Я ещё подумал, походил по квартире, наконец, оделся и поехал на работу.
      Рабочий день уже давно перевалил на вторую половину. Младшие и старшие научные сотрудники с наслаждением пили на своих рабочих местах жидкий лабораторский чай. Из-за дверей, скрывавших уютные кабинеты завлабов, доносился запах кофе.
      - Ба-а! - заорал громовым голосом при моём появлении научный сотрудник Грехмановский, тощий, чёрный и бородатый. - Живой! Невредимый! Даже не перевязанный! Да ты где был-то?
      - А что, я должен был быть там, где перевязывают? - скромно удивился я, чуть не сломав при этом язык.
      - Итить твою мать! Соткевич! - зарычал Грехмановский, обращаясь теперь к ведущему инженеру. - Ты о чём тут трепался целый час? Вот он! Иди пощупай, это ж не галлюцинация!
      Соткевич улыбался и выглядел слегка смущённым.
      - Нет, не галлюцинация, - авторитетно заявил я. - Но галлюцинация, как я вижу, всё же имела место. Только слуховая.
      - У кого? - скромно осведомился Соткевич.
      - У тебя. Ну-ка, что ты тут обо мне нагаллюционировал?
      - Нага... чего? - спросил Соткевич, растянув добродушную улыбку до самых ушей.
      - Не увиливай. О чём он тут трепался целый час? - обратился я к коллеге.
      - О-о! - сладострастно возопил Грехмановский и стал с наслаждением рассказывать, нисколько не щадя ведущего инженера...
      Узнал я про себя следующее.
      Отправившись утром на работу, я, оказывается, неосмотрительно попёрся через дорогу и по своему ротозейству допустил столкновение с незнакомым мерседесом. Мерседес при столкновении не пострадал, а я получил многочисленные переломы правой ноги и вывих бедра левой. Плюс сотрясение головного мозга. Это бы ещё ничего - кости срастутся, а мозги бабки вправят, но из машины выскочил мужчина в шляпе и в модном пальто с рюшечками, ухватил меня, стенающего, под микитки, впихнул в салон и мерседес умчался куда-то на двенадцатой скорости. С тех пор я исчез бесследно. Мерседес тоже. Труп мой, к сожалению, пока не обнаружен.
      - Так где же ты был, Конусов? - ликовал Грехмановский. - И где был твой труп? И как там с твоей ногой?
      - Которой? - поинтересовался я, взглянув на свои ноги, уложенные одна на другую. - Передней или задней?
      - Э-э... - озадачился научный сотрудник. - У тебя даже так... Ну, любой. Но которая с переломами.
      - Чёрт её знает, - засмущался я. - У меня же, видишь ли, сотрясение было. Не помню. Домой приду, обязательно разуюсь и посмотрю, что с ней.
      - А где это ты пропадал два дня? - внезапно спросил Соткевич агрессивным тоном, уразумев, что пассивная позиция не принесёт ему пользы.
      - Но сотрясение же! - напомнил я. - Никак вспомнить не могу. А у тебя как с головой?
      Тут я пристально взглянул на ведущего инженера.
      - Нормально, - заверил Соткевич.
      - Тогда будь добр, сознайся, кто тебе всё это наворотил.
      Соткевич взглянул на стол, усыпанный бумагами, взял с него ручку, задумчиво повертел её в пальцах и сказал убеждённо:
      - Трепач он.
      - А фамилия как? - не унимался я.
      - Болтун, - ответил Соткевич, но это опять не было фамилией. - Такую информацию нельзя распространять, не проверив. Теперь что он будет мне говорить? Я ему не завидую.
      - Кому? - спросили мы с Грехмановским в один голос.
      Наконец выяснилось, что столь недоброкачественную информацию распространял достойный молодой человек, звавшийся Вова Пацюк.
      - Интересно, - задумался я. - Почему такая фамилия?
      - Ты обязательно поговори с ним, - попросил Соткевич, чувствуя, кажется, некоторое облегчение. - Вот представляю его вид!
      - Обязательно поговорю, - пообещал я весьма твёрдо.
      Тут наступило секундное молчание, после чего Грехмановский спросил довольно вкрадчиво:
      - Ну и где же ты пропадал со своим сотрясением?
      - А не было его, сотрясения, - весело объявил я и рассказал простую, как народная сказка, историю: по пути на работу встретил давнего приятеля, с которым учился в институте на одном курсе. Тут начались трудности: поехали к нему всего на полчаса и загудели, конечно. В тот день до телефона я не добрался и жене позвонил только на следующий, за что теперь обязался угождать всем её желаниям до... ну, до конца месяца, наверно. Сейчас пойду к начальству, буду врать что-нибудь и каяться.
      - Сходи, сходи, - пробурчал Грехмановский и поморщился. Начальство он не любил.
      Однако, к начальству я не пошёл, а пошёл искать Володю Пацюка. И нашёл его на четвёртом этаже, смолящего сигарету в закутке для курильщиков.
      Нашей встрече предшествовала немая сцена. Пацюк, увидев меня, замер, отвесил челюсть и выронил изо рта сигарету. Однако, поднимать её не стал. Может быть потому, что не мог достать рукой до пола. Когда я подошёл, он схватил мою руку и стал усердно её трясти.
      - Ты чего? - не понял я.
      - Поздравляю, - объяснил он. - Ты в порядке. А мне сказали...
      - Кто? - перебил я.
      - Диктор телика.
      На моём лице, вероятно, появилось такое изумление, что Пацюк продолжил:
      - Убит выстрелом в упор. Лицо, как его... обезображено.
      - Э... Не я. - Я тоже зачем-то перешёл на краткий стиль разговора. Как узнал, что я там был?
      Пацюк на секунду прикрыл глаза, а когда открыл их, они были холодны, как студёная ночь.
      - Земля слухом полна.
      - Это точно, - согласился я, ибо понял, что больше он ничего не скажет. И перешёл к другой теме. - Володя, не откажи в любезности. Сколько стоит килограмм того металла?
      - Тебе зачем? - Пацюк стал, кажется, смягчаться.
      - Из гуманных соображений. Хочу узнать, за что люди кровь проливают. Свою и чужую.
      - А ты сам каким путём уцелел?
      Похоже, в глазах Пацюка мелькнуло в тот момент что-то вроде восхищения.
      - Как тебе сказать... Хитрее других оказался. Так сколько стоит металл?
      - Молодец, - похвалил Пацюк. - Не посрамил. Сколько стоит... Пару таких институтов купить можно. И ещё на старость останется.
      - Пацюк! - заорал кто-то из другого конца коридора. - К телефону. Красноярск на проводе...
      Пацюк медленно сдвинулся с места, на ходу тиснул меня за плечо и пошёл прочь, неуклюже набирая скорость.
      А я довольно долго стоял и смотрел в окно на серую от пожухлой прошлогодней травы поляну. Я никак не мог привыкнуть к удивительной, всё объясняющей мысли, которая упорно лезла в голову. Наконец, отцепился от стены и пошёл в канцелярию.
      В канцелярии мне показали журнал учёта междугородных телефонных переговоров. Записи о звонке из посёлка Булунчук Ольхонского района в нём не было.
      - Почему же два дня назад вы мне передали, чтобы я с четырнадцати до семнадцати ждал вызов из Булунчука?
      - А что, вызова не было? - удивилась завканцелярией.
      - Не было.
      Тогда она перелистала другой журнал и нашла запись о том, что героический Булунчук в то утро никак не мог выйти на связь с канцелярией и передал свой вызов через телефон лаборатории спектроскопии. А лаборатория, в свою очередь, сообщила им.
      - Из какой комнаты вам звонили? У вас записано? - в нетерпении спросил я, ожидавший чего-то подобного.
      - У нас всё записано, - объяснила завканцелярией. - Звонили из комнаты двести четырнадцать.
      Круг замкнулся. В комнате двести четырнадцать работал Худорожков.
      * * *
      Зачем он послал мне ложный вызов? - думал я, поспешно шагая домой. По какой причине ему это понадобилось?
      То, что именно Худорожков заварил всю эту сатанинскую кашу, я понял сразу, как только Пацюк назвал цену металла. Не мог старший инженер пройти мимо такого жирного куска. И то сказать, какая шестёрка не мечтает стать тузом?
      Его не остановило даже то, что я сорвал первую попытку инсценировать ограбление собственной квартиры. Где-то на исходе ночи он взломал свою дверь и с упорством, достойным лучшего применения, ограбил сам себя. Но куда он дел металл?
      Конечно он понимал, что металл будут искать со страшной силой. И спрятать его надо было быстро и абсолютно надёжно. Ведь потом придётся отчитываться за каждые четверть часа потраченного времени, создавая себе алиби...
      Может быть, всё бы и закончилось более или менее благополучно, если бы треклятый Прейскурант не погорел с подаренным компьютером. Но отдать кореша в руки Билли Бонса Худорожков никак не мог, тот бы в руках шефа неминуемо во всём признался.
      А на самом пороге смерти Худорожков почему-то назвал шефу меня. Почему? И ещё: зачем он, всё-таки, послал мне этот ложный вызов?
      У дома всё было чисто. В квартире - тихо и спокойно. Самохе и прочим было, как видно, не до меня. В прихожей меня встретил кот и, сонно жмурясь, ожидал, когда я разденусь и пройду в комнаты.
      Я побродил немного по квартире и осторожно сел за свой письменный стол. Всё на нём было так, как раньше. В механическом календаре торчали мои ручки, слева - красная, справа - чёрная. Я хмуро покачал головой. Что-то в нём мне не нравилось. Постучав по столу пальцами, я потянул календарь к себе. Отчего он такой тяжёлый, зараза? Вынув из стакана перочинный нож, я аккуратно поскрёб лезвием чёрную поверхность. Всмотрелся.
      Из-под слоя краски сверкнул благородным цветом незнакомый серебристо-белый металл. Платина! Вот она, пропажа... Значит, я потрясающе угадал, когда сказал Самохе про календарь. Я не знал лишь, где его искать.
      И всё стало в жизни понятно? - спросите вы. Как бы не так, чёрт возьми... У кого бы теперь справиться, какая из случайностей: нелепая, счастливая или трагическая закрутила эту сумасшедшую карусель? Много бы я дал, чтобы знать. Подскажите, что теперь делать?