— Прошу вас, не беспокойтесь обо мне! — ответила Валена. — и мне очень хочется поговорить с вами о Николасе.

Маркиз смотрел на нее как на сверхъестественное существо. Ни одна из молодых женщин, которых ему доводилось знавать, не интересовалась чьей-нибудь судьбой больше, чем своей собственной.

— Я долго думала над тем, как отыскать родителей этого мальчика, — сказала Валета. — Наверняка после исчезновения сына они известили о своем несчастье полицию и магистрат, если, конечно, таковые имеются в их городе. Однако до Лондона это известие вряд ли дошло.

Маркиз кивнул:

— И что же вы предлагаете?

Последовала непродолжительная пауза. На лице Валеты отразилось смущение.

— Наверное… это… стоит больших денег… — пробормотала она. — Но лучший способ отыскать родителей Николаса, чем размещение объявлений в газете… вряд ли существует…

Маркиз тщательно обдумал идею Валеты и опять кивнул, соглашаясь с ней:

— Вы правы. Только таким образом мы смогли бы добиться каких-то результатов. Хотя и этот метод не дает нам никаких гарантий.

— Конечно, на это… уйдут немалые денежные средства… — смущенно произнесла Валета. — Поэтому я готова частично заплатить за объявления сама.

Маркиз улыбнулся:

— Валета, я, естественно, не позволю вам это сделать.

Поверьте, даже если мы разместим свои объявления во всех газетах Англии, я не обанкрочусь.

Она ничего не ответила, но одарила его выразительным взглядом, исполненным благодарности.

— Насколько я понимаю, судьба Николаса очень вас волнует. И надеюсь, что вы не слишком расстроитесь, если наши попытки найти его семью не увенчаются успехом.

Валета положила руки на колени и заговорила тихим голосом:

— Возможно, вы посчитаете меня ненормальной, но мне кажется, что все произошло не случайно. Ведь надо было Николасу выпасть из трубы именно в тот момент, когда я находилась в гостиной! Не раньше и не позже!

— Миссис Филдинг, моя экономка, находит это событие отнюдь не счастливым совпадением, — кривя губы, ответил маркиз. — Она до сих пор не может отчистить коврик. Говорит, что это у нее вряд ли получится.

— В самом деле? — удивилась Валета. — А я знаю, как это сделать! Мне доводилось заниматься подобными вещами. Давайте я приеду к вам как-нибудь на днях и восстановлю ваш коврик.

— Только этого не хватало! — Маркиз нахмурился. — Зарубите себе на носу, Валета: человек, находящийся у меня на попечении, не должен заниматься подобными вещами.

Он думал, что его слова приведут ее в смущение. Она же звонко рассмеялась:

— Вот как? Вы, наверное, считаете, что мне следует целыми днями сидеть на шелковых подушках и отдавать приказания слугам. Которых у меня, кстати говоря, нет.

Маркиз даже не улыбнулся:

— Я беспокоюсь о вашем будущем, Валета. И убежден, что вам не пристало жить в этом доме одной. С мальчишкой или без него.

Валета моргнула.

— Вы ведь… не хотите сказать… что собираетесь отнять у меня Николаса? — спросила она, испугавшись прозвучавшего в голосе маркиза сарказма.

— А что, если мы не сможем разыскать его родителей?

Надеюсь, вы не планируете оставить у себя ребенка навсегда?

Как ни странно, Валета ничего не ответила. Просто медленно поднялась на ноги и прошла к окну.

— О чем вы задумались? — поинтересовался маркиз.

— О жизни Николаса, а также сотен других детей, вынужденных страдать от дикой человеческой жестокости, жестокости, которую никто не собирается пресекать.

Ее голос слегка дрожал, и маркиз, немного помолчав, сказал:

— Вам известно, что глава специального комитета, Генри Грей Веннет, назначенный на этот пост лишь в нынешнем году, добивается принятия парламентом билля о строгом запрете использования чистильщиками труб детского труда?

— Это правда? — радостно вскрикнула Валета. — Вы поддержите его?

Маркиз понимал, что она страстно желает услышать от него положительный ответ, но был не готов дать кому бы то ни было столь серьезное обещание. Поэтому ответил как можно более нейтрально и осторожно:

— Я еще обдумываю этот вопрос.

— Пожалуйста, пожалуйста! — взмолилась Валета. — Мне невыносимо сознавать, что маленькие, нежные мальчики, подобные Николасу, повсеместно страдают и подвергаются невиданным издевательствам!

Ее голос сильно задрожал.

— Вы, наверное, слышали, что большинство из них страдают так называемым «раком трубочиста»?

Маркиз поднялся на ноги.

— Послушайте, Валета, у меня такое ощущение, что история с Николасом произвела на вас чересчур сильное впечатление. Девушки вашего возраста мечтают совсем о другом: их интересуют балы, встречи с ровесниками!

Валета скептически скривила губы, и маркиз, поняв, что его слова прозвучали для нее абсолютно неубедительно, вновь заговорил. На этот раз с большим чувством.

— Вы спасли Николаса. И должны успокоиться на этом.

Поймите, вы не в состоянии заставить всех людей на свете чистить в своих домах трубы, используя при этом наиболее эффективный и дешевый метод!

Глаза Валеты возмущенно блеснули. Она приоткрыла рот, намереваясь вступить с маркизом в жаркий спор, но он не дал ей такой возможности.

— Я обещаю вам, что сам позабочусь об этом ребенке.

Николас получит образование, а когда подрастет — то и подходящую работу. Но сразу предупреждаю: я не собираюсь выкупать всех мальчиков-чистильщиков и устраивать их жизнь!

Прошу вас запомнить это.

Валета долго и напряженно молчала. Потом заговорила тихо и медленно:

— Я очень благодарна вам… за Николаса. И не хочу надоедать… и беспокоить вас своими затеями и тревогами. Но тот факт, что в столь богатой стране, как наша, существует столько несправедливости, жестокости и страдания и что это мало кого волнует, не дает мне покоя…

Маркиз предпочел не отвечать на ее слова.

— Предлагаю побеседовать теперь о вас. Рано или поздно нам все равно придется серьезно поговорить об этом.

— Мне… не хочется… доставлять вам… лишние хлопоты…

Валета сказала это очень смущенно, но спустя несколько мгновений добавила более уверенно:

— Я ведь уже просила вас, милорд, не думать обо мне. Я вполне довольна своей жизнью. Главное для меня — оставаться в этом доме.

— Возвращаться к этому нашему спору у меня нет ни малейшего желания, — твердо заявил маркиз. — Я решил, что завтра нам с вами следует навестить мою матушку.

Валета замерла в изумлении. Маркиз и сам поразился собственным словам. Дело в том, что он не намеревался предлагать ей ехать вместе к его матери. Эта идея родилась в нем несколько мгновений назад.

— Навестить вашу матушку? — переспросила Валета.

— Она живет на расстоянии пятнадцати миль отсюда в доме, который ей подарил отец. Купил его просто потому, что маме он очень понравился. Некоторые боятся мою матушку. У нее жесткий характер. Но мне хочется, чтобы вы познакомились с ней. Возможно, она подскажет нам, как устроить вашу дальнейшую жизнь.

Валета долго молчала.

— Вы… настаиваете… чтобы я ехала… с вами? Может… мы обойдемся… и без советов… вашей матушки? Если вы… убеждены, что мне нельзя жить без компаньонки… то я могу пригласить кое-кого.

— Кого именно? — спросил маркиз.

— У меня когда-то была гувернантка, — ответила Валета. — Мы с ней прекрасно ладили. Боюсь, сейчас она слишком стара и не вполне здорова, но приехать ко мне погостить, даже на длительный срок, не откажется.

Валета не стала рассказывать маркизу, что гувернантка и няня всегда друг друга недолюбливали.

Естественно, смолчала и о том, что заговорила о старой воспитательнице лишь из страха перед его страстным желанием изменить ее жизнь. Ей хотелось общаться со своим попечителем как можно реже.

Маркиз углубился в раздумья. При мысли, что столь красивое юное создание, как Валета, будет сидеть дома в обществе двух старых дам, одна из которых к тому же больна, по его спине побежали мурашки. Но он не высказал своих соображений вслух. Поступил осторожнее.

— Думаю, что сначала нам все же стоит съездить к моей матушке. Если же ее советы придутся вам не по душе, тогда пригласите свою гувернантку.

Валета едва заметно вздохнула.

— Когда я должна быть готова? — покорно спросила она.

Маркиз прищурил взгляд.

— Сегодня я отправлю слугу, который сообщит матушке о нашем приезде. Значит, завтра заеду за вами в одиннадцать часов утра.

— Хорошо. Я буду вас ждать, милорд. — Валета взглянула ему в глаза. — Наверное, я еще раз должна поблагодарить вас…

— В этом нет необходимости, — отрезал маркиз. — Удивительно, но я уже стал привыкать к тому, что вы постоянно не согласны со мной, что то и дело пытаетесь вступить со мной в спор, что в каждом нашем разговоре стремитесь доказать мне, что я не прав. Ничего. Когда-нибудь вы поймете, что и сами во многом ошибаетесь.

— Я безмерно благодарна вам… за Николаса… ваша светлость…

— При чем тут Николас? — раздраженно спросил маркиз. — По-моему, мы разговаривали совсем о другом. Но уверяю вас, что сегодня же попрошу мистера Чемберлена разместить объявления в газетах. В том числе в «Тайме».

Валета восторженно хлопнула в ладоши:

— Спасибо вам! Огромное спасибо!

Сколько неподражаемой искренности, сколько естественности и неподдельности было в этой необыкновенной девушке!

Маркиз вынул из кармана жилета часы на цепочке и только хотел сообщить Валете, что торопится, как она воскликнула:

— Может, вы хотите взглянуть на мальчика?

В ее голосе звучало явное сомнение в том, что маркиз ответит на ее вопрос положительно, поэтому он решил, что должен поступить иначе.

— Конечно, я хочу взглянуть на него. Как раз собирался попросить вас привести его и показать мне. Уверен, этот ребенок изменился до неузнаваемости!

— Я скоро вернусь. Вместе с Николасом! — радостно сообщила Валета и выпорхнула из гостиной.

Губы маркиза растянулись в несколько печальной улыбке.

В необычных ситуациях он оказывался нередко. Но ни разу в жизни ему еще не доводилось общаться с молоденькой красивой женщиной, которая смотрит на него с ненавистью и думает лишь о мальчике-чистильщике.

В это было трудно поверить, но он не сомневался, что женихов у Валеты не водится. Она совершенно не умела кокетничать.

И в беседах с ним вела себя слишком прямолинейно, слишком честно.

Маркиз почувствовал сильное смущение, когда признался себе в том, что, действуй она более хитрыми способами, он уже давно бы вступил в продолжительные дебаты в палате лордов, касающиеся социального неравноправия. Возможно, даже примкнул бы к радикалам.

Он неуютно поежился и нахмурил брови, невольно вспомнив о Лайонеле.

И о том дне, когда получил очередное письмо от друга из Лондона, в котором сообщалось, что Лайонела видели толкавшим пылкие речи на Трафальгарской площади. Он выступал против богатых землевладельцев и работодателей, обращавшихся с теми, кто на них работает, как со скотом.

Письмо заканчивалось следующими строками:

Я всегда относился с великим почтением к семье Стивингтонов и очень сожалею, что ваш брат ведет себя подобным образом. Могу посоветовать единственное: попытаться растолковать Лайонелу, что он не прав.

Маркиз смял тогда письмо и раздраженно швырнул его на стол.

Он прекрасно знал, что беседы с братом не приведут ни к чему хорошему. Все они заканчивались скандалом и взаимными оскорблениями.

Маркиз был человеком неглупым и понимал, что поведение Лайонела вызвано отнюдь не искренним желанием помочь беднякам, а стремлением досадить ему, Серле.

Неистовство Лайонела являлось порождением обыкновенной ревности, злобы и зависти.

«Не хватало только стать попечителем еще одной защитницы угнетенных!» — подумал маркиз.

Следует научить ее каким-то образом быть менее сентиментальной и жалостливой. Так слишком тяжело жить, решил он.

В это самое мгновение дверь отворилась, « и в гостиную вошла Валета, ведя за руку мальчика.

Маркиз поразился произошедшей в ребенке перемене.

Вместо перепачканного сажей несчастного существа, каким он был вчера, перед ним стоял симпатичный ребенок.

Оказалось, его волосы светлые, а кожа нежная и белая.

На нем была опрятная одежда, правда, дешевая, по-видимому, наспех купленная в деревенском магазине. Несмотря на это, ребенок держался с достоинством.

Выражение его лица отличалось несомненным благородством, а черты — красотой и правильностью линий.

— Вот и Николас! — воскликнула Валета, с гордостью кивая на мальчика. — Это тот джентльмен, который спас тебя!

Забрал у мистера Сиббера, — объяснила она, немного наклонившись к мальчику. — Ты должен поклониться ему и поблагодарить его за все, что он для тебя сделал.

Маркиз сразу заметил, что, как только мальчик вошел в гостиную и увидел в ней мужчину, сразу напрягся и насторожился.

— Спасибо… за то, что… спасли меня, сэр, — несколько испуганным голосом пробормотал ребенок и поклонился, не выпуская руки Валеты из своей ручки.

— Вообще-то благодарить тебе следует мисс Лингфилд, — сказал маркиз.

И, к своему немалому удивлению, опустился на корточки, чтобы иметь возможность смотреть Николасу прямо в глаза.

— К счастью, теперь все страдания, которые тебе пришлось пережить с тех пор, как ты покинул дом, позади.

Мальчик недоверчиво моргнул.

— У твоего папы есть лошади? — спросил вдруг маркиз.

Некоторое время Николас растерянно молчал. Потом склонил голову набок и сказал:

— Я умею ездить верхом. И у меня есть пони.

— Как его зовут? — осторожно поинтересовался маркиз.

Ребенок долго пыхтел, напряженно размышляя о чем-то, потом ответил:

— Рафус! Моего пони зовут Рафус.

Маркиз победно взглянул на Валету, потрепал Николаса по голове и поднялся на ноги.

— Как было умно с вашей стороны задать ему подобный вопрос, — вполголоса произнесла Валета. — Я даже не подумала о том, что в таком возрасте он уже может сидеть в седле.

— Надеюсь, со временем Николас поведает вам и еще о чем-нибудь важном, например, о том, где он жил. Возможно, это поможет нам догадаться, откуда он: с юга, севера, востока или запада Англии.

В голосе маркиза сквозила ирония, но Валета решила, что не должна обращать на это внимания.

Она была очень признательна ему за то, что он добр к ребенку, а это чувство даже ослабило живущую в ней ненависть по отношению к нему.

— Я должен покинуть вас, — сообщил маркиз, еще раз взглянув на часы. — Завтра ровно в одиннадцать я за вами заеду. Будьте готовы.

Он догадывался, что ее так и подмывает опять попытаться отказаться от предстоящей поездки, однако она ничего не сказала. Лишь молча проследовала за ним по небольшому коридору, провожая его до самого крыльца, ведя за ручку Николаса.

На улице у лестницы, ведущей к парадному входу в дом, маркиза поджидал фаэтон, запряженный парой лошадей.

Увидев его, мальчик издал радостный вопль:

— Фаэтон! — крикнул он. — Почти такой же, как у моего папы!

Он выдернул руку из ладони Валеты, сбежал вниз по ступеням и приблизился к лошадям.

Валета торжествующе взглянула в глаза маркизу.

— В том, что я права, не может быть никаких сомнений, — сказала она приглушенным голосом.

Маркиз усмехнулся:

— М-да… Мы непременно должны разыскать родителей этого мальчонки.

— Я об этом мечтаю, — ответила Валета. — Хотя не могу себе представить, как переживу расставание с этим ребенком.

Он такой славный!

— Вам, моя дорогая, пора подумывать о создании собственной семьи, — заметил маркиз. — О собственных детях!

Она ничего не ответила, лишь насупилась и несколько напряглась.

Маркиз забрался в коляску и взял в руки поводья.

— Фаэтон, — пробормотал Николас. — Фаэтон, как у папы…

Направляясь к дому через парк, маркиз размышлял о Валете, о ее увлечениях и бесподобном характере и о маленьком мальчике, выкупленном у трубочиста.

Экипаж, стоявший у главного входа в его собственный дом, он заметил еще издалека. И сразу понял по изображению герба на дверцах и по цвету форменных ливрей стоявших рядом лакеев, кто к нему пожаловал.

Душу маркиза охватило неприятное чувство, и он замедлил скорость, спускаясь по мосту через озеро к своему дому.

«Только бы Фрэдди уже вернулся», — взмолился про себя маркиз, останавливая лошадей во дворе.

— Мисс леди Дайлис Повик ожидает вас в голубой гостиной! — сообщил дворецкий, как только хозяин появился в холле.

— А капитан Уэйборн уже приехал с рыбалки? — спросил маркиз.

— Нет, ваша светлость.

Маркиз нехотя поднялся по лестнице и направился туда, где располагалась голубая гостиная.

Так называли именно ту комнату, в которой из трубы выпал Николас.

Леди Дайлис сидела в кресле с высокой спинкой.

Наверняка она выбрала его не случайно: на его фоне ее светлые волосы с рыжеватым отливом смотрелись особенно эффектно.

Ее глаза, обрамленные подкрашенными тушью ресницами, были полуприкрыты. Именно этот взгляд многие из ее поклонников называли колдовским.

Когда маркиз вошел в гостиную, леди Дайлис одарила его умопомрачительной улыбкой, явно рассчитывая» на то, что перед этой уловкой он не устоит.

Однако маркиз оставался невозмутимым.

— Что ты здесь делаешь, Дайлис? — спросил он, медленно приближаясь к гостье. — Почему не предупредила меня о своем приезде?

Леди Дайлис кокетливо склонила голову набок.

— Разве это так необходимо, когда речь идет о нас с тобой? — спросила она соблазнительным тоном. — Я так долго ждала тебя в Лондоне. Никак не могла понять, чем ты занимаешься в этой деревне.

— У меня здесь масса дел, — ответил маркиз серьезным тоном. — В данный момент я принимаю на место ушедшего на пенсию доверенного нового человека. Необходимо все объяснить ему, рассказать об особенностях хозяйствования на наших землях.

Леди Дайлис звонко рассмеялась:

— Мой милый Серле, я не верю собственным ушам! Слышать от тебя подобные вещи просто странно. Неужели ты и вправду заинтересовался доверенными и землями? Наверное, увлекся также коровами и свиньями? Не боишься поглупеть среди свинопасов и фермеров?

— От совершения глупых поступков не застрахован никто из нас, — ответил маркиз. — С какой целью ты решила приехать сюда? Просто захотела повидаться со мной или остановилась у кого-то поблизости?

— Я приехала к тебе, — пропела леди Дайлис сладким голосом. — Скоро сюда прибудет второй экипаж с моими вещами и служанками.

Маркиз нахмурился:

— Видишь ли, Дайлис, в настоящее время я не устраиваю никаких увеселительных мероприятий. Мы отдыхаем с Фрэдди только на теннисном корте или когда ездим верхом на прогулки. Ты здесь умрешь со скуки. Поэтому не можешь остаться.

— Я не ослышалась? — спросила леди Дайлис. — Ты не разрешаешь мне пожить с тобой, несмотря на то, что в прошлом подобные вещи случались у нас довольно часто?

— Наедине в Труне мы не оставались ни разу в жизни, — напомнил маркиз.

— Но оставались во многих других местах!

— Это вовсе не одно и то же!

— Интересно, почему?

— Потому что Трун — мой дом. И, находясь в нем, я обязан соблюдать элементарные правила приличия, — заявил маркиз.

Леди Дайлис вновь залилась смехом, но на этот раз он отнюдь не ласкал слух, был резким и нервным.

— Что с тобой произошло, Серле? — спросила она, успокоившись. — Я отказываюсь верить в то, что ты не хочешь позволить мне переночевать в твоем доме, хотя бы сегодня.

— Наверное, ты удивишься, Дайлис, но сейчас, когда здесь нет ни одной другой женщины, я не могу разрешить тебе остаться у меня на ночь.

— Что? — вскрикнула леди Дайлис. — Мне кажется, ты сходишь с ума, Серле! Ты говоришь мне подобные вещи после всего, что между нами было? Раньше тебе и в голову не приходило задумываться о правилах приличия!

— То, чем мы занимались, когда оставались вместе в домах друзей, — совсем другое дело, — ответил маркиз. — Здесь же, в моем собственном доме, мы у всех на виду.

Леди Дайлис прищурила глаза:

— У меня такое впечатление, Серле, что ты стыдишься меня!

— Ты очень ошибаешься. — Маркиз покачал головой. — Я просто не хочу, чтобы о нас пошли грязные слухи.

— А помнишь ту вечеринку, которую ты устраивал именно здесь месяц назад? Я тоже была ее участницей. А то, как мы праздновали тут Пасху? Тогда тебя не волновали ни сплетни, которые наверняка мгновенно разлетелись по округе, ни рамки приличия, — издевательским тоном произнесла леди Дайлис.

— Я сожалею о том, что мы вытворяли здесь во время упомянутых тобой вечеринок. Поэтому тем более не хочу усугублять ситуацию.

— Если уж общественное мнение стало для тебя настолько важным, — тихо пробормотала леди Дайлис, — тогда давай узаконим наши отношения.

Как только маркиз увидел сегодня у дома экипаж леди Дайлис, сразу догадался, что она заведет речь о женитьбе.

Сейчас же, когда эти слова слетели с ее губ, он почувствовал себя крайне дискомфортно и решил, что любыми способами должен вырваться из этой ловушки.

Ему вдруг стало отчетливо понятно, что от желания жениться на леди Дайлис не осталось и следа.

Он не знал, с чем это связано, но сознавал, что ее чары над ним неожиданно утратили былую силу. В его душе не было сейчас ни восхищения ею, ни желания находиться с ней рядом.

Раньше одно присутствие этой, несомненно, красивой женщины вызывало в нем гамму разнообразных ощущений: его волновал каждый взмах ее длинных ресниц, каждое движение алых губ.

Казалось, ее прелести способны удерживать рядом с собой нескончаемо долго, Сегодня же он неожиданно понял, что свободен от ее колдовства, что чем бы ни было его к ней отношение, оно безвозвратно ушло.

Дайлис обладала чудесной внешностью, в этом ни у кого не возникало сомнений. Но красота ее напоминала красоту холодных мраморных статуй.

Леди Дайлис напряженно ждала. Ждала от маркиза предложения выйти за него замуж.

Он натянуто рассмеялся:

— Странно, что ты заговорила об этом, Дайлис. Ведь ты знаешь не хуже, чем я, что оба мы не созданы для семейной жизни. Только представь, что с нами стало бы, если каждый из нас проснулся бы утром и осознал, что отныне он зажат в тиски брачных уз. Уверен, что через несколько недель мы бы взвыли от скуки.

— Ты не прав, Серле. Ты и я созданы друг для друга, — спокойно ответила леди Дайлис. — Мы получаем удовольствие от одних и тех же развлечений, какими бы безумными они ни казались всем остальным. Нам нравится быть наедине…

Она искусно понизила голос, договаривая последние слова. В такие моменты маркиз обычно приближался к ней и заключал ее в жаркие объятия.

Сейчас же не сдвинулся с места.

— Я могу лишь повторить, Дайлис: полагаю, что женитьба не для таких людей, как мы с тобой.

— Ты уверен в этом? — промурлыкала леди Дайлис. — Думаю, Лайонел обрадуется, когда узнает о твоем убеждении.

Маркиз встрепенулся:

— Лайонел? А при чем здесь Лайонел? Тебе о нем что-нибудь известно?

— Понсонби рассказал мне о том, какие он толкает речи на площади. А еще болтают, будто на твоего братца уже нарисовали карикатуру. Он изображен на ней в компании всякого сброда, с которым обычно общается, подстрекающим поджечь дом одного из землевладельцев.

На лбу маркиза образовалась глубокая складка.

Он знал, что карикатуристы злобны и безжалостны, но никогда не думал, что героем одного из их «произведений» станет однажды член его собственной семьи.

— Поэтому, милый мой Серле, тебе следует как можно быстрее обзавестись наследником, — улыбаясь, сказала леди Дайлис.

— У меня еще уйма времени, — пробормотал в ответ маркиз. — И потом, я не намереваюсь идти под венец только для того, чтобы досадить Лайонелу.

Последовало молчание. Дайлис тщательно обдумывала, как ей действовать дальше.

— Я могу устроить тебя на ночь в доме леди Форсетт, — предложил маркиз. — Уверен, там тебе будет уютно и комфортно. А завтра утром отправишься обратно в Лондон.

Леди Дайлис с грациозностью кошки поднялась с кресла.

Страусовые перья на ее шляпе с широкими полями красиво заколыхались.

Маркиз почувствовал исходивший от Дайлис чудесный аромат. Этот запах преследовал всех ее любовников и воскрешал в них незабываемые воспоминания о жарких страстных ночах, проведенных с нею.

Маркиз сразу понял, что она задумала.

Но не пытался убежать. Даже если бы он и захотел это сделать, то не успел бы.

Изящные руки Дайлис обвились вокруг его шеи. Она трепетно прижалась к нему.

— Ты наказываешь меня за какой-то проступок, Серле?

Но я даже не знаю, в чем он заключается. Без тебя, я просто сходила с ума, — прошептала она. — Я приехала, потому что не смогла бы больше ждать… Я хочу тебя и уверена, что ты меня тоже хочешь…

Маркиз не сопротивлялся. Он уже чувствовал, что ее чары, которые всегда овладевали им, начинают действовать, и был не в состоянии противостоять им.

Дайлис приподнялась на цыпочки, крепче обняла его и потянулась к нему губами, Еще секунда, и они слились бы в умопомрачительном поцелуе, но в это мгновение послышался шум раскрывающейся двери, и в гостиную вошел Фрэдди.

— Здравствуй, Дайлис! — воскликнул он. — Я увидел твой экипаж у главного входа.

Маркиз высвободился из объятий Дайлис, и она, отступив от него на шаг, метнула в сторону Фрэдди испепеляющий взгляд.

— Успешно порыбачил? — поинтересовался у друга маркиз.

— Поймал две форели, но такие маленькие, что решил отпустить их, — ответил Фрэдди.

Неторопливо пройдя к камину, он посмотрел на Дайлис и иронично улыбнулся:

— Дайлис, что привело тебя в эту глушь? Наверное, я задаю глупые вопросы… Не желаешь упускать Серле?

— Фрэдди, оставь нас! — раздраженно вскрикнула Дайлис и вновь опустилась в кресло. — Я приехала, чтобы поговорить с Серле, а не с тобой.

Фрэдди усмехнулся:

— Даже не сомневаюсь в этом. Но в данный момент Серле ужасно занят. Вряд ли у него найдется время для разговоров с .тобой.

— Для меня у него всегда найдется время! Правда же, милый?

Леди Дайлис протянула маркизу руку, но он сделал вид, будто не заметил этого жеста.

— Я только что объяснил Дайлис, что она не может оставаться на ночь в этом доме. И предложил ей переночевать у Форсеттов, — сказал он Фрэдди.

Леди Дайлис рассмеялась неестественным нервным смехом.

— Что ты сотворил с Серле? — спросила она Фрэдди, изо всех сил пытаясь выглядеть спокойной. — Он стал настолько благоразумным, что я его не узнаю. Никогда не думала, что подобное возможно.

Фрэдди взглянул на маркиза:

— Я согласен с Серле. Тебе, Дайлис, здесь нельзя оставаться. Но если ты будешь очень настаивать… Мы могли бы организовать вечеринку. Как ты на это смотришь, Серле?

Пригласим ту красивую девушку, которая недавно потеряла отца.

Выражение лица леди Дайлис резко изменилось.

— Какую еще девушку? Когда я была здесь на последней из пирушек, не видела никаких девушек.

— Времена меняются, — ответил Фрэдди, — А чтобы ты и прелестная Валета Лингфилд чувствовали себя комфортно, мы можем пригласить на наш вечер и вдовствующую маркизу. Она живет не так далеко и вполне может побыть сегодня вашей компаньонкой.

Из груди леди Дайлис вырвался негодующий вопль.

— Я не понимаю, о чем ты ведешь речь! И кто такая эта Валета Лингфилд?

— Неужели Серле еще ничего тебе не рассказал? — с наигранным удивлением спросил Фрэдди. — Мистер Лингфилд в своем завещании назначил его попечителем своей дочери.

Должен заметить, что к новым обязанностям Серле относится очень ответственно.

Леди Дайлис поджала губы и уставилась на маркиза, ожидая от него объяснений.

Но он задумчиво смотрел на друга и, казалось, не замечал ее многозначительного взгляда.

— Фрэдди прав. Мы можем устроить вечеринку, — сказал он наконец.

— Ты ведешь себя просто нагло! — выпалила леди Дайлис. — Я приезжаю к тебе, говорю, что больше не могу без тебя жить, а ты устраиваешь мне такой замечательный прием!

— Извини, — спокойно ответил маркиз. — Мы давно знакомы, и я был уверен, ты знаешь, что в Лондоне я веду себя совсем не так, как здесь.

— Я понятия об этом не имела! — сердито ответила леди Дайлис. — С тобой что-то случилось, и я никак не могу понять, что именно. Если я отправлюсь в Лондон, ты поедешь со мной?

— Не уверен, — сказал маркиз. — Скорее всего я вернусь туда через неделю, не раньше. Все зависит от того, как быстро я справлюсь с делами.

— Какими делами?

— Ты, вероятно, не поймешь, но это очень важно.

— Мне кажется, Дайлис, тебе следует успокоиться, — вновь подключился к беседе Фрэдди. — И выпить чего-нибудь. Например, шампанского. Наверное, ты устала в дороге. За это время лошади немного отдохнут, и ты сможешь отправляться в обратный путь. К ужину будешь в Лондоне.

Дайлис жалобно посмотрел на маркиза, ожидая от него защиты.

Но тот, даже не взглянув на нее, невозмутимо подошел к шнурку колокольчика и дернул за него. Буквально через минуту на пороге появился лакей в форменной ливрее. Маркиз велел ему принести шампанское.

Фрэдди уселся в кресло рядом с леди Дайлис и беспечно откинулся на спинку.

— Что новенького у Джеймса, Дайлис? — полюбопытствовал он. — Уверен, тебе известны все новости.

— Фрэдди, прошу тебя, оставь нас с Серле наедине, — ответила леди Дайлис. — Нам нужно серьезно поговорить.

— А я хочу поговорить с тобой, — упрямо заявил Фрэдди. — Вечерами в нашей холостяцкой обители ужасно скучно.

А появление в ней красивой женщины сравнимо с возникающей на небе радугой!

Он подмигнул маркизу и улыбнулся:

— Верно я говорю, дружище?

— Какой ты зануда, Фрэдди! — прошипела леди Дайлис. — Я ведь сказала тебе, что должна поговорить с Серле!

Фрэдди усмехнулся:

— Я догадываюсь, что ты намереваешься сделать: в очередной раз одурачить его и заполучить его разрешение остаться. А ведь его доводы против этого абсолютно правильны. — Он поморщился, — Если ты добьешься своего, то перевернешь весь дом с ног на голову! Я это терпеть не могу.