал. Тогда он и сказал, будто является Магометом, а спустя полчаса перестал реагировать на окружающее.
      — Как вы его сюда доставили? — спросил Дю Броз.
      — Так же, как доставили бы воздушный шар, — ответил доктор, дергая кончик уса. — Его можно перемещать куда угодно, но если отпустить, он вновь взмывает вверх.
      Камерон внимательно разглядывал пациента номер Эм-двести четыре.
      — Ему около сорока лет… Вы обратили внимание на его ногти?
      — Обратил, — сказал Бренн. — Не далее недели назад они были вполне ухоженными.
      — Чем он занимался эту последнюю неделю?
      — Работал, но над чем — меня не информировали. Военная тайна.
      — Значит… он открыл способ нейтрализации тяготения… и шок, вызванный этим открытием… Нет, он был бы готов к такому результату. А если работал, скажем, над прицелом и вдруг заметил, что парит в воздухе… — Камерон нахмурился. — Но как может человек…
      — Он не может, — заметил физик со стремянки. — Это просто невозможно. Даже в теории для создания антигравитационной силы нужны какие-то машины. Мой прибор сходит с ума.
      — То есть? — не понял Камерон. Физик повернул прибор к психологам.
      — Он действует… видите шкалу? А теперь смотрите… Он коснулся металлическим зондом виска пациента номер Эм-двести четыре. Стрелка упала до ноля, потом дико прыгнула в конец шкалы, помешкала там и вновь вернулась на ноль.
      Физик слез со стремянки.
      — Превосходно. Мои приборы не действуют, когда я пытаюсь замерить этого парня. Зато они действуют в любом другом месте. Но… я и сам не знаю. Может, он претерпел какое-нибудь химическое или физическое превращение. Хотя даже в этом случае не должно быть никаких трудностей с качественным анализом. Такого просто не бывает. — Бормоча что-то под нос, он принялся собирать оборудование.
      — Однако теоретическая возможность подвесить объект в воздухе все-таки существует, правда? — спросил Камерон.
      — Вы имеете в виду объекты тяжелее воздуха? Конечно. Гелий поднимает дирижабль. Магнитные силы держат в воздухе опилки железа. Теоретически вполне возможно, чтобы этот человек висел в воздухе. Никаких проблем. Но должна существовать какая-то разумная причина. А как я могу обнаружить эту причину, если мои приборы не действуют?
      Он в отчаянии махнул рукой, его морщинистое лицо гнома раздраженно скривилось.
      — И вообще, меня заставляют работать вслепую. Мне нужно знать, чем занимался этот человек, только тогда я смогу предложить гипотезу. Иначе мне тут нечего делать!
      Бренн посмотрел на Камерона.
      — Есть вопросы?
      — Нет. Во всяком случае, не сейчас.
      — Тогда вернемся в мой кабинет. Когда они вошли, Лок тут же встал.
      — Готово, мистер Камерон?
      — Да. Куда мы теперь?
      — К Военному Секретарю. Дю Броз застонал про себя.

      В течение следующих четырех часов…
      Инженер-ракетчик в девяносто четвертый раз проверил цепь, откинулся на спинку кресла и расхохотался. Его смех вскоре перешел в беспрерывный истошный визг. В конце концов врач из амбулатории сделал ему в руку укол апоморфина и смазал покрасневшее горло. Однако сразу же после пробуждения инженер снова начал орать. Пока он шумел, он чувствовал себя в безопасности.