Он велел смотреть на горы, возвышающиеся на юго-востоке. Я вперился в них, но дон Хуан объяснил, что надо скользить по горам и деревьям рассеянным взглядом, и несколько раз повторил, что все внимание следует сосредоточить на звуках.
Все вокруг полнилось звуками; я не столько прислушивался к ним, сколько они притягивали к себе мой слух. В верхушках деревьев подул ветер, пробежал по долине. Сначала коснулся листвы высоких деревьев, и она зашелестела густо, сочно, с потрескиванием, словно объятая пламенем; потом выплеснул целый фонтан разноречивых звуков из кустов, готовых заглушить своим шорохом все вокруг. Мне пришло в голову, что я похож на этот шорох – такой же раздражительный и назойливый: сходство меня огорчило. Ветер вихрем пронесся по земле – не шелест, а скорее свист или жужжание. Прислушиваясь к шуму ветра в листве, я понял, что все три его разновидности звучат одновременно, и удивился, что могу различать их. В ту же секунду я вновь услышал пение птиц и жужжание насекомых. Только что царил ветер, а теперь на меня обрушилась лавина других звуков. Странно: ведь они не смолкали и тогда, когда мне слышался один ветер!
Я не мог пересчитать все голоса птиц и насекомых, но, несомненно, слышал каждый звук в отдельности. Все вместе они составляли изумительное сочетание, вернее, узор, где каждому звуку находилось свое место.
Вдруг раздался громкий протяжный вой; я вздрогнул. Все звуки на мгновение смолкли. Эхо прокатилось по долине, покинуло ее, и вновь возник знакомый звуковой узор. Прислушиваясь к нему, я вспомнил совет дона Хуана наблюдать за «дырами» между звуками и неожиданно обнаружил, что в промежутках между звуками возник своеобразный узор молчания! Птичье пение и другие звуки образовали кружево с паузами-дырами, а шелест листьев как бы связывал остальные звуки своим однообразным шумом. Каждый звук был составным элементом единого звукового орнамента, а паузы, когда я обращал на них внимание, – «дырами» в нем.
Снова послышался пронзительный вой манка. На этот раз я не вздрогнул, но все звуки на мгновение пропали, и возникшая тишина показалась огромной звуковой дырой. Мое внимание переключилось со слуха на зрение. Я глядел на холмы, поросшие буйной зеленью, и вдруг обнаружил на склоне одного из них дыру, сквозь которую виднелись очертания дальних гор! Я никак не мог понять, откуда она взялась, и решил, что она каким-то образом связана со звуковой «дырой». Но вот я опять услышал звуки, а дыра на склоне холма осталась. Я еще отчетливее различил звуковой орнамент, взаимное расположение звуков и пауз. Я услышал невероятное количество отдельных звуков, пожалуй, все звуки и все паузы между ними. В какой-то момент паузы кристаллизовались и образовали свой узор, который я воспринимал не зрением и не слухом, а каким-то не известным мне чувством.
Дон Хуан в очередной раз дернул струну; звуки снова исчезли, образовав в звуковом орнаменте «дыру», которая как будто совместилась с дырой в холме. Я видел обе дыры и одновременно слышал их! Я был потрясен: дыра господствовала над моим восприятием, и весь звуковой узор словно возникал из нее.
Снова раздался
жуткийвой манка. Все звуки смолкли, обе дыры озарились ярким светом, и я увидел вспаханное поле, а на нем – гуахо! Я видел его так ясно, словно нас разделяли каких-нибудь полсотни метров. Только лицо не удалось разглядеть – его скрывала шляпа. Гуахо, медленно поднимая голову, двинулся ко мне. Сейчас я увижу его лицо! Мне стало жутко. Я понял, что должен немедленно его остановить. Всем телом я почувствовал прилив «силы», хотел повернуть голову в сторону, чтобы оборвать видение, но не смог. В эту отчаянную минуту я вдруг вспомнил слова дона Хуана о щитах, о «пути, у которого есть сердце», и страстно захотел совершить в своей жизни что-нибудь замечательное, яркое. Это желание наполнило меня чувством радости и покоя; я понял, что гуахо меня не осилит, – и отвернулся прежде, чем увидел его лицо.
Тут же послышались шелест ветра, щебет птиц, жужжание насекомых, но теперь звуки были громкими, резкими, пронзительными, словно злились на меня. Звуковой узор превратился в беспорядочную какофонию визга и скрежета, от которых зазвенело в ушах. Казалось, голова не выдержит и вот-вот лопнет. Я встал, закрыв уши ладонями.
Дон Хуан повел меня к ручью, помог раздеться, окунул в воду. Потом положил на мелководье и окатил водой из своей шляпы.
Звон в ушах быстро прекратился; на «купание» ушло всего несколько минут. Дон Хуан одобрительно кивнул головой и сказал, что на этот раз я «отвердел» почти сразу. Я оделся и вернулся на прежнее место. Чувствовал я себя отлично. Выслушав подробности, дон Хуан сказал:
– Гуахо сообщается с колдуном через «дыры» в звуках.
Он отказался объяснять свою фразу, заявив, что, поскольку у меня нет гуахо, объяснения могут только навредить.
– Для колдуна все имеет смысл, – продолжал он. – Дыры есть не только в звуках, но во всем, что нас окружает. У людей просто не хватает скорости, чтобы уловить их, и потому они идут по жизни без защиты. Черви, птицы, деревья могут сообщить нам невероятные сведения, если достичь скорости, на которой их сообщение становится понятным. Для этого и используют дымок: он разгоняет человека. Но при этом мы должны находиться в хороших отношениях со всеми живыми существами. Вот почему разговаривают с растениями перед тем, как их выкопать, и просят прощения за причиненную боль. Точно так же разговаривают с животными, на которых собираются охотиться. Следует брать лишь то, что необходимо, иначе убитые нами растения, звери и черви восстанут против нас и вызовут всевозможные болезни и несчастья. Воин знает об этом и старается их умиротворить, поэтому, когда он глядит в дыру, деревья, птицы и черви его не обманывают.
Но все это сейчас не важно. Важно то, что ты видел гуахо. Это и есть твоя дичь! Когда я позвал тебя на охоту, я думал, что ты увидишь зверя, на которого будешь охотиться. Сам я когда-то увидел кабана: поэтому мой манок – кабан.
– Ты хочешь сказать, он сделан из кабаньей жилы?
– Нет, я не о том. Колдун никогда не делает что-то из чего-то. Все остается самим собой. Если ты как следует знаешь кабана, то поймешь, что мой манок – и есть кабан.
– Почему мы пришли сюда?
– Гуахо достал из сумки манок и показал тебе. Чтобы вызвать гуахо, нужен манок.
– А что это такое?
– Жила. С ее помощью я могу вызвать своего гуахо или других гуахо, а также духов родников, рек, гор. Мой манок – дикий кабан, он кричит по-каба-ньи.
Яуже пользовался им дважды – вызывал для тебя духа родника. И дух появлялся, как сегодня явился твой гуахо. Ты его, правда, не видел, потому что тебе недостает скорости. Впрочем, когда я привел тебя к роднику, ты почувствовал духа рядом с собой, хотя и не увидел его. Эти духи – помощники. Ими трудно управлять, они могут быть опасными. Нужна безупречная воля, чтобы справиться с ними.
– А как выглядят духи?
– Каждый видит их по-своему, как и гуахо. Тебе он является в облике человека, которого ты, возможно, когда-то знал или узнаешь в будущем. Такова особенность твоего характера – ты любишь загадки и тайны. Я – другой; в моем гуахо нет ничего загадочного.
Духи родников обитают в особых местах. Тот, которого я позвал тебе на помощь, мне хорошо известен: он живет в каньоне и не раз уже мне помогал. С тобой он обошелся довольно сурово, но не потому, что сам этого хотел – у духов вообще нет желаний, – а потому, что ты оказался очень слабым, слабее, чем я предполагал. И чуть не поплатился за это жизнью. Помнишь, как ты светился в канаве? Дух застал тебя врасплох, ты едва не стал его добычей. В таких случаях дух обычно возвращается – и наверняка вернется за тобой. К несчастью, чтобы окрепнуть после дымка, тебе необходима вода; и это ставит тебя в очень трудное положение. Откажешься от воды – можешь умереть; не откажешься – станешь добычей духа родника.
– А если найти воду в другом месте?
– Не поможет. Пока нет манка, дух родника будет преследовать тебя повсюду. Вот почему гуахо показал манок, дав понять, что он тебе необходим. Он держал его в левой руке, а потом, указав на каньон, направился к тебе. Сегодня, как и в прошлый раз, он снова хотел показать манок. Ты правильно сделал, что отвернулся – для гуахо ты еще слабоват.
– А как мне обзавестись манком?
– Гуахо сам тебе его вручит.
– Каким образом?
– Не знаю. Придется тебе отправиться на поиски гуахо. Он дал знать, где искать манок.
– Где же?
– На холмах, где была дыра.
– А самого гуахо я увижу?
– Нет. Впрочем, он уже приветствовал тебя, а дымок открыл путь к нему. Когда-нибудь ты встретишься с ним лицом к лицу, но сперва нужно как следует его узнать.
16
15 декабря 1969 года, под вечер, мы снова пришли в знакомую долину. Пока пробирались через чапа-раль, дон Хуан объяснял, что в действиях, которые мне предстоят, особую роль играют стороны света.
– Как только поднимешься на вершину холма, повернись лицом туда. – Он указал на юго-восток. – Это твое направление, и ты должен его придерживаться, особенно в минуты опасности. Помни об этом.
Мы остановились у подошвы холма, откуда я видел «дыру». Дон Хуан показал, куда мне сесть, сам сел рядом и стал негромко меня инструктировать. Когда я взберусь на холм, нужно вытянуть вперед правую руку ладонью вниз, а пальцы растопырить, кроме большого, который прижать к ладони. Затем повернуть голову на север и положить руку на грудь так, чтобы ладонь тоже указывала на север. После этого потанцевать: занести левую ногу за правую и бить носком о землю. Как только почувствую в левой ноге тепло, медленно двинуть рукой с севера на юг и обратно.
– Место, над которым ладонь потеплеет, – то самое, где нужно сесть. Она же укажет направление, куда смотреть. Если это будет восток или юго-восток, все сложится наилучшим образом; если север, тебе предстоит серьезная схватка, которую можно выиграть; если юг, жди настоящей битвы с дурным исходом.
На первых порах рукой надо двигать четыре раза, пока не почувствуешь, что она потеплела. Потом достаточно будет и одного. Обнаружил место – садись. Это первая точка. Если окажешься лицом к северу или к югу, решай: хватит ли у тебя сил остаться. Сомневаешься – встань и уйди. Решил остаться – расчисти место для костра, метрах в полутора от первой точки. Костер – вторая точка, он должен быть в той стороне, куда ты смотришь. Собери все ветки, которые окажутся между двумя точками, и разожги костер. Потом сядь на первую точку и гляди на огонь. Рано или поздно тебе явится дух, ты увидишь его.
Если после четырех движений ладонь не потеплеет, еще раз медленно проведи ею с севера на юг, затем повернись и протяни ее на запад. Если почувствуешь тепло – беги не мешкая. Беги вниз и, что бы ни услышал за спиной, не оборачивайся. Внизу остановись, пусть даже будешь умирать со страху. Упади на землю, стащи куртку, обвяжись ею и катайся по земле, прижав колени к животу. Уши заткни пальцами, руки прижми к ляжкам и так лежи до утра. Если выполнишь эти советы, никто не причинит тебе зла.
Если не сможешь сбежать вниз, бросайся на землю там, где стоишь. Тебя ждет трудное испытание; но если сохранишь спокойствие, не пошевелишься и не откроешь глаз, то выберешься изо всех передряг целым и невредимым.
Если ладонь не потеплеет даже тогда, когда протянешь ее на запад, снова повернись на восток и беги в этом направлении, пока не выбьешься из сил. Остановись и повтори все сначала. Так делай до тех пор, пока ладонь не потеплеет.
Закончив наставления, дон Хуан заставил повторить их несколько раз, пока они прочно не запали в мою память. Потом мы долго сидели молча. Несколько раз я порывался заговорить, но каждый раз он прерывал меня повелительным жестом. Когда начало темнеть, дон Хуан поднялся и, не проронив ни слова, стал взбираться на холм. Я двинулся за ним. На вершине холма проделал все положенные движения. Дон Хуан стоял неподалеку и пристально наблюдал. Я старался засечь сколько-нибудь ощутимое тепло в ладони, но ничего не почувствовал. Тогда я побежал на восток.
К этому времени уже стемнело, но я бежал, не задевая кустов. Довольно быстро выбился из сил и остановился. Я невероятно устал и почувствовал, как свело предплечья и икры.
Я повторил все действия, и снова безрезультатно. Сделал еще пару пробежек в темноте, снова стал водить рукой с севера на юг, и на этот раз, когда ладонь указывала на восток, почувствовал в ней тепло. Резкая перемена температуры меня поразила. Я сел, дождался дона Хуана и сообщил ему о происшедшем. Он велел действовать дальше. Я собрал все ветки, какие нашел, и разжег костер. Дон Хуан сел рядом слева.
В огне костра плясали странные силуэты. Языки пламени становились то радужными, то голубыми, то ослепительно белыми. Необычную игру цвета я объяснил химическими свойствами веток, брошенных в огонь. Другой примечательной особенностью были искры. Стоило подбросить в костер прутик, как он взрывался снопом искр, огромных, как теннисные мячи.
Я пристально смотрел на огонь, как велел дон Хуан, пока не закружилась голова. Старик протянул мне тыквенную флягу с водой. Я сделал пару глотков и почувствовал себя лучше.
Дон Хуан наклонился и прошептал мне на ухо, что глядеть в огонь надо не пристально, а рассеянно. Я просидел так целый час и из-за сырости совсем продрог. Наклонившись за очередной порцией прутиков, краем глаза заметил, как между мной и костром что-то мелькнуло. Я отпрянул и глянул на дона Хуана. Кивком головы тот велел смотреть на огонь. Мгновение спустя тень метнулась в обратном направлении.
Дон Хуан вскочил на ноги и принялся закидывать горящие ветки комками земли, пока не затушил костер, проделав это так. быстро, что я не успел ему помочь. Он притоптал землю на углях и повел меня вниз, а затем прочь из долины. Шел торопливо, не оборачиваясь, не позволяя ничего говорить.
Часа через два мы добрались до машины, и я спросил дона Хуана, что это была за тень. Он только сердито мотнул головой, и мы поехали, не обменявшись более ни словом.
Домой вернулись утром; дон Хуан сразу прошел в дом. Я попробовал было заговорить, но он велел мне молчать.
Когда я проснулся, дон Хуан сидел во дворе. По-видимому, он поджидал моего пробуждения: не успел я выйти, как он заговорил. Сказал, что тень, которую я видел вчера, – дух, сила того места, где я разжег костер, но дух бесполезный.
– Он обитает там, только и всего, – пояснил он. – Тайные силы ему неведомы, так что оставаться нам смысла не имело. Всю ночь только бы и видели, как он снует туда-сюда. Но если тебе посчастливится встретить других духов, они откроют тайну силы.
Мы молча позавтракали и уселись перед домом.
– Есть три вида духов, – продолжил дон Хуан. – Одни ничего не могут дать, ибо им нечего дать; другие пугают людей; третьи открывают тайны. Вчера ты видел духа-молчуна, которому нечего было тебе открыть; это всего-навсего тень. По соседству с молчунами обитают духи второго рода; вот почему надо было поскорее оттуда убраться. Эти пакостники увязываются за человеком, проникают в его дом и делают жизнь несносной. Я знавал людей, которым пришлось из-за них бросить дом. Кое-кто считает, что эти твари могут принести пользу, но это неправда. Такие люди стараются привадить духа и ходят за ним из угла в угол, надеясь, что он поведает им какие-то тайны. А дух только поджидает момент, чтобы как следует их напугать. Я знаю человека, который сошел из-за этого с ума. Наблюдал за духом несколько месяцев, пока сам не превратился в тощую тень. Вытаскивать его из дому пришлось силой. Самое лучшее – вообще забыть о духе-пугале, не обращать на него внимания.
Я поинтересовался, как приманивают духа. Дон Хуан объяснил: сначала узнают, где он обычно появляется. Потом оставляют на его пути какое-нибудь оружие – в надежде, что он его коснется. Духи любят все, связанное с войной. Любой предмет, которого коснулся дух, становится предметом силы. Дух-пугало никогда ничего не трогает, только шумит. Я спросил, как он пугает. Дон Хуан сказал, что чаще всего он появляется в виде тени, похожей на человеческую, и бродит по дому, издавая внезапные стуки или подражая разным голосам.
Только духи третьего вида – настоящие гуахо, хранители тайн. Они обитают в пустынных, трудно-достугшых местах, и искать их нужно в одиночку. Достигнув нужного места, следует проделать все необходимые действия. Если искатель духа сядет у костра и увидит тень, он должен немедленно уйти. Но если налетит сильный ветер и задует костер, и искателю духа четырежды не удастся его разжечь, или если у ближнего дерева обломится ветка, то следует остаться. При этом ветка должна действительно обломиться, а не просто треснуть.
Другим знаком могут быть падающие или летя?-щие в костер камни и любой продолжительный шум. В этом случае надо встать и идти в том направлении, откуда послышался шум или падают камни, пока дух себя не проявит.
Дух может устроить воину настоящее испытание. Например, возникнет перед ним в жутком облике или схватит сзади и на несколько часов пригвоздит к земле. Или повалит на него дерево. Хотя в открытом единоборстве человека ему не одолеть, он может напугать до смерти, или сбросит что-нибудь тяжелое, или внезапным появлением заставит потерять равновесие на краю пропасти,
Дон Хуан предупредил, что я ни в коем случае не должен вступать с духом в борьбу, иначе он убьет меня или похитит душу. При встрече с ним нужно броситься ничком на землю и лежать так до утра.
– Когда ты встретишься с гуахо, хранителем тайн, следует собрать все свое мужество и схватить его раньше, чем он схватит тебя. Или пуститься за ним в погоню, пока он не погнался за тобой. Бежать следует не останавливаясь. Затем наступает черед битвы.
Воин должен повергнуть духа на землю и не отпускать до тех пор, пока не получит от него силу.
Я спросил, телесны ли духи, можно ли до них дотронуться. В моем представлении «дух» – это что-то бесплотное.
– Это не духи, – уточнил дон Хуан. – Это гуахо, неведомые силы.
Он умолк и лег на спину, подложив руки под голову. Я продолжал допытываться, насколько телесны эти существа.
– Какая-то оболочка у них, пожалуй, есть, – сказал дон Хуан, помолчав. – Когда борешься с ними, они кажутся плотными, однако недолго. Эти существа любят попугать человека, но, если с ними борется воин, быстро теряют свою упругость. Воин забирает ее себе.
– Что еще за упругость?
– Это и есть сила. Когда их схватишь, они кажутся сгустком силы, но только кажутся. Если не ослаблять хватку, их упругости приходит конец.
– Что же, они становятся бесплотными?
– Нет, скорее вялыми. Телесность они сохраняют, но не совсем ту, к которой мы привыкли.
В тот же день вечером я спросил: не было ли то, что я видел краем глаза, мотыльком? Дон Хуан рассмеялся и объяснил, что, кружа возле электрической лампы, мотыльки не опаляют себе крылья, зато в огне костра немедленно сгорают. Кроме того, тень была очень большой и загораживала весь костер. Так оно и было, но из-за внезапности случившегося как-то выпало из моей памяти. Далее дон Хуан напомнил, что искры были огромными и летели справа налево. Я предположил, что их сдувало ветром, но дон Хуан сказал, что никакого ветра не было. И правда: ночь была совершенно безветренной.
И еще одно вылетело у меня из головы: зеленоватое сияние над костром, на которое жестом указал дон Хуан, когда тень появилась в первый раз. Дон Хуан напомнил о нем и добавил, что я вообще зря называю духа тенью. В действительности он имеет округлую форму и напоминает скорее пузырь, чем тень.
Спустя два дня дон Хуан как бы между прочим объявил, что теперь я знаю достаточно, чтобы самому отправиться на холмы за манком. Я должен действовать один, уверял он, чужое присутствие только помешает.
Я уже собрался в путь, как вдруг дон Хуан передумал:
– Ты еще слаб, я провожу тебя.
Когда мы оказались в долине, где я видел гуахо, дон Хуан глянул на меня, потом на холмы, в которых появилась дыра, и сказал, что мы пойдем на юг, в горы: гуахо обитает на самом краю той местности, что была видна сквозь дыру.
Я посмотрел в южном направлении и увидел голубоватые контуры далеких гор. Мы двинулись на юго-восток и через несколько часов, к вечеру, добрались до места, где, по словам дона Хуана, обитал гуахо.
Мы уселись на камни. Я устал и проголодался – за весь день съел всего одну лепешку. Внезапно дон Хуан поднялся, поглядел на небо и велел идти в благоприятном для меня направлении. Следовало запомнить место, где мы находились, чтобы по окончании всего снова сюда вернуться. Дон Хуан пообещал, что будет ждать меня.
Обеспокоенный, я спросил, как долго может продолжаться добывание манка.
– Кто знает? – загадочно улыбнулся дон Хуан. Я двинулся на юго-запад и, несколько раз оглянувшись, увидел, что дон Хуан медленно удаляется. Взобравшись на вершину холма, я поискал его взглядом. Нас разделяло метров двести. Старик не оборачивался. Я спустился в ложбину между холмами и оказался один. Присел ненадолго и задумался: что, собственно говоря, я здесь делаю? Поиски манка показались мне вдруг смехотворным занятием. Я вернулся на вершину холма, чтобы глянуть на дона Хуана – того нигде не было. Я торопливо спустился на то место, откуда видел его в последний раз. Хотелось бросить все и вернуться домой. Я казался себе идиотом.
– Дон Хуан! – кричал я снова и снова.
Его нигде не было. Я поспешил на вершину другого холма – с тем же результатом – и долго бесцельно бродил туда-сюда. Дон Хуан исчез. Я направился назад, к месту, где мы расстались. Во мне еще теплилась надежда: он сидит там и посмеивается.
– Какого черта я здесь делаю? – пробормотал я, хотя понимал, что начатое уже не остановишь. Я не имел ни малейшего представления, как вернуться к машине. По пути сюда дон Хуан несколько раз менял направление, так что ориентация по сторонам света не помогла. Не хватало еще заблудиться в горах! Я сел на землю и впервые в жизни со всей остротой понял: нет возврата к тому, от чего ушел. Дон Хуан говорил, что я во всем пытаюсь найти начало, а никакого начала нет. Здесь, среди гор, я понял, что он имел в виду. Начало – я сам; дона Хуана нет и не было, он лишь призрак, скрывшийся за холмом.
Я услышал шелест листьев и уловил какой-то необычный запах. В ушах чуть-чуть звенело. Солнце скрылось за облаками на горизонте, окрасив их в оранжевый цвет; минуту спустя оно появилось снова – окутанный дымкой малиновый шар – и наконец исчезло за темными силуэтами гор.
Я лег на спину. Мир вокруг казался спокойным и безмятежным и вместе с тем таким чужим и равнодушным! Глубоко взволнованный, я не мог сдержать слез.
Я пролежал так несколько часов, не в силах подняться. На каменистой почве подо мной не росло ни травинки – разительный контраст с яркой зеленью окрестных холмов.
Стемнело. Мне стало легче. Полумрак всегда меня успокаивает; грусть развеялась, я был почти счастлив.
Я встал, поднялся на вершину невысокого холма и проделал движения, которые показал дон Хуан. После семи пробежек в восточном направлении я почувствовал, что ладонь потеплела. Развел костер
кстал смотреть на огонь, стараясь подметить каждую мелочь. Прошло несколько часов. Я устал и замерз. Подбросив в костер новую порцию хвороста, подсел ближе. Напряженное созерцание утомило меня; я стал клевать носом. Дважды засыпал, просыпаясь от того, что голова падала набок. Я уже не мог следить за костром. Отхлебнул воды и плеснул в лицо, чтобы не заснуть, но побороть сонливость не удалось. Мало-помалу меня охватило уныние. Оставаться здесь было бессмысленно: я устал, был голоден, хотел спать, до смерти надоел сам себе. Наконец бороться со сном не стало сил – я подбросил в костер побольше хвороста и улегся. Охота на гуахо казалась в эту минуту нелепейшим занятием; на этом я заснул.
Разбудил меня громкий треск над левым ухом (я лежал на боку). Я сел, оглушенный силой и близостью звука, – в левом ухе еще звенело: сна как не бывало.
Судя по веткам, ярко пылавшим в костре, проспал я недолго. Никаких звуков больше не слышалось, но я сидел настороже, подбрасывая хворост в огонь. Я подумал: не выстрел ли это? Что, если кто-то следит за мной и стреляет? Наверняка эта земля – чья-то собственность, а раз так, меня могут принять за вора и убить. Или застрелить с целью грабежа, пусть даже и поживиться нечем. Я с ужасом подумал о своей беззащитности. Немного спустя ощутил сильную тяжесть в спине и шее и стал вертеть головой туда-сюда, пока не хрустнули шейные позвонки. Я по-прежнему смотрел на огонь, но ничего особенного не замечал. И звуков больше не слышал.
Постепенно я успокоился и подумал: а не проделки ли это дона Хуана? Наверняка его. Эта мысль меня развеселила. Должно быть, дон Хуан заподозрил, что я не хочу оставаться в горах один, а может, наблюдал за тем, как я его разыскиваю. Спрятался в какой-нибудь укромной пещере или за кустом, потом последовал за мной. А когда я заснул, подкрался и сломал у меня над ухом ветку, чтобы разбудить. Я подбросил в огонь хвороста и стал осторожно оглядываться, надеясь обнаружить старика, хотя понимал, что, если он прячется, мне его не увидеть.
Вокруг было тихо, лишь стрекотали сверчки, шелестела листва да слабо потрескивали ветки в костре. Из пламени летели искры, самые обыкновенные.
Вдруг раздался громкий треск, будто переломили толстый сук. Звук прозвучал слева. Затаив дыхание, я прислушался. Через несколько секунд треск повторился, на этот раз справа. Затем вдали послышалось негромкое потрескивание, словно кто-то ступал по сухим веткам. Звуки были мощные, резкие; они постепенно приближались. Я растерялся и не знал, что делать – то ли слушать дальше, то ли вставать. Внезапно треск раздался совсем рядом, послышался со всех сторон. Я вскочил на ноги, быстро затоптал костер и побежал с холма вниз.
Почва была неровная и каменистая; я продирался сквозь кусты, прикрывая глаза руками. На полпути к подножию холма я вдруг почувствовал, что кто-то коснулся моей спины. Нет, это были не ветки – кто-то
преследовал меня по пятам! Я похолодел от страха. Сорвал куртку, обмотал вокруг себя и упал на землю, подобрав, как учил дон Хуан, ноги к животу и закрыв глаза ладонями. Все вокруг стихло, наступила мертвая тишина. -Я дрожал от страха. Снова раздался треск, сначала далеко, но отчетливо, потом все ближе и ближе… Короткое затишье, и – словно взрыв над головой! Звук был столь громкий и неожиданный, что я вскочил и чуть не упал. Несомненно, это переломилась ветка – перед тем, как она сломалась, я слышал шелест листвы.
И тут пошла сплошная трескотня, ветки ломаСлись со всех сторон. К моему удивлению, вместо того, чтобы оцепенеть от ужаса, я громко засмеялся. Я был искренне уверен, что все это – проделки дона Хуана. Он где-то поблизости и, зная, что я от страха головы поднять не смею, развлекается такими шуточками. Одного я не мог понять. Дон Хуан один. Мы не расставались с ним несколько дней; ни времени, ни возможности подыскать себе сообщников у него не было. Но один он не может издавать столько звуков сразу! К тому же физические возможности человека ограничивают их разнообразие. Тем не менее я был уверен: все происходящее – лишь игра и единственный способ остаться на высоте – воспринимать ее без лишних эмоций. Я даже решил сам принять в ней участие, угадывая очередной ход партнера, и попытался представить, что бы я сделал на месте дона Хуана.
Мои размышления прервало громкое чавканье. Я прислушался. Чавканье повторилось. Что это? Похоже, лакает воду какой-то зверь. Чавканье послышалось рядом. Оно напоминало причмокивание провинциальной девчонки, жующей жевательную резинку. Не успел я удивиться, как дону Хуану удается издавать такой звук, как чавканье раздалось справа. Будто кто-то передвигался по болоту, увязая то одной ногой, то другой. На мгновение звуки прекратились, затем послышались снова, метрах в трех от меня. Теперь словно какой-то грузный человек бежал по грязи в сапогах. Я не мог понять, каким образом можно издавать такие звуки. Новая пробежка, чавканье позади меня, сбоку. Шум слышался со всех сторон; какие-то существа чавкали, ходили по болоту, месили грязь…
Меня одолело сомнение. Если все это – проделки дона Хуана, то как ему удается передвигаться с такой быстротой? Нет, без сообщников здесь не обойтись. Я стал прикидывать, кто бы ими мог быть: шум мешал мне сосредоточиться. Страха я не испытывал; необычные звуки удивляли – и только. Я воспринимал их как вибрацию, ощущал животом, точнее, нижней его частью. Постепенно меня охватила паника: «А если это не дон Хуан?» Я напряг живот и изо всех сил прижал к нему колени.
Словно догадавшись о моей растерянности, чавканье усилилось: от дрожи в животе меня стало мутить. Я сделал несколько глубоких вдохов и запел песню пейотля. Меня вырвало – чавканье мгновенно стихло. Слышались только стрекотание сверчков, шелест листвы, отдаленное тявканье койотов. Воспользовавшись передышкой, я попробовал разобраться в происходящем. Только что я полагал себя наблюдателем какой-то игры. И что же: все мои предположения расползались по швам! Даже если у дона Хуана были сообщники, они физически не могли издавать звуки, действующие на мой живот: для звуковых вибраций такой силы необходима специальная аппаратура. По-видимому, дон Хуан здесь ни при чем.
Мое тело свела судорога, нестерпимо захотелось перевернуться на спину и вытянуть ноги. Я стал переворачиваться направо, чтобы не видеть своей рвоты. В то же мгновение над ухом раздался едва слышный писк. Я застыл. Писк послышался с другой стороны, будто скрипнула дверь. Я замер, но ничего больше не услышал. Снова попробовал отодвинуться – меня немедленно захлестнул поток звуков: дверной скрип, мышиный писк, поросячий визг. Звуки были негромкими, но отзывались во мне приступами тошноты и прекратились так же внезапно, как возникли.
Немного спустя я услышал шум, похожий на хлопанье крыльев крупной птицы. Она кружила прямо надо мной. Опять раздался скрип и писк. Теперь летела целая стая птиц. Скрип и хлопанье крыльев смешались, волной нахлынули на меня. Огромная волна обняла меня и закачала. Я чувствовал звуки всем телом: хлопанье крыльев давило сверху, мышиный писк – снизу и со всех сторон.
