1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

ГРОМ НА РАССВЕТЕ

СЕМЯ ДАГОНА

МЕСЯЦ ДРАКОНА

1. ЗАЧАРОВАННЫЕ МОРЯ

2. МИФИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ

3. СВЯТИЛИЩЕ В РОЩЕ

4. НЕ ВЕРЬ ФАВНУ

5. ЖРЕЦЫ АПОЛЛИОНА

6. ЭХО ПРОШЛОГО

7. ПРОСЬБА НЕВОЛЬНИЦЫ

8. ГОВОРИТ ГЕКАТА

9. ИЗЛУЧЕНИЕ СМЕРТИ

10. СДЕЛКА С ВЕРХОВНЫМ ЖРЕЦОМ

11. ПОМОЩЬ ГЕКАТЫ

12. СРАЖАЮЩИЕСЯ ЖИВОТНЫЕ

13. МОЩЬ НА ПРИВЯЗИ

14. КОНЕЦ БОГА

15. МУЗЫКА ИЗ МОРЯ

1. ВРАТА ВОЙНЫ

2. КРОВЬ В ГОРОДЕ

3. ГОРНЫЙ РАЗБОЙНИК

4. ДОЛИНА ТИШИНЫ

5. ДА БУДЕТ ПРОКЛЯТ ЭТОТ ГОРОД!

1. ЗНАК ЗЕРКАЛА

2. ЗНАК ВАСИЛИСКА

3. ЗНАК ЧЕРНОГО ЦВЕТКА

4. ЗНАК ЗМЕИ

5. ЗНАК РЫБЫ ЭА

6. ЗНАК ТАММУЗА

      Его называли Христом, но он не был тем человеком, который пять тысяч лет назад прошел крестным путем на Голгофу. Еще его называли Буддой и Магометом, Агнцем и Помазанником Божьим, Владыкой Мира и Бессмертным.
      Имя же его было Тирелл.
      На сей раз он шел иным путем — крутой тропой, ведущей к монастырю на горе, и на минуту остановился, щуря глаза от ослепительного сияния солнца. Его белоснежные одежды пятнала ритуальная грязь.
      Девушка, стоявшая рядом, коснулась его руки, мягко поторапливая, и Тирелл вошел в тень ворот.
      Вдруг он заколебался и оглянулся. Дорога выходила на широкий горный луг, на котором и стоял монастырь. Стояла ранняя весна, и луг радовал взгляды яркой зеленью. В глубине души мужчина чувствовал гнетущую тоску при мысли, что придется отказаться от этой зелени, но понимал, что вскоре все опять будет хорошо. И зелень эта сделалась далекой и ненастоящей. Девушка вновь коснулась его руки — он послушно кивнул и двинулся вперед с неясным предчувствием близящейся гибели, которого уставший разум не мог объяснить.
      "Я очень стар", — подумал он.
      Священники на дворе опускались перед ним на колени, старший из них, Монс, стоял на дальнем берегу большого пруда, в котором отражалась бездонная голубизна неба. Время от времени вода ежилась от легких дуновений холодного ветерка.
      Старый, почти забытый рефлекс заставил руку подняться, и Тирелл благословил всех.
      Голос его спокойно произносил полузабытые фразы.
      — Да будет мир на всей измученной земле, во всех мирах и на небесах. Да будет мир. Силы… — его рука дрогнула было, но он тут же вспомнил, что дальше. — Силы тьмы бессильны против Божьей любви. Я принес вам Слово Божье, вот оно: Любовь, понимание, покой.
      Они ждали, пока он кончит. Время было неподходящее, да и ритуал тоже, но все это не имело никакого значения, поскольку он был Мессией.
      Монс, стоявший на другом конце пруда, сделал знак. Девушка мягко положила ладони на плечи Тиреллу.
      — Бессмертный, — окликнул его Монс, — сбросишь ли ты свои запятнанные одежды и вместе с ними — грехи этого времени?
      Тирелл бездумно смотрел на другой берег.
      — Почтишь ли ты мир очередным столетием своего священного присутствия?
      Тирелл вспомнил несколько слов.
      — Я ушел с миром и вернулся с миром, — ответил он.
      Девушка осторожно сняла с его плеч белое одеяние и присела, чтобы развязать ему сандалии. Обнаженный, встал он на берегу пруда.
      Он выглядел как двадцатилетний юноша. Ему было две тысячи лет.
      Внезапно беспокойство вновь охватило его. Монс поднял руки в приглашающем жесте, но Тирелл озабоченно поглядывал по сторонам, пока не встретил взгляд серых глаз девушки.
      — Нерина… — пробормотал он.
      — Войди в пруд, — шепнула она. — Переплыви его. Протянув руку, он коснулся ее ладони, и она крепко сжала ее, пытаясь разогнать темноту, закрывающую его разум, внушить ему, что все снова будет хорошо, что она будет ждать… как ждала его воскрешения уже три раза за последние триста лет.
      Она была гораздо моложе Тирелла, но тоже бессмертная.
      Внезапно туман в его голубых глазах рассеялся.
      — Жди меня, Нерина, — сказал он и тут же, демонстрируя прежнюю ловкость, подбежал к воде и чисто без брызг нырнул.
      Пока он плыл, она следила за его сильными и уверенными движениями. Его тело было в полном порядке — как, впрочем, и всегда, независимо от возраста — и только разум окостеневал, все чаще буксуя в каменных колеях времени, теряя контакт с реальностью, а память становилась все более фрагментарной. Но самые старые воспоминания сохранялись лучше всего, а еще прочнее были отработанные рефлексы.
      Девушка чувствовала свое тело — молодое, сильное и красивое. И так должно быть всегда. Вот только разум… Что ж, должно быть решение и для этого вопроса.
      "Мне повезло, — думала она. — Из всех женщин всех миров именно я Возлюбленная Тирелла и единственный, кроме него, бессмертный человек".
      С любовью и уважением смотрела она на плывущего мужчину. У ее ног лежали сброшенные им одежды, запятнанные воспоминаниями минувшего столетия.
      Казалось, это было совсем недавно… Она хорошо помнила, как в прошлый раз смотрела на Тирелла, плывущего через пруд. И еще более раннюю сцену, и ту, что была в самом начале. Разумеется, для нее, а не для Тирелла…
      Выйдя на берег, он замешкался, и девушка почувствовала боль, увидев перемену в нем — от силы и уверенности в себе до смущения и сомнений. Однако Монс был наготове: взяв Тирелла за руку, он повел Мессию к дверям в высокой стене монастыря. Девушке показалось, что в дверях Тирелл повернулся и посмотрел на нее с нежностью, которая никогда не иссякала в нем.
      Один из священников поднял с земли испачканные одежды. Их предстояло очистить и положить на алтарь — сферическую святыню, формой напоминающую Мать-Землю. Складки одежды, вновь ослепительно белой, накроют ее целиком.
      Она должна быть очищена, как очищался разум Тирелла — нужно было вымыть все тяжкие воспоминания, которые нанес прошедший век.
      Священники уходили. Девушка взглянула через открытые ворота на яркую зелень горного луга, жадно тянущуюся к солнцу после зимних холодов. "Бессмертие… — подумала она, воздев вверх руки и чувствуя, как вечная кровь, настоящая кровь богов, бурлит в ее жилах. — Тирелл был тем, кто страдал, и нет цены, чтобы заплатить за этот… дар".
      Двадцать столетий.
      И первое из них было настоящим кошмаром.
      Ее мысль скользила по закрытой туманом истории, ставшей легендой, отмечая лишь краткие минуты покоя, источником которого был Белый Христос, бредущий сквозь ревущий хаос зла. Земля тогда почернела, ее заливал пурпур ненависти и боли. Рагнарек, Армагеддон, Час Антихриста — две тысячи лет назад!
      Бичуемый и невозмутимый, провозглашающий любовь и мир, шел Белый Мессия — свет в адской темноте, окутывающей землю.
      Он выжил, а силы зла уничтожили самое себя, и миры обрели наконец покой. Его нашли так давно, что Час Антихриста был забыт, превратился в легенду.
      Забыт даже Тиреллом. Нерина радовалась этому, ибо вечная память о таких событиях была бы ужасна. При одной мысли о муках, какие ему приходилось испытывать,
      девушка содрогнулась.
      Она посмотрела вниз, на голубую гладь воды. Холодный ветер рябил ее, облако плыло через диск солнца, тень
      бежала по зеленому лугу.
      Минет семьдесят лет, прежде чем ей самой придет время снова переплывать пруд, и когда она проснется после этого, то увидит над собой голубые глаза Тирелла. Его ладонь будет легко лежать на ее ладони, и они соединятся в молодости, которая повторится для них вечной весной.
      Ее серые глаза всматривались в него, рука касалась лежащего на ложе, но он все не просыпался.
      С беспокойством взглянула она на Монса, но тот только успокаивающе кивнул.
      Наконец девушка почувствовала под пальцами слабое движение. Его веки дрогнули и медленно поднялись. Покой и глубокая уверенность по-прежнему светились в его голубых глазах, которые видели так много, и в разуме, который так много забыл. Тирелл взглянул на нее и улыбнулся.
      Дрожащим голосом Нерина произнесла:
      — Я каждый раз боюсь, что ты меня забудешь.
      — Мы всегда возвращаем ему память о тебе, Благословенная, — заметил Монс. — И всегда будем это делать.
      Он склонился над Тиреллом.
      — Бессмертный, ты уже проснулся?
      — Да, — ответил Тирелл.
      Он выпрямился на ложе, спустил ноги на пол и встал быстрым, уверенным движением. Оглядевшись по сторонам, он заметил снежно-белые одежды и надел их. Оба — и Нерина, и Монс — знали, что в его поведении не было больше колебаний. Вечным телом владел уже молодой разум — уверенный и лишенный сомнений.
      Монс опустился на колени, и Нерина последовала его примеру. Священник мягко произнес:
      — Благодарим Бога за милость нового Воплощения. Да будет мир в этом цикле, как и во всех прежних циклах.
      Тирелл поставил Нерину на ноги, потом наклонился снова и поднял Монса.
      — Монс, Монс… — сказал он, почти укоризненно. — С каждым столетием ко мне все больше относятся как к богу. К примеру, несколько сотен лет назад молились все время моего пробуждения, но не падали на колени. Я человек, Монс. Не забывай этого.
      — Ты принес миру покой, — ответил священник.
      — Может, за это мне дадут что-нибудь поесть? Монс поклонился и вышел. Тирелл быстро повернулся к Нерине. Сильные, но нежные руки заключили ее в объятия.
      — Если я когда-нибудь не проснусь, — сказал он, — тяжелее всего мне будет лишиться надежды увидеть тебя. Я не понимал, насколько был одинок, пока не нашел себе пару.
      — Мы проведем в монастыре неделю, — сказала она. — Неделя уединения перед возвращением домой. Больше всего я люблю быть здесь с тобой.
      — Подожди немного, — сказал он. — Еще несколько столетий, и ты избавишься от этого поклонения. Я хочу этого. Любовь лучше, а кого еще я мог бы полюбить?
      Она подумала о веках, которые он провел в одиночестве, и почувствовала, как ее переполняет любовь и сочувствие.
      После поцелуя она отодвинулась и задумчиво посмотрела на него.
      — Ты снова изменился. Это по-прежнему ты, но…
      — Но что?
      — Какой-то… мягкий. Тирелл рассмеялся.
      — Каждый раз они дочиста стирают мой разум и дают мне новый набор воспоминаний. Разумеется, большинство из них старые, но целое всегда несколько иное. Сейчас времена спокойнее, чем прежде, и разум мой создается так, чтобы подходил к ним. Иначе я стал бы ходячим анахронизмом. — Он слегка нахмурился. — Кто это? Она взглянула на дверь.
      — Монс? Нет, здесь никого нет.
      — Никого? Гмм… ну, хорошо, нас ждет неделя изоляции от мира. Время, чтобы подумать и интегрировать мою заново созданную личность. А прошлое… — он вновь заколебался.
      — Я бы хотела родиться раньше, — сказала девушка.
      — Тогда я могла бы быть с тобой…
      — Нет, — ответил он сдавленным голосом. — Во всяком случае… не очень рано.
      — Неужели было так плохо? Он пожал плечами.
      — Не знаю, насколько истинны мои воспоминания, но я рад, что не помню больше. Достаточно и того, что есть. Легенды говорят правду. — Лицо его исказила гримаса. — Великие войны… разбушевавшийся ад. Всемогущий ад! Антихрист явился среди бела дня, а люди боялись мощи…
      — Взор Тирелла блуждал по низкому потолку, не задерживаясь ни на чем. — Люди превратились в зверей, в дьяволов. Я говорил им о мире, а они пытались меня убить. Я вынес это, ведь по милости Бога был бессмертен, однако уязвим, и оружием они могли меня убить. — Он протяжно вздохнул. Бессмертие — еще не все. Божья воля защищала меня, чтобы я шел, проповедуя мир, до тех пор, пока искалеченные звери не вспомнили, что обладают душой, и медленно, очень медленно не вышли из ада…
      Никогда прежде она не слышала, чтобы Тирелл говорил так.
      Девушка осторожно коснулась его руки, и он повернулся к ней.
      — Все уже кончилось, — произнес он. — Прошлое умерло, и мы живем настоящим.
      Издалека доносились голоса священников, распевающих гимн радости и благодарности.
      Назавтра, после полудня, она увидела его в конце коридора, склонившимся над чем-то, и подбежала к нему. Тирелл стоял на коленях перед телом священника. Когда Нерина окликнула его, он сильно вздрогнул и поднялся. Его бледное лицо было искажено ужасом.
      Девушка посмотрела вниз, и лицо ее тоже побелело. Священник был мертв. На его горле виднелись синие пятна, шея была сломана, голова неестественно и ужасно перекосилась.
      Тирелл шагнул вперед, чтобы заслонить тело от девушки.
      — Приведи Монса… — сказал он неуверенно, словно только что кончилась очередная его сотня лет. — Быстро. Это… Приведи его.
      Монс пришел, взглянул на тело и в ужасе застыл. Глаза его встретились с голубыми глазами Тирелла.
      — Сколько веков, Мессия? — спросил он дрожащим голосом.
      — От последнего акта насилия? Восемь, а может, больше. Монс, ведь никто… никто не способен на такое.
      — Да, — подтвердил Монс. — Насилия больше нет, оно изгнано из мира. Он вдруг упал на колени. — Мессия, верни нам мир! Кошмар возвращается!
      Тирелл выпрямился. В своих белых одеждах он казался статуей, разом воплощающей и силу, и смирение.
      Воздев очи горе, он начал молиться.
      Нерина опустилась на колени, ее ужас таял под влиянием страстной молитвы Тирелла.
      Слухи поползли по монастырю, рваным эхом отражаясь от чистого голубого неба над ним. Никто не знал, чьи руки смертельной хваткой сжали горло священника. Ни один человек не был способен на убийство. Как сказал Монс, способность ненавидеть и уничтожать была изгнана из людей.
      Слухи не выходили за пределы монастыря. Битве предстояло свершиться здесь и втайне — ни одно упоминание о ней не должно было проникнуть наружу, чтобы не нарушить долгого мира.
      Однако пошли новые слухи: Антихрист народился вновь.
      Ища утешения, все обратились к Мессии, к Тиреллу.
      — Мир, — сказал он им. — Мир. Примите зло со смирением. Склоните головы в молитве и помните, что только любовь спасла человека две тысячи лет назад, когда Ад пришел на землю.
      Ночью, лежа рядом с Нериной, он стонал во сне и метался на ложе, нанося удары невидимому врагу.
      — Дьявол! — крикнул он и проснулся, дрожа всем телом.
      Она обняла его и держала в объятиях, чувствуя гордость и смирение, пока он вновь не заснул.
      Однажды Нерина вместе с Монсом отправилась в комнату Тирелла, чтобы поведать ему о новом кошмаре: нашли тело одного из священников, изуродованное ударами ножа. Открыв дверь, они увидели Тирелла — он сидел лицом к ним за низким столом. Он лихорадочно молился, а глаза его были прикованы к окровавленному ножу, что лежал перед ним на столе.
      — Тирелл… — начала было девушка, но тут Монс, судорожно, со свистом вдохнул воздух, рванул ее назад и вытолкнул за порог.
      — Подожди! — крикнул он. — Подожди меня здесь! Прежде, чем она успела возразить, он исчез за дверью, и в замке повернулся ключ.
      Долго стояла Нерина под дверью, не в силах ни о чем думать. Наконец Монс появился снова и тихо закрыл за собой дверь. Он искоса посмотрел на девушку.
      — Вот и все, — сказал он. — Но… ты должна меня выслушать.
      Он помолчал.
      — Благословенная… — Мужчина вновь тяжело задышал, — Нерина. Я… Он скривился, изображая улыбку. — Странно, но я не могу с тобой говорить, если не называю тебя Нериной.
      — Что это значит? Пусти меня к Тиреллу!
      — Нет… нет. С ним ничего не случится. Нерина, он… болен.
      Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Его голос звучал неуверенно, но с каждой секундой набирал силу.
      — Эти убийства… Все их совершил Тирелл.
      — Лжешь, — сказала она. — Не может быть! Голос. Монса стал резче:
      — Открой глаза и послушай меня! Тирелл, он ведь… человек. Великий человек, очень добрый человек, но не бог. Он бессмертен, и если не будет убит, то будет жить вечно… как и ты. Он прожил уже более двадцати столетий.
      — Зачем ты мне это рассказываешь? Я и так знаю!
      — Ты должна мне помочь, но для этого тебе нужно понять. Бессмертие случайная генетическая удача, счастливая мутация. Раз в тысячу, может, в десять тысяч лет рождается бессмертный человек. Он не стареет, ибо тело его обновляется самопроизвольно. Не стареет и его мозг, но вот разум…
      Она прервала его с отчаянием в голосе:
      — Тирелл переплыл пруд обновления три дня назад. Его разум состарится только к концу следующего столетия. Может быть, он… Может быть, он умирает?
      — Да нет же! Нерина, пруд обновления всего лишь символ, и ты об этом знаешь.
      — Да. Настоящее обновление происходит потом, когда ты помещаешь нас в машину.
      — Вот именно, в машине. Если бы мы не применяли ее раз за разом, вы с Тиреллом уже давно стали бы беспомощны. Разум не бессмертен, Нерина, через некоторое время он уже не может выдержать бремени вековечной памяти. Он теряет гибкость, гаснет, придавленный старческим окостенением. Машина стирает разум, Нерина, подобно тому, как стирается информация из памяти компьютера. Потом мы возвращаем часть воспоминаний, вводим их в свежий, чистый разум, и в следующие сто лет он может развиваться и учиться.
      — Все это я знаю…
      — Эти новые воспоминания создают новую личность, Нерина.
      — Как это «новую»? Ведь Тирелл всегда такой же, как прежде.
      — Не совсем. С каждым столетием он немного меняется, потому что жизнь становится все лучше, а мир — все счастливее. В каждом столетии у него новый разум, освеженная личность Тирелла становится иной — она лучше приспособлена к новому веку, чем предыдущая. Твой разум возрождался трижды, Нерина. Ты тоже уже не такая, как в первый раз, хотя и не можешь этого помнить.
      — Но… но что с ним такое?..
      — Не знаю. Я говорил с Тиреллом. По-моему, произошло вот что: когда в конце столетия память стиралась, оставалась чистая, ничем не заполненная сеть нервных окончаний, и на этом фоне мы создавали нового Тирелла. Измененного очень немного, каждый раз лишь самую малость. Но мы делали это уже более двадцати раз, и теперь его разум, должно быть, совершенно иной, нежели двадцать веков назад. Кроме того…
      — Какой иной?
      — Не знаю. Мы предполагали, что после стирания памяти личность перестает существовать, но теперь я думаю, что она не исчезала, а была как бы погребена под новым содержанием. Она подавлялась и загонялась на такие глубокие уровни, что не могла проявиться. Так происходило век за веком, и теперь более двадцати личностей Тирелла, погребенных в его разуме, образуют настолько сложный агломерат, что он больше не может сохранять равновесие. В глубинах мозга воскресают его прежние личности.
      — Но ведь Белый Христос никогда не был убийцей!
      — Нет. Даже самая первая его личность, двадцативековой с лишним давности, должна была быть достаточно великой, чтобы обратить людей к миру во времена Антихриста. Но, видимо, на этом, если так можно выразиться, кладбище памяти, может произойти перемена. Эти погребенные личности, точнее, некоторые из них, могли измениться… могли стать просто плохими. А теперь они обрели голос.
      Нерина повернулась к двери.
      Монс продолжал:
      — Мы еще должны убедиться в этом. Можно спасти Мессию, очистить его мозг, забраться с помощью зонда достаточно глубоко, чтобы изгнать злого духа… Мы можем спасти его и исцелить, но начинать нужно сейчас. Молись за него, Нерина.
      Он послал ей беспокойный взгляд, повернулся и быстро ушел по коридору. Нерина стояла, не в силах собраться с мыслями. Потом, услышав тихий звук, подняла голову. В конце коридора неподвижно стояли два священника, два других закрывали коридор с другой стороны.
      Открыв дверь, она вошла к Тиреллу.
      Первое, что она увидела, был нож с пятнами крови на лезвии. Он по-прежнему лежал на столе. Лишь потом заметила она темную фигуру на фоне ослепительной голубизны неба.
      — Тирелл… — неуверенно позвала девушка. Он повернулся.
      — Нерина? О, Нерина!
      Голос у него был прежний: мягкий и спокойный.
      Она бросилась в его объятья.
      — Я молился, — сказал Тирелл, положив голову ей на плечо. — Монс сказал мне… Я молился. Что я наделал?
      — Ты Мессия, — уверенно произнесла она. — Ты избавил мир от зла, от Антихриста. Вот что ты сделал.
      — Но остальное! Этот дьявол в моем мозгу! Это семя, которое росло там, укрытое от света божьего, во что оно теперь превратилось? Они говорят, что я УБИЛ!
      После долгой паузы девушка спросила:
      — А… ты этого не делал?
      — Нет! — сказал он абсолютно уверенно. — Как бы я мог? Я, который более двух тысяч лет жил любовью! Я не мог причинить вред живому существу.
      — Я знала, — сказала она. — Ты — Белый Христос.
      — Белый Христос… — повторил Тирелл. — Не такого имени я хотел. Я же просто человек, Нерина, и никогда не был ничем большим. Но… кто-то спас меня, кто-то сохранил мне жизнь в Час Антихриста. И это был Бог. Это Его рука вмешалась тоща. Боже, помоги мне теперь.
      Она крепко обнимала его, глядя поверх плеча в окно: ясное небо, зеленый луг, горы с вершинами в облаках. Бог был здесь, над этой голубизной, на всех мирах и в безднах между ними, и Бог означал мир и любовь.
      — Он поможет тебе, — уверенно сказала она. — Он сопровождал тебя две тысячи лет назад и сейчас не покинул.
      — Да… — прошептал Тирелл. — Монс ошибается. Эта дорога была… Я вспоминаю ее. Люди — как звери. Небо, пылающее живым огнем, и кровь… много крови. Более сотни лет, залитых кровью, которую люди-звери проливали в своих войнах…
      Она вдруг почувствовала, как напряглось его тело, потом судорожно вздрогнуло и вновь замерло.
      Он посмотрел ей в глаза.
      "Лед и пламя, — подумала она, — голубой лед и голубое пламя".
      — Великие войны, — сказал Тирелл, и голос его звучал твердо. Он закрыл глаза руками.
      — ХРИСТОС! — Казалось, слово это вот-вот разорвет стиснутое горло.
      — БОЖЕ! БОЖЕ!
      — Тирелл! — в ужасе крикнула она.
      — Прочь! — прохрипел он. Она отпрянула, но он гнал не ее. — Изыди, сатана! — Он царапал голову, сжимал ее своими кулаками, склоняясь все ниже и ниже, пока не скорчился у ее ног.
      — Тирелл! — крикнула она. — Мессия! Ты — Белый Христос…
      Скорчившееся тело стремительно распрямилось. Девушка заглянула в его лицо — иное, новое — и почувствовала, как ее захлестывает волна ужаса и отвращения.
      Тирелл в упор глянул на нее. Потом — и это было ужаснее всего по-шутовски поклонился.
      Девушка отшатнулась, налетела на стол. Не глядя протянула она руку пальцы ощутили на лезвии липкую густоту не подсохшей еще крови. Нащупав рукоять, она вдруг подумала, что этот кусок стали может стать причиной и ее смерти. Воображение подсказало ей образ поблескивающего металла, направленного в ее грудь.
      — Острый? — спросил Тирелл. В голосе его пульсировал смех. — Он еще острый или я затупил его на том священнике? Может, ты хочешь опробовать его на мне? Ну, давай, пробуй! Другие уже пробовали! — Он зашелся смехом.
      — Мессия… — прошептала Нерина.
      — Мес-си-я! — хохотал он. — Белый Христос! Владыка Мира! Несущий слова любви, невредимым проходящий сквозь самые кровавые войны, которые когда-либо опустошали мир;.. Да, этой легенде, дорогая моя, более двадцати веков. Но это ложь! Они забыли как все было на самом деле!
      Она была способна лишь покачать головой.
      — А вот и да! — воскликнул он. — Тебя тогда не было на свете. Никого не было, кроме меня, Тирелла. Это была бойня, и я в ней уцелел. Но не благодаря проповедям о мире. Знаешь ли ты, что бывало с людьми, провозглашавшими любовь? Они погибали… но я остался жить. Я уцелел, но не с помощью проповедей.
      Смеясь, он подошел к ней вплотную.
      — Тирелл-Мясник! — воскликнул он. — Я был самым кровавым из всех убийц. Единственное, что они могли понять, это страх. А испугать их тогда было нелегко, они вконец озверели. Но они боялись МЕНЯ! — Он поднял над головой руки со скрюченными, как когти, пальцами, все его тело экстатически выгнулось — настолько сильны были воспоминания. — Красный Христос! — продолжал он. — Именно так можно было бы меня назвать, но они не сделали этого. Лишь после того, как я доказал им, что я — лучший из всех, они дали мне имя… и его знали все. А сейчас… — он оскалил зубы в усмешке, — поскольку царит мир, меня почитают как Мессию. Чем сегодня заняться Тиреллу-Мяснику?
      В его гремящем смехе звучала ужасающая гордыня.
      Он обнял ее, но Нерина скорчилась от этого объятия зла.
      Потом вдруг, совершенно неожиданно, она почувствовала, что зло покинуло его. Руки мужчины дрогнули, разошлись, а затем он вновь обнял ее с позабытой уже нежностью. И внезапно девушка почувствовала на щеке его горячие слезы.
      Он не мог говорить, и девушка держала его, чувствуя, как ледяной холод охватывает ее тело.
      Она безвольно села на ложе, а он опустился перед ней, уткнув лицо в ее колени.
      До нее доносились лишь обрывки фраз, из которых мало что можно было понять.
      — Я помню… помню… старые воспоминания… это невыносимо… я больше не могу… прошлое… и будущее… они… дали мне имя. Теперь я вспомнил…
      Нерина коснулась его лба — он был холодный и мокрый.
      — МЕНЯ НАЗЫВАЛИ АНТИХРИСТОМ!
      Подняв голову, он посмотрел на нее.
      — Помоги мне! — в муке крикнул он. — Помоги мне! Помоги!
      Он вновь опустил голову, сдавливая виски кулаками, и шептал что-то; слов нельзя было разобрать.
      Девушка вспомнила, что держит в правой руке. Она подняла нож и ударила так сильно, как только смогла… даруя ему помощь, в которой он так нуждался.
      А потом встала у окна, повернувшись спиной к комнате и мертвому бессмертному.
      Она ждала возвращения Монса: он знает, что надо делать. Вероятно, все это нужно сохранить в тайне.
      Нерина знала, что ей не причинят вреда. Почитание, которым был окружен Тирелл, распространялось и на нее. Она будет жить и дальше теперь уже единственная бессмертная. Одинокая. Когда-нибудь в будущем родится другой бессмертный, но сейчас она не хотела об этом думать. Сейчас она могла думать только о Тирелле и о своем одиночестве.
      Она смотрела в окно на голубизну и зелень — истинно божественный день, очищенный наконец от последнего кровавого пятна человеческого прошлого. Она знала, что Тирелл был бы счастлив увидеть этот блеск, эту чистоту, которая отныне будет длиться вечно.
      И она увидит это, поскольку сама принадлежит этому чистому миру так же, как и Тирелл. И даже в одиночестве — оно уже подступило — было какое-то неуловимое ощущение возврата к равновесию. Она была жертвой, принесенной на алтарь столетий, которые еще только должны наступить.
      Нерина перестала думать о любви и печали. Издалека доносилось торжественное пение священников. Это была часть нового порядка, наконец воцарившегося в мире после долгого и кровавого подъема на Голгофу. Но то была уже последняя Голгофа. И теперь она будет жить, если уж должна, самоотреченно и уверенно.
      Бессмертная…
      Подняв голову, она вызывающе посмотрела в голубое небо. Надо было смотреть в будущее, прошлое забыто. Однако это прошлое не казалось ей ни кровавым пятном, ни распадом, что идет в безднах разума, пока не созреет ужасное семя, готовое уничтожить божественный покой и любовь.
      Вдруг она вспомнила, что совершила убийство, и рука ее вновь напряглась, словно готовясь снова нанести сильный удар. Нервная дрожь пробежала по окровавленной ладони.
      Девушка поспешно захлопнула врата своих мыслей перед воспоминаниями и посмотрела вверх, на небо, изо всех сил стараясь оттолкнуть прошлое, словно слабые барьеры, защищавшие ее мозг, уже лопались под его напором.

      Я хочу рассказать вам о Джиме Гарри Уорте и о крылатом коне. Многие сейчас считают мифы просто турусами на колесах, сказками, которые старики рассказывают неразумным детям. В каждой стране есть свои легенды: например, в Китае я слышал о драконихах… Впрочем, не будем уклоняться; ведь я хотел рассказать вам о Джиме Гарри и волшебном коне, которого он себе добыл.
      Он был высоким, худым, загорелым как орех парнем с вытянутым лицом, неуклюжим, как, впрочем, и любой подросток, когда стоял неподвижно, но в движении был полон грации, как жеребенок. У Уортов была ферма в Долине Империал, и Джим Гарри рос там, учился ходить, а в свое время пошел в школу. И еще — он любил лошадей.
      Джим умел ездить на них и вовсю пользовался этим умением.
      Места здесь раздольные. Парнишка может лечь на спину на желтых холмах и смотреть в небо, которое больше всего мира. Он может лежать так и смотреть на плывущие облака, пока не почувствует движение планеты сквозь Вселенную, и времени для раздумий у него хоть отбавляй. Джим Гарри так л делал, я это точно знаю. У парня был мечтательный взгляд, ноги его жаждали странствий. Поначалу он не знал, что это такое. Обычно он скакал сломя голову по всей округе или бродил пешком, если не было коня. Потом, в школе, он научился читать, и Долина стала для него тюрьмой, тем более страшной, что не имела границ.
      Эти мечты в его глазах и эти беспокойные ноги — они для человека проклятие и благословение одновременно. Уж я — то знаю. Бродишь тут и там, чего-то ищешь по дороге, но не знаешь, чего, и можешь никогда этого не найти.
      Ты пытаешься ответить на главный вопрос, но не знаешь, каков он, и в конце концов остаешься без ответа. Когда же наконец устаешь, то готов сесть прямо на солнцепеке и размышлять, хотя в молодости такого обычно не бывает. Однако молодой Джим Гарри много думал и читал и однажды спросил про голую, безводную и старую гору Бредлоф, что высилась на юге.
      — Туда никто не лазит, — ответил Энди Уорт, отец Джима Гарри.
      — Но разве никто и никогда туда не ходил? Энди не верил, чтобы так было, но он собирался ехать в город за парой новых седел, поэтому разговор на том и кончился. Сара, мать Джима Гарри, не знала ничего сверх этого и посоветовала парню не забивать голову глупостями. А старший брат Том его просто высмеял.
      Правду он узнал только от Танте Руш, которую одни называли paisano [Здесь крестьянка, деревенщина], а другие говорили, что когда-то она была знатной дамой и повидала Европу. Сейчас она жила в покосившейся хижине возле ручья, разводила свиней и кур — сущая ведьма с лицом, похожим на высохший грецкий орех, и глазами, сверкающими как гранаты. Люди говорили, будто она ела цикуту. Гм, вполне возможно, так оно и было. Так или иначе, она была одинокой старухой, а поскольку любила компанию, научилась слушать и поддакивать. Ребятишки заглядывали к ней поболтать, и она пыталась задобрить их скромным угощением, чтобы они остались подольше. Джим Гарри часто навещал Танте Руш, потому что она позволяла ему выговориться и не смеялась над ним, а если даже и смеялась, то по-доброму.
      Танте Руш говорила, что на вершине горы Бредлоф что-то может быть.
      — По-моему, там никто никогда не бывал, — говорила старуха. — Тяжело туда подниматься, да ведь, Джим? Ты сам никогда туда не забирался?
      — Возможно, конечно, там, на вершине, ничего нет. Правда, это самое высокое место на много миль вокруг, и с него видно дорогу через Долину. Мальчик отогнал курицу, клевавшую его поношенный ботинок. — Может, видно даже Тихий океан.
      — Нет, не видно: там горы, юноша. Ты никогда не видел океана?
      — Однажды я был с папой во Фриско. И получил взбучку за то, что удрал и поехал в Саусалито… хотел забраться на Тамалпаис.
      — Любишь горы?
      — Да, — признался он. — Мне нравятся высокие места. Скажи, ты слышала когда-нибудь о Пегасе?
      — Нет. А кто это?
      — Просто конь с крыльями. Вроде бы он живет на горе, во всяком случае спускается туда время от времени.
      — О единорогах я слышала, — с сомнением сказала Танте Руш, покачивая головой. — Рога у коня вырасти могут, но крылья, пожалуй, нет. Зачем они ему?
      — Не знаю. — Джим Гарри перевернулся в траве на спину и посмотрел на облака, плывущие к горе Бредлоф. Какое-то время он молчал, потом сонно буркнул: — Интересно, нет ли на вершине Пегаса Бредлоф?
      — Я бы не удивилась, — ответила Танте Руш. — Но ведь никто еще не доказал, что его не бывает.
      — А мне кажется… — Джим Гарри сел. — Сегодня у меня нет никаких дел, нужно только отремонтировать сарай, а это может подождать. Пожалуй, я заберусь на Бредлоф.
      — Сегодня слишком жарко, — ответила старуха, вздыхая. — Если немного подождешь, я испеку кукурузные лепешки.
      — Нет. — Он встал и пошея, но тут же вернулся. — У тебя найдется пара кусочков сахара?
      Танте Руш нашла несколько кусочков, и Джим Гарри сунул их в карман. А потом пошел по дороге. Когда он уже исчез из виду, старуха вдруг разразилась визгливым, старческим смехом.
      — Ох уж эти дети! — бормотала она. — Эти дети! — В руке у нее остался один кусок сахара, она сунула его в рот и принялась сосать. — Крылатый конь! Ох уж эти дети!
      Подходя к горе Бредлоф, Джим Гарри встретил смешного, горбатого карлика, тот ковылял по тропе, опираясь на кривой посох. Человечек пронзил Джима Гарри взглядом и сказал:
      — Слышал я, что идешь ты за крылатым конем, парень.
      Джиму Гарри сделалось как-то не по себе и он хотел уже повернуться и удрать, но карлик вытянул свой кривой посох и преградил ему путь.
      — Не бойся, юноша, — сказал он. — Ведь ты в два раза больше меня и еще не перестал расти.
      Джим Гарри выпятил грудь, чтобы выглядеть мужественнее, хотя и знал, что для своих лет слишком худ.
      — Я вас не знаю, — сказал он.
      — Зато я уже видел тебя в городе. Так, значит, ты отправился искать Пегаса?
      Джим Гарри покраснел, решив, что карлик смеется над ним.
      — Вовсе нет. Я просто гуляю.
      Глубоко посаженные глаза человечка стали печальны.
      — Ты быстро учишься, мальчик, и уже боишься насмешек. Иди дальше, поднимись на Бредлоф — там ты найдешь Пегаса. Но как, черт возьми, ты собираешься на него сесть? Он не даст себя оседлать, но уздечка тебе понадобится.
      Джим Гарри помрачнел и принялся рисовать носком ботинка всякие узоры на песке.
      — Но это ничего, знай себе поднимайся дальше. Я нисколько не удивлюсь, если где-нибудь на скале ты найдешь уздечку. Но не забывай, что Пегас принадлежит небу. Он станет твоими ногами и унесет тебя далеко-далеко; он станет твоими глазами, и ты увидишь чудесные вещи. Только не позволяй ему долго ходить по земле…
      Эти последние слова затихли вдали подобно дуновению ветерка. Когда Джим Гарри поднял взгляд, человечка не было, хотя откуда-то снизу доносилось постукивание его посоха.
      Мальчику хотелось спуститься вниз по его следам, но он испугался насмешек. А потом он взглянул вверх, увидел вершину горы Бредлоф и уже не мог удержаться. И вот ведь странное дело: пройдя около полукилометра, Джим Гарри увидел на камнях рядом с тропой парадную узду. Поначалу он немного испугался, но двинулся дальше, гадая, кто же такой этот карлик.
      Дорога к вершине была трудной. Джим Гарри поранился в нескольких местах, а его одежда была в самом жалком виде, когда он наконец добрался до гребня и скатился по травяному склону. Потом он встал и огляделся по сторонам. Вершина была не очень большой; она имела форму блюдца, поросшего густой травой, а в углублении посередине собралась дождевая вода. Еще там росло несколько кустов, но нигде не было ни следа коня — ни крылатого, ни какого-либо другого.
      Джим Гарри подошел к уступу и посмотрел на расстилающийся под ним мир. На фоне голубоватого горного хребта, видневшегося на западе, Долина Империал казалась игрушечной. За хребтом вздымались горы Сьерра, покрытые белыми шапками, а порывы ветра, которые он чувствовал всем телом, наверняка родились не в легких земного существа.
      Джиму Гарри очень хотелось двинуться пешком по воздуху на запад, в эти призрачные, туманные дали, и на восток, к Сьерре. И на север тоже, туда, где снежные страны, и на юг, где Мексика и Панама. Просто чудо, что в своем возбуждении Джим Гарри не шагнул с уступа, не упал и не убился. Вдруг что-то заставило его посмотреть вверх. Там, на небе, появилось какое-то пятнышко, и оно росло на глазах.
      Возможно, мечта в душе юноши помогла ему узнать Пегаса. Он сбежал вниз, к луже, разбросал там несколько кусков сахара, а потом сделал из крошек дорожку к ближайшему кусту. Спрятавшись в кусте, он стал ждать.
      И вот прилетел Пегас.
      О, этот конь восхитил бы самбго Бога! Это был белоснежный скакун с гордо изогнутой шеей, покрытой гривой, подобной заре, искрящейся, как сами звезды, и с глазами, которые могли быть красными, как яростное пламя, или мягкими и нежными, как у младенца. Боже, человек мог умереть, увидев Пегаса, и при этом считать себя счастливцем. А эти крылья! Они начинались от лопаток — белые, как перья цапли, величественные и поблескивающие на солнце.
      Пегас подлетал кругами. Он то опускался, то испуганно взмывал вверх, белый на голубом фоне, пока в конце концов не приземлился возле лужи легко, как воробей — сложил большие крылья и ударил копытами в землю.
      Попив дождевой воды и пощипав травы, он принялся брыкаться, подкидывая задние ноги как жеребенок и радостно ржать, а Джим Гарри смотрел на все это словно во сне.
      Потом Пегас вновь принялся щипать траву и наткнулся на сахар. Возможно, он перепутал его с амброзией, во всяком случае, находка ему понравилась, и, подбирая крошки, он приблизился к кусту, за которым прятался Джим Гарри. Там он хотел повернуть, но было поздно. Юноша накинул уздечку, а когда Пегас распростер крылья для полета, Джим Гарри вскочил ему на спину и… оказался в воздухе!
      Жеребец взмыл вверх, как ракета. Юноша чувствовал бедрами дрожь его мускулов. Крылья били по воздуху с громовым звуком. Пегас откинул голову назад и заржал, сообщая миру о своем удивлении и гневе, а грива хлестнула Джима Гарри по лицу и раскровенила ему нос. Но юноша крепко держал поводья, обмотав их вокруг запястий, и напрягал сильные бедра. Только архангел Гавриил со своим огненным мечом мог бы сейчас сбить Джима Гарри с Пегаса.
      Ветер превратился в ураган — Пегас кувыркался в воздухе, — Джим Гарри обхватил руками конскую шею и крепко прижался к ней, не давая себя скинуть. Глядя вниз, он видел под собой Тихий океан.
      И тут случилась удивительная вещь. Пегас, будучи конем, обожал сахар, а поскольку он был не простым конем, то обладал высоким интеллектом. Вот почему он вскоре успокоился, перешел, широко раскинув крылья, на скользящий полет и ткнулся носом в карман Джима Гарри, где был сахар.
      Поначалу юноша не понял его, но потом вынул лакомство и подал скакуну. Он погладил бархатный нос, коснулся ладонью верхней губы коня и еще больше влюбился в него. В общем, когда сахар кончился, Пегас был уже окончательно приручен. Он позволял Джиму Гарри управлять собой, словно его с рождения приучали к упряжи. У меня не хватает ни слов, ни таланта, чтобы рассказать об этом полете сквозь голубизну, а о том, что думал и чувствовал Джим Гарри, пожалуй, и говорить нечего.
      Но в конце концов солнце склонилось к западу, и Джим Гарри решил вернуться домой. Он и так уже задержался, а хотел еще успеть показать Пегаса отцу, матери и брату. Вот почему они начали снижаться и удаляться от горы Бредлоф, пока не увидели перед собой ферму.
      Однако в доме он не застал никого — вся семья отправилась в город, потому что был субботний вечер. Они забрали с собой даже работника. Джим Гарри не представлял, что делать с Пегасом, но не хотел запирать его в конюшне: Пегас не вынес бы вони. В конце концов он пустил крылатого коня на пастбище, привязав длинной веревкой, а сам вошел в дом.
      В тот же самый вечер он совершил еще один короткий полет на Пегасе. Вернулся он около десяти и сразу лег в кровать, потому что очень устал. Он не слышал, как вернулись его родные, а они в темноте не заметили Пегаса.
      Джим Гарри проснулся на рассвете от того, что его тряс бледный и взволнованный отец. Старый Энди Уорт знал лошадей и знал, что Легаса просто не может быть. И все-таки на северном лугу пасся жеребец с крыльями, и каждый раз, когда Энди пытался подойти к нему поближе, тот взлетал в воздух, как какая-нибудь птица.
      — Он мой, — сказал Джим Гарри. — Я поймал его вчера на вершине Бредлоф.
      — Боже всемогущий, — охнул Энди. — Такое чудо должно уже кому-то принадлежать. Надевай штаны и пошли со мной.
      Они отправились на пастбище, и Пегас, который ночью порвал веревку, взмыл в воздух, таща ее за собой, как второй хвост. Джим Гарри чувствовал себя ужасно — ему казалось, что он теряет правую руку.
      — Окликни его, — велел Энди. — Может, к тебе он подлетит.
      Джим Гарри послушался отца. Пегас опустился на землю и, нервно перебирая ногами, настороженно глядел на Энди.
      — Хватай за узду, — сказал старик. — Вот так. А теперь… эй, держи его! — В этот момент Пегас рванулся, таща за собой Джима Гарри. — Он не дает мне к себе подойти. Ничего, привыкнет. — Энди оглядел коня профессиональным взглядом. — И впрямь настоящий. Никогда о таком не слышал. А теперь, Джим Гарри, говори, что случилось вчера, и не пытайся обмануть меня.
      Джим Гарри все рассказал отцу. Энди верил в то, во что хотел.
      — Я не стану выжигать ему клеймо. Отведи его в конюшню, а я схожу за сахаром.
      — Я не хочу загонять его в конюшню, — начал было Джим Гарри, но за возражения старшим получил в ухо.
      Пегаса завели в конюшню и изрядно попотели, прежде чем удалось его успокоить. Он ободрал себе крылья о стены стойла, трепеща ими, как курица в клетке. Энди велел Джиму Гарри покрепче спутать его ремнями, и парень заработал еще несколько тумаков за то же самое. Потом они пошли в дом за Сарой, Томом и работником Баком.
      Казалось бы, Джим Гарри должен радоваться своей удаче, но ничего подобного не было. В конюшне конь выглядел совсем иначе. Он тряс головой, раздраженный царившей там вонью, а кроме того, его пугали другие лошади.
      — Съезжу к доктору Уэсту, — заявил Энди, потирая заросший подбородок. — Уж он определит, жульничество это или нет. Хотя, честно говоря, я сам не вижу здесь никакого жульничества.
      Доктор Уэст, ветеринар, решил, что Пегас — ошибка природы. Он тоже никогда о таком не слышал, но видел уже двухголового теленка, а однажды женщина из соседнего округа родила ребенка с козлиной головой. Доктор Уэст подмигнул Энди и о чем-то поговорил о ним в сторонке, то и дело поглядывая на Сару, которая зачарованно смотрела на Пегаса. Джим Гарри прислушивался, и от некоторых вещей, которые он услышал, ему стало плохо. Его брат Том стоял, раскрыв рот, с трудом хватая воздух. А вонь в конюшне стояла ужасная.
      Непонятно было, понимал ли кто-нибудь, что Пегас принадлежит Джиму Гарри, а он сам принадлежит Пегасу. Уши его еще горели от тяжелой руки отца, да и от матери он тоже не мог ждать помощи: она едва не упала в обморок, узнав, что Джим Гарри летал по воздуху на крылатом коне.
      А потом сказала, что это от лукавого.
      — Такие создания должны иметь хозяина, — упирался Энди.
      — Если так, он скоро даст о себе знать. Эта лошадь — сущая золотая жила, — сказал доктор Уэст, окидывая Пегаса жадным взглядом. — Не хочешь его продать, а?
      — Нет. Я хочу… сам не знаю, чего я хочу. Может, отдам его в зоопарк, или что-нибудь в этом роде. Держу пари, что он стоит кучу денег.
      Джим Гарри подбежал к Пегасу и встал перед стойлом.
      — Он мой. Я не отдам его…
      — Не смей говорить со мной таким тоном, — буркнул Энди. — Что ты с ним будешь делать? Чудо" что ты еще не свернул себе шею. Оставить коня на всю ночь на пастбище с оборванной веревкой! Счастье, что он не удрал.
      — О Боже, так он летать умеет? — допытывался Том. Доктор Вест тоже посматривал недоуменно.
      — Конечно, умеет, я сам это видел. — Энди хотел подойти к стойлу, но остановился, когда Пегас рванулся назад и, фыркая, поднялся на дыбы. Доктор, я хотел бы, чтобы вы отправили из города несколько телеграмм от моего имени.
      — Ты точно не хочешь его продать?
      Но Энди не собирался продавать Пегаса, и телеграммы были отправлены. Ответов пришло немного — никто не верил в крылатого коня. Это пахло мошенничеством, каких полно в цирке Барнума. Только из Лос-Анджелеса приехал какой-то мужчина изучить вопрос на месте, но и он не выразил желания купить или арендовать Пегаса для своего цирка.
      — Да-да, я вижу, что он настоящий, — сказал посетитель, — но кто в это, черт побери, поверит? Сразу поднимется крик, что это, мол, надувательство. Если бы мы разрекламировали крылатого коня и показали людям конягу с шишками на спине, они не имели бы ни малейших претензий. Но это… он слишком настоящий. Публика никогда не поверит в него и будет думать, что мы приклеили эти крылья. Это слишком, чтобы быть настоящим.
      — Мы могли бы его выпустить, чтобы он полетал по кругу, — предложил Энди. — Это докажет, что он настоящий.
      — А как он будет летать, на веревке, что ли?
      Энди велел Джиму Гарри показать, но из этого ничего не вышло.
      — Но на него можно садиться, он неплохо объезжен.
      — Ни за какие деньги я бы не сел на него! Даже воздушные акробаты не рискнут. Это же просто самоубийство… Я еще поговорю с шефом, но вряд ли что-нибудь изменится. Разве что выщипать ему. все перья из крыльев может, тогда публика это проглотит.
      Джим Гарри подслушивал через дыру от сучка и дрожал всем телом. Когда мужчина уехал, он спросил отца:
      — Ты же не сделаешь этого, правда? Если вырвать у Пегаса перья…
      — Нет… — рассеянно ответил Энди. — Послушай, Джим Гарри, я бы хотел, чтобы ты проверил, может ли этот конь бегать. Не летать, а просто бегать по земле. Только позволь ему взлететь и получишь такую выволочку!
      Джим Гарри пришел в восторг от возможности вернуть себе Пегаса. Конь оказался резвым, он мчался вокруг северного пастбища как молния; крылья он прижимал к спине, а из-под копыт комьями летела земля. Энди, следивший за ними, сидя на ограждении из жердей, снял с головы соломенную шляпу и обмахнулся ею.
      — Хорошо, — крикнул он наконец. — Оботри его и отведи на конюшню.
      Назавтра Энди послал еще телеграммы и вызвал на ферму человека, чтобы тот с секундомером проверил скорость Пегаса. Потом оба долго совещались.
      До Джима Гарри доносились лишь обрывки разговора.
      — Во всяком случае он стоит больше… у цирков сейчас кризис… быстрее, чем цеппелин… Но не можешь же ты…
      Они многозначительно посмотрели на Джима Гарри и отошли подальше.
      Все это обеспокоило мальчика, и он подошел к конюшне, где Том безуспешно пытался подойти к Пегасу.
      — Ну и норов, — сказал Том. — Нужно бы его объездить. Я тоже умею это делать.
      Джим Гарри представил себе шпоры, кнут и побледнел. Он заспорил с Томом, и в конце концов старший брат, разозленный, вышел из конюшни. Джим Гарри накормил Пегаса сахаром и старательно почистил его, а потом намешал ему отрубей и налил свежей дождевой воды.
      Крылатый конь ослабел, его глаза утратили блеск, а гордая шея уже не изгибалась благородной дугой. Пегас сунул Джиму Гарри нос подмышку, словно приглашая его проехаться.
      — Я бы тоже этого хотел, но не могу — папа измочалит меня. Зря я тебя сюда привел, Пегас. Я бы отпустил тебя сразу же, если бы…
      Впрочем, это ничего бы не дало. Энди заставил бы Джима Гарри позвать крылатого коня обратно, и Пегас, вероятно, послушался бы своего хозяина. Джим Гарри вспомнил гору Бредлоф и полет наперегонки с ветром… Он сел в стойле и разревелся, как ребенок. Но ему не полегчало.
      Прошло несколько недель. Энди становился все угрюмее и раздражительнее. Том без устали умолял отца позволить ему объездить Пегаса, и тот в конце концов приложил ему так, что парень растянулся на земле. Сара не встревала в мужское дело, но пользовалась любым предлогом, лишь бы не допустить Джима Гарри к крылатому коню. Она знала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Конь был ошибкой природы, к тому же опасной, и у парня из-за него все в голове перепуталось. А он и без того был какой-то странный.
      И вот однажды Энди отправил Джима Гарри с Баком в город за седлами, и они почему-то избрали дорогу через горы. Старый «форд» скрежетал, сопел и попискивал на поворотах лысыми покрышками. Бак — плечистый, неразговорчивый малый — почти не раскрывал рта, лишь изредка чертыхался сквозь зубы.
      — У нас и так много седел, — сказал Джим Гарри, ерзая на продавленном сиденье. — Куда нам еще? И зачем мне ехать с тобой?
      — Делай, как велит тебе отец, — буркнул Бак, воюя с заклинившейся педалью тормоза. Справа тянулась пропасть, слева поднимался крутой склон. В радиаторе закипела вода, и в ту же секунду они выехали из-за поворота на прямую дорогу и увидели на обочине скрюченного карлика с кривым посохом.
      Джим Гарри узнал человечка и велел Баку остановиться, но работник только выругался сквозь зубы и прибавил ходу. Но далеко не уехал, ибо двигатель заглох, тормоза сработали сами по себе, и машина остановилась. Карлик окликнул Джима Гарри.
      — Они задумали недоброе, парень, — сказал он. — А тебя отправили в город, чтобы не мешал. Сердце Джима Гарри замерло.
      — Что они делают? — спросил он.
      — Твой отец хочет сделать из Пегаса беговую лошадь. Ты же знаешь, какой он резвый, и денег от этого куда больше, чем в цирке. Но никто не допустит к скачкам крылатого коня. Вот зачем приехал доктор Уэст: они хотят отрезать ему крылья. Потому тебя и отправили в город. Пегас умрет от этого, парень…
      — Заткнись! — рявкнул Бак и грязно выругался. Потом он выскочил из машины и бросился на карлика с кулаками. Джим Гарри видел уже, как Бак нокаутировал людей. Он крикнул, чтобы предупредить маленького человечка, и попытался выбраться из «форда».
      Но штаны его зацепились за пружины, торчавшие из сиденья.
      Впрочем, помощь Джима Гарри не понадобилась. Карлик просто поднял свой кривой посох и ударил Бака. Удар был не так уж силен, однако ноги работника подогнулись, и он рухнул, словно громом пораженный.
      — Он жив, — сказал карлик, — просто оглушен. А ты поспеши домой, парень. Машина теперь будет работать. Я же говорил тебе: не позволяй Пегасу долго оставаться на земле. Он принадлежит небу.
      Джим Гарри скользнул за руль, попытался завести машину, и это удалось без особого труда. И тормоза больше не барахлили. С трудом юноша развернулся на узкой дороге и сломя голову помчался домой.
      Просто чудо, что он не убился. Странно было и то, что он без помех проехал через горы и с машиной ничего не случилось, пока он не оказался рядом с домом. Через поливной канал, тянувшийся вдоль дороги, был перекинут мостик из сырых досок. Гарри вошел в поворот на слишком большой скорости, левое переднее колесо ударилось обо что-то и лопнуло, «форд» пошел юзом и рухнул с мостика. Там было не очень высоко, и воды было совсем мало, но машина перевернулась и сложилась, как аккордеон. Джим Гарри потерял сознание, но вскоре пришел в себя от страшной боли.
      Он лежал в разбитой машине, и его правая ступня была одним пульсирующим комком: ее размозжило между металлом и валуном, зарывшимся в грязь. Если бы машина не осела и не сдвинулась немного, Джим Гарри мог бы пролежать там невесть сколько. Никто, конечно, не услышал грохота катастрофы, потому что в конюшне дико ржал конь.
      Джим Гарри почувствовал запах паленого. Ступня его уже освободилась, и он попытался встать, но не смог. Тогда он пополз по грязи и с трудом выбрался на покатый берег канала. Только там он взглянул на ступню, которую тащил за собой.
      Собственно, это была уже не ступня, тут не помог бы ни один хирург. Конечно, в конце концов Джим Гарри мог бы ходить и с костылем. Но его ноги жаждали странствий, и нет ничего удивительного, что ему захотелось вернуться в канал и разбить себе голову о валун.
      Однако он не сделал ничего такого, а просто крикнул.
      Вопли в конюшне мгновенно стихли, а потом к небу взметнулся безумный рев. Слышали вы когда-нибудь лошадиный визг? Ничего подобного нет в этой земной юдоли. Визжал Пегас, орали люди, толпившиеся в конюшие, а потом послышался треск ломающегося дерева и топот копыт. Ворота конюшни распахнулись настежь, на мгновение в них мелькнула фигура поднявшегося на дыбы крылатого коня. Весь белый, он перебирал в воздухе копытами, красные ноздри раздувались.
      Кто-то орал от боли, кто-то ругался во весь голос.
      Пегас вихрем понесся через луг, таща за собой порванные ремни и лопнувшую цепь. Распростерши на бегу крылья, он вскрикнул от боли — одно могучее крыло было обрызгано кровью.
      Взлетев в воздух, он описал круг и снизился, направляясь к Джиму Гарри. Легко, словно перышко, приземлился возле лежавшего юноши, опустил голову и тронул Джима Гарри бархатным носом. Парень вытянул руки и обнял сильную шею Пегаса.
      Через луг бежали люди.
      — Держи его!.. Что там еще?.. Не пускай его!.. Джим Гарри взглянул Пегасу в глаза, и человек с конем без слов поняли друг друга. Юноша встал, держась за длинную гриву, стиснул зубы, чтобы не кричать от боли. А Пегас присел, чтобы Джим Гарри мог забраться на его широкую спину. Поводьев не было, да в них и не было нужды.
      Когда преследователи были уже совсем близко, Пегас разбежался и взлетел. Одно его крыло действовало хуже, но с парнем на спине он, казалось, нашел в себе новые силы. Джим Гарри крепко держался за гриву. Посмотрев вниз, он увидел уменьшавшуюся ферму. Еще он увидел гору Бредлоф на востоке, а за ней — Сьерру.
      — Выше… — прошептал он. — Выше, Пегас. Он уже мог видеть земли за Сьеррой, видел Тихий океан. Сильный ветер приглушал боль в разможженной ступне, по обе стороны размеренно вздымались и опадали большие крылья.
      — Выше…
      Пегас откинул голову назад и ответил тихим ржанием. Он быстро поднимался, и уже не было видно фермы, а гора Бредлоф едва маячила внизу, да и Долина уже не казалась такой огромной.
      И тогда — о диво! — невесть откуда заговорил скрюченный, старый карлик.
      — Помни, что я тебе говорил, парень. Пегас станет твоими ногами и унесет тебя далеко, станет твоими глазами, и ты увидишь чудесные вещи. Только не позволяй ему долго оставаться на земле.
      — Не позволю, — пообещал Джим Гарри.
      — Никогда больше не снижайся, Пегас. Лети вверх… Ветер стал ледяным, небо потемнело, сделалось пурпурным, зажглось несколько звезд. Земля вращалась медленно и величественно, невероятно далеко, где-то под копытами Пегаса.
      Поначалу Джим Гарри судорожно стискивал конскую гриву, а потом медленно, постепенно хватка его начала слабеть…

      Старый Мэссон, сторож одного из самых старых и запущенных кладбищ в Салеме, вел войну с крысами, которые много поколений назад явились из портов и заселили кладбище. Крысы были здоровенные, их было много, и Мэссон, заняв место своего таинственно исчезнувшего предшественника, решил их выжить. Поначалу он расставлял на них силки и подсовывал к норам отравленную пищу, потом пытался стрелять в них, но все напрасно. Крысы остались, они множились и бегали по кладбищу огромными стаями.
      Были они велики, даже для "mus decumanus", достигающих в длину пятнадцати дюймов, не считая голого розово-серого хвоста. Мэссон время от времени встречал экземпляры размером с большого кота, а когда могильщики наткнулись пару раз на их норы, решил, что вонючие туннели достаточно широки, чтобы по ним на четвереньках мог проползти человек. Да, корабли, много лет назад прибывавшие к разрушающейся пристани Салема из дальних портов, привозили порой странные грузы.
      Иногда Мэссон задумывался над необычайными размерами нор, вспоминал странные и страшные легенды, которые слышал не раз с тех пор как прибыл в древний Салем — легенды о жутких нечеловеческих существах, гнездившихся в забытых земляных норах. Прежние дни, когда Коттон Мезер искоренял культы зла, чьи адепты поклонялись Гекате и Великой Черной Матери, уже миновали, однако темные дома с крутыми крышами все еще опасно клонились друг к другу над узкими мощеными улочками, а в подземных пещерах и подвалах скрывались богохульные тайны и до сих пор совершались древние языческие обряды, попирающие все права и законы. Старые люди, качая головами, рассказывали, что под проклятой землей салемского кладбища есть кое-что похуже червей и крыс.
      Существовал какой-то странный страх перед крысами. Мэссон испытывал к жестоким маленьким грызунам отвращение и некоторое уважение, поскольку знал опасность, таившуюся в их острых сверкающих зубах, однако не мог понять необъяснимого страха стариков перед заброшенными и населенными крысами домами. Он слышал кое-что о созданиях, похожих на вампиров, живущих глубоко под землей, которые якобы заставляли крыс повиноваться и управляли ими, словно бы некой страшной армией. Крысы, по словам стариков, были посланцами, курсирующими между этим светом и древними мрачными пещерами глубоко под землей. Говаривали, что для ночных подземных пиршеств тела крадут из могил кладбища. Из уст в уста передавали историю Пида Пайпера, мрачную легенду о черных пещерах Авернуса, населенных тварями, рожденными адскими силами и никогда не выходящими на свет божий.
      Мэссон не обращал внимания на эту болтовню. Он не очень-то дружил с соседями и старался как мог скрыть от чужих существование крыс. Следствие, по его мнению, означало бы вскрытие многих могил, и если в том, что некоторые гробы были изгрызены и пусты, можно было обвинить крыс, то объяснить, почему истерзаны тела в других гробах, было бы не так-то просто.
      Стоматологическое золото имеет высшую пробу, а у покойников не вырывают золотых зубов. Одежда — дело другое: похоронная фирма дает простую дешевую одежду из обычного материала, которую легко опознать. Но золото опознать невозможно. Кроме того, заглядывали порой студенты-медики и врачи, нуждающиеся в мертвых телах и не заботящиеся об их происхождении.
      Пока Мэссон успешно противостоял любым попыткам начать следствие. Несмотря на то, что порой крысы лишали его добычи, он категорически отрицал их. существование. Мэссон никогда не трогал покойника после совершения кражи, тогда как крысы вытаскивали все тело через прогрызенную в гробу дыру.
      Размеры туннелей порой вызывали у Мэссона беспокойство. Странным было и то, что дыру всегда прогрызали в крышке гроба, и никогда не снизу и не сбоку. Крысы словно бы действовали по указке какого-то на диво разумного предводителя.
      Сейчас Мэссон стоял в раскопанной могиле, выбрасывая последнюю лопату мокрой земли. Шел дождь, он уже неделю сыпал из набухших влагой черных туч. Кладбище находилось в желтой, липкой глине, из которой отмытые дождем надгробья напоминали неровные шеренги солдат. Крысы попрятались по норам, их не было видно уже много дней. Угрюмое, заросшее лицо Мэссона исказила гримаса — гроб, на котором он стоял, был деревянным.
      Похороны состоялись несколько дней назад, Мэссон до сих пор не осмеливался раскопать могилу — какой-то родственник умершего часто приходил сюда даже во время дождя. "Впрочем, в такой поздний час он наверняка не придет, как бы велика ни была его печаль", — злорадно подумал Мэссон. Выпрямившись, он отложил лопату в сторону.
      С высоты холма, на котором раскинулось старое кладбище, он видел сквозь завесу дождя мерцающие огни Салема. Сторож вынул из кармана электрический фонарь, наклонился и осмотрел крепление крышки.
      И вдруг он замер, почувствовав под ногами беспокойную дрожь и шуршание, словно в гробу что-то шевельнулось. Мгновение он стоял, парализованный суеверным страхом, но тут же понял причину звуков и взбеленился. Крысы опять опередили его!
      В приступе ярости Мэссон атаковал крепление крышки. Подсунув острие лопаты под край доски, он поддел ее достаточно, чтобы закончить дело голыми руками. Потом направил в гроб холодный луч фонаря.
      Дождь пятнал белый атлас, выстилающий пустой гроб. Мэссон заметил какое-то движение в головах гроба и, направив фонарь в ту сторону, увидел дыру, ведущую во тьму. А в ней как раз исчезала черная, безвольно волочившаяся туфля. Крысы опередили Мэссона всего на несколько минут!
      Он спрыгнул вниз, выпустив фонарь, и схватился за туфлю. Фонарь упал в гроб и тут же погас, а туфля выскользнула из руки. Услышав резкий возбужденный писк, Мэссон нашел фонарь, включил и направил свет в нору.
      Туннель был большим, иначе по нему нельзя бы было протащить труп. Мэссон прикинул, какой величины должны быть крысы, чтобы тащить тело человека, но заряженный револьвер в кармане придал ему смелости. Будь это обычный труп, Мэссон скорее оставил бы добычу крысам, чем полез в тесную нору, но во время похорон он обратил внимание на исключительно красивые запонки в манжетах и булавку в галстуке с несомненно настоящей жемчужиной. Не колеблясь, он закрепил фонарь на ремне и вполз в нору.
      Она была узкой, но по ней вполне можно было двигаться. Перед собой в свете фонаря он видел черные полуботинки, тащившиеся по мокрой земле. Мэссон спешил. Время от времени он едва протискивал свое худое тело между стенами.
      В норе воняло падалью, и Мэссон решил, что если не догонит тела в течение минуты, то вернется. Запоздалый страх постепенно заползал в его мозг, но алчность гнала вперед. В своей погоне на четвереньках он несколько раз миновал отверстия боковых ответвлений. Стены норы были влажными и осклизлыми и дважды за его спиной падали комья земли. После второго раза он остановился и оглянулся. Разумеется, ничего не было видно, пока Мэссон не отцепил фонарь и не направил его назад.
      Увидев за спиной несколько крупных комьев, он вдруг осознал свое положение. Сердце его беспокойно забилось при мысли, что грунт может осесть, и Мэссон решил отказаться от преследования, хотя уже почти догнал труп и тащивших его крыс. До сих пор он не подумал об одном: нора была слишком узка, чтобы в ней развернуться.
      На мгновение его охватила паника, но тут он вспомнил боковой туннель, который только что миновал, и попятился, и вскоре вернулся к нему. Сунув в него ноги, он с трудом развернулся и начал быстрое отступление, не обращая внимания на боль в коленях.
      Резкая боль пронзила его ногу. Мэссон почувствовал. как острые зубы погружаются в тело, и услышал топот множества маленьких ног. Посветив фонарем назад, он спазматически втянул воздух в легкие. Там оказалось с дюжину крупных крыс, они внимательно разглядывали его маленькими глазками, сверкавшими в свете фонаря. Это были огромные твари, размером с кота, а за ними он увидел еще большую фигуру, которая быстро скользнула в тень. Мэссон содрогнулся при виде этих невероятных созданий.
      Свет ненадолго задержал их, но потом они вновь начали приближаться, их зубы сверкали в бледном свете фонаря матовым желтым блеском. Мэссон вытащил из кармана револьвер и старательно прицелился. Он был в неудобном положении и старался втиснуть ноги во влажные стенки туннеля, чтобы не всадить пулю в собственную ступню.
      Грохот выстрела на секунду оглушил его, а пороховой дым заставил закашляться. Когда он снова смог слышать, а дым рассеялся, Мэссон увидел, что крысы убежали. Спрятав револьвер, он быстро пополз вдоль туннеля, и тут они вновь настигли его.
      С безумным писком они накинулись на его ноги, и Мэссон в ужасе вскрикнул, снова хватаясь за револьвер. Он выстрелил, не целясь, и ему повезло, что он не отстрелил себе ступни. На этот раз крысы отступили не так далеко, но Мэссон быстро полз вдоль норы, готовый стрелять при первых признаках нападения.
      Сзади послышался топот, и сторож направил луч света туда. Большая серая крыса замерла, нагло глядя на него. Длинные бахромчатые усы ее дергались, а голый хвост медленно двигался из стороны в сторону. Мэссон крикнул, и крыса отступила.
      Задержавшись ненадолго, чтобы отдышаться у черной дыры бокового ответвления, он вдруг заметил в нескольких ярдах перед собой бесформенную массу. На мгновение ему показалось, что это земля оторвалась от свода, но в следующую секунду он узнал человеческое тело.
      Это была съежившаяся бурая мумия, которая — к несказанному ужасу Мэссона — двигалась…
      Она ползла к нему, и в бледном свете фонаря он увидел надвигающееся неподвижное лицо. Лицо трупа оживлял какой-то адский инстинкт, а стеклянная неподвижность выкаченных глаз говорила о том, что создание было слепо. Труп слабо постанывал, а его разложившиеся губы были растянуты в гримасе невероятного голода. Мэссон окаменел от ужаса и отвращения.
      Прежде чем страх успел полностью парализовать его, Мэссон каким-то чудом сумел забраться в боковую нору. Оглянувшись через плечо, он дико крикнул и принялся отчаянно пробираться сквозь туннель. Полз он с трудом, острые камни резали ладони и колени. Грязь залепляла глаза, но Мэссон не решался остановиться ни на секунду. Он лихорадочно хватал ртом воздух, то ругался, то молился.
      Крысы накинулись на него с торжествующим писком, глаза их кровожадно блестели. Мэссон едва не пал жертвой их зубов, но все-таки сумел отбиться отчаянными пинками. Проход становился все уже, и Мэссон пинался, орал и стрелял, пока курок не ударил по пустому гнезду. И все-таки он отогнал их.
      Тут он заметил, что оказался под большим камнем, нависающим сверху и больно царапающим спину. Под нажимом его тела камень вроде бы подался, и в мозгу Мэссона возникла мысль свалить камень и блокировать туннель.
      Земля была мокрой и липкой от долгого дождя, и Мэссон принялся разгребать глину вокруг камня. Крысы снова подбирались близко, он видел их глаза, в которых отражался свет фонаря. Камень понемногу подавался, Мэссон схватил его и попытался обрушить, дергая взад-вперед.
      Одна из крыс подходила все ближе — это было то самое чудовище, которое он заметил прежде. Серая, отвратительная, она приближалась, скаля желтые зубы, и вместе с ней подползал стонущий слепой труп. Мэссон рванул камень изо всех сил, почувствовал, что тот оседает, повернулся и пополз вдоль туннеля.
      Позади послышался шлепок обрушившегося камня и истошный предсмертный визг. На ноги ему посыпались комья земли, придавили ступни, и он с трудом освободил их. Весь туннель позади обрушился.
      Захлебываясь спертым воздухом, Мэссон бросился вперед, мокрая земля оседала за его спиной. Нора сузилась до такой степени, что он едва мог шевелить руками и ногами, чтобы хоть как-то двигаться вперед. Извиваясь как угорь, он вдруг почувствовал под собой рвущийся атлас, а голова уткнулась в твердое препятствие. Шевельнув нотами, Мэссон обнаружил, что они не придавлены оседающей землей. Он лежал на животе, а когда попытался приподняться, обнаружил свод в нескольких дюймах над собой. Его охватил панический страх.
      Мэссон понял: когда слепой монстр преградил ему путь, он в ужасе метнулся в боковой туннель, не имевший выхода. И теперь он лежал в гробу, в пустом гробу, куда попал через дыру, прогрызенную крысами.
      Мэссон хотел повернуться на спину и не смог — мешала гробовая крышка. Собравшись с силами, он надавил на нее, но она даже не шелохнулась. Если бы даже он сумел выбраться из гроба, как прокопаться через пять футов слежавшейся земли?!
      В пароксизме страха Мэссон рвал на клочки атлас, потом вновь попытался втиснуть ноги в заваленный туннель. Бесполезно. Если бы только он сумел развернуться, то мог бы докопаться до воздуха… воздуха…
      Ужас пронзил ему грудь, как раскаленное докрасна железо, запульсировал в висках. Мэссон почувствовал, что голова его раздувается все больше и больше, и тут снова услышал торжествующий писк крыс. Он закричал как безумный, но они не испугались. Несколько минут он еще истерически метался в своей узкой тюрьме, потом замер. Веки его опустились, почерневший язык вывалился изо рта, и под аккомпанемент крысиного писка Мэссон погрузился во смертную тьму.

      "Салону иллюзий и диковин требуется знаток магии. Требуемые квалификации: божество".
      — "Божество"! — воскликнул Джозеф Тинни. — Множество, а не божество! Черти бы взяли всех наборщиков!
      — Ну что ж, — спокойно произнес высокий молодой человек в идеально скроенном твидовом костюме, минуту назад вошедший в салон "Престо Трюк". Для меня важно то, что я прочел в «Таймсе» ваше объявление и хочу здесь работать.
      Тинни провел ладонью по запавшей щеке.
      — Разумеется, мне нужен помощник. Но это не значит, что я дам себя надуть.
      — В объявлении было написано, что вы ищете божество, — упрямо стоял на своем молодой мужчина. — Значит, вы должны принять меня, а не какого-нибудь смертного. Разве что явится какой-то другой бог, что маловероятно.
      Тинни внимательно разглядывал свои ногти.
      — Как вас зовут?
      — Сильвер. К. Сильвер.
      — К — значит…
      — Квентин, — поспешно добавил мистер Сильвер. Это был исключительно красивый молодой человек с золотистыми кудрями и голубыми глазами: улыбка у него была приятная, но создавалось странное впечатление, что он насмешник, который вот-вот взорвется потоком богохульных ругательств. Парень с такой внешностью наверняка понравится клиенткам. Впрочем, их было не так уж много. Клоуны и фокусники, в основном, мужчины.
      — Как вы сюда вошли?
      — О, — быстро ответил мистер Сильвер, — я превратился в облачко и влетел через замочную скважину. Совершенно неправдоподобно, верно?
      — Да уж, — согласился Тинни. — А может, вы косите под Гудини? Впрочем, неважно. Кстати, «Таймс» еще не поступил в продажу. Где, черт возьми, вы прочли мое объявление?
      — Да уж сумел, — ответил мистер Сильвер. — Так как насчет работы?
      Хозяин магазина задумался.
      — Знаток…
      — … магии. Может, это сказано в переносном смысле? Кстати, в свое время я часто посещал Елисейские Поля! — Мистер Сильвер помолчал. — Вы мне не верите?
      Тинни лишь мазнул его взглядом.
      В дверь постучали. Тинни открыл и впустил невысокого полного мужчину с козлиной бородкой и нафабренными усами.
      — Профессор Зенно! — воскликнул он. — Как ваш номер с хлебным ножом?
      — Ну… неплохо, — буркнул профессор Зенно, расхаживая между полками и разглядывая предлагаемые товары. — Но это недостаточно зрелищно. Мне нужно что-то новое. Понимаете, что-нибудь впечатляющее.
      Тинни заколебался — у него под рукой не было ничего готового, рукой, требовалось сначала закончить кое-какие разработки. Может, номер с девушкой-скелетом? Нет, Зенно не устроит едва очерченная идея.
      Однако, прежде чем он успел что-либо сказать, мистер Сильвер ловко перехватил инициативу.
      — Я новый помощник мистера Тинни, профессор. Действительно, мы можем вам кое-что показать. Нечто совершенно новое. Прошу сюда…
      В этот момент дверь вновь распахнулась и на пороге появился мощный мужчина в клетчатом костюме. В руке он держал мятый экземпляр «Таймс».
      — Мистер Тинни! — воскликнул он, глядя на всех троих разом. — Я прочел ваше объявление…
      Тинни, как раз собиравшийся одернуть Сильвера за то, что тот лезет не в свое дело, решил, что самое время.
      — Вы хотите получить эту работу? — спросил он клетчатого. — Отлично. Я вас беру.
      — Минуточку, — сказал мистер Сильвер, подходя к огромному мужчине. Вы — бог? — спросил он и тут же сам ответил на этот вопрос: — Нет, вижу, что нет! Тинни! — Сильвер повернулся к хозяину. — Вы отказываетесь от собственных слов, напечатанных в газете?
      Тинни грозно уставился на него.
      — Я вас вовсе не принимал. Можете убираться. — И добавил кое-что о психах.
      Здоровяк живо сообразил, что к чему.
      — Ну, — сказал он, в упор глядя на Сильвера, — вали отсюда. А то я сам тебя выброшу.
      Встревоженный профессор Зенно щипал свою козлиную бородку.
      — Но мне нужен какой-нибудь номер! — плаксиво сказал он. — А этот молодой человек как раз собирался продемонстрировать…
      — О, простите, — с улыбкой сказал Сильвер. — Это совсем просто. Сейчас покажу. Вы можете по-своему обработать звучание формулы. Жесты такие. Потом вы говорите… — И он забормотал что-то непонятное, а закончив, указал пальцем на мощного мужчину в клетчатом костюме.
      Тут же сверкнула молния, и огромный мужчина исчез. Зато на полу появилась довольно большая кучка беловатого пепла.
      Воцарилась тишина.
      — И никакого реквизита? — спросил профессор Зенно.
      — Достаточно того, что я вам показал.
      — Ага. Превосходно. К счастью, я знаю греческий и могу повторить ваше… гмм… заклинание. А теперь верните этого человека обратно. Люк?
      Мистер Сильвер ослепительно улыбнулся.
      — Я не могу его вернуть. Он больше не существует. Странно, но мистер Тинни сразу поверил ему. Однако профессор Зенно — нет. Он рассмеялся, дернул козлиную бородку и посмотрел на потолок. Ничего. Тогда он опустился на четвереньки и внимательно изучил пол. С тем же результатом…
      Вдали прогремел гром. Тинни, разглядывавший мистера Сильвера, заметил, что глаза юноши широко раскрылись и он почти со страхом посмотрел на дверь.
      А потом исчез.
      Большой белый кролик появился рядом с профессором Зенно, который продолжал свои поиски и медленно ползал на четвереньках, пока не коснулся носом подрагивающих усов животного. Оба замерли, меряя друг друга взглядами.
      — Еще один фокус? — спросил профессор Зенно. Раскаты грома затихли.
      — Нет, — ответил кролик. — Просто иногда мне надоедает мой вид.
      — Вы прекрасный чревовещатель, — сказал профессор. — Примите мои поздравления.
      — Принимаю, — ответил кролик, — раз уж вы такой болван.
      Зенно встал.
      — Я хотел бы прорепетировать с вами этот трюк с молнией, — заявил он. — Может, в подсобке? Э… где вы?
      — Да идите же, — нетерпеливо произнес кролик, прыгая между полками.
      Профессор Зенно последовал за ним, украдкой поглядывая в сторону прилавка.
      Они исчезли за черной портьерой, оставив Джозефа Тинни в странном нервном возбуждении.
      Он не пошел за ними, потому что в магазин вошел маленький мальчик и попросил коробку порошка, вызывающего зуд. Тинни отбил нужную сумму и сунул деньги в кассу, а потом облокотился на нее и погрузился в раздумья. Он не мог закрывать глаза на такую наглость. В конце концов его персонал был всего лишь персоналом, а этот самоуверенный молокосос слишком многое считал очевидным.
      Тинни вспомнил вспышку молнии и вздрогнул, сам не зная почему. Он много лет занимался магией и должен был понять, в чем заключался этот фокус, однако…
      Он подошел к кучке пепла и разгреб ее ногой. Что-то блеснуло пуговица от воротничка.
      Профессор Зенно вышел из подсобки бледный и словно больной. Когда он торопливо проходил мимо Тинни, тот спросил:
      — Что-то не так? Может, я…
      — Ваш помощник, — прошептал Зенно. — Я понял, кто он. Зачем вы это сделали, Тинни?
      — А что такое?
      — Сами знаете, — укоризненно заметил фокусник. — Сколько он вам за нее дал? Тинни глубоко вздохнул.
      — За что?
      — За душу, — прошептал Зенно и умчался, будто за ним гнался мистер Сильвер.
      Воцарилась тишина, нарушаемая лишь рычанием двигателей и пронзительными гудками клаксонов, доносящимися с улицы. Тинни стиснул губы и зажмурился. Странно. Зенно человек крепкий, испугать его нелегко…
      Какая-то неприятного вида баба, тащившая складной столик и переносной граммофон, остановилась в дверях и взглянула на Тинни. Он невольно отпрянул, но она не двигалась.
      — Я вас слушаю.
      — Я принесла вам весть, — сообщила она, а затем с невероятной ловкостью установила столик, поставила на него граммофон и положила на диск пластинку. Тинни ошеломленно смотрел на все это. Послышались слова, произносимые хриплым голосом, словно говоривший был простужен.
      — Грядет конец света, — загремел граммофон. — Сестра Сила принесла тебе предупреждение! Покайся, грешник…
      Тинни скривился, заметив, что собирается толпа. Электрик, державший магазин по соседству, подошел к нему.
      — Она сидела у меня и приставала к клиентам, — прошептал он. — Ну и зануда! Я ее знаю, это мошенница. Будет морочить вам голову, пока не получит пять зелененьких.
      Глаза женщины вспыхнули, и она добавила громкости. Граммофон захрипел с такой силой, что у Тинни заболели уши.
      — Ты, дурной человек! Послушай меня…
      — Прошу вас уйти отсюда, — плаксиво сказал Тинни. — Вот вам доллар. У меня болит голова, и это мне вредно.
      — Разве один доллар может спасти вашу душу? — спросила злобная ведьма.
      — Мне пришлось отвалить ей двадцать, — прошептал электрик.
      Именно в этот момент звучание голоса, шедшего из граммофона, изменилось, равно как и смысл проповеди.
      — Покайся… а, к черту все это. Вспомнился мне один лимерик: "Некий юноша из Нантакета…"
      Лимерик оказался не совсем приличным, зато следующий за ним решительно не годился ни для женщин, ни для детей. Остолбеневшая от ужаса ведьма стояла, тараща глаза на граммофон, который продолжал скрежетать и хрипло орать:
      — Ко мне, все ко мне! Редчайший шанс! Покупайте французские открытки! Три штуки за доллар!
      И так далее… чем дальше, тем хуже.
      Мегера яростно накинулась на Тинни, скрючив пальцы, словно когти, но тут между женщиной и ее потенциальной жертвой возникла стройная фигура. Это был мистер Сильвер, улыбавшийся мило и чуть язвительно.
      — Кажется, я вижу полицейского, — сказал он. — Точно-точно, он идет сюда. Простите, миссис, но торговать на улице товаром такого рода просто неразумно. Существуют законы…
      Женщине хватило одного взгляда на приближающуюся фигуру в голубом мундире. Оставив граммофон, она бежала с поля боя. Странно, но из аппарата тут же полились слова о греховности нашего мира.
      Тинни вновь почувствовал себя неуютно.
      — Этот мир воистину плох, — констатировал мистер Сильвер, — но занимателен. В свое время я пережил здесь интереснейшие приключения. Прежде я никогда не скучал на Земле. Но провести вечность, передавая сообщения от…
      — От кого?
      — Клянусь Юпитером! — вдруг воскликнул мистер Сильвер, меняя тему разговора. — Чуть не забыл. Профессор Зенно дал мне чек. Пятьсот долларов за тот фокус.
      — Слишком мало, — сказал Тинни, к которому вернулась его практичность. — Этот номер стоит тысячи две.
      — Но именно столько он и заплатил, верно? — удостоверился мистер Сильвер.
      Тинни, уже державший чек в руках, еще раз взглянул на него и не поверил своим глазам: это был чек на две тысячи долларов.
      Тинни облизал губы. Взглянув в упор на мистера Сильвера, он увидел обезоруживающую искренность в его голубых глазах и понял тайный смысл этой обманчивой улыбки.
      — Вы демон? — тихо спросил он.
      — Разве я похож? — заинтересовался мистер Сильвер.
      — Разумеется, нет. Я не Бельфагор, не Шайтан, не Хел и не Ваал. Ведь я уже говорил, что я — бог, верно? Так оно и есть. Нет, клянусь Имиром, я не демон!
      Тинни вышел из-за кассы, чтобы выпить виски, и вскоре вернулся, чувствуя себя готовым к разговору.
      — Тот кролик… — отважно начал он.
      — Вы сами знаете… — таинственно ответил мистер Сильвер.
      — Я уже ничего не знаю! Вы просто ловкий обманщик.
      — Люди редко верят на слово. Даже Данае, хотя это продолжалось недолго. Трудно убедить человека. Если бы я явился вам в своем истинном облике, вы наверняка умерли бы. Это было бы слишком жестоко, а кроме того, не соответствует моим планам.
      — Каким таким планам?
      Мистер Сильвер сидел на прилавке, помахивая ногами в твидовых брюках, и широко улыбался.
      — Понимаете, мне скучно. Говорят, будто на Олимпе я незаменим, но это неправда. Я давно не бывал на вашей планете, а тут всегда происходит что-нибудь интересное. Есть еще и другие удовольствия. — Голубые глаза мистера Сильвера вдруг сверкнули. — Впрочем, неважно. Я здесь инкогнито, и для меня было бы лучше работать в вашем мире, как делают это обычные люди. А может ли быть для Гер… для меня лучшая работа, чем должность помощника фокусника?
      — Нет! — сказал Тинни. — Нет! Это слишком невероятно. Совсем как Алиса в Стране Чудес. Мы в НьюЙорке, а не в Египте и не в Вавилоне. Боги… С тем же успехом могли бы ожить часы и начать дискуссию о политике.
      Он указал на большие старомодные часы, что висели на стене.
      — А кстати, — сказали вдруг часы, — что может быть интереснее политики? Именно она решает судьбы мира. Если бы время было в ваших руках так же, как в моих…
      — Ой! — вырвалось у Тинни. Часы снова тикали как ни в чем не бывало. Мистер Сильвер улыбнулся.
      К Тинни наконец вернулся дар речи.
      — Они и вправду говорили?
      — Говорили. Магия — это вроде эпидемии, и история
      — лучшее тому доказательство. Одно небольшое заклинание, произнесенное мимоходом в вашем мире, действует подобно магниту. Под Троей Хрис начал ту еще заваруху, попросив Апполона отомстить грекам. Зевс помог Брисеиде, и тут, разумеется, вмешалась Гера. А потом в дело втянулись все боги и богини со всей своей магией. Я до сих пор этим занимаюсь. По-моему, чары притягивают новые чары. Ваши фокусы, это, разумеется, элементарный уровень, в основном, шарлатанство, однако и здесь нужно соблюдать основные принципы магии — скажем, для иллюзии. В сущности, вы не представляете собой ничего нового, ваш предок — древний жрец. У жрецов и богов много общего.
      Тинни поморщился.
      — Неплохо сказано, но я слыхивал байки и лучше. Вы сами уйдете, или вызвать полицию?
      Мистер Сильвер провел рукой по золотистым локонам.
      — Редко встретишь такого маловера. Ну что ж, постараюсь доказать… Убирайтесь.
      — Что?
      — Я сказал: убирайтесь. Вон отсюда. Я сам займусь магазином, пока вас не будет. Я достаточно предприимчив, чтобы с этим справиться. Когда будете готовы признать, что я бог, можете вернуться.
      — Но послушайте! — сказал Тинни, обращаясь к…… двери собственного магазина. Он оказался на улице, причем не имел ни малейшего понятия, как это произошло и почему он стоит на тротуаре. Но именно так все и было, и в голове его мелькнула мысль о гипнозе.
      — Фокусник! — едко бросил из-за двери мистер Сильвер. — Можете тешиться своей посредственностью. Как поумнеете, возвращайтесь.
      Ноздри Тинни задрожали, он сделал шаг вперед и остановился, словно невидимая стена преградила ему дорогу. Он не мог войти в собственный магазин.
      Вздор! Не может быть! Однако прозрачная стена оставалась на месте. Тинни провел по ней ладонью; для стороннего наблюдателя это выглядело так, словно он делал в воздухе таинственные пассы.
      — Простите, — сказал румяный полный мужчина, отталкивая Тинни, который схватил его за руку. — В чем дело?
      — Вам… вам нельзя входить в этот магазин.
      — Пикет? — удивился полный мужчина. — Вы, наверное, голодны. Вот вам двадцать пять центов.
      И он вошел в магазин, оставив Тинни не в самом хорошем настроении.
      Фокусник еще раз попробовал одолеть преграду, но, разумеется, безуспешно. Монету он предусмотрительно убрал в карман. Есть же какие-то законы… Магия, как же! Он подозвал полисмена.
      — Добрый день, Фланнеган.
      — Добрый день, мистер Тинни. Хороший денек, верно?
      Отлично! Именно то, что нужно. Фланнеган был достаточно силен, чтобы прогнать мистера Сильвсра из магазина. И наверняка сделает это!
      — Минуточку, — сказал Тинни. — Вы должны мне помочь.
      — С удовольствием. Что нужно делать?
      — Эне, бене, раба… — ответил Тинни.
      — Что?
      — Квинтер, финтер, жаба…
      — Не понимаю.
      — Эне, бене, рее…
      — Ясно, — мягко заметил Фланнеган. — Вы хорошо себя чувствуете? С вами все в порядке? Ну ладно, мне пора идти.
      — Квинтер, финтер, жес! — закончил Тинни, стоя столбом и таращась прямо перед собой. Черт возьми… Он не собирался декламировать глупую детскую считалку, он хотел рассказать Фланнегану о мистере Сильвере. Но губы его сами собой произнесли эту чепуху.
      — Фланнеган! — в отчаянии крикнул Тинни. Полицейский обернулся.
      — Да?
      — Ради бога, выслушайте меня!
      — Слушаю, — терпеливо ответил Фланнеган, — Что случилось?
      — Котя, котенька-коток, котя, серенький хвосток!..
      — Почему бы вам не вернуться в магазин? — буркнул Фланнеган. — Ничего страшного не происходит. Может, вам лучше прилечь отдохнуть?
      — Дело в том… — начал Тинни, с трудом хватая ртом воздух, — что я… я не могу…
      — Чего не можете?
      — Энеки, бенеки…
      Разговор был бесполезен, даже Тинни понял это. Он со стоном повернулся и еще раз попытался войти в магазин. Без толку. Только и оставалось, что смотреть, как мистер Сильвер продает полному мужчине дюжину протекающих стаканов.
      А может, Сильвер был простым мошенником? Или хотел украсть выручку? Тинни угрюмо усмехнулся. Вчера он ходил в банк, так что денег в кассе было мало. Нечего беспокоиться. И вообще…
      И вообще, Тинни решил, что следует выпить. Глядя прямо перед собой стеклянным взглядом, он побрел к ближайшему перекрестку, где заметил закусочную, всю из стекла и металла. На нее приятно было взглянуть, но для Тинни она была оазисом в Сахаре безумия. Он вошел и увидел у стойки знакомую фигуру: великан Люциферно, человек, который сам был страшен, как дьявол.
      — Привет, Тинни, — сказал Люциферно. — Подходи, выпей.
      — Спасибо, Лю. Виски. И пиво. Спасибо…
      — У тебя дрожат руки, — заметил Люциферно. — Похмелье, неприятности или призраки?
      — Последнее. У меня проблема.
      — Вот как? — брови Лю высоко поднялись. — Что с тобой случилось?
      — Эне, бене… ничего! — с яростью ответил Тинни. — Совершенно ничего.
      Одним глотком он выпил свое виски, гадая, почему никому не может рассказать о том, что случилось. Это здорово походило на гипноз. Конечно, именно гипноз! Поспешно вынув из кармана карандаш и старый конверт, он принялся писать на нем.
      Он хотел написать: "Меня загипнотизировали. Помоги! Мужчина по фамилии Сильвер не пускает меня в мой собственный магазин".
      А написал: "На столе лежит арбуз, на арбузе муха…" Тинни скомкал конверт и потянулся за своим пивом. Потом поискал взглядом бармена.
      — Слушаю?
      — Э-э… кажется, в моем пиве рыбка.
      — Простите?
      — Золотая рыбка! — с нажимом сказал Тинни. — Она там плавает. Видите?
      — Ловко, — похвалил Люциферно. — Конечно, ничего нового, но ты неплохо справляешься. Бармен! — вдруг воскликнул он. — В моем пиве змея.
      И действительно, в стакане Люциферно лежала свернувшаяся кольцом змея. Подняв треугольную голову, она раздраженно разглядывала людей.
      — Нет-нет! — отчаянно воскликнул Тинни. — Это вовсе не фокус. Я ничего не могу с этим поделать.
      — Кто-то заколдовал его! — крикнул Люциферно, никогда не отказывающийся от рекламы. — А может, это пиво? Смотри! Еще одна рыбка!
      И точно: уже две золотые рыбки весело плавали в стакане Тинни. К тому же, само пиво превратилось в кристально чистую воду.
      — Слушайте, парни, — буркнул бармен. — Вы мешаете работать. Может, прекратите?
      В ту же секунду из стакана Тинни поднялся столб воды и с плеском ударил в потолок. Бармен выругался, схватил стакан и поднял его. Тут же потоки воды хлынули из ушей перепуганного мужчины.
      — Бедняга, — укоризненно сказал Люциферно. — Это нехорошо.
      — Может, хоть ты заткнешься? — простонал несчастный Тинни.
      Он спрыгнул со стула, схватил шляпу и надел на голову, но тут же вновь сорвал, чтобы вытряхнуть из нее трех полевок и угря. Затем торопливо выбежал.
      Люциферно последовал за ним.
      — Эй, я хочу с тобой поговорить. Мне нужно что-нибудь новое, а ты, похоже, разработал новые трюки.
      — Святой Иосиф!.. Лю, только не сейчас! Я… я… энеки, бенеки…
      Тинни внезапно смолк.
      — Ты что, набрался? С одной-то порции?
      — Я только что принял нового продавца. — Фраза далась ему без труда. — Хорошего. Может, заглянешь в магазин, познакомишься? А мне… мне пора по делам.
      Он отвернулся от приятеля, который в недоумении таращил на него глаза, и остановил такси,
      — Паркуэй, — буркнул он первое, что пришло в голову, уселся поудобнее и начал рассуждать,
      Ясно было, что мистер Сильвер не человек. Тинни признал это уже давно, но смириться с этим было непросто. Это означало бы признание множества других вещей. Жизнь потеряла бы всякую стабильность, и тогда могло бы случиться все, что угодно…
      Тинни боролся сам с собой. Если говорить о состоянии духа, он оказался в тупике. Он не смел поверить в сверх естественные силы мистера Сильвера и вместе с тем уже не мог отрицать их. Бог!
      Он с немалым трудом заставил себя рассуждать холодно и логично. Тинни не верил в существование философского камня, но не исключал возможность появления чего-то подобного. В лабораториях совершались превращения элементов. Циклотроны… бомбардировка атомов… Наука давала ответ на все.
      Если бы только существовало объяснение случая мистера Сильвера!
      А может, оно и существовало. Магия была подобна болезни, и всякое шарлатанство опиралось на основные принципы высшей магии. Шестилетний ребенок не понял бы теорию вероятности. Тинни наморщил лоб, он все еще колебался.
      Иллюзия относится к настоящей магии так же, как, скажем, сложение к теории вероятности. То же самое соотношение. С этим не поспоришь. В таком случае…
      Значит, мистер Сильвер познал тайны настоящей магии, греки-то знали в этом толк. Тинни вдруг захотелось жить в Древней Греции, быть одним из сынов Эллады.
      Его собственное отношение к этой проблеме было довольно странным: разум, обычно уравновешенный и логичный, блуждал окольными путями. Тинни заставил себя успокоиться.
      Но ведь бог обладает почти неограниченной силой! Эта мысль потрясла его. Мистер Сильвер доказал, что может делать необыкновенные вещи. Что, если их удастся использовать на практике?
      Такое суждение предоставило Тинни рациональное основание, в котором он так нуждался. Он забыл о фантастичности исходных посылок, обдумывая совершенно невероятные возможности. Впрочем, они уже не были невероятными.
      Тинни дрожащими руками достал сигарету и закурил. Он вспомнил о своем арендном договоре. Тот сохранял силу еще четыре года, и это очень затрудняло жизнь Тинни. Он нуждался в большем помещении, но хозяин вряд ли согласится расторгнуть договор. И сдать магазин в субаренду некому. Однако допустим, что в магазине начнется пожар… О, разумеется, никаких поджогов! Ничего, что могло бы вызвать чрезмерное любопытство страховой компании. Скажем, на здание упадет метеорит!
      При этой мысли у него закружилась голова. Кстати, а властен ли мистер Сильвер над метеоритами? Если бы он мог — и хотел, — одна проблема была бы решена. Основная трудность заключалась в том, чтобы как можно тактичнее подтолкнуть его в нужном направлении.
      Возможности открывались беспредельные.
      Тинни наклонился к водителю.
      — Обратно на Таймс-Сквер, — приказал он. — Быстрее.
      Мистер Сильвер был в магазине один. На этот раз Тинни без труда переступил порог. Симпатичный молодой человек взглянул на него и улыбнулся.
      — Я вижу, вы изменили мнение. Это хорошо. Тинни огляделся.
      — Мы одни?
      Мистер Сильвер уселся на прилавок, помахивая ногами и таинственно при этом улыбаясь.
      — Понимаю, — сказал он. — Как тут доверять смертным… Похоже, вы придумали, как использовать мое присутствие. Алчность всегда подсказывает убедительные аргументы. Человек верит в то, во что хочет верить. Понимаете, Тинни, если бы только люди смогли забыть о себе, о своем ego, они сделались бы богами. Именно в этом и состоит разница между нами.
      Тинни закурил и заглянул в кассу. Денег значительно прибавилось.
      — Вы много продали?
      — Пожалуй. И бросьте валять дурака. Чего вы от меня ждете?
      — Ну…
      Сильвер пригладил золотистые локоны.
      — Почему вы стыдитесь заключить со мной сделку? Это привилегия людей. Вы можете мне помочь, Тинни. Когда кто-то из богов посещает Землю, в здешних трех измерениях он подвержен некоторым ограничениям. Он не пользуется всей своей мощью, поэтому пребывание с людьми полезно, главным образом, для него. Кроме того, игра заключается в том, чтобы делать вид, будто живешь, как обычные люди. Меня это развлекает, — добавил он. — Есть то же, что и вы, принять ваш сумасшедший образ жизни… А это значит, что нужно на нее заработать.
      Тинни неуверенно переспросил:
      — Зарабатывать на жизнь?
      — Это тоже элемент игры. Я с легкостью мог бы делать золото, но это было бы нечестно. Игроки должны соблюдать правила, верно? А я играю, изображая человека. Это весело.
      — Но у вас есть… определенные способности?
      — Конечно. И я буду ими пользоваться, если не нарушу при этом правил. Мы можем поговорить об этом. Я охотно помогу вам. Честная сделка. Вам нужны деньги?
      У Тинни просто в голове не укладывалось, что к нему в руки вдруг приплывет миллион долларов. С тем же успехом он мог бы попытаться понять астрономическую терминологию. Он рассказал об арендном договоре.
      — Значит, метеорит? — протянул Сильвер и исчез. Через секунду он вернулся и улыбнулся.
      — Совсем неплохо. Неподалеку крутится небольшой метеорит, и я могу стащить его вниз. Кажется, у вас есть дом в Джерси?
      — Да.
      — По-моему, будет лучше, если метеорит уничтожит его.
      — Вы меня не поняли! — запротестовал Тинни. — Я говорил об аренде…
      — Я знаю, — буркнул Сильвер. — Это просто добрый совет. Если не хотите слушать, дело ваше.
      — Вы направите метеорит сюда? И магазин сгорит дотла? Я… не хотел бы, чтобы кто-либо погиб.
      — Похвальная мысль, — заметил мистер Сильвер. — Никто не погибнет. Но хочу предупредить, Тинни: не пытайтесь меня перехитрить.
      — Я вовсе не собираюсь… — честно возмутился Тинни.
      Собеседник насмешливо посмотрел на него.
      — Это хорошо. Понимаете, боги редко мстят сами, но в мире существует этакая неумолимая справедливость, которая действует сама по себе. Что-то вроде самопроизвольной регулировки. Смертные часто пытались использовать богов в своих целях. Прошу вас, Тинни, не делайте этого.
      — Я и не думаю.
      — Тогда простите, что забиваю вам голову такими идеями, — сказал мистер Сильвер. — Выйдем отсюда, пока метеорит не ударил.
      Они были уже у дверей, когда раздался оглушительный свист, а потом чудовищный грохот…
      Пронзительный свист звучал и звучал в голове Тинни, и тот, наконец, понял, что у него закрыты глаза. Открыв их, он увидел над собою белый потолок.
      Голова болела. Что, черт побери, случилось?
      — Мне, право, неприятно, — произнес знакомый голос, и на фоне потолка появился мистер Сильвер. — Черепица ударила вас по голове, и тут уж я ничего не мог поделать. Но никто не погиб.
      Тинни облизал губы.
      — Что случилось?
      — То, чего вы так хотели. Упал метеорит. Пожалуйста, — сказал Сильвер, сунув в руку Тинни сложенную газету. — У меня много работы. До свидания.
      И он исчез. Тинни принялся читать, и его охватила радость.
      Магазин сгорел дотла, и это автоматически аннулировало арендный договор. Как и обещал Сильвер, никто серьезно не пострадал.
      Метеорит ударил в соседний магазин и вызвал пожар, уничтоживший половину зданий квартала. Все они были собственностью человека по имени Джонас Киддер.
      — Отлично! — воскликнул Тинни, не любивший мистера Киддера. Он продолжал читать, но через несколько строк остолбенел от изумления.
      В метеорите оказались алмазы. Немного, но крупные и без изъянов. Такого еще не бывало. Однако ученые высказались в том смысле, что нет причин, по которым в метеоритах не могло бы быть алмазов.
      Метеорит упал на собственность Киддера, значит, он и обогатился. Теперь он стал еще богаче, чем прежде.
      — Проклятье! — выдавил Тинни, радость его обратилась в пепел. Почему он не послушал совета Сильвера? Если бы метеорит упал на его дом в Джерси, он был бы теперь богатым человеком. Почему Сильвер не выразился яснее?
      Несомненно, потому, что богам нравятся такие вот шуточки. Тинни закрыл глаза и принялся размышлять.
      В следующий раз… о, в следующий раз! Это не сказка, в которой можно загадать определенное число желаний. Мистер Сильвер, похоже, был готов помогать Тинни в различных выгодных предприятиях. Если бог мог стащить с неба метеорит, он наверняка сможет совершать и другие чудеса.
      В таком случае…
      Деньги, вот что главное. Тинни нажал кнопку, вызвал сиделку и узнал у нее, что через несколько дней его выпишут.
      Вскоре появился мистер Сильвер.
      — Со страховкой все гладко, — сообщил он. — Я выступаю от вашего имени и по вашей доверенности.
      — Я не подписывал никакой доверенности…
      — И тем не менее на ней ваша подпись. Что вы теперь собираетесь делать? Откроете новый магазин?
      — Послушайте, — ответил Тинни, — мне нужны деньги.
      — Но ведь страховая компания заплатит.
      — Я имел ввиду неиссякаемый кошелек или что-нибудь в этом роде. Вы не могли бы…
      Мистер Сильвер кивнул и исчез. Появившись снова, он вручил Тинни кожаный бумажник.
      — Думаю, это подойдет. Откройте его. Тинни повиновался и вынул десять двадцатидолларовых бумажек.
      — Теперь закройте. Так… хорошо. Откройте еще раз. Тинни вновь вынул десять банкнот того же номинала и недоверчиво уставился на них. Сильвер пожал плечами.
      — Старье. Принцип рога изобилия. Неиссякаемый кошелек — далеко не новая идея. Каждый раз, как вы откроете этот бумажник, в нем будет двести зеленых. Симпатичная кругленькая сумма.
      Тинни попытался еще раз. И еще. Получалось превосходно. На коленях у него уже лежала тысяча долларов. Но тут его словно что-то кольнуло, и он начал просматривать номера банкнот.
      — Все в порядке, — улыбнулся мистер Сильвер.
      — Это настоящие деньги. Но откуда они берутся? Они не новые…
      — Они были спрятаны. Нам же подчиняются все тайники. Если деньги где-то спрятаны, наши руки дотянутся до них. Например, ваши — это сбережения некоего скопидома из Парамаунт-Маунтинз в Калифорнии.
      — Но ведь это же кража!
      Мистер Сильвер не ответил. В его сверкающих голубых глазах читалась насмешка. Тинни покраснел и отвернулся.
      — Разумеется, вы оставите бумажник себе, — сказал мистер Сильвер. Вот и хорошо. А теперь поговорим о планах на будущее.
      — О планах на будущее? Я…
      — Вы не хотите открывать новый магазин, правда?
      — Боже, конечно, нет! — воскликнул Тинни. — Меня тошнит от этого. Я думаю вообще уйти от дел.
      — Не так скоро, — решительно заявил мистер Сильвер. — Я хочу познать мир. Скажем, так — прожить жизнь. Вы станете настоящим фокусником, Тинни.
      — Что?
      — Как Гудини и все остальные. Великий Тинни! Вы будете гастролировать по всей стране. А я с вами помощником.
      — Но я же не фокусник, — отказывался Тинни. — Я не умею…
      — Предоставьте это мне, — с улыбкой сказал Сильвер. — Ваше дело следовать моим указаниям, а уж магия не подведет.
      — Минуточку! Мне совсем не нравится эта идея. Я не хочу путешествовать…
      — Как вы неблагодарны, — укоризненно заметил Сильвер. — Я сделал вас богачом, вы сможете окружить себя роскошью на весь остаток жизни. Мне же нужна от вас помощь на протяжении, скажем, двух лет. К тому времени Земля мне наверняка надоест и я вернусь к себе. Больше вы меня не увидите и тогда сможете где-нибудь осесть и наслаждаться богатством.
      Тинни помял нижнюю губу.
      — Однако…
      — Думаю, это честная сделка. Впрочем, если хотите, я заберу бумажник и поищу кого-нибудь другого. Ну, как, договоримся?
      — Хорошо! — решительно ответил Тинни. — Я согласен. Конечно, согласен.
      Мистер Сильвер снова улыбнулся, на этот раз довольно злорадно.
      — С низшими существами следует играть по их правилам, — таинственно заметил он. — А теперь я ухожу. Мне много чего нужно сделать. До скорого свидания.
      И он исчез. Тинни лег на спину и задумался, судорожно стиснув бумажник. Два года странствий и представлений. Гмм… могло быть хуже. Его не особо влекла такая жизнь, но…
      Мистер Сильвер работал быстро. На следующий день странное явление блокировало дорожное движение на Тайм" Сквер. Над островком пешеходов посреди мостовой, чуть севернее от входа в метро, возле здания «Таймс» объявилась человеческая фигура, висящая в воздухе. Фигура женщины, поразительно красивой и одетой лишь в купальный костюм. Трудно было сказать, живая она или нет, потому что глаза ее были закрыты и плавала она в воздухе лицом вниз в восьми метрах от мостовой.
      Вызвали пожарных, и вверх выдвинулась лестница, однако тело девушки поднялось выше, так что пожарный, стоявший на вершине лестницы, не смог его достать. Когда пожарная машина уехала, девушка опустилась на прежнюю высоту, где и осталась, если не считать редких взлетов в небеса.
      Явился мэр, и его сфотографировали на фоне. Ковбой из Мэдисон-Сквер Гарден попытался поймать летающую девицу лассо. В конторах, выходящих окнами на Тайм" Сквер, почти не работали, а перед театром «Парамаунт» толпилось куда больше народу, чем входило внутрь.
      Ситуация не менялась до темноты, а когда стемнело, девушка исчезла и на землю посыпался дождь листовок, на которых было написано:
      ВЕЛИКИЙ ТИННИ! Всемирно известный маг, величайший из великих вскоре прибудет в Нью-Йорк! НЕ ПРОПУСТИТЕ ЕГО ГАСТРОЛИ!
      Весьма прискорбно, но Джозеф Тинни уже начал подумывать о том, как бы перехитрить мистера Сильвера, не подвергая себя опасности и не слишком рискуя. И разумеется, без его помощи. Дело в том, что Тинни никак не хотел терять два года жизни на странствия по стране с развлекательной программой.
      Могло показаться, что это не такая уж высокая цена, и, несомненно, так оно и было, но Тинни горячо желал использовать обретенное богатство самым привычным для него способом. По природе склонный к легкой жизни, он не хотел причинять страданий другим… если без этого можно было обойтись.
      А в данном случае это было неизбежно. Зачем ему терять два года? Он и так потерял более сорока. Тинни хотел мобилизовать свои неисчерпаемые богатства и поразвлечься на полную катушку. Он мечтал уехать в Южную Америку — в Рио, Буэнос-Айрес и другие места, известные ему по рекламам "Дон Амиго". Он хотел… очень многого.
      И хотел немедленно!
      Однако более рассудительная часть его «я» не сдавалась:
      "Зачем рисковать? Два года — это недолго. А потом ты будешь совершенно свободен. Так сказал мистер Сильвер".
      "К черту мистера Сильвера, — отвечал еще один внутренний голос. Почему я должен нянчиться с ним целых два года?"
      "Договор есть договор".
      "Сильверу это ничего не стоит, правда? Если бы я был богом, нашел бы себе дело получше, чем мотаться по стране с представлениями".
      "Это может оказаться довольно забавно". "Зато далеко не безопасно, запальчиво аргументировал Тинни. — Все знают, как переменчивы боги. Ему что угодно может взбрести в голову!"
      "Уж не собираешься ли ты его прикончить?" "Заткнись!" — приказал Тинни, и так оно и стало. Самым важным сейчас было избавиться от Сильвера. Дело казалось нелегким, но оказалось еще труднее, чем он предполагал. Не стоило кропить мистера Сильвера святой водой или стрелять в него серебряной пулей. Он ведь не был ни человеком, ни демоном. Он был богом. Тинни вновь погрузился в мрачные раздумья.
      Прошло несколько дней, но у него так и не появилось никаких идей. Мистер Сильвер сообщил ему, что первое представление состоится в огромном нью-йоркском театре и что зал уже снят.
      — Снят?
      — Я без труда договорился с ними, — с улыбкой сказал мистер Сильвер. — Вы весьма известны в Нью-Йорке, уж я постарался обеспечить вам популярность.
      — Знаю, — буркнул Тинни. — Я видел газеты. Слон на шпиле Эмпайр Стейт, боже ты мой! И как это делается?
      — Слон был не настоящий, но все равно реклама вышла превосходная.
      Они находились в элегантной квартире, которую снял для них Сильвер. Серый свет вливался в комнату через высокие окна. Приближалась гроза.
      Сильвер поглядывал по сторонам с явной опаской.
      — Вы помните все слова? И жесты тоже?
      — Разумеется, но…
      — Итак, будьте в театре вовремя. Там мы и встретимся.
      — Зачем такая спешка? — спросил Тинни, но ответа не получил — мистер Сильвер исчез. Тинни счел странным, что он так боится грозы, и задумался было, что этому за причина, но его размышления прервал звонок домофона.
      Это был здоровяк Люциферно.
      — Привет, Тинни. Я к тебе.
      Вскоре на пороге появился человек, здорово похожий на дьявола, невесело улыбнулся Тинни и упал в ближайшее кресло.
      — Тяжелая была ночь. Я не хотел, чтобы Зенно упился. Есть что-нибудь крепкое?
      Тинни подошел к буфету и налил в два стакана виски с водой.
      — Нализался?
      — Ага, — медленно произнес Люциферно. — Забавно, ведь он всегда старался держаться от этого подальше… Если бы я не знал его так хорошо, то решил бы, что он спятил. Он все время повторял, что ты… гмм… что ты продал душу дьяволу.
      — Подумать только! — Тинни неискренне рассмеялся.
      — Может, лучше не стоит, — сказал Люциферно, дергая свою бородку клинышком. — Я забежал пожелать тебе удачного дебюта сегодня вечером. Ты вступил в союз?
      — Конечно.
      Мистер Сильвер побеспокоился обо всем.
      — Ты долго скрывал свои способности, Тинни. В последнее время у тебя была невероятная реклама. Это хорошо. Я бы хотел, чтобы ты уступил мне несколько таких штучек, раз уж ты все равно ликвидируешь магазин.
      — Ну, — неуверенно протянул Тинни, — я должен оставить кое-что и для себя.
      — Гмм. — Что-то угнетало Люциферно, это было ясно видно. В конце концов он отставил стакан и подался вперед. — Я фокусник, — тихо сказал он. — Моя работа основана на иллюзии, если угодно, на магических штучках. Настоящей магии не существует, я всегда был в этом уверен.
      — Конечно. — Тинни отвернулся.
      — Но иногда я задумываюсь — так ли это. Черт побери! — взорвался вдруг Люциферно. — Вчера вечером мне пришлось таскаться с Зенно. Оба мы были довольно пьяны и… Кто этот твой Сильвер?
      Прежде чем Тинни успел ответить, звонок возвестил, что кто-то стоит под дверью. Он с облегчением встал и пошел впустить гостя. Это оказался профессор Зенно.
      Он был пьян. Он влетел в комнату, словно резиновый мячик, взглянул на Тинни и повернулся к Люциферно.
      — Ну как? — буркнул он. — Рад, что с тобой ничего не случилось. Я беспокоился, что тот тип сделает с тобой что-нибудь ужасное, если ты придешь один.
      — Опомнись, человече, — успокаивал его Люциферно, улыбаясь в сторону Тинни. — Зенно непременно хотел, чтобы я пришел сюда и встретился с тобой. Он ждал в коридоре. Держу пари, кто-то здесь спятил. Не знаю только — кто.
      Не дожидаясь приглашения, Зенно подошел к бару и наполнил стакан.
      — Хорошо, — сказал он, поворачиваясь к Люциферно, — тогда спроси у Тинни. Просто спроси у него. Спроси, кто этот ужасный Сильвер!
      — И кто же этот ужасный Сильвер? — послушно спросил Люциферно.
      Тинни сел и взял свое виски.
      — Во всяком случае, не дьявол.
      Зенно одним глотком выпил виски и передернулся.
      — Вранье! Он мне показал свою магию… тогда, в подсобке. Омерзительные чары. И нисколько не мошенничал. Люциферно вздохнул.
      — И такой вот тертый калач, как ты, позволил обвести себя вокруг пальца какому-то бойкому молокососу, — укоризненно произнес он. — Я удивлен.
      Тинни вдруг сказал:
      — Он не человек… я имею в виду Сильвера. Зенно прав.
      В комнате стало тихо, и Тинни продолжал, глядя в стакан:
      — Но он и не дьявол. Он бог.
      Люциферно никак не мог проглотить свое виски, а Зенно вытаращил на Тинни круглые, слегка стеклянистые глаза.
      — Давай выкладывай, — бросил Люциферно. — Хватит бродить кругами. Вы с Зенно… пора, наконец, разобраться.
      Тинни не возражал. Он рассказал, что произошло, однако утаил несколько существенных моментов — среди них, ясно, и неиссякаемый кошелек.
      Когда он закончил, все долго молчали. Первым заговорил Зенно.
      — Дьявол он или бог, все равно он не принадлежит нашему миру. Нужно его… изгнать! Тинни невесело усмехнулся.
      — И каким же образом? Ты думаешь, это я хочу, чтобы он возле меня крутился?
      Поразмыслив, Люциферно изрек:
      — Я, конечно, не говорю, что убежден. Однако предположим, что Сильвер и вправду бог. Понятно, что с этим нужно что-то делать. Долгие годы я овладевал профессией, могу сделать так, чтобы слон исчез с манежа; и мне щедро платят за такие номера. А теперь допустим, что этот Сильвер махнет рукой и — черт возьми! — исчезнет весь цирк! Это нечестная игра.
      — То есть?.. — Тинни не совсем понимал.
      — Представь себе, будто ты ищешь золото, — начал объяснять Люциферно. — Ты зарабатываешь на жизнь, извлекая его из земли на свет божий. И вдруг является некто, владеющий философским камнем, и заявляет, что может превратить в золото все что угодно. Это нечестная игра. Никто не будет платить за работу на золотом руднике, если золото можно получить хоть из воздуха. Благодаря настоящей магии представление будет гораздо зрелищнее, чем у простого иллюзиониста. Я не могу конкурировать с богом. Зенно тоже не может. Это… в общем, зрители просто не пойдут на наши представления. Мы будем для них скучны, и они пойдут к настоящему магу — к твоему дружку Сильверу.
      До сих пор Тинни об этом не думал. Лично ему было наплевать. Но для Люциферно и Зенно это был вопрос жизни.
      — Это не моя вина, — сказал он наконец. — Я не меньше вашего хочу избавиться от Сильвера. И вовсе не хочу становиться фокусником.
      — А его можно купить?
      — Он — бог, — напомнил Тинни.
      — Верно. Денег ему не нужно… А может, пригрозить чем-нибудь?
      — Он — бог, — повторил Тинни. — И опасный! Зенно вздрогнул.
      — Это противоречит природе. Он угрожает всей цивилизации.
      Люциферно допил свое виски.
      — Не знаю, почему я всерьез разговариваю о такой ерунде, но я должен защищать свои профессиональные интересы.
      Тинни прищурился, обдумывая новую идею.
      — Ты говорил об угрозе…
      — Ну?
      — Сильвер говорил, что человеческий облик ограничивает его возможности. В каком-то смысле он подчиняется законам природы.
      Круглое лицо Зенно разрумянилось.
      — Его не испугают угрозы.
      — В том-то все и дело. Это… это существо опасно, и мы имеем право защищаться. Лю, я имею в виду этот твой трюк с летающим сундуком…
      — Ну и что с того?
      — Ты сажаешь внутрь своего парня и суешь мечи в щели. Допустим, это будет не твой ассистент… а Сильвер.
      — Убийство! — странно, но первым опять заговорил Зенно.
      — Убийство? — Тинни пронзил его взглядом. — А кто тут кричал о дьяволе? Можно ли называть убийством изгнание дьявола?
      — Я… Люциферно встал.
      — Зенно, мы не хотим, чтобы Сильвер вошел во время нашего разговора. Иди в коридор и следи. Если увидишь его, звони. Быстрее.
      Он сказал это тоном, не допускающим возражений, и Зенно вышел, испуганно озираясь. Люциферно налил себе виски, добавил воды и улыбнулся Тинни.
      — Теперь поговорим серьезно.
      — Сильвер может появиться откуда угодно. Зенно за ним не уследит.
      — Знаю. Я только хотел, чтобы он вышел. Почему ты так хочешь открутиться от гастролей, хотя это означает большие деньги? Ты сейчас, вроде бы, не при бабках.
      — Я боюсь Сильвера.
      Люциферно выпил и откинулся в кресле.
      — Я подожду, пока ты сам расскажешь. Хорошо, Тинни, я помогу тебе избавиться от Сильвера. Но что я буду с этого иметь?
      Тинни быстро задумался.
      — Пять тысяч зеленых.
      — Десять.
      — Десять так десять.
      — Ты слишком быстро согласился, — расхохотался Люциферно. — У тебя есть деньги, и немалые. Получил от Сильвера, верно? Так я и думал! Ну, выкладывай, что это за грязные делишки!
      Однако Тинни упорно отрицал все и не открыл Люциферно тайны бумажника. В конце концов они сторговались на пятидесяти тысячах долларов. Тинни просто заперся в ванной и вынимал банкноты из бумажника до тех пор, пока не набрал нужную сумму.
      Наконец они составили план и позвали Зенно, однако маленький человечек отказался принимать в нем участие и посоветовал вызвать священника. Он боялся мистера Сильвера и не стыдился в этом признаться. Скорее, он даже гордился. Это означало — по его словам, — что он гораздо разумнее своих сообщников.
      Люциферно и Тинни не стали его задерживать, выпили по рюмочке, чтобы отметить соглашение, и расстались. Оба были вполне довольны. Никто не заподозрит убийства, если исчезнет corpus delicti. Люциферно как мастер сценической иллюзии легко мог укрыть труп, а затем избавиться от него. Тинни же…
      Он не согласился бы на этот план, если бы не чувствовал себя в полной безопасности. Допустим, у Люциферно ничего не выйдет. Тинни всегда может заявить, что ничего не знал о его намерениях другого фокусника. Люциферно действовал на свой страх и риск, и винить в этом Тинни, конечно же, нельзя. Кроме того, Люциферно мог утверждать — если бы у него не вышло, что не собирался причинять вреда Сильверу. Просто меч соскользнул.
      В общем, разные были варианты.
      Тинни выпил еще рюмочку и приготовился к выступлению. Перед самым выходом позвонил Люциферно.
      — Я подумал над этим. Пожалуй, не стоит полагаться на эти мечи. У меня есть идея получше.
      У Тинни тоже возникли сомнения, сможет ли клинок ранить Сильвера.
      — Что ты придумал?
      — Металлический ящик типа Х-13. Я брошу Сильверу вызов: пусть-ка выберется из него. Он войдет внутрь, и, как только закроет дверь, ему конец. Останется только пепел.
      — Термит?
      — Что-то вроде. Следов не останется. Мы откроем ящик и скажем, что Сильвер сумел-таки из него выбраться. Годится?
      — Превосходно, — признал Тинни.
      В театре был аншлаг, и надпись "Свободных мест нет" радовала сердце директора. Жители Парк-авеню явились чуть ли не все, обитатели Бродвей-Роуз толпами бродили по фойе. Пришли все, от Уолтера Уинчелла до Алекса Вулкотта. Явился и Литл Флауер, в надежде на суматоху. Великолепный вечер.
      Впрочем, он должен был оказаться гораздо занятнее чем кто-либо предполагал.
      Джозеф Тинни во фраке и с белой бабочкой выглядел превосходно. Он сидел в своей раздевалке и время от времени вдохновлялся из бутылки, которую предусмотрительно взял с собой. В двадцатый раз к нему заглянул директор, он едва не рвал волосы на голове.
      — Мистер Тинни! До сих пор нет вашего реквизита!
      — Это неважно.
      — Но как же без него! И где ваши люди? Я…
      — Кажется, это мое представление, — коротко, но веско ответил Тинни.
      — Но театр-то мой! Если что-то сорвется…
      — Ничего не сорвется, — заверил его мистер Сильвер, открывая дверь. Все идет по плану, мистер Тинни.
      В тот вечер бог напоминал сытого лоснящегося кота. Одетый в смокинг, мистер Сильвер был строен и красив, и по его губам блуждала улыбка. Он кивком отослал директора.
      — Сейчас поднимут занавес, — сказал он. — Как вы себя чувствуете? Волнуетесь?
      — Нисколько, — солгал Тинни. Его вдруг замутило от страха. Улыбка Сильвера была явно злорадной. Впрочем, он всегда выглядел так. Если же что-то не получится…
      Тинни вспомнил о вечно полном бумажнике, и это укрепило его решимость. Два года в разъездах… о нет! Он хотел уже сейчас наслаждаться жизнью. Так оно и будет!
      — Через две минуты поднимаем занавес, — крикнул посыльный, заглянув в раздевалку.
      — Хорошо. Идемте, Тинни.
      Они вышли и остановились за кулисами. Мистер Сильвер взглянул на зал через дырку в занавесе.
      — Хорошая публика. Так, оркестр заиграл Грига — это сигнал.
      Тинни послушно вышел на середину сцены. Громко прозвучали последние аккорды отрывка из «Пер-Гюнта», и занавес поднялся, открыв сконфуженного Джозефа Тинни, который стоял неподвижно и таращился на зрителей.
      Помня о своей роли, он воздел руки и изобразил демоническую улыбку. Выглядело это довольно неприятно. У Тинни не было актерских способностей, и можно было подумать, что он вдруг сошел с ума. Казалось, еще секунда, и он начнет ходить на четвереньках, а затем ощерит зубы и прыгнет в зал.
      — Ну, хорошо, — сказал мистер Сильвер и сделал ладонью почти незаметный жест. Сцену мгновенно затянул густой туман, окутавший и Тинни. Тот поспешно бросился к Сильверу.
      Туман постепенно редел, на сцене появилась группа девушек с зеленой кожей. Волосы их были изумрудные, а за спиной у каждой виднелось дерево.
      — Дриады, — сообщил мистер Сильвер. Девушки начали танцевать. Туман рассеялся, и перед зрителями предстало какое-то странное существо, сидевшее на пне и игравшее на свирели. Нижняя часть его тела выглядела довольно странно.
      — Пан? — прошептал Тинни.
      — Нет, просто сатир, который обычно ему аккомпанирует. Все сатиры хорошие музыканты.
      На сцену выскочила группа кентавров, и дриады рассыпались в стороны. Кентавры выстроились в ряд и послушно загарцевали по сцене. Видно было, что они хорошо обучены.
      Директор театра потрясенно уставился на Тинни.
      Раздался оглушительный рев, и что-то свалилось на сцену.
      Это был дракон, причем самый настоящий. Раскрылась огромная пасть, из нее вырвалось пламя, кентавры и дриады исчезли. Сатир отчаянно дунул в свирель, свалился со своего пня и исчез из виду.
      — Пора, — бросил мистер Сильвер, подталкивая Тинни. Тинни неохотно вышел на сцену. Дракон угрюмо пялился на него.
      Тинни поднял руки, и дракон начал усыхать. Публика восторженно закричала. Это было здорово:
      настоящее магическое искусство. Единственным скептиком был некий юноша из Бруклина, сидевший на балконе.
      — Все это липа, — презрительно бросил он своему коллеге. — Меня не проведешь.
      — Ой-ой-ой, — сказал его коллега и расхохотался. Тем временем дракон уменьшился до размеров ящерицы, Тинни схватил его за хвост и бросил. Дракон превратился в крылатое чудовище с телом грифа и лицом разгневанной женщины. Гарпия с воплем понеслась над головами зрителей.
      — Лонжа, — сказал бруклинец и с умным видом покачал головой. Правда, когда чудовище направилось в его сторону, он нырнул под сиденье.
      Скучающий мистер Сильвер зевнул и стиснул кулак. Гарпия вернулась на сцену, села на плечо Тинни и запела модную песенку.
      Представление продолжалось.
      Его прервало появление высокого угрюмого мужчины. Он шел по проходу; за ним шестеро носильщиков тащили огромный металлический сундук. Это был Люциферно.
      Сердце Тинни застучало быстрее.
      До этого момента представление шло превосходно. Благодаря магии Сильвера чудеса следовали одно за другим. Директор заперся в своем кабинете с бутылкой джина, машинисты сцены болтали, собравшись кучкой, а зрители знай себе аплодировали.
      Люциферно остановился возле сцены и что-то крикнул. Тинни заколебался. В этот момент выступали шестнадцать сирен, они лежали на спине и двигали хвостами настолько синхронно, что были бы достойными соперницами даже для «Рокитс».
      Тинни вопросительно взглянул на Сильвера и вышел на сцену. В ту же секунду сирены исчезли.
      Стало тихо.
      — Это ты — «великий» Тинни? — спросил Люциферно.
      — Да.
      — А я — Люциферно! — воскликнул конкурент и исчез в облаке пурпурного дыма. Когда дым рассеялся, Люциферно стоял на сцене рядом с Тинни. Зрители зааплодировали.
      Люциферно поднял руку, прося тишины.
      — Минуточку! Я хочу бросить вызов «великому» Тинни и заявляю, что более искусен, нежели он. Чтобы доказать это…
      Он поднял руку, и из рукавов его пиджака начали вылетать голуби. Десятки, сотни. Вскоре вся сцена была полна птиц.
      Тинни украдкой взглянул за кулисы, на Сильвера, а тот успокаивающе кивнул и щелкнул пальцами. Тут же из-под воротника Тинни высунулась голова. Голова эта не вызывала доверия, она была плоской, змеиной, она была отвратительной. Чешуйки на ней имели ядовито-зеленый оттенок. Мгновение змея сонно смотрела на Тинни, потом повернулась и высунула язык в сторону Люциферно, так и не сумевшего скрыть свой страх.
      Змея постепенно вылезала из-под рубашки Тинни, появлялась сантиметр за сантиметром, а потом и метр за метром. Она была бесконечна, длиннее самой длинной анаконды, и оборачивалась вокруг перепуганного Тинни, пока он не скрылся под дрожащими зелеными кольцами.
      А потом змея исчезла, а вместе с нею и Тинни. Впрочем, он тут же вновь забрался на сцену и встал лицом к лицу с Люциферно.
      — Что дальше? — спросил он. Люциферно вытянул руку, и носильщики втащили на сцену металлический ящик.
      — Вот это! — воскликнул гигант. — Я бросаю тебе вызов: выберись из волшебного сундука. Даже самому Гудини это не удалось.
      Тинни сглотнул слюну.
      — Я должен залезть в него?
      — Ха! — рыкнул Люциферно. — Ты боишься! Так смотри же!
      Он откинул крышку сундука, ступил в него и оглядел зрителей.
      — Приглашаю желающих осмотреть сундук. Может, кто-то хочет…
      Желающие нашлись. Женщина и четверо мужчин быстро забрались на сцену, чтобы тщательно осмотреть и простучать сундук. Похоже было, осмотр их удовлетворил.
      — А теперь закрывайте, — распорядился Люциферно.
      Боже! Тинни забеспокоился, уж не собирается ли этот человек обратить в пепел самого себя. Однако в последний момент он поймал многозначительный взгляд Люциферно и облегченно вздохнул: все шло по плану, так и было задумано.
      Сундук закрыли и заперли, а через несколько секунд открыли снова. Люциферно внутри не было. Он, улыбаясь, прошел по проходу и ловко прыгнул на сцену. Зрители хлопали как безумные.
      Люциферно поклонился.
      — А теперь, — сказал он, — предоставим «великому» Тинни повторить мой номер. Или нет…
      Он сделал вид, что придумал кое-что получше.
      — Пусть он выберет кого-нибудь, кого закроют в волшебном сундуке, а потом «великий» Тинни освободит его с помощью магии!
      Тинни заколебался, но Люциферно быстро шел к цели.
      — Сначала я докажу, что по-настоящему великий фокусник может сделать и не такое. Может, кто-то из зрителей…
      Вызвались несколько человек, и Люциферно выбрал одного из них. Подталкиваемый Люциферно, он с трудом забрался в сундук.
      Все прошло как и прежде: человек, запертый в сундуке, вскоре появился в проходе между рядами.
      — Ты решишься попробовать? — спросил Люциферно у Тинни.
      — Ну… конечно. Я…
      — В таком случае я укажу тебе человека, чтобы не было никакого обмана. Выбираю этого мужчину! — Люциферно вытянул руку в сторону кулис и указал на мистера Сильвера, небрежно прислонившегося к колонне.
      Бог усмехнулся и неспешно вышел на сцену. Он не выказывал беспокойства, и по просьбе Люциферно забрался в сундук. Только Тинни заметил, что фокусник манипулирует чем-то внутри металлического ящика.
      Люциферно захлопнул крышку. Воцарилась тишина. Публика ждала…
      — Получилось, — прошептал Люциферно Тинни. — Я включил механизм. Когда я закрыл крышку, Сильвер исчез, как облако дыма.
      Зрители захлопали. Оба фокусника взглянули в зал и едва не упали в обморок. По проходу, радостно улыбаясь, шел мистер Сильвер.
      Люциферно немедленно открыл крышку сундука; запахло паленым, и Тинни заметил, что стенки его внутри закопчены. Впрочем, времени на детальный осмотр не было — мистер Сильвер был уже на сцене.
      — Люк в полу, — прокомментировал бруклинец. Сильвер улыбался, теперь уже злорадно. Поклонившись публике, он сказал побледневшему Люциферно:
      — Магия великого Тинни побеждает замки и засовы. Великий Тинни владеет такой силой, что даже помощниками у него чародеи более искусные, чем все прочие фокусники. Если позволите…
      Он наклонился к Тинни, и тот через силу улыбнулся.
      Сильвер посмотрел на зрителей, щелкнул пальцами и превратился в мраморную статую. Потом стал цыганкой Роуз Ли, потом орлом. Затем…
      Наконец Сильвер вернул себе свой собственный облик и предложил новое состязание.
      — Пусть попробуют свои силы еще раз. Пусть мой хозяин и Люциферно постараются заставить соперника исчезнуть. Тот, кому это удастся, и будет признан лучшим в своем деле.
      Идея понравилась публике. Тинни и его противник повернулись друг к другу, а мистер Сильвер встал в небрежной позе в глубине сцены.
      Начал Люциферно. Он взмахнул неведомо откуда взявшимся покрывалом и накинул его на голову Тинни.
      Потом произнес несколько звучных заклятий и сдернул ткань.
      Тинни стоял на месте.
      — Твоя очередь, — почти радостно сказал Люциферно.
      Руки Тинни поднялись сами собой. Он чувствовал на себе упорный взгляд Сильвера. Сам себя не помня, он произнес какое-то слово на неизвестном языке и стиснул пальцы.
      Люциферно исчез.
      — О! — воскликнул Тинни и пошатнулся. Сильвер поспешил с объяснениями.
      — Это исключительно трудное заклинание, — объяснил он публике, едва смолкли аплодисменты. — Мой хозяин устал. Пора сделать антракт.
      Зазвучала громкая музыка, занавес опустился. Сильвер и Тинни остались на сцене одни.
      — Я бы хотел, чтобы вы так больше не делали, — заявил бог. Понимаете, это не поможет. Так уж и быть, я дам вам еще один шанс. Не стоит ожидать многого от смертных.
      — Не понимаю, о чем это вы, — с трудом произнес Тинни.
      — Может, и так, — задумчиво ответил мистер Сильвер. — И все же это было неразумно. Я сам не жажду мести и не сделаю вам ничего плохого… кто же бьет кошку за то, что она высовывает когти? Но запомните, что Мойры существа хитрые. Существует высшая справедливость, она действует сама по себе, поэтому… помните.
      — Я…
      — Хватит об этом. Мне нужно доставить несколько наяд для второго действия. Увидимся позже.
      — Минуточку! Где Люциферно? Мистер Сильвер злорадно усмехнулся.
      — На одном острове, у старой моей знакомой. Ха! — И он исчез.
      Тинни растолкал машинистов, помчался в раздевалку и сделал несколько глотков из бутылки. Дела были плохи, но могло быть и хуже. Сильвер мог оказаться… злопамятным.
      Но точно ли он не хотел мести? Во всяком случае, хотелось так думать.
      Воздух перед Тинни вдруг задрожал, и мелодичный голос разгневанной женщины произнес еще до того, как сама она вынырнула из пустоты:
      — Послушайте! Я не терплю незванных гостей! Тинни удивленно поднял голову. Перед ним стояла невероятно красивая женщина, одетая в облегающее платье из тонкого белого полотна; ее черные, горящие гневом глаза смутно напоминали Тинни Теду Бару в ее лучшие годы. Он подмигнул ей и снова глотнул из бутылки. Его уже ничто не удивляло.
      Впрочем, ясно было, что эта женщина — не какаянибудь там дриада, которых мистер Сильвер поставлял сюда десятками. Она была сильной личностью и к тому же не в лучшем расположении духа. Черные брови сошлись над чудесными глазами, а глубокий голос зазвучал снова:
      — Ненавижу незванных гостей! Кое-кто за это заплатит, и, похоже, это будете вы…
      — Я ничего не сделал, — торопливо сказал Тинни. — Это представление Сильвера.
      — Какого Сильвера? Не знаю, о ком вы. Я имела ввиду того высокого мужчину с глупым лицом, которого вы перенесли на мой остров. Это третий за неделю, и пора бы уже остановиться. Я люблю одиночество, тишину и покой. А вы смеете использовать магию, чтобы сплавлять мне на остров всякий сброд. Предупреждаю, я не потерплю этого!
      Тинни завороженно смотрел на нее. Чудесна… это было самое подходящее слово. Чудесная красота обезоруживала, как века назад, когда эта разгневанная дама вызывала у смертных страх. Опасная и чарующая…
      — Я ничего не сделал, — сказал он. — Это все Сильвер, только он…
      — Сильвер? Может, К. Сильвер?
      — Ага, Квентин.
      — Разумеется, Квентин, — сказала женщина и резким движением откинула с белых плеч густые черные локоны. — Квентин! Значит, он вернулся на Землю? Можно было догадаться. Эти фокусы в его духе. Но я никогда его не любила, и эти шутки меня не развлекают. Однажды он уже напакостил мне.
      Она нахмурилась и топнула ногой, обутой в сандалию.
      — А может… — в голове Тинни родилась некая идея.
      — Послушайте, — начал он, — вы могли бы мне помочь. Я тоже не люблю Сильвера. Кстати, не хотите выпить?
      Дама недоверчиво взглянула на него. Потом недоверие исчезло, сменившись мягкой улыбкой.
      — Спасибо. А почему я должна вам помогать?
      — Вы только что говорили, что не любите Сильвера.
      — Верно, — задумавшись, она долго пробовала языком виски. — А в чем дело?
      Тинни коротко рассказал ей всю историю. Прекрасная дама смотрела на него горящими черными глазами, а когда он закончил, одарила хищной улыбкой. Он вновь подумал, что она необычайно красива, но одновременно пожелал, чтобы женщина оказалась как можно дальше от него.
      — Ну, это легко, — сказала она, подавая ему бокал. — Пожалуйста, налейте еще немного. Спасибо. Вы заметили, как ведет себя Сильвер, когда слышит гром? Он боится, верно? Видимо, ушел самовольно, просто сбежал с Олимпа. И потому прячется на время грозы, когда Зевс являет свою мощь.
      — Боюсь…
      — Герм… Сильвер сбегает не первый раз, — объяснила она, допивая алкоголь. — Зевс здорово злится, пока его не найдет. Если бы Зевс узнал, где находится ваш миленький коллега, он затащил бы его на Олимп в одно мгновение.
      — Правда?
      — Точно, как в банке. Помните заклятие, которое перенесло того человека… как же его… Люциферно? Тинни вздрогнул.
      — Я предпочел бы о нем забыть.
      — Болван, его нужно использовать против Сильвера. Достаточно изменить первое слово и сказать "Олимпус — закцинг" вместо "Эей — закцинг", и Сильвер мгновенно окажется на Олимпе. А когда его увидит Зевс, мистер Сильвер не скоро вернется на Землю.
      Она поставила бокал и послала Тинни гневный взгляд, а темно-красные губы приоткрылись в не очень-то располагающей улыбке.
      — Он может мешать мне на острове, — буркнула женщина и таинственно добавила, — из-за моли.
      — Моли? [Сказочная волшебная трава.]
      — Это просто растение. Трава.
      И она погрузилась в мрачные раздумья.
      Тинни налил ей еще немного и наполнил свой стакан. Выглядела она грозно, но была при этом необычайно привлекательна — совсем как тайфун, который вот-вот обрушится.
      — А это не опасно? — спросил Тинни.
      — О нет! Сильвер сейчас не мстит жителям Земли. Он рассудительный бог. Так или иначе, ему не отвертеться. Он не должен был использовать мой остров для своих целей… ни сейчас, ни прежде. Он вполне заслужил кару. Понимаете, есть высшая справедливость. Мойры строго следят за этим.
      Женщина внимательно посмотрела на Тинни, и тот почему-то испугался.
      — Справедливость, — повторила она. — Наконец-то у них это вышло, и, клянусь богами, самое время. Но кто мог подумать, что после стольких лет с вашей помощью я смогу отомстить Гер… Сильверу! Разумеется, отсюда должно вытекать, что на вас нет никакой вины. Интересно…
      Послышался свист рассекаемого воздуха, и между ними возник мистер Сильвер.
      Женщина швырнула на пол пустой бокал, разбив его вдребезги, а из-под нахмуренных темных бровей черной молнией сверкнул ее взгляд.
      — Пора! — торжественно сказала она. — Быстро, смертный, говори заклятие!
      Мистер Сильвер еще не пришел в себя от удивления. Тинни тоже, но отчаяние помогло ему мыслить четко и действовать быстро. Руки его почти инстинктивно совершали нужные движения, а затем он произнес слова заклинания, которые так хорошо запомнил:
      — Олимпус — закцинг…
      — Подождите! — закричал Сильвер, медленно исчезая. — Тинни! Предупреждаю вас…
      Тинни произнес последний слог, и мистер Сильвер исчез.
      Где-то далеки громыхнул гром. Женщина откинула волосы назад.
      — Это Зевс. Больше вы не увидите Сильвера. Пройдут века, прежде чем Зевс перестанет следить за ним. А сейчас…
      Тинни опустошил бутылку, глаза его торжествующе сверкали.
      — За преступление! — поднял он тост.
      — О! — сказала женщина, грозно улыбаясь, но Тинни был слишком опьянен радостью и шотландским виски, чтобы это заметить.
      — И да здравствуют Мойры, — добавил он.
      — Тише, — зловеще произнесла женщина. — Мойры оказали мне услугу, и я чувствую себя у них в долгу. Есть одно небольшое противоречие в их книгах, верно, Тинни?
      Он взглянул на нее и замер от зловещего предчувствия.
      — О чем вы?
      — Ведь не случайно именно я была втянута в вашу жалкую и подлую интригу. Интересно, сохранились ли у меня прежние способности, — она не обращала внимания на вопросительный взгляд Тинни.
      — Что?
      — Вот так, — сказала женщина. — И так…
      Директор шел в сторону раздевалки Тинни, беспокойно дергая себя за волосы.
      — Боже мой, — бормотал он. — Меньше минуты до занавеса. Неужели этот человек не слышит звонка? Хотел бы я…
      Слова замерли у него на губах, когда он толкнул дверь раздевалки и слегка приоткрыл ее. Директор отступил в коридор, во все глаза глядя на женщину, а та смотрела на него с довольной улыбкой на губах. Она была необычайно красива, но директор ее не знал.
      — Что вы здесь делаете?
      — Совершаю акт правосудия, — ответила она. — И никогда прежде не бывало более заслуженной кары.
      — Но кто… кто вы такая?
      — Мое имя Цирцея, — ответила она. Директор остолбенело смотрел на нее.
      — Ага, — пробормотал он, потом позвал громче: — Тинни! Мистер Тинни! Мы поднимаем занавес!
      Никакого ответа из-за двери. Только какое-то странное, торопливое чавканье…
      — Он там, внутри, — сказала женщина. Директор повернулся и успел еще заметить, как она исчезает в воздушном вихре. Он даже не моргнул. После того, что творилось под этой крышей сегодня вечером, его ничто уже не могло удивить.
      — Тинни! — заорал он, толкая плечом дверь, упорно не желавшую открываться. — Пора поднимать занавес! Оркестр уже играет! Быстрее!
      Дверь внезапно подалась, и директор влетел в раздевалку, едва не упав. В первое мгновение он не понял, что находящееся внутри существо вовсе не фокусник, и автоматически крикнул еще раз:
      — Мы поднимаем занавес, Тинни! Вы меня слышите?
      На этот раз он получил что-то вроде ответа:
      — Хрю!

      Нечего винить за эту ошибку младшего ангела. Ему дали новый ореол и указали нужную планету, а он, испытывая понятную гордость за оказанное доверие, выполнил все указания. Это случилось, когда ему впервые поручили сделать человека святым. Приземлившись в Азии, он оказался у входа в грот, открывающийся на одну из гималайских вершин. Сердце его возбужденно колотилось, когда он вошел в пещеру, готовясь материализоваться и вручить Великому Ламе его честно заслуженную награду. Десять лет тибетский аскет Каи Янг сидел неподвижно, погруженный в возвышенное созерцание, следующие десять провел на вершине столпа, а последние десять жил в этом гроте отшельником, забыв обо всем земном.
      Младший ангел переступил порог грота и удивленно замер. Он явно попал не в то место. Сильный запах сакэ ударил ему в нос, он остановился как вкопанный и с ужасом вгляделся в маленького, засушенного старичка, который, присев у очага, жарил баранью ногу. Воистину пещера порока!
      Как и следовало ожидать, младший ангел, ничего не зная о судьбах мира, не мог понять, чем вызвано падение Великого Ламы. Огромный кувшин сакэ, оставленный у входа в пещеру каким-то неосторожным верующим, выглядел весьма соблазнительно, и Лама попробовал, а потом — еще и еще. В данный момент это был наихудший кандидат в святые.
      Младший ангел заколебался. Инструкция была совершенно однозначной: пьяница не мог носить ореола. Лама громко икнул и потянулся за очередной чашкой сакэ. Увидев это, ангел незамедлительно распростер крылья и улетел, оскорбленный в лучших чувствах.
      В одном из средне-западных штатов Северной Америки есть небольшой городок с названием Тибет. Кто же обвинит ангела в том, что он приземлился именно здесь и после недолгих поисков нашел человека, который явно созрел для того, чтобы стать святым? Его имя, как сообщала табличка на двери небольшого домика, было К. Янг.
      "Может, я неправильно понял? — подумал младший ангел. — Мне сказали, что его зовут Каи Янг. Здесь Тибет, значит, это должен быть он. Во всяком случае, на святого он похож. Где там у меня ореол?"
      Мистер Янг задумчиво сидел на краю кровати, свесив голову на грудь. Зрелище было жалкое. Наконец он встал, оделся, побрился, причесался, умылся и спустился к завтраку.
      Джилл Янг, его жена, просматривала газету, потягивая апельсиновый сок. Это была миниатюрная, довольно красивая женщина средних лет, уже давно отказавшаяся от попыток постичь смысл жизни. Она решила, что это слишком сложно. Вокруг постоянно творились странные вещи, поэтому гораздо разумнее было стоять в стороне и просто созерцать происходящее. В результате такого решения морщины почти не портили ее лицо, правда, на голове мужа прибавлялось седых волос.
      Впрочем, о голове мистера Янга можно было сказать и больше. За ночь она подверглась некоторым изменениям, но мистер Янг еще не знал об этом. Джилл пила сок и с улыбкой разглядывала рекламу диковинной шляпы.
      — Привет, Филти, — сказал Янг.
      Это предназначалось не жене, а небольшому шотландскому терьеру, который крутился под ногами у своего хозяина и впал в настоящее безумие, когда тот слегка потрепал его за косматые уши. Маленький хулиган мотал головой во все стороны, повизгивал от радости, терся мордой об ковер. Устав наконец, терьер по имени Филти Макнэсти принялся стучать головой об пол, явно собираясь избавиться от остатков мозгов.
      Янгу давно прискучили собачьи кунштюки. Он сел, развернул салфетку и посмотрел на завтрак. Потом довольно крякнул и принялся за еду.
      Через некоторое время он заметил, что жена смотрит на него с каким-то странным интересом и торопливо вытер губы салфеткой. Однако Джилл не отводила взгляда.
      Янг осмотрел свою рубашку. Пусть она и не была безупречно чистой, но он все-таки не нашел на ней кусков бекона или яйца. Взглянув на жену, он заметил, что та всматривается во что-то над его головой, и тоже посмотрел вверх.
      — Кеннет, что это? — прошептала Джилл. Янг провел рукой по волосам.
      — О чем ты, дорогая?
      — Ну… это… у тебя на голове. Он расчесал волосы пятерней.
      — На голове? Что ты имеешь в виду?
      — Там какое-то свечение, — объяснила Джилл. — Что ты с собой сделал?
      — Ничего особенного. Мужчины, знаешь ли, иногда лысеют, — раздраженно ответил Янг.
      Джилл нахмурилась и отхлебнула сока. Глаза ее неотрывно смотрели вверх. Язконец она сказала:
      — Кеннет, я хотела бы…
      — Что?
      Женщина указала на зеркало.
      Недовольно фыркнув, Янг встал и подошел к зеркалу. Ничего необычного, то же лицо, которое он видел много лет. Гордиться своим отражением у него оснований не было, но, с другой стороны, физиономия его была не из тех, которых принято стесняться. Обычное, старательно выбритое розовое лицо. Долгое общение с ним вызывало v Янга чувство, близкое к гордости.
      Однако с ореолом оно выглядело по-новому, как-то таинственно, что ли.
      Ореол висел сантиметрах в десяти над головой, имел в диаметре сантиметров пятнадцать и больше всего походил на сияющее световое кольцо. Янг потрогал его, но ничего особенного не почувствовал.
      — Это… ореол, — сказал он наконец и обернулся к Джилл.
      Та, помолчав, заметила:
      — Ореолы бывают у святых.
      — Разве я похож на святого? — удивился муж. — Это физическое явление. Как с той девицей, у которой кровать бегала по комнате. Ты же сама читала.
      Джилл помнила эту историю.
      — Она делала это, незаметно сокращая мускулы.
      — Но я — то ничего не делаю, — убежденно сказал он. — Правда, многие тела светятся самопроизвольно.
      — О да. Поганки, например.
      Янг принял это откровение не моргнув глазом и потер руки.
      — Спасибо, дорогая. Надеюсь, ты не думаешь, что это известие мне поможет.
      — Ореолы бывают у святых, — упрямо повторила Джилл.
      Янг вновь подошел к зеркалу.
      — Дорогая, ты не могла бы на минутку заткнуться? Я здорово испуган, а то, что ты мелешь, не добавляет мне смелости.
      Джилл расплакалась и выбежала из комнаты. Слышно было, как она вполголоса жалуется Филти.
      Янг допил остывший кофе. Он вовсе не был так испуган, как уверял. Явление было странным, но ни s коем случае не пугало. Возможно, рога вызвали бы страх и замешательство, но ореол… Мистер Янг читал воскресные приложения и знал, что все странные явления можно объяснить научно. Где-то он слышал, что вся мифология опирается на научно доказанные факты. Это успокоило его, но лишь до тех пор, пока он не собрался выйти.
      Ореол был слишком широким, и казалось, что шляпа имеет два поля, причем верхнее ярко светится.
      — Черт побери! — обеспокоенно произнес Янг. Он перерыл шкаф, примеряя по очереди все шляпы, но ни одна не закрывала ореола. В таком виде он не мог садиться в автобус.
      Потом его внимание привлек некий крупный предмет, закинутый в угол. Янг вытащил его и осмотрел. Это был давно потерявший форму огромный войлочный головной убор, напоминающий армейское чако. Когда-то шляпа была частью карнавального костюма. Сам костюм давно канул в небытие, но чако как-то уцелело, к радости терьера, который иногда спал в нем.
      По крайней мере, эта штука прикроет ореол. Янг осторожно надел чудовище на голову и подошел к зеркалу.
      Ему хватило одного взгляда. Бормоча себе под нос какие-то религиозные тексты, он открыл дверь и вышел из дома.
      Выбрать меньшее зло — дело непростое. За время кошмарной поездки до центра у Янга не раз мелькала мысль, что он ошибся. Он не мог заставить себя сорвать с головы это чудовище и растоптать, хотя его так и подмывало. Забившись в угол, он увлеченно разглядывал собственные ногти, мечтая о скоропостижной смерти. Позади слышались сдавленные смешки, он то и дело ловил любопытные взгляды, устремленные на его склоненную от стыда голову.
      Какой-то ребенок буквально разорвал ему сердце и принялся ковыряться в открытой ране безжалостными перстами.
      — Мамочка, — громко шептал малыш, — посмотри, какой смешной дядя.
      — Да, детка, — ответил женский голос. — Веди себя прилично.
      — А что у него на голове? — допытывался малыш.
      — Не знаю, — ответила мамаша после укоризненной паузы.
      — А зачем ему это? Тишина.
      — Мамочка…
      — Да, детка?
      — Он сумасшедший?
      — Да замолчи же ты! — уклончиво ответила мать.
      — А что это у него такое?
      Это было уже слишком. Янг выпрямился и гордым шагом, ни на кого не глядя, прошел через автобус. Встав на задней площадке, он отвернулся, чтобы не видеть любопытных взглядов кондуктора.
      Когда автобус притормозил, Янг почувствовал, что кто-то положил руку ему на плечо. Он повернулся — рядом, с подозрением глядя на него, стояла мать нахального малыша.
      — Что вам угодно? — желчно осведомился он.
      — Этот Билли, — сказала женщина, — от него не отвяжешься. Не могли бы вы сказать, что у вас на голове?
      — Борода Распутина! — рявкнул Янг. — Он завещал мне ее в наследство.
      Не дожидаясь следующего вопроса, он выскочил из автобуса, стараясь поскорее скрыться в толпе.
      Это оказалось довольно трудно — многих прохожих заинтересовал его головной убор. К счастью, до конторы было недалеко. Тяжело дыша, он ворвался в лифт и, послав лифтеру убийственный взгляд, потребовал:
      — Девятый!
      — Простите, — вежливо молвил лифтер, — у вас чтото на голове.
      — Знаю, — ответил Янг. — Я сам это надел. Казалось, это прояснило все сомнения лифтера. Однако как только пассажир вышел из лифта, парень широко улыбнулся. Через несколько минут, встретив уборщика, он спросил:
      — Знаешь мистера Янга? Этот тип…
      — Да я его знаю. А что с ним?
      — Пьян как сапожник.
      — Он? Да ты спятил.
      — Точно, точно, — заверил лифтер. — Лопни мои глаза.
      Тем временем Святой Янг подходил к кабинету доктора Френча, врача, который, по счастью, принимал в том же здании. Ждать пришлось недолго. Медсестра, с ужасом глянув на его головной убор, на секунду исчезла, быстро вернулась и проводила пациента в кабинет.
      Доктор Френч, высокий мужчина с огромными усами и обходительными манерами, радостно приветствовал Янга.
      — Пожалуйста, пожалуйста, входите. Как ваше самочувствие? Надеюсь, ничего серьезного. Снимите, пожалуйста, шляпу.
      — Минутку, — воспротивился Янг, отстраняясь от врача. — Сначала я хочу кое-что объяснить. У меш1 на голове…
      — Порез, шрам или трещина? — поинтересовался врач. — Я перевяжу вас в одно мгновенье.
      — Я не болен, — запротестовал Янг. — По крайней мере, надеюсь на это. У меня… э-э… ореол.
      — Ха-ха, — вежливо хохотнул доктор Френч. — Ореол? Неужели вы настолько святы?
      — Черт побери! — рявкнул Янг и сорвал шляпу. Доктор отпрянул, потом, заинтригованный, попытался коснуться ореола пальцами, но ничего не вышло.
      — Признаться, это удивительно, — сказал он наконец. — Действительно, похоже на ореол.
      — Но что это такое?
      Френч заколебался, нервно дергая ус.
      — Пожалуй, это не моя специальность. Может, обратиться к физику? Скажем, к Майо? Это у вас снимается?
      — Нет! Его даже коснуться нельзя.
      — Вот как?.. Мне понадобится консультация специалистов. А пока позвольте…
      Он провел обычный осмотр: сердце, температура, кровь, слюна, кожа.
      Наконец Френч заявил:
      — Вы здоровы, как медведь. Приходите завтра в десять, я приглашу пару специалистов для консультации.
      — А… вы не можете как-нибудь снять его с меня?
      — Лучше пока не пробовать. Это может оказаться радиоактивным. Возможно, понадобится радиевая терапия…
      Янг вышел, бормоча себе под нос об альфа- и бета-лучах. Нехотя нахлобучив свою шляпу, он спустился вниз, в контору.
      Рекламное агентство «Атлас» было самым консервативным из всех. Основали его в 1820 году два брата с седыми бакенбардами, и, казалось, до сего дня тень этих бакенбардов висит над ним. Все новации наталкивались на неодобрение правления, которое лишь в 1938 году признало существование радио и подписало контракты на радиорекламу. А однажды младшего вице-председателя агентства уволили за… ношение красного галстука.
      Янг осторожно прокрался в свой кабинет. Никого. Рухнув на стул, он снял шляпу и с нервным смехом рассмотрел ее. Она выглядела еще гаже, чем утром. Шляпа чемто походила на сеновал и, что хуже всего, пахла; не очень сильно, но несомненно, собакой.
      Янг изучил ореол, решил, что тот держится крепко, и взялся за работу. В этот момент дверь открылась и на пороге появился Эдвин Дж. Кипп, директор агентства «Атлас». Янг едва успел сунуть голову под стол.
      Кипп был невысоким элегантным мужчиной, с изяществом и сдержанностью носившим пенсне и бородку а ля Ван Дейк. Его кровь уже давным-давно превратилась в лед, он олицетворял собой угрюмый консерватизм.
      — Добрый день, — поздоровался он. — Э… вы здесь, мистер Янг?
      — Да, — заверил невидимый Янг. — Добрый день. Извините, у меня развязались шнурки.
      От ответа мистера Киппа избавил приступ сильнейшего кашля. Под столом молчали.
      — Гмм… мистер Янг?
      — Да-да, я здесь, — ответил несчастный святой. — Они запутались… шнурки, я имею в виду. У вас ко мне дело?
      — Да.
      Кипп ждал с растущим раздражением, однако никаких признаков поспешности заметно не было. Директор взвесил возможность заглянуть под стол, но разговор в такой гротескной позе был для него неприемлем. Сдавшись, он изложил Янгу суть дела.
      — Звонил мистер Девлин, — сказал Кипп. — Он вскоре приезжает и хочет, чтобы… чтобы ему показали город.
      Невидимый Янг понимающе хмыкнул. Девлин был одним из лучших клиентов агентства. Точнее, бывших клиентов, потому что в прошлом году он передал свои дела другой фирме.
      — Он сказал, — продолжал директор, — что у него возникли сомнения относительно его нового контракта. Он хотел поручить все фирме «Уолд», но, переписываясь с ним по этому вопросу, я склонил его к личной беседе, которая может принести нам определенную выгоду. Итак, он намерен приехать в наш город и хочет… гмм, хочет осмотреть его.
      Кипп доверительно сообщил:
      — Хочу заметить, что мистер Девлин довольно категорически заявил, что предпочитает менее консервативное агентство. Более гибкое, как он это определил. Вечером мы договорились пообедать, и я попытаюсь убедить его, что наши услуги будут для него самыми подходящими. Но… — Кипп вновь раскашлялся, — хотя дипломатия, конечно, очень важна, я бы хотел, чтобы вы занялись сегодня нашим гостем в менее официальной обстановке.
      Во время этого монолога стол молчал, но теперь сдавленно ойкнул и отказался:
      — Не могу, я… я болен.
      — Больны? Может, вызвать врача? Янг тут же отверг это предложение, по-прежнему оставаясь в укрытии.
      — Нет, я… я хотел сказать…
      — Ведете вы себя довольно оригинально, — заметил мистер Кипп с достойной похвалы сдержанностью. — Однако есть еще кое-что, о чем вам следует знать. Я не хотел говорить, но… в общем, правление обратило внимание на вас. Мы обсуждали это на последнем заседании правления. Возможно, мы предложим вам должность вицепредседателя агентства.
      Под столом онемели.
      — За прошедшие пятнадцать лет вы много сделали для поднятия престижа нашей фирмы. — Говорил, разумеется, Кипп. — На вашей репутации нет ни единого пятнышка. Поздравляю вас!
      Директор подошел с протянутой рукой. Рука, высунувшаяся из-под стола, быстро ответила на рукопожатие и молниеносно скрылась.
      Больше ничего не произошло. Янг упрямо сидел в своем убежище, и Кипп понял, что, если не вытащит его силой, шансов увидеть Янга у него просто нет. Откашлявшись еще раз, он вышел.
      Бедный Янг вынырнул из-под стола, кривясь от боли по мере того, как распрямлял ноги. Ну и дела! Как он может заниматься Девлином с этим ореолом? А не займешься — прощай повышение! Янг прекрасно знал, что выбора у работников рекламного агентства «Атлас» практически нет.
      Внезапное появление ангела на книжном шкафу прервало его рассуждения.
      Шкаф был довольно велик, поэтому гость уселся с удобствами и, свернув крылья, принялся болтать ногами. Одежда его состояла из куцего платьица из белой парчи и яркого ореола, при виде которого Янга затошнило.
      — Ну все, — сказал он уверенно. — Ореол еще может быть результатом массового гипноза, но когда является ангел…
      — Не бойся, — утешил его ангел, — я настоящий. Янг продолжал таращиться на него.
      — Откуда мне знать? Видимо, я говорю с воздухом. Это явно шизо-что-то-там. Проваливай.
      Ангел шевелил пальцами ног и озабоченно разглядывал его.
      — Пока не могу. Дело в том, что я ошибся. Надеюсь, ты заметил ореол над своей головой? Янг нервно расхохотался.
      — О да, успел заметить!
      Дверь открылась прежде, чем ангел ответил. Заглянул Кипп, но увидев, что Янг занят, буркнул «простите» и закрыл дверь.
      Ангел почесал золотистые локоны.
      — Понимаешь, твой ореол нужно было вручить другому человеку… тибетскому ламе. Но ввиду определенного стечения обстоятельств, я пришел к выводу, что это ты кандидат в святые. Поэтому… — Ангел многозначительно повел рукой.
      Янг ошарашенно смотрел на него.
      — Я не совсем…
      — Этот лама… согрешил, а ни один грешник не имеет права носить ореол. И я, как уже сказал, вручил его тебе по ошибке.
      — Значит, ты можешь его забрать? — с надеждой спросил Янг.
      Ангел воздел ладонь в успокаивающем жесте.
      — Не бойся. Я проверил тебя у нашего ангела-архивариуса. Ты ведешь примерную жизнь, и потому тебе позволено оставить этот ореол, знак святости.
      Испуганный Янг вскочил, размахивая руками.
      — Но… но… но…
      — Оставайся с миром, — сказал ангел и исчез. Янг рухнул на стул, поглаживая ноющую голову. В
      эту секунду открылась дверь, и на пороге возник Кипп. К
      счастью, ладони Янга прикрывали ореол.
      — Мистер Девлин приехал, — сообщил шеф. — Гмм… Кто это сидел у вас на шкафу?
      Янг был слишком потрясен, чтобы придумать что-нибудь, и потому пробормотал:
      — Ангел.
      Кипп понимающе кивнул.
      — Да, конечно… Э… минуточку. Вы сказали "ангел"?.. Настоящий ангел?! Боже мой! — Он побледнел и поспешно удалился.
      Янг погрузился в созерцание своей шляпы, по-прежнему лежавшей на столе. Может, лучше уж носить ореол, чем это страшилище?
      Он яростно хватил кулаком по столу.
      — Я больше не выдержу, не выдержу! — Он вдруг умолк, и глаза его радостно блеснули. — Ага! Мне и не придется его носить. Если уж ламе удалось открутиться… Грешник не может носить ореол. — Лицо Янга исказила злодейская ухмылка. — Значит, я стану грешником! Буду попирать все заповеди.
      Он задумался, но ни одна заповедь не приходила ему в голову. Ага, есть!" Не пожелай жены ближнего своего".
      Янг вспомнил жену своего соседа, некую миссис Клэй, чудовищную бабу лет пятидесяти с лицом, похожим на высушенный пудинг. Нарушать эту заповедь, пожалуй, не так уж приятно.
      Вероятно, один хороший, здоровый грех приведет сюда ангела, и тот немедленно заберет у него ореол. Какое же преступление совершить проще всего? Янг задумался, но в голову ничего не приходило, и он решил пойти прогуляться. На улице-то уж наверняка подвернется подходящий случай.
      Он заставил себя напялить шляпу и уже собирался войти в лифт, когда его окликнули. По коридору шествовал какой-то толстяк.
      Янг узнал мистера Девлина.
      Определение «толстый» применительно к мистеру Девлину звучало эвфемизмом. Этот человек выглядел так, словно вот-вот лопнет. Его ноги, задыхавшиеся в яркожелтых туфлях, на уровне лодыжек выливались из них, напоминая распустившийся цветок. Фигура этого джентльмена подсказывала сравнение с ананасом, страдающим слоновой болезнью. Массы плоти выливались из воротничка, образуя бледную вислую глыбу, на которой Янг, впрочем, заметил смутное подобие человеческого лица.
      Именно так выглядел мистер Девлин, катившийся по коридору словно атакующий мамонт, и под ногами его дрожала земля.
      — Ты — Янг? — просипел он. — Чуть не разминулись, верно? Я ждал в конторе… — Девлин умолк и зачарованно уставился на шляпу. Потом натянуто улыбнулся и отвернулся.
      — Ну, идем, я готов.
      Янг стоял, раздираемый сомнениями. Отмахнешься от Девлина — потеряешь должность. С другой стороны, ореол давил на его пульсирующие виски словно железный обруч. Одна мысль занимала его без остатка: надо поскорее избавиться от этой святой хреновины над головой.
      Как только с этим будет покончено, он доверится своей удаче и дипломатии. Забрать своего гостя сейчас с собой было бы безумием. Но разве не безумно было разгуливать в этой несчастной шляпе?
      — Извините, — кашлянул Янг, — у меня есть дело, не терпящее отлагательства. Я вернусь, как только освобожусь.
      Пыхтя от смеха, Девлин крепко ухватил его за руку.
      — Ерунда. Покажи мне город! И сейчас, прямо сейчас! Янг уловил мощный запах алкоголя и быстро сообразил, что надо сделать.
      — Хорошо, — согласился он наконец. — Идем. Внизу есть бар, там можно выпить.
      — Хорошо говоришь, — добродушно заметил Девлин, едва не свалив Янга с ног дружеским шлепком по спине.
      — О, лифт пришел!
      Они втиснулись в кабину. Янг закрыл глаза и молча терпел, чувствуя, как его шляпа притягивает любопытные взгляды. Он словно впал в спячку и очнулся только на первом этаже, где Девлин выволок его из лифта и затащил в бар.
      План Янга был прост: влить несколько порций спиртного в бездонную глотку своего спутника и, выждав подходящий момент, незаметно ускользнуть. Этот хитрый план имел только один изъян: Девлин не желал пить один.
      — Один для меня и один для тебя, — настаивал он. — А потом — еще по одному.
      Отказаться Янг не мог. Хуже всего было то, что алкоголь, выпитый Девлином, немедленно поглощался всеми клетками его огромного тела, и тот в результате пребывал в бесконечной эйфории, тогда как бедный Янг — как бы это поделикатнее сказать — нализался.
      Он тихонько сидел на своем стуле, поглядывая на Девлина, и каждый раз, как подходил официант, ловил его взгляд, адресованный шляпе. Это раздражало еще больше.
      Кроме того, Янга по-прежнему беспокоил ореол. Он думал о грехах: поджог, грабеж, диверсия и убийство мелькали перед его глазами, словно в калейдоскопе. Он даже попробовал стянуть у официанта мелочь, но тот был слишком внимателен. Он лишь дружески усмехнулся и поставил перед Янгом очередной стакан.
      Тот с отвращением уставился на него, потом, приняв какое-то решение, встал и побрел к двери. Девлин нагнал его только на улице.
      — Что случилось? Давай пропустим еще по одному!
      — У меня дела, — сказал Янг с болезненным добродушием. Он вырвал трость у какого-то прохожего и принялся размахивать ею так грозно, что протестующая жертва в панике обратилась в бегство. Воздев трость, Янг угрюмо задумался.
      — Какие у тебя дела? — допытывался Девлин. — Покажи мне город.
      Янг внимательно разглядывал паренька, стоявшего у края тротуара и не сводившего с него глаз. Мальчик живо напомнил ему мерзкого сопляка из автобуса.
      — Так что у тебя такое срочное? — требовал объяснений Девлин. — Какие такие важные дела?
      — Вздуть парочку сопляков, — сказал Янг и бросился на перепуганного пацана, размахивая тростью. Тот, испуганно вскрикнув, кинулся бежать. Янг гнался за ним, пока не налетел на фонарь. Столб вел себя неучтиво и властно преградил ему дорогу. Янг запротестовал, начал спорить, но втуне.
      Паренек удрал. Отпустив по адресу фонаря несколько саркастических замечаний, Янг повернулся назад.
      — Что ты вытворяешь? — спросил Девлин. — Пошли отсюда, а то фараон уже на тебя поглядывает. Он взял Янга под руку и повел по тротуару.
      — Что вытворяешь? — переспросил Янг. — Очень просто: я хочу грешить!
      — Как?.. Грешить?
      — Грешить.
      — Но зачем?
      Янг многозначительно постучал по своей шляпе, но Девлин понял его жест превратно.
      — Так ты псих?
      — Заткнись! — Янг впал в ярость и неожиданно сунул трость между ног проходившего директора банка, которого знал в лицо. Несчастный тяжело рухнул на тротуар, но встал без повреждений, даже с достоинством.
      — Простите! — извинился он.
      Янг тем временем проделывал странные манипуляции: подбежав к одной из витрин, он принялся возиться, со своей шляпой, явно пытаясь заглянуть под нее, но при этом не допустить, чтобы это сделал кто-то другой. Наконец он громко выругался, повернулся и потащил за собой удивленного Девлина, словно шарик на веревочке.
      Он шел, вполголоса бормоча.
      — Нужен грех… настоящий грех. Что-нибудь страшное… Сжечь сиротский приют. Убить тещу. Убить… кого угодно!
      Он пристально взглянул на Девлина, и тот попятился. Янг недовольно фыркнул.
      — Нет. Слишком уж велик. Ружье и нож не годятся. Нужно взрывать… Подожди! — он сжал руку Девлина. — Кража тоже грех! Разве нет?
      — Конечно! — горячо согласился Девлин. — Но ты "едь не…
      Янг покачал головой.
      — Нет, слишком много свидетелей. Нет смысла садиться в тюрьму. Пошли.
      Он бодро зашагал по улице, Девлин за ним. Как и было обещано, Янг показал гостю город, хотя потом ни один из них не мог точно вспомнить, что они делали. Вскоре Девлин задержался для пополнения запасов в магазине и вышел из него с бутылками во всех карманах.
      Часы сливались в алкогольном тумане. Для несчастного Девлина жизнь стала призрачно-нереальной, он впал в состояние спячки, едва замечая многочисленные события, следовавшие одно за другим до самой ночи. В конце концов он пришел в себя настолько, чтобы осознать, что стоит вместе с Янгом перед деревянной фигурой индейца у табачного магазина. Возможно, это был последний из деревянных индейцев. Этот потрепанный реликт прошлых дней, казалось, вглядывался своими блеклыми стеклянными глазами в горсть деревянных сигар, которые держал в вытянутой руке.
      Янг где-то потерял свою шляпу, и Девлин вдруг заметил в своем спутнике что-то необычное.
      — У тебя ореол, — осторожно заметил он. Янг вздрогнул.
      — Да, — сказал он, — ореол. Этот индеец…
      Он умолк.
      Девлин смотрел на фигуру с отвращением. Деревянный индеец производил на него гораздо более сильное впечатление, чем какой-то там ореол. У него даже мурашки по спине побежали. Он отвернулся.
      — Кража — это грех, — прошептал Янг, а затем с радостным возгласом начал поднимать индейца. Едва сделав это, он тут же свалился под его тяжестью, но затем, изрыгая проклятия, попытался вновь поднять страшилище.
      — Тяжелый, — пожаловался он, справившись наконец. — Помоги мне.
      Девлин уже давно перестал искать логику в поступках безумца, хотя ореол несколько беспокоил его. Янг был полон решимости согрешить. В конце концов оба мужчины двинулись по улице, таща деревянного индейца.
      Хозяин табачного магазина вышел на улицу и долго смотрел им вслед, потирая руки. Лицо его выражало откровенную радость.
      — Десять лет я пытался избавиться от этого чудища, — восхищенно прошептал он. — И вот наконец!..
      Войдя в магазин, он закурил сигару, чтобы отметить свое освобождение.
      Тем временем Янг и Девлин нашли стоянку такси; на ней стояла какая-то машина, а ее водитель слушал радио. Янг помахал ему.
      — Такси? — Водитель оживился, выскочил из машины и открыл дверцу. В следующий момент он застыл в полупоклоне, глаза едва не вылезли у него из орбит.
      Он никогда не верил в духов, более того, всегда считал себя циником. Однако, оказавшись лицом к лицу с шишковатым вампиром и падшим ангелом, тащившими деревянного индейца, внезапно поверил, что за пределами жизни открывается темная бездна, полная невообразимого зла. Взвыв от ужаса, водитель нырнул в свою машину и улетел, словно дым по ветру.
      Янг с Девлином угрюмо переглянулись.
      — И что теперь? — спросил Девлин.
      — Я живу неподалеку, — ответил Янг, — два квартала отсюда. Пошли!
      Время было позднее, пешеходов почти не было. Несколько человек, которых они встретили, ради сохранения здравого рассудка предпочли игнорировать странных носильщиков и идти своей дорогой. Вот так Янг, Девлин и деревянный индеец добрались до цели.
      Дверь дома была закрыта, а Янг никак не мог найти ключ. Он испытывал странное нежелание будить Джилл, а кроме того чувствовал, что деревянного индейца нужно как-то спрятать. Подвал показался ему подходящим укрытием, он затащил обоих компаньонов к подвальному окну, разбил его и запихнул в него идолище.
      — Ты правда здесь живешь? — с подозрением спросил Девлин.
      — Тихо! — оборвал его Янг. — Идем!
      Он последовал за индейцем и с шумом приземлился на кучу угля. Девлин, согия и ругаясь, вскоре присоединился к нему. В подвале было достаточно светло: ореол вполне сходил за двадцативаттную лампочку.
      Янг предоставил Девлину заниматься ссадинами, а сам начал искать индейца. Статуевина куда-то запропастилась. Наконец он нашел ее за бочкой, вытащил и поставил. Потом отступил на шаг, пошатнулся и вгляделся.
      — Есть грех, — восторженно икнул он. — Кража! Дело ведь не в том, что крадешь, а в принципе. Деревянный индеец ничуть не хуже миллиона долларов, правда, Девлин?
      — Хотел бы я порубить этого индейца на дрова, — ответил Девлин. — Ты заставил меня тащить его километров пять. — Он умолк, прислушиваясь. — А это что?
      Звук приближался. Филти, часто наставляемый в его обязанностях по охране дома, решил воспользоваться случаем. Из подвала доносился шум наверняка, воры, — и хулиганистый терьер резво помчался вниз по лестнице под аккомпанемент страшных угроз и проклятий из подвала. Громко возвестив о своем желании изгнать непрошенных гостей, он бросился на Янга, который торопливо зачмокал, пытаясь успокоить разъяренную собаку.
      Однако у Филти было свое мнение по этому вопросу, и он закрутился, как безумный дервиш, жаждущий крови. Янг замахал руками, безуспешно пытаясь удержать равновесие, затем плашмя рухнул на пол. Так он и остался, а глупый Филти, заметив ореол, накинулся на него, царапая голову хозяина.
      Чувствуя, как выпитое подступает к горлу, Янг попытался схватить собаку, но наткнулся на ноги деревянного индейца. Фигура зашаталась. Филти вовремя заметил опасность и распластался рядом с хозяином, но тут же вновь вспомнил о своих обязанностях и с рычанием вцепился в ближайшую часть тела Янга, пытаясь лишить несчастного брюк.
      Янг, по-прежнему уткнувшись лицом в пол, отчаянно. сжимал ногу деревянного аборигена.
      Послышался оглушительный грохот, подвал залил яркий белый свет, и явился ангел. Для Девлина это было уже слишком. Он рухнул на груду угля, закрыл глаза и что-то забормотал. Филти рявкнул на пришельца, попытался, впрочем, безуспешно, — куснуть одно из свисающих до пола крыльев, а затем замер, хрипло потявкивая. Крыло оказалось раздражающе нематериальным.
      Ангел встал над Янгом с горящими глазами, в позе, выражающей некое торжество.
      — Да будет это для тебя символом доброго дела, — тихо сказал он и концом крыла указал на фигуру индейца, которая тут же исчезла. — Ты порадовал сердце ближнего, хотя это и потребовало от тебя больших усилий. Ты весь день старался его освободить, рассчитывая не на награду, а лишь на неизбывные заботы.
      Так гряди же, Кеннет Янг. Да будет ореол тебе наградой и да сохранит от всех грехов.
      Младший ангел тихо исчез, за что Янг был ему искренне признателен. У него уже начинала болеть голова, и он опасался громких звуков.
      Филти нервно гавкнул и возобновил атаку на ореол. В этой ситуации Янг решил, что лучше вернуться в вертикальное положение. Правда, это заставило стены закружиться в тарантелле, однако остановило покушения Филти на его голову.
      Проснувшись, уже совершенно трезвый, Янг почувствовал раскаяние. Он лежал между грудами угля, смотрел на солнечные лучи, заглядывающие в разбитое окошко, и пытался припомнить события вчерашнего дня. Его желудок неустанно пытался выскочить через пересохшее горло.
      Вместе с пробуждением пришло осознание трех фактов: неизбывные заботы и впрямь ждали его, ореол попрежнему отражался в зеркале над умывальником, и к тому же вспомнились прощальные слова ангела.
      Янг мысленно застонал. Похмелье пройдет, но ореол останется. Только греша мог он стать недостойным его, однако этот светящийся обруч выделял его из всех прочих смертных. Все его поступки отныне будут добрыми, все, что он сделает, будет служить ближнему.
      Он больше не мог согрешить!

      В уютной квартире на двенадцатом этаже небоскреба, возвышавшегося над оживленными улицами Сентрал-Парк Уэст, было спокойно. Венецианские стекла приглушали свет. На стенах висели картины, на полу лежал ковер приглушенных тонов, а в руке Хаггарда янтарно поблескивал графин с виски. Мужчина с иронией разглядывал мебель, думая, что она совершенно не подходит для черной магии.
      Он налил виски Стоуну; тот минуту назад ворвался в квартиру и теперь нервно выдыхал табачный дым. Молодой адвокат наклонился вперед и принял стакан.
      — А ты не пьешь, Стив?
      — Сегодня вечером нет, — ответил Хаггард с кривой улыбкой. — Пей до дна.
      Стоун повиновался, потом поставил стакан и открыл портфель, который держал на коленях. Вынув плоский прямоугольный пакет, он подал его собеседнику.
      — Вот книга, которую ты искал. Хаггард, не вскрывая пакета, осторожно положил его на сервировочный столик рядом с термосом.
      Странный внутренний холод исходил от Стивена Хаггарда. Он владел рекламным агентством, но его, похоже, не касались трудности, то и дело встававшие перед коллегами. Этот тридцатичетырехлетний мужчина с тонкими губами и неизменно спокойным взглядом черных глаз невозмутимо шагал по жизни. Казалось, он защищен футляром из неизвестного вещества, сочетающего свойства льда и железа.
      Стоун, наоборот, так и лучился теплом и весельем. Он был высоким и сильным мужчиной, чуть моложе хозяина, и искренность была не то чтобы написана, а крупными буквами напечатана на его симпатичном лице.
      — Они едва отдали мне эту книгу, даже когда я показал им твое письмо, — сказал он.
      — Вот как? — бросил Хаггард. Удобно развалившись в кресле, он наслаждался сигаретой и, казалось, совершенно расслабился. — Этот антиквар может достать что угодно, но мне пришлось ждать несколько месяцев, пока он выполнит заказ. Спасибо, что ты ее забрал.
      — Не за что. — Стоун улыбнулся, хотя лицо его выражало беспокойство. — Я быстро обернулся, правда?
      — Я долго ждал эту книгу. А нужно было достать…
      — Хаггард заколебался и повернул голову в сторону термоса. — … еще кое-что. — Он встал, словно желая предупредить новые вопросы, и сказал: Посмотрю, готова ли Джин. Она готова часами вертеться перед зеркалом.
      — Как и все женщины. — широко улыбнулся Стоун.
      — Я должен поблагодарить тебя, что ты разрешаешь мне выйти с ней сегодня вечером.
      — Я буду занят… — Стоун не услышал окончания фразы, потому что Хаггард исчез за дверью. Вернувшись, хозяин увидел, что гость развернул пакет и разглядывает переплетенный в кожу том.
      — Любопытство — первый шаг по дороге в ад, — заметил он. — Я приготовлю тебе выпить, пока ты будешь читать.
      Стоун смущенно отложил книгу.
      — Извини. Это все от любопытства. Ты говорил, что это эссе о магии.
      — Верно, но ты не знаешь латыни, Расс. Джин сказала, что скоро будет готова, так что мы можем еще выпить виски с содовой. — Напиток в бокале вспенился и опал. Хаггард взял книгу и сел напротив гостя, небрежно листая страницы. — Если хочешь, я немного почитаю тебе. На шмуцтитуле есть предупреждение: "Только люди с чистым сердцем и… fortis — сильным характером могут читать эту книгу, и пусть никто не отваживается испытывать…" Ну, и так далее. Если ты занимаешься черной магией, Ваал с Вельзевулом могут утащить тебя в ад.
      — Ты хочешь попробовать? — спросил Стоун. Хаггард не ответил. Вытянув вперед руку, он внимательно разглядывал ее. Рука не дрожала.
      — В чем дело? Увидел маленьких зеленых человечков? Болтовня о чарах, бывает, сводит людей с ума… — Адвокат замялся, покраснел, потом широко улыбнулся и сказал: — Ох, уж это мое врожденное чувство такта.
      Оба рассмеялись, и Стоун продолжил:
      — Разумеется, я не имел в виду тебя. Я вспомнил одяого типа, с которым когда-то работал. Он спятил после того, как угробил все свои деньги на гадалок и шарлатанов. Все время кричал об адских огнях и демонах, которые вот-вот должны за ним прийти. Хаггард внезапно заинтересовался:
      — Что это был за тип? Я хочу знать, был ли он интеллигентен?
      — Да, поначалу. Только очень нервный… — Нервы! Нервы это эмоции, а эмоции это…
      — Что?
      — О, это я так. Значит, он боялся демонов? — Губы Хаггарда скривились в презрительной улыбке.
      Стоун допил виски. В таком состоянии его всегда тянуло поболтать.
      — Ну да, у него что-то сдвинулось в голове. Но это было вскоре после того, как судили ведьм недалеко от Нью-Йорка. Люди всегда боялись демонов.
      — Верно. — Хаггард рассмеялся. — Глупцы и невротики!
      Стоун встал, прошелся по комнате и взял магическую книгу. Быстро ее пролистав, он сказал:
      — Здесь есть одна иллюстрация… Ее хватит, чтобы испугать любого, верящего в демонов, пусть даже их и нет. Рисунок изображал страшную голову с короной на ма кушке, которую поддерживали когтистые лапы со многими суставами. Подпись гласила «Асмодей».
      Хаггард с улыбкой захлопнул книгу.
      — Ты не прав, Расс. Даже если бы Асмодей существовал, разумному человеку нет причин его бояться. Подумай сам, какими средствами располагает демон? Стоун поспешно налил себе виски и ответил:
      — Ну, всеми видами колдовства. Он может просто махнуть хвостом, и ты мигом окажешься в аду, разве не так?
      — Колдовская сила, — кивнул Хаггард. — Если ты перестанешь пользоваться рукой, что с нею станет?
      — Она атрофируется.
      — Вот именно. Согласно легендам, демоны владели колдовской силой, но никто и никогда не говорил, что они были умны. Зачем им было развивать свои мозги? Ведь они могли выполнить любое свое желание, просто махнув хвостом и пожелав, чтобы оно сбылось. — Хаггард широко улыбнулся.
      — Гориллу тоже не назовешь умной, но бороться с ней бесполезно.
      — Можно воспользоваться револьвером, — резонно
      возразил хозяин. — У демонов есть только колдовская сила, а у нас наш разум, наука и психология. Если бы
      Фауст учился в Гарварде, он завязал бы узлом хвост Мефистофеля.
      — Я закончил Йель, — буркнул Стоун и встал, когда
      Джин Хаггард вошла в комнату. Она была стройной прелестной блондинкой, а в вечернем платье и шали выглядела просто ошеломляюще. Когда Хаггард взглянул на свою жену, глаза его на мгновенье злобно блеснули, но он тут же отвернулся. Джин ослепительно улыбнулась.
      — Извини, что заставила тебя ждать, Расс. Мне очень жаль, что я навязываюсь тебе и отнимаю твое время.
      — Это я виноват, — ворчливо заметил Хаггард. — У меня много работы, а Джин вовсе незачем торчать дома и слушать мое брюзжание. Желаю вам хорошо повеселиться.
      Они ответили, что наверняка так и сделают, и ушли. Хаггард закрыл дверь на замок, вернулся к столику, открыл магическую книгу и торопливо отыскал нужную страницу. Затем прочел ее со сдержанной улыбкой.
      Он нашел нужную формулу.
      Подойдя к телефону, Хаггард набрал номер.
      — Филлис? Это Стив… да, я знаю. Раньше не мог, извини… Сегодня вечером? Я занят… Я же говорил тебе…
      Ему ответила тишина, прерываемая треском на линии.
      — Извини, дорогая, не могу. Джин может вернуться в любую минуту. Завтра ночью, ладно? Возможно, у меня будет для тебя сюрприз.
      Хаггард явно получил удовлетворивший его ответ, потому что положил трубку, весело насвистывая, и пошел на кухню. Вернулся он с большой миской.
      Поставив ее посреди ковра, открыл термос и осторожно вылил содержимое в миску. Поднялся легкий парок — кровь сохранила свое тепло. Разумеется, ему нужна была свежая кровь. Фермер из Джерси здорово удивился, когда Хаггард объяснил, что ему нужно. "Но почему вы не берете свинину, а только кровь? Что…"
      Хаггард задумался, почему свежепролитая кровь всегда играла такую важную роль в подобных обрядах, потом вернулся к книге и начал читать, четко произнося латинские фразы. Он поймал себя на том, что напрягся, и попробовал расслабиться.
      Без эмоций. Без нервов. Без истерик. Только логика.
      Логика против демонов.
      Уровень крови в миске понижался. Куда она девалась? Странно, но Хаггарда это не удивило, хотя с самого начала онотносился к этой затее несколько скептически.
      Миска опустела, когда заклятье кончилось.
      Он заморгал… кажется, потускнели огни? Да, это не игра воображения, они действительно гасли…
      — Вздор, — тихо сказал Хаггард. — Фантазия, иллюзия, самовнушение. Электрический свет зависит от напряжения тока, и демоны никак не могут воздействовать на генератор.
      Свет опять вспыхнул и снова стал слабее. Хаггард стоял в полумраке, глядя сверху на расплывчатую тень миски у своих ног. Казалось, она движется.
      Миска словно свернулась и изменила форму, а затем начала расти, превратившись сперва в черное пятно, а потом в наклонную трубу, на дне которой Хаггард заметил что-то зеленое. Ему казалось, будто он смотрит в телескоп, но со стороны объектива, и отчетливо видит вдали маленькую комнатку с зелеными стенами и полом. Комната была пуста.
      Труба стала шире, и Хаггард почувствовал, что пол под его ногами пошел волнами. Голова закружилась, он пошатнулся.
      Если он упадет…
      — Я смотрю сверху на зеленую комнату, — спокойно сказал он себе. — В ковре и в полу может быть дыра, а жилец с нижнего этажа, мистер Тоухи, вполне мог перекрасить квартиру. Но это маловероятно, и значит то, что я вижу, не может быть настоящим. Это просто иллюзия.
      Однако выглядело «это» совершенно настоящим. Хаггард с трудом сохранял душевное равновесие, но глаза не закрывал и продолжал говорить;
      — Этот пол сделан из дерева, стали и, возможно, бетона. Он материален и может исчезнуть лишь в результате физических действий. Следовательно, все, что я вижу — иллюзия.
      Голова у него перестала кружиться, он спокойно глянул вниз и увидел перед собой рожу, состоящую, казалось, лишь из зубов и волос дыбом. Когтистые пальцы тянулись к нему, слюна капала из открытого рта.
      Хаггард не дрогнул. Когти замерли в нескольких сантиметрах от его лица, продолжая грозно скрести воздух.
      — Брось, я тебя нисколько не боюсь, — произнес человек. — Иди… Хаггард умолк, он едва не сказал "Иди наверх", что означало бы устное признание реальности иллюзии.
      — Иди туда; где мы сможем спокойно поговорить. Дыра в полу и зеленая комната внизу исчезли без следа, квартира обрела прежний вид. Пустая миска валялась посреди ковра, а перед Хаггардом стоял низенький плотный мужчина, беспокойно переступавший с ноги на ногу.
      Его нагое тело было волосато и мускулисто, а уродливое лицо выглядело вполне нормальным, если не считать странного углубления сбоку на черепе. Лоб и подбородок были скошены, а губы плотно сжаты поверх выступающих вперед зубов.
      — Присядем, — предложил Хаггард и подал пример. Гость сел рядом, недобро глядя на него из-под черных бровей. Оба молчали.
      — Ты немой? — спросил наконец Хаггард, проявляя разительное отсутствие уважения.
      Впрочем, он тут же пожалел об этом, потому что, когда гость заговорил, стали видны его зубы. Это были острые, страшные клыки хищника.
      — Ты меня не боишься? — ответил демон вопросом;
      голос у него был звучный и глубокий.
      Хаггард подумал, что в прошлом многие люди дрожали перед ним от страха, и захохотал.
      — Не будем терять время. Нет, я тебя не боюсь. Прежде всего скажи, как тебя зовут.
      Демон никак не мог сообразить, как надо реагировать на такое поведение. Он хотел взорваться яростью, но передумал и буркнул:
      — Ты не смог бы этого произнести. Называй меня Ваалом. У ассирийцев это слово означало «господин».
      — Мне все равно. Пусть будет так. Ты когда-нибудь встречал человека, который бы тебя не боялся?
      Янтарные кошачьи глаза Ваала равнодушно смотрели на человека.
      — Почему я должен отвечать на этот вопрос? Хаггард заметил, что снова напрягся, и расслабился.
      — Ты не обязан отвечать. Просто я хотел бы, чтобы ты понял, что имеешь дело не с глупцом, которого можно испугать рыком. Мне кое-что нужно от тебя, и я готов за это заплатить. — Он умолк, ожидая реакции демона.
      При виде триумфа на уродливом лице Ваала Хаггард едва не расхохотался.
      — Я уже делал это прежде, смертный. Я владею некими силами, и за определенную цену они к твоим услугам.
      — За какую цену? За мою… э-э… душу?
      — Что? — переспросил Ваал. — А, вспомнил. Смертные всегда хотели купить мои дары за то, что называли «душой». Помню, как я сказал пророку Аликааму: "Дареные лошади могут быть больными и хромать. Покажи мне эту твою бесценную душу, и мы заключим договор". Разумеется, он не смог этого сделать, хоть и уверял, будто, она находится внутри его тела. — Демон хрипло рассмеялся. — Я не куплюсь на этот старый трюк. Мне не нужна твоя душа, я хочу тебя!
      — Зачем?
      — Чтобы съесть, — объяснил Ваал. — У человеческого мяса… в общем, у него неописуемый вкус. Существу вроде меня твое мясо обеспечит не один час экстаза.
      Хаггард кивнул и сказал:
      — Это весьма прозаически, но я понимаю, в чем дело. Если я соглашусь, что ты сможешь мне предложить? Демон избегал взгляда человека.
      — Ну… деньги. Столько, чтобы ты ни в чем не нуждался. Не переоценивай меня…
      — А ты меня. Да, я хочу денег, но очень много. Ваал насупился.
      — Ну что ж, можно и много. Однако постарайся понять, что моя сила ограничена. Я могу исполнить только два желания, закон компенсации не позволяет большего. Не знаю почему, но так уж всегда бывает.
      Хаггард испытующе вгляделся в своего гостя и решил, что тот говорит правду.
      — Если я получу от тебя какой-нибудь дар, откуда мне знать, что он не доставит мне неприятностей? Если, например, я потребую пудинг, то не хочу, чтобы он оказался на кончике моего носа.
      Демон беспокойно шевельнулся в кресле.
      — С этим все в порядке. Не знаю, почему, но у тебя не будет никаких неприятностей. Ты получишь мои дары вполне естественным образом, и никто не заподозрит моего вмешательства.
      Хаггард взглянул на часы и глубоко вздохнул.
      — Ну ладно, — сказал он. — Я хочу миллион долларов.
      — Договорились.
      — Во-вторых, я хочу, чтобы ты избавил меня от жены таким образом, чтобы я не был в это замешан и чтобы она при этом страдала.
      — Договорились.
      — А потом?
      — А потом я тебя съем.
      Хаггард встал и заявил:
      — Извини, но это мне не подходит. Договора не будет. У Ваала от удивления отвисла челюсть, он простер руку с длинными когтями.
      — Подожди. Я же не говорю, что съем тебя сразу же. Разумеется, у тебя будет время натешиться…
      В душе Хаггард торжествовал, но по лицу этого не было заметно. Психологические методы действовали безотказно.
      — Интересно, — сказал он, — почему ты не съел меня сразу, как только появился? Ты не мог сделать этого по какой-то определенной причине. Не прерывай меня! Я стараюсь вспомнить…
      — Мы можем договориться, — поспешно заверил демон.
      — … что, собственно, произошло. Ты хотел меня съесть, хотел загнать в такое место, где мог бы это сделать. Ты… ну, конечно! Ты пытался загнать меня в ту воображаемую яму. В ту зеленую комнату. Точно! продолжал Хаггард, на ходу придумывая убедительную ложь. — Де Галлуа писал, что ты можешь съесть человека, только если тот войдет в твою зеленую комнату.
      — Он написал это обо мне?
      — Да.
      — Откуда тебе знать, что он имел в виду именно меня? — хитро спросил демон. — Ваал — не настоящее мое имя.
      — Он описал твой внешний вид, — равнодушно ответил Хаггард. — Поэтому я знаю, что мне ничто не грозит, если я не войду в твою зеленую комнату.
      — Если ты заключишь со мной договор, ты должен будешь выполнить условие, — не задумываясь ответил Ваал. — Кроме того, ты не сможешь ускользнуть от меня: я слишком могуч.
      Однако Хаггард хорошо знал, как надо заключать договоры.
      — Я хочу больших уступок. Во мне более ста килограммов, поэтому я должен считаться довольно аппетитным куском.
      — Что ты хочешь?
      — Шанса избегнуть такого конца.
      — Тогда… двери, — сказал Ваал после небольшой паузы. — Джинн, которого я когда-то знал… ну, ладно, предлагаю свой вариант. На твоем пути я помещу три двери, каждую иного цвета. Первая будет голубой и за ней исполнится твое первое желание. Когда ты пройдешь через вторую дверь — она будет желтой, — исполнится второе желание. А за третьей дверью…
      — Ну-ну?
      — Буду ждать я, чтобы съесть тебя.
      — А какого цвета…
      Демон осклабился.
      — За дурака меня держишь? Если ты узнаешь, ты никогда не войдешь в такую дверь. Она не будет ни голубой, ни желтой.
      — Договорились, — быстро сказал Хаггард.
      — Не совсем, — возразил Ваал. — После того, как ты пройдешь через две двери, я помечу тебя своей печатью. — Он улыбнулся. — Не трогай голову, я имел в виду вовсе не рога. Это будет нечто вроде ведьминой родинки. Это одно из традиционных условий, хотя сам не знаю, зачем оно нужно.
      — И что это будет за печать?
      — Я заберу у тебя кое-что… может, какое-то небольшое физическое качество, или что-нибудь добавлю — например, бородавку на спине или седую прядь в волосах. Это не причинит тебе ни боли, ни хлопот. Тут я ничего не могу поделать. — Он пожал плечами, когда Хаггард начал было протестовать. — Этого я изменить не могу. Моя сила не подействует, если не выполнить определенные ритуалы.
      Хаггард потеребил губу.
      — Думаю, нет смысла спрашивать, кто ставит эти условия?
      — Откуда мне знать? Договорились?
      — Да.
      Они пожали друг другу руки, и Ваал задумчиво осмотрелся.
      — Пожалуй, я пойду. — Взгляд его остановился на венецианских окнах.
      — А ты не мог бы снова зайти, просто так? — спросил Хаггард. Можешь? Так почему бы нет? Я бы хотел с тобой поговорить — ведь не каждый день встречаешь демона.
      Ваал с сомнением произнес:
      — Но я не…
      — Уверен, ты не пьешь виски, поэтому для тебя каждый раз будет свежая кровь.
      — Превосходно, — согласился демон, оскалив зубы. И исчез.
      Хаггард минуты три стоял совершенно неподвижно, потом вытянул руку и посмотрел на нее. Рука не дрожала.
      Отнеся миску на кухню, он старательно смыл с нее кровь, затем запер магическую книгу в стол и налил себе виски.
      Пока можно было ничего не опасаться. Психология победила простака-демона. Две двери вели к успеху.
      А третья к гибели.
      Первая дверь — голубая. Вторая — желтая. И за ними — исполнение желаний Хаггарда. Но в какой цвет будет окрашена третья дверь?
      Может, в красный, третий основной цвет? Пожалуй, нет. Это было бы слишком элементарно даже для существа с разумом Ваала. Хаггард не повторил ошибку своих предшественников и вполне оценил хитрость демона. Может, она будет зеленой, того же цвета, что и логово адского создания? Но и это казалось слишком очевидным.
      Не исключено, что цвет двери будет повторен. Третья дверь может оказаться голубой или желтой. Впрочем, у него будет достаточно времени, чтобы подумать об этом. Он уже придумал, как обнаружить истину. Однако сначала следовало подружиться с Ваалом. Угостить его кровью и заинтересовать современностью. Разоружить демона…
      Хаггард заметил, что в комнате слишком душно, и широко открыл окна, но снаружи ворвался горячий воздух
      — за день город напекло. Парк за яркой полосой улицы обещал приятную прохладу. Джин и Расс вернутся поздно, так что он может пройтись.
      Он спустился на лифте вниз, кивнул заспанному негру-лифтеру и вышел в ночную тьму. В начале Семьдесят Второй Улицы свернул в Сентрал-Парк и с облегчением подставил лицо холодному ветерку. Хаггард шел лениво, мысленно строя планы, и потому не заметил темной фигуры, что шла чуть поодаль, пока та не приказала тихо:
      — Руки вверх, приятель. Поживее!
      Скорее инстинкт, чем разум склонил Хаггарда к действию. Он молниеносно повернулся в сторону тени, поднимая руки жестом, которого так и не завершил. Что-то ударило его по голове, и свет померк.
      Очнувшись в больнице, он спросил:
      — Что случилось?
      Сиделка вызвала доктора, Зскулап молча изучил пульс и температуру пациента, потом поговорил с Хаггардом и многое ему объясни.
      — У меня амнезия? — спросил пациент. — Давно я здесь?
      — Около месяца. Это не амнезия, просто сотрясение мозга. Ваша жена здесь.
      Когда Джин вошла в палату, Хаггард услышал конец распоряжения, вполголоса отданного врачом. Он внимательно глядел на жену, пока та спокойно усаживалась возле кровати.
      — Я хорошо себя чувствую… все кончилось так же внезапно, как и началось. Джин, врач запретил тебе говорить со мной о чем-то. О чем?
      — Ни о чем.
      — Я буду волноваться до тех пор, пока не узнаю. Много лет живя бок о бок с женщиной, которую ненавидел, Хаггард хорошо узнал ее. Теперь в разговоре с ней он использовал психологию, и в конце концов Джин сдалась.
      — Твоя фирма сгорела на следующий день после того, как ты был ранен.
      — Она застрахована. Никто не пострадал?
      — Нет, но… — она поколебалась, — страховка недействительна. Я ничего толком не знаю, но Расс Стоун изучил дело и сделал все, что смог. Ты банкрот.
      Хаггард холодно улыбнулся и сказал:
      — Я банкрот. Ты использовала единственное число. А ведь клялась любить, уважать и заботиться и в радости, и в горе. Я рад, что ты так сказала. Джин. А теперь уходи.
      Когда врач появился вновь, они поспорили, но в конце концов Хаггард настоял на своем. Физически он был здоров уже давно, а теперь излечился полностью. Его выписали из больницы, предписав соблюдать осторожность.
      Осторожность? Что же пошло не так? Мощь Ваала оказалась весьма сомнительной. А может… может, все это ему просто привиделось? Нет. Хаггард знал, что он не из тех, кто подвержен галлюцинациям. Ну что ж, банкрот так банкрот.
      Oн остановил такси, чтобы съездить взглянуть на место, где раньше находилось его рекламное агентство, но внезапное озарение заставило его войти в аптеку и позвонить своему маклеру.
      — Пожалуйста, мистера Стрэнга… Говорит Гарднер… С самого начала своих контактов с рынком ценных бумаг Хаггард пользовался фальшивой фамилией. Джин всегда была слишком любопытна… а Филлис требовала денег. На мгновение он представил, что подумала Филлис, когда он не явился в ночь после нападения. Нужно ей позвонить. Тем временем Стрэнг уже кричал в трубку:
      — Гарднер! Боже мой, где вы были?! Я давно пытаюсь с вами связаться…
      — Что случилось?
      — Вы можете немедленно приехать ко мне?
      Хаггард нахмурился. Маклеры никогда не видели его, он всегда общался с ними с помощью почты и телефона.
      Но сейчас…
      — Хорошо, — согласился он. — Еду.
      Он нашел нужное здание, вышел из лифта на двадцать третьем этаже и пошел по мраморному коридору. Когда вошел в приемную, секретарь спросил:
      — Чем могу служить, сэр?
      Хаггард не ответил. Он вглядывался в дверь за его спиной.
      Она была голубого цвета.
      Мебель в конторе была красного дерева. Рассуждая логически, дверь должна быть того же цвета, что и стены. А ЗА НЕЙ!..
      За ней… Хаггард уселся напротив седоволосого упитанного Стрэнга.
      — Что вы хотели мне сказать? — Удивительно, но он был спокоен, как, впрочем, и всегда.
      — Вы помните пакет консолидированных нефтяных акций, который купили месяц назад?
      — Да.
      — На следующий день они упали в цене, и я пытался дозвониться до вас. Мне сказали, что здание вашего агентства полностью сгорело, а кроме того, никто не знал человека по фамилии Гарднер, который держал бы там контору.
      — Значит, и акции упали?
      — На неделю. А потом буровики наткнулись на месторождение нефти. Во время вашего отсутствия я действовал от вашего имени, мистер Гарднер, и первым получил эту информацию. Акции, которыми вы владеете, стоят теперь около миллиона долларов.
      Стрэнг говорил и говорил, но его слова мало что значили для Хаггарда. Он размышлял о голубой двери, через которую прошел, чтобы исполнилось его первое желание.
      Осталось еще две двери.
      Какое-то время Хаггард держал свою удачу в тайне. Он спокойно жил в своей квартире вместе с Джин, ожидая дальнейшего развития событий. Время от времени он встречался с Филлис, хотя теперь обнаружил у нее недостатки, о которых прежде не подозревал. Его страсть к Филлис понемногу угасала, зато ненависть к Джин росла с каждым днем. Он был слишком похож на свою жену, а эгоисты не могут жить вместе.
      Хаггард тайно снял новую квартиру — со вполне определенной целью, роскошно обставил ее и однажды ночью поставил миску на ковер и налил в нее крови. Ваал принял приглашение.
      В каком-то смысле разговор с демоном не был неприятным. После него Хаггард уверился, что интеллект у него гораздо выше, чем у гостя. Ваал вел себя, как ребенок, — нет, скорее, как дикарь. Его интересовало все. Он пробовал курить сигареты, пить различные напитки, но ни то, ни другое не пришлось ему по вкусу. Зато игры доставили ему большую радость. К сожалению, игр для двоих не так уж много. Прошло какое-то время, прежде чем Хаггард решил, что Ваал созрел для опыта.
      Это был тест на ассоциативные связи. Поначалу он понравился Ваалу, но вскоре наскучил, и демон исчез прежде, чем человек успел усыпить его бдительность. Хаггард выругался: он так и не узнал цвет третьей двери.
      Было уже довольно поздно, но спать ему не хотелось. Последние недели он все меньше времени проводил дома, обычно оставаясь на ночь в нанятой квартире. Но почему-то сейчас ему сделалось неуютно, и он решил пройтись по городу.
      Он предусмотрительно обогнул парк, зашел выпить в какой-то бар и встретил там нескольких старых друзей, влиятельных бизнесменов, которые почти наверняка уклонились бы от выпивки с банкротом, если бы были трезвыми. Все они жили за городом и, когда в два часа ночи бар закрыли, принялись хором ругаться.
      — Черт побери!.. Мы только начали… Хаггард вспомнил, что его квартира совсем близко, и предложил приятелям заглянуть к нему, добавив:
      — У меня там полно скотча.
      И все пошли за ним. В подъезде их встретил сильный запах краски, а лифтер сонно сообщил:
      — Перекрашивают дом, мистер Хаггард. Давненько вас не было, правда?
      Хаггард не ответил. Поднимаясь на лифте, он чувствовал какой-то странный холодок в желудке, однако спутники его не замечали ничего.
      В коридоре от запаха краски и скипидара перехватывало дыхание. Хаггард решил, что новое сочетание цветов просто чудовищно. Его собственную дверь тоже перекрасили.
      В желтый цвет.
      Очень спокойно Хаггард вынул ключ, открыл дверь я вошел, а его друзья следом. Он зажег свет.
      Смущенно моргая, перед ним стоял Расс Стоун. Джин — в одном пеньюаре — вскрикнула и сделала патетический жест.
      — Джентльмены, — холодно произнес Хаггард, — вы видели все. Супружеская измена считается достаточной причиной для развода. Позднее мне понадобятся ваши свидетельства…
      Все оказалось до смешного просто. Хаггард хотел избавиться от жены, но таким образом, чтобы не возникло скандала. Кроме того, он хотел, чтобы она страдала. Самолюбие Джин наверняка пострадает из-за сплетен, которые вызовет их развод. Хаггард наконец-то получит свободу, имея в кармане миллион долларов. Тогда он безо всяких осложнений сможет — если захочет продолжать роман с Филлис, хотя по этому поводу у него возникли кое-какие сомнения. Его ждало обеспеченное будущее, а в будущем — третья дверь.
      Филлис обрадовалась, когда он рассказал ей о том, что случилось.
      — Приходи завтра вечером, отпразднуем это, — с улыбкой предложила она. — Я переезжаю в новую квартиру — вот адрес. И спасибо за последний чек, Стив.
      — Значит, завтра вечером.
      Хаггард знал, что времени терять нельзя. Он должен был явиться на другую встречу, и она состоялась ночью в его новой квартире. Ваал прибыл в ответ на кровавую жертву, он был в хорошем настроении.
      — Я никогда не болтаю лишнего о делах, — усмехнулся он широко, грозно скаля свои клыки. — Поставь пластинку, которая мне нравится… «Болеро».
      Хаггард отыскал ее.
      — Ты сказал, что, когда я пройду через вторую дверь, ты пометишь меня своей печатью. Что…
      Ваал не хотел отвечать, он экспериментировал с магнитной игрушкой, всегда восхищавшей его. Хаггард раздраженно дернул щекой. Придется подождать.
      Через два часа он снова предложил тест на ассоциативные связи, и Ваал согласился, не понимая его значения. Хаггард успел подготовить убедительный набор фальшивых правил «игры», и сейчас сидел с часами в руке, внимательно следя за гостем.
      — Музыка.
      — "Болеро".
      Между словом-ключом и ответом прошли две секунды.
      — Дым.
      — Огонь.
      Две с половиной секунды.
      — Сигарета.
      — Вода.
      Хаггард вспомнил, что после попытки закурить Ваал попросил стакан воды.
      — Игрушка.
      — Прильнуть.
      Логичный ответ, подумал человек, взглянув на магнитную игрушку. Все шло, как надо. Он продолжал тест, предлагая Ваалу серию бессмысленных слов, усыпляя его подозрения и определяя среднее время ответа. Только дважды демон затягивал с ответом.
      — Пища.
      Очень долгая пауза — целых десять секунд — потом:
      — Есть.
      Ваал отверг термин, который естественно увязывался со словом-ключом, и поставил иной, безвредный, такой, который ничего не выявлял. О чем он подумал сначала — о Хаггарде или о цвете третьей двери?
      — Открыть.
      — Книга. — Прошло пять секунд. Недостаточно долго, чтобы демон вспомнил совершенно безопасное слово, но достаточно, чтобы он назвал второе, а не первое слово, пришедшее ему в голову. Хаггард отметил это в памяти и повторил:
      — Книга.
      Прошло десять секунд — Ваал молчал. Наконец он произнес:
      — Мертвый.
      Хаггард вел «игру» дальше, но мозг его лихорадочно работал. Логичным ответом на слово «книга» было бы «читать», однако подсознание демона предостерегло его от этого слова. Почему?
      Разумеется, он мог иметь в виду два возможных значения этого выражения — в настоящем или прошлом времени. — Галстук, — сказал вдруг человек.
      Ваал удивленно посмотрел на его шею и ответил:
      — Душить.
      Хаггард носил красный галстук.
      Торжествуя в душе, он добавил еще несколько словключей, чтобы закончить «игру», и наконец умолк, поскольку получил от демона информацию о цвете третьей двери, за которой таилась смерть: она будет красной. Теперь он знал, что никогда не откроет красную дверь и даже близко к ней не подойдет. Ваал проиграл, хотя еще не отдавал себе в этом отчета. Демоническая мощь не смогла противостоять прикладной психологии!
      Ему больше не хотелось развлекать адского гостя, хотя он старательно скрывал свои чувства. Казалось, прошло много часов, прежде чем Ваал зевнул и исчез, небрежно кивнув человеку на прощание.
      Комната была пуста, и Хаггард не мог вынести этого. С облегчением вспомнил оно свидании с Филлис. Они с ней пойдут… нет, лучше он принесет шампанского, и они вместе отметят его победу. Разумеется, девушка не узнает истинной причины торжества, но это не имело особого значения.
      С двумя бутылками шампанского под мышкой Хаггард вылез из такси. Он дал таксисту щедрые чаевые и постоял немного, вглядываясь в звездное небо. Теплый ветер коснулся его лица. Он получил миллион долларов и был свободен, не говоря уже о том, что отомстил Джин. Мягким жестом Хаггард коснулся своего лба — за лобной костью находился его мозг, куда более сильный, чем все демоны со всем их колдовством.
      — Cogito, ergo vici [Cogito, ergo vici (лат.) — Мыслю, следовательно живу. ], - мысленно перефразировал он и ступил на лестницу здания, в котором жила Филлис. Лифтер высадил его на третьем этаже и указал в глубь коридора.
      — Она только сегодня переехала, сэр. Вон там.
      Хаггард прошел по коридору, слыша тихий скрежет спускавшегося вниз лифта. Квартира 3-С. Это здесь. Дверь была покрашена в серый цвет. Отныне ему придется обращать внимание на это и шарахаться от красных дверей.
      Он вынул ключ, который дала ему Филлис, и вставил его в замок. Потом повернул ручку и открыл дверь.
      Перед ним была пустая комната, стены, потолок и пол в ней были зеленого цвета. Голый волосатый Ваал стоял посредине комнаты и спокойно ждал. Хаггард не шевельнулся, но невидимый ветер втолкнул его внутрь, и дверь за спиной захлопнулась.
      Демон улыбнулся, показав все свои зубы.
      — Уговор дороже денег, — сказал он. — Время расплатиться.
      Хаггард оцепенел и услышал собственный шепот:
      — Ты нарушил уговор. Это должна была быть красная дверь…
      — Как ты это узнал? — спросил Ваал. — Я ничего такого не говорил. Впрочем, верно, это красная дверь.
      Человек повернулся и сделал несколько шагов, коснувшись пальцем гладкой серой поверхности двери, совершенно не подходящей к зеленым стенам.
      — Но ведь она не красная… Демон подошел к нему.
      — Ты не забыл о моей печати? После того, как ты прошел через вторую дверь, я забрал у тебя некую способность…
      Он провел по губам волосатой ладонью. Услышав негромкий скрежет зубов, Хаггард прошептал:
      — Прикладная психология…
      — Куда уж мне, — ответил Ваал. — У меня есть только моя сила. Наш договор предполагал, что я лишу тебя некой физической способности. Так вот, эта дверь не серая, а красная. А ты — дальтоник…