– Почему это так, дон Хуан?
      – Никто не знает. Просто это тот способ, каким люди являются в этом особом виде «видения».
      Он добавил, что каждая черта в грибовидном образовании имеет особое значение, что для начинающего невозможно точно истолковать, что и что значит.
      Затем у меня было озадачившее меня воспоминание. Несколькими годами ранее в состоянии необычной реальности, вызванном приемом психотропных растений, я испытал или ощутил, глядя на водный поток, что ко мне плыли пузырьки, которые заглатывали меня. Те золотые пузырьки, которые я только что видел, летели ко мне и охватывали меня точно таким же образом. Фактически я мог сказать, что и те и другие пузырьки имели одинаковую структуру и одинаковый паттерн.
      Дон Хуан выслушал мои комментарии без интереса.
      – Не трать свою силу на мелочи, – сказал он. – ты имеешь дело с бесконечностью тем.
      Движением руки он указал в сторону чапараля. – Если ты превратишь это величие в разумность, то ничего из этого не получишь. Здесь окружающее нас – сама вечность. И заниматься тем, чтоб уменьшать ее до управляемой чепухи, не только глупо, но и вредно.
      Затем он настоял на том, чтобы я попытался «увидеть» другого человека из круга моих знакомых. Он сказал, что когда видение закончится, я должен постараться раскрыть глаза сам и пробиться на поверхность до полного осознания окружающего.
      Я добился успеха в том, чтоб удержать вид другой грибообразной формы, но в то время, как первая была желтоватая и небольшая, вторая была беловатой, крупнее и более плотной.
      К тому времени, как мы закончили разговор о тех двух формах, которые я «видел», я позабыл о «бабочке в кустах», которая настолько меня занимала совсем недавно до этого. Я сказал дону Хуану, что меня удивляет, что я способен с такой легкостью отбрасывать нечто действительно необыкновенное. Казалось, я стал не тем лицом, которого я знал всегда.
      – Не понимаю, почему ты устраиваешь из этого такой шум, – сказал дон Хуан.
      – Всегда, когда диалог прекращается, мир разрушается и необычные грани нас самих выходят на поверхность, как если бы они где-то содержались под усиленной охраной наших слов. Ты такой, какой ты есть, потому что ты говоришь это себе.
      После короткого отдыха дон Хуан попросил меня продолжать «вызывать» друзей. Он сказал, что важным пунктом здесь является постараться «видеть» так много раз, как только возможно для того, чтобы установить мостик для чувства.
      Я вызвал тридцать двух человек по очереди. После каждой попытки он требовал тщательного и детального описания всего, что я ощутил в своем видении. Однако, он изменил эту процедуру когда я стал более удачливо выполнять ее. Судя по тому, что я останавливал внутренний диалог на несколько секунд, и потому, что я восстанавливал обычную деятельность без всякого перехода, я заметил это изменение в то время как мы обсуждали окраску грибовидных образований. Он уже указал на то, что окраска, как я ее называл, была не окраской, а сиянием различной интенсивности. Я уже собирался описать желтоватое сияние, которое только что видел, когда он прервал меня и точно описал, что именно я «видел». Начиная с этого момента, он описывал содержание каждого видения не так, как если бы он понял, что я сказал, но как если бы он «видел» его сам. Когда я попросил его прокомментировать это, он просто отказался говорить об этом вообще.
      К тому времени, как я закончил вызывать тридцать двух человек, я сообразил, что «видел» большое разнообразие грибовидных форм и сияний, и испытал большое разнообразие чувств по отношению к ним, начиная от тихого восхищения, кончая откровенным отвращением.
      Дон Хуан объяснил, что люди наполнены образованиями, которые могут быть желаниями, печалями, заботами и т.д. Он сказал, что только очень могучий маг может расшифровать значения этих образований и что я должен быть доволен тем, что просто вижу общую форму людей.
      Я устал. Было что-то утомительное в этих странных формах. Моим ощущением в целом была неприятная усталость. Она мне не нравилась. Она заставляла меня чувствовать себя пойманным и обреченным.
      Дон Хуан скомандовал мне писать для того, чтобы рассеять ощущение мрачного настроения. После долгого молчания, в течение которого я не мог ничего писать, он попросил меня вызвать тех людей, которых он сам будет выбирать.
      Появилась новая серия форм. Они не были похожи на грибы, но похожи более на японские чашечки для сакэ, перевернутые вверх дном. У некоторых было образование, похожее на голову, как ножка у чашечки для сакэ, другие были более округлыми. Их очертания были приятными и спокойными. Я чувствовал, что в них заключалось какое-то врожденное чувство счастья или что-то вроде этого. Они парили, как бы не связанные с земным тяготением, которое приковывало к себе предыдущие формы. Каким-то образом уже один этот факт ослабил мою усталость.
      Среди тех людей, которых он выбрал, был его ученик элихио. Когда я вызвал видение элихио, я ощутил толчок, который выбросил меня из состояния наблюдения. Элихио был длинной белой формой, которая дернулась, и, казалось, прыгнула на меня. Дон Хуан объяснил, что элихио очень талантливый ученик и что он без сомнения заметил, что кто-то «видит» его.
      Другим в выборе дона Хуана был Паблито, ученик дона Хенаро. Потрясение, которое дало мне видение Паблито, было еще больше, чем потрясение от элихио.
      Дон Хуан так сильно смеялся, что слезы потекли у него по щекам.
      – Почему эти люди имеют другую форму? – спросил я.
      – У них больше личной силы, – заметил он. – как ты мог заметить, они не привязаны к земле.
      – Что им дало такую легкость? Они что такими родились?
      – Мы все рождаемся такими легкими и парящими. Но становимся прикованными к земле и застывшими. Мы сами себя делаем такими. Поэтому можно, пожалуй, сказать, что эти люди имеют другую форму, потому что они живут как воины. Однако это не важно. Что сейчас важно, так это то, что ты подошел к грани. Ты вызвал сорок семь человек. И тебе осталось вызвать только одного, чтобы завершить полностью первоначальные сорок восемь.
      В этот момент я вспомнил, что несколько лет назад он рассказывал мне в разговоре о магии зерна и о колдовстве, что количество ядрышек зерна, которые имеет маг, составляет сорок восемь. Он никогда не объяснял почему. Я спросил его вновь, почему сорок восемь.
      – Сорок восемь – это наше число, – сказал он. – именно оно делает нас людьми. Я не знаю, почему. Не трать свою силу на идиотские вопросы.
      Он поднялся и потянулся руками и ногами. Он сказал, чтобы я сделал так же. Я заметил, что на востоке появилась светлая полоска неба. Затем мы сели и он приложил свой рот мне к уху.
      – Последний человек, которого ты собираешься вызвать, это Хенаро, настоящая звезда, – прошептал он.
      Я почувствовал волну любопытства и возбуждения. Я прошел через все требуемые ступени. Странный звук с края чапараля стал живым и приобрел новую силу. Я почти забыл о нем. Золотые пузырьки охватили меня, а затем, в одном из них я увидел самого дона Хенаро. Он стоял передо мной, держа шляпу в руке. Он улыбался. Я поспешно раскрыл глаза и уже собирался заговорить с доном Хуаном, но прежде чем я успел сказать слово, мое тело отвердело как доска. Все волосы у меня поднялись торчком, и я долгое время не знал, что делать или что сказать. Дон Хенаро стоял прямо передо мной. Лично!
      Я повернулся к дону Хуану. Он улыбался. Потом они оба громко расхохотались. Я тоже попытался смеяться, но не смог и поднялся.
      Дон Хуан дал мне чашку воды. Автоматически я выпил ее. Я думал, что он плеснет мне воды в лицо, но вместо этого он опять наполнил мне чашку.
      Дон Хенаро почесал голову и скрыл усмешку.
      – Разве ты не собираешься поздороваться с Хенаро? – спросил дон Хуан.
      От меня потребовались грандиозные усилия для того, чтобы организовать свои мысли и чувства. В конце концов я пробормотал дону Хенаро какие-то приветствия. Он поклонился.
      – Ты звал меня, не так ли? – спросил он улыбаясь. Я выразил свое удивление от того, что вижу его стоящим тут.
      – Он звал тебя, – вставил дон Хуан.
      – Что ж, вот и я, – сказал дон Хенаро. – что я могу тебе сделать?
      Медленно мой ум, казалось, организовался. И, наконец, ко мне пришло внезапное озарение. Мои мысли стали кристально чистыми, и я понял, что в действительности произошло. Я рассуждал, что дон Хенаро гостил у дона Хуана. И как только они услышали, что моя машина приближается, дон Хенаро убежал в кусты и оставался там, прячась, пока не стемнело. Я считал доказательства убедительными. Дон Хуан, поскольку это он, без сомнения, подстроил все дело, время от времени давал мне намеки, развертывая таким образом спектакль. В нужное время дон Хенаро дал мне заметить свое присутствие, а когда дон Хуан и я шли обратно к дому, он шел позади нас самым очевидным образом, чтобы увеличить мой страх. Затем он ожидал в чапарале и производил странные звуки, когда дон Хуан делал ему знак. Последний сигнал выйти из кустов должно быть был дан доном Хуаном в то время как мои глаза были закрыты, когда он попросил меня «вызвать» дона Хенаро. Тогда дон Хенаро, должно быть, поднялся на веранду и ждал, пока я открою свои глаза, чтобы испугать меня до потери сознания.
      Единственным несоответствием в моей логической схеме объяснения было то, что я действительно видел, как человек, прятавшийся в кустах превратился в птицу и что в первый раз я увидел дона Хенаро в золотом пузыре. В моем видении он был одет точно так же, как в действительности. Поскольку я не находил логического способа объяснить все несоответствия, то я заключил, как я всегда делал в подобных случаях, что эмоциональный стресс мог сыграть важную роль в определении того, что «я считал, что видел».
      Совершенно невольно я стал смеяться при мысли об их рассчитанной шутке. Я рассказал им о моих умозаключениях. Они раскатисто хохотали. Я честно считал, что их смех их выдает.
      – Ты прятался в кустах, не так ли? – спросил я дона Хенаро.
      Дон Хуан сел, держа свою голову обеими руками.
      – Нет, я не прятался, – сказал дон Хенаро терпеливо. – я находился далеко отсюда, а потом ты позвал, и я пришел повидаться с тобой.
      – Где ты был, дон Хенаро?
      – Далеко.
      – Как далеко?
      Дон Хуан прервал меня и сказал, что дон Хенаро оказал мне любезность и что я не могу спрашивать его, где он был, потому что он был нигде.
      Дон Хенаро стал на мою защиту и сказал, что все в порядке, и я могу его спрашивать о чем угодно.
      – Но если ты не прятался около дома, то где ты был, дон Хенаро? – спросил я.
      – Я был в моем доме, – сказал он с большой важностью.
      – В центральной Мексике?
      – Да. Это единственный дом, который у меня есть. Они взглянули друг на друга и опять расхохотались. Я знал, что они дурачат меня, но решил не копаться в этом вопросе дальше. Я подумал, что у них должна быть причина, чтобы производить такие сложные действия. Я сел.
      Я чувствовал, что я поистине раздвоился. Одна часть меня совсем не была шокирована и могла принимать любые поступки дона Хуана или дона Хенаро за чистую монету. Но была также другая часть меня, которая совершенно отказывалась. Это была моя самая сильная часть. Моим сознательным заключением было то, что я принял описание мира магами, которое мне дал дон Хуан, только на интеллектуальной основе, в то время как мое тело, как целостность, отказывалось от него. В этом и была моя дилемма. Но затем, с годами моей связи с доном Хуаном и доном Хенаро, я испытал необычайные явления, и это уже был опыт тела, а не интеллектуальный опыт. Немного ранее, этой же ночью, я выполнил «бег силы», который с точки зрения моего интеллекта являлся невообразимым достижением, и более того, у меня были невероятные видения, появлявшиеся по моему желанию без всяких подручных средств.
      Я объяснил им природу своей болезненной и в то же время оправданной затрудненности.
      – Этот парень – гений, – сказал дон Хуан дону Хенаро, качая головой в недоверии – ты ужасный гений, Карлитос, – сказал дон Хенаро, как бы передавая мне поручение.
      Они уселись по сторонам от меня, дон Хуан справа, а дон Хенаро слева. Дон Хуан заметил, что скоро будет утро. В этот момент я опять услышал зов бабочки. Он передвинулся. Звук шел с противоположного направления. Я посмотрел на них обоих, выдерживая их взгляд. Моя логическая схема начала распадаться. Звук обладал гипнотизирующей глубиной и богатством оттенков. Затем я услышал приглушенные шаги. Мягкие ноги, наступающие на сухую подстилку. Воркующий звук раздался ближе, и я прижался к дону Хуану. Он сухо велел мне «видеть» это. Я сделал огромное усилие не столько, чтобы угодить ему, сколько чтобы угодить себе. Я был уверен, что бабочкой был дон Хенаро, но дон Хенаро сидел рядом со мной. Но что же тогда было в кустах? Бабочка? Воркующий звук эхом отдавался у меня в ушах. Я не мог совершенно прекратить внутренний диалог. Я слышал звук, но не мог чувствовать его в своем теле, как делал это раньше. Я слышал отчетливые шаги. Что-то приближалось в темноте. Послышался громкий треск, как будто кто-то наступил на сухую ветку и внезапно ужасающее воспоминание охватило меня. Несколько лет назад я провел ужасную ночь в диких горах и подвергся нападению чего-то очень легкого и мягкого, которое вновь и вновь наступало мне на шею, в то время как я лежал, скорчившись на земле. Дон Хуан объяснил это событие как встречу с «олли», мистической силой, которую маг выучивается воспринимать как существо.
      Я плотнее прислонился к дону Хуану и прошептал о том, что я вспомнил. Дон Хенаро на четвереньках подполз к нам, чтобы быть поближе.
      – Что он сказал? – спросил он дона Хуана шепотом.
      – Он сказал, что там в кустах олли, – ответил тот тихо.
      Дон Хенаро отполз обратно и сел. Затем он повернулся ко мне и сказал громким шепотом: «ты – гений».
      Они тихонько засмеялись. Движением подбородка дон Хенаро показал на чапараль.
      – Пойди туда и схвати ее. Сними одежду и изгони из этого олли дьявола.
      Они затряслись от смеха. Звук тем временем исчез. Дон Хуан приказал мне прекратить мысли, но оставить глаза открытыми, сфокусированными на крае чапараля передо мной. Он сказал, что бабочка меняет свое положение из-за того, что тут находится дон Хенаро, и что если она собирается показаться мне, то она выберет для этого место прямо передо мной.
      После секундной борьбы успокоить мысли я опять услышал звук. Он был богаче, чем когда-либо. Сначала я услышал приглушенные шаги по сухим веткам, а затем я ощутил их на своем теле. В этот момент я различил темную массу прямо перед собой на краю чапараля.
      Я чувствовал, что меня трясут. Дон Хуан и дон Хенаро стояли передо мной, а я находился на коленях, как если бы я заснул в скорченном положении. Дон Хуан дал мне воды, и я сел опять, прислонившись спиной к стене. Вскоре рассвело. Чапараль, казалось, проснулся. Утренний холодок был освежающим и бодрящим.
      Бабочка не была доном Хенаро. Мое разумное построение распадалось. Я больше не хотел задавать вопросы, но и молчать я не хотел. В конце концов мне пришлось заговорить.
      – Но если ты был в центральной Мексике, дон Хенаро, то как ты попал сюда?
      Дон Хенаро сделал какой-то непонятный и невероятно смешной жест ртом.
      – Прости, – сказал он мне. – мой рот не хочет разговаривать.
      Затем он повернулся к дону Хуану и сказал улыбаясь:
      – Почему ты не расскажешь ему?
      Дон Хуан поколебался, а затем сказал, что дон Хенаро как прекрасный артист магии способен на невероятные дела.
      Грудь дона Хенаро выпятилась, как будто слова дона Хуана надували ее. Казалось, он вдохнул так много воздуха, что грудная клетка стала в два раза больше. Он, казалось вот-вот взлетит. Он подпрыгнул в воздух. У меня было такое ощущение, что воздух внутри его легких заставил его прыгнуть. Он прошелся взад-вперед по земляному полу до тех пор, пока, видимо, не овладел своей грудной клеткой. Он погладил ее и с большой силой пробежал ладонями рук от грудных мышц к животу, как будто выжимая воздух через внутреннюю трубу. Наконец, он уселся. Дон Хуан улыбался. Его глаза светились откровенным удовольствием.
      – Пиши свои заметки, – приказал он мягко. – пиши, пиши, или ты умрешь!
      Затем он заметил, что даже дон Хенаро больше не воспринимает мое записывание как нечто столь неземное.
      – Это верно, – бросил дон Хенаро. – я подумал о том, чтобы начать писать самому.
      – Хенаро – человек знания, – сказал дон Хуан сухо. – а будучи человеком знания, он вполне способен переносить себя на огромные расстояния.
      Он напомнил мне, что однажды, несколько лет назад, мы трое были в горах, и дон Хенаро, в попытке помочь мне преодолеть свой глупый рассудок, совершил огромный прыжок на вершины гор, находившихся в десяти милях он нас. Я помнил это событие, но я помнил также, что не мог даже признать того, что он прыгнул.
      Дон Хуан добавил, что в определенное время дон Хенаро способен выполнять необычные задачи.
      – В определенное время Хенаро – это не Хенаро, а его дубль.
      Он повторил это три-четыре раза. Затем они оба стали следить за мной, как бы ожидая моей запоздалой реакции. Я не понял, что он имел в виду под словами «его дубль». Он никогда не упоминал этого раньше. Я попросил разъяснений.
      – Есть другой Хенаро, – объяснил он. Мы все трое посмотрели друг на друга. Я очень встревожился. Движением глаз дон Хуан велел мне продолжать разговаривать.
      – У тебя есть брат-двойник? – спросил я, поворачиваясь к дону Хенаро.
      – Конечно, – сказал он, – у меня есть двойник.
      Я не мог определить, шутят они надо мной или нет. Оба они хихикали с беззаботностью детей, которые делают какую-то шалость.
      – Можно сказать, – продолжал дон Хуан, – что в настоящий момент Хенаро – это его двойник.
      Это заявление повалило их обоих на землю от хохота. Но я не мог примкнуть к их веселью. Мое тело невольно дрожало. Дон Хуан сказал жестким тоном, что я слишком тяжел и слишком ощущаю важность самого себя.
      – Отпустись, – скомандовал он сухо. – ты знаешь, что Хенаро маг и неуязвимый воин, поэтому он способен выполнять дела, которые были бы немыслимы для среднего человека. Его двойник – другой Хенаро – одно из его дел.
      Я был бессловесен. Я не мог воспринять, что они просто надо мной шутят.
      – Для воина, подобного Хенаро, – продолжал он, – произвести другого не такая уж далеко идущая задача.
      После долгих раздумий, что сказать теперь, я спросил:
      – А тот, другой, такой же как он сам?
      – Другой и есть он сам, – ответил дон Хуан.
      Его объяснение приняло невероятный поворот и, однако же, оно не было более невероятным, чем все то, что они делали.
      – А из чего сделан другой? – спросил я дона Хуана после минутной нерешительности.
      – Этого невозможно знать, – сказал он.
      – Он реален или просто иллюзия?
      – Реален, конечно.
      – Можно ли тогда сказать, что он сделан из плоти и крови?
      – Нет это было бы невозможно, – ответил дон Хенаро.
      – Но если он такой же реальный, как я...
      – Такой же реальный как ты, – дон Хуан и дон Хенаро вставили в один голос они взглянули друг на друга и смеялись, пока я не подумал, что им станет плохо. Дон Хенаро бросил свою шляпу на пол и танцевал вокруг нее. Его танец был сложным, грациозным и по какой-то совершенно необъяснимой причине очень смешным. Наверное юмор был в исключительно «профессиональных"движениях, которые он выполнял. Несоответствие было столь тонким и в то же время было столь заметным, что я скорчился от смеха.
      – Беда с тобой, Карлитос, – сказал он после того, как сел вновь, – состоит в том, что ты гений.
      – Я должен узнать о дубле, – сказал я.
      – Невозможно узнать, состоит ли он из плоти и крови, – сказал дон Хуан, – потому что он не такой же реальный как и ты. Дубль Хенаро такой же реальный как Хенаро, видишь, что я имею в виду?
      – Но ты должен признать, дон Хуан, что должен быть способ узнать.
      – Дубль – это он сам. Это объяснение должно удовлетворять. Если бы ты «видел» однако, то ты бы знал, что есть очень большая разница между Хенаро и его дублем. Для мага, который «видит», дубль ярче.
      Я чувствовал себя слишком слабым, чтобы задавать еще вопросы. Я положил блокнот и на мгновение мне показалось, что я сейчас потеряю сознание. Поле зрения мое сузилось, став как бы туннелем. Все вокруг было темно за исключением круглого пятна ясной видимости прямо перед глазами.
      Дон Хуан сказал, что мне надо поесть. Я не был голоден. Дон Хенаро заявил, что он умирает от голода, встал и отправился в заднюю часть дома. Дон Хуан тоже поднялся и сделал мне знак идти следом. На кухне дон Хенаро положил себе еды, а затем погрузился в крайне комическое изображение человека, который хочет есть, но не может проглотить. Я думал, что дон Хуан сейчас умрет. Он рычал, брыкал ногами, кричал, кашлял и задыхался от смеха. Мне казалось, что я тоже сейчас надорву себе бока. Игра дона Хенаро была бесценной.
      Наконец он отказался от своих попыток и взглянул по очереди на дона Хуана и на меня. Его блестящие глаза излучали улыбку.
      – Не помогает, – сказал он, пожимая плечами.
      Я съел огромное количество пищи так же, как и дон Хуан. Затем все мы вернулись на веранду перед домом. Солнечный свет был очень яркий, небо было чистым и утренний ветерок освежал. Я чувствовал себя сильным и счастливым. Мы сели треугольником лицом друг к другу. После вежливого молчания я попросил их прояснить мою проблему. Я опять чувствовал себя в отличной форме и хотел использовать свою силу.
      – Расскажи мне еще о дубле, дон Хуан, – попросил я.
      Дон Хуан указал на дона Хенаро, и дон Хенаро поклонился.
      – Вот он, – сказал дон Хуан. – тут нечего говорить. Он здесь, ты можешь смотреть на него.
      – Но он – дон Хенаро, – сказал я и пожал плечами. – Что же тогда дубль, дон Хенаро? – спросил я.
      – Спроси его, – сказал он указывая на дона Хуана. – он тот, кто разговаривает, а я – немой.
      – Дубль – это сам маг, развившийся через его сновидения, – объяснил дон Хуан. – Дубль – это действие силы для мага, но только сказка о силе для тебя. В случае с Хенаро его дубль не отличим от оригинала. Это потому, что его неуязвимость как воина – наивысшая. Поэтому сам ты никогда не замечал разницы. Но за те годы, которые ты его знаешь, ты был с оригинальным Хенаро только дважды. Все остальное время ты был с его дублем.
      – Но это противоестественно! – воскликнул я.
      Я чувствовал, что в груди у меня растет тревога, я так возбудился, что уронил блокнот, и мой карандаш куда-то закатился. Дон Хуан и дон Хенаро практически нырнули на землю и начали чрезвычайно преувеличенные поиски его. Я никогда не видел более поразительного представления театрального фокусника с ассистентом. Разве что здесь не было сцены или декорации, или любого типа реквизита и скорее всего исполнители не применяли при этом хитрость рук.
      Дон Хенаро, главный фокусник и его ассистент дон Хуан в несколько секунд извлекли поразительное разнообразие самых невероятных предметов, которые они находили под или за, или над любым объектом, находящимся на веранде.
      В стиле эстрадного фокусника ассистент раскладывал предметы, которые в данном случае были несколькими вещами на грязном полу: камни, мешки, куски дерева, молочная фляга, лампа и мой пиджак. Затем фокусник дон Хенаро приступал к поискам предмета, который он выбрасывал как только убеждался, что это не мой карандаш. Коллекция найденных предметов включала одежду, парики, очки, игрушки, поварешку, шестерни машин, женское нижнее белье, человеческие зубы, сэндвичи и религиозные предметы. Один из них был совершенно отвратителен – это был кусок плотных человеческих экскрементов, который дон Хенаро извлек из-под моего пиджака. Наконец, дон Хенаро нашел мой карандаш и вручил его мне после того, как обтер с него пыль полой своей рубашки. Они отметили свою клоунаду криками и смехом. Я оказался наблюдающим, который не мог к ним присоединиться.
      – Не принимай вещи так серьезно, Карлитос, – сказал дон Хенаро с оттенком участия. – иначе ты сделаешь...
      Он сделал смешной жест, который мог означать все, что хочешь.
      После того, как утих их смех, я спросил у дона Хенаро, что дубль делает или что маг делает своим дублем. Дон Хуан ответил. Он сказал, что дубль имеет силу и что она используется для того, чтобы выполнять задачи, которые были бы невообразимы в обычных условиях.
      – Я уже неоднократно говорил тебе, что мир неизмерим, – сказал он мне. – И точно также мы, и точно также каждое существо, которое существует в мире. Поэтому невозможно представить дубля разумом, однако, тебе было позволено смотреть на него, и это должно быть более чем достаточно.
      – Но есть же какой-нибудь способ говорить о нем? – сказал я.
      – Ты сам говорил мне, что ты объяснил свой разговор с оленем для того, чтобы говорить со мной. Не можешь ли ты то же самое сделать с дублем?
      Он помолчал. Я упрашивал его. Нетерпение, которое я испытывал, было несравнимо ни с чем, через что я прошел.
      – Что же, маг может раздвоиться, – сказал дон Хуан. – это все, что можно сказать.
      – Но осознает ли он, что он раздвоился?
      – Конечно, он осознает это.
      – Он знает, что он одновременно в двух местах?
      Они оба посмотрели на меня и обменялись взглядами.
      – Где другой дон Хенаро? – спросил я.
      Дон Хенаро наклонился ко мне и уставился мне в глаза.
      – Я не знаю, – сказал он мягко. – ни один маг не знает, где находится его другой.
      – Хенаро прав, – сказал дон Хуан. – у мага нет данных о том, что он находится в двух местах сразу. Ощущать это было бы равносильно тому, чтобы встретиться со своим дублем лицом к лицу, а маг, который сталкивается лицом к лицу с самим собой – мертвый маг. Таков закон. Таким образом сила расположила вещи. И никто не знает почему.
      Дон Хуан объяснил, что к тому времени, как воин победит сновидение и видение и разовьет дубля, он должен также преуспеть в стирании личной истории, важности самого себя и распорядка жизни. Он сказал, что вся та техника, которой он меня обучил и которую я рассматривал как пустой разговор, являлась в сущности средствами для устранения непрактичности существования дубля в обычном мире, и заключалась в том, чтобы сделать меня самого и мир текучим, поместив все это за пределы предсказания.
      – Текучий воин не может больше иметь мир в хронологическом порядке, – объяснил дон Хуан. – и для него мир и он сам не являются больше предметами. Он – светящееся существо в светящемся мире. Дубль – это простое дело для мага, потому что он знает, что делает. Записывание – это простое дело для тебя, но ты все еще пугаешь Хенаро своим карандашом.
      Может ли сторонний наблюдатель, глядя на мага, видеть, что он находится в двух местах одновременно? – спросил я дона Хуана.
      – Конечно, это было бы единственным способом узнать.
      – Но разве нельзя логически заключить, что маг тоже может заметить, что он находится в двух местах?
      – Ага! – воскликнул дон Хуан. – на этот раз ты прав. Маг конечно, может заметить впоследствии, что он был в двух местах сразу. Но это только регистрация, и она никак не соотносится с тем фактом, что пока он действует, он не ощущает свою двойственность.
      Мои мысли путались. Я чувствовал, что если я перестану писать, то я взорвусь.
      – Подумай вот о чем, – продолжал он. – мир не отдается нам прямо. Между ним и нами находится описание мира. Поэтому правильно говоря, мы всегда на один шаг позади, и наше восприятие мира всегда только воспоминание о его восприятии. Мы вечно вспоминаем тот момент, который только что прошел. Мы вспоминаем, вспоминаем, вспоминаем – он покрутил рукой, давая мне почувствовать, что он имеет в виду.
      – Но если весь наш опыт мира – это воспоминание, тогда совсем не будет странно заключить, что маг может быть в двух местах сразу. Не то, чтобы с точки зрения его собственного восприятия, потому что для того, чтобы воспринимать мир, маг подобно любому другому человеку, должен вспоминать поступок, который он только что совершил, события, свидетелем которых он был, опыт, который только что пережил. В его сознании только одно воспоминание, но для стороннего наблюдателя смотрящего на мага, может казаться, что маг действует одновременно в двух различных эпизодах. Маг, однако, вспоминает два отдельных единых мгновения, потому что клей его описания времени не связывает его больше!
      Когда дон Хуан закончил говорить, я был уверен, что у меня поднимается температура.
      Дон Хенаро рассмотрел меня любопытными глазами.
      – Он прав, – сказал он. – мы всегда на один прыжок позади.
      Он стал двигать руками так, как перед этим делал дон Хуан. Его тело начало дергаться, и он отпрыгнул назад сидя. Казалось, у него была икота и каждый ик заставлял его тело прыгнуть назад. Он начал двигаться назад, прыгая на заду, и пропрыгал до конца веранды, а потом обратно.
      Вид дона Хенаро, прыгающего назад на ягодицах вместо того, чтобы быть забавным, как это должно было быть, привел меня в такой ужас, что дону Хуану пришлось меня несколько раз ударить костяшками пальцев по лбу.
      – Я просто не могу ухватить всего этого, – сказал я.
      – И я тоже не могу, – ответил дон Хуан, пожимая плечами.
      – И я тоже не могу, дорогой Карлитос, – добавил дон Хенаро.
      Моя усталость, весь объем чувственных восприятий, то настроение легкости и юмора, которое превалировало, и клоунада дона Хенаро были слишком большой нагрузкой для моих нервов. Я не мог прекратить возбуждения в мышцах моего живота.
      Дон Хуан заставил меня покататься по земле до тех пор, пока я не восстановил свое спокойствие. Затем я опять сел, глядя на них.
      – Дубль материален? – спросил я дона Хуана после долгого молчания.
      Они посмотрели на меня.
      – Есть ли у дубля материальное тело? – спросил я.
      – Определенно, – сказал дон Хуан. – плотность, материальность – это воспоминания. Поэтому, как и все остальное, что мы ощущаем в мире, они являются той памятью, которую мы накапливаем. Память об описании. У тебя есть память о коммуникации посредством слов. Поэтому ты разговаривал с койотом и ощущаешь меня, как материального.