— Ну вот и пусть потерпит! — с улыбкой произнес Рейберн.

Он уже собирался отойти от Гартуэйта, но в этот момент тот произнес нечто такое, отчего ноги Лайла буквально приросли к полу.

— Я полагаю, вы уже слышали о том, что произошло в Париже с Джорджем Давенпортом?

— Нет… — с замиранием сердца ответил Лайл.

— Вчера с ним случился сердечный приступ, и вечером того же дня он скончался!

— Боже правый!

Это восклицание невольно сорвалось с уст Рейберна Лайла.

— Эта смерть будет тяжелым ударом для всех, кто его знал, — печальным тоном добавил Вильям Гартуэйт, — но больше всего, разумеется, для его вдовы…

Тут кто-то обратился к нему с вопросом, и, воспользовавшись этим, Рейберн поспешил удалиться.

Сообщение Вильяма Гартуэйта задело его больше, чем он того ожидал. Молодому человеку припомнилось, как не однажды с презрительной гримаской на лице Элоиза говорила:

— Джордж такой мнительный! Он воображает, что у него больное сердце. Какая чепуха! Это просто несварение желудка. Он слишком много ест и слишком неумеренно пьет…

Однако, как выяснилось, дело было вовсе не в желудке. И вот теперь, когда Джорджа Давенпорта не стало, Рейберна не покидало тоскливое ощущение, что эта неожиданная смерть мужа его любовницы чревата для него серьезными последствиями.

Возвращаясь к себе на Куин-Эннс-гейт, Лайл чувствовал себя так, словно у его ног внезапно разверзлась бездна и, если он сделает хотя бы один неосторожный шаг, он непременно в нее угодит.

Время уже поджимало. Молодой человек поспешно взбежал по ступенькам и не успел даже постучать, как дверь распахнулась.

— Ваши вещи уже уложены, сэр, — объявил дворецкий.

Рейберн собирался пройти прямо наверх, но в этот момент слуга добавил:

— Некоторое время назад, сэр, вам принесли письмо. Его принял не я, а Генри. Он же сообщил мне, что дело весьма срочное и требуется немедленный ответ.

Рейберн взглянул на конверт, дожидавшийся его на серебряном подносе. Ему было слишком хорошо известно, от кого пришла эта депеша.

Не узнать дорогую бледно-зеленую бумагу и мелкий витиеватый почерк Элоизы было просто невозможно.

— Так вы говорите — Генри открывал дверь посыльному? — уточнил Рейберн.

Так звали мальчика на побегушках, служившего в доме Лайла. По правде говоря, он был слегка глуповат, но дело свое выполнял исправно, хотя и не слишком расторопно.

— Да, сэр.

Рейберн некоторое время размышлял.

— Послушайте, Бейтсмен, — наконец обратился он к дворецкому. — Если кто-нибудь будет спрашивать, скажете, что я уехал до того, как принесли это письмо. Соответственно, ответить на него я не мог. Понятно?

— Вполне, сэр.

— Отлично! Так и действуйте, — напутствовал слугу Рейберн, торопливо поднимаясь по лестнице.

Удаляясь от Лондона, он чувствовал, что с каждой милей становится — по крайней мере, на время — дальше и от Элоизы.

Хорошо изучив свою любовницу, Рейберн был совершенно уверен, что в своей записке она уведомляет его о смерти мужа и наверняка полагает, что, как только истечет срок траура, они поженятся.

Вчера она не в первый раз упомянула о том, как было бы хорошо, если бы они стали мужем и женой, — об этом в минуты близости Элоиза говорила частенько.

Сам он такого желания никогда не высказывал. Однако Лайл достаточно хорошо знал женщин, а потому понимал, что Элоизу Давенпорт это ничуть не смущает — она всеми силами стремится завладеть им и готова на все, чтобы сделать их любовную связь постоянной.

«Только англичанки способны на такое! — с досадой подумал Рейберн. — Им почему-то хочется, чтобы пустяковая любовная интрижка длилась всю жизнь…»

В эту минуту он, как никогда прежде, был убежден, что меньше всего на свете хотел бы видеть своей женой прекрасную Элоизу.

Когда Рейберн мысленно воображал себя женатым, то хозяйкой своего лондонского дома или поместья в Хэмпшире он представлял женщину совершенно не того типа, к которому принадлежала Элоиза Давенпорт.

Правда, собственный идеал будущей супруги рисовался ему пока довольно смутно, однако это ни в коем случае не могла быть женщина столь необузданных порывов и непредсказуемых желаний, как его теперешняя любовница.

Будучи по натуре дамой весьма страстной, Элоиза требовала того же от Рейберна, нимало не считаясь с его наклонностями и характером.

Сам же он, начитавшись древних греков, весьма дорожил своей индивидуальностью и не собирался лишаться ее в угоду дамским капризам. Знакомство с этими философами началось у Лайла задолго до того, как он поступил в Оксфорд.

И сейчас в недолгие часы досуга он любил почитать что-нибудь возвышенное. Среди его окружения было мало людей, с которыми Рейберн мог бы поговорить на столь серьезные темы, и уж, во всяком случае, это были не женщины!

Конечно, молодому человеку приходила в голову мысль, что когда-нибудь он влюбится. Если судьба окажется к нему благосклонной, то его избранница по праву займет место, которое когда-то принадлежало матери Рейберна, а сам он будет не только любить и желать ее, но и уважать.

Итак, примерно на полпути к Кроксдейл-Парку ключевое слово было найдено!

Вот чего хотелось Рейберну — уважать свою жену. А все светские Элоизы Давенпорт годились только на то, чтобы восторгаться ими, увлекаться, даже, может быть, терять из-за них голову… Но ни к одной из них он, разумеется, никогда не относился с уважением.

Его теоретические рассуждения выглядели замечательно, а на деле Рейберн прекрасно отдавал себе отчет в том, что очутился в весьма затруднительном положении.

Недаром говорится, что оскорбленная женщина становится настоящей фурией. Лайл понимал — если он не сделает Элоизе предложение, пусть даже пожениться из-за траура они смогут лишь через год, ее ярости не будет предела.

«Что же мне делать, черт побери? — спрашивал себя Рейберн. — Где найти выход из этой ситуации?»

Вот его автомобиль уже свернул на подъездную аллею перед загородным особняком графа Кроксдейла, а решение так и не было найдено.

Машина показала себя с лучшей стороны — таково было единодушное мнение шофера и камердинера Лайла.

— По-моему, мы побили все рекорды скорости, сэр! — торжествующе заметил шофер.

— Ровно два часа и пятьдесят пять минут, — подтвердил Рейберн, взглянув на свои часы. — Надо будет поинтересоваться у графа, какую скорость развивает его автомобиль. Кажется, у него «Испано-суиза».

— Вы позволите и мне взглянуть на нее, сэр? — с улыбкой попросил шофер.

Рейберн снял автомобильные очки и, положив их на сиденье, направился к дому графа Кроксдейла. В величественном мраморном холле его встретили два ливрейных лакея, которые помогли Лайлу снять легкий плащ и взяли у него твидовую фуражку.

Под плащом скрывался серый летний костюм, как нельзя лучше гармонировавший с цветом его глаз.

Словом, молодой человек выглядел очень элегантно, когда вошел в просторную гостиную, французские окна которой были открыты на балкон, и направился к гостям.

Они уже собрались вокруг чайного стола, за которым хозяйничала леди Эмили Далтрей, сестра графа Кроксдейла. Эта седовласая благообразная дама была старше брата, но, в отличие от остальных присутствовавших женщин, не пыталась скрыть свой возраст.

— Я счастлив видеть вас, Лайл! — сказал граф Кроксдейл, выходя с балкона навстречу гостю. — Как добрались?

— Превосходно! — отвечал Рейберн. — Путешествие заняло у меня всего лишь два часа и пятьдесят пять минут. Надеюсь, что мне удалось если не побить, то повторить ваш рекорд.

— В таком случае спешу вас уведомить, что сегодня утром я доехал сюда из Лондона всего за два часа и пятьдесят две минуты! — с торжеством возвестил граф. — Я просто не верю своему успеху — неужели мне удалось превзойти самого Счастливчика Лайла?

— Похоже, что да, — признался Рейберн.

— Когда-то это все-таки должно было случиться! — рассмеялся граф и добавил: — По-моему, вы здесь со всеми знакомы…

Рейберн поздоровался с несколькими гостями и тут с удивлением заметил… леди Брэндон, а рядом с ней — Виолу.

Он подошел к ним и тут же по взгляду девушки понял, что она снова попала в беду. Ошибиться было невозможно — слишком встревожены были ее глубокие темно-фиалковые глаза, занимавшие, казалось, половину лица, слишком холодны дрожащие тоненькие пальчики, которые она доверчиво вложила в его ладонь.

Рейберну показалось, что Виола взывает о помощи, и он, стараясь успокоить несчастную девушку, чуть дольше, чем положено, задержал ее руку в своей, а затем перешел к другим гостям.

— На этот раз у меня собралось весьма многочисленное общество, — с самодовольной улыбкой объявил граф. — А завтра гостей станет еще больше — ко мне приедет обедать сам король, а с ним — обворожительная Элис Кеппел!

— Его величество проводит уик-энд где-нибудь поблизости? — осведомился Рейберн не потому, что его это действительно интересовало, а потому, что понимал — граф ждет от него реакции на свои слова.

— Да, он находится в Бленхейме. И с ним, разумеется, герцог и герцогиня Мальборо.

— Я буду рад снова встретиться с ними, — заметил Рейберн.

— То же самое сказал герцог, когда я сообщил ему, что вы будете моим гостем, — откликнулся граф.

Поговорить с Виолой и узнать, что стряслось с нею на этот раз, Рейберну так и не удалось — вскоре дамы поднялись в свои комнаты, чтобы отдохнуть перед обедом.

Впрочем, молодого человека это не смутило — он справедливо полагал, что в доме, где гостит множество народу — а у графа собралось тридцать человек, — всегда найдется возможность уединиться и выяснить, наконец, что ее так тревожит.

Но он, конечно, не мог знать, что как только Виола очутилась у себя в спальне, она вознесла благодарственную молитву господу за то, что Рейберн каким-то чудом оказался здесь.

— Какое счастье! — как безумная, твердила она. — Если кто-то и может меня спасти, то только он!.. Больше мне не к кому обратиться за помощью…

Всю дорогу в Кроксдейл-Парк — а они с мачехой ехали туда в автомобиле, который любезно прислал за ними граф, — Виоле казалось, что она вот-вот сойдет с ума.

Дело в том, что перед самым отъездом леди Брэндон сообщила ей нечто такое, что потрясло девушку подобно взрыву бомбы. Впрочем, даже настоящая бомба, разорвись она сейчас у ее ног, не оказала бы на Виолу такого действия, как слова мачехи.

Девушка была в кабинете — выбирала, что бы взять с собой почитать, — как вдруг туда вошла леди Брэндон.

— Мне надо с тобой поговорить, Виола, — как всегда резко, объявила она.

— В чем дело, мадре? — предчувствуя недоброе, спросила девушка.

Она понимала, что вчера легко отделалась, и теперь боялась, что мачеха снова начнет ругать ее за то, что Виола так несвоевременно упала в обморок и находится благодаря этому на свободе, вместо того чтобы разделить в тюрьме участь остальных суфражисток, арестованных на Даунингстрит.

Леди Брэндон величественно прошествовала через всю комнату и села в кожаное кресло.

— Сядь, Виола, — приказала она. Девушка повиновалась и, сидя на краешке дивана, со страхом ждала, что последует дальше.

— Надеюсь, вчера вечером ты получила удовольствие от посещения театра, — неожиданно произнесла леди Брэндон. — Я заметила, как внимателен был к тебе граф во время ужина.

Самой Виоле это внимание показалось даже излишним — граф игнорировал остальных своих гостей и обращался исключительно к ней.

В его присутствии она, как всегда, чувствовала себя неловко. Ей казалось, что граф подавляет ее, и она инстинктивно старалась держаться от него подальше и в буквальном, и в переносном смысле.

— Ты явно очень нравишься ему, — продолжала леди Брэндон, — и я начинаю думать, Виола, что более удачной партии тебе не найти!

Боже мой! — невольно вырвалось у Виолы. — Не хотите же вы сказать, мадре, что я должна стать его женой? Он ведь слишком стар…

— Я полагаю, что он намерен сделать тебе предложение, — сказала леди Брэндон. — Граф явно выделяет тебя среди других женщин, а тот факт, что он пригласил нас в Кроксдейл-Парк, да еще обещал прислать машину, свидетельствует о многом!

— Я уверена, что вы ошибаетесь, мадре, — дрожащим голосом возразила Виола, которую мысль о предполагаемом браке с графом Кроксдейлом пугала не меньше, чем тюремное заключение. — Вряд ли у графа есть в отношении меня такие намерения…

— Впрочем, ему всегда нравились молодые женщины, — задумчиво произнесла леди Брэндон, не обратив никакого внимания на слова падчерицы. — Обе его жены были совсем юными, когда он на них женился…

— Обе?.. — воскликнула Виола, не веря своим ушам. — Так он уже дважды был женат?

— Его первая жена умерла при родах, и он был весьма огорчен этим обстоятельством, — продолжала леди Брэндон. — Она была на двенадцать лет моложе графа. Вторая его жена погибла от неосторожного выстрела на охоте. Ей было всего девятнадцать, и она не успела подарить ему наследника.

Помолчав, леди Брэндон сказала:

— А наследник ему очень нужен. Я уверена, что уже во время этого уик-энда граф сделает тебе предложение!

— Надеюсь, что нет! В любом случае, я… не смогу принять его предложение, — в отчаянии проговорила Виола.

Леди Брэндон сурово взглянула на падчерицу.

— Ты несовершеннолетняя, Виола, а я — твоя опекунша. Граф, вне всякого сомнения, обратится именно ко мне. Я несу за тебя ответственность и должна позаботиться о твоем будущем. Лучшего мужа ожидать нечего, так что от твоего имени с удовольствием приму его предложение.

— Но я не могу выйти замуж… за такого старика!.. — снова с отчаянием повторила Виола.

Она с первой минуты знакомства невзлюбила графа. Одно его присутствие заставляло бедную девушку содрогаться.

— Граф Кроксдейл — один из самых могущественных и влиятельных людей в Англии, — торжественно заявила леди Брэндон. — Он — близкий друг самого короля. У него лучшие в стране конюшни. Словом, это во всех отношениях весьма достойный человек, и ты должна радоваться тому, какое счастье тебе привалило! Хотя, видит бог, я не понимаю, зачем ему понадобилось брать в жены такую дурочку, как ты…

— Так, может быть, вы ему расскажете о моих многочисленных недостатках? — робко предложила Виола. — Тогда он наверняка потеряет ко мне всякий интерес…

— Не старайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле! — резко бросила леди Брэндон. — Наоборот, я намерена до небес превозносить твои добродетели — впрочем, сомневаюсь, что они у тебя есть! Надеюсь, что граф не догадается, какова ты на самом деле, до тех пор пока не обвенчается с тобой!

— Но я не выйду за него замуж! Не выйду!.. — в отчаянии вскричала Виола.

— Если ты поступишь наперекор моим желаниям, то жестоко об этом пожалеешь, — с угрозой в голосе произнесла леди Брэндон. — Предупреждаю тебя, Виола, я своего добьюсь! Ты сделаешь блестящую партию, а я… У меня в этом деле есть своя выгода!

Виола недоуменно подняла глаза на мачеху.

— Разумеется, если не объяснить тебе все на пальцах, ты ничего не поймешь, — саркастически заметила леди Брэндон. — Ну, ничего не поделаешь — придется мне, видно, все разжевать и в рот тебе положить!.. Так слушай — до сих пор ты была сомнительным приобретением для нашего движения. Ты умудрилась не выполнить ни одного моего задания. Но, став графиней Кроксдейл, ты наверняка сможешь принести нам ощутимую пользу!

Виола начала догадываться, что скрывалось за желанием мачехи выдать ее замуж. Леди Брэндон не просто хотела избавиться от ненавистной падчерицы — она надеялась извлечь из этого замужества выгоду для себя, и в первую очередь для движения суфражисток.

— Во-первых, ты сможешь помогать нам материально, — продолжала развивать свою мысль леди Брэндон, — во-вторых, до сих пор в наших рядах не было столь титулованных особ. Одним словом, выйдя замуж за Кроксдейла, ты приобретешь влияние и вес в обществе!

— И все же это невозможно! — повторила Виола.

Голос девушки по-прежнему дрожал от волнения, но она твердо стояла на своем.

— Я не хочу… и не могу… стать женой лорда Кроксдейла!..

Глаза мачехи сверкнули от гнева.

— Посмотри-ка на меня, Виола! — приказала она. — Ты знаешь, что я с. тобой сделаю, если ты только посмеешь ослушаться!..

Леди Брэндон произнесла это медленно и раздельно, и у Виолы от страха сжалось сердце, хотя она и давала себе слово быть храброй.

Однажды, когда она пошла наперекор желаниям мачехи в каком-то совершенно пустяковом вопросе, леди Брэндон жестоко избила ее. Этого Виола никогда не забудет!

Она до сих пор помнила, какие рубцы на ее теле оставил тогда хлыст и как долго не заживали раны.

Должно быть, в глазах девушки отразился страх, от которого у нее пересохло в горле и чуть не остановилось сердце, ибо леди Брэндон с торжеством воскликнула:

— Ты примешь предложение графа! И я первая тебя поздравлю…

Итак, всю дорогу в имение графа Виола пребывала в состоянии паники. Она страшилась даже подумать о том, что ждет ее впереди.

Как жаль, что она не умерла тогда в доме Рейберна Лайла! Как жаль, что бомба не взорвалась…

Даже величественный вид Кроксдейл-Парка в лучах послеобеденного солнца не смягчил того ужаса, который испытывала несчастная девушка перед его владельцем. Правда, когда сам граф, улыбающийся и радушный, вышел поприветствовать ее и мачеху, Виола постаралась убедить себя в том, что он не такой уж старый и противный.

Однако стоило графу взять ее за руку, как былое отвращение вернулось к ней и даже усилилось.

— Я попросил вас приехать сегодня пораньше, — начал хозяин дома, — так как мне нужно поговорить с вами обеими об одном весьма важном предмете до того, как прибудут остальные гости.

— А в чем дело? — осведомилась леди Брэндон, хотя с трудом скрывала свое торжество, полагая, что знает, о чем именно пойдет речь.

Виола замерла.

Не собирается же граф делать ей предложение прямо здесь, на пороге! Неужели он даже не даст ей времени, чтобы обдумать свой ответ?..

— Я только что узнал, что его величество король завтра окажет мне честь, отобедав в моем доме, — продолжал граф. — Возможно, я проявляю излишнее беспокойство, леди Брэндон, но, надеюсь, вы меня поймете и простите… Дело заключается вот в чем — я настоятельно просил бы вас и Виолу не упоминать о суфражистском движении в присутствии его величества.

Помолчав минуту, граф добавил:

— Вы знаете его отношение к этому предмету. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то из моих гостей поставил его величество в неудобное положение.

Леди Брэндон, опешив, промолчала, и у Виолы возникла отчаянная надежда, что ее мачеха оскорбится и они сейчас же покинут дом графа. Вряд ли мачеха потерпит, чтобы ей ставили такие условия!

Не дождавшись ответа, граф вкрадчиво произнес:

— Разумеется, ваша… сдержанность будет должным образом оценена мною, леди Брэндон.

Не приходилось сомневаться в скрытом смысле его слов. Леди Брэндон, встретившись с ним глазами, улыбнулась.

— А мы, со своей стороны, будем благодарны за вашу щедрость.

Было видно, что они прекрасно поняли друг друга. Затем граф обернулся к Виоле и уже собирался что-то сказать, как вдруг слуга объявил о прибытии следующего гостя. Это избавило ее — по крайней мере, на некоторое время — от необходимости выслушивать словоизлияния графа.

И вот теперь, сидя у себя в спальне и размышляя о приезде Рейберна Лайла, Виола чувствовала, что это тот спасательный круг, который поможет ей выбраться из поглотившей ее пучины.

— Он поможет мне! — твердила она. — Я уверена, что он найдет выход!.. Только он может придумать, как меня спасти…

В ее воспаленном воображении граф представал неким монстром, диким и ужасным. Виола так отчаянно его боялась, что порой ей казалось — она вот-вот сойдет с ума.

Причем было совершенно бесполезно пытаться убедить себя, что все это — плод ее богатой фантазии.

Виола была твердо убеждена, что на свете существуют люди абсолютно несовместимые. Возможно, эта взаимная антипатия уходит корнями в их предыдущую жизнь.

Они с отцом часто разговаривали на эту тему. Сэр Ричард однажды признался, что встречал в своей жизни людей, которые с первой минуты вызывали у него стойкую, хотя и абсолютно необъяснимую антипатию. Иногда ему приходилось общаться с ними по долгу службы, но этим контакты и ограничивались. Ничего общего с такими людьми у него не было и быть не могло.

«Папа наверняка бы меня понял, — с болью подумала Виола. — Если б он был жив, моя жизнь складывалась бы совсем иначе…»

Но отец уже давно умер, и теперь единственным человеком, к которому она могла обратиться в трудную минуту, был Рейберн Лайл…

Спустившись вместе с мачехой к обеду, Виола чувствовала — хотя это было весьма слабым утешением, — что в своем тюлевом платье на серебристом чехле она выглядит очень нарядно.

Пока Виола пересекала гостиную, Рейберн, внимательно наблюдавший за ней, сравнил девушку с некоей чудесной белой фиалкой, которая храбро распускает свои нежные цветки, невзирая на холод.

В глазах девушки читалось такое отчаяние, что у молодого человека возникло инстинктивное желание защитить ее, уберечь от всех неприятностей.

Такого чувства ему не доводилось испытывать еще ни к одной женщине. Да, по правде говоря, его прежние знакомые дамы вовсе и не нуждались в защите!

Им требовалось много других вещей, но что касается уверенности в себе, то эти светские львицы были преисполнены данным чувством сверх всякой меры и сверкали на общественном небосклоне подобно ярким кометам, сопровождаемым хвостом преданных поклонников.

Увидев Виолу, которая скромно стояла в сторонке и, в отличие от других дам, увешанных сверкающими драгоценностями, была одета очень неброско, Рейберн почувствовал внезапную потребность подойти узнать, что ее тревожит, и успокоить.

Впрочем, он тут же представил себе, какое выражение при этом появится на лицах всех присутствующих.

«Ну почему эта девушка, словно малое дитя, постоянно попадает в какие-то переделки? — неожиданно с досадой подумал Рейберн. — Пора бы ей повзрослеть!»

В то же время в глубине души он понимал, что как раз юность и трогательная беззащитность девушки очень привлекали его.

За обедом место Рейберна оказалось далеко от Виолы, на другом конце огромного стола, между двумя обворожительными замужними леди, которые тут же принялись напропалую кокетничать с ним.

Молодой человек был убежден, что они всеми силами стремятся завлечь его в свои сети, оттеснив Элоизу Давенпорт, а тот факт, что Рейберн приехал к графу без нее, позволял им надеяться на его будущую благосклонность.

Впрочем, это не мешало ему чрезвычайно ловко подыгрывать обеим дамам — в искусстве такого рода Рейберн был весьма искушен.

Но во время всего обеда его взгляд нет-нет да и падал на другой конец стола, где на фоне золотых канделябров и изысканных цветов в вазах из севрского фарфора виднелось милое личико Виолы.

Она вежливо и непринужденно разговаривала в течение вечера с обоими своими соседями.

Было совершенно очевидно, что они находят Виолу чрезвычайно милой, и не только глаза Рейберна Лайла были устремлены на нее.

Виола чувствовала, что сидящий напротив граф Кроксдейл не спускает с нее глаз — так же как в тот вечер, когда они были в театре.

Она старалась не смотреть на него, но этот взгляд словно притягивал. Казалось, что глаза графа проникают в самую глубину ее души, гипнотизируют помимо воли, и спрятаться от него нет никакой возможности.

Обед длился бесконечно, но вот наконец леди Эмили поднялась, давая понять, что дамам следует удалиться в соседнюю гостиную, чтобы оставить джентльменов за портвейном. Напоследок Виола бросила на Рейберна отчаянный взгляд — как самая младшая из присутствующих дам, она последней покидала обеденную залу.

В гостиной, куда перешли дамы, мгновенно началась обычная легкая, а порой и довольно язвительная болтовня, касающаяся в основном отсутствующих особ, в которой Виола не принимала никакого участия.

Но тут до ее слуха донеслись слова красивой леди, которая сказала, обращаясь к своей соседке:

— Я слышала, что вчера вечером наш хозяин был в театре с одной юной особой, к которой, как говорят, он питает весьма большой интерес. У Виолы перехватило дыхание.

— Интересно, кто бы это мог быть? — отозвалась вторая дама. — Впрочем, он всегда предпочитал молоденьких — что называется, прямо из колыбели!

Первая дама, язвительно рассмеявшись, добавила:

— Вы правы. Совершенно очевидно, что девиз графа в этих делах — «Чем девица моложе, тем легче ее одурачить».

— Да уж, только совсем юная особа способна не разобраться, что из себя представляет граф на самом деле!

И снова раздался язвительный, неприятный смех, который ранил даже сильнее, чем эти безжалостные слова. Спустя несколько минут к дамам присоединились джентльмены.

В углу гостиной слуги расставили карточные столы, и граф принялся рассаживать гостей вокруг них.

Рейберн, как бы невзначай приблизившись к Виоле, тихо спросил:

— Вы играете в пикет?

— Да, — ответила она.

— Тогда давайте сыграем.

И не успел хозяин дома сообразить, что происходит, как молодые люди уже сели за ближайший пустой стол.

Рейберн начал сдавать карты, когда к столу подошел граф Кроксдейл.

— Может быть, вы предпочитаете сыграть партию в бридж, Лайл? — довольно резко произнес он.

— Я с удовольствием это сделаю, но немного позже, — спокойно отозвался Рейберн. — А пока я должен выполнить обещание, данное мисс Брэндон. Она, говорят, большой специалист по пикету, и я торжественно поклялся ее обыграть!

— Я тоже с радостью сыграю с мисс Брэндон, — галантно произнес граф.

— Конечно! — пообещал Рейберн. — А пока вы могли бы вместо меня сыграть в бридж…

Было видно, что граф весьма недоволен тем, что ему приходится отказываться от своего плана, но поскольку Рейберн уже сдавал карты, ему ничего не оставалось делать, как присоединиться к другим гостям.

Держа в руке карты и делая вид, что внимательно изучает их, Рейберн тихо спросил:

— Что вас так расстроило?

— А как вы догадались? — шепотом поинтересовалась Виола.

— Начинаю распознавать симптомы, — ответил он.

Слова эти были произнесены с добродушной улыбкой. Услышав их, Виола мгновенно преобразилась — выражение отчаяния в ее глазах сменилось надеждой.

Никогда Рейберну не доводилось видеть женщину, глаза которой были бы столь выразительны.

Хотя он весьма скептически относился к утверждению некоторых романистов о том, что «глаза — это зеркало души», в отношении Виолы, пожалуй, оно было справедливым.

Но, к сожалению, выражение надежды было мимолетным, как рябь на воде в безветренный день. И вот уже она снова с отчаянием посмотрела на Рейберна и шепотом произнесла умоляюще:

— Прошу вас, помогите мне!.. Я не знаю, что мне делать! И сказать никому не могу…

— Так что же все-таки случилось? — спросил Рейберн. — Расскажите мне обо всем и не забудьте, пока говорите, взять карту — неважно какую, главное — сделать вид, что мы играем.

Она сделала, как он велел, и начала свой рассказ:

— Моя мачеха считает, что лорд Кроксдейл… намерен сделать мне предложение!..

С минуту Рейберн недоверчиво смотрел на Виолу, очевидно полагая, что она шутит, однако, немного подумав, понял, что, по всей вероятности, девушка не заблуждается насчет намерений графа.

Граф ни за что бы не пригласил к себе на уикэнд леди Брэндон и Виолу — собственно говоря, она была единственной молодой девушкой среди присутствующих, — если бы не имел на это каких-то серьезных причин.

Глядя на Виолу, Рейберн все более укреплялся в мысли, что именно такие юные невинные особы способны привлечь сластолюбивого графа.

Он вспомнил шутки по поводу пристрастий Кроксдейла, которые ему частенько доводилось слышать как у себя в клубе, так и в других местах.

Тогда молодой человек не обратил на них особого внимания — сплетни никогда его не интересовали. Но однажды он вместе со своим другом, который собирался вскоре вступить в брак и по этому поводу устраивал прощальную холостяцкую пирушку, оказался в одном из ночных заведений, пользовавшихся весьма дурной славой. Каково же было удивление Лайла, когда он увидел там… графа Кроксдейла, причем в сопровождении девицы столь юной, что она годилась ему в дочери! Друзья Рейберна не преминули тут же отпустить весьма нелестные замечания на этот счет.

Все это припомнилось ему сейчас, и, глядя на графа, человека явно немолодого и к тому же чрезвычайно потрепанного разгульной жизнью, Рейберн прекрасно понял чувства Виолы.

— Вы уверены? — спросил он, понимая, что она ждет его реакции.

Он еще ничего мне не говорил, — запинаясь, пролепетала девушка, — и я начинаю думать, что, может быть, мачеха все же ошиблась… Но он постоянно на меня смотрит! А когда вчера мы ужинали с ним после театра, он все время старался… коснуться моей руки…

Именно этого Рейберн и опасался. Сама мысль о том, что этот гнусный Кроксдейл посмеет посягнуть на столь эфемерное и милое создание, настоящий хрупкий цветок, заставила молодого человека содрогнуться.

— Помогите мне, прошу вас! — снова в отчаянии проговорила Виола. — Я так напугана… Впрочем, мне часто приходится вам в этом признаваться… И все же я от души надеюсь, что вы меня поймете!..

— Я понимаю, — серьезно и спокойно ответил Рейберн и тут же добавил: — Не отвлекайтесь от карт! Он смотрит на нас…

Виола послушно опустила глаза в карты, а через минуту, не глядя на нее, Рейберн сказал:

— Полагаю, мачеха не позволит вам отказать графу?

— Да она до смерти изобьет меня! — в испуге произнесла Виола. — А я этого не вынесу… Я ведь уже говорила вам, что очень боюсь боли…

Ее голос дрогнул, а в глазах появилось такое выражение отчаяния, что Рейберн непроизвольно сжал кулаки.

Он всей душой ненавидел жестокость, а сейчас прямо на его глазах подвергалось жестокому обращению слабое беззащитное существо, неспособное оградить себя от действий своего мучителя.

— Я, наверное, вам уже надоела со своими горестями, — тихо продолжала Виола. — И правда — ну зачем вам думать обо мне, когда у вас есть та милая леди! Она настоящая красавица, и вы, должно быть…