Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Выбираю любовь

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Картленд Барбара / Выбираю любовь - Чтение (стр. 5)
Автор: Картленд Барбара
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Он взглянул на нее и добавил уже другим тоном:

— Но я вижу, вы устали — наверное, в тюрьме вам не удалось уснуть. Да и есть наверняка хотите… Сейчас я отвезу вас домой. Советую сразу же лечь в постель и забыть, как дурной сон, все, что с вами произошло. Это был жестокий урок, и пусть такое больше не повторится. Постарайтесь, чтобы в будущем с вами не случалось ничего подобного!

— Постараюсь… — тихо отозвалась Виола. Она с тоской подумала о том, что дома ее ждет мачеха.

Как только девушка вспоминала о мачехе, она сразу же чувствовала, как горит ее лицо от пощечин, которыми накануне наградила ее леди Брэндон. И все же от этой жестокой женщины можно было ожидать и худшего. Вот почему Виола считала, что в тот раз еще дешево отделалась.

А вот что ожидает ее сегодня?..

Она непроизвольно вздрогнула, и Рейберн ласково взял ее за руку.

— Рано или поздно, — сказал он, словно угадав ее мысли, — вам придется найти в себе мужество отказаться идти на очередную демонстрацию. Они ведь всегда кончаются одинаково!

Стоило Лайлу коснуться ее руки, и Виола мгновенно почувствовала, как по всему ее телу разливается приятная теплота. Никогда прежде она не испытывала такого чувства. Казалось, им полно не только ее тело, но и душа…

— Когда я с вами, — робко начала она, — я чувствую себя смелой… А вот с остальными людьми я ужасная трусиха! И ничего не могу с этим поделать…

— Я уверен, что вы гораздо храбрее, чем сами думаете, — возразил Лайл. — Когда вы оправитесь от сегодняшнего потрясения, мы с вами непременно встретимся и поговорим. Я думаю, что можно найти решение всех ваших проблем!

— Неужели это возможно? — с замиранием сердца спросила Виола.

— А почему же нет? — удивился Лайл. — Многие часы своей жизни я посвящаю тому, что пытаюсь уладить проблемы своих избирателей, а уж вашими займусь с особым удовольствием!

Мне кажется, если бы нам действительно удалось поговорить… я бы почувствовала себя гораздо увереннее!..

— Итак, решено — мы увидимся на следующей неделе. Только вы должны пообещать, что до тех пор снова не угодите в тюрьму!

— Я постараюсь быть осторожной, — пообещала Виола.

Экипаж остановился. Выглянув в окошко, Виола увидела, что это то самое место в начале Керзон-стрит, где шофер останавливался в прошлый раз, когда отвозил ее домой.

— Вы были так добры! — сказала она, обращаясь к Лайлу. — У меня не хватает слов, чтобы выразить свою благодарность…

— Лучше всего вы ее выразите, если постараетесь больше не попадать в подобную ситуацию, — серьезно посоветовал ей Рейберн. — Итак, до следующей недели! А тем временем берегите себя…

— Еще раз спасибо, — тихо проговорила Виола. — Вы так… великодушны!..

Она взглянула ему в глаза, и они оба на мгновение замерли.

Казалось, между ними возникла некая таинственная невидимая связь, крепко соединившая их друг с другом.

Но уже в следующую секунду Рейберн Лайл усмехнулся, словно устыдившись неожиданного порыва сентиментальности, и поднес к губам руку Виолы.

— Будьте хорошей девочкой! — с улыбкой повторил он.

Виола отвела глаза. Шофер открыл дверцу экипажа, и она шагнула на мостовую.

Лайл не последовал за ней, и девушка поняла — он не хочет, чтобы их видели вместе.

Экипаж удалился, а Виола медленным шагом направилась к дому. Теперь, когда Рейберна не было рядом, она чувствовала себя одинокой и несчастной.

«Только рядом с ним я могу быть храброй, — сказала она себе. — Он придает мне ту смелость, которой, увы, мне так не хватает! А без него я всего-навсего глупая трусиха…»

Слуга впустил Виолу в дом. Войдя в холл, она со страхом спросила:

— Ее светлость дома?

— Нет, мисс Виола. Ее светлость уехала еще утром и сказала, что вернется только к чаю.

Вздохнув с облегчением, девушка побежала к себе наверх.

Всю дорогу она со страхом ждала неизбежного объяснения с мачехой — ведь все остальные участницы демонстрации отправились в тюрьму, а ей каким-то чудом удалось этого избежать.

Придется рассказать, что она упала в обморок, а потому не смогла ответить на вопрос судьи.

В этом, кажется, нет ничего необычного, и леди Брэндон, наверное, ей поверит. А что касается штрафа… Ну почему мачеха должна кого-то подозревать? Ведь в судах — и это было хорошо известно Виоле — частенько находились доброхоты из числа любопытных, которые предлагали внести штраф за ту или иную осужденную суфражистку. Впрочем, это великодушное предложение неизбежно отвергалось воинствующими дамами.

Однако такие попытки делались вновь и вновь, ибо нормальный человек не мог себе представить, что благородная дама по своей воле подвергнется ужасному тюремному заключению.

Поднявшись наверх, Виола приняла ванну и легла в постель. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Оказывается, эта ужасная ночь измотала ее гораздо больше, чем ей представлялось. Не успела голова Виолы коснуться подушки, как она мгновенно провалилась в глубокий целительный сон без всяких сновидений.

Проснулась она уже вечером и тут же почувствовала, что ужасно голодна.

Виола позвонила, и ей принесли поднос с едой. Через четверть часа, Когда она уже покончила с омлетом и допивала чай, в спальню вошла леди Брэндон.

Виола замерла. Ее фиалковые глаза потемнели от страха — она ждала, что сейчас разразится настоящая буря.

— Ты что здесь делаешь? — грозно вопросила леди Брэндон.


Сидя в роскошной театральной ложе и ожидая поднятия занавеса, Виола размышляла о том, что должна быть благодарна графу Кроксдейлу.

Именно его приглашение умерило гнев леди Брэндон и спасло Виолу от неминуемой физической расправы.

А в том, что мачеха чрезвычайно разгневана, не было никаких сомнений — она то и дело награждала Виолу бранными словами, доказывая, что та вела себя как трусиха и безвольная дура.

Но, как ни странно, леди Брэндон поверила в то, что Виоле действительно стало дурно в зале суда, и на время прекратила свою брань, чтобы дать падчерице возможность одеться для предстоящего посещения театра.

— Лорд Кроксдейл убедительно просил нас сопровождать его сегодня вечером, — сказала леди Брэндон. — И хотя тебе должно быть стыдно, что ты идешь развлекаться, в то время как эти героические женщины томятся в тюрьме, мы не вправе отказать графу.

Виола обрадовалась. Значит, она все-таки пойдет в театр, и ей не придется сидеть дома и выслушивать мачехины оскорбления и угрозы!

Девушка начала поспешно переодеваться, стараясь выглядеть привлекательно, раз уж ей предоставилась возможность побывать на театральной премьере.

Платье, которое она выбрала на сегодняшний вечер, и впрямь было восхитительным. Хотя леди Брэндон всей душой ненавидела свою падчерицу и на каждом шагу унижала ее, в модных нарядах от лучших лондонских портных она ей никогда не отказывала.

Да, по правде сказать, ладная, хотя и немного худощавая фигурка Виолы делала честь любому наряду. Вот и сейчас в дорогом белом платье и палантине из гагачьего пуха она выглядела изумительно.

Похожая на сказочного эльфа, Виола выделялась даже на фоне изысканной театральной публики, а ведь сегодня здесь собрались на премьеру все сливки лондонского общества, среди которых было немало признанных красавиц.

Сверкая бриллиантами и ослепительной белизной кожи в глубоко декольтированных платьях, эти дамы в разноцветных туалетах рядом со своими одетыми в черное спутниками и впрямь выглядели как райские птицы. Это сравнение, которое когда-то употребила мать Виолы, вспомнилось девушке сейчас, когда она смотрела в партер сверху.

Хотя до этого она неоднократно бывала в театре, ей еще ни разу не доводилось сидеть в такой большой и красиво убранной ложе.

Виола заметила, что кое-кто из публики с любопытством поглядывает в их сторону, пытаясь понять, что за дамы сидят сегодня в ложе графа Кроксдейла.

Театральная премьера — событие всегда волнующее, полное неизъяснимого очарования как для самих актеров, так и для публики…

Зрители в ожидании волнующего зрелища гудели, словно растревоженный улей. Во всем зале ощущалась праздничная, приподнятая атмосфера. Все затаив дыхание ждали чуда.

И вот наконец занавес поднялся. Зрители попроще, сидевшие на галерке, вскакивали со своих мест и бешено аплодировали каждой появлявшейся на сцене знаменитости. Ради премьеры в театр явились даже держатели богатых лож, обычно не жаловавшие его своим присутствием.

По мнению Виолы, ничто не могло сравниться с элегантностью этих мужчин, одетых в черные сюртуки, белоснежные крахмальные рубашки с высокими воротниками и ослепительно белые галстуки.

Даже граф Кроксдейл, к которому девушка питала необъяснимое отвращение, в этот вечер произвел на нее весьма благоприятное впечатление своей наружностью.

Он предложил своим гостьям — Виоле и ее мачехе — слегка закусить перед началом спектакля и пригласил отужинать с ним вместе после представления.

Поданный им обед, хотя граф скромно назвал его «легкой закуской», был настолько изыскан, что превзошел все ожидания Виолы.

Начали с икры. За ней последовала дичь — искусно приготовленные крошечные птички-овсянки. В то время они как раз были последним словом гастрономических изысков, так как очень нравились королю, а поскольку водились только на континенте, стоила эта экзотика чрезвычайно дорого.

На десерт подали персики, выращенные в собственной оранжерее графа в его имении Кроксдейл-Парк. Приготовленные особым образом в винном соусе, эти фрукты были поданы к столу весьма эффектно — горящими.

Граф и леди Брэндон пили шампанское, так же как четвертый участник трапезы, пожилой господин, который занимал разговором мачеху Виолы и таким образом дал возможность графу беседовать исключительно с юной гостьей.

Виолу не покидало ощущение, что граф все подстроил специально. А когда в театре она оказалась рядом с ним, в то время как леди Брэндон и ее спутник сели в противоположном углу ложи, подозрения Виолы превратились в уверенность.

Пока она разглядывала публику в зрительном зале, граф не сводил глаз с нее.

Но вот занавес поднялся, и Виола забыла обо всем на свете. Теперь существовали лишь изумительная музыка Легара да яркие краски и волшебные голоса артистов.

За обедом граф рассказал своим гостям, насколько важно, чтобы сегодняшнее представление увенчалось успехом.

Дело в том, что Джордж Эдварде, известный в театральном мире под прозвищем Хозяин, в настоящее время находился в весьма затруднительном финансовом положении.

Казалось, удача отвернулась от него. Он всегда славился особым чутьем и действовал без промаха, а сейчас, похоже, утратил эту способность, и пьесы, выбранные им для постановки, часто оборачивались провалом.

Он по-прежнему каким-то сверхъестественным чутьем угадывал вкус публики, но вот что касается остального… Декорации почему-то стали ему стоить дороже, выручка от билетов теперь намного снизилась, да и пьесы выдерживали всего несколько представлений, не то что раньше.

Старый театральный волк, Эдварде понимал, что его детищу отчаянно нужны перемены. И как раз в это время, словно по мановению волшебной палочки, возникла зажигательная оперетта Ференца Легара.

— Главную партию Эдварде отдал красотке Элси Шандаун, — сказал граф. — Вы, должно быть, слышали об этой артистке. Голоса маловато, зато очень хорошенькая.

— О да, очень! — тоном знатока подтвердил пожилой господин.

Виола никогда прежде не видела Элси Шандаун, но красота и утонченность, а больше всего — блеск, присущий этой артистке, к концу представления завоевали сердце не одной только Виолы, а всего зала.

Пение артистов было вдохновенным, диалоги — искрометными, декорации и костюмы — красочными. Однако сильнее всего на публику подействовала божественная, несравненная музыка нового венского гения, и не успело представление закончиться, а на улицах уже вовсю распевали и насвистывали песенки из «Веселой вдовы», так полюбившиеся зрителям.

— Это было чудесно! Очаровательно! Я никогда не видела ничего подобного!.. — с жаром воскликнула Виола.

Она так долго аплодировала, когда занавес опустился, что у нее даже заболели ладони.

— Вы тоже очаровательны, моя дорогая! — наклонившись к ней, со значением прошептал граф.

И тут же все обаяние этого вечера было разрушено. Из той волшебной страны, куда унеслась Виола на время представления, ей пришлось спуститься на землю. И снова рядом с нею был этот несносный граф! Казалось, он преследует ее, как некий театральный злодей.

Она старалась не думать о нем, не обращать внимания на его многозначительные взгляды и прикосновения, но это было невозможно.

Когда Виола поднялась с места, граф галантно накинул ей на плечи палантин из гагачьего пуха. При этом он слишком долго задержал пальцы на ее обнаженной коже, и девушка едва совладала с собой, чтобы не передернуться от отвращения.

«Как не хочется идти с ним ужинать! — подумала Виола и тут же одернула себя. — Нельзя же быть такой неблагодарной!»

Ведь в этот самый момент, когда она наслаждается прекрасной пьесой и изысканной едой, где-то в лондонской тюрьме, во тьме и духоте, томятся ее недавние подруги по заключению.

А ведь она тоже могла быть сейчас вместе с ними!.. Так разве есть у нее право жаловаться, у нее, которой чудом удалось оказаться на свободе? В конце концов, по сравнению с ужасной тюремной камерой общество лорда Кроксдейла — не такое уж страшное испытание…

Устыдившись своих мыслей, Виола заставила себя улыбнуться графу и вежливо сказала:

— От всего сердца благодарю вас за сегодняшний вечер. Это было поистине незабываемо!..

— Я надеюсь, что вы докажете мне свою благодарность, Виола, — многозначительно произнес граф, не сводя глаз с ее губ.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Рейберн Лайл пересек гостиную и остановился у висевшего над камином зеркала, чтобы поправить свой серый галстук.

«Большего неудобства, чем заниматься любовью в гостиной, по-моему, не существует», — с досадой подумал он.

Однако как бы то ни было, но именно пять часов пополудни стало излюбленным временем для романтических свиданий, и зачастую дама приглашала к чаю лишь одного гостя — кавалера, к которому она благоволила.

Мода эта пошла от короля Эдуарда, который — еще в свою бытность принцем Уэльским — понял, что только в половине пятого может беспрепятственно ускользать из Мальборо-хаус и встречаться с понравившейся ему леди.

Как правило, мужья проводили это время в обществе чужих жен или в клубе.

По неписаному этикету, джентльмен, пришедший навестить даму во время файв-о-клока, не должен был оставлять свой цилиндр, перчатки или трость в холле. Все эти вещи полагалось класть на пол в гостиной, чтобы можно было в любую минуту ретироваться.

То, что к чаю приглашался всего один гость, уже никого не удивляло, и даже слуги были вышколены таким образом, что никогда не заходили в гостиную, пока их не вызывала хозяйка.

Большие диваны были не менее удобны, чем кровати с перинами. Однако оставалась еще одна трудность — от воспылавшего страстью джентльмена требовалась немалая настойчивость и изобретательность, чтобы добиться своего, ибо в это время дня на даме, как правило, был весьма сложный туалет, справиться с которым могла лишь ловкая горничная.

Согласитесь, нелегко соблазнить женщину, от груди до бедер закованную в тугой корсет, современную разновидность средневековых рыцарских доспехов!

Помимо этого, чтобы придать пышность фигуре, дамы зачастую подкладывали сзади под платье подушечки, а некоторые — увы, излишне костлявые! — были вынуждены подкладывать их и спереди.

Немалое препятствие создавали многочисленные нижние юбки, обильно снабженные всевозможными ленточками и рюшами, туго затянутый корсет, а также лиф платья, который, хотя и шился чаще всего из прозрачного кружева имел на спине длинный ряд мелких пуговок или шнуровку.

Воистину дама должна была быть настоящей богиней-соблазнительницей — каковыми они, как правило, и были, — чтобы мужчина, призвав на помощь все свое умение и терпение и на время преобразившись в искусную горничную, добрался наконец до этих восхитительных изгибов и округлостей, ради которых он явился на свидание.

Подобные мучения длились до тех пор, пока на радость всем любовникам в начале века некая дама по имени Люсиль изобрела нечто совершенно неожиданное — так называемое «чайное платье».

Ничего более привлекательного и в то же время подходящего для интимных романтических свиданий, приуроченных к послеобеденному чаю, нельзя было придумать.

Шилось оно из прозрачного шифона или шелка и каскадом ниспадало с плеч дамы до самого пола. Этот наряд, делавший женщину воздушной, как сказочная фея, и одновременно чрезвычайно соблазнительной, позволял добиться главного — избавиться на драгоценные часы свиданий от ненавистного корсета.

Сама королева Александра одобрила это изобретение, облачившись однажды во время вечернего чая в изысканный наряд из белого шелка, расшитый кружевом и украшенный великолепными драгоценностями.

Когда сегодня днем Рейберн Лайл переступил порог гостиной Элоизы Давенпорт, она уже ждала его, одетая в чайное платье из зеленого шифона, которое, призванное скрывать экзотические прелести ее чувственного тела, скорее выставляло их напоказ.

Рейберн положил на пол свой цилиндр, трость и перчатки.

Опустившись на мягкие подушки дивана, они без лишних разговоров заключили друг друга в объятия. Чай, изысканно сервированный на серебряном подносе, а также сопутствующие ему лакомства — тосты, бриоши, горячие булочки, пряные кексы, глазированные пирожные с кремом и печенье — в этот сладостный миг были забыты.

Элоиза и впрямь была голодна, но утолить этот голод мог лишь Рейберн. Его горячие губы и руки рождали в ней огонь страсти, от которого, казалось, плавилось все ее тело.

Для него тоже в этот момент существовала лишь Элоиза. Аромат экзотических восточных духов щекотал ему ноздри, а ее искусные ласки горячили его кровь.

Однако теперь, когда Рейберн поправлял перед зеркалом одежду, с неудовольствием заметив красную полоску, которую натер на шее слишком тесный воротник, ему внезапно показалось, что духи Элоизы, пожалуй, излишне резки для такой небольшой гостиной, где к тому же и так душно из-за наглухо задернутых штор.

Обычно в это время дня шторы во многих лондонских гостиных опускали под вполне невинным предлогом — после чая дама желала отдохнуть, а яркий солнечный свет мог ей помешать.

Впрочем, глаза Элоизы сверкали ярче солнца. Она не сводила влюбленного взгляда с Рейберна.

— Я люблю тебя! — страстно прошептала она. — Ну почему мы не можем провести этот уик-энд вместе? Ты вполне можешь остаться в Лондоне, если захочешь…

— Я уже принял приглашение, и теперь неудобно отказываться, — возразил Рейберн. — Кроме того, если нас увидят вдвоем, пойдут сплетни. О нас и так уже судачат!

— Ты беспокоишься обо мне или о себе?

О нас обоих, — чистосердечно признался Рейберн. — У тебя есть муж, а у меня — моя политическая карьера.

— Но ведь Джордж в Париже! — воскликнула Элоиза. — И потом, я знаю одно уютное местечко, где нас никто не увидит… Это загородная гостиница.

Рейберн замер.

Никогда прежде Элоиза не делала ему таких предложений, и теперь он с удивлением обернулся к ней.

— Я хочу быть с тобой! — страстно прошептала она. — Хочу провести целую ночь в твоих объятиях… Мне надоело видеться урывками, постоянно прятаться и вздрагивать от каждого шороха!..

В глубине души Рейберн был согласен с Элоизой, но вслух этого не сказал.

— К сожалению, у нас нет выбора, — со вздохом напомнил он. — Ты не хуже меня знаешь, что будет, если твой муж нас застанет!

Да, это Элоиза знала…

Джордж спокойно закрывал глаза на ее многочисленные любовные интрижки, да и сам был не безгрешен, но если бы поведение жены послужило причиной скандала и оказалась задета его честь…. Нет, лучше об этом не думать!

Общество в то время руководствовалось десятью официальными заповедями и одиннадцатой негласной, смысл которой сводился к следующему: «Делай что хочешь, но тайно!»

Считалось само собой разумеющимся, что можно бесконечно предаваться тайным любовным утехам, однако если дело выходило наружу, то возникший скандал задевал не только тех людей, кого он непосредственно касался, но и все высшее общество.

В молодости король, жадный до удовольствий, частенько попадал в затруднительное положение из-за женщин, но всегда выходил сухим из воды. Да и теперь его любовная связь с умной и утонченной миссис Кеппел была широко известна — о ней знала даже королева, — однако обсуждать это вслух было бы признаком дурного тона.

Таким образом, то, что предлагала сейчас Элоиза, никак не вписывалось в рамки общепринятых норм поведения, и оба они прекрасно знали это.

— Пожалуй, я все же проведу этот уик-энд так, как намеревался, — с улыбкой проговорил Рейберн. — А ты, по-моему, склонна творить безумства, Элоиза. Того и гляди забросишь чепчик за мельницу!

— Что там чепчик! Я готова бросить к твоим ногам свое сердце…

Откинувшись на подушки, она подняла руки и томно потянулась, искоса поглядывая на любовника, чтобы оценить произведенный на него эффект.

Прозрачный зеленый шифон соскользнул с ее плеч, обнажив их ослепительную белизну, а когда Элоиза закинула назад голову, перед Рейберном во всей красе предстала ее лебединая шея.

В этот момент она выглядела чрезвычайно привлекательно и соблазнительно, и все же умом Рейберн понимал — здесь таится опасность…

Никакая другая женщина не возбуждала в нем таких сильных, таких чувственных желаний, как Элоиза. Однако он был убежден, что не влюблен в нее.

Было ясно, что эта женщина — эгоистка до мозга костей, для которой существуют лишь ее собственные желания и прихоти, пустая кокетка без каких-либо моральных принципов.

Все ее помыслы были сосредоточены лишь на одном — по возможности выглядеть наиболее привлекательно и удовлетворять свои чувственные порывы.

Элоиза была средоточием необузданных страстей, и, поскольку она обладала божественной красотой, всегда находились мужчины, которые считали ее неотразимой.

Однако Рейберн, хотя и был весьма ею увлечен, все же не потерял рассудок. И сейчас рассудок подсказывал ему, что эта любовная связь, как и множество предыдущих, вот-вот подойдет к концу.

Собственно говоря, ее пик уже миновал. Конечно, еще какое-то время они будут наслаждаться друг другом, а потом неизбежно наступит день, когда экипаж Рейберна больше не будет останавливаться у дверей Элоизы — не только во время послеобеденного чая, но и вообще… Он посмотрел на часы.

— Мне пора.

— Не уходи, дорогой, побудь со мной еще немного! — взмолилась Элоиза.

Она протянула к Рейберну руки, давая понять, что ждет поцелуя. Ее темные глаза сверкали, чувственный рот был так соблазнительно приоткрыт.

Однако Рейберн уклонился от ее объятий и только поцеловал ей руку.

— Благодарю тебя за то удовольствие, что ты даришь мне, Элоиза, — медленно и торжественно произнес он.

— Я увижу тебя завтра?

— Я ведь сказал, что уезжаю за город.

— Но ты мог бы навестить меня до отъезда, — нашлась Элоиза. — Я непременно должна тебя видеть!

В ее голосе появились отчаянные нотки. Хотя Рейберн вел себя безукоризненно, Элоиза почувствовала, что он ускользает от нее.

Это не укладывалось у нее в голове. Неужели на свете найдется мужчина, способный противостоять ее обаянию? Да еще не кто-нибудь, а Рейберн, которому она подарила не только свое тело, но и сердце!..

— Мы могли бы вместе пообедать, — торопливо предложила она. — Здесь или в другом месте — как ты захочешь…

— Право, не знаю… Я пришлю тебе записку, — уклончиво пообещал он.

Элоиза вскочила с дивана и, пока Рейберн подбирал с пола свою шляпу и трость, обвила руками его шею.

— О Рейберн, — страстно проговорила она, — ты самый восхитительный, самый очаровательный любовник на свете! Ну как я могу отпустить тебя даже на секунду?..

Он промолчал. Элоиза вздохнула.

— Как было бы чудесно, если бы мы были мужем и женой!.. Рейберн, дорогой, обещай любить меня всегда! Клянусь — я умру, если ты меня разлюбишь…

Он нехотя поцеловал Элоизу, а затем решительно высвободился из ее объятий.

— Значит, решено — завтра утром я пришлю тебе записку. А сейчас мне действительно пора идти — меня ждет премьер-министр.

Это было не совсем так. На самом деле Рейберну предстояло встретиться не с самим премьером, а с другими членами кабинета. Впрочем, для Элоизы это прозвучало достаточно убедительно, и она его больше не задерживала, прекрасно понимая — как бы Рейберн ни дорожил ею, политика стоит у него на первом месте.

— Я люблю тебя! — снова повторила она, когда он уже стоял на пороге. — Не забывай об этом… Обещай мне, Рейберн, что ты будешь постоянно думать обо мне!..

Эту просьбу ему поневоле пришлось выполнить, ибо, даже сидя в экипаже, Рейберн ощущал, что его костюм насквозь пропах духами Элоизы, а губы все еще хранят прикосновение ее губ.

Внезапно его охватила досада. Ну вот, на что он потратил несколько часов! А ведь он вместо этого мог заняться верховой ездой или поиграть в теннис…

После удушливой атмосферы гостиной в доме Элоизы Рейберн чувствовал себя так, словно объелся сладостями и теперь его немного тошнит.

Он попытался выбросить из головы эти мысли и сосредоточиться на деловой встрече, которая предстояла ему в палате общин.

Относительно уик-энда окончательное решение тоже было принято. Никто и ничто не помешает ему поехать завтра в имение графа Кроксдейла.


Элоиза Давенпорт на следующее утро получила записку Рейберна, когда завтракала, лежа в постели. Одновременно горничная внесла в спальню огромную корзину экзотических орхидей — тоже от него.

Стараясь казаться равнодушной, а на самом деле сгорая от нетерпения, Элоиза разорвала конверт.

Впрочем, она знала, что ей предстоит прочесть. Извинения Рейберна по поводу того, что он не может отменить свою поездку за город, приходилось принимать как неизбежность. И отсутствие в записке слов любви — тоже.

Элоиза давно, еще с момента их первой встречи, поняла, что Рейберн слишком умен и осторожен и никогда не доверит бумаге ничего такого, что могло бы в дальнейшем бросить тень на его репутацию, которой он очень дорожил.

Ей также было известно, что ни одна женщина, состоявшая с ним в любовной связи, не была скомпрометирована — Рейберн всегда вел себя предусмотрительно.

И все же эти соображения мало утешали Элоизу. Ее тело жаждало его ласк. Ей казалось, что более привлекательного мужчины она в жизни еще не встречала.

«Я еще ни разу не была так безумно влюблена, — подумала Элоиза, — и так обворожительна, как сейчас!..»

Она взглянула на себя в зеркало. Эта изящная вещица в золотой раме была установлена на ее туалетном столике таким образом, чтобы Элоиза могла любоваться своим отражением, даже не вставая с постели.

«Интересно, — подумала она, — что сказал бы Рейберн, если бы увидел меня сейчас?»

В этот момент Элоиза и впрямь была неотразима — длинные светло-каштановые волосы ниспадали на ее белоснежные плечи, а прозрачная шелковая ночная рубашка, отороченная дорогим кружевом, почти не скрывала обольстительного тела.

Взглянув на орхидеи, Элоиза решила, что эти экзотические цветы должным образом дополняют ее красоту. Мужчины часто говорили ей, что она похожа на орхидею — волнующую, таинственную и непредсказуемую.

Она откинулась на обшитые кружевом подушки и погрузилась в сладостные мечты.

Рейберн обязательно придет к ней в понедельник. И Джордж не будет им помехой — даже если к тому времени он вернется из Парижа, то наверняка отправится в клуб, чтобы похвастаться перед друзьями своими победами над француженками.

Они непременно снова будут вместе! При воспоминании о вчерашнем восхитительном свидании у Элоизы учащенно забилось сердце.

Заседание комитета палаты общин, на котором председательствовал Рейберн Лайл, закончилось в пятницу утром, и молодой человек решил, что успеет перекусить перед тем, как ехать в Кроксдейл-Парк.

Поездка на новом «Мерседесе» — эта современная машина мощностью шестьдесят лошадиных сил была куплена им на прошлой неделе — займет никак не более трех часов.

Значит, рассудил Рейберн, если выехать в два часа пополудни, он прибудет на место примерно в пять. Как раз к этому моменту и съезжается большинство гостей. Да и камердинеру хватит времени, чтобы распаковать его вещи до того, как нужно будет переодеваться к обеду.

Он решил, что перекусит в Сент-Джеймс-клабе — тамошний повар славился своим искусством, а в еде, как и во всем остальном, Рейберн был весьма разборчив.

В столовой клуба, просторном помещении с высоким потолком, он увидел своих знакомых и решил присоединиться к ним.

За столом разговор шел исключительно о политике. Всеобщее беспокойство у англичан вызывало намерение Германии усилить свой военный флот, построив дополнительные корабли, которых у нее и так было немало.

Тема оказалась увлекательной, и когда Рейберн взглянул на часы, выяснилось, что уже половина второго. Значит, если он намерен, как и собирался, выехать в два часа, ему надо торопиться домой, чтобы переодеться.

Поднявшись из-за стола, молодой человек уже начал прощаться, как вдруг увидел, что в столовую входит его давнишний знакомый.

Майор Вильям Гартуэйт, дипломатический курьер, часто встречался с Рейберном по делам, ибо в его обязанности входила доставка депеш министерства иностранных дел английским послам в различных странах Европы.

— Здравствуйте, Гартуэйт, — сердечно приветствовал его Рейберн, протягивая руку. — А я и не знал, что вы уже вернулись из Парижа!

— Вообще-то я собирался повидаться с вами сегодня днем, — заметил Вильям Гартуэйт.

— Простите, но я уезжаю на весь уик-энд, — сказал Лайл. — А у вас что-нибудь срочное?

— Да нет, вам не стоит менять свои планы, Лайл. Это вполне терпит до понедельника.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10