— Кей! — воскликнула Фенела. — Так она дома! Ах, как бы нам сейчас же связаться с ней?

Николас перевернул газетную страницу и показал Фенеле то место на последней странице, где было приведено окончание этой заметки.

— Вот, смотри, — проговорил он. — «Мисс Кей Прентис, у которой мы прошлым вечером взяли интервью в отеле „Савой“, отметила героизм моряков, которые управляли кораблем, и сказала…»

Фенела отложила газету в сторону.

— Так Кей в «Савое». Ах, давай позвоним туда. Правда, не знаю, может быть, она уже вернулась домой. Какой ужас она, наверное, испытала, когда в их корабль попала торпеда!

— Так я позвоню ей от твоего имени? — спросил Николас.

— Да, пожалуйста, — ответила Фенела. — А я немедленно сообщу эту новость отцу и My.

Она взяла газету и выбежала из комнаты, не дожидаясь своего мужа, который не мог передвигаться так быстро.

Саймон, так же как и My, пришел в волнение, когда Фенела прочитала им заметку в газете; и когда наконец они дозвонились до Кей в отеле «Савой», то всей семьей собрались у телефона, и каждый в нетерпении ждал своей очереди, чтобы поговорить с ней.

— Почему же ты не дала нам знать, что собираешься вернуться домой? — спросила Фенела.

— Это длинная история, — ответила Кей, — но когда увижусь с вами, то обязательно обо всем расскажу. Могу я приехать и остановиться у вас?

— Ну конечно же. А когда ты приедешь, сегодня?

— Нет, а приеду завтра, — пообещала Кей. — Сначала мне необходимо приобрести хоть что-нибудь из одежды. Я прибыла в Англию в одной ночной сорочке, да еще у меня уцелели пара брюк и шуба. Это все, что мне удалось прихватить до того, как нам пришлось покинуть корабль.

— Ах, Кей, какой ужас! Ты очень испугалась?

— Я была повергнута в полнейший шок, хотя следует сказать, что все происходящее тогда с нами казалось совершенно нереальным, эпизодом из очень плохой пьесы, которая будет продолжаться и продолжаться нескончаемо. Но я все расскажу тебе подробнее, дорогая. Я буду у вас завтра, так что встречайте меня на железнодорожной станции.

— Обязательно встретим, — пообещала Фенела. Она положила трубку на рычаг и повернулась к членам своего семейства:

— Представляете себе, ведь мы не виделись с Кей уже восемь лет. У нас так много накопилось, что сказать друг другу, что я и не знаю, с чего мы начнем наши воспоминания.

Тетя Джулия, которая присоединилась ко всей группе, окружавшей телефон, проговорила в сомнении:

— Если сюда приедет ваша сестра, то, по-видимому, вы попросите меня уехать. Я ведь знаю, как мало комнат в вашем доме.

Фенела, которая уже успела подумать об этом и решила, что так для них было бы удобнее всего, собралась сердечно поблагодарить тетю Джулию за ее предложение, как вдруг Саймон опередил ее.

— Безусловно, вы никуда не поедете, — проговорил он. — Вы обязательно должны остаться у нас. Кроме того, это ведь единственный случай для вас увидеть всю нашу семью в сборе.

— Ну, если вы вполне уверены, что я могу остаться, — проговорила тетя Джулия, очевидно опасаясь, что окажется им в тягость.

My порывисто бросилась к ней и взяла ее под руку.

— Мы ни за что не позволим вам уехать, — проговорила она с открытым радушием. — Пожалуйста, не уезжайте, тетя Джулия.

— Хорошо, тогда я остаюсь, — сказала Джулия Мак-Клелланд.

Фенела уловила в ее тоне нотки облегчения и радости.

«Ладно, придумаем что-нибудь, — решила она про себя. — Слава богу, детская сейчас пустует, а сами дети в Уэтерби-Корт».

И только после того, как они все разбрелись по разным комнатам, обсуждая, как все устроится в будущем, и она осталась наедине с Николасом, Фенела начала обдумывать, как же им расселиться в доме.

— Я все думаю, нет ли у тебя кого-нибудь на примете, кто мог бы приехать сюда и помочь мне по хозяйству? — обратилась она к своему мужу.

— Я обязательно подыщу кого-нибудь, — пообещал он ей. — Мне не хотелось бы, чтобы вся работа по хозяйству свалилась на твои плечи. — А затем добавил: — У меня появилась надежда, что ты все-таки вернешься домой.

— Домой? — удивилась Фенела, в первое мгновение не осознав, что он ведь имеет в виду Уэтерби-Корт. — Ну, пока еще нет никаких признаков, что я смогу это сделать, правда?

— Ты уже предлагала отцу переехать к нам?

Фенела отрицательно покачала головой.

— Прости меня, Николас, я даже не осмелилась заговорить с ним об этом. Видишь ли, ему нравится оставаться тут, потому что здесь ему все знакомо вокруг. Это на самом деле нечто сверхъестественное — то, что он умудряется самостоятельно ходить по комнатам, спускаться и подниматься по лестницам. Он никогда не сможет чувствовать себя так свободно в твоем огромном доме, который к тому же совершенно незнаком ему.

— В нашем доме, — поправил ее Николас. — Мне не хватает тебя, Фенела.

— Правда? — улыбнулась ему девушка.

В первый раз она не позволила себе уклониться от разговора с Николасом, когда в его тоне прозвучали нотки интимности.

— И особенно сейчас.

— Почему же?

— В конце этой недели предстоят испытания «Кобры».

Фенела тихо вскрикнула:

— Ах, Ник, как же это дурно с моей стороны! Я ведь и правда совершенно забыла обо всем. Так ни разу за последние дни и не спросила, как же продвигается твоя работа, да?

— На тебя свалилась такая куча дел, — сказал он.

Но Фенела была чрезвычайно раздосадована этим.

— Но ты ведь знаешь, как мне это интересно. Так ты именно поэтому задержался прошлым вечером на аэродроме?

Николас утвердительно кивнул:

— Одна-две детали оказались негодными — так, ничего серьезного, — но это заставило нас поволноваться. Нам выделили Невиля Эрлза, знаменитого пилота. Ты слышала о нем?

— Разумеется, — ответила Фенела. — Скажи, разве это не признание крайней важности твоей работы, если провести испытания было поручено такому искусному пилоту?

Глаза у Ника заблестели.

— Еще какое признание. Это показывает еще раз, что они думают о нашей работе. Мы так волнуемся — я и Дик.

— Конечно, вы будете волноваться. Ах, Ник, а мне можно будет присутствовать на этих испытаниях?

— Я как раз опасался, что ты попросишь меня об этом, — проговорил Николас. — Но это совершенно невозможно. Я пытался предложить, чтобы тебе разрешили приехать и посмотреть — хотя должен сказать, что смотреть там особо будет нечего, потому что собственно испытания будут проводиться высоко в небе, вне поля зрения наземных наблюдателей, — но оказалось, что правила министерства Военно-воздушных сил очень строги.

— Ну, тогда мне остается только сидеть дома и молиться, — сказала Фенела. — Я буду молить бога, чтобы ваши испытания прошли успешно; знай это, Ник.

Николас посмотрел на нее:

— Фенела, тебе действительно не все равно, что случится со мной?

Фенела почувствовала, что краснеет.

— Конечно, нет, — ответила она, заставив себя прямо смотреть ему в глаза, не отворачиваясь. Затем внезапно она протянула ему руку: — Не ругай меня, Ник, за мои фантазии.

Он взял ее руки в свои и горячо пожал их.

— Я не буду заставлять тебя делать свой выбор, но знаю, что то время, тот день наступит для меня. Ведь правда, Фенела?

Фенела не выдержала его взгляда и опустила глаза, но в знак согласия с ним кивнула и тихо прошептала:

— Да, Ник.

— Это все, что мне хотелось бы знать. Мне хватит и этого.

Он отпустил ее руки, и она могла бы уйти, но Фенела не спешила покидать мужа. Вместо этого она проговорила взволнованно:

— У тебя есть какие-нибудь дела на сегодня? Может быть, останешься здесь? Мы все были бы рады этому.

Она поняла, что ее предложение порадовало Ника.

— Я должен быть в полдень на аэродроме, — проговорил Николас, — но к обеду я вернусь, если, конечно, это не прибавит тебе дополнительных хлопот; и кстати, это напомнило мне о моем обещании найти кого-нибудь, кто помог бы тебе здесь по хозяйству.

— Для меня неважно, кто именно это будет, — лишь бы этот человек имел пару рук для работы, — сказала Фенела.

— И эти руки у тебя будут, — пообещал ей Николас и направился к парадной двери.

Фенела, не отрывая глаз, следила за ним; она видела, с каким трудом Ник усаживался в автомобиль, а когда машина тронулась с места, помахала ему на прощание рукой; затем какое-то время она простояла неподвижно, закрыв глаза руками.

— О боже! Пусть я останусь честной с ним, — молилась она. — Я должна попытаться, обязательно.

Если бы только у нее была уверенность в том, что Рекс больше не имеет никакой власти над ее сердцем; но положение было таким, как будто она лишь заставляет себя отринуть все чувства и все, от чего она отказалась, однажды может вновь нахлынуть и захватить ее.

Она думала, что как раз сейчас мысли о Рексе постепенно покидают ее, а также о том, что чувство утраты, вызываемое его потерей, не сильнее того чувства, которое она испытывает от сознания невозможности дать сейчас Николасу то, о чем тот мечтает.

Фенела вдруг почувствовала такую беспомощность, такое бессилие распоряжаться и управлять собой и собственными чувствами.

Рекс и Николас — двое мужчин, и она сейчас должна причинять им боль, обоим сразу.

Как всегда представляла себе Фенела, Кей была неземным существом.

Она наверняка была созданием, которое может существовать только в воображении сценаристов и романтиков, создающих сенсационные произведения.

С самого начала, как только она вошла в этот дом, все и вся, казалось, должно было вертеться только вокруг нее и притягиваться тоже исключительно к ее особе.

По прошествии первого дня Фенела уже не могла бы с определенностью ответить себе, рада она тому, что Кей поселилась в их доме, или нет. Фенеле невозможно было не почувствовать, что она сама как-то отошла на задний план, а ее место заняла Кей.

С того самого момента, как только Кей приехала сюда, она принялась командовать всем и вся.

Весь дом, казалось, заполнился ею, каждый только и ждал, чтобы посмеяться ее шуткам, выслушать ее планы и, как решила для себя Фенела, быть в роли благодарной аплодирующей публики.

Сестра Беннет была прямо-таки в экстазе от Кей, а тетя Джулия все снова и снова повторяла Фенеле без устали:

— Я никогда и представить себе не могла, что встречу здесь кого-либо, так похожего на героиню книжного романа. Кей — чудесная девушка, дорогая, просто чудесная.

Фенела понимала, что, говоря добрые слова о Кей, все думают, что делают ей приятное. На самом же деле, когда она оставалась одна, то вынуждена была признаваться себе в том, что где-то глубоко внутри испытывает муки ревности к своей старшей сестре, в которых до сих пор ее было трудно заподозрить.

Для Фенелы очень трудно было после стольких лет заботы о доме, когда она была единственной из Преитисов, к кому каждый из их семьи обращался в горестях и в счастье, с любыми затруднениями, вдруг почувствовать себя оттесненной на задний план.

А Кей блистала. Она была звездой как на сцене, так и вне ее; она ослепительно сияла и излучала свет; и каждый, кто встречался с ней, должен был немедленно признать ее власть над собой.

Николас пришел к обеду и, насколько Фенела могла судить по его виду, был так же пленен Кей, как и все остальные из домашних.

Очевидно, Кей не ставила себе задачу особенно понравиться именно Николасу, и позже, вечером, когда они уже собирались отправиться спать, она сказала Фенеле:

— Дорогая моя, больше никогда не жалуйся мне на монотонность жизни в провинции, если ты смогла по соседству найти такого притягательного человека, как Ник.

— Он понравился тебе? — небрежно спросила Фенела.

Думаю, он просто прелесть, — ответила Кей, — и если бы не мой Тедди, я обязательно отдала бы свое сердце Николасу. Бедный мальчик! Через что ему только пришлось пройти после такого крушения; но теперь у него есть ты, а это уже кое-что. А почему он не остался ночевать?

Это было совершенно в духе Кей, решила Фенела, перейти к самой сути дела и задать именно тот вопрос, который Фенела предчувствовала и которого она так опасалась.

— Нет комнаты, — поспешно ответила Фенела. — Ты же видишь, в какой тесноте мы живем.

— Ах да! — проговорила Кей.

С понимающим видом она поцеловала Фенелу, пожелав ей на прощание спокойной ночи.

Оставшись одна в своей комнате, Фенела медленно раздевалась, думая о событиях прошедшего дня и скорее находясь в легком шоке, чем в удивлении, когда почувствовала в сердце обиду.

— Я рада ее увидеть — да, рада! — говорила она себе, смотрясь в зеркало, и почувствовала, что слова эти были насквозь фальшивы.

Следующий день для Фенелы выдался еще более трудным, потому что Кей взялась за составление планов на будущее сразу для всей их семьи.

— Похоже на то, как если бы в нашем доме появилась динамо-машина, — сказал по этому поводу Саймон. Однако, если по отношению к Кей это звучало как комплимент, то по отношению к Фенеле оно имело как раз противоположный смысл.

Кей разъяснила им всем, что им надлежит делать, и Фенеле показалось, что все восприняли ее указания как не подлежащие обсуждению.

— По возвращении в Лондон я собираюсь снять квартиру, — говорила Кей. — Эта квартира должна быть достаточно большой, потому что ты, Саймон, переедешь туда и будешь жить со мной. Тут не о чем и спорить — я хочу отвести тебя к самому лучшему окулисту, какого только можно будет там сыскать. И не говори мне о том, что люди в вашей клинике — хорошие специалисты, — продолжала она, — я уже слышала эти сказки. Мы с тобой начнем с окулистов высшего класса и только в случае необходимости обратимся к другим специалистам рангом пониже; но я не собираюсь воспринимать какой бы ни было приговор относительно твоего зрения как окончательный до тех пор, пока не покажу тебя самым лучшим специалистам в этой области. Я видела, как иногда происходят просто чудеса, — не останавливалась Кей, — и не вижу причин, по которым нам не стоило бы попытаться совершить нечто в том же роде. Что касается тебя, My, то ты также должна поехать в Лондон. Я хочу, чтобы ты была подружкой невесты у меня на свадьбе.

— Подружкой невесты! — в сильнейшем волнении повторила ее слова My…

— Да, я хочу, чтобы у меня на свадьбе была подружка, независимо от того, будет проходить обряд бракосочетания в отделе регистрации или нет, и мы обязательно подберем тебе какой-нибудь сногсшибательный наряд, невзирая на то, что по этому поводу скажут в министерстве торговли.

— Ах, Кей, как это здорово! — проговорила My.

— А я думала, что ты собиралась остаться с тетей Джулией. — Фенела не могла удержаться от того, чтобы не сделать это замечание, почувствовав на какое-то мгновение себя ущемленной той атмосферой возбуждения и воодушевления, которую создавала вокруг себя Кей.

— Да, собираюсь, — ответила My, — но ведь сначала мы должны дождаться свадьбы Кей, разве не так?

— Ну разумеется, — вмешалась в разговор Кей еще до того, как смогла высказать свое мнение Джулия Мак-Клелланд, — и более того, я рассчитываю на то, что и тетя Джулия также приедет ко мне на свадьбу. Вы ведь приедете, да? — сказала она, повернувшись к тетке.

— Мне бы очень этого хотелось, — ответила та, — а в том случае, если та квартира, которую вы собираетесь снять, окажется недостаточно просторной, My, вероятно, могла бы остановиться со мной в гостинице?!

— А почему бы и вам не снять себе квартиру в Лондоне? — спросила у тети Джулии Кей.

— Я никогда не думала об этом.

Ну так вот, — проговорила Кей, которая уже слышала ее историю, — если вы последуете моему совету, то можно будет закрыть ваш замок на длительное время. Кому захочется похоронить себя заживо где-то в Северной Шотландии? Вы же переедете в Лондон, получите какую-нибудь работу по мобилизации, и тогда уже не останется совершенно никаких препятствий для того, чтобы My поселилась с вами и поступила в обычную школу без пансиона. Она уже возненавидела все школы-пансионы, и если бы имела возможность заниматься днем в школе, а на ночь возвращаться домой, несказанно обрадовалась бы этому, как вы считаете?

Кей огляделась вокруг себя с выражением полного удовлетворения от своего предложения.

«Вся ее забота вызвана не искренним участием к нуждам других, — подумала про себя Фенела. — Просто у Кей столько энергии, что она чувствует постоянную потребность заставлять действовать всех остальных независимо от того, хотят они этого или нет».

Фенела все ждала, когда же очередь дойдет и до нее, и была уверена, что уж о ней-то Кей не забудет.

— Что касается Фенелы, — говорила тем временем Кей, — то она будет благодарна мне за такой прекрасный оборот дела. В этом случае она получит возможность вернуться в свой чудесный дом к своему очаровательному супругу. Бедняжка Фенела! Только подумать, как скверно вы обращались с ней все эти годы, допустив, чтобы она так изнуряла себя работой, словно какая-нибудь поденщица. Жалею теперь, что не узнала об этом раньше, не то я уже давным-давно примчалась бы сюда и все здесь изменила.

— Во-первых, никакая я не поденщица, — горячо возразила ей Фенела, — а во-вторых, мне нравились мои обязанности.

Она как-то сразу забыла то время, когда жаловалась на свою судьбу, те нескончаемые долгие месяцы, когда вся жизнь казалась ей такой одинокой и нестерпимой.

— Чепуха! — быстро проговорила Кей. — Никому не понравилось бы оставаться бесплатной служанкой, а именно таковым и было твое истинное положение в этом доме. А тебе, папочка, должно быть стыдно за себя. Фенела — очаровательная девушка, и надо было предоставить ей возможность тоже радоваться жизни.

— Ты, кажется, забыла, — ответил Саймон, — что все эти годы существовала одна незначительная неприятность, которая называется войной; и, строя свои планы относительно переезда в Лондон и веселой жизни там, ты должна всегда помнить о том, что на город могут осуществляться налеты вражеской авиации. А ты еще не знаешь, что такое массированный налет, дорогая!

— Надеюсь, что уж как-нибудь переживу это, — бодро заявила Кей, — и по правде говоря, я скорее согласилась бы на вражеские налеты, чем терпеть здешнее существование.

Кажется, я уже слышал нечто подобное и раньше, — язвительно проговорил Саймон, — но это не так. Могу пообещать тебе одну вещь: ты обязательно сбежишь из Лондона куда-нибудь в провинцию, как только хотя бы раз увидишь первый же внушительный налет на город.

— Ну и что, а я бы рискнула, — с воодушевлением вмешалась в разговор My. — Ах, Кей, если бы ты только знала, как мне хочется поехать в Лондон.

— Тогда будем считать, что планы на будущее мы построили, — сказала Кей. — Все согласны с этим, да?

Послышался хор одобрительных возгласов. Воздержалась только Фенела, и пока все остальные продолжали еще что-то обсуждать, она выскользнула из комнаты, стараясь не привлекать к себе внимания.

Фенела прошла в сад и остановилась в тени орехового дерева, устремив свой взгляд на небольшой пруд с водяными лилиями, который был вырыт давным-давно, а теперь из-за недостатка внимания оказался совсем заброшенным.

Именно там и нашел ее Николас, когда он своей прихрамывающей походкой пересекал лужайку.

— А я все гадал, где же застану тебя, — проговорил он. — Заметил, как ты выскользнула из комнаты, но не понял, совсем ты ушла оттуда или потом вернешься?

— Я возвращаюсь через несколько минут, — ответила Фенела.

Она старалась говорить естественным голосом, но обмануть Николаса ей не удалось.

Он протянул руку и коснулся ее плеча.

— В чем дело, Фенела? — спросил он.

Сад купался в лунном свете; призрачное сияние падало на заросший кувшинками пруд у их ног, превращало беспорядочно разросшуюся траву, неподстриженные кустарники и чуть различимую тропинку в чудесное и романтическое место. Фенела медленно подняла взор на мужа.

— Я ужасный человек, Ник, — проговорила она, — потому что злюсь на Кей, которая пытается устроить жизнь всей семьи. Я заботилась о них до последней минуты, и все-таки мне так и не удалось дать им даже сотой доли того счастья и радости, которые они обретают при общении с Кей. Это очень задевает меня, но я не подаю виду, как будто это меня не касается. И по мне все видно.

Она тихо всхлипнула и вновь отвернулась от Николаса; губы ее задрожали. Рука Николаса осторожно переместилась с ее плеч на руку, и Фенела почувствовала, как ее пальцы оказались в теплой ладони мужа.

— Я понимаю тебя, — сказал он. — Мне часто приходилось испытывать подобные чувства в своей жизни.

Это не совсем то, — быстро ответила ему Фенела, испытывая какое-то странное удовольствие от того, что ее рука останется в его ладони. — Не то чтобы я хотела чего-то для себя; наоборот, мне хотелось бы оставаться человеком, который отдает что-то другим. Мне нравилось заботиться о своей семье, когда все в нашем доме шло по-старому.

Николас на мгновение задумался, а затем сказал:

— А ты никогда не думала о том, что жизнь каждого человека имеет циклический характер? Кто-то внезапно обнаруживает, что подходит к концу какая-то ее часть, но потом появляется новый стимул, и жизнь начинается как бы сначала.

Фенела напряглась. Она поняла, что он имел в виду: что ее жизнь отныне будет связана с ним. Испытывая сейчас горечь сама, она попыталась побольнее уколоть и его.

— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что вскоре мне предстоит взвались себе на плечи все заботы еще об одной семье, — заметила она едко.

Фенела отняла свою руку и отвернулась с видом капризного ребенка.

— Я не настолько самонадеян, чтобы употребить слово «вскоре», — тихо ответил ей Николас.

Гнев Фенелы исчез так же быстро, как и возник.

— Извини меня, Ник, — проговорила она. — Это было мерзко с моей стороны. Ты все время стараешься быть обходительным, но не знаю, что со мной творится в эти последние дни; мне кажется, что я становлюсь ужасно злой и противной. Меня постоянно всё и все выбивают из колеи.

Я знаю средство против этого, но не осмеливаюсь предложить тебе его, — сказал Ник. — Давай-ка вернемся в дом, не то они забеспокоятся: не случилось ли что с тобой.

Фенела пожала плечами.

— Да и бог с ними, — ответила она.

У Фенелы было такое чувство, что она больше не осмелится даже взглянуть в лицо Кей.

«Я ревную, — подумала она про себя, — ревную к Кей всех остальных». И ей стало стыдно.

Кей была такая привлекательная; для нее вся жизнь была легким, волнующим приключением, в котором все разложено по полочкам, а все, что не укладывалось в ее схему, подлежало забвению.

«У Кей все получается так гладко, — думала Фенела, — потому что на самом деле все происходящее вокруг мало беспокоит ее. А если она все-таки допускает в чем-нибудь ошибку — будь то ее работа или бесчисленные браки, — она просто выбрасывает это из своей памяти и начинает все заново. Предположим, — продолжала размышлять Фенела, — предположим, что попрошу у Николаса развод. А почему бы и нет? Ведь мы даже не осмеливаемся открыто смотреть в глаза друг другу».

Затем сама мысль потерять Николаса показалась Фенеле пугающе мрачной.

«Если у меня не будет Ника, то с кем же я останусь?» — спросила она себя и импульсивно опять повернулась к нему.

— Ник, сегодня вечером не обращай на меня ни малейшего внимания, — взмолилась она. — Со мной сейчас творится нечто такое, что Нэнни называет «проделками чертенка за моей спиной».

Николас протянул было свою руку к Фенеле, но затем сдержал себя, как будто немного испугавшись того, что этот жест может напугать ее.

— Сказать тебе, что я думаю по этому поводу? — спросил он.

— Да, пожалуйста.

— В нашем мире есть люди, — начал он, — которые обтекают жизни других людей, подобно широкой спокойной реке. А есть иные, которые врываются в жизни других людей, подобно внезапному ливню. Поэтому все замечают таких людей, как всегда обращают внимание на дождь — ведь он все время неожидан, всегда оказывает на человека заметное воздействие; а река — так она все время течет здесь, все вокруг к ней уже давно привыкли. Ты, Фенела, подобна некой реке; тот, кто знает тебя, всегда будет желать остаться рядом, будет нуждаться в тебе, но очень часто все будут реагировать и на ливни.

Николас говорил все это довольно ровным голосом — волнение едва угадывалось в его тоне, но Фенела понимала, что каждое слово дается ему с неимоверным трудом и идет из самой глубины сердца.

У нее внезапно промелькнуло чувство нежности к Николасу.

— Спасибо тебе, Ник; это очень мило с твоей стороны, — проговорила она, — и очень успокаивает меня; хотя, я думаю, Кей нельзя сравнить с ливнем. Она предпочитает быть скорее лучом солнца или чем-то еще, что ослепительно блистает, подобно молнии.

— А ведь ты можешь быть язвительной и коварной, не так ли? — спросил Николас, и Фенела утвердительно кивнула.

— Да, и наслаждаюсь этим.

Они оба рассмеялись.

— Нам пора возвращаться, — сказала Фенела и взяла мужа под руку. — Хочешь, я скажу сейчас тебе что-то самое главное про тебя, Ник? Что-то очень хорошее?

— Хотелось бы услышать, — ответил он. — В моей жизни приятные вещи случаются нечасто.

— Не заставляй меня жалеть тебя, — скомандовала Фенела. — А сказать я хотела вот что: с тобой, Ник, я могу быть честной и правдивой, мне не приходится изображать из себя кого-то другого. И я считаю, что таких людей, с которыми каждый может себя чувствовать естественно, очень мало; я действительно нисколько не притворяюсь с тобой — я предстаю перед тобой в самом худшем виде.

— Пока я мог видеть только самое лучшее в тебе, — прошептал Ник.

И уже позже, когда они подошли к боковому входу в дом, он неожиданно остановился.

— Фенела, ты позволишь мне поцеловать тебя на прощание?

Первым побуждением Фенелы было отпрянуть от него, но она заставила себя улыбнуться.

— Конечно, Ник, почему бы и нет?

Она слегка приблизила свое лицо к нему; луна светила ей прямо в глаза, и поэтому ей пришлось прикрыть веки. Но Ник так и не поцеловал ее. Вместо этого он стоял, рассматривая лицо Фенелы, не прикасаясь к ней.

— Ты была искренна со мной, — пробормотал он через какое-то время. — И я теперь тоже буду честным с тобой. Я хочу поцеловать тебя — просто чертовски хочу, но я не собираюсь этого делать. И не сделаю до тех пор, пока ты сама этого не захочешь. А попросил я тебя об этом потому, что хотел услышать, что ты мне скажешь в ответ; но, Фенела, я же не круглый дурак, особенно когда дело касается тебя. Спокойной ночи.

Он отвернулся от Фенелы и вместо того, чтобы войти в дом, пошел по дорожке, посыпанной гравием, которая вела к парадному входу. Фенела осталась стоять, словно окаменев.

Через короткое время она услышала, как заработал двигатель автомобиля, и Николас уехал. Какое-то время она слышала звуки, доносившиеся с дороги и видела отблеск света фар, пробившийся сквозь листву деревьев, а затем все стихло. Перед ней лежал сад, купающийся в лунном свете, — совершенно пустой и тихий.

Внезапно из открытого окна мастерской до Фенелы долетел взрыв хохота. Она тихо вздохнула, повернулась и вошла в дом.