ОТ АВТОРА

Среди членов королевских семей довольно часто встречались морганатические браки. Почти все они были счастливыми.

В 1847 году принц Георг, герцог Кембриджский, кузен королевы Виктории, женился на прекрасной танцовщице по Имени Луиза Фэйрбразер. Они тоже были очень счастливы.

В 1851 году его высочество принц Александр Гессе обвенчался с Джулией Контэ Ван Ханк. Девушка даже не была аристократкой, но стала ее светлостью принцессой Баттенбургской и положила начало великому королевскому роду Баттенбург-Монтбаттен.

Его величество король Греции Александр тайно обвенчался с дочерью адъютанта своего отца. Жена не получила ни звания, ни титула, зато их дочь стала ее королевским высочеством принцессой Греции Александрой.

Глава 1

1856 год

Его величество король Максимилиан поднялся с кушетки и поставил бокал на столик.

— Мне пора.

— Нет, подожди, дорогой! — воскликнула молодая чаровница, не в силах оторвать взгляд от зеркала.

Великолепное рубиновое ожерелье очень шло к ее ярким губам и еще больше подчеркивало белизну лебединой шеи.

— Неужели ты покинешь меня сейчас?

Теперь в ее голосе звучали театральные нотки, от чего он казался одновременно капризным и соблазнительным.

Однако, рассудив, что одних лишь слов недостаточно, она в конце концов решительно отвернулась от своего отражения.

Полы атласного неглиже широко распахнулись, а шелковая лента, заменявшая пояс, свободно скользнула вниз, обнажив стройные ноги.

— Дорогой, неужели ты вообразил, будто твое присутствие мне наскучило? — вопросила она, стоя перед ним во всем своем великолепии.

Парижские зрители знали ее как Лабель, и это сценическое имя настолько прижилось, что стало ее собственным.

Король любовался отнюдь не ожерельем.

У Лабель было тело богини.

Тонкая талия, изящные линии бедер и плеч, атласная кожа, чувственный рот…

Она казалась земным воплощением небесного совершенства.

Лабель, испытывая восторг от осознания своей красоты, без смущения наблюдала, как его взгляд скользит по ее формам.

Она импульсивно подалась к нему, губы ее приоткрылись, и король раскрыл свои объятия…

Через какое-то время король подошел к зеркалу и стал завязывать шелковый галстук.

Теперь они поменялись местами.

Лабель томно потягивалась на кушетке, на ее шее по-прежнему сверкали рубины, а глаза излучали покой и удовлетворенность.

— Из-за тебя я опоздал, — заметил король, поправляя галстук. — Придется сказать, что у меня было важное дело. Надеюсь, премьер-министр примет мое объяснение.

— Что может быть важнее меня? — томно пропела Лабель.

— На это премьер-министр найдет, что ответить, — улыбнулся король.

Он бросил на себя последний взгляд и, судя по всему, остался доволен увиденным.

Ему не мешала любоваться своим лицом даже застывшая на нем привычная маска циника.

Наблюдая за визитером, Лабель подумала, что только он достоин возглавить список ее многочисленных воздыхателей.

Как мужчина и любовник король был бесподобен.

А королевский сан делал его поистине бесценным.

В двенадцатилетнем возрасте Лабель покорила Париж.

Она обладала врожденным талантом танцовщицы, но путь на сцену королевского театра «Шатель» пролегал через многие спальни и будуары.

В числе ее любовников состояли графы и маркизы Франции и даже один итальянский принц.

Однако король Максимилиан отнюдь не был обыкновенным человеком, он отличался такой харизмой, что несравненная Лабель не смогла перед ним устоять.

К тому же, будучи весьма состоятельным, он постарался обустроить ее жилье как можно комфортнее.

Перевез ее из Парижа в Вальдестин, в свою резиденцию.

В королевском дворце был придворный театр.

Когда Лабель бывала в приподнятом настроении, она услаждала танцами избранную публику.

Но больше всего ей нравилось танцевать для него одного во флигеле, отданном в ее распоряжение.

Флигель этот в действительности напоминал замок.

Он был построен в глубине сада дедом короля Максимилиана еще в прошлом столетии и соединялся с дворцом подземной галереей.

Дом сей изначально задумывался для того, чтобы принимать здесь любовниц, когда предок короля уже не имел возможности ездить в Париж.

Красивые женщины были его слабостью, только они доставляли ему истинное наслаждение.

Подземная галерея вела из флигеля непосредственно к королевскому кабинету.

Ключи от потайной двери имелись только у короля.

— Когда ты вернешься?

Лабель вся напряглась в ожидании ответа.

Пытаться связать короля обязательствами было бессмысленно, и Лабель это прекрасно понимала.

А потому и не надеялась заранее узнать о дне и часе его следующего визита.

Превыше всего на свете король ценил свою независимость.

Он считал себя полновластным хозяином собственной жизни, сам устанавливал законы и правила.

Лабель была мудрой женщиной.

Но она не могла с собой совладать, когда дело касалось короля Максимилиана.

Ее прежние любовные связи были совсем иного рода.

Там целиком и полностью доминировала она, заставляя мужчин сгорать от безумной страсти.

Она распоряжалась ими по своему усмотрению.

Ей ничего не стоило одарить любовника изощренными ласками, а после ввергнуть в пучину отчаяния, дабы не забывал, с кем имеет дело.

С королем это исключалось.

Лабель знала: он от нее в восторге.

Но в то же время она никогда не была уверена, что останется с ним надолго.

Каждый визит мог стать последним, а сама она — без объяснений оказаться в карете, везущей ее назад в Париж.

Лабель встала с кушетки, завязывая шелковой лентой неглиже.

Только глупая женщина останется обнаженной перед мужчиной, несколько минут назад удовлетворившим свое желание.

Она стояла напротив, глядя, как он надевает королевский мундир, который подчеркивал его статность и ширину плеч.

— Ты такой неотразимый! Я буду считать минуты до следующего раза, когда сердце мое страстно забьется в груди при виде тебя.

Она говорила как на сцене, с изрядной долей драматизма, и губы короля дрогнули в легкой усмешке.

Лабель была непревзойденной танцовщицей, но, по мнению короля, ей, как и большинству женщин, с которыми он был близок, лучше бы вообще не открывать рот.

Самым привлекательным для него было ее великолепное тело.

Он бросил на нее мимолетный взгляд и сказал:

— В следующую субботу я намерен устроить новый спектакль. Мне бы хотелось, чтобы ты подготовила танец, который я еще не видел.

Она не успела ответить, потому что король уже исчез за потайной дверью, ведущей в подземную галерею.

Лабель бросилась на кушетку и в отчаянии длинными тонкими пальцами вцепилась в бархатную обивку.

Она отлично понимала, ради чего король предложил ей заняться подготовкой нового танца.

Это займет массу времени.

Ей придется придумывать новый костюм, встречаться с портнихой, отрабатывать каждое па и репетировать под музыку.

Ей некогда будет скучать и думать о короле.

В какой-то мере она испытывала чувство благодарности к своему любовнику за такую заботу: ведь он помогал ей избавляться от скуки.

И все же было обидно, что он всецело распоряжался ее временем.

А когда с отрезвляющей ясностью приходило осознание того, что король является полновластным хозяином ее жизни, бессильная ярость овладевала ее существом.

Король сам себе господин всегда и во всем, тогда как ее жизнь им же расписана по часам.

Многие предупреждали Лабель еще в Париже о тщете ее надежд, ибо король неприступен.

Попытки завладеть сердцем короля Максимилиана, предпринятые до нее, неизменно заканчивались крахом.

Не одна красавица возвратилась из Вальдестина в слезах.

Но Лабель была столь уверена в могуществе своих чар, что не послушала ценных советов.

Теперь она с горьким сожалением вспоминала откровения своей лучшей подруги: «Дорогая, послушай, король восхитительный любовник, страстный и в то же время нежный. Кроме того, он очень щедрый. Но ты убедишься сама, что он крайне замкнут и в полном смысле слова недосягаем. Он абсолютно равнодушен к женским страданиям».

Лабель не поверила подруге.

Ее не покидала уверенность в том, что из всех представительниц прекрасного пола именно она способна одержат! победу.

И вот ей пришлось на собственном опыте удостовериться, что ее не обманывали.

Король осыпал ее драгоценностями, одевал в шелка и дорогие меха, но это было всего лишь компенсацией за полное затворничество.

По сути, Лабель вела жизнь богатой невольницы.

Ей вдруг пришло в голову, что если она завтра умрет, то король пришлет на ее могилу шикарный букет и тут же забудет о ее существовании.

Лабель, поежившись, подошла к окну и уставилась вдаль невидящим взглядом.

А панорама была сказочная!

Прямо перед ней простиралась широкая долина в окружении поросших соснами гор.

Она лежала словно гигантская чаша, наполненная зеленью садов и яркими красками альпийских цветов.

Среди них плавно изгибалась серебряная лента реки, по которой неторопливо проходили нагруженные баржи.

Но сегодня Лабель не видела этого великолепия.

Перед ее мысленным взором проплывали газовые рожки фонарей, мелькали тени прохожих на парижских бульварах.

Она слышала шум аплодисментов, доносившийся из окон театральных кафе, и вспоминала звон тишины, когда публика замирала перед поднятием занавеса.

«Что я делаю в этой дыре? Кто мне мешает все бросить и вернуться в Париж?»— думала она.

Ответ напрашивался сам собой.

Лабель отпрянула от окна, повернулась к спасительному зеркалу и, наверное, в сотый раз принялась разглядывать рубиновое ожерелье.

Лабель боялась.

Она была напугана так же сильно, как все эти глупые женщины, жившие здесь до нее.

Она страшилась отдать свое сердце человеку, для которого была всего лишь великолепной танцовщицей и красивым телом.

Тем временем король направлялся по галерее в сторону дворца, бесшумно ступая по мягкой шерсти персидских ковров, и уже не думал о своей любовнице.

Стены галереи были обшиты светлым ореховым деревом, в изобилии произрастающим на склонах Вальдестинских гор.

Золотым ключом он открыл потайную дверь, замаскированную под одну из резных панелей кабинета.

Он опаздывал на целый час, поэтому не стал задерживаться в кабинете, а сразу устремился в зал для приемов.

Король не имел намерения объяснять министрам причины несвоевременного прихода.

Поскольку он был монархом и считал себя проводником Божьей воли, то не находил нужным уведомлять подданных о мотивах своих решений и поступков.

Кроме того, он и в самом деле слыл справедливым правителем.

Поднявшись по величественной парадной лестнице с перилами из слоновой кости, он оказался в гигантском зале, отделанном в стиле барокко.

Каждый новый правитель переиначивал внутреннее убранство дворца на свой лад, поэтому возведенное в шестнадцатом веке здание давно утратило первоначальный вид.

Каждый последующий король соревновался с предыдущим в роскоши, от чего каждый уголок дворцового интерьера становился образцом достижений искусства своего времени.

Два лакея в форменных ливреях и напудренных париках предупредительно распахнули перед ним массивные двери.

Король полагал, что его ждут все члены кабинета министров.

Поэтому он был немного удивлен, когда увидел своего премьера в обществе лишь одного канцлера.

Они стояли у окна в огромном зале для приемов и о чем-то оживленно беседовали.

Хотя король не разбирал слов, он ясно уловил нотки беспокойства и озабоченности.

Он вообще обладал способностью тонко чувствовать импульсы и настроения людей.

Этот необычный дар оказывал ему неоценимую помощь в сложных ситуациях.

Чутье говорило ему, что приглашение премьер-министра было не просто светским приличием, оно вызвано чем-то действительно важным.

Король зашагал к беседующим.

Когда он приблизился к ним, те склонили напудренные головы в приветственном поклоне, соответствующем этикету, принятому во дворах Европы.

— Добрый день, — сказал король.

— Добрый день, ваше величество! — ответил премьер-министр. — Очень любезно было с вашей стороны принять наше с канцлером приглашение.

Король кивком головы поздоровался с канцлером Кунтом Холе.

Этот придворный никогда ему не нравился.

— Мы должны кое-что обсудить с вашим величеством, — продолжал премьер-министр, — и надеемся, что ваше величество выслушает нас без предубеждения.

Король вопрошающе изогнул брови.

— В таком случае пройдем в соседнюю комнату. Этот зал слишком велик для конфиденциальной беседы.

Зал для приемов действительно поражал своими размерами.

Высокие потолки были украшены фресками, изображавшими эпизоды известных баталий.

В проемах между окнами висели портреты доблестных предков.

Вся обстановка настраивала на торжественный и патриотический лад.

Процессия двинулась в соседнюю комнату.

Это был кабинет, меблированный во французском стиле.

Посредине стоял трон, на который сел король Максимилиан.

Погладив рукой резной подлокотник со своей монограммой, он истинно королевским жестом предложил придворным садиться.

Они опустились в кресла, стоявшие по обе стороны от трона, и замерли.

Король посмотрел сначала на канцлера, потом на премьер-министра.

Но ни тот, ни другой явно не собирались начинать разговор.

Тогда король взял инициативу в свои руки.

— Итак, джентльмены, столь затянувшимся молчанием вы разжигаете мое любопытство. Что за насущная необходимость послужила причиной нашей встречи? И почему она не требует присутствия остальных членов правительства?

Премьер-министр сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду.

— Ваше величество, — вымолвил он, — мы с канцлером решили сообщить вам об этой проблеме до того, как она привлечет внимание других членов кабинета или даже парламента…

Он умолк и посмотрел на канцлера, словно ожидая от него поддержки.

— Ваше величество! Сир! — наконец взволнованно произнес он. — Позвольте быть с вами откровенными.

Мы хотели вам сообщить…

— Я бы предпочел немедленно услышать все, что вы намерены были сказать, — перебил его король. — Вам, премьер-министр, отлично известно, что я не люблю долгих и никому не нужных приготовлений.

— Хорошо, ваше величество, — смиренно ответил премьер-министр. — По мнению многих членов кабинета, которое совпадает с общими настроениями ваших подданных, гарантия продолжения королевского рода является на данный момент насущной необходимостью. Она предотвратит беспорядки, которые могут возникнуть, когда наши соседи начнут предъявлять свои права на владение Вальдестином, если вдруг, не приведи Бог, что-то случится с вашим величеством.

Лицо короля стало непроницаемым, и он холодно сказал:

— Ваша витиеватая речь, премьер-министр, дает мне понять, что я должен жениться.

— Если быть откровенным, к чему вы всегда нас обязываете, сир, то… да!

— Я еще довольно молод, — заметил король.

— Конечно, ваше величество! — воскликнул премьер-министр. — Но, к сожалению, у вас нет братьев. Только сын может гарантировать, что ваш род не прервется.

Король знал, что это правда, и погрузился в молчание.

Премьер-министр подумал, что навлек на себя гнев монарха, и пустился в длинные объяснения.

— Жители южной провинции были сильно напуганы покушением на короля Густава, которое произошло всего три недели назад. Его спасло чудо, но кто может поручиться, что сумасшедший наемник не захочет повторить попытку? Один шанс из миллиона…

— Вы хотите сказать, — вновь перебил его король, — что анархисты есть повсюду? Все только об этом и говорят.

Когда я был последний раз в Париже, вокруг без умолку обсуждали подробности покушения на жизнь королевы Виктории.

— К сожалению, это правда, ваше величество, — кивнул премьер-министр. — Но здесь, в Вальдестине, мы опасаемся не столько безумных маньяков…

Тут он осекся и нерешительно посмотрел на короля.

— Ваше величество, — набрался смелости премьер, — вы постоянно подвергаете свою жизнь опасности!

Губы короля тронула легкая усмешка.

Он понял, что министр имеет в виду его хобби.

Король увлекался альпинизмом и гордился тем, что сейчас, в тридцать пять, он так же ловок, как и десять лет назад.

Другим его «опасным» увлечением являлись дикие лошади.

Рожденные в дремучих вальдестинских лесах, они славились своим безумным норовом.

Иные были настолько дикими, что даже опытные конюхи не решались за них браться.

Объезжать этих непокорных животных доставляло королю истинное удовольствие.

Король цинично улыбнулся.

Конечно же, премьер-министра беспокоит не только это.

Было еще кое-что, о чем тот вряд ли осмелится говорить.

Совсем недавно в Париже король дрался на дуэли.

Вызов исходил от надменного аристократа, якобы вступившегося за честь своей жены, соблазненной королем.

Это была прихоть старого дуэлянта, на счету которого уже числились две человеческие жизни.

То, что на самом деле король и не собирался никого соблазнять, не имело никакого значения.

Они стреляли друг в друга по всем правилам, и король с ходу всадил в противника две пули.

Сам он отделался легкой царапиной.

Когда известие о дуэли дошло до Вальдестина, вся страна гудела как улей.

Именно это происшествие и послужило поводом для членов кабинета поставить его перед необходимостью обзавестись наследником.

— Я не буду утомлять ваше величество, — льстиво ввернул канцлер, — рассказами о том, как счастлив народ Вальдестина под покровительством столь мудрого монарха.

Все надеются, что ваше правление продлится еще долгие годы, а благосостояние страны будет неуклонно расти, но в то же время…

Тут он опасливо взглянул на короля и осекся.

Ужас сковал его тело и стиснул горло ледяной рукой.

Король едва сдержался, чтобы не послать канцлера вместе с премьер-министром ко всем чертям.

Он не собирался жениться, хотя знал, сколь важно это для Вальдестина.

Еще в прошлом году французский император со страхом жаловался на непомерные притязания Германии.

Реальным правителем страны был железный Бисмарк, манипулировавший слабовольным королем Вильямом.

Французский император красочно описывал королю Максимилиану картину дальнейших действий германского премьера.

— Это ненасытное чудовище одно за другим проглотит маленькие немецкие королевства и принципалии, а потом новоиспеченная федерация протянет свои жадные щупальца к Британии и Франции.

Король Максимилиан не принял всерьез слова Наполеона Третьего, которого считал немного слабоумным.

Но теперь ситуация в Европе выглядела однозначно.

Поэтому король сделал над собой сверхъестественное усилие.

— Я обдумаю ваше предложение, премьер-министр, — ответил монарх. — Оно не лишено здравого смысла. Несмотря на то что я не собирался в ближайшее время жениться, понимаю желание моего народа иметь престолонаследника.

Канцлер и премьер одновременно произвели долгий выдох.

Наконец-то можно было расслабиться.

— Благодарю за понимание, ваше величество, — наклонил голову премьер-министр. — Вы очень любезны, сир, что выслушали нас.

— Я приму это к сведению, — продолжал король. — В первую очередь я обращусь к соседним монархам. Пора создать международный альянс, чтобы защититься от поползновений Бисмарка.

Премьер-министр был проницательным вельможей.

Он тотчас уразумел, что имеет в виду король.

Он тоже опасался амбиций Бисмарка.

Слабый король Вильям был озабочен только собственным здоровьем, его мало интересовала судьба Германии.

Король поднялся со своего трона, давая придворным понять, что аудиенция закончена.

— Благодарю вас за предупреждение, господа. Я сообщу вам о своих планах при первой возможности.

Придворные, ликуя от осознания успешно выполненной миссии, сразу же испарились.

Король остался один.

Невидящими глазами смотрел он на противоположную стену, где висел один из шедевров Фрагонара.

Но его сейчас не занимали ни грациозная фигура нимфы романтического сада, ни парившие над ее головой прелестные купидоны.

Король думал о невыносимой скуке семейной жизни.

Отдать лучшие годы женщине, единственным достоинством которой является ее королевская кровь, казалось ему преступлением.

Он вообразил себе ничтожных, разодетых придворных, снующих по дворцовым лестницам.

Он хорошо знал, что представляет собой жизнь короля, предписанная правилами и этикетом.

Ему иногда доводилось присутствовать на коронациях и похоронах в соседних королевствах.

Все королевские дворы походили друг на друга как две капли воды.

Чего стоили эти скучные церемонии, в которых не оставалось ни капли духа!

Истинный смысл их был забыт и потому утрачен.

Ему не о чем было говорить с теми монархами.

Их интересы ограничивались семейными историями и сплетнями о соседях-близнецах.

Король с содроганием вспоминал однообразный сценарий этих визитов.

Сначала его потчевали безвкусными блюдами, потом мучили нескончаемыми церемониями, затем пичкали сплетнями и, наконец, укладывали спать в неудобную постель.

И каждый раз все повторялось заново.

Разумеется, новая королева принесет в его дом этот страшный вирус.

И он решил во что бы то ни стало оградить себя от сей участи.

Будучи холостяком, он мог себе позволить свести до минимума все королевские формальности.

Он жил как английский джентльмен в своем загородном поместье.

Занимался охотой и лошадьми, принимал только тех гостей, чьим обществом искренне наслаждался.

Всю помпезность дворцовых церемоний он отдал членам кабинета во главе с премьер-министром.

Жители Вальдестина видели его довольно редко, и король думал насмешливо, что от этого они только счастливы.

Но королева изменит все!

Она будет постоянно устраивать встречи с горожанами, начнет курировать больницы и разъезжать по стране в окружении толп народа, получая взамен обожание в виде огромных букетов.

Она полностью изменит весь дворцовый уклад, который был установлен самим королем, обладавшим талантом организатора.

Вместо обеда в компании близких друзей, чтения книг в библиотеке или романтической встречи во флигеле ему придется умирать от тоски, беседуя с какой-нибудь невзрачной придворной дамой.

Ее придворные дамы будут еще скучней и уродливей, чем она сама.

Такая перспектива казалась королю немыслимой.

Но у него не было выбора.

Стране нужен наследник, это ясно как божий день.

К тому же он понимал, что премьер-министр никогда бы не осмелился заговорить с ним на столь щепетильную тему, если бы не имел серьезных оснований.

Он действовал под давлением членов кабинета, напуганных политикой Германии.

Найти нового правителя Вальдестина, если он умрет бездетным, будет не так-то просто.

Он вспомнил, как греки отчаянно искали монарха, пока им не пришлось пригласить короля из далекой северной Дании, который стал его величеством Георгом Первым.

Но Вальдестин намного меньше Греции.

При сходных обстоятельствах ему не выжить.

Что ж, ради справедливости король должен принести себя в жертву на благо страны.

— Он правил страной уже восемь лет, и каждый миг его служения доставлял радость.

Он был неуступчив, но никто не роптал.

Он был эгоистичен, но снискал еще большее обожание.

Теперь настало время отдавать долги.

Пришел час расплаты за годы безграничной свободы, но, несмотря на то что король понимал законы жизни, плата казалась ему слишком суровой.

— Господи! — воскликнул он. — Одному тебе ведомо, где найти женщину, которую я смог бы терпеть рядом с собой!

Но Господь молчал.

И тут как будто сам Сатана, насмехаясь над его отчаянием, услужливо ниспослал его мысленному взору вереницу принцесс.

Они все шли и шли: голубоглазые и черноглазые, блондинки, брюнетки и рыжеволосые, высокие и низенькие, худые и пышненькие.

У короля закружилась голова, но при мысли дотронуться хотя бы до одной он вздрагивал от отвращения.

Одна из них должна «стать его женой, надеть корону Вальдестина и носить под сердцем его наследника!

— Хватит! Я больше не выдержу! — возопил король.

Сатана услужливо сменил декорации.

Начался новый акт, и на воображаемой сцене появились другие женщины.

Те самые красотки, что были когда-то его пассиями.

Каждая казалась совершенством, но была прекрасна по-своему.

Их тела, сотворенные одним божественным скульптором, являли собой верх совершенства.

Когда-то он одаривал их драгоценностями, расплачиваясь за красоту.

Король унаследовал страсть к прекрасному от своего отца.

Но истинной причиной была его матушка, венгерка, слывшая настоящей Венерой.

Она трагически погибла в самом расцвете лет.

Так же как сын, она обожала диких лошадей и была непревзойденной наездницей.

Даже в гробу она была неотразима.

Обожествляя свою матушку, король продолжал искать ее в каждой женщине.

Но пока ему не посчастливилось встретить ни одной женщины, похожей на нее.

Сегодня король со всей очевидностью осознал, что пришел конец его свободной жизни.

Будущее казалось унылым и безжалостным.

Его собственная безопасность — эфемерной.

Свобода и независимость — иллюзорными.

Настало время все положить на алтарь государственных нужд.

Итак, душевное спокойствие и физический комфорт должны остаться в прошлом.

Король нервно зашагал по комнате.

Он ходил из угла в угол до тех пор, пока назойливы» рой мыслей не начал сводить его с ума.

Наконец он выбежал из комнаты, помчался вниз по главной лестнице и очутился в своем кабинете.

Он ощутил в кармане тяжесть золотого ключа от потайной двери.

Король не стал раздумывать.

Конечно, ход сей был тривиальным и старым как мир, но сейчас только Лабель могла помочь ему немного забыться.

Дверь в классную комнату приоткрылась, но принцесса Зита ничего не заметила.

Она удобно устроилась на большом подоконнике с книгой в руках, а когда принцесса читала, то полностью перемещалась в предлагаемую реальность.

Фантазия уводила ее в некие миры, где можно было скрыться от действительности, если та казалась ей слишком скучной.

Сейчас был именно такой момент, и классная комната перестала существовать для Зиты.

По этой причине она ничего не видела и не слышала.

И лишь почувствовав, что кто-то стоит совсем рядом, девушка оторвалась от книги — перед ней стояла ее старшая сестра Софи.

— Угадай, что случилось?

Зита была столь увлечена сюжетом, что вовсе не заинтересовалась вопросом сестры; она попросту заставила себя отреагировать на него.

— И что же?

Она не ожидала услышать в ответ нечто захватывающее, хоть и понимала, что новость действительно необычная, иначе сестра ни за что бы не пришла к ней наверх.

Софи присела рядом на краешек подоконника.

— Я до сих пор не могу поверить! Представляешь, мама совершенно уверена в цели его визита.

— Не пойму, о ком ты? — вскинула брови Зита. — Кто к нам едет?

— Максимилиан, король Вальдестина, сообщил папе, что собирается посетить соседние государства. Он изъявил желание остановиться на несколько дней у нас.

Софи говорила, как всегда, сухо и невыразительно, однако ее голубые глаза необычно блестели.

Умолкнув, она многозначительно посмотрела на сестру.

Зита на какой-то миг остолбенела.

— Король Максимилиан! — наконец воскликнула она. — Ты в этом уверена?

— Абсолютно, — кивнула Софи. — Мама говорит, он едет к нам, чтобы просить моей руки.

— Не может быть! — округлила глаза девушка. — Все только и говорят, что король Максимилиан убежденный холостяк, он и не думает жениться, хотя многие женщины были бы счастливы разделить его трои.

Зита словно говорила сама с собой.

Софи не возражала и не соглашалась.

— Кажется, я знаю, почему он передумал, — продолжала рассуждать Зита. — Как раз вчера папа разговаривал с бароном Майером о намерении Бисмарка расширить границы Германии.

Помолчав немного, она сделала заключение:

— Да, король Максимилиан должен не только заручиться нашей поддержкой, если придется противостоять Германии, но и произвести на свет наследника.

Зита сама была поражена своими выводами и не надеялась, что Софи поддержит разговор.

Сестра совсем не интересовалась политикой, ей и в голову не пришло бы прислушиваться к беседам отца с членами кабинета.

Она даже не читала газет.

Зита же, напротив, интересовалась прессой.

Иногда она подтрунивала над собой, представляя, что ее голова поделена на две половины: одна занята политикой и отношениями между европейскими государствами, а другая наполнена всяческими фантазиями.

У Зиты пока еще не было серьезных проблем, кроме тех, что возникали между обитателями ее фантазий: нимфами и дриадами, гномами и сатирами.

Столкновения происходили разве что с кораблями в воображаемом море, да и то из-за сирен, которые завлекали моряков своим пением.

Зита прервала чтение на самом интересном месте, где речь шла не о чем ином, как о кораблях и сиренах.

Длинные волосы мифических красавиц еще развевались на влажном ветру, и девушке было непросто переключиться на короля Максимилиана, который должен найти себе жену.

Она вдруг подумала, что сирена была бы для него в самый раз.

Ее матушка сильно разгневалась, узнав, что Зите известно, с какого рода женщинами имеет дело король Максимилиан.