Однако вслушиваться в милый лепет было некогда. Здесь у нас полным ходом готовились ответственные переговоры.
      Объявив - с момента своего появления - всеобщий мораторий на силовые действия, шеф принудил Серого снять с меня наручники и велел подать из кухни кофе. Вместе с кофе мигом явился и Самоха.
      Но тут выяснилось, что шеф имел совсем другие намерения.
      - Серый, - сказал он, - проводи Эмму в подвал. Пусть возьмёт там, что ей надо. Десять пакетов. Ты, Самоха, посиди на кухне, покарауль... Вдруг принесёт кого-нибудь нелёгкая. Мы пока поговорим.
      Что-то неуловимое скользнуло по лицу Самохи, будто тучка какая-то пробежала, но он встал и вышел в коридор. Вместо него в комнату походкой манекенщицы вошла дама, именуемая Эммой, в длинном чёрном платье, облегающем тело.
      - Приятного аппетита, - пожелала она и взглянула на меня. Однако, этакая зараза... Между прочим то, что сверкало в разрезах её шикарного платья, заслуживало пристального внимания. Но рядом сидел шеф. Ах, скорее всего, дразнит она своего хозяина, подумал я и благовоспитанно наклонил голову в полупоклоне.
      Ладно, подразним вместе.
      Серый дёрнулся со стула, сказал отрывисто:
      - Пошли!
      И вышел в дверь. Настроение у него явно упало.
      - Смотри там... без шуток, - сонным голосом предупредил шеф.
      Эмма повела плечами, Серый не среагировал.
      Дверь, наконец, закрылась. В комнате мы остались вдвоём.
      - Ну, - сказал шеф, - я слушаю.
      В ответ я молчал.
      В моих деловых отношениях с этим Билли Бонсом явно чего-то недоставало. Какой-то изюминки. Это было опасно, он мог заподозрить неладное.
      Прошло несколько секунд.
      - Никак в молчанку решил поиграть? - удивился шеф.
      - Нет, - ответил я и потёр пальцами кисти рук. - Думаю.
      - У тебя время было. Думай скорей.
      - Сомнения одолевают...
      - Ну-ну?
      Он ободряюще кивнул, как кивает учитель штатному двоечнику, от которого ожидает получить после хорошей подсказки правильный ответ.
      Ответ был такой:
      - Не запрягай раньше времени. Мне кое-что непонятно. Какие у тебя права на этот металл?
      - Вот как даже... - произнёс шеф и посмотрел на меня с усмешкой. Ожил за ночь?
      - Да не в том дело, что ожил... Я понимаю, права у того, кто сильней. Но всё-таки: твой это металл или не твой? Скажи, ты же ничего не теряешь.
      - Ага, совесть тебя мучает, - определил шеф. - Отдаёшься и не знаешь, хорошему человеку или нет. А где была твоя совесть, когда ты в чужой квартире хапнул этот... ценный предмет?
      Я молчал, глядя мимо него.
      - Успокойся: металл - наш. С нашего рудника. Нашими людьми сделан. Так что плюнь на свои сомнения и разотри. Давай вести разговор по делу. Согласен? Или нет?
      - Согласен. Только... Не обессудь, ещё один вопросик. Последний. За что Худорожкова убили? Он же ваш человек. Я прав?
      Билли Бонс посмотрел на меня пристально.
      - А чтобы не темнил. Я этого не терплю, учти на будущее. Всё?
      - Нет, но я же сейчас исповедоваться начну, а ты на такой пустяковый вопрос ответить не хочешь. Это несправедливо...
      Шеф внезапно рассмеялся.
      - Давно здесь никто за справедливость не базарил... Тебе что, от этого легче станет? Ну ладно, ладно... Есть такой, в чемоданчике сделанный, компьютер, как его...
      - Ноутбук.
      - Ага. У Худорога такой бук был и пропал после бомбёжки его квартиры. А засекли этот бук у Прейскуранта...
      - Кто это?
      - Его кореш. И Худорог отказался говорить, куда Прейскурант слинял.
      - А я тогда при чём? - взвился я. - Если ноутбук у Прейскуранта!
      - А! Так ты тут вообще ни при чём, - значительно промолвил шеф и на губах его стала медленно проступать змеиная улыбка.
      Дьявольщина! Я же сам признался...
      - Нет, ну... я не отказываюсь. Что было, то было. Но какая сволочь на меня настучала?
      - А вот Худорог и настучал. Перед тем, как дуба дать. Жить ему сильно хотелось, он и признался, что у тебя должен быть металл, ты взял его. И очень просил его живым оставить. Но поздновато уже было... Так что все претензии - к нему.
      - Шеф, такого не может быть, - промямлил я.
      - Всё, всё, дискуссию отменяю! - рявкнул шеф. - Начинай каяться, время идёт.
      Я кивнул, потёр лоб и начал вдохновенно врать.
      Впрочем, не сразу. Вначале я, как и положено уважающему себя заложнику, запросил гарантий безопасности. Тут вдохновенно врать начал шеф. И я получил в ответ то, что и ожидал услышать: клятвенные заверения в том, что как только металл будет с моей помощью найден, так сразу... И ни одной лишней минуты. Ему, шефу, не нужна дополнительная обуза. Зачем? Какие глупости! И он человек, в конце концов, он всё понимает...
      Посомневавшись в этих словах, я всё-таки расслабился и рассказал далее, что, проникнув ранним утром - через балкон! - в квартиру Худорожкова, я нашёл предмет, о котором мне сказал заранее сведущий человек, и ушёл через дверь.
      - Как выглядит предмет? - строго перебил шеф.
      - Небольшая металлическая модель самолёта типа МИГ-29. Или Эф-17, чёрт их поймёт, - отвечал я, не моргнув глазом. - Тяжёлая, зараза.
      - Кто тебе о ней сказал?
      Пропустив этот вопрос мимо ушей, я рассказал далее, что первой же ранней электричкой уехал в западном направлении и вышел на остановке "Разгон". Там расположена экспериментальная база НИИГЕОПРОМа. Пройдя к инженерному корпусу - одноэтажному кирпичному зданию, я покружил вокруг него и нашёл незапертое окно, ведущее в кладовую со старыми приборами. Я влез в него с похищенным предметом и спрятал его, предмет, в корпус старого электрического генератора стандартных сигналов, выкинув предварительно из генератора пару громоздких ламп. Чтобы не мешали. Далее моё враньё свелось к конкретным, но ложным указаниям: генератор стоит, м-м... на южном стеллаже кладовой старых приборов, на третьей полке снизу, э-э... на западном её конце. Сверху на него поставлен задрипанный частотомер. Всё.
      Шеф помолчал и посмотрел на меня, не мигая. Наконец, произнёс:
      - Складно врёшь. Продолжай дальше.
      - Хе! - сказал я скорее удивлённо, чем возмущённо. - Поезжай и проверь. Это недолго сделать.
      - Проверю. Я свои сомнения всегда проверяю, на этот счёт будь спокоен. Но ты совсем не понимаешь моей проблемы: я должен узнать всё. Как ты вышел на этот товар? Через кого? Кто тебе помогал? Кто вообще знает об этом? С меня спросят.
      - Ого-го! - только и сказал я.
      Шеф стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
      - Всё это я могу получить от тебя любым способом: добром или против твоей воли. Это в моей власти, но мне, вообще, без разницы. Выбирай сам.
      - Шеф, - сказал я, смягчая голос, - может, я рассуждаю нелогично, но я рад, что тебе это надо. Это и есть гарантия моей безопасности. Будем говорить прямо: я ни на грош не верю твоим словам. Я даже не был до сих пор уверен, что доживу до сегодняшнего вечера. Но теперь я убеждён, что до твоего возвращения просуществую безбедно. Береги меня, как зеницу ока, и как получишь в руки этот... предмет - выколачивай остальную информацию. А сейчас я ничего тебе не скажу. Упрусь. Потому что я жить хочу. Не меньше Худорожкова.
      Во время этого монолога шеф смотрел на меня, не отрываясь, странным взглядом, как смотрит сидящий на цепи волкодав на глупого прохожего, прикидывая, хватит ли длины цепи на прыжок. Когда я замолк, он сказал:
      - Ага, ты хочешь жить. Очень хорошее желание. Гарантии хитрые даже нашёл для себя. А где мои гарантии? Что ты не водишь меня за нос. Не знаешь? Погоди! - остановил он меня властно. - Я их тоже нашёл. Вот мои гарантии: если по твоей вине я не найду то, что ищу, я похороню тебя собственноручно. Живым похороню, понял? Положу живым в гроб, что внизу стоит, и закопаю на кладбище. Где-нибудь с краю. Когда ты там, в гробу, очнёшься, ты будешь уже в могиле. И умрёшь не как все нормальные люди, а после своих похорон. Уразумел? Таково моё слово.
      Жутковатое это было слово. Оказаться живым в могиле...
      - А что, хоронил уже таким способом? - внезапно охрипнув, спросил я.
      - Нет. Но сумею. Другие хоронили.
      - Миленький способ. Живые трупы бьются в своих гробах, пытаясь выбраться наружу...
      Шеф, однако, ничего не ответил. Шеф посмотрел на меня ещё раз проницательно, встал и открыл двери гостиной. Давая понять, что беседа наша закончена.
      Далее всё стало на свои места: меня отправили в пустую комнату для пленников, а компания из трёх мужчин и одной женщины, довольной каким-то подарком, устроилась на кухне слегка повеселиться. Подальше от моей кислой физиономии.
      Впрочем, через некоторое время женщина появилась в моей комнате и спросила, не голоден ли я. Я изумился. Вид она имела несколько жеманный, великолепной формы ножки были выставлены напоказ.
      - Спасибо, добрая женщина, - молвил я, обольстительно улыбаясь изо всех сил. - Поесть я люблю при любых обстоятельствах.
      - Настоящий мужчина, - отметила она. - Принести тебе чего-нибудь перекусить?
      - А тебе меня жалко? - спросил я, не переставая улыбаться.
      Она рассмеялась.
      - Голодного мужика всегда жалко.
      - Вот настоящая женщина! - отблагодарил я. - Без эмансипации. Принеси обязательно. Из твоих рук я с наслаждением... - Тут я решил, что не лишне было бы поплакаться. - Вот твои друзья - люди суровые. У них на меня зуб нарисован. Ни за что.
      - Все говорят, что ни за что, - возразила женщина, поправляя одной рукой причёску. После чего снисходительно улыбнулась, сделала очаровательные глазки, но не мне, а как бы кому-то за моей спиной, крутанула бёдрами, взвихрила подол и упорхнула.
      Через три минуты я, как уважаемый белый человек, сидел за столом в гостиной, а великолепная Эмма расставляла на нём что-то съедобное. Из кухни доносились приглушенные мужские голоса и тонкий аромат коньяка плыл по квартире. Шеф спешил нормализовать свои отношения с коллегами, слегка подпорченные уединением со мной.
      - Кушай, - полушёпотом сказала Эмма. - Подкрепляйся.
      - В другом бы месте...
      Я попытался придержать её за талию, но она позволила это сделать всего лишь на краткую секунду. После чего исчезла в дверях.
      Я посмотрел ей вслед, встал со стула и, не обращая внимания на еду, принялся внимательно оглядывать гостиную.
      Минуты через три я нашёл то, что искал; он стоял на шкафу у двери в мою комнату за каким-то пакетом, длинный круглый электрический фонарь с большим, мощным рефлектором.
      Сделав стойку наподобие охотничьей собаки, я прислушался: в кухне текла неспешная беседа, перебиваемая звяканьем ложек и стаканов. Там много пили и плотно ели. Сделав три бесшумных шага, я схватил фонарь и осторожно опустил его за диван, между стеной и спинкой. После этого сел за стол и принялся поглощать что-то вкусное; впрочем, совершенно не замечая вкуса.
      Теперь надо дождаться ночи. Кажется, впереди забрезжила надежда.
      * * *
      Днём, после ухода шефа и Эммы, дежурил Серый, а Самоха спал в маленькой комнате. Я же лежал на своей многодумной кушетке и мыслил, никому не мешая.
      От горестных мыслей трещала голова. Старший инженер Худорожков, оказавшийся этаким мерзавцем, подложил мне свинью. За что? А за всё доброе, что между нами было. Нелепость... Впрочем, так подло это всё выглядит потому, что я упускаю из виду важное обстоятельство: Худорожков медленно умирал, его казнили за что-то; он знал, что его убьют, и хотел спастись. В таком состоянии человек не склонен раздумывать о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Но за что, однако, его убивали эти добрые люди? За пустяк: за то, что он отказался предать своего друга. Как ни крути - героический поступок. По отношению к другу. А по отношению ко мне? Хм...
      Но какие претензии имели к этому, как его... к Прейскуранту милейший Филарет Назарович и компания? Серьёзные, по всей вероятности. Он подозревался в том, что ограбил квартиру своего друга и, следовательно, упёр из неё тот самый металл. Фу, какой некрасивый поступок... А тогда какого чёрта старший инженер прикрывал этого типа? Да ещё за мой счёт. Нехорошо...
      Пожалуй, всё это нагромождение событий выглядит абсурдно. В таком случае, не врёт ли мне достойнейший Филарет Назарович, описывая их? Сие вполне возможно.
      А может, всё обстояло гораздо проще? Худорожков действительно не знал, где мог скрываться Прейскурант, но убедить в том шефа не смог; и тогда его стали допрашивать с пристрастием. Тут он вспомнил про меня... Не во-время.
      Кстати, а ведь шеф сходу проглотил описание модели самолёта МИГ-29 из стратегического металла. Хоть это моё вранье пошло, кажется, мне на пользу. Пустячок, но приятно.
      Я немного повеселел. И весь оставшийся световой день усиленно отдыхал, готовясь к предстоящим событиям.
      Начинать надо в ночь. Ждать пассивно, когда здесь появится разъярённый шеф, означало ждать безропотно собственную смерть. Тяжёлую или легкую оставалось лишь гадать. Но я не хочу ни ту, ни другую... Не хочу, отвалите от меня, злодеи!
      Время шло. Стемнело. В окне засветились морозные звёзды. В улицы и переулки заползала тёмная ночь.
      Власть в конспиративной квартире сменилась. Спать пошёл Серый. А инспектировать комнату с пленником явился ловкий, высокий, белобрысый и бесстрашный амбал по кличке Самоха. Надёжный и непродажный член российской Козы, как её там... ностры.
      - Самоха, - начал я издалека, по мере возможности усыпляя его бдительность, - ты знаешь, где я работаю?
      - Устроить к себе на работу хочешь? - не моргнув глазом, поинтересовался Самоха.
      - А что, пойдёшь? Дак там и грабануть некого, - удивился я.
      - Как знать... - засомневался собеседник. - Устроишь - проверим.
      Пообсуждав ещё в таком же духе эту актуальную тему, мы перешли к следующей, не помню какой, но и на ней не слишком задержались. А потом я сказал то, ради чего затеял этот трёп:
      - Ты здравомыслящий человек, Самоха. Скажи, во сколько ты оценишь вот этот металл... который шеф искать поехал?
      - Что? - Самоха удивился аккуратно, как хорошо воспитанный человек.
      - Ну дороже моей жизни, например?
      - Дороже. Сам об этом знаешь.
      Он посмотрел чуть насмешливо.
      - И дороже жизни того, который спрятан внизу, - присовокупил я. - А в валюте?
      - Тебе зачем?
      - Ну... имею богатство, но не знаю его стоимость.
      Я выражался двусмысленно и неосторожно. Самоха смотрел исподлобья и выжидающе.
      - Да у тебя же его нет. Зачем тогда стоимость?
      - А я знаю, где его взять.
      Самоха долго молчал и с хмурым видом рассматривал ногти на руке. Чем-то они ему, кажется, не нравились.
      - Шеф и возьмёт, - сказал он, наконец, осторожно, не отрывая от ногтей взгляда.
      - А ты бы не хотел взять?
      Самоха посмотрел на меня и ласково улыбнулся, как дальнему родственнику. Но глаза его не улыбались и были тверды, как камень.
      - Что-то ты темнишь, парень.
      - Темню, - согласился я и вздохнул.
      - Зачем?
      - С шефом не договорились. Он меня живым не выпустит.
      По безоблачному лицу Самохи явственно пробежала тучка. Он уразумел, какова цель разговора и понял, что его теперь не избежать.
      - Что, он так и сказал? - спросил он с вежливым любопытством.
      - Нет, не сказал. Но он не дал мне никаких гарантий, а мог бы. Не захотел. Дураку понятно.
      Самоха замолчал и стал качать ногой в ботинке. Ботинок был большим по размеру, но изящным по форме. Наверное, сшит на заказ.
      - Так сколько стоит товар?
      Тут Самоха, выведенный моей настырностью из терпения, поморщился, как от зубной боли, и спросил почти с отвращением:
      - Что ты хочешь?
      - Хочу отдать тебе металл. Взамен хочу остаться в живых.
      - А шеф?
      - Что шеф? Когда товар будет в твоих руках, шеф станет уже твоей проблемой. Не моей. Возьмёшь?
      Да, это была для него безумно трудная задача. Он сидел, нагнув голову и глядя исподлобья куда-то мимо меня. Потом вдруг весело и добродушно улыбнулся и сказал коротко:
      - Трёп!
      - Угу, - согласился я и с сожалением покачал головой. - Тогда слушай дальше. Шеф вернётся без товара. Злой. Товар находится здесь, в городе, но, скорее всего этой ночью его вывезут отсюда на запад. В неизвестный мне населённый пункт. Тогда вам его не догнать. Я тебе сейчас могу рассказать, где его можно перехватить, а ты сам решай, делать это или... или тогда уж объясняться с шефом. За то, что упустил.
      Думаю, это был неплохой нокдаун. Возможно, ему в жизни не доводилось решать такие головоломки. Он отвернул голову в сторону и не качал уже ногою в изящном ботинке, а бессмысленной рукой теребил складку брюк.
      - Откуда ты знаешь, что его ночью увезут?
      - Как же мне не знать? - скорбно удивился я. - Обыкновенная техника безопасности. Мы договорились, что если я вдруг исчезну... может же случиться... короче, если никаких сведений обо мне не будет, то он срочно вывезет товар из города и спрячет его у каких-то родственников. У него их навалом через каждые сто вёрст. Дурак он будет, если сегодня ночью не увезёт его. Скорым на запад, это всё, что я знаю.
      - Скорым на запад! - как эхо повторил Самоха. - Кто повезёт?
      - Один мой приятель. Заметь, я только тебе это говорю!
      - Да-да, - согласился он нетерпеливо. - Учту. Ещё бы ты молчал. Ты спохватился, что товар увезут и ты останешься с носом. Тогда тебе полная хана. Кто повезёт?
      Это уже было кое-что. И вселяло надежду на успех в моём предприятии. До сих пор, впрочем, всё шло хорошо, теперь надо закончить, ничего не испортив.
      - Прейскурант повезёт.
      - Где товар?
      - Но я же одному тебе! - возопил я. - Я же никому... Мне нужны гарантии.
      - Где товар?!
      Он вскочил со стула.
      - Время теряем, морда хитрая! О гарантиях будет разговор, когда я вернусь. Ну! Смотри, сам себя не перехитри, падла!
      Странная мысль пришла мне в голову. Обдумывать её было некогда и я сказал:
      - Я никуда металл не увозил. Я оставил его в квартире Худорожкова, только перепрятал. Так надёжней. Ты найдёшь у него два механических календаря до двух тыщ двадцать пятого года. Один - настоящий, из магазина, другой, такой же, выплавлен из вашего металла. Он лежит в комнате за диваном, между стеной и спинкой. Если ещё лежит, конечно.
      - Жди, - молвил Самоха, выслушав. - Вернусь - поговорим.
      Через десять минут, отдав ряд распоряжений Серому, Самоха убыл в неизвестном направлении. Оставив меня наедине с этим приятнейшим молодым человеком.
      Но перед его отъездом на руки мои предусмотрительно были одеты наручники. Что сильно уменьшило шансы на выигрыш в том деле, которое я задумал.
      Но делать теперь было нечего. Как говорил с трибуны великий перестройщик, вселяя в нас надежды - процесс пошёл.
      Полчаса я тихо лежал на жёсткой кушетке, собираясь с духом и прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за двери. Когда мой сторож протопал на кухню, я сел. Погипнотизировал взглядом розетку. Опустил скованные руки вниз и осторожно вытащил кусок алюминиевого провода, спрятанного в своё время в ботинок. Развернул его, встал и бесшумно подкрался к противоположной стене. Вытянув руки, резко ткнул оголённые концы его в гнёзда розетки...
      Из розетки брызнуло пламя. Раздался мощный треск, свет мгновенно погас, а я неведомым путём очутился на середине комнаты.
      - Ё... твоё... хр... тр... - рявкнул из кухни Серый. - Что случилось, нах?
      - Ё... твоё... - отвечал я. - Почём я знаю? Что-то в стене сверкнуло!
      - В стене?! - изумился Серый.
      - Ну. Что делать-то?
      - Стой на месте, - распорядился Серый, но вдруг забеспокоился: Ложись на пол!
      - Щас! - отвечал я. - Уже под кушетку лезу.
      - Ложись! - заорал он, подвигаясь, если судить по голосу, в коридор. Ложись и стучи руками по полу. Чтоб я слышал!
      - Дурачок ты, Серенький! Темноты боишься? Уже и штаны, небось, обмочил, - отомстил я за прошлое. - Чего попусту орёшь? Закрой дверь в мою комнату и приставь что-нибудь. И иди на лестницу, переключай на щите автоматы.
      - С места сдвинешься - на звук стрелять буду, - буркнул на всякий случай Серый, уступив пока моему хамству. До исправления аварии, надо полагать.
      В темноте зашуршали шаги, дверь в комнату захлопнулась, с той стороны к ней с грохотом был приставлен стул. Довольно долго во мраке раздавались какие-то таинственные шорохи, а потом послышался приглушенный голос, поминавший порядки в этой идиотской квартире, добрейшего Самоху и всех его родственников, имевших отношение к рождению и воспитанию этого козла...
      Серый обнаружил, что фонарь исчез.
      Далее я не слушал. Я приступил без помех к действиям.
      Прежде всего я проверил, на месте ли провод. Потом ощупью нашёл стул, стал на него и, когда загремели замки и засовы на входной двери и Серый выполз на лестничную площадку, стал скрюченными кистями откручивать лампочку в комнате.
      Вскоре снова пыхнуло пламя из стены, что-то щёлкнуло, за дверью на мгновенье мелькнул свет и опять всё погрузилось в темноту.
      - Серый! - завопил я. - Не торопись! Пожар устроишь. Подожди три минуты, пусть автоматы остынут.
      Что оставалось делать Серому? Что прикажете делать, если вообще нет никакого выбора? Естественно, он стал ждать, когда остынут эти треклятые автоматы, будь они неладны...
      Пока он ждал, я откинул ковёр и поднял крышку люка, выдернул провод из розетки и полез осторожно в подвал.
      Свет, в конце концов, зажёгся. Прогремели опять замки и засовы. Защёлкал выключатель в моей комнате, но лампочка от этого не загорелась.
      Я стоял в подвале под лестницей, прикрытый нависавшим карнизом, и грел в руках металлический диск.
      Серый начал с воплей.
      - Конус! - орал он вполне доброжелательно, чтобы не запугать меня. Ты где? Вылезай, ядрёна Матрёна! Пасть порву! - тут он начал свирепеть. Вот сука подлая. Тебе сколько раз говорить? Ну?
      Понукания не помогали. Я молчал.
      - Ты что, в шкаф сунулся? - в голову его пришла, видимо, новая мысль. - Попробуй только. Наркоман херов!
      Ага, вот что за шкаф стоит в подвале...
      Довольно долго он уговаривал меня, подкрепляя уговоры яркой лексикой. Наконец, выдав последнее предупреждение, затих.
      Значит, от уговоров решил перейти к действиям.
      Я замер, не дыша.
      Подкрался к люку он совершенно бесшумно. У края прямоугольника, подсвеченного отражённым светом из коридора, появилась голова. Серый, как молчаливый призрак, уставился неподвижным взглядом в темноту прямо под собой. Он не мог видеть даже очертаний моей головы, полускрытой лестницей, но я на всякий случай отвёл глаза. Вдруг он такой чувствительный, что среагирует на взгляд из темноты...
      Серый продолжал наблюдать неподвижно.
      Наконец он понял, что сколько бы ни смотрел в эту густую черноту, увидеть ничего не сможет. Нужен свет. Беспокойно шевельнувшись, он снова замер, прислушиваясь, и решил, наконец, довериться обманчивой абсолютной тишине. Всем телом он повис над люком и опустил руку вниз, отыскивая сбоку кнопку, включающую в подвале лампу.
      Чуть присев, я швырнул двумя руками метательный снаряд вверх между ступенями лестницы. Вверху что-то хряснуло, потом бравый представитель преступного мира издал невнятный глухой звук и рухнул вниз головой, пересчитывая спиной ступени.
      * * *
      Отчаянно громко скрипел под ногами снег, когда я крупной рысью уходил в морозное ночное пространство.
      Повезло? Братцы, везёт сильнейшему.
      Удалившись на значительное расстояние от конспиративной квартиры, я постепенно обрёл ясную голову и начал действовать осмысленно.
      Вначале определился на местности: оказывается, я находился в районе городского ипподрома, который посещал время от времени в прошлом. И потому с трудом, но разобрался, где нахожусь. А разобравшись, выбрал правильное направление движения и вскоре благополучно прибыл в родимый академгородок, несмотря на редкое, как дождь в пустыне, появление на ночных улицах муниципального общественного транспорта.
      Мафию недооценивать опасно и поэтому домой я не пошёл. Чтобы не светиться, если вдруг поблизости торчат люди капитана Мяздрикова. Но как связаться с женой? Дело осложнялось тем, что ни один телефон-автомат в нашем жилом массиве не работал с начала экономических реформ в стране. Потому что отроки, проживавшие в соседнем жилом массиве, именуемом Нахаловкой, аккуратно обрезали исправные телефоны и уносили их с собой. Не думаю, чтобы они таким способом хотели телефонизировать свою малую родину. Просто это был их бизнес: детишки самостоятельно зарабатывали на вино, табак и женщин.
      Зная аккуратность юных бизнесменов, я не стал ходить по пустынным улицам в поисках нормального телефона, но сделал попытку проникнуть в общежитие аспирантов. Попытка оказалась удачной, ибо чопорные аспиранты в обыденной жизни были разгильдяями и частенько оставляли вход в общежитие незапертым на всю ночь. А на третьем этаже общежития, на лестничной площадке до сих пор висел на стене телефон. Живой...
      Поблагодарив судьбу, я набрал номер. Несмотря на мои настойчивые уговоры, жена, конечно, сразу заплакала. Но скоро взяла себя в руки и вняла моей просьбе немедленно одеться и уходить из дому, чтобы переночевать у подруги, жившей в соседней многоэтажке. Если за квартирой следят, рассудил я, то брать по дороге её не будут, зачем? Лучше узнать, к кому она идёт тёмной ночью. А когда, в конце концов, выяснится, что я только что совершил побег при отягчающих обстоятельствах, то взять её в заложники будет трудно, по крайней мере этой ночью: в той трёхкомнатной квартире живут двое мужиков отнюдь не робкого десятка. Это был неплохой вариант.
      - Кстати, где наш кот? - вспомнил я неожиданно.
      - Дома, - отвечала жена удивлённо. - Ночью пришёл и орал под дверью. Ты что, выпускал его на улицу?
      - Потом расскажу, - пообещал я.
      И, довольный таким поворотом дела, я вышел из общежития аспирантов, огляделся, свернул за угол и канул в ночной темноте.
      * * *
      На следующий день город был потрясён кошмарным событием, случившимся этой ночью.
      Произошло вот что. На исходе ночи дежурному городского отдела милиции позвонил мужчина, отказавшийся себя назвать, и сообщил, что в доме семнадцать дробь шесть по улице Ушаковской в квартире один хранится большое количество наркотиков. Мужчина описал, как найти вход в подвал, ведущий прямо из квартиры, но от продолжения разговора отказался. Определитель телефонных номеров показал цифры, соответствующие номеру одного из квартирных телефонов в доме по улице Фурье. Пожилой дежурный с подозрением посмотрел на пульт, покачал головой, сказал: "Туфта!" и принялся докладывать о телефонном звонке заместителю начальника отдела.
      Через четыре минуты на улицу Фурье ушла машина с дежурным экипажем, но вскоре вернулась. Старик и старуха, проживавшие в квартире с зафиксированным телефоном, никуда этой ночью не звонили, гостей у себя не принимали; милицию сильно испугались и ничего путного по делу сказать не могли.
      А через восемнадцать минут со двора отдела выехал служебный автобус, развернулся и покатил в сторону реки Ушаковки. В автобусе сидели несколько человек в бронежилетах, касках и с автоматами.
      Однако, вместо автоматов им вскоре понадобился автоген, чтобы открыть дверь квартиры. Она была пуста, если не считать мужского трупа, лежавшего в одной из комнат. У мужчины была повреждена грудная клетка и обезображено выстрелом в упор лицо.
      В подвал проникнуть оказалось непросто. Когда откинули ковёр и легкомысленно потянули дверцу, прорезанную в полу, из подвала громыхнул взрыв...
      Омон разметало по комнате. Один человек получил тяжёлые ранения и скончался на месте, двое других отправлены были в реанимацию. И после взрыва угол дома начал оседать и проваливаться...
      Короче, когда эвакуировали жителей и проникли, наконец, в подвал, там нашли ещё один труп. С полуобгоревшей бородой и усмешкой на мёртвых губах.
      Нехорошей оказалась, однако, эта квартирка...
      * * *
      Обо всём вышесказанном я узнал днём из теле и радиосообщений, пребывая в гостях у одного доброго и отзывчивого человека - не буду уточнять, у кого именно. Важно для нашего правдивого повествования лишь то, что он был большим докой по части телефонной связи.
      Отдыхая от пережитых волнений, я одиноко бродил по пустой квартире, смотрел телевизор и думал о разных пустяках.
      Спешил, значит, Самоха, отстранённо думал я, рисуя в воображении картину дальнейших событий в конспиративной квартире. На исходе было время и потому судьба Серого решена была быстрым и надёжным способом. Да и Самохину ошибку, совершённую в тот вечер, выстрел этот упрятал поглубже. Нет свидетеля - нет и ошибки...
      Беспокоило меня, однако, то, что я добровольно взял на себя роль квартирного вора. Конечно, вынудили сделать так суровые обстоятельства, но всё равно неприятно. Кто знает, каким боком это может повернуться. Но кто же, в самом деле, "взял" квартиру Худорожкова? То, что ноутбук старшего инженера оказался у какого-то Прейскуранта, вовсе не является неопровержимой уликой. Причин для объяснения такого факта можно найти множество. И смерть Худорожкова, кстати, тоже можно объяснить многими причинами: не решился отдать на расправу товарища, или не знал, где он прячется и не смог убедить в том Билли Бонса, а может, просто Билли Бонс встал в тот день не с той ноги... Всё это равновероятно. Тогда с чего начать размышления?
      Начал я с такого утверждения: люди в своих поступках всегда руководствуются какой-то логикой. Хорошо, положим, что все действующие лица этой драмы совершали логичные поступки. Гм... Но логика поступков бывает разной, читатель. У хорошего человека она одна, у плохого - другая... А каким человеком был Худорожков? Как бы он поступил в том или другом случае? Вот чертовщина... Не бывает только плохих или только хороших людей. Всё это теория. Для пользы дела надо бы держаться ближе к практике. Вот, к примеру, практический вопрос: какова стоимость пропавшего куска металла? Впрочем, нужно ли мне это? Кажется, нужно...