Глава 1

— Но это же несправедливо, мама! — не на шутку обиделась Зита.

Герцогиня ответила не сразу.

Прежде ей надо было подобрать слова.

— Это великолепная партия для Софи. Я не хочу, чтобы ты все испортила.

— Но как? — изумилась Зита.

Герцогиня не стала объяснять причину.

— Я не собираюсь обсуждать эту тему, — строго сказала она. — Когда приедет король Максимилиан, ты не должна спускаться вниз ни под каким предлогом. Ты не будешь участвовать ни в одном празднике, которые мы устраиваем в его честь. Если ты ослушаешься меня, Зита, придется отправить тебя к родственникам.

Девушка ужаснулась и не посмела возразить.

Жизнь во дворце была и так, мягко говоря, чересчур размеренной, а у родственников, которые жили в немыслимой глуши, она бы умерла от скуки.

Зита быстро поднялась с кресла и вышла из комнаты, легонько хлопнув дверью.

Герцогиня вздохнула.

Зита, совершенная копия отца, всегда казалась ей трудным ребенком.

Не то что Софи.

Та воистину ее дочь — тихая, невыразительная и спокойная.

Герцогиня была англичанкой, родственницей королевы Виктории, поэтому они с Зитой говорили на ее родном языке.

А Зита уже мчалась по коридору в сторону отцовского кабинета.

Но теперь она думала на своем языке.

Она вихрем ворвалась в кабинет и застала отца одного, как и предполагала.

Еще не успев отдышаться, она сердито заговорила:

— Неужели, папа, ты знал о том, что меня не допустят на прием короля Максимилиана? И даже на бал? И вообще мне не позволят просто взглянуть на него? Я отказываюсь в это поверить!

Герцог опустил газету и посмотрел на младшую дочь.

Зеленые глаза лихорадочно блестят, на щеках яркий румянец.

Красивое разгневанное личико обрамлено разметавшимися от быстрого бега огненными вихрями волос.

Его взгляд потеплел и смягчился.

— Прости, дорогая, — сочувственно промолвил он. — Я знал, что это расстроит тебя.

— Знал! — воскликнула Зита. — О папа, как ты мог! Это так несправедливо!

Герцог молча протянул ей руку.

Она стиснула ее в своих горячих ладонях и присела возле кресла, умоляюще глядя ему в глаза.

— Если б ты только знал, папочка, как здесь стало скучно в последнее время! — жалобно молвила Зита. — Было бы так замечательно потанцевать хоть с кем-нибудь, особенно с королем Максимилианом. Мне всегда хотелось его увидеть.

Герцог сжал ее руку.

— Боюсь, дорогая, мама и Софи уже все решили. Это» плата за твою красоту.

Зита ошеломленно уставилась на отца.

— О, я всегда подозревала, что Софи ко мне ревнует!

А маме не нравится, как я себя веду, когда остаюсь с тобой. Но не до такой же степени, чтобы запереть меня в классной комнате, словно я прокаженная!

— Дорогая, когда мне сказали об этом, я знал, как ты расстроишься. Но поверь мне, милая, я ничем не мог тебе помочь!

— Но почему? — рассердилась Зита.

— А потому, — терпеливо объяснил отец, — что такие маленькие страны, как наша, должны объединяться, чтобы противостоять возрастающей мощи Германии. Если король женится на Софи, мы станем вдвое сильнее, понимаешь?

Конечно, Зита прекрасно понимала.

Они с отцом часто обсуждали политическую ситуацию в Европе.

— А мне казалось, что Германия положила глаз на Австрию…

— Сначала Австрия, потом Бавария, а затем и мы, — задумчиво произнес герцог. — А после… почему бы не Франция?

Девушка затаила дыхание.

С этим шутить нельзя.

Она знала, что может произойти, если Бисмарк начнет действовать.

Его амбиции не имели предела.

Она прижалась щекой к отцовской руке и прошептала:

— И все-таки, папочка, мне бы так хотелось побывать на балу. Обещаю, что не буду танцевать с королем!

— Но он сам захочет, моя дорогая, — улыбнулся герцог. — Поэтому твоя мама и Софи испугались.

Зита продолжала сидеть возле отцовского кресла.

Сегодня ей впервые довелось услышать от членов семьи о своей красоте.

Конечно, она знала, что унаследовала ее от своей бабушки-венгерки.

Бабушка могла претендовать на более выгодную партию и занять более значительное положение, чем статус герцогини Альдросской.

Но она влюбилась в своего будущего мужа с первого взгляда, и он всю жизнь отвечал ей взаимностью.

Эту историю Зита слышала еще с колыбели.

Она часто разглядывала портрет бабушки, висевший в тронном зале.

— Если дедушка был похож на тебя, папа, — говорила Зита, — то неудивительно, что бабушка в него влюбилась.

Наверняка он был очень привлекателен.

— Спасибо, любимая, — смеялся герцог. — Несмотря на то что я похож на отца, я унаследовал многие черты своей матери. Особенно ее любовь к лошадям. Она была великолепной наездницей и искусно объезжала самых диких и непокорных скакунов. Ты похожа на нее, Зита.

Герцог обожал свою мать.

Наверное, поэтому он сразу полюбил своего третьего ребенка.

Когда родилась Зита, у него уже были Софи и Генрих, и, честно говоря, он ожидал второго сына.

Но, к его собственному изумлению, появление еще одной дочери не только не разочаровало его, но стало неожиданной радостью.

Он сразу узнал в Зите прекрасную мать-венгерку, и она стала его любимицей.

Зеленоглазая девочка росла и хорошела у него на глазах, и стареющий герцог стал слишком много времени проводить в детской.

Как только ей исполнилось восемь, он, игнорируя протесты жены, взял ее с собой в горы.

Он частенько удалялся дней на десять, оставляя замок и супругу, которая ничего не могла с этим поделать.

— Мне надо поближе познакомиться с моим народом, — объяснял ей герцог. — Самый лучший способ — окунуться в эту среду.

В коротких кожаных панталонах, зеленом суконном жакете и тирольской шапочке — традиционной одежде жителей Альдросса и Баварии — он отправлялся в путешествие.

Останавливался в маленьких деревенских гостиницах и с бокалом местного вина в руке распевал народные песни, выражавшие истинные чувства простого человека.

Альдроссцы обожали его за подобный демократизм.

Они, конечно, понимали, что у герцога имелись и другие причины для кратковременных поездок в горы, но лишь добродушно посмеивались, — Наш господин — настоящий мужчина! — говорили они.

А для маленькой Зиты это было просто волшебством.

Вырвавшись из-под навязчивой опеки нянь и гувернанток, вдали от замечаний матушки, она радостно скакала на лошади рядом с отцом по зеленым долинам меж заснеженных вершин.

Когда дорога кончалась и переходила в тропинку, они шли пешком долгие мили до тех пор, пока не уставали ее маленькие ножки.

Но она никогда не жаловалась на усталость.

Как-то раз герцог привел ее к горному озеру, и она плавала в ледяной воде, словно юркая рыбка.

Конечно, дома она не рассказывала, что научилась плавать.

Это была их с папой тайна.

Ведь мать пришла бы в ужас даже от того, что Зита нарушает приличия и бегает голышом.

Хотя, кроме родного отца, ее никто не видел.

Так герцог с дочерью убегали из замка, и герцогиня не могла их остановить.

Они возвращались через неделю, счастливые, загоревшие, полные сил и здоровья.

Но когда Зите исполнилось пятнадцать, мать категорически запретила ей ездить с отцом.

Сказка кончилась.

Никакие слезы и уговоры не помогали: мать оставалась непреклонной.

Зита не могла понять причину этого внезапного запрета, строгого и окончательного.

Железный занавес отделил ее от мира радости и счастья.

Эти поездки были удовольствием не только для нее.

Отец блаженствовал в ее обществе.

Зита была уже большой девочкой, когда до нее стали доходить слухи о Париже, о женщинах легкого поведения, к ногам которых бросали свои состояния знатные господа…

Однажды Зита услышала обрывок разговора родителей.

— Я ни за что на свете не допущу, — негодовала герцогиня, — чтобы моя дочь имела что-то общее с подобными женщинами…

Она замолчала на полуслове, увидев в дверях Зиту, и перевела диалог на другую тему.

В то время девочка не придала этому никакого значения, так же как и другой случайно услышанной фразе.

— Думаешь ли ты о своей репутации, когда обращаешься с такого рода созданиями?.. — возмущенно выговаривала герцогиня мужу.

И снова фраза осталась незаконченной, потому что в дверях внезапно появилась Зита.

Это были кусочки загадки-мозаики, которую она могла при желании сложить.

Однажды в маленькой горной гостинице она пробудилась от яркого света луны, пробивавшегося сквозь неплотно задвинутые шторы.

Зита была сильно утомлена и хотела вновь погрузиться в сон, но мешали голоса, долетавшие из соседней комнаты.

Смеялась незнакомая женщина.

Ей вторил баритон отца, в котором сквозили незнакомые нотки.

Тогда она не стала прислушиваться и тем более анализировать этот факт, но позднее смутные догадки стали посещать ее острый ум.

В тот день они долго бродили по живописному ущелью, плескались в горном озере, а потом отец привел ее в незнакомое место.

На пороге маленького домика их встречала молодая рыжеволосая женщина.

Ее кожа была цвета клубники со сливками, а глаза ярче синего неба.

— Вы вернулись! — сорвался радостный возглас с ее алых губ. — А я думала, больше вас не увижу!

— Я выполняю свои обещания, Нэви, — с улыбкой ответил герцог. — Я взял с собой дочку, чтобы она посмотрела на самую прекрасную женщину Альдросса!

Они пообедали с таким аппетитом!

А потом девочке позволили выпить вина с местных виноградников.

Она с трудом держалась на ногах от усталости, и отец отнес ее в постель.

Ночью ее разбудила луна…

Все это казалось странным, но она была слишком сонной, чтобы беспокоиться О чем-либо, а наутро обо всем забыла.

Теперь она все это вспомнила, и те обрывки информации, которыми она располагала, немного прояснили реакцию матери на регулярные отъезды отца.

А он продолжал, теперь уже без дочери, время от времени покидать замок.

Зита подмечала, с какой горечью отзывалась об этом мама.

Дети не всегда понимают суть отношений между родителями.

Здесь интуиция их подводит.

Но Зита была уже взрослой девушкой, и многое становилось ясным.

Ей пришлось признать, что союз отца и матери был в какой-то мере обусловлен политической необходимостью, Мама как член английской королевской семьи стала для Альдросса гарантией безопасности и залогом поддержки со стороны Англии.

Герцогиня была настоящей англичанкой — и внешностью, и характером.

Она отличалась свойственной англичанкам застенчивостью и холодностью.

В общем, была полной противоположностью открытым и эмоциональным альдроссцам.

Эти люди умели радоваться жизни.

Зита часто слушала, как они поют во время работы в полях и на виноградниках.

А в сумерках из уютно освещенных окон их домиков доносились веселый смех и нескончаемые разговоры.

Ветер на легких крыльях разносил их звонким эхом по округе и раскидывал меж белых шапок окрестных гор.

Только в этом году, на пороге восемнадцатилетия, Зита поняла, что мама действительно любила отца, Не потому, что была его женой, а так, как женщина может любить мужчину.

Это открытие стало для нее настоящим потрясением.

Она знала наверняка, что отец испытывает к матери совсем другие чувства.

Да, он ее уважал и оказывал ей знаки внимания, но никто бы не осмелился сказать, что он от нее без ума, как пишут в романах.

«Бедная мамочка!»— думала Зита.

И она дала себе клятву ни за что не вступать в брак по необходимости.

Ее супруг будет любить ее, так же как она его.

И ничто на свете не заставит ее поступить иначе, как бы важно это ни было.

Она посмотрела на родителей совсем другими глазами.

Теперь понятно, почему ее отец, такой привлекательный мужчина, погружался в волны отчаяния.

По природе он был скитальцем, но семейная жизнь приковала его к крохотному государству Альдросс.

Когда Зита была ребенком, он частенько развлекал ее рассказами о своих путешествиях.

А бывал он и в Египте, и в далекой России.

Неоднократно посещал Париж, но не часто рассказывал об этих поездках.

Обычно на ее просьбы поведать что-нибудь о Париже он переводил разговор на Рим.

Когда она умоляющим тоном просила его описать картины во дворце Тюильри, он рассказывал ей о тех, что видел в Мадриде или Флоренции.

Париж для нее открыли профессор и мадам Готье.

Они вдохнули жизнь в картинки, а ее фантазия дорисовала отчетливые образы.

Париж стал для Зиты городом экстравагантных и соблазнительных женщин, и она догадывалась, зачем туда наведывался ее отец.

Но после женитьбы у герцога была только одна возможность обрести некоторую свободу — его короткие поездки в горы.

Он любил свою страну, любил ее народ.

Многие женщины радостно открывали ему свои объятия.

Он видел неподдельный, живой блеск в их глазах, а развернуться спиной и уйти было не в его характере.

«Папа тоже бедный», — решила Зита.

И себя ей тоже было жаль, потому что теперь она не могла ездить с отцом, приходилось оставаться в замке с матерью.

В эти дни матушка становилась особенно придирчивой, а вся прислуга более молчаливой, чем обычно.

И весь замок погружался в свинцовый туман, который рассеивался только по приезде отца.

Словно читая ее мысли, герцог прервал молчание.

— Вот что мы с тобой сделаем, дорогая. Я соглашусь с твоей матерью, но только с одним условием: она отпустит тебя со мной в следующую поездку в горы.

Зита подняла на него сияющие глаза.

— Правда? Это же просто замечательно! Ты не представляешь, как мне не хватает этих поездок!

— Мне тоже, Зита. Но мама убедила меня, что ты уже слишком взрослая, чтобы сопровождать меня. Надо признаться, в чем-то она права.

— Но на этот раз ей придется сделать исключение, — сказала Зита. — Поклянись мне, что ты сможешь ее уговорить.

— Клянусь! — ответил герцог. — Я хочу взобраться на одну дальнюю вершину, где не был лет десять. Там очень красиво, и я мечтаю показать это место тебе.

— Мне там понравится, папа! Скорей бы нам снова оказаться вместе — только ты и я!

Герцог наклонился и нежно поцеловал дочь.

— Я люблю тебя, — с чувством промолвил он, — и желаю тебе счастья. Но, к сожалению, не все зависит от меня.

— Я знаю, папочка, — кивнула Зита. — Хорошо бы Софи вышла за короля Максимилиана. Тогда нам бы не пришлось волноваться, что чудище Бисмарк проглотит Альдросс!

Герцог засмеялся.

— Аминь! — произнес он уже серьезно. — Душа моя, постарайся вести себя тихо, пока не приедет король. Пусть твоя матушка пребывает в хорошем расположении духа, а — Я постараюсь не попадаться ей на глаза, — пообещала Зита. — Мне кажется, я всегда ее Чем-то расстраиваю, но не пойму чем…

Герцог мог бы ответить одним словом — «ревность».

Но он промолчал, решив, что это нечестно.

Зита нежно поцеловала его и скрылась за дверью, а он еще долго сидел и думал о ней.

Дочь жила в замке, никуда не выезжая.

Постоянно одергиваемая матерью, она не осознавала своего очарования.

Она определенно способна сводить мужчин с ума.

Еще мальчишкой герцог замечал завороженные взгляды мужчин всех возрастов и рангов, которыми те провожали каждое движение его матери.

Зита была ее копией.

Если король Максимилиан действительно намерен жениться, то в Вальдестин он увезет не Софи, а Зиту. , ;

Софи уже исполнилось двадцать, ее нужно было срочно пристроить, иначе она рисковала остаться старой девой.

В окрестностях Альдросса не было ни одного молодого жениха королевской крови, кроме маркиза Баден-Бадена.

— Ну что я могу поделать, Луиза! — словно оправдываясь, говорил герцог жене. — Принцы ведь не растут как грибы. Все соседи уже давно женаты, а их дети еще в колыбели. Короля Вальдестина я в расчет не беру, он убежденный холостяк…

— На него рассчитывать нечего, — холодно ответила герцогиня. — Он прожигает жизнь с теми созданиями, которых и ты находишь привлекательными, но о них никто не посмеет даже заикнуться ни в одной приличной гостиной!

— А я слышал, будто у танцовщицы, которая живет у него в Вальдестине, такая великолепная фигура, что парижская публика лишалась дара речи, когда она выходила на сцену.

Но ему тут же пришлось пожалеть о сорвавшихся с языка необдуманных словах.

Луиза гордо выпрямилась и вышла из комнаты с высоко поднятой головой.

Герцог знал, что ему обеспечена парочка дней бойкота.

А также весьма холодная и натянутая атмосфера во время нескольких ближайших трапез.

Герцог поднял и расправил брошенную газету.

«Бедный Максимилиан, — подумал он, прежде чем снова погрузиться в чтение. — Если он женится, то окажется запертым в Вальдестине, тогда как все его красотки останутся в Париже!»

Зита сдержала слово, данное отцу, и старалась не попадаться на глаза матери.

Предпраздничная суета и приготовления к приезду короля Максимилиана, наполнившие замок особой атмосферой, были для нее тяжелым испытанием, потому что она не могла принять в них участие.

Софи понадобились новые платья, и прибыли портные.

Белые стены вымыли, позолоту начистили до блеска, с мебели сняли чехлы.

Из оранжерей принесли огромные корзины с цветами, и служанки так украсили все комнаты, что они стали похожи на благоухающие клумбы.

Замок выглядел как новенький.

— Не могу понять, папа, почему бы нам всегда не жить в такой красоте, — заметила Зита во время ленча, — вместо того чтобы лезть из кожи ради гостя. Он наверняка не будет так рад, как радовались бы мы.

— Твои слова не лишены смысла, — ответил герцог.

У них с Зитой существовал своего рода обычай: принимать в беседе противоположные точки зрения — но не для того, чтобы поспорить, а просто ради забавы, дабы позволить остроте ума осветиться новыми гранями.

Герцогиня никогда не понимала истинного смысла этой игры.

— В то же время, — продолжал герцог, — мы бы ничего не заметили, если б необычное стало обычным. И, безусловно, тоже не радовались.

У Зиты заблестели глаза, и она уже открыла рот, чтобы ответить отцу, но тут герцогиня не выдержала.

— Довольно абсурдных идей, Зита! Будь добра, не приставай к отцу с глупыми вопросами! У нас очень много дел, завтра приезжает его величество.

— Мама, а во сколько он приедет? — спросила Софи.

Поскольку вопрос был задан ее любимицей, Луиза ответила без промедления:

— Программа лежит у меня на столике, Софи. Полагаю, король уже в пути. Он переночует у друзей, их замок находится недалеко от нашей границы.

— А когда мы его увидим?

— Твой отец встретит его величество в гостинице «Золотой крест» завтра в одиннадцать часов и сопроводит его во дворец с эскортом.

— А где будем мы? — продолжала расспросы Софи.

— А мы будем ждать его здесь, — терпеливо сказала герцогиня. — Надень розовое платье, в нем ты будешь выглядеть совсем как розочка.

Зита с трудом подавила смех, потому что ни при каких обстоятельствах сестра не могла быть похожа на цветок.

Этому препятствовали неопределенного цвета волосы, которые она гладко зачесывала назад, и невыразительное лицо.

Зита переглянулась с отцом и сказала то, что, по ее мнению, было весьма полезным советом:

— Софи, попроси парикмахера, пусть он оставит несколько прядей волос свободными, чтобы они обрамляли лицо, и ты действительно будешь похожа на цветок, как сказала мама.

— Если мне понадобится твой совет, Зита, я сама тебя спрошу, — отрезала герцогиня.

С этими словами она поднялась из-за стола и жестом велела старшей дочери следовать за ней.

— Пойдем, Софи, — добавила она совсем другим тоном. — У нас с тобой масса дел. И никого, кроме меня, не слушай!

Они вышли, и Зита тихонько вздохнула, провожая их взглядом.

Отец и дочь молча посмотрели друг на друга.

Наконец герцог ласково положил руку ей на плечо.

— Не думай ни о чем, дорогая, — сказал он. — Лучше представь, как мы повеселимся с тобой в горах.

Уединившись в своей спальне — а это было единственное место, где ее не задевали приготовления к празднику, — Зита задумчиво подошла к окну.

Она не любовалась пейзажем, а раздумывала, как бы ей увидеть короля Максимилиана.

Герцогиня строжайше приказала ей оставаться наверху и не высовывать нос.

Ей предстояло провести дни праздников в комнате, которая когда-то была детской, потом классной, а теперь торжественно переименована в гостиную их высочеств.