Сложности любви

— Алексия рассказала мне, мадам, какое участие и доброту вы к нам проявили! — восторженно воскликнула Летти. — Вы так великодушны, мадам! Мне все кажется, что я вижу чудесный сон, но скоро проснусь и окажусь у нас дома, в Бедфордшире, где за окнами открывается унылый, пустынный пейзаж и нет ни одного деревца, чтобы хоть как-то скрасить это однообразие.

Маркиза улыбнулась.

— Ну что же, в Лондоне вам не придется скучать от однообразия, — ласково проговорила она. — Мне рассказывали о вашей красоте. Теперь я сама вижу, что все были удивительно правдивы и нисколько не преувеличили.

— Благодарю вас, мадам, — скромно ответила Летти.

Она не покраснела и не казалась смущенной комплиментом — ведь она так много их слышала. И Алексия подумала, что все эти восторги стали для сестры совершенно естественным, вполне обычным явлением.

В комнату вошел маркиз. Летти обернулась, чтобы взглянуть на него, и растерялась. Если и раньше он казался ей элегантным, то сейчас, одетый во фрак, он выглядел просто роскошно: на шее маркиза затейливым образом был завязан белый галстук (светские щеголи, что пытались подражать ему, были в отчаянии от постигшей их неудачи — повторить такой узел оказалось никому не под силу); единственная драгоценность — великолепная, абсолютно черная жемчужина — украшала тонкую, дорогую рубашку; костюм сидел на нем безукоризненно. Надо сказать, что светские модники того времени на все вечерние мероприятия обычно надевали плотно облегающие брюки. А маркиз, зная, что матери так больше нравится, надел сегодня атласные бриджи и черные шелковые чулки — так было принято в дни ее молодости.

Несколько мгновений Летти смотрела на Хилтона широко открытыми глазами, потом радостно воскликнула:

— Вы так прекрасны! Вот таким должен быть настоящий принц! А ваше лицо, вычеканенное на монетах, смотрелось бы изумительно.

Девушка говорила с наивной детской непосредственностью, и ее слова развеяли легкое облачко недовольства, что таилось в глазах маркиза.

— Приятно слышать такие слова от гостей, — любезно ответил он.

Хоть и немного поздно, Летти вспомнила про вежливость и поклонилась маркизу.

— Алексия говорит, что вам не очень приятно наше присутствие здесь, и я должна признаться вам, что нас это очень печалит и беспокоит. Мы ничем вас не потревожим и будем вести себя достойно, обещаю вам.

Маркиза взглянула на сына и с улыбкой промолвила:

— Ты не слишком гостеприимен, Хилтон.

— Что ты, мама, — ответил он, целуя ей руку, — ты же знаешь, я просто волнуюсь за тебя.

— И еще за собственный покой и уют, не так ли? — добавила маркиза. — Ну что ж, как говорит прислуга, постараемся во всем тебе угодить.

— Ты всегда так и делала, — ласково ответил маркиз.

— Раз ты сейчас в таком отличном настроении, — улыбнулась маркиза, — то я, пожалуй, сообщу тебе, что завтра мы все вместе отправимся по магазинам за покупками.

При слове «покупки» Летти насторожилась, словно пес, почуявший возможную добычу. Однако Алексия бросила на нее быстрый сердитый взгляд, который не остался незамеченным маркизом и его матерью.

— Это очень любезно с вашей стороны, мадам, но у нас с Летти все есть, — сказала Алексия и подумала, что маркиз довольно пренебрежительно смотрит на ее скромное вечернее платье, которое она сама сшила из светлого муслина.

— Позвольте мне объяснить вам одну вещь, — заговорила маркиза, — я намерена получить максимум удовольствий и впечатлений от самой захватывающей и волнующей поры лондонского сезона. А значит, и у нас должны быть самые лучшие и самые необычные наряды. — Она вновь улыбнулась сыну и продолжила: — Ты, дорогой, еще слишком молод и не помнишь, наверное, что до войны меня называли самой нарядной и изысканно одетой дамой в Лондоне. И я просто не перенесу, если теперь обо мне станут говорить в прошедшем времени, употребляя слово «была».

— Вот уж такому никогда не бывать, мама! — ответил маркиз. Он понял, к чему ведется этот разговор.

— Коли мы будем все вместе появляться в обществе, — закончила свою мысль маркиза, — нужно придать нашей команде внушительный вид, чтобы ни одна из соперниц и конкуренток не смела даже усомниться в серьезности наших намерений.

В комнате воцарилось молчание, потом раздался тихий голосок Алексии:

— Простите, мадам… мне кажется…

— Нет, нет, я передумала, давайте сделаем так, — быстро прервала ее маркиза. — О наших нарядах позабочусь я, это будет моей помощью, а вот бал в Осминтон-Хаусе должен устроить Хилтон. — И она вопросительно посмотрела на сына.

Решительный отказ уже готов был слететь с губ маркиза, но так и остался при нем. И Хилтон Осминтон уныло сказал:

— Похоже, мама, мне только остается назначить дату.

— Бал! — возглас восторга вырвался из губ Летти, она просто не могла дольше сдерживаться. — Бал для меня и Алексии!.. Когда-то мама говорила об этом, но я никогда не думала, что такое событие все-таки произойдет!

Алексия внимательно посмотрела на маркиза. Видно было, насколько ему неприятна, ненавистна эта затея. А они навязались ему самым бессовестным образом. Ей было очень стыдно, но она ничего не могла поделать.

Тут маркиз заметил, что Алексия до сих пор не промолвила ни словечка, и обратился к ней:

— А что вы скажете, Алексия?

— Может быть… если вам так… не нравится… ее светлость… не станет настаивать… и передумает, — запинаясь проговорила она.

— Ничего подобного! — воскликнула маркиза. — Бал будет устроен не только для вас, Алексия и Летти, но и для меня тоже! Будет так чудесно, когда дом и бальная зала вновь заполнятся нашими друзьями, и, честное слово, мне ужасно хочется снова надеть на себя семейные драгоценности, знаменитые бриллианты Осминтонов, пока я не передала их своей невестке.

Невестка!.. Эти слова эхом отдались в ушах Алексии. Миссис Фитерстоун, бывало, без устали говорила про многочисленных красавиц, что страстно влюблены в маркиза, и особенно часто она упоминала имя леди Харлоу, но, насколько поняла Алексия, та была замужем. Вполне естественно, что богатый и влиятельный красавец маркиз рано или поздно должен будет жениться. Так что Алексии оставалось только тихо надеяться, что это событие произойдет не раньше, чем будет дан бал в Осминтон-Хаусе и Летти предстанет на нем во всей красе.

Потом они прошли в огромную столовую. Стены этой великолепной комнаты были украшены портретами знаменитых предков; на гобеленовых обивках стульев были вышиты старинные гербы Минтонов.

Алексия, как и недавно Летти, подумала, что все это похоже на прекрасный сон. Она никогда в жизни не могла представить, что обеденный стол может быть украшен золотыми канделябрами, цветами из оранжереи и севрским фарфором.

От души желавший сделать матери приятное, маркиз вел себя изумительно, умело и ненавязчиво развлекая дам. Он рассказал забавные истории о принце, поведал о своих победах в скачках и о том, как собирался выиграть Золотой кубок в Аскоте[3]. И не один раз Алексия заметила восхищенно-недоверчивый взгляд, которым он окидывал Летти, словно никак не мог поверить, что такая необыкновенная красота существует на самом деле, что эти сияющие глаза и пухлые, яркие губы, изогнутые словно лук Амура, принадлежат живой девушке, а не сошедшей с небес богине, и что она с вниманием и признательностью слушает его. После ужина, когда они с маркизой вернулись в гостиную, Алексия сказала:

— Прошу извинить меня, мадам, мне надо сбегать наверх, посмотреть, как там Питер. Ведь ему пора спать.

— Конечно, моя дорогая, — согласилась маркиза, — сходите, я уверена, что там все в порядке и он уже уснул. Он был так возбужден, когда вы приехали.

— Вот потому я и боюсь, что он никак не успокоится и просто не сможет заснуть, — объяснила Алексия.

Ее до сих пор беспокоило то происшествие, которое случилось, когда они с мистером Дадждейлом вернулись в Осминтон-Хаус.

Пока они ехали, Питер страшно возбудился, он не мог усидеть на месте, вертелся, крутился, прыгал туда-сюда, и все из-за лошадей, которые были запряжены в экипаж. Мальчик обожал лошадей. Эту страсть он унаследовал от отца, а с недавнего времени, точнее, с тех пор как оказался в Лондоне, он и думать ни о чем другом не мог. Мисс Грэхем показала ему лондонский Тауэр, он увидел там тигров и львов, и они заняли его мысли ровно на двадцать четыре часа, а потом он опять вернулся к лошадям. Приехав, они не застали маркиза, и Алексия решила подняться наверх. Она подумала, чем скорее они разместятся в отведенных комнатах, тем лучше. Спальни девушек располагались рядом с покоями маркизы, а мисс Грэхем и Питер должны были поселиться этажом выше, в старой детской. Экономка показала Летти ее комнату, потом комнату Алексии. Они находились рядом. И Алексия уже собиралась подняться наверх, как услышала голос мисс Грэхем. Та звала Питера.

— Что случилось? — заволновалась Алексия. Над перилами лестницы показалось лицо мисс Грэхем:

— Питер с вами, Алексия?

— Нет, мне показалось, что он пошел с вами наверх.

— Он куда-то исчез, пока я занималась нашими вещами, — ответила мисс Грэхем. — Попробуйте и вы поискать его.

— Хорошо.

Алексия поспешила по коридору, она подумала, что Питер мог вернуться в холл, чтобы еще раз взглянуть на прекрасных лошадей, что привезли их в этот дом. Она подошла к лестнице и тут увидела, как из библиотеки вышел маркиз, а потом заметила и своего маленького брата. Он стоял и рассматривал картины Стаббса. Алексия уже собиралась окликнуть мальчика, когда маркиз, бывший ближе к нему, произнес:

— Значит, это ты — Питер?

— Ты только посмотри на этих чудесных лошадей! — выдохнул Питер, даже не повернув к маркизу головы. — Только посмотри! Как мне хочется иметь таких же, только настоящих, живых, а не нарисованных.

— Что ж, возможно, когда-нибудь такой день и наступит.

Алексии показалось, что Питер с трудом оторвался от картины и посмотрел на мужчину, стоящего рядом.

— А те лошади, которые нас привезли, они твои?

— Да, мои, — ответил маркиз.

— Красивые, гораздо лучше, чем любая из тех, что я видел в парке. А можно мне будет покататься на какой-нибудь из них?

У Алексии перехватило дыхание. Как она забыла предупредить Питера, что он не должен ни о чем просить?! Правда, она намеревалась держать его подальше от маркиза, который не очень-то жалует маленьких мальчиков.

— А ты умеешь ездить верхом? — спросил маркиз.

— Конечно, умею! — гордо ответил Питер. — Я даже умею прыгать через препятствия.

— Найдем для тебя пони, если поедем за город.

— Мне не надо пони! — упрямо заявил Питер. — Мне нужна вот такая лошадь. — И он кивком указал на картину Стаббса. — Настоящая большая лошадь, и погорячее.

Маркиз рассмеялся и положил свою руку мальчику на голову.

— Думаю, у тебя будут неприятности, если ты сейчас же не отправишься и не разыщешь сестру, — проговорил он и ушел. А Питер все никак не мог оторваться от картин.

Алексия очень испугалась, что у их хозяина сложилось весьма нелестное впечатление о брате, и сердито крикнула:

— Питер! Сейчас же иди сюда!

На самом деле это был послушный мальчик, поэтому он тут же повиновался и подошел к сестре.

— Разве ты не знаешь, что должен был поклониться маркизу в знак благодарности за то, что он пригласил нас к себе в дом?

— Я задумался о лошадях, — просто ответил Питер. — Как ты думаешь, сколько их у него?

— Не имею ни малейшего представления, — сердито ответила Алексия, — а ты, Питер, крепко-накрепко запомни: ты должен оставаться наверху, в детской с мисс Грэхем, и никогда не приходить один в эту часть дома.

Но она прекрасно знала: Питер ее просто не услышал. Весь вечер он не мог говорить ни о чем другом, кроме лошадей. Вот и сейчас вместо того, чтобы спать, он наверняка мечтает о них. Она поднялась по лестнице и вошла в детскую. Конечно, он еще не спал.

Питер протянул к ней ручки, Алексия присела на краешек его кровати и крепко обняла.

— Я подумал, Алексия, раз у маркиза есть конюшня с лошадьми, завтра я схожу и полюбуюсь ими, — как о чем-то решенном сообщил он.

— Хорошо, я узнаю у мистера Дадждейла, можно ли это будет сделать, — ответила Алексия. — Но ты должен пообещать мне, Питер, что не станешь докучать маркизу разговорами про его лошадей и не будешь просить позволить тебе покататься на них. Мы и так живем в его доме. Это большая удача, и мы не должны ничем его расстраивать.

— Он сказал, что подыщет для меня пони, — продолжал свое Питер, — а я хочу лошадь, большую лошадь. Ты ведь знаешь, я умею ездить верхом, Алексия.

В самом деле, Питер с малых лет ездил верхом вместе с отцом просто потому, что других лошадей у них не было. И он обожал их, полюбив их еще до того, как научился ходить. Полковник Минтон понимал, что все его привязанности и увлечения непременно передадутся сыну, и потому с самого раннего возраста он учил сына ездить в седле. Сначала он сажал его впереди себя, потом позволил править собственной лошадью. Во всем, что было связано с лошадьми, Питер был абсолютно бесстрашным. Он падал и снова забирался в седло, и похоже было, что он понимает этих животных, словно знает заветное словечко. Поэтому старый Джо, конюх его отца, обычно хмурый и неприветливый, позволял мальчику хозяйничать в конюшне и делать все, 'что ему вздумается.

Но одно дело — свой дом и заведенные в нем порядки, а другое — дом маркиза, подумала Алексия, и не стоит наживать неприятности и пускать Питера в чужие конюшни. Надо будет утром поговорить с мисс Грэхем, решила она, и еще раз сказать ей, чтобы не спускала с мальчика глаз. Но Питеру читать сейчас мораль совершенно бесполезно — он просто-напросто ничего не услышит. Поэтому она молча выслушала все просьбы, нежно поцеловала его и оставила дверь открытой, если вдруг ему станет страшно в новом незнакомом доме.

Она уже наполовину спустилась с лестницы, когда ее заметил маркиз. Он как раз шел из столовой обратно в гостиную. Алексия смутилась, когда он взглянул наверх, и машинально поправила волосы: ведь Питер мог нечаянно привести их в беспорядок, когда обнимал ее. Девушка подошла к маркизу. Ей показалось, что он ждет объяснений, почему она здесь, а не с его матерью.

— Я приходила пожелать Питеру спокойной ночи, — проговорила Алексия, — простите его за не слишком учтивое поведение, его голова занята только лошадьми и больше ничем.

— Я так и подумал, — ответил маркиз.

Он произнес эти слова совершенно бесстрастным тоном, и Алексия не смогла понять, понравился ему Питер или нет. Другой темы для разговора она не смогла придумать, а потому просто пошла в гостиную. Маркиз последовал за ней.

Они стали расходиться по своим комнатам довольно рано. Маркиза заявила, что устала и, кроме того, завтра предстоит трудный день.

— Спокойной ночи, дорогой Хилтон, — сказала она, — и спасибо тебе за доброту. Не могу передать, как мне хорошо здесь, с тобой, и как я счастлива опекать и быть полезной нашим очаровательным кузинам.

— Так здорово, что вы наши родственники! — Восторгу Летти не было предела. — Честное слово! Я даже готова надеть на себя ленту с надписью: «Я — кузина маркиза Осминтона!» Пусть об этом узнает весь мир!

Маркиз рассмеялся:

— Полагаю, это скорее недостаток, чем преимущество.

— Вы просто скромничаете! — шутливо воскликнула Летти. — А ведь вы самый замечательный, самый добрый и щедрый кузен на свете. Спасибо вам!

Она сделала глубокий реверанс. Маркиз поклонился ей в ответ.

Алексия смотрела на них и думала, что и вполовину не смогла бы так красноречиво и проникновенно высказать то, что переполняло ее душу и сердце. Она лишь сделала реверанс и взглянула на маркиза, безуспешно пытаясь подобрать подходящие слова.

— Надеюсь, вас ничего больше не беспокоит, Алексия? — спросил маркиз, как ей показалось, с ноткой презрения.

— Нет, я только… могу… поблагодарить вас, — ответила она тихим от волнения голосом.

Еще раз поклонившись маркизу, Алексия поспешила за Летти.

Они помогли маркизе подняться по ступенькам и проводили до двери. Маркиза расцеловала девушек и пожелала им спокойной ночи.

— А завтра мы повеселимся, — с улыбкой объявила она. — Нет ничего более забавного, чем учинить какое-нибудь невыразимое сумасбродство.

Девушки отправились в комнату Летти. Она бросилась на кровать прямо в платье, даже не задумавшись, что может испортить его.

— Представляешь, Алексия, у нас будут новые наряды! — восторженно воскликнула она. — Ив этом огромном доме устроят бал! Ты только подумай, каких замечательных и интересных людей мы здесь встретим!

— Маркизу совершенно не хочется устраивать бал, — безрадостно промолвила Алексия.

— Ну и что, зато его мать этому только рада, — возразила Летти.

— Вдруг он решит, что мы жадные и корыстные? — пробормотала Алексия, будто сама с собой.

— И вовсе мы не такие, — решительно заявила Летти, — просто глупо не взять того, что предлагают. Как официант, который отказывается от чаевых, потому что считает себя слишком важной и честной персоной.

— О чем это ты? Когда такое случилось? — встрепенулась Алексия, отвлекшись от мыслей о маркизе.

— Да как-то раз миссис Фитерстоун брала меня с собой, — небрежно ответила Летти, — это было довольно неприятное заведение, какое-то вульгарное, люди вовсю заказывали вино и кофе. Официантки там были такие странные, безобразно разрисованные. Миссис Фитерстоун сказала, что я должна оплатить счет, ты же знаешь, у нее с собой никогда не бывает денег, и официантка отказалась от чаевых. Да еще с таким негодованием. — Алексия молча слушала, и Летти продолжила: — Миссис Фитерстоун тогда ужасно рассердилась. Мне кажется, она ждала какого-то мужчину, а он не пришел…

У Алексии перехватило дыхание. Из слов Летти было совершенно ясно, что это было совсем не подходящее для молодой девушки место. Но теперь, слава Богу, со всем этим покончено и уже не надо будет волноваться за сестру! Доброта маркиза и его матери помогли избавиться от подобных проблем.

У себя в комнате Алексия аккуратно сняла вечерний наряд и переоделась ко сну. Но прежде чем лечь в кровать, она преклонила колени и принялась молиться. Только Господу могла она высказать все то, что так и не смогла сказать маркизу. «Наверное, с небес нам помогают отец и мама, — подумала Алексия, — и особенно мама».

— Ты всегда мечтала о том, мамочка, чтобы мы жили в таком же прекрасном доме, — заговорила Алексия, искренне уверенная в том, что сейчас мать слышит ее, — и теперь у Летти появилась возможность встретиться с достойными людьми. — Она помолчала немного и добавила: — Пожалуйста, мамочка, помоги нам не совершать ошибок и промахов, и пусть маркиз не думает о нас плохо. Я знаю, он не хочет, чтобы мы жили в его доме, да и ты, наверное, никогда не одобрила бы того, что мы навязались ему. Но ведь для Летти это так важно!

Она чуть подождала, словно надеялась услышать ответные слова утешения и одобрения. А потом ее охватило теплое ощущение счастья.

В тот вечер Алексия долго не могла уснуть.

Следующие три дня были посвящены походам по магазинам. До того времени Алексия никогда не думала и даже представить не могла, насколько утомительное занятие — примерять красивые платья, выбирать очаровательные шляпки, туфельки, перчатки, сумочки и зонтики. А еще — чрезвычайно прелестное белье, настолько изящное и прозрачное, что она даже покраснела, когда впервые надела его на себя. Поначалу она все пыталась убедить маркизу, что не стоит тратить на нее столько времени и денег, а лучше уделить побольше внимания Летти, что сама она вполне сможет обойтись старыми платьями Летти, их лишь надо немного подогнать по фигуре. Но маркиза была непреклонна:

— Я собираюсь представить в свете вас обеих. И хочу гордиться не только вашей сестрой, Алексия, но и вами.

— Да ведь рядом с вами и сестрой меня просто никто и не заметит, мадам, — пролепетала Алексия.

Маркиза ласково улыбнулась:

— Как вы ошибаетесь, моя милая. Ни к чему сравнивать людей, превознося одних и принижая достоинства других. Все люди разные, и каждый хорош по-своему, у всякого есть его особый неповторимый облик. — Она заметила, как внимательно слушает ее девушка, и продолжала: — Если вы спросите меня, какой цветок самый красивый: роза, орхидея или лилия, я не смогу вам ответить. И то же самое с людьми. Вы, Алексия, красивы по-своему.

— Никогда не думала, что я… красивая, — запротестовала Алексия, — разве только… глаза у меня… как у мамы.

— Да, мне рассказывали, что ваша мама была красавица, — мягко сказала маркиза.

Вечером Алексия принялась рассматривать себя в зеркале, примеряя новое вечернее платье, которое подарила ей маркиза. Это был самый модный фасон. Она решила, что и в самом деле выглядит весьма привлекательно и маркизу не будет стыдно за нее. Ведь прошлым вечером он заметил, каким убогим и невзрачным был ее наряд. Какие мысли пришли ему в голову, даже представить страшно! Но то платье, что было надето на ней сейчас, удивительным образом подчеркивало ее изящную фигурку и оттеняло белизну кожи.

А Летти и вовсе выглядела просто блестяще, в волосах ее, казалось, запуталось солнце.

Так что не было ничего удивительного в том, что после ужина маркиза сказала:

— Сейчас мы отправимся на небольшой прием в Ричмонд-Хаус. Герцогине не терпится познакомиться с вами обеими, да и для вас будет очень неплохо завести некоторые знакомства, прежде чем мы появимся на одном из больших балов, что будет устроен через неделю.

В тот день они ужинали одни. Алексия слышала, что маркиз уехал в Карлтон-Хаус. Но его мать намекнула, что позже, вечером, он присоединится к ним, и потому Алексия в глубине души страстно желала, чтобы он увидел, какая сегодня Летти ослепительная.

Ричмонд-Хаус оказался таким же роскошным, как и дом маркиза, правда, картины были не настолько хороши.

На скромном приеме собралось человек пятьдесят. Летти произвела настоящий фурор своим появлением, и Алексия этим очень гордилась. Кавалеры окружили ее, а женщины обсуждали юную красавицу с благоговейным трепетом.

Многочисленные друзья восторженно приветствовали маркизу Осминтон.

— Счастливы видеть вас снова! — радостно восклицали одни.

— Уже и не надеялись встретить вас когда-нибудь в Лондоне, — с улыбкой говорили другие.

— Я и вправду совсем отвыкла от приемов и балов. И если стану слишком быстро уставать и не смогу оставаться достаточно долго на празднике, мне бы очень хотелось подыскать надежного человека, которому можно смело доверить этих двух милых девушек. А если вдруг пожелаю остаться дома, буду ужасно расстроена, коли не найдется верного друга, способного занять мое место и опекать их в свете, — отвечала маркиза.

Предложения помочь посыпались со всех сторон. Только теперь Алексия почувствовала, что беспокоиться о судьбе Летти больше не надо, и беспрестанное напряжение и тревога покинули ее. Теперь-то все сложится как надо. С этого времени все пойдет так, как ей всегда хотелось!

Маркиза представила Алексии некоторых достаточно зрелых мужчин, и они сразу принялись обсуждать политические проблемы. До чего же интересными показались ей эти разговоры!

Она беседовала с одним членом парламента по имени Уильям Уилберфорс, который сейчас как раз занимался реформой, когда заметила, что среди приглашенных появился маркиз. Он был таким ярким, заметным, казался просто на голову выше всех мужчин, собравшихся в зале, что сердце ее бешено заколотилось. Маркиз поцеловал руку хозяйке дома и направился к матери. Она ласково улыбалась сыну, очень довольная, что он сдержал обещание.

— Как ты себя чувствуешь, мама, не слишком устала? — спросил маркиз.

— Сказать по правде, дорогой Хилтон, я словно парю над землей! Может, из-за шампанского, а может, потому, что так приятно снова оказаться среди старых друзей, которые так приветливо и радостно встретили меня.

— Я всегда говорил тебе, не стоит слишком долго задерживаться в деревне.

— Ты был прав, мой мальчик, впрочем, как всегда. Ну а что ты думаешь о своих кузинах?

Маркиз проследил взглядом, как Летти выслушивает неискренние комплименты от некоего господина, что славился в обществе своей любовью к разговорам с хорошенькими девушками.

Когда Хилтон увидел Алексию, глаза его сверкнули.

Она боялась показаться невежливой и не взглянула на маркиза, а внимательно слушала мистера Уилберфорса, который объяснял, почему и каким образом поддерживал закон, запрещающий использовать труд детей при чистке дымоходов. Лицо ее было серьезным, а по глазам становилось ясно, что она полностью согласна с аргументами мистера Уилберфорса.

Маркиз пристально понаблюдал за нею несколько секунд, потом сказал:

— Мне кажется, мама, нам пора домой.

— Хорошо, дорогой, мне только надо попрощаться со всеми друзьями, и я буду готова, — ответила маркиза.

Минут через двадцать они наконец спустились вниз, а в ушах все еще звучали добрые слова.

— Они и в самом деле рады были видеть меня, — счастливо сказала маркиза.

— Это и неудивительно, — заметил маркиз.

— А вы, мои дорогие, — обратилась она к Алексии и Летти, — произвели своим появлением настоящую сенсацию. Как я и рассчитывала.

— Мне казалось, что я бабочка, только-только появившаяся на свет из куколки! — восторженно защебетала Летти. — У меня не было никаких мыслей, я только ощущала свои новые прекрасные крылья.

Маркиза рассмеялась:

— А вы, Алексия? Как вам понравился сегодняшний вечер?

— Мистер Уилберфорс показался мне очень интересным, — ответила Алексия, — мне кажется, все должны будут… поддержать его законопроект.

Она с тревогой посмотрела на маркиза.

— Я уже обещал ему свою поддержку, — сказал тот и заметил, как ее глаза засияли от удовольствия.

— А еще он против… рабства, — почти шепотом сказала Алексия.

— Вы слишком серьезно ко всему относитесь, — заметил маркиз, помогая матери закутаться в накидку, отделанную мехом.

— Как это слишком серьезно? — удивилась Алексия.

— Вы ведь приехали сюда развлекаться, а не решать проблемы угнетенных и обездоленных.

— Но это же так важно! — не согласилась Алексия. — Разве могут жестокость и несправедливость мира оставить кого-нибудь равнодушным?

Маркиз ничего не ответил. Он лишь подумал, что знакомых ему женщин никогда не волновали чужие невзгоды и не интересовали те дела, которым посвящали себя мужчины.

Глава 4

Маркиз ехал в сторону Челси[4]. Он ловко правил своим превосходным экипажем и горячими лошадьми и думал, что никогда в жизни больше не свяжется ни с одной из светских красоток. С тех самых пор, как он пообещал матери не иметь ничего общего с Имоджин Харлоу, она принялась забрасывать его письмами. Сначала она требовала, чтобы он явился к ней, потом умоляла и в конце концов перешла к оскорблениям.

Возможно, матушка была права, думал маркиз, Имоджин Харлоу во что бы то ни стало задумала женить его на себе. Но с тех пор, как он решил прекратить эту связь, дама стала вести себя просто безобразно. Бедняга маркиз даже почувствовал отвращение ко всяким любовным похождениям такого рода.

«Отныне буду общаться с обычными продажными женщинами, — поклялся он себе, — уж с ними-то проблем не будет. Они знают свое место, непритязательны, озабочены только тем, чтобы не продешевить и заломить повыше цену».

Считалось, что состоятельный человек, светский лев, что называется, полноценный мужчина, непременно должен содержать любовницу. Рене Дюваль была одна из многих, что появлялись, а потом исчезали из уютного домика на Ройял-авеню в Челси, возле больницы, основанной Нелл Гвин.

Рене играла в театре «Лицеум», который временно передали Королевской компании «Друри-Лэйн», когда ее знаменитый театр сгорел дотла в 1809 году. Пламя пожара было таким сильным, что осветило весь Лондон. Этот огонь разорил Ричарда Бринсли Шеридана, владельца театра. Слабый человек не выдержал бы такого испытания, сломался, но только не Шеридан. С присущей ему энергией и при помощи Сэмюэля Уитбреда, пивовара и члена парламента, он все вновь начал с нуля.

Ожидалось, что «Друри-Лэйн» откроется в следующем году, а пока толпы поклонников собирались в «Лицеуме».

Впервые маркиз увидел Рене в спектакле «Простушка». Главную роль в этой пьесе обычно играла миссис Джордан, любовница герцога Кларенса. Он смел со своего пути всех соперников и похитил ее.

Внешне Рене была полной противоположностью Имоджин Харлоу: смуглая, с чуточку раскосыми глазами. Эта женщина не была безупречно красива, но обладала обаянием, что очаровывает и соблазняет гораздо сильнее, чем красота.

Рене, полная радости и жажды жизни, пользовалась всеми уловками и изощренными чарами, чтобы пленить и развлечь своего покровителя. Так случилось, что маркиз не появлялся в доме номер шесть по Ройял-авеню уже несколько недель. Он был очень занят и до того, как приехала маркиза, и после совершенно чужими делами: то с принцем, то с матерью, то с кузинами. У него не было ни минутки свободного времени.

Он узнал, что сегодня вечером Рене не поехала в театр, потому что на следующий день должна состояться премьера спектакля, в котором она будет играть главную роль.

«Она, наверное, собралась отдохнуть, — подумал с улыбкой маркиз, — если я ей это позволю».

Потом он вспомнил вчерашний вечер и тот оглушительный успех, который сопутствовал Летти.

Это был самый главный бал сезона. Его давала герцогиня Мельчестерская для своей юной дочери, впервые выходящей в свет, и на нем присутствовал весь цвет общества, начиная с принца.

Маркиза проявила себя талантливым режиссером и нарочно задержалась на ужине в Осминтон-Хаусе, чтобы не появляться на балу слишком рано. Она ждала того момента, пока все старшие дамы займут места на возвышении, откуда удобно наблюдать за танцующими. Большинство мужчин еще не приступили к танцам, но уже собирались поближе, переговаривались друг с другом и оценивающе поглядывали на женщин, словно осматривали лошадь, которую намеревались приобрести.